в 3-5 метров бойцы, охваченные дремотой, прилегли на склонах. Их кони, привязанные на длинные корды, бродили по дну лощины. Свободный конец корды каждый кавалерист крепко привязал к руке. По гребню расположилось боевое охранение, несколько впереди - парные секреты. Все продумано и подготовлено. Теперь Петров сидел на земле, положив голову на колени. Сознание временами проваливалось, наплывали и исчезали видения. Резко качнулось в сторону уставшее тело. Рука сама выпрямилась и уперлась в песок. Разом оборвались видения. Сон как рукой сняло. Петров стал напряженно вслушиваться. Степь молчала. Должны были уже вернуться Назиров и Мангыбай. Полтора часа назад они уехали на разведку в сторону колодцев. Их сопровождало шесть бойцов. Наконец он уловил легкое шуршание, и на гребне появились силуэты всадников. Разведка вернулась. Впереди - все спокойно. До колодцев бойцы не доехали примерно полкилометра. Слыхали ржанье лошадей, выкрики, видели слабо вспыхивающее за ближней сопкой зарево костра. Словом, банда на месте... Наконец светящаяся стрелка часов поползла к цифре, указанной в приказе. Нужно много дней провести в походах, хорошо сработаться, узнать до мелочей друг друга, чтобы, как говорят военные, разобраться, не мешкая, в темноте, привести себя и коня в готовность, занять свое место без шума и суеты. Отданы команды. Несколько минут сборов - и колонна тронулась. Бойцы строго соблюдали приказ - "не курить, не разговаривать, пресекать ржание коней!" Каждый понимал, чем позднее вражеские часовые заметят отряд, тем больше шансов захватить врасплох противника, который численностью значительно превосходит обе небольшие опергруппы и к тому же находится в обороне. Петров все время сверяет направление по компасу и звездам. У Мангыбая нет компаса, да он в нем и не нуждается. Он уверенно ведет по звездам, по приметам местности и еще по каким-то признакам, известным только ему. Между тем стало светать. Черное небо постепенно серело, потускнели звезды. Стали различимы всадники, резче очерчивались вершины гребней. Еще полчаса, - и на востоке протянется алая полоска зари. Впереди - тишина. Совсем немного осталось от колодцев. "Уж не ушла ли банда?" - встревожился Петров. - Вон за той сопкой - колодец! - шепнул ему Мангыбай. - Хорошо. Отъезжай назад! - вполголоса приказал Петров. В тот же миг вздрогнули всадники, захрапели и заметались кони. Хвостатый шар красной ракеты взвился к звездам и, на секунду задержавшись, ринулся вниз, рассыпая искры. - Винтовки на руку! Шашки вон! - нараспев, по-кавалерийски скомандовал Петров. - Р-равнение на меня: марш-ма-арш! Дружно рванулись вперед кони, пригнулись к гривам лошадей всадники, потные от напряжения руки крепко сжимают тяжелые казацкие шашки. Минута. Другая. Третья. Лавина конников вылетела на гребень и покатилась под уклон, в круглую котловину, на дне которой темнеют кучки лошадей и пятна спящих. Краснеют остатки костров. Слева на соединение под углом скачет цепочка всадников Жанабаева. Атаку басмачи заметили поздно. Заметались, беспорядочно отстреливаясь. Бандиты сбивались в кучки, поднимали руки, размахивали белыми тряпками, со страхом взирая на клинки окружающих их всадников. Не все решили сдаваться. Группа из десятка басмачей пробивалась к лошадям. Паля из винтовок и револьверов, они достигли цели. Торопливо развязали путы, подтянули подпруги и вскарабкались в седла. Но бойцы Жанабаева подоспели вовремя. Короткая схватка - и все кончено. Байское ядро банды перестало существовать. Ее главарь Айдаров в первые же минуты был убит в схватке. Сражение выиграли почти без потерь. Сложено в кучу бандитское оружие. Чего здесь только нет! Несколько заграничных винтовок, ржавые казачьи шашки, русские трехлинейки. Это оружие уральских белоказаков, остатки которых прошли в девятнадцатом году до Форта от самого Гурьева, занятого Красной Армией. В лютую зимнюю стужу двигался обоз белоказачьего генерала Толстова. Гибли казаки от тифа и морозов. Весной кочевники находили винтовки, шашки, револьверы, цинковые ящики с патронами. Петров молча разглядывал пленных, которые испуганно жались друг к другу. Через два-три дня большинство из них, обманутых и запуганных баями и муллами, разъедутся по своим аулам. И долго еще суждено им проклинать Айдарова и благодарить людей с красными петлицами на воротниках, освободивших их от байских пут. - Петров! Оклик Жанабаева вывел чекиста из задумчивости. Петров подошел к начальнику, разговаривавшему с двумя оборванными басмачами. - Вот какое дело, Василий Иванович! Одного из главарей мы проворонили! Нет сына Айдарова - Идриса. Вот они уверяют, что Идрису удалось сбежать. Они видели, как он ускакал. Идрис - опасный тип, и его надо поймать, достать из-под земли. Уверен, что вы лучше других это сделаете! Отберите себе людей и в погоню. Приказ не привел Петрова в восторг. После боя хотелось немного отдохнуть. Но ничего не поделаешь. Надо перестраиваться и думать только о выполнении приказа. Сын бывшего главаря банды опасен, наверняка он не будет сидеть сложа руки и может "обрасти" новыми головорезами. Он должен быть пойман! Чем скорее, тем лучше, и это зависит от Петрова. Охотников в погоню за Идрисом Бисембаевым нашлось более чем достаточно, но Петров отобрал пятерых. Пришлось уступить настояниям Назирова, категорически потребовавшего у Жанабаева и Петрова включить его в группу преследования. Василий Иванович не мыслил себе погони без участия Мангыбая, с которым в последнее время почти не расставался. Пока чекист размышлял, удобно ли тревожить пожилого уставшего человека, Мангыбай начал собираться, вытряс хуржуны, заново уложил в них свои пожитки и продукты, залил водой и закупорил трехлитровую бутыль. И в тот момент, когда Петров уже решил ехать с другим проводником, Мангыбай подошел к нему с просьбой взять себе под седло одного из трофейных жеребцов. - А зачем тебе сейчас лошадь, твоя отдохнет пару дней, и все будет в порядке. - Зачем ждать два дня? Идрис исчезнет тогда. Его надо быстро догнать! Ты едешь, и я с тобой еду. Давай мне нового коня! Петров был растроган. Он готов был расцеловать проводника, но степной этикет считает неприличным сентиментальности в отношениях мужчин. Обязанности по сборам распределились сами собой. Назиров, подбирая основных и запасных коней, готовил оружие, патроны, запасался водой, пайками, а Петров и Мангыбай выясняли и уточняли нужные им сведения. Их можно было получить только от пленных бандитов. Никто из них не подумал укрывать айдаровского щенка, которого они дружно ненавидели. С каким зазнайством он держал себя в банде, глумился над старшими по возрасту. С их помощью словесный портрет Идриса получился довольно полным и точным, и при встрече, даже случайной, в степи опознать его было нетрудно. На след идрисовской лошади вышли сразу же. На целине отчетливо виднелись следы попарно выбрасываемых копыт. - Скакал галопом! - определил Петров, начавший постигать искусство следопыта. - Молодец! - похвалил Мангыбай, когда командир поделился с ним своими выводами. - Скоро я тебе не нужен буду, один сможешь по степи гулять!.. ...Третьи сутки продолжается изнурительная погоня. Идрису не более двадцати пяти лет, но хитрит он, как старый конокрад. Движется не по прямой, а зигзагами, делает петли по десять, пятнадцать километров. Давно исчезли следы того коня, по которым начиналось преследование. Бандит бросил его вечером первого дня во встречном кочевье и заменил свежим, отнятым у пастухов. Таким же путем сменил второго, третьего, пятого. Люди, пасшие в степи скот, еще не знали о конце банды и почитали за благо не связываться с этим человеком. Уже на седьмой лошади скачет Идрис, но запутать преследующих ему пока не удалось. Как только он ни хитрил! Кружил по затоптанным скотом пастбищам, около пятнадцати километров вел за собой верблюда, который затаптывал следы его коня. И все напрасно. Мангыбай разгадывал все его фокусы. Однако Мангыбаю пришлось туго, когда пересекали неширокий хребет малорослых гор. Здесь каменные отложения выпирали наружу, и Идрис старался ехать по камням. Наивный человек! Единственно, чего он достиг, это осложнил работу проводника. Мангыбаю приходилось слезать с коня и, почти касаясь щекой каменных плит, искать следы копыт идрисовского скакуна. Применял басмач и более хитрые приемы, позаимствованные у профессиональных контрабандистов. Однажды следы идрисовского коня завели погоню в странные пески. Странные потому, что они представляли собой сравнительно небольшой остров среди сероземов. Точно сказочный великан принес в огромном мешке песок и высыпал его в степи. Между барханчиками рос кустарник до метра высотой, с жесткими, колючими стеблями и шершавыми листьями, цвета заношенного хаки. - О-о, - протянул Мангыбай, - здесь колодцы должны быть с хорошей водой. Травка растет, кустики растут, значит, внизу вода близко! Идрис сюда не зря скакал! - Ты стой у следа, - приказал он одному бойцу, - а я поеду кудук искать! Через несколько минут колодец нашелся. Вода была холодная, вкусная. Пили и умывались люди, шумно втягивали влагу кони. Но за радостным подъемом последовало разочарование. В нескольких десятках метров от колодца след идрисовского коня исчез. - Я тут ни при чем, - оправдывался боец, хотя его никто и не обвинял. - Мне Мангыбай велел след караулить, и я стоял, хорошо караулил. Там где я стоял, следы есть, а вперед поехали, и они пропали! Мангыбай всерьез забеспокоился, закружил на своем жеребце по барханам. Вдруг он стал хохотать. - Ай, хитрый собака! - кричал он весело. - Ай, собака! В тоне и жестикуляции проводника чувствовалось и восхищение изобретательностью врага, и радость, что ему удалось разгадать его уловку. Все поскакали к Мангыбаю, который щелкал языком и хлопал себя по коленям. - Смотри, что сделал этот сын лисицы! По песку тянулась полоса шириной сантиметров тридцать-пятьдесят, состоящая из неровных продольных царапин, не имеющих конца. - Вон он что делал! - и Мангыбай указал в сторону обломанных веточек и ямок туда, где кустики были вырваны с корнем. Петров вспомнил, что где-то читал о заметании следов нарушителями границы. Кто познакомил Идриса с такими приемами? Есть над чем подумать чекистам. Что же все-таки сделал бандит? Он наломал кустарник, связал стебли в пучок, а конец веревки, вероятно, привязал к седлу. Получилось некое подобие метлы без черенка. Бегущая лошадь волокла за собой метлу, которая царапала землю и заравнивала следы копыт. Расчет простой - следы копыт исчезли, а ветерок засыпет бороздки, и погоня останется с носом! Все посмеялись над незадачливым изобретателем, но вместе с тем и забеспокоились. Первым высказался Назиров. - Скоро кончатся четвертые сутки, как мы гонимся за Идрисом, а он по-прежнему насторожен. Неужели знает, что за ним погоня? Каким образом, кто его информирует? - Не думаю, - ответил Петров, - Идрис опережает нас примерно на два перехода. Обогнать нас вряд ли кто мог. У Идриса чувствуется хорошая выучка. Надо выяснить, кто стоит за всей этой бандой. - Нужно еще быстрей ехать, командир, - вмешался Мангыбай. - Теперь я знаю, Идрис скачет в Сарыкамыш, а там мы его не поймаем. Петров вчера пришел к выводу, что бандит наверняка стремится к затерявшемуся в пустыне озеру Сарыкамыш. В этом районе летом много кочевок, среди которых легко исчезнуть бесследно. За Сарыкамышем начинаются обжитые места, десятки дорог. Не так уж далеко до Хивы, Ташауза, Нукуса, Ургенча и других городов поймы Аму-Дарьи. Если беглец доберется до озера, то погоню можно считать безрезультатной. Однако Петров и Назиров надеялись на то, что бандит обязательно допустит какую-либо оплошность и тем самым облегчит их задачу. И они не ошиблись... С детства Идрис привык к седлу, но четырехдневная, почти беспрерывная скачка обессилила, утомила его. Он мчался, гонимый страхом погони. С каждой возвышенности Идрис осматривал горизонт. Далекие кусты и камни готов был принять за выслеживающих его чекистов. Только бы уйти, только бы запутать свои следы! Басмач делал в этом отношении все возможное, вспоминая рассказы отцовских друзей о