. - Я полагаю, это имя - Parvissimus. - Parvissimus? - переспросил Бине. - Это фамилия? - В труппе, где только руководитель пользуется привилегией иметь фамилию, ее не пристало иметь по следнему члену. Итак, самое подходящее для меня имя - Parvissimus, или Самый последний. Шутка позабавила Бине. Она была остроумна и говорила о живом воображении. Определенно, им надо вместе заняться сценариями. - Я бы предпочел это плотницким работам, - произнес Андре-Луи. Однако в тот день ему снова пришлось трудиться в поте лица до четырех часов. Наконец тиран Бине заявил, что удовлетворен сделанным, и вместе с Андре-Луи занялся освещением, используя для этого сальные свечи и лампы, наполненные рыбьим жиром. В пять часов раздались три удара, поднялся занавес и начался спектакль "Бессердечный отец". Среди обязанностей, унаследованных Андре-Луи от исчезнувшего Фелисьена, были и обязанности билетера. Одетый в костюм Полишинеля, с картонным носом, он впускал публику. Это переодевание устраивало и его, н господина Бине, который, на всякий случай припрятав платье Андре-Луи, теперь был спокоен, что новичок не удерет с выручкой от сборов. Что до Андре-Луи, то он, не питая иллюзий относительно истинной цели Панталоне, охотно согласился переодеться, ибо таким образом был гарантирован от того, что его узнает какой-нибудь знакомый, случайно оказавшийся в Гишене. Представление оставило немногочисленную публику совершенно равнодушной. На скамейках, поставленных в передней части зала, перед сценой, разместилось двадцать семь человек. Билеты на одиннадцать мест стоили двадцать су*, остальные шестнадцать были по двенадцать су. За скамейками стояло еще около тридцати зрителей - эти места были по шесть су. Итак, сборы составили примерно два луидора десять ливров и два су. Заплатив за наем помещения рынка и освещение, а также расплатившись в гостинице по счету, господин Бине располагал бы не особенно крупной суммой, а надо было еще раздать жалованье актерам. Ничего удивительного, что добродушия господина Бине несколько поубавилось в тот вечер. - Ну, что вы думаете о спектакле? - спросил он Андре-Луи, когда они возвращались в гостиницу после представления. - Я допускаю возможность, что он мог быть хуже, но исключаю такую вероятность, - ответил тот. В полном изумлении господин Бине замедлил шаг и, повернувшись, взглянут на своего спутника. - Гм! - хмыкнул он. - Тысяча чертей! Однако вы откровенны. - Да, подобная добродетель не слишком-то популярна у дураков. - Ну, я-то не дурак, - сказал Бине. - Потому-то я и откровенен с вами. Я делаю вам комплимент, предполагая, что вы умны, господин Бине. - О, в самом деле? Да кто вы такой, черт подери, чтобы что-либо предполагать? Ваши предположения дерзки, сударь. - После этих слов он умолк, занявшись невеселыми подсчетами. Однако полчаса спустя, за ужином, он вернулся к прерванной беседе. - Наш новичок, превосходный господин Parvissimus, имел наглость заявить мне, что допускает возможность, что наша комедия могла быть хуже, но исключает такую вероятность. - И он раздул большие красные щеки, приглашая посмеяться над глупым критиком. - Да, нехорошо, - как всегда, сардонически отозвался Полишинель. Высказывая свое мнение, он бывал смел, как Радамант*. - Нехорошо. Но несравненно хуже, что публика имела наглость придерживаться того же мнения. - Кучка невежественных олухов, - усмехнулся Леандр, вскинув красивую голову. - Ты не прав, - возразил Арлекин. - Ты рожден для любви, мой дорогой, а не для критики. Леандр, который, судя по всему, не хватал звезд с неба, презрительно взглянул на маленького человечка сверху вниз. - А ты сам, для чего рожден ты? - осведомился он. - Этого никто не знает, - последовало искреннее признание. - Да и вообще дело темное. И вот так у многих из нас, уж поверь. - Но почему, - прервал его господин Бине, испортив таким образом начало доброй ссоры, - почему ты говоришь, что Леандр не прав? - В общем - потому, что он всегда не прав. В частности - потому, что я считаю публику Гишена слишком взыскательной для "Бессердечного отца". - Вы бы выразили свою мысль удачнее, - вмешался Андре-Луи, из-за которого начался спор, - если бы сказали, что "Бессердечный отец" слишком невзыскателен для публики Гишена. - Ну а в чем тут разница? - спросил Леандр. - Дело не в разнице. Я просто предложил более удачную форму изложения вопроса. - Месье изощряется в остроумии, - усмехнулся господин Бине. - Почему более удачную? - поинтересовался Арлекин. - Потому что легче довести "Бессердечного отца" до уровня взыскательной гишенской публики, нежели гишенскую публику - до уровня невзыскательного "Бессердечного отца". - Дайте-ка мне это обмозговать, - простонал Полишинель, схватившись за голову. Но тут Климена, сидевшая на другом конце стола между Коломбиной и Мадам, бросила вызов Андре-Луи. - Вы бы переделали эту комедию, не так