тал невнимательным,  - добавила бабушка. Она вязала носок,
но  на  вязанье совсем  не  смотрела,  пальцы  сами  знали,  что  делали.  -
Учительница, Мария Сергеевна, жаловалась... Что с тобой происходит, Женик?
     - Ничего не происходит, - буркнул я.
     А папа как будто смотрел в газету, но ничего там не читал.
     - Если грязно написал - пусть перепишет. И не один раз, а три! Иначе мы
никогда у него не воспитаем терпения и усидчивости.
     Мама на это заметила:
     - У  меня нервы не  железные -  стоять над  ним!  И  усидчивости так не
воспитаешь...  Только отвращение к  учебе.  Он и близко подходить к тетрадям
будет бояться.
     Что ответил папа -  а он, конечно, не промолчал, - я не слышал, так как
выбежал из квартиры. Меня уже давно ждали ребята - идти к дяде Левону.
     Спустился на  третий  этаж,  к  дверям  профессора Дервоеда,  -  пыхтит
навстречу Жора.
     - Быстрее!.. - выдохнул он. - А то без тебя хотели идти!
     Я  уже  знал,  где квартира Левона Ивановича.  В  не  нашем подъезде на
втором этаже. Только еще ни разу мы к нему не заходили.
     У  подъезда топчутся Вася,  Сережа и  Павлуша с Генкой.  Все держат над
головой правые руки. Задрали и мы с Жорой, и все двинулись в подъезд.
     На дверях дяди Левона прибита цифра "28".  Жора присел,  обхватил сзади
за ноги Генку (он самый легкий) и - э-эп! - поднял к звонку.
     Генка нажал кнопку.
     И дверь сразу отворилась. На пороге - Левон Иванович. Одет по-домашнему
- в широченных пижамных штанах и майке. Улыбается:
     - Салют, салют, "артековцы". Заходите.
     Мы  еле протиснулись по  одному мимо него.  Старый все-таки дядя Левон,
грузный.
     - А ваша тетя не будет ругаться, если грязи нанесем? - говорю я.
     - Не будет,  не будет...  А  намусорим -  сами и  уберем.  Лады?  Мы же
"артековцы"!
     Квартира дяди Левона всего из  одной комнаты и  кухни.  И  вещей совсем
немного:  два  шкафа,  в  одном  сквозь стекло видны  книги,  диван-кровать,
немного в стороне от него,  ближе к окну,  низенький, как детский все равно,
столик.  На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и
газет, настольная лампа. На весь пол ковер, он заходит под два мягкие и один
не  мягкий стул  возле  столика.  Все  стены в  квартире увешаны картинами и
картинками в  самодельных рамках:  и  лес,  и одинокие деревья среди ржи,  и
река, и окраина города с козой...
     - Не будет,  молодой человек, ругаться наша тетя... - говорил где-то из
кухни дядя Левон. - Давно уже нет ее, один живу.
     Вася присел на краешек дивана слева, Сережа - справа. Сердитые, друг на
дружку не  смотрят...  Оказывается,  пока я  пыхтел над уроками,  Вася опять
навредничал.  "Иди-ка сюда,  что-то на ушко скажу..." -  сказал Сереже. Тот,
дурак, и подставил ухо. А Вася: "Тьфу!" - и удирать. Сережа цап его за рукав
и  как ахнет кулаком!  Сейчас Вася сидит с  "фонарем" под глазом,  а другим,
здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы.
     - А вы угощайтесь,  не стесняйтесь! - Дядя Левон вышел из кухни. Он нес
в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку.
     Вася схватил целую горсть.  Набрали и  мы.  Треск поднялся,  как  будто
сотня белок пустила в ход зубы.
     Вкусные орехи! Ядра - хоть из рогатки стреляй.
     - Все скорлупки - на стол, в кучку.
     Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался,
где не было стекла.
     - Я  сегодня вам расскажу и покажу,  какие бывают куклы,  что они умеют
делать.
     Сказал "куклы",  а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с
носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов - одна
длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла, просто рыжая голова. Великовата,
правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик,
подвинул к ним лампу.
     - Куклами могут быть любые предметы,  -  начал он рассказывать.  - Даже
руки человека, пальцы... Или вот два карандаша, вилка и ложка... Вся штука в
том, чтобы оживить их.
     Вилка и  кругленькая,  в  цветочках,  ложка зашагали по  столу.  Шли  и
ссорились,  как  будто дядька и  тетка возвращались с  ярмарки.  Ложка часто
останавливалась,  наскакивала на вилку,  кудахтала,  как курица.  Дядя-вилка
отступал,  уклонялся от  наскоков.  Он  немного  шатался  и  пробовал  петь.
Наверно, подгулял где-то после удачного торга.
     - Г-гы... - первым не выдержал Вася.
     - Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы...
     Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На
стенке  образовался  светлый  круг.   Дядя  Левон  начал  что-то  выделывать
пальцами,  и  в  том кругу зазевали тени-волки,  запрыгали испуганные зайцы,
плавно  изгибал  шею  красавец  лебедь,  о  чем-то  рассказывал и  плевался,
презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник...
     Лампу  Левон  Иванович не  выключил,  а  только опустил абажур вниз.  В
комнате уже сгущались сумерки.
     Дядя  Левон  выбрал  две  самые  большие  скорлупки  орехов,  надел  на
указательные пальцы.  Сел верхом на стул,  лицом к  спинке...  И вдруг из-за
спинки обыкновенного,  а  не волшебного стула показались двое мальчишек!  Из
школы,  наверно,  возвращаются...  У одного пацана шапка сдвинута на ухо,  у
другого на  лоб.  Остальные пальцы дядиных рук  -  руки и  ноги мальчуганов.
Идут,  подфутболивают невидимые портфели:  "И-и -  гэх!  И-и -  гух!" Дядя и
хохотал вместо них на  разные голоса,  и  подсвистывал.  А  потом схватились
друзья - кто кого повалит?
     - На Васю один похож! - фыркнул Сережа.
     - Скорее, на тебя... - огрызнулся Вася.
     Пацаны борются,  пыхтят,  не  поддаются один другому.  Вдруг левый трах
правого по голове!  Сбил шапку и как поддаст ее ногой! "Ах, так?!" - вскипел
правый,  схватил большущий кол -  и за ним...  Ой,  не кол -  карандаш! И не
пацаны это...
     Фу ты, вот так фокус!
     И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами... Пальцы как пальцы!
Обыкновенные, человеческие.
     - Вот и вся их дружба, - сказал Левон Иванович. - Ну, какая у них может
быть  дружба,  если  один  думает,  как  бы  унизить  другого,  сделать  ему
неприятное?
     Дядя Левон посмотрел на Васю,  и  мы все посмотрели.  А  он завертелся,
стал  нарочно рассматривать картинки на  стенах.  Как  будто  его  ничего не
касалось!
     Дошла очередь и до куклы-мальчишки.
     Дядя взял ее со столика и надел на руку,  как рукавицу. Мальчишка сразу
захлопал руками, запищал тоненько: "Ур-ряя!" А может, мне послышалось?
     - Такие куклы называются петрушечные или  перчаточные,  -  говорил дядя
Левон,  а мальчишка и кивал ему,  и махал ручкой. - Ну что, что ты хочешь? -
наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному
уху,  а потом подергала за него.  -  А-а,  ну ладно,  скажу...  Ну,  хорошо,
хорошо...  Почему,  спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и
скажи!
     Шурик закрутил головой.
     - Смелее, не стесняйся.
     Шурик завертел головой еще сильнее.
     - Ну, хорошо, будем считать, что познакомились.
     Шурик  радостно закивал  головой,  погладил Левона  Ивановича по  щеке,
схватил за нос, взлохматил волосы.
     - Ты уж не балуйся, а то дети нехорошо о тебе подумают.
     - Ой,  а почему у тебя такие большие глаза и нос?  -  тоненько пропищал
Шурик.
     Хоть голову мне рубите -  запищал по-настоящему!  Ни губами не шевелил,
ни  своего нарисованного рта  не  открывал,  а  все же  заговорил!  И  Левон
Иванович молчал, я хорошо видел!
     - Почему,  почему...  Потому что я сам большой, а не такой карапуз, как
ты, - ответил ему Левон Иванович и нацепил себе на нос очки.
     Шурик круть на дядиной руке! И начал снимать у него очки.
     - Ух, какие большие! Я из них себе велосипед сделаю.
     - Из очков велосипед?  - удивился дядя. - Не дам, как же я без них буду
газеты и книги читать?
     - Я  хочу  читать!  Я  хочу читать!  -  задергался мальчишка и  чуть не
соскочил с дядиной руки.
     - На,  пожалуйста.  Только не разбей...  -  Левон Иванович помог Шурику
приставить очки к нарисованным глазам. - Ну, что же ты молчишь?
     - Сейчас... Кружо-о-очек... Кривые палочки... А вот жук! Жук нарисован!
- замахал ручками, завертел восхищенно головой Шурик.
     - Эх ты-ы! "Кружочек"... "Жук"... Это буква "О" и буква "Ж".
     - Я и хотел так прочитать, но очки не подходят.
     - Болтун ты,  Шурик.  Очки  разве виноваты?  Дети  вон  в  школу ходят,
стараются, чтоб научиться читать и писать.
     - И я пойду в школу!  И я хочу в школу! - снова задергался, запрыгал на
руке, запищал во все горло Шурик.
     Левон Иванович снял куклу. Чудо кончилось!
     - Ух ты! - выдохнул Жора. - Неживой, а как живой.
     - А... а как он пищит - неживой? - сглотнул слюну Вася.
     - Хэ, в нем такая пищалка в животе спрятана! - сказал я.
     Сережа  соскочил  с  дивана,  схватил  куклу-мальчишку и  заглянул  под
рубаху, даже рукой пощупал. И глаза выпучил:
     - Пустой живот!
     - Хоцу Сурика... - заныл Генка. Но на него все зашикали, и он смолк.
     - Не ищите напрасно, - улыбнулся дядя Левон. - За куклу артист говорит.
Так говорят за кукол только тогда, когда артист весь на виду. Когда-нибудь я
научу вас так говорить,  чтоб никто не догадался,  что это вы. Но это еще не
скоро,  на самом последнем этапе. А у нас с вами пока и так хватит работы. В
следующий раз нарисуем кукол,  потом начнем лепить их по рисункам. Приносите
побольше пластилина...  Будем делать таких,  как  Шурик,  -  перчаточных.  А
вообще кукол разных на свете много.  Некоторыми управляют сверху за ниточки.
Марионетки называются... Гурвинека видели по телевизору?
     - Видели! Как живой все делает!
     - Он смешной очень!
     - И  Гурвинек,  и его папа Спейбл,  и все куклы в этом чешском театре -
марионетки,  -  сказал Левон  Иванович.  -  А  бывают еще  куклы  тростевые,
механизированные, мимирующие. "Необыкновенный концерт" видели по телевизору?
Это в театре дяди Образцова в Москве. А думаете, легко заставить отплясывать
куклу-цыгана? Человек пять управляет ею.
     Наконец Левон Иванович взял ту  куклу,  что  без  рук,  без ног -  одна
сморщенная  голова.  Набросил  ей  на  голову  платочек,  завязал.  Старушка
получилась!
     - Мимирующие куклы  больше в  одиночку любят  выступать,  например,  на
концертах, - сказал дядя Левон.
     - Правда, шоколик, правда!.. - запищала, зашамкала беззубым ртом бабуся
и  давай кривляться,  как  обезьяна перед зеркалом:  и  бровями шевелить,  и
подмигивать,  и лицо вытягивать,  как будто чему-то удивляется,  и морщиться
презрительно.  -  Не жалей, жолотой мой, дай орешек попробовать... - просила
бабуся. - Жабыла, какие они на шкус...
     Дядя Левон вложил ей в рот орех. И началась комедия!
     - Не шмейтеша, шупоштаты, и у ваш жубов нету... - кивнула бабка головой
на  Васю и  Сережу и  как  куснет орех!  А  крючковатый нос  как  долбанет в
подбородок!  Перекинула орех за одну щеку,  за другую... Раскусить пытается.
Подбородок прыгает вверх-вниз,  в стороны -  чуть не до ушей.  Стонет бедная
старушка,  наконец: - Чфу! - Орех летит из бабкиного рта, как пуля из ружья.
- Нешкусный...
     Вася  хохотал и  дрыгал  ногами.  Жора  запрокидывал голову  и  давился
смехом,  кашлял.  Павлуша,  такой тихоня,  подпрыгивал на месте,  кидался из
стороны в сторону. Сережа поддавал мне локтем в бок, бил себя по коленкам. А
я  не мог уже и смеяться,  сипел,  будто из меня вся сила вылетела вместе со
смехом.
     Левон Иванович дал нам успокоиться и сказал:
     - На сегодня все,  "артековцы".  Салют!  -  и поднял вверх обе руки.  -
Когда соберемся снова, скажу. И не забывайте о пластилине!
     Мы  подняли руки вверх,  как  будто сдаемся в  плен,  -  в  плен Левону
Ивановичу, в плен куклам: "Салют! Салют!"
     И  так нам не  хотелось уходить!  Мы  оглядывались на Шурика и  смешную
старуху,  на дядю Левона,  который слегка кланялся нам, как артист на сцене.
Мы толпились, наступая друг дружке на ноги...
     Эх, быстрее бы самим научиться выделывать такие штуки!
     Левон Иванович вдруг спохватился,  побежал на  кухню,  вынес оттуда еще
немного орехов, всыпал Генке в карманчик и сказал:
     - Секундочку, граждане! Секундочку! Павел, вернись!
     Мы остановились, а Павлуша подошел к дяде Левону.
     - Ты  выше  всех...  -  Левон  Иванович придвинул его  поближе,  провел
ладонью ему по макушке, отметил себе на груди. - Ого!
     Затем поставил на его место Васю,  самого маленького (Генка не в счет),
и тоже отметил ладонью его рост.
     Мы смотрели на все это и ничего не понимали. Зачем ему эти мерки?
     - Все!.. Салют, "артековцы"!
     Дверь за нами закрылась.
     Мы спускались по лестнице медленно,  медленно... Что он еще задумал? То
руки  приказывает поднимать и  держать,  то  ростом  меряется...  Загадка за
загадкой!


        "МУРАШКА, ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?"

     Спал я в эту ночь крепко.  Не слышал даже,  как опять лил дождь, шумела
гроза.
     - Осень, а смотри, что делается... - вздыхала утром бабушка.
     Что  осень,  это  уже всем ясно.  Никто не  купается,  только один Женя
Гаркавый бегает на Неман. "Моржом" хочет стать...
     В школу я собрался в одиннадцать часов,  уроки начинаются в двенадцать.