том, как они угоняли табуны и путали следы, уходя за кордон или возвращаясь оттуда. До желанного Сарыкамыша не так уж далеко. Горизонт чист. Если даже и есть погоня, то она, конечно, сбита с толку. Так думал Идрис, подъезжая к неизвестному аулу, в центре которого возвышалось несколько юрт, крытых новыми кошмами. От детей, возившихся у родничка, он узнал, что перед ним кочевка бая Кудайбергена, и она движется тоже к Сарыкамышу. Услыхав имя бая, Идрис вскрикнул от радости. О Кудайбергене он слышал раньше от отца. Этот в прошлом крупный скотовладелец умел держать в руках своих родичей. Второй год правдами и неправдами Кудайберген увиливает от налогов и конфискации, кочует в таких местах, куда руки районных властей не могут дотянуться. Басмач стеганул усталого коня и смело поехал к самой большой юрте. Сидевшие у очагов женщины с испугом смотрели на запыленного путника, голые ребятишки бежали с дороги за юрты и из-под прикрытия разглядывали незнакомца с карабином за плечами. Разношерстные собаки исступленно бросались на Идриса. От бандита не укрылись настороженные взгляды мужчин, лица которых мелькали за дверями юрт. Никто не выходил к нему навстречу. Соблюдая обычай вежливости, Идрис подъехал к белой юрте с тыльной стороны и смиренно остановился, не слезая с коня. - Выйди, сын, и узнай, какого гостя нам послал аллах! - донесся до него скрипучий голос из юрты. - Ассалям алейкум! - приветствовал Идрис вышедшего к нему мужчину средних лет. - Алейкум ассалям, - ответил мужчина. Заправленная в широкие штаны белая рубашка его на животе выпирала углом. "Наверное, держит там на всякий случай "шолаак-мултук"*, - решил Идрис и протянул встречающему две руки. ______________ * винтовочный обрез. Последовало рукопожатие. Идрису сделалось не по себе от настороженного и не очень дружелюбного взгляда будущего хозяина. Но как этот хозяин изменился, как заулыбался и как рысцой заспешил в юрту, когда узнал, что гость - сын главаря банды Бисембая. Кудайберген оказал гостю почетный прием. Встретил у входа в юрту, посадил его, грязного и пыльного, на текинский ковер и подбросил подушки в бледно-розовых наволочках. - Эй, кто там! - крикнул Кудайберген. - Режьте барашка! Согрейте воды! Приготовьте дорогому гостю чистую одежду! Бай отлично знал обычаи гостеприимства, и только когда гость (с трудом скрывавший, как он голоден) выпил несколько пиалок чая и насытился баурсаками, был задан вопрос: куда и зачем джигит держит путь? Идрис придал лицу выражение значительности. - Отец, - соврал он, - велел мне ехать в Хорезм и встретиться с одним человеком. Он должен передать отцу много денег и пулемет. - О-о! - протянул бай уважительно. - Когда тебе, джигит, надо быть в Хорезме? - Не скоро, через месяц. - Ну, тогда хорошо, - обрадовался Кудайберген возможности выслужиться, - ты поживешь у меня, отдохнешь. Потом я тебя доставлю в Сарыкамыш, а там много дорог к Хорезму. Именно такого приглашения ждал Идрис, но, получив его, скрыл радость и поблагодарил хозяина неторопливо, с достоинством. В этот момент Идриса охватило то самое состояние успокоенности, на которое и рассчитывали чекисты. Идрис с наслаждением развалился на одеялах в отведенной ему юрте, выковыривая застрявшее в зубах мясо. Басмач думал уже не о чекистах, а о том, как удобней договориться с миловидной вдовушкой, заботам которой догадливый Кудайберген вверил гостя. А в это время недалеко от аула Петров и Назиров расспрашивали кудайбергенского пастуха, как быстрей и незаметней оказаться у байской юрты. Увидев всадников в военной форме, пастух вначале бросился бежать, но Назиров догнал его и преградил путь. - Кого ты боишься, товарищ? - спросил он, - Разве это твое стадо? Если бы у тебя было столько овец, ты не ходил бы в рваной рубашке и босиком. Мы из ГПУ, защитники бедноты и батраков. Скажи, кто завел тебя и твою семью в такую даль и куда движется ваш аул? Чей это аул? Назиров знал наверняка, что в здешних местах нет колхозных кочевий, но зато они могут быть облюбованы перекрасившимся баем. Пастух вначале отмалчивался, но затем накопившиеся обиды прорвались. Да, он дальний родственник Кудайбергену. Раньше Кудайберген был бай, а Сейчас он имеет документ учителя. Где он взял такой документ? Точно пастух не знает, но был слух, что такую справку дал "писарь"*. Свой скот Кудайберген распределил между бедными родственниками и взял клятву, что они до поры до времени сохранят овец, лошадей и верблюдов, а когда настанут лучшие времена - вернут сполна. ______________ * то есть секретарь аулсовета. - Какой же вам расчет возиться с байским скотом, раз его надо будет возвращать? - спросил Петров. - Скот действительно надо вернуть, но половину-то приплода Кудайберген нам дарит! - Ты и другие бедняки сделали неправильно, что не послушали уполномоченных Советской власти и пошли, как верблюды, привязанные к хвосту байского коня. Заведет он вас знаете куда? Но, об этом после поговорим... Приезжал сегодня кто-нибудь к баю? - Да, да, - закивал головой пастух, - сегодня утром приехал джигит с винтовкой на рыжей лошади. Наверное, издалека ехал: грязный и конь мокрый. Говорят, его прислал какой-то важный человек. - Покажи нам, товарищ, самый близкий и скрытый путь к байской юрте. Пастух ловко вскарабкался на круп назировского коня и велел ехать по лощине. Через некоторое время он спрыгнул и пополз на откос, жестом маня за собой Назирова. С пригорка аул был отлично виден. До крайних юрт было не больше трехсот метров. - Смотри, - сказал провожатый Назирову, - видишь белую юрту? Там - Кудайберген. А вот справа серая юрта с белым боком... Видишь? В ней - приезжий. Ну, я возвращаюсь. Пастух сполз с откоса и побежал к отаре... Душевное успокоение, сытный обед и жаркие объятия женщины повергли Идриса в глубокий сон. А когда он, наконец, пришел в себя, его руки были крепко связаны, юрта полна военных, рядом с ним сидел перепуганный Кудайберген. Он беспрерывно оглаживал дрожащей рукой бороденку, приговаривая: "Ой-аллай, ой-аллай!" Кудайберген подлежал аресту по нескольким статьям уголовного кодекса, в том числе за незаконное хранение винтовки и обреза с патронами. Назиров нашел во время обыска мешочек с царскими золотыми и целый хуржун бумажных ассигнаций - царских, колчаковских и даже толстовских, отпечатанных на туалетной бумаге. - Для чего вы их храните? - спросил Назиров. - Как знать, - неопределенно хмыкнул Кудайберген. "Ну, вот теперь, кажется все, - облегченно вздохнул Петров, - если не считать, что с этими двумя типами мы должны добраться до ближайшего райуполномоченного ОГПУ..." А это нелегко. Большей глуши трудно себе представить. Кудайберген знал, где можно вольготно себя чувствовать! Вокруг на сотни километров полупустыня. Много дней надо ехать верхом, чтобы попасть на базу Жанабаева или в Форт Шевченко. Пожалуй, ближе будет пойма Аму-Дарьи. Пока Назиров договаривался со скотоводами об откочевке в ближайший колхоз, Петров допрашивал Идриса. Бандит еще не освоился со своим положением, не знал, как с ним поступят, и смертельно трусил. - Я все расскажу, - скулил Идрис, - все расскажу и всех покажу. Только не губите меня. Я маленький человек - бала, я только выполнял волю отца. Присев на корточки, Петров торопливо записывает. ...Нависла угроза над родом знатных степных баев Айдаровых. Народ конфискует скот. Нет, Айдаровы так просто не сдадутся! Есть свои люди в Кара-Калпакии, в Туркмении. Они помогут укрыть скот и, в случае неудачи, перегнать стада в Иран. Какая неудача имелась в виду? Отец надеялся, что должны произойти перемены к лучшему для нас. Он часто говорил, что мы - знатные роды, призваны управлять Мангышлаком, а власть голодранцев падет... Айдаров тайно перегнал скот на юг, туда же нехожеными тропами отправилась байская семья. Сейчас она где-то в Кара-Калпакии. Идрис рассчитывал добраться до Аму-Дарьи, найти семью, а там решить, как быть дальше. Кроме того, он надеялся на помощь человека из Хорезма, которого собирался отыскать. Человек этот, приезжавший из Хорезма, долго говорил с отцом с глазу на глаз и ночью уехал. Кто он - отец не сказал, но Идрис знает, как его отыскать, и, если хочет начальник, он найдет таинственного гостя. После отъезда хорезмца Айдаров воспрянул духом, осмелел. "Не все пропало, дети мои! - говорил он близким родственникам. - В других странах нас жалеют и поддерживают. Если не победим, уйдем всем родом в Персию. Там нас примут, как родных..." ...В ожидании лучших времен Айдаров с сыном и некоторыми другими баями укрылись во впадине Барра-Кельмес. Отсюда совершались налеты на колхозы, фактории, караваны. ...Откуда отец брал оружие? Где он достал английские скорострелки? Не знаю, не могу сказать... "Ничего, скажешь, все скажешь со временем", - усмехнулся Петров, заканчивая последнюю страницу объемистого протокола допроса... Настало время решать, что делать дальше. Поздно вечером состоялось оперативное совещание. Назиров и Петров решили посоветоваться со всеми бойцами. - Давайте подумаем, куда лучше выходить: возвращаться в Форт или двигаться в сторону городка Куня-Ургенч, то есть добираться до ближайшего райуполномоченного ОПТУ? Судя по карте, до Куня-Ургенча километров двести. Из местных жителей туда никто не ездил. До Форта вдвое больше, и дорога - сплошная пустыня. Впереди же у нас - селения, и с водой здесь лучше. - А что Мангыбай скажет? - спросил в заключение Петров. Проводник сидел в глубокой задумчивости. Наконец он, не спеша, заговорил. - В этих местах я тоже никогда не был и к большой реке не ездил. Сюда я привел вас по следу Идриса. По-моему, надо идти на Куня-Ургенч. Командир прав - это надежный путь. Я найду дорогу и на Сарыкамыш и на Куня-Ургенч, но надо бы помощника из здешних людей. Помощником к Мангыбаю взяли Ермека, того пастуха, который помог отряду захватить Идриса. Вначале Ермек; как и все сородичи, заявил, что не знает пути к реке, но позднее подошел к Назирову и, смущенно улыбаясь, сказал, что "наврал с испугу". Узнав, что их не собираются расстреливать на месте и повезут на суд, Идрис и Кудайберген успокоились, последний даже просился в проводники. - Вот правильно, - смеялся Мангыбай, - меня отправьте домой, а этого кабана возьмите в поводыри. Он вас выведет! ...Путь к Куня-Ургенчу был однообразным и напряженным. Арестованные, видимо, ни на минуту не оставляли мысли о побеге, не спали ночами, воровато озирались днем. Но возможности к побегу не представлялось. Петров и его товарищи вздохнули облегченно лишь тогда, когда надзиратель Куня-Ургенчского домзака вынул ключ из замка камеры, за дверью которой остались опасные арестанты. Куня-Ургенч принес заслуженный отдых всем, кроме Петрова и Назирова. Как только Идрис попал в тюремные условия, допрашивать его стало значительно трудней. Поняв, что с ним поступают по закону, бандит осмелел, на допросах с ухмылкой ссылался на плохую память и даже начал дерзить. Петров не показывал виду, что его задевает наглость байского сынка, и однажды спокойно и обстоятельно перечислил четыре пункта статьи пятьдесят восьмой уголовного кодекса, под которые подпали преступные действия обвиняемого. - А как наказывает закон? - спросил подследственный. - Расстрел с конфискацией имущества, если, конечно, не найдется смягчающих обстоятельств. - А в моем деле есть смягчающие обстоятельства? - Это дело суда, - сухо ответил Петров, - лично я смягчающих обстоятельств не вижу. Идрис побледнел, соскользнул со стула и пополз к Петрову на коленях, прося сделать ему снисхождение... Наконец пришел ответ на телеграмму, посланную в день приезда в Куня-Ургенч. Передали приказ - арестованных отправить по этапу, отряду возвращаться домой. Домой! Наконец-то! Это были долгие дни вынужденного отдыха. Путь назад был не менее длинным и сложным, чем из дома в здешние места. Сейчас потребовалось бы несколько часов полета, а тогда... Вначале плыли вверх по Аму-Дарье на пароходике - странном плавучем сооружении, походившем на самоходную баржу. Затем поездом добирались до Ташкента. Потом были Кзыл-Орда, Казалинск, Аральск, Актюбинск, шумный Оренбург с мосток через быстрый Урал, степной Бузулук с домами из толстых бревен и, наконец, Самара! Снова - пароход. Совсем не такой, как аму-дарьинский. Белый, стройный красавец с лесенками и удобными палубами. Только очень много здесь нарядного народа! Днем Петров с товарищами отсиживались в каютах, стыдясь показываться на палубе в своем выгоревшем, исполосованном ремнями обмундировании. Зато ночью они с наслаждением вдыхали влажный волжский воздух. Наконец, шумная, арбузно-рыбная Астрахань. С волнением Петров и Назиров шли по трапу, переброшенному с дебаркадера на морской пароход "Подарок 1 Мая". Последний этап пути! Последние сутки долгой, долгой разлуки с близкими! Через сутки пароход вошел в устье Урала. На плоских берегах рыбаки натужно вытягивают невода, поплавки которых качаются на мелкой речной волне. Гигантские полукружья неводов мешают пароходу. Капитан то и дело дергает ручку звонка и кричит в трубку: "Тихай!", а то и "Стоп!". И кажется, не будет конца этому путешествию. Но вот он, последний изгиб реки. Из штанги у пароходной трубы вырывается клуб пара, и мощный рев гудка оглушает пассажиров. "Встречайте!" - ревет гудок. И их встречают. Не стесняясь людей, повисает на шее Петрова жена. Она покрывает поцелуями почерневшее за разлуку лицо мужа. Мангыбай терпеливо стоит сзади. Он смущен. Зачем целовать мужа на глазах чужих людей? Конечно, эта красивая женщина соскучилась, она достойна уважения потому, что любит мужа, но проявляй свою любовь в тысячу раз больше, только не здесь! Так воспитан Мангыбай. Сдержанности его учил отец, так же воспитывает он своих сыновей, дочерей и сноху. ...