я толпа туристов и моряков. Бары и рестораны тонули в огне рекламы, всюду слышались песни, музыка... Теперь же город замкнулся, стал враждебным, чужим... Три проваленные квартиры! Конечно, жившие в них люди схвачены и допрошены. Быть может, кто-то уже не выдержал, стал говорить... Значит - удвоенная осторожность, чтобы не привести агентов гестапо и в последнее убежище... если гестапо уже не там! Неожиданно ударили зенитки. В последнее время часто случается: сперва гремят пушки, нацеленные в прорвавшиеся к городу самолеты американцев, а уж потом, в разгар налета, радио возвещает о воздушной тревоге. Он около двух часов просидел в убежище, стиснутый толпой обывателей. Где-то в углу умирала старуха - кажется, взрывной волной ее швырнуло о стену дома. Вперемежку со стонами раненой раздавались всхлипывания девочки, тоже пострадавшей при воздушном налете. И все же для него это была передышка. Удалось вздремнуть, собраться с мыслями. Да, решение твердо. Живым он не дастся. В портфеле в смену белья завернуты два бруса взрывчатки. Ручка портфеля надорвана. Она едва держится, и к ней подвязан шнур детонатора. Достаточно дернуть ручку - и взрыв разметет всех, кто окажется по соседству. Вот почему портфель он держит под мышкой. День клонится к вечеру, когда он подходит к четвертой конспиративной квартире. Из города ему не выбраться: его, конечно, ждут и на вокзале, и у остановки междугородного автобуса. Этот дом - последняя надежда. Дом большой, мрачноватый, со множеством крохотных квартир, населенных рабочим людом. Каждый этаж опоясывает сплошной балкон, на который выходят десятки дверей. Снизу к балконам ведет наружная лестница. Смешавшись с толпой, он дважды проходит мимо дома. Конечно, есть опасность, что его опознают, если за домом установлено наблюдение. Но еще опаснее идти напролом, без разведки. Вцепившись в ручку прижатого под мышкой портфеля, он вступает на лестницу. Пройден первый этаж, второй. Еще двенадцать ступеней - и он у цели. Ноги будто чугунные. Две ступеньки осталось. Одна... Он на балконе. Нужная дверь - первая справа. У него вырвался вздох облегчения: возле двери знак безопасности - веревочный коврик повернут углом. Можно входить. Выпустив ручку портфеля, он нажимает на кнопку звонка. Дверь отворяется, и он беззвучно падает от сокрушительного удара в горло. Из квартиры выскакивают трое, хватают его, защелкивают наручники на запястьях. А к дому уже подкатил полицейский автомобиль... Его доставили в Берлин, в центральную резиденцию тайной политической полиции на Принц-Альбрехтштрассе, втолкнули в кабинет следователя. Уже ночь. Окна зашторены. Лампа с рефлектором поставлена так, что световой луч упирается в лицо арестованному. Тот, кто находится за столом, в противоположном углу кабинета, задает вопросы: имя, возраст, профессия, местожительство, партийная принадлежность. Человек молчит. Для него все кончено. То, что в момент ареста взрыва не последовало, означает: гестаповцы разгадали секрет портфеля. Или знали о нем... И хотя схваченный ими человек документов не имеет, они быстро во всем разберутся. Единственное, что ему остается, - это молчать, не назвать ни одного имени. Следователь повторяет вопросы. Ответа нет. Тогда он встает, гасит настольную лампу и подсаживается к арестованному. - Узнаешь меня? - говорит он, пахнув в лицо человеку сигаретным дымом. - Лучше гляди, Пауль Прозе! Человеку в наручниках и раньше чудилось: он уже не раз слышал этот голос. Но свет рефлектора был ослепляющим, и следователя он разглядел только теперь. Разглядел и покрылся холодным потом. Перед ним один из подпольщиков. Несколько месяцев назад его ввел в организацию заместитель Прозе, старый коммунист, всегда такой недоверчивый, осторожный... Как же он оплошал! - Сволочь! - говорит Прозе и плюет в лицо провокатору. Вскрикнув, тот поднимает кулак. Но отворяется дверь. В комнату входят. - Встать! - кричит конвоир. Первым вошел Генрих Гиммлер. Он отложил все дела и поспешил сюда, чтобы присутствовать при допросе руководителя крупной организации антифашистов, за которым охотился больше года. Гиммлер и сопровождающий его обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер садятся за стол. Следователю приказано продолжать. Вновь сыплются вопросы. Арестованный не раскрывает рта. Тогда Кальтенбруннер говорит следователю несколько слов. Тот снимает трубку телефона. Через минуту двое эсэсовцев вталкивают в комнату человека. Его ставят лицом к Паулю Прозе. - Свет! - говорит Кальтенбруннер. - Дать больше света! Конвоир у двери поворачивает выключатель. Под потолком загорается люстра. Пауль Прозе молча смотрит на арестованного. Это тот самый подпольщик, что ввел в организацию гестаповского шпика. Он избит, лицо его - сплошная сине-багровая опухоль. Человек качнулся. Охранники подхватили его, выволакивают за дверь. А на смену уже ведут другого. И так - в продолжение часа. Больше часа понадобилось для того, чтобы продемонстрировать Паулю Прозе всех товарищей по разгромленной организации. Потом следователь возобновляет допрос. Арестованный молчит. - Говори, - повторяет гестаповец. - А не то пожалеешь, что родился. Прозе поднимает голову. - Что я должен сказать? - Ты видел всех, кого взяли. Где остальные? Назови имена, адреса. Сделаешь - будешь жить. Арестованный качает головой. - Это все. Вы взяли всех до единого. - Не будь дураком. - Следователь чуть оборачивается к Гиммлеру. - Господин рейхсфюрер СС дает тебе шанс. Используй его. Молчишь... Жаль! Ведь у тебя жена, сын. Подумай о них. И о матери тоже. Хорошенько подумай, не спеши. Не дождавшись ответа, следователь показывает конвоиру на дверь в смежную комнату. - Отопри, - говорит он. - Отопри, войди туда и дай по морде самому маленькому. Только легонько. Гляди, не убей малыша. Протопав к двери, охранник исчезает в комнате. Секунду спустя там раздается звук удара и вслед за тем плач ребенка и возгласы женщин. - Это твои, - говорит следователь арестованному, показывая на дверь. - Все трое. Хочешь взглянуть? Нет? Что ж, твое дело. Заперев дверь, он возвращается к столу. - Пожалей их, коммунист Пауль Прозе. Ты хороший семьянин, нежный муж и отец. Не разочаровывай нас! Прозе встает. - Что вам угодно? - глухо говорит он. Гиммлер и Кальтенбруннер, молчаливые, неподвижные, сидят, заложив ногу за ногу. Следователь действует умело, и они не вмешиваются. Они знают: арестованному есть что сказать. Выловлена подавляющая часть организации, но не вся. Кое-кто на свободе, и розыск пока не дал результатов. Гиммлера особенно интересует одна женщина. Она очень тщательно законспирирована, связана только с руководителем группы. Значит, выполняет особо важную работу. Но это все, что удалось установить агенту. Кто она, где находится - тайна. Тайна Пауля Прозе. - Где остальные? - настаивает следователь. - Назови их - и твою семью, малыша и двух женщин, я отправлю домой в автомобиле. - Вы арестовали всех. - Теряя силы, Прозе опускается на стул. - Лжешь, - вдруг говорит Гиммлер. - Лжешь без зазрения совести. Все равно мы возьмем всех. - Он делает паузу. - И твою помощницу тоже. Прозе внутренне сжался. Что известно гестаповцам? В голове ворох мыслей, догадок. В его группе две женщины. Обе действовали изолированно от организации, в секретных учреждениях нацистов. Кроме него, лишь заместитель руководителя организации знает их имена. Но только Прозе имел с ними контакт, да и то нерегулярный... Гиммлер сказал: помощницу. Значит, сведения, которыми располагает гестапо, касаются одной из них. Которой же? В комнату входит офицер. Пересекает кабинет, кладет перед начальником лист бумаги. Заглянув в бумагу, Гиммлер откидывается в кресле. - Ну, - говорит он, - что вы можете поведать о докторе Марте Ришер? ГЛАВА ВОСЬМАЯ Абст входит в комнатку Ришер, подсаживается к кровати и кладет на тумбочку принесенный сверток. - Здесь сигареты, - говорит он. - Десять пачек сигарет и две банки апельсинового сока. Надеюсь, они будут приняты с благодарностью? - Спасибо. Все очень кстати, особенно сигареты. Мой запас иссяк. Дайте-ка одну. Абст распечатывает пачку, протягивает больной. Та закуривает. - Однако я пришел не только по этой причине. - На вас это было бы не похоже, - в тон ему отвечает Ришер. - Что же случилось? - Речь пойдет о вашей попытке принять яд... Где вы взяли синильную кислоту? Надеюсь, не в своем медицинском ящике? - Именно там. - Я проверю, Марта, - говорит Абст, и в голосе его звучит угроза. - В ящике должен быть перечень медикаментов. Хочу надеяться, что он сохранился. - Идите к ящику. - Ришер отворачивается к стене. - Идите же! Перечень там. Кстати, проверьте, не подделана ли ваша подпись. Ящик в углу. Присев на корточки, Абст шарит по полкам. Вот он выпрямился. В руках у него сколотые листы бумаги. - М-да... - задумчиво тянет он. - Я и не подозревал... Простите, Марта. - Прощаю, шеф. - Еще вопрос. Здесь указано: в ящике пять ампул... - Пошарьте на средней полке. Отыщите продолговатый желтый коробок. Они должны быть там. Найдя коробку, Абст раскрывает ее. В коробке четыре ампулы, окутанные ватой. Постояв, он возвращается к кровати. - Но вы могли воспользоваться ими... Могли - и не воспользовались. Почему? - В тот день я потеряла голову... Мне стыдно за свое поведение. Это была минутная слабость. Можете не сомневаться, она никогда не повторится. Я буду до конца служить своей стране. - Хорошо сказано. - Абст садится на табурет, прячет в карман коробку с ампулами. - Я рад, что вы выздоровели морально. Надеюсь, не за горами и победа над физическим недугом. Без вас я как без рук, Марта. Можете мне поверить. - Есть новый врач! - Ришер испытующе смотрит на Абста. - Как мне кажется, он быстро вошел в курс дела. Да и вы полностью ему доверяете... - Его не сравнить с вами, Марта. - Неправда, шеф. Я имела возможность убедиться: Рейнхельт опытный медик. - Я вижу, он стремится понравиться всем! - Абст начинает злиться. - Запомните: только я могу судить о его способностях, я один - и никто больше! - Понравился - не то слово, шеф. Просто я стараюсь быть справедливой. Кроме того... - Ришер делает вид, что едва не сказала лишнего. - Договаривайте! - Хорошо, шеф. Кроме того, у меня появилась надежда на замену. Ведь Германии я могу служить не только здесь, но и на материке. - И не думайте об отъезде! - Абст ладонью разрубил воздух. - Выкиньте это из головы. - Выходит, отправите его? - Работы хватит всем, - уклончиво говорит Абст. - Но при любых обстоятельствах обслуживать группу будете вы. Кроме того, предстоят новые эксперименты, весьма интересные. А здесь вы вообще незаменимы. - Вы человек скрытный. И все же я поняла: не доверяете этому Рейнхельту. - Разумеется, Марта. Но у меня не было выбора. Короче, он здесь временно, пока вы не встанете на ноги. Вот так. И довольно об этом! - Хорошо, довольно, - соглашается Ришер. - К тому же я устала и хочу спать. Но Абст не торопится уходить. С минуту он сидит в задумчивости, потом рассказывает о гибели водолаза. Он говорит откровенно: Марте известно и о "Випере", и о ее командире. Закончив, он протягивает Ришер бумагу. Это расшифрованная радиограмма. Канарис резко выговаривает Абсту за медлительность, допущенную при выполнении важного поручения. Сейф должен быть извлечен, чего бы это ни стоило. Срок - две недели. - Две недели, - говорит Ришер, возвращая бумагу. - Как же вы справитесь? - Не знаю. Не знаю. Марта. Впору самому идти под воду: Глюк и Вальтер не изъявляют желания, и я не могу заставить их... Вот если бы вы были на ногах! - Не понимаю, какая здесь связь. - Связь есть. Я принудил бы нового врача. - Но он не водолаз. Вы шутите, шеф! - Нисколько. За неделю я обучил бы его работе в скафандре. И вот он спускается, обвязывает сейф тросом... Словом, попытку можно было бы сделать. Мы ничем не рискуем, кроме разве комплекта водолазного снаряжения... Однако все это чепуха: вы прикованы к постели, и без него пока не обойтись. Постарайтесь быстрее выздороветь. Абст направляется к