Евгений Самойлович Рысс. Девочка ищет отца -------------------- Евгений Самойлович Рысс Девочка ищет отца --------------------------------------------------------------------- Евгений Рысс. Девочка ищет отца: Повесть. - М.: Дет.лит., 1969 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 30 сентября 2003 года --------------------------------------------------------------------- -------------------- Повесть ----------------------------------------------------------------------- Евгений Рысс. Девочка ищет отца: Повесть. - М.: Дет.лит., 1969 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 30 сентября 2003 года ----------------------------------------------------------------------- Для младшего школьного возраста. ОГЛАВЛЕНИЕ Глава первая. Семья Ивана Игнатьевича Соломина увеличивается на одного человека Глава вторая. Жизнь в лесном домике Глава третья. Доктор Кречетов сообщает удивительные вещи Глава четвертая. В лесной домик приходит неизвестный человек Глава пятая. В дальний путь Глава шестая. Неизвестный человек обгоняет Колю и Лену Глава седьмая. На пароходе поют песню. Неожиданный сосед Глава восьмая. В городе. Сестра доктора Кречетова Глава девятая. Дети приходят на помощь Глава десятая. Нюша, которая знает слишком много Глава одиннадцатая. Коля рассказывает о Рогачеве Глава двенадцатая. Одна в лесу Глава тринадцатая. Невольничий караван Глава четырнадцатая. Поссорились Глава пятнадцатая. Гремит гром, и сверкает молния Глава шестнадцатая. Утро после грозы Глава семнадцатая. Слышна артиллерия Глава восемнадцатая. Фельдшер побеждает болезнь Глава девятнадцатая. После всех тревог короткий отдых Глава двадцатая. Рыбная ловля Глава двадцать первая. Снова в путь Глава двадцать вторая. Обозы движутся по дороге Глава двадцать третья. Все собираются в подвале Глава двадцать четвертая. Долгая ночь Глава двадцать пятая. Лена! Лена! Дорогие читатели! В этой повести рассказывается о маленькой дочке знаменитого советского генерала, которая во время Великой Отечественной войны осталась одна на земле, оккупированной гитлеровцами. Я знаю много историй о том, как гитлеровцы стремились захватить жен, родителей или детей советских военных. Подробности похождений Лены Рогачевой мне пришлось выдумать. Я не знаю, как звали ее названого брата и как фамилия учителя, скрывавшего Лену, и фельдшера, который вылечил ее от тяжелой болезни. А в Советской Армии, во время войны, не было генерал-полковника по фамилии Рогачев. И все-таки в основе этой повести лежит правда. Рискуя жизнью, спасали советские люди жен, родителей и детей солдат и офицеров, сражавшихся с гитлеровцами. Автор Дочери моей Наташе Глава первая Семья Ивана Игнатьевича Соломина увеличивается на одного человека Жил в Белоруссии, в тихом городишке Запольске, старый учитель Иван Игнатьевич Соломин с внуком Колей. Жили они совсем одни, в маленьком деревянном домике. Колины родители умерли, когда Коля был совсем маленький. У Ивана Игнатьевича была еще дочь Валя, Колина тетка, но она жила в Москве и уже много лет никак не могла выбраться навестить отца. Ивану Игнатьевичу было шестьдесят три года, а Коле - девять. Утром они вдвоем отправлялись в школу: Иван Игнатьевич - учить, а Коля - учиться. Вернувшись из школы, готовили вместе обед. За обедом рассказывали друг другу новости: Коля - про свой класс, Иван Игнатьевич - про другие классы. Потом Коля готовил уроки, а Иван Игнатьевич просматривал тетради учеников. Иногда вечером Коля уходил в кино или на каток, а Иван Игнатьевич садился почитать книжку или шел к доктору Кречетову сыграть партию в шахматы. За ужином обсуждали все, что случилось за день, и ложились спать: Коля - пораньше, Иван Игнатьевич - попозже. Когда приходили письма от Вали, из Москвы, Иван Игнатьевич торжественно читал их Коле. Каждую весну Валя писала: "...Непременно постараюсь этим летом приехать к вам с Леночкой. Привезу показать тебе внучку, а Коле - двоюродную сестру". В наследство от отца Ивану Игнатьевичу достался маленький домик, стоявший в глухом лесу, километрах в пятидесяти от Запольска и километрах в десяти от ближайшей деревни. Отец Ивана Игнатьевича был лесником и больше всего в жизни любил лес. Со времени его смерти домик стоял заколоченный. Иван Игнатьевич и Коля все собирались летом съездить туда - надо было забрать вещи отца, хранившиеся у знакомого старика в деревне, да и просто хотелось отдохнуть летом в лесу. Из-за Вали каждый год откладывали поездку. Думали, что уж в этом году приедет она с маленькой Леночкой. Однако ждали напрасно: каждую осень Валя присылала письмо и сообщала, что на этот раз приехать не удалось, но уж будущим летом они приедут обязательно. Наконец и ждать перестали. В сорок первом году, когда занятия кончились, Коля поехал в пионерский лагерь. Иван Игнатьевич остался один и очень скучал без внука. - Сдай ты комнату на лето, - посоветовал доктор Кречетов. - Все-таки будешь среди людей жить. - И денег получите, Коле новую шубу сошьете, - добавила соседка Авдотья Тимофеевна. Иван Игнатьевич подумал и наклеил объявление о том, что сдается комната. Утром наклеил, а вечером пришли военный с женой и маленькой белокурой девочкой. - Лена, - сказала девочка и протянула руку. Военный засмеялся. - Полковник Рогачев, - сказал он. - Моя часть стоит недалеко за городом, а жена с дочкой приехали из Москвы на лето. Хотят быть ко мне поближе. В тот же день перевезли вещи. Утром полковник уехал в свою часть, а жена его с дочкой остались жить у Соломина. Очень скоро старик привязался к девочке. Девочка была ласковая, веселая, и Соломину казалось, что ему наконец привезли из Москвы внучку, которую он никогда не видел. Внучку тоже звали Леной, ей было тоже четыре года, и, судя по письмам, она была такая же белобрысая, с таким же маленьким вздернутым носом. Лена Рогачева целые дни возилась в садике, а когда темнело, садилась к Соломину на колени, да так и засыпала. Она звала его дедушкой. Он ей рассказывал интересные истории и обещал взять к себе в школу учиться. Однажды утром Лена проснулась от громких ударов, которые раздавались где-то совсем близко. Мамы в комнате не было. Лена позвала ее - мама не откликнулась. Тогда Лене стало страшно. Она собралась заплакать и уже открыла рот, как вдруг ухнуло так громко, что она и про слезы забыла. Задребезжали стекла, с потолка упал кусок штукатурки. Над самой крышей с ревом прошли самолеты. Теперь ухало где-то далеко. По улице, крича и переговариваясь, пробежали люди. Потом стало тихо. Лена слезла с кровати и стояла, соображая, нужно ли плакать или лучше просто открыть дверь и пойти поискать маму. В это время в комнату вошел дедушка. Увидев его, Лена спросила: - А где мама? - Надо одеваться, Леночка, - сказал Иван Игнатьевич. - Надо идти. Мама нас ждет. Он стал торопливо ее одевать, долго искал чулки и чуть не надел платье наизнанку. Лена засмеялась и вывернула платье. Дед очень торопился. У него дрожали руки. Все-таки в конце концов Лена была одета, и они вышли на улицу. - Где мама? - снова спросила Лена. - Идем, идем, - повторял дед. - Надо торопиться. Он не мог сказать девочке, что мама ее убита одной из первых упавших на город бомб. Они пробежали всю улицу. Сразу за последними домами начинался лес. В лесу было очень много людей. Брели старики, опираясь на палочки. Шли целые семьи. Маленьких детей вели за руки или несли на плечах. Одни плакали, другие молчали, третьи разговаривали. Некоторые сидели у дороги и смотрели на проходящих. Пожилой мужчина лежал под деревом. Нога у него была замотана тряпками. Девочка лет двенадцати сидела рядом, всхлипывала и терла глаза кулаками. Лена останавливала деда, спрашивала его, почему лежит человек, почему плачет девочка и где все-таки мама. Дед не отвечал, а только торопил ее и говорил, что надо идти скорей, как можно скорей, что мама их ждет, что они идут к маме. До лагеря, где находился Коля, было шестьдесят километров. Они шли весь день, ночевали в лесу вместе с чужими людьми. У Соломина болели ноги, дышалось тяжело, замирало сердце. Часто ему приходилось брать Лену на плечи. Прошел еще день, потом опять ночь. Лена перестала удивляться и решила, что это так и полагается: ходить по лесу, ночевать у костра или просто под деревом, есть ягоды, изредка пить молоко и как лакомство сосать корочку хлеба. Только через три дня они подошли к лагерю, но детей в лагере уже не было. По дорогам ходили гитлеровские патрули и на плохом русском языке опрашивали проходящих, кто, куда и зачем идет. Соломин объяснял, что он, мол, старик, инвалид, ушел от бомбежки в лес, теперь возвращается домой. А девочка - внучка. Называть Лену внучкой было безопасней. Рассказывали, что с семьями военных гитлеровцы особенно жестоки. "Матери у бедняжки нет, - думал старик, - отец - неизвестно, жив ли и где. Пусть будет моей внучкой". Колю Соломин разыскал не сразу. Он оказался в соседней деревне: добрые люди приютили его. Коля заплакал и заулыбался, увидев деда. Дед тоже всхлипнул от радости. Они расцеловались, потом Иван Игнатьевич поднял на руки Лену. - Вот, - сказал он, - это твоя новая сестренка. - Лена? - удивился Коля. - Они приехали наконец! А где твоя мама, Лена? Соломин предостерегающе нахмурился. Коля замолчал. За эти три дня он уже хорошо узнал, как гибнут люди во время войны. Соломин назвал Лену Колиной сестренкой, желая этим сказать только то, что отныне Коля и Лена будут расти вместе, как брат и сестра. Но Коля понял его слова точно. Коля решил, что Лена дочь тети Вали, той самой, которая давно уже обещала приехать. Сначала это смутило Соломина. Он хотел объяснить ошибку, но подумал, что, может быть, лучше, если Коля будет считать девочку настоящей своей сестрой. И, посмотрев на Лену, он промолчал. На ночь они все трое устроились на сеновале. Лена скоро уснула, а Иван Игнатьевич и Коля стали решать, что делать дальше. О возвращении в Запольск они и думать не хотели. Долго разговаривали дед и внук. Кругом было тихо, монотонно верещал сверчок, собака позвякивала цепью, в хлеву иногда шевелилась корова, и, если бы не зарево дальних пожаров, можно было бы подумать, что войны нет. - Знаешь, Коля, - сказал наконец старик, - пойдем-ка мы с тобой в наш лесной домик! Встанем завтра пораньше да и пойдем. Отсюда недалеко, к вечеру дойдем до деревни, переночуем, а послезавтра дома будем. Думаю, что ничего случиться там не могло. Места глухие, пустынные, гитлеровцы вряд ли туда доберутся. Поживем пока, а выгонят фашистов - вернемся в город. Коля сразу же согласился. Лесной домик стоял в стороне от дороги. Тропинка, которая вела к нему, давно заросла травой. Соломин и сам чуть не заблудился, а не бывавшему тут человеку ни за что бы сюда не добраться. Прежде всего новые жильцы занялись осмотром своих владений. Сохранился дом отлично. В нем никто не бывал с тех пор, как умер отец Соломина. Столы и лавки, кровати и табуреты требовали лишь небольшой починки. В шкафу оказалось четыре чашки, два ножа и три ложки. В русской печке стояли три чугунных горшка разной величины. С посудой было более или менее благополучно. Еще лучше оказалось с инструментом. Отец Соломина был хозяйственный человек. Две простые пилы и одна лучковая, колун, два топора, три косы, бруски для отбивки кос, напильники для правки пил, набор плотничьих инструментов, изрядный запас гвоздей - все это было аккуратно уложено и очень мало попорчено. Одно из двух ведер ржавчина проела насквозь, другое же, оцинкованное, было совершенно цело. В погребе стояли три кадки. Они рассохлись, но, после того как их несколько дней помочили в озере, разбухли и перестали пропускать воду. На следующий день Соломин пошел в деревню, чтобы забрать отцовские вещи, хранившиеся у знакомого старика. Там оказалось много полезного: и праздничное платье матери Соломина, и старые, но исправные сапоги - их, видимо, надевали только по большим праздникам, - и