й. Фарахов соединил зачищенные концы провода. В глубине завала блеснуло пламя. Мохнатый султан черного дыма развалил снежную перемычку, рванулся в небо. Высокие белые стены поднялись над нею. Увенчивающие их пенистые гребни коротко замерли. Глухо рявкнуло. Вода рванулась в открытое взрывом русло, закружила снежную кашу, понесла. Белые стены сомкнулись наверху и с нарастающим гулом обрушились на клокочущий поток, заклубились, поднимая легкую белесую дымку. Ветер подхватил ее, понес над Тулвой, открыл медленно движущуюся в глубь завала подвижную снежную массу. Еще не затихли раскаты взрыва, как склон высокого рыхлого бугра на правом берегу пришел в движение. Широкий поток снега устремился вниз, накрыл узкий разрыв в завале. Придавленная навалившейся сверху тяжестью, вода прорывалась под медленно шевелящимся на ней снегом, постепенно подмывая его снизу. Лишь по бурлящему в центре завала водовороту угадывалась не видная с берега яростная борьба снега и воды. Плотная струя подтачивала теснящий ее снег, с хищным клекотом отжимала его в стороны. Люди на берегу застыли. В напряженной тишине слышалось лишь шипение догорающих факелов. Странно громко прозвучал чей-то срывающийся шепот: - Все!.. Накрылось. И, словно в ответ на эту реплику, левая сторона завала не выдержала растущего напора воды, медленно сдвинулась с места и, разваливаясь на ходу, открыла поворот Тулвы. С бугра на правом берегу все еще сбегали снежные ручьи, иногда увлекали с собой глыбы, сломанное деревцо. Но они уже были бессильны. Клокочущая вода подхватывала их и стремительно уносила за поворот реки. Самохин увидел влажное от пота лицо Фарахова, каменно-неподвижную спину Фетисовой, застывшего с восторженно приоткрытым ртом Андрея Егорыча и провел ладонью по лбу. Неужели все кончилось?.. Кончилось! Первой опомнилась Фетисова. - Напрасно я погнала ребят в горы. - Она глубоко и облегченно вздохнула. - Не напрасно. - Самохин посмотрел на Кекур, освещенный первыми лучами далекого еще солнца Петушиный Гребень. - Люди еще не вернулись. За плечами у него нарастал радостный гомон. И с новой силой вспыхнула тревога за дочь, за тех, с кем она делит опасности этой страшной ночи. Такого спуска не помнили ни Буркова, ни Люся, ни даже Шихов. Но труднее всех пришлось Крестовникову. Лежать в колышущейся горной лодочке и бессильно вслушиваться в тяжелое дыхание тех, кто, выбиваясь из сил, тащит его!.. Иногда Клава оборачивалась. В луч фары попадали туго натянутые серебристые лямки, чье-то неузнаваемо изменившееся, белое, словно отлитое из гипса, лицо, лыжника или лыжницы - не разберешь. А потом снова тьма, шумное дыхание усталых людей да шорох снега под днищем. Вела группу Клава. Укрепленная на ее лбу фара освещала лишь клочок лыжни да иногда вырывала из темноты камень. Зато дальше мрак становился настолько непроглядным, плотным, что казалось, сделай еще несколько шагов - и до него можно будет дотронуться рукой. Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба... Часть склона, где лавина сорвала основную массу снежного покрова, он прошел без особых усилий. Но, уже спускаясь во вмятину, остановившую распространение лавины, Саня провалился по пояс в сугроб. Еще шаг, другой - и он увяз по грудь. Кто-то заметил барахтающегося в снегу парня и выручил, бросил ему веревку. Наклон усилился. Все чаще лыжи проскальзывали. Приходилось притормаживать. Особенно доставалось тем, кто шел в лямках. Лодочку уже не столько тянули, сколько придерживали на скате. - Ребята! - Буркова подождала, пока подтянулись отставшие. - Надо бы поставить на лыжи Саню. Хоть на время. Вася молча нагнулся и стал отстегивать крепления. - Нет, нет! - остановила его Буркова. - С твоим весом по такому снегу недалеко уйдешь. - Бери лыжи. - Люся успела