выходу, берется за дверную скобу. И - замирает. В подземелье взвыла сирена. Тревога! Он распахивает дверь. И в ту же секунду грот погружается в темноту. Где-то в туннеле возникло пятнышко света. Тоненький лучик мечется по сторонам, приближается. Теперь слышны торопливые шаги. Возникает фигура рыжебородого. - Корабль в полумиле от нас, - говорит он. - Вальтер увидел его в перископ. Корвет противника, шеф. Лег в дрейф, и с него спускают шлюпку. - Рейнхельт? - Он у пловцов. - Быстрее туда. Не спускайте с него глаз! - Понял, шеф. - Глюк поспешно уходит. Корвет неподвижно лежит в спокойной воде. Шлюпка уже спущена, стуча слабеньким подвесным мотором, медленно продвигается к скале. Суденышко невелико, но в нем девять моряков, и борта шлюпки едва возвышаются над водой. Достигнув полосы рифов, шлюпка берет в сторону, движется вдоль гряды подводных камней. Тяжело груженная, неторопливая, с размеренно постукивающим мотором, она кажется очень мирной, хотя над кормой поднят военно-морской флаг. Проход в рифах обнаруживается, когда путь вокруг скалы почти завершен. Старшина перекладывает румпель, шлюпка послушно сворачивает и вскоре пристает к ноздреватому боку утеса. Моряки высаживаются на скалу. В составе маленького отряда - два офицера. Один из них старый знакомец Карцова - тот, что первым допрашивал его на линкоре, лейтенант Борхольм. Он командует отрядом. Помогая друг другу, люди карабкаются на скалу. - Смотрите, линкор в море! - восклицает один из матросов. Все оборачиваются. Огромный корабль медленно огибает скалу. Неделю он был в океане, сейчас возвращается на базу, эскортируемый двумя эсминцами. Со скалы отчетливо видна палуба линкора, надстройки, артиллерийские башни. В свою очередь, на линкоре заметили высаженный с корвета десант. Десяток биноклей нацелен на коническую скалу. А на посту артиллерийских дальномерщиков припал к окулярам прибора лучший стереоскопист корабля матрос Джабб. Он бледен, осунулся. Джабб только вчера выпущен из карцера, в котором провел двадцать суток. В стеклах прибора возникла голова десантника. Пальцы Джабба вращают маховички наводки - и вот уже в окуляре красивое лицо лейтенанта Борхольма. Сплюнув с досады, Джабб выпрямляется. Это по настоянию Борхольма списали с корабля капрала Динкера, пытавшегося вступиться за выловленного в воде человека. Он же, Борхольм, виновник того, что Джаббу, наказанному в дисциплинарном порядке, грозит еще и военный суд. Майор контрразведки склонен был ограничиться карцером, и если бы не Борхольм... Медленно тянулись дни в заключении. Все это время Джабб перебирал в памяти события последних недель, снова и снова придирчиво оценивал поведение, каждое слово человека, которому помог избежать виселицы. И укреплялся в уверенности, что поступил правильно. И еще одно обстоятельство не выходило из головы. То и дело перед глазами вставала картина побега человека в резиновом костюме и ластах. Вот диверсант протискивается в иллюминатор. Лейтенант Борхольм бежит, чтобы схватить негодяя, но, споткнувшись, падает... Уж очень неловко грохнулся этот красавчик! Будто нарочно. И слишком медленно поднимался. Так медленно, что фашист успел улизнуть. Линкор удаляется. Скала делается меньше. Она будто опускается в воду. А Джабб, задумчивый, мрачный, все глядит на нее, стоя у своего дальномера. - Прохвост, - бормочет он, - какой же ты прохвост, Фред Борхольм! Линкор скрылся из глаз. Тогда Борхольм подает знак отряду. Моряки продолжают движение к вершине скалы. Зачем высажены десантники? Обследование конической скалы - одна из мер, выработанных командованием союзников, чтобы обезопасить базу от неожиданностей со стороны противника. Группы моряков регулярно осматривают все клочки суши, разбросанные по окружности в тридцать - сорок миль. На этой скале у самой вершины дожди и ветры разрушили часть породы. Образовалось подобие пещеры, перед которой нагромождение камней. Подходящее место для вражеского разведчика с радиостанцией, если бы немцы задумали высадить на скалу наблюдателя. Год назад на другом таком островке была обнаружена и ликвидирована группа фашистов с передатчиком... Отряд у пещеры. Моряки берут автоматы наизготовку. Лейтенант Борхольм оттягивает затвор пистолета и досылает патрон в ствол. Несколько минут ожидания - и Борхольм первым входит в пещеру. Два молодых матроса обмениваются взглядами: смелый человек этот лейтенант! Когда улыбающийся Борхольм появляется у выхода из пещеры, его встречают одобрительным гулом. - Отдыхайте, ребята, - говорит лейтенант. - Влезайте сюда, в тень, зажгите свои сигареты. А я взберусь еще на несколько ярдов. Движением подбородка он показывает на голую вершину скалы, до которой отсюда рукой подать. Разомлевшие от жары моряки не заставляют себя упрашивать. Вскоре семеро десантников исчезают в пещере. Восьмой - молодой матрос, один из тех, кого покорила смелость лейтенанта, - лезет за ним наверх. Борхольм на вершине скалы. Шорох за его спиной. Он оборачивается, видит карабкающегося по камням матроса. Матрос смущенно улыбается: - Я подумал: негоже оставлять командира... Простите, сэр! Борхольм помогает ему вылезти на площадку, дружески похлопывает по плечу. Они долго стоят рядышком, будто любуются океаном. Позади моряков, в центре скальной площадки, торчат кустики вереска. Между кустами - щель, точнее, колодец размером с донышко от бочонка. Из этого-то колодца и выдвигает Вальтер свой перископ, когда ведет наблюдение. Но к кустарнику Борхольм даже не подошел. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Ранним утром пассажирский самолет, сопровождаемый сильным эскортом истребителей, приближался к Берлину. Группа машин плыла на большой высоте, тщательно охраняемая всей системой ПВО Германии, которую, в свою очередь, сейчас не менее, тщательна контролировала служба безопасности. Самолет вели личные пилоты фюрера. В машине, кроме самого Гитлера, находился его доверенный врач, повариха, готовившая хозяину вегетарианские блюда (фюрер не ел мясного), камердинер и, разумеется, телохранители. В одном из кресел расположился Фегелейн, выполнявший в этой поездке обязанности адъютанта: "штатные" адъютанты Гитлера находились далеко па Востоке, где в эти дни громыхало гигантское танковое и артиллерийское сражение. Они должны были все видеть, все оценить и представить подробный доклад. Впрочем, особой нужды в этом уже не имелось: катастрофа германских армий в битве близ Курска для всех была очевидна. Сейчас, полулежа в удобном кресле, Фегелейн в который раз пытался разобраться в случившемся, найти ему объяснение - и не мог. То, что произошло, поистине было непостижимо... А поначалу все складывалось так хорошо! За зиму и весну 1943 года промышленность рейха ценой титанических усилий выполнила брошенный Гитлером лозунг: "Лучшему солдату - лучшее оружие!" На фронт потоком хлынули средние танки - "пантера" и тяжелые - "тигр", перед броней которых - так считалось! - бессильны пушки русской ПТО, и могучие самоходные орудия "фердинанд", специально предназначенные для борьбы с тяжелыми танками противника. Что касается самолетов, то Фегелейн больше месяца провел в поездках по авиационным заводам и своими глазами видел сотни отправляемых в войска новейших истребителей "Фокке-Вульф-190А" (высокая скорость, отличный вертикальный маневр, мощное пушечное вооружение) и "Хеншель-129" - этот последний был сделан по типу русских летающих танков "Ильюшин-2", справедливо прозванных немцами "черной смертью". Боевых самолетов вермахт получал почти вдвое больше, чем год назад. Поистине всеобъемлющей была тотальная мобилизация живой силы. Фюрер не пощадил никого и ничего. Железная метла прошлась по тылам рейха, не пропустив ни единой щели, начисто вымела все резервы. И к исходу весны 1943 года на Восточном фронте вермахт имел на несколько дивизий больше, чем даже в начале воины. Словом, русским противостояла огромная всесокрушающая сила. И значительная ее часть - около миллиона солдат и офицеров наземных войск немцев, почти пять тысяч самолетов, танков, самоходных орудий, десять тысяч пушек и минометов - должна была решить в районе Курска главную задачу кампании. Да, фюрер сделал все, что в человеческих силах. Теперь слово было за генералами. Им предстояло ввести в действие великолепный план "Цитадель" - то есть так грохнуть этим стальным кулаком по сердцу России, чтобы оно перестало биться. На рассвете 5 июля, когда кулак был уже занесен, вдруг заговорили советские пушки. Советы опередили противника. Это явилось первой неожиданностью, и у многих екнуло сердце... Тем не менее удар немцев был страшен. Все ждали: вот-вот оборона русских будет взломана, в пробитую брешь устремятся "тигры" и "фердинанды", и тогда ничто уже не остановит армий фюрера. Но оказалось, что кулак немцев молотил по броне, которой было прикрыто сердце России, и сталь, ударяя о сталь, высекала искры, гигантские искры - и только! Это была вторая неожиданность. Русские не только разгадали день и час немецкого наступления, но и приняли меры. На направлении главного удара земля была устлана трупами солдат и офицеров вермахта. Между ними горели танки и самоходки немцев. А с неба сыпались охваченные огнем останки бомбардировщиков и истребителей лучших дивизий Геринга. Конечно, немалый урон несли и оборонявшиеся. Однако они стояли. Под яростным натиском немцев русские армии только чуть подавались назад. И это было стратегией, маневром, всем чем угодно, но не отступлением! Четыре дня боев - сорок тысяч трупов немецких воинов, пятьсот потерянных самолетов, сотни сожженных танков. И в качестве компенсации - продвижение в глубь чужой обороны на... десять километров! А она, эта оборона, была, быть может, вдесятеро глубже. Кто мог предвидеть, что случится такое? Фегелейн вспоминает. В канун сражения фюрер позвонил в Берхтесгаден, где в те дни находилась его подружка. Дела обстоят хорошо, кричал он в трубку, можно не сомневаться, что все закончится очень быстро. Поэтому пусть Ева оставит на время свои развлечения, захватит сестру и спешит сюда. Здесь им покажут зрелище, какого не видела еще ни одна женщина в мире. А потом, когда все закончится, он возьмет их с собой в Италию. В тот день фюрер был в отличном расположении духа, смеялся, шутил. Он распорядился, чтобы в Берхтесгаден был послан скоростной самолет. В эти же часы штат референтов заканчивал подготовку предстоящей встречи Гитлера и Муссолини. Фюрер так спланировал сроки, чтобы свидание с дуче произошло в момент, когда все на земле узнают о новой великой победе германского оружия. Тогда легче будет сделать решающий нажим на тех, кто колеблется. Они станут сговорчивыми. И против общего врага двинутся десятки новых дивизий союзников Германии. Но это далеко не все. Фюрер не сомневался: кардинальная перемена обстановки на Востоке заставит призадуматься и англичан с американцами. И тогда он, быть может, пойдет на почетный мир с Западом, чтобы, собрав все силы, скорее одолеть главного врага - добить его, отдышаться, залечить раны. А потом, черт возьми, немцы вернутся к разговору с англичанами и американцами! Таковы были планы. И все рухнуло. В конце первой недели боев германские армии обессилели, затоптались на месте. И тогда русские двинулись в контрнаступление. Что пережил фюрер! На него страшно было смотреть. Опасались, что его хватит удар. Разумеется, Ева и Гретель не покинули Берхтесгадена - Фегелейн позаботился об этом в первую очередь. Он же сделал затем умный ход. Увидев, что фюреру не терпится уехать, он глубокомысленно заявил на совещании в ставке: фюрер не должен откладывать свой визит в Италию. Дуче ждет, медлить нельзя, сейчас встреча важна как никогда. Самолет Гитлера выруливал на старт, когда далеко на запад от Курска разносился басовый голос русских орудий - противник развивал наступление. По всем дорогам нескончаемыми вереницами тянулись в немецкий тыл санитарные эшелоны и колонны грузовиков, набитых парнями из Вестфалии и Вюртембурга, Баварии и