лейшего представления о том, кто и каким образом совершит покушение. Упиц навел справку о местонахождении фюрера. Оказалось, что самолет с Гитлером только что поднялся с аэродрома в Смоленске, где Гитлер инспектировал свои войска на Восточном фронте, и держит курс на Растенбург. Через час Упиц мчался туда же в скоростном бомбардировщике. Машина группенфюрера приземлилась на аэродроме вскоре после того, как там сел самолет Гитлера. Контрразведчик помчался в ставку. Здесь все было в порядке. Фюрер прогуливал своего любимого пса и позировал фотографу из "Дас шварце кор"1. 1 "Дас шварце кор" - газета эсэсовцев. В течение недели Упиц ни на минуту не оставлял Гитлера, бдительно оберегая его персону. Но все было спокойно. И только много позже группенфюреру удалось установить, что смерть должна была застигнуть Гитлера в том самом самолете, в котором он летел из Смоленска. Нечто подобное произошло и в конце 1943 года, уже в Берлине, но случай и на этот раз спас жизнь Адольфу Гитлеру. Сейчас Гейнц Упиц вновь перебирал в памяти эти события. Неужели же дело лишь в боязни за свою шкуру и в той неприязни, которую питают к Гитлеру некоторые высокопоставленные военные? Упиц всегда ненавидел родовую военную аристократию, все эти громкие прусские фамилии, из поколения в поколение поставлявшие генералов, адмиралов и фельдмаршалов германской армии. Они были особо привилегированной и подчеркнуто изолированной кастой, к которой такие, как Упиц, и близко не подпускались. Отпрыски родовой военной аристократии заполняли специальные училища и лицеи, им были уготованы теплые места в генеральном штабе и министерстве иностранных дел, они становились у руля германской военной и дипломатической машины, обеспечивая незыблемость прусской милитаристской политики, выработанной за века. Конечно, с приходом к власти Гитлера положение несколько изменилось. Упиц видел - фюрер старательно показывает, что не очень-то церемонится со всеми этими чванливыми, набитыми спесью аристократами. Им пришлось немного потесниться. Но потом стало ясно, что все это не больше чем игра. Верховодил Гитлер, но он лишь выполнял волю тех, у кого были деньги и заводы. Генералитет тоже держал их курс. Что ж, это вполне устраивало Упица. Почему же Гитлера стремятся убрать? Так ли виноваты заговорщики, как это кажется на первый взгляд? Только ли ради спасения собственной шкуры затеяла "верхушечная оппозиция" покушение на фюрера? И Упиц вдруг пришел к новым выводам. Нет, тут имелись и другие причины. В самом деле, те, кто преследовал личные цели, могли осуществить их иным, более безопасным способом. Могли, например, перевести свои капиталы за границу - куда-нибудь в Испанию, Португалию, Турцию или в одну из республик Южной Америки, а затем - бежать туда же. Их бы не разыскал и сам дьявол. Но заговорщики так не поступили. Почему? Потому, видимо, что ими руководили иные соображения. Какие же? Напрашивался вывод: они заботятся о сохранении самого ценного, что есть у нации, - руководящего ядра армии и промышленности, чтобы уберечь его от разгрома, набраться терпения и ждать. А там, спустя десять - пятнадцать лет, когда нынешняя война станет историей, когда опять в полную силу заработают заводы страны, подрастет новое поколение нации и вновь замаршируют, чеканя шаг, стальные дивизии вермахта, - тогда будет видно, что делать! Что же касается Гитлера, то он, сделав свое дело, должен уйти. Настанет время, появятся новые гитлеры. Остановки за ними не будет, как только в этом возникнет нужда. Генерал Упиц нацедил себе содовой воды, смешал со спиртом, выпил. Смесь приятно освежила. "В конце концов, - подумал он, вновь наполняя стакан, - каждый, кто сохраняет себя и бережет для грядущего, оказывает услугу нации. О, Германии еще понадобятся сильные, волевые люди!" Рассудив так, генерал возблагодарил провидение за встречу, которая у него произошла полгода назад в Женеве. Несомненно, она окажет влияние на всю его жизнь. Он был в Швейцарии по делам службы. И как-то раз утром, когда, только что приняв ванну, брился, к нему позвонили и попросили о свидании. По каким-то признакам он почувствовал, что отказываться неразумно. И - не ошибся. Человек, с которым он встретился, оказался высокопоставленным работником разведки одной страны. Упиц был знаком с ним по документам, не раз видел его фото и тотчас узнал. Не лавируя, гость приступил к делу. Участь Германии предрешена. Она не сможет долго сопротивляться натиску таких гигантов, как Россия и Америка. Катастрофа неизбежна. Ну, а что потом? Устраивает ли генерала Упица, чтобы хозяевами послевоенной Германии стали русские? Ведь тогда поднимут голову коммунисты. А первое, что они сделают, это вздернут на виселицу таких, как Гейнц Упиц. Собеседник видел, что слова его подействовали. Он продолжал. Господин Упиц может не волноваться. Предпринимаются все усилия, чтобы Германия осталась Германией и получила форму управления, принятую на Западе. Но это только половина дела. Собеседник умолк. Упиц ждал, и чем дальше, тем с большим нетерпением. Но гость не спешил. Наконец разговор возобновился. Другая половина дела - это война против Советского Союза. Конечно, не сразу, но война - непременно. Сначала - холодная война, то есть война газет и радио, экономических санкций и дипломатических диверсий. Потом, когда все будет готово, война настоящая, в результате которой коммунизм должен исчезнуть с лица земли и стать историей. Гость перешел к главной теме разговора. Советский Союз слишком велик и мощен, чтобы недооценивать его как противника. Германия, поступившая так, жестоко платится за свою опрометчивость. Ошибок немцев не повторят. Поэтому сейчас на работу по русскому профилю переключатся главные силы разведки, которую он представляет, да и не только этой разведки. Германия скоро выйдет из войны. Будет катастрофой, если документация ее секретной службы окажется в руках у русских. Этого нельзя допустить. Вся сеть германской агентуры на Востоке должна быть сохранена, должна действовать. Но в новых условиях у нее, естественно, будут и новые шефы... "Вы?" - быстро спросил Упиц. "Да, мы. - Собеседник поднял палец. - Хочу подчеркнуть: вы не первый, с кем ведется такой разговор. Итак, вам делается предложение переменить хозяев". Упиц молчал. "Работать, - заметил гость, - начнете не сейчас, а после капитуляции. Подходит это вам? Должен заметить, уже дали свое согласие люди и повыше вас рангом". "Это можно доказать?" - быстро спросил Упиц. Собеседник сказал: "Вас прислали сюда по моей просьбе". Упиц беспокойно шевельнулся - он не думал, что дело зашло так далеко. "Ладно, - сказал гость, - я представлю вам доказательства. Сегодня, если этого пожелаете, вы получите приказ выехать обратно". Упиц вспомнил свой вчерашний телефонный разговор с Берлином, распоряжение начальника задержаться в Женеве еще на неделю, и согласился. Они расстались. Упиц возвращался в гостиницу, уже приняв решение. Предложение почетно, оно не затрагивает его чести, ибо работать он должен после завершения войны, когда будет свободен от присяги. Через час в номере зазвонил телефон. Говорил Берлин. Упицу был передан приказ - срочно возвращаться. Выезд завтра. Вечером позвонил его новый знакомый. "Я согласен", - сказал Упиц. Они встретились, договорились о деталях. Упиц получил задание, которое рассматривалось как подготовка к его будущей работе. Ему приказали заняться сбором архивов гестапо, зипо1 и СД, действовавших на Востоке, а ныне эвакуируемых в Германию, обеспечить надежное тайное хранение этих архивов. 1 Зипо - полиция безопасности. "Устройте хранилища где-нибудь на западе страны, - сказал новый хозяин. - В этом случае они будут недосягаемы для русских, что бы ни произошло в дальнейшем". Упиц был с этим согласен. Они попрощались. Пожимая ему руку, собеседник подчеркнул: "Все должно быть сделано быстро и безупречно. Помните, что это в ваших интересах - вы будете одним из тех, кому предстоит после войны руководить германской агентурой. - Он поправился: - Бывшей германской агентурой". Упица покоробила эта поправка, но он благоразумно промолчал. Он вернулся в Берлин и, не теряя времени, принялся за дело. Оказалось, что его задача сильно облегчена: уже имелся приказ главного имперского управления безопасности о создании нескольких тайников для различных секретных архивов. Похоже было, что и здесь не обошлось без участия его новых хозяев. Тот, в Женеве, слов на ветер не бросал. Трудную работу проделали довольно быстро, в условиях строгой секретности. И все же это не укрылось от советской разведки. По некоторым признакам Упиц определил, что она действует как раз в районе, где сосредоточены особенно важные документы, вывезенные с Востока. После того как обычные меры, предпринятые для ликвидации группы разведки противника, результата не дали, Упиц разработал весьма тонкую и деликатную комбинацию. На нее возлагались самые большие надежды. Скоро должен был состояться финал этой комбинации, причем именно здесь, в Остбурге. Поэтому-то Упиц и приехал в Остбург, Глава шестнадцатая 1 На следующий день после того, как Аскер и Кюмметц вернулись из Освенцима в Остбург, заведующий заводской канцелярией Карл Кригер попросил у директора машину. - Моя неисправна, господин Кюмметц, что-то со сцеплением. А надо срочно съездить к поставщикам, согласовать счета. - Берите, - сказал Кюмметц, - только ненадолго. И вот Аскер и Кригер едут в автомобиле, направляясь на завод-поставщик, расположенный в окрестностях города. - Рассказывайте, - попросил Кригер, когда машина выехала на магистраль. - Как Шуберт? - в свою очередь спросил Аскер. - Спасибо. Он и просил, чтобы я встретился с вами... У нас с ним будет свидание на днях. По мере того как Аскер рассказывал, Кригер все больше мрачнел, ниже опускал голову. - Многое было известно, - сказал он, когда Аскер закончил. - Многое, но не все. Говорите, газовая камера на две тысячи человек? Год назад там не было такой камеры. Аскер на секунду повернул голову. Они встретились взглядами. Некрасивое, квадратное лица Кригера с большими, широко посаженными глазами было печально. - Как, наверное, вы презираете немцев! - сказал он. Аскер не ответил. Долго длилось молчание. Кригер глядел куда-то в сторону. - Вы ничего не подготовили для меня? - осторожно спросил Аскер. - О Висбахе? - Да. - Кое-что собрали. Кригер извлек листок бумаги, прочитал запись. - Ничего нового. Все это уже известно, - заметил Аскер. - Значит, подтверждается наша точка зрения. - Кригер поджег бумагу и держал ее в пальцах, пока она не сгорела. - Как видите, сведения, полученные из различных мест, полностью совпадают. Это говорит в пользу Висбаха, не так ли? Аскер задумчиво кивнул. Вскоре подъехали к заводу. Кригер вышел из машины, пообещав скоро вернуться. Аскер следил за ним взглядом, пока он шел по тротуару, направляясь к конторе предприятия. В отлично сшитом костюме, высоко подняв голову, он двигался легкой, непринужденной походкой, небрежно кивая в ответ на почтительные приветствия служащих завода, попадавшихся на пути. Да, минуту назад в машине сидел совсем другой человек. "Держится великолепно", - подумал Аскер, профессионально оценивая поведение Кригера. Минут через пятнадцать Кригер вернулся. Тронулись в обратный путь. Ехали молча. Кригер просматривал какие-то бумаги. Аскер был погружен в раздумье. Пришло время вплотную заняться сварщиком, от которого перебежчик Хоманн узнал об архивах и тайниках. Рождался новый план проверки Висбаха и еще одного человека, который, как и Висбах, должен был иметь отношение ко всему тому, что рассказал Георг Хоманн. 