отстегнуть крепления и сошла с лыж в сугроб. - Я меньше всех устала. - Правильно, - поддержала ее Буркова. Она видела в поступке Люси лишь справедливое и разумное решение. - Устанешь, не пижонь, скажи. Люся шла тяжело. Под толстым слоем рыхлого метелевого снега был слежавшийся хрупкий наст. Он не выдерживал тяжести ноги, проваливался. Желая отвлечь себя от растущего ощущения усталости, Люся стала считать шаги. Сбилась. Снова начала считать, стараясь не смотреть на редкие огоньки поселка. Они по-прежнему оставались далекими, недоступными. Такой усталости Люся в жизни не испытывала. Несколько раз она уже была готова признаться в ней, остановить Буркову и не могла. Остальные устали не меньше. У кого можно попросить лыжи? Ребята, часто меняясь в лямках, тащили лодочку с Крестовниковым. Клава ведет группу. - Надо отдохнуть, - не выдержала Люся. - Пора, - согласилась Клава. Люся тяжело опустилась на уложенные по борту лодочки щупы. Взглянула на часы и недоверчиво поднесла их к уху. Идут! Неужели группа движется всего пятьдесят минут? Сколько же они прошли? Километра два? Или двести метров? На ее холодное запястье легла теплая мужская ладонь. - Устали? - спросил Крестовников. - Не больше, чем остальные, - качнула головой Люся. - Я не слабее других. - Не слабее, - мягко согласился Крестовников. - Знаю. Зато куда упрямее. Еще по лагерю помню. А как вы требовали, чтоб я взял вас в разведку. - Знали б вы, как я чувствовала себя все эти дни в поселке! - Люся помолчала, подбирая нужные слова. - Как человек, сидящий сложа руки в горящем доме. Из темноты прозвучал голос Бурковой: - Подъем, ребята. От одной мысли, что надо встать, усталость с новой силой сковала тело. Но Вася и Шихов уже взялись за лямки лодочки. Поднялись и остальные. - Люся! - позвала Буркова. - Становись на мои лыжи. - А кто поведет? - спросил Шихов. - Люся и поведет. - Клава передала Люсе фару. - Лыжня хорошая, четкая. На лыжах Люся ожила. После изнуряющего пешего передвижения по сугробам у нее как бы появилось второе дыхание. Буркова отстала, затерялась в темноте. Люся остановилась, подождала старшую. - Я отдохнула... - начала было Люся. - Следи за лыжней, - строго сказала Клава. - Не отвлекайся. Над иззубренным хребтом повисло подрумяненное с востока облачко. В светлеющем глубоком небе тонули мелкие звезды. Зато склон впереди стал еще темнее. Лыжи стремились выскользнуть из-под ног, держали все тело в постоянном напряжении. Приходилось почти непрерывно притормаживать. За спиной послышался сдавленный возглас. Саня скользнул вниз, но успел вовремя свалиться на бок, под рванувшуюся по откосу лодочку. - Привал! - крикнула Люся и отыскала взглядом Клаву. - Бери лыжи. Дальше я пойду пешком. - Я сама скажу, когда мне понадобятся лыжи. - Клава легла навзничь, широко раскинув руки, расслабила все тело. Люся тоже легла на спину. Она смотрела на голубеющее над хребтом прозрачное небо. Сколько же времени длится их спуск?.. Буркова не спешила с выходом. Крутизна склона все увеличивалась. Спускаться усталым людям, да еще и с нагруженной лодочкой, было опасно. И Клава зябко ворочалась, глубже засовывала руки в рукава, но команды "подъем" не подавала. Первые лучи солнца достали гребень горы, вызолотили снежного медведя, оставшегося без одной лапы, окрасили в багрянец выщербленный камень. Предрассветный сумрак отступал медленно, прятался под скалами, неохотно уползал в расселины, таял в снежных складках. Но утро, золотистое, яркое, постепенно спускалось с гребня. Все в природе прихорашивалось в ожидании солнца, заблистали снежные карнизы наверху и гребни заструг на склоне, даже камни жадно ловили мшистыми вершинами первый розовый свет. - Пошли, ребята! - Буркова отряхнула налипший на лыжный костюм снег. Продрогшие, они