Пруссии, а заодно "голубыми фалангистами" Франко и отборными "барсальерами" итальянского дуче, искалеченными советскими снарядами и минами. Ветер дул с востока. Все вокруг было пропитано смрадной смесью сгоревшего пироксилина, дыма пожарищ, запахов крови, тлена. Такова была обстановка на Востоке, когда самолет Гитлера взмыл в воздух, направляясь в Италию. В кабине, разумеется, находился и Фегелейн, прихваченный фюрером в благодарность за хороший совет. Генерал СС был счастлив от сознания того, что благополучно выкарабкался из всей этой истории. Италия!.. Фегелейн не сомневался, что нынешняя поездка Гитлера - затея пустая. Русские лишили фюрера козырей, которые тот собирался выложить перед своими коллегами. И тем приятнее было, что встретили их подчеркнуто пышно и торжественно. На аэродроме - почетный караул личной гвардии Муссолини, развевающиеся знамена, оркестры, выспренняя речь самого дуче о великой миссии двух государств и партий, о непоколебимой верности их союзу. Все это поначалу озадачило Фегелейна. Уж он-то знал, что итальянская армия, растерявшая в России и Африке свои лучшие дивизии, сейчас представляет жалкое зрелище. Потомкам Ромула и Рема осточертела война. При первой же возможности они швыряют оружие и тянут вверх руки перед неприятелем. Недавно почти без сопротивления капитулировали сильные итальянские гарнизоны островов Пантеллерия и Лампедуза, где за мощными укреплениями можно было держаться месяцами. А всего несколько дней назад американцы высадились и на Сицилии. Да, торжественный парад, который дуче устроил в честь Гитлера, на всем этом фоне выглядел поистине странно. Но потом Фегелейн понял: Муссолини затеял пышную церемонию, чтобы показать: он еще на коне, он силен, у него могучий союзник. Точно так же вел себя дуче и за столом переговоров - вызывал адъютантов, отдавал распоряжения, подсчитывал количество дивизии из вновь мобилизуемых резервистов. Он клялся: Италия будет с Германией до конца, до полной победы... По пути на родину самолет Гитлера сделал остановку в Париже. Во Франции, как считал фюрер, сравнительно спокойно, он пробудет здесь несколько дней, отдохнет. Остановка эта была предпринята тоже по совету Фегелейна, который жаждал провести ночку-другую в хорошем обществе... Но в самом центре Парижа по автомобилю высокого гостя вдруг простучала автоматная очередь. И это несмотря на сильную охрану и специально объявленную воздушную тревогу, загнавшую горожан в убежища и подворотни! Правда, фюрер не пострадал (бронированный кузов и пуленепробиваемые стекла машины), но настроение у него было испорчено. Надо ли удивляться тому, что фюрер не задержался в Париже! ...Вскоре показался Берлин в разрывах низких кучевых облаков. Теряя высоту, машина прошла сквозь облачность. Солнце еще только вставало, город был в глубоких тенях, обозначавших проспекты, массивы парков, заводские кварталы. Юго-запад, затянутый дымом, сквозь который пробивались языки рыжего пламени, отсюда, с высоты трех сотен метров, походил на костер из детских кубиков. Пожар был результатом налета американских "крепостей". "Целендорф или Штеглиц", - определил район пожаров Фегелейн. Он покосился на Гитлера. Тот сидел у борта машины, сложив на груди руки. Фегелейну была видна его напряженно округлившаяся спина, затылок. Внезапно Гитлер всем корпусом отодвинулся от иллюминатора. - Господин Фегелейн, завтра утром вы отправитесь в Пенемюнде. Там сейчас решается судьба Германии. Вы понимаете? - Да, мой фюрер. - Генерал вскочил с кресла. - Вернуться сможете с первыми партиями ФАУ, не раньше. Вы головой отвечаете за Вернера фон Брауна и его работу. Каждую неделю вы будете докладывать мне о положении дел. Пенемюнде!.. Опускаясь на место, Фегелейн даже закашлялся от волнения. Боже, как ему не повезло! Минувшей ночью, когда они сели на промежуточном аэродроме, чтобы переждать воздушный налет на Берлин, он проводил Гитлера в приготовленные ему апартаменты, затем направился в местное отделение гестапо, чтобы узнать новости. Там ему вручили сводку событий за последние часы. Сводка оказалась настолько плохой, что Фегелейн не рискнул показать ее Гитлеру. Он мудро рассудил, что будет лучше, если о ней доложат другие. Теперь все равно ничего не изменишь. В сводке сообщалось: группа тяжелых бомбардировщиков противника пыталась прорваться в центральные районы страны. Истребители перехватили их, сбили несколько машин. Однако часть самолетов, продолжая полет, вскоре оказалась над Пенемюнде и подвергла остров бомбардировке. Ударами с воздуха причинены разрушения, которые уточняются. Фегелейн подозревал, что на Пенемюнде шла вся группа бомбардировщиков. А если так, то естественно предположить, что секрет острова Узедом раскрыт и этот налет только начало. Генерал поежился. Вот она, ирония судьбы: благополучно выбраться из пекла только для того, чтобы попасть в другое, еще более страшное!.. Как же быть? Что предпринять? Испытанное средство - подставить другого вместо себя. Но на это требуется время. А в запасе у Фегелейна только один день и одна ночь. Отворилась дверь пилотской кабины. Бортрадист, держа в руках лист бумаги, направился к Гитлеру. Тот пробежал глазами сообщение. Отложил его. Помедлив, прочитал снова. Лоб у него был в морщинах. Казалось, Гитлер в растерянности, силится что-то понять - и не может. И вот до Фегелейна донеслись странные звуки. Он прислушался. Сомнений не было: фюрер плакал! Фегелейн вскочил с места. Но первыми возле Гитлера оказались телохранители. Они встали по обеим сторонам кресла фюрера и угрюмо поглядывали на окружающих - здоровенные парни, каждый с двумя пистолетами и кинжалом на поясе. Кто-то вскрикнул. Все оглянулись. В дальнем конце фюзеляжа, зажав ладонями рот, скорчилась повариха. Неподалеку испуганно крестился камердинер. К Гитлеру подошел врач. Достав термос с питьем, он трясущимися руками отвинчивал крышку. Фегелейн коснулся плеча радиста: - Что случилось? - Свергнут и арестован Муссолини, - тихо ответил радист. Что творилось в Берлине в тот памятный день! Сильные эсэсовские патрули перегородили Фоссштрассе и Герингштрассе в районе резиденции Гитлера, пропуская лишь автомобили ОКБ и РСХА. Сотни военных заполнили вместительные залы рейхсканцелярии - там шли совещания. В типографиях ротационные машины выбрасывали экстренные выпуски "Фолькишер беобахтер", "Ангрифф", "Дас шварце кор" с портретами Муссолини и клятвами верности бывшему итальянскому дуче. Уличные громкоговорители изрыгали речи Геббельса, Фриче и других гитлеровских краснобаев, перемежаемые бравурными маршами. Все это имело одно общее название: паника. Откровенная паника - и ничто иное, ибо в свете последних событий нацисты как-то по-новому стали оценивать провалы и поражения на Востоке, неудачи в Африке и на Средиземноморье, растущее освободительное движение в оккупированных странах. Сидя в своем кабинете, Гитлер лихорадочно просматривал стопку сообщений из Италии. Он уже знал подробности. Все началось с доклада Муссолини Большому совету. Сделав информацию об итало-германских переговорах, дуче заявил о необходимости усилить совместные военные операции. В течение многих лет было так: стоило ему только подняться на трибуну, как все начинали вопить от восторга. Но вчера совет взбунтовался. На голосование поставили резолюцию, выражающую недоверие правительству Муссолини. И вот человек, чья воля была законом для всей страны в течение двадцати с лишним лет, человек этот низложен, превращен в ничто и, шатаясь, покидает трибуну. Вскоре его арестовывают. Итак, Муссолини в тюрьме. Гитлер представил себе: одиночная камера с толстыми железными решетками на окнах, койка, прикованная к стене ржавой цепью... Неужели и его самого ждет та же участь?.. Не в силах находиться в бездействии, он встал, прошел к глобусу у камина, отыскал точку, обозначающую Рим. Где-то здесь находится маршал Пьетро Бадольо, которому король Виктор Эммануил вручил всю полноту власти в стране. Что ж, выбор не так плох. Бадольо, завоеватель и бывший вице-король Абиссинии, - тоже фашист. Новый премьер и тот, что свергнут, - птицы одного гнезда. Вернувшись к столу, Гитлер вызывает адъютанта и диктует: связаться с Бадольо и продолжать давление на Италию; немедленно установить, где содержится Муссолини, как его охраняют; найти возможность освободить дуче из тюрьмы. Сделав запись, адъютант кладет на стол принесенную папку. - Бомбили Пенемюнде, мой фюрер... - Что? - Гитлер вскакивает с кресла, выхватывает из папки сводку. Прочитав, он отбрасывает бумагу. Воздушный налет на Пенемюнде - это посерьезнее, чем смещение дуче. В Италии еще ничего не потеряно, с Бадольо можно будет договориться. Да и Муссолини рано сбрасывать со счетов. Гораздо тревожнее, что противник раскрыл секрет острова Узедом. Впрочем, быть может, тревога ложная. В последнее время не раз бывало, что сбившиеся с курса самолеты врага сбрасывали бомбы на случайные цели. Возможно, так произошло и в этом случае. Работы по проектированию и строительству самолетов-снарядов и ракет проводятся в обстановке строгой секретности, об этом знают лишь немногие и абсолютно надежные люди. Что же касается тех, кто живет и работает непосредственно на острове, то все они наглухо изолированы от внешнего мира, тщательно контролируются специальной службой. Ни о каком контакте их с противником не может быть и речи. Но вот в кабинет вошел Гиммлер. Побелев от бешенства, слушал Гитлер сообщение рейхсфюрера СС. Невероятно: коммунисты проникли в Пенемюнде!.. Уже одиннадцатый год пошел с того времени, как объявлена вне закона и считается ликвидированной Коммунистическая партия Германии. Но, подавленная, разгромленная, истребленная, она, эта партия, живет, действует, причем все энергичнее, решительнее!.. Коммунисты и беспартийные противники режима тайно печатают листовки и газеты, организуют саботаж в промышленности и на транспорте, устанавливают контакты с восточными рабочими, прячут и подкармливают дезертиров вермахта, беглецов из концлагерей. Сколько их выловлено, отправлено на виселицы, расстреляно, сгноено в тюрьмах - тысячи, многие тысячи!.. Прищурив глаза, Гитлер перебирает в памяти имена. Вот Ион Зиг и Вильгельм Гуддоф - редакторы "Роте фане", а после ее разгрома - руководители крупнейшей подпольной организации "Внутренний фронт". Работали дерзко, умудрялись выпускать журнал. Имели связи и филиалы в десятках городов. Под стать им офицер вермахта Гарро Шульце-Бойзен и экономист Арвид Харнак. Эти, создав большую тайную организацию, развернули подрывные действия внутри страны. Как же называлась их банда?.. Гитлер мысленно перенесся в специальную резиденцию СД, куда он выезжал, чтобы лично участвовать в "усиленных" допросах выловленных подпольщиков. Как она именовалась в СД? Ага, "Красная капелла"! И еще одно имя: Герберт Баум, электротехник, создатель боевой группы на предприятиях Сименсштадта. Баума и других Гитлер тоже лично допрашивал, но так ничего не добился. Люди прошли через руки лучших специалистов службы безопасности, но не раскрыли рта... И вот теперь - коммунистическая группа, установившая контакт с Пенемюнде!.. - Как же это случилось? - спросил Гитлер. Рейхсфюрер СС поджал губы, промолчал. - И вся ваша могучая служба не смогла помешать жалкой кучке предателей! - Охрана Пенемюнде вне компетенции РСХА. - Гиммлер стащил с носа пенсне, стал нервно протирать стекла. - Вы поручили остров Узедом другой службе. В эти минуты мощный спортивный автомобиль затормозил у южного подъезда рейхсканцелярии и высадил Вильгельма Канариса. Адмирал взбежал по ступеням и исчез в здании. Вскоре он торопливо шел по мраморной галерее, направляясь к кабинету Гитлера. Было время, когда Канарис, не задерживаясь, пересекал приемную и уверенно брался за ручку двери, украшенной вензелем фюрера: он был одним из немногих, кому разрешалось входить к Гитлеру в любой час дня и ночи и без доклада. Но времена меняются. Гитлер считал - и не без оснований! - что тяжелейшие поражения