ли, господин Parvissimus? - воскликнула она. Он повернулся к ней, чтобы парировать злобный выпад. - Я бы посоветовал ее изменить, - поправил он. - А как бы вы изменили ее, сударь? - Я? О, к лучшему. - Ну разумеется! - произнесла она елейно-саркастическим тоном. - А как бы вы это сделали? - Да, расскажите нам, - заорал господин Бине и добавил: - Тишина, прошу вас, дамы и господа. Послушаем господина Parvissimus'a. Андре-Луи перевел взгляд с отца на дочь и улыбнулся. - Черт возьми! - сказал он. - Я оказался между дубинкой и кинжалом. Мне повезет, если я останусь в живых. Ну что ж, раз вы приперли меня к стенке, расскажу, что бы я сделал. Я бы вернулся к оригиналу и использовал его еще шире. - К оригиналу? - воскликнул автор - господин Бине. - Кажется, пьеса называется "Господин де Пурсоньяк", а написана она Мольером. Кто-то хихикнул, но, конечно, не господин Бине. Он был задет за живое, и взгляд маленьких глазок выдавал, что он далеко не так добродушен, как кажется. - Вы обвиняете меня в плагиате, - вымолвил он наконец, - в краже идей у Мольера? - Но ведь есть и другая возможность, - невозмутимо ответил Андре-Луи. - Два великих ума могут независимо друг от друга прийти к одному результату. С минуту господин Бине внимательно изучал молодого человека. У того было любезное и непроницаемое выражение лица, и господин Бине решил загнать его в угол. - Значит, вы не хотите сказать, что я воровал у Мольера? - Нет, но я советую вам это сделать, сударь, - последовал странный ответ. Господин Бине был шокирован. - Вы советуете мне это сделать! Вы советуете мне, Антуану Бине, в моем возрасте стать вором! - Он ведет себя возмутительно, - заявила мадемуазель с негодованием. - Возмутительно - вот именно! Благодарю вас, моя дорогая. А я-то поверил вам на слово, сударь. Вы сидите за моим столом, вам выпала честь войти в состав моей труппы, и после всего вы имеете наглость советовать мне, чтобы я стал вором. Вы советуете мне заняться самым страшным воровством, которое только можно себе представить, - воровством идей! Это несносно, недопустимо! Боюсь, что я глубоко ошибся в вас - да и вы, по-видимому, не за того меня приняли. Я не такой негодяй, каким вы меня считаете, сударь, и не собираюсь держать в своей труппе человека, который осмеливается предлагать мне стать негодяем. Возмутительно! Он очень разозлился. Голос его гремел на всю маленькую комнату, а притихшие и испуганные актеры глядели на Андре-Луи - единственного, на кого этот взрыв праведного гнева не произвел ровно никакого впечатления. - Сударь, отдаете ли вы себе отчет в том, что оскорбляете память великого человека? - спросил Андре-Луи очень спокойно. - Что? - не понял Бине. Андре-Луи принялся излагать свои софизмы. - Вы оскорбляете память Мольера, который является величайшим украшением нашей сцены, а также одним из величайших украшений нашей нации, когда заявляете, что то, что он всегда делал не задумываясь, - низость. Не думаете же вы в самом деле, что Мольер когда-либо давал себе труд быть оригинальным в своих идеях, что истории, которые он рассказывал в своих пьесах, никогда не рассказывались до него. Они были взяты - как вам прекрасно известно, хотя вы, кажется запамятовали, так что приходится напоминать вам - у итальянских авторов, а уж откуда те их взяли, одному Богу известно. Мольер взял старые истории и пересказал их по-своему. Именно это я и предлагаю вам сделать. Ваша труппа - труппа импровизаторов, вы сочиняете диалоги по ходу действия, а Мольер никогда даже и не пытался сделать что-нибудь подобное. Вы можете, если вам угодно, обратиться прямо к Боккаччо или Саккетти* - хотя, по-моему, это было бы чрезмерной щепетильностью. Однако даже тогда не будет никакой уверенности, что вы добрались до первоисточника. Итак, Андре-Луи одержал полную победу. Вы видите, какой спорщик в нем погиб. С каким искусством умел он доказать, что черное - это белое. Он произвел сильное впечатление на труппу, особенно на господина Бине, который взял на вооружение неопровержимый довод против тех, кто в дальнейшем вздумал бы обвинять его в плагиате. Господин Бине отступил в полном боевом порядке. - Итак, вы думаете, - сказал он, заключая бурный спор, - что фабула нашего "Бессердечного отца" могла бы выиграть, если полистать "Господина де Пурсоньяка"? Поразмыслив, я признаю, что между ними, возможно, и есть некоторое поверхностное сходство. - Да, я совершенно уверен, что это следует сделать - только с умом. Со времен Мольера многое изменилось. Следствием спора явилось то, что вскоре Бине удалился, прихватив с собой Андре-Луи. Эта парочка засиделась в ту ночь допоздна и была неразлучна все воскресное утро. После обеда господин Бине прочитал собравшейся труппе новый вариант "Бессердечного отца", которого по совету господина Parvissimus'a он переделал, не пожалев сил. Еще до начала чтения труппа догадывалась, кто