белье, и штук пять русских рубах, и два одеяла, и большой запас иголок и ниток. Но больше всего обрадовался Соломин, найдя два больших овчинных тулупа и две пары валенок. Иван Игнатьевич не мог унести все сразу, и пришлось ходить несколько раз. Только через неделю все было перенесено. Тогда развязали узлы, разложили вещи по местам. Пока все убирали, стемнело. На лучинках согрели воду. Выпили кипятку. Лене постелили постель, и она сразу заснула. Иван Игнатьевич и Коля вышли и сели на крылечко. Деревья стояли не шевелясь. Серебряное озеро сверкало внизу. Отсюда, с холма, на котором стоял дом, на много километров виден был бесконечный лес. Нигде ни деревеньки, ни дома, ни дыма костра. Только ели, березы, озера. Это безлюдье и пугало и успокаивало. - Ничего, - сказал Иван Игнатьевич. - Проживем как-нибудь, а там и наши скоро вернутся. Не может быть, чтобы не вернулись. Глава вторая Жизнь в лесном домике Все-таки сначала им было очень трудно. Питались они рыбой, грибами и ягодами. Правда, рыба клевала, как только крючок уходил под воду, земляники, малины и черники было столько, что даже Лена без труда собирала большую корзинку, а ведро грибов можно было набрать возле самого дома. Но без хлеба и соли жить было невозможно. Соломин принес из деревни немного, но запасы очень скоро кончились. Первое время пришлось Соломину часто ходить в деревню. Лена скучала без деда, к которому очень привязалась, а Коле было не только тоскливо, но и страшно. По ночам, когда Лена спала, Коля часами сидел без сна. Луна заглядывала в окна, деревья шевелили ветвями, но кто его знает, деревья это или чужой человек? Может, тут и дикие звери водятся - волки, медведи? Выйдет огромный волк из лесу, поднимет окровавленную морду к луне и завоет. Страшно! Шуршали мыши под полом, половицы порой потрескивали... Коля засыпал только на рассвете. Иван Игнатьевич приносил из деревни соль, муку и однажды купил даже немного ржи для посева. Жизнь в лесном домике понемногу налаживалась. Однажды на закате Коля с дедом пилили дрова, и Коля забыл пилу на полянке перед домом. Хватились, когда уже было темно. За ночь пила могла заржаветь от росы. Коле очень не хотелось выходить из дому, но он постеснялся признаться деду и вышел, тени деревьев расплывались, принимали странные формы, двигались. Было страшно, а пила, как назло, запропастилась куда-то. Все-таки Коля нашел ее и уже подходил к дому, как вдруг отчетливо услышал тяжелый вздох. Он остановился и стоял не двигаясь, весь замирая от страха. И так же отчетливо он услышал шаги. Трава и сухие листья шуршали под чьими-то ногами. Коля заставил себя обернуться. Освещенное лунным, неверным светом, на полянке стояло животное - не то огромный волк, не то что-то еще более страшное. Коля вбежал в дом и слова не мог выговорить, только дышал и указывал рукою на дверь. Иван Игнатьевич схватил топор и выскочил. Через минуту он, смеясь, позвал Колю. У крыльца стояла рыжая с белыми пятнами корова и смотрела на Колю глупыми добрыми глазами. Очевидно, корова пришла откуда-то издалека, из разоренной гитлеровцами деревни. Если даже ее хозяева и остались живы, найти их все равно было невозможно, а без хозяев корова погибла бы. Соломин решил оставить ее у себя. Дела прибавилось. Пришлось, отточив косы, взяться за косьбу, чтобы заготовить на зиму сена. Научиться доить тоже было не так уж просто. Но теперь у них всегда было молоко, простокваша, творог. Осенью вскопали участок земли и посеяли рожь. Зимою Соломин еще несколько раз ходил в деревню. Коля и Иван Игнатьевич целые дни были заняты: пилили и кололи дрова, задавали сено корове, убирали навоз, через день ходили на озеро ловить в проруби рыбу. Коля научился изрядно плотничать, сделал почти без помощи деда хорошие санки и многое починил в доме. Один тулуп распороли и из овчин сигали Лене отличную шубу. Лена много была на воздухе, каталась на санках, лепила снежных баб и за всю зиму не болела ни разу. Темнело зимой рано. Когда, закончив дневную работу, садились обедать, уже синело за окнами. После обеда зажигали лучину. В доме было тепло, почти жарко. Лена, забравшись на кровать, тихо играла с тряпичной куклой: укладывала ее спать, готовила ей обед или пересказывала ей слышанные от деда сказки. Иван Игнатьевич и Коля чинили что-нибудь по дому, штопали или шили. Тогда открывалась "вечерняя школа". Иван Игнатьевич был учителем, Коля - учеником, а Лена - просто любопытным слушателем. Иван Игнатьевич рассказывал о южных и северных странах, о путешествиях Ливингстона и Стэнли, об открытии Южного и Северного полюсов. Иногда они устраивали долгие путешествия, тянувшиеся три или четыре вечера. Они садились на большой океанский корабль и отправлялись вокруг света. Теплые ветры дули над океанами. Обезьяны резвились на пальмах. По ночам страшно ревели львы. Плавно покачиваясь на верблюдах, пересекали путешественники пустыню. Но вот холодный ветер дует им в лицо. Близко север. Тюлени резвятся на льдинах. Погоняя оленей, мчатся путешественники по гладким ледяным полям. Скоро полюс. Ветер вздымает и крутит снег. Но путешественникам не страшна непогода. Сквозь пургу и ветер идут они все вперед. Иногда они отправлялись в прошлое. Они видели, как войска Грозного штурмуют Казань, как работает русский плотник Петр на голландской верфи, торжествовали, когда шведов разбили под Полтавой. С Суворовым они шли через Альпы, и у них кружилась голова - такие страшные пропасти открывались под ногами... Допоздна затягивалось путешествие. Ветер выл и свистел в лесу, шумели и гнулись деревья. Снег доверху заносил замерзшие маленькие оконца. Наигравшись, засыпала Лена. Лучина, догорев, падала в кадку с водой. Так кончался день. По ночам волки подходили к дому. Утром ясно видны были их следы. Пришлось сделать крепкий запор в хлеву и наглухо заколотить оконце. Прошла первая зима. Перед весной Соломин сходил в деревню и, продав две рубашки все из того же неиссякаемого сундука, купил посадочного картофеля. Как только сошел снег, начались полевые работы. Работали с утра до позднего вечера, не разгибая спины. До крови стерли руки. Долго не могли заснуть - так болело все тело. Но все-таки вскопали довольно большой участок, посадили картошку. В июне косили сено. Лена приносила воду усталым косцам и сама пасла корову. Снова пришла осень. Урожай оказался хорошим. Подпол заполнился картофелем. Долго не могли придумать, как молоть рожь. Пришлось толочь ее в деревянной ступке. Это было очень трудно. Решили варить крутую ржаную кашу и есть ее вместо хлеба. Настоящий хлеб пекли только по торжественным дням. Все реже вспоминала Лена прежнюю жизнь. Даже фамилию свою она помнила плохо, и, когда девушка сказал как-то, что фамилия ее Соломина, Лена легко в это поверила. Вторая зима прошла значительно легче. Картофеля было достаточно. Накоптили пудов пять рыбы, насушили грибов. Жизнь стала налаженней и спокойней. Каждый день работала "вечерняя школа". Теперь и Лена училась. К весне она умела читать, правда не очень быстро, и даже с грехом пополам писала печатными буквами. К сожалению, в лесном доме не было ни книг, ни бумаги, ни чернил. Лена училась читать по завалявшейся в шкафу растрепанной книге "Лесное хозяйство". Единственный карандаш, найденный в доме, был исписан почти до конца. Рассказы Ивана Игнатьевича, как они ни были интересны и поучительны, не могли заменить учебников. Между тем надо было заниматься дальше. Вопрос этот долго обсуждался, и наконец решено было, что, как только потеплеет, Иван Игнатьевич сходит в Запольск к старому своему товарищу, доктору Кречетову, и постарается достать у него учебники, бумагу, чернила и перья. Глава третья Доктор Кречетов сообщает удивительные вещи До осени Соломину не удалось выбраться в город. Весной начались полевые работы, потом сенокос, огород требовал ухода, и Коле одному было не под силу справиться. Только в сентябре, когда все убрали, засыпали в подпол картошку и овощи, обмолотили рожь, заготовили дрова на зиму, Соломин наконец отправился в путь. С волнением подходил он к родному городу. Он не был в нем больше двух лет. Что стало за это время с друзьями его, с соседями, с бывшими его учениками? Кого из них он не застанет в живых? Как его встретят оставшиеся? Наконец, что они расскажут ему? Два с лишним года он почти ничего не слышал о том, что происходит в мире. В деревню сведения доходили плохо, да Соломин и боялся расспрашивать. Он не хотел, чтобы на него обращали внимание. Соломин чувствовал, что больше он не может оставаться в неизвестности. В сущности говоря, это и было главной причиной, заставившей его предпринять рискованное путешествие. Немного не доходя до города, он свернул с дороги и до сумерек просидел в лесу. Когда стало темнеть, он вошел в город. Улицы были пустынны и тихи, все окна были наглухо закрыты и занавешены. Перед домом доктора Кречетова Соломин остановился. Дом казался пустым. Долго Соломин не мог решиться постучать. В самом деле, что он знал о Кречетове? Может быть, его давно уже нет, может быть, тут живут гитлеровские офицеры или чиновники и Соломин попадется как кур во щи! Но долго стоять на улице тоже было опасно. Его могли задержать. Соломин решился и постучал. Дверь долго не открывали. Наконец послышались осторожные шаркающие шаги, и женский голос спросил: - Кто там? - Мне нужно видеть Евгения Андреевича, - негромко сказал Соломин. За дверью перешептывались. Потом мужской голос спросил: - Кто меня хочет видеть? - Евгений Андреевич, - сказал Соломин, - это я, Иван Игнатьевич. Открой, пожалуйста. Загремел засов, дверь отворилась. Доктор Кречетов, похудевший и совсем седой, стоял, вглядываясь в темноту. Вдруг он резко шагнул вперед, схватил Соломина за руку, втащил его в сени и, осторожно притворив дверь, задвинул засов. Положив руки на плечи Соломину, он порывисто обнял его и трижды поцеловал. Потом подозрительно покосился на дверь и спросил: - Тебя никто не видел? Нет? Ну хорошо, хорошо, пойдем. Через пять минут старики сидели в мягких креслах в кабинете Кречетова, улыбались, смотрели друг на друга и не могли насмотреться. - Живой! - все удивлялся Кречетов. - Ах, Иван, Иван, ну и живучи же мы, старики! Оба так радовались встрече и так разволновались от радости, что разговор никак не мог завязаться. Александра Андреевна, сестра Кречетова, покрыла стол холщовой салфеткой, поставила хлеб, тарелку соленых груздей, банку моченой брусники и принесла самовар. Соломин раньше не любил маленькую ехидную старушку, сплетницу и завистницу, но сейчас и на нее смотрел с удовольствием. Александра Андреевна разлила чай в большие чашки с синими цветами и вышла из комнаты. Над столиком висела лампа, и свет ее казался Соломину удивительно ярким. Негромко шумел самовар. Окна были закрыты ставнями и наглухо занавешены шторами. Соломину на секунду показалось, что все приснилось ему. Может быть, не было ничего: ни войны, ни оккупации, ни жизни в диком лесу. Просто встретились они, старики, чтобы сыграть партию в шахматы, попить чайку, поболтать. Вдруг Кречетов вздрогнул и стал прислушиваться. - Ты не слышишь? - спросил он. - Патруль, кажется. Действительно, с улицы глухо доносились шаги. Они прошли мимо дома и стихли. Кречетов снова развеселился, отхлебнул чаю и весело посмотрел на Соломина. "Нет, - подумал Соломин, - все это было и есть: и война и оккупация. В городе гитлеровцы, а мы, как звери, прячемся в норах". - Ну, - сказал Кречетов, - рассказывай. Соломин покачал головой. - Я потом расскажу, - сказал он. - Я все это время жил так одиноко, что не знаю ничего. Сначала расскажи мне, что происходит в мире. Кречетов покосился на окно, потом перегнулся через стол и прошептал: - Под Москвою разбили! - Это точно? - шепотом спросил Соломин. Кречетов кивнул, рассмеялся и потер руки. Потом он снова наклонился к Соломину. - Под Сталинградом, - прошептал он, - окружили гитлеровскую