поднимались медленно. Люся видела понурые фигуры, усталые лица, серые, обветренные губы в розовых трещинах. Она потерла ознобленные, негнущиеся руки, с трудом разгибая ноющие ноги, встала. - Дальше мы пойдем несколько иначе. - Буркова обернулась к Люсе: - Дай лыжи. Люся молча отстегнула крепления и сошла в снег. - Мы пойдем так, - сказала Клава, - Люсю посадим на корму лодочки. - Почему именно меня? - вырвалось у Люси. - Ты легче, чем я или Сима. Спуск становится все круче. Придется больше тормозить лодочку, чем тянуть. Вот ты и займешься этим. Скользнула лодочка - опускай ноги в снег, тормози. Мало будет - соскочи, придержи ее руками. Но Люся просидела на остром борту лодочки недолго. Лодочка рыскнула вниз и боком поехала в сторону. Притормозить ее ногами не удалось. Люся соскользнула в снег и навалилась грудью на тонкий, режущий даже через теплую одежду борт... Обессилевшие люди - спасатели и спасенные - сидели продрогшие, со стянутыми холодом лицами. Усталые тела требовали только одного - не двигаться. Люся сжалась в комок на краю лодочки. Вдруг она вскочила, выпрямилась, напряглась. Неужели ей почудилось?.. - Люди! - неожиданно звонким девчоночьим голосом закричала Клава. Она стояла на краю ската и, взмахивая над головой лыжными палками, повторяла: - Люди-и!.. Люди иду-ут!.. Спасатели и спасенные бежали к ней, проваливаясь в снег, падали и снова вскакивали на ноги. Даже Крестовников оперся обеими руками на борт лодочки и приподнялся. По круче поднимались двое в серых комбинезонах. Один из них остановился и помахал рукой. - Теперь пойдем веселее! - воскликнул Шихов, увидев своих людей. - Ребята здоровые. Не устали. Черта сволокут под гору! - подхватил Вася. Первым поднялся на гору старшина. Вытер ладонью потное, красное лицо. - Товарищ майор! - Он кашлянул, восстанавливая сбившееся на подъеме дыхание. - По приказанию начальника комбината прибыли за вами и рацией. - За мной? - Шихову стало неловко под обращенными на него взглядами измученных товарищей. - Почему именно за мной? - В поселке дела неважные, - произнес старшина уже другим, неофициальным тоном. Он коротко рассказал о новой опасности: подступающей к шахте воде. - Вот что, старшина!.. - Шихов подумал. - Возьмешь рацию и спустишься в поселок... - В поселок пойдете вы, товарищ Шихов, - перебил его Крестовников. Все удивленно обернулись к нему. За весь долгий и сложный путь Крестовников ни разу не вмешался в распоряжения Бурковой, никого ни в чем не поправил. И вдруг такой категорический тон, почти приказ. - Командую танкистами я, - сдержанно напомнил Шихов. - Здесь нет танкистов или рабочих, - настаивал Крестовников. - Есть подрывники и спасатели. - Товарищ Крестовников!.. - Командующий приказал вам помочь выполнить задачу и сделать все, что только в ваших силах, - твердо произнес Крестовников. - Опасность, грозящая комбинату, еще не устранена. И я требую, чтобы вы выполнили приказ командующего. Шихов молчал, потирая ладонью щетинистый подбородок. - В поселок пойдут товарищ Шихов с рацией и один из танкистов! - приказал Крестовников. - Второй танкист останется с нами, заменит в группе майора. - С этой кручи спустимся вместе, - сказал Шихов. - Дальше я пойду со старшиной. Это было невероятно трудно - спускать лодочку с привязанным к ней Крестовниковым по откосу с выступающими камнями. Двое придерживали ее сверху веревками, и один направлял снизу. Лодочка шла неровно, иногда задерживалась на камне, и тогда приходилось оттягивать ее в сторону, выводить на лучшую трассу. Трудно пришлось всем. Но никто не знал, какой ценой достался этот спуск Крестовникову. Лодочка наклонялась все больше. Как он ни берегся, все же пришлось нечаянно опереться на поврежденную ногу. Резкая боль ударила под колено. Желая ослабить