вермахта на Восточном фронте в известной мере являются результатом серьезных провалов абвера. Поэтому положение Канариса пошатнулось. Теперь он не мог явиться к фюреру, не испросив разрешения. Шеф абвера подошел к адъютанту. - Фюрер один? - поинтересовался он, хотя отлично знал, с кем сейчас разговаривает Гитлер, и именно поэтому бросил все дела и примчался. Адъютант холодно посмотрел на Канариса, прошел в кабинет. Вернувшись, разрешающе кивнул адмиралу. Тот шагнул в дверь. - А, вот и вы, - сказал Гитлер. - Я как раз думал о вас. Можете сесть. Наступила пауза. Сжав губы, Гитлер исподлобья смотрел на руководителя военной разведки. - Рассказывайте же, - наконец проговорил он, - с чем вы пришли, господин Канарис. Несомненно, мы услышим о новых блестящих успехах опекаемого вами абвера! Гитлер с трудом сдерживался. Один вид этого человека с румяным лицом и благообразными сединами вызывал раздражение, ярость. Абвер работал все хуже. Перед летней кампанией этого года, несмотря на все усилия германской разведки, советским войскам удалось сохранить в тайне основные оборонительные сооружения в районе Курской дуги, а затем дезориентировать противника в оценке ударных соединений русских - в первую очередь авиации и танков. И это не все. Уже упоминалось, что советской разведке своевременно стал известен день и час начала германского наступления... Недавние события в Италии показали, что германская военная разведка просчиталась и здесь. А теперь еще эта бомбардировка Пенемюнде! - Вижу, вы недовольны, мой фюрер, - сказал Канарис. - И причина, конечно, Пенемюнде... Что ж, тут ничего не поделаешь. В свое время я должен был настоять, чтобы под контроль абвера передали весь остров. - Что-о? - в бешенстве вскричал Гитлер. - Весь остров, - невозмутимо повторил Канарис, - весь, без остатка, а не только лишь лаборатории и промышленный комплекс. Абвер или РСХА, - он дружески улыбнулся Гиммлеру, - абвер или РСХА, все равно кто, но командовать на острове должен был кто-то один. Ибо, как говорят русские, когда много нянек, ребенок остается без присмотра. И теперь я должен принять вину на себя, хотя по справедливости ее следовало бы отнести службе рейхсфюрера СС. - Это же ваш объект! - Все лагеря военнопленных подчинены РСХА. К сожалению, КЦ1 на острове Узедом не является исключением. А ниточка потянулась оттуда. Группе заключенных - это были советские военнопленные - каким-то путем удалось установить связь с материком. Здесь данные о секрете Пенемюнде попали в руки антиобщественных элементов. 1 К Ц - сокращенно: концентрационный лагерь. - И они переправили эти данные через фронт? Канарис выразительно посмотрел на Гиммлера, как бы приглашая его ответить на этот вопрос. - Думаю, что не успели переправить, - сказал Гиммлер. - Мы давно наблюдали за этой организацией и на днях взяли ее целиком. Все эти дни шли непрерывные допросы. Они многое прояснили. Руководил группой электромеханик одного из заводов Хейнкеля Пауль Прозе. Люди Прозе проникли... Простите, мой фюрер, но в этой связи я хотел бы спросить о ходе подготовки к операции "Доллар". Господин адмирал, все ли в порядке у Артура Абста? Канарис тревожно поджал губы. Что могло стрястись у Абста, о чем разнюхало СД, но не осведомлен он, глава абвера? Разумеется, ничего. И он доложил, что подготовка к операции проходит успешно. Одна океанская подводная лодка уже переоборудована для транспортировки ФАУ, опробована, действует хорошо. Партия снарядов отобрана и скоро будет доставлена к лодке. Другой подводный корабль приспособлен для приема управляемых пловцами торпед. Но возникли и осложнения. В последнее время на побережье США высажено несколько групп абвера. По полученным данным, группы, которые должны были подготовить диверсии и террористический акт, ликвидированы американской контрразведкой. Одна из уцелевших групп не смогла выполнить главной задачи - установить радиомаяки наведения для ракет. Фюрер должен решить: отложить ли операцию, пока будет произведена заброска новых групп, или... - Не откладывать! - перебил Гитлер. - Ни одного дня промедления! Нью-Йорк достаточно большая цель, чтобы попасть в нее без радиомаяков. Пусть это обеспечит фон Браун. В час, когда ФАУ обрушатся на небоскребы Манхеттена, в этот самый час управляемые людьми торпеды атакуют портовые сооружения Нью-Йорка, военные корабли, крупные танкеры. Больше взрывов, огня, побольше обезумевших, истекающих кровью людей!.. Я говорил, и я повторяю: Америка должна задрожать от ужаса. Террор заставит ее пойти на переговоры с нами. За ней повернет и Англия. И тогда всеми силами - на Восток, чтобы покончить с русскими раз и навсегда! Вы поняли меня, господин Канарис? - Да, мой фюрер. - Сколько лодок участвует в операции? - На первом этапе три. Одна - это транспортировщик ФАУ, две другие доставят к месту операции управляемые торпеды и персонал Абста. - Хорошо. - Гитлер подошел к вставшему с кресла Канарису, взял его за плечи. - Я хочу, чтобы вы до конца осознали важность задуманного. Добившись успеха, мы все повернем вспять. - Я понимаю, мой фюрер. Можете положиться на Артура Абста. Он и Отто Скорцени... - Погодите, господин адмирал. Теперь мы подошли к главному. Есть только один человек, которому я могу доверить столь ответственную работу. Это - вы. - Благодарю, мой фюрер, однако... - Так вы отказываетесь? - вскричал Гитлер. Канарис пожал плечами: - Я только хотел сказать, что Артур Абст и Отто Скорцени... - Пока на Скорцени не рассчитывайте. Ему предстоит освободить Муссолини. Это тоже достаточно трудное дело. - Гитлер обернулся к Генриху Гиммлеру: - Завтра я еду в Растенбург. Вызовите туда вашего офицера! А с вами, адмирал, отправится Фегелейн. Заберите его с Пенемюнде, когда найдете нужным. Это все, господа, вы свободны. - Мой фюрер, позвольте задать вопрос рейхсфюреру СС, - сказал Канарис. - Что именно имел в виду господин Гиммлер, когда поинтересовался, все ли в порядке на базе Артура Абста? - Мне придется ответить вопросом на вопрос. - Гиммлер осклабился. - Нет ли среди работников "1-W-1" женщины лет двадцати восьми? - Есть. Это помощница Артура Абста. - Она врач? - Да. - Ее имя Марта Ришер? - Да. - Должен огорчить вас. - Гиммлер вздохнул. - Ришер - коммунистка, активная деятельница подпольной группы Пауля Прозе. - Это уж слишком! - вскричал Гитлер, сверля Канариса ненавидящим взором. - Подумать только, до чего вы дошли, адмирал! Распорядитесь, чтобы ее немедленно уничтожили! Гиммлер покачал головой. - Нет, мой фюрер. По радио это опасно. Говорят, Ришер красива. Что, если она успела обворожить офицера, о котором с такой похвалой отзывается господин адмирал?.. Быть может, Артур Абст доверил ей шифры и поручил вести радиообмен? Ничто не исключено. Надеюсь, адмирал разделяет мои опасения? - Да, - нервно сказал Канарис. - Благодарю за добрую услугу. Мой фюрер, я тотчас назначу расследование. Виновные получат свое. Что касается женщины, то ее устранят, как только я прибуду на место. Часть четвертая ВОЗМЕЗДИЕ ГЛАВА ПЕРВАЯ Тихая лунная ночь над океаном. Только что мимо скал прошел корвет, возвращающийся из дальнего патрулирования. Сигнальщики привычно осмотрели в бинокли торчащую из воды коническую громадину. На мостике, кроме них и вахтенного офицера, находился командир корабля. Он тоже не отнимал бинокля от глаз. Залитые бледным рассеянным светом крутые бока утеса, как всегда, были безжизненны. Командир отдал приказ на руль, и корабль стал огибать скалу, прощупывая толщу воды приборами: несколько часов назад далеко в море была обнаружена неизвестная подводная лодка. Ее атаковали, но, видимо, безрезультатно. Быть может, она где-то здесь... Поиск не дал результата. Корвет ушел к базе. Он удалился - и подземелье ожило. Пловцов спешно подняли с нар, вывели из туннеля. Площадку возле лагуны осветили, спустили на воду буксировщики. Отряд из десяти человек во главе с Глюком вырулил на середину лагуны и погрузился. Еще десять пловцов остались на берегу. Абст покидает площадку. По пути он привычно касается рукой скобы стенного сейфа - проверяет, заперто ли хранилище. Карцов искоса наблюдает за ним. Да, он не ошибся в предположениях: помогая одевать пловцов, он видел - респираторы вынимали из сейфа. А нижняя часть железного шкафа сплошь заставлена полуметровыми металлическими веретенами и короткими конусами; вероятно, это мины и взрыватели к торпедам. Но сейф недоступен - ключи Абст носит с собой. Вот если бы установить контакт с Мартой Ришер! Однако она молчит. После памятного разговора о киносъемке Карцов много раз навещал свою пациентку. Он ждал активности и с ее стороны - не дождался. Не поняла намека? Или не верит ему, боится? Как все сложно! Радист сползает с сиденья крана, долго, с натугой сморкается. От напряжения шея у нею побагровела, на скулах проступили пятна. - Проклятая сырость! - говорит он, вытирая ладонью остренький носик. - Сырость такая, что все мы здесь ноги протянем... Ну, выкладывайте, доктор, как идут дела? Пообвыкли, освоились? Вот уж действительно послал вам бог работенку. - Подбородком он указывает на пловцов, сидящих возле воды. - Ради всего святого, держите с ними ухо востро! - Спасибо за предупреждение. Шеф и Ришер мне все объяснили. Не стоит беспокоиться. Радист наклоняется, чтобы поправить шнурок войлочного ботинка. Карцову видна его тонкая шея, прозрачные розовые уши, торчащие по бокам восковой лысины. - Послушайте, доктор, - говорит он, не поднимая головы, - а что, если возьмете меня в помощники? Выберите время да и шепните шефу: трудно, мол, одному, пусть подсобит Вальтер. - Пожалуй... - Согласны? - обрадовано восклицает Вальтер. Он выпрямляется и заговорщически подмигивает: - Только о нашей беседе молчок. Вы сами все это обдумали и решили. Идет? - Хорошо. При случае обязательно скажу шефу. Вдвоем было бы легче: я занимаюсь исследованиями, вожусь с приборами. Вы водите людей на работы или, скажем, раздаете им препарат. - Вот-вот, доктор, попали в самую точку! - Вальтер морщит в улыбке подвижное безбородое лицо. - А я готов. У меня уйма свободного времени. - Он достает баночку с конфетами, выбирает леденец, аккуратно кладет в рот. - И Глюку тоже ни звука! - Как хотите. Радист продолжает говорить. Карцов отвечает ему, улыбается, а думает о другом. Из головы не выходит тайник, устроенный Ришер для своей камеры. С того места, где сидит Карцов, хорошо виден обломок скалы, которым завалена расщелина... Тайник надо использовать, чтобы установить контакт с девушкой. Но как, каким образом? В лагуне движение. Всплывают Глюк и его спутники. Пятеро из них буксируют по кассете - точно такой, в какой был заключен индиец Бханги. Значит, пришла лодка, доставившая новую партию умалишенных, о которой упоминал Абст. Вальтер ловко орудует краном, вытаскивая из воды груз. Появляется Абст. По его команде пловцы становятся к кассетам, поднимают их и уносят. Первую вместе с тремя пловцами несет Глюк. Вскоре унесены все кассеты, подняты вслед за ними из воды пять больших резиновых мешков. Полчаса на отдых. Затем Глюк и его группа вновь уходят под воду. Вероятно, в очередной рейс. Куда унесены контейнеры? Транспортировка их заняла в общей сложности минут семь-восемь. Значит, недалеко. Быть может, в комнату Абста. Карцов отмечает: с момента, когда контейнеры всплыли, Абст ни разу не взглянул на него, не произнес ни единого слова. Не потому ли он и явился на площадку, чтобы врач не подошел к контейнерам? Но к чему такая секретность? Ведь очередная группа больных должна быть поручена ему, Карцову! А что, если в контейнерах не больные, а люди с нормальной психикой, которых хозяин подземелья, садист и убийца, собирается лишить разума и превратить в покорные, безвольные существа? Отряд Глюка возвращается. На этот раз пловцы прибуксировали только мешки. Абста не видно. Правильно - зачем ему присутствовать при подъеме обычного груза! - Отправитесь еще разок? - спрашивает Вальтер, вытягивая из воды последний мешок. - Закончили. - Глюк, уже