Это у  нас такая вторая смена.  Мы учимся в  том же классе,  что и четвертый
"Б".  Они  кончают около двенадцати.  Есть еще  вторая смена в  четырнадцать
часов - после шести уроков. На такую вторую ходят восьмые, девятые и десятые
классы.
     На дорогу в школу и десяти минут хватает. Но я не дурак, чтобы мчаться,
высунув язык.  Идешь в школу, так иди нормально, как человек. Это ведь не на
пожар! Да и школа от тебя никуда не убежит...
     Идешь себе  и  размышляешь о  всякой всячине.  Если б  часа два  идти в
школу,  и то всего не передумал бы,  что в голову приходит, не рассмотрел бы
всего...
     Сережа-первоклашка   и    Жора   с   Павлушкой   стоят   под   балконом
Жени-девятиклассника.  Женя перекрикивается то с ними, то с Галкой. Она тоже
вышла на  балкон учить уроки.  Часто они так "учат":  сидят каждый на  своем
балконе и чешут языком.
     - Ну,  каким стилем плавала твоя  морская кошка?  -  вопросом встречает
меня Жора.
     Вспомнил-таки о кошке...  Когда куклы у дяди Левона смотрели,  никто не
спрашивал, и я радовался - забыли!
     - По-всякому! - отмахнулся я. - Кролем и это... Брассом... На спинке...
     Не  буду же я  рассказывать,  как она ела нас живьем,  рвала когтями на
полосы!
     - А вот так она может? - Сережа погреб ладонями около пупка.
     - По-собачьи? По-собачьи у нее лучше всего получается.
     Хорошо,  что  не  знают,  как  она удрала от  нас.  Интересно,  где она
ночевала? В нашем доме или убежала куда?
     - Эй,  тезка! - крикнул Женя-большой сверху. Услышал, наверно, о чем мы
разговариваем. - Ты на меня за вчерашнее не сердишься?
     Я не успел и рта разинуть.
     - Ну и молодец... Лови! Насовсем...
     Что-то стукнуло мне в  ладони и отскочило в сторону.  Наклоняюсь...  Ух
ты!  Ослик...  Нет,  не ослик,  а  козлик или бычок -  есть маленькие рожки.
Такой,  что собран из кусочков,  как бусы.  Стоит на круглой коробочке, а из
ног нитки в  коробку идут.  Надавишь на дно -  он и выделывает всякие штуки.
Умора просто!
     Жора  и  Сережа  сразу  пристали:  "Дай  нажать!"  А  Павлуша предложил
оторвать снизу крышку и посмотреть, что там внутри.
     Я  дал им  надавить по разу,  сам давянул раза три и  спрятал козлика в
карман. Потом будем с ним забавляться...
     - Адью, друзья! - помахал нам Женя с балкона.
     Не желает, чтоб мы слышали их с Галкой разговоры. Ну что ж, пойдем...
     К гаражу профессора Дервоеда не подошли.  Ничего интересного. Стоит сам
в дверях,  смотрит, как из досок сооружают крышу гаража, и говорит, говорит.
Наверно,  все о вреде,  который причиняют бродячие кошки и собаки.  И о том,
какая польза была бы,  если бы  их всех переловили.  Иван Иванович,  видимо,
совсем уже на работу не ходит.  Когда ни посмотришь, всегда здесь где-нибудь
торчит...
     Сегодня на гараже не те рабочие,  что вчера.  Вчера их было трое, и все
пожилые.  А  сегодня два молодых парня.  Один худощавый,  голый до пояса,  в
джинсах и пляжной шапочке с синим козырьком. Может, студенты?
     Огибаем свой дом, выходим на улицу. Интересно, что там натворил дождь?
     У обрыва стоит дядя Левон. Смотрит вниз и кого-то отчитывает:
     - Вылезай,  тебе говорят!  Не спрячешься,  я  вижу...  Не подкапывайся,
говорю, рухнет на голову, и капут тебе будет!
     Мы  подняли правые руки,  подошли к  дяде  Левону.  Ого,  ну  и  ровище
образовался за ночь!  Овраг даже,  а  не ров:  в него можно спрятать и гараж
дяди Коли, и половину гаража Дервоеда.
     Где кончается склон,  начинаются огороды соседней,  нижней, улицы. Весь
картофель на  огороде  занесло песком  -  одни  верхушки торчат.  Как  будто
растения  только-только  начали  всходить.  По  картошке расхаживает высокий
угрюмый  дядька.  То  затылок почешет,  то  постоит,  подперев руками  бока.
Интересно,  как он будет теперь выкапывать этот картофель?  Полуметровые ямы
надо рыть.
     - Салют! Салют! - наконец заметил нас дядя Левон. - Вот, полюбуйтесь на
этого страуса. Голову спрятал, а пятки торчат. Вылезай, говорю тебе!
     Из-под  берега,  из-под бахромы свисающих корней видны чьи-то  знакомые
сандалеты.  Жора поднял камешек, прицелился - раз! Не попал... Поднял второй
- шпок!
     - Ой!  -  послышалось из-под обрыва,  и вылез Вася.  К коленкам и рукам
прилип песок,  а на голове -  хоть горстью сгребай. - Подземный ход будет! -
потеребил Вася грязными руками огненные волосы. - Вон за ту грушу выведу!
     На  склоне,  метра на три от вырытого водой оврага,  стоит груша-дичок.
Старая, корни толстые, узловатые. Между корнями пацаны вырыли ямку. Если еще
и оттуда копать, из-под груши, навстречу Васе, то можно вырыть подземный ход
намного быстрее. Здорово придумал Рыжик!
     - Совсем выходи!  Вылезай!  -  Левон Иванович выманивал Васю рукой, как
будто выгребал его оттуда. - Какой номер твоей квартиры?
     - А он в школу еще не ходит, считать не умеет, - подколол Сережа.
     - Не знаю? Семнадцатая! - буркнул Вася.
     - Вот я сейчас скажу твоей мамаше, что сам себе роешь могилу.
     Вася хитро посмотрел на дядю Левона, на нас.
     - А моя мама спит после работы, нельзя ее будить.
     - Ничего,   разбудим...   -   В   голосе   Левона  Ивановича  появилась
решительность.   -  "Артековцы",  боевое  задание:  выгнать  этого  упрямого
козла... И сами туда ни ногой! Надо принимать меры, а то будет поздно.
     Ушел дядя Левон.  Неужели будет подыматься на пятый этаж, будить Васину
маму? Ему ведь так тяжело взбираться по лестнице...
     Скатываемся по склону к картошке.  Заходим снизу в овраг, как в ущелье.
Под ногами влажный и плотный,  будто спресованный,  песок.  Вода размалевала
его извилистыми стежками-дорожками.  Как здесь глубоко!  Два моих роста,  не
меньше. И таинственно, и страшно... И сыро... Отсюда виден только пятый этаж
нашего дома.
     Павлуша замер посреди оврага, вертит головой по сторонам. А я раздвинул
корни - посмотреть на Васину работу. Жора залез в подкоп.
     Ну и землекоп из Васи!  Слабак!  И на метр не продвинулся под берег,  а
уже звон поднял:  "Пещера! Подземный ход!" Здесь только сверху не толще пяди
серая земля с  дерном и корнями,  а ниже -  песочек.  Мягкий,  сам сыплется,
только тронь. Можно было за утро до самой груши докопаться, а он...
     - Вася,  без нас -  ни-ни!  -  вылез Жора.  Глаза у него сверкали. - Мы
придем из  школы и  начнем с  двух сторон...  Одни отсюда,  другие -  из-под
груши.
     Сережа тем  временем выбрался из  оврага,  стал на  бережку как раз над
пещерой -  г-гэх!  И еще раз подпрыгнул -  гух! Нет, не обрушивается, только
что-то густо прошелестело и затихло...
     Вася выбрался за нами неохотно. От оврага и не думал отходить.
     И  тут закричала на  него в  форточку мать.  Разбудил ее все-таки Левон
Иванович.
     - А я и не лез! Я просто стоял! - отговаривался Вася.
     Он даже не смотрел в сторону дома. Врал и ни капельки не краснел!
     Мы пошли к школе,  поминутно оглядываясь.  Все, кто проходил мимо, тоже
интересовались размытым  склоном.  Осторожно  приближались  к  самому  краю,
боязливо вытягивали шеи,  заглядывали вниз.  Мы останавливались и  ждали:  а
вдруг кто-нибудь рухнет вместе с землей, кувыркнется в овраг?
     Как не хочется сегодня идти в  школу!  Пусть бы завтра было хоть десять
уроков,  а  сегодня -  ни одного...  Мы вырыли б подземный ход мигом.  Левон
Иванович не успел бы вернуться из города.
     - Смотрите,  а  на  том  заборе уже нет фанерин с  буквами!  -  показал
Павлуша.
     Мы опять остановились.  Интересно,  что за слова мы тогда читали, когда
бегали вдоль забора. Никак не вспомнить.
     - Ха-ха-ха! - послышалось возле нас.
     Два  четвероклассника...   Тонкий  размахивает  портфелем,   как  будто
собрался зашвырнуть его подальше, толстый трясется со смеху:
     - Звонок давно был, а они ворон считают! Ха-ха-ха!
     Тонкий подошел и стукнул меня по затылку.  Потом Жоре по спине сумкой -
бух!
     Ах так?! Мы побросали портфели в песок. Их двое, а нас четверо. Неужели
не справимся?
     - Ату их! Ату! Ха-ха-ха... - надувался толстяк.
     Нас  было  уже  не  четверо,  а  всего двое.  Павлуша мчал к  школе без
оглядки, за ним переваливался с ноги на ногу Сережа.
     - Дон Кихот и Санчо Панса! - обозвали мы обидчиков и припустились вслед
за приятелями.
     Ну,  конечно, опоздали! Тишина в школе... Только где-то грохнула дверь,
кто-то протопал ногами по коридору второго этажа.
     - Куда в ботинках?! - загородила нам дорогу гардеробщица тетя Дуся.
     Вот еще канитель...  И кто их выдумал, эти тапочки! В старой школе, где
я первый класс кончал,  хоть на руках ходи,  никто ни словечка не говорил. И
хоть бы этот закон все соблюдали -  в тапочках... А то Женя-девятиклассник -
сам видел -  в  чем ходит по улице,  в том и в школе.  И все старшеклассники
так.
     Сережа и Павлуша грохнули дверями своих первого "А" и второго "А". А мы
с Жорой во втором "Б".
     Мария Сергеевна остановила нас у порога.
     - Почему опоздали?
     Я вздохнул. Жора переступил с ноги на ногу, посмотрел в потолок.
     - Весь класс ждет, не срывайте урока.
     - А это самое...  Земля раскололась...  Ага!.. Можете проверить... Кабы
чуть-чуть, то и наш бы дом туда...
     Класс загудел.
     - Провалиться на  этом месте!  Дом  уже наклонился...  "Скорых помощей"
понаехало -  со всего города! Людей забирают... Со страха у некоторых это...
Обмороки всякие... А мы вырвались, прибежали в школу! - Жора смотрел в глаза
учительницы и не мигал.
     Все  ученики первого от  окна  ряда  и  среднего поподнимались,  начали
заглядывать в окна.
     Учительница нахмурила брови.
     - Ну?!  Дом провалился?!  Ах, какой страх! - Голос у нее был такой - ни
на грош не поверила.  -  Кладите сумки...  Жора соберет тетрадки с домашними
заданиями, а Мурашка пойдет к доске. Решим несколько примеров.
     Она мне -  раз!  -  тяжелый пример,  а я - щелк, щелк, как семечки. Она
второй, потруднее, а я трах - и в дамках! Она: "Трижды восемь?" Я: "Двадцать
четыре!" Она: "Пятью девять?" Я: "Сорок пять!"
     - Садись! И чтоб больше не опаздывал!
     Дневник не попросила,  не захотела пятерку поставить. Как же - опоздал!
Нарушитель дисциплины!  А  если б  тройку заработал или двойку,  то  сразу б
затребовала.
     И пусть,  подумаешь!..  Очень мне нужно.  Я не отличник, не буду кусать
себе локти. Только обидно, что Жору к доске не вызвала, а только меня...
     Я  вынул  из  кармана козлика,  легонько тронул кружочек под  коробкой.
Козлик кивнул головой.  Вроде хотел сказать:  "Да, да! Ни за что обидели!" Я
надавал сильнее -  козлик сунул голову между передними ногами и посмотрел на
свой хвостик:  на месте ли?  Жора хмыкнул, повернулся ко мне: "Ну-ка, ну-ка,
что он еще может выкинуть?"
     Жорина парта рядом с моей,  только через проход - в среднем ряду. Можно
сказать, рядом сидим. А Зина, что со мной, так себе, не в счет.
     Я вдавил дно коробочки до конца.  Козлик со всех четырех - брык! Копыта
вместе, хвост в сторону, голову с коробки свесил...
     - Рожки да ножки!.. Кончик хвоста!.. - громко прошептал Жора.
     А  Зина с  Надречной улицы взвизгнула на весь класс,  как ненормальная.
Зажала себе рот. Все обернулись в нашу сторону.
     - Изотова Зина,  что случилось?  Если учительница обращается к ученику,
надо встать.
     Изотова Зина  встала,  но  ничего  не  сказала.  Только блись  на  меня
глазами, блись... Хоть бы уж голову в мою сторону не поворачивала!
     - Мурашка, это ты ей покоя не даешь? И тебе не стыдно обижать девочек?
     Я встал,  ко мне ведь обращались. Обижаю Изотову?! И пальцем не тронул,
нужна она мне!
     - Это Изотова не дает ему задачки решать! - бросился на выручку Жора.
     Лучше бы он молчал!
     - Я-а  мешаю  реша-а-ать?!   -   зловеще  протянула  Изотова.  -  Мария
Сергеевна, это Мурашка фокусы показывает с рогатым осликом, отвлекает меня.
     "У-у,  предательница,  это тебе так не пройдет..."  -  закипает у  меня
внутри.
     - Мурашка,  неси сюда дневник и своего ослика.  Быстренько!  - спокойно
говорит Мария Сергеевна. Учительница у нас хоть и молодая, но строгая.
     А что я говорил!  Когда надо пятерку с плюсом ставить,  о дневнике и не
вспомнит...
     Я толкнул локтем авторучку. Бросились поднимать и я и Жора.
     - Спрячь...  -  сунул  ему  козлика в  руки.  А  сам  понес дневник:  -
Пожалуйста,  Мария Сергеевна... Нет у меня ни осликов, ни козликов. Изотовой
палец покажи - полурока будет хохотать.
     Нет,  Зине-дрезине жизни теперь не  будет.  Это ей  даром не пройдет...
Взвоет, сама попросится, чтоб пересадили на другую парту!
     И тут прозвенел звонок.
     - Мурашка,  забери дневник! - Мария Сергеевна подвинула дневник на край
стола и - цок-цок-цок! - пошла на перерыв.