настоящий автор, когда же сценарий был дочитан, не оставалось никаких сомнений на этот счет. В пьесе появилась живость, автор умел овладеть вниманием публики. Более того - те, кто знал Мольера, поняли, что сценарий вовсе не приблизился к оригиналу, а еще больше отошел от него. Заглавная роль, взятая из пьесы Мольера, стала второстепенной, к великому неудовольствию Полишинеля, которому она досталась. Однако все другие роли стали значительнее, только у Леандра она осталась без изменений. Двумя главными персонажами стали теперь Скарамуш, ведущий интригу в духе Сбригантини и Панталоне-Отец. Имелась также комическая роль для Родомона - крикливый забияка, нанятый Полишинелем, чтобы искрошить Леандра на мелкие кусочки. Поскольку Скарамуш вышел на первый план, пьеса получила теперь другое название - "Фигаро-Скарамуш". Название было изменено не без сопротивления со стороны господина Бине. Но его подавил неумолимый соавтор, который фактически был единственным автором. Наконец-то Андре-Луи смог использовать свою завидную начитанность - правда, без зазрения совести, зато с выгодой для себя. - Вы должны идти в ногу со временем, господии Бине. Сегодня весь Париж в восторге от Бомарше, а его Фигаро известей всему миру. Давайте-ка воспользуемся его славой, чтобы привлечь публику. Она пойдет смотреть даже пол-Фигаро, но ее не заманишь и дюжиной "Бессердечных отцов". Поэтому мы наденем плащ Фигаро на какой-нибудь персонаж и объявим об этом в нашем названии. - Но поскольку я глава труппы... - неуверенно начал господин Бине. - Если вы не в состоянии попять, в чем заключается ваша выгода, вы скоро останетесь главой без туловища. А кому она тогда нужна? Можем ли мы накинуть плащ Фигаро на плечи Панталоне? Вот видите, вы смеетесь над такой нелепой идеей. Подходящий кандидат для плаща Фигаро-Скарамуш: ведь это его брат-близнец. Тиран Бине, укрощаемый подобным образом, уступил; утешаясь мыслью, что если он вообще что-либо смыслит в театре, то за свои пятнадцать ливров в ближайшее время получит ту же цифру, но в луидорах. Прием, оказанный труппой "Фигаро-Скарамушу", утвердил его в этом мнении. Один Полишинель, раздосадованный исчезновением половины своей роли, заявил, что сценарий дурацкий. - Ты назвал мое произведение дурацким, не так ли? - с угрозой в голосе спросил его господин Бине. - Ваше произведение? - переспросил Полишинель и добавил с издевкой: - Ах, простите, я и не понял, что вы - автор. - Так заруби это себе на носу сейчас. - Что до авторства, то вы работали в весьма тесном содружестве с господином Parvissimus'ом - дерзко намекнул Полишинель. - А если и так? Что ты имеешь в виду? - Разумеется, то, что он всего лишь очинял вам перья. - Я тебе уши очиню, если ты не перестанешь дерзить, - заорал взбешенный Бине. Полишниель немедленно встал и потянулся. - Тысяча чертей! - сказал он. - Если Папталоне вздумалось играть Родомона, я, пожалуй, пойду. Он не так уж забавен в этой роли. - И Полишинель удалился с важным видсы, прежде чем господин Бине вновь обрел дар речи. Глава IV. ГОСПОДИН PARVSSIMUS УХОДИТ В четыре часа дня в понедельник поднялся занавес и нр. чалось представление "Фигаро-Скарамуш". Публика заполнила три четверти рыночного зала. Господин Бине отнес такой наплыв за счет ярмарки и великолепного шествия труппы по улицам Гишена в самое оживленное время дня, а Андре-Луи - исключительно за счет названия. Именно Фигаро привлек буржуа, которые заняли более половины мест по двадцать су и три четверти мест по двенадцать су. В этот раз они клюнули на приманку, а дальнейшее зависит от того, как сыграет труппа пьесу, над которой он трудился во славу Бине. В достоинствах самого сценария он не сомневался, ибо черпал материал у надежных авторов, беря у них самое лучшее, - что было, как он заявил, только справедливо по отношению к ним. Труппа превзошла себя. Публика с интересом следила за хитрой интригой, которую плел Скарамуш, восхищалась красотой и свежестью Климены, была почти до слез тронута жестокой судьбой, которая на протяжении четырех долгих актов не давала ей броситься в объятия красивого Леандра, изнывавшего от любви, ревела от восторга при посрамлении Панталоне, бурно веселилась от буффонад его веселого лакея Арлекина и от неестественной походки и свирепого рычания трусливого Родомона. Успех труппы Бине в Гишене был обеспечен. В тот вечер актеры угощались бургундским* за счет господина Бине. Сборы достигли суммы восемь луидоров - за всю карьеру господина Бине дела не шли так хорошо. Он был очень доволен и даже настолько снизошел, что признал заслуги господина Parvissimus'a, в какой-то мере способствовавшие успеху. - Его предложение было весьма ценным, - осторожно сказал он, боясь преувеличить заслуги соавтора, - и я сразу понял это. - Не забудьте и его умение очинять перья, - проворчал Полишинель. - Самое главное - иметь при себе