снявший шлем, ополаскивает лицо в воде, поворачивается к спутникам. - Наверх! - командует он. Пловцы подводят буксировщики к скале, и Вальтер поднимает их на площадку. Вскоре пловцы раздеты. Карцов и Вальтер грубыми рубчатыми полотенцами растирают им тела, помогают натянуть брюки и свитеры. - Эй, вы, - командует Вальтер, - а ну, поднимите мешки! Четверо на мешок, ну-ка! Груз весит немало. Сгибаясь под тяжестью мешков, люди волокут их в туннель. Вальтер идет впереди. Последний пловец, оступившись, падает. Вскочив с камня, Карцов спешит к нему. Но Вальтер уже там. - Встань! - кричит он, склонившись над человеком. - Встань, каналья! Пловец с трудом выползает из-под придавившего его мешка, берется за груз, но никак не может изловчиться и поднять мешок. - У, падаль! - Ткнув его кулаком в бок, Вальтер подставляет плечо под груз. - Ну, становись ко мне... Вот так. Пловец повинуется. Он даже не посмотрел на обидчика. Молча встал рядом, принял груз... - Пошли! - кричит Вальтер тем, кто находится впереди, и устремляется в туннель. Карцов медленно возвращается на площадку. Завернувшись в одеяло, Глюк жадно курит. - Доктор, - говорит он, - нога у меня разболелась. Всякий раз, когда продрогну, болит нога, где был перелом. С чего бы это? Карцов объясняет. - Ну а перепонки? - продолжает Глюк. - Пошел на глубину - и тотчас сдавило уши. Пытаюсь продуть - не могу. Хорошо, обошлось. А то уж думал всплывать. Вот и здесь побаливает. - Рыжебородый пальцами касается лба. - Насморк? - Есть немного. - Глюк ухмыляется. - Глядите-ка, вы и это знаете. - Будет вам! - Карцов раздосадован. - Все проверяете меня. Сомневаетесь, врач я или нет? - Что вы, доктор! - Глюк хохочет. - Это я так. С вами и пошутить нельзя. Люди накормлены. Сейчас, после трудной работы, они спят. Карцов запирает дверь и выходит. Да, ему доверен ключ. Но это лишь видимость доверия. Каждый его шаг под негласным контролем. Где бы он ни находился, всегда поблизости оказывается кто-либо из помощников Абста, а то и сам хозяин грота. А часть подземелья, где работает Абст, размещена радиорубка, камбуз и какие-то другие службы, - эта часть грота вообще запретная для него зона. Сегодня он вызовет Ришер на разговор. У него в кармане маленький черный валик - кассета с пленкой, извлеченная из тайника на площадке. Кассета должна заставить Ришер заговорить. Карцов приближается к развилке туннеля. Направо путь в "запретную зону", налево - к Ришер. Ее комнатка неподалеку от выходного отверстия туннеля. До поворота остается несколько метров, когда в туннеле раздаются шаги. Карцов останавливается. Шаги все слышнее. Теперь можно определить, что идут несколько человек. Они приближаются к развилке. Прижавшись к камню, Карцов ждет. Первым появляется Глюк. Сейчас, кроме пистолета, он вооружен и автоматом. Затем мимо Карцова цепочкой проходят незнакомцы. Первый, как он успевает заметить, совсем молод. На нем военная форма офицерского покроя. А кисти рук скованы. В наручниках и те, что движутся следом. Это тоже военные, но, очевидно, солдаты. Немцы? Нет, у них совсем другие мундиры. Да и люди иного обличья: смуглые, похожие на южан. У того, что идет последним, коренастого человека с серьгой в ухе, курчавые черные волосы. Шествие замыкает Вальтер с автоматом наизготовку. Незнакомцев пятеро. Карцов вспоминает: столько же было кассет-цилиндров. Кто же эти люди? Американцы или англичане? Группа движется по направлению к лагуне. Шаги утихают. Постояв, Карцов выходит из укрытия. Обычные процедуры у Ришер Карцов делает машинально. Дважды он ловит себя на том, что, приостановив работу, тупо глядит в лицо пациентке. Нервничает и она: учащенный пульс, тревога в глазах. - Что там случилось? - спрашивает Ришер. - Я слышала, мимо прошли люди, несколько человек... Карцов не успевает ответить. Дверь отворяется. Это Абст. Он здоровается, справляется о самочувствии больной. - Давно вы здесь? - спрашивает он Карцова. - Минут двадцать, шеф. Я пришел в обычное время. Вам кажется, я опоздал? Абст не отвечает. Помедлив, обращается к больной: - Где ваш ключ? Ришер кивком показывает на дверь. - Я запру вас, - говорит Абст. - Запру на час или полтора. Доктор Рейнхельт, постарайтесь развлечь свою подопечную. Сегодня вам даются все возможности испытать благотворное влияние психотерапии. Усмехнувшись, он выходит и затворяет дверь. Слышно, как дважды поворачивается ключ в замке. В комнате тишина. Ришер тяжело дышит. - Выпейте. - Карцов подает ей чашку воды. - Что там случилось? - вновь спрашивает она. - Доставили новую партию?.. Вы видели цилиндры, которые всплывали из-под воды? - Видел. - В цилиндрах были люди... Это их провели мимо двери? - Да. - Сколько? - Пятеро. - Боже мой, - шепчет Ришер, - боже, еще пятеро! - Кто они? Что с ними сделают? - О, вы все отлично знаете! - Ришер с ненавистью глядит на Карцова. - Нет, - говорит он, - я о многом догадываюсь, но ничего не знаю наверняка. - Ложь! - Меня заперли с вами. Подумайте: почему? - Карцов достает из кармана кассету с пленкой. - Ваша, - говорит он, держа кассету на раскрытой ладони. - Там, в расщелине возле лагуны, еще четыре таких ролика. И кинокамера. В глазах у Ришер ужас. - Вы неосторожны, - продолжает Карцов. - Разве можно так рисковать? - Он протягивает кассету. - Возьмите и выбросьте. Берите же! Ришер чуть заметно качает головой. - Нельзя?.. А, понимаю: ее надо сохранить. И другие тоже?.. Хорошо. - Карцов опускает кассету в карман. - Хорошо, я запрячу их понадежнее. И кинокамеру. Они будут в целости, не беспокойтесь. Я назову вам место... - Он берет руку Ришер. - Скажите, что сделает Абст с теми людьми? Девушка лежит неподвижно. По лицу ее разливается бледность. Карцов ждет. В пещере тишина. Долго длится пауза. - Марта, - мягко говорит он, - Марта, мы теряем время. Отвечайте же! Он убьет их? - Нет, - шепчет она. - Что же тогда? Операция? - Не сразу. Сперва временно подавит их волю. Есть препарат... Потом операция. - Какая? - Лоботомия. - Я не совсем понял... - Трансорбитальная лоботомия. - Как она делается? Ришер подносит руку к лицу, касается пальцем верхнего края глазной впадины. - Отсюда? - шепчет Карцов. - Какова цель операции? - Человек лишается воли, памяти. Он покорен, почти не мыслит. - Это навсегда? - Не знаю. - А брикеты, которые получают пловцы, зачем они? - Если их не давать, оперированный вскоре превращается в параноика. Это зверь, одержимый манией убийства. Потом он погибает. - И его нельзя спасти? Скажем, повторная операция? - Не знаю. - А что, если препарат вводить здоровым людям? - Он действует, но очень быстро вымывается из организма. - Понимаю... Абст сам дошел до всего этого? - Он работал со специалистами. Практиковался в лагерях. - Вы были там вместе с ним? - Да. - Неужели помогали ему? - А вы? - Ришер глядит на Карцова злыми глазами. - Сами вы чем занимаетесь? ГЛАВА ВТОРАЯ Люди в наручниках приведены на площадку перед лагуной. Глюк жестом показывает на каменный выступ неподалеку от трапа: - Садитесь! Пленные продолжают стоять. Видимо, не понимают по-немецки. Конвоир хмурится и повторяет приказ, подкрепляя его движением ствола автомата. Люди опускаются на камень. Они удивлены, озадачены. Разглядывая грот, негромко переговариваются, пожимают плечами. Немцы отошли в сторонку и ждут. Из туннеля выходит Абст. - Внимание, встать! - кричит Глюк. Пленные будто не слышали. Молодой офицер, что сидит на краю справа, отворачивается и закидывает ногу за ногу. - Встать! - повторяет конвоир. Абст движением руки останавливает Глюка, который угрожающе вскинул автомат. - Встаньте, лейтенант, - говорит он, и голос его звучит почти ласково. - Вы обязаны встать! Тот, к кому обращены эти слова, неподвижен, хотя и очень волнуется: грудь так и ходит под кителем, руки в оковах напряглись. Абст улыбается. Минут десять назад он точно так улыбался в комнате Ришер. - Хорошо, - говорит он, берет у Глюка автомат и веером дает очередь над головой пленников. Грохот, гул. Едкая дымка заволакивает площадку. Когда она рассеивается, четверо пленных стоят навытяжку. А лейтенант сидит. Ему лет двадцать пять. У него полные губы, короткий с горбинкой нос, румяные смуглые щеки. Он всем телом привалился к камню. Голова запрокинута, глаза устремлены вверх - большие, темные, с влажными голубыми белками. Абст пододвигает к нему разножку, садится. Он плохо знает язык, на котором пытается сейчас говорить, с трудом подбирает слова, делает продолжительные остановки между ними. Это певучий язык - с характерным "ч" и раскатистым "р". Лейтенант равнодушен. Но вот губы его сложились в усмешку. Он чуть приподнимает ладонь. - Вы коверкаете мой язык, - говорит он по-немецки. - Продолжайте на своем. - Прекрасно. - Абст облизывает губу. - Прекрасно, лейтенант. Счастлив, что вы владеете немецким. Итак, назовите свое имя. - Оно вам известно. - А все же? - Лейтенант Джорджо Пелла. - Ну вот, совсем иное дело. - Абст доволен. - Теперь я услышал это собственными ушами. Кто мог подумать, что судьба пошлет мне такого гостя! - Вы рады?.. - Лейтенант обращается к остальным пленным: - Смотрите, друзья, как они торжественно принимают гостей. Нас даже одарили браслетами. Это ли не знак подлинного немецкого гостеприимства! - Скоро, возможно, и пожрать принесут, - отзывается пленный с серьгой в ухе. - Уж я немцев знаю - такие славные парни! - Верно, сержант Гаррита!.. - Пелла поворачивается к Абсту: - Значит, здесь рады нам? - Еще бы, лейтенант. Заполучить такого специалиста! Ведь мы с вами люди одной профессии. Но в сравнении с Джорджо Пелла я - ничтожество, можете мне поверить! - Зачем я вам понадобился? - спрашивает лейтенант. Тон немца заставил его насторожиться. - О! - Абст значительно поджимает губы. - Вы здесь хорошо поработаете. - Я не буду работать на немцев. - Будете, лейтенант. Но я хочу, чтобы это было добровольно. Вас выгоднее иметь союзником. Дайте-ка, я освобожу вас от браслетов. - Сперва снимите наручники с моих товарищей. - Но... - Я буду последний! - Как угодно. - Абст морщится. - А я-то думал: в наш век донкихоты вывелись. - И накормите их, - продолжает Пелла. - В последнее время нам не давали есть. Очевидно, чтобы мы стали сговорчивее. - Как, вас не кормили? - Представьте, нет! Абст возмущен, гневно качает головой. Вальтер и Глюк глядят на него с любопытством. - Кроме того, я должен спросить... - Лейтенант обводит глазами купол грота. - Что это за катакомбы? Нас три недели везли на подводной лодке. Потом лодка легла на грунт. Мы заснули. И вот мы здесь... Где мы находимся? Почему нас доставили сюда? Что вам угодно? - Скоро узнаете. Но сперва несколько вопросов. Вы были на русском фронте? - Да. - Где именно? - Украина. Район восточнее города Львова. Там все и случилось. - Что именно? - Вам неизвестно о трагических событиях, которые произошли там в конце июля? - Этого года? - Ладно, - нервно говорит Пелла, - ладно, я выложу все! Начну с того, что месяц назад Советы как следует дали по зубам вашему фюреру и нашему дуче. Я имею в виду мясорубку, устроенную русскими близ города Курска. Вам известно, сколько они намололи немецкого мяса, да и не только немецкого?.. Ах, неизвестно! Тогда сообщу. Радио Москвы передало: только за первые четыре дня боев противник потерял убитыми более сорока тысяч человек. - Вы верите в эту ложь? Лейтенант Пелла выпрямляется, поднимает скованные руки, медленно качает головой. - Синьор, - строго говорит он, - синьор, легче на поворотах! Я находился там, и я не слепой. - Офицер показывает на товарищей. - Мы все были там и готовы поклясться, что русские отнюдь не преувеличивают. Потери германских и итальянских войск ужасны... - Допустим, - говорит Абст. - Допустим, но что же дальше? - А дальше то, что британцы и американцы высадились в Сицилии. Или вы и об этом не знаете? - Знаю. - И вот итальянцы бегут, немцы - за ними: их главные силы не там, они далеко на Востоке! Всюду паника, неразбериха. Наступает финал. В Риме спешно собирается Большой совет... Короче, стоило