     Я  развернул дневник.  Пятерка (без  плюса)  стояла на  своем  законном
месте.  Зато внизу страницы красовалось:  "На уроках занимается посторонними
делами!"
     Меня окружили одноклассники.
     - Покажи козлика, который ослик! Покажи фокусы!
     "Занимается посторонними делами!" Интересно, кто на этот раз помчится в
школу? Пусть бы лучше бабушка...
     - Что фокусы!  Скоро мы вам такое покажем, что будете пищать и ахать! -
вскочил я на парту.
     - Жека, четыре "ни"!!! - испуганно вскинул руку Жора.
     Я умолк, точно подавился. Хорошо, хорошо, буду молчать...
     Слезаю... Где хоть эта Зина? Может, треснуть ей для начала?
     Изотовой в классе не было.
     Вышли и мы с Жорой в коридор - подышать.
     Все проводили нас завистливыми взглядами: у нас была тайна!


        КТО РОДИЛСЯ В СОРОЧКЕ

     Павлуша и Сережа где-то задержались, и мы не стали их ждать. От школы к
дому примчались за пять минут.
     На нашей улице,  в самой низине, стоял металлический маячок-треножник с
красным  флажком.  Два  дяди  в  брезентовых робах  вычерпывали лопатами  из
ливневого колодца песок.  Один усатый,  пожилой,  в старой шляпе с обвисшими
полями.  Другой черный,  на щеках отрастил волосы,  во рту держит изогнутый,
как трубка,  мундштук с  сигаретой.  Лопаты у  них как большие совки,  ручки
длиннющие,  раза в  два  длиннее самих рабочих.  Около дяденек уже  две кучи
песка и мусора - достали из колодца. Мы заглянули - дна еще не было видно...
     У  верхушки  оврага  стояла  пирамида  из  досок  с  красным  лоскутком
материала. Увидит шофер издали - стоп, опасность!
     У  пирамиды уже  расхаживает Сережа,  бьет  себя  ранцем  по  коленкам.
Протопает шагов  десять в  одну  сторону -  остановится,  посмотрит на  окна
нашего дома.  Пройдет в  другую сторону -  посмотрит на  рабочих.  А  то  не
выдержит, заглянет с обрыва вниз.
     - Эй, "мама мыла раму", ты удрал с уроков? - крикнул я.
     Сережа приставил палец к губам, и мы поспешно подошли к нему.
     - Тс-с-с!  -  вытянул он губы,  будто приготовился с нами целоваться. -
Ти-хо!  Вася уже  копа-ает!..  Я  два раза до  ста досчитаю:  и  он  вылезет
сторожить, а я - туда.
     - Удрал из школы? - шепотом переспросил я.
     - Нет. Пения у нас не было. Учительница заболела.
     - А  дядя  Левон приезжал?  -  Жора  с  таинственным видом оглянулся по
сторонам.
     - Ага.  Вася сказал,  на "Волге".  И  еще два дяди с  ним.  Расхаживали
здесь, смотрели. Завтра засыпать будут. Самосвалами.
     Завтра!  Так скоро!  А  мы  еще ничего не успели вырыть...  Жди другого
такого случая, можешь и не дождаться...
     Если завтра начнут засыпать,  то  никому никакого вреда мы  не сделаем.
Ну, привезут пару лишних самосвалов земли, чтоб и на нашу пещеру хватило...
     Мигом очутились на  дне  оврага.  И  Сережа бросил сторожить,  спрыгнул
вниз.
     В  подкопе Васю мы не увидели.  И пятки его оттуда не торчали.  И ничто
другое не  торчало.  Один  сандалет его  лежал  на  куче  песка,  второй был
присыпан песком.
     Из-под корней послышался шорох.
     - Отбегайте, а то в глаза! - отскочил от норы Сережа.
     Мы  отступили в  стороны.  С-с-с-с-сых!  С-с-с-с-с-сых!  -  со  свистом
вылетели из подкопа струи песка. Ш-ш-ш-ш-шух! Ш-ш-ш-ш-шух! - полетели комья.
Вася вылезал задом наперед, на четвереньках, и загребал руками и ногами, как
собака.  Двинет ногой назад -  и  дрыг,  дрыг по воздуху,  бросок -  и опять
дрыг-дрыг.  Рубашка в клеточку задралась,  съехала к плечам.  На голую спину
сыплются с  корней серые комки земли.  Увлекся Вася,  ничего не  видит и  не
слышит.
     Жора помахал нам пальцем:  "Тс-с-с!" Забрал в охапку мой портфель, свой
и Сережин ранец, поднял над Васей. Вот показалась уже и голова Васи...
     - Обва-ал!!! - завопил Жора. Бух ему портфели на спину!
     Вася ткнулся лицом в  песок,  а  мы так и сели от хохота.  Потом Сережа
вскочил на ноги и  еще по оврагу пробежал:  "Уох-ха-ха!" Доволен:  не забыл,
как Вася ему плюнул в ухо.
     Наверху топот. Над оврагом озабоченно склонился усатый дядька в измятой
шляпе.
     - Вы чего здесь орете? - Ощупал всех взглядом, как будто пересчитывал.
     Мы прикусили языки.
     - Смотрите, как бы смех ваш в слезы не перешел! Нашли где играть.
     Ушел дядька.
     Вася уже сидел.  На  потном лице -  кора из  песка.  Протирает пальцами
глаза и вдруг тоненько,  по-кошачьи, чихает. Рукавом по лицу провел - чисто!
Сжал кулаки: на кого бы кинуться?
     - Сиди,  Рыжик...  -  показал ему Жора здоровый кулак.  - Ты зачем один
полез рыть? Забыл уговор?
     - А я не один... Сережа сторожил.
     - Сторож называется!  Расхаживает возле ямы,  и  все видят.  Дядя Левон
обидится, если заметит. Скажет, не послушались...
     - Пусть Сережа на грушу заберется, замаскируется, - предложил я.
     - Сам полезай!  -  разозлился Сережа.  -  Я досюда стоял,  и опять - я?
Пусть Вася!
     - И то правда... Давай, Рыжик на грушу! - насели мы на него.
     Вася сдался.
     - Только сами считайте до двухсот, а то я сбиваюсь.
     - Скажи: не умею, - сказал Сережа.
     - А до двадцати знаешь? Насчитай на каждый палец на руках по двадцать -
и будет двести... - посоветовал я. - Только медленно считай!
     На  нашу  грушу-дичок и  малое дитя залезет.  У  нее  два  ствола,  они
расходятся рогульками,  как в великанской рогатке.  Опирайся руками и ногами
на  эти стволы,  переступай с  ветки на ветку -  и  лезь.  Не сможешь больше
растопыриваться - хватайся за один ствол.
     Вася лез на грушу, а мы искали, чем копать.
     - Подушка идет! - вдруг закричал Вася и спустился вниз.
     На краю оврага вырос,  как из-под земли,  Павлуша.  Нагружен, как ишак:
портфель,  мешочек с  тапками,  сетка с хлебом,  с пакетами молока и кочаном
капусты. Вытянул шею, посмотрел осторожно вниз.
     - Вы уже здесь...
     - Прыгай сюда! - махнул ему Жора.
     - Сетку... отнесу! - Павлуша мгновенно исчез, как за гору скатился.
     Мы  нашли обломок доски,  три палки и  железный прут от спинки кровати.
Неважнецкие  инструменты!   Правда,   скоро   явился   Павлуша  с   Генкиным
совком-лопаткой.
     - Смотри, хи-хи... - показал Вася на Павлушу.
     У  того  болтался спереди,  привязанный куском лески к  ремню,  ключ от
квартиры.
     - Значит, так: Павлушу - на грушу...
     - Гы-гы...  -  опять развеселился Вася. Может, потому, что не ему лезть
на грушу, или потому, что складно у меня получилось: чуть не стихи.
     - Он,  значит,  на грушу...  Вася с Сережей будут копать отсюда, а мы с
Жорой - от груши.
     - О-о-о... - недовольно затянул Павлуша.
     - Хватит и тебе работы:  под грушей твердо,  все корнями переплетено, -
сказал Жора. - Будешь подменять меня и Женьку.
     Павлуша сморщился и побрел из оврага. Недоволен...
     А  мы  сначала осмотрели Васину  работу.  Пещера  стала  шире,  выше  и
длиннее,  чем утром. Можно вдвоем залезть, только на коленках и низко нагнув
голову.  А лучше всего лежать на животе. Тогда в пещере светлее и видно, где
рыть.
     Вдоль  одной стенки я  начертил прямую линию,  вывел ее  наружу.  Ну  и
строитель Вася!  Что у него -  глаза косые?  Надо не влево брать,  а намного
правее. Иначе никогда к груше не попадешь.
     - Плохо,  что потолок у нас не укреплен,  -  сказал Жора.  - Давай хоть
этот кусок доски приложим и подопрем палками.
     Вася подал нам палки -  коротки!  Только до половины стены достают. И в
песок лезут, проваливаются.
     - Мы без палок...  -  Жора задумчиво прищурил и без того узкие глаза. -
Вставим один конец доски в правую стенку возле потолка, второй - в левую...
     Варит котелок у Жорки! Никакие подпорки доске не понадобятся.
     В пещере потемнело - Вася голову сунул.
     - Скоро вы тут?
     - Скоро! - брыкнул Жора в его сторону ногой.
     Под потолком в  правой стенке выгребли руками щель и вставили туда один
конец доски.  А с другим концом повозились: то обрушится песчаная стенка, то
стукнешься в потолок головой, и за воротник сыпанет сырой песок. Холодный!
     Выскребли в  левой стенке от пола до потолка наискосок желобок-канавку.
По ней повели свободный конец доски...  Но тот, что уже вставили, просверлил
за  это  время вместо щели дыру -  хоть бревно вставляй.  К  потолку доска и
близко не пристала, две руки можно засунуть.
     - Не суй, и так в глаза сыплется! - рассвирепел вдруг Жора.
     Увидел, что сам выдумал ерунду, а на меня рычит.
     В пещере опять потемнело: на этот раз Сережа голову всунул.
     - Камни подложите под концы доски, - посоветовал он.
     Жора хотел лягнуть и его, но передумал, протянул руку: "Дай!"
     Сережа мигом принес два камня.  Но  те мало помогли,  щель под потолком
все-таки осталась.
     Ну и песочек здесь! Лучшей земли копать и не придумаешь - сам сыплется.
     - Пророете с полметра - зовите нас. И вправо больше поворачивайте, а то
подроемся под асфальт, - сказал я Васе и Сереже.
     - Ага. А мы еще доску поищем, заложим, - добавил Жора.
     Палки мы  оставили им  -  в  пещере мягко.  Себе  взяли железный прут и
совок, который принес Павлуша.
     Казалось, мы сделали все, чтоб работать спокойно и в безопасности...
     Жора долбил под грушей прутом, а я черпал совком, выбрасывал землю. Она
поддавалась с  трудом.  Ясно,  разве прут  и  совок инструменты?  Забава для
малышей... Вот если б настоящую лопату или такую, как у рабочих, что колодец
прочищают! Даже тонкие корни могли б рубить, чтоб не мешали.
     Я  тюкнул по  одному корешку совком.  А  он  как струна -  дрин!  Глаза
засыпало землей...
     - Ы-ы-ы... Помоги, у тебя руки чистые!
     - Сам  помогайся,  у  меня  тоже  грязные.  -  Жора долбил старательно,
приговаривая: - Г-гах! Г-гах!
     Я  вытащил из  штанов самый низ рубахи,  там она еще не запачкалась,  и
протер глаза и лицо.
     - Пилу бы...  Пилой корни отрезать...  -  подсказал сверху Павлуша.  Он
больше наблюдал за нами, чем за домом и рабочими.
     Жора постучал себе по голове: звонко, как в пустую посудину:
     - Слышал? Сиди и молчи...
     И  верно:  разве пилой перепилишь эти грязные и тонкие,  как веревочки,
корни?
     И  зачем было копать именно под грушей?  Никто ведь нам не  приказывал.
Подземный ход в  любом месте может выйти наружу.  Я так и сказал Жоре и даже
руки отряхнул.
     - Подчищай давай...  Все  сначала начинать?  Здесь  уже  яма  какая.  А
если...
     Жора не кончил.  Снизу склона поспешно полз на четвереньках белый,  как
мел, Сережа. Рот разинул, с головы и лба песок сыплется...
     Шевельнул губами:
     - Там... Васю... засыпало!
     Сверху завопил Павлуша:
     - Обвал!!! Спасите!
     Пещеры не было.  Был широкий провал, сверху навис тоненький слой дерна.
На дне -  куча песка в пояс, торчком стоят глыбы земли. У края кучи вмятина,
словно человек лежал, ладони по обе стороны отпечатались.
     - Он уже удрал, спрятался, - сказал Жора.
     - Это я здесь лежал,  с краю...  -  всхлипнул Сережа.  - Меня только по
грудь захватило. А Вася - там... - показал он под обрыв.
     Жора опустился на колени, гладит песок, будто умом тронулся. А я слышу:
ползет у меня меж лопаток холодная струйка пота...
     И вдруг как бросимся на завал!  Руками рвем, под себя гребем, в стороны
рассовываем... И еще, и еще! А в груди сдавило от страха - не вздохнуть.
     - Тише! Стонет, кажется!.. - кричит Жора.
     Нет, это Сережа давится слезами, всхлипывает...
     Павлуша тоже трясется на берегу, прижал кулачки к груди.
     Что-то  темное мелькнуло над  нами,  тяжело ухнуло в  овраг.  А-а,  тот
дядька, что в шляпе... Оперся на лопату, как спортсмен на шест, и прыгнул...
     - Доигрались!.. А я не поверил сначала, опять, думал, глупые шутки... -
Рабочий поплевал на руки. - Сколько их там?
     - Один! Один Вася! - закричали мы.
     - Куда головой, кто помнит?
     - Туда! У-у-у... - тянул Сережа.
     - А ты, малый, беги за его мамашей! - махнул рабочий на Павлушу.
     Дядька откапывал и  быстро,  и  осторожно.  А  по  обе стороны от  него
разгребали мы.  Бренк! - стукнула лопата о доску. Дядька отбросил инструмент
в  сторону,  осторожно вывернул доску  руками...  Что-то  показалось в  ямке
пестрое и опять засыпалось землей.
     - Его рубашка! В клеточку! - закричал я.
     Рабочий расставил ноги пошире,  чтоб не наступить на Васю,  и раз, два,
три!..  Разворотил землю  по  сторонам,  сделал ямку  там,  где  должна быть
голова... Есть!.. Волосы рыжие видны, затылок...
     - Хорошо,  что не вверх лицом... - Дядя сорвал с себя и отбросил шляпу.
Еще гребок,  еще...  Вот и  вся голова Васи видна.  Выгреб ямку под лицом...
Дыши, Вася! Дыши, Рыжик!
     А Вася не хотел дышать, не хотел оживать...
     - Неживой!..