человека, который хорошо очиняет перья. Я непременно учту это, когда стану автором. Но даже насмешки не могли вывести господина Бине из состояния эйфории. Во вторник представление прошло с таким же успехом, а в финансовом отношении даже успешнее. Десять луидоров и семь ливров - эту неслыханную сумму пересчитал после спектакля билетер Андре-Луи при господине Бине. Никогда еще господин Бине не зарабатывал столько денег за один вечер, и уж меньше всего он рассчитывал па неожиданную удачу в такой несчастной маленькой деревушке, как Гишен. - Да, но сейчас в Гишене ярмарка, - напомнил ему Андре-Луи. - Сюда съехались для купли-продажи из Нанта и Рена. Завтра последний день ярмарки, так что народу будет еще больше и мы обязательно увеличим вечерние сборы. - Увеличим? Да я буду вполне счастлив, друг мой, если мы получим столько же. - Можете не сомневаться в этом, - заверил его Андре-Луи. - Не выпить ли нам бургундского? И тут разразилась катастрофа. О начале ее возвестили глухие удары и стук от падения, кульминацией же был грохот за дверью, от которого все вскочили на ноги в тревоге. Пьеро выбежал за дверь и увидел человека, лежавшего внизу, у лестницы. Он испускал стоны, следовательно, был жив. Пьеро подошел и, перевернув его, обнаружил, что это Скарамуш, который морщился, гримасничал и подергивался. Вся труппа, столпившаяся позади Пьеро, расхохоталась. - Я всегда говорил, что нам с тобой надо поменяться ролями! - закричал Арлекин. - Ты же просто блестящий акробат! Ты что тут делаешь - тренируешься? - Дурак! - огрызнулся Скарамуш. - Чего ты ржешь, когда я чуть шею себе не сломал? - Ты прав. Нам бы надо плакать, что ты ее не сломал. Ну, старина, вставай. - Н он протянул руку. Скарамуш ухватился за нее, приподнялся с земли и с воплем повалился обратно. - Нога! - простонал он. Бине пробрался сквозь группу актеров, расшвыривая их направо и налево. До него быстро дошло, в чем дело: судьба и раньше играла с ним такие шутки. - Что у тебя с ногой? - угрюмо спросил он. - Наверное, сломал, - пожаловался Скарамуш. - Сломал? Хм! А ну-ка, вставай. - Он подхватил его под мышки и поднял. Скарамуш встал на одну ногу, завывая; вторая подогнулась при попытке встать на нее, и он рухнул бы снова, не поддержи его Бине. От стенаний Скарамуша у всех в ушах звенело, Бине же на редкость изобретательно ругался. - Чего ты ревешь, как бык? Не ори, придурок. Эй, кто-нибудь, стул сюда. Принесли стул, и Бине швырнул на него Скарамуша. - Ну-ка, посмотрим, что у тебя с ногой. Не обращая внимания на завывания Скарамуша, он сорвал чулок и туфлю. - Что с ней такое? - спросил он, внимательно приглядываясь. - Я ничего не вижу. - Он схватил пятку одной рукой, носок - другой и стал вращать. Скарамуш вопил от боли, пока Климена не остановила Бине, вцепившись в его руку. - Боже мой, ты совсем бесчувственный! - укорила она отца. - Парень повредил ногу. Зачем его мучить? Разве это его вылечит? - Повредил ногу! - ответил Бине. - Я не вижу ничего особенного, из-за чего стоило бы поднимать столько шума. Возможно, он ушиб ее... - Человек с ушибленной ногой так не кричит, - сказала Мадам через плечо Климены. - Может быть, он вывихнул ее. - Этого я и боюсь, - захныкал Скарамуш. Бине с отвращением сплюнул. - Отнесите его в постель, - приказал он, - и сходите за врачом. Распоряжения были исполнены. Явился врач и, осмотрев пациента, сообщил, что у него нет ничего страшного - просто при падении он, должно быть, слегка растянул ногу. Несколько дней покоя, и все будет в порядке. - Несколько дней! - воскликнул Бине. - Тысяча чертей! Вы хотите сказать, что он не сможет ходить? - Это было бы неблагоразумно да и невозможно - ну разве что несколько шагов. Господин Бине расплатился с доктором и сел думать. Он налил себе бургундского, без единого слова залпом выпил его и уставился на пустой стакан. - Вечно со мной случается что-то в таком духе, - проворчал он, ни к кому не обращаясь. Все члены труппы стояли перед ним в молчании, разделяя его уныние. - Пора бы мне знать, что не одно, так другое произойдет, чтобы все погубить, когда впервые в жизни по-настоящему повезло. Ну да ладно, все кончено. Завтра собираемся и едем. Н это в лучший ярмарочный день, когда мы на вершине славы и могли бы выручить целых пятнадцать луидоров! Не тут-то было - все летит к чертям! Проклятье! - Вы хотите отменить завтрашнее представление? Все - и в том числе Бине - повернулись к Андре-Луи. - А что же нам делать? Играть "Фигаро-Скарамуша" без Скарамуша? - насмешливо спросил Бине. - Конечно, нет. - Андре-Луи вышел вперед. - Но можно ведь перераспределить роли. Например, у нас есть прекрасный актер Полишинель. Полишинель отвесил ему поклон. - Тронут до слез, - заметил он, как всегда, сардонически. - Но у него есть собственная роль, - возразил Бине. - Маленькая роль, которую мог бы сыграть Паскарьель. - А кто будет играть