К берегам родного Мангышлака Мангыбай и пять добровольцев отплывали на моторной рыбнице. Провожая его, Петров испытывал такое чувство, будто он навсегда теряет дорогого и близкого человека. Впрочем, так и оно случилось: чекист и проводник виделись действительно в последний раз. Вскоре Петрова перевели на север Казахстана, и больше встретиться им не довелось. Но Василий Иванович на всю жизнь сохранил в своем сердце образ этого чудесного человека, а опыт Мангыбая помог Петрову позже раскрыть не одно преступление. НА ДАЛЬНЕЙ ЗИМОВКЕ Разговор начальника окружного отдела ОГПУ И.Ф.Калашникова с Петровым состоялся поздно вечером. Свет настольной лампы под абажуром, похожим на берет, освещал часть массивного стола, бумаги и сильные руки старого чекиста. Лицо его находилось в полутени, но Петров хорошо видел спокойные и проницательные глаза начальника. Говорил Калашников неторопливо, короткими фразами командира. Это был человек, прошедший сквозь огонь первой мировой и гражданской войн, сквозь бесчисленные бои с махновцами, антоновцами, анненковцами и прочей нечистью. ...Отец братьев Кенжетаевых был до революции крупным баем и чиновником. Он умел властвовать и ладить с уездным начальством. Через Кенжетая царские чиновники влияли на "иногородцев". Сохранил свою силу Кенжетай и тогда, когда на севере и за морем гремела гражданская война, а Прикаспий был тылом белоказачьей армии. Старый бай умело лавировал между белоказаками, полуфеодалами и алаш-ордынцами. Когда стало ясно, что победит Красная Армия, хитрый Кенжетай сформировал из родичей отряд, получил винтовки и ездил по степи. Потом в течение ряда лет он рекламировал себя как красного партизана и даже сумел сына Кожгали, бывшего алаш-ордынского офицера, устроить каким-то волостным начальником. Братья Кожгали - готовящийся в муллы Мукаш и недоучившийся в гимназии Айдар, сидели в родовом ауле и вели осторожные беседы со скотоводами о непрочности существующей власти. Смирное поведение байских отпрысков кончилось, как только попытались отобрать у Кенжетая скот за недоимки и укрытие от налогового обложения. Кенжетай скоропостижно умер, а его сыновья, лишенные советов хитрого отца, не смогли придумать ничего иного, как выкопать винтовки и обстрелять представителей власти. Спрятав где-то часть скота, Кожгали, Мукаш и Айдар создали кочующую банду, в которой находили пристанище байские сынки и разные деклассированные элементы. Не раз за ними гонялись отряды милиции, но братьям всякий раз удавалось ускользнуть. Однажды добротряд под командой опытного чекиста загнал банду в пески и навязал ей бой. Половина бандитов была уничтожена, в том числе и Кожгали. Через несколько дней уполномоченный ОГПУ выследил и убил в завязавшейся перестрелке среднего брата. Младшему удалось скрыться, и о нем долго не было никаких вестей. И вот теперь он снова объявился. - Айдар Кенжетаев - последний из братьев, но не последний среди бандитских элементов. Он имеет опыт борьбы с нами, хитер и очень опасен. Перешел на нелегальное положение. На него работает кое-кто из родичей и единомышленников. Кенжетаеву легче следить за нами, чем нам за ним. Посылка в пески отрядов ничего не давала и не даст. Степные слухи всегда опережают отряды. Взять Кенжетаева можно, только если поехать за ним в одиночку. Один на один! С проводником, не более. Кенжетаев нужен нам живой, так как он много знает. Взять его и доставить в оперсектор поручаю вам. Ничего, что вы молоды. Я мог бы послать старых чекистов, но их слишком хорошо знают в округе. Надеюсь на вас и уверен, что справитесь. Отправляйтесь в Камыс-Калу, установите тесный контакт с местными работниками уголовного розыска, используйте их возможности. Словом, обосновывайтесь там, ведите разведку и терпеливо ждите, а когда наступит момент, действуйте мужественно и решительно! Петров отлично представлял себе и сложность задачи, и опасность операции, которую придется проводить одному, в глубине пустыни. Однако начальника он слушал внешне невозмутимо. - Все ясно, товарищ начальник! - сказал он, когда инструктаж окончился и были уточнены детали. - Я могу идти? - Да, а когда все подготовите - зайдите. ...Не одну неделю провел Петров в Камыс-Кале, саманные постройки которой затерялись в степи между барханами и морем. Еще недавно это был небольшой поселок, взявший свое начало от караван-сарая на верблюжьем пути из Приуралья в Астрахань. Теперь поселок возвели в ранг районного центра, сюда приехало много новых людей. Воздвигнуто из саманного кирпича несколько длинных одноэтажных зданий, поставлена перед ними коновязь. Начали работать районные организации. Улицы стали оживленнее, засновали верховые, а порой, пугая собак и верблюдов, пылили "язики" и "фордики" с номерами окружного центра. Петров не носил форму, и его принимали за работника райисполкома. Совместно с начальником раймилиции он действовал неторопливо и расчетливо, расставляя сети Кенжетаеву. Особенно активно помогал Петрову работник уголовного розыска, бывший скотовод Батыр Неталиев, высокий мужчина с монгольскими усами, слывший хорошим стрелком и охотником-следопытом. Несколько лет тому назад он был бойцом того самого добротряда, который рассеял банду Кожгали Кенжетаева и убил главаря. Детство Батыра прошло в песках. С отцом, всю жизнь сторожившим байских овец, он исходил барханы вдоль и поперек. Несколько раз уезжал Неталиев из Камыс-Калы в пески. У своих добровольных помощников он выяснял, что слышно о Кенжетаеве. Встречался он и со своим братом Еркешем, служившим объездчиком лесных посадок в глубине песков. Именно Еркешу удалось вскоре узнать у одного барханного охотника, где решил зазимовать Кенжетаев и что он держит облюбованное место в тайне даже от многих родственников. Темной ночью пробрался Еркеш в урочище Тога и лично убедился в том, что старик капканщик сказал правду. В окне много лет пустовавшей зимовки желтел огонек, а ветер доносил кизячный дым. Место для зимовки Кенжетаев выбрал со знанием дела. Чтобы добраться до Тоги от края барханов, надо ехать около трех суток по сыпучим пескам. Само урочище представляло собой нечто вроде большой глиняной поляны среди песков, в центре которой возвышался бугор с пологими скатами. На вершине бугра - землянка и рядом с ней - высокий загон для скота из саманных кирпичей. От окружавших бугор барханов до зимовки метров триста, на все четыре стороны просматриваемого, а следовательно, и простреливаемого пространства. Если к этому добавить, что поблизости нет других зимовок и что только волчий вой нарушает тишину песков, можно представить, в каких условиях Петрову предстояло действовать. От того же охотника Еркеш узнал и передал брату еще ряд новостей. Кроме своей жены, Кенжетаев поселил в зимовке жен убитых братьев с кучей ребятишек. Это было первой новостью, сулившей осложнения, если придется вести бой. Известен случай, когда бандит Кумыскирей, окруженный днем в своей зимовке, заставил жену и детей стоять у окошек и тем самым лишил опергруппу возможности вести обстрел своего логова. И еще одна новость не обещала ничего хорошего: Кенжетаев держал в загоне двух жеребцов, один из которых всегда был под седлом и взнуздан. Все эти невеселые известия Неталиев рассказал, отогреваясь в комнате Петрова после изнурительной поездки к Еркешу. Зима набирала силу. На землю уже плотно лег снег, и первые ноябрьские морозы пробирали до костей. Петров подумал и решил - пора! Сборы не заняли много времени. Все, собственно, было подготовлено, давно учтено, продумано. Из поселка выехали глухой ночью, провожаемые лаем замерзших псов. На Петрове - синяя поддевка на бараньем меху, лисий малахай, меховые штаны, валенки. Под поддевкой - маузер, традиционное оружие чекистов. В карманах - по нагану, в полевой сумке - санитарный набор (на всякий случай) и граната-"черепашка". Неталиев - тоже в штатском, но и у него из-под полушубка выпирает кобура крупнокалиберного револьвера. По документам Петров и Неталиев - уполномоченные райисполкома, которых в те времена разъезжало по зимовкам немало. Вторые сутки свистит в степи буран. Бесчисленные белые нити пронизывают воздух. Снежная вата обволакивает гривы и крупы лошадей, собирается в сугробы на шапках, воротниках. Как только достигли барханов, буран потерял силу, стало теплей. Впереди двухсуточный путь до логова Кенжетаева. Задача заключалась в том, чтобы проехать его, минуя разбросанные по пескам зимовки, избежать встреч с людьми. Вот здесь-то и проявился следопытский талант Неталиева. Петрову все гребни барханов и впадины между ними казались одинаковыми. Но Неталиев был на этот счет совсем другого мнения. Каждая складка затвердевших сопок имела для него свои индивидуальные приметы. Двадцать лет назад он пас овец у этого бугра с мазаром на вершине. Вот он - мазар, осевший, обвалившийся с одной стороны, почти засыпанный песком. От мазара направо должна быть большая плешина с такырами. Вот она - плешина, правда уже на три четверти засыпанная барханом. Мынтюбинские пески древние, многие сопки покрылись коркой дерна и начинают как бы окаменевать. Люди помогают природе, засаживая барханы неприхотливыми деревцами и цепкой, живучей травой. Но и там, где пески в движении, Неталиев едет уверенно: он улавливает закономерности изменяющегося рельефа, безошибочно угадывая, где тогда была сопка и во что она превратилась сейчас. Даже заброшенные тропы рассказывают Неталиеву о многом. Вот здесь когда-то скот шел на водопой, значит, недалеко колодцы. По этой дорожке недавно возили сено, о чем свидетельствуют кое-где оброненные пучки скошенных былинок. Значит, где-то левее должна быть зимовка. Недаром на песчаных откосах видны волчьи следы. Ночевали в заброшенных зимовках, укрывавших путников от ледяного ветра. Грелись у костров, для которых Неталиев в темноте ухитрялся собирать старый помет и колючие ветви полукустарника. В общем Неталиев оправдал репутацию следопыта. Ни разу ему не изменила память и не подвел глаз. В кромешной тьме третьей ночи он точно вывел на пикет брата-объезчика... ...