     Сережа опять всхлипнул,  схватил лопату.  Длиннющая ручка не  слушалась
его,  моталась в стороны.  А мы все гребли:  слева от рабочего - я, справа -
Жора. Может, и мешали дядьке: суетились слишком.
     Лопата опять у рабочего.  Уперся в целую гору песка - сдвинул с Васиной
спины...  И еще раз! Ну-у... Ну-у! Дядька бросил лопату, погрузил обе руки в
песок,  нащупал туловище Васи.  Вынимал его  осторожно,  потряхивая немного,
пошевеливая...
     А на берегу уже тетя Клава, Васина мать, и профессорша, и наша бабушка,
и еще какие-то незнакомые женщины, не из нашего, наверно, дома.
     - Где он?  Пустите меня к  этому извергу,  я  его на  куски разорву!  -
кричала тетя Клава. Лицо у нее было в багровых пятнах.
     И тут увидела тетя Клава, что Вася висит на руках у рабочего.
     - А-а-а...   -  начала  она  садиться,  и  все  тети  подхватили  ее  -
поддержать. - О-о-о!!! - застонала, запричитала она на весь микрорайон. - О,
сыночек мой! А зачем же ты сюда забрался на свою погибель!..
     Она  вдруг  вырвалась из  рук  женщин,  мелко  затопала по  скату вниз,
растопырив руки, как надломанные крылья.
     Вася  лежал  уже  кверху  лицом,  голова  запрокинута назад  и  немного
повернута в сторону.  Даже через корку песка видно,  что лицо у него темное,
губы синие...
     Усатый дядька быстро прочистил ему платочком нос и рот, забросил Васины
руки за голову - pa-аз! И назад, на грудь - два-а!.. Ра-аз - два-а...
     Лоб  рабочего усыпали  крупные  капли,  на  щеках  темно-грязные потеки
пота...
     Оставил Васины руки,  зажал ему нос - и как дохнет в рот! И еще, и еще,
и  еще...  А потом надавил ладонями на грудь там,  где сердце,  -  и раз,  и
второй, и третий... Послушал ухом грудь и опять - раз, раз-раз!
     - О,  сыночек!.. - лезла ему под руки, мешала тетя Клава. Целовала Васю
в лоб и щеки,  протирала ему передником глаза. Лицо тети Клавы было обляпано
помидорной гущей - наводила перед этим красоту...
     - Да подержите ее! О, господи!.. - сказал усатый рабочий.
     Мы  схватились за нее втроем -  да разве оттащишь тетю Клаву,  если она
упирается?
     А женщины на берегу суетились,  охали, некоторые намеревались скатиться
вниз.  И  тут прыгнул в  овраг тот хлопец,  что с волосами на щеках.  Где он
пропадал до сих пор?
     - Пустите ее...  Оп-па!..  -  взял  он  Васину маму под  руки,  отвел в
сторону.  -  Все  будет  хорошо,  товарищ мамаша.  "Скорая" сейчас будет,  я
дозвонился...
     Вася уже  дышал сам.  И  глаза было на  секунду раскрыл,  но  ничего не
сказал, видимо, не соображал, что с ним.
     - Холодно... - вдруг отчетливо произнес он.
     Тетя Клава вырвалась из рук того черного парня с  бачками.  Упала перед
Васей на колени, сняла с себя зеленый джемпер, закутала сына.
     - Ну,  считай, что в сорочке родился... - усатый рабочий сидел на песке
возле Васи и тяжело дышал. Со лба у него капали мутные капли. - Думал, концы
ему...
     И тут толпа на берегу заходила,  зашевелилась,  отступила,  -  фыркнула
мотором машина, стукнула дверка...
     - Сюда, сюда! Здесь он! Быстро вы...
     - В этом районе были... По радио нам сказали...
     По  обрыву  сбежала  тетя-врач  в  белом  халате  и  белой  шапочке,  с
чемоданчиком в руке.
     - Переломов нет?
     Мы пожали плечами. Почему-то никому не хотелось говорить.
     - Нет вроде... - Усач поднял Васю и полез с ним наверх.
     Мы карабкались следом.
     Васю положили на  носилки и  задвинули в  машину через заднюю дверь.  И
тетя Клава полезла в машину.
     - Клава!  Клава! - бросилась за "скорой помощью" профессорша, показывая
на свое лицо.
     Васина  мама  ничего не  успела услышать,  так  и  уехала с  помидорной
кашицей на щеках.
     Люди не расходились -  возбужденно разговаривали, размахивали руками. И
столько  всякой  всячины на  нас  наговорили,  так  перемыли косточки -  уши
горели,  слушая  их.  В  одном  доме  какие-то  хулиганы  перерезали провода
телевизионных антенн...  А  при  чем здесь мы?  В  другом доме баловались со
спичками в подвале и учинили пожар...  Ну,  а чем мы виноваты?  В третьем на
первом этаже мячами высадили стекла... Где только что ни случилось в городе,
все выложили громогласно, чтоб и мы слышали и перевоспитывались, краснели от
стыда.
     К  толпе шел,  устало дыша,  Левон Иванович.  На плече он держал связку
длинных деревянных реек,  под мышкой -  коротких. Каждая рейка с вырезами на
концах. Выструганы, отшлифованы - солнце отражается...


        ГАЛКА НА ВЫСОТЕ

     Дядя Левон поставил те, что длиннее, торчком на землю, с шумом выдохнул
воздух.
     - Что здесь за ярмарка?  Может,  деревья для сквера привезли? - спросил
он.
     - Какие деревья?!  -  заговорили все,  перебивая друг друга.  И  начали
оглядываться, искать нас, чтоб вытолкнуть вперед, на глаза Левона Ивановича.
     Но Жора шмыгнул за спины,  а  я  вспомнил,  что надо забрать под грушей
портфель,  и  побежал туда.  Сережа отвернулся ото  всех и  бросал камешки в
овраг,  метил попасть в  какую-то жестянку.  Только Павлуша стоял на месте и
жалостливо моргал,  и  горбился,  как будто его гипнотизировали и собирались
проглотить.
     Дядя  Левон немного послушал людей и  вдруг выронил из-под  руки  пучок
коротких реек, стал медленно оседать. Упала и та связка, что стояла торчком.
     - Что с вами? Что с вами? - бросились к нему моя бабушка и профессорша.
И все мы подошли ближе...
     - Ничего, ничего... - отстранил он их рукой, силясь вздохнуть поглубже;
достал  из  кармана  пиджака  стеклянную трубочку  с  какими-то  таблетками.
Вытряхивал их на ладонь,  и руки дрожали. Бросил одну или две в рот. А когда
прятал трубочку, уже в нагрудный кармашек, погладил то место, где сердце.
     - Так скоро...  Не думал,  что так скоро все это может случиться... Как
же так, "артековцы"? Я же вас просил-умолял...
     Мы стояли всей компанией и молчали.
     Жора пробормотал:
     - Провалиться на этом месте, если мы... еще...
     И тут всех опять прорвало: крик, гам, начали толкать нас в спины, гнать
домой.  А бабушка зажала мою руку в своей и повела,  как милиционер вора или
бандита.
     - Вот сюрприз будет родителям!  Вот обрадуются! Спасибо, внучек, утешил
бабушку...  А  каков сам,  как замызгал школьный костюм!  В  чем ты завтра в
школу пойдешь?  Если и постирать,  то где высушишь? Батареи еще холодные, не
отапливается квартира...  -  Перевела дыхание и опять:  - Из-за тебя Маринку
опоздала  забрать!  Может,  ушла  сама,  шатается  где-то  по  городу...  О,
горе-горькое! О, несчастные родители! О, несчастная я! У людей дети как дети
- сидят, уроки делают, а он все погибель свою ищет...
     - Я  в школе письмо и математику сделал.  Осталось только стихотворение
выучить, - сказал я.
     - На переменках царапал?! - споткнулась бабушка на ровном месте. - Дома
в спокойной обстановке делаешь уроки -  и такую грязь в тетрадках разводишь.
Представляю,  что  ты  там  на  переменке намазал!  Всыплет тебе  отец,  ну,
всыплет!..
     У крыльца она отдала мне ключ, подтолкнула в спину:
     - Бегом домой! Я сейчас приду.
     Я  зажал ключ в  кулаке,  вошел в  подъезд.  Но  только для того,  чтоб
поставить под почтовые ящики портфель, - и сразу назад.
     Медленно шел из-за дома дядя Левон.  Еле ноги передвигал. Длинные рейки
держал под мышкой,  короткие -  за шпагат,  в  руке.  Мне казалось,  что они
клонят его чуть не до самой земли. Я подбежал, забрал те, что короче.
     - Что это будет, Левон Иванович?
     Дядя Левон шел и ничего мне не отвечал. Тогда я опять спросил.
     - И  ты  думаешь,  мне  охота с  тобой разговаривать?  Абсолютно нет...
Потеряли мое доверие - и весь сказ. Хлопца чуть не загубили...
     Мои рейки показались тяжелыми-тяжелыми, будто их сделали из железа...
     - Недолго же  вы  походили в  "артековцах"...  А  я-то думал,  с  этими
ребятами можно много сделать, хорошие подобрались мальцы...
     И  тут со мной что-то произошло.  Я  ткнулся в живот Левона Ивановича и
весь затрясся от  плача.  Я  задыхался,  словно меня самого завалило землей,
горло сдавило... Слезы лились струями.
     - Ну-ну-ну...  Ну-ну...  - поглаживал мне плечи Левон Иванович. - Вишь,
как  тебя...  Да-а,  браток...  Жизнь -  штука серьезная.  Заглянет в  глаза
смерть, и горюешь: "Эх, не так жил! Мало сделал!" А исправить что-нибудь уже
и поздно...  Но у вас-то вся жизнь впереди. Будете больше думать - все будет
хорошо. На то и голова человеку дана...
     Мы поднялись к двери с номером двадцать восемь. Левон Иванович никак не
мог отдышаться. В таком состоянии я никогда еще его не видел.
     - Спасибо...  дружок...  Знаешь,  что  это будет?  Ширма для кукольного
театра.  На том деревообрабатывающем комбинате сделали мне,  выстругали... А
смастерим сами...  Не обижаются они за ту мою проборку... Пойду завтра, если
все будет хорошо,  по магазинам. Надо материал для ширмы подобрать... Ага, а
с пластилином как у вас? Есть уже? Нужно каждому иметь коробки три...
     Я  хотел  внести  короткие  рейки  в  квартиру,  но  Левон  Иванович не
разрешил.
     - Не надо сегодня заходить, нездоровится мне что-то... Через день-два я
вас всех позову. Пьесу почитаем, куклы придумаем, может, и лепить начнем.
     Я попрощался.
     У двери подъезда встретился с заплаканным Павлушей.  Что заплаканный, я
не удивился.  Я сам, наверно, еще не просох. Удивился другому - почему он не
дома?
     - Ключ потерял...  -  показал он  мне  ту  леску,  что была привязана к
поясу. Концы ее скручены, как витки пружины. Развязалась...
     - А ты искал?
     - Везде искал... И под грушей, и на берегу, и песок разгребал...
     - Пошли к нам, обождешь, пока твоя мать придет.
     - У...  у  мамы нет другого ключа,  она не откроет квартиру.  Последний
ключ... Собирались в мастерской заказать, а теперь и заказывать не с чего.
     Как   некрасиво  плакал  Павлуша!   Выпятил  нижнюю  губу,   как  будто
передразнивает кого-то.
     - У-у... Уроки не выучу. Портфель в... в квартире...
     Я вздохнул всей грудью. Ну и день сегодня дурацкий!
     И что тут посоветуешь,  чем поможешь?  Позвать разве всех -  и Жору,  и
Сережу, еще раз поискать везде?
     Но хорошо искать, если хоть примерно знаешь, где потерял. А Павлуша и к
рабочим бегал,  и на грушу лазил,  и за Васиной мамой ходил. В овраг только,
кажется,  не спускался...  Нет,  был и в овраге!  С самого начала, когда еще
совещались,  что кому делать.  Правда,  ключ тогда у него висел на поясе,  я
хорошо помню.
     Я положил свой ключ в карманчик рубашки - хоть бы самому не потерять! У
нас  не  последний,  но  придется торчать под дверью,  пока мама или папа не
придет.
     Пошли с Павлушей к Сереже на первый этаж. Надо все-таки всем собраться,
надо поискать!  Но Сережу загнали в ванну,  и он не смог выйти к нам.  Повел
Павлушу на пятый этаж, к Жоре - нет Жоры, послали в магазин за хлебом...
     - А зачем он вам?  Мало еще сегодня нашкодили?  -  Жорин отец оглядывал
нас,  дверь не закрывал. Он был очень похож на Жору! Такое же лицо широкое и
глаза узкие.
     - Павлуша ключ потерял.  А у них больше нет ключей, - сказал я. Павлуша
не мог говорить, он опять выставил дрожащую губу, зашмыгал носом.
     - Новый  замок  есть?  Поставим за  пять  минут.  Только дверь  жалко -
придется долбить.
     - Нету!..  -  Павлуша повернулся и медленно побрел вниз, завывая на всю
лестницу.
     Жорин папа постоял немного,  глядя вслед. Дверь не закрывал, над чем-то
раздумывал.
     - Моим попробуй, - догнал я Павлушу. - Бывает, что подходит.
     Я вынимал из кармашка свой ключ и нащупал там что-то хрустящее. Бумажку
какую-то...  Павлуша начал пробовать отмыкать моим ключом,  а  я  рассмотрел
бумажку.
     Это были деньги!  Десять рублей! Тот червонец, что когда-то сунул мне в
карманчик Женя Гаркавый.  Носил такое богатство и  не знал!  И все забыли об
этих деньгах -  и Женя большой,  и мой папа.  Значит, это уже мои деньги и я
могу ими распоряжаться, как хочу?
     - В  щелочку вошел,  а  не поворачивается,  -  сказал Павлуша и  горько
вздохнул.
     - А ну - дай я! Ты мало каши ел.
     Я  и вправо поворачивал ключ и влево -  чуть кожу на пальцах не сорвал.
Вытащил, спрятал в карман.
     - Вот,  видишь?  - показал я Павлуше деньги. - Надо новый замок купить.
Еще магазин не закрыли.
     - Ну и что,  если не закрыли? А в квартиру не залезешь, придется ломать
дверь. У-у-у... - опять завел он свою песню.
     Сверху спустился Жорин отец, позвякивая связкой ключей.
     - Может,  наш  подойдет?  Жалко дверь портить,  придется заплатку потом
ставить.
     Он выбрал из связки один, попробовал всунуть. Даже в щель не проходил!
     Снизу  поднималась  Галка-девятиклассница  -   из  школы  возвращалась.
Остановилась, прислушалась.
     - Надо   у   соседей  спросить...   Замки  сериями  выпускают,   бывают
совпадения,  -  сказал Жорин отец и позвонил в остальные три двери, что были
на Павлушиной площадке.