Паскарьеля? - Никто. Мы его уберем. Пьеса не должна пострадать. - Он предусматривает все. Что за человек! - съязвил Полишинель. Но Бине не спешил соглашаться. - Вы предлагаете, чтобы Полишинель играл Скарамуша? - недоверчиво спросил он. - А почему бы и нет? При его способностях он должен справиться. - Опять-таки тронут до слез, - вставил Полишинель. - Играть Скарамуша с такой фигурой? - Бине приподнял ся, чтобы ткнуть указующим перстом в сторону плотного коренастого коротышки Полишинеля. - За неимением лучшего, - возразил Андре-Луи. - Тронут столь глубоко, что рыдаю в три ручья. - На этот раз поклон Полишинеля был просто великолепен. - Нет, в самом деле, выйду на воздух, чтобы остыть, - ведь мне столько раз пришлось краснеть. - Пошел к черту, - напутствовал его Бине. - Чем дальше, тем лучше. - Полишинель направился к двери. На пороге он остановился и принял театральную позу. - Слушай меня, Бине. Бог теперь я не буду играть Скарамуша ни за что на свете. - И он вышел. Надо сказать, это был весьма величественный уход. Андре-Луи пожал плечами, развел руками и вновь опустил их. - Вы все испортили, - сказал он господину Бине. - А все так легко можно было уладить. Ну да ладно, хозяин здесь вы, и, поскольку вы хотите уезжать, я полагаю, нам следует заняться сборами. Он тоже вышел. Господин Бине минуту постоял, размышляя, и его маленькие глазки стали очень хитрыми. Он нагнал Андре-Луи в дверях. - Давайте пройдемся вместе, господин Parvissimus, - сказал он очень ласково. Господин Бине взял Андре-Луи под руку и вывел на улицу, где все еще царило оживление. Они прошли мимо палаток, выстроенных на рынке, и спустились с холма к мосту. - Вряд ли мы будем завтра укладываться, - наконец сказал господин Бине. - Нет, завтра вечером мы играем. - Насколько я знаю Полишинеля - нет. Вы... - А я думаю не о Полишинеле... - О ком же тогда? - О вас. - Я польщен, сударь. Что же именно вы обо мне думаете? На вкус Андре-Луи, тон у Бине был слишком льстивым и вкрадчивым. - Я думаю о вас в роли Скарамуша. - Фантазия, - сказал Андре-Луи. - Вы, конечно, смеетесь. - Ничуть. Я вполне серьезен. - Но я же не актер. - Вы мне говорили, что смогли бы играть. - О, при случае... возможно, маленькую роль... - Но, сыграв большую роль, вы можете прославиться за один вечер. Многим ли выпадал подобный шанс? - Я не стремлюсь к этому, господин Бине. Не сменить ли нам тему? - У него был ледяной тон еще и потому, что он почуял в поведении Бине какую-то скрытую угрозу. - Мы сменим тему, когда это будет угодно мне, - сказал Бине, обнаруживая стальную хватку, таящуюся под вкрадчивостью. - Завтра вечером вы будете играть Скарамуша. У вас гибкий ум, идеальная фигура и едкий юмор, как раз подходящий для этой роли. Вы должны иметь большой успех. - Гораздо вероятнее, что я с треском провалюсь. - Неважно, - ответил Бине и цинично пояснил свою мысль: - Это будет лично ваш провал, а деньги от сборов к тому времени уже будут у нас в кармане. - Благодарю вас, - сказал Андре-Луи. - Завтра вечером мы можем заработать пятнадцать луидоров. - К несчастью, у вас нет Скарамуша, - сказал Андре-Луи. - К счастью, он у меня есть, господин Parvissimus. Андре-Луи высвободил руку. - Вы начинаете меня утомлять, - сказал он. - Пожалуй, я вернусь. - Минуточку, господин Parvissimus. Уж если мне суждено потерять пятнадцать луидоров, не обессудьте, если я заработаю их иным способом. - Это ваше личное дело, господин Бине. - Простите, господин Parvissimus, но, возможно, оно касается и вас. - Бине снова взял его под руку. - Окажите любезность перейти со мной через дорогу вон к той почте. Мне нужно кое-что показать вам. Андре-Луи пошел с ним. Еще до того, как они подошли к листу бумаги, прикрепленному к двери, он уже совершенно точно знал, что на нем написано. И действительно, объявление гласило, что вознаграждение в двадцать луидоров будет уплачено тому, кто даст сведения, которые помогут задержать некоего Андре-Луи Моро, адвоката из Гаврийяка, которого разыскивает королевский прокурор Рена по обвинению в призыве к мятежу. Господин Бине наблюдал за Андре-Луи, пока тот читал. Они так и стояли под руку, и хватка у Бине была мертвая. - Итак, мой друг, выбирайте, - сказал он, - угодно ли вам быть господином Parvissimus'ом и сыграть за втра Скарамуша или Андре-Луи Моро из Гаврийяка и отправиться в Рен к полному удовольствию королевского прокурора? - А что, если вы ошибаетесь? - спросил Андре-Луи, лицо которого было непроницаемо, как маска. - Я все же рискну, - хитро взглянул на него господин Бине. - Вы, кажется, упомянули, что вы-адвокат. Какая неосторожность, мой милый. Вряд ли два адвоката будут одновременно скрываться в одной округе. Как видите, тут особого ума не надо, чтобы догадаться. Итак, господин Андре-Луи, адвокат из Гаврийяка, что будем делать? - Мы обсудим это на обратном пути, - сказал Андре-Луи. - А что тут