давление на больную ногу, Крестовников выбросил обе руки вверх, ухватился за нос лодочки, с усилием подтянулся. Хорошо, что никто сейчас не видел его искаженного лица, не слышал участившегося хриплого дыхания. А спуск тянулся бесконечно. Время от времени Шихов гулко кричал: - Потравлива-ай! Помалу! Дрожала уже и здоровая нога. Каждый толчок днища о склон кручи отдавался острой болью во всем теле. А снизу повторялось однообразное: - Потравлива-ай! Да будет ли этому конец? Голоса приближались так медленно. А тело оставалось напряженным до предела, ждало очередного толчка, боль от которого била уже в поясницу, в спину, отдавала тяжким звоном в голову. Наконец лодочка стала выравниваться. Остановилась. Над нею склонились Люся, Шихов. - Как добрались? - спросил Шихов. Крестовников облизнул сухие жесткие губы. Крупные капли пота скользили по лицу, нависли на подбородке. - Спустился... как на эскалаторе, - с усилием, не очень ловко пошутил он. Шихов понял неуместность своего вопроса и постарался исправить допущенный промах. - Придется пока отдохнуть, - спускать вас будем в три приема. - Веревок на всю кручу не хватит. Крестовников приподнял голову. Сверху неровной вереницей тянулись люди. Впереди с лыжами в руках Саня, последней в цепочке Клава. Дальше крутизна склона несколько смягчилась. Лодочка пошла легче. Возможно, и люди приноровились, выбрали более удачную трассу для спуска. И все же, пока лодочка доползла до конца склона, Крестовников был измотан вконец. Люся дала ему несколько глотков крепкого черного кофе. - Двигаться надо, - поморщился он. - Много отдыхаем. - Впереди еще два спуска, - напомнила Люся. - Два больших спуска, - уточнил Шихов. - Не считая малых. - Ни пуха ни пера вам, майор. - Крестовников протянул руку. - Дальше мы доберемся сами. Беспечный тон его не очень подходил к бледному потному лицу с глубоко запавшими глазами и запекшимися губами с четким следом свежего прикуса. - Старшина! - позвал Шихов. - Берите рацию. Люся лежала на снегу, расслабив все тело и не спуская глаз с Клавы. А та облизывала потрескавшиеся губы и не решалась подать команду к движению. Идти осталось совсем немного. Последний крутой скат. Дальше знакомая лыжня. Но и силы иссякли. Даже здоровяк Вася лежит неподвижно, с закрытыми глазами. Саня не дотянул до привала, свалился метрах в пятидесяти от остальных. Люся прислушалась. Голос! Она с усилием села. Над кручей появилась голова. Еще одна. Помощь! Дальше все шло как в тяжелом и мучительно долгом полусне. Какие-то люди завладели лодочкой. Потом были ступеньки. Бесконечно много рыхлых, поддающихся под ногой ступенек. И наконец лыжня! А внизу тягач с санями. Радостные лица... Сознание выделило голос отца: "Молодцы, ребята! Молодцы!", стоящий вдалеке вертолет (быстро он прилетел!), обжигающее распухшие губы какао и прикосновение теплых рук врача. - ...У одного парня обморожены пальцы ног, - донесся до Люси его голос. - Есть ознобленные... Сильные руки подсадили Люсю в кузов саней. Приятная теплота нагретых одеял окутала продрогшее тело. Крестовников открыл глаза. Первое, что он ощутил, - странно тяжелая нога. С трудом дотянулся рукой до туго забинтованной лодыжки и подумал вслух: - Крепко же я спал! - И крепко, и долго, - произнес в стороне знакомый голос. В углу поднялась со стула женская фигура в белом халате. Люся! Крестовников увидел бледное лицо девушки, темные тени под глазами. Сколько времени провела она у его постели? Откуда у нее столько сил? - Все входит в нормальное русло, - успокоила его Люся. - Вертолет готов. Скоро вылетите в райцентр. А там Москва, университет... - Никуда я не полечу, - перебил ее Крестовников, даже не спросив, когда появился в поселке вертолет, откуда. - Не полечу. - Крестовников неприязненно