запахнуть дымом в собственном доме итальянцев, как "мудрому вождю нации" Бенито Муссолини дали коленкой под зад, а затем упрятали в тюрьму. Народ сказал свое слово. Это и наше слово, синьор... Но я отвлекся. Ведь вас интересует, что произошло в районе Львова? - Сперва я хочу знать, как вы там оказались. Почему попали в пехоту? Ведь прежде вы несли службу на флоте? - Есть вещи, которые касаются только нас. - Минуту, синьор лейтенант! - Сержант с серьгой в ухе присаживается на камень. - Я не вижу, почему бы и не сказать об этом! Хвала святой деве Марии, мы ничего не украли! - Вы правы, Бруно Гаррита!.. - Офицер оборачивается к Абсту. - Мы, все пятеро, не пожелали топить корабли противников дуче. Тогда пас списали на берег. Сперва засадили в тюрьму, но потом перерешили и послали на русский фронт, к "любимым и верным германским союзникам", искупать вину. Вот и все. - Понятно, - говорит Абст. - А откуда у вас такая ненависть к немцам? - О, вы все замечаете! - У Пеллы кривятся губы в горькой усмешке. - Сейчас я возвращусь к событиям близ Львова, и вы поймете... Представьте себе улицы старинного города. По ним сплошной вереницей движутся германские военные грузовики. Они везут итальянцев: обезоруженные солдаты и офицеры сидят на дне кузовов, заложив руки за голову. Их конвоируют немецкие автоматчики. Еще неделю назад те и другие сражались бок о бок. Теперь это враги. Грузовики идут за город. Они обгоняют колонны, направляющиеся туда же в пешем строю. И здесь итальянцы, тоже без оружия и под конвоем. Впереди генералы и офицеры, затем солдаты... Тех, что везли, и тех, которые шли пешком, доставили в лес и расстреляли в огромных рвах. Немцы убивали итальянцев. Расстреливали из автоматов, забрасывали гранатами, добивали выстрелами из пистолетов. Вы можете это понять? - Случившееся очень прискорбно, - замечает Абст. - Однако виноваты не немцы. - Кто же повинен в этой бойне? Кто, по-вашему? - Некоторые итальянские части решили самовольно прекратить военные действия. А законы войны суровы. Тот, кто бросает союзника... Словом, хватит! Вы слишком разговорились. Я не одобряю того, что случилось во Львове. Однако не потому, что мне жаль расстрелянных. Дело в другом. Придумавший эту затею поступил неразумно. Будь моя воля, я бы заставил ваших соотечественников повоевать, как заставлю вас. - Ого! - Лейтенант вскакивает на ноги. - Хочу поглядеть, как вы это сделаете. Убить нас - да, это в вашей власти! Но заставить драться?.. Освободите мне руки, и я покажу вам настоящую драку! Пелла в бешенстве. Вот-вот он кинется на Абста. А тот невозмутим. - Сядьте! - приказывает он. - Сядьте, вам говорю! Вот так. Знайте же: то, что вы и ваши люди уцелели в львовской кровавой бойне, это моя работа! Благодарности не жду - я втройне получу с вас. Вы нужны мне, Пелла. Нас заинтересовали ваши спуски на большие глубины с использованием обычных дыхательных приборов. Как вы это делаете? Я спас вам жизнь. И я хочу, чтобы мы стали друзьями. - Для нас война окончена. - Жаль, что вы так решили. Кстати, вы зря говорите за всех. Ведь и ваши товарищи - опытные водолазы? Пленный молчит. - Опытные, - продолжает Абст. - Каждый имеет по пятьсот и более спусков, а двое действовали в районе Гибралтара, где ими руководил Витторио Моккагата...1 Но сейчас меня интересует не это. У нас тоже есть управляемые торпеды, и они, смею думать, не хуже итальянских. Меня занимает другое. В чем ваш секрет спусков на большие глубины? 1 Капитан второго ранга Витторио Моккагата был одним из руководителей подразделения итальянского военно-морского флота, в котором использовались человекоторпеды. Пленный молчит. Абст касается рукой его колена. - Послушайте, - мягко говорит он, - я давно испытываю чувство симпатии к великолепному спортсмену Джорджо Пелла. Движимый этим чувством, я спас ему жизнь. Знайте же, доверившись мне, все вы окажетесь в большом выигрыше... - У вас выиграешь! - перебивает Бруно Гаррита. - Выиграла мышь, попавшись в кошачьи когти! - Верьте, я могу заставить вас, - продолжает Абст. - Но куда лучше, если мы будем действовать рука об руку. - Он встает, оглядывает итальянцев. - Каждому из вас я предлагаю... - Сперва накормите моих людей, - говорит Пелла. - Дайте им есть, вы, гуманист, не желающий нам зла! - Прежде я хочу получить ответ. Все происходит мгновенно: бросок лейтенанта Пелла с вытянутыми вперед скованными руками, неуловимое движение Абста, в результате которого кулаки пленного таранят воздух. И вот итальянец на земле, а чуть в стороне все так же невозмутимо стоит Абст. - Встаньте! - говорит он. Пелла медленно поднимается. Он сильно ушибся, у него кровоточат руки, разбита скула. - Однако вы упорны... - Абст задумчиво глядит на итальянца. - Ну, будь по-вашему. Вы просите накормить людей? Пусть так. Я думал столковаться с вами... Встает Гаррита. - Послушайте, вы! Ваши прохвосты сами жрали как свиньи, а нас кормили впроголодь. Так было вначале, и мы еще получали кое-какую еду. В последние два дня о нас вообще позабыли. У меня от голода урчит в брюхе, у ребят тоже. Они в таком состоянии, что не побрезговали бы, кажется, падалью вроде вашей персоны. Гаррита в бешенстве. Вот-вот он повторит ошибку своего командира - со скованными руками ринется на Абста. А тот спокоен. Кажется, даже доволен, что так разъярил пленного. - Что ж, вашему аппетиту можно позавидовать... - Абст оборачивается к Вальтеру. - Как дела на камбузе? - Обед будет через два часа, шеф. - Два часа - это долго. Наши гости не могут ждать. Как же быть?.. - Абст будто раздумывает. - Вот что, отправляйтесь и принесите консервов - четыре банки свинины с бобами и четыре больших сухаря. Для лейтенанта захватите что-нибудь поделикатнее. Скажем, кружку кофе из моего термоса и бисквиты - тоже из моего запаса. Вы поняли? - Да, шеф. - Консервы берите самые свежие - с зеленой этикеткой. Вам ясно? - Ясно, шеф. - Радист переглянулся с Абстом. - Я все понял. - Ну и отлично. А там поспеет обед. Идите! Конвоир исчезает в туннеле. Абст оборачивается к итальянцам: - Надеюсь, вы довольны? - Просто счастливы! - сквозь зубы цедит Пелла. Проходит несколько минут. И вот Вальтер возвращается. В руках у него поднос, на котором кружка кофе, стопка бисквитов и консервы - банки уже вскрыты, рядом с каждой лежат сухарь и ложка. - Можно раздать, шеф? - Конечно. - Абст широким жестом показывает на пленных. Вальтер передает кофе с бисквитами лейтенанту, затем обходит его спутников. Итальянцы разбирают консервы. Лейтенант Пелла ждет, поставив кружку на камень. И, только убедившись, что все получили порцию, делает первый глоток кофе. А немцы наблюдают. В круглых глазах Вальтера острое любопытство. Он подался вперед, вытянув шею, теребит воротник свитера. Глюк спокойнее: стоит, положив руки на автомат, и ждет. Сидя на раскладном табурете, Абст постукивает пальцем по колену, будто отсчитывает секунды. Сейчас Ъ2этоЪ0 должно случиться. Но время бежит, и не происходит ничего необыкновенного. Люди жадно едят. Лейтенант, покончив с бисквитами, пьет кофе. Вот Гаррита встал, направляется к нему, протягивает банку. - Командир, - говорит он, - здесь совсем немного, возьмите, пожалуйста. Чертовски вкусно! Вальтер делает непроизвольное движение - будто хочет вмешаться. Абст отвечает ему едва заметным жестом, и радист остается на месте. Пелла отказывается взять часть порции сержанта. Постояв, Гаррита возвращается на место и дожевывает последний кусок. - Глюк, перепишите людей! - приказывает Абст. - Да, шеф. - Рыжий достает блокнот, берет карандаш, поочередно опрашивает итальянцев и заносит в блокнот их имена и воинские звания. Так проходит еще четверть часа. И вот с четырьмя пленными что-то случилось. Еще недавно они то и дело наклонялись друг к другу, переговаривались, даже пересмеивались - экспансивность не оставляет южан ни при каких обстоятельствах. Теперь итальянцы будто дремлют с открытыми глазами. Перемена, происшедшая с солдатами, не укрылась от их командира. Сначала он только в недоумении. Но проходит время - и лейтенант уже в тревоге. - Подойдите ко мне, сержант Гаррита! - зовет он. Тот медленно оборачивается. По лицу его прошла тень - усилие мысли. Но через секунду лицо вновь неподвижно. Вздохнув, сержант принимает прежнюю позу. - Гаррита! - повторяет командир. Не получив ответа, подсаживается к сержанту. - Что с вами? - волнуясь, спрашивает Пелла. - Заболели? Гаррита молчит. Он как камень. Только серьга чуть подрагивает в ухе. Пелла хватает его за плечи, трясет, заглядывает в глаза. - Гаррита, - кричит он в страхе, - сержант Гаррита!.. Абст, наблюдавший за происходящим, ловит на себе растерянный взгляд лейтенанта, равнодушно отворачивается. Вот он зевнул, мельком взглянул на часы. - Что же вы стоите, Глюк? - недовольно говорит он. - Ну-ка снимите браслеты с этих несчастных. Представляю, как они намучились... Боже, да бросьте к чертям свой автомат! Рыжебородый широко ухмыляется, откладывает оружие, подходит к одному из пленников, бесцеремонно берет его за руку. Поворот ключа в замке наручников - и кисти итальянца свободны. Но он будто и не обрадовался: поднес руки к глазам, оглядел их и вновь опустил. Щелчок - и браслеты раскрываются на руках другого пленного. Вскоре раскованы все четверо. Подобрав наручники, Глюк защелкивает их в одну общую цепь. - Готово, шеф. - Уведите людей. - Да, шеф. - Глюк оборачивается к пленным: - Эй, вы, шагайте за мной! И он направляется в туннель. Итальянцы идут следом. Группу замыкает сержант Гаррита. Он несет связку наручников, которую швырнул ему конвоир. - Отправляйтесь и вы, - обращается Абст к Вальтеру. - Слушаю, шеф. - Зашифруйте и передайте в эфир: "У меня все в порядке". - Ясно. Радист поднимает с земли автомат, оставленный Глюком, и тоже скрывается в туннеле. Теперь Абст наедине с офицером. Не глядя на пленника, он прохаживается по площадке, задумчиво созерцает лагуну. Затем, решив, что время для разговора настало, подходит к итальянцу и принимает свою любимую позу: руки в карманах штанов, широко расставленные ноги. - Ну что вы скажете, дорогой Джорджо Пелла? Как вам нравится у меня, каковы впечатления? Надеюсь, вы кое-что поняли? - Освободите мне руки, - тихо говорит итальянец. - Охотно! Абст ловко отщелкивает браслеты, швыряет их в сторону, затем осторожно растирает пальцами глубокие синие борозды на запястьях итальянца. - Вот так... А теперь я приглашаю вас обедать. Мы вместе пообедаем и поговорим. Идемте! ГЛАВА ТРЕТЬЯ За дверью шаги. Тяжелая, шаркающая походка. Карцов прислушивается. - Глюк? - Он вопросительно смотрит на Ришер. - Другой. Вальтер. - Знаю: радист? - Он и радист, и управляет краном, и обслуживает электростанцию. - Кстати, о станции. Энергии расходуется много: освещение, камбуз, зарядка аккумуляторов торпед, подводных буксировщиков... Что это за станция? Мотор крутит динамо? Но его не слышно. И откуда берется горючее? - Мотора нет. Прилив и отлив вращают турбины с генератором, а тот заряжает аккумуляторы. Так мне объяснил Абст. - Где расположена станция? - Аккумуляторы в дальней пещере. Она заперта. Ключ у Вальтера. Остальное под водой. Где - не знаю: тайна. Задавая вопросы, Карцов думает и о другом. Последние полчаса он со скрупулезной точностью восстанавливал в сознании все то, что знает о своей пациентке, заново оценивал поведение Ришер, каждое ее слово, анализировал отношение к ней Абста. И все это для того, чтобы убедить себя заговорить с ней в открытую. Надо выяснить, с кем имеешь дело, выяснить немедленно, сейчас. У него нет времени ждать - события развертываются стремительно. Но это риск - он отдаст себя в ее руки. Пусть даже она честный человек, достаточно одного неосторожного слова, душевной слабости, если Абст, заподозрив неладное, учинит ей допрос... В который раз напрягает он всю свою волю, чтобы начать разговор, и... не может. Снова шаги за дверью, на этот раз - нескольких человек. Вероятно, те самые пленные. Их ведут назад. Значит, свершилось!.. Фарфоровая чашка, которую держал в руках Карцов, падает на пол и разбивается. Он опускается на табурет, долго глядит на осколки. Шаги в коридоре стихают. - Послушайте, Ришер, - говорит он, не поднимая головы, - как вы сюда попали? Я не могу поверить, что вы заодно с ними. Вы здесь по принуждению? - Нет. - Нет? - Он с усилием выпрямляется, оглядывает больную. - Стало быть, добровольно? Ришер молчит. Она лежит в кровати, положив руки поверх перины. Голова запрокинута, глаза закрыты, волосы рассыпались по подушке. - Тогда мне остается предположить одно, - медленно говорит Карцов.