обсуждать? - Мне кажется, есть некоторые детали. Я должен знать, на каком я свете. Пойдемте, сударь, будьте так добры. - Отлично, - отвечал Бине, и они повернули обратно по улице, но господин Бине цепко придерживал своего молодого друга за руку и был начеку на случай, если бы тому вздумалось сыграть с ним шутку. Однако эта предосторожность была излишней, так как Андре-Луи был не из тех, кто тратит энергию впустую. Он знал, что тяжелый и мощный Панталоне физически гораздо сильнее его. - Если я поддамся на ваши весьма красноречивые и соблазнительные уговоры, господин Бине, - сказал он ласково, - какие у меня гарантии, что вы не продадите меня за двадцать луидоров после того, как я сыграю свою роль? - Порукой мое слово чести, - выразительно ответил господин Бине. Андре-Луи рассмеялся. - О, мы заговорили о чести, вот как! Нет, в самом деле, господин Бине, вы определенно считаете меня идиотом. В темноте он не видел, как краска прилила к круглому лицу господина Бине. Толстяк помолчал, а потом ворчливо ответил: - Возможно, вы правы. Какие гарантии вам нужны? - Не знаю, какие гарантии вы могли бы дать. - Я уже сказал, что сдержу слово. - Пока вам не станет выгоднее продать меня. - От вас зависит, чтобы мне всегда было выгодно держать слово. Ведь именно благодаря вам мы так преуспели в Гишене. О, я искренне признаю это. - Наедине, - сказал Андре-Луи. Господин Бине пропустил колкость мимо ушей. - Вы добились для нас успеха своим "Фигаро-Скарамушем", и, если будете продолжать в том же духе, я, конечно, не захочу потерять вас. Вот вам и гарантия. - Однако сегодня вечером вы чуть не продали меня за двадцать луидоров. - Потому что - черт побери! - вы взбесили меня, отказав в услуге, которая вполне вам по силам. Уж если бы я был таким законченным негодяем, как вы считаете, то мог бы вас продать еще в прошлую субботу. Я хочу, чтобы вы меня поняли, мой дорогой Parvissimus. - Ради Бога, только не извиняйтесь, а то вы становитесь еще утомительнее, чем обычно. - Ну, разумеется, вы не упустите случая понасмешничать. Ох, когда-нибудь вам это дорого обойдется. Итак, вот гостиница, а вы так и не сообщили мне свое решение. Андре-Луи взглянул на него. - Конечно, мне придется сдаться - другого выхода нет. Господин Бине наконец-то выпустил его руку и хлопнул по спине. - Хорошо сказано, дружище. Вы об этом не пожалеете. Говорю вам, сегодня вы приняли великое решение - а я кое-что смыслю в театре. Завтра вечером сами скажете мне спасибо. Андре-Луи пожал плечами и зашагал к гостинице, но господин Бине окликнул его: - Господин Parvissimus! Андре-Луи обернулся. Перед ним высилась грузная фигура с протянутой рукой. Луна заливала ярким светом круглое лицо Бине. - Господин Parvissimus, не держите камень за пазухой - терпеть этого не могу. Сейчас мы пожмем друг другу руки и все забудем. С минуту Андре-Луи с отвращением изучал его, затем, поняв, что начинает злиться, почувствовал, что смешон - почти так же смешон, как этот подлый хитрец Панталоне. И тогда Андре-Луи рассмеялся и взял протянутую руку. - Никаких обид? - О нет, никаких обид, - ответил Андре-Луи. Глава V. ВХОДИТ СКАРАМУШ Скарамуш стоял перед зеркалом, рассматривая себя: набеленное лицо с закрученными усиками, тщательно наклеенными, старинный черный костюм, обтягивающий фигуру, на боку шпага, за спиной - гитара. Он был во всем черном - от плоской бархатной шляпы до туфель с розетками. Созерцание собственного отражения настроило его на сардонический лад, как нельзя больше подходивший для роли Скарамуша. Андре-Луи размышлял о том, что его жизнь, до недавнего времени небогатая событиями, неожиданно стала бурной. За одну неделю он успел побывать адвокатом, народным трибуном, разыскиваемым преступником, билетером - и вот, наконец, стал шутом. В прошлую среду он вызвал слезы праведного гнева у толпы Рена, а в эту среду ему надо рассмешить до слез публику Гишена. Несмотря на различие ситуаций, тут было и сходство: в обоих случаях он был комедиантом. Да н роль, которую он играл в Рене, сродни той, которую сыграет сегодня на спектакле, - ибо кем же он тогда был, как не Скарамушем, маленьким застрельщиком, хитрым интриганом, разбрасывающим ловкой рукой семена смуты. Разница лишь в том, что сегодня он выступает под именем, верно характеризующим его амплуа, тогда как на прошлой неделе выступал под личиной респектабельного молодого адвоката из провинции. Поклонившись отражению в зеркале, Андре-Луи обратился к нему: - Шут! Наконец-то ты нашел себя, став самим собой. Несомненно, ты будешь пользоваться большим успехом. Услышав, как господин Бине выкрикивает его новое имя, он спустился и увидел всю труппу, собравшуюся у выхода из гостиницы. Разумеется, все изучали его с большим интересом, особенно господин Бине и Климена. Первый рассматривал его серьезным испытующим взглядом, а последняя - презрительно скривив губы. - Неплохой