армию - и... - Он сделал красноречивый жест. - Уничтожили? - спросил Соломин. Кречетов кивнул и рассмеялся. - Потом на Северном Кавказе... Потом под Таганрогом... В Донбассе, на Украине... Глаза его смеялись, он торжествовал. - Ну и что же теперь? - спросил Соломин. - Гонят! - шепнул Кречетов. - Куда? - Обратно... В Германию. Старики посмотрели друг на друга и рассмеялись. - Вояки! - сказал Соломин. - Хозяева мира! - Вот-вот... - У Кречетова сделалось таинственное лицо. - Подожди, я сейчас покажу тебе. Снова покосившись на окно и прислушавшись, не слышно ли шагов на улице, он достал из ящика маленькую карту Европы, вырванную из учебника географии. Старики склонились над ней. - Только осторожно, - сказал Кречетов, - не надо делать никаких пометок. Часто бывают обыски, и к картам очень присматриваются. Старики долго сидели над картой и возбужденно перешептывались. Вглядываясь в извилистые линии рек и маленькие кружки городов, Соломин видел движение огромных армий, дым и пламя великих битв и близкое уже освобождение. Потом Кречетов спрятал карту. - Теперь рассказывай ты, - сказал он. Прихлебывая чай, Соломин стал неторопливо рассказывать о том, как судьба подкинула ему чужую девочку, как разыскал он Колю, как поселились они в лесном доме, как постепенно наладили хозяйство, как живут там втроем, точно робинзоны на необитаемом острове. Кречетов слушал очень внимательно, удивлялся, качал головой, восторгался и несколько раз, взволнованный, вскакивал со стула и начинал шагать взад и вперед по комнате. - Я тебе завидую, - сказал он, когда Соломин кончил рассказ. - С какой бы радостью я жил так, как ты, не слыша этих проклятых патрулей, которые все время шагают под окнами! Он посидел задумавшись, потом вздохнул и резким движением отставил пустую чашку. - Ладно, - закончил он, - довольно! Чем больше об этом думаешь, тем больше расстраиваешься. Что же ты собираешься делать с Леной? Ведь отец ее, может быть, жив. - Если жив, - ответил Соломин, - мы найдем его после войны. Сейчас искать безнадежно. - Да-да, - задумчиво согласился Кречетов. - Ты говоришь, полковник и часть его стояла здесь?.. Как его фамилия? Может, я слышал случайно. - Рогачев, - сказал Соломин. - Рогачев? - переспросил Кречетов. - А имя и отчество? - Степан Григорьевич. - Степан Григорьевич? - Кречетов подался вперед. - И ты о нем ничего не слышал? - Нет, ничего. - Ну, уж действительно, должен сказать, ты жил, как медведь в берлоге! - Да что такое? Что с ним случилось? - Ничего не случилось, а только Степан Григорьевич Рогачев ныне один из самых знаменитых генералов Красной Армии. Наступила пауза. Старики молча смотрели друг на друга. - Слушай, - сказал Соломин, - это же очень опасно. Что, если немцы доищутся, что дочь Рогачева живет у меня? - Конечно, опасно, - согласился Кречетов. - Тут даже поговаривали, что семья Рогачева была в Запольске. Хорошо, что никто не знает, куда ты девался. Все думают, что ты погиб при бомбежке. - Я хотел повидать кое-кого из старых знакомых... - заикнулся было Соломин. - Нет, нет, - Кречетов замахал руками, - ни в коем случае! Имей в виду: за всеми следят, слушают каждое слово. Я прошу тебя, даже сестре ничего не рассказывай. Она, конечно, не донесет, но знаешь - женщина, сболтнет где-нибудь... Кстати, надо попросить ее согреть еще самоварчик. Он распахнул дверь. Раздался стон. Александра Андреевна стояла в дверях, приложив руку ко лбу. - Ну можно ли так! - сказала она недовольно. - Ты мне шишку набил. - Саша? - удивился Кречетов. - Что ты делала здесь, за дверью? - Я хотела подогреть самовар, он, наверное, остыл уже. Она схватила самовар и, негодуя, вышла из комнаты. Старики проговорили до рассвета. Кречетов рассказал все, что знал о Рогачеве. Полковник Рогачев прославился в боях под Москвой. Части генерал-майора Рогачева нанесли один из главных ударов под Сталинградом. С тех пор фамилия Рогачева гремела на многих фронтах и во многих битвах. Он, как вихрь, прошел по Донбассу. Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Рогачева восторженно встречали освобожденные области Украины. Приглушив голос, Кречетов спел песню о Рогачеве. Эту песню поют на освобожденной земле, но она известна и здесь, у них, в еще не освобожденном Запольске. Кречетов пел совсем тихо, почти шепотом. Надо было быть осторожным. Недавно фашисты расстреляли девушку за то, что она рассказывала о Рогачеве. - Он на нашем фронте, - сказал Кречетов. - Запольск будут брать его войска. Весь следующий день Соломин просидел в комнате, Кречетов запрещал ему даже подходить к окнам. В сумерки Соломин ушел из города. Он нес полный комплект учебников, запас бумаги, перьев, чернил и карандашей. Все это под разными предлогами выпросил Кречетов у знакомых. Соломин шел, и ему казалось, что каждый встречный с подозрением смотрит на него. Перед тем как свернуть в лес, он долго оглядывался и свернул, только убедившись, что на дороге никого нет. Детям он ничего не рассказал о Рогачеве. Жизнь в лесном доме пошла по-старому. Настала зима, снег занес дом почти до крыши. Занятиям в этом году уделяли больше времени. Коля проходил дроби, учил по настоящим учебникам историю и географию. По воскресеньям устраивались экзамены. Дети совсем привыкли к лесной жизни. Коля теперь уже не боялся таинственных лесных зверей. Зато Иван Игнатьевич спал плохо. Всю зиму его мучил ревматизм. Ноги опухли, и он с трудом доходил до озера. Ворочаясь без сна на постели, старик думал: "Только бы дожить до прихода наших! Лену отдам отцу, Коля в школу пойдет, а мне и отдохнуть можно будет". С этими мыслями он засыпал, но, заснув, сразу же просыпался. Ему казалось, что гитлеровцы подходят к дому, что дом уже окружен, что за Леной пришли. Часто днем он вдруг начинал внимательно оглядывать лес. Ему казалось, что между деревьями что-то мелькает. Он щурил близорукие глаза, спрашивал, не видит ли Коля кого-нибудь, недоверчиво качал головой, когда Коля говорил, что никого нет, и снова пристально всматривался, пока не начинали болеть глаза. Но зима прошла благополучно, наступила весна, потом лето. Был на исходе июнь 1944 года. Глава четвертая В лесной домик приходит неизвестный человек После жаркого июльского дня солнце скрылось за лесом. Потянуло прохладой. Туман осел в низинах, в озере заплескалась рыба. Наступал вечер. По лесной тропинке шел человек. Он был невысок и коренаст, обут в сапоги, одет в холщовые штаны и рубаху. Но, несмотря на крестьянскую одежду, что-то было в его лице и походке неуловимо городское, и неестественно выглядела на нем холщовая одежда. У человека была только одна рука. Левый, пустой рукав был засунут за пояс. Вещевой мешок висел на одном только правом плече, и, чтобы он не болтался, человек придерживал его локтем. Сквозь деревья блеснуло зеркало озера. Тропинка свернула и пошла склоном холма. Осины и елки сменились березами. Потом из-за белых стволов показалась серая стена сарая. С одной стороны тянулось картофельное поле, с другой колосилась рожь, в серых сумерках казавшаяся серебряной. На вершине холма одиноко высились две огромные березы. Между ними стояла изба, срубленная из толстых бревен, крытая потемневшей от времени дранкой. Отражаясь в маленьких окошечках, пылало багровое солнце. Человек снял шапку, сунул ее под мышку, вытер пот единственною своей рукой и спокойно огляделся вокруг. На крыльце, не двигаясь, сидел старик и в упор смотрел на пришедшего. Седые, давно не стриженные волосы спускались почти до самых плеч. Седая борода острым и длинным клином свисала на грудь. Он казался сказочным, этот старик, да и все кругом было сказочно: одинокий дом на вершине холма, серебряное озеро внизу, таинственно молчащий лес. - Добрый вечер, дедушка! - сказал пришедший громко и весело. - Добрый вечер, - нехотя ответил старик. - Иван Игнатьевич Соломин здесь живет? - Здесь. Пришедший посмотрел на старика очень внимательно. - Это не вы ли будете? - Нет. - Так-так... - Пришедший присел на крылечко рядом со стариком. - Ты что же, дедушка, - спросил он, - вместе с Соломиным тут живешь? - Нет. - А где же? (Старик показал рукой куда-то в глубь леса.) В деревне? (Старик мотнул головой.) Просто в лесу? (Старик кивнул.) Значит, лесной человек и бобыль? (Старик снова кивнул.) А где Соломин? - На озеро ушел... на рыбалку... недели на две... - Старик как будто с трудом подбирал слова. - А ты почему здесь? - Посторожить просил. - Понимаю. И далеко это озеро? (Старик пожал плечами.) Не знаешь?.. И что же, вместе с девочкой ушел? Пришедший переиграл. Он слишком равнодушно спросил о девочке и хотя отвернул при этом лицо, но, скосив глаза, уж очень внимательно глянул на старика. Старик не показал, что заметил этот взгляд. - С какой? - спросил он. Лицо его по-прежнему ничего не выражало. - С маленькой, - сказал пришедший, - которая с ним живет. Приемыш, что ли. - А-а, - протянул старик, - живет какая-то маленькая. Внучка, что ли. - Так с нею он пошел или без нее? - С нею, наверное. - Так... А далеко это озеро? Старик снова пожал плечами. - Ах да, я забыл, ты ведь не знаешь! Значит, вернется он через две недели? Так-так... Пришедший достал из кармана кисет и сложенную газету. - Куришь? - спросил он, протягивая кисет старику. Старик оживился; что-то похожее на улыбку показалось на его лице, и рука потянулась к кисету. - Значит, это мы любим? - сказал пришедший. - Скучновато, значит, без табачку? Что же, дело хорошее, только ведь, знаешь, сейчас с табачком трудно. Дорогая вещь нынче табак. - Он как будто не замечал руки старика, протянутой за табаком. - Очень нужно мне Соломина повидать, - говорил он рассеянно. - Я, понимаешь, старый его ученик. В школе у него учился. Он меня хорошо знает. Обязательно нужно мне ему одну вещь сообщить. Исключительно для него важную. Может, ты вспомнил бы, дедушка, где это озеро? Я б тебе табачку дал. У меня в мешке три стакана. Как, дедушка, а? Колебания очень ясно отразились на лице старика. Ему, очевидно, не хотелось говорить, где ловит рыбу Соломин, но табак был совсем рядом, вот здесь, и целых три стакана. Он вздохнул, сожалея о своей слабости, и сказал: - Этой тропкой дойдешь до озера - и забирай вправо. Верст пять пройдешь, на проселок выйдешь. По проселку влево бери. Версты три до речки. Там по-над берегом тропка пойдет до большого озера - верст десять, а на озере избушка стоит, лесорубы сложили. Там они и живут. Пришедший повеселел, ловко управляясь единственной рукой, развязал вещевой мешок и достал сверток с махоркой. - На, - сказал он, - кури на здоровье. Значит, всего верст двадцать будет? Старик не слушал. Он торопливо свернул папироску и ушел за огоньком в избу. Пришедший завязал мешок, вскинул его на плечо и быстро зашагал по тропинке вниз. Он скрылся за деревьями. Сучья хрустели под его ногами. Хруст затих. Внизу, около озера, мелькнула казавшаяся отсюда маленькой его фигурка и окончательно исчезла в густой зелени. Тогда медленно открылась дверь избы, и старик вышел на крыльцо. Он постоял, внимательно вглядываясь в лес, и трижды громко крикнул иволгой. Лес молчал. Потом другая иволга ответила троекратным криком. Старик ждал, щуря глаза. Он плохо видел в сумерках. Вот опять на тропинке хрустнули сучья. Из-за деревьев вышли мальчик и девочка. Мальчику было на вид лет четырнадцать. Он шел уверенно и ровно. Так ходят люди, привыкшие к лесу. Лицо его обветрилось и загорело. От этого глаза казались особенно светлыми, почти белесыми. Девочке было лет семь. У нее был вздернутый носик с тремя веснушками на кончике и такие большие глаза, что казалось, они широко раскрыты от удивления. Два крысиных хвостика - две косички прыгали у нее за плечами. - Разве уж поздно? - спросил мальчик. - Мы видели в озере сома! - перебила девочка. - Да, - сказал мальчик. - Вот такого большого... - Усатого и сердитого! - перебила девочка. - Да, - сказал мальчик. - Мы слышали дятла... - Когда