- Мне остается предположить, что вы посланы к Абсту с каким-то особым поручением, о котором он и не догадывается. Я не ошибся? Ришер молчит. - Кто вы такая? - повторяет Карцов. - А вы? - вдруг спрашивает она. - Я ненавижу нацистов, - говорит он. - Я здесь, чтобы бороться с ними. Я не тот, за кого меня принял Абст. Знаю, он все равно мне не доверяет, только использует, пока не прибудет новый врач... Вот все, что я могу сообщить о себе. Ришер молчит. Что знает она об этом человеке? Очень немногое. Перед тем как привести его в первый раз, Абст сказал: "Судьба благосклонна к нам, Марта. Новый врач прибыл раньше, чем мы могли предположить. Кажется, ему можно доверить группу. Он явится на инструктаж. Объясните ему только то, что необходимо для обслуживания людей. Никаких экскурсов в прошлое, никаких имен. Короче, он посторонний. Он здесь временно. Надеюсь, вы понимаете меня?" Она была озадачена, встревожена. Каким образом Абст ухитрился так быстро заполучить врача? Единственное объяснение состояло в том, что новичка доставила та самая подводная лодка, которой предстояло увезти на материк ее, Марту. Но если прибыла смена, почему Абст не позволил ей уехать? Появился врач, а он тем не менее задержал ее. С какой целью? В чем-то она допустила промах? У Абста появились сомнения, и он не хочет выпустить ее? Да, скорее всего, так. Кто же он такой, Ханс Рейнхельт? Вероятно, работник одной из многочисленных служб военной разведки. Она была убеждена, что подчеркнутое недоверие к новичку со стороны Абста и его помощников не больше чем маневр, рассчитанный на то, чтобы усыпить ее бдительность. Подозрения укрепились, когда Вальтер, принесший ей обед, обронил несколько слов о Рейнхельте: он-де попал в грот случайно, приплыв с какого-то торпедированного транспорта. Итак, Рейнхельт - провокатор. Она поверит ему, раскроется, и тогда... Но вот человек этот вынул руку из кармана, разжал кулак - и на ладони у него оказалась кассета с пленкой. Значит, Рейнхельт видел, как она снимала пловца. Видел и промолчал. Шарил в ее тайнике, извлек оттуда другие кассеты и, конечно, записи, хранившиеся на дне расщелины. Извлек и... не показал Абсту? А может, Абст уже знает о них? Ришер смотрит в глаза Карцову, смотрит долго, пристально. Он выдерживает ее взгляд. Он сидит, положив на колени сильные руки. У него открытое лицо, высокий лоб. Лицо молодое, а вьющиеся волосы будто присыпаны пудрой. Неужели это единомышленник Абста, провокатор? Но какую цель преследуют фашисты, если они обнаружили ее тайник, проявили пленку, ознакомились с записями? Зачем ее лечат? Почему оставили на свободе, не уничтожили? Ведь им уже все ясно. Ришер вспоминает слова Вальтера о новом враче. А вдруг Вальтер не солгал и Рейнхельт действительно посторонний человек, которого Абст использует до той поры, пока она не поправится? Карцов понимает ее состояние, терпеливо ждет. Вот он чуть шевельнулся на своем табурете, вздохнул. - Конечно, - говорит он, - по всем правилам и законам конспирации нам надо присматриваться друг к другу в течение многих недель, быть может, месяцев. Только потом можно рискнуть... Я это сознаю. Но у нас нет времени. Я сделал первый шаг. Теперь ваша очередь. Будьте же откровенны! Кто вы такая? Разведчица? Ришер чуть качнула головой. - Нет? - Карцов растерянно трет ладонью лоб. - А как же камера? Ведь вы производили съемку, и я убежден - тайную! Вы делали это на собственный страх и риск? Зачем? Кому может понадобиться ваша пленка? - Немцам. - Немцам, сказали вы? Но каким немцам? Погодите, погодите, уж не хотите ли вы уверить меня... Ришер приподнимает руку. - Запомните, - медленно говорит она, - запомните, Рейнхельт: я ни в чем не хочу вас уверить. Карцов смолкает. - Дайте мне сигарету, - просит Ришер. - Спасибо. - Она берет сигарету, зажигает ее. - Скажите, Рейнхельт, вы давно из Германии? Они встречаются взглядами, и Карцов чувствует, что не сможет солгать. - Марта, - говорит он, - вы должны знать: я никогда не был в Германии. Я вовсе не немец... Он рассказывает о себе. Закончив, глядит на лежащую в кровати больную, беспомощную женщину. У нее закрыты глаза, капельки пота на лбу. - Знаете, я будто сбросил тяжелый груз. Сейчас у меня столько сил! Мы будем бороться, Марта! Но для этого надо, чтобы вы выздоровели. Верьте, вы поправитесь, и очень скоро. Только соберите все свое мужество. Все мужество, всю свою волю, всю без остатка. Вы же сильная, Марта! - Нет, - шепчет Ришер, - нет, не могу... - Неправда! В тот раз я солгал Абсту о появившихся рефлексах у вас в ногах. А сегодня я их нащупал! Они еще очень слабы, и я не хотел говорить. Но, клянусь вам, еще немного - и я буду учить вас ходить! Ришер рывком садится в кровати. - Да поймите же, - кричит она, - поймите же наконец: я встану на ноги, и он убьет вас! Пауза. Она медленно опускается на подушки. Ключ поворачивается в замке. Входит Абст. Он видит: больная неподвижна в кровати, в стороне, у столика с медикаментами, возится врач. - Закончили, Рейнхельт? - Давно, шеф. - Итак, Марта, их привезли, - говорит Абст, когда дверь затворилась за Карцовым. - Доставили всех пятерых! - Итальянцы? - Да, во главе с Джорджо Пелла. Как ждал я этих людей! - Рада за вас. Ришер тянется за сигаретами, но руки ее дрожат, пачка падает, и сигареты рассыпаются по полу. Абст подбирает сигареты, подает женщине, протягивает и зажигалку. - Вы нервничаете, Марта. Почему? - Причин много: валяюсь в кровати, когда вокруг столько дел. Будете оперировать итальянцев? Или приручите, как Глюка и Вальтера? - Непременно оперировать! Впрочем, не всех. Одного, во всяком случае, трогать нельзя. - Того, чье имя вы назвали? - Да. Он нужен для весьма сложных дел. - Понимаю. Спуск к "Випере"? - Не только, - говорит Абст. - У меня большие планы относительно использования этого человека. Вот его мы и приручим. Могу сказать: я уже начал... - Он задумывается: - Сложный характер у этого лейтенанта: своеволен, строптив. Но я добьюсь своего! - Я все думаю о предстоящих операциях. - Ришер приподнимается на локтях, заглядывает Абсту в глаза. - Вам будет трудно одному. Быть может, подождете, пока я встану на ноги? Вдвоем было бы куда легче, шеф! - Ни минуты промедления! Итальянцы очень опасны. Я дал им снадобье. Оно будет действовать часа три. Может, и меньше. А потом - снова консервы с начинкой? Снова на три часа? А вы, быть может, пролежите еще десять - пятнадцать дней... Нет, нет, немедленная операция! Она успокаивает более надежно. Мне хватит хлопот с одним их вожаком: он уже бросался на меня со скованными руками. - Еще вопрос, шеф. Вы решили, что к затонувшей лодке спустится итальянец... Ну, а наш новый врач? Он останется и будет помогать мне? - Рейнхельт не может остаться, - говорит Абст. - Решение уже принято. И он выходит. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ В дальнем конце стола - раскрытая радиола. Низкий женский голос исполняет французскую песенку. Музыка беспокоит попугая. Со своего насеста он неодобрительно глядит на мужчин, расположившихся за столом друг против друга. Пластинка проиграна. Абст переворачивает ее. Тот же голос поет романс. - Жозефина Беккер, - говорит Абст, мечтательно улыбаясь, - удивительная мулатка!.. Доводилось вам бывать на ее концертах, наблюдать, как она передвигается по эстраде?.. Помнится, она гастролировала и в Италии. - Нет. - Джорджо Пелла качает головой. - О, Жозефина! Она поет - и вам кажется: это звучит голос сирены... Качнув бедрами, она делает шаг - и нет уже женщины, нет подмостков, зала. Вместо всего этого - джунгли, в которых крадется тигрица... - Абст спохватился: - Боже мой, Пелла, да вы не пьете! Даже не пригубили из своей рюмки. Или вино не по вкусу? - Спасибо, не хочется. - Однако вы привередливы. Что ж, предложу кое-что еще. Абст вынимает из шкафчика пузатую бутылку и торжественно ставит ее на стол. - Вы отказались от коньяка, невнимательны к вермуту. Но этот напиток не оставит вас равнодушным! - Неужели кьянти? - говорит Пелла, рассматривая этикетку бутылки. - Где вы раздобыли его? - Бутылке шесть лет. Ящик кьянти я вывез из вашей страны еще летом тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Должен заметить, я почти не пью спиртного. Исключение делаю только для этого сорта. - Вино слабенькое, - подтверждает Пелла. - Кстати, оно не выдерживает длительного хранения. - Эта бутылка последняя. Уцелела чудом. Можно подумать, я знал, что мы встретимся. Пеллу давно мучит мысль: где и когда видел он сидящего перед ним человека? Лицо Артура Абста, его неподвижные глаза, уродливая нижняя губа таковы, что их не спутаешь с другими. Нет, решительно, он уже встречался с Абстом. Но где, при каких обстоятельствах?.. - Вы жили в Италии? - спрашивает Пелла. - Бывал в вашей стране. - Абст разливает кьянти по рюмкам. - Пожалуйста, попробуйте. Нет, я не буду. Только подниму рюмку. Предстоит работа, которую делают только на трезвую голову. А вы пейте. Поглаживая попугая, Абст наблюдает, как Пелла делает первый глоток. Вино понравилось. Итальянец выпивает всю рюмку. - Кьянти вы вывезли из Италии, - говорит он. - Попугай тоже оттуда? Я хотел сказать: из африканских владений моей страны? - Нет. Однако, кроме кьянти, я вывез из Италии и еще кое-что. - Абст передает собеседнику фотографию. На снимке изображен Джорджо Пелла. В коротких трусах, загорелый, сильный, он стоит по колени в воде, готовясь сесть верхом на управляемую торпеду. Пелла долго разглядывает снимок. Он узнал и пристань, возле которой сфотографирован, и полускрытый деревьями дом на берегу. Снимок сделан на секретной базе итальянских подводных пловцов. Вот где он видел Абста! На вилле местного аристократа, где размещался отряд пловцов, внезапно испортились водостоки ванных. Управитель поместья позвал слесаря со стороны. Этим слесарем и был Артур Абст... Абст с интересом следит за итальянцем. - Узнали, - удовлетворенно говорит он. - Как видите, мы старые знакомые. Вы уже тогда понравились мне: молодой, полный сил, ко всему - отличный пловец... Сейчас нравитесь еще больше. Но к делу! В тот год я вывез из Италии фотографии пловцов, снимки торпед и других устройств. Вскоре у нас было создано аналогичное оружие. Но немцы не остановились на этом. Смею уверить, они продвинулись далеко вперед. Вы убедитесь в этом, когда начнете работать со мной. Нам лучше дружить, а не враждовать, дорогой Пелла! Итальянец молчит. Он уже убедился, что имеет дело с опасным врагом. Не следует лезть на рожон. Абст по-своему оценивает поведение собеседника, похлопывает его по плечу, вновь наполняет рюмку. - Выпейте, - говорит он. - Выпейте и расскажите о себе. Хотелось бы знать: вы добровольно вступили в подразделение штурмовых средств итальянского флота? - Я все делаю по своей воле. - Вы были водителем "Майяле"1? 