грим, - заметил господин Бине. - Вы выглядите как настоящий Скарамуш. - К сожалению, довольно часто мужчины не те, кем выглядят, - ледяным тоном сказала Климена. - Ко мне эта истина сейчас не относится, - ответил Андре-Луи, - ибо впервые в жизни я тот, кем выгляжу. Мадемуазель Бине еще сильнее скривила губы и отвернулась, зато другие по достоинству оценили шутку - возможно, потому, что она была туманной. Коломбина подбодрила Скарамуша дружеской улыбкой, сверкнув белыми зубами, а господин Бине еще раз поклялся, что у Андре-Луи будет большой успех, поскольку он смело бросается в это предприятие. Затем громовым голосом, на минутку одолженным у Капитана, господин Бине приказал труппе построиться для парадного марша. Новый Скарамуш занял место рядом с Родомоном, а так как старый ушел час тому назад, чтобы встать у входа в рыночный зал вместо Андре-Луи, они полностью поменялись ролями. Актеры отправились в путь, возглавляемые Полишинелем, бившим в большой барабан, и Пьеро, который дул в трубу, а оборванцы, выстроившиеся шеренгами, наслаждались бесплатным зрелищем, принимая парад. Через десять минут прозвучали три удара, открылся занавес и стали видны потрепанные декорации, изображавшие не то лес, не то сад, и Климена, в лихорадочном волнении ожидавшая Леандра. Этот меланхоличный влюбленный стоял в кулисах, напряженно прислушиваясь, чтобы не пропустить свою реплику, рядом с неоперившимся Скарамушем, который должен был выйти после него. В этот момент Андре-Луи почувствовал дурноту и, попытавшись мысленно пробежать первый акт сценария, который сам же сочинил, вдруг понял, как в кошмарном сне, что не помнит ни слова. В холодном поту он бросился к листу с кратким содержанием спектакля, висевшему на стене. Андре-Луи все еще изучал сценарий при тусклом свете фонаря, как его схватили за руку и поволокли к кулисам. Перед ним промелькнуло нелепое лицо Панталоне со сверкающими глазами и послышалось хриплое рычание: - Климена уже три раза подала вам реплику. Не успел Андре-Луи опомниться, как его вытолкнули на сцену. Он стоял перед полным залом, мигая в ослепительном блеске рампы с оловянными отражателями, и вид у него был такой растерянный и глупый, что публика, заполнившая в тот вечер весь зал, разразилась оглушительным смехом. Вначале Андре-Луи еще больше растерялся, его била легкая дрожь. Климена насмешливо наблюдала за ним, предвкушая провал, Леандр уставился на него в оцепенении, а за кулисами иритаиновывал от ярости господин Бине. - Черт побери, - стонал он перед перепуганными актерами, собравшимися там, - что же будет, когда они поймут, что он не играет? Но публика так ни о чем и не догадалась, так как столбняк, напавший на Скарамуша, длился считанные секунды. Когда до него дошло, что над ним смеются, он вспомнил, что должны смеяться не над Скарамушем, а вместе с ним. Нужно спасать ситуацию и выжать из нее все, что возможно. И вот подлинный ужас и растерянность сменились разыгранными, гораздо более явными, но менее комичными. Он спрятался за нарисованный куст, ясно давая понять, что его напугал кто-то за сценой, и, когда смех наконец-то стал смолкать, обратился к Климене и Леандру: - Прошу прощения, прекрасная госпожа, если мое внезапное появление вас напугало. По правде говоря, после истории с Альмавивой* я уже не так отважен, как когда-то. Вот там в конце тропинки я столкнулся лицом к лицу с пожилым человеком, который нес тяжелую дубину, и мне пришла в голову ужасная мысль, что это ваш отец и ему выдали нашу маленькую хитрость, с помощью которой вы должны обвенчаться. Мне кажется, на эту мысль меня навело не что иное, как дубинка. Не то чтобы я боялся - вообще-то я ничего не боюсь, - однако я подумал о том, что, если это ваш отец и он проломит мне голову дубинкой, вместе со мной погибнут ваши надежды. Ибо что бы вы без меня делали, бедные дети? Всплески смеха из зала все время подбадривали его, помогая вновь обрести врожденную дерзость. Публика определенно сочла его забавным, и он рассмешил ее даже больше, чем сам на то рассчитывал, причем тут сыграли роль случайные обстоятельства. Дело в том, что Андре-Луи очень боялся, как бы его, несмотря на грим, не узнал по голосу кто-нибудь из Гаврийяка или Рена. И он решил воспользоваться тем, что Фигаро- испанец. В коллеже Людовика Великого он знал одного испанца, который говорил по-французски бегло, но с каким-то нелепым акцентом, произнося множество шипящих и свистящих звуков. Андре-Луи часто копировал этот акцент, как молодежь обычно передразнивает насмешившие ее черточки, и вот сейчас очень кстати вспомнил испанского студента и, подражая его акценту, рассмешил гишенскую публику. Господин Бине, прислушиваясь за кулисами к этому бойкому экспромту, на который не было и намека в сценарии, облегченно вздохнул. - Вот дьявол! - прошептал он с усмешкой. - Так это он нарочно? Ему казалось