     - И я свой принесу и у соседей попрошу!  -  помчалась вверх по лестнице
Галка.
     - А я в своем подъезде попрошу! - бросился я вниз.
     Около нашего подъезда стояла бабушка с  Маринкой и  нервно посматривала
по сторонам, кого-то искала. Около них была и профессорша.
     - Вот где его черти носят!  -  закричала на весь двор Марина.  - Ты что
бабушке век укорачиваешь?
     - Я же послала тебя домой!  - начала распекать меня бабушка. - Когда ты
будешь учить свое стихотворение?
     - Я уже немножко знаю!  Нате ключ,  идите кормить Марину. А я - сейчас!
Павлуша последний ключ потерял,  квартиру не откроет! - выкрикнул я и юркнул
в свой подъезд.
     - Он потерял, а тебе больше забот, чем ему! - сказала громко бабушка.
     - Я  не  хочу есть!  -  закричала Марина так,  что и  на  лестнице было
слышно. - У меня животик ровный с берегами!
     Куда мне сначала заскочить?
     К  Жене Гаркавому,  у  них ключ попросить.  А  с  Женей можно и  другие
квартиры обойти,  он до каждой кнопки дотянется. Ему и ключи скорее доверят,
чем мне.
     Я постучал в их дверь. Открыл Женя и тут же хотел щелкнуть меня по лбу.
Я  выпалил ему все,  что случилось,  и Женя сразу решил помочь в беде:  взял
свой ключ,  позвонил в соседние квартиры на своем этаже,  и на третьем, и на
четвертом -  нашем,  и на пятом,  Васином. Во многих квартирах еще никого не
было.  Наконец  даже  Ивану  Ивановичу,  профессору,  позвонили.  Слышим,  в
прихожей шлепают тапочки,  шлепанье замирает у дверей. С минуту не открывал,
рассматривал нас в глазок, как микробов через микроскоп. Наконец щелк! Дверь
открылась меньше чем на пядь - дальше цепочка не пускала.
     - Вам чего? - выглянул в щель Дервоед.
     Женя сказал - чего.
     - Как это можно брать чужие ключи и примерять? Кто вы такие?
     - Мы в этом подъезде живем,  вы разве никогда не видели нас? - объяснил
я.
     - Мой не подойдет...  - показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ.
- Ходят тут всякие... - Дверь захлопнулась.
     Ух,  как  нахмурил брови Женя Гаркавый!  Сразу повернул прочь от  двери
профессора.
     - Ходят...  А потом галоши пропадают!  -  сказал громко, чтоб и Дервоед
услышал.
     Из второго подъезда,  наверное,  ничей ключ не подошел,  потому что все
высыпали на улицу:  и Жорин отец,  и Галка,  и сам Павлуша. Подошел и Жора с
обгрызенной буханкой хлеба.  Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной
квартиры.
     - Доску с балкона на балкон положить...
     - Ну да! Сломается - костей не соберешь.
     - А можно на веревке с верхнего балкона на ихний...
     - На балконе-то дверь закрыта! Стекло придется вынимать.
     - Если б машину пожарную с лестницей...
     Женя потряс связками ключей:
     - Обождите стекла бить - стеклить придется. Какой номер квартиры?
     Павлуша сказал,  и Женя помчался наверх.  Не было его долговато. И все,
наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развел:
     - Не подходят...
     Все пошли за  угол посмотреть на дом сбоку.  Здесь на каждом этаже было
по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница.
Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.
     - Форточка в спальне открыта! - закричал вдруг Павлуша.
     И  все  увидели ту  форточку на  третьем этаже.  Увидели,  что пожарная
лестница совсем рядом с окном.
     - Держи! - бросил мне Гаркавый связки ключей. - Сейчас будем там.
     - Ну, вот видишь: все будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок...
- сказал Жорин  папа.  -  У  тебя  нет  денег с  собой?  Еще  можно успеть в
хозяйственный магазин, замок купить.
     У  Павлуши,  конечно,  денег не  было.  И  тут  я  выдернул червонец из
кармана. Как фокусник!
     - Бери,  Жора,  и  бегом,  -  сказал отец  сыну.  -  Скажешь продавцу -
французский замок...
     - Во-о-о...  -  протянул Жора.  -  Я только что был в магазине, и опять
беги.
     - Так надо,  сынок.  -  Отец забрал у него хлеб.  -  Беги быстрее, а то
закроется.
     Я  понял Жору:  кому охота идти в магазин,  если здесь такое интересное
творится!
     Женя Гаркавый тем  временем с  выступа фундамента подпрыгнул,  выставив
вперед  и  вверх  руки,  поймал первую ступеньку лестницы.  Круглая железная
палка,  только намного тоньше,  чем у турника. Раскачался - и хвать рукой за
вторую перекладину,  потом подтянулся -  хвать за третью.  Это он для форса,
чтоб Галку удивить. А она и верно - даже рот разинула.
     Чудачка,  нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя
на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал сбоку
каната под прямым углом.  А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез
нормально.
     Вот  и  окно Павлушиной спальни,  третий этаж...  Женя вытянул ногу как
можно  дальше,  достал носком туфли подоконник.  А  правой рукой не  за  что
ухватиться.  Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была!  Или крюк
какой... Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и все!
     - О боже мой!..  -  подошла бабушка с Мариной.  -  И этот себе погибель
ищет!
     Женя подвигал подошвой по жести,  наклонился к окну раз,  другой.  И не
схватился рукой - скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы...
     - Ловите! - махнул ногой.
     Жорин отец не поймал:  туфля отскочила от его рук и  стукнула Марину по
голове. Марина сморщилась, но не заплакала.
     - Женя так и будет под небом висеть? - спросила она.
     Никто ей не ответил, все смотрели вверх.
     Женя  попробовал стать на  жесть в  носке -  плохо...  Сорвал и  носок,
протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.
     - Несчастный мальчик... - сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на
Павлушу.
     - Да-а... Достается им одним, без отца, - подтвердила бабушка.
     - Нога скользит:  центр тяжести никак не  перенести...  -  сказал Женя,
спустившись.
     Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.
     Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:
     - Струсил?
     - Сама  попробовала  б,   если  храбрая  такая.  Ногу  не  поставишь  -
скользит... - Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.
     - И   пробовать  нечего!   -   Она  стремительно  забралась  на  выступ
фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.
     - А-а,  ты в  кедах!  Кабы я  был в  кедах!..  Резина снизу...  -  Женя
прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.
     - Ладно,  слезай! - крикнул Галке Жорин отец. - Сорвешься - отвечать за
тебя придется. Лучше продолбим дырку в двери - небольшой урон.
     Галка не слушала и лезла выше.
     - Теперешним детям не то что чужим -  и  своим не укажешь!  -  говорила
Жориному отцу  бабушка.  -  Такие  умники все  стали,  такие  умники -  хуже
дураков.
     Галка добралась уже до окна.  И  не примерялась нисколечко:  шагнула на
жесть подоконника, шатнулась туда всем телом - хвать руками за форточку!
     - Хорошо ей, в кедах... - плюнул под ноги Женя Гаркавый.
     Галка посмотрела вниз,  показала Жене "нос" и просунула в форточку руки
и голову, плечи... Сверкнули белыми подошвами кеды...
     Мы с Павлушей бросились в подъезд.
     - Ключи отдай! - остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.
     Пока прибежали к Павлушиной квартире,  Галка уже открыла дверь,  встала
на пороге и  победно улыбалась.  Но пришли мы,  поднялся Жорин отец,  а Жени
Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.
     Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.
     - Схожу за инструментом,  -  объявил Жорин отец.  - Пока принесет новый
замок,  выну  старый.  Вот,  Павлючок,  сюрприз твоей  матери будет,  а?  Не
говори-и-и...
     Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:
     - Женя, домой! Домой, Женька!
     Бегу... Мне учить сегодня только одно стихотворение. Лафа!


        НЕСЧАСТЛИВЫЙ ЧЕРВОНЕЦ

     После ужина бабушка повела Марину в свою комнату -  укладывать спать. А
папа позвал меня в спальню-кабинет:
     - А ну, давай портфель сюда!
     Я принес.
     - Тэ-эк-с...  Ого!  Ну,  дружок,  пора за тебя всерьез браться...  -  И
шах-шах -  порвал тетрадки по математике и письму.  Еще по половине тетрадок
было чисто, а уже новые надо заводить!
     - Не пойду в школу-у-у! - посыпались из моих глаз слезы. - Сами идите!
     - Пойдешь,  как миленький.  И  я  схожу спрошу,  чем ты  занимаешься на
уроках.
     - А меня из школы выгонят за порванные тетрадки-и!
     - Не выгонят!  - не совсем уверенно сказал папа. - Иди умывай свои нюни
- и за работу.
     Я пошел, завывая, как недавно Павлуша по лестнице.
     Общая комната соединена у  нас с  кабинетом дверью -  смежная.  В общей
комнате  стучит  швейная  машина.  Мама  продолжает шить,  не  вмешивается -
непедагогично спорить о  детях при них же.  А  как только я вышел в коридор,
мама сказала вполголоса:
     - Иван,  какая тебя  муха  сегодня укусила?  Порвал бы  хоть по  одному
письму,  если так уж руки чесались.  А задачки придется снова решать,  снова
намажет.
     - Если хоть одна помарка будет,  еще  раз перепишет...  -  Папа грохнул
стулом: наверно, подвигался ближе к столу.
     Это была Жорина идея -  сделать уроки на переменах, чтоб больше времени
осталось на пещеру. Если б я знал, что так все кончится...
     Упражнение по письму я переписал хорошо,  буква в буквочку. Даже самому
понравилось. А папа посмотрел и ничего не сказал.
     Обидно... Зачем тогда я так старался?
     Когда я  сделал один столбик примеров по математике,  кто-то позвонил в
дверь.
     В кабинет через минуту вошла мама.
     - Друг твой просит, чтоб вышел... Секреты какие-то.
     Я  вышел,  и  Жора сунул мне в  руку пять рублей и  пятнадцать копеек -
сдачу с десятки.
     - Вот,  видишь,  руки в масле...  И замок был измазанный, и ключи - еле
оттерли. Четыре рубля и семнадцать копеек стоит.
     Четыре так  четыре...  Я  сунул деньги в  нагрудный карманчик рубашки и
захлопнул дверь перед его носом.  Некогда с ним болтать.  Небось у него целы
тетрадки и по письму, и по математике.
     Интересно все-таки,  сколько стоит новый замок? Ну, предположим, четыре
рубля и  семнадцать копеек...  Так  сколько тогда должно быть  сдачи?  Разве
столько, сколько он мне вернул?
     Я списал в тетрадку еще один столбец примеров.  В нем почему-то на один
пример оказалось больше.  А  как  в  задачнике?  Нет,  в  задачнике столбики
ровные, как подрезанные. Что за чудо?
     - Уснул?  -  отложил папа газету.  -  Что это за "десять р"?  А  "4,17"
откуда  взял?  Дроби,  да  еще  десятичные...  Во  втором  классе  такого не
проходят.
     - Вот задал работу хлопцу!.. - не выдержала мама. - Ему уже спать пора.
     Я  сразу зевнул во весь рот.  Вот видите,  спросонок все написалось.  А
спросонок не только "десять р" -  любую чушь напишешь. Интересно, догадается
папа, что Женя Гаркавый оставил тогда ту десятку мне?
     Тр-р!  -  вырвал  папа  страницу  из  новой  тетрадки по  математике...
Защипало глаза:  третий раз надо задачки переписывать!  А сколько уже раз за
день слезы?
     Хорошо, что хоть про "десять р" не расспрашивает...
     - А когда я стих... стихотворение буду учи-и-ить?.. - завелся я опять.
     - Ночь впереди.  Мы ляжем спать, а ты иди на кухню или залезай в ванную
и учи!
     - Что  ты  говоришь,  Иван!  -  опять  не  выдержала  мама.  -  Поучай,
наказывай, но не издевайся!
     Папа промолчал.
     Шлепают тапочки -  из  ванной выходит бабушка.  Ко  лбу у  нее прилипли
пряди волос, мокрые руки отставлены в стороны.
     - Постирать постирала,  а высохнет ли до утра?  Это же надо додуматься:
ковыряться в земле в школьном костюме! Сними рубаху, простирну заодно...
     - Я встану пораньше,  утюгом досушу.  Обормот несчастный... Всей семьей
не можем на него настираться и насушиться, - сказала мама.
     Стянул быстрее рубашку.  Я мог бы и майку снять: меня уже бросало в пот
от этих задачек.
     В ванной, слышно, что-то звенит, падает в воду - тех! тех!
     - О-о,  да  у  него  тут  настоящая  сберегательная касса!  -  слышится
удивленный голос бабушки.
     Идет быстренько сюда - и прямо к папе.
     - Что это такое,  Иван?  - разжала она кулак перед его носом. На ладони
лежала смятая мокрая пятирублевка и  несколько медяков.  -  Ты знаешь,  я не
вмешиваюсь в  воспитание.  Но  если по столько давать ребенку денег,  кто из
него вырастет?
     Папа поводил глазами с денег на меня, с меня на деньги.
     - Откуда они? - В голосе грозные нотки.
     - Из кармана выпали у Жени.
     - Я у него спрашиваю: где взял деньги?
     Я молчал,  понурив голову.  А что будешь говорить?  Разве кого убедишь,
что Гаркавый насильно всучил мне эти деньги?  Такое у взрослых,  наверно, не
бывает,  чтоб насильно...  Отец не  поверит.  И  разве я  виноват,  что  так
случилось?  Я  же не просил у Жени эту десятку.  Я даже забыл о ней!  Если б
сразу вспомнил,  то отнес бы Гаркавому... Зачем, чтоб он расплачивался за...
того кота в мешке... Морскую кошку.
     - Язык проглотил? - В голосе отца зазвенела сталь.
     Что-то с ним сегодня случилось.  Никогда раньше таким не был. Может, на
работе неприятности? Может, его рационализаторское предложение не приняли?
     - Женичек...  -  подошла  к  нам  мама.  -  Женик,  скажи  мне,  только
по-честному.  Ты ведь взял эти деньги из моей сумки,  да? Там, кажется, была
пятерка, а теперь нет.
     - Не брал... - залился я слезами. Голова у меня болела и трещала.
     Пятерка уже у нее пропала! Сразу - пятерка... Может, сотня?!
     Все молчали,  думали,  что я  пореву немного и что-нибудь скажу.  Но не
дождались. Папа забегал из угла в угол, натыкаясь на стулья.
     - И это... Ни у кого чужого не брал?
     Мама боялась даже вымолвить -  "украл". А могла бы смело говорить. Если
присвоил, то считай, что украл.
     Меня начало трясти.
     - Я не вмешиваюсь... Но прекратите эти эксперименты! - закричала на них
бабушка.  -  Пусть идет спать,  завтра обо всем расскажет сам...  И  встанет
пораньше, уроки доделает.
     Бабушка вытащила меня из-за стола и повела в свою комнату,  на кушетку,
хотя я сплю в общей комнате.
     Папа и мама на это и слова не сказали. Они не шелохнулись, как будто их
громом пришибло.
     Бабушка помогла мне  даже  штаны  снять.  А  когда  она  накрывала меня
одеялом,  я вдруг и рассказал ей,  как получилось с деньгами.  Сказал,  куда
четыре рубля и семнадцать копеек пошло...
     - Ну вот и  хорошо.  У  человека была беда,  а  ты помог,  и  правильно
сделал.  Павлуше надо помогать -  одни растут с  Генкой,  без  отца...  Спи!
Мелочь я тебе оставлю на мороженое, а пятерку заберу.
     - Так мне ведь нужны деньги! На пластилин... Три коробки! - говорю я. -
Кукольный театр будем лепить с дядей Левоном...  Мы "Артек"...  Но я никому,
нигде, никогда... Ни за пуд шоколада, ни за ящик халвы...
     - Ну,  хорошо,  хорошо...  Ты спи,  постарайся быстрее уснуть. А завтра
будешь лепить свои театры, кино.
     У бабушки и лицо побледнело, и руки тряслись. Подвернула повыше рукав и
голым локтем притронулась к моему лбу. Не ладонью, а локтем! Ну и чудачка...
     Дверь она прикрыла неплотно,  и  я  все слышал,  о  чем разговаривали в
общей комнате.
     Бабушке казалось,  что  она шепчет только папе и  маме.  А  она кричала
шепотом:
     - Довели хлопца!..  Бредить начал:  то  театр собирается лепить,  то  в
Артек ехать... Боже мой, какой-то пуд шоколада поминал, ящик халвы!
     И все начали говорить, как испорченное радио: то громко, то шепотом, то
совсем не слышно. Об одном говорили - как лучше воспитывать детей.
     - Я не вмешиваюсь...  Я не вмешиваюсь,  но послушайте!..  -  прорывался
высокий голос бабушки.
     Наконец  все  на  цыпочках  пришли  в   бабушкину  комнату  и  еще  раз
перецеловали и перещупали лоб Маринки и мой - сравнивали.
     Неужели взрослым так хочется, чтоб мы болели или сходили с ума? Неужели
так интересно быть сумасшедшим?  На них, говорят, какие-то рубахи надевают с
длинными рукавами... Чтоб рукам волю не давали...
     А как это Вася родился в сорочке? Смех... Может, еще и в сандалетах?
     Все перепуталось у меня в голове. И я уснул...
     Разбудила утром мама. Папы уже не было, ушел на работу. Бабушка одевала
Маринку - вести в детский сад.
     Я   потягивался,   а   мама  подрисовывала  у  зеркала  губы  и  сыпала
скороговоркой:
     - Беги умываться...  Умылся?  -  А  я  еще только одну штанину на  ногу
натянул,  читал "Гулливера" и  не мог ощупью попасть в  другую.  -  А теперь
садись завтракать... Уроки доделаешь - раз! На улицу сегодня даже и не думай
- два! Пять рублей эти оставляем тебе - три! Сдачу принесешь... Если успеешь
раньше  выучить стихотворение,  можешь  сбегать за  пластилином.  Культмаг в
начале Партизанской улицы - ты знаешь где. Будешь переходить улицу, посмотри
сначала налево, а потом направо...
     Пошло-поехало...  Теперь она  еще  скажет,  чтоб ложку держал в  правой
руке... Чтоб хорошенько пережевывал пищу...
     - Мне карандаши цветные подари! - попросила Марина.
     - Я  тебе не Дед Мороз.  И пластилину купи,  и карандаши подари,  и еще
сдачи принеси... У меня же не мильон!
     Бабушка повела Марину. Та хныкала несчастненьким голосом:
     - Как я буду жить без карандашей!..
     Я наспех доделал примеры. А стихотворение учил, расхаживая по квартире.
Выглянул в окно -  увидел:  бабушка вела Марину.  Выглянул в другое -  внизу
ездит  на  велосипедике Сережа,  а  Павлуша и  Жора  сражаются палками,  как
шпагами.
     Третий раз  посмотрел -  все  сидели,  спустив ноги  в  ямку в  будущем
сквере,  и  уплетали мороженое.  Чудесная у  них жизнь,  не надо по три раза
задачки переписывать!  И  никто у  них  не  спрашивает,  где взяли деньги на
мороженое...
     А и правда, где они раздобыли деньги?
     Пришла  бабушка,  достала из  сумки  пакеты  молока,  выставила бутылки
кефира. Успела и в магазин зайти, а я все не могу одолеть это стихотворение.
     - Ну давай, расскажи... - Бабушка надела очки, взяла у меня книгу, чтоб
сверять, правильно ли я заучил.
     Я что-то бормотал, мямлил, сбивался, несколько раз начинал сначала...
     - Господи,  и  когда  ты  успел  так  голову себе  задурить?  Сходи  за
пластилином.  Заодно и проветришься... Только быстренько, а то не успеешь до
школы выучить.
     Я выбежал во двор.
     - Эй,  жмот!  -  крикнул мне Жора.  -  Угости мороженым. У меня не было
десятки, и то угостил всех.
     Пять рублей сразу вспотели в  моем кулаке.  Дать ему разок?  За "жмота"
можно бы. Но Павлуша сказал:
     - Замолчи! Никакой он не жмот. Ты ведь не дал на замок денег, а он дал.
     - Хэ,  если б  у  меня был карман денег,  я  б машину купил,  мороженое
делать...  -  начал фантазировать Жора. - Наделал бы целую бочку - ешь, пока
пузо не лопнет.  Пришел бы ко мне Женька,  я ему -  бух!  -  целую кастрюлю.
Пришел бы Сережка - бух! - целый бидон!
     - Ух-ха!  -  вертел от восхищения головой Сережа. - А Жека по какому-то
паршивому эскимо не хочет купить.
     - Попало от мамы? - присел я возле Павлуши. Пусть болтают - ноль на них
внимания.
     - Не-а...  Она  только посмотрела на  все  и  заплакала...  -  вздохнул
Павлуша.  - Ты не думай, я отдам тебе эти три пятьдесят, что на замок пошли.
Мама мне на полдник дает в школу по пятнадцать копеек...  Я тебе буду в день
по десять копеек возвращать. Десять дней - рубль...
     - А сам что -  голодный будешь?  Не надо мне никаких денег. И вообще не
надо...
     - Ты  не думай,  я  отдам!  Сам отдам,  я  не хочу,  чтоб мама.  Она не
виновата...  - упрямо повторял Павлуша, и его верхняя губа начала дрожать. -
Я на одном чае могу прожить до вечера. Я сильный...
     Иметь еще три пятьдесят? Ух, ты!.. Не хочешь, а соблазнишься.
     И что за погань эти деньги!..  Держишь в руке, а они тебе просто ладонь
щекочут.  И радость от них,  и неприятности,  и даже горе.  Зачем он дразнит
меня этими тремя рублями пятьюдесятью копейками?  Я ведь уже примирился, что
их у меня не будет.  Я даже гордился,  когда бабушка похвалила,  что выручил
Павлушу. Подарил, можно сказать, ему новый замок...
     - Я тебе насовсем отдал,  -  сказал я мужественным голосом. Не хватало,
чтоб люди из-за меня последнего здоровья лишались, голодали!
     Только почему Павлуша сказал:  "Три пятьдесят"? Четыре семнадцать замок
стоит -  сам Жора говорил.  Неужели он мошенник?  И  опять же:  сдачи принес
всего пять пятнадцать... Дважды смошенничал?
     Мороженым всех угощает. За мой счет такой добренький?..
     Меня разбирает зло.  Я  уже не  думаю о  том,  что эти деньги,  считай,
Гаркавый мне подарил, что они не мои.
     - Ребята,  у меня,  знаете,  какая штука есть? Наберешь воды, надавишь,
ка-ак  даст струя!  На десять метров!  -  Жора убрал ноги из ямы и  пустился
бежать. Понял, наверно, что я раскусил его проделки и сейчас разоблачу.
     Минуты через три Жора выбежал из  дома с  белой бутылкой в  руках.  Это
даже  не  бутылка,  а  такой  маленький баллончик из  мягкой пластмассы.  Он
завинчивается сверху  крышкой.  В  этих  баллончиках пасту  продают -  белье
стирать.
     Жора добежал до нас и надавил обеими руками на баллончик. Через дырочку
в  крышке  ударила струя.  Меня  и  Сережу мало  захватило:  в  центре сидел
Павлуша, и ему прямо в лицо!
     Павлуша взвыл,  схватился за  глаза и  как припустится за  Жорой!  Жора
увертывается от его кулаков и в упор по Павлуше -  раз!  раз! раз! - брызгал
короткими очередями, как из автомата строчил.
     - Сейчас и мы вынесем, будешь знать! - бросился домой Павлуша.
     Побежали и  мы  с  Сережей.  У  всех  были такие баллончики,  все  мамы
покупали такую пасту.
     Я обыскал ванную -  нет пустого! Не будешь ведь специально опорожнять -
за такое не поздоровится. Я схватил сифон для газировки.
     - Пойду сифон заправлю, а то пить хочется! - крикнул бабушке.
     Павлуша и  Сережа уже  гонялись по  двору  за  Жорой.  Павлушин водяной
автомат бил по Жоре без промаха -  то в затылок,  то в спину. Жора прикрывал
глаза рукой,  оборачиваясь назад,  тоже нажимал на свой баллончик. Но вода у
него кончилась, баллончик шипел, как гадюка, и пузырил остатки пены.
     Сережа то бежал рядом с  Жорой,  то бросался чуть не под ноги и  давил,
давил свой баллончик.  Из крышки,  свистя,  вырывались десятки струй -  и  в
стороны, и на грудь Сереже, но на Жору - ни капли!
     Жора оторвался от преследователей, исчез в подъезде - побежал за водой.
Сережа и Павлуша пошли со мной заправлять сифон газировкой. С сиропом!
     Я жмот? Хэ! Сейчас покажу, какой я жмот...
     Только заправила нам  тетя  сифон,  вышли  за  дверь магазина -  начали
шипеть друг дружке в  рот.  Жжет во рту,  дерет в  горле и носу,  а мы пьем!
Задыхаемся, назад лезет, а мы - пьем! Дым и газ из ушей валит, а мы - пьем!
     Уф-ф...
     Заправили вторично с  сиропом -  и  только  по  разу  глотнули.  Некуда
было...  Тогда я купил шесть эскимо на палочках -  по две на каждого.  Пусть
знают, какой я жмот... А Жоре, этому обманщику, - финдос в нос!
     Жора  подстерегал нас  и  выскочил  из-за  трансформаторной будки,  как
Бармалей. Павлуша с перепугу уронил одно целехонькое эскимо, а Жора - раз! -
на него ногой.  Раздавил...  Тогда Павлуша и  Сережа вцепились в Жору с двух
сторон.
     - Жека, дави!
     Газировка -  вкусная,  шипучая,  с сиропом!  - ударила Жоре в голову, в
волосы, за воротник, залепила пеной лицо.
     - В рот! Хоть немножко! - кричал Жора и разевал рот.
     А я ему в нос! В глаза!
     И на Сережу немного попадало,  и на Павлушу, и они жмурились от брызг и
разевали рты.
     Прошипела последняя струйка... Все!
     Мы отскочили от Жоры, стали и смотрим.
     Жора ни  на  кого не  бросался.  И  не  плакал.  Растопырил руки-ноги и
поковылял домой.  Не  прошел и  половину пути,  вдруг подпрыгнул,  затеребил
руками волосы, завертелся:
     - О-ей! Ой! Осы! - и вприпрыжку бросился в подъезд.
     Третий раз надо идти заправлять...  Бабушка ведь тоже ждет газировку. С
сиропом.
     И мы побежали, заправили.
     Остальных  денег  хватило  еще  на  цветные  карандаши  и   на  коробку
пластилина.  А на что еще две куплю?  Я и не заикнусь отцу, что денежки были
да сплыли.
     Эх-ха... Как тяжело жить на свете!.. Скорее бы вырасти.


        "ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ" ПРОФЕССОРА ДЕРВОЕДА

     У  Ивана  Ивановича появился сегодня старый  "ЗИЛ".  Длинный,  широкий.
Притащил его тросом самосвал чуть не  к  самому гаражу профессора.  Это было
утром.
     "ЗИЛ" семиместный,  а  вышли из него двое -  дядька в  синей спецовке и
Дервоед.  Профессор обошел вокруг своей покупки, постучал по колесам ногой и
палкой. И тогда сунул что-то шоферу самосвала в руку. Тот принюхался к своей
руке -  и  как  швырнет под ноги Ивану Ивановичу.  Сел в  самосвал,  грохнул
дверкой!  Та  чуть  не  отлетела.  Газанул от  гаража напрямик,  через  наши
выкопанные ямы. И ни в одной не засел. Только у двух ямок обвалились края.
     Из  багажника  "ЗИЛа"  дядька  в  синем  достал  замызганный чемодан  с
инструментом.  Поставил возле  переднего колеса  машины,  раскрыл.  Капот  в
"ЗИЛе" задрал вверх.  И сразу и он и Дервоед сунули головы под капот, начали
рассматривать внутренности машины.
     И,  наверно,  целый день проторчали, засунув туда головы, потому что мы
шли из школы и все было точь-в-точь, как утром. Только на листе фанеры возле
машины появилось больше всяких железок и болтов.
     Утром никого у  машины не было,  только Павлуша подошел,  я  и  Сережа.
Дервоед тогда нас сразу турнул -  боялся, наверно, как бы не сунули в карман
колесо или какой-нибудь коленчатый вал.
     Жора  не  приближался  утром  к  нам:  все  еще  злился  за  "угощение"
газировкой с сиропом. Сам виноват, пусть не лезет первый. И будет знать, как
мошенничать.  Он  все  гонял на  своем велосипедике вокруг нашего дома и  от
гаражей к обрыву, а мы на него ноль внимания.
     На улице у дома то и дело визжали тормоза -  подкатывали задом к оврагу
самосвалы, высыпали туда землю...
     Жора пристроил свой водоавтомат на велосипед вместо звонка и стал таким
же вредным, как и Вася. Подъехал раз к девчонке из соседнего дома - с-с-с-с!
- на спину ей и только потом позвонил.  И одному дяде так хотел посигналить.
А тот его цап за ухо: "Ты где живешь?" Но Жора вырвался и удрал.
     У Жоры сегодня не голова, а неровно надутый шар. Глаз нет - одни щелки.
Опухло от  укусов ос.  Учительница его даже к  доске не вызывала,  пожалела.
Покивала только укоризненно: "Опять приключения?"