Петров вздрогнул от остервенелого лая собак, неожиданно выскочивших из темноты и бросившихся под ноги лошадям. Мелькнул свет в открывшейся двери. Сдержанны приветствия братьев. Через несколько минут Петров с наслаждением, которого не испытывал никогда, растянулся на кошме в хорошо натопленной комнате. Под охраной объездчика и двух его сыновей-комсомольцев гости хорошо выспались. День отсиживались на пикете. К счастью, посторонние посетители не появлялись. Во всех Деталях была уточнена обстановка. Еркеш подробно рассказал о пути к зимовью Кенжетаева, об особенностях расположения землянки, о подходах к ней. Постепенно складывался план захвата бая-бандита, хотя Неталиев и Петров по опыту знали, что он может быть только ориентировочным. Окончательно план сложится на месте, в ходе операции. Испытывал ли Петров страх перед предстоящим? В известной мере - да. Бандит мог убить его или тяжело ранить, что в этих условиях равносильно смерти. Сколько дней потребуется, чтобы вызвать и доставить сюда гурьевского хирурга, наверняка не умеющего ездить верхом! Усилием воли Петров заставил себя не думать о грозящей опасности. - Василий Иванович, бери меня с собой на Айдара. Я тебе хорошо помогу! Вместе в землянку вбежим. С такой просьбой Еркеш обратился к Петрову в третий раз. - Нет, Еркеш Неталиевич! Чего не могу, того не могу. Не имею права. Вполне достаточно того, что вы нас доведете до Кенжетаева. Дальше - мы сами. Вот когда обезвредим Кенжетаева, попрошу помочь в обыске и конвоировании. Петров вышел из землянки взглянуть на лошадей и глотнуть свежего воздуха. К нему подошли сыновья хозяина. Тщательно подбирая русские слова, старший заговорил: - Товарищ гэпыу! Мы - комсомол! Бери нас воевать. У нас ружье есть, хорошо стреляем. Просьба подростков растрогала Петрова. Он ласково обнял их и долго объяснял на казахском языке, почему не может удовлетворить их просьбу. Парни вежливо молчали, хмурились. Видно было, что чекист не убедил их. Буран кончился, уползли за горизонт облака, похожие на плохо выделанную кошму. Когда зимнее солнце наполовину опустилось за гребни барханов, из ворот пикета выехало три всадника. А в сумерки в том же направлении проследовало еще двое конных. Еркеш узнал бы в них своих сыновей. Парни, несмотря на запрет, решили охранять отца, дядю и чекиста... Каждый пройденный километр приближает решающий час. Петров спокоен. Молча едут Неталиевы. Все трое знают, что сейчас главное - это выдержка и точный расчет. Небо очистилось. Искрятся бесчисленные звезды. Крепчает морозец. Кони резво трусят, и Петров только в силу привычки постукивает каблуками по тугому лошадиному животу. Жеребчик потряхивает лохматой головой и косится на свою тень. Как некстати выползла на небосвод желтая луна! Сейчас она - враг. Наконец едущий впереди Еркеш поднял руку. Это был заранее условленный сигнал. Прибыли! Из тени, отбрасываемой крутым барханом, отчетливо виден бугор, залитый лунным светом, и на нем две постройки. - Я сделал большой крюк, - вполголоса говорит Еркеш, - и мы выехали против ветра. Кенжетаевские собаки нас не учуят. Действительно, ветер дул от зимовки в лицо. Там полнейшая тишина. Собаки не лают. Никаких признаков движения. В окнах - чернота. - Я вхожу в дом первым. Батыр за мной, - отдает на ходу приказ Петров. - А вы, Еркеш, останьтесь здесь и присоединитесь к нам, когда Кенжетаев будет безопасен. Жжет лицо встречный ледяной ветер. Дробно стучат копыта по мерзлой глине, чуть покрытой снегом. Стала горячей рукоятка маузера. Вот и дверь землянки... Рывком осажен конь. Гулко стучит в груди сердце, но нет дрожи в руках, нервы натянуты, обострен слух. Все подчинено одной мысли - только быстрей! Петров стремительно бежит к двери. Она жиденькая, из тонких досок. Удар плечом, и дверь с треском распахивается. Темный, вроде траншеи, коридор. Куда он ведет? Вспышка фонаря. Вторая дверь. Долой ее! Вслед за рухнувшей дверью чекист влетает в комнату. Тихо. Почему-то запомнились две серебряные полоски, проложенные по полу лунным светом, льющимся через два оконца. Потом Петров не мог объяснить, как это получилось, но сквозь темень он вдруг почувствовал, что Кенжетаев вон в том правом переднем углу, недалеко от него, на полу. Прижавшись к стене, готовый ко всему, Петров навел левой рукой фонарь в угол. В круглом пятне ярко вспыхнувшего света оказалась постель, разостланная на полу. Заморгали испуганные глаза женщин, мелькнуло обнаженное тело. А вот и мужское лицо. Широкие скулы, низкий морщинистый лоб, бритая голова, жидкие монгольские усики. "Он!" - удовлетворенно подумал Петров и позвал Неталиева. Чекист держит фонарь так, чтобы Кенжетаев видел ствол направленного на него маузера. Бандит не отрывает глаз от пистолета. Нижняя губа его трясется. Явно боится, что с ним сделают то, что делал с беззащитными людьми: пристрелят здесь же. В принципе он прав. Но закон есть закон! - Не шевелиться! - командует Петров по-казахски. Неталиев нагибается над Кенжетаевым, отбрасывает подушку и из-под кошмы вытаскивает вначале наган, а затем обрез трехлинейной винтовки. Между тем зажгли керосиновую лампу, и следователь приступил к обычным формальностям. Первая часть операции закончена. Сложены в полевую сумку постановления об аресте и о производстве обыска, под которыми Кенжетаев расписался арабской вязью. Он, видите ли, совершенно не знает русского языка! Астраханская гимназия? Нет, он там никогда не учился. Это клевета. Всю жизнь провел в песках и русскую речь слыхал редко. Петрову ясно, что применяется старый прием, не Кенжетаевым выдуманный: притвориться непонимающим и слушать, что говорят, обдумывать ответ, пока вопрос задается через переводчика. Но в данном случае прием не достигает цели. Петров не нуждается в переводчике. Остается вторая, не менее ответственная часть операции. Надо доставить Кенжетаева в Камыс-Калу. Где гарантия, что соучастники басмача не попытаются его выручить? Когда Кенжетаев вышел из дома и увидел, что кроме Неталиева и Петрова никого нет, он зарычал от бессильной ярости. - Я уходил от больших отрядов, а вы взяли меня одни? Почему я не убил вас в доме, когда испугался? Я думал, с вами много солдат, они окружили дом! О боже, боже, зачем ты помутил мой разум? В это время к дому подъехал Еркеш. Он вел на поводу кенжетаевского жеребца. - Оседланный был. Наготове! Через несколько минут от басмаческого гнезда в обратном направлении двинулась необычная кавалькада. Впереди на трофейном коне трусил Батыр Неталиев. Левой рукой он тянул за корду лошаденку, на которой трясся Кенжетаев. За Кенжетаевым ехал Еркеш, тоже державший конец веревки, другим концом которой Кенжетаев был опоясан, как кушаком. Петров хотел отменить "страхованный" аркан, но братья Неталиевы, исполнительные во всем, здесь оказали решительное сопротивление. - Нельзя, товарищ начальник. Ты не знаешь Айдара. Прыгнет с лошади, на бархан пойдет и - "до свидания, бабушка!" На лошади на высокий бархан не поскачешь - песок! Против таких доводов возразить было нечего. Петров занял место четвертым и прикрыл группу. Не проехали всадники и трехсот метров, как в предрассветной дымке, прямо по ходу, замаячили всадники. "Кажется, придется драться", - подумал Петров и закрепил маузер на колодке-прикладе. - Не беспокойтесь, - крикнул Еркеш, - я узнаю сыновей! Ах, негодники! Не слушают отца и всегда поступают по-своему! Еркеш сурово отчитал сыновей за непослушание, но его глаза говорили о том, что он гордится парнями, которые со своими товарищами по комсомольской ячейке организовали поддержку операции. Слух о том, что поймали наконец Айдара, каким-то непонятным образом опередил группу Петрова. К Василию Ивановичу подъезжали всадники и спрашивали, не нужна ли какая помощь. На Кенжетаева смотрели с нескрываемой ненавистью, и он ежился от этих взглядов. Завтракали в зимовке старого скотовода. Хозяин и его жена радушно угощали Петрова и Неталиевых, дали им лучшие подушки, накрыли их новым сатиновым одеялом. Они несколько часов спокойно поспали, спокойно потому, что Кенжетаева надежно охраняли комсомольцы. К Кенжетаеву старик относился с холодной вежливостью - хотя и бандит, но вроде бы гость. Когда Петров и Неталиевы заснули, хозяин подошел к Кенжетаеву и стал его рассматривать словно невиданного зверя. Старик заметил, что Кенжетаев не спит, а притворяется. Чувствовалось, что он сквозь ресницы настороженно следит за всем происходящим в зимовке. - Не притворяйся, - сказал аксакал, - я вижу твою повадку. Из моего дома не убежишь. Не дадим убежать! Много горя принес ты нам. Я счастлив, что бог дал мне возможность плюнуть на тебя! Кенжетаев затрясся от ярости. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, и рванулся было к старику, но тут же щелкнул взведенный курок одностволки часового, и бандит отвалился к стене. Старик не проявил испуга и продолжал: - Не только дети загубленных тобою людей, но и весь народ плюет в сторону ваших предков. Будьте вы прокляты навечно!.. После краткого отдыха у гостеприимного аксакала снова двинулись в путь. Петров, ехавший последним, заметил вскоре двух всадников, которые следовали за ними на значительном расстоянии. Через некоторое время количество верховых увеличилось. А перед вечером их набралось до двух десятков. Василий Иванович заволновался. Как реагировать на этот непрошенный эскорт, что за люди, что им надо? Неталиевы тоже видели всадников, но совсем не проявляли беспокойства. Кенжетаев же, наоборот, часто боязливо озирался. Наконец он обратился к Петрову. - Эти люди могут меня убить! Запретите им подъезжать. По закону вы обязаны доставить меня в город живым! - Теперь о законе вспомнил! - закричал Еркеш. Петров успел перехватить руку Еркеша с толстой плетью, которой он собирался огреть Кенжетаева. В это время от группы верховых, ехавших сзади, отделился пожилой мужчина, подъехал к Петрову и протянул ему для пожатия две руки. - Здравствуй, батыр! Не бойся нас. Мы знаем, что суду нужны те, кто пострадал от Кенжетаевых, и те, кто знает о их черных делах. Чтобы вы не затруднялись собирать свидетелей, мы едем сами! Вскоре показались огни Камыс-Калы. Ш.КУАНЫШЕВ, полковник милиции КОНЕЦ БАНДЫ К тому времени, когда я окончил краевую школу среднего начсостава милиции и уголовного розыска, большая часть казахского населения перешла на оседлый образ жизни. В республике остался всего лишь один кочевой районный центр - Сарысуйский, и именно в него я получил назначение на должность начальника милиции. Прибыв по направлению из Алма-Аты в Акмолинск, я узнал, что моего райцентра здесь нет, к зиме он откочевывает к реке Чу и зимует где-то в урочище Шили. - Придется тебе обратно ехать, - смеялся начальник акмолинской милиции. - Как же так? - недоумевал я. - У меня вот требование на железнодорожный проезд, оно выписано в краевом управлении милиции, вот подпись начальника финансового отдела, вот гербовая печать... Неужели они ничего не знали, направляя меня сюда? Как теперь быть? - И я выпишу тебе такое требование, только ты подай мне рапорт для отчета, - сказал начальник акмолинской милиции. Делать нечего - пришлось мне с женой возвращаться в Алма-Ату, а оттуда ехать в Аулие-Ату - так назывался тогда город Джамбул. Здесь встретился я со своим знакомым Амиржаном Мусиным. Узнав о моих приключениях, Амиржан долго смеялся, а потом сказал: - Никакой милиции в зимнем Сарысуйском райцентре нет. Это я тебе точно говорю, у нас в городе их потребсоюзовская база... - Если нет милиции - создам, для этого меня назначили, - ответил я. - Коммунизм мы еще не построили, поэтому без милиции нельзя. Бандиты, басмачи... - До урочища Шили двести пятьдесят-триста километров, добираться туда можно только на лошадях. Морозы, метели... Не доехать тебе, пережди здесь. Но я поехал, и дорога эта запомнилась мне надолго: жуткая стужа, нестерпимый блеск снега, пар из ноздрей лошади, жена в розвальнях, укутанная в тулуп... Наконец приехали на место. Начались трудные для меня будни: организация милиции, обучение людей, разбор текущих дел. Через некоторое время пришлось делать доклад о проделанной работе на заседании бюро райкома. Кто-то из членов бюро спросил: - Когда лошадей в районе можно будет держать без ксен (железных пут)? Я ответил: - Наша задача заключается в том, чтобы ксен вообще не было. Мы добьемся этого. Придет время, когда будут спрашивать: "А что такое - ксен?". В марте, когда потеплело, запахло весной и снег с южной стороны у юрт потемнел и начал оседать, в урочище Шили прибыл отряд под командованием Алымова. Тогда я впервые услышал имя Итемгена. - ...Бывший конокрад, - рассказывал Алымов. - Правда, банда у него почти разбежалась, но оставшиеся - отъявленные головорезы и верные ему люди. От таких пощады не жди... На следующий день, ранним утром, едва солнце посеребрило верхушки юрт, отряд Алымова ушел в Голодную степь преследовать банду. И как в воду канул - вестей о нем не было долго. А вот банда Итемгена нет-нет да и давала о себе знать. В апреле районный центр откочевал на летнюю стоянку - в урочище Тугускен на реке Сары-су. При переходе через Устюрт мы неожиданно встретились с отрядом Алымова. Лица бойцов потемнели от морозов и весенних ветров, потрепалась одежда, потускнели от напряжения и нечеловеческой усталости глаза. - Взяли несколько пленных... и все. А сама банда ушла. Больше гнаться невозможно, устали люди, устали кони. Да, может, и толку нет, - сидя в юрте у огня, С пиалой чая в руках говорил Алымов. - Поймали они нашего разведчика, избили страшно, с ним Итемген записку прислал. Вот... Я взял помятый клочок бумаги, увидел неровные, большие арабские буквы, написанные справа налево: "Больше за нами не гонитесь. Мы живыми не дадимся". Немного отдохнув, отряд ушел. На новой стоянке отвели для милиции одно из нескольких саманных зданий. Работы у меня не убавлялось. Срочных, неотложных дел становилось все больше. Часто приходилось задерживаться на службе до поздней ночи, а иногда и до самого утра. Вот и сейчас - время уже далеко за полночь, а я сижу за столом, заваленным бумагами. Над аулом висит глухая летняя тишина, не нарушаемая даже собачьим лаем. У меня в комнате она кажется еще ощутимее. Жарко даже ночью. Я расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, но это помогает мало. Пышет теплом и от керосиновой лампы на моем столе. "И откуда столько бумаг берется в кочевом районе?" - думаю я, разбираясь в следственных материалах, заявлениях, просьбах и жалобах граждан. Вдруг резко, как пулеметная очередь, зазвучал в ночной тишине конский топот. Я поднял голову, прислушался: топот нарастал. "Как гонит, не жалеет коня нисколько". Топот затих, а через минуту вбежал взволнованный дежурный по райотделению, милиционер Карыбоз Дюсенбаев. - Товарищ начальник, верховой прибыл! - крикнул он. - Банда Итемгена напала на колхоз "Интымак!"... - Зови верхового сюда! - приказал я. В комнату вошел черный от пыли, обритый наголо человек. - Рассказывайте, что там у вас произошло. - Банда Итемгена окружила аул. Всех мужчин загнали в кибитку. Лошадей колхозных поотбирали. Вот записка вам... Он протянул небольшой листок, на котором уже знакомым мне почерком выведено: "Будем грабить вас и будем убивать. Никаких колхозов нам не нужно". Я послал дежурного к секретарю райкома партии и к районному уполномоченному ГПУ. Через час в кабинете секретаря собрались все члены бюро райкома. На этом ночном чрезвычайном бюро стоял один вопрос - о банде Итемгена. - Надо в Петропавловск за помощью послать нарочного, - предложил кто-то. - На это уйдет две недели, - усмехнулся секретарь. - Сколько бед натворит за это время Итемген? А у вас какие будут предложения, товарищ Куанышев? Вы здесь, так сказать, наша защита... Я встал и сказал: - Надо организовать отряд и ликвидировать бандитов. - Но они хорошо вооружены, а у нас ни оружия, ни боеприпасов, - возразили мне. Однако секретарь райкома поддержал меня, отметив, что надо спасать аульных активистов, против которых в первую очередь направлено оружие Итемгена: - Давайте примем предложение начальника милиции, поручим ему составить список бойцов отряда и представить в райком для утверждения. Командиром отряда утвердить товарища Куанышева Шакижана. К утру список бойцов добровольного отряда был составлен и утвержден. В него вошли коммунисты, комсомольцы, активисты. Винтовок на всех не хватило, поэтому в качестве оружия использовали несколько наганов, один клинок, охотничьи ружья. Боеприпасов тоже оказалось немного: два-три десятка патронов на винтовку. В проводники взяли охотника Рамазана Елеусизова, о котором говорили, что он Бетпак-далу знает, как собственную юрту. На сборы ушло двое суток. Навьючили на верблюдов необходимые продукты - муку, чай, сахар, сушеный творог (иримшик), приладили большие бурдюки с водой. Взяли с собой несколько дойных кобылиц: свежий кумыс в безводной пустыне для бойца лишним не будет. Вечером попрощались с родными. Полными слез глазами смотрела на меня жена. Она была беременна, и я сильно волновался, оставляя ее одну. - Ничего, все будет в порядке, - шепнул я ей. Стемнело. Душный зной сменился относительной прохладой, и отряд вышел из райцентра. Маршрут составили так, чтобы, обследуя колодец за колодцем, пересечь Бетпак-далу - Голодную степь - с севера на юг, а потом с востока на запад. Куда денется человек в песках без воды? Поэтому у, какого-нибудь колодца наверняка окажутся следы банды... Они долго сохраняются на глинистой почве. В первых колодцах вода была застоявшаяся, черная, затянутая тиной. Случалось и так, что камень, брошенный в темное горло колодца, падал на сухой песок. И отряд шел все дальше и дальше, от колодца к колодцу. Лишних разговоров в походе не вели, только Абдрахман, острослов и домбрист, с красивыми густыми рыжими усами, вполголоса напевал старинные песни. Иногда он устраивал настоящие концерты, мастерски исполняя на домбре казахские народные кюи - "Сары-арка", "Сары-жайлау" и многие другие. Люди легко поддавались очарованию мелодии, вызывающей щемящие воспоминания и ощущение полного слияния с природой в одно нерасторжимое целое. И постепенно мне начинало казаться, что не домбра это вовсе, а журчит где-то над ухом ледяными струйками ручеек. И плыли под этот плеск воспоминания... То вставало передо мной лицо покойной матери, темное от горьких забот о нас, сиротах... То вспоминалось, как встретился я с Мадыкеном, приехавшим из большого города в аул на каникулы... После его рассказов об Оренбурге, о школах, о спектаклях в театре, о кино начал я мечтать о чем-то необычном... Мадыкен согласился взять меня в Оренбург. Тайно уезжал я из родного аула, боялся, что не отпустит мать в далекий и непонятный город. Долго добирался до Оренбурга, жил первое время на пятьдесят шесть рублей, вырученных в Акмолинске от продажи кобылы. А потом - казахская краевая школа для подростков. Первая баня и новая казенная одежда. Ничто не забылось, все осталось в памяти. Припомнил, как приехал первый раз на каникулы, привез матери из города платье. Мать обрадовалась - сын учится, значит комиссаром будет... А я мечтал стать журналистом. Но после школы для подростков меня вызвали в горком комсомола. - Теперь куда? - спросил секретарь. - Кем стать-то мечтаешь? - Писателем, - смело ответил я. - Ишь ты, - усмехнулся секретарь горкома комсомола, - это очень хорошо... Но, видишь ли, писателем можно стать и без института. А у нас так не хватает работников рабоче-крестьянской милиции, - секретарь провел ребром ладони по горлу. - Нам надо готовить свои кадры. Сейчас идет набор в краевую школу среднего начсостава милиции и уголовного розыска... Как на это смотришь? - Раз комсомол велит, - ответил я... Вдруг плеск воды оборвался. Я поднял голову и увидел: впереди стоит Рамазан, предупреждающе подняв руку. Быстро подскакал к охотнику. - Что случилось, Реке? - Вижу колодец, - ответил Рамазан, - и кажется, недавно около него кто-то был. Место уж больно чистое вокруг... Мерген не ошибся. Когда вытащили из колодца кожаное ведро, в воде не оказалось ни одной соринки. Она была чистой, прозрачной, словно колодец только что специально вычистили. Давно не пили мы такой вкусной воды. Рамазан, отошедший в сторону, вернулся и сказал, что здесь недели две назад останавливалась банда. - Следы ведут туда, - указал он рукой на запад. Долго не мог я заснуть в этот вечер. Ходил около бойцов, сладко спавших на потниках в большом кругу из толстой волосяной веревки: по народным приметам, каракурт не может перепрыгнуть через волосяную веревку и не любит запаха лошадиного пота. А здесь, в пустыне, каракурт страшен не меньше, чем пуля бандита. Я размышлял о том, какое принять решение: броситься в погоню или отрезать Итемгена от всех колодцев и заставить сдаться? Больше подходил второй вариант. Напасть на банду - это значило вступить в перестрелку и рукопашный бой, понести потери в людях. Нет, надо действовать хитрее... На следующий день недалеко от урочища Шили встретили старика на верблюде. Он назвался Жаксеном, сказал, что едет к родственникам-жатакам в Чу. Старик боязливо посматривал на вооруженных людей, вздрагивая, когда кто-нибудь из бойцов делал резкое движение. - Вздрагивает как, - шепнул Абдрахман, - может, шпион Итемгена? Надо его задержать, пусть идет с отрядом... Так в отряде появился новый человек, старик Жексен. Он тоже неплохо знал Голодную степь и, когда Рамазан сомневался, приходил к нему на помощь. Делал он это ненавязчиво, вроде бы размышляя вслух. Но его советы всегда были полезны, и вскоре в отряде стали доверять аксакалу. А следы бандитов становились все свежее, все глубже. Люди тоже вели себя настороженнее, реже брал в руки домбру Абдрахман. Захромали кони. Баялыш - мелкий кустарник, похожий на траву, стирал копыта лошадей хуже камня. Уже больше месяца гнались мы за бандитами. Как-то у колодца увидели дикого козла каракуйрюка с двумя козлятами, он стоял, чуть наклонив голову, без робости рассматривая остановившийся отряд. - Эх, свежего бы мяса!.. - сказал кто-то со вздохом. Рамазан соскочил с коня, нетерпеливо воткнул в песок ножки-рогатку своего ружья... Выстрел был негромкий, но козел, от испуга подпрыгнув на месте, через секунду застыл в том же положении. - Начальник, - сказал Рамазан с какой-то хитринкой в голосе, - теперь твоя очередь стрелять... "Проверяет", - подумал я, соскочил с лошади, поставил прицел на 700, устойчиво встал, медленно повел дулом винтовки. Выстрел! Козел, перевернувшись через голову, упал с бархана. - Жаксы, - сказал Рамазан и пошутил: - Теперь можно кокпар устраивать... Все в отряде одобрительно заулыбались. Оставалось тридцать-сорок верст до урочища Кендирлик, где был хороший родник. Следы банды вели туда. Отряд шел очень осторожно. Вперед высылались дозорные. У одного из них обязательно висел на груди единственный в отряде бинокль - старый, с треснувшим посередине стеклом. - Итемген наверняка в Кендирлике отдыхает, - говорил Жаксен. - Уж больно там вода хорошая. Родник... По следам видно, что ни у одного колодца они долго не останавливались, а отдыхать надо, люди не железные... В нашем отряде люди тоже были не железные. Я видел, как обтягиваются скулы кожей, как темнеют от бесконечного недосыпания круги под глазами, как все тяжелее и тяжелее на привалах соскальзывают с седел всадники. Губы у всех потрескались от жары и кровоточили. Но ни одной жалобы не слышал я от своих бойцов. Вечером оседлали запасных коней. Я провел небольшую беседу: - Завтра может быть бой. Не исключено, что кто-то из нас погибнет. Но пусть каждый знает, что его кровь прольется не зря. Почетно отдать кровь за свою народную Советскую власть. Бойцы молча слушали. Лица у них были розовы от лучей заходящего солнца. - Вперед! Зацокали копыта, еле слышно, словно детские колокольчики, зазвенели удила. Неожиданно подул резкими порывами восточный ветер. Пригнал он откуда-то с края степи черные тучи и в них нырнула ранняя луна. Отряд окутала плотная черная тьма. Рамазан и старик Жексен, боясь сбиться с пути, часто останавливались, щупали руками пыль, советовались. Вдруг с востока ветер донес ржание молодой лошади. - Табун, - проговорил Рамазан. - Стойте! - скомандовал я. - Казбек пойдет со мной! Остальным оставаться на месте... Через две-три минуты мы были уже одни в черной темноте ночи. Неожиданно ветер разорвал тучи, и в мутном свете луны я увидел табун лошадей. Они стояли, сбившись в кучу. Пастухов не было видно. - Стой и жди меня здесь, а я объеду табун, - сказал я негромко Казбеку. Мы поняли, что это дойные кобылицы бандитов. Их надо угнать, потому что без кумыса в Голодной степи пропадет любой человек. Уже отъехав от Казбека, я услышал негромкий разговор. Совсем рядом лежали на земле двое мужчин. Один из них держал за уздечку коня. - Эх, зима подходит, - с тоской проговорил молодой голос. - Где будем зимовать? Мечемся, как волки, по Голодной степи... - Да, мотаться надоело, - задумчиво ответил другой. - А куда денешься. Э, э, кто это? Стой!.. Поняв, что меня заметили, я поскакал к Казбеку. Те двое, вскочив на коней, понеслись за мной. Казбек уже горячил коня, держа наперевес винтовку. Мы выстрелили несколько раз по приближающимся всадникам. Те повернули обратно. Начался рассвет. Тьма быстро таяла. Проступило серое низкое небо. Отряд поднялся на бугор. В бинокль я увидел колодец и остовы двух юрт. - Жексен-аксакал! - приказал я. - Идите к ним и скажите, что мы догнали и окружили их. Табун тоже у нас. Пусть сдаются без лишней крови... В бинокль было видно, как два дюжих бандита встретили и скрутили старика, столкнули вниз, в овраг. Прошло два с лишним томительных часа. Жексен не появлялся. Не проявляли признаков жизни и бандиты. Солнце поднималось все выше. Начиналась жара. Мы поняли, что каждая минута, проведенная в бездействии, оборачивается против отряда. Вода была у бандитов. Это огромная сила в Голодной степи. Надо действовать. К северу между холмами был выход из оврага. Итемген может им воспользоваться. Решили отрезать для бандитов и ту дорогу. На бугре оставили всего лишь несколько бойцов и коноводов с лошадьми. - Стреляйте время от времени вверх! - приказал я. - Пусть думают, что здесь главные силы отряда... Несколько человек во главе с уполномоченным ГПУ пошли в обход бандитов слева, а другой маленький отряд со мной - справа. Встретиться должны были у северного выхода из оврага. Трудно идти по раскалившемуся песку. Заливал глаза пот. Но мы торопились, чтобы успеть к выходу раньше бандитов, и наконец добрались до условленных камышей. Второго отряда еще не было. Внизу в котловине мы увидели стоявших наготове оседланных лошадей и завьюченных верблюдов. Я отдал приказ стрелять в них. Бандиты тут же начали отстреливаться. В воздухе запели пули. Один из бандитов пополз к оседланным коням. Прицелившись, я нажал на спусковой крючок. Бандит дернулся и, уткнувшись в песок, замер. Да, кони, кони нужны бандитам, чтобы вырваться из окружения. Еще один в голубом лисьем малахае короткими перебежками кинулся в камыши к коням. Но пуля остановила и его... К шести часам вечера перестрелка стихла. Подняв руки над головой, шагнул из укрытия первый бандит, потом второй, третий... Последним поднялся широкоплечий, высокий, с темным лицом. Он шел как-то боком, исподлобья поглядывая по сторонам. - Смотри, смотри, Шаке, - заговорил Казбек, - сам Итемген идет... - Ну, что же, - ответил я, - пусть идет... Вьючьте верблюдов. Пора возвращаться... Так было покончено с бандой кровавого Итемгена. Я.МУЛЯР, А.ГОНЧАРОВ ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ Великая Отечественная война расширяла масштабы работы милиции, поставила перед собой целый ряд новых задач, выдвинутых военным временем. Решения Коммунистической партии и Советского правительства о перестройке всей работы государственных органов на военный лад и о беспощадной борьбе с дезорганизаторами тыла в корне изменили систему работы милицейских учреждений. В то время, как солдаты храбро сражались на фронтах против немецко-фашистских захватчиков, советская милиция очищала нашу землю от расхитителей государственной собственности, от бандитов, воров, спекулянтов и хулиганов, мешавших укреплению советского тыла, нарушавших общественную безопасность. x x x Вооруженные преступники, преследуемые работниками милиции, во всю мочь гнали своих коней, пытаясь скрыться в степном тумане. Брошенная ими загнанная лошадь беспомощно лежала на дороге. - Это из нашей сельхозартели! - воскликнул, подъезжая, колхозник. - Несколько дней тому назад грабители угнали у нас много скота. - На ворованном далеко не уедут! - отозвался оперуполномоченный ОУР Акмолинской области Приходько, преследовавший вместе с заместителем начальника Управления милиции Бондарем и одним из колхозников банду грабителей. Пыль, летящая из-под копыт лошадей, густыми клубами обдавала придорожные травы. Маленький отряд спешил - нельзя упустить опасных преступников. Свежие следы вели к старому заброшенному аулу. - Здесь они могут засесть! - сказал Приходько, спрыгивая с коня. Взяв винтовки наперевес и маскируясь за маленькими холмиками, работники милиции стали приближаться к полуразрушенным землянкам. Из аула раздались один за другим два выстрела. Дымок от них ясно обозначил цель. Завязалась перестрелка. Работники милиции, маскируясь, быстро приближались к оврагу, охватывающему аул с одной стороны. Отсюда они могли стрелять наверняка. Приходько тщательно прицелился и спустил курок. В одной из землянок вскрикнули, и вслед за этим раздалось еще несколько выстрелов со стороны аула. Тогда Приходько и Бондарь открыли прицельный огонь. Вскоре бандиты прекратили стрельбу - то ли патроны кончились, то ли многие были ранены - и стали кричать, что хотят сдаться. Один из преступников вышел из укрытия и с поднятыми руками стал приближаться. Бандиты пошли на хитрость: они думали разоружить оперативников, но их замыслы были раскрыты. - Кругом! - скомандовал Приходько. - Иди к землянке! Бандит было замялся, но Приходько строго повторил команду. Преступник пошел, а за ним, держа винтовку наготове, шел Приходько. Бондарь зорко следил за бандитами, оставшимися в землянке. - Выноси оружие! - приказал Приходько. У арестованных восьми преступников и их соучастников было изъято 16 колхозных лошадей, восемь коров, 30 баранов, два верблюда и много ценных вещей. Это лишь один из эпизодов борьбы работников милиции с бандитами и расхитителями в первые годы войны. Не жалея ни сил, ни времени сотрудники милиции, возглавляемые коммунистами, делали все, чтобы вернуть государству похищенное. Это была героическая, самоотверженная работа. Сотрудники ОБХСС Алма-Атинской области разоблачили группу расхитителей, орудовавших на мясокомбинате No 3 и в транспортной конторе Горхлебкомбината. Хапугами было похищено большое количество продуктов. В результате операции государству возвращено 396 000 рублей и 80 мешков муки. Во время весеннего сева были замечены случаи хищения семян, горюче-смазочных материалов и запасных частей. В колхозах имени Амангельды Терень-Узякского района и имени Ворошилова Казалинского района Кзыл-Ординской области работники милиции выявили случаи растранжирования семенного зерна крупными партиями. Так, председатель колхоза имени Амангельды Ахметов раздал своим родственникам и другим приближенным ему лицам 1487 килограммов пшеницы, а председатель правления колхоза имени Ворошилова Каракулов таким же путем разбазарил 448 килограммов семян. В Южно-Казахстанской области участковый уполномоченный Сузакского райотдела НКВД, член партии Сарсембеков раскрыл несколько преступных групп, которые в дни уборки урожая расхищали хлеб в колхозах имени Кирова, "Интымак", имени Ворошилова и на складе райпотребсоюза. Расхитители были арестованы, а шесть тонн похищенного зерна возвращено колхозам и государству. Начальник Кзыл-Ординского областного управления милиции подполковник Мильнер и начальник ОБХСС того же Управления старший лейтенант Курмангалиев в течение суток раскрыли особо опасное преступление и возвратили государству 130 000 рублей похищенных денег. Оперуполномоченный ОБХСС Семипалатинской области Мартынов разоблачил большую преступную группу, долгое время занимавшуюся расхищением продуктов с мясокомбината. Группа состояла из 18 человек и похитила 16 бочек сала и 19 ящиков сливочного масла. Преступники, в том числе начальник техснаба Нудельман и заведующий перевалочной базой мясокомбината Гольдфарб, понесли суровое наказание по закону от 7 августа 1932 года. В грозные годы войны Казахстан все свои силы и богатства отдавал на защиту Родины, на дело скорейшего разгрома врага. Наша республика бесперебойно снабжала фронт вооружением, нефтью, углем, мясом, хлебом, обмундированием. Трудящиеся Казахской ССР напрягали все силы, чтобы приблизить час победы и окончательного разгрома фашизма. Ни одного винтика с производства, ни одного килограмма хлеба не должно было попадать в руки расхитителей, воров и жуликов. Общественная социалистическая собственность священна и неприкосновенна! И работники милиции на деле обеспечивали претворение в жизнь этой заповеди. x x x В годы войны город Джамбул был одним из пунктов размещения населения, эвакуированного с территории СССР, временно окупированной немецко-фашистскими захватчиками. Несмотря на временные неудачи на фронтах и пережитые невзгоды, эвакуированные, как и местное население, включились в напряженный труд. Совершенно по-иному, с враждебным безразличием отнеслась к бедам нашей страны обособленная кучка людей из воссоединенных перед войной западных областей, входивших до этого в состав панской Польши. Буржуи, валютчики, спекулянты, профессиональные мошенники и прочие паразитические элементы выискивали пути легкой наживы. Заработала черная биржа, на которой проворачивались валютные махинации. "Золотых дел мастера" скупали бытовое золото, искусно воровали его доли от каждой - вещи, заменяли натуральные драгоценные камни фальшивыми и с барышом сбывали их любителям "вечных ценностей". На рынке и подступах к нему хитро орудовали спекулянты продуктами питания и промтоварами. Сбывали спирт, медикаменты, наркотики, поддельные продовольственные карточки. Неблагоприятная обстановка сложилась на важных объектах: сахарном и спиртовом заводах, мясокомбинате, в государственной и кооперативной торговле. Замена кадровых материально-ответственных работников, ушедших на фронт, непроверенными лицами резко сказалась на состоянии дел. В этой сложной обстановке аппарат ОБХСС, состоявший только из четырех оперработников, был перегружен до предела. И часто с болью в сердце мы сознавали недостаточную эффективность затрачиваемой энергии. Многие завезенные с запада, квалифицированно отработанные и точно рассчитанные на успех методы и способы махинаций были еще незнакомы оперативным работникам и их помощникам. Наиболее поучительным в этом деле явилось дело по мясокомбинату, возникшее при случайном стечении обстоятельств. Летом 1942 года оперуполномоченный ОБХСС Босов из засады наблюдал за непроезжим переулком у рынка. Оттуда на почтительном расстоянии друг от друга появились сначала старик, а за ним мужчина. Встретившись, последний вынул что-то из кармана пиджака и передал старику. После тщательного осмотра и перебрасывания с ладони на ладонь, тот начал тереть переданную вещь о левый рукав. Проверялось качество металла. При повторном снятии пробы продавец пытался вырвать вещь. Но старик ловко увернулся. Последовал сильный удар, от которого старик рухнул на землю. Появившийся в этот момент Босов сначала подобрал растянувшуюся змейкой в пыли длинную стограммовую золотую цепь, а потом уже задержал "хулигана" и "потерпевшего". При личном обыске из брючного кармана мужчины извлекли полкилограмма колбасы. Колбаса эта была особая. Крутосоленая и прокопченная, рассчитанная на длительное хранение. Изготовлялась она мясокомбинатом только по заказу фронта. Пересмотрели все материалы по комбинату, но никаких сигналов о хищениях колбасы не нашли. Сбытчика золотой цепи за "хулиганские" действия по отношению к старику водворили в КПЗ. А чтобы не насторожить старого "золотых дел мастера", его обыскивать не стали. Не обратили внимания и на латку на левом рукаве, размером 10 на 20 сантиметров. Она маскировалась под цвет материала на пиджаке. Допросили по поводу нанесения ему побоев и отпустили с миром. Страхуя себя, старик добрых два часа колесил по улицам и переулкам. Побывал в четырех квартирах и, зайдя в калитку пятой, исчез в винограднике. При проверке ни в одной из пяти квартир старик не проживал. На второй день он не появлялся на рынке. Два дня в городе работали сотрудники милиции и нашли старика. Жил он с семьей бедно, в однокомнатной, слепленной из глины избушке, окруженной со всех сторон полуразрушенными дувалами. Рано утром с тремя понятыми оперативные работники заполнили тесное жилье старика. Обыск начали с входной двери по ходу часовой стрелки. Внимательно осмотрели стены, пол и потолок. Подозрительные места зондировали щупом. Исследовали предметы домашнего обихода, убогую мебель кустарного производства. Подозрительным показался обшарпанный фанерный чемодан. Сам чемодан старый, а мебельные гвозди, которыми он густо был усеян, выглядели совсем новыми. Сорвали один гвоздь. Под шляпкой показалась утопленная в дерево крупная точка - самодельный сапожный гвоздь. Поскребли его перочинным ножом. Чемодан таил в себе более ста золотых гвоздей. Дошла очередь до полуразрушенной печки. Разобрали ее по кирпичику, прощупали прямоугольник земли, на котором была сложена печь и нашли предмет, похожий на пульверизатор. Это был аппарат, при помощи которого плавилось золото. Затем перешли в тесный, захламленный чулан. И снова в подошвах и каблуках старой обуви золотые гвозди... Обыск подходил к концу, а "большого золота" нет и нет. Где же оно таится? Осмотрели косяки дверей, рамы окон, наружные стены избы, крышу. Протыкали стальным щупом дувалы, территорию небольшого, заросшего бурьяном двора. Оставалась помойная яма, около которой с бросавшейся в глаза небрежностью навалены всякие нечистоты. Физически сильный Босов с азартом начал орудовать щупом, проверяя помойку от края к центру. И вдруг рука почувствовала глухой стук. Взялись за лопаты. С глубины одного метра извлекли кусок листового железа, не совсем проржавленного. Щуп заработал энергичней. Снова стук, и на середине помойки щуп туго вошел во что-то мягкое. Решили яму диаметром более двух метров раскопать от края до края. Когда оперативники и понятые начали разрывать зловонную яму, у старика начался "приступ печени". Скорчившись, он лег здесь же на бурьяне. Учли его поведение и еще быстрее заработали лопатами, пока не наткнулись на что-то твердое. А через минуту со словами "вот оно" Босов поднял над головой глянцевую кринку с заделанным толстым слоем сургуча отверстием. Кринку торжественно перенесли в квартиру хозяина. Один из понятых сорвал с отверстия сургучную заделку. Первыми на стол упали фунты стерлингов и доллары в банкнотах. За ними - золотые изделия и бриллианты в небольшом замшевом мешочке. Из перевернутой кринки посыпались золотые монеты: польские злоты, американские доллары, рубли дореволюционной чеканки. И последними выпали самосплавленные золотые слитки. Был изъят и пиджак с латкой на левом рукаве, как вещественное доказательство преступной деятельности старика. Много лет старик открыто крал золото. Бывало, выйдет на толкучий рынок, высмотрит жертву, продающую по нужде обручальное кольцо или другую золотую вещь. Начнет торговаться, крутит, вертит вещь, пробует на зубах, трет о латку, грубую, как наждак, смотрит и нова трет. И, наконец, предлагает ничтожную цену. Продающий считает это насмешкой и отходит. За день десятки раз прикоснутся золотые вещи к латке. Дома латка с рукава срывалась и сжигалась. Выплавленное золото оставалось на дне тигелька. Очень просто и здорово. Задержанный сбытчик, когда ему вменили в вину спекуляцию золотом, хулиганство и покупку заведомо похищенной колбасы, в свое оправдание с жаром доказывал, что золотая цепь принадлежала его покойной матери и продавал он ее как свою собственность. Ударил старика, "мошенника из мошенников", за кражу золота. Купил колбасу у "корчмаря" - тоже несусветного жулика. А где корчмарь колбасу приобретает, спросите, мол, у него самого. Так стало известно, что в просторном помещении, расположенном во дворе ничем не примечательного закоулка, существует подпольная корчма. Ее хозяин, в прошлом крупный в Польше ресторатор, открыл свое заведение для узкого круга "солидных" и вполне надежных посетителей. Скучающие от безделья обеспеченные особы, зная, что у него можно хорошо поесть и выпить, валом валили в корчму. Корчмарь, с бородой и заплывшими жиром бойкими глазами, всегда был доволен. Дела шли великолепно. С подгулявших панов за съеденное, выпитое и проведенное за картами время брал по своей "таксе" фунтами стерлингов, долларами, золотыми монетами и советскими деньгами. Даже отпускал на дом копченую колбасу, ветчину, корейку. Его пробивные "заготовители" исправно и в избытке поставляли хлеб, мясо, масло, яйца, копченые мясные изделия. Прихваченный на всякий случай из Польши искусный повар готовил изысканные блюда. Ликвидировать корчму трудностей не составляло. Но прежде нужно было (и в этом состояла главная задача) вскрыть каналы, по которым "плыли" в корчму ценные мясные изделия. Не ослабляя наблюдения за деятельностью корчмы, сосредоточили внимание на мясокомбинате. Однако в результате вскрыли лишь мелкие хищения второстепенных мясопродуктов да оформлявшийся через бухгалтерию отпуск мяса и небольшого количества копченых изделий по именным запискам директора разным лицам. Других существенных хищений не установили. Корчма же, как и прежде, ежедневно снабжалась копчеными мясными изделиями. Как же они туда попадали? Это пока было загадкой. Через отделение железнодорожной милиции проверили транспортировку и погрузку продукции в вагоны-холодильники, но все оказалось в порядке. Кто-то из работников ОБХСС предложил провести осторожный опрос работников мясокомбината, уволенных за последнее время. Быть может, найдутся "недовольные" и прольют свет на истину. Предложение было принято. Бывшая работница, уволившаяся по собственному желанию, рассказала примерно следующее: - Порядка там нет, из-за этого и уволилась. Устроилась я туда охранницей. Проинструктировал меня начальник и поставил к главным воротам. "Смотри, - говорит, - хорошо. Подводы и автомашины через ворота пропускай только по пропускам. А если что-нибудь везут, требуй еще и накладную. Смотри, то ли везут, что написано в накладной. Если что не так, подавай сигнал свистком. Придем - разберемся". - Стою на посту и вижу: со двора комбината катят дрожки. "Отворяй ворота, - кричит мне кучер, - что рот-то разинула". Я ему говорю, пропуск сначала предъяви. Да покажи, что везешь под ковром. Приподняла за угол ковер, а там большой чемодан. Кучер оттолкнул меня от дрожек. А я за свисток, да и давай во всю мощь сигналить. Сидевший на дрожках ко мне спиной мужчина обернулся да как крикнет: "Прочь отсюда, огородное пугало". Что бы дальше было, не знаю, но прибежал начальник охраны, сам открыл ворота, и дрожки умчались. Я была выругана за задержание самого директора. А я откуда знала, что он директор. После этого меня перевели в убойный цех. В самую мокроту. А у меня ревматизм. Подумала, подумала, да и уволилась. Это вызвало недоумение. Неужели директор? Но наблюдение организовали. На следующий день утром добрый конь катил за собой рессорные на резиновом ходу дрожки с директором. Сидение дрожек было покрыто ковром, из-под которого возвышался прямоугольник, похожий на сиденье для кучера. За 40-50 метров ворота распахнулись. Кучер, не сбавляя хода, проехал ворота и остановился у конторы. Ссадив директора, он поехал в глубь двора и затерялся между строениями. До конца рабочего дня кучер оставался на территории мясокомбината. В 19.00 ворота распахнулись. От конторы кучер повел лошадь рысью. Доставив директора домой, тронулся дальше, прямо с ходу, через узкую щель, проделанную в высоком дувале, заехал на просторный двор. Остановившись у своей квартиры, извлек из-под ковра вместительный черный чемодан, занес его в квартиру. Не задерживаясь, выехал и проследовал на конный двор мясокомбината. На второй и третий день кучер повторял то же самое. За эти дни работники милиции установили и главное: где, как и чем наполнялся "директорский чемодан", и каким образом копченые мясные изделия переправлялись в корчму. По детально разработанному плану была осуществлена одновременная операция. У квартиры директора работники милиции отогнули ковер и сняли с дрожек чемодан, в котором оказалось 38 килограммов копченых мясных изделий, преимущественно колбасы. Поставленный в весьма затруднительное положение директор мясокомбината кулаком молотил по своей груди и отборной бранью ругал себя за небдительность на руководимом предприятии. Долго при подписании документа по факту задержания с поличным возражал против формулировки, согласно которой похищал готовую продукцию вместе с кучером. ...Содержатель корчмы - хитрый делец - встретил оперативных работников поклоном и сразу же пригласил к столу по случаю своего пятидесятилетия. А когда ему было предъявлено постановление на арест и ордер на право обыска, замахал руками и попятился назад. Присутствующие изрядно захмелевшие паны прекратили пиршество и, вытирая белоснежными салфетками жирные губы и подбородки, смотрели на оперативных работников вытаращенными глазами. Потребовались две подводы, чтобы вывезти из корчмы посуду, большие запасы продуктов, спирта, самодельных ликеров и, конечно, продукцию мясокомбината: колбасы, ветчину, корейку. На квартире кучера изъяли несколько килограммов копченостей, крупную сумму советских денег, монеты и изделия из золота. Склад готовой продукции комбината опечатали и сдали под милицейскую охрану. Заведующего складом взяли под стражу. Работниц склада допросили прямо в конторе мясокомбината. Многочисленными свидетельскими показаниями и добытыми вещественными доказательствами устанавливалось систематическое, организованное хищение готовой продукции. Оставалось уточнить размеры похищенного, причиненный ущерб и каким способом создавался резерв для расхищений. Однако полученный акт ревизии склада готовой продукции поразил своим выводом. Кроме незначительных недостач и излишков по некоторым видам изделий, возможных при большом обороте продукции, других отрицательных фактов он не отмечал. Напрашивался вопрос: из каких же источников похищались изделия? Еще и еще перечитывались показания работниц склада: "Кучер директора ежедневно приходил в склад с чемоданом. Вместе с заведующим складом наполнял чемодан копченостями, больше всего колбасой, для директора и еще какого-то "большого начальства". Чемодан со склада выносил всегда кучер директора". По акту ревизии назначили экспертизу. Неделю возился опытный эксперт. А результат все тот же. Однако эксперт высказал предположение о вероятном создании резерва продукции путем махинаций при списаниях естественных потерь. И настаивал на назначении технологической экспертизы с его участием. Экспертам, в том числе технологу мясо-молочной промышленности, потребовалось много времени. Они исследовали все виды готовой продукции на угар за фактическое время хранения на складе. И тут выявилась простейшая махинация, суть которой заключалась в следующем. Бухгалтерия мясокомбината в целях "благополучия" на складе регулярно, в конце каждого квартала, снимала натуральные остатки и сличала с данными бухгалтерского учета. При каждом таком мероприятии списывалась, независимо от длительности хранения продукции на складе и фактических потерь, максимальная норма на естественные потери, так называемый угар. Эксперты при изучении приходно-расходных складских документов и экспериментами доказали, что вся поступавшая от производственных цехов готовая продукция в складе хранилась лишь двое-трое суток. Как только на складе накапливалось 16-18 тонн, продукция сразу отправлялась по назначению. Следовательно, между действительными нормами хранения на складе и максимальными образовывалась значительная разница и составляла на тонну продукции в соответствии с видом изделий 15-35 килограммов в пользу расхитителей. Следствием было установлено, что жуликам удалось похитить и реализовать много ценной продукции, предназначенной для воинов Советской Армии. Изобличенные расхитители и их сообщники понесли заслуженное наказание по законам военного времени. Оперативные работники города Алма-Аты раскрыли и обезвредили шайку расхитителей социалистической собственности и спекулянтов - Скударнову, Артаментову, Тюрину, Нелюбову, Иванову и Назаренко. Эти люди в целях наживы систематически воровали продовольственные товары, предназначенные для трудящихся города. Скударнова с соучастниками превратила ларек No 31 Алма-Атинского горпищеторга в свою кормушку: они воровали хлеб, кондитерские изделия, и все это сбывали по спекулятивным ценам, а вырученные деньги делили между собой. Чтобы скрыть следы преступления, заведующая ларьком Скударнова совместно с работниками контрольно-учетного бюро Ленинского района Артаментовой и Тюриной похитили продовольственные талоны в момент их уничтожения и покрывали недостачу хлеба и кондитерских изделий, образовавшуюся в результате хищения. Таким образом, участниками этой преступной группы было похищено и реализовано по спекулятивным ценам свыше четырех тонн хлеба. Преступники были пойманы с поличным: у них изъяли 320 продовольственных карточек, более чем на 100 килограммов хлебных талонов, 44 тысячи рублей и много кондитерских изделий. ...В квартире Матвеевых никого не было. Неизвестный взломал замок, открыл дверь и проник в комнату. Здесь он долотом открыл шифоньер, связал в узел находившиеся в нем вещи и вышел. Вор направился в глухой переулок, надеясь скрыть свои следы. Проходивший мимо старший инспектор паспортного стола Управления милиции НКВД Казахской ССР Измагамбетов обратил внимание на неизвестного и на его узел, набитый вещами. - На минуточку, гражданин! - сказал он, подходя к неизвестному. - Разрешите проверить ваши документы! - Какие документы? Кто ты такой? - грубо ответил остановленный. - Я работник милиции, - твердо сказал Измагамбетов и преградил вору дорогу. Тот ударил Измагамбетова и попытался бежать. Но старший инспектор, схватив преступника за руку, удержал его. Около них стали собираться прохожие. - Отпусти, ты! - закричал вор. - Это мои вещи! - Но Измагамбетов крепко держал его за руку. В это время две женщины быстро побежали в отделение милиции и сообщили о происшествии. Через несколько минут вора доставили в отделение. Им оказался сбежавший из-под стражи Львицын. Этот грабитель совершил два убийства и 18 ограблений. Бандит предстал перед советским судом. Потерпевшим гражданам Матвеевым, проживающим в Алма-Ате, были возвращены все их вещи. В своем письме они выразили Измагамбетову искреннюю благодарность. Как священный долг выполняли работники милиции свои обязанности по охране социалистической собственности, жизни и здоровья советских граждан, не жалея ни сил, ни времени. За время войны милиция выросла и окрепла. Она воспитала в своих рядах подлинных патриотов Родины, беспредельно преданных нашей Коммунистической партии и Советскому правительству. ЦК КПСС и Совет Министров СССР дали высокую оценку труженикам советского тыла. Многие работники органов внутренних дел были награждены орденами и медалями, поощрены денежными вознаграждениями. Е.ВАСИЛЬЕВА КРЕПКАЯ СВЯЗЬ С ТРУДЯЩИМИСЯ На заре Советской власти, когда Рабоче-крестьянская милиция делала еще только первые шаги, когда разрабатывались положения о ее правах и обязанностях, Владимир Ильич Ленин подчеркивал: "Милиция должна иметь крепкую связь с трудящимися, с домовыми комитетами, должна в своих действиях опираться на честных людей, которые заинтересованы в поддержании порядка в советском обществе. Милиция - слуга народа, без поддержки трудящихся она не сможет выполнить возложенные на нее задачи"*. ______________ * Дижбит А. "Ильич напутствовал нас". "Советская милиция", 1963, No 4, стр. 26. Эти ленинские заветы с первых дней работы милиции стали для нее руководством к действию. И вот уже более полувека тесная связь с народом является основой успешной работы милиции в борьбе за укрепление общественного порядка. Различные формы принимала за годы Советской власти связь органов внутренних дел с общественностью. Общества и бригады содействия милиции, товарищеские суды, народные дружины и общественные автоинспекторы, комиссии по делам несовершеннолетних и коллективы, шефствующие над исправительно-трудовыми колониями, выполняют разные функции, но все они способствуют укреплению общественного правопорядка, упрочению самой законной в мире власти - власти трудового народа. Выступления работников милиции перед населением, прием граждан по интересующим их вопросам на предприятиях, в учреждениях, по месту жительства, пропаганда правовых знаний, общественные приемные в органах милиции, где работают на общественных началах квалифицированные юристы, педагоги, представители общественных организаций - все эти формы укрепления связи органов внутренних дел с трудящимися, предусмотренные ноябрьским (1968) постановлением партии и правительства, повсеместно внедряются в жизнь. Основы этих связей закладывались в первые годы Советской власти, когда первые формирования милиции совместно с отрядами красноармейцев, рабочими и крестьянством боролись против белогвардейских банд, басмачей и кулацких элементов. x x x Попытку свергнуть Советскую власть в Кустанайском уезде предприняли в 1920 году местные контрреволюционеры и кулаки. Они организовали банды с громкими названиями "Зеленая крестьянская армия" и "Белогвардейское общество". Используя недовольство отсталой части крестьян продразверсткой и трудностями, порожденными войной, они повели наступление против только что образованных местных Советов, намереваясь с оружием в руках завладеть Кустанаем, а затем и Челябинском. "Зеленая" банда начала свое наступление во Всесвятском поселке (ныне село Урицк) и направилась в села Большую Чураковку и Ново-Алексеевку. В походе "зеленые" чинили расправу над сельскими активистами, семьями милиционеров и красноармейцев. Ревком обратился к населению с призывом помочь в ликвидации банды. Кустанайский уезд был объявлен на осадном положении. Город охранялся Коммунистической ротой, в состав которой входил и отряд милиции, сформированный из городских и уездных милиционеров. 27 августа 1920 года в 25 километрах от Кустаная банда "зеленых" была встречена отрядами военкома и милиции. После четырехчасового боя бандиты были уничтожены. Но мелкие разрозненные группировки "зеленых" еще кое-где разбойничали в уезде. Участились случаи поджогов. Измученное колчаковщиной и жаждущее скорейшей победы над врагом население оказывало милиции всемерную поддержку и помощь. Рабочие и крестьяне сообщали о местонахождении банд, о вооружении и численности их. В селах женщины пекли хлеб, шили для бойцов шапки и рукавицы из старых полушубков, собирали продукты, а мужчины чинили валенки, сбрую, рубили табак. И все это отправляли отрядам милиции. Вскоре единодушно поддержанные населением красные отряды разгромили все белогвардейские и кулацкие банды. В республике прочно установилась Советская власть, наступила мирная жизнь. Лучшие представители общественности помогали охранять порядок в городах и селах. Многие из них стали потом кадровыми работниками органов внутренних дел. С 1937 года работал в бригаде содействия милиции боец пожарной охраны Даниловского рудника Акмолинской (ныне Целиноградской) области Бабаев. Он помог задержать преступника, похитившего 23 тысячи рублей государственных средств, неоднократно разоблачал конокрадов, задерживал хулиганов. Когда на складе Маканчинского райпотребсоюза возник пожар, бригадмилец Матвеенко своей самоотверженностью буквально увлек народ на борьбу с разбушевавшейся стихией. Пожар был быстро ликвидирован. x x x С первых же дней Великой Отечественной войны работа бригад содействия милиции значительно активизировалась. На всех крупных предприятиях были организованы специальные группы охраны общественного порядка. Например, на предприятиях и в учреждениях Павлодара в начале 1942 года было создано 16 таких групп, в которые входило 172 человека. Член группы охраны общественного порядка Анна Жугина на территории пятой фермы Карасуского мясосовхоза Кустанайской области встретила неизвестного гражданина, пригласила его в кабинет директора и потребовала документы. Представленные им две справки не удостоверяли личность задержанного, а его суетливое поведение встревожило Жугину. Она решила доставить его в органы милиции. Задержанный оказался уголовным преступником, сбежавшим во время конвоирования. За проявленную бдительность и настойчивость в задержании преступника в суровые военные дни Анне Жугиной приказом начальника Карасуского РО НКВД была объявлена благодарность. Летом 1944 года домохозяйка Мария Лексина в районе Джамбулского сахарного завода обратила внимание на подозрительную особу, задержала ее и доставила в отделение милиции. При проверке оказалось, что задержанная несколько раз была судима за преступления. На этот раз она совершила квартирную кражу и пыталась скрыться. Народный комиссар внутренних дел Казахской ССР объявил Лексиной благодарность и выдал ей денежное вознаграждение. x x x В пятидесятые годы мирной жизни существенную помощь оказывали милиции комсомольцы, вступившие в бригадмил по призыву ЦК ВЛКСМ. Особенно хорошо работали комсомольские организации Карагандинской и Павлодарской областей, некоторых районов Алма-Аты. Были созданы комсомольско-молодежные посты, регулярно проводились рейды по ликвидации безнадзорности детей, специальные инициативные группы следили за порядком в общежитиях, клубах, столовых и других общественных местах. По инициативе комсомольских органов были также организованы комсомольские рейды по торговым точкам. ...Это случилось 13 декабря 1956 года. Старшина милиции Алтай Абдрахманов проходил недалеко от реки Сыр-Дарьи. Вдруг он услышал крики: "Спасите! Спасите!" Голоса доносились со стороны реки. Не теряя ни секунды, Абдрахманов бросился к берегу. К нему присоединился бригадмилец Тохжалов. Они увидели на середине реки перевернутую лодку и возле нее несколько человек. Течением реки людей относило все дальше и дальше. У берега стояла рыбацкая лодка. После больших усилий ее удалось освободить от замка. Старшина Абдрахманов бросился в воду. Одного за другим он подтягивал пострадавших к лодке, где их принимал Тохжалов. Старшина милиции и бригадмилец спасли семь человек. ...Однажды бригадмилец Владимир Филиппов заметил, как к буфету клуба Гурьевского жилгородка подошли два атлетически сложенных парня в форме учащихся ремесленного училища и остановились у витрины. Ему показалось подозрительным, что учащиеся ГПТУ слишком великовозрастны, и он стал наблюдать за ними. Едва незнакомцы положили руки на стекло, Филиппов был возле них. Одному удалось бежать, второго Филиппов доставил в отдел милиции. Некий Макаров вынужден был признаться, что вместе с приятелем Беркалиевым занимался кражей товаров, незаметно выдавливая стекло витрин. Чтобы направить милицию по ложному следу, злоумышленники одели форму учащихся ремесленного училища, которую также выкрали из витрины универмага. Но уловка не удалась. ...Когда продавщица Темиртауского продовольственного ларька No 4 Хмелева, кончив работу, начала подсчитывать дневную выручку, раздался удар в дверь. Затем ее рванули с такой силой, что слетела щеколда, и в ларек ввалились двое неизвестных. Хмелева подняла крик. Один из грабителей, оттолкнув ее, схватил с прилавка и сунул в карман кипу пятидесятирублевок, второй собирал остальные деньги. Вот они бросились к двери. Но не тут-то было! - Спокойно, - послышался с улицы чей-то насмешливый голос, - сейчас выпустим. Крики Хмелевой услышали члены комсомольского штаба, дежурившие в этом районе, - Владимир Селиванов и Николай Хрусталев. Они мгновенно приняли правильное решение. Грабители были пойманы с поличным и понесли заслуженное наказание. Это лишь эпизоды из многочисленных боевых дел членов комсомольских штабов - верных друзей и помощников милиции. x x x Новые формы связи милиции с общественностью появились в начале 1959 года, когда вышло в свет постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР "Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране"... Сразу же после выхода в свет нового постановления партии и правительства в Казахстане повсеместно стали создаваться добровольные народные дружины. По инициативе областного управления внутренних дел и городского штаба добровольных народных дружин в один из воскресных весенних дней 1960 года в Караганде был проведен массовый ре