2 Кладовщик Кребс работал на заводе "Ганс Бемер" третий десяток лет. В сорок первом году его мобилизовали в вермахт, а спустя шесть месяцев он вернулся в Остбург без ноги, которую потерял где-то под Гжатском. Это был человек лет пятидесяти, шумный, жизнерадостный, заядлый спорщик, любитель скачек. Где бы ни появлялся Кребс, он сыпал шутками, острил, что-то мурлыкал под нос. На характер его не повлияло даже увечье. Кребс быстро привык к своей деревяшке и так ловко с ней управлялся, что со стороны казалось, будто она у кладовщика всю жизнь. Закончив работу, Кребс обычно отправлялся в расположенный близ завода бар "Нибелунги", где можно было встретить знакомого, поболтать, обменяться новостями. Кребс здесь и обедал - приносил еду и заказывал кружку пива. Сегодня Кребс несколько запоздал. И, войдя в бар, обнаружил, что почти все места заняты. Только в дальнем углу был свободный столик. Кладовщик поспешил к нему, ловко лавируя между официантами и посетителями. С противоположной стороны зала к столику шел высокий, наголо обритый мужчина, в очках, из-за которых приветливо поблескивали светлые глаза. Он уже готовился усесться, но, увидев Кребса, посторонился и, улыбнувшись, кивнул. - Простите, - сказал он, пригладив небольшие темные усы, - кажется, я опоздал... - Кребс замотал головой. - Нет, нет, вы, как говорится, первый у столба, обошли меня не меньше чем на полкрупа. Поэтому садитесь. Садитесь же, не теряйте времени! Незнакомец продолжал отказываться. - Столик все-таки ваш, - сказал он. - Сейчас погляжу, где можно будет устроиться. Черт! Ни одного свободного места. Тогда Кребс предложил компромиссное решение: столик занимают вместе - они отлично поладят. Посетитель не стал возражать. Они сели, заказали пива. - Ваше лицо мне знакомо, - сказал кладовщик, внимательно разглядывая соседа. - Любопытно, где это я мог вас видеть? Тот пожал плечами. - Но как вас зовут? - допытывался Кребс. - Генрих Губе. - Погодите, погодите - шофер? - Шофер. - Тупица! - Кребс хлопнул себя по лбу. - Вы же возите директора Кюмметца! - Да, я его шофер. - Ловко! - воскликнул кладовщик. - Оказывается, мы трудимся на одном и том же заводе... Ага, вот и пиво... Самое время спрыснуть знакомство! - Нет, серьезно, вы тоже служите на "Бемере"? - Черт возьми, более двадцати лет! - Тогда действительно ловко. - Аскер поднял кружку. - Ваше здоровье, приятель. Но, простите, за кого я должен пить? - За Эриха Кребса. Я кладовщик Кребс, заведую складом материалов и запасного инструмента. - Ого! Знакомство, которое приятно вдвойне. Они выпили. Аскер угощал собеседника сигаретами, смеялся, шутил. Кребс отведал тем же, рассказал новому знакомому несколько забавных историй. - Я в восторге от вас, дружище! - воскликнул Аскер. - И если когда-нибудь понадобится мой "бьюик"... - Не могу ответить тем же, - сказал Кребс. - Машины у меня нет. А склад - это склад, порога которого не переступает никто. Кроме меня, разумеется. Я там - круглые сутки. - Вы говорите так, будто и ночуете в своей кладовке! - Аскер рассмеялся. - Если и не ночую, то уж во всяком случае нахожусь неподалеку. Я-то ведь живу на заводе. - Живете на заводе? Как это понять? - В самом прямом смысле. - Кладовщик дернул плечом. - Так уж пришлось. В прошлом году мой дом разбомбили. Это счастье, что я одинок и мне не пришлось оплакивать семью, которая наверняка бы погибла. Оставшись без крова, я долго искал квартиру. Но все было слишком дорого или чересчур далеко от завода, а мне трудновато ездить каждый день за несколько километров. - Конечно, - сказал Аскер. - Так вот, я уже собирался перейти на соседний завод - там обещали помочь с жильем. Тогда директор Кюмметц распорядился, чтобы мне отвели каморку, которая примыкает к кладовой. - Там и живете? - Что же делать? Комнатка, правда, мала, но мне одному много ли надо! - Еще по одной. - Аскер сделал знак официанту, прошел к механическому пианино и опустил монету. Зал бара наполнился звуками старинного тирольского вальса. Кребс принялся подпевать. Аскер - тоже. - Вероятно, у вас богатый выбор различного инструмента и материалов, - сказал разведчик, когда пианино, отгремев положенное число минут, смолкло. - Представляю, чего только нет в вашей кладовке! - Грех жаловаться. - Кребс хитро подмигнул. - Я запаслив и скуп, как Гобсек. Поэтому есть все, что нужно. - Ну, это вы хвастаете, приятель. Бьюсь об заклад, что не все. - А ну-ка! Говорите! Говорите, и я ставлю три против одного, что ошибетесь. Три кружки пива против одной вашей, что обязательно проиграете! - Идет. - Аскер подумал и сказал: - Аккумуляторов для моего "бьюика" наверняка не найдется! Кребс рассмеялся. - Целых три! Один бог ведает, где и как я их раздобыл. Но это уже другой вопрос. А теперь гоните-ка пивко! - Но я не хочу на этом кончать. Ведь проигравший имеет право на реванш. - Ваша правда. Реванш так реванш. Говорите, только все равно проиграете. Говорите же! - Уверен, что в вашей кладовой нет сварочных аппаратов. Кребс оборвал смех, удивленно выпятил губы. - Здорово, - пробормотал он. - Угадали, друг. Что правда, то правда. Сварочных аппаратов не имеется. - Отыгрался! - воскликнул Аскер. - Но как же вы без них обходитесь? - Были аппараты. Больше года валялись два комплекта. Лежали без дела, и я тратил уйму времени на то, чтобы протирать их и расправлять каучуковые шланги. - Что же с ними сталось? - У меня их забрали. Губе. Могу даже, если хотите, сказать кто. Какие-то военные. Они явились ночью, с запиской главного инженера - бумага и сейчас у меня. Ну, я и выдал им оба аппарата. Их унесли и не вернули. - Да бог с ними, - рассмеялся Аскер. - Избавились раз и навсегда. ...Они распрощались поздно вечером. Кребс пошел на завод, Аскер же отправился к себе, размышляя над тем, что ему довелось узнать. Итак, намеченное удалось. Он познакомился с кладовщиком, убедился, что тот действительно выдавал сварочные аппараты ночью каким-то военным. Все совпадало с тем, что сообщил перебежчик Хоманн. Вывод из всего этого был один: сварщик Висбах не лгал, рассказывая Хоманну о тайнике близ Остбурга. А раз так, Висбаху можно довериться!.. В сознании возникли умные, внимательные глаза Макса Висбаха, глядящие из-под седых клочковатых бровей, его красивое лицо, большой чистый лоб. Сварщик Висбах! Теперь Аскер должен пойти к этому человеку, чтобы узнать наконец правду о тайнике с архивами. 3 Незадолго до конца рабочего дня цеховая рассыльная отыскала механика Отто Шталекера и позвала его к телефону. Разговор был коротким. Собеседники обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Шталекер возглавлял одну из подпольных антифашистских пятерок, действовавших в городе. Члены пятерок знали только своего руководителя. Лишь руководители пятерок имели доступ к Шуберту, да и то встречались с ним крайне редко. Как правило, связь между ними и Шубертом осуществлял Карл Кригер. И вот сейчас гардеробщик бара "Нибелунги" Ганс Дитрих, член пятерки Шталекера, сообщил по телефону своему старшему товарищу, что должен немедленно его увидеть. Дело не терпит отлагательства. Шталекер отправился на свидание с Дитрихом прямо с завода. Войдя в бар, он сдал кепку гардеробщику. Вместе с номерком в руках Шталекера оказалась записка. Шталекер зашел в туалет. Прочитав бумагу, изорвал ее и спустил клочки в канализацию. Да, сообщение было действительно важное. Стараясь казаться спокойным, он прошел в зал, спросил кружку пива, выпил и не торопясь направился к выходу. Возвращая кепку, Дитрих шепнул: - Тянешь хвост! Шталекер подошел к зеркалу, надевая кепку, оглядел зал, ряды столиков, посетителей. Один из них держал в руках номер "Остбургер цейтунг". - Тот, что с газетой? - спросил Шталекер. - Да... Одно к одному! Сидя в зале за пивом, Шталекер мысленно вновь прочитал тревожное сообщение Дитриха и решил повидать Шуберта. Но как отделаться от наблюдения?.. Ага, Вилли, кажется, сейчас в гараже! Шталекер имел в виду другого члена своей пятерки - шофера грузовика, который несколько недель назад впервые доставил Аскера к Шуберту. Покинув бар, Шталекер отправился на завод. Вышел и человек, читавший газету. Это был штурмфюрер Адольф Торп. Он "довел" механика до заводских ворот, убедился, что тот вошел в них, и остался ждать неподалеку. Торп знал, что Шталекер уже отработал и, следовательно, на заводе не задержится. Минут через двадцать из заводских ворот выехал большой грузовик. Машина прошла мимо Торпа, который окинул водителя безразличным взглядом. Отъехав на порядочное расстояние, шофер Вилли огляделся и негромко сказал: - Кажется, все в порядке. На полу кабины, скорчившись, сидел Шталекер. Он поднялся и занял место рядом с шофером. - Сейчас сойдешь? - Поезжай дальше. Скажу где. Грузовик миновал еще несколько улиц. - Здесь, - сказал Шталекер, когда они оказались на оживленной магистрали. Он сошел и затерялся в толпе. Вскоре Шталекер уже рассказывал Оскару Шуберту о звонке Дитриха, о встрече с ним в баре и полученной записке. Дитрих сообщал о беседе, которая состоялась сегодня утром между ним и его дружком - кладовщиком завода "Ганс Бемер" Кребсом. Оба были на войне, получили увечья, лежали в одном и том же госпитале, там и подружились. У Кребса нет более близкого человека, чем Дитрих, - кладовщик не имеет ни семьи, ни родственников. И Кребс под большим секретом поведал другу о своем разговоре с шофером Губе. - Ну и что же? - спросил Шуберт. - А то, что, как утверждает Кребс, сварочных аппаратов у него вообще не было! Шуберт поднял голову. - И аппаратов не было, - продолжал Шталекер, - и военные не приходили за ними. Вот ведь какая история! - Продолжайте, Отто. - Шуберт шевельнул плечом, будто ему стало холодно. - Кребс признался Дитриху в следующем. Не так давно его вызвали к директору завода. Он явился, но Кюмметца в кабинете не оказалось. Вместо него за столом сидел незнакомый человек. С полчаса опрашивал Кребса - кто он, откуда родом и все такое. Потом вынул и дал подписать бланк обязательства о неразглашении государственной тайны. Кребс пробовал было возражать, но ему показали удостоверение сотрудника гестапо. Собеседник сказал: "Может случиться, что кто-нибудь спросит, не приходилось ли вам выдавать два сварочных аппарата, ночью, по записке дежурного инженера. Так вот, если будет задан такой вопрос, ответить надо утвердительно. Вы скажете: да, выдавал, и получали их какие-то военные". Тревога Шуберта росла. Уже посвященный в задание, которое выполнял разведчик, он начинал догадываться, почему тот завел такой разговор с кладовщиком. Между тем Шталекер продолжал: - Кребсу приказали немедленно позвонить в гестапо, если появится человек, который будет интересоваться сварочными аппаратами, запомнить его и подробно описать. Вот и все. Как утверждает Дитрих, Кребс напуган, растерян. Поэтому и обратился к своему дружку, чтобы тот посоветовал, как ему быть. - Что же сказал Дитрих? - Что он волен поступать, как велит ему совесть. - Правильно. Ведь это может быть и провокацией. - Так подумал и Дитрих. - Но Кребс еще не звонил туда? - Нет. Сказал, что подумает денек. А впрочем, кто знает?.. - Кто знает... - задумчиво повторил Шуберт. Он помолчал. - А что он за человек, этот кладовщик? - Дитрих давно над ним работает. Отзывается хорошо. Говорит: честен, прям, ненавидит нацистов... Теперь еще одно. И Шталекер рассказал о человеке с газетой. - Да, новости, - поморщился Шуберт. Он встал. - Где Краузе? - Не знаю. - Надо его отыскать. - Сейчас? - Да. - Быть может, отложим до завтра? Глядите, уже вечер. - Нет, нет, сейчас же, - сказал Шуберт. - Положение очень серьезное. - Тогда я отправлюсь. - Шталекер тоже встал. - Идите и передайте ему все то, что сообщили мне. На всякий случай, на самый крайний случай скажите, что через два часа я буду на второй квартире. - У железнодорожного моста? - Да. Учтите: Краузе в большой опасности. Предупредите его - он ни в коем случае не должен встречаться со сварщиком Висбахом. Ни при каких обстоятельствах! - Ясно. Иду. - Погодите. - Шуберт взял товарища за рукав. - На все даю вам один час сроку. Сюда больше не приходить. Позвоните. Вы знаете как? Номер помните? - Да. - Телефон в этом доме... Мне передадут. Вам надо будет сказать: "Курт здоров", и я пойму, что все в порядке. Шталекер направился к выходу. Шуберт остановил его у двери. - Все-таки надо рискнуть, Отто. Повидайте Дитриха, и если он не будет