     Жора все  прекрасно видел,  он  просто притворялся:  подняла его  Мария
Сергеевна из-за  парты,  а  он  давай оттягивать нижнее веко одной рукой,  а
верхнее -  другой.  Моргает,  будто  леший!  Хотел еще  и  другим глазом так
поморгать,  а  учительница:  "Садись,  несчастный..."  Жора думал так  и  от
стихотворения отвертеться,  начал  разлеплять обеими руками глаза.  А  Мария
Сергеевна сказала:  "Не фокусничай!  Закрой оба глаза и рассказывай...  Хоть
подсматривать не будешь".  Жора туда-сюда,  повернулся ко мне - дерг себя за
ухо, дерг. Знак мне: "Подсказывай!" Забыл и про обиду.
     Мария Сергеевна влепила ему двойку. И тут же вызвала меня. Трояк!
     Ага... Так я о "ЗИЛе" профессорском... Жора просто так сюда влез.
     Утречком,  значит,  около  Дервоедовой машины почти никого не  было.  А
вечером зрителей -  как в цирке. Стояли кругом и пацаны, и взрослые, даже из
соседних домов заявились.  Были Жорин и  Васин папы,  жена Дервоедова и  еще
какая-то тетя.  Потом дядя Коля подошел,  но не стал глазеть, а сразу выгнал
из гаража своего "Москвича" и долго менял с Женей камеру в колесе,  протирал
в  машине стекла и блестящие части.  Коротенький "Москвич" был как плотвичка
возле Дервоедовой щуки.  Казалось,  развернется она -  гам!  - и поминай как
звали.
     Иван Иванович важничает,  лицо серьезное.  И презрение на лице: что ему
"Москвич",  дядя Коля,  все мы!  Никто не заметил, а я успел: дважды Дервоед
прошелся  вдоль  своей  колымаги,   дважды  подсчитал  шаги,   посмотрел  на
"Москвича".  И  еще  больше надул  щеки:  куда  этой  божьей коровке до  его
лайнера! В два раза короче...
     Жорин папа и  Васин папа -  шоферы.  Я  говорил уже:  один на автокране
работает,  а  второй по дворам мусор собирает.  Они все-все о машинах знают,
даже о  тех,  которые еще только будут выпускаться.  Сейчас они покуривают и
между прочим отвечают на вопросы Дервоеда: какой рукой держать гаечный ключ;
сколько раз  в  минуту нажимать на  поршень,  чтоб  быстрее накачать колесо;
продаются ли специальные замки - машины запирать?
     А  на  фанере тем  временем все  меньше и  меньше становилось деталей и
железок. Быстро работал тот дядя-мастер!
     - Ах,  черт!  Ножницы где-то  затерял...  -  позвякал он вдруг в  своем
чемодане. - Надо бы прокладочку резиновую вырезать.
     - Клима!  -  крикнул Иван  Иванович жене.  -  Вынеси  человеку ножницы.
Только старые бери!
     Тетя Клима повернулась идти.
     - У меня возьмите... - подал голос дядя Коля.
     Тетя шагнула к нему.
     - Климентия! Я сказал: принеси! - повысил голос Иван Иванович. Не хотел
знаться с дядей Колей.
     Профессорша опять повернула к дому.  Но кто-то в толпе хохотнул,  и она
остановилась. Ах так?! Быстренько подошла к дяде Коле.
     - Спасибо вам...  -  взяла ножницы,  передала мастеру,  а сама отошла к
тетке из нашего дома и сказала вслух: - Нужна ему машина, как в мосту дырка.
Говорила: давай лучше сынам, Пете и Мише, поможем. Как раз квартиры получили
в Москве,  мебель думают менять. Так ого! И хоть было бы куда ездить на этой
машине. Ни лес не любит, ни рыбалку.
     Дервоед косо глянул на жену и что-то прошептал сквозь зубы.  Тетя Клима
больше ничего не говорила вслух.
     Гаркавые загнали своего "Москвича" в  гараж и  присоединились к  толпе.
Все уже спорили о  том,  заведется "ЗИЛ" или нет.  Больше года машина стояла
без движения.
     Дядька в  синей  спецовке собрал инструмент в  чемодан.  Полил себе  из
бутылочки бензином на руки, потер. И еще полил, и еще...
     Не водой с мылом мыл, а бензином!
     Спрятал все в чемодан, сел за руль.
     Гир-гир-гир-гир!   -   тоненько  заскулило  под  капотом.  Гир-гер-гур!
Гир-гер-гур! - с надрывом, более нервно заурчало в машине.
     И не завелось.
     К   Жене-большому  подошла  Галка  со   Снежком  в   руках.   От  этого
"гир-гер-гур" Снежок заскулил, задергался, пытаясь вырваться.
     Подъехал и Жора, замер, спустив ногу с педали на землю, - интересно!
     Дриг-драг-дрег!   Ссс-ы-р-р-р!   Ссс-ы-р-р-р!   Машина  будто  дразнила
собачку.  Мастер взял  из-под  ног  искривленную железную ручку и  вылез,  а
Дервоеду сказал:
     - Аккумулятор сел... Обязательно аккумулятор поменяйте или подзарядите.
     Круть  ручкой,  круть-круть...  Мотор как  заревет дурным голосом,  как
затрясется вся машина,  будто старый дед от кашля. А потом - бах! ба-ба-бах!
тух-тух! - застреляла из-под машины выхлопная труба, взвились кольца дыма.
     - Ложись! - закричал Сережа и сиганул в ближайшую ямку.
     Люди отошли от машины подальше,  замахали руками,  закашлялись.  Черный
удушающий дым заволок весь двор.
     - Взорвется!  Прячьтесь!  - командовал из своего окопа Сережа. Но никто
больше в ямы не полез.
     Снежок метался у  Галки на руках,  прямо из кожи лез,  и вдруг чвяк!  -
носом о землю. Вырвался! Я завыл бы на весь двор, если б так шмякнулся, а он
нет. Вскочил на ноги и к машине.
     - Бев-вев!  Бев-ве-вев!  Бев-ве-вев!!  -  забегал вокруг "ЗИЛа" Снежок.
Шерсть на загривке вздыбил... Ну, разорвет колымагу на части, полетят во все
стороны дверки, колеса!..
     - Давай, моська! Давай! - подзадоривал Женя Гаркавый. - Не надо бояться
слонов!
     Мастер что-то поправил около руля,  и машина загудела ровно и спокойно,
даже от ушей отлегло.  А  Снежок все равно бегал вокруг,  лаял,  тряся своим
куцым хвостиком.
     - Прошу,  маэстро!  -  обеими руками показал мастер Ивану  Ивановичу на
машину и сел сам за руль.
     Дервоед бросился закрывать гараж.  Но  увидел,  что мастер не брал свой
чемодан, оставил дверь в покое, пошел садиться.
     Сел  на  сиденье,  а  шляпа трах о  верх машины и  покатилась по  земле
обручем. Прямо Снежку под ноги!
     Собачка взвизгнула от радости,  схватила ее зубами...  Замотала головой
вправо-влево, помчалась по двору. Шляпа чуть ли не больше ее самой, и Снежок
то впрыгнет передними лапами внутрь,  запутается,  кувыркнется через голову,
то волочит за собой...
     Галка и Женя бросились за ним,  и все дети -  за ним! И Жора покрутил в
ту сторону.  Ш-ш-ш-ш...  -  зашипела вдруг толстая шина в его велосипедике и
сплющилась, как шкурка колбасы-кровянки. Прокол!
     Взрослые наблюдали за погоней и хохотали:
     - Неводом его, неводом!
     - И сачка хватит!
     Снежок взмахнул головой, и шляпа наделась на него.
     - Еще  один  фальшивый профессор!  Их-ха-ха!  -  нервно захохотала тетя
Клима. Над своим мужем смеялась! А все чуть не кончались от смеха.
     - В милицию заявлю! Оштрафуют! Застрелят!.. Он не зарегистрированный! -
выкрикивал Дервоед и старался попасть палкой по Снежку - цоп! цоп!
     Собачка удрала бы со шляпой,  но не видела, куда бежит, - кувырк в яму!
Только хвостик мелькнул...
     И тут все сбежались к яме:  и Галка с Женей,  и Дервоед,  и мы -  дети.
Иван  Иванович взмахнул палкой -  трах!  Хотел  по  Снежку,  а  Галка успела
схватить его,  и попало по рукам.  Повернулась к профессору -  лицо красное,
глаза горят, волосы перепутались:
     - Вы!.. Вы!.. - не находит что сказать.
     Женя вынул из ямки профессорскую шляпу, тряхнул ею о колено. Хотел пыль
выбить,  а изнутри выскочила,  как пузырь,  подкладка.  Иван Иванович забрал
шляпу,  ткнул кулаком в подкладку.  Повертел,  посмотрел -  бросил шляпу под
ноги Жене.
     Пошел к машине - багровый, чуть кровь не брызжет из щек.
     Шофер-мастер насмешливо скалил зубы.
     Пип-пи!  -  поехал наконец "ЗИЛ". Иван Иванович на ходу стукал дверцей,
все не мог хорошо устроиться со своей палкой.
     Тетя Клима подошла к шляпе, подняла.
     - Ох,  сумасшедший человек... Ох, сумасшедший... - сказала она и пошла,
вздыхая, домой.
     А  дяди  все  еще  стояли,  и  тети из  чужих домов стояли.  Говорили о
Дервоеде.  Разве такие профессора бывают?  Может,  он  и  вправду не  совсем
нормальный?
     Потом дядя Коля спросил у Васиного папы:
     - Как ваш хлопец?
     И  Васин папа сказал,  что "ничего,  все хорошо,  дня через три обещают
пустить домой".
     Черный "ЗИЛ" проехал по нашему кварталу и  подрулил к гаражам с тыльной
стороны,  с  чужого  двора.  Остановился  и  гудит,  гудит  ровненько...  Ни
шоферская дверка не  открывается,  ни та,  где Иван Иванович сидит.  Дервоед
размахивает руками, что-то доказывает. Торгуются? Наконец достает из кармана
раскладной,   как  папка,  кошелек  и  вынимает  оттуда  несколько  бумажек.
Деньги...
     Мастер вылез первым,  вскинул на  плечо свой  чемодан с  инструментом и
сказал:
     - Оставайтесь здоровы!
     - Счастливо и вам! - дружно все пожелали ему.
     Только Иван Иванович ничего не  сказал.  Он запер свой гараж на замок и
сел за руль сам.  Видимо,  еще раз захотел проверить,  что за машину купил и
как ее отремонтировали.
     Двинул с места медленно,  осторожно.  Вырулил удачно вокруг ямок,  мимо
нашего дома - и на улицу.
     Все дяди из чужих домов разошлись.  А  папы Жоры,  Васи и Жени-большого
все еще стояли и спорили, какая машина лучше: "Москвич-412" или "Жигули". Не
было и Жени с Галкой, ушли учить уроки.
     Я  тоже  хотел  идти,  потому  что  все  интересное уже  кончилось.  Но
ошибся...
     Интересное началось сразу, как только Иван Иванович подъехал к гаражам.
     Подъезжал он  к  гаражам  большим  полукругом,  чтоб  попасть в  ворота
прямо-пряменько,  не зацепиться.  И  не рассчитал -  угодил задним колесом в
ямку.  Мотор ревет,  как зубр,  колесо вертится в ямке, машина раскачивается
взад-вперед, а выбраться не может.
     И тогда подошли сзади,  уперлись руками в кузов "ЗИЛа" папы Васи, Жоры,
Жени и я с Сережей и Павлушей... Раз-два! Еще раз!
     Выехала машина. Выехала и тут же заглохла.
     Дервоед выбрался из машины,  отворил ворота гаража -  и  опять за руль.
Гир-гер-гур!  Гир-гер-гур!  -  скрежетал стартер (так называется та  штучка,
которая заводит мотор) - не заводится!
     Поднял профессор из-под ног заводную ручку.
     - Крутни, все равно стоишь... - попросил он Жориного папу.
     Жорин  папа  зашел  спереди,  вставил ручку  в  щель  внизу  радиатора.
Крутанул,  а машина фур-р на него!  Он прыг назад: "Стой! Стой!" - упирается
руками в радиатор, а потом бросился на капот животом.
     - Что же  вы,  мастер-ломастер,  на скорости машину держите?  -  дрожит
голос у Жориного папы. - Чуть кишки не выпустили...
     - Капот погнешь!  Разлегся,  как на печи...  Слезай!  -  кричит на него
Дервоед из машины.
     - Капота ему жаль!  А  человека -  не жаль...  -  не слезал Жорин папа.
Наверно, ждал, когда пройдет страх и будут держать ноги.
     - Слезай с машины,  говорю!  Дискуссию развел... - наполовину высунулся
Иван Иванович.
     - Слезу...  Пропадите вы  пропадом со своим драндулетом!  -  Жорин папа
спустил ноги на землю. И ушел домой.
     Все другие тоже разошлись.
     Я делал уроки и подбегал к окну: завел машину Иван Иванович или нет?
     Не завел...
     Заехал в гараж или нет?
     Не заехал...
     Спать укладывался - еще раз выглянул в окно.
     Чужие дяди толпой толкали профессорский "лайнер" в гараж.
     Большая машина у  Ивана Ивановича,  а  только половину гаража занимает.
Разве он строил гараж на две машины?  Так ведь у "ЗИЛа", говорил Жорин папа,
не  менее ста "лошадиных сил".  И  все эти "лошадиные силы" будут возить его
одного?
     И куда,  интересно?  Тетя Климентия говорила, что ездить ему совершенно
некуда...


        "ЭРПИДЫ НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ"

     Мы опять у Левона Ивановича.
     - Ну,  вы уже видели,  какие бывают куклы,  на что они способны... Сами
куклы ничего не  умеют делать.  Это мы должны их оживить,  научить садиться,
ходить,  брать вещи,  говорить,  слушать и тому подобное. Но все это, друзья
мои,  потом,  потом,  потом... Нам сначала надо знать, что мы будем ставить,
какие куклы нам нужны.
     Левон  Иванович  расхаживал  по  комнате  взад-вперед.   Голову  слегка
наклонял при наиболее значительных и важных словах,  как будто раскланивался
со знакомыми.  А  мы сидим рядышком на диване и  круть-верть -  поворачиваем
головы вслед ему. Слушаем...
     Левон Иванович велел на этот раз прийти еще без пластилина,  и мы рады:
ни у кого пока нет столько, сколько он просил.
     Пришли мы без Васи и  Генки.  Вася известно где -  в больнице.  А Генки
потому нет, что еще не суббота и его не забрали из круглосуточного садика. И
хорошо - хоть Павлуше легче дышится, не ходят, как связанные веревочкой.
     - Значит, прежде всего нам надо знать пьесу, знать, какие для нее нужны
куклы...  Пьесу я  выбрал,  мы  сейчас ее и  послушаем...  -  Левон Иванович
раскрыл книжный шкаф и взял стопочку отпечатанных на машинке листков бумаги.
