голосов. На сцену и под ноги французов полетели букеты цветов. Вслед за Калиной Машутка тоже бросила свой будет на сцену и, чувствуя, как обливается холодным потом, стала продвигаться в сторону выхода. Сидящий рядом с Диной Тучкин видел, как, поднявшись на ноги, Дина, прежде чем бросить букет на сцену, выдернула какое-то кольцо и, уронив его на пол, отшвырнула ногой в сторону, потом, согнувшись, быстро пошла к выходу и скрылась за пришедшим в движение народом. Удивленный поведением Дины, Тучкин поднялся на ноги и, не взглянув на растерянного Харина, тоже пошел было к проходу. В это время один за другим раздались четыре взрыва. Тучкина сбили с ног обезумевшие люди, но кто-то сильный схватил его, помог подняться и вытащил из сумятицы. Он увидел в руках своего спасителя Харина кольцо, выдернутое Диной из букета. -- Ты видел,-- шептал трясущийся Харин.-- Это она бросила его. Она? -- Она, она!-- застонал Тучкин, размазывая на грязном лице текущую из носа кровь. За воротами сада Дина, стараясь не терять из виду Ма-шутку, побежала в сторону центра города. Рядом с ней бежало много перепуганных людей. Все они стремились как можно скорее и как можно дальше уйти отсюда. Догнав свернувшую за угол Машутку, Дина взяла ее за руку, и они быстро пошли по деревянному тротуару темной ночной улицы. По другой стороне улицы, немного сзади, двигалась группа мужчин. За ними шел со своим товарищем Калина. Девушки прошли уже больше квартала, когда вынырнувший из-за угла автомобиль осветил их прожекторами. 536 Догадавшись, чей это автомобиль, подруги прижались к воротам, надеясь, что сидящие в автомобиле не заметят их и проедут мимо, но машина остановилась как раз против -ворот. Из машины выскочили Харин и Тучкии. Девушки бросились в разные стороны. Почти одновременно раздались два револьверных выстрела. Машутка почувствовала, как прожжужавшая пуля задела рукав ее платья. Видя, что ей не уйти от бежавшего за ней Харина, она свернула к каким-то идущим -по другой стороне мужчинам, стремясь найти у них защиту. Харин больше не стрелял. Нагнав Машутку, он схватил ее за руку и, матерно ругаясь, потащил к машине. С другой стороны Тучкин волок к машине раненую Дину. Около самой машины их нагнал Калина со своим това-рищем. И вот здесь в темной захолустной улице Челябинска снова сошлись пути Калины с предателем Хариным, застрелившим у него на глазах Ашуркина Ивана. Внезапно появившись из темноты, Калина с размаху ударил Харина камнем по руке, которую тот стал было поднимать, чтобы выстрелить в Калину. Нагибаясь за выпавшим из руки Харина наганом, Калина запнулся и тут же почувствовал, как горло сжала рука разъяренного противника. Но на помощь пришла Машутка. Она бросилась на колчаковца и, навалившись, сбила его. Этого было достаточно, чтобы решить исход борьбы. Через миг Калина выстрелил Харину в висок. В это время товарищ Калины еще продолжал борьбу с Тучкиным. Подбежавший на выручку Калина ударом нагана опрокинул Тучкина на землю... Перепуганный шофер не успел сообразить еще, что про-исходит, как Калина наставил на него дуло нагана. Усадив в машину товарищей, взявших на руки раненую Дину, он приказал шоферу ехать по направлению к поселку Порт-Артур. Глава сорок шестая По совету Кузьмы Прохоровича комитет решил отправить Дину на поправку в деревню. Дальнейшее пребывание раненой в Порт-Артуре связывало работу подпольщи- 537 ков, да и сама, она подвергалась постоянной опасности. Получив задание перевезти Дину в деревню, Мария Яковлевна наняла на сенном базаре попутную подводу и вместе с Машей на восходе солнца отправилась в путь, рассчитывая в этот же день добраться до Калиновки. Несмотря на раннее утро, к городу вереницами тянулись подводы, груженные всевозможным домашним скарбом. К ним были привязаны коровы, быки, рядом бежали жеребята. Владельцы подвод, широкобородые, осанистые деревенские воротилы, зорко оглядывая увозимое добро, спешили в Челябинск. Они почему-то были уверены, что белые дальше Челябинска отступать не будут. Увидев ехавших в сторону фронта женщин, некоторые беженцы, соскакивая с подвод, подбегали к сидящей рядом с возчиком Карповой и кричали:, -- Эй, баба! Куда едешь, красные там. -- Да мы вот недалеко,-- отвечала улыбающаяся женщина,-- красных, говорят, сюда не пустят. -- Кто? Кто сказал, что не пустят?--наперебой спрашивали беженцы. -- В городе все так думают,-- отвечала Мария Яковлевна,-- говорят, наши опять наступать будут. -- Фу! Вот радость-то какая,-- стаскивая картузы, кре стились беженцы. Вглядываясь в лица беженцев, в их одежду, лошадей и упряжь, Машутка убедилась, что бедняков среди бегущих от Советской власти нет. Это действовало на девушку лучше любой агитации. И она радовалась, что не находится больше в среде тех, с кем воюет отец и ее новые друзья. Хотя Машутка и встречалась с Марьей Яковлевной после городского бала, но ни тогда, ни после этого вечера ей не пришлось поговорить с ней об Алексее. Больше того, Алешина мать до сих пор не знала, что Машутка знает и любит ее сына. Как любящая мать Мария Яковлевна день и ночь ухаживала за раненой Диной. Машутка не раз в эти дни ловила себя на чувстве ревности. Девушке казалось, что эта простая, седеющая женщина, с лицом, изрезанным преждевременными морщинами, уделяет Дине так много внимания не только потому, что она ранена, но и потому, что та нравится ей больше, чем она, Машутка. К Машутке Мария Яковлевна относилась несколько сдержаннее, чем к Дине. Если Дину она называла свети- 538 ком, родной Диночкой и даже дочкой, то ее звала только Машей. К Калиновке подъехали вечером. Для того, чтобы попасть в поселок, оставалось пересечь болотистую речушку. И лишь с помощью подоспевших мужиков вознице и Марье Яковлевне с ее спутницами удалось выбраться из жижи. Пока мужики перетаскивали телегу, между сидящими на лужайке женщинами как-то сам собой возник задушевный разговор. Мария Яковлевна обтерла мокрые руки о молодой, мягкий солонец, достала из-за пазухи завернутый в платок кусок хлеба и, разломив его на три части* сказала: -- На-ка, Маша, поешь, проголодалась поди... Принимая хлеб, Машутка с благодарностью посмотрела на Карпову. -- Доберемся до своих, устроим больную, попросим са мовар поставить, -- продолжала женщина. -- Молока, яиц раздобудем, Диночка тоже, наверное, есть хочет... Машутка дважды глубоко вздохнула и снова с благо-дарностью посмотрела на собеседницу. -- Сколько хлопот, сколько забот вам с нами. В ваши годы это ведь нелегко...-- сказала Машутка. -- Я привыкла. Всю свою жизнь на ногах,-- неторопливо разжевывая хлеб, ответила женщина.-- Такая уж у нас семья. И муж покойничек, и свекор тоже... Все беспокойные. Да и как будешь жить спокойно, если неправда кругом... Вот и сын в нас пошел... При последних словах лицо Машутки зашлось румянцем, она даже отвернулась. -- Что с тобой, Маша?--спросила Мария Яковлевна, удивляясь волнению девушки. -- Так, ничего,-- ответила Машутка.--Я ведь тоже знаю Алешу. И... -- Откуда? Откуда знаешь?--хватая девушку за руку и стараясь повернуть к себе лицом, торопливо спрашивала Карпова. -- Знаю, Марья Яковлевна, давно знаю. Я невеста его>--еще больше заливаясь румянцем, прошептала Машутка.-- Прошлый год я встретила его в Златоусте, и мы полюбили друг друга... Женщина притянула девушку к себе и мягко погладила. -- Хорошо! Не будем об этом больше говорить. Успокойся сначала, -- сказала Мария Яковлевна, сама 539 взволнованная не меньше Машутки.-- Дождемся вечера, тогда обо всем и поговорим.-- Поднявшись, они пошли к подводе. Устроив Дину в Калиновке, Мария Яковлевна с Ма-шуткой пошли в Тютняры. Проходя знакомые места, женщина рассказывала: -- Вот здесь на топком Шаимовском болоте у нас был покос. А здесь было наше становье, на этих двух березах Алеша делал себе качели. А вот в этой обвалившейся копа ни он вздумал купаться и чуть было не утонул. Машутка с жадностью рассматривала все, на что пока-зывала Алешина мать. Широкий выгонный простор между Тютнярами и Зю-зелкой, блестящая гладь больших и малых Ирдигов и сверкающие на солние купола церквей чем-то напоминали ей родное село. Глубоко вдыхая пахнувший водой и цветами воздух, Машутка переводила взгляд на спутницу и говорила с восторгом: -- Как хорошо! Как хорошо, что мы здесь. Вот бы сюда еще Алешу. Мария Яковлевна смотрела на девушку добрым, мате-ринским взглядом. -- Будет он здесь, Маша. Вещует мое сердце, что этот денечек совсем не за горами. Того и гляди, прилетит наш сокол. --- Расставались на неделю, а прошло больше года,-- с горечью сказала Машутка. ...Вот и Тютняры. Уже несколько дней в селах полное безвластье. Затаившиеся в домах тютнярцы с тревогой смотоят на дорогу; в полдень разнесся СЛУХ: В село Кузнецкое ВОТ-РОТ приедет ото^д коасных. Тютняопы потекли к волости. ПОШЛИ туда'И Карпова с Машуткой. Около кирпичного здания с высоким крыльцом собралась большая толпа людей. Вскоре из переулка выскочили ребятишки. --- Едут! Наши едут! Красные!