1 "М а й я л е" - итальянская управляемая торпеда. Пелла утвердительно наклоняет голову. - Что же заставило вас переменить решение? - Я бы не хотел вспоминать. Долго рассказывать, да и неинтересно. - Меня это интересует. И у нас сколько угодно времени, мы отнюдь не торопимся. - Хорошо. - Пелла задумывается, как бы собираясь с мыслями. - Вам известно, что одно из подразделений штурмовой группы действовало на Востоке, против русских? - Крым? - Крым, - подтверждает Пелла. - В этом подразделении находился и я. Май и июнь прошлого года. Все то, что произошло в эти месяцы, навсегда останется в моей памяти. - Где вы находились? - В Форосе. Потом близ Балаклавы. Топили русские транспорты с женщинами и детьми, которых советское командование пыталось вывезти из осажденных немцами городов. Меня тошнило от этой грязной работы. В конце концов я не выдержал и прямо сказал командиру... Дальнейшее вам известно. Пелла залпом выпивает вино. - Вот так, синьор, - говорит он. - Спускаться под воду, участвовать в самых рискованных экспедициях, чтобы лучше исследовать океан, изучать его обитателей, ломать голову над новыми типами снаряжения для мирной работы в глубинах моря - на это я дам согласие хоть сейчас. Но только на это. Никаких управляемых торпед, синьор. С меня хватит. Я сыт войной по горло! - Благодарю за откровенность, - говорит Абст. - Теперь хотелось бы знать, как вы стали пловцом. Что вы делали до того, как попали на базу близ Специи? Вопрос остается без ответа: в дверь стучат. Абст отпирает. На пороге Карцов. - Не вовремя, Рейнхельт! - Простите, шеф. Однако меня сто раз предупреждали: если при исследовании группы обнаружится... - Хорошо, хорошо! Абст берет папку, которую принес врач, раскрывает ее и углубляется в бумаги. Карцов ждет у двери. Он узнал итальянца. Несколько часов назад он видел этого человека скованным, под конвоем помощников Абста. Теперь же лейтенант сидит в обществе хозяина подземелья за накрытым столом, на котором даже вино! В свою очередь Пелла не спускает глаз с незнакомца. Кто он? Вероятно, один из помощников Абста. Но те, кого он видел раньше, были вооружены. У Абста и сейчас пистолет на поясе. Этот же безоружен. Просмотрев бумаги, Абст обменивается с Карцовым короткими репликами. Врач берет папку и выходит. - Славный парень, - говорит Абст, запирая дверь. - Надежный, преданный мне человек. Впрочем, вы сами оцените его, когда познакомитесь... Но мы отвлеклись. Итак, вы обещали поведать о своей молодости. - В ней нет ничего примечательного. Родился в рыбачьем поселке неподалеку от Палермо. Сколько помню себя, рядом всегда шумело море. Отец и сейчас рыбачит - ловит сардину, макрель... Помогал ему, когда подрос и смог держать в руках шкот. - Как вы стали ныряльщиком? - Не знаю... Нырял за раковинами, как все мальчишки. Мне не было и шестнадцати лет, когда неожиданно я взял первенство в состязаниях охотников за губками. С этого и началось. - Как глубоко вы спускались? - Без снаряжения - метров на тридцать пять. Конечно, при условии, что на мне были маска и ласты. - А в снаряжении? - Вы не поверите, синьор. - Все же! - Дважды я погружался на сто сорок метров. Могу и глубже... - В мягком вентилируемом скафандре? - спрашивает Абст хриплым от волнения голосом. - Не обязательно... - Как это понять? Прошу вас не спешить, обо всем рассказать подробно. - Я предпочитаю другое снаряжение. - Какое же? - Оно напоминает автономные респираторы, используемые легкими водолазами. - Кислородные респираторы? - переспрашивает Абст. - Но это невозможно! Пелла молчит. - Говорите же, - настаивает Абст. - Здесь мы подошли к главному. Это тайна, синьор. Тайна, которую я пока не раскрою. - Что означает "пока"? - Пока идет война, - уточняет Пелла. - К вашему сведению, я не раскрыл ее даже соотечественникам. Могу добавить: это не только моя тайна. Мне помогал один ученый. Светлая голова! Он убежден: человек может спускаться много глубже - метров на триста, если не больше. - Что ж, - говорит Абст, - не буду неволить вас. Но могу я попросить вас спуститься на семьдесят метров? - Зачем? - Надо поднять затонувший груз. - Нет, синьор. У меня нет аппарата. А ваши респираторы системы Дрегера для этих глубин не годятся. - Мы предоставим вентилируемый скафандр. - Спускаться на воздухе, подаваемом с поверхности воды? - Разумеется. - Для таких глубин сжатый воздух непригоден. Из-за азота. Да вы знаете это не хуже меня. - Что же вам требуется? - Увы, это секрет. Абст встает, снова включает радиолу. Он долго раздумывает, глядя себе под ноги. Будто очнувшись, движением пальца сбрасывает мембрану с пластинки. - А вы не боитесь, что мое терпение иссякнет? - говорит он с угрозой. - Где мои товарищи? - спрашивает Пелла. - Они невредимы, чувствуют себя отлично. - Абст вновь подсаживается к столу. - Они совсем недалеко от вас. Все четверо дали согласие сотрудничать со мной. Хорошие парни. Особенно этот... Бруно Гаррита. - Можно, чтобы они сами сказали мне это? - Вообще-то, да. Я мог бы приказать, чтобы их привели сюда. Они подтвердили бы. Однако... - Однако? - переспрашивает Пелла. - Где гарантия, что вы, господин сомневающийся, поверите в их чистосердечие? У меня нет такой гарантии. - Я поверю. Абст качает головой. - Нет, лейтенант Пелла. Вы заявите, что на них воздействовали угрозой или каким-либо иным способом. И мы продолжим сказку про белого бычка. Мы зря потеряем уйму времени. А оно дорого. - Я знал, какой будет ответ. Все ваши утверждения - ложь. Гнусная ложь, от начала и до конца. Им дали какое-то снадобье. Они опьянели, перестали соображать. Вы даже сняли с них браслеты: "глядите, как я могуществен". Поначалу я растерялся. Сейчас, хвала богу, это прошло. Вот что, синьор: или я увижу всех здоровыми, невредимыми и без наручников, или не будет никакого разговора. - Хорошо, - медленно говорит Абст, - хорошо, лейтенант Пелла, вы увидите их. - Он недобро улыбается. - Увидите сперва одного. Я продемонстрирую его в боевой работе. Покажется мало - будете смотреть другого, третьего... Надеюсь, тогда исчезнут сомнения! ГЛАВА ПЯТАЯ Узкая длинная пещера. Слева, вдоль стены, сплошные нары, на которых спят пловцы. Над головой каждого табличка. Двадцать два человека на нарах, двадцать две таблички над ними. Фамилий нет, только имена. Каждый, кто живет здесь, должен лежать на своем месте. Таков порядок. Его установил Абст. Где-то в середине шеренги спящих свободное место. Снята и табличка. На ней было написано "Гейнц". В дальнем конце пещеры, наискосок от нар, вделана в пол металлическая койка, на которой сейчас лежит Карцов. Между койкой и выходом из помещения - безумцы, порученные его надзору. Случись неладное - и ему отсюда не выбраться. Вцементировать койку именно здесь распорядился Абст: новый врач, зная, чем грозит ему оплошность при обслуживании пловцов, будет лучше выполнять свои обязанности. По пещере беспокойно прохаживается радист. Он только что вошел, перекинулся с Карцовым ничего не значащими словами и ходит из угла в угол. Карцов наблюдает за ним. Вот Вальтер остановился у нар, оглядел спящих. Достав сигарету, привычно лезет в карман за зажигалкой. - Нельзя курить. Приказ шефа! Радист секунду колеблется, потом решительно присаживается на койку. - Шел из радиорубки. Дай, думаю, загляну: как там чувствует себя доктор? Вон сколько их, героев. - Он подбородком указывает на спящих. - Да разве мыслимо, чтобы один человек справился с этакой оравой!.. - Спасибо, Вальтер. Пока все в порядке... У вас был сеанс связи? - Как обычно. - И конечно, ничего нового? Больше двух месяцев прошло со дня побега Карцова с борта линкора, а он ни на минуту не забывает слов Джабба о начале крупного наступления немцев в центре России и о контрнаступлении советских войск. Что происходит на родине? Успешно ли действуют наши войска? Или Советская Армия пятится под натиском врага?.. - Ладно уж, курите, - говорит Карцов, видя, что немец все еще мнет в руках сигарету. - Курите, Вальтер. Одну сигарету, я думаю, можно. Вы гость. Гостю надо сделать приятное, не так ли? - Спасибо, доктор. - Щелкнув зажигалкой, радист прикуривает. - Гость, сказали вы? Что ж, гость так гость. - Пока гость, - многозначительно подчеркивает Карцов. - Думаю, мы с вами еще похозяйничаем здесь, а? Радист широко ухмыляется. - Так что нового в мире? - снова спрашивает Карцов. - Как вам сказать, доктор... - Вальтер мнется. - Нам другие станции слушать нельзя. Разве что перехватишь десяток фраз, пока настраиваешься. А в общем, хорошего мало. - Опять, наверное, Роммель затоптался в Африке?.. - Да не в Африке дело! - с досадой перебивает Вальтер. - Россия - вот что главное, доктор! А там мы, видать, промахнулись. Э, да что говорить!.. Он вздыхает и, швырнув окурок, встает. Поднимается и Карцов. Едва сдерживая бушующую в груди радость, он провожает немца до двери, затворяет за ним. "Промахнулись!" - повторяет он про себя. Это слово может иметь только один смысл: наступление фашистов не удалось, их гонят с советской земли, бьют!.. Нары тонут в полумраке. Оттуда доносится тяжелое дыхание спящих. Кто-то ворочается, бормочет. Вот показалось: один из пловцов проснулся, сел, спустил ноги на пол. Карцов включает свет. Нет, люди лежат. Все в порядке. В порядке! Сейчас он так ясно видит хозяина этого "порядка", его продолговатое лицо со змеиными глазами и влажной отвисшей губой... - Ничего, - бормочет Карцов, укладываясь в постель, - ничего, он получит свое! Теперь уже скоро... Что необходимо в первую очередь?? Ришер должна попытаться достать ключ от сейфа, где хранятся респираторы, оружие, подрывные заряды. Только бы раздобыть ключ, а там уж он будет действовать! Но проходит минута - и в сердце закрадывается тоска. Допустим, удалось обезвредить фашистов. Как он поступит в дальнейшем? Выплывет из грота и направится к союзникам? А Марта? Останется наедине с безумцами? Можно надеяться, какое-то время она продержится - пока есть запас препарата. Ну, а потом? Что, если к скале вдруг придет очередная подводная лодка, а Марта будет одна? В дальнем конце пещеры движение, стон. Пловец сел на нарах, трет кулаком глаза. - Ложись, - командует Карцов, - сейчас же ложись, Оскар! Спать, Оскар, спать! Человек покорно ложится. Карцов опускает голову на подушку, расслабляет плечи. Он долго лежит с закрытыми глазами. Тщетно. Сон не приходит. Шаги в коридоре. Медленно открывается тяжелая дверь. Он вскакивает с койки, включает свет. У дверей Абст. А за ним в сумраке туннеля стоит кто-то еще. - Все ли в порядке, Рейнхельт? - Да, шеф. - Карцов идет навстречу. - Только Оскар ведет себя неспокойно. - Что именно? Симптомы? Карцов объясняет. Абст подходит к нарам, долго глядит на пловца. - Утром доставите его ко мне. Очень хорошо, что не упускаете ни единой мелочи, Рейнхельт. Я доволен вами. Карцов механически кивает. Он думает о том, кто стоит за дверью. Человек едва виден. Но это не Глюк и не Вальтер. Между тем Абст опускается на койку. Садится и Карцов. Впервые он видит Абста небритым. И волосы, которые у него всегда тщательно расчесаны, сейчас в беспорядке. Странно выглядит Абст. - Устал, - говорит он, перехватив взгляд Карцова. - Очень устал, Рейнхельт. И это не только физическая усталость. Сказать по чести, здесь и перекинуться словом не с кем, кроме вас. Боже, как ненавижу я триумвират, из-за которого миллионы немцев оторваны от семей, терпят лишения, заглядывая в глаза смерти! - Триумвират? Вы подразумеваете... - Русских, британцев и янки! Я так мечтаю о часе, когда наконец они будут раздавлены. Вот закрываю глаза - и вижу: фюрер поднимается из-за стола; скомкав военные карты, швыряет в мусорную корзину. Торжественно провозглашает: "Quod erat faciendum!" Это латынь, Рейнхельт: "Что и требовалось сделать!" Карцов наклоняет голову. - Ну, а если случится невероятное и битва будет проиграна? - продолжает Абст. - Что тогда? Карцов пожимает плечами. - Honesta mors turpi vita potior!1 Не так ли? 1 Почетная смерть лучше позорной жизни! (лат.) - Да вы клад, Рейнхельт! - смеясь, восклицает Абст. - Подумать только, выросли среди варваров, а латынь знаете, как родной язык!.. Так вот, цитату вы привели великолепную, но она не подходит. Конечно, мы победим. В Германии фюрер кует новое оружие победы. Те, кто на фронте, тоже действуют не покладая рук. Сказанное относится и к нам с вами. Мы делаем большое дело. И смею уверить, скоро как следует потреплем нервы нашим врагам. Что бы вы сказали о некоем оружии, которое поражает в воздухе, на воде, под водой, поражает беззвучно, незримо, без промаха?.. - Это очень интересно, шеф! Вы, я вижу,