мы подошли, он улетел, - перебила девочка. - Я нашел новый малинник... - сказал мальчик. - Огромный-преогромный! - перебила девочка. - И Лена съела столько малины, - сказал мальчик, - что я не понимаю, как она не умерла. - Вот как, - сказал старик, - значит, ей не хочется сладкого. А у меня есть мед, и я хотел, чтобы она испекла нам лепешки. - Ничего, - сказала Лена, - мед я могу есть. Печка топится? - Топится, и дрова наколоты. Пока ты печешь, мы с Колей посидим поговорим. Лена ушла в избу. - У нас мало времени, Коля, - сказал, помолчав, старик, - а мне многое нужно тебе сообщить. Я не думал, что так скоро нам придется расстаться... Глава пятая В дальний путь Тени над лесом сгустились, бледные звезды проступили на светлом небе, а дед и внук все еще разговаривали. - Я так привык, что Лена моя сестра, - сказал Коля. - Почему ты обманул меня, дедушка? - Ты был еще мал. Да и что это изменило бы? Не о том сейчас речь. Подумай, как важно для гитлеровцев захватить дочь Рогачева! Как страшно они могут ему отомстить! И как я посмотрю Рогачеву в глаза, если он придет сюда и спросит: "Как же вы дочь мою не уберегли?" - Нельзя, - сказал Коля, - нельзя, дедушка. Как это так - не уберегли! Обязательно убережем. Да и кто узнает? Здесь же нет людей. Я знаю такие места, что никто не отыщет. Он огляделся. Со всех сторон к ним подходил лес. Тянулись черные тени от деревьев, изгибались белые ветки берез. Вышла луна, и в призрачном ее свете ветки казались руками, а стволы - туловищами странных лесных уродов. - Здесь, в лесу, нет фашистов, - неуверенно сказал мальчик, - здесь никто не может узнать. Дед, понизив голос, ответил: - Узнали, Коля! Не знаю, как, но узнали. - Почему ты думаешь? - спросил Коля. - Сегодня ко мне пришел человек. Он был одет крестьянином, но он не крестьянин. Он разговаривает по-городскому, и мешок у него завязан не так, как крестьяне завязывают мешки. Он принял меня за сторожа. Странный человек - невысокий, с добродушным, слишком добродушным лицом, без левой руки. - Зачем же он приходил? - шепотом спросил Коля. - Он спрашивал про девочку, которая живет у Соломина, - шепотом ответил старик. - Что ты ему сказал? - Я сказал, что Соломин с детьми ушел на рыбалку, на озеро. Я услал его за двадцать километров. Двадцать километров туда и двадцать обратно - завтра к вечеру он будет здесь. - Что же делать? - Завтра к вечеру ты и Лена будете далеко отсюда. - А ты? Дед помолчал; усталое было у него лицо. - Я останусь, - сказал он. - Ты знаешь, я не могу ходить. Я вам буду только помехой. Ты уже большой мальчик, Коля. Я думаю, ты знаешь не меньше городского школьника. Кроме того, ты три года провел в лесу. Ты не трус, и сообразительности у тебя хватит. Ты не боишься? - Нет, не боюсь. А куда нам идти? Дед пожал плечами: - Что я могу тебе сказать? Лучше всего, если б тебе удалось провести Лену через фронт и доставить ее отцу, генерал-лейтенанту Степану Григорьевичу Рогачеву, или хотя бы любому командиру или бойцу Красной Армии. Если это тебе не удастся - а это, Коленька, очень трудно, - надо доставить ее партизанам. Куда - не знаю. Они прячутся в лесах, их надо найти. - Понимаю. - Если и это не удастся, надо затеряться среди людей и ждать, пока придут наши. - Хорошо. Куда нам сейчас идти, как ты думаешь? - Идите в Запольск, к доктору Кречетову. Писать я ему ничего не буду, это опасно. Если он не узнает тебя - ты ведь вырос за эти годы, - скажи ему, что ты мой внук. Только наедине, чтобы не было посторонних. - Понимаю. - А Лене не говори, кто ее отец. Она мала, может проговориться. - Хорошо, дедушка. - Не думал я, - повторил дед, - что придется нам с тобой расстаться... - Ужинать! - крикнула с крыльца Лена. Она стояла в дверях, маленькая, худощавая; две косички лежали у нее на плечах. - Лепешки готовы. Доставай мед, дедушка! За ужином сообщили Лене, что утром она и Коля отправляются путешествовать. Лена сначала заволновалась, но у деда и брата были такие веселые лица, что предстоящее путешествие стало казаться очень интересным. Весело собирали вещи и связывали их в два маленьких узелка. Весело легли спать и проснулись веселые. Грустно было только расставаться с дедом. Лена всплакнула, целуя его на прощанье, но дед уверенно сказал, что они скоро увидятся. Слезы у Лены высохли, и она опять развеселилась. Утро было чудесное. Сверкала роса, птицы проснулись и так радостно желали друг другу доброго утра, что путешествие показалось еще привлекательнее, чем накануне. Простились с дедом у озера. Старик долго стоял и смотрел им вслед. Они шли, взявшись за руки, высокий мальчик и маленькая девочка, и каждый из них держал на плече палку с привязанным на конце узелком. Они скрылись уже за деревьями, но долго еще доносились их оживленные голоса. Потом голоса стихли. Весь день старик просидел на крыльце. Он вздыхал, шевелил губами и опять вздыхал. Вечером неизвестный человек снова подошел к дому. Старик равнодушно посмотрел на него. Неизвестный человек сказал: - Вы ловко меня провели, Иван Игнатьевич, но вам придется жестоко раскаяться в этом! Глава шестая Неизвестный человек обгоняет Колю и Лену Лена и Коля шли по лесной тропинке. Скоро осталось позади озеро, тропинка вывела на проселок, и проселок, изгибаясь, побежал по сухому сосновому бору. До сих пор места шли знакомые: здесь дети бегали, здесь они играли, а за той огромной сосной Коля однажды спрятался и до смерти перепугал Лену. Дальше начиналась неизвестная область, страна, в которой они еще не бывали. Стало чуточку страшно, но очень интересно. Все время они делали замечательные открытия. Лена нашла огромный муравейник. Таких больших возле их дома не было. Отойдя в сторону от дороги, они напали на грибные места и быстро набрали столько грибов, красных и белых, что уже их некуда было класть. К вечеру показалась деревня. Но Коля решил обойти ее - во избежание неприятных встреч. Это была страна лесов, холмов и озер. Днем дети выкупались в чудесном озере, потом разложили небольшой костер, очистили и сварили в котелке грибы. Коля, срезав удилище (леска и крючки у него были с собою), выловил штук десять плотичек, и они сварили отличнейшую уху. После обеда заснули и проспали часа два. Солнце уже склонялось к западу, когда Коля проснулся, а Лена спала бы, наверное, еще долго, если бы он не разбудил ее. Окунулись в воду, оделись и пошли дальше. На закате вышли на шоссе. Коля начал учить Лену, что отвечать на расспросы. Не так-то просто было выдумать историю про себя. Решили, что они будто бы жили в деревне Алексеевке - километрах в пятидесяти была такая деревня, - а потом родителей их угнали в Германию, а они пробираются в город, к доктору Кречетову, который приходится им сродни. Время от времени навстречу попадались люди. Это были большей частью крестьяне. Один раз в легковой машине проехал фашистский офицер с женщиной. Он объяснял что-то, показывая на лес, а женщина смотрела испуганно и недовольно. На повороте дороги стоял бревенчатый, засыпанный землею блиндаж, обнесенный колючей проволокой. Гитлеровцы сидели около и покуривали, равнодушно поглядывая на дорогу. Днем они чувствовали себя спокойно. Мимо блиндажа старик гнал свинью с тремя поросятами. Один из солдат встал, ловким движением схватил поросенка. Поросенок отчаянно завизжал и задрыгал ножками, но солдат с размаху швырнул его в блиндаж. Старик испуганно оглянулся, но солдат на него даже не смотрел, и старик, хлестнув хворостиной свинью, заторопился дальше. Стало темнеть. Дети свернули в лес, выбрали место поровнее и посуше, сгребли кучу листьев, зарылись в нее и заснули. Ночь прошла спокойно. Иногда по шоссе проезжала машина, да один раз вдали вдруг началась перестрелка и так же неожиданно оборвалась. Утром поели хлеба и пошли дальше. Коля решил добираться до города пароходом. Он знал со слов деда, что шоссе ведет к пристани и что пароход, идущий в Запольск, пристает к этой пристани каждый вечер. Дорога становилась оживленней. Чаще стали попадаться деревни. Чаще проезжали машины, патрульные ходили взад и вперед. Днем они купили молока у какой-то старухи. Сначала, когда они спросили, нет ли продажного молока, старуха на них накричала. - Откуда молоко? - возмутилась она. - Самим есть нечего! Внуки родные неделями молока не видят. Потом она вдруг подобрела и спросила, кто они такие и откуда идут. Они рассказали про родителей, которых угнали гитлеровцы, и про родственника, живущего в городе. Старуха, сердито ворча, вошла в избу, вынесла крынку молока и ни за что не хотела брать денег. А потом вдруг опять стала ругаться, так что дети испугались и поскорее ушли. Они долго думали, добрая она или злая, но так ничего и не могли решить. Лена очень устала, но держалась молодцом. Когда Коля предложил ей отдохнуть, она отказалась. Коля решил, что все-таки время отдыхать. Они залезли в кусты, поспали часок и пошли дальше. Дорога круто повела вниз. Они увидели перед собой широкую реку, плавно текущую между лесистыми берегами, большое село, раскинувшееся на берегу, и пристань. Но самое главное - совсем близко они увидели пароход. Пришлось прибавить ходу. К счастью, вниз идти было легко. Сзади раздался грохот колес и громкий крик: "Посторонись!" По дороге мчалась телега. Большая гнедая лошадь скакала галопом. Седой мужичок дергал вожжами и чмокал. Сзади на сене трясся и подпрыгивал человек, обутый в сапоги, одетый в рубаху и подпоясанный веревкой. Он внимательно посмотрел на детей и поднял было руку, как будто хотел остановить лошадь, но передумал. Телега промчалась мимо и скрылась за домами. Все-таки дети не опоздали. Кассирша продала им билеты третьего класса, и они быстро побежали к сходням. Возле пристани стояла обогнавшая их телега, и человек, погонявший лошадь, теперь привешивал ей к морде мешок с овсом. Глава седьмая На пароходе поют песню. Неожиданный сосед Нижняя палуба была забита народом. Люди сидели на чемоданах, на мешках, прямо на палубе. Коля и Лена с трудом нашли свободное местечко, попросив потесниться какую-то тетку. Пароход засвистел, загудел, зашумел, под колесами закипела вода, пристань поплыла сначала вперед, потом назад, а за пристанью поплыли мимо дома, деревья, крутые, обрывистые берега. Лена в первый раз видела пароход. Она вздрагивала при каждом гудке, испуганно схватила за руку Колю, когда поплыла пристань, как завороженная смотрела на движения шатунов и колес в машинном отделении. То и дело она дергала Колю и шептала ему в самое ухо: - А что это круглое? - Спасательный круг, - так же шепотом отвечал Коля. - А что это толстое, высокое? - Это труба. Тетка, сидевшая рядом с ними, долго к ним приглядывалась и наконец заговорила. - Что это вы, ребятки, все шепчетесь? - начала она. - Вам бы побегать по палубе, капитана бы пойти посмотреть, как он там командует. Теперь, конечно, туда только немцев пускают, а прежде кругом одни русские. Наверху - русские, внизу - русские, везде - русские, а немцы - те у себя в Германии сидели. Сидевшие вокруг стали оглядываться на женщину, а некоторые даже подавали ей какие-то знаки: молчала бы, мол, лучше, дуреха, влипнешь как кур во щи! Но женщина совершенно не умела держать язык за зубами. - Да-да, - сказала она громко в ответ на предостерегающие взгляды, - сама знаю, что нельзя говорить, а ничего с собой не могу поделать. Мне и муж всегда говорил, покуда его не посадили: "Молчала бы ты". А я и рада бы, да не выходит. Одним спасаюсь, что дьяволы эти по-русски ни бе ни ме, а на русского подлеца покуда не налетала. Ну, а если уж налечу, тут мне и конец. Она невесело усмехнулась и замолчала. В это время, угрюмо поглядывая то вправо, то влево, по палубе прошел гитлеровский солдат. Никто не посмотрел на него, никто, казалось, не заметил его, но сразу стихли на палубе разговоры. Придраться было не к чему, и солдат прошел мимо. - Пронесла нелегкая! - сердито сказала женщина вслед солдату. Темнело, и многие стали устраиваться спать. Кто подкладывал мешок под голову, кто пристраивался на плече у соседа, кто старался как-нибудь вытянуть ноги. Коля и Лена смотрели на берега, проплывающие мимо, на огоньки в окнах домов, на деревья, низко склонившиеся над водой. Как, оказывается, велик мир! Как мал кусочек земли, на котором прожили они три года! Села, деревни и города раскинуты по земле, и в каждом домике живут люди, и у каждого человека своя история, может быть еще более необычайная, чем история Коли и Лены. Монотонно шумела вода под колесами, пыхтела машина. Многие уже спали, и каждому, наверное, снилось что-то свое - кому радостное, кому грустное. Кто-то - в темноте не было видно кто - тихо наигрывал на балалайке. Он начинал один мотив, бросал его, не закончив, переходил на другой, но и этот бросал, как будто думал, переходя мыслью с одного на другое. Потом он негромко запел. Коля не знал этой песни и не вслушивался в нее. Вдруг он вздрогнул, услышав отчетливо произнесенную фамилию - Рогачев. - Что с тобой? - лениво спросила Лена; она успела уже задремать. - Ничего, - сказал Коля, - ты спи. - И стал напряженно слушать. Певец пел вполголоса, но, так как все кругом притихли, каждое слово песни было отчетливо слышно. Леса затаили великое горе, говорилось в песне, колосья приникают к земле не от тяжести зерна, а от тоски и муки. Девушки выплакали глаза, старухи высохли от несчастий, а мужчины и юноши вдалеке от родной земли вспоминают дом и рвутся в родные места через огонь и смерть. И вот через леса и болота, сквозь стены огня и металла идут на выручку рогачевские полки. Дни сменяются ночами, и снова приходят дни, и все ближе и ближе к родному краю подходят полки генерала Рогачева. В полутьме певец негромко повторял припев: "Все ближе и ближе к родному краю ведет полки генерал Рогачев". Потом он вдруг ударил по струнам и запел веселые частушки. Снова по нижней палубе прошел гитлеровский солдат, шагая по ногам и туловищам, как по доскам. - А кто это - Рогачев? - негромко спросила Лена; оказывается, она не спала и слушала песню. - Спи, - ответил Коля. - Это один знаменитый советский генерал. - Который сейчас со своими полками подходит к нашим местам, - раздался голос над самым Колиным ухом. Коля обернулся. Человек, обогнавший их на телеге, сидел рядом. - Говорят, между прочим, Рогачев уже очень недалеко, - добавил он. Люди кругом спали в странных и неудобных позах, храпели и бормотали во сне. Кажется, никто не подслушивал. - Совсем близко? - спросил Коля. - Говорят, совсем близко, - сказал незнакомец, - да ведь кто его знает, правда ли. Коле очень нравилось, что взрослый человек так солидно беседует с ним о военных делах. Но незнакомец сразу перешел на другую тему. - А вы что же, - спросил он, - далеко едете? - В город, - сказал Коля. - По делу или так? Коля рассказал историю, которую они с Леной выдумали по дороге. Незнакомец очень посочувствовал и сказал, что в городе родные, конечно, помогут. Из осторожности Коля не назвал фамилии доктора Кречетова. Незнакомец полез в мешок, достал пакетик и сказал, разворачивая его: - Позвольте мне вас сахарком угостить. Что-то странное было в его движениях. Несмотря на то что было темно и Коля с трудом различал его фигуру, он все время чувствовал какую-то ненормальность, неправильность в движениях незнакомца. - Берите, берите, - говорил он. "Почему он делает все одной рукой?" - подумал Коля и почувствовал, что сердце у него замирает. Рядом кто-то зажег спичку и прикурил. При короткой вспышке неверного света все сразу появилось перед Колиными глазами: пустой рукав, засунутый за пояс, холщовые штаны, вещевой мешок, добродушное, слишком добродушное лицо. Лена взяла сахар, а у Коли пересохло во рту и сердце упало куда-то вниз. Спичка погасла. Снова было темно. Пока незнакомец уговаривал Лену взять еще кусок, Коля мучительно думал, что делать. В это время пароход загудел. Лена вздрогнула, а потом засмеялась и что-то кричала, но слов ее разобрать было невозможно, потому что гудок заглушал все. Тусклые огоньки показались на берегу. - Пристань, - сказал однорукий. - Хочешь, Лена, пойдем посмотрим, - сказал Коля. Однорукий привстал - он собирался идти вместе с ними. - Если можно, - быстро сказал Коля, - посмотрите пока за вещами. Было очень жалко терять вещи: там были и хлеб и жареная рыба, но, если они возьмут узелки, однорукий пойдет вместе с ними. К счастью, деньги были у Коли в кармане. Дети стали пробираться через палубу, полную людьми. Сходни уже спустили. Лена удивилась, когда Коля повел ее вниз, на пристань. - Мы не опоздаем? - спросила она. - Ничего, - сказал Коля, - идем. Они быстро прошли по пристани мимо мешков и бочек. Пароход загудел. Здесь он стоял очень недолго. Лена заволновалась: - Коля, пароход сейчас отойдет! Коля молча тащил ее за собой. Они миновали домики, стоявшие возле пристани, и поднялись на крутой берег. Тут начинался лес. Зайдя за толстую березу, Коля остановился. - Лена, - сказал он, - мы должны остаться здесь. Этот человек, который сидел рядом с нами - ты видела, он однорукий, - это тот самый, из-за которого нам пришлось бежать из дому. Дети молча смотрели, как убирали сходни, как зашипела вода под колесами парохода и как сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей пароход стал удаляться от пристани. Только когда огни скрылись за поворотом реки, дети вздохнула свободно. Глава восьмая В городе. Сестра доктора Кречетова На пароходе дети уже утром были бы в городе. Пешком же они шли почти двое суток. Ночевали они в лесу. Хотя Лена устала и очень просилась в деревню, Коля решил избегать населенных мест. К вечеру второго дня они подходили к Запольску. Одежда на них запылилась и изорвалась. Коля пел песенки и рассказывал смешные истории. Лена смеялась, но Коля чувствовал, что смеется она, только чтобы не огорчать его, и что на самом деле ей больше всего хочется лечь в постель, укрыться и хорошо отдохнуть. Дорога поднялась на холм. Огромные сосны раскинули ветви. Солнце опустилось к западу, и тени пересекли дорогу. Жара спала, и дети повеселели. - Коля, - спросила Лена, - а в городе сколько людей: миллион? - В Запольске меньше. А есть города, в которых больше. - Миллиард? - Нет, таких не бывает. Миллиона четыре, пять. - Пять миллионов! - Лена покачала головой. - А в деревне сколько? Тысяча? - Бывает меньше, а бывает и больше. - Тысяча человек! Страшно подумать. Холм круто обрывался, дорога шла вниз. Коля и Лена остановились. Лесистую равнину пересекала серебряная река. На берегу реки раскинулся Запольск. Среди зеленых крон деревьев виднелись крыши. Разноцветные домики стояли шеренгой вдоль берега. Три года Коля не видел Запольска. Он смотрел на город, и многое приходило ему на память. Вот плоты, возле которых он когда-то купался. Вот высоко поднимается над одноэтажными домиками трехэтажное здание его школы. Грустно стало ему, что в родной свой город должен он приходить крадучись, боясь каждого встречного. - Какие высокие дома! - восторгалась Лена. - Сколько там этажей? - Три. - Как, наверное, страшно жить на верхнем этаже! Коля взял ее за руку: - Пойдем! - А ты ничуточки не боишься? - спросила полушепотом Лена. - Ничуточки, - неуверенно ответил Коля. На самом деле он очень волновался. - А я боюсь. Конечно, самую чуточку. - Все равно пойдем. Он шагнул вперед, и Лена пошла за ним. Через полчаса они входили в Запольск. Город был тих и пуст. Старики не сидели на крылечках, женщины не судачили у ворот. Редкие прохожие шли торопливо, не глядя по сторонам. На Колю и Лену никто не обращал внимания. В измятой одежде, грязные и запыленные, они были похожи на нищих. А нищих детей много ходило по улицам. В другое время Коля и Лена шли бы не торопясь, все осматривали бы, все обсуждали бы, но сейчас они так устали, так им хотелось скорее отдохнуть, что они молчали и даже не очень глядели по сторонам. Кроме того, было страшно. На лесной дороге, если есть опасность, всегда можно уйти в сторону, спрятаться за деревьями или в кустарнике, а в городе спрятаться негде - кругом дома, и живут в домах незнакомые люди. Кречетов жил в одноэтажном уютном домике с маленьким палисадником и чисто выметенным крылечком. Коля решительно постучал. Долго никто не отзывался. Потом послышались шаги. Дверь открыла старая, седая женщина с морщинистым, худым лицом. Крепко держа Лену за руку, Коля шагнул вперед. - Нам нужно доктора Кречетова, - сказал он. - Его нет, - ответила женщина. - А когда он будет? Женщина помолчала, потом вдруг резко сказала: - Он совсем не будет! - и захлопнула дверь. Дети посмотрели друг на друга. Коля не знал, что делать. Он был готов рассердиться и уйти, не добившись толку. Но Лена была такая несчастная и усталая, что он постучал снова. Дверь открылась сразу же. Женщина, по-видимому, не отходила от двери. - Что вам надо? - резко спросила она. - Послушайте, - сказал Коля, - нам очень, очень нужен доктор! Скажите, где мы можем его найти? - Что вы пристали ко мне? - закричала женщина. - Вам сказано, нет его и не будет. Понимаете, не будет! И уходите сейчас же. Она так хлопнула дверью, что дети невольно вздрогнули. Коля чуть не заплакал. Он тоже очень устал. Многое бы он отдал за то, чтобы быть сейчас дома. Затопили бы печку, Лена спала бы, подложив под щеку ладонь, а Коля нырнул бы под одеяло, подоткнул его со всех сторон и вытянулся. Лена дернула его за руку. - Ну что же, - сказала она, - пойдем. Не глядя друг на друга, они зашагали по пустынной улице. Какая-то собака лениво тявкнула на них из подворотни, какие-то мальчики носились по переулку, перебрасываясь футбольным мячом. - Гоп! - говорил один. Второй отвечал: - Принял! Коля и Лена ничего не видели и не слышали. - Дети, дети! - кричал кто-то сзади. Коля сначала даже не подумал, что это может относиться к ним, но голос настойчиво повторял: - Дети, дети! Да подождите же! Коля и Лена обернулись. Старуха, которая только что прогнала их, задыхаясь, бежала за ними. Она остановилась, с трудом переводя дыхание. - Фу, - сказала она, - сердце какое стало, совсем не могу бежать! И вдруг спросила резко и хмуро: - Зачем вам нужен доктор Кречетов? Коля молчал. Страшно было открываться этой неприязненной, злобной старухе, но еще страшнее было идти неизвестно куда, терять единственную надежду встретить друзей в этом городе, в котором было так много врагов. - Ну? - переспросила старуха. - Говорите, а то я уйду. - Я внук Ивана Игнатьевича Соломина, - тихо сказал Коля, - а это Лена, его внучка. Старуха вздрогнула и испуганно посмотрела по сторонам. - Тише, - сказала она, - разве можно так кричать! Я сразу решила, что это вы. Ты не узнаешь меня? Я сестра Евгения Андреевича. - Я не узнал вас. Я был еще маленький, когда вас знал. А где Евгений Андреевич? - Тише! - Старуха погрозила пальцем. - Что ты кричишь на всю улицу! - Она приблизила губы к Колиному уху и зашептала, торопясь и от волнения не договаривая слова: - Его повесили. Понимаешь? Арестовали, а потом повесили. Он слушал Москву по радио и читал листовки. Понимаешь? Только об этом нельзя говорить. Она погрозила пальцем. Седые ее волосы растрепались, глаза сверкали. - Надо молчать, - говорила она задыхаясь. - Ты понимаешь, надо молчать! - Слюна брызгала у нее изо рта. "Она сумасшедшая!" - подумал Коля и отступил назад. Старуха притянула его к себе. - А почему вы ушли из вашего лесного дома? - спросила она. - Вас разве преследовали? - Нет. - Коля решил, что надо скрывать от старухи правду. - За что нас могли преследовать? Мы ничего такого не делали. Но старуха все знала сама. Коле пришлось сразу же убедиться в этом. - Девочке рассказали? - спросила она. Коля притворился, что не понимает: - Что рассказали? Кречетова раздраженно топнула ногой: - Не валяй дурака, мальчик! Рассказали ей про отца? Лена смотрела на Кречетову широко раскрытыми, испуганными глазами. Коля испугался тоже: Лене не следовало знать, кто ее отец. - Тише! - сказал он. - Ей ничего не рассказывали. Старуха кивнула головой: - Да, конечно... - Она задумалась, глядя на Лену. Лене стало неприятно от ее взгляда: такой это был холодный, немного насмешливый взгляд. - Александра Андреевна, - сказал Коля, - откуда гитлеровцы могли узнать эту историю? Ведь дедушка рассказал ее только Евгению Андреевичу. - Не знаю, - сказала старуха. - Откуда я могу знать? Почему ты меня спрашиваешь? Теперь она избегала Колиного взгляда. А Коля смотрел на нее в упор. Он, кажется, начинал догадываться. - А откуда вы знаете про Лениного отца? - спросил он. - Вас ведь не было при разговоре. Не отвечая на вопрос, старуха забормотала: - Три офицера живут в нашей квартире, и я им стираю белье, готовлю обед, убираю комнаты. И я дрожу, мальчик, день и ночь дрожу! Я старая женщина. Они могут со мною сделать что захотят. Я стараюсь не рассердить их. Тихо хожу, улыбаюсь, готовлю то, что они любят... Что я могу сделать! Я старая женщина. Коля очень взволновался. "Бежать! - думал он. - Скорей бежать! Но как? Старуха поднимет крик, позовет полицейского". Он стоял, не зная, что делать, а старуха все качала головой, улыбалась странной своей улыбкой и повторяла: - День и ночь я дрожу, день и ночь... Глава девятая Дети приходят на помощь И в это время Кречетову окликнули. - Эй, мать! - отчетливо и резко произнес мужской голос. Кречетова вздрогнула и обернулась. Трудно было представить себе, что человек может в одну секунду так измениться в лице. Исчезла растерянность, улыбка стала угодливой и слащавой. Кречетова торопливо поправила растрепавшиеся волосы. Кланяясь и кивая головой, заторопилась она к дому. - Иду, иду, - бормотала она и как будто пригибалась к земле от униженного сознания своей вины. - Поругайте, поругайте меня, старуху, совсем заболталась, глупая! Из окна докторского дома высунулся человек в форме германского офицера. Сейчас он смотрел мимо Кречетовой, прямо на Колю и Лену, и, подняв висевший на шее бинокль, приставил его к глазам, чтобы лучше разглядеть детей. Офицер отнял бинокль от глаз. Раздался резкий крик: - Эй, Kinder! Дети! Раздумывать было некогда. - Бежим! - сказал Коля и, дернув Лену за руку, быстро потащил ее за собой. Они свернули за угол. Тенистый переулок лежал перед ними. На мостовой между камнями росла трава. Невысокие деревья с густыми кронами шеренгами стояли вдоль тротуаров. Другие деревья росли во дворах и садиках и оттуда простирали ветви над тротуарами. Прохожих в переулке не было. Только четыре мальчика перебрасывались мячом. - Гоп! - говорил один, бросая мяч. Второй отвечал: - Принял! Мальчики замерли, увидев Колю и Лену. Сзади раздались крики и свистки. "Старуха выдала!" - подумал Коля, и отчаяние охватило его. Разве смогут они убежать, разве сумеют спрятаться? Попасться так глупо, сразу же!.. Что будет с Леной? Мальчики, игравшие в мяч, продолжали смотреть на Лену и Колю. Коля шагнул вперед. - Ребята, - сказал он, - это за нами гонятся! Мальчик, державший мяч, перебросил его другому. - Идемте, - сказал он и быстро прошел в калитку. Коля и Лена побежали за ним. Они оказались в маленьком тихом дворике. Два куста сирени росли у забора, две молодые березы росли у крыльца деревянного домика. На крыльце сидел старик и шилом ковырял старый сапог. Он поднял голову, но мальчик, шедший впереди, посмотрел на него, и старик снова уставился в сапог и будто ничего не заметил. В углу к кирпичной стене, ограждавшей двор, был пристроен дровяной сарай, запертый на висячий замок. Мальчик вынул ключ из кармана и вставил его в скважину. С улицы, приближаясь, доносились свистки, крики и топот бегущих людей. В переулке мальчики продолжали перебрасываться мячом как ни в чем не бывало. - Гоп! - говорил один, бросая мяч. И другой отвечал: - Принял! Дверь сарая открылась. Коля и Лена торопливо проскользнули внутрь. Здесь были аккуратно сложенные дрова, козлы для пилки дров и куча хворосту, сваленного в углу у кирпичной стены. Мальчик быстро раскидал хворост. Тогда стало видно, что под кирпичной стеной прорыт неширокий лаз. Мальчик нырнул в него. Голова его и половина туловища были по ту сторону стены. Ноги двигались, доносилось энергичное пыхтенье. Видимо, мальчик убирал какое-то препятствие, мешавшее ему проползти. Потом ноги вильнули, точно хвост уползающей змеи, и исчезли в лазу. - Лезьте! - раздался из-под стены глухой голос. - Лезь! - скомандовал Коля. Лена только испуганно посмотрела на него, но ничего не сказала и беспрекословно полезла под стену. За нею нырнул и Коля. Они оказались в другом сарае, чуть побольше и посветлей. Здесь тоже стояли козлы для пилки дров и лежали сложенные дрова. Куча хворосту, наваленного у стены, была раскидана, открывая выход из лаза. Коля только сейчас разглядел как следует мальчика, который вел их такой таинственной и сложной дорогой. Это был низенький, коренастый мальчик о широким лицом, покрытым веснушками. Он подошел к двери и трижды слегка толкнул ее. Замок, висевший снаружи, трижды негромко звякнул. Мальчик стоял, наклонив голову. Он прислушивался. Легкие шаги приближались к двери. Щелкнул замок, дверь отворилась. Худенькая девочка лет десяти, босая, в ситцевом платьице, с желтой челкой и простодушным лицом, стояла в дверях. - Нюша, - сказал мальчик, - у вас тихо на улице? Девочка кивнула головой, с любопытством посмотрела на Колю и Лену и сказала, шепелявя: - Шейчаш ничего не шлышно. - Надо их провести, Нюша. Пусть до вечера у Вовки в подвале посидят. А вечером я за ними приду. Нюша кивнула головой. Не тратя лишних слов, мальчик нырнул в лаз и, дрыгнув босыми ногами, исчез. Девочка завалила отверстие хворостом и сказала: - Шлушайте, только вы не отштавайте, - и вышла во двор. Коля и Лена пошли за нею. Они миновали маленький дворик, пересекли неширокую улицу и, пройдя еще один двор, вышли на огород. Здесь была уже окраина города. Дома стояли реже, и за домами, за дощатыми уборными и помойными ямами на аккуратных грядках жители посадили картофель, лук, капусту и огурцы. Нюша шла впереди уверенно и быстро, так что Лена и Коля едва поспевали за нею. Она перелезала через ограды, скашивала углы, протискивалась в отверстия подгнивших заборов. Иногда она оглядывалась и, убедившись, что Коля и Лена не отстают, вновь устремлялась дальше. Люди почти не попадались им. Только один раз они увидели женщину, работавшую на грядках, да еще какие-то две девочки окликнули Нюшу и спросили, не придет ли она к ним играть, но Нюша коротко ответила: - Жанята. И девочки отстали. Наконец, перебравшись через высокий тын, они оказались на крошечном дворике. Петух и две курицы рылись в мусорной куче, тощая кошка спрыгнула с крыши сарая и убежала. Сюда выходила задняя стена одноэтажного кирпичного дома. Нюша огляделась. Вокруг никого не было. Только петух горделиво шагал по мусору, только куры неторопливо поклевывали траву. Нюша наклонилась и подняла доски, прикрывавшие небольшое окошечко. - Лежьте, - сказала она, - там шпокойно. Пошидите пока, а пошле Леша придет. Коля полез первым. Подвал оказался неглубоким. Под окном был поставлен ящик, чтобы удобнее было вылезать и влезать. Коля окликнул Лену, иона скользнула ему на руки. Сразу же в окно просунулась Нюшина голова. - Ну? - спросила Нюша. - Все в порядке, - ответил Коля. Голова исчезла, и сразу послышался шум задвигаемых досок. Когда глаза привыкли к полутьме, Коля увидел каменный пол и каменные стены, пыльную, со ржавыми петлями дверь, которая, наверное, давно уже не открывалась, кучу соломы в углу, несколько ящиков, наваленных у стены. - Мы здесь славно устроимся, Ленка! - сказал Коля. - Ты, наверное, поспать хочешь? - Хочу. - Лена села на ящик. - У меня очень ноги болят. Коля энергично уминал солому, устраивая для Лены постель. - Ты ляг, закрой глаза и подумай о чем-нибудь приятном. Вспомни деда, дом, наше озеро... - А мы не можем пойти домой? - спросила Лена. - Домой?.. Вот сейчас я тебе и подушку устрою. Будет у тебя настоящая постель. А когда ты ляжешь, укрою соломой. Солома хорошая, сухая, немного, конечно, пыльная, но пыль потом и стряхнуть недолго. - Коля, а почему мы не можем идти домой? - опять спросила Лена. - Домой? - Коля подошел к Лене и сел рядом с ней на ящик. - Домой нам нельзя. Нет у нас с тобой дома. Лена молчала. Она опустила голову, и Коля не видел ее лица. Он обнял ее за плечи. - Ты сейчас очень устала, - ласково сказал он, - ляг и поспи. Я не могу сказать сейчас, почему нас преследуют, но только нам нужно спасаться, нам нужно прятаться, нам нужно бежать. Но это, Леночка, не всегда так будет. Скоро все будет по-другому. Все будет очень хорошо, замечательно хорошо. Так хорошо, как никогда еще не было! Ты пока меня ни о чем не спрашивай. Ладно? - Ладно, - сказала Лена невесело. - Я лягу. Она легла, Коля укрыл ее соломой и сам сел рядом. Она почти сразу уснула и задышала спокойно и ровно. За окном тихо кудахтали куры. Далеко где-то прошли люди. Голоса их еле доносились, и слов разобрать было невозможно. Потом опять стало тихо, только монотонно жужжала муха. "Что же делать, что же делать?" - повторял про себя Коля. Он думал и передумывал - и ничего придумать не мог. Доктор Кречетов был единственный человек, которого легко было найти и который мог им помочь. И вот его нет, а сестра его - доносчица, чуть-чуть не погубила их. Куда теперь идти, к кому теперь обратиться? И здесь, в городе, и в любой деревне есть много людей, которые рады будут помочь, спрятать, спасти. Но как их найти, как узнать, как не ошибиться? А если вдруг опять попадется трус и доносчик вроде старухи Кречетовой? Друзья притаились, друзья скрываются, друзей не узнаешь... И тут Коля вдруг вспомнил о мальчике, который спас их от погони, который должен прийти за ними. Если, не зная о Коле и Лене ничего, кроме того, что за ними гонятся гитлеровцы, он помог им - значит, это друг, значит, на него положиться можно. Теперь Коле казалось странным, как он раньше о нем не подумал. Коля вспомнил дыру в стене, заваленную хворостом с двух сторон, условное звяканье замка, девочку, которая ничуть не удивилась, узнав, что нужно спрятать двоих детей. Очевидно, не в первый раз приходится им обманывать фашистов, очевидно, это верные, смелые дети, и, конечно, они связаны с партизанами. Он даже не скажет им, кто отец Лены. Он про сто скажет, что их преследуют и что им необходимо попасть к партизанам. Не может быть, чтобы дети не помогли им! У Коли стало гораздо веселей на душе, и он сам не заметил, как заснул. Глава десятая Нюша, которая знает слишпом много - Шлушай, шлушай! - говорил кто-то Коле в самое ухо. - Не шпи, шлышишь? Коля открыл глаза. В подвале было темно. Маленькая фигурка наклонилась над ним. Слабая рука трясла его за плечо. - Кто тут? - спросил Коля. - Что случилось? - Это я, Нюша. Вштавать надо. Коля вскочил и протер глаза. За окном темнело ночное небо. Долго же он проспал! У него даже сердце замерло. - Что, Леша уже приходил? - спросил он. - Арештовали Лешу, - сказала девочка, волнуясь и от волнения говоря еще неразборчивее, чем обычно. - И других мальчишек арештовали. - Почему арестовали? За что? - Ваш хочут шхватить. По вшему городу мальчиков и девочек ловят. - Что же делать? - спросил Коля. - Ужаш, ужаш! - зашептала Нюша. - Шолдаты вежде поштавлены. Дома обышкивают, шараи, подвалы. Ужаш, ужаш! Шуда придут шкоро. Коля вскочил, подбежал к окну и, встав на ящик, высунул голову. Высоко над землей стремительно неслись облака. Порой они заволакивали все небо, порой расходились, и тогда мелькали одинокие звезды или край луны освещал сонную землю. Коля ждал, что услышит шаги полицейских или увидит крадущиеся фигуры, но кругом ничего не двигалось. Вышла луна, - сверкнула в мусорной куче пустая консервная банка, блеснула железная крыша сарая, но луна снова скрылась за облаками, и все погрузилось в темноту. Радуясь ночному покою, восторженно верещал сверчок, курица сонно забормотала и смолкла. Но Коле покой этот казался обманчивым и неверным. В темноте, в тишине чувствовал он опасность. Где-то недалеко уже шарят лучами фонари офицеров и полицейских, и скоро - через полчаса, через час - Лена, Лена, которую надо спасти, попадет в лучи этих фонарей! Коля спрыгнул с ящика и стал перед Нюшей. Нюша, подняв голову, смотрела на него, и, когда она заговорила, в голосе ее были уважение и любопытство. - Это вы на прошлой неделе жележную дорогу вжорвали? - спросила она почтительно. - Какую железную дорогу? - Я жнаю, жнаю! Вы динамитом вжрывали. Леша рашшкаживал. "Милое дело! - подумал Коля. - Эта девочка нам таких дел припишет, что фашисты весь район на ноги поднимут". Он постарался говорить спокойно и убедительно. - Слушай, Нюша, - сказал он, - никакой железной дороги мы не взрывали. Просто нам обязательно нужно выбраться из города. Поняла? - Жнаю, жнаю! - закивала головой Нюша. - Партижаны вшегда шкрываются. Мне Леша говорил. "Вот заладила, - рассердился Коля, - не переговоришь!" Однако он заставил себя успокоиться. - Думай что хочешь, - сказал он, - только выведи нас отсюда. Можешь ты это сделать? - Могу, - сказала Нюша. - Пойдемте, а то шкоро шуда придут. Коля разбудил Лену. Она выспалась и проснулась веселой и бодрой. - Уже идем? - спросила она. - Да, пора. Лена в темноте стряхнула пыль с платья и подошла к окну. Вдруг Коля заколебался. "Мала эта Нюша, - подумал он. - Еще заведет куда-нибудь". Нюша, кажется, угадала его сомнения. - Штрашно? - спросила она. - Не бойшя. Я жнаю, как Леша в леш ходил. Он мне не шкажал, но я подшмотрела. "Хуже не будет!" - решил Коля и, стремительно подсадив Лену, вылез за нею сам. После подвала во дворе казалось светло. Свет луны пробивался сквозь облака, и можно было разглядеть дом, сарай, высокий тын, ограждавший двор. Нюша вылезла вслед за Колей, быстро задвинула окошечко досками и коротко сказала: - Идите жа мной. Снова началось бесконечное путешествие по дворам, задворкам и огородам. Нюша шла уверенно и быстро. Это успокаивало Колю. Значит, она твердо знала, куда их ведет. Но Коле и Лене приходилось трудно. Они то спотыкались, попадая ногой в яму, то неожиданно налетали на невидимую в темноте ограду. Скоро Коля совсем потерял представление, в каком направлении они идут. Все время приходилось смотреть под ноги, ощупью искать перелаза через забор или вглядываться, следя за поворотами тропинки. Часто они отставали и теряли Нюшу из виду. Боясь окликнуть ее, Коля останавливался и стоял, чуть слышно посвистывая. И каждый раз с самой неожиданной стороны доносился напряженный Нюшин шепот: - Идите, идите шкорей! "Что же делать теперь? - думал Коля. - Все так хорошо складывалось, вот и девочка говорит, что Леша ходил к партизанам, - с его помощью мы, может быть, завтра же были бы среди вооруженных, сильных друзей. И снова все лопнуло. Лешу и других мальчиков покажут Кречетовой и отпустят. Она, конечно, сразу же скажет, что это не те, кого ищут, но будет уже поздно. Оставаться в городе, ждать, пока Лешу отпустят, невозможно. Облава, видимо, устроена большая, и попасться ничего не стоит. Вернуться через день, через два в город тоже нельзя. Непременно задержат. Значит, опять оказаться в лесу, без продуктов, без друзей, не смея ни к кому обратиться за помощью..." Задумавшись, Коля чуть не налетел на Нюшу, поджидавшую их у неглубокой канавки. Нюша пропустила Лену вперед и, немного задержав Колю, взволнованно зашептала ему в ухо: - А девочка тоже дорогу вжрывала? Я никому не шкажу. Чештное шлово. - Какую дорогу? - яростно зашипел Коля. - Сто раз тебе повторять - не взрывали мы ничего! Мы сами не знаем, как к партизанам попасть. - Я жнаю, жнаю! - закивала головой Нюша. - Леша мне говорил, партижаны никогда не рашшкаживают. - И быстро зашагала вперед, окончательно убежденная, что Лена и Коля и есть самые главные партизаны. "Вот упрямая девчонка, - ворчал про себя Коля, - забрала себе в голову железную дорогу! Никак эту дорогу у нее не выбьешь". Он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, и едва успел ухватиться за куст, чтобы не упасть. Он стоял на высоком, поросшем густым кустарником откосе. Внизу чуть заметно поблескивала река. - Лена! - шепотом позвал Коля. Лена ответила тоже шепотом: - Я здесь. Из темноты появилась Нюша. Коля никак не мог заметить, куда она исчезает и откуда она появляется. - Тише! - шепнула она чуть слышно. - Тут шолдаты ближко. Вожмитесь жа руки. Она взяла Колину руку, а Коля взял за руку Лену. Втроем они стали осторожно спускаться вниз по откосу. Когда кто-нибудь из них оступался или нечаянно сбрасывал ногой камень, Нюша застывала в испуге и только шептала чуть слышно: - Тише, пожалушта, тише! Вероятно, посты были совсем близко. Вскоре Нюша свернула в сторону, прямо в густой кустарник. Она отвела рукой ветки и, нагнувшись, шагнула, казалось, в самую гущу листвы веток. Коля наклонился тоже, шагнул за ней и потащил за собой Лену. Они шли наклонившись и все-таки то и дело головой задевали за ветки. Это был узкий проход в кустарнике. Ветки переплелись наверху, образовав длинный сплошной тоннель. Положительно, эта Нюша была неутомима. Лена уже тяжело дышала, у Коли болели ноги и спина, а Нюша шла как ни в чем не бывало и только иногда предупреждала еле слышным шепотом: - Тихо, пожалушта, тихо! И вдруг она сразу остановилась. Коля чуть не налетел на нее, так это было неожиданно. Она только зашипела, но по напряженности ее позы Коля понял, что опасность совсем близко. Он стоял согнувшись, боясь шевельнуться, и чувствовал, как сзади застыла Лена, как впереди, притаившись, вслушивается Нюша. А потом он услышал совсем близко, над головой, немецкую фразу и смех и, подняв глаза, увидел еле пробивающийся сквозь густую листву свет. - Тише! - шепнула Нюша и, постояв еще, двинулась наконец дальше медленно-медленно, чтобы не хрустнула веточка, не зашелестел листок. Так они шли, останавливаясь после каждого шага и вслушиваясь, но вот Нюша стала ускорять шаги, и, обернувшись, Коля увидел, что неясный свет, пробивавшийся сквозь густые ветви, остался далеко позади. У него отлегло от сердца. Самая опасная часть пути была пройдена благополучно. Вскоре кусты стали реже, над головой все чаще и чаще показывалось затянутое облаками небо. Дети отошли в сторону от реки, пригнувшись, торопливо перебежали дорогу и оказались в лесу. Небо уже чуть-чуть посветлело. Коля посмотрел назад. В полутьме различались крыши Запольска. Там ходили по улицам солдаты и полицейские, освещали подвалы, сараи и чердаки, обыскивали квартиры, хватали детей. Весь город был приведен в движение, для того чтобы поймать маленькую усталую, испуганную Лену. А Лена, обманув всех этих сильных, вооруженных людей, была уже здесь, в лесу. Лена ушла из готовой захлопнуться мышеловки. "Смелая эта Нюша", - подумал Коля. А Нюша, повеселев, уже объясняла ему: - Это Леша дорогу нашел. Он по ней чашто в леш ходит. Он мне не шкажал, а я подшмотрела. - Потом она притянула к себе Колино ухо и, кивнув головой на Лену, взволнованно зашептала: - Леша говорил, что партижаны маленьких не берут, а как же ее вжяли? Жначит, врал он, да? Коля уже забыл, что они с Леной на прошлой неделе взорвали железную дорогу, и сначала даже не понял, о чем она говорит. Потом он рассердился. Никак ему не удавалось убедить Нюшу, что они с Леной не такие уж знаменитые партизаны. А потом ему стало смешно. В сущности говоря, Нюша рассуждала правильно. Ради кого могли гитлеровцы поставить на ноги целый город, как не ради тех, кто по меньшей мере взорвал железную дорогу? Он рассмеялся, хлопнул Нюшу по плечу и сказал: - Не горюй, Нюша! Подрастешь немного - возьмут. Нюша шмыгнула носом. - До швиданья, - сказала она. - Ешли что надо, шпрошите Нюшу Шалову. Меня на Шадовой улице каждый жнает. Она решительно зашагала и сразу исчезла в темноте. Коля посмотрел ей вслед, нему даже грустно стало, что, наверное, он больше ее никогда не увидит. Больно уж славная была девчонка! Однако задерживаться было опасно. Коля взял Лену за руку и решительно шагнул в лес. - Пошли, - сказал он. - До рассвета нам нужно уйти отсюда как можно дальше. Глава одиннадцатая Коля рассказывает о Рогачеве Пробраться через фронт и доставить Лену прямо к отцу невозможно. Это Коля ясно понимал. Чем ближе к фронту, тем больше патрулей и застав на дорогах, тем больше гитлеровских частей расположено прямо в лесах. Оставалась только одна возможность - найти партизан. Но и на это мало было надежды. Партизаны научились не оставлять следов, пробираться бесшумно по невидимым тропам, прятаться в таких местах, куда, не зная дороги, ни один человек не дойдет. Коля и Лена лежали на траве под большой березой. С самого рассвета они шли, отдыхая редко и понемногу, стараясь как можно дальше отойти от Запольска. Целый день, кроме ягод, они ничего не ели. Сквозь листья березы просвечивало голубое небо. Белые облака висели в бесконечной его глубине и медленно двигались. Казалось странным, почему они не падают вниз или не поднимаются бесконечно вверх. Лена глядела в небо, на облака, и, когда ветер шевелил листья, прислушивалась, стараясь понять, о чем говорит береза. Ведь может быть, что деревья многое знают и только не умеют передать людям, а эта береза старая-старая. Дупло у нее похоже на смеющийся беззубый, старческий рот. Чего она только не видела на своем веку! - Хочешь, я наберу еще черники? - спросил Коля. - Нет, не надо. Расскажи мне про Рогачева, про которого песню пели. Коля смутился. Он посмотрел на Лену. Нет, она сказала это случайно. Она ни о чем не догадывалась. - Это знаменитый советский генерал, - сказал Коля. - Он командовал полками, которые отстояли Москву. Потом он со своей дивизией сражался под Сталинградом. Там были целые миллионы фашистов. Полки Рогачева налетели на них, как туча. Рогачев мчался сам впереди. В руке у него была шашка, а на плечах черная бурка. Фашисты кричали от страха и падали, когда видели его. Он порубил их всех. "А-а, - говорил он, - вы там наших казните и мучаете, так нате же вам, получайте!" Тогда собрались самые главные генералы, позвали Рогачева, повесили ему на грудь Золотую Звезду и дали под команду целую армию. Он снова вскочил на коня и крикнул: "За мной!" Дошел он до большой, широкой реки Днепр. Фашисты думали, что нашим через Днепр не перейти. А Рогачев хлестнул своего коня и помчался вперед так, что бурка развевалась по ветру. За ним, конечно, помчалась вся его армия. Один к одному. Замечательные бойцы! Как попрыгали кони в Днепр! Фашисты танки и пушки тащат, и пулеметы и минометы, а все равно плывет Рогачев со своей армией. Вышли кони на этот берег, и бойцы Рогачева вынули шашки. Тут опять побежали фашисты, от страха кричат, побросали и танки и пушки, а многие поднимают руки и плачут: пожалейте, мол, нас, генерал Рогачев. "А, - говорит генерал Рогачев, - а вы, говорит, наших жалели? Вы, говорит, доктора Кречетова жалели? Вы, говорит, дочку мою жалели, когда она по лесам бродила и холодно ей было и голодно..." Коля остановился и испуганно посмотрел на Лену. Лена смотрела сквозь березовые листья в голубое небо, на облака, плывущие неизвестно куда. - А у Рогачева есть дочка? - спросила она. - Не знаю, - сказал Коля. - Это я так, к примеру. - Ну да, - сказала Лена, - конечно. А где он сейчас? - Сейчас он недалеко. Как он прогнал фашистов от Днепра, вызывают его в правительство. "Ты, говорят, генерал Рогачев, храбрый генерал. Вот, говорят, еще есть земля, дальше Днепра, и тоже там люди живут и мучаются под гитлеровцами". - "Есть, - сказал генерал Рогачев. - Будет исполнено, товарищи!" И вот опять он сел на коня, и опять построилась за ним его армия. "Вперед!" - приказал Рогачев. И вот, говорят, они близко. Опять, говорят, бегут фашисты, кричат от страха, бросают танки и пушки. Изо всех сил Коля хлестал прутом пень, попавшийся под руку. А Лена лежала по-прежнему неподвижно и смотрела сквозь листву в небо. Прут сломался, и Коля отшвырнул обломок. Он так увлекся, рассказывая про Рогачева, что никак не мог успокоиться. Долго оба молчали, а потом заговорила Лена: - Папа мой был тоже военный. Дедушка говорит, что он был учителем, но я помню, что он был военный, полковник. Может быть, конечно, он был и учителем тоже, но мама всегда говорила, что он полковник, и все его так называли. Но только он был не такой, как генерал Рогачев. Шашки у него не было. Он был высокий... - Лена помолчала. - Но шашки у него все-таки не было, - уверенно сказала она. Коля посмотрел на нее. Нет, она ни о чем не догадывалась. - Лена, ты очень хочешь есть? Скажи прямо. Поешь все-таки черники. - Нет, спасибо, - ответила Лена. Коля вскочил: - Знаешь что, я схожу в деревню и куплю хлеба! Ты не будешь одна здесь бояться? Я приду через два часа, ну через три обязательно. - Нет, - сказала Лена, - я не боюсь. А денег у тебя хватит? - Я думаю, хватит. Ты только никуда не уходи. А если страшно станет, подойди к дороге. Сиди около дороги и жди меня. Он ушел. У него щемило сердце. Какая Лена вялая стала! Она никогда такой не была. Неужели он не сможет ее доставить отцу? Нет, об этом даже думать нельзя. Понятно, что она ослабела. Они, наверное, верст полтораста прошли за это время и ни разу как следует не отдохнули. И последние дни почти ничего не ели. Он тоже очень устал, а ведь он почти взрослый! Сегодня он еще купит хлеба, но на завтра денег, наверное, не останется. Что делать? Где найти партизан? Задумавшись, вышел он на дорогу и пошел по направлению к деревне. Глава двенадцатая Одна в лесу Оставшись одна, Лена долго еще лежала. Она вспоминала уху из свежей рыбы, жареные грибы, которые готовил дедушка. От этого не становилось легче. Наоборот, только больше хотелось есть. Тогда она стала вспоминать мать и отца. Мама будит ее утром. Спать очень хорошо, и не хочется просыпаться. Но голос у мамы ласковый, веселый. Лена улыбается и открывает глаза... Вечером Лена сидит у мамы на коленях. Лампа горит, в углах собираются серые тени, и за окном темно, но здесь, у мамы, совсем безопасно, и не страшно думать, что в темноте кто-то прячется... Папа и мама собираются в театр, мама долго одевается, а папа говорит, что уже поздно, сердится и ворчит, но не очень сердито... Вообще как-то тогда было все хорошо. Бывали, конечно, неприятности, но не очень серьезные. Как хотелось бы, чтобы это вернулось! Хоть ненадолго. Лене стало грустно, и она сама не заметила, как заплакала. Она, наверное, долго плакала, но от слез не становилось легче, даже наоборот. Ветер стих. Деревья не шевелились. Так тихо было вокруг, что Лена испугалась. В тишине ей послышался шорох. Она встала, прошлась взад и вперед, заглянула за ствол березы. Там никого не было. Она еще раз прошлась и неожиданно быстро обернулась. За спиной тоже никого не было. Она села на пенек. "Ничего страшного! - подумала она. - Что может быть такого в лесу? Ничего не может быть". Она отставила одну ногу, рукой уперлась в бок и представила себя генералом. Орлиным взором она окинула стоящих вокруг офицеров. - Ну, как, вы к бою готовы? - спросила она их. - Готовы? Ну, очень хорошо. Мне сообщили мои офицеры, что в лесу живет девочка Лена. За ней гонятся фашисты. Надо срочно ее спасти. За мной! Она вскочила и, подняв прутик, как саблю, побежала вперед. - Быстрей, быстрей руби их! - кричала она. Потом жалобным голосом закричала за фашистов: - Ой, не трогайте нас, мы больше не будем! - Не будете? - спросил "генерал", опираясь на саблю-прутик. - Ах вы такие-сякие! - Потом "генерал" сказал одному из своих офицеров: - Отнесите Лене горячих лепешек с медом, жареную курицу, творогу со сметаной и шматок сала. Лена, как будто сытая и как будто почти взрослая, вежливо поклонилась "генералу". - Здравствуйте, генерал! - сказала она. - Большое спасибо, теперь мне хорошо. Знаете, генерал, мой брат Коля хочет быть военным офицером. - А он храбрый? - спросил "генерал". - Замечательный храбрец, - ответила Лена. - Тогда, - скомандовал "генерал", - назначить его самым главным моим офицером! Лена замерла. Она услышала какой-то странный гул. Он все приближался и приближался. Казалось, это лес гудит сердито и громко. Потом над лесом, над старой березой, над Леной понеслись огромные, тяжелые самолеты. Они шли ряд за рядом, тяжелые, быстрые, и сердито ревели. На крыльях были нарисованы красные звезды. Если бы можно было им крикнуть, чтоб они захватили ее с собой! Лена стояла, глядя вверх, вся дрожа от возбуждения. Ведь может же быть, что они заметят ее и подхватят! Ведь бывает же это в сказках! Но самолеты прошли, и небо опять было чистое и пустое, и гул удалялся и затихал. И снова стало слышно, как шелестят листья березы. Тогда Лена легла на траву. Она снова почувствовала себя очень усталой. Она смотрела на березу, на изогнутый ее ствол, на дупло, похожее на открытый рот. Она была очень слаба сейчас. Ветви и листья расплывались в глазах, мысли путались. Она наконец заснула. Проснулась она, дрожа от холода. Солнце ярко светило, но трава была мокрая от ночной росы. Когда Лена поняла, что проспала целую ночь, у нее даже сердце замерло. - Коля! - крикнула она. - Коля! Никто не откликнулся. "Ну что же, может быть, он задержался. Должно быть, ночью он не нашел дороги, - подумала она и постаралась успокоиться. - Ничего же не могло случиться. Сейчас Коля придет, и все будет хорошо". Она опять легла. Мелкая дрожь била ее. Зашуршало в траве. Она вздрогнула и привскочила. Лесная мышь, стоя на задних лапках, испуганно смотрела на нее. - Ты меня, пожалуйста, не пугай, - рассудительно сказала Лена. - Я же знаю, что ты самая обыкновенная мышь и никакого зла мне не хочешь. Мышь шмыгнула в траву и исчезла. Лена посидела еще, но дрожь все не проходила. - Ну, что ж это такое? - сказала она. - Почему он не идет? Лена представила себе, что будет с ней, если она останется одна, и ей стало так страшно, что она стала громко звать Колю. Но никто не откликнулся, и она замолчала. Потом она вспомнила, что Коля советовал ей, если станет страшно, идти к дороге. Вот ей как раз страшно, она и пойдет туда. Теперь она знала, что надо делать, и ей стало легче. Когда она встала, ее качнуло от слабости, но она все-таки пошла. Скоро лес поредел. Дорога была близко. Лена услышала шум проезжавшей машины, а там и дорога стала видна. Солнце грело сильней и сильней. Лена перестала дрожать. Выйдя на дорогу, она посмотрела в одну и в другую сторону. Дорога была пустынна. Лена села и стала ждать. Иногда вдалеке появлялся человек. Каждый раз издали Лене казалось, что это Коля. Но, когда человек подходил ближе, оказывалось, что это женщина или старик. Без Коли было плохо. Он бы обязательно что-нибудь придумал, или они хоть поговорили бы. Конечно, она не стала бы ему говорить, что голодна и устала, но все-таки знала бы, что может ему пожаловаться, и ей было бы легче. Время шло, солнце поднялось высоко, а Коли все не было. Глава тринадцатая Невольничий каравай Снова вдали показались люди. На этот раз их было много, и Коли, конечно, среди них не могло быть. Он старался всегда избегать людей. Поэтому Лена и не смотрела на толпу, идущую по дороге, пока толпа не подошла ближе. Теперь было видно, что по сторонам идут солдаты с автоматами, а в середине - мужчины и женщины, совсем молоденькие и пожилые, с маленькими узелками в руках. Как ни уединенно жил Иван Игнатьевич Соломин со своими внуками, все-таки Лена выросла на оккупированной гитлеровцами земле, и ей не надо было объяснять, что это за странный караван идет по дороге. Это угоняли людей на работу в Германию. По обочинам шоссе шли трясущиеся от старости старики и старухи и маленькие дети. Караван подошел совсем близко, и Лене теперь было все видно и слышно. Солдаты шли размеренным шагом, не обращая никакого внимания на крики и разговоры плачущих, прощающихся друг с другом людей. - Мама, мама! - кричала девушка, шедшая в караване, старушке, тащившей за руку маленького мальчика трех или четырех лет. - Смотри, чтобы Володька в колодец не упал, и вели ему мать помнить. Слышишь, мама? А если отец вернется, расскажи ему, как меня увели. Слышишь, мама, обязательно расскажи. Старушка, кажется, была совершенно глуха, да и человеку с очень хорошим слухом трудно было бы разобраться в этих перебивающих друг друга криках и разговорах. Но старушке и не надо было слышать. Она и так хорошо понимала, о чем может говорить ее дочь, уходящая в чужую страну, в неволю. - Да, да, - повторяла она, - слышу, Нюрочка, слышу. Все, Нюрочка, сделаю. - Дедушка, - кричал мальчик лет четырнадцати, - если батя придет, вы ему расскажите, пусть идет в Германию меня отбивать! Я его ждать стану. Слышите, дедушка? - Слышу, слышу, - отвечал старик. - Если придет, пойдет отбивать. Молодая девушка, хромая на одну ногу, ковыляла по обочине дороги и кричала прощальные слова подруге, которая шла в караване. Как, наверное, подруга завидовала ей, что она хромая и поэтому ее не угоняют в неволю! Взявшись за руки, в караване шли двое, мать и дочь, а младшая дочь бежала по обочине дороги. - Вы вернитесь, - кричала она сестре и матери, - вы вернитесь, а то я тут пропаду одна! - Вернемся, вернемся, - кричала мать, а сама думала: "Где уж мне вернуться". - Может, тебе добрые люди помогут. Конвойные шли не спеша, равнодушно поглядывая вокруг и обращая столько же внимания на крики, слезы и плач, сколько внимания обращает лошадь на монотонное жужжанье мух. И так же лениво, как лошадь отмахивается хвостом, вскидывали они автоматы, когда кто-нибудь из провожающих подходил слишком близко. Лена растерянно смотрела на этих людей, расстающихся, наверное, навсегда: на тех, кого угоняли во вражескую неволю, и на тех, кто оставался без близких. И вдруг ее окликнули: - Лена! Она даже не обернулась, настолько была уверена, что к ней это относиться не может. Но громкий, взволнованный голос повторял раз за разом: - Лена, Лена! И Лена обернулась, потому что голос этот до странности был ей знаком. Она повернулась и чуть не вскрикнула: Коля, ее Коля шагал в караване за цепью солдат с автоматами, маленький, жалкий, шагал и улыбался ей. - Коля! - крикнула Лена и побежала к нему. Солдат, не глядя, лениво стукнул ее прикладом в плечо. Она отскочила и чуть не упала в канаву, но сразу бросилась снова за Колей. - Коля, - кричала она, - Коля, как же ты? Что же ты? - Понимаешь, Леночка, - кричал Коля, - в деревне на улице задержали. Ничего, Леночка! Он улыбался и очень старался ободрить ее, показать, что все не так страшно, но по его улыбающемуся лицу одна за другой стекали крупные слезы. - Лена, - кричал он, - слушай меня внимательно, это очень важно! Спроси, если не поймешь. Прежде всего, ты очень голодная. Пойди в деревню Селище, там у старика Бугаева я оставил для тебя хлеб. Он честный старик и непременно отдаст. Ты поняла меня? - Мама, мама! - кричал мальчишка, бегущий почти рядом с Леной. - Мама, ты письма Синявиным пиши, они мне перешлют. Я уйду куда-нибудь, мама! - Слышу, слышу! - кричал глухой старик, который, наверное, ничего не слышал. - Лена, слушай внимательно, это очень важная вещь! Я должен открыть тебе одну тайну, страшно важную тайну. Ты поняла, Лена? - Да, да, Коля, поняла. - Слушай внимательно. Ты дочь того самого человека, о котором мы вчера с тобой говорили. - Какого, какого человека? - Только не называй фамилию! Я тебе объясню. Того, о котором песню на пароходе пели. О котором ты меня спрашивала. Только не называй фамилию. Ты поняла? - Бабушка! - кричал мальчик, шедший рядом с Колей. - Бабушка, если я там маму увижу, мы с нею вместе тикать будем. Ты жди. - Да, да, - отвечала бегущая рядом с Леной старуха, - я жду, я дождусь! - Я ничего не поняла! - кричала Лена. - Мой папа ведь учитель.