покосился на бугром выпирающую под одеялом ногу, потом осмотрел незнакомую комнату, белую тумбочку у кровати, застекленный шкаф, марлевые занавески на окнах. - Что с моей ногой? - Ничего серьезного,- ответила Люся. - Вывих. - А намотали на нее!.. - Вы долго оставались без помощи, - сказала Люся. - Это ухудшило травму. Крестовников лежал на спине, не отрывал неподвижного взгляда от беленого потолка. Низкое солнце отпечатало на нем оконные переплеты. Что это? Восход? Не может быть. Закат? Сколько же часов он тогда проспал? - Могу я повидать вашего отца? - отрывисто спросил Крестовников. - Он несколько раз справлялся по телефону, не проснулись ли вы, - ответила Люся. - Сообщите, пожалуйста, что я проснулся и очень хочу его видеть. - Крестовников по-прежнему не отрывал взгляда от потолка. Люся, мягко ступая узорчатыми меховыми туфлями, вышла из комнаты. Крестовников и сам не понимал, зачем ему понадобился Самохин. Улететь из поселка? Сейчас? Это невозможно. На планшете были помечены еще две точки, где предполагался сход лавин. Надо все проверить. Он потянулся к лежащей на тумбочке полевой сумке. Острая боль в лодыжке отбросила его обратно на постель. Нога!.. Крестовников услышал приближающиеся по коридору шаги. Торопливо поправил подушку. Лег поудобнее. В комнату вошли трое. Полный мужчина с глубокими залысинами над высоким гладким лбом размашисто протянул больному руку. - Заместитель председателя облисполкома Медведев, - представился он и показал на стоящего за ним старичка: - Главный инженер ОКСа Мелентьев. - Как чувствуете себя? - осведомился маленький, сухонький Мелентьев. - Так он вам и скажет, как себя чувствует! - усмехнулся Медведев. По тону, каким это было сказано, Крестовников понял, что о нем уже говорили, и вопросительно посмотрел на присевшего в стороне Самохина. - В альпинисты пока не гожусь, - прикрылся он шуткой. - Стоит ли разводить дипломатию с человеком, который схватил черта за рога и отделался легким испугом? - вмешался Самохин. - Вот это верно! - Медведев опустился на стул рядом с койкой. - Будем говорить прямо. - И с подкупающей откровенностью признался: - Мы недооценивали лавинную угрозу. А теперь подсчитали, что выгоднее десятки лет тратиться на противолавинный прогноз и защиту, чем один раз попасть под удар. Вот мы и хотим договориться с вами на будущее. Создайте станцию противолавинного прогноза в наших горах. Приполярная область чуть меньше Англии и Ирландии, вместе взятых. Вы вели наблюдение из Москвы за тремя горными районами. Начните с одного - с нашего. Накопите практический опыт. Разберитесь в нем. Наконец, если вы научитесь видеть дальше и сможете давать лавинный прогноз на Тянь-Шань... - Он заметил протестующее движение Крестовникова и повторил: - Допустим такую смелую мысль: вы дали обстоятельно обоснованный прогноз для далеких от нас горных районов... Очень хорошо! Мы не страдаем местничеством. Поработайте в наших горах. А сделаете что-то сверх нужд области - прекрасно! Все пойдет в общегосударственную копилку. - Мне трудно ответить сразу... - сказал Крестовников. - А мы и не будем ждать ответа, сидя у вашей постели, - остановил его Медведев. - Продумайте, как сделать, чтобы и станция была, и вам не расставаться с университетом. Ведь не хочется бросать преподавание? - Очень не хочется, - подтвердил Крестовников. - То-то! - Медведев встал. - Прежде чем решать, продумайте все. Мы увидимся еще до вашего вылета в Москву. Крестовников проводил взглядом посетителей и внимательно посмотрел на Люсю: - Вот что, Люсенька, решать, как мне поступить, на этот раз придется вам, ясно? Алая тонкая ниточка в лампочке под абажуром стала вдруг светлее, ярче. Вместе с нею светлело исхудавшее и постаревшее за минувшие двое суток лицо Крестовникова...