возражать, пусть скажет Кребсу, чтобы тот покуда помалкивал о своем разговоре с шофером Губе. Повторяю, это риск, но на него надо пойти. - Я тоже так думаю. - Значит, условились. - Шуберт взглянул на часы. - Сейчас восемь без нескольких минут. В девять жду звонка. В девять, не позже. Если не найдете Краузе, не звоните. Шталекер ушел. Шуберт взволнованно заходил по комнате. Он понимал, что после беседы с Кребсом разведчик мог рискнуть и на встречу с Висбахом, А тот сейчас выглядит весьма подозрительно. В самом деле, если гестаповцы не приезжали на завод за сварочными аппаратами, а кладовщик этих аппаратов не выдавал, то ими, естественно, не мог работать и Макс Висбах там, в тайном хранилище. Как же быть с его рассказом Георгу Хоманну?.. Только бы успел Шталекер, только бы успел! А время шло. Час, который был дан Шталекеру на розыски разведчика, истекал. Тревога Шуберта росла. Не давала покоя мысль: быть может, в эти минуты Краузе разговаривает со сварщиком Висбахом. Или - разговор уже состоялся, и Висбах, если он предатель, уже докладывает обо всем своим хозяевам. Из ворот здания гестапо выезжают машины - в них люди, которые должны схватить Краузе... Бум! - гулко пробили часы в углу, будто ударили по нервам. - Бум!.. Бум!.. Девять ударов. А звонка нет. Где же Шталекер? Вдруг и с ним несчастье? Вдруг перехватили по дороге?.. Шуберт все так же ходил по комнате. Сейчас, в минуты томительного ожидания, вспомнилась почему-то вся жизнь. Он видел себя за школьной партой в Гамбурге, где прошло его детство, потом в далеком Веймаре - там, в университете, молодой Шуберт слушал курс естественных наук. Вот он в окружении студентов жарко спорит в одной из пивных города. Тема - только что купленная газета с телеграммой об убийстве в Сараево эрцгерцога Фердинанда. Будет война или нет? А если будет, то чем кончится? Победит ли народ? Сбросит ли наконец ярмо угнетения и рабства?.. И - война. Как в хронике, мелькают кадры. В еще не обмятой, пахнущей нафталином шинели шагает он в строю солдат, а по сторонам беснуется толпа - их забрасывают цветами, лентами... Так для него началась война. Совсем иначе закончилась. С русского фронта он вернулся в вагоне с решетками - за братание с солдатами противника, за агитацию против войны он осужден. Был приговорен к расстрелу, но меру наказания смягчили - он кавалер двух орденов за храбрость. Шуберту предстояло отсидеть десять лет в тюрьме. Там-то он и связал окончательно свою судьбу с судьбой рабочего класса Германии. Да, по-настоящему все началось там... Шуберт вспоминает день, когда был амнистирован и вышел на свободу. У тюрьмы ждала Эмми. Она была с ним всюду - и на войне, хотя их разделяли тысячи километров, и в тюрьме... И вот Эмми ласково улыбается, протягивает руки. У нее такие же, как и прежде, золотистые волосы, а глаза - с ними не сравнится никакая небесная синь!.. В этот день они стали мужем и женой. "Эмми..." - шепчет Шуберт, и к горлу подступает ком. Ее нет. Никогда не будет. Она подарила ему дочь, такую же голубоглазую, как и сама. Но у Шуберта нет и дочери. Он вспоминает: зима, ночь; та ночь, когда взяли и его и их; уже шла вторая мировая война, уже было страшное поражение армий Гитлера под Москвой, на Волге. К ним ворвались в тот час, когда Шуберт заканчивал статью в подпольную газету партии. И - десять месяцев в лагере под Прагой. Десять месяцев, каждый день, каждый час которых - пытка, медленное умирание. Эмми и малютка не могли выдержать. А он - бежал. Он бы хотел умереть подле них. Но он не принадлежал себе. И - бежал с группой людей, которые смогли сберечь свою волю, силы. То было год с небольшим назад. Тогда-то и повстречал он впервые этого человека - светловолосого, ясноглазого, действовавшего под именем оберштурмфюрера Краузе... Встретил и полюбил. Ведь бывает же так - поговоришь с человеком час, а запомнится на всю жизнь!.. Смелый человек. Смелый и многое умеет. Он, Шуберт, знает толк в этих делах... Бум! - снова бьют часы. Половина десятого. Шталекер не дает о себе знать. Что же делать? Ясно одно: ждать больше нельзя! И Шуберт решился. Погасив свет, поднял с окна маскировочную штору. Темно. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождь. Погода подходящая. Он опустил штору, вновь включил свет. Надел плащ, шляпу, переложил в боковой карман пистолет. Вышел в коридор. Сказал несколько слов хозяйке. Потом хлопнула входная дверь. Шуберт отправился на поиски Аскера. Он не мог оставить его в беде. Глава семнадцатая 1 В девять часов вечера штандартенфюрер Больм вошел в кабинет генерала Упица и доложил, что вернулся штурмфюрер Торп, ездивший по заданию в концлагерь. - Позовите его, - распорядился Упиц. Торп явился. - Вы прямо оттуда? - спросил Упиц. - Да, господин генерал, только что. День выдался напряженный, и я едва успел обернуться в оба конца. Всего доставлено семьсот человек. В пути от Аушвица до Остбурга происшествий не было. Всю партию разместили в отделении лагеря, близ завода. Для этого очистили несколько бараков. - Но там было переполнено, - сказал Больм. - Куда же девали тех, что содержались прежде? - То была категория "зондербехандлунг". К тому же в бараках вспыхнула эпидемия дизентерии. Словом, больше они ни на что не годились. Группенфюрер Упиц понимающе кивнул. - Продолжайте, - сказал он. - Кто этот человек? - Один из вновь прибывших. Обычный пленный. - Что побудило его доносить на своих товарищей? Вы разобрались в этом, Торп? - Весьма веская причина, господин Группенфюрер. Он надеется на лучшую участь. Он хочет жить. Упиц поднял свою тяжелую голову, долго разглядывал Торпа, будто видел его впервые. - Значит, - медленно проговорил он, постукивая карандашом по столу, - значит, Торп, если я правильно понял вас, тысячи пленных, которых тщетно вербуют в национальные легионы вермахта, в формирования ост-полиции, в осведомители гестапо и абвера, - все они жить не хотят и только о том и мечтают, чтобы подохнуть? Упиц говорил негромко, спокойно произнося слова. Однако Торп нервно переступил с ноги на ногу. Он, как и другие контрразведчики, успел за недолгий срок пребывания в Остбурге Упица изучить его характер. И Торп знал, как легко подвержен Группенфюрер приступам безудержной ярости. - Я неправильно выразился, - пробормотал Торп, - я хотел... - Так говорите, черт вас побери, ясно, коротко, четко! Кто этот человек? Что собой представляет? Поймите: я должен знать, можно ли ему верить! - Он в плену почти два года, господин группенфюрер. На хорошем счету. За дисциплинированность был назначен помощником капо1, сортировал одежду ликвидированных. Утверждает, что у себя на родине был репрессирован. Что-то уголовное... кажется, воровство изделий на заводе. 1 Капо - заключенные, занимавшие должность в гитлеровских тюрьмах и лагерях. Доложив это, Торп смолк, нерешительно поглядел на шефа. - Дальше, - сказал Упиц. - Говорите дальше. Почувствовав, что генерал остыл, Торп облегченно перевел дыхание, приободрился. - Быть может, вы пожелаете сами допросить этого человека, господин Группенфюрер? - спросил он. - Вы привезли его? - Упиц удивленно откинулся в кресле. - Зачем вы это сделали? - Я рассудил, что это нелишне, - пробормотал контрразведчик. - Человек меня заинтересовал, и я подумал: господину группенфюреру будет любопытно на него взглянуть, быть может, возникнут дополнительные вопросы... - В самом деле, не вызвать ли его сюда? - вставил штандартенфюрер Больм. - Где он? - спросил Упиц. - Внизу, господин группенфюрер. - Ладно, давайте его. Торп вышел и вскоре вернулся. Следом шел пленный, конвоируемый автоматчиком. Оставив узника у порога, солдат вышел. Упиц оглядел лагерника. Это был худой, высокий человек с длинным лицом, одетый в полосатую робу. - Говори, - приказал Упиц по-русски. - Я знаю по-немецки, - поспешно сказал пленный, угодливо улыбнувшись. При этом его тощее, костистое тело резко согнулось, будто переломилось в пояснице. Упиц кивнул. Пленный продолжал. Он рад, что может оказать услугу германским властям. Он всей душой ненавидит страну, в которой имел несчастье родиться. И сделает все, чтобы доказать свою преданность великой Германии, ибо его давнишняя мечта - заслужить право навсегда в ней остаться. - Короче, - пробурчал Упиц. - Повтори свои показания. Лагерник закивал, шагнул вперед. - Я из Аушвица, господин генерал, прибыл с партией пленных, отобранных, чтобы... - Известно. Говори дальше. - В Аушвице мне довелось хорошо узнать... Я давно подозревал этого человека, господин генерал... Я только не мог... Я хотел... - Короче! - Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещенном бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг - голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах. - Кто такие? - Одного не опознал - было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам. - Звать? - Андрей. - Фамилия? - Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и фамилия, но я ее не знаю. Вообще в лагере только номера... - А как зовут тебя? - Станислав Цюпа, господин генерал. - Продолжай, Цюпа. - Слушаюсь, господин генерал. - Пленный, облизнув губы, сделал еще шаг. - Так вот, чую разговор. Тихо говорят. Этот самый Андрей взволнованно рассказывает: "Поднял голову - и обомлел: он!" - "Да не может быть такого!" - отвечает другой. - "Он, он самый!" - "Командир?" - "Да. Командиром моим был, гвардии старшим лейтенантом". Они перешли на шепот, - продолжал Цюпа, - и я долго не мог ничего разобрать. Но было понятно: Андрей убеждает в чем-то того, другого. А этот сомневается, не верит. "Ладно, - сказал Андрей, - я тебе докажу!" Он слез с нар, исчез. Через минуты две вернулся. "Гляди, говорит, внимательно гляди!" Я незаметно приподнялся, передвинулся к краю нар. И увидел в руках Андрея кинжал. Запомнил: ручка винтом, блестящая. - Кому доложили? - спросил Упиц. - Не мог, господин генерал. - Предатель весь подался вперед, затряс головой. - Никак не мог, вот как перед богом! Это же ночью происходило. Разве выйдешь? Высунешь голову за дверь - пуля. А наутро нас построили, разделили на группы. Одну, в которую попал и я, погрузили в вагоны и отправили сюда. Здесь только и смог... - Как же ты узнал Андрея, видел кинжал, но не опознал второго? - Тот, второй, спиной ко мне был, затылком. А по затылку разве определишь? Мы же все... обросшие, да и халаты одинаковые. Уши только запомнил - уши у него большие и торчат... - Уши, - проворчал Упиц. Он заглянул в лежащие на столе бумаги. - Это было?.. - В ночь на девятнадцатое число, господин генерал. - И тот, Андрей, он что - утверждал, будто видел своего командира накануне? - Да. - Восемнадцатого? - Выходит так, господин генерал. - Тогда и кинжал получил? - Именно! - И в тот день лагерника Андрея за черту блока не выводили? Точно помнишь? - Не ходил он в тот день никуда. - Чем же он занимался? - А возле бараков работал. Утром поверка была, осмотр одежды. Потом половину отправили на Унион, остальные в лагере были. Он площадь обходил, камни подбирал, траншею рыл. - Хорошо. - Упиц обернулся к Торпу: - Проследите, чтобы в бараках ни о чем не догадались. - Генерал вновь взглянул на предателя. -Учти, Цюпа, ты должен видеть все, слышать все, докладывать все. Будешь полезен - будешь жить, и жить хорошо. Иди! Лагерника увели. Упиц обратился к штандартенфюреру: - Теперь слушаю вас, Больм. - Справки навел, господин группенфюрер. Восемнадцатого числа в блоке русских, точнее, близ блока посторонних не было всю первую половину дня. Имеются в виду люди, которых лагерник, по кличке Андрей, не мог видеть раньше. Во второй половине дня этот блок посетили помощник коменданта Аушвица гауптштурмфюрер Вернер Кранц, его шофер шарфюрер Фиттерман и с ними - директор завода "Ганс Бемер" Артур Кюмметц с шофером Генрихом Губе. - Кого же из четверых подозреваете? - Упиц скривил губы. - Уж не помощника ли коменданта лагеря Аушвиц? - Разумеется, не его. Кранц и Фиттерман работают в Аушвице со дня основания лагеря, пять лет. Оба - на самом лучшем счету. - Тогда остается мой друг директор Кюмметц, с которым мы вместе росли и учились, вместе вступали в НСДАП и воевали против врагов фюрера и нации. Видимо, Артур Кюмметц и есть тот самый неуловимый советский разведчик, за которым вы так безуспешно охотитесь! - Имеется еще шофер господина Кюмметца - Генрих Губе, - сказал Больм. Упиц пожал плечами. - Что ж, проверьте его. Проверьте шофера, это не так уж трудно. Но, сдается мне, дело в ином. Там были и другие посетители, штандартенфюрер Больм! - Но, господин группенфюрер... - Вы не знаете о них, Больм? - Врачи из Аненэрбе?1 - услужливо подсказал Торп. 1 Аненэрбе - преступная организация, зашифрованная как "Институт по изучению наследственности", находившаяся в ведении Гиммлера, где проводились садистские опыты над заключенными. - Они самые. - Какие же это посторонние? Они находятся в Аушвице более двух недель! - Больм с сомнением покачал головой. - А в блоке русских появились впервые. Причем именно в тот день. Именно восемнадцатого числа, Больм, Цель? Выполняли предписание руководителя института штандартенфюрера Вольфрама Зиверса - отобрать для опытов по стерилизации около сотни молодых русских. Вот среди этих-то врачей и надо пошарить как следует. Вы понимаете меня? - Да, господин группенфюрер. - Звоните в Берлин, распорядитесь от моего имени, чтобы вплотную занялись Аушвицем. Не забудьте Андрея. 2 В начале одиннадцатого часа ночи от здания гестапо отошла большая закрытая машина. В ней находились штандартенфюрер Больм и штурмбанфюрер Беккер. Автомобиль пересек почти весь город и остановился на восточной окраине Остбурга, метрах в двухстах от небольшого двухэтажного коттеджа. В этом обособленном домике, скрытом от посторонних глаз густо разросшимся садом, была одна из конспиративных квартир местной контрразведки, где принимались и инструктировались наиболее тщательно засекреченные агенты. Здесь сегодня должна была состояться встреча Больма и Беккера с агентом по кличке "Зеленый". Высадив офицеров, шофер тотчас отъехал за угол и приготовился к длительному ожиданию. Контрразведчики направились к домику, пересекли сад, поднялись на крыльцо. Беккер отпер входную дверь, пропустил начальника, вошел сам. Десятью минутами позже у домика появился мужчина в плаще с поднятым воротником и надвинутой на лоб кепке. Дверь была не заперта. Он отворил ее и вошел. Гейнц Больм и Бруно Беккер сидели в небольшой гостиной, курили, лениво переговариваясь. Беккер первый услышал, как скрипнула, отворяясь, дверь. - Он,- сказал Беккер. Больм кивнул. В передней раздались шаги. В комнату вошел человек. Он откинул воротник плаща, снял кепку. Это был сварщик Макс Висбах. Висбах стал секретным сотрудником контрразведки лет двадцать назад. Он был хитер, ловок, действовал изобретательно и потому весьма высоко ценился местным руководством, а также группенфюрером Упицем, который лично знал "Зеленого" и не раз прибегал к его услугам. Висбах, работавший одно время в Мюнхене, первый разнюхал о том, что в окружении начальника штурмовых отрядов Рема назревает недовольство, произносятся крамольные речи. И, быть может, доклад "Зеленого" и положил начало закату карьеры этого ближайшего сподвижника Гитлера. Затем Висбах помог гестапо отыскать и выловить двух работников Компартии Германии, за которыми охранка безуспешно охотилась несколько лет. Он же, собственно, и подсказал идею операции "Гиммлер" - провокацию с польскими военными мундирами, документами и оружием, благодаря которой нацисты получили возможность поднять шум по поводу мнимой польской агрессии и ввести в действие "План вейс" - то есть напасть на Польшу. Минувшей весной, когда Упиц ломал голову над тем, как отвести внимание советской разведки от тайного хранилища архивов, он вдруг вспомнил о Висбахе. Агент был срочно вызван в Берлин. Упиц обрисовал ему обстановку: сейчас, в сорок четвертом году, русская разведка настолько же окрепла и улучшила работу, насколько стала слабее германская разведка и контрразведка. За примерами ходить недалеко. Известно, что в районе одного тайного хранилища архивов секретной службы действуют советские разведчики, однако, несмотря на все усилия, ликвидировать их пока не удалось. Ценнейшие документы находятся под угрозой того, что ими завладеет противник. Как обезопасить архивы? Висбах пожал плечами и посоветовал вывезти архивы и запрятать их в новом месте, более тщательно. Упиц ответил, что это невозможно. И пояснил: архивы слишком громоздки, чтобы их можно было вывезти тайно. А раз так, операция теряет смысл. Кроме того, ресурсы страны на пределе, может просто не хватить сил и средств на то, чтобы в короткое время оборудовать другое такое хранилище. "Где расположен тайник?" - спросил Висбах. Упиц уклонился от ответа. "Но не в Остбурге?" "Да, не в Остбурге", - сказал Упиц. Висбах попросил время, чтобы подумать. Через несколько дней он явился и представил план. Сущность его заключалась в том, чтобы сбить с толку русскую разведку, пустить по ложному следу, устроить на этом пути засаду, перехватить и уничтожить разведчиков. Архивы окажутся в безопасности. Гестапо, таким образом, убьет двух зайцев. Упиц молча слушал, не отвергая и не одобряя высказанной Висбахом идеи. Развивая ее, агент сказал: "Все будет зависеть от того, сумеем ли мы убедить русскую разведку в том, что архивы не там, где они находятся, а в другом месте, скажем, в Остбурге". "Как же этого добиться?" "Трудно, но возможно. - Висбах помедлил. - Придется, быть может, пожертвовать двумя-тремя людьми". Он изложил свой план. Надо подобрать преданного агента, заслать к русским. Там агент инсценирует провал, раскаяние на допросе и дает показание: ему-де известно о тайном хранилище архивов в районе Остбурга. Причем агент должен во всех деталях описать истинное хранилище - его расположение, внутреннее устройство, характер упаковки документации. Это нужно для того, чтобы русские, если они уже имеют о тайнике некоторые сведения, не усомнились в показании, поверили "раскаявшемуся". Тогда они переключатся на Остбург. А здесь их будут ждать... "Не годится, - сказал Упиц. - Вполне надежных и преданных агентов не бывает". "Но..." "Вы приятное исключение, дорогой Висбах, - усмехнулся группенфюрер. - Однако посылать будем не вас - другого. А тот, другой, возьмет да и раскроется перед русскими. Нет, тут следует действовать иначе. Во-первых, агента нельзя посвящать в подготавливаемую операцию. Об архивах он должен узнать как бы случайно для себя, абсолютно должен быть убежден в том, что хранилище находится в Остбурге, а не в каком-либо ином месте. Во-вторых, агента следует провалить так, чтобы он и не подозревал, что его подставили. В-третьих, следует подобрать не очень стойкого человека, который обязательно бы покаялся на допросе и выложил советской контрразведке то, что "узнал" об архивах. Тогда он будет держаться этих показаний, что бы с ним ни делали, видя в них свой самый главный шанс остаться в живых! Вы уловили мою мысль?" "Она великолепна, господин группенфюрер! - воскликнул Висбах.- Главное в ней то, что агент не изменит показаний, даже если его будут распиливать на кусочки. Он-то ведь убежден, что говорит чистую правду и что в этой правде - его спасение!" "Именно так, Висбах. Но пойдем дальше. Мы не гарантированы от случайностей. Агента могут подстрелить при переброске через линию фронта. При аресте он вдруг окажет сопротивление и будет убит. Он, черт возьми, может заболеть и умереть! Ничто не исключено. Ведь, кроме всего прочего, может случиться так, что он возьмет да и не раскроется на допросе". "Или ему не поверят!" "Ваша правда, Висбах, ему могут и не поверить. Русские знают свое дело, провести их не так-то легко... Короче говоря, вывод: одного агента недостаточно. Нужен еще и другой. Как говорится, для страховки". "Второй агент с такими же показаниями?" - Висбах поморщился, поджал губы. "Не обязательно агент". "Погодите! - Висбах приподнялся с кресла. - А что, если это будет перебежчик?" "Которого подготовят по такому же принципу?" - задумчиво проговорил Упиц. "В точности по такому. И забросят так, что он и подозревать не будет о том, что заброшен. Господин группенфюрер, если сделать все, как надо, этот человек будет глядеть на следователя честными глазами, уверенный в том, что оказывает русским неоценимую услугу". "Уф, - сказал Упиц, откидываясь в кресле и вытирая влажный лоб. - Именно так, Висбах. Это то, что требовалось. Черт возьми, будто гора с плеч! Мы с вами преодолели главную трудность. Остальное - техника". Висбах задумался, поднял на генерала заблестевшие глаза. "Кажется, я нашел подходящего кандидата на роль перебежчика. - Он усмехнулся. - Мой дружок. Коммунист, один из тех, кого мы не трогали, чтобы прослеживать связи и вылавливать других. В лепешку разобьется, лишь бы помочь русским!.." Так были разработаны основные черты операции. Висбах написал Хоманну. Когда контрразведка убедилась в том, что адресат письмо получил, был проведен следующий этап операции - с пожаром в продовольственном складе, который охранял ничего не подозревавший Хоманн, и с предоставлением последнему отпуска для поездки в Остбург, где Хоманна поджидал Макс Висбах. В тот же период Упиц подобрал и другого участника операции - агента. Как уже известно, им оказался Лисс - Щуко. Итак, Висбах вошел в комнату, где его ждали Больм и Беккер, снял кепку и плащ, уселся. Он был возбужден, нервно потирал руки. Закурив, Висбах сказал: - Полтора часа назад я засек Шуберта. - Оскара Шуберта? - Больм встал. - Его самого. Видел, как вот сейчас вижу вас. И знаете, с кем был Шуберт? - Висбах помедлил. - С Отто Шталекером! Больм прошелся по комнате. Отыскать Шуберта, след которого контрразведка давно утеряла, было большой удачей. А то, что Шуберт замечен вместе с Шталекером, делало удачу гестапо еще более значительной. Можно было предположить, что именно через Шталекера держит связь Шуберт с неуловимым парашютистом. - Докладывайте, Висбах, как было дело, - приказал Больм. - Но я еще не сказал всего. Шуберт и Шталекер знают Генриха Губе - шофера завода "Ганс Бемер". Шофер Генрих Губе! Штандартенфюрер Больм вспомнил свой сегодняшний разговор с Упицем и допрос пленного Цюпы. Теперь было ясно, кто оставил кинжал лагернику Андрею. - Но и это не все. - Висбах придвинулся к собеседникам. - Полчаса назад я установил, что в Остбург прибыл Георг Хоманн! - Перебежчик Хоманн?! - в один голос воскликнули Больм и Беккер. - Он разговаривал со мной по телефону. - Висбах усмехнулся, любуясь произведенным эффектом, выпустил струйку дыма. - Мы условились о встрече. Звоните, чтобы подготовили людей. Надо сделать так, чтобы завтра с утра, когда я выйду на свидание, с меня не спускали глаз. Больм потянулся к телефону, снял трубку и постучал по рычагу. - О, черт! Не работает телефон. - Телефон выключен, - негромко сказали у двери. Все обернулись. На пороге стоял Аскер. - Не двигаться, - скомандовал он. - Поднять руки! Беккер резко присел, сунул руку в карман. Аскер нажал спуск. Хлопнул выстрел. Беккер выронил оружие, тяжело рухнул на пол. Остальные медленно подняли руки. Наступила тишина. В воздухе вяло расплывалась струйка дыма от сигареты Висбаха, которую тот все еще держал в пальцах. - Руки за голову - приказал Аскер. - На колени. Вот так. Теперь ложитесь лицом вниз. Ну! - повысил он голос, видя, что гитлеровцы медлят. Штандартенфюрер Больм, держа руки на затылке, неуклюже повалился на ковер, которым был устлан пол комнаты. - Вы! - Аскер посмотрел на Висбаха. Тот последовал примеру Больма. Не сводя с них глаз. Аскер прошел к окну, побарабанил по стеклу пальцами. В комнату вошли Шуберт и Шталекер. 3 Вот как случилось, что они оказались на конспиративной квартире гестапо. Выполняя поручение Шуберта, Шталекер обегал весь город, побывал в доме, где жил Аскер, на заводе, не забыл и коттедж директора - быть может, Кюмметц вызвал машину и Краузе со своим автомобилем поджидает шефа у крыльца его дома. Поиски оказались тщетными. Тогда Отто отправился в бар. Произошла короткая беседа с Дитрихом. Шталекер убедил его рискнуть и поговорить с Кребсом. Потом он заглянул в зал. Краузе не было и там. Где же он? Шталекер вышел на улицу. Что предпринять? А вдруг Краузе уже у Висбаха? Следует ли идти туда и попытаться под каким-нибудь предлогом увести Краузе? Но как это сделать? И имеет ли он право так поступить? Не совершит ли непростительной ошибки? В выполняемое Керимовым задание был посвящен только Оскар Шуберт. Он один знал и о рассказе Висбаха перебежчику Хоманну о тайном хранилище архивов. Шталекер же мог лишь строить предположения и догадки. Он видел: существует тесная связь между беседой Краузе с кладовщиком и тревогой Шуберта, когда тот узнал о признании, сделанном Кребсом Дитриху. Но какая связь? И при чем здесь Висбах? Почему Шуберт так опасается, что Краузе встретится с этим человеком? Висбах - сварщик. Эсэсовец, вызывавший кладовщика, говорил о сварочных аппаратах. О них завел речь и Краузе в беседе с Кребсом... И Шталекер вдруг почувствовал, что в нем поднимается волна злобы, ярости против Висбаха. Нет, появляться у него нельзя. Кто знает, что это за птица. Шталекер решил вновь зайти на квартиру к Аскеру: быть может, тот вернулся? Он вошел в какое-то парадное, чиркнул спичкой, взглянул на часы. Стрелка перевалила за десять. Как, наверное, волнуется Шуберт! Вот и знакомый переулок. Шталекер толкнул входную дверь дома, где снимал комнату Аскер, взбежал по лестнице. Отперла хозяйка. - Пришел? - Да. Но он не один... У Аскера был Шуберт. Когда Шталекер вошел, он заканчивал свой рассказ. - Полагаете, Висбах провокатор? - сказал Аскер. - Выходит, что так. Вы были правы в своих подозрениях! Аскер покачал головой. - Я не подозревал его. Только изучал... Но надо окончательно убедиться. Попробуем проверить. Субботние вечера Висбах проводит в том самом баре, где я так мило беседовал с кладовщиком. - Он невесело усмехнулся. - А сегодня суббота. Он, наверное, уже там. - Аскер посмотрел на Шталекера. - Вы поможете мне? - Конечно. - Предлагаю такой план. Я иду в бар. Через несколько минут входите и вы. Убедившись, что Висбах там и я разговариваю с ним, удаляетесь. Минут через тридцать звоните туда... Вы, Отто, помните слесаря Георга Хоманна? - неожиданно спросил Аскер. - Хоманна? - удивленно сказал механик. - Разумеется, помню, но ведь он... Аскер взял его руку. - Все объясню позже. Сейчас у нас нет времени. Вам придется сыграть роль Хоманна. Нет, нет - это всего лишь минутный разговор по телефону. Тем более, что ваши голоса похожи - только у Хоманна, помнится, он чуть ниже. Шталекер кивнул. - Так вот, - продолжал Аскер, - вы прибыли в Остбург, должны повидать Висбаха, чтобы сообщить нечто важное. Звонили на завод, там его нет. Тогда позвонили в бар, где он бывает... Назначьте ему свидание. На утро. Товарищ Отто, запомните: вы должны говорить торопливо, нервно, как будто чего-то опасаетесь. Висбаха называйте по имени, сокращенно: Мак. Ему надо сказать: "Встретимся у трех наших вязов". Это, учтите, очень важно - так было условленно у Хоманна с Висбахом... Вам могут задавать различные вопросы. На них не отвечать. Скажете только, что прибыли не один. И дайте понять, что не можете говорить - возле вас посторонние... Вот, кажется, все. - Понял. - Повторите, пожалуйста! Выслушав Шталекера, Аскер удовлетворенно кивнул. - Поговорив, вернитесь к бару, держитесь неподалеку. Может случиться, что вынуждены будем заняться Висбахом уже сегодня. Это - если наши подозрения подтвердятся. Гардеробщик в баре все тот же? Шталекер кивнул. - Очень хорошо. Он поможет. Я был в баре только раз. Помнится, телефон не в будке? - На широких перилах возле гардероба, - сказал Шталекер. Аскер встал. - Со Шталекером буду я, - вдруг сказал Шуберт. Аскер вопросительно поглядел на него. - В бар не войду, - пояснил Шуберт. - А помощь моя, возможно, потребуется. Аскер задумался. - Хорошо, - сказал он. - Дело слишком серьезное, чтобы можно было отказаться. Только - это риск для вас. - На улице темно, хоть глаз выколи. - Темно, - подтвердил Шталекер. - Луна взойдет много позже. Все встали. - Выходим по одному, - сказал Аскер. - Сначала я, минуты через три - Отто, затем вы, товарищ Оскар... Кстати, имеется ли оружие? Шуберт кивнул, Шталекер развел руками. - Не ношу, - сказал он. - Слишком опасно. - У меня только один пистолет, - нерешительно проговорил Аскер. Шуберт обернулся к механику. - Придется, Отто, зайти за пистолетом и вам. Знаете куда? - Понятно, - сказал механик. - Но это далековато. Что, если выйду отсюда первым? - Хорошо. - Аскер тронул его за плечо. - Отправляйтесь, товарищ Отто. Шталекер вышел. Попав из ярко освещенной комнаты на темную ночную улицу, он будто ослеп, шаркая подошвами, осторожно сошел с крыльца на тротуар, нащупал рукой стену и двинулся вдоль нее. Послышались шаги. Обгоняя его, прошел человек. Глаза Шталекера все еще не освоились с темнотой. Прохожий же видел хорошо. Это был сварщик Висбах. Погруженный в задумчивость, он едва обратил внимание на вышедшего из дома человека. Но, сделав десяток шагов, Висбах вдруг с острой отчетливостью почувствовал, что знает его. Висбаху было известно о подозрениях, питаемых в гестапо к дружку Герберта Ланге. Что делает механик Шталекер в ночную пору так далеко от своего дома? Вдали, на противоположной стороне улицы, неясно вырисовывалась громада разрушенного бомбой дома, Сварщик ускорил шаг, перешел улицу и затаился за грудой битого кирпича. Вскоре Шталекер прошел мимо него. Куда он идет? И что это за дом, из которого он вышел? Как бы в ответ на эти мысли, в конце улицы, у того самого дома, на тротуар легло световое пятно. Легло и погасло. Висбах понял: отворилась дверь, кто-то вошел в дом или вышел из него. Да, вышел - Висбах увидел силуэт человека на тротуаре. Агент вновь пересек улицу, выбрал удобное для наблюдения местечко - в подъезде какого-то здания, возле которого часть тротуара была освещена синим светом маскировочного фонаря. Шаги приближались. Мимо прошел шофер Губе! Значит, он и механик Шталекер были в одном доме. Быть может, они знакомы? Стоп! Ведь Губе здесь и живет - Висбах видел как-то, что он выходил отсюда ранним утром, направляясь на завод. Странно, очень странно. Висбах уже хотел было покинуть свой наблюдательный пункт, но задержался: вновь послышались шаги. Мимо проследовал высокий пожилой человек в шляпе, низко надвинутой на лоб. Агент чуть не задохнулся от волнения. "Вот так попалась птичка", - прошептал он, прижавшись к холодной стене подъезда. Теперь он не сомневался, что эти три человека связаны между собой. Озадачило, что в их числе - шофер директора завода. "Оказывается, и ты с ними заодно, - злорадно подумал агент. - А прикидывался таким тихоней!" Прохожий удалялся. Вот смолкли его шаги. Висбах нервничал. Он последовал было за ним, но, передумав, отстал. Нельзя рисковать. Его могут заметить, и тогда все потеряно. Главное достигнуто: он, именно он обнаружил самого Шуберта и установил его связи. Следить же за ними - дело других. И Висбах медленно побрел по тротуару. Надо было успокоиться, собраться с мыслями. На память пришли слова штандартенфюрера Больма, сказанные при одной из встреч: "Висбах, дайте мне подпольщиков, орудующих в городе, и я ничего для вас не пожалею. Обещаю крест, чин штурмфюрера, коттедж в горах". Что ж, часа через полтора у него свидание с Больмом и Беккером. Вот он и преподнесет им сюрприз! Висбах разволновался. Он уже видел себя в мундире - значит, можно будет наконец покончить со страшной двойной жизнью, которую он ведет столько лет. Видел уютный домик в лесу, на берегу озера, свой собственный дом! И он заторопился в бар - удача была так велика, что ее следовало отметить. Вот и бар. Висбах вошел, оставил в гардеробе плащ и кепку, отыскал в зале свободный столик. Принесли пива. Он с удовольствием отхлебнул из кружки. Потом оглянулся - и удивленно наморщил лоб. За соседним столиком сидел шофер Генрих Губе. Аскер, перехватив взгляд сварщика, приветливо приподнял кружку. - Ваше здоровье, господин Висбах! Агент, овладев собой, улыбнулся. - Спасибо, - ответил он. - Как там ваш автомобиль? - В порядке... Пересаживайтесь ко мне. Здесь удобнее, лучше виден зал. Что ж, Висбах не прочь был поболтать с Губе. Сейчас это было даже любопытно. Он кивнул, подхватил свою кружку и перебрался к соседу. Зал бара быстро заполнялся. Многим простым немцам давно надоели газеты и радио, в которых нудно варьировалась одна и та же тема - несуществующие победы германского оружия на Восточном фронте, набили оскомину фильмы, повторявшие радио и газеты. И свободное время они предпочитали проводить, в барах и кабачках, где можно было получить кружку суррогатного пива, встретить приятеля и посудачить вполголоса о новостях. Аскер и Висбах мирно беседовали. Разговор вертелся вокруг работы сварщика и шоферских дел Губе. В благодарность за ремонт машины Аскер угощал, Висбах охотно пил, охотно рассказывал о себе, создавая обстановку, в которой должен был разоткровенничаться и собеседник. Аскер отвечал той же монетой, добросовестно пересказывая все то, что соответствовало его нынешнему облику, документам и профессии. Затем разговор зашел о поездке Кюмметца и Аскера в Освенцим. - Как вела себя машина? - поинтересовался сварщик. - Надеюсь, все обстояло благополучно? - В порядке! Вначале я, признаться, побаивался за раму, но обошлось. Она сейчас крепче, чем новая. Вы действительно большой мастер, господин Висбах. - Ну-ну! - Сварщик казался смущенным. - Оставьте комплименты, я не девушка. - Нет, я серьезно. Все в один голос твердят: такого специалиста, как вы... - Бросьте. Просто я не тороплюсь, когда работаю, вот и все. Я стараюсь, чтобы... Он не договорил. Подошел кельнер. Господина Висбаха вызывали к телефону. Телефонный разговор был короткий, но он породил у агента новый прилив радостного волнения. Висбах повесил трубку, боясь верить в привалившее счастье. "Сегодня поистине примечательный день", - подумал он, доставая платок и вытирая вспотевший лоб. Висбах обернулся. Шофер Губе сидел спиной к выходу и, равнодушный ко всему, ни о чем не подозревая, неторопливо тянул из кружки пиво. Висбах усмехнулся, поправил воротничок, двинулся к столику. Планируя комбинацию, Аскер рассуждал так: побеседовав по телефону с "Хоманном", сварщик Висбах, если он агент контрразведки, обязательно будет стремиться тотчас же связаться со своими хозяевами, чтобы сообщить о такой важной новости, как прибытие в Остбург перебежчика - ведь свидание назначено на утро, времени остается мало. Сделать это Висбах может двумя способами - по телефону или при личной встрече с кем-нибудь из контрразведчиков. Если бы Висбах стал звонить, разговор подслушал бы служитель гардероба. Но сварщик телефоном не воспользовался: Аскер, улучив момент, встретился взглядом с Дитрихом, и тот отрицательно качнул головой. Значит, остается второй вариант. Вывод: за Висбахом следует понаблюдать. Висбах посидел за столиком еще немного. Аскер видел: он нервничает. Вот он встал, извинился: звонили с завода, какая-то срочная работа, он должен идти. Аскер не стал его удерживать. Сварщик ушел. Вслед за ним покинул бар и разведчик. Шуберт и Шталекер ждали неподалеку. Все трое двинулись за Висбахом. Тот "довел" их до одинокого коттеджа, поднялся на крыльцо, исчез за дверью. - Он здесь живет? - спросил Аскер. - Нет, - сказал Шталекер. - Его квартира совсем в другом месте. - К кому же он пришел? Стоп! - Аскер заметил телефонный провод, тянувшийся от столба к дому, вскарабкался на дерево и перерезал кабель. Стал накрапывать дождь. Шуберт поднял воротник плаща, глубже надвинул на лоб шляпу. - Отто, - прошептал он, - обойдите дом. Шталекер и Аскер скользнули в сторону. - Что это? - тихо проговорил Шталекер, всматриваясь в темноту улицы. - Машина, - сказал Аскер. - Подойдем ближе. Они приблизились к автомобилю. - "Хорх", - проговорил Шталекер. - Машина гестапо. - Уверены? - Абсолютно. "Хорх", окрашенный в два цвета, на весь Остбург только один. - Все понятно, - сказал Аскер. - Этот дом - конспиративная квартира. - Да. Что будем делать? - Прежде всего следует ликвидировать шофера. - Идите, - кивнул Шталекер. - Идите и пришлите сюда Шуберта. Мы... вдвоем. Аскер вернулся к дому, обменялся несколькими словами с Шубертом, тот поспешил на помощь Шталекеру. Дождь усилился. Тяжелые капли застучали по листве, по дому, по земле. Все вокруг наполнилось тревожным шорохом. Аскер прокрался к окну дома. Оно оказалось наглухо зашторенным, только снизу пробивалась узенькая полоска света. Разведчик пригнулся, пытаясь разглядеть, что делается в доме, но ничего не увидел. Вернулись Шуберт и Шталекер. Аскер приготовил пистолет, поднялся на крыльцо, отпер дверь и скользнул в дом. Остбург был взбудоражен происшествием. Из рук в руки переходила газета, на первой странице которой было напечатано сообщение о трагической гибели двух чинов гестапо и шофера. Ночью, говорилось в газете, во время служебной поездки, машина, в которой находились все трое, вдруг потеряла управление и свалилась с крутого обрыва в Эльбу. "Погибли, как герои, на боевом посту", - писала "Остбургер цейтунг", поместив в траурной рамке фотографии контрразведчиков. Разумеется, в гестапо не обманывались насчет истинной причины их смерти. Упиц в несчастный случай не верил. Все подтвердилось, когда трупы извлекли из реки. Медицинские эксперты установили, что штурмбанфюрер Беккер и шофер перестали дышать еще до того, как попали в воду. У Беккера оказалось пулевое ранение в живот. Генерал Упиц философски воспринял весть о гибели коллег - идет война, и она не обходится без жертв. Волновало другое: кто был организатором операции, проведенной столь дерзко? И Упиц, после долгих размышлений, пришел к выводу, что работали те самые русские разведчики, которых он в конце концов переиграл и принудил перебазироваться из Карлслуста в Остбург. Он окончательно укрепился в этой догадке, когда получил сообщение об исчезновений "Зеленого". "Где агент? - спрашивал себя Упиц и отвечал: - Захвачен русскими разведчиками". Ибо первое, что должны были предпринять русские по прибытии в Остбург, - это отыскать сварщика Висбаха, на рассказе которого основывал свои показания перебежчик Хоманн. Вот они и сделали это, причем быстро и умело. Теперь держат Висбаха под неослабным наблюдением, так как знают о нем только со слов Хоманна и, разумеется, тщательно изучают, прежде чем довериться... Естественно, сейчас, в первые дни, Висбах молчит. Ну, да за него можно не беспокоиться - уж он-то изловчится, чтобы послать весточку в контрразведку! Где-то в уголке сознания шевельнулась тревожная мысль: а вдруг русским удалось установить истинную роль Висбаха в деле с архивами? Но Упиц отогнал ее: комбинация была выполнена безукоризненно; даже если русские и разгадали ее, они не многого добьются. Упиц был предусмотрителен, и агент не знает, где расположен тайник. Значит, и в этом случае "Зеленому" не остается ничего другого, кроме как стоять на том, что все рассказанное им о тайнике - правда. Рассудив так, Упиц стал готовить заключительный этап операции. Однако имелось обстоятельство, мешавшее эсэсовскому генералу целиком сосредоточиться на работе. Упиц только что получил материалы, которые свидетельствовали о том, что "верхушечная оппозиция", готовившая покушение на фюрера, потерпела окончательное поражение. Победил Гитлер. Впрочем, читая между строк, генерал видел, что заговорщики провалились вовсе не потому, что так уж силен и неодолим был тот, кого они собирались убить. Дело было в другом. Руководители заговора - генерал-полковник Бек, который намеревался стать главой государства, и генерал-фельдмаршал Вицлебен, метивший на пост главнокомандующего вермахтом, - попросту говоря, оказались тряпками, действовали нерешительно, вяло. Дала о себе знать и глухая вражда, которая уже много лет раздирала гитлеровский генералитет. Так, в решающий момент фельдмаршалы Роммель и фон Клюге струсили и предали своего коллегу по заговору генерала фон Штюльпнагеля. Гитлер свирепо расправлялся с путчистами. Членов "верхушечной оппозиции" расстреливали, травили ядами, подвешивали на железных крючьях, подцепив за бок, подбородок или под ребро, дробили им кости, выворачивали суставы. И Упиц возблагодарил бога за то, что смог остаться в стороне от всей этой затеи. Он понимал истинную причину ярости фюрера. Дела шли все хуже. Англичане и американцы, уразумев наконец, что русские армии и без их помощи в состоянии свернуть шею германскому нацизму, вдруг заторопились. Открытие второго фронта, откладывавшееся два года под различными предлогами, состоялось. Шестого июня 1944 года союзники высадились в Нормандии. Немцы, имевшие во Франции, Бельгии и Голландии группу армий "Запад", насчитывавшую всего 50 дивизий, часть из которых к тому же была на укомплектовании и переформировании, не могли противостоять превосходящим силам англо-американцев, которые обладали еще и подавляющим преимуществом в воздухе. И на Западе началось отступление. Однако Гитлера прежде всего волновало положение дел на Востоке. Судьба войны решалась там, где советские войска, уничтожая армии противника, быстро продвигались вперед. В короткое время они освободили Вильнюс, Гродно, Брест и, преследуя дивизии вермахта, хлынули через государственную границу Польши. И вот последние данные: русские перешли Неман и оказались возле самых границ Германии! Да, Гитлеру было от чего прийти в смятение и ярость. Он понимал: только чрезвычайные меры, устрашение и террор могут заставить страну продолжать войну... Вошел адъютант. Он принес шифровку. Главное имперское управление безопасности в ответ на сообщение Упица об Освенциме писало: русского военнопленного, по кличке Андрей, допросили, но ничего от него не добились. Он уничтожен. Вчера группа советских пленных совершила побег. Участвовало более трехсот человек. Пока поймана и возвращена лишь незначительная часть бежавших. Ко всем применен приказ "Кугель"1. 1 Кугель - пуля. Так был зашифрован приказ верховного командования гитлеровских вооруженных сил о немедленном расстреле военнопленных, бежавших и пойманных вновь. Приказ не касался граждан Великобритании и США. Вскоре Упицу подали второе сообщение. Радиобюро гестапо отмечало: неизвестный передатчик, действовавший из района Карлслуста, уже десять дней молчит. Зато отмечена незарегистрированная рация, "почерк" работы которой тот же, что и карлслустской станции, но действует она уже из района Остбурга. Неизвестная рация!.. Военная контрразведка обнаружила ее сигналы в эфире уже давно, год назад. Но станцию долго не удавалось запеленговать - она применяла особую антенну, посылавшую радиосигналы узким пучком, сообщения ее были всегда кратки, и это затрудняло работу пеленгаторов. Наконец установили, что она действует из окрестностей Карлслуста. Были предприняты все меры, чтобы обнаружить и ликвидировать станцию. Однако это не удалось - рация работала по весьма сложной системе чередования частот, дней и часов передач, и это сводило на нет все усилия контрразведки. К тому же действовала она из различных мест района. Не менее трудным делом оказалась расшифровка перехваченных радиограмм. Лучшие специалисты просиживали ночи напролет над непонятными сочетаниями цифр и букв, выловленных в эфире радистами контрразведки. Но только однажды удалось добиться частичного успеха и прочитать коротенькое сообщение. А потом станция перешла на новый код, не поддававшийся разгадке. В гестапо подозревали: владельцы тайного передатчика применяют специальную шифровальную машину - дьявольское изобретение русских, о котором в германской контрразведке ходили лишь смутные слухи. Но и одной расшифрованной радиограммы оказалось достаточно, чтобы немцы переполошились - в сообщении шла речь о тайном хранилище архивов, и передала эти данные рация, которая находилась в Карлслусте, то есть именно там, где и расположено хранилище!.. После этого и задумал Упиц свою комбинацию с заброской через линию фронта агента и перебежчика. Упиц вновь прочитал полученную шифровку. Рассеялись последние сомнения. Теперь он был уверен, что добился своего. Если из Карлслуста в Остбург перебазировалась рация русских, то с ней, конечно, переместились и ее хозяева. Итак, советская разведка перенацелена на Остбург. Группенфюрер облегченно вздохнул. Вечером его ждал сюрприз. Адъютант ввел посетителя. Это был человек, на разведку которого теперь фактически работал Улиц. - Вы? - только и смог выговорить группенфюрер. - Как видите, я, - усмехнулся гость. - Полагаю, у вас можно раздеться? Упиц, все еще не оправившийся от удивления, кивнул. Посетитель небрежно бросил на спинку кресла пыльник, швырнул туда же шляпу, уселся и закурил. - Ну, - сказал он, выпуская клуб дыма, - как идут наши дела, дорогой Упиц? Глава восемнадцатая Время от времени из далекого Остбурга пробивалась в Москву тоненькая прерывистая ниточка морзянки. Ее всегда ждали, спешно расшифровывали. В предельно лаконичных сообщениях Аскер докладывал о ходе работы. Ему стремились помочь, ориентировали в обстановке, передавали специальную информацию. Но последние недели связи не было. Напрасно лучшие радисты управления вызывали станцию Аскера. Она не отвечала. Генерал Лыков распорядился, чтобы эфир держали под наблюдением круглосуточно. И теперь операторы установок сменяли друг друга, не выключая аппаратуры. Однако все было тщетно. Керимов молчал. Генерал понимал, сколь многочисленны причины, из-за которых возможно временное нарушение связи. Могло быть и так, что Керимов поставлен в положение, при котором не в состоянии выйти на связь в течение какого-то времени. Обстоятельства, словом, обычные для тех, кто работает во вражеском тылу. И все же Лыков нервничал, беспокоился, и это передалось другим работникам, связанным с операцией Керимова. Лыков снял трубку и позвонил к радистам. Ответил Рыбин, который последние сутки почти не выходил из аппаратной, - если связь восстановится, он должен немедленно переговорить с разведчиком; для таких целей имелся специальный код. - Молчит, - сказал Рыбин. - Молчит. - Лыков помедлил. - Так вы в случае чего сразу же мне... - Конечно, Сергей Сергеевич, - мягко сказал Рыбин, понимая состояние начальника. Лыков положил трубку. - Дела... - проговорил он. Трудные выдались дни. Руководство уже дважды вызывало Лыкова: с операцией в Остбурге следовало торопиться, ибо советская разведка получала все новые данные, свидетельствовавшие о том, что фашистскими архивами интересуется не только она. Генерал понимал, что промедление может дорого обойтись. Но что он мог сделать сейчас? Только ждать. Ждать и надеяться на своего посланца. Вновь прогудел телефон. На этот раз о Керимове справлялся полковник Чистов. И опять потянулись часы ожидания. Шагая по кабинету, генерал раздумывал над тем, что могло произойти в Остбурге. Потом усилием воли заставил себя сесть за стол и заняться бумагами, которые уже давно принес адъютант. В шестом часу вечера он встал, запер документы, решив идти к радистам. Он понимал - там и без него предпринимается все, чтобы связаться с разведчиком. И все же... В приемной раздались быстрые шаги. "Рыбин", - подумал генерал. Дверь распахнулась. Полковник Рыбин, улыбаясь, держал высоко в руке лист бумаги. Он рассказал: Керимов вышел на связь точно в установленный час. Перерыв был вызван неисправностью передатчика и поисками замены негодной детали. Разведчик сообщал об операции на конспиративной квартире гестапо и об истинной роли Макса Висбаха в деле с архивами. Тот показал, что тайника в Остбурге нет. Больм подтвердил показание Висбаха. После разоблачения Висбаха честность перебежчика Георга Хоманна доказана. Керимов просил учесть это. Прогудел телефон начальника. Лыков протянул к трубке руку. - Он уже знает, звонил, - быстро сказал Рыбин. Лыков кивнул, снял трубку. - Зайдите ко мне, - сказал начальник. Генерал Лыков вернулся через полчаса. Он и Рыбин уселись за маленький столик у окна. Лыков положил перед собой лист бумаги, похлопал по нему рукой. Это было подготовленное специальной службой оперативное сообщение. Указывалось: в Берлине отмечено появление Фреда Теддера, доверенного лица руководителя иностранной разведки. Теддер был конспиративно принят начальником первого управления абвера, генералом Эрвином Лахузеном. Затем он исчез. Сегодня Теддер объявился в Остбурге, где встретился, тоже тайно, с группенфюрером Гейнцем Упицем. Цель встреч не установлена. - Неужели архивы? - спросил Рыбин. - Да. - Лыков кивнул. - Очень может быть. Как уже говорилось, органы государственной безопасности Советского Союза получили немало сведений о том, что иностранная разведка интересуется архивами германской секретной службы, особенно - архивами, относящимися к Востоку, стремится заполучить их в свои руки. Имелись данные о настойчивых попытках этой разведки установить контакт с работниками РСХА и абвера, отмечались встречи представителей двух разведок, происходившие в нейтральных странах. И вот, когда на одном из участков деятельности советской разведки достигнут успех - ценой огромных усилий установлена истина о хранилище на Эльбе и можно приступать к подготовке операции по изъятию архивов - на пути майора Керимова и разведчиков, действующих в Карлслусте, возникло новое препятствие. Особенно тревожило, что Теддер пошел на такой рискованный шаг, как приезд во вражескую страну. Видимо, его хозяева форсируют события, решив завладеть архивами, чего бы это ни стоило. Лыков вызвал полковника Чистова. Втроем они засели за разработку плана дальнейших действий. Надо было торопиться. Глава девятнадцатая 1 На рассвете узники Освенцима, перевезенные в Остбург, были подняты, пересчитаны и отконвоированы на завод "Ганс Бемер". Здесь их уже ждали, развели по цехам и расставили с таким расчетом, чтобы на каждого пленного приходилось по два немца - последние обязаны были наблюдать за лагерниками. Кроме того, во всех цехах и пролетах вступили на дежурство наряды лагерной охраны, блокировавшие выходы из помещений. В отделении токарных станков механического цеха в числе прочих пленных оказался Трофим Кныш - маленький худощавый человек лет тридцати пяти, тихий и невзрачный на вид. Но вскоре о нем узнал весь завод. Началось с того, что Кныш за два часа наладил большой многошпиндельный автомат, над пуском которого больше суток безуспешно бились заводские механики. Вскоре вокруг него собрались десятки немецких рабочих. Они с удивлением наблюдали, как русский снимал с обрабатываемой детали стружку невиданной толщины. К тому же станок вращался на скорости, которая почти наполовину превышала обычно допустимую. В обеденный перерыв немецкие металлисты угощали Кныша сигаретами, кто-то из токарей поделился с ним едой, налил из термоса кофе. Все это, разумеется, делалось украдкой, ибо охрана не разрешала, чтобы пленные сближались с "вольными". Во второй половине дня потребовались новые резцы и кое-какой инструмент. Вместе с двумя немецкими рабочими в кладовую отправился Кныш - мастер уже успел оценить светлую голову и золотые руки русского станочника. Кладовщик Кребс отнесся к Кнышу с неприязнью. Он считал, что пленные вообще не должны работать на неприятеля. Но уж если их к этому принудили, следует тянуть лямку, а не лезть вперед и хвастать своим мастерством, ибо все это сильно смахивает на предательство. Кладовщик с угрюмым видом наблюдал за тем, как пленный неторопливо отбирает нужные резцы, решительно откладывая в сторону те, которые по каким-либо причинам ему не нравятся. - Бери, что дают, - не выдержал наконец Кребс. - Нечего копаться, словно жук в навозе. Кныш поднял голову. Они встретились взглядами. В глазах кладовщика было презрение, во взоре пленного - вопрос. Он молча указал на один из забракованных им резцов, и Кребс, тоже опытный металлист, вынужден был признать, что резец действительно плох. Выглядел пленный неважно. Кребс с невольным сочувствием оглядел его тонкую шею, желтое лицо с острыми скулами и глубоко ввалившимися глазами. "Он ведь страшно голоден", - подумал кладовщик, отошел к столику и, вернувшись, положил перед Кнышем кусок хлеба, яйцо и две картофелины. Пленный посмотрел на еду, затем вопросительно взглянул на кладовщика. - Бери, - сказал тот, отводя глаза, - бери, тебе это будет кстати... Кныш понимающе кивнул и быстро спрятал еду под одежду. Кребс тронул его за плечо, замотал головой. - Здесь поешь, - сказал он. - Там могут отнять. Да еще и зуботычин надают. Пленный не согласился. Мешая украинские и немецкие слова, помогая себе мимикой и жестами, он пояснил, что должен передать еду товарищам. Сам он поел немного - накормили в цехе. А вот товарищи... им очень нужна еда! Кребс кивнул, отвернулся. Отобрав инструмент, посидели, покурили. Рабочие, которые пришли вместе с Кнышем, стали его расспрашивать. Вступил в беседу и Кребс. Пленный охотно отвечал на вопросы. В его семье все токари: дед, отец, два брата и вот он сам. Ему приятна похвала немецких станочников. Но это вряд ли заслуженно. Вот если бы они видели его отца!.. Незадолго перед войной отец с семьей переехал с Украины на Урал. Отец славился мастерством на Украине, стал известен и на новом месте. Он простой рабочий, но к нему приезжали советоваться профессора из Москвы! Урал... Кребс напряг память и с трудом выговорил сложное слово: Златоуст. Вслушиваясь в его быструю речь, Кныш кое-как понял, что кладовщик знает немного об Урале и весьма ценит златоустовскую сталь. Кребсу приходилось иметь с ней дело, и он считает, что та сталь ничуть не хуже знаменитой немецкой из Золингена. Вечером мастер доложил о Кныше инженеру, тот - директору завода. Кюмметц был доволен. Подумать только, в первый же день выявился такой талант! Надо продолжать поиски других способных рабочих с Востока. Нет сомнения, что такие найдутся. Да, по всему выходит, что он не зря съездил в Аушвиц. Наутро директор побывал в цехе и убедился, что новый русский токарь и в самом деле работает великолепно. Чтобы подзадорить других, Кюмметц объявил: пленному назначается полуторный пищевой рацион и дарится двадцать марок. Помощник начальника лагерной охраны, в свою очередь, сказал, что разрешает старательному и трудолюбивому рабочему свободный выход из цеха на заводской двор, где имеется лавочка, а также освобождает его от всех лагерных работ. Трофим Кныш счастливо улыбался и подобострастно кланялся директору и офицеру. Лагерники, находившиеся в цехе, молча наблюдали за этой сценой. Иллюзий насчет добросердечности и гуманности нацистов у них не возникало - только сегодня утром эсэсовцы расстреляли пленного, который вышел на поверку без обуви, украденной у него ночью. 2 Аскер вкатил машину на заводской двор, остановил у гаража. Он только что привез Кюмметца и, пользуясь свободным временем, собирался сменить в моторе масло. Он поднял капот мотора и принялся за дело. За действиями шофера внимательно наблюдал из окна цеха пленный Кныш. Появление директорского автомобиля взволновало его. Он вернулся к работе, несколько минут сосредоточенно размышлял, потом остановил станок и вышел. Кныш подошел к Аскеру, когда тот, расстелив на земле резиновый коврик, уже приготовился было лезть под автомобиль. На ломаном немецком языке Кныш попросил разрешения помочь и, не дожидаясь ответа, взял разводной ключ и скользнул под машину. Аскер был озадачен. Он присел на корточки, заглянул вниз и пододвинул пленному железный противень. - Возьмите, - сказал он, - поставьте под картер и отвертывайте пробку. Кныш принялся орудовать инструментом. Вскоре из картера хлынула тяжелая черная струя. - Откуда вы? - спросил Аскер. - Доставлены из Аушвица? - Точно, - сказал пленный по-русски. - От сержанта Авдеева. Что это - провокация? В первое мгновение Аскеру показалось, что так оно и есть. Но если немцы установили его подлинное лицо, да еще каким-нибудь образом выяснили взаимоотношения с Авдеевым, они бы не стали производить проверку. Это ни к чему. Его взяли бы сразу. Значит, не провокация. Что же тогда? - Товарищ гвардии старший лейтенант, - продолжал пленный, - Авдеев наказал... - Тихо, ты! Аскер оглянулся. Мимо проходила группа рабочих. Из-под машины видны были их ноги - чуть согнутые, ступавшие короткими судорожными шагами. Очевидно, рабочие несли какую-то тяжесть. - Товарищ гвардии старший лейтенант, гляньте-ка, - прошептал Кныш. Аскер увидел, как пленный извлек из-под одежды кинжал с блестящей витой ручкой. - Ваш? - тихо спросил Кныш. И, видя, что собеседник не отвечает, сам же заключил: - Ваш ножик! - Спрячь! Кныш убрал нож. - Наказал вам доставить. Вроде, значит, пароля. Аскер испытующе оглядел лагерника. Тот лежал на боку, худой, желтый, и, не мигая, смотрел ему в глаза. И вдруг Кныш заплакал. Как-то сами собой побежали по лицу слезы, закапали с остренького носа, и сухой, пыльный асфальт мгновенно впитывал их, будто промокательная бумага. - Не сомневайтесь, - захлебываясь, нервно дергая шеей, проговорил он, - не брешу, не предатель я... - Как звать? - спросил Аскер. - Чего? - Имя, говорю, как? - Кныш - фамилия. А имя - Трофим. Старшина Трофим Кныш! - А где Авдеев? - Там остался. Он из колхозников. А сюда мастеровых брали. Как узнал, что меня отправляют, наказал разыскать вас. Приметы сообщил. "Будешь, сказал, действовать, как мой командир велит". Да я ведь не один. Ребят двадцать наберется, все - хоть в огонь! - Оружие? - Было, осталось в лагере. Авдеев-то побег готовит... Однако ножи поделать можем. - Погоди с ножами. Встретимся завтра. У тебя когда перерыв? - Вроде бы в два часа. - Буду здесь. Как увидишь, что снимаю аккумулятор, так сразу и выходи. Подзову долить жидкости, тогда и поговорим... И - обо мне ни звука. Ни единой душе. - Могила!.. Товарищ гвардии старший лейтенант, шкура тут одна есть. Стучит. Как быть? - Точно, что стучит? - Засекли. - Тихо убрать сможете? - Сможем. - Убирайте, - жестко сказал Аскер. Струя масла из картера становилась все тоньше. Кныш завозился под машиной, готовясь вылезать. - Завод-то знаете какой важный! - свистящим шепотом проговорил он. - Важный? - переспросил Аскер, занятый своими мыслями. - Какой завод? - Да этот самый. Фаустпатроны, делают. Танки наши жечь. Бают, фронт больше половины фаустов отсюда получает. И снаряды тоже. Верно? - Верно. - Так чего же мы?.. Поднять его на воздух, завод-то! Самим пропасть, а завода этого дьявольского чтобы не стало! Аскер не ответил. Струйка масла из картера иссякла. Теперь только редкие тяжелые капли беззвучно падали в почти полный противень. - Слушай, - шепнул Аскер, выползая из-под машины, - может случиться, к тебе подойдет человек и скажет: "Три и четыре". Ты ответь: "Четыре и три", и тогда выполняй, что он потребует. Понял? - Да. Аскер вылез и начал возиться с мотором. Кныш завернул пробку картера, вытолкнул противень из-под колес, понес к сточной канаве, опорожнил. Потом он ушел. Аскер остался у машины, заливая в мотор свежую смазку. 3 Поздний вечер. На затемненных улицах Остбурга почти не видно прохожих. Дома стоят безмолвные, мрачные - в них ни огонька. Иные будто слепцы - пустыми глазницами зияют черные провалы окон. Это результаты бомбежек, пожаров. Тишину нарушают лишь шаги патрулей да возникающий временами унылый скрежет - ветер раскачивает в развалинах куски бетона, повисшие на прутьях арматуры, и они трутся об искореженное, ржавое железо. А над городом - луна в рваных облаках, и это усугубляет картину тревоги, холода, запустения... Несколько раз пытался Аскер встретиться с Шубертом, но это никак не удавалось. Обстановка была сложной. Война придвинулась вплотную к границам Германии, и в городе свирепствовали гестапо и СД. Шуберту пришлось покинуть свою основную квартиру - в ее районе были замечены подозрительные личности. На время, пока ему готовили новое надежное убежище, он перешел в домик у железнодорожного моста. И вот сегодня Шталекер, улучив момент, шепнул Аскеру, что вечером Шуберт ждет его. Они были одни в комнате. Шуберт рассказывал о последних событиях в городе. Подпольщики помогли бежать большой группе советских и польских пленных, заключенных в расположенном близ Остбурга лагере. Беглецы мелкими партиями переправляются на Восток, в Польшу, к партизанам. - А теперь могу показать вот это. - Шуберт вынул сложенный вчетверо лист бумаги. - Моя самая большая гордость. Он бережно развернул и разгладил бумагу. Это был газетный лист. Разведчик осторожно придвинул его к себе. Под заголовком теснились короткие заметки, рассказывающие об истинном положении на фронтах и внутри страны. Аскер поднял на собеседника заблестевшие глаза. - Где печатали? - Скажу - не поверите. - Все же? - В типографии "Остбургер цейтунг". Аскер представил, сколько потребовалось отваги, хитрости, мастерства, чтобы под носом у врага набрать, сверстать и оттиснуть несколько сот экземпляров подпольной антифашистской газеты. Он взволнованно протянул Шуберту руку. - Теперь говорите вы, - сказал Шуберт. - У вас что-то важное? - Должен отправиться в Карлслуст. - Когда? - Как можно скорее. Москва предупреждает: в Карлслуст едет видный контрразведчик генерал Зейферт, шеф группенфюрера Упица. Есть данные, что они собираются там встретиться. Это многое может прояснить. - Пожалуй, вы правы. А когда думаете перебираться? - Видимо, дня через два. - Поездом? - Да. Теперь, когда освоился здесь, это несложно. Все подготовил - документы и прочее. - Аскер сделал паузу, придвинулся к Шуберту. - Можно сделать так, чтобы кладовщик Кребс доложил в гестапо о моей с ним беседе по поводу сварочных аппаратов? - Шуберт вопросительно посмотрел на Аскера. - Я поясню. - Аскер привычно потрогал переносицу. - Понимаете, очень полезно, чтобы контрразведка... - Все понял. Надо, чтобы они уверились, будто вы "клюнули" и ищете в Остбурге? - Да. Это может отвлечь их внимание от Карлслуста, облегчить нашу работу. - Короче, хотите применить их же оружие? - А почему бы и нет? Но это можно сделать лишь в одном случае: если Кребс абсолютно надежен. - Надежен, - сказал Шуберт. - Под наблюдением каждый его шаг. И потом, он ведь так и не позвонил насчет вас. А это было серьезным испытанием, правда? - Конечно. - Значит, принципиально решили. Но я еще поговорю со Шталекером. - Хорошо. - Аскер смолк, побарабанил по столу пальцами. - Месяц назад вы сказали, что готовите взрыв "Ганса Бемера". Завод будет уничтожен? - Обязательно. - За чем задержка? - Видите ли, смущает одно обстоятельство - неизбежная гибель большого числа рабочих и пленных. - Этого нельзя допустить. Но завод должен быть выведен из строя. И Аскер рассказал о своей беседе с Кнышем. - Сначала сложной проблемой казалась взрывчатка: ведь ее потребуется много, - пояснил Шуберт. - Но потом мы поняли, что она есть на заводе. - Склад готовой продукции? - Да. Территория склада - запретная зона. Из наших там бывает только Карл Кригер. Поэтому операцию поручили ему. В принципе все готово. Вот только... как быть с рабочими? Более тысячи людей погибнет! Правда, решено взрывать завод в ночное время, когда бездействует ряд цехов и пролетов, не работают и пленные, но все же жертв будет много... - Жертвы не обязательны. Шуберт поднял голову, вопросительно поглядел на Аскера. - Не обязательны, - повторил тот. - Ведь, кроме заводского бомбоубежища, есть поблизости и другое? - За воротами, метрах в пятистах. - Так... - Аскер задумался. - Я кое-что проверю, подсчитаю. - Он положил руку на плечо Шуберту. - Кажется, все будет в порядке! Я еще подумаю, и тогда все изложу Кригеру, если, конечно, вы не возражаете. Затем Аскер сообщил о появлении в Берлине и Остбурге Фреда Теддера, о встречах его с генералом Лахузеном и группенфюрером Упицем. - Теддер и сейчас в Остбурге? - спросил Шуберт. - Был. А сегодня, кажется, уехал. Уехал или уезжает. Вместе с Упицем. - Аскер встал. - Ну, мне пора. Поднялся и Шуберт. - Многое бы хотелось сказать вам. - Он помолчал. - Но бывает... и слов не подберешь, правда? Глава двадцатая 1 Новый руководитель остбургского гестапо оберштурмбанфюрер Готхард фон Зутель прилагал все старания, чтобы распутать дело о загадочном убийстве своего предшественника Больма и других работников контрразведки. На это были брошены лучшие силы. Им был объявлен приказ, который гласил, что добившиеся успеха будут повышены в чине и представлены к награде. Вскоре после происшествия, когда группенфюрер Упиц зашел зачем-то к фон Зутелю, секретарь начальника доложил, что просит приема штурмфюрер Торп. Фон Зутель нерешительно взглянул на генерала. Тот кивнул. - Примите его, - сказал Упиц. - Это способный человек. Посмотрим, что ему надо. Секретарь впустил Торпа. При виде генерала на красивом лице штурмфюрера появилось выражение смущения и растерянности, хотя Торп специально спланировал визит так, чтобы в кабинете шефа был и группенфюрер Упиц. - Мы слушаем, - сказал генерал. - Выкладывайте, Торп, что там у вас стряслось? - Я бы хотел поговорить о трагической гибели штандартенфюрера Больма и других... - Не гибель, а убийство, - поправил Упиц. - Да, господин группенфюрер, именно - об убийстве. Причем убийстве, совершенном русской разведкой! - Ого! - Упиц вынул изо рта сигарету, сплюнул в стоявшую в углу кабинета урну, обернулся к офицеру. - Вы говорите любопытные вещи, Торп. - Я убежден, что работали русские, господин группенфюрер. - И сумеете доказать? - Полагаю, да... Третьего дня в крипо явился некто Ларх, содержатель бара "Нибелунги", что находится близ завода "Ганс Бемер". Ларх связан с полицией, у него наметанный глаз. И он рассказал: за несколько часов до той самой трагической гибели... - Убийства, Торп! - Да, простите меня, убийства... Так вот, часа за три-четыре до этого он повстречал Макса Висбаха... Ведь Висбах исчез в ту же ночь, и только слепой не видит, что оба происшествия связаны между собой. - Дальше, Торп. - А Макс Висбах был в кабачке не один! Он сидел с человеком... - Кто был тот, другой? - Ларх этого не знает. Упиц шагнул вперед, наклонил голову. Его длинные, тяжелые руки задвигались, шея напряглась. - Не знает? - прорычал он. - Так какого же дьявола... - Не знает Ларх, но зато знаю я, - быстро сказал Торп. - Ларх описал спутника Висбаха - его рост, комплекцию, манеру держаться. Многое сходится с обликом человека, которого обрисовала Лизель Ланге, и я подозреваю, что это был мнимый капрал Краузе. Короче - нити ведут к ее муженьку, Герберту Ланге. - Но его нет в живых. - Нет Ланге - есть Шталекер, самый близкий дружок покойного, господин группенфюрер. - Вы наблюдаете за Шталекером два с лишним месяца, а данных против него нет. - Не было! - Ого! Есть новости? - Да, господин группенфюрер. Я только что вернулся из лагеря военнопленных, которых привез из Аушвица директор Кюмметц. Ездил на встречу с агентом Цюпой. Возможно, вы помните такого? - Ну-ну, продолжайте! - Цюпа донес: обнаружен кинжал, который был в Аушвице у заключенного по имени Андрей. - Погодите... Кинжал с витой рукояткой? - У вас отличная память, господин группенфюрер. Торп сделал паузу, как бы собираясь с мыслями, украдкой взглянул на Упица. Тот был явно заинтересован. - Нынешнего владельца кинжала зовут Трофим Кныш, - продолжал Торп. - Цюпа установил все это вчера. А сегодня Кныш шептался... Как вы думаете, с кем? - Со Шталекером? - воскликнул Упиц. - Да, с ним! - Торп подошел к столу. - Теперь проглядим всю цепочку, господин группенфюрер. Если предположить, что звенья ее составляют Краузе, которого ищем, Ланге и Шталекер, далее - Андрей и Кныш, то недостает только одного звена - мы не знаем, от кого Андрей получил кинжал. - Теперь и не узнаете. Над этим пленным тщетно работали лучшие специалисты. Он отправился к праотцам, так и не разжав рта... Но все равно, сейчас легче. Займитесь Шталекером и другим... Как его?.. - Кныш. - Торп обернулся к своему шефу: - Господин оберштурмбанфюрер включил меня в группу по расследованию убийства штандартенфюрера Больма и других. Я хочу просить, чтобы мне предоставили возможность действовать самостоятельно. Убежден: так будет полезнее. - Хорошо, - сказал генерал. - Вам это разрешается, Торп. Докладывать будете лично оберштурмбанфюреру фон Зутелю. Я бы хотел, чтобы и меня держали в курсе дела, но скоро уезжаю. В Карлслуст прибыл мой шеф, он вызывает меня. - Что вам еще потребуется? - спросил Торпа фон Зутель. - Пусть за мной закрепят полдюжины агентов из числа наиболее проворных. - Хорошо. Торп вышел. Он не стал ждать, пока подберут и назначат людей. Это сделают без него, и он встретится со своими помощниками позже. А пока следует, не теряя времени, отправиться на завод "Ганс Бемер", чтобы ближе приглядеться к пленному Кнышу. Что касается Шталекера, то наблюдение за ним будет усилено. Торп вспомнил, как однажды довел механика до завода, а потом тот каким-то непостижимым образом исчез оттуда. Тогда Торп думал, что просто проглядел его в толпе рабочих. Но сейчас, после всего, что он узнал, дело оборачивалось по-другому. Часы на городской башне пробили полдень. На безоблачном небе ярко светило солнце. С Эльбы чуть тянул ветерок. Денек выдался на редкость теплый. Торп расстегнул пиджак, заломил на затылок шляпу, глубоко засунул руки в карманы и, насвистывая, неторопливо двинулся к заводу. Настроение у контрразведчика было отличное. Беседа с Упицем и фон Зутелем, на которую он возлагал много надежд, прошла как нельзя лучше. Он ловко придумал - устроить так, чтобы в кабинете были они оба. Вот так и делается карьера. Несколько раз удачно встретиться с начальством и понравиться, затем четко выполнить оперативное задание. И дело в шляпе!.. Нет, что ни говори, а держался он молодцом и дал-таки понять, что тоже чего-нибудь стоит! Особенно удачно получилось насчет цепочки. Как это? Торп замедлил шаги, припоминая. Ага! Краузе, Ланге и Шталекер, затем Андрей и Кныш. Он вынул маленькую книжечку, аккуратно вписал фамилии, соединив их знаками тире. Да, все получилось как надо. Если бы установить еще бывшего командира лагерника Андрея!.. 2 В тот час, когда штурмфюрер Адольф Торп, закончив беседу со своими начальниками, шел по улице, Аскер был на заводском дворе у автомобиля. Подошла разносчица бумаг. - Господина Губе вызывает заведующий канцелярией. Аскер улыбнулся девушке, вытер руки и неторопливо направился к конторе. Вот и контора - двухэтажное здание, с наружной железной лестницей, узкие ступени которой до блеска вытерты подошвами заводских служащих. Кригер принял Аскера в своем кабинете - небольшой комнатке, примыкавшей к общему помещению, где сидели счетоводы. Войдя, Аскер снял и оставил на подоконнике фуражку. Кригер протянул конверт. - Возьмите, - негромко сказал он, - здесь билет на завтрашний поезд в Карлслуст. Аскер спрятал конверт. - Спасибо, - проговорил он, пожимая Кригеру руку. - Вы так помогли мне. Не знаю, удастся ли расплатиться... - Вы делаете для немцев во сто раз больше. Чем бы кончила Германия, да не только она, но и все человечество, не будь вашей армии, вашего народа! - С Шубертом мы условились, что отыщем друг друга после того... ну, словом, когда все это будет позади, - продолжал Аскер. - А как встретиться с вами? Я бы хотел представить Шуберта, Шталекера, вас моим друзьям, семье, чтобы все знали... Аскер не закончил. Потянувшись за фуражкой, он вдруг замер, глядя на заводской двор. Кригер видел, как напряглись его плечи и шея. Кригер посмотрел в окно. По двору шел человек в штатском костюме - он миновал проходную будку и теперь направлялся к зданию заводоуправления. - Кто это? - спросил Кригер. - Тот, что меня преследовал!.. Глядите, он поднимается сюда! - Быть может, к директору завода? - Кюмметц дома - час назад я сам отвез его. Не найдя директора, он может зайти к вам! - Может, - произнес Кригер. - Что же делать? Вам некуда уходить - столкнетесь с ним в канцелярии или у выхода... Минуту! - Он отпер тонкую дощатую дверь в боковой стене кабинета. - Скорее сюда! Аскер вошел и оказался в крохотной каморке,