невозможным, чтобы человек, охваченный таким ужасом, как Андре-Луи, столь быстро овладел собой, однако как знать? И вот, чтобы разрешить сомнения, господин Бине без обиняков задал Андре-Луи в антракте вопрос, не дававший ему покоя. Онп стояли в уголке, служившем им артистическим фойе, где собиралась вся труппа. Только что опустился закавес после первого акта, прошедшего с таким блеском, какого еще не знала труппа, и все поздравляли нового Скарамуша, вынесшего на своих плечах основную тяжесть. А он, слегка опьяненный успехом, который завтра, возможно, покажется ему пустым звуком, ответил господину Бине таким образом, что с лихвой отомстил Климене за ее злорадство. - Неудивительно, что вы спрашиваете об этом, - мне следовало предупредить вас, что я намерен сразу же расшевелить публику. Правда, мадемуазель Бине не подыграла мне, когда я изображал испуг. Еще немного - и она бы все погубила. В следующий раз, мадемуазель, я заранее подробно расскажу вам о своих планах. Климена густо покраснела под гримом, но не успела она подыскать колкий ответ, как отец задал ей хорошую головомойку, причем сделал это с тем большим жаром, что сам был одурачен превосходной игрой Скарамуша. Спектакль продолжался, и успех Скарамуша был еще больше, чем в первом акте. Теперь он прекрасно владел собой, и успех воодушевил его, как может воодушевить лишь успех. Дерзкий, живой, лукавый, он был идеальным воплощением Скарамуша. Остроумный от природы, Андре-Луи заимствовал многие строчки у Вомарше, так что у наиболее просвещенных зрителей создалось впечатление, будто Фигаро имеет прямое отношение к спектаклю, и они приобщились к "высшему свету" столицы. Наконец занавес опустился в последний раз, и Скарамуша с Клименой много раз вызывали на поклоны. Когда они отступили и занавес скрыл их от публики, начавшей расходиться, подошел господин Бине, потирая пухлые руки. Да, этот бродячий адвокат, случайно залетевший в труппу, послан самим небом, чтобы заработать ему состояние. Невиданный успех, выпавший на их долю в Гишене, следует удвоить в других местах. Теперь уже не придется спать под изгородью и затягивать потуже пояс - превратности судьбы позади. Бине положил руку на плечо Скарамушу и всмотрелся в него с улыбкой, льстивость которой не могли скрыть даже красная краска и огромный фальшивый нос. - Ну, чтовы должны мне сказать? - спросил он. - Разве я был не прав, когда уверял, что вы будете иметь успех? Неужели вы думаете, что я, всю жизнь проработавший в театре, не отличу прирожденного актера! Скарамуш, вы - мое открытие. Я направил вас на дорогу, ведущую к славе и богатству. Я жду благодарности. Скарамуш рассмеялся в ответ, и смех его был не особенно дружелюбен. - Панталоне есть Панталоне! - сказал он. Бине помрачнел. - Я вижу, вы еще не простили мне маленькой хитрости, с помощью которой я добился, чтобы вы не зарывали талант в землю. Неблагодарный! Я ведь хотел одного - помочь вам, а, как видите, это мне удалось. Продолжайте в том же духе, и вы закончите Парижем. Может быть, вы еще будете играть на сцене Комеди Франсез и соперничать с Тальма, Флери и Дюгазоном* - и всем этим будете обязаны старому Бине. Вы еще скажете спасибо этому мягкосердечному дураку. - Если бы вы были таким же хорошим актером на сцене, как в жизни, то сами давно играли бы в Комеди Фраисез, - сказал Скарамуш. - Но я не держу камень за пазухой, господин Бине. - Он засмеялся и протянул руку, которую Бине схватил и крепко пожал. - Вот и хорошо. Мой мальчик, у меня великие планы для вас - для нас. Завтра мы отправляемся в Мор - там до конца недели ярмарка, в понедельник попытаем счастья в Пиприаке, а потом надо подумать. Может быть, я близок к осуществлению мечты всей своей жизни. Сегодня вечером мы, наверно, заработали больше пятнадцати луидоров. Где же, черт возьми, этот мошенник Кордеме? Бине назвал первого Скарамуша, который так некстати подвернул лодыжку, его настоящим именем, и это означало, что в труппе Бине ему никогда больше не видать почетной роли Скарамуша. - Пойдемте поищем его, а потом отправимся в гостиницу и разопьем бутылочку самого лучшего бургундского, а то и две. Но Кордеме нигде не было, и никто из труппы не видел его с конца представления. Бине прошел ко входу, но и там не нашел его. Сначала он разозлился, потом, продолжая напрасно звать Кордеме, встревожился, и, наконец, когда Полишинель обнаружил за дверью брошенный костыль, не на шутку разволновался. В душу Бине закралось ужасное подозрение, и он заметно побледнел под гримом. - Но он же не мог ходить без костыля сегодня вечером! - воскликнул он. - Как же он ушел без костыля? - Наверно, он пошел в гостиницу, - предположил кто-то. - Но он же не мог ходить без костыля, - настаивал господин Бине. Поскольку стало ясно, что Кордеме нет в рыночном зале, все отправились в гостиницу и оглушили хозяйку расспросами. - Да-да, господин Кