тью. Его можно легко вызвать на откровенность, причем без всякого с его стороны расчета на личную выгоду, который, наоборот, притупил вашу собственную сообразительность, капитан. Бывает, личный интерес становится повязкой на глазах осторожности. Это и случилось с вами утром, как мне представляется. - Вы - подлый шпион! - взъярился Мендвилл. Лэтимер демонстративно пожал плечами. - Вор изловил вора. - Объясните вы мне наконец, что все это значит? - потребовал сэр Эндрю. - При чем тут Фезерстон? - Я расскажу вам, сэр! - торопливо воскликнул Мендвилл. Но Лэтимер остановил его. Теперь, нагнав на них страха за Фезерстона, он стал хозяином положения. - Мне кажется, будет лучше, если расскажу я. Габриэль Фезерстон, член Генерального комитета Провинциального конгресса и нескольких подкомитетов, злоупотребил своим положением и информировал Королевский совет о наших секретных мероприятиях. Этим он уже сплел веревку для нескольких из нас, но сейчас для того, чтобы нас повесить, момент неблагоприятный. Однако когда такая возможность представится - а Королевский совет только и ждет удобного случая - Фезерстона приведут к присяге как свидетеля, и с нами будет покончено. Скорее всего, Королевский совет удовлетворится тем, что повесит только меня, как предводителя, в назидание остальным. Но меня это не очень тревожит. Что бы там ни было, я предпочел рискнуть, чтобы не заставлять вас, сэр Эндрю, оплакивать столь ценного слугу, сына еще более ценного слуги. Но вы не вправе ожидать, что другие столь же благодушно настроены. Чтобы устранить опасность, им придется устранить Фезерстона. И сделают они это, скорее всего, тем способом, который я назвал. У баронета отвисла челюсть. Он уставился на Лэтимера, и гнев, клокотавший в нем минуту назад, временно уступил место испугу. Мендвилл, наконец, опомнился. - Это ложь! - Он стиснул кулаки. - Ложь! Дешевая ловушка, подстроенная для того, чтобы узнать имя настоящего доносчика. Фезерстон - не тот, кто снабдил лорда Уильяма списком. - Тогда просветите меня, дурака, почему фамилии написаны его рукой? Если помните, я видел список, капитан, - с ехидцей заметил Лэтимер. Мендвилл помнил не только то, что Лэтимер видел список, но и то, что он его очень внимательно рассматривал. - Когда ты его видел? Как ты его увидел? - спросил пораженный сэр Эндрю. Теперь Мендвилл опередил Лэтимера и пересказал содержание разговора с губернатором, чем внес, наконец, некоторую ясность. - Да ты ничем не лучше любого грязного шпиона! - с отвращением прошипел сэр Эндрю. - Мерзкие шпионы! Ты и твой дружок Чини! - Шпион - может быть, если вам так угодно. Но с остальным я не согласен. И Чини мне не друг. - И ты выдал Габриэля своим приятелям-бунтовщикам? - угрожающе спросил сэр Эндрю. Лэтимер покачал головой. - Если бы я это сделал, то какой мне был смысл приезжать сюда и предупреждать вас о том, что его необходимо срочно удалить? Через минуту после того, как я его назову, он будет арестован, и тогда... - Лэтимер красноречиво провел рукой вокруг шеи. - Надеюсь, сэр Эндрю, что вы хоть это поставите мне в заслугу? Чтобы уберечь вас от ненужных страданий и чувства вины за страшную гибель другого человека, я отчасти нарушил свой долг. Сэр Эндрю не ответил. Он смотрел на Мендвилла, будто ожидая от него подсказки. Лицо Мендвилла успело обрести маску бесстрастности, которая скрывала лихорадочную работу мозга. Страх и злость при мысли о потере такого ценного агента - ибо убежит Фезерстон или будет повешен, источник информации для Мендвилла все равно потерян - рассеялись, когда он услышал, что Лэтимер пока не выдал шпиона. Все еще, может быть, образуется. - Нам, конечно, не стоит рассчитывать на ваше огромное уважение к сэру Эндрю, - кисло произнес он. - Оно наверняка не настолько велико, чтобы заставить вас отказаться от выдачи Фезерстона. Лэтимер пренебрежительно дернул подбородком. - Не будьте наивным, капитан! О, чиновничий ум! Но я подарю вам информацию, которой вы так жаждете. Сведения, столь любезно мне предоставленные, будут переданы мною в комитет сегодня в шесть. - Вы в самом деле уверены, что сделаете это? - неприязненно спросил капитан Мендвилл. - Да, уверен. Вот почему я вынужден вас покинуть. А вы тем временем позаботьтесь об исчезновении Фезерстона. Сэр Эндрю, застывший и насупленный, ничего не ответил. Лэтимер церемонно поклонился и повернулся к двери, но обнаружил, что Мендвилл преградил ему путь. Капитан произнес спокойным и ровным, но полным угрозы голосом: - Сэр Эндрю, этот человек не должен уйти. Глава VI. Ошибка Сэр Эндрю очнулся и встал, вооружившись хлыстом. Лэтимер оказался между баронетом и конюшим. Хотя возглас и очевидные намерения последнего остановили Лэтимера, он не проявил ни малейшего беспокойства. - Вы собираетесь задержать меня силой? - спросил он и улыбнулся. Капитан про себя по достоинству оценил выдержку молодого человека. Мендвилл считал себя знатоком хороших манер; сдержанность, умение владеть собой в любых обстоятельствах с некоторой долей легкой беспечности он определял как несомненные признаки принадлежности к высшему кругу общества. Лэтимер же провел шесть месяцев в Вестминстере и Оксфорде и легко овладел искусством светского поведения, правила которого, помимо прочего, не противоречили его от природы спокойному и независимому характеру. - Вам должно быть ясно, мистер Лэтимер, что в данных обстоятельствах мы не имеем права позволить вам уйти. - Мне это не только ясно - я это предвидел. Я сознательно пошел на такой риск. - Хватай его, Роберт! - крикнул сэр Эндрю. С этими словами он бросился вперед, а капитан Мендвилл метнулся с другой стороны. Чтобы избежать столкновения с ними, Лэтимер чуть отклонился и в тот же миг выхватил из кармана сюртука тяжелый пистолет. - Не так быстро, джентльмены! - охладил он их пыл, поднимая оружие. Они замерли; Миртль вскрикнула. - Мне кажется, вы недопоняли. Я ведь сказал, что предвидел нечто в этом роде. Praemonitus praemunitus[18], - он качнул пистолетом, - девиз моего рода. Возможно, капитан, сэр Эндрю упоминал при вас, что я происхожу из исключительно благоразумной семьи. И теперь, когда вы уяснили, в каком невыгодном положении оказались, надеюсь, вы позволите мне все же уйти, не нарушая приличий. - Подлец бессовестный! - начал поносить его сэр Эндрю. - Ты смеешь мне угрожать? Ты посмел поднять на меня оружие? На меня! - Нет, сэр Эндрю. Кто угрожает - так это вы. А я просто защищаюсь, не более того. Самосохранение - первый закон природы. Он не смог удержаться от очередной колкости, и это углубило пропасть между ним и тем, кого он любил, человеком, который, как он знал, не примирится с нанесенной обидой и тем меньше проявит к нему милосердия, чем нежнее относился в прошлом. Сэр Эндрю смерил его исполненным невыразимой ненависти взглядом. Баронета загнали в тупик, его осмеяли. - Позволь собаке убраться, Роберт! - процедил он. Однако Мендвилл не намеревался следовать совету. Он предпочитал рискнуть, но не потерять Фезерстона. Однако самосохранение и для него являлось первым законом природы, поэтому одновременно он предпочел бы, чтобы Лэтимер разрядил пистолет в кого-нибудь другого. И Мендвилл сделал вид, что уступает. Он кивнул, пожал плечами и шагнул в сторону. - На сей раз, Лэтимер, ваша взяла, - сказал он осторожно. - Но игра еще не кончена. - Посмотрим - хотя козырь у меня, - улыбаясь ответил Лэтимер. Он опустил пистолет в карман, но из предосторожности продолжал держаться за его рукоятку. Как бы желая освободить ему путь к двери, Мендвилл отвернулся и отошел к камину, в противоположный конец комнаты. Лэтимер задержался взглядом на сэре Эндрю, и глаза его погрустнели. Он собрался было еще что-то добавить к сказанному, но, осознав бесполезность слов, вновь поклонился и двинулся к двери. И в тот момент, когда он уже коснулся пальцами круглой хрустальной ручки, капитан Мендвилл схватил шнур, свисавший рядом с камином, и рванул его раз, другой, третий, поднимая трезвон в комнате слуг. Боковым зрением Лэтимер заметил энергичное движение Мендвилла и остановился. - Мне стоило бы пристрелить вас за это, - бросил он капитану, - но в этом нет необходимости. Он быстро повернул ключ в замке, вынул его и быстро направился к окну. - Придется последовать примеру короля Чарлза[19] и удалиться таким способом. - Лэтимер открыл высокую застекленную створку окна, выходившего на лужайку. - Это дурное предзнаменование, - процедил Кэри, - ты идешь к такой же гибели, как король Чарлз. - Но из лучших побуждений, - ответил Лэтимер, перешагивая через низкую раму. - Предупреждаю вас, сэр, - кинулся ему вслед Кэри, - если с Фезерстоном что-нибудь случится, я добьюсь, чтобы вас вздернули. Я сделаю это, клянусь Богом, даже если это будет стоить мне жизни и целого состояния. Вы бесстыжий предатель и мерзавец! Лэтимер исчез. Мендвилл бросился ко второму окну и увидел, как тот бежит через газон к покрытой гравием подъездной дорожке, где его ждал грум с лошадьми. Тут раздался топот ног в холле, тревожные удары в дверь и недоуменные голоса негров, зовущих хозяина. Сэр Эндрю грубо приказал им убираться. Он редко обращался так со слугами, и от удивления они сразу же притихли. Но еще больше слуги удивились, когда мистер Лэтимер Римуса. Лэтимер, который был уже почему-то перед домом и сидел в седле, бросил старому дворецкому ключ, развернул коня и вместе с грумом ускакал прочь. Гарри дал коню шпоры. В душе его бушевал гнев и поселилось страдание, скрытые до сих пор маской беспечности, и он выплескивал их в бешеной скачке. Когда он с таким риском для себя приехал сюда, то рассчитывал произвести совсем иное впечатление и получить в обмен на свою услугу хотя бы небольшое выражение признательности. Он надеялся, что ему позволят объясниться с Миртль, и хотел убедить ее, что несовпадение их взглядов на любовь к своей стране - недостаточная причина для отказа выйти за него замуж. Но присутствие в Фэргроуве Мендвилла спутало его карты и увело события в нежелательное русло. Уже остались позади ворота имения. Гнев немного утих. Но Лэтимер не мог уехать, не объяснившись с Миртль! После сегодняшнего их отношения могут стать еще во сто крат хуже, чем были раньше. Лэтимер остановил коня и, глубоко задумавшись, в нерешительности опустил поводья. Издалека, с рисовых полей у реки, доносилось заунывное пение рабов. Их голоса навели его на новую мысль. Нужно написать Миртль записку. Просить, умолять выйти к нему. Один из негров - он знал их всех, - передаст ее девушке из рук в руки. Лэтимер спрыгнул с коня, кинул повод груму и приказал ему отъехать примерно на полмили и ждать. Затем вернулся и, миновав ворота, сошел с дороги в сторону и углубился в рощу вирджинских дубов, оплетенных виноградными лозами. Он двинулся по направлению к поющим голосам. Но чем дальше он углублялся в дикие заросли, тем труднее становилось сквозь них пробираться. Наконец Лэтимер вынужден был остановиться, и опять задумался. Кто-нибудь из челяди лучше подошел бы для выполнения его замысла, чем раб с плантации. Надо подождать, и кто-то из лакеев наверняка вскоре пройдет мимо. Все они были его друзьями, и любой из них с радостью выполнит деликатное поручение. Лэтимер повернул назад, добрался до широкого пня от спиленного дуба. Пристроившись на нем, он устроил наблюдательный пункт, откуда была видна аллея, пронизанная игрой света и тени. Лэтимер сел, извлек из внутреннего кармана блокнот с карандашом и торопливо набросал записку с короткой, но очень настойчивой просьбой о встрече. Он вырвал листок, сложил его вчетверо и приготовился ждать, пока случай пошлет ему нужного человека. Тем временем сэр Эндрю продолжал неистовствовать, а Мендвилл и Миртль сообща успокаивали его. Занятие это способствовало созданию их тесного, очень отрадного и утешительного для Мендвилла союза. Он чувствовал, что вел себя не лучшим образом. Поначалу он проявил похвальную сдержанность. Во время спора держался в стороне, избегая открытых колкостей и насмешек в адрес Лэтимера, хотя юный апостол свободы был для них весьма уязвим. Человек менее тонкий никогда не упустил бы возможности продемонстрировать свое остроумие, но Мендвилл неплохо разбирался в людях и понимал, что под холодностью Миртль могла скрываться, пусть на время и заглушаемая, но глубокая любовь к бывшему жениху. И если бы Мендвилл открыто выступил на стороне врагов Лэтимера и проявил неприязнь к нему, то мог только вызвать раздражение Миртль против самого себя. Мендвилл рискнул даже поставить под сомнение свою храбрость и следовал роли невольного и сочувствующего зрителя в тягостной сцене, пока в силу обстоятельств сам не стал действующим лицом. Теперь он пытался загладить произведенное им, как он опасался, плохое впечатление. Но, к его облегчению, выяснилось, что Миртль вполне оправдывала его поведение, поверив, что оно продиктовано необходимостью, и не думала держать на него зла. Мендвилл не принадлежал к типу людей, льющих слезы над опрокинутым молоком. Лэтимер уехал, и, следовательно, на услугах Фезерстона можно поставить крест. Спасти можно только его жизнь. Однако жизнь Фезерстона потеряла свою ценность и не вызывала большого сочувствия капитана. Неизмеримо больше он был озабочен тем, чтобы, предстать в нужном свете, изображая миротворца и человека широких взглядов. Когда сэр Эндрю, пылая гневом, начал вспоминать задним числом, что он упустил в разговоре, ровный голос Мендвилла, исполненный сочувствия к объекту его брани, подействовал на него, как успокоительное. - Сэр, мистер Лэтимер заслуживает сострадания. Молодой человек таких способностей, таких достоинств - и совершает столь огромную ошибку! - Мендвилл вздохнул, всем своим видом выражая бесконечное сожаление. Он был вознагражден. Сэр Кэри потребовал от него не терять времени и спрятать Фезерстона на борту "Тамар". Когда Мендвилл, наконец, собрался уезжать, Миртль проводила его не только по лестнице, но и прошла с ним до ворот. Капитану шел рядом с нею, ведя лошадь под уздцы. В порыве признательности за бескорыстие и помощь в трудный час, Миртль взяла его под руку. Мендвилл ощутил ее волнение и учащенный пульс, но сдержался, понимая, что сейчас его поведение должно быть сродни покровительственной нежности старшего брата. - Дорогое дитя, мое сердце обливается за вас кровью, - он опять вздохнул. - Я так зол на себя. Испытывать столь сильное желание снять часть груза с ваших плеч и быть таким бессильным! Это приводит меня в отчаяние. - Но вы уже так много для меня сделали, Роберт. Вы были так добры, так мягки, так терпеливы и великодушны! - Миртль немного подалась вперед и ласково заглянула снизу вверх в его лицо. - Великодушен? Если бы я в этом был уверен. Я хотел бы многого, но могу слишком мало. - О, как это похоже на вас - не помнить своих благородных поступков. Разве не вы убедили лорда Уильяма не арестовывать Гарри? Разве этого мало? - Совсем ничего. Я должен был спасти его. Но не ради него, потому что я его не знаю, а ради вас, потому что он... он пользуется - или пользовался - вашей благосклонностью. Я понимал, что если не сделаю этого, то вы будете страдать; и потому, даже ценой своего долга, я... О, что я говорю? В итоге я ошибся и изменил своему долгу напрасно. - Я никогда не забуду того, что вы сделали, никогда! - В таком случае, я потерпел не полную неудачу. Это достаточная награда для меня. - Но что теперь будет с Гарри? Что делать, о, что же делать? Лицо Мендвилла стало угрюмым. - Что тут можно сделать? С одержимым не поспоришь. Я надеялся, что, когда он увидит, куда идет и какой опасности себя подвергает - остановится. Но я знаю наверное, что, если его не смогла обуздать мысль о том, что он обижает вас, то уж личную безопасность он вовсе не примет в расчет. По крайней мере, так было бы со мной. Но мы часто заблуждаемся, судя о других по себе. О, будь оно все проклято! Если бы мне удалось под предлогом спасения Фезерстона задержать его, мы смогли бы запереть мистера Лэтимера под замок и держать там до тех пор, пока не кончатся злополучные беспорядки. А они скоро кончатся - сразу, как только прибудут войска. - Это и было вашим истинным намерением? - Что ж еще? Какой другой имеется способ спасти его от собственного безрассудства? Возможно, если вы увидитесь с ним... - Я? Увижусь с ним? - Миртль пристально посмотрела на своего спутника. Ее личико посуровело, а выражение глаз стало строгим. Капитан Мендвилл высказал свое предположение исключительно для проверки и теперь получил представление о твердости духа, таившегося в этой хрупкой фигурке. Он не догадывался, что ее поведение объяснялось обидой на Гарри, который почти не обращал на нее внимания в продолжение разговора. Позднее, обдумав все более спокойно, она наверняка поймет, что Гарри просто не представилось такой возможности, но сейчас ею руководила одна только обида. - Не думаю, что когда-нибудь снова захочу его видеть. С этим покончено. По-вашему, у меня нет гордости? Такого вы обо мне мнения? - Миртль остановилась и глядела теперь на него почти надменно. - Какое значение имеет мое мнение? - В голосе Мендвилла сквозила печаль. - Почему же, позвольте спросить, оно не имеет значения? Они не подозревали, что стоят на виду у Лэтимера, который хмуро наблюдал за ними из зарослей. Он не мог разобрать, о чем они говорят. А увидел он то, как капитан Мендвилл, оставив повод, взял руки Миртль в свои, глядя на нее с высоты своего роста взглядом, полным нежности. - Я... Я не смею ответить вам, - выговорил капитан робко. - Я не смею. И еще: я не трус, хотя, Бог свидетель, страшно боюсь, что вы могли так подумать. - Подумать так? Роберт! Вы проявили удивительное терпение. Только храбрый человек мог вести себя подобно вам. - Моя дорогая, ваши слова переполняют меня радостью. А что до того, что я думаю о вас... - Мендвилл не закончил и наклонился, чтобы поцеловать ее руки. Он почувствовал, как Миртль невольно отпрянула и попыталась высвободить их, словно испугавшись тех слов, которые он вот-вот может произнести. Мендвилл снова положился на всемогущую силу терпения и сменил тон, убрав из него лишнюю торжественность. - Если бы я признался, что считаю вас достойной восхищения, вы бы надо мною посмеялись, я знаю. - И он сам улыбнулся. - Поэтому, раз вы так настаиваете, я скажу, что вы - самая очаровательная кузина в колониях. И добавлю, что в Роберте Мендвилле вы найдете постоянного и надежного друга. - Друга - о, да! - ее пальцы стиснули его ладонь и, наконец, освободились.- Я в вас не ошиблась. Как редко у женщины бывает друг, истинный друг, на которого можно положиться. Возлюбленного она может найти, если захочет, но друга... Благослови вас Бог, Роберт. Они двинулись дальше. Мендвилл, утвердившийся в положении старшего брата, которое он неудачно попытался было изменить, положил даже руку на плечо Миртль, как бы обняв ее по-родственному на одно мгновение. - Всегда рассчитывайте на меня, моя дорогая Миртль. Что бы с вами не приключилось, всегда требуйте моей помощи. Вы обещаете? - Да, с радостью, - отвечала она, смеясь. Красный рукав с обшитыми золотой тесьмой обшлагами, обнимающий плечи Миртль, и ее обращенное к Мендвиллу личико было последнее, что различили сощуренные глаза Лэтимера. Мистер Лэтимер понял, что он слишком долго пробыл вдали от Чарлстона, и все известные ему циничные афоризмы женоненавистников теперь показались Лэтимеру, как это ни прискорбно, весьма близкими к истине. Он медленно порвал маленькую записку, и, когда возвращавшаяся Миртль вскоре показалась одна на аллее, пренебрег представившейся возможностью объясниться. Он дождался, пока она скроется за деревьями, и только после этого отправился искать своего грума, чтобы немедленно отправиться в Чарлстон. Глава VII. Мендвиавелли Этим же вечером капитан Мендвилл вернулся в резиденцию губернатора. В гостиной происходило небольшое столпотворение. Лорд Уильям оживленно беседовал с гостями, приглашенными ее светлостью. На приеме присутствовало немало тори вроде Раупеллов и Роггов; явилось несколько человек, подобных зятю ее светлости, Майлсу Брютону, и столь консервативных в методах оппозиции правительству, что они оказались - во всяком случае, с точки зрения вигов - где-то посредине между обеими партиями; остальные, составлявшие основную часть гостей, принадлежали к семьям, которые сэр Эндрю назвал бы кланами мятежников. Перед проницательным и отчасти презрительным взором капитана Мендвилла предстала модель всей колонии. Две партии тайно враждовали, каждая вооружалась, но параллельно прилагала лихорадочные усилия для сохранения мира, ибо ни одна из них не чувствовала себя созревшей для боевых действий и ни одна не знала, что сулит ей война; каждая готовилась к сражению, как к последнему средству, и все же стремилась не приближать ее в надежде, что такая необходимость отпадет. Пробираясь сквозь толчею к его светлости, капитан очутился перед леди Уильям Кемпбелл, прекрасной юной дамой. Она была лишь чуточку пониже своего супруга - вице-короля, ее стройная осанка и горделивая посадка головы говорили об уверенности в себе, а грацией и обаянием она могла сравниться с богиней Гебой. - Вы опоздали, - упрекнула леди Кемпбелл капитана, - и, заслуживаете наказания, хотя, несомненно, сейчас рассыпетесь в извинениях, о несчастный раб долга! - Проницательность вашей светлости освобождает мой сирый ум от поисков оправдания. - Не проницательность, сэр, но сострадание. - Она коснулась его руки. - Вам нужно пойти и побеседовать с мисс Миддлтон. Она так обожает красные мундиры, что стала самой верной из подданных короля. Мендвилл не принял ее легкого тона. - Ваша светлость должны меня извинить. Мне необходимо срочно увидеться с лордом Уильямом. Леди Уильям посмотрела на него внимательно, в глазах ее мелькнуло беспокойство. При всей ее смелости, иногда граничащей с легкомыслием, она пребывала в постоянной тревоге за мужа, которого любила и который был возвышен до должности сколь почетной, столь и обременительной. - Что-нибудь серьезное? - спросила она. - Не столько серьезное, сколько неотложное, - успокоил Мендвилл. - У меня сегодня был хлопотливый день. К ней вернулся присущий ей немного язвительный юмор. - Ничто не нагоняет такой тоски, как ваше усердие, Роберт. Он улыбнулся, выражая согласие, после чего направился к лорду Уильяму, только что покинувшему нескольких дам, и предложил ему удалиться в небольшую смежную комнатку. Там к ним присоединились капитан Таскер, второй конюший его светлости, и Иннес, последовавший за ними по собственной инициативе. Мендвилл кивнул обоим и не стал попусту тратить слов на вступление. - Человек, получивший сегодня утром аудиенцию у вашей светлости и назвавшийся Диком Уильямсом, на самом деле - Гарри Лэтимер. Заявление было настолько ошеломляюще, что его пришлось повторить. - Этого еще не хватало! - всплеснул руками лорд Уильям. Он принялся вспоминать, о чем шла речь во время аудиенции, а когда вспомнил, то ахнул: - Боже мой! - и бессмысленно уставился на Мендвилла. Мендвилл сочувственно покивал головой. - Боюсь, он узнал от нас множество интересных вещей. Его подослали, чтобы выведать, к чему клонится дело, как относится ваша светлость к Провинциальному конгрессу и разведать, по какому каналу вы получаете донесения о его секретной деятельности. Боюсь, он преуспел в выполнении всех трех заданий. - О! Но это невозможно! С ним же был Чини, - воскликнул губернатор. Мендвилл вкратце изложил ему то, что случилось в Фэргроуве. Лорд Уильям застонал. - Мы имеем дело с опасным человеком, - сказал Мендвилл. - Он смел и находчив, и он наш убежденный противник, а его богатство дает ему огромное влияние и необыкновенную власть. - Да-да, - раздраженно перебил его губернатор. - Но что с Фезерстоном? Вы позаботились о нем? - Это не имеет значения, - холодно ответил капитан. - Фезерстон - битая карта. Он больше не сможет приносить нам пользу, поскольку я не смог арестовать Лэтимера. - Но, ради Бога, капитан! Необходимо спасти его. - Не знаю, не знаю. Не уверен, - сказал Мендвилл с таким видом, что все трое недоуменно воззрились на него. - Но разве не вы говорили минуту назад, что они вздернут Фезерстона сразу, как только узнают о нем от Лэтимера? - Говорил. Либо вымажут в дегте и вываляют в перьях, - Мендвилл небрежно упомянул об этой альтернативе и так же спокойно и откровенно добавил: - Если над ним учинят что-нибудь этакое, у нас появятся, наконец, неопровержимые улики против Лэтимера. И я сам и, скорее всего, сэр Эндрю сможем засвидетельствовать, что все это - результат подрывной работы Лэтимера. - Вы собираетесь принести Фезерстона в жертву, чтобы только получить возможность обвинить Лэтимера? - ужаснулся вице-король. Теперь удивленным выглядел Мендвилл. - Сейчас не время для сантиментов, да и случай неподходящий, - сухо ответил он. - В жертву политике приносили людей и поважнее Фезерстона. Что до меня, то я не настолько чувствителен, чтобы переживать из-за какого-то там шпиона. Он сам поставил на карту свою жизнь. Над шпионами всегда висит угроза скорой расправы. А вы подумайте о том, что выигрываете: вам предоставляется случай избавить государство от опасного врага. Последовала продолжительная пауза, прежде чем его светлость нашелся с ответом. Не успевшее зачерстветь сердце юного губернатора было потрясено. - Да вы хладнокровный Макиавелли[20], - наконец выдавил он из себя с оттенком недоверия. Мендвилл только пожал плечами. - Ваша светлость являетесь губернатором провинции, в которой то и дело раздаются призывы к бунту. Вы обязаны подавить их любыми средствами. Кабинет министров в Англии ждет от вас результата, а какими средствами вы его добьетесь - им все равно. Разве может жизнь какого-то ничтожества вроде Фезерстона быть помехой в таком важном деле? Лорд Уильям, терзаясь сомнениями, заложил руки за спину и начал вышагивать взад-вперед по комнате. Таскер и Иннес не произносили ни слова; оба были напуганы предлагаемыми методами управления провинцией. Мендвилл наблюдал за его светлостью едва ли не с презрением. Разве этому чувствительному мальчишке сокрушить гидру мятежа? Куда там! На что надеется империя, если в такие кресла сажают младших сыновей, не способных справиться с пустяковой проблемой? Но лорд Уильям, хоть и был гуманен и по натуре чувствителен, отнюдь не был наивным новичком в искусстве управления государством, каким его представлял себе Мендвилл. - Чисто по-человечески, Мендвилл, ваше предложение звучит ужасно. А с точки зрения политики оно безумно. Если даже использовать Фезерстона в качестве приманки, то каким образом после этого мы сумеем арестовать Лэтимера? И какому из судов провинции поручить в этом случае разбирательство? Вы подумали, какой суд будет выносить приговор? - Для судебного разбирательства по такому серьезному обвинению его можно - нет, необходимо - послать в Англию. Лорд Кемпбелл в раздражении ударил кулаком по ладони. - Так я и знал. Вы собираетесь применить именно тот указ, который служит сейчас объектом недовольства, и хотите с его помощью расправиться с человеком, ставшим героем в глазах толпы. И за какое преступление? Да вся провинция его с восторгом одобрит. В этом заключается ваш метод управления? Неужели вы не понимаете, что это ускорит те самые события, которых мы стремимся избежать любой ценой? Что это повлечет за собой открытый мятеж? Что это заставит нас прибегнуть к силе и похоронит последнюю надежду на примирение колонии с империей? - Эфемерная надежда, - убежденно возразил Мендвилл. - Это иллюзия, которая привносит в нашу политику нерешительность и слабость. Но лорд Уильям твердо стоял на своем. - Это просто ваша точка зрения, Мендвилл, а я придерживаюсь иного мнения. Готовясь к худшему, я продолжаю надеяться на лучшее. И, полагаю, не без оснований. - Но если... - начал капитан. Губернатор поднял руку. - Говорить больше не о чем. Мендвилл мог влиять на него почти во всем, за исключением методов управления провинцией. Ибо здесь его светлость находился под влиянием своей жены и ее многочисленных чарлстонских родственников, не желавших настоящей войны. - Буду вам признателен, - заключил губернатор, - если вы не мешкая отправитесь на поиски Фезерстона. Отвезите его на "Тамар". Там он будет в безопасности - Торнборо за ним присмотрит. При необходимости отошлем его в Англию. Если Мендвилл и был уязвлен, то не подал виду. Он поклонился, показывая, что подчиняется приказу. - Будет немедленно исполнено, - сказал он спокойно, будто и не вступал в полемику. Мистер Иннес так прокомментировал это происшествие: "Его светлость без обиняков назвал капитана Мендвилла хладнокровным Макиавелли, ибо тот проявил решимость и настойчивость - качества, каковых самому лорду Уильяму недостает. Если бы губернатором этой провинции был капитан Мендвилл, от бунтарских настроений скоро и следа бы не осталось" . Иннес был далек от мысли, что решимость капитана пошла гораздо дальше, чем настойчивость. Не обнаружив Габриэля Фезерстона в доме его замужней сестры, где тот жил и куда при необходимости за ним посылали от губернатора, Мендвилл принялся тщательно разыскивать агента в таких местах, где вероятность встретить его была ничтожной. Приказ губернатора противоречил планам капитана, но не изменил их; Мендвиллу оставалось добиться своего не мытьем, так катаньем. В то же самое время, когда Мендвилл прокладывал себе путь сквозь толпу гостей леди Уильям, юный мятежник Лэтимер вернулся в Чарлстон и широкими шагами вошел в гостиную великолепного особняка у Восточной бухты. Комната выглядела несколько сумрачной из-за того, что была обшита потемневшими дубовыми панелями, увешанными портретами предков Лэтимера. Подобно большинству комнат в доме, ее обстановка состояла из ореховой мебели, вывезенной из Голландии пятьюдесятью или шестьюдесятью годами раньше. В Англии стиль этой мебели связали бы с царствованием Уильяма и Марии[21]. Из резной рамы над каминной полкой гостиную обозревал угрюмый джентльмен в пышном парике. Между ним и Гарри Лэтимером усматривалось явное сходство. Но еще большее сходство можно было обнаружить - и это весьма злорадно отметил Чарлз Монтегю - между оным портретом кисти сэра Годфри Неллера, изображавшим родоначальника династии Чарлза Фицроя Лэтимера, и - подлинные слова лорда Чарлза - "герцогом Бэкингемским, сим развеселым принцем, возложившим на себя нелегкий труд стать отцом родным доброй половине своих подданных"[22]. На плетеной кушетке под высоким окном развалясь возлежал полный светловолосый молодой человек, читавший "Уэйкфилдского викария"[23]. Джентльмен являл собою мужскую копию леди Кемпбелл, и, несмотря на то, что лицу его недоставало ее красоты и магнетического обаяния, он все же, как и его сестра, обладал фамильной способностью располагать к себе людей. С первого взгляда на него становилось ясно, что он ленив и добродушен, самыми серьезными в жизни занятиями, вероятнее всего, считает скачки, петушиные бои и охоту на лисиц. Менее очевидным представлялось то, что он проявляет интерес к политике и переживает за судьбу колоний. При появлении Лэтимера мистер Томас Айзард - так звали молодого человека - отложил книгу в сторону и подавил зевок. - Я начал за тебя беспокоиться, - сказал он. - Почему? Который час? - Задавая эти вопросы, Лэтимер уже посмотрел на стоящие в углу напольные часы в ореховом футляре. - Пол-шестого. Боже мой! Я и не думал, что уже так поздно. - Должно быть, приятно проводил время. - Приятно! - Лэтимер плюхнулся в кресло и коротко рассказал обо всем. - Видишь, - заключил он, - я не преувеличивал опасность ареста, хотя не думал застать там капитана Мендвилла. Том бросил на него мрачный взгляд. - Было бы странно, если бы его там не оказалось. Этот галантный капитан ездит туда чуть ли не каждый день. - Почему же ты меня не предупредил? - Ты сделал бы свои выводы и назвал бы меня лжецом, вероятнее всего. А мне, Гарри, хоть убей, не хотелось с тобой ссориться даже из-за самой что ни на есть распрекрасной представительницы женской половины человечества. Ровно год тому назад его бросила жена - сбежала с каким-то французским дворянчиком, случайно осчастливившим колонию своим посещением. Жена его была сущей мегерой, изводившей его все два года супружества, и потому ему следовало благодарить судьбу после этого события, но душа человеческая непостижима: вместо этого он негодовал и молился о наступлении того дня, когда сможет вызвать на дуэль и убить француза, оказавшего ему воистину величайшую в жизни услугу. Об этой истории мы вспоминаем только для того, чтобы пояснить читателю, что Том Айзард был самым неподходящим советчиком, какого только мог найти Гарри Лэтимер. - Н-да-а, - протянул Лэтимер; в его глазах промелькнуло неприятное воспоминание, но он заставил себя отбросить тревожные мысли. Голос его стал будничным. - Миртль нежданно обнаружила, что не может выйти за человека, сомневающегося в непогрешимости короля Георга[24]. Поэтому она отдает предпочтение красному мундиру, имеющему честь служить его всемилостивейшему величеству. Что ж, сие логично. - Логично! - поперхнулся мистер Айзард. - Слыхано ли, чтобы женщина вела себя логично? Обыкновенный расчет - вот что это такое, Гарри. А коль скоро это так, то не стоит убиваться. Я рад, что ты воспринял все так спокойно. Я ведь писал тебе как-то, что Мендвилл, если ему повезет, может в один прекрасный день стать графом Челфонтским. К его удивлению, Гарри накинулся на него с внезапной яростью: - Что, черт побери, ты хочешь этим сказать? - Боже милосердный! Разве ты говорил не о том же? - Ты думаешь, я подозреваю Миртль в корысти? Что она продает себя за титул? - Можно подумать, такого никогда не бывало от сотворения мира. - С такой женщиной, как Миртль, это невозможно. - Сдается мне, Гарри, у тебя маловато жизненного опыта, - сказал Айзард тоном умудренного старца. - Женщины - это самые... - Буду премного благодарен, если ты обойдешься без обобщений. Не может мистер Томас Айзард быть наставником по части женщин. - Ей-Богу, не может! Уж больно предмет неблагодарный. Хотя пример упомянутого кандидата в наставники весьма поучителен. Появление старого Джулиуса прекратило неприятную дискуссию. Он внес поднос с рюмками, серебряной бутылью, заключавшей в себе изумительный пунш, приготовленный из рома, ананаса и лимонов, серебряною же коробкой с прекрасным табаком и парой трубок. Пока слуга наливал пунш, друзья молчали, а после его ухода спор на щекотливую тему не возобновлялся. Существовали более неотложные вопросы. - Раз мне теперь не понадобится представитель на совещании, Том, ты можешь отдать мне письмо. - Охотно, - сказал Том и вытащил пакет из кармана. - Ей-Богу, если бы ты не вернулся и мне пришлось идти на это собрание вместо тебя, я не стал бы на нем засиживаться. Я бы поднял всю партию Сыновей Свободы и помчался вызволять тебя из Фэргроува. - Я был уверен, что на тебя можно положиться, - с улыбкой сказал Гарри. - Думая меня схватить, они сами не ведали, чей гнев на себя навлекают. Часы в ореховом футляре пробили шесть. Мистер Лэтимер вскочил на ноги. - Я должен идти. Шесть - это назначенный час. Я ненадолго - оставайся на ужин. Выкури пока трубочку. Он уже приблизился к дверям, когда Том его окликнул. - Берегись, Гарри. Не выходи без оружия. Голову даю на отсечение - после всего, что случилось, они начнут за тобой следить. Ты стал опасным человеком. Глава VIII. Треклятый адвокат Дом Генри Лоренса стоял всего в нескольких шагах от дома Лэтимера. В нем и собрался чрезвычайный следственный комитет, чтобы выслушать доклад, обещанный Лэтимером. Не тратя времени попусту, они тут же приступили к делу. Лэтимер ясно и лаконично изложил то, что разведал утром у губернатора. Склонный к драматическим эффектам, он оставил наиболее сенсационное известие под конец и начал рассказ с сообщения о связи, поддерживаемой лордом Уильямом с сельскими тори. И сразу прозвучала первая нота назревающих разногласий. - У меня сложилось впечатление, джентльмены, - сказал Лэтимер, заканчивая первую часть своего повествования, - что лорд Уильям относится к нам непредвзято... Его бесцеремонно перебил старший Ратледж. Обращаясь к Лоренсу, председательствующему на заседании, он сказал своим обычным, лишенным выражения голосом: - Я полагаю, это не имеет отношения к нашей проблеме. Личные впечатления мистера Лэтимера не могут служить для нас доказательствами. Так говорил адвокат, но те, кто адвокатами не являлись, немедленно возмутились. - Придержите свой язык, Джон Ратледж, - выпалил Гедсден, - то, что думаете вы о том, что думает Лэтимер, - тем более не доказательство. Над Ратледжем посмеялись, что, впрочем, никак на нем внешне не отразилось. Когда смех прекратился, полковник Лоренс - во время войны против индейцев чероки он служил заместителем командира в полку Миддлтона - выразил мнение, что мистер Лэтимер может продолжить. - Если бы в мою задачу входило представить вам подробный отчет обо всех словах, произнесенных лордом Уильямом и мною, то для возражения мистера Ратледжа имелись бы некоторые основания. Но поскольку я целиком полагаюсь на свою память, оно бессмысленно. - Бессмысленно, - эхом отозвался Ратледж. И хотя он постарался произнести это нейтральным тоном, в нем все-таки слышалась издевка. - Бессмысленно - потому что впечатления в данном случае не менее надежны, чем память, а может статься, и надежнее. Переждав, пока смолкнет гул одобрения, Лэтимер продолжал. Его речь сводилась к уверению, что лорд Уильям - недаром он связал себя с колонией родственными узами - искренне желает пойти на мировую и будет всерьез этому способствовать. Одновременно он ведет не менее серьезные приготовления и на случай нежелательного развития событий, дабы не оказаться захваченным врасплох. - Что ни говори, - снова вставил замечание Ратледж, - а факт остается фактом: он поддерживает активную связь со сторонниками короля на периферии и приказывает им вооружаться. Лорд Уильям, похоже, пытается сидеть между двух стульев. Полковник Лоренс поднялся и начал миролюбиво, как бы рассуждая вслух: - А разве все мы не делаем того же? Разве мы, в силу необходимости, не вынуждены поступать точно так же? Кто поручится, что Америка поддержит столкновение с королевскими офицерами, пускай даже такое столкновение необходимо для самого существования колонии? Как легко было предвидеть, прозвучал безапелляционный задиристый ответ Гедсдена: - То, что необходимо для самого существования колонии, должно быть сделано! В этом случае последствия не имеют значения. Драйтон разразился афоризмом: - Худшее из действий - бездействие из боязни худшего. - Может быть, вы и правы, - печально согласился Лоренс. - Будущее покажет. Мы же имеем дело с настоящим. Добродушный мистер Пинкни постучал карандашом по столу. - Мы отклоняемся, господа. Когда мы представим Провинциальному конгрессу результаты расследования мистера Лэтимера, перед ним встанет единственный вопрос. Мы еще не дослушали сообщение мистера Лэтимера о том, что требует более срочного решения - об утечке информации. - И он кивнул Лэтимеру. - Здесь мне исключительно повезло. - Лэтимер рассказал им о списке, показанном губернатором. - Список составлен почерком, который оказался мне знаком. Почерком Габриэля Фезерстона. Это заявление вызвало в каждом из них бурю чувств. Однако не все спешили проявлять свое негодование. Фезерстон знал подходы к людями и где лестью, а где другими способами снискал благосклонность некоторых лидеров Колониальной партии. Несколько раз ему оказывали покровительство Ратледж и полковник Лоренс, поэтому оба они хотели повременить с выводами и сначала подробно расспросить обвинителя, однако их опередил Гедсден. - Это требует от нас действий, - вскричал он, рывком поднявшись с места, едва Лэтимер закончил. - Тотчас же арестовать предателя! Чтобы другим было неповадно! - На каком основании, сэр? - спросил полковник Лоренс. Этот человек умеренных взглядов давно был на ножах с непреклонным Гедсденом. Его вопрос взбесил республиканца. - О Господи, основания! Вам мало оснований? - Да, конечно, для нас предостаточно. Но я имею в виду обвинение, которое ему предъявят при аресте. Какое преступление он совершил? Я негодую не меньше, чем мистер Гедсден, но мы должны соблюдать букву закона. - К дьяволу закон! - прорычал Гедсден. - Это предатель. Ради нашей же безопасности мы должны от него избавиться. Вы как будто не расслышали? Или не поняли? По милости этого подлеца нескольким из нас грозит виселица! И вы еще болтаете о законе! Какой его букве вы следовали в деле Чини? Какой закон намеревались соблюдать в деле Кекленда, если бы его удалось поймать? А они оба - просто ягнята по сравнению с этим койотом. Ответил Пинкни: - Кекленд дезертировал из Провинциальной милиции. Формально в этом случае было совершено преступление, за которое мы могли привлечь его к суду. Фезерстон, к несчастью для нас, не сделал ничего такого, что по конституции давало бы нам право хотя бы изгнать его из конгресса, не говоря уже о законном суде. - Вы будете рассуждать о конституции и законах, пока нас всех не уничтожат. Вы только и делаете, что сутки напролет предаетесь размышлениям, а тем временем другая сторона вооружается, чтобы нас сокрушить. Гедсден перевел дух, собираясь с силами для новой словесной атаки, способной склонить чашу весов в его пользу, однако Ратледж предупредил этот взрыв. Всегда и во всем педантичный, он добросовестно адресовался к председателю. - Сэр, такой яростный напор в деле, требующем спокойного обсуждения, неприемлем. - Он говорил с ледяной интонацией. - Необходимо пресекать ведение спора в подобном стиле. - Обсуждайте, пресекайте и идите к дьяволу, - обиделся Гедсден и с шумом уселся. Ратледж невозмутимо продолжал: - Прежде чем мы сможем признать вину Фезерстона установленной, требуется обсудить один-два пункта. В настоящий момент обвинение основано на показаниях единственного свидетеля, а его показания, в свою очередь, основаны только на том, что он узнал почерк! Те из вас, кто имеет опыт судебных расследований, хорошо знают, что нет доказательства более ненадежного, чем сравнение почерка. Сходство или несходство почерка чрезвычайно обманчиво. Его аргументы, однако, производили на слушателей меньшее впечатление, чем рассудительная манера, в которой он их излагал. В этом и состояло искусство опытного адвоката. Он никогда не говорил напыщенно и редко прибегал к патетике. Он импонировал аудитории своими спокойными, трезвыми призывами к разуму и здравому смыслу. Даже Гедсден, за минуту до этого такой нетерпеливый, внимал Ратледжу молча. - Мистер Лэтимер сказал нам, - продолжал Ратледж, - что он узнал почерк Фезерстона, когда губернатор показал ему перечень имен. Мне думается, что в действительности, - и он перевел спокойные, навыкате глаза на обвинителя, - это не что иное, как выражение личного мнения мистера Лэтимера. И, полагаю, не может быть ничем более. Лэтимер вопросительно посмотрел на Лоренса, тот кивнул. - И тем не менее, - подражая манере Ратледжа, холодно произнес Лэтимер, - это не просто мнение, это неоспоримый факт. Я знаком с почерком Фезерстона гораздо ближе, чем полагает мистер Ратледж. У меня была возможность с детства изучить его так же хорошо, как свой собственный, - и он обстоятельно поведал им о том, что читателю уже известно. - Вам нечего на это возразить! - бросил Ратледжу Гедсден. Ответ юриста на эту реплику был полон достоинства. - Я озабочен исключительно тем, чтобы не осудить невиновного, человека, многие месяцы бывшего нашим коллегой. Я не преследую иных целей, и мне жаль, что приходится специально это подчеркивать. - В его словах не было ни тени запальчивости или обиды. - Даже теперь, после исчерпывающего объяснения, которое оправдывает мистера Лэтимера и с которого ему следовало бы начинать, я все-таки буду против каких бы то ни было акций до тех пор, пока путем дополнительной проверки мы не получим независимого подтверждения его показаний. Гедсден смешался, ощутив свою неправоту. - Я уже устроил дополнительную проверку и получил независимое подтверждение, - заявил Лэтимер. - Вот как? - Темные брови Ратледжа вскинулись. - Можем ли мы узнать, какое именно? Лэтимер с досадой осознал, что теперь ему придется вдаваться в такие подробности, которых он предпочел бы не касаться. - Так ли это необходимо? - спросил он. Ратледж ответил жестко: - Вы безусловно должны предъявить все ваши аргументы, иначе мы не сможем признать достаточность доказательств для столь тяжкого обвинения. Мгновение Лэтимер смотрел на него, затем повернулся к председателю. - Я перестаю понимать, сэр, кого тут обвиняют - меня или Фезерстона? Меня недвусмысленно заставляют защищаться. Гедсден, Драйтон и Молтри протестующе зашумели. Лоренс и Пинкни дружески улыбнулись Лэтимеру. Только оба Ратледжа - ибо младший следовал примеру старшего - остались демонстративно бесстрастными. Они предпочитали иметь дело с доказательствами, а не с эмоциями. - Прежде, чем я продолжу, сэр, - снова начал Лэтимер, - предлагаю вам привести меня к присяге. - Мистер Лэтимер! - укоризненно воскликнул председатель, - ваша честность не вызывает сомнений. Нам будет достаточно вашего слова. - Одобрительный гул пробежал вокруг стола. - Но будет ли его достаточно для джентльмена, который сам себя назначил адвокатом предателя? - Точно! - сказал Гедсден. - Он верно назвал вас, ей-ей! Но невозмутимый Джон Ратледж не стал вступать в перебранку. - Вполне достаточно, мистер Лэтимер. Вы назвали меня адвокатом предателя. Я принимаю эту должность без стыда. Правосудие обязано строго следовать принципам справедливости, а один из них гласит, что отсутствующего должен кто-то представлять. Для вас я сделал бы то же самое, сэр. - Вряд ли в этом возникнет надобность, - резко ответил Лэтимер. - Однако вернемся к делу. То, что этот список был составлен Фезерстоном, признал пусть не сам губернатор, но его конюший, капитан Мендвилл, который, собственно, и заслал к нам Фезерстона в качестве своего лазутчика. Фезерстон докладывал ему о наших совещаниях и доносил обо всех действиях. Практически такого же признания я добился и от сэра Эндрю Кэри, который сыграл во всей этой истории вполне определенную роль. Он тоже склонял Фезерстона к тому, чтобы затесаться в наши ряды. - Сэр Эндрю Кэри? - удивился Лоренс. - Он-то как здесь оказался? - Лучше я буду до конца откровенен, хотя вы и упрекнете меня в неосмотрительности. - И Лэтимер рассказал о своем визите в Фэргроув. Над гостиной повисла тишина. Выждав несколько мгновений, не появятся ли новые вопросы, Лэтимер вернулся на свое место. Тогда только Ратледж заговорил. - Несмотря на проявленную мистером Лэтимером энергию, я с сожалением вынужден осудить его за недостаток осторожности. Позволить противной стороне узнать раньше времени о разоблачении Фезерстона было серьезной ошибкой. Семь пар глаз повернулись к нему; все неодобрительно ждали дальнейших разъяснений. Однако он, судя по всему, не собирался ничего добавлять, и Молтри вступился за Гарри Лэтимера. - Джон, вы брюзга, на вас не угодишь! - Признаться, я не рассчитывал получить выговор от кого-либо из присутствующих, - хмуро заметил Лэтимер. - Присутствующие, мистер Лэтимер, очень далеки от того, чтобы вам выговаривать, - заверил его полковник Лоренс. - Что означает выговор мне, сэр, - констатировал Ратледж. - А все оттого, что присутствующие не вполне понимают ни опрометчивости поступка мистера Лэтимера, ни вреда, который он принес. Позволю себе пояснить. Во-первых, то, каким способом мистер Лэтимер исполнил свое поручение, уже достойно порицания. Он обязан был испросить нашего согласия на визит к губернатору, когда решил узнать его намерения и попытаться раскрыть источник утечки информации. Во-вторых, очевидно, что он не имел права делать что-нибудь на собственный страх и риск до тех пор, пока не представит собранию свой доклад. И уже задача собрания - определить, какие шаги следует предпринять, чтобы получить подтверждение этого доклада. Молтри быстро перебил: - Какие шаги лучше предпринятых мистером Лэтимером мог изобрести комитет? - Дело вовсе не в этом, - терпеливо отвечал Ратледж. - Это не ответ, - поддел его Гедсден. - Но ответ не вызывает у меня ровным счетом никаких затруднений. Существуют различные способы заставить агента выдать себя. Один из них - и я бы рекомендовал этот метод - заключается в снабжении его ложной информацией о каких-нибудь наших замыслах. Если противоположная сторона действует в соответствии с этой информацией, то совершенно ясно, от кого она получена. Такой метод обладал бы всеми преимуществами метода, примененного мистером Лэтимером, но был бы лишен всех его недостатков. - И что это за недостатки? - недовольно поинтересовался Молтри. Ратледж обвел сидящих за столом удивленным взглядом. - Возможно ли, чтобы это не было очевидно каждому из присутствующих, как очевидно мне. Когда организация типа нашей обнаруживает в своих рядах шпиона, имеется два пути. Либо шпион используется для передачи противнику ложной информации, рассчитанной на то, чтобы усыпить его бдительность и вообще ввести в заблуждение относительно замыслов, которые желательно скрыть, либо шпиона немедленно устраняют. Весьма возможно, что мистер Лэтимер своей неоправданной самостоятельностью отрезал нам оба этих пути. Лица сидящих помрачнели. Враждебность к Ратледжу по мере проникновения в их умы его доводов уступала место недовольству собой. Лэтимер с досадой почувствовал, что краска заливает его щеки. Едва ли Ратледжу было необходимо продолжать разъяснения, но адвокат был беспощаден. - То, что мы уже не сможем использовать шпиона в наших целях - бесспорно, поскольку мистер Лэтимер объявил противнику, что раскусил его. Но он, весьма вероятно, теперь еще и сбежит, чтобы вредить нам другим способом. Причина - та же. Гедсден поднялся и, выдержав секундную паузу, сказал: - Тогда, честное слово, я должен исключить такую вероятность. Но Ратледж остановил его. - Минутку, полковник! На сегодня достаточно скоропалительных решений. Дайте нам, ради Бога, хоть что-то предусмотреть. - И пока вы будете предусматривать, - воскликнул Лэтимер, тоже вставая, - вы дадите бежать этому подлецу и тем самым добьетесь, чтобы я в полной мере заслужил ваше порицание. - Только охватившая его обида заставила Лэтимера приписать Ратледжу столь чуждые характеру этого достойного джентльмена побуждения. Обвинение в нечестной игре, брошенное человеку, который ради дела порой не щадил ни себя, ни других, лишила Лэтимера части симпатий собравшихся. Но Ратледж только улыбнулся своей проницательной улыбкой. Подобно Антонию, он хранил гнев в себе, как огниво хранит огонь. - Мистер Лэтимер совершает одно безрассудство за другим. Прежде чем предпринимать что-либо против Фезерстона, собрание должно решить, что именно и с какой целью следует предпринимать, - сказал он. - На этот счет у меня нет никаких сомнений, - заверил его Гедсден. Ратледж посмотрел на него строго. - Тем больше оснований, чтобы не торопиться. - И поскольку остальные, постепенно склонившиеся на сторону этого властного человека, поддержали Ратледжа, Кристофер Гедсден, бормоча ругательства, занял свое место. Лэтимер, вконец раздосадованный таким поворотом, вынужден был последовать его примеру. - Но мистер Лэтимер проявил легкомыслие еще кое в чем. Хотелось бы выслушать его объяснения и по другому вопросу, - невозмутимо заявил Ратледж. - Разве вы еще не разделались со мной? - вскричал Лэтимер. - К несчастью - в интересах дела, за которое мы все болеем - еще нет. - Господи, дай мне терпение, - устало сказал Лэтимер и откинулся на спинку стула. Ратледж безжалостно продолжал: - Мистер Лэтимер сам рассказал нам о серьезной опасности ареста, которой он подвергался в Фэргроуве. Невозможно, чтобы он не подумал об этом заранее. - Я не мог предвидеть, что там окажется капитан Мендвилл, - защищался Лэтимер. - Этого и не надо было предвидеть. Сэр Эндрю Кэри - человек решительный и непреклонный. Риск и без Мендвилла был велик, и мистер Лэтимер обязан был это знать. - Ну, хорошо! Я рискнул, - ответил Лэтимер. И добавил язвительно: - Вы, видно, на это не способны. - Я никогда не рискую тем, чем не имею права рисковать, - беззлобно парировал Ратледж. - Вы тоже не имели права рисковать в данном случае. Если бы вас там задержали, если бы вы исчезли - что тогда? - Считаю этот допрос неуместным. Может быть, вы избавите от него? - Все, что я хочу знать, это - как, по-вашему, нам следовало поступить в таком случае? Не услышав вашего доклада, мы ничего бы не узнали о результатах расследования. И Фезерстон преспокойно продолжал бы за нами шпионить. Теперь уже Лэтимер разозлился не на шутку и, как он ни старался, ему не удавалось это скрыть. Он прыжком вскочил на ноги. - Сэр, - обратился он к председателю, - не припомню, встречал ли я прежде хоть одного законника и болтуна с таким ослиным самомнением. Мистер Ратледж кидается от вывода к выводу с безрассудством, намного превышающим то, в котором обвиняет меня. Позвольте мне сообщить, сэр, что на случай опасности, о которой он битый час толкует, я принял свои меры. Я оставил письменный отчет обо всем, что узнал от лорда Уильяма. Если бы я не вернулся домой к шести вечера, этот отчет лежал бы здесь, перед вами, и вы не потеряли бы ни крупицы информации о моем расследовании. Исчерпывающий ответ и горячность Лэтимера вновь склонили всех на его сторону. Это читалось на лицах джентльменов, и Лэтимер бросился закреплять свое пока еще зыбкое, но все же преимущество. - Удовлетворяет ли мой ответ достопочтенного мистера Ратледжа? Признает ли он, что это ему, а не мне не хватает предусмотрительности? Я жду признания и готов принять его вместо извинения. - А кому вы оставили отчет? - как ни в чем не бывало, спросил Ратледж. С его стороны это было смело, учитывая смену настроения собрания. Вопрос снова вызвал ропот всеобщего неодобрения. Но он поколебал Ратледжа не больше, чем легкий ветерок колеблет дуб. - Это важно знать, - настаивал он. - Боже мой! Что вы еще подразумеваете? Вы сомневаетесь в моих словах? - Бледный от бешенства Лэтимер наклонился к нему через стол. Но Ратледж был по-прежнему холоден и тверд, как алмаз. - Я ничего не подразумеваю. Я спрашиваю. - Гарри, да ответь ты ему, ради Бога, - бросил Молтри. И Гарри ответил: - Я оставил его моему другу Тому Айзарду, который дожидался меня из Фэргроува в моем собственном доме. Этого достаточно, или я должен притащить сюда Тома Айзарда, чтобы он подтвердил мои слова? - Нет нужды втягивать в это мистера Айзарда, - сказал Ратледж. - Мы все верим вам, мистер Лэтимер. - Премного благодарен. - Но могу я спросить вас, почему вы предпочли мистера Айзарда кому-либо из нас? - Потому что я не хотел терять времени на поиски кого-либо из вас. Мистер Айзард - мой друг, и он оказался под рукой. Кроме присутствующих здесь, он единственный человек, знавший о моем приезде в Чарлстон. - Ладно, допустим, это мелочь. Но когда люди идут той дорогой, какой идем мы, даже пустяк может многое значить. Необходимо исключить всякий риск. - Я не знаю, какого черта я должен опять оправдываться, сэр, - ответил ему Лэтимер, - но напрашивается вывод, что избегать риска - главная забота вашей жизни. Не думаете ли вы, что вообще все люди созданы по тому же образцу? Некоторые из нас еще не утратили смелости и способны действовать, а не только молоть языком. И это прекрасно, иначе бы жизнь остановилась. Поверьте мне, сэр, совсем без риска ни в одном настоящем деле не обойтись. - Вы можете рисковать собой сколько угодно, мистер Лэтимер. Не сомневаюсь, что вы так и поступаете. Но вы не должны рисковать другими и нашим общим делом. - И он прибавил со значением: - Мистер Айзард - брат леди Кемпбелл. Глаза Лэтимера вспыхнули. - Он - из Сыновей Свободы. - Как и Фезерстон. - Мистер Ратледж, вы заходите слишком далеко. Я, кажется, сказал, что Том Айзард - мой друг. - Я понял вас, сэр. Но это, к сожалению, не распространяется на его родственников. Я не имею оснований предполагать, что мистер Айзард склонен к предательству, и упомянул Фезерстона, только чтобы показать, что нельзя было слишком полагаться на факт принадлежности Айзарда к Сыновьям Свободы, а следовало помнить, что он постоянно видится со своей сестрой, леди Уильям - очень умной и предприимчивой женщиной; что он постоянно бывает в губернаторской резиденции; что у него привычки повесы, он любит развлекаться и неосмотрителен в своих поступках. Если такой человек хотя бы в самой малой степени осведомлен о нашем секретном деле... - Закончить ему не удалось. - С меня довольно, сэр, - перебил его Лэтимер. - Я терпел, пока вы порочили мою репутацию, но будь я проклят, если стану выслушивать, как вы порочите моих друзей. Во всяком случае, не здесь, где вы прикрываете свою наглость заботой о государстве. - Мистер Лэтимер! Мистер Лэтимер! - воззвал к нему председатель, но напрасно - Лэтимера уже нельзя было удержать. - Если у вас есть что еще сказать о Томе Айзарде, вы можете сделать это где-нибудь в другом месте, где я смогу отдубасить вас, если вы отзоветесь о нем недостаточно уважительно. При этих словах все повскакали с мест. Один Ратледж продолжал сидеть, защищаясь от ярости Лэтимера своим презрительным спокойствием. Молтри схватил Лэтимера за плечо, но тот сбросил его руку. - Джентльмены, - сказал он, - я покидаю вас. Поскольку я не услышал ни единого слова благодарности, и единственной наградой мне были оскорбления, я оставляю вас продолжать ваши прения без меня. И пока вы и этот напыщенный говорун сидите здесь, толчете воду в ступе и занимаетесь своей гнусной казуистикой, я буду действовать. Пойдем, Гедсден, не будем терять времени, мы знаем, что нам делать. - Клянусь Богом! - ответил смутьян. - Я пойду с вами, - примкнул к ним Драйтон. - Джентльмены! Джентльмены! - закричал им вслед полковник Лоренс, когда они направились к выходу. - Достаточно болтовни, - вот все, что он услышал от Гедсдена, который с этими словами распахнул дверь и вышел. Драйтон молча развел руками и последовал за ним. Гарри Лэтимер уходил последним. Ратледж окликнул его: - Мистер Лэтимер, я вас предупреждаю, что комитет потребует отчета о действиях, которые вы сейчас замышляете. - Я представлю его вместе со всеми Сыновьями Свободы, - ответил Лэтимер уже с порога. - Мистер Лэтимер! Убедительно прошу, вернитесь и выслушайте нас! - кричал вдогонку Лоренс. - Пропади все пропадом! - сказал Лэтимер и хлопнул дверью. Глава IX. Расправа С моря задувал вечерний бриз; шумела, накатываясь на сушу, приливная волна. Теплый, но влажный ветер немного охладил разгоряченный лоб Лэтимера. В последние насколько минут будто что-то ослепило его. Гарри задумался; ему пришло в голову, что идти в этот час на поиски Фезерстона попросту бессмысленно - разумеется, Мендвилл давно уже его предупредил. Определенно - если только вообще существует что-то определенное в этом ненадежном мире - предатель уже вне досягаемости и недоступен возмездию. Абсолютно ясно, зачем Ратледж хотел удержать Лэтимера и Гедсдена от насилия. Но по той же причине безопасность Фезерстона должна заботить и губернатора. Если Сыновья Свободы сообща расправятся с негодяем, лорд Уильям окажется перед необходимостью защищаться и сам потребует правосудия. При этом ему будет доподлинно известно, что прямо или косвенно в гибели агента виновен Гарри Лэтимер, и губернатору придется выбирать: либо совершенно лишиться всякого авторитета, либо покарать преступника. И если, ради утверждения власти своего августейшего повелителя, он выберет последнее, то, вероятнее всего, начнутся те самые события, которых обе стороны пока всячески стараются избежать. Американские колонии сейчас могут воспламениться, как солома: довольно одной искры, чтобы пожар восстания распространился по всему континенту. Лэтимер и раньше понимал это и все же остался глух к увещеваниям - не столько из-за возмущения бесцеремонностью адвоката, сколько благодаря уверенности в том, что пугающей Ратледжа расправы не произойдет. Однако, хлопнув дверью, он оказался заодно с крайними республиканцами Гедсденом и Драйтоном, которым было вообще безразлично, ускорится кризис или нет. Лэтимер приблизился к ним и сказал, что Фезерстон, должно быть, давно переправлен в безопасное место, так что не стоит понапрасну терять время. - Может, оно и так, - ответил Гедсден, - но я надеюсь, что нет. В любом случае я на этот вечер собрал своих парней на старом мясном рынке. Я думал, что смогу назвать им шпиона. Теперь пойти должен ты, Гарри - пусть они узнают его имя из первых рук. У Лэтимера пробежал озноб по спине, он вздрогнул. Сначала он решительно отказался, и, если бы не уверенность, что Фезерстон уже бежал, никто не смог бы его переубедить. Но, поскольку такая уверенность была, он в конце концов уступил нажиму. Полчаса Лэтимер, стоя на прилавке мясного рынка, держал речь перед толпой мастеровых и ремесленников - тех, кому Кристофер Гедсден месяцами "читал лекции" под Дубом Свободы у стен своего дома. Лэтимер объявил им, что Фезерстон - предатель, сказал о его бесчестной сделке с королевским правительством и об опасности, нависшей по его милости над двадцатью патриотами. Когда Гедсден подтвердил слова Лэтимера, воинственных "Сыновей Свободы" уже ничто не могло удержать. С устрашающими воплями: "Смерть предетелю! Смерть Фезерстону!" - они хлынули на улицу и отправились вершить самосуд. Около сотни молодых парней двинулись по Брод-стрит, а затем по Кинг-стрит к форту Картрит, по соседству с которым жила сестра Фезерстона. По пути число их росло. К ним присоединялись новые группы людей, взбудораженные призывными выкриками. - Идем, ощиплем Фезерстона и снова оперим! Деготь и Фезерстон! - бесновалась толпа, - Деготь и Фезерстон![25] Однако те трое, что были в ответе за разыгравшиеся страсти, остались на мясном рынке. Гедсден, действуй он самостоятельно, непременно встал бы во главе своих молодцов. Лэтимеру тоже представлялось естественным пойти вместе с им же доведенной до неистовства толпой. Но Драйтон, будучи юристом и обладая трезвым умом, удержал друзей. - Пусть зло свершится, - сказал он, - но впутываться в эту историю еще сильнее не советую. Мы только без всякой пользы сунем головы в петлю. Его слова вызвали в Лэтимере легкое раздражение. - Не по душе мне такая сверхосмотрительность, - заметил он. - Нельзя возбудить судебное дело против толпы, - настаивал Драйтон, - но его можно возбудить против индивидуума, который ею руководит. Надо учитывать возможные последствия. - Он прав, - сказал Гедсден, - хотя и рассуждает, как Джон Ратледж. - Который и без того настроен против Лэтимера, - прибавил Драйтон. Лэтимер, считая, что кровожадная толпа все равно прибудет на место слишком поздно и не достигнет своей кровожадной цели, не стал спорить и отправился домой. Большую часть пути его сопровождал Гедсден, живший у бухты неподалеку от него. Лэтимер пришел домой в сравнительно благодушном настроении и сел ужинать. Если бы он мог предугадать дьявольское коварство Мендвилла, то вряд ли смог бы проглотить хотя бы кусок, но он рано успокоился. Не прошло и часа, как в столовую ворвался Том Айзард. Глаза его блуждали, волосы растрепались. - Что случилось? - испугался Лэтимер. - Там творится ад! - задыхался Том. - Это просто озверелые маньяки. Они заполонили улицы. - Пфф-уу! Они не причинят никому вреда. Гнездышко опустело. - Не причинят вреда?! Как бы не так, черт меня побери! Они его уже причинили! - Они схватили Фезерстона?! - вскричал Гарри, побелев лицом. - Схватили?! Да они убили его! Они ворвались в дом и учинили там жуткий погром. Фезерстон сидел за столом вместе с сестрой и шурином. Он не успел даже спрятаться. Они скрутили его и вытащили его наружу, а он визжал, как свинья, когда ее режут. Они сорвали с него всю одежду, он остался совершенно голый. Гнусное дело. Они вымазали его в дегте и обваляли в перьях - почти на глазах у сестры; потом они протащили его, визжащего, по улицам и повесили на суку перед таверной. Боже мой! Его визг так и стоит у меня в ушах! Лэтимер сидел, впившись пальцами в подлокотники, неподвижно глядя в одну точку. Ужас застыл на его посеревшем лице. - Там говорили, что это вы с Гедсденом натравили толпу. - Да-да! - Впрочем, это был не ответ, Лэтимер под конец почти не слушал Тома. Потом он встрепенулся: - Но как толпе удалось схватить его? Куда смотрел Мендвилл? Он что, не предупредил его, или этот болван не внял предупреждению? - Откуда мне знать? Фезерстон, прямо скажем, получил по заслугам. Но тебе не стоило прикладывать к этому руку, Гарри. Теперь нужно срочно позаботиться о себе. - Что? - Гарри вглядывался в лицо друга, пытаясь сообразить, о чем он толкует. Внезапно он насторожился. - Ты думаешь?.. - начал он. - О чем ты? - Проклятье! Именно так! Именно так, Том! Все подстроил этот капитан. Этот дьявол Мендвилл сознательно смолчал и допустил гибель своего агента - чтобы возбудить дело против меня, чтобы привлечь меня к суду! - Ты с ума сошел! - Сошел с ума? А чем еще, по-твоему, все это объяснить? Мендвилл находился в Чарлстоне уже целых два часа, когда я говорил на рынке с Сыновьями Свободы. За это время можно было трижды переправить Фезерстона в безопасное место. Почему его не переправили? Почему? Ответь мне на это! - Но если ты был в этом так убежден, зачем спешил его выдать? - Зачем?.. - Лэтимер недоуменно смотрел на него, не находя ответа. - О! Меня разобрала досада на Ратледжа. Дешевый выпад - лишь бы вышло не по его, лишь бы ему не повиноваться. Да все равно - не я, так Гедсден их бы натравил. Но даю слово, Том, я никогда бы этого не сделал, а сделал бы Гедсден - я бы сам пошел предупредить Фезерстона, если бы почуял ловушку, в которую Мендвилл меня заманил. - Он замолчал, потом тусклым голосом добавил: - Кэри никогда мне не простит. Только он это произнес, как Джулиус открыл дверь и доложил о приходе Ратледжа, Молтри и Лоренса. Гарри отбросил салфетку и поднялся им навстречу. Все трое, даже симпатизировавший ему Молтри, были суровы и непреклонны. Ратледж, кривя губы, начал первый, с интонацией резкой и враждебной: - Итак, сэр, вопреки нашему мнению, вы все-таки сделали по-своему. Что Лэтимер мог на это ответить? Они все равно ему не поверят. Он стоял молча, готовый принять любое наказание, которое выберет Ратледж - а от Ратледжа он снисхождения не ждал. Лэтимер старался сохранить бесстрастный вид, принятый адвокатом за наглость. - Толпа провозгласила вас своим героем, сэр, - продолжал Ратледж, - можете веселиться. Ведь это то, к чему вы стремились и ради чего все это затеяли. - Тут вы, по крайней мере, ошибаетесь, - твердо ответил Лэтимер. - Каждый носит в себе мерило, с которым подходит к своим ближним. Я вынужден предположить, что, находя в тщеславии источник действий других людей, вы ориентируетесь на собственное тщеславие. - Превосходно! - сказал Ратледж. - Самое время для философского диспута. Я пропускаю мимо ушей ваше оскорбление вслед за предыдущими. - Не сомневаюсь в этом, - желчно сказал Лэтимер, понимая, однако, что с каждым словом становится все более неправ. Молтри вмешался: - Ты знаешь, что тебе грозит, Гарри? - Я знаю, но это меня не волнует. - Это должно вас волновать, - серьезно выговорил Лоренс. - Мы пришли, чтобы заставить вас это понять. Вам нельзя медлить - в любую минуту может быть отдан приказ о вашем аресте. - О моем аресте? - О чьем же еще? - спросил Ратледж. - Вы натравили на человека толпу, она совершила убийство, и вы думаете, это сойдет вам с рук? Вы не послушали меня сегодня... - Я не стану слушать вас и сейчас, - перебил его Лэтимер. - В том, что я сделал, больше вашей вины, чем моей. - Вины? Моей? - Ратледж оглядел своих спутников, как бы призывая их в свидетели и приглашая вникнуть в это фантастическое заявление. - Моей вины! Как бы вам слегка не переусердствовать в своих сумасбродных обвинениях, сэр! - Мистер Ратледж, я не хочу подбирать выражения. Здесь мой дом, и если вам непременно хочется насмехаться надо мной, заставляя меня оскорблять вас, я предпочел бы, чтобы вы делали это в другом месте. Том, будь так добр, позвони Джулиусу. - Одну минуту, сэр! Одну минуту! - легкий румянец выступил на полных щеках Ратледжа. - В самом деле, ты должен выслушать нас, - поддержал его Молтри. - Не звоните, Том. Ты должен понять, Гарри, мы не можем допустить, чтобы тебя арестовали. - Но кто меня арестует? - Если губернатор прикажет, мы вынуждены будем подчиниться. И если тебя арестуют, то будут судить, а если будут судить, то непременно повесят. - С согласия Сыновей Свободы, - возразил Гарри. - Тут упоминали, что они меня поддерживают, а я сказал, что мне это безразлично. Так вот, это не так. Я изменил свое мнение. Я полагаюсь на этих ребят, и вы, кстати, тоже можете на них положиться. - Неужели вам непонятно, Лэтимер, - увещевал его Лоренс, - что именно этого мы не хотим. Ведь это может привести к катастрофе. - Но я вовсе не стремлюсь избежать ареста! Напротив, я буду только рад. Я буду только рад и аресту, и суду. Они дадут мне возможность разоблачить преднамеренную подлость, с помощью которой меня загнали в тупик. Все трое мрачно переглянулись. Затем Молтри твердым тоном объявил их окончательное решение: - Гарри, сегодня вечером тебе надлежит покинуть Чарлстон. Не медля! - Не вижу необходимости. - Но вы уедете тем не менее, - сказал Лоренс. - Не сдвинусь ни на шаг. Ратледж предпринял еще одну атаку: - Неужели вы настолько тупы, что ничего не понимаете, или так своевольны и упрямы, что не хотите понимать? Неужели вас заботят лишь восторги толпы? Лже-герой! Если вам недостает ума, чтобы предугадать последствия, тогда помоги вам Бог! Вас арестуют и будут судить. Это может кончиться плачевно для всего континента. Пожар войны готов вспыхнуть от Джорджии до Массачусетса, от Атлантики до Миссисипи. Он уже тлеет после того дела под Лексингтоном; малейший ветерок народного волнения может раздуть настоящее пламя. Если вы лишены разума и ослушаетесь нас сейчас, то страна может оказаться втянутой в гражданскую войну. Последний раз спрашиваю: желаете ли вы оставаться здесь и наблюдать, каких дел натворили, потворствуя своему чудовищному тщеславию? - Нет, сэр, не желаю. - Вы уедете?! - воскликнули в один голос Молтри и Лоренс. - Я остаюсь. - Но... - Если бы я в самом деле руководствовался собственным тщеславием, как утверждает мистер Ратледж, я бы уступил. Но это не так. Мной руководят совсем другие мотивы. Вам, мистер Ратледж, я больше не стану ничего объяснять. Я устал от ваших требований, устал от ваших предвзятых вопросов. Одного того, что уехать просите меня вы, достаточно, чтобы я решил остаться. Я не признаю вашей власти и вашего права подвергать меня допросам и унижать завуалированным подозрениями, которыми вы весь день мне сегодня досаждали. Поэтому я прошу вас избавить себя и меня от дальнейших препирательств. Но если вы, Молтри, останетесь, я целиком и полностью откроюсь вам. В этом деле затронуты моя честь и мое сердце. И если полковник Лоренс пожелает остаться и выслушать - ему я тоже все скажу. Мистер Ратледж поклонился подчеркнуто церемонно. - Спокойной ночи, мистер Лэтимер. Полковник Лоренс и полковник Молтри не меньше моего беспокоятся за мир в провинции. - И он с достоинством удалился. Когда его шаги затихли, Лэтимер, как обещал, поведал обо всем двоим оставшимся и Тому Айзарду. Он обрисовал им, каким в результате последних событий он предстанет в глазах сэра Эндрю Кэри, и что судебное разбирательство, и только оно, выведя Мендвилла на чистую воду, может оправдать его, Лэтимера, перед сэром Эндрю. Эти его соображения вызвали в слушателях глубокое сочувствие. - Чертов Ратледж! - ругнулся Молтри. - И как отвратительна эта его манера - вежливо обливать грязью. Но он - сама честность, Гарри, и самый стойкий патриот в Южной Каролине. К тому же он очень умен. - Умен - не спорю. Но недостаточно великодушен. А ум без сердца никогда не достигнет величия. - Не будем сейчас об этом, Гарри. Речь идет о том, что, если ты останешься, то подвергнешь опасности не только себя, но и всю колонию. - Я не согласен с вами, - возразил Лэтимер. - Губернатор не посмеет передать это дело в суд, когда узнает о роли своего конюшего. - Но вдруг ты ошибаешься в своих предположениях? - удрученно спросил Лоренс. - Если я окажусь неправ, тогда объяснение всему может быть лишь одно: Мендвилл не предупредил Фезерстона по приказу лорда Уильяма. Этому я не могу поверить. Но если это правда, лорд Уильям тем более не захочет преследовать меня в судебном порядке. Может быть, это попытка запугать меня тем самым жупелом, которым вы потрясаете - не знаю. Но я намерен установить истину и потому останусь в городе. После этого разговора Молтри и Лоренс отправились к Ратледжу сообщить о своей неудаче и получили немилосердный разнос за отсутствие твердости. Когда они изложили адвокату причины, выдвинутые Гарри в свое оправдание, да еще добавили, что понимают их и сочувствуют Лэтимеру, Ратледж мысленно разразился бранью; вслух же подивился: ради чего он обрек себя на сотрудничество с партией эмоциональных сентименталистов? В эту ночь Ратледж укладывался спать, уверенный, что провинция стоит на пороге гражданской войны. Впрочем, принимая в расчет то, что творилось по всей Америке, такой прогноз не требовал выдающегося дара предвидения. Глава X. Мешок с почтой На следующий день рано утром к Лэтимеру пришли Уильям Генри Драйтон с членом Секретного комитета Томом Корбетом. - Гарри, пойдем с нами, - предложил Драйтон, - и не забудь захватить пистолет. Лэтимер, естественно, потребовал объяснений, и они были ему представлены. Неделю назад имело место довольно представительное заседание Совета безопасности - исполнительной группы, назначенной Провинциальным конгрессом и облеченной самыми широкими полномочиями. Драйтон тогда поразил собрание предложением взять под стражу лорда Уильяма Кемпбелла. Эта радикальная мера нашла поддержку только у двоих коллег Драйтона по комитету. Остальные, во главе со спикером Палаты общин Ролинсом Лаундсом, были категорически против. они сочли предложение Драйтона недостаточно обоснованным и решили ни в коем случае не предпринимать такого провокационного шага. В результате затянувшихся дебатов решено было все-таки внимательно следить за распоряжениями лорда Уильяма. Визит Лэтимера к губернатору практически ничего не добавил к информации, полученной Драйтоном во время поездки по провинции. Поэтому Совет безопасности санкционировал тщательную негласную проверку почты губернатора; ее поручили проводить Томасу Корбету. Корбет жил у самой бухты и, следовательно, мог очень быстро узнавать о поступлении какого-нибудь пакета из Англии. В то утро Корбет узнал о прибытии нового британского корабля и поспешил на поиски Драйтона, чтобы тот помог ему выполнить поручение. Им пришло на ум, что неплохо было бы заручиться третьим компаньоном, и Драйтон посоветовал включить в предприятие Гарри Лэтимера. - Вы - самая подходящая кандидатура. Во-первых, потому, что ваш дом рядом, и, во-вторых, потому, что лучше привлечь к этому делу человека, который, подобно мне, уже подлежит аресту за ночные события, нежели ни в чем еще не замешанного. - Вы подразумеваете, что хуже не будет, ибо дважды меня не повесят? - рассмеялся Лэтимер, и все трое отправились на новую акцию. А в это же время Уильям Кемпбелл, доведенный прошедшей ночью почти до отчаяния, выслушивал настоятельные рекомендации Мендвилла, как отомстить убийце Фезерстона. Первые сведения о совершенном насилии губернатор получил непосредственно от распоясавшихся громил, которые вызывающе разгуливали у него под окнами, насмехались и угрожали таким же способом разделаться с остальными шпионами. Тогда же лорд Уильям повздорил со своим конюшим. Сначала он ругал его последними словами за недостаток рвения, потом голову его светлости закрались подозрения, что Мендвилл преднамеренно не торопился со спасением агента. Однако Мендвилл, держась спокойно и корректно, утверждал, что он сразу пошел на квартиру Фезерстона, но парня там не застал, тогда он отправился искать его в кофейню на аллее святого Михаила, известную как любимое заведение Фезерстона; там ему сообщили, что Фезерстон поехал к Гусиному ручью, и он поскакал туда во весь опор, чтобы не дать ему вернуться в город. Они разминулись буквально на несколько минут. Утром губернатору доложили подробности. Он узнал, что парня схватили в доме сестры, вытащив из-за обеденного стола. Эта свежая информация возбудила новые подозрения, и лорд Уильям возобновил расспросы. - Как случилось, что вы ни слова не сказали миссис Григг? Мендвилл пожал плечами: - Конечно, так было бы лучше. Но я не хотел тревожить ее без особой нужды. Я надеялся самостоятельно разыскать Фезерстона. Лорд Уильям смотрел на него с подозрением. Подозрение овладело и присутствовавшим при этом Иннесом. Разговор происходил все в том же уютном кабинете окнами в сад. Вместе с нагретым воздухом в них вливался тяжелый аромат магнолий. Влетела пчела, и несколько мгновений только ее жужжание нарушало тишину. Потом Мендвилл, непринужденно развалясь на губернаторской кушетке, снова заговорил: - О чем действительно стоит поразмыслить, так это об ответных мерах, которые вам теперь следует предпринять. - Меры? - переспросил лорд Уильям. - Преступление не должно остаться безнаказанным. - Нельзя наказать толпу. - Нельзя. Но известен подстрекатель. Лэтимер... Лорд Уильям перебил раздраженно: - Я вчера сказал вам, какую мы займем позицию, если что-нибудь случится. Не произошло ничего такого, что изменило бы ее. Начинать сейчас судебное разбирательство означает риск вызвать беспорядки. А тогда последствия будут гораздо страшнее, чем этой ночью. - Но если вы никак не отреагируете, то конец вашему авторитету. - Проклятье, Мендвилл! Почему вы не отправили вчера Фезерстона! - Он стал вышагивать к окну и обратно, затем, приняв решение, остановился у письменного стола. - Иннес, напишите, пожалуйста, несколько строк спикеру Палаты общин. Спросите, не будет ли он столь любезен нанести мне визит. - Иннес принялся выполнять поручение. - Сделаю хорошую мину при плохой игре и, по крайней мере, сохраню лицо, как губернатор Булль после нападения на арсенал. Пусть Палата общин назначит комиссию по расследованию этого грубого надругательства над законом. - Но это ведь комедия чистой воды, - сказал Мендвилл. - Я твердо намерен не допустить трагедии. Однако спустя полчаса поступили новости, пошатнувшие решимость губернатора. Принес их управляющий почтовой конторой Стивенс. Бледный, трясясь от возмущения и недавно пережитого страха, он сообщил, что, как только сегодня утром в контору был доставлен мешок с почтой, туда ворвались три джентльмена и потребовали отдать его им. Когда Стивенс наотрез отказался, один из них приставил ему ко лбу пистолет, приказал под угрозой смерти не шевелиться, а двое других завладели мешком и унесли его прочь. Только после этого их главарь - как Стивенс заключил по его поведению - убрал пистолет и был таков. Губернатор и конюший с секретарем восприняли рассказ как новое грозное предзнаменование. Мендвилл, которого труднее было сбить с толку и отвлечь от главного, чем лорда Уильяма, не позволял себе роскоши долго предаваться эмоциям и сразу приступил к вопросам по существу. - Джентльмены? - переспросил он. - Вы сказали, это были джентльмены, Стивенс? - Да, ваша честь. - Это исключает предположение об ограблении. Дело приобретает политическую окраску. Кто были эти джентльмены, Стивенс? Сдается, вы их знаете. - Нет, капитан, не требуйте от меня имен! - нервно запричитал Стивенс. - Я не хочу составить компанию Фезерстону. - Вот как? - Мендвилл задумался и пальнул наугад: - Одним их них был Лэтимер, не так ли? Это предположение повергло Стивенса в ужас. - Я не говорил этого! Я никогда не говорил этого! Ваша светлость, я не называл никаких имен, - взмолился он. - Вот вы, сэр, - метнулся он к Иннесу, - будьте моим свидетелем, сэр, я же ни слова не говорил о том, кто это сделал. Мендвилл рассудил, что за Стивенса все сказала его паническая реакция. В тот же миг в его памяти всплыла картина: Гарри Лэтимер в Фэргроуве вытаскивает из кармана бутылочно-зеленого сюртука тяжелый пистолет... Поэтому он выпустил еще один пробный шар: - Как вы полагаете, пистолет у мистера Лэтимера был заряжен? - Я не проверял - это могло стоить мне жизни... - ответил Стивенс, прежде, чем осознал, что проговорился. - А двое других? Кто были они? - спросил лорд Уильям. - Не спрашивайте меня, мой господин! Это члены Провинциального конгресса, и почта сейчас находится в конгрессе или в одном из комитетов. И его оставили в покое. Лорд Уильям был слишком озабочен и слишком встревожен собственно происшествием, чтобы перегружать свой мозг деталями, мысли же Мендвилла захватило открытие, что главным действующим лицом нового налета опять оказался Лэтимер; кто были остальные, его мало волновало. - Ну, а теперь что вы собираетесь предпринять? - спокойно поинтересовался капитан после того, как Стивенса отпустили. - Что тут можно поделать? - его светлость был в отчаянии и даже не пытался этого скрыть. - На мой взгляд, ответные меры очевидны, хотя... Я жду распоряжений вашей светлости, - И он щелкнул табакеркой. Губернатор сварливо заметил: - Черт бы побрал ваши советы, Мендвилл! - Мысли его блуждали вокруг другой, менее насущной проблемы. - Как бы то ни было, я сомневаюсь, что в захваченной почте содержались какие-нибудь депеши для меня. Мои прибывают на "Чероки". Так что вряд ли это им что-нибудь даст. Мендвилл набрал щепоть табаку и задумался, потом произнес: - Будем надеяться, так оно и есть. Но даже в этом случае нападение на почту его величества не становится менее тяжким преступлением. И здесь, и в Англии оно карается смертной казнью. Если вы ничего не предпримете, то, честное слово, потеряете уважение и поддержку немногих оставшихся в провинции верноподданных короля. С тем же успехом вы могли бы собраться и уехать, ибо совершенно перестанете контролировать ситуацию. - А если я арестую Лэтимера, как вы рекомендуете, случится то же самое и даже кое-что похуже. Я перестану контролировать ситуацию потому, что меня вышвырнут вон; да еще начнется гражданская война. - Хорошо, но если Лэтимер остается на свободе и будет устраивать свои заговоры, то гражданская война вам также гарантирована. Так что вы находитесь между двух огней. Вы теперь поняли, с каким человеком имеете дело. Отчаянный авнтюрист и самый опасный бунтовщик в провинции. С каждым днем, проведенным на свободе, он становится все опаснее, ибо одновременно растет его популярность. Совершенно ясно, как с ним поступить, причем сделать это надо без промедления. Посадите его на английский корабль и отправьте в Лондон. Пусть там с ним разбираются. Губернатор на минуту замер, размышляя. - Это было невозможно вчера, - сказал он наконец, растягивая слова, - но, исходя из ваших же слов, это еще более невозможно сегодня. - И будет окончательно невозможно завтра, - подхватил Мендвилл, - когда необходимость в этом станет неизмеримо острее. Колебания вашей светлости уже привели к теперешним трудностям. Эти мерзавцы играют на ваших сомнениях. Это трусы, злоупотребляющие вашим великодушием. Вы чересчур с ними нянчились начиная с самого своего приезда. Продемонстрируй вы сразу силу власти, покажи вы им, что отнюдь не страшитесь призрака гражданской войны, которым они всячески запугивают нас, и все сложилось бы иначе. Они играют на ваших сомнениях и ваших опасениях. Преодолейте их, нанесите удар, и вы увидите, как они замечутся в ужасе. Время выжидания, полумер и компромиссов миновало. Наконец Мендвилл отчасти убедил губернатора - его напористость, твердость и то, что, не в пример лорду Уильяму, он не позволял сомнениям и опасениям парализовать свою волю, подействовали на лорда Уильяма. - М-да, - неохотно, но все же согласился он, - вы правы, Мендвилл. Этот человек и впрямь слишком опасен, чтобы позволять ему и дальше мутить воду. Если уж так суждено, что за попытку избавиться от Лэтимера толпа растопчет меня ногами, по крайней мере, я выполню свой долг перед державой. Иннес, если вы подготовите ордер на арест Гарри Лэтимера и принесете мне после завтрака, я его подпишу. Мендвилл сформулирует обвинение. Мендвилл победно улыбнулся и сказал: - Поздравляю вашу светлость с мудрым решением. Потускневшие глаза лорда Уильяма мрачно разглядывали конюшего. - Хочется надеяться, что вы не ошиблись, - со вздохом произнес он. - Бог знает! - И губернатор отправился завтракать. Завтракал он всегда наедине с леди Уильям в изысканном будуаре ее светлости, который находился на первом этаже, прямо под рабочим кабинетом. Лорд Уильям был глубоко погружен в свои думы и не расположен к общению. И думы те, как заметила его супруга, были далеко не веселыми, но она приписала это жутким событиям прошедшей ночи. Мудрая женщина, она не стала пытаться вызвать его на откровенность, а терпеливо ждала, пока муж сам поделится с нею новостями. Но завтрак подошел к концу, а Уильям по-прежнему пребывал в мрачной задумчивости, и она пренебрегла доводами разума, дав выход своему беспокойству. Она вытянула-таки из мужа рассказ о нападении на почту, об ордере, который должен быть подписан вследствие этого нападения, и о прочих событиях. Все это сильно ее поразило. Гарри Лэтимер с детства был ее другом, он был также другом всех ее братьев и сестер, особенно Тома; с Миртль Кэри дружила она сама. И хотя леди Уильям Кемпбелл, пользуясь доверием Миртль, знала о туче, нависшей над отношениями влюбленных, она верила, что любовь их достаточно крепка, и в конце концов все тучи рассеются. - Это... это разумно, Уилл? - спросила она. - Надеюсь, - отвечал он устало. - Так ты не уверен? - Я уверен только в том, что это необходимо. Недопустимо, чтобы к моему авторитету и дальше относились с пренебрежением и чтобы Лэтимер, оставаясь на свободе, продолжал свою карьеру преступника. - Ты говоришь, как капитан Мендвилл, - заметила она. - Это он тебя убедил? Лорду Уильяму не хватило духу признаться, что ее догадка верна. В душе он стыдился, что позволил конюшему всецело подчинить его своему влиянию. Лорд Уильям ответил уклончиво: - Вчера он пытался убедить меня, но я отказался его слушать. Но сегодня, после ужасного конца Фезерстона и налета на почту, больше нет необходимости меня убеждать. - Ты понимаешь, во что это может вылиться? - строго спросила она. - Я понимаю, что нам грозит, если я этого не сделаю. - Ты думаешь, здесь, в Каролине, найдется хоть один суд, который признает Лэтимера виновным? Ответ мужа умерил ее страхи. - Нет, я так не думаю. - Тогда зачем тебе выставлять себя в нелепом свете, арестовывая его? - Его будут судить не в Каролине. Он будет отправлен в Англию, как предписано законом для такого рода преступников. - Боже милосердный! - ужаснулась леди Кемпбелл. - Уилл, этого нельзя делать! - Либо я это сделаю, либо нужно отказываться от губернаторства и самому плыть в Англию. Я и мистер Лэтимер несовместимы и не можем одновременно находиться в Чарлстоне. Это теперь не подлежит сомнению. Леди Кемпбелл не успела оправиться от испуга, как слуга возвестил о приходе ее зятя Майлса Брютона. Она обрадовалась ему как ценному союзнику. Брютон, импозантный, одетый по последней моде мужчина средних лет, был искренне привязан к лорду Уильяму. Невзирая на то, что сам принадлежал к патриотической партии, он не однажды помогал губернатору миновать мели и опасные проходы, и лорд Уильям охотно прислушивался к его мнению, ибо понял, что Брютон, по-видимому, так же консервативен и верит в конституцию, как любой сторонник короля. Благодаря своей расположенности к губернатору, Брютон не жалел сил для укрепления популярности родственника. Как раз на завтрашний вечер был назначен бал, который он устраивал в его честь. Леди Кемпбелл поначалу предположила, что, быть может, это и послужило причиной раннего визита зятя, но тот вскоре объявил, что желает переговорить с губернатором конфиденциально. Они вышли прогуляться в сад, и ее светлость благоразумно не сделала ни малейшей попытки к ним присоединиться. Ей не суждено было долго предаваться одиноким раздумьям: тотчас же прибыл новый посетитель, ее брат Том, принесший вместе с собой в маленькую комнату свойственное его особе настроение юной беспечности. Том заглянул к сестре, чтобы прощупать почву и выяснить, насколько Гарри был прав в своей оценке Мендвилла и в том, что тот сознательно подставил Лэтимера. Том приступил к этому предмету с ловкостью молодого слона. - Салли, говорят, в том, что случилось с Фезерстоном, обвиняют Гарри Лэтимера? Она внимательно взглянула на него снизу вверх. - От кого это ты услышал? - От кого? - мастер Том пришел в замешательство, но нашел выход в правде. - Ну... от самого Гарри. - А он откуда это знает? Том, большой и добродушный, возвышался над сестрой, сидевшей на диване. - Я пришел сюда задавать вопросы, а не для того, чтобы спрашивали меня, - ответил он и спросил: - Это правда? - Боюсь, что правда, Том. - Ее внезапно осенило. - Лучшая услуга, которую ты можешь оказать Гарри, - скорее пойти к нему и передать, чтобы он покинул город, не мешкая ни минуты. Уилл подписывает ордер на его арест - за Фезерстона и за нападение на почтовую контору сегодняшним утром. Поторопи его, Том! Но Том не стал спешить. Вместо этого он уселся рядом с сестрой и флегматично улыбнулся; его поведение ее встревожило. - Не пойду, пока не повидаю Уилла, - заявил он. - И чем ты можешь обрадовать Уилла? - То, что я ему скажу, заставит его одновременно подписать ордер и на мой арест. Потому что этой ночью я вместе с Гарри был на мясном рынке. Весь Чарлстон знает, что я там был. И, между нами, в нападении на почту я тоже замешан. - Ты с ума сошел, Том! О, как ты мог! Ты хоть немножко подумал обо мне? - Ее статная фигура, казалось, еще выросла от негодования. - Как ты мог поставить меня в такое дурацкое положение! - Это не ты в дурацком положении, а Уилл. Ему придется арестовать своего шурина или изменить намерение относительно Лэтимера. Томас Айзард, как видим, был, в конечном счете, не лишен-таки определенной находчивости. Глава XI. Пат Совместными усилиями брат и сестра частично поколебали решимость губернатора. Посещение Майлса Брютона тоже имело отношение к ночному происшествию и предполагаемой реакции лорда Уильяма. Брютон пришел, чтобы предостеречь свояка от опрометчивых шагов. Слабовольный лорд Уильям, как флюгер, поворачивался под любым дуновением ветерка и, когда он возвращался из сада, его жесткая позиция была уже расшатана. Получив ультиматум Тома, он в сердцах припомнил, что имя Айзарда упоминалось также и в списке мятежников, нападавших на арсенал. Но смятенные его мысли првел в порядок голос Мендвилла, явственно зазвучавший в мозгу: "Продемонстрируйте свою силу... докажите, что вы не страшитесь призрака гражданской войны... Они играют на вашем страхе". Если Мендвилл прав - а в этом он лорда Уильяма убедил - то, имея в виду избавление от этого окаянного Гарри Лэтимера, угроза ареста должна подействовать столь же эффективно, как и сам арест. Нужно избавиться от него - неважно, каким способом - и тогда с большинством проблем будет покончено. В результате губернатор принял новое решение и с не меньшей, чем прежде, твердостью объявил: - Приказ об аресте не может быть отменен. Сегодня я подпишу его. У меня нет выбора. Губернатор Южной Каролины, имея очевидные доказательства грабежа и государственной измены, совершенных одним и тем же лицом, обязан принять меры. Но наказание может быть отсрочено. Я приостановлю исполнение приказа на двадцать четыре... нет, на сорок восемь часов и сегодня же официально предупрежу об этом мистера Лэтимера. Меня вполне удовлетворит, если он покинет Южную Каролину в течение предоставленной отсрочки. - Фактически это указ об изгнании, - сказал Брютон, выпячивая губы. - И величайшее снисхождение, причем гораздо больше, чем я имею право оказать. Если вы ему друг, Том, и мне тоже, убедите его воспользоваться отсрочкой. Чем больше лорд Уильям размышлял о новом решении проблемы, пришедшем ему в голову с внезапностью вдохновения, тем больше оно ему нравилось. Оно казалось ему чуть ли не Соломоновым; он подозревал в нем достоинства маленького дипломатического шедевра. Одним удачным ходом он спасет свое реноме, избавит провинцию от бунтаря и ничего при этом не спровоцирует. Подавленность лорда Кемпбелла как рукой сняло, он воспрял духом и, приятно возбужденный, поднялся в кабинет, откуда послал за Мендвиллом. Явившись на вызов, конюший застал лорда Уильяма мурлыкающим какой-то песенный мотивчик. - Ордер подписан, - важно начал губернатор, - но исполнение отложено до утра пятницы - на сорок восемь часов, начиная с этой минуты. Вам надлежит немедленно поставить в известность мистера Лэтимера. Мендвилл подумал было, не сошел ли губернатор с ума, и едва не спросил его об этом. Но когда его светлость изволил объясниться, Мендвилл переменил свое мнение. Он уже почти восхищался гибкостью, с которой лорд Уильям проскользнул между Сциллой и Харибдой труднейшей дилеммы. А коль скоро самому Мендвиллу, по сути, нечего было желать, кроме устранения Лэтимера, то для него не имело особого значения, каким путем оно будет достигнуто. Поэтому довольный капитан Мендвилл выбежал из дому и зашагал вниз по Брод-стрит, затем свернул на север и двинулся вдоль широкой Бэй-стрит, мимо бастионов и куртин[26] над широкой гладью Купера, выносящего свои воды в океан. В бухте, за множеством более мелких посудин, он различил черно-белый корпус шлюпа "Тамар", стоящего на рейде на расстоянии мили от берега, и подумал, что полдюжины таких кораблей быстро отбили бы бунтарские замашки у этих колониальных выскочек. Он миновал людную набережную, начало Куин-стрит, вошел в тихий квартал за таможней и добрался наконец до владения Гарри Лэтимера. Джулиус в шитой серебром небесно-голубой ливрее проводил капитана в библиотеку, где ему предоставилась возможность скоротать ожидание, изумляясь произведениями искусства, которыми себя окружали Лэтимеры. Ему пришлось-таки изрядно поизумляться: Лэтимер долго не хотел отрывать его от этого занятия. Когда молодой хозяин дома все же появился, он был одет в абрикосовый бархатный сюртук поверх черных атласных панталон, завязанных ниже колен, и в черные шелковые чулки. Тесьма на воротнике и обшлагах сюртука являла великолепный образец работы Мешлена, на пальце у Лэтимера сверкал перстень с дорогим бриллиантом, а туфли на красных каблуках, украшенные пряжками со стразами, явно совершили путешествие из Парижа. Джулиус придержал дверь, и Лэтимер с порога отвесил посетителю изящный поклон. - Мое почтение, капитан Мендвилл. - Ваш покорный слуга, сэр, - ответил Мендвилл, в свою очередь, шаркнув ножкой. - Я прислан к вам его светлостью губернатором. Лэтимер подошел ближе. Джулиус попятился, дверь закрылась, и они остались вдвоем. - Вот кресло, сэр. Капитан Мендвилл присел. - Я перейду прямо к делу, мистер Лэтимер. Не взыщите, но вы допустили серьезный промах. - Воистину, сэр, и не однажды, - с легкостью подтвердил его слова Лэтимер. - Я подразумеваю ваше ночное выступление перед толпой на мясном рынке, в результате которого был убит человек. - Вы уверены, капитан Мендвилл, что это случилось из-за моего выступления? - Отчего же еще? - У меня есть подозрение, что это было следствием вашей, сэр, преднамеренной нерасторопности. Вы не воспользовались предупреждением, полученным от меня в Фэргроуве. Так что не я вынес приговор Фезерстону - это вы убили его. - Сэр! - вскричал, вскочив, капитан. Синие глаза Лэтимера безмятежно перебегали с одного зрачка Мендвилла на другой. Складывалось впечатление, что он развлекается. - Вы отрицаете это - вот тут, передо мной? Капитан справился с собой. - Мне незачем что-либо отрицать или признавать. Мне не грозит судебное разбирательство. - У вас все еще впереди, - обнадежил его Лэтимер. - Что вы имеете в виду? - несколько встревожился капитан. - О, так ли это важно? Но я, верно, вас задерживаю. А вы, как я понимаю, имеете нечто мне сообщить? - Да, - ответил Мендвилл, - думаю, нам лучше держаться этого. Так вот, подписан приказ о вашем аресте, мистер Лэтимер. Вы, конечно, понимаете, что с вами произойдет, если этот приказ будет выполнен. - Если он будет выполнен? - Лэтимер пристально на него посмотрел. - Но приказы обычно выполняются неукоснительно, разве не так? Капитан предпочел уклониться от прямого ответа. - В данном случае лорда Уильяма уговорили дать вам поблажку и не применять закон во всей его строгости, если вы выполните одно условие. - Это будет зависеть от сути условия. - Его светлость удовлетворится, если вы подчинитесь решению о высылке из Южной Каролины. Он дает вам сорок восемь часов - весьма щедро по любым меркам - в течение которых вы должны покинуть Чарлстон. Но он желает также, чтобы вы отчетливо понимали: если к десяти утра в пятницу вы еще будете здесь, приказ будет исполнен и с