-- старались они пере-кричать друг друга. Толпа зашумела, заволновалась. -- Слава богу,-- послышались возгласы,-- наконец-то дождались. -- Митинг! Митинг надо открывать. Пусть скажут, что и как? Из переулка шагом выехали два всадника, на рукавах 540 красные платки, к груди приколоты такого же цвета ленточки. Вслед за ними показался и остальной отряд. Подъезжая к собравшимся тютнярцам, передний всадник закричал: -- Здорово, тютнярские Товарищи! Знать, давно нас ждете?--И тут же переспросил:--Давно, я спрашиваю? -- Давно, давно!-- закричали из толпы.-- Все глаза проглядели. В отряде криво заулыбались, кавалерист снова закричал: -- Кто тут за нас, за красных, поднимите руки. И почти все собравшиеся подняли вверх руки. Прочертив черенком плети в воздухе круг, всадник спросил: -- А кто против красных? Никто не поднял руки. Как только всадники выехали из переулка, Машутка сразу узнала Назарова и Чугункова. В отряде тоже были знакомые лица. Она поняла, что это страшная провокация. Закрыв лицо платком и прячась за спину Марьи, она успела шепнуть ей на ухо, что это белые, что многих из них она знает и что надо как-то выручать попавших в беду тют-нярпев. Но ничего сделать они не успели. Колчаковцы окружили толпу плотным кольцом. Каждого, кто пытался отойти в сторону, били плетьми, загоняли обратно в круг. Назаров громко предупредил: -- Каждый, кто попытается уйти самовольно; будет рас- стрелян на месте. Стрелять будем без предупреждения. Мы вам, подлюгам, покажем красный цвет. Становись по четы ре! Отряд двинулся обратно, уводя с собой тютнярцев, так неожиданно и бессмысленно попавших в беду. Провокация, в свое время предложенная Назаровым и одобренная начальством, применялась не впервые. Финал был всегда одинаков: захваченных уводили из села и всех до единого расстреливали. Еще не решив, что предпринять, чтобы вырвать из ловушки тютнярцев, Машутка, втянув голову в плечи то и дело поеживаясь, шла в самой середине колонны.Она не тешила себя надеждой. "Повадка у них одна. Расстрела не миновать",-- думала Машутка. Медлить было нельзя, и Машутка решила действовать. За себя она не боялась. Знала, что стоит ей показаться 541 Чугункову или тому же Назарову и ее освободят. Но при мысли, что ее освободят, а Марью Яковлевну и остальных расстреляют, в душе Машутки поднималась буря. "Я должна освободить и их. Или для всех свобода, или для всех смерть",-- решила она. Впереди колонны на породистом вороном коне гарцевал Чугунков. По обочинам дороги хвост в хвост ехал конвой, с вин-товками наготове шли пешие колчаковцы, сзади-- похожий на огромного ястреба Назаров. За гумнами, в хвосте колонны, поднялся шум. Какой-то оборвыш, лет четырнадцати-пятнадцати не захотел пойти дальше, повернулся и зашагал обратно. Путь ему преградила назаровская нагайка. Но мальчишка, закрывая голову руками, побежал к селу. Назаров поднял карабин, грянул выстрел. Ноги мальчика стали заплетаться, голова запрокидываться назад. При втором выстреле он нелепо замахал руками и, как бы ища спасения у земли, ткнулся лицом в дорожную пыль. Назаров, загоняя в середину вышедшего в сторону старика, взмахнул плетью, но встретившись с взглядом Машутки, узнал ее, и поднятая рука медленно опустилась на гриву храпящей лошади. -- Вот черт... Ты!.. Мальцева с красными? -- закричал ошеломленный неожиданной встречей Назаров. Машутка взяла лошадь Назарова под уздцы и, пропустив конвой, гневно спросила: -- И тебе не совестно? Пожав плечами, Назаров удивленно посмотрел на Ма-шутку, ответил хриплым голосом: -- Это коммунисты. Мы их всех положим... -- И меня тоже? -- Коммунистов, говорю... -- Они такие же коммунисты, как я. Меня разве не с ними гоните, тоже расстрелять хотите?.. Озадаченный колчаковец пожал плечами. -- Не понимаю, как ты к ним попала? Может, перемет-. нулась... -- Дурак!--опустив повод лошади, усмехнулась Ма шутка.-- Поезжай, зови Чугункова, поговорим... Назаров послушался, пришпорив коня, галопом объехал колонну. Размахивая плетью и что-то крича, подъехал к Чугункову. Стараясь взять себя в руки, Машутка стащила с голову 542 косынку и, распуская ее по ветру, неторопливо шла стороной дороги. Она понимала, что борьба за освобождение идущих на смерть людей началась. Все будет зависеть от ее умения и выдержки. Увидев Машутку, Чугунков искренне обрадовался, на ходу соскочил с коня и, подбегая к ней, закричал: -- Маша! Маша! Вот не ожидал... Подавая руку, Машутка улыбнулась и, заглядывая в глаза, сказала: -- Я тоже рада, что снова вижу вас обоих,-- и она показала на Назарова. -- И мы тоже рады,-- слезая с коня, буркнул Назаров,-- как-никак свой человек. Они все трое пошли за колонной. Чугунков, не переставая улыбаться, махал рукой, говорил, спрашивал. Назаров, похлестывая плетью по верхушкам придорожной полыни, угрюмо молчал. -- Просто не понятно,-- размахивая свободной рукой, говорил Чугунков.-- Увидеть тебя здесь, среди большеви- .ков... Машутка поймала чугунковскую руку. -- Не маши. Ударишь еще нечаянно. И зря не говори. Совсем это не большевики, а просто обманутые люди. -- Не понимаю, кто их мог обмануть?-- стараясь не смотреть на девушку, спросил Назаров и, как бы оправдываясь, добавил:--Мы, паря, встречать красных их не заставляли. -- Вы не заставляли, так другие заставляли, расстрелом грозили. -- Ну, силой не заставишь. Я бы, например, не пошел,-- снова ударяя плетью по полыни, ответил Назаров. Машутка смерила Назарова смеющимся взглядом, весело толкнула в бок. -- Сказал тоже. Кто ты, а кто они. Истрескавшиеся, жесткие губы Назарова скривились. Похвала девушки ему понравилась, и он невнятно пробор-мдтал: -- Лезут, как овцы, одуревшие от волчьего воя... Ну и пусть. -- Мы должны разобраться. Люди ведь... -- Черт их разберет,--отмахнулся Назаров.-- Если не все, то половина коммунисты. А таким, паря, мы пощады не даем. 543 -- Дело не в пощаде, господин поручик, ты ведь и меня чуть было в коммунисты не записал, тоже без пощады могло быть? -- Да нет. Что ты,-- оправдывался Назаров,-- не о тебе я... Хотя скажи все-таки, паря, как ты тут с ними оказалась ? -- Вот с выяснения личности бы и начинали. А то идете рядом, а я выхвачу наган да в вас...-- и она беззаботно рассмеялась.-- Чучелы гороховые, и мне не верите. В Челя-бинске я была, только что из госпиталя выписалась. Здесь у меня тетка живет, приехала сегодня утром навестить, а тут гонят всех на площадь: "идите красных встречать, иначе расстрел". Мы побежали предупредить людей и вот сами попали с ними. -- И тетка твоя здесь?-- спросил Чугунков. --- Вон шагает,--махнула Машутка рукой. -- Да. Дела,-- покачав головой, протянул Чугунков. -- Не дела, а безобразие, господа офицеры, одни грозят расстрелом, другие тоже.-- И вдруг решительно:-- Нельзя так дальше, люди это. Снимите конвой. Пусть домой идут. -- Как! Всех? -- ошарашенный требованием Машутки, спросил Назаров. -- Всех!--еще более решительно подтвердила Машутка.-- Пора научиться разбирать, кто прав, кто виноват. -- Всех не соглашусь ни за что,-- отрезал Назаров,-- половину туда-сюда, а половину в овраг, паря, немедленно... Машутка перевела взгляд на капитана. К нему же метнулись округленные, злые глаза Назарова- Вместо ответа Чугунков вынул из сумки записную книжку и, остановив лошадь, прижал книжку к седлу. Вырывая исписанный листок и, не глядя на Назарова, сказал: -- Хочу спросить мнение полковника. Поезжай, доло жи лично. Мы пока будем двигаться на Челябинск. Назаров неохотно взял бумажку, неохотно влез в седло. Прежде чем ехать, сказал со злостью: -- Хуже нет, паря, когда у командира слабит. Поду мал бы, о ком разговор... Нижняя губа капитана задрожала: -- Не ваше дело, поручик. Командир я. Делайте то, что приказано. Ждать буду до вечера, не дальше.-- Прово жая Назарова взглядом, добавил:--'Зверь. Вот из-за та ких люди и гибнут. 544 Глава сорок седьмая На первом же привале Машутка стала просить Чугун-коза отпустить женщин. После некоторого раздумья капитан махнул рукой. -- Ладно, пусть будет по-твоему. Решение Чугункова было не случайным. Поражение и развал колчаковской армии заставили даже его, всегда беспечного, задуматься над своей судьбой, над тем, что происходит. И чем больше думал, тем сильнее становилось чувство отвращения к армии народных врагов, в которой служил, и страх перед будущим. Он понимал, что надо на что-то решиться. Но тем не менее он, подобно плывущей на реке щепке, не находил в себе сил повернуть к берегу. Прощаясь, Мария Яковлевна отозвала Машутку в сторону и, крепко обнимая, сказала, что будет ждать ее каждый час и каждую минуту.-- Да не задерживайся. В городе начнутся большие дела. Не опаздывай. -- Как только добьюсь своего, сейчас же приеду,-- по казывая на Чугункова, ответила Машутка. Марья с тревогой посмотрела на девушку. -- Смотри, будь осторожна- Стремясь успокоить женщину, Машутка сказала: -- Не беспокойтесь. Он ведь ничего не знает. Разгова ривать будем как равный с равным. -- Но ты все-таки остерегайся,-- и, еще раз крепко обняв Машутку, пошла в обратную сторону. Чугунков был искренне рад, что снова встретился с Ма-шуткой. Особенно сейчас, в такую трудную для него минуту, когда надо было на что-то решиться. "Ей можно довериться. Но с чего начать и как начать?"--думал Чугунков, искоса поглядывая на ехавшую рядом девушку. Он впервые видел ее в Гражданской одежде. В ней Машутка казалась проще и ближе. Слушая рассказ девушки о болезни, о госпитале, он не-терпеливо ждал, когда она переведет разговор на то, что его сейчас волновало. Это же беспокоило Машутку, но, боясь все испортить, она начала издалека. Показывая на заблестевшее впереди озеро, девушка сказала: -- Как бы хорошо сейчас в воду. Потом полежать на песке и снова в воду, и так до самого вечера. 18 Н. Павлов 545 Чугунков рассеянно посмотрел на озеро, потом снова перевел взгляд на Машутку. -- Хорошо, да не для нас. Мы вон какими делами заняты,-- и он ткнул черенком плети по направлению идущей впереди колонны. В голосе Чугункова ясно слышалась досада. Машутка поняла, что разговор начат удачно. -- Ты давно этим занимаешься?--спросила Машутка. -- Нет, первый раз. Командир заболел, вот меня и послали. Но мне это не по силам, рука не поднимается. Когда воюешь, другое дело. А так противно и тяжело...-- и он устало махнул рукой. -- Сами виноваты,-- смотря на Чугункова, строго ответила Машутка,-- по своей охоте подличаем и молодость ни за грош, ни за копеечку губим. Посмотришь на других, люди как люди, а мы как проклятые, каждый день только и знаем, что со смертью переглядываемся. Чугунков только этого и ждал. Наконец она заговорила о том, о чем он в последнее время так много думал. "Неужели,-- спрашивал себя Чугунков,-- и она почув-ствовала то же самое, что чувствую и я? Неужели этот разлад, мучающий меня, начался и у ней? У человека, который так же, как и я, вступил в белогвардейскую армию добровольно. Значит, это не случайно. А что если она хитрит?" Выравнивая коня, он приблизился к Машутке. Его знобило. -- Скажи, Маша, могу я говорить с тобой откровенно?-- неуверенно спросил Чугунков и, как бы спохватившись, добавил:-- Не выдашь? -- Бессовестный! За кого ты меня считаешь? -- За добровольца белогвардейской армии. Машутка с укором посмотрела на Чугункова, потом сказала со злостью: -- Ты, знать, не знаешь, как меня обманывали Сумкин с Луганским. Девчонка была, вокруг пальца обвели. А ты еще смеешься... -- Но ведь красные родителей твоих убили, так это или нет? -- Неправда!-- крикнула Машутка не своим голосом.-- Для обмана придумали. Папа с мамой живы. У красных они. А я против них воюю. И это все подлец Сумкин подстроил. Глупостью моей воспользовался. В словах девушки Чугунков услышал крик жестоко обма- 546 нутой, протестующей души. Он понял, что Машутка не только не хитрит, но так же, как и он, рвется из проклятого тупика, в который они зашли. -- Я рад, что встретил тебя, Маша,1-- дружески продол жал Чугунков.-- Давно хочется поговорить с надежным че ловеком, отвести душу. Чувствую, что иду не туда, куда надо, а 'вот куда повернуть -- не знаю, и посоветоваться не с кем. Ясно одно: был дураком...-- Чугунков замолчал, ви новато посмотрел на девушку, тяжело вздохнул. Машутка взглянула на его посеревшее лицо и поняла, что и этот всегда веселый, беззаботный человек сейчас тяжело стра дает, и в ее сердце впервые шевельнулось к нему сочув ствие. Как бы очнувшись, Чугунков продолжал: -- Места не найду, готов убить себя, а деваться некуда. Не к красным же переходить... -- А почему бы и нет? -- Добровольцев, говорят, там расстреливают- -- Враки,-- убежденно сказала Машутка. -- Ты откуда знаешь?-- удивился Чугунков. -- Раз говорю, значит, знаю. -- Вот как,-- протянул Чугунков и снова замолчал. Только на привале он стал снова расспрашивать Ма- шутку, почему она так уверена в красных. Они сидели на бровке дорожной канавы, в стороне от конвоя. Отпущенные на весь повод лошади с жадностью ели придорожный пырей, фыркая от попадавшей в ноздри полыни. В небольшой полосе пшеницы перекликались несколько перепелов. Машутка сидела, поджав ноги под себя, Чугунков, облокотившись, полулежал. Он машинально обрывал головки пырея и отбрасывал их в колею. -- ...Разве мы люди?-- отвечая на вопросы Чугункова, говорила Машутка.-- Посмотри назад, что там увидишь? Одни преступления. За что воюем? За кого? Говорят, наш правитель Колчак все делает по указке англичан да американцев. Если разобраться как следует, за врагов своих кладем головы. А с кем деремся? Вот они,-- показывая на пригорюнившихся тютнярцев, продолжала Машутка. -- Что эти люди нам сделали? Какую дорогу перешли? Если бы. я была на твоем месте, минуту не стала бы их держать. -- Свою голову тоже жалко. За это не похвалят. -- Но не мучить же и убивать неповинных людей из-за страха за себя. Пора одуматься. 18* 547 Чугунков сел, вынул сигарету, закурив, угрюмо посмотрел на девушку. -- Дай подумать до вечера, а заодно скажи, куда ты меня зовешь? В голове Машутки мелькнуло подозрение: может, не случайно Чугунков откладывал решение до вечера. "А вдруг предаст",-- подумала она. Но его задумчивый вид и растерянная улыбка успокоили. Под вечер конвой подошел к Казачьей станице. Село было забито беженцами. Особенно много их толпилось на базарной площади. Собравшись кучками, они уныло смотрели на отступающие по тракту обозы и тыловые учреждения, на вновь прибывающих беглецов. Оставив конвой и арестованных на окраине станицы, Чугунков с Машуткой поехали на площадь. Здесь их окружили жадные до новостей беженцы- С горящими от нетерпения глазами они спрашивали о положении на фронте, надеясь получить от офицера давно ожидаемое известие о наступлении белых. Но Чугунков не стал отвечать на вопросы и отослал любопытных к станичному атаману, уверив, что тот знает все. В конце площади Машутку окликнули, обернувшись, она увидела семенящего к ней Егора Матвеевича. -- Маша! Вот где бог дал свидеться,-- кричал он, под бегая к девушке,-- гляжу и не верю, ты это или не ты, по том посмотрел на господина офицера, вспомнил, гнедого-то он хотел отобрать. Свои, значит, вот радость. А мои лоша ди с барахлишком вон там, в переулке. Отступаем. Может, поможете чем. Хорошо бы вагончик достать, уж больно умучились. Машутку била лихорадка. Схватившись за гриву лошади, она с трудом выдавила: -- Помогу. Обязательно помогу. Приходи на окраину, там поговорим. На обратном пути Чугунков то и дело смотрел на изме-нившуюся Машутку. Сухие блестящие глаза, прерывающийся голос, которым она говорила, не оставляли сомнений в ее намерениях. Сумкин явился сейчас же- Он был уверен, что Машутка находится в колчаковской армии и ей ничего не стоит достать ему вагон, чтоб перевезти стоящие в переулке шесть подвод, нагруженные ценностями, украденными у Тучки-на. "На этот капитал,-- думал Сумкин,-- я могу сколько 548 угодно жить в любом месте. Только бы подальше уехать. Отсижусь как-нибудь..." Увидев подходившего Сумкина, Чугунков спросил у Машутки: -- Что ты хочешь с ним делать? Машутка показала на его наган. -- Расстегни кобуру, чтобы я могла свободно взять. Чугунков насупил брови. -- Давай уж лучше я сам... Егор Матвеевич сразу начал разговор о вагоне. -- Так как же, Машенька, и вы, господин офицер, по части вагончика? Очень бы нужно. Не откажите, ради бога. --│ Как же другие едут?--- вместо ответа спросил Чугунков. Сумкин важно разгладил бороду. --│ Как можно, господин офицер, равнять меня с другими. У них барахлишко одна дрянь. А у меня капитал, миллионы. Разобраться, так "а всех нас хватит. -- Это то, что Тучкин награбил?--не своим голосом спросила^ Машутка.-- В музеях... -- Машенька] Что ты, что ты,-- засуетился Сумкин.-- Кто награбил? Я для тебя стараюсь. Сирота ты... За дочь тебя считаю... -- Врешь! Врешь!-- закричала вне себя Машутка-- Папа с мамой живы, вы обманули меня! Обманули! Сумкин понял, что игра кончена, и, поворачиваясь, про-шипел: -- Ну и черт с ними. Война еще идет, посмотрим. Чугунков вынул наган, не торопясь прицелился. Про гремел выстрел. Сумкин подпрыгнул, боком шагнул несколько шагов в сторону и тяжело завалился в канаву. Выстрел окончательно решил дальнейшую судьбу Чу-гункова. Он приказал удивленному прапорщику вести солдат на соединение с полком, а тютнярцев отпустил, сказав им, чтобы они разошлись и по одному возвращались домой. Когда остались вдвоем, Машутка взяла Чугункова за руку. -- Вот и решено. Назад теперь некуда, но зато завтра будем там, где должны давным-давно быть. -- Скажи, Маша, воззвание тогда... Твоих рук дело? 549 -- Моих. -- А склад тоже ты помогла на воздух пустить? -- Помогла. Чугунков крепко сжал Машуткину руку. -- Я так и думал... Молодец, и меня из беды тогда вы ручила. Машутка дружески посмотрела в глаза Чугункова. -- Разве я могла сделать иначе, я ведь давно увидела в тебе хорошего человека. Глава сорок восьмая Фронт неумолимо надвигался на Челябинск. По-разному вели себя жители города. Одни, несмотря на уверения газет в неминуемом разгроме красных на подступах к городу, поспешно уезжали на восток, другие настойчиво готовились к предстоящей схватке. А третьи ждали, чья возьмет, чтоб примкнуть к победителям. Большевистская организация объявила себя мобилизо-ванной. На заводах, в мастерских и на тайных квартирах шла упорная работа по организации боевых дружин. Доставали оружие, где только можно, но его было мало. Зачисленный в один из отрядов, Чугунков сделал в те дни в своем дневнике несколько записей: "Мы почти безоружны. На сто человек три винтовки, восемь обойм патронов, шестнадцать разнокалиберных револьверов. Но настроение такое, как будто бы у нас есть и винтовки, и пулеметы, и пушки. Кругом царит уверенность, что скоро все это будет. Удивительные люди..." Через два дня Чугунков записал: "Сегодня представитель Комитета сообщил: завтра получим еще сорок винтовок, отнятых у какой-то отступающей части. Между прочим, намекнул, что пришла и наша очередь доставать оружие и для себя и для тех, у кого еще его совсем нет. Считаю намек справедливым. Обдумываю план операции, задача не из легких". Третья запись в дневнике Чугункова гласила: "Первая операция прошла успешно. При помощи же-лезнодорожников захватили два вагона с оружием и бое-припасами. Охрана никакого сопротивления не оказала. Не завидую тем, кто еще продолжает верить в колчаковскую авантюру". 550 За последнее время у Машутки установились с Чугун-ковым хорошие дружеские отношения. Он был искренне благодарен девушке за то, что она помогла ему вырваться из белогвардейского лагеря. Это ведь Машутка сделала его участником борьбы за освобождение Челябинска от колчаковцев. Чугунков по старой привычке продолжал ухаживать за девушкой. Он надеялся, что рано или поздно, она станет к нему благосклоннее- Вот и сегодня он говорил ей: -- Знаю, что не мил, другой бы ушел, а я не могу. Уж лучше бы запретила приходить, что ли... -- В этом нет никакой надобности. Друзьями были, друзьями и останемся.-- Девушка делала вид, что не дога-дывается о его чувствах. В тот день они долго сидели на берегу Миасса, слушая, как журчит по камням вода, как плещется у берегов мелкая рыбешка, как кричат в степи перепела, напоминая людям о приближении страды. На следующий день рано утром за Машуткой зашел Калина. Поздоровавшись, он неловко помял в руках фуражку и, косясь на закрытую дверь в горницу, спросил: -- Есть кто там? Узнав, что в квартире никого нет, кроме Машутки, Калина облегченно вздохнул, присел на стул и, загадочно улыбаясь, спросил: -- Тебе ничего хорошего сегодня не снилось? -- Нет, ничего,-- насторожившись, ответила Машутка.-- А что? -- Слушай, Маша. Нам поручают махнуть через фронт и договориться там с красными по разным делам. Стремясь скрыть волнение, девушка спросила: -- Когда же это будет, дядя Калина? И о чем мы должны там договориться? -- Таких тонкостей я и сам не знаю. Об этом скажет Кузьма Прохорович. Давай пей чай и пойдем, через час надо быть в дороге. Но Машутка не только не хотела пить чай, но и не могла себе представить, как она может ждать еще целый час. Ей хотелось сейчас же бежать в большевистский Комитет, чтоб немедленно выяснить, какое будет задание, и сейчас же лететь туда, где ее ждет Алексей, где должен завершиться круг ее блужданий и страданий. 551 Кузьма Прохорович встретил Машутку спокойным, вни-мательным взглядом. Потом заботливо усадил к столику, придвинул ей блюдо с душистой смородиной и, набивая трубку, сказал: -- Есть, Маша, важное дело. Мы решили поручить его вам. Калина говорил, наверное... -- Да, да. Я знаю,-- не в силах скрыть волнение, скоро-говоркой ответила Машутка, -- я готова сейчас же пойти выполнять. Скажите, что нужно? -- Вы должны пробраться через линию фронта и передать красному командованию план восстания рабочих Челябинска. Комитет считает это очень важным делом... -- А как мы должны его передать? -- стремясь как можно скорее окончить разговор, спросила Машутка. Кузьма Прохорович нагнулся, вытащил из-под лавки поношенные ботинки. -- Вот на, померь, подходят или нет? Машутка надела ботинки, они оказались немного велики, но носить можно было. -- Подостлать небольшую стельку и будет в самый раз, -- разгибаясь и переступая с ноги на ногу, сказала она внимательно наблюдавшему Кузьме Прохоровичу, -- Вот эти ботинки надо донести до одного из красных командиров, -- Кузьма Прохорович подумал и добавил: -- По крайней мере, до командира полка. Разуешь ботинок, оторвешь стельку и там найдешь все, что нужно. А на словах передашь, что мы начнем восстание, как только услышим артиллерийскую стрельбу. -- Так я сегодня же пойду,-- волнуясь, сказала Машутка. -- Сделаю все, как вы сказали. -- Нет, обожди,-- показывая глазами на лавку, сказал Кузьма Прохорович.-- Это не так просто, как тебе кажется. Садись и слушай.-. .,.В этот же день Машутка с Чугунковым в крестьянской одежде выехали на телеге из города с пустыми горшками и бидонами из-под молока. Впереди на целую версту шел Фома, сзади с котомкой шагал Калина. Навстречу без конца двигались обозы, санитарные телеги, шли бросившие оружие солдаты. Солдаты белогвардейской армии оставались солдатами только до тех пор, пока не оторвались от своей части. Но стоило им бросить винтовку и отойти от понукающего окрика, как они устремлялись домой или перебегали на сторону противника. 552 двигаться к реке, он велел Машутке плыть на другой берег. -- А ты?-- спросила Машутка. -- Потом, когда переплывешь ты. Машутка с разбега прыгнула в воду. Вдвоем с Калиной Чугунков продолжали отбиваться от колчаковцев. Один из белогвардейцев, заметив вылезшую из воды Машутку, вскинул винтовку, прицелился, но пуля, выпущенная с той стороны лежащим за валежиной Фомой, срезала кавалериста раньше, чем он успел выстрелить. Прошло еще несколько минут. Убедившись, что Машутка и Фома в безопасности, Чугунков прекратил стрельбу. Колчаковцы потребовали, чтобы беглецы подняли руки. Узнав Чугункова, многие растерялись, не зная, что делать со своим бывшим командиром. Хотели спросить Назарова, но тот лежал без сознания. Глава сорок девятая Схватив Машутку за руку, Фома помог ей выбраться из воды и торопливым шагом повел в глубь леса. Сзади слышались стрельба, крики. Впереди с минуты на минуту могли появиться белые. Но выбора не было, нужно было двигаться. Убедившись, что трава высохла и следы теперь обнаружить трудно, Фома снова пошел вперед, посоветовав Машутке не терять его из виду, но и близко не подходить. Через какую-нибудь версту лес неожиданно кончился. У самой опушки показались плетни огородов, густо заросших коноплей. Перемахнув через загородку, беглецы спрятались в двухметровых зарослях конопляника. За селом началась ружейная и пулеметная стрельба. Бой шел за гумнами. Оставив Машутку в коноплянике, Фома вернулся к изгороди, раздвинул плетень и, высунув голову, стал осматриваться. С правой стороны по большаку двигалась четырехору-дийная батарея. Шли раненые, ехали обозные телеги. Слева, из улицы, вышла колонна солдат. Рассредоточившись, она исчезла в лесу. Вслед за колонной из улицы тянулись отдельные солдаты, многие были без оружия. "А мы вовремя вышли из леса,-- подумал Фома, при-слушиваясь, как за селом стихали пулеметные и винтовочные выстрелы.--Фронт бросили, нас могли прихлопнуть". 554 Он уже хотел было пойти обратно, как вдруг заметил идущего около изгороди офицера. Согнувшись, Фома побежал по меже, в сторону от Машутки. Сзади прогремел выстрел. Фома почувствовал сверлящую боль в ноге. Обернувшись, он упал на землю, приподнял винтовку и почти в упор выстрелил в бегущего к нему офицера. Опасаясь преследования, Фома, несмотря на жгучую боль, отполз по меже еще сажен пятнадцать и, завалившись в канаву, спрятался между огуречным парником и грядкой гороха. Паника среди отступающих колчаковцев была настолько велика, что они не только не обратили внимания на выстрелы в огороде, но и не заметили исчезновения офицера. Через час Машутка увидела окапывающихся между ого-родами и опушкой леса красноармейцев, а еще через несколько минут разыскала истекающего кровью Фому. Раненому нужна была срочная помощь. Машутка побежала в улицу и у первого встречного красноармейца стала расспрашивать, где перевязочный пункт. Почесав затылок, молодой с белесыми бровями красноармеец ткнул пальцем в открытые ворота соседнего дома. -- Вон, только сейчас заехал Митрий Митрич, беги скорее, он мигом все сделает. Вернувшись в огород, Машутка подняла Фому на руки и, изнемогая от тяжелой ноши, понесла на пункт. Перевязав ногу, Митрий Митрич уныло посмотрел на свой жалкий скарб, покачал головой и сказал, что раненого нужно срочно отправить в полковой лазарет. Машутка наняла за сапоги Фомы подводу и повезла его в соседнее село. Сразу же за поскотиной подводе с раненым нужно было пересечь маленькую речушку. У небольшого мостика, перекинутого на скорую руку красноармейцами, сгрудилось до сотни подвод, ожидающих переправы. Видя, что ей не пробиться к мостику, Машутка попросила подводчика помочь ей перенести раненого через речку. Потом снова взяла его на руки и пошла к селу, удивляясь, откуда у нее берется столько сил. Лазарет, вернее полковой перевязочный пункт, только что прибыл в село^ и Машутке стоило немало труда упросить сейчас же загипсовать ногу. Успокоившись за друга, Машутка спросила врача, как ей найти штаб полка. -- Штаб не знаю, где будет, а командир здесь,-- отве- 555 тил врач.-- Я только что видел его у командира батальона. Это недалеко, на соседней улице. Штаб батальона помещался в доме богатого кожевника. Во дворе и на улице толпились военные. С высокого тесового крыльца с резным шатром то и дело сходили командиры. В воротах Машутку задержал дежурный красноармеец. -- Вам, барышня, куда,-- прищелкнув каблуками и за-гораживая дорогу, спросил дежурный, при этом он состроил такую уморительную рожу, что Машутка невольно улыбнулась. -- Вот туда,-- показывая на крыльцо, ответила она. -- На прием, значит... Так, здорово... А к кому? -- Мне нужен командир полка. -- Ого! Самого, значит, товарища комполка. Здоро-во! К командиру полка пропустить не могу. -- А мне нужно и немедленно... Требую сейчас же про-пустить. -- Сейчас же? Здорово. Вот это да. Товарищ комиссар!-- обратился дежурный к появившемуся на крыльце высокому подтянутому военному.-- Вот тут товарищ женщина просится к самому товарищу комполка. Человек, к которому обратился дежурный, внимательно посмотрел на Машутку, сошел с крыльца, приложил руку к козырьку. -- Комиссар батальона Валь дек. Что вам нужно? -- Я хочу, чтобы меня провели к командиру"полка. -- Разрешите знать, для какой цели? -- Это я могу сказать только ему одному. Комиссар снова внимательно посмотрел на Машутку, что-то подумал, потом сказал: -- Хорошо, идемте. Оставив девушку в приемной, Вальдек ушел в соседнюю комнату. Машутка слышала, как он говорил о ней и как другой голос сказал: -- Неужели наши кого обидели? -- Ну, на вас я надеюсь,-- отозвался третий, как пока залось Машутке, знакомый голос.-- Интернациональный батальон не будет обижать мирных жителей, а впрочем, лучше давай ее сюда. Машутка не верила своим глазам. За столом, рядом с военным китайцем, сидел их сосед, Михаил Редькин. Уста-вившись на девушку, он широко развел руки. 556 -- Неужели это ты, соседка? -- Вроде я, дядя Михаил. -- Да теперь я и сам вижу, что ты, а вначале думал, что почудилось. Ты ведь, кажется, с белыми спелась, чтобы против революционного пролетариата... -- Если бы спелась, то здесь не была бы...-- обиделась девушка. -- Оно, может, по-твоему, и так, но я, как командир . обязан спросить тебя об этом. Машутка стояла, опустив голову, не зная, что ответить. "Михаил Редькин -- командир,-- думала Машутка,-- это просто чудо... Даже в уме не укладывается". Но, вспомнив, зачем она здесь, подошла к столу и сказала твердо: -- Як вам, товарищ командир, по военному делу. О прошлом поговорим потом. Вы должны выслушать меня один на один. Михаил отрицательно тряхнул шапкой волос. -- Говори при всех, от комиссара и командира Интер национального батальона я скрывать ничего, не стану. Мальцева взяла табуретку, подсела к столу, сняла с ноги ботинок и, к великому недоумению командиров, бережно поставила его перед самым лицом Редькина. -- Я принесла вам план восстания челябинских рабо чих,-- показывая на ботинок, сказала она.--Восстание должно начаться, как только вы подойдете к городу. Вот здесь,-- и девушка снова ткнула пальцем в ботинок. Аенька схватил обувку, быстро завертел в ловких руках. Его зоркие глаза сразу определили, где нужно искать план. Схватив с подоконника кухонный нож, он через несколько секунд извлек из-под стельки ботинка врезанную там тонкую, спаянную из белой жести коробочку. Осмотрев документы, Редькин хлопнул друга по плечу. -- Обнимай, Ленька, соседку, целуй, разрешаю. Вот она, пролетарская солидарность! Мы еще не успели подойти, а они план действия прислали. Надо немедленно сообщить комдиву. Пусть Алексей, наш товарищ Карпов, знает, как ждут нас в Челябинске. -- Он вскочил на ноги, хотел само лично обнять девушку, но так и замер с распростертыми руками. Машутка, как подбитая, повалилась на пол. Орга низм,, выдержавший огромное напряжение, отказал в тот мо мент, когда почувствовал, что все страшное осталось позади. Очнувшись от обморока, Машутка, увидела, что лежит на кровати в маленькой комнате с распахнутым окном. На 557 лбу мокрое полотенце, у изголовья стоит пожилая озабоченная женщина. Увидев, что Машутка открыла глаза, женщина ласково улыбнулась и, ничего не сказав, вышла из горницы. На улице затарахтел мотор. За перегородкой кто-то сказал: -- Вот он. Приехал... Машутка поднялась с кровати, прислушалась. В соседнюю комнату вошли люди, слышался голос Михаила. -- ...и сдержал бы. А ты думаешь как? Если бы не план, я бы ей всыпал, да так... -- А, Юсуп? Ах, да-а. Ты ведь об этом не знаешь. Машутка кинулась в распахнувшуюся дверь. Перед ней стоял Алексей. Глава пятидесятая Поезд всю ночь шел на восток. Утром в вагоне собрались Уркварт, Темплер и Петчер. Поджидая Нокса, собравшиеся слушали доклад Рихтера о неудавшемся плане вывоза машин и оборудования из Карабаша. -- Кто-то разобрал дорогу, и мы не смогли увезти многое даже из того, что удалось подготовить,-- поглядывая в сторону Темплера, докладывал Рихтер. Им удалось вбить всем в голову, что завод принадлежит теперь рабочим, -- продолжал Рихтер.-- Они защищали его, как сумасшедшие. К сожалению, на их стороне оказались военнопленные. Я был бессилен еще и потому, что местные власти помогали нам только на словах. -- Но шахты вы, надеюсь, затопили?--тяжело поворачивая в сторону Рихтера поседевшую голову, угрюмо спросил Уркварт. -- Да, да,-- торопливо подтвердил Рихтер, чувствуя, как по лбу потекла капелька холодного пота,-- рудники затоплены все до единого. -- Считаете ли вы,* что они смогут восстановить шахты и завод без нас? -- еще более угрюмо спросил Уркварт. -- Никогда! --уверенно ответил Рихтер, стремясь успо-коить хозяина.-- Я убежден, что в Карабаше и во всей России теперь не осталось ни одного специалиста, кто мог бы это сделать. Без вашей помощи, господин Уркварт, Кара-баш никогда не даст ни одного фунта меди. 558 Уркварт, выслушав управляющего, покачал головой и, как бы рассуждая сам с собой, сказал: -- Говорить можно что угодно и сколько угодно, а дело принимает чертовски трудный оборот, потеряны самые ценные предприятия, пора подумать и о том, если...-- он не договорил, ему было страшно высказать вслух свои пред положения. Догадавшись, что хотел сказать хозяин, Рихтер побледнел. "Уж если они верят в это,-- думал он,-- тогда что же будет? На что рассчитывать? Неужели всему пришел конец?" После неловкого молчания в разговор вмешался Тем-плер. -- Разрешите доложить, господин барон,-- сказал он, шумно посасывая сигару.-- Хотите вы или нет, но вам при дется просить у большевиков концессию. Для меня совер шенно ясно, что другим путем на Урал нам больше не про браться. Вот только вопрос еще, дадут ли они вам ее? На этом разговор о К.арабаше закончился. Рихтеру ска зали, что он может пойти к себе. После ухода Рихтера Пет- чер хотел было докладывать о делах корпорации, но Уркварт безнадежно махнул рукой и, устало склонив голову, тяжело засопел. Молчал и полковник. Нокс пришел ровно в одиннадцать. Поздоровавшись с присутствующими, Нокс важно сел к столу и, обращаясь к Темплеру, спросил: -- Мне говорили, господин полковник, что есть какие- то серьезные новости. Я еще не успел прочитать сегодняш ней почты. Темплер долго не отвечал, потом с явной злостью ответил:. -- Лучше бы ее и не читать. Три дня назад в палате общин Черчилль высказал предположение, что нам ничего не остается делать, как вывести свои войска из Архангельска. Я пока не разрешаю сообщать об этом газетам, но боюсь, что надолго не скроешь. Тем более, если вслед за признанием, что на Севере дела плохи, последует то же самое и о Востоке. -- О Востоке?-- переспросил генерал.-- Но о Востоке так говорить нельзя. Темплер взмахнул кулаком. 559 -- Потерян весь Урал. Огромная территория...Разве этого мало?.. Генерал сжал тонкие губы, в глазах блеснула ирония. --- Успокойтесь, господин полковник, наши неудачи имеют временный характер. История знает очень мало войн, которые были бы насыщены одними успехами. Отдельные неудачи бывают и у победителей. Будем надеяться, что так произойдет и здесь. Решительный поворот должен начаться у Челябинска. Вчера я говорил с Войцеховским и Каппелем. Это очень энергичные генералы. В ответ Темплер только пожал плечами и, ничего не сказав, отвернулся. -- Теперь будет трудно,-- ввязался в разговор Урк-варт,-- враг захватил большой военный потенциал, и я не вижу реальных возможностей компенсировать эти потери. -- Вы считаете, что Англия приносит мало жертв? -- не смотря в сторону Уркварта, спросил Нокс.-- Но разве не нашими пушками и не в нашем обмундировании воюет армия верховного правителя? Однако для Уркварта доводы генерала были не убе-дительны. -- Если вы считаете, что чаша весов заколеблется именно под Челябинском, то почему же вы не бросите на эту чашу вооруженные силы союзников, хотя бы те, которые имеются здесь?--- спросил Уркварт. -- Я не могу решить за всех один,-- все так же не глядя на Уркварта, ответил Нокс.-- Это не так просто. С места порывисто поднялся Петчер. Неискушенный в вопросах войны, он полагал, что теперь, действительно, все будет зависеть от того, согласится или нет Нокс с предложением его дяди. -- Господин генерал,-- с волнением заговорил Петчер.-- Если мы не вернем Урала, . то Англии будет нанесен колоссальный ущерб. Я прошу вас от имени правления нашей корпорации, от имени лучших специалистов Урала, от имени...-- Он хотел сказать "рабочих Урала", но передумал и, вытирая выступивший на лице пот, продолжал: -- От имени всех англичан, верните нам Урал. Пусть все союзники пошлют сюда свои войска, пусть наши солдаты, все как один, вступят в бой с красной бациллой. Мы не можем уступить им того, что должно принадлежать нам... -- А кто вам сказал, что мы уступим Урал?-- усмехнув-шись, спросил Нокс. Он хотел подчеркнуть, что все еще ве- 560 рит в успех своей миссии и в созданную им марионетку -- верховного правителя России. Но неудачи на фронте, потеря огромной территории, ненависть большинства населения к колчаковскому режиму внесли некоторые изменения в его взгляды. Если раньше, когда американцы пытались расширить сферу своих действий в Сибири или на Дальнем Востоке, он вставал на дыбы, то сейчас он бы не возражал, чтобы они вплотную впряглись в колчаковскую колесницу и повезли ее до самой Москвы. Так думал генерал Нокс, особенно после бегства из Че-лябинска, куда он приезжал, чтобы провести несколько со-вещаний и консультаций. Так, или примерно так, думали Уркварт и Петчер. Но совсем иначе мыслил полковник. Возражая генералу, он говорил: "Американцы нас обязательно надуют. Надо надеяться не на дядю, а на собственные силы. Англия всегда брала верх оружием, иначе поражение неизбежно". И вот сейчас, когда генерал заявил, что он не собирается уступать Урал большевикам, Темплер не выдержал и, как подстегнутый, вскочил с места. -- Я не знаю случая, когда бы война выигрывалась одними словами, и не понимаю, на что вы надеетесь, госпо дин генерал,-- раздраженно сказал Темплер.-- Мы потеря ли Урал, теряем Сибирь. Скоро у нас останутся одни на дежды и согнутая перед американцами спина. Такого позо ра Англия еще не переживала. Неужели вы до сих пор не можете понять этого, генерал? Чтобы успокоить разволновавшегося полковника и вновь-подтвердить свое мнение о том, что Урал будет снова возвращен, Нокс ответил: -- Я знаю, что говорю, господин полковник. На днях собирается совет Антанты. Он не допустит, чтобы больше вики торжествовали победу. Поверьте, что мы еще будем на Урале. Эти слова Нокса окончательно вывели Темплера из тер-пения. Всегда спокойный полковник был буквально взбешен. То вскакивая, то снова садясь, он выкрикивал одну фразу за другой.-- "Соберется совет",-- а толку что? В лучшем случае примут решение, а что это даст? Из Челябинска убежали французы, бегут чехи, убегаем и мы. Позор! Дураки. Они думают, что большевики -- кучка случайных людей, какой-то сброд. А это сила, какой мы еще никогда не встречали. -- Размахивая руками перед лицом генерала, он пов- 561 торял: --Сила, сила... Не уничтожим мы ее, уничтожит она нас. Уничтожит, да, да, уничтожит. Присутствующие опустив головы, с тревогой прислуши-вались к истеричным выкрикам полковника и стуку колес мчащегося на Восток поезда. Глава пятьдесят первая Многодневная битва за Челябинск не прекращалась ни днем ни ночью. Выполняя свой тактический план, белые выделили для прикрытия города особый отряд, влили в него полк сербов и. стали с лихорадочной поспешностью готовиться к задуманному Колчаком окружению и уничтожению Пятой армии. Вечером 23 июля, как только на западе стали слышны пушечные выстрелы, Кузьма Прохорович приказал рабочим дружинам ударить по белогвардейцам, обороняющим город, с тыла, а сам с группой железнодорожников начал операцию по уничтожению двух белогвардейских бронепоездов, стоящих на станции Челябинск. Одним из рабочих отрядов, смешанным с партизанами, командовал Трофим Папахин. После порчи железнодорожной ветки между Карабашом и Кыштымом он с группой партизан ушел в Челябинск и тут вместе с большевистским Комитетом стал готовиться к борьбе за город. Недалеко от города, в небольшом перелеске, отряд с ходу захватил в плен штаб сербского полка, оборонявшего город около железной дороги. Когда Трофим Трофимович заявил командиру полка, тучному, черноволосому с горбатым носом сербу, что он взят в плен отрядом челябинских рабочих, тот возмутился: -- Вы с ума сошли! Это ошибка, ошибка!-- размахивая руками, кричал он.-- Челябинск нас любит. Мы за белых, красный там, иди дальше. -- Давай, давай! Клади оружие,-- напирала на пленного Дуня, направляя ему в грудь дуло нагана. Но серб не сдавался. Он никак не мог понять, каким образом в Челябинске могли оказаться вооруженные противники колчаковцев. Ведь его полк челябинцы только два дня назад отправляли на фронт с таким шумным торжеством, с такими громкими криками о братстве русских и сербов. -- Это ошибка, ошибка!-- нажимая на "о", твердил серб.-- Мы... ваши братья. Не надо так пугать. 562 -- Иди к черту,-- не выдержал Папахин.-- Таких бра тьев не мешает к стенке ставить. Зажатые с трех сторон, сербы несли большие потери. Пятясь к городу, они ждали помощи бронепоездов, которые вот-вот должны были появиться со стороны Челябинска. Услышав сзади пение"Интернационала", сербы вначале не могли разобрать, что же это происходит, но когда из-за пригорка показались цепи рабочих, солдаты один за другим стали бросать оружие. Так прекратил свое существование белогвардейский полк сербов, на который командование обороны города возлагало большие надежды. Разгром полка в значительной мере предопределил отступление белогвардейцев по всей линии обороны. Атакованные с фронта частями Красной Армии и с тыла рабочими дружинами, они в панике бежали или сдавались в плен. Не помогли белогвардейцам и подготовленные ими бронепоезда. Железнодорожники сумели сделать так, что один из бронепоездов, не сделав выстрела, скатился с рельс, а второй, загнанный в тупик, не вышел оттуда, пока на него не села команда из красноармейцев. В этот же день в городе был образован Ревком. Началась массовая запись рабочих добровольцами в Красную Армию. Поголовный уход рабочих на фронт обеспокоил Кузьму Прохоровича, и он стал настаивать, чтобы на заводах осталось хотя бы небольшое количество людей. -- Сначала белым голову свернем, потом за заводы возьмемся,-- отвечал каждый из рабочих, кому было пред-ложено оставаться. -- Если заводы не будут работать, чем же воевать будем,-- пытался убедить их Кузьма Прохорович. --- У белых отберем, у них прорва всего, американского, английского и черт-те знает чьего. Так что нам хватит. -- Голыми руками не отберешь,-- не сдавался Кузьма Прохорович.. -- А бронепоезда? А трофеи?--кричали добровольцы.-- Разве мало беляки побросали винтовок. Соберем, всем хватит. . Вступление советских войск в Челябинск послужило сиг-налом для начала новой белогвардейской операции. В эту ночь батальон Леньки расположился в Казачьей станице, в нескольких верстах от города. Бойцы, утомленные много-дневными боями спали, расположившись по амбарам и сено-валам казачьих дворов. На рассвете отборные части генерала 563 Войцеховского, сосредоточенные в районах озер Агачкуль-- Урефты, ударили в стык двух советских дивизий. На станицу напал лучший у белогвардейцев Михайловский полк. Посты охранения обнаружили наступающих с большим опозданием. Услышав выстрелы, Ленька выскочил на улицу, перемахнул через церковную ограду, и стал сзывать к себе мечущихся по улицам и переулкам бойцов. Их собралось около половины. Остальные или пали от выстрелов засевших на чердаках белогвардейцев, или были окружены колчаковцами и отбивались небольшими группами в разных местах станицы. Одной из таких наиболее сильных групп, засевших за каменной развалиной, была часть роты Чугун-кова. В этой же группе оказался и Прохоров Калина. Им удалось тогда с Чугунковым спастись. Когда они попали в плен к отряду Назарова, воспользовавшись смертельным ранением командира батальона, они уговорили колчаковцев перейти на сторону Красной Армии. В первое время группа успешно отбивала атаки бело-гвардейцев и даже заставила было их очистить одну из при-легающих улиц. Но через несколько минут по красноармейцам начали стрелять с тыла, с чердака соседнего дома. Хотя эта стрельба и не наносила красноармейцам большого урона, однако Калина видел, как начали нервничать бойцы. Выстрелы с тыла действовали на них сильнее, чем многократное превосходство находящихся впереди белогвардейцев. Он подполз к Чугункову, показал в сторону чердака. -- Пойду. Нужно уничтожить... -- Одному трудно. Возьми человека три бойцов. -- Нет, нет! Здесь они нужнее,-- отмахнулся Калина.-- Я справлюсь,-- и, согнувшись, побежал в переулок. Огибая пустырь, Калина заметил в конце улицы густую цепь белогвардейцев. Но это не остановило его. Вбежав в задние ворота, которые хозяин на свою беду не догадался закрыть, Калина увидел, что стреляли не только с чердака, а в небольшом проломе в воротах по красноармейцам целился здоровенный, толстозадый хозяин дома. Двор был заставлен подводами, нагруженными домашним добром беженцев. Не целясь, Калина выстрелил казаку в спину. Но тот, судорожно цепляясь за ворота, поднялся на ноги и, увидев Калину, стал поднимать винтовку, не сводя глаз с противника. Калина выстрелил снова. Казак упал. С чердака по красноармейцам стреляли Абросим и поп 564 Авдей. Увлекшись стрельбой, они не заметили, как на чердаке появился Калина. Расчет был короткий. Два выстрела навсегда оборвали жизнь этих двух подлецов. Завладев двумя винтовками, Калина стал оборонять тыл своих друзей, с трудом отбивающихся от наседавших врагов. Но спасти их от гибели он не мог. Стреляя, Калина видел, как выронив из рук винтовку, упал навзничь Чугунков, как один за другим гибли его соратники. Вскоре он уже и сам не слышал выстрелов влезших на чердак белогвардейцев и не чувствовал, как его рубили шашками. Иначе сложилась обстановка там, где около комбата соб-ралась значительная часть красноармейцев. Отбив атаку, Ленька начал выводить бойцов на окраину станицы. Колча-ковцы пытались было окружить отступающих в конном строю. Рассыпавшись, на красноармейцев поскакали две сотни казаков. Из-за плетней защелкали выстрелы, полетели гранаты. Не выдержав отпора, казаки повернули обратно, оставив около плетней несколько десятков убитыми. Отбив атаку, красноармейцы отступили в сторону Челябинска, унося с собой раненых товарищей. Глава пятьдесят вторая Вокруг Челябинска несколько суток днем и ночью гремела канонада, кипели кровопролитные бои. Красные хотя и отступали, но делали это организованно, готовясь к контратаке. Рядом с полком Редькина, с одной стороны дрался полк питерских рабочих, с другой -- отряд челябинцев. Это были части ударной группировки, создаваемой ко-мандованием пятой Красной Армии для нанесения врагу ответного удара.. Еще вечером, накануне решающего сражения, Кузьма Прохорович Луганский прибыл в отряд челябинцев, чтобы лично участвовать в предстоящем бою, которому было суждено решить судьбу города. Луганский понимал, как много завтра будет зависеть от морального состояния бойцов. Раздавая привезенные из города папиросы и другие подарки, он находил для каждого теплое, задушевное слово. -- Видал?--спрашивал он огромного кузнеца, подавая ему вместе с двумя пачками сигарет, игрушечный револьвер. 565 * -- Ванькин!--прижимая к себе игрушку, радостно воскликнул кузнец. -- То-то же... Сам прибегал. Отдай, говорит, папе. Пусть беляков стреляет. А я с голубятника смотреть буду, если какая нетяга, мы с Колькой тоже придем... Боец взял подарки и, отходя в сторону, растроганно качал головой. -- Ну, чего ты на меня так смотришь,-- делая непро-ницаемое лицо, спрашивал Кузьма Прохорович молодого белокурого парня. -- Да я хотел... -- Вешали вместе с Кузьминишной, восемь фунтов, и Верочка здорова. А он пищит, что твой соловей. Победи-мом назвали... Парень едва не заплясал от радости. -- Фоминишна сама сюда собиралась, да я рассоветовал,-- говорил Луганский пожилому машинисту с грубыми, потрескавшимися руками.-- Ребятишки, как их бросишь в такое время? Просила сказать, что Чернявка отелилась. -- Ну, слава богу,-- удовлетворенно вздохнул машинист,-- ребятам теперь куда сытнее будет. А Фоминишне здесь делать нечего. Без баб обойдемся. -- Как думаешь, отступать еще будем?--зажигая спичку и закуривая вместе с железнодорожником, спрашивал Кузьма Прохорович. -- Да куда же еще отступать-то, если город вон рядом,-- хмуро отвечал машинист.-- Хватит уж, отступали, пора и честь знать. Поручив раздачу остальных подарков приехавшим с ним членам комитета, Кузьма Прохорович пошел в окопы и там прочитал наказ рабочих и их семей, обращенный к защитникам города. И всюду после чтения наказа, с требованием не отдавать врагу родного города, бойцы клялись ни отступать ни на шаг. Не дремали и враги. Вечером Федор Луганский получил от генерала Войцеховского приказ перейти утром всем полком в" наступление и разгромить противостоящий ему "сброд" челябинцев, а затем, ворвавшись в город, ударить в тыл обороняющим город от отряда Косьмина. Федор решил сам участвовать в атаке" Он видел, что наступил его решительный час: может быть, последняя возможность прославиться и подтвердить свею правоту... 566 Перед ним лежал родной город. Здесь он родился, вырос и возмужал. Здесь знакома каждая улица, каждый переулок. Здесь живут его родители, соседи, друзья по работе. Федор был полон решимости победить. "...Иначе не может быть,-- рассуждал он.-- Пусть дорога к городу будет проложена по трупам, пусть меня проклинают за это, но я не могу поступить иначе. Не могу. Завтра, именно завтра, решается вся моя судьба,-- думал Федор.-- И я должен безжалостно уничтожать каждого, кто встанет на моей дороге. Другого выхода у меня нет". Рано утром, после небольшой артиллерийской подготовки, Луганский приказал полку начать атаку. Сам он находился на опушке березового леса, перемешанного с молодой осиной. В лесу сосредоточилась конная группа из нескольких сот всадников, подготовленная для рейда в тыл. Ее-то он и решил вести, как только наметится благоприятная обстановка. Примерно сажен триста непаханой низины, покрытой молодым мягким солончаком, разделяли окопы противников. Перед атакой стороны располагались на склонах небольших, заросших лесом бугров. Роса только еще начала падать, и в низине бродили белые клубы тумана. По приказу Луганского полк пошел в атаку тремя цепями с интервалами в пятьдесят сажен. Впереди цепей, с винтовками наперевес шли полупьяные офицеры. Половину пути наступающие прошли без задержки, но как только передняя цепь достигла низины, с противоположного бугра гулко раздался одинокий выстрел, за ним второй, третий. Через несколько секунд весь бугор защелкал винтовочными выстрелами. Потом застрекотали два пулемета. Цепи белых залегли и стали продвигаться перебежками. Но чем меньше оставалось расстояние до цели, тем короче и короче становились перебежки, тем длиннее паузы. Атака явно захлебывалась, а огонь с бугра все нарастал. Нужны были особые, энергичные меры. По звукам выстрелов Луганский определил, что правый фланг полка, там, где был сосновый бор, почти не обстреливался. Как видно, красные меньше всего ожидали атаки в этом месте. Вскочив на стоящего за кустами буланого коня, он вынул из ножен шашку и с криком "За мной!" поскакал к лесу. Par счет был прост. Луганский хотел лесом выйти в тыл противника и оттуда атаковать вовлеченных в бой челябин-цев. 567 В это же. утро Трофим Папахин с группой бойцов в несколько десятков человек был послан для охраны пере-вязочного пункта. Но он опоздал. Кавалеристы Федора Лу-ганского, проскочив жидкую оборону, напали на перевязочный пункт, расположенный в бору, раньше, чем Папахин подошел к палаткам. Началась дикая расправа над ранеными красноармейцами и безоружным персоналом. Белые рубили расползавшихся в разные стороны раненых, изрубили метнувшуюся из палатки Дуню. Бойцы Па-пахина не успели еще сделать ни одного выстрела, а большинство раненых и половина работников пункта были уже уничтожены. Валялась на земле сбитая лошадью Мария Яковлевна, которая работала на пункте. Как бы прикрывая ее своим телом, широко взмахнув руками, на нее упал с разрубленной головой доктор Шамильчик. Когда красноармейцы, укрывшись за деревьями, открыли огонь и колчаковцы начали один за другим валиться с лошадей, Луганский понял, что дальнейшая задержка отряда может привести к тяжелым потерям. Тогда он, не ввязываясь в бой с бойцами Папахина, повернул отряд и повел его в тыл челябинцам. Одним из первых скачущую лаву кавалеристов заметил Кузьма Прохорович, стоявший около пулемета у развалины когда-то стоявшего здесь кирпичного строения. Он приказал повернуть пулемет, а сам побежал к лежащей на опушке леса цепи рабочих и, захватив там около двух десятков бойцов, бегом повел их к пулемету. Расположившись по обеим сторонам пулемета, горстка храбрецов открыла огонь по несущейся на них лаве. Может быть, им удалось бы отбить белогвардейцев, если бы не случилась беда: пулемет, поперхнувшись, неожиданно умолк. Заело ленту. Стреляя с колена, Кузьма Прохорович видел, как на него, блестя поднятой шашкой, несся всадник на буланой лошади. Сменив обойму, он снова поднял винтовку и только теперь увидел, кто был наседающий на него враг. Трудно сказать, что произошло в последний момент. Может быть, помешала торопливость, а может быть, дрогнувшее отцовское сердце -- посланная им пуля пощадила пригнувшегося к гриве буланого коня всадника. А Федор узнал отца только тогда, когда сабля тупо лязгнула по черепу. Совершив это злодейство, Федор не только не остановился и не помог упавшему отцу, но догнал бегущего 568 пулеметчика, начал рубить его окровавленной шашкой. По-кончив с пулеметчиком, Федор оглянулся назад и тут увидел, что его кавалеристы, топча лошадьми ткнувшегося в сухую траву зарубленного им отца, поворачивают обратно. Вначале он не понял, почему они это делают, но, взглянув в сторону Челябинска, увидел высыпающих из-за пригорка красных кавалеристов. Луганский впереди всех поскакал обратно к лесу, надеясь опередить красных и вырваться из окружения, в которое попал его отряд. Получив сведения о нападении белогвардейцев на пере-вязочный пункт и о выходе в тыл конницы белых, Алексей попросил Машутку поехать на перевязочный, а сам, не медля ни одной минуты, поскакал к резервным эскадронам. На перевязочном пункте Машутка застала страшную картину. Обезумевшая от горя Мария Яковлевна вместе с оставшимися в живых работниками пункта и бойцами Па-пахина, старались спасти тех, в ком еще теплились признаки жизни. Машутка, решив, что ей нужно немедленно доложить о случившемся на перевязочном пункте Алексею и просить о помощи, повернула коня обратно. Миновав лес, девушка поднялась на бугор. Внизу по направлению к лесу скакал отряд белогвардейцев, наперерез ему неслась лава красных кавалеристов. Машутка направила коня к тем, что были справа. Она поняла: белогвардейцы не успеют уйти в лес, Алексей перехватит дорогу раньше, чем белые доберутся до леса. Прошло еще несколько секунд. Приблизившись, Машутка узнала скачущего впереди колчаковцев командира. Хватаясь за кобуру, видела, как вздыбились кони Федора Луганского и Алексея, как, блеснув на солнце, сцепились две шашки, как упал с лошади Луганский. В этот жаркий день двадцать девятого июля прорыв кавалеристов под командованием Луганского и разгром ими перевязочного пункта был единственной "победой" белогвардейцев. Разбитые, они неудержимо покатились назад, к Тоболу. Глава пятьдесят третья После разгрома колчаковцев под Челябинском Алексей получил приказ о переброске дивизии на другой фронт. Зызваиный к Фрунзе, он зашел к Захару Михайловичу 569 и там неожиданно встретил Маркина и Юеупа. В небольшой комнате с одним распахнутым настежь окном стоял накрытый белой скатертью, сколоченный из досок стол и несколько табуреток; у стены один на другом, прямо на полу, лежали три потрепанных чемодана. У стола хлопотала все такая же худенькая, с тем же гордым, еще красивым лицом, Наталья Дмитриевна. Она торопливо переносила из сеней малосольные огурцы, колбасу, жареную рыбу, тарелку с хлебом, а под конец притащила целую бутыль с вишневкой. По ее довольному, разрумянившемуся лицу, по торопливым движениям оголенных по локоть рук. было видно, что она рада гостям и готова угощать их всем, что только у нее есть. Алексей не успел еще перешагнуть порог, как на него набросился Захар Михайлович. -- А! Хитрец явился! Колчаковских генералов перехитрил, а теперь с нами тоже делать вздумал. Но это ты, брат, зря, мы не из таковских... -- Почему же один, Алеша? Мы вас двоих ждали. Сейчас же иди и веди сюда Машутку,-- ласково улыбаясь, произнесла Наталья Дмитриевна. -- Да я ведь только на минутку, по делу...-- вспыхнув от радости сказал Алексей. -- Хорош хитрец,-- взмахнув руками и обращаясь с жалобой к Юсупу и Маркину, продолжал Захар Михайлович,-- сам в гости, а жену на вокзале прячет. Скажите, терпимое это дело? Вот сейчас придет ее отец, и я буду жаловаться. Так и знай, найдем на тебя управу. Алексей, не выдержав, бросился к Захару Михайловичу, крепко обнял его, потом с такой же радостью расцеловал Наталью Дмитриевну, Маркина и Юсупа. А еще через полчаса, взволнованные от счастья, они уже вместе с Машуткой сидели среди дорогих друзей, слушая их поздравления. Это были минуты счастья, которое они завоевали, пройдя через множество бед и испытаний. Слушая тост машуткиного отца, пожелавшего им наби-раться как можно больше ума, Захар Михайлович вдруг спросил: -- Помнишь, Алексей, как ты провожал меня на станцию? Не забыл, о чем мы тогда говорили? -- Нет, не забыл,-- ответил Алексеи, сразу вспомнив весь разговор, происшедший тогда между ними.-- Начали 570 о сапогах, потом вы говорили о нашем будущем. Но я тогда плохо понимал. -- Нет, я бы этого не сказал. Понятия у тебя тогда, конечно, были детские, но правильные. Благодари родителей, что они поставили тебя на правильную дорогу, хотя и очень трудную. -- Вам было еще труднее,-- смотря в оживленное лицо Захара Михайловича, ответил Алексей.-- Сколько вас было тогда -- раз, два и обчелся. -- Верно, мало,-- согласился Ершов,-- не будь Владимира Ильича, не будь нашей партии -- не знаю, что бы мы делали, и как бы все оценивали. Вот взять хотя бы войну, интервенцию... Другой раз думаешь, думаешь. Почему? Кто главный виновник? А почитаешь Ильича -- и все как на ладони. Причем в нескольких словах. -- Вот, например, о чужаках,-- продолжал мысль Ершова Маркин.-- Не будь, говорить, интервенции, не было бы и колчаковщины. Думай не думай, лучшего не скажешь. -- Правильно,-- опять согласился Ершов,-- у Владимира Ильича все- ясно. Мы должны неустанно разъяснять красноармейцам правду о причинах гражданской войны. Пусть они знают, кто наш главный враг. И надо не только говорить, но и учить бить их. И чем настойчивее будем это делать, тем чужаки скорее уберутся восвояси. Правда, всыпали их верховному за последнее время не плохо. Говорят, англичане и французы так расстроились, что решили даже от него отказаться. Американцам собираются передать своего выкормыша, опостылел он им, осечка получилась. -- Но можем ли мы надеяться, что он снова не поднимет головы? -- спросил Маркин. -- Думаю, что можем. Он еще не добит и будет еще какое-то время при помощи тех же империалистов держаться, но кому же, кроме Колчака, неизвестно, что никакая война не может идти без народа. А вот этого "пустяка" ему как раз и не хватает,-- и Захар Михайлович весело рассмеялся то ли своей шутке, то ли чему-то другому, тут же взял стакан и, поморщившись, неожиданно крикнул: -- Горько! Горько, горько!--подхватила Наталья Дмитриевна и все присутствующие. 571 Алексей не заставил себя просить, повернувшись, он крепко обнял Машутку и крепко поцеловал. На другой день друзья поехали на вокзал проводить -Захара Михайловича. Его отзывали в Москву. На несколько часов раньше уехал к месту нового назначения и Михаил Васильевич Фрунзе. В этот день он лично вручил Алексею второй орден, которым наградили его за боевые заслуги. Прикалывая на грудь Алексея награду, Фрунзе сказал: -- Я убежден, товарищ Карпов, что это не последняя награда, украшающая твою грудь.-- Пожимая молодому комдиву руку, Михаил Васильевич продолжал:--Перед нами еще немало трудных дорог. И помни, что в этой ве ликой борьбе рабоче-крестьянская Россия вправе требо вать от каждого из нас полного исполнения своего долга.-- Михаил Васильевич всегда был краток. Он и на этот раз не изменил себе. Вместе с Карповым награждались Юсуп, Маркин, Калашников и еще несколько десятков человек. Все они получали по первой награде, а Алексей вторую, по тому-то первые слова Михаил Васильевича и были обра щены к нему. Закончив поздравительное слово, Фрунзе крепко пожал Алексею руку. Сейчас на вокзале, прощаясь с друзьями, Ершов, как бы дополняя сказанное Фрунзе, говорил: -- Мы должны правильно оценивать свои силы. Уметь направлять людей по тому главному пути, который назы вается битвой за социализм. Прививать им любовь к ново му, за что они проливают свою кровь. Захар Михайлович умолк, внимательно посмотрел на Алексея и Машутку и неожиданно добавил, обращаясь к Наталье Дмитриевне: -- Эх, Наташа, Наташа, как жаль, что у нас нет детей. Проводив Ершовых и простившись с отцом и друзьями, Алексей и Машутка молча вышли к Волге. Остановившись на самом берегу пламенеющей от заходящего солнца реки, они с жадностью смотрели на могучую русскую реку с заросшими зеленью и лесом берегами, со снующими по ней пароходами и лодками. Вниз по течению плыла лодка, в ней рядом с белым картузом виднелась голубая девичья косынка. -- Эх, нам бы так,-- обнимая Машутку, нежно сказал Алексей, не отрывая взора от плывущей лодки. 572 Но мечта о мирной жизни была пока несбыточной. Они знали, что не позже как завтра, вместе с полками дивизии, вместе со своими боевыми друзьями, они должны снова ринуться в боевую неизвестность, чтобы в громе кровавых битв завоевать желанную победу. На землю спускались сумерки, на берегах Волги затихали людские и птичьи голоса. Продолжая стоять на обрыве, влюбленные еще крепче прижимались друг к другу, мечтая о будущей счастливой жизни, которую им нужно было еще отстоять в огне сражений. СОДЕРЖАНИЕ КНИГА ПЕРВАЯ ......... 5 КНИГА ВТОРАЯ .... 319 Сдано в набор 27/11-1969 г. Подписано к печати 14/VIIM969 г. ФБ26273. Формат бумаги 84X108/32--18 физ. п. л., 30,24 усл. печ. л., 31,04 уч.-изд. л. Тираж 15000 экз. Бумага типографская No 2. Изд. No 2728. Южно-Уральское книжное издатель-ство, г. Челябинск, пл. Революции, 2. Областная типография Челяб. обл. упр. по печати, г. Челябинск, ул. Творческая, 127. Заказ No 1181. Цена 91 коп. Переплет 15 коп.