     Он  торжественно сел в  кресло,  разложил перед собой листки,  медленно
надел очки...
     - "Эрпиды  на  планете  Земля",  комедия-сказка  в  двух  действиях для
кукольного театра... Ну, мы еще не кукольный театр, но с самого начала будем
работать всерьез. Согласны? Вот и хорошо... Эрпиды - сокращенно. А полностью
так:  "Электронные роботы прямостоящие и  думающие".  Это  смешные,  наивные
человечки из  металла...  Какой-то  межпланетный корабль  остался летать  на
орбите вокруг Земли,  как спутник.  На  Землю он  отправил на  разведку двух
Эрпидов.  Они должны все разузнать и вернуться обратно, доложить, что и как,
можно ли  садиться.  Эрпид-один  знает все  языки землян:  покрутит головой,
настроится на нужную волну -  и  готово.  Эрпид-два понимает язык животных и
птиц,   может  его  разъяснить.  Вот  о  приключениях  Эрпидов  на  Земле  и
рассказывается в пьесе...
     Читал Левон Иванович на разные голоса.  Слушаешь -  и узнаешь, кто это,
видишь, каков он... Кудесник дядя Левон!
     Мальчик Ваня возвращался из  школы через лес,  собирал по дороге грибы.
Собирал-собирал -  и  присел отдохнуть.  А  камень под  ним как шевельнется!
"Черепаха!" - подпрыгнул он.
     А камень тресь пополам!  Вылез Эрпид-один, машет ручками, "хау ду ю ду"
на разных иностранных языках лопочет. Ванька в школе еще не проходил никаких
иностранных языков,  пожимает плечами.  А с ним собачонка была, Жучок. Хвать
этот Жучок Эрпида за ногу!  "Ай!  Ай-яй!" - визжит. "Пошел вон!" - Ванька на
собачку. Она чуть зубы не искрошила о железо.
     "Посел вон...  Посел вон...  -  повторил Эрпид и  ручками себе голову -
круть, круть. - Приветствую вас, жителя Земли!" - по-нашему заговорил. И тут
они начали друг у  дружки выспрашивать -  кто,  да что,  да зачем.  А  Эрпид
потешный такой -  ни деревьев не знает,  ни зверей, ни птиц, ни грибов. "Что
это  за   зверь  хотел  меня  укусить?   Что  он  сказал?"   -   "Собаки  не
разговаривают..."  -  Ванька  ему  на  это.  "Все  звери  по-своему говорят.
Эрпид-два, мой брат, переводит с их языка. Надо его разыскать".
     Ванька  надумал  сначала  поучить Эрпида  кое-чему  -  читать,  писать,
считать.  Не  умеет робот ничего этого делать.  "Какой же  ты разведчик!"  -
насмехается Ванька.  "А  это  видел?  -  показывает Эрпид  глазок окуляра на
животе.  -  Все фотографирует и  записывает на пленку.  И  ты записан...  На
космическом корабле посмотрят, расшифруют".
     А  Ваня  все-таки  настоял на  своем,  начал его  учить.  Вертится этот
Эрпидик,  в зал смотрит.  "Зачем их столько сюда собралось?" -  "А это они в
театр пришли,  на нас с  тобой посмотреть..." -  "Ой,  давай лучше мы на них
будем смотреть,  их вон сколько.  Пока всех не пересмотрим...  Ой,  Ваньки с
длинными  волосами сидят!.."  -  "Если  с  косичками и  бантиками,  так  это
девочки:  Светы, Аленки, Таньки... Мальчишки пока с косичками и бантиками не
ходят..."
     Потом они пошли искать Эрпида-два.  Договорились,  что Ванька их вместе
поучит.  Всякие приключения у них были в дороге,  и Мишку-медведя встретили.
Несколько дней искали Эрпида-два.  А мама и папа Вани не волновались.  Эрпид
так сделал, что родителям эти дни показались минутами...
     А Эрпида-два, знаете, где нашли? В большом городе!
     Его девочка Таня водила на веревочке,  как собачку. Он нечаянно тявкнул
при ней,  а Таня подумала, что это такая железная собачка, и сдавила ему шею
ошейником,  таскала за собой везде. Эрпид-два не мог даже головой повернуть,
чтоб настроиться на что-нибудь другое,  не на тявканье.  И  в  городе у всех
вместе было еще много приключений.
     В конце Эрпиды сделались сонные и вялые, начали покрываться панцирями -
такими же, в каких вначале были. И вдруг - пах! пах! - попрыгали в воздух. И
улетели на свой корабль межпланетный...
     Долго,  наверно,  дядя Левон читал.  Но если бы еще в  два раза длиннее
пьеса была,  и то слушали б. А может, и с нами Эрпиды что-то такое сделали и
мы  перестали  замечать,  как  время  летит?  Казалось,  минуты  прошли,  не
больше...
     - Сейчас я  вам  раздам по  листку бумаги,  карандаши,  -  сказал Левон
Иванович. - Посмотрим, какими вы представляете себе Эрпидов. Только рисовать
самостоятельно, каждый по-своему.
     Мы  примостились,  кто за столиком,  кто на подоконнике,  кто просто на
полу и старательно засопели.  Черкали,  стирали, и вдруг - динь-динь! Я даже
подпрыгнул... Показалось, тот межпланетный корабль садится.
     Дядя Левон пошел открывать дверь.
     - Нет ли у вас моего сына? Он сказал, что сюда пойдет.
     Павлуша лежал возле меня  на  полу  и  сразу нахмурился:  мать  за  ним
пришла, ее голос!
     - А вы заходите к нам...  Заходите,  заходите,  пожалуйста! Минут через
десять  Павел  будет  свободен...  -  говорил  дядя  Левон  очень  вежливо и
гостеприимно.  -  Вот сюда проходите, я хочу с вами посоветоваться... Вы же,
насколько я знаю, на швейной фабрике работаете?
     И  я знал,  что Павлушина мать работает на швейной фабрике.  Она и дома
много шьет, берет заказы. Павлуша как-то говорил.
     Левон Иванович провел ее  на  кухню,  начал рассказывать -  под большим
секретом пока! - чем мы здесь занимаемся. Павлушина мама обрадовалась:
     - Как хорошо,  что вы им занятие нашли! Оставляешь одного дома - и душа
не на месте:  как бы чего не случилось!  Он-то спокойный мальчик,  но другие
могут подбить на дурное дело...  Вася из нашего дома (вы,  наверное,  знаете
уже) в больницу попал.
     - Простите,  я не спросил,  как вас звать...  Любовь Васильевна?  Очень
приятно...  Я  с вами,  Любовь Васильевна,  хочу посоветоваться,  во что нам
одеть куклы.  Мальчик и  девочка у  нас -  школьники...  Я сейчас вам эскизы
покажу, минуточку!..
     Дядя Левон вышел из кухни,  и  я быстренько склонился над рисунком.  Но
все равно видел краешком глаза,  как на  цыпочках прошел он  к  шкафу,  но к
другому,  не книжному.  Вынул оттуда пиджак и  поспешно надел на себя.  А из
книжного шкафа взял листки с рисунками и так же смешно прокрался назад.  Как
будто мы заняты бог знает какой важной работой и он боялся нам помешать.
     - Вот,  посмотрите...  У девочки школьная форма,  фартучек.  У мальчика
костюмчик.  Подобрать бы  где-нибудь такие лоскутки,  скроить,  то было бы и
неплохо.
     - У меня полный мешок тряпок, обрезков... Можно поискать.
     - Любовь Васильевна,  так это же замечательно!  Найти б еще кого-нибудь
да пошить все это...
     - А зачем искать? Давайте размеры, я и сошью.
     - Чудесно! Нет, вы - золотая женщина!
     - Что вы! - Любовь Васильевна, наверно, печально улыбнулась. - Я такая,
как все.
     - Ну нет!.. Ведь вы меня с полуслова поняли.
     И  я знал,  что она не такая,  как все.  Она высокая,  худощавая.  Чуть
повыше дяди Левона.
     - Что вы!..  -  продолжала Любовь Васильевна совсем тихо, наверно, чтоб
мы не слышали. - Если б я была золотая, то муж не бросил бы с детьми...
     Как  нехорошо  подслушивать разговоры взрослых...  Зачем  мне  все  это
знать?  Совсем, совсем ненужно... Но ведь и ушей не заткнешь! И все слышали,
не только я...
     - Простите,  Любовь Васильевна...  Я,  кажется,  к старости лет того...
Извините.
     - Да ничего, Левон Иванович. Просто... из песни слова не выкинешь.
     - Вот здесь у  меня выкройки нарисованы,  -  заговорил Левон Иванович о
другом. - Если б какого шелка розового или желтого...
     - И это, покопаюсь, найду... Ой, какие смешные у вас получились собачка
и медведь! В нашем доме есть такая лохматая собачка, Снежок называется.
     - То Снежок, а наша - Жучок. Черная...
     Я не выдержал больше, вскочил на ноги и бросился на кухню. Интересно на
Жучка посмотреть! И все похватали свои рисунки, бросились за мной.
     - Покажите! Покажите!
     - Нарисовали уже? Тогда бегом на диван: мы идем к вам.
     Левон Иванович вежливо пропустил из кухни Павлушину маму, вышел сам.
     - Медведь,  говорите,  хорош... А на него не менее метра плюша надо. Вы
не знаете, продается плюш в магазине?
     - Не замечала, Левон Иванович... Раньше много было. А разве обязательно
новый надо? У меня где-то кусок зеленой шторы валяется...
     - Зеленый медведь? Ха-ха...
     - Ничего страшного.  Его  можно в  коричневый перекрасить или в  черный
цвет. В какой скажете, в такой и перекрашу...
     - Нет,  вы и  в  самом деле фея,  а  не женщина...  Простите,  я  опять
комплименты говорю...  -  Дядя Левон снял очки, протер стекла, хотя они были
совершенно чистые.  -  Словом,  вы нас здорово выручили.  А то я растерялся:
нарисовать просто, а где все это взять?
     - Только  моя  машина  не  возьмет плюш...  -  слабо  улыбнулась Любовь
Васильевна. - Вручную придется шить.
     - Зверюшек я  сам  сошью,  сам!  Осталось только  на  Жучка  что-нибудь
лохматое найти...  Короче  -  ура!  Трижды  ура!  Не  забудьте только,  чтоб
штанишки лишь по виду были на штаны похожи,  без штанин. Нам надо будет руку
засовывать в куклу.
     - Как скажете, так и сделаю... Недосплю немного, но сделаю.
     - Ну,  мастера-художники,  что у вас получилось? Я на ваши рисунки буду
смотреть, а вы на мои: на Ваньку, Таньку, Жучку, Мишу-медведя.
     Дядя Левон поднес наши рисунки поближе к  окну.  Любовь Васильевна тоже
приблизилась к нему, и они начали рассматривать их вдвоем.
     - Ну, этот микроб-сороконожка не подойдет... - отложил он один рисунок,
и Сережа смущенно опустил голову.  Его,  значит,  микроб.  Это же надо такое
придумать!
     - Та-ак...  А этот похож на водолаза-глубинника...  Неплохо нарисовано,
молодой человек.  Но  наши Эрпиды не страшилища...  -  от таких слов Павлуша
сморщил одну щеку, как будто у него болел зуб.
     - Антенны-локаторы?  Как усики у  майских жуков...  А что?  Локаторы мы
можем ему приделать.  Это ты хорошо придумал.  А туловище как огурец... Нет,
огурец, видимо, не то...
     О моем!..
     - Ну,  а здесь просто человечек и просто собачка... - От этих слов Жора
зашмыгал носом.  -  Эрпид-один и Эрпид-два -  братья. Они как две капли воды
похожи...  Ничего,  что одного на  четвереньках водила Таня.  Мы  их сделаем
одинаковыми,  только раскрасим по-разному:  одного в серебристую алюминиевую
краску, другого - в золотистую, бронзовую.
     Левон  Иванович  в   третий  раз  подошел  к   шкафу  и   вынул  оттуда
один-единственный листок.
     - Вот какими вижу Эрпидов я.
     Мы столпились вокруг Левона Ивановича.  Ну и здорово придумал он!  Ну и
художник! Конечно же такими они и должны быть...
     Вместо головы у Эрпида кубик,  вставленный углом в туловище. А туловище
уже не кубик,  а  "шестиугольная призма" -  так назвал Левон Иванович.  И мы
зашептали,   стараясь  запомнить:   "Шестиугольная  призма...  Шестиугольная
призма..."
     - Гайка! - воскликнул я.
     Очень уж на гайку было похоже туловище, только вытянутую сверху вниз. А
там,  где у гайки дырка с резьбой,  -  наоборот,  выступ-животик,  как будто
сложенный из кусочков-клинышков.  На самом выпуклом месте -  отметинка,  как
пупок.   Наверно,   здесь  будет  тот   окуляр,   через  который  Эрпид  все
фотографирует и записывает на пленку.
     - Сейчас дорисуем антенны...  - Левон Иванович взял у Сережи коричневый
карандаш и  добавил усики-антенны.  -  Мы  их  сделаем из  медной проволоки,
подвижными,  ниточками будем управлять,  поворачивать.  А может, и без ниток
обойдемся... Ну как, нравится?
     Еще  бы   не   нравилось!   Мы   выкрикивали  что-то   несуразное,   не
разбери-поймешь, прищелкивали языками...
     - Значит,  понятно.  Следующий сбор  -  через день,  в  воскресенье,  в
семнадцать  часов.  Приходите  с  пластилином и  дневниками.  У  кого  будут
двойки-тройки,  вместе решим:  допускать такого к работе или нет. Если нет -
буду набирать ребят в театр из других домов.
     Вот тебе и на!..  Как ведро холодной воды на голову вылил.  Я думал, он
уже забыл об отметках,  а тут... Подразнил, завлек в театр, а теперь подавай
ему дневник... Пятерки подавай, четверки!..
     У меня хоть двоек нет, а у Жоры - хи-хи! - двоечка за стихотворение.
     Один Павлуша спокоен.  И мать его светится от радости... У этого тихони
одни пятерки - показывал дневник, я своими глазами видел.
     Эх-ха...  Ну -  ничего.  Повоюем! Учебный год только начинается. Мы еще
тоже можем показать себя!
     Павлушина мама  выходит вместе с  нами.  Она  бережно несет перед собой
свернутый в трубку лист бумаги. На нем рисунки Ваньки и Таньки.
     Тетя Люба задумчиво улыбается...


        "ПРОВАЛИТЬСЯ НА ЭТОМ МЕСТЕ!"

     Наконец привезли деревья и кусты.
     Сразу на двух машинах:  на одной - деревья, на другой - кусты. Что были
две машины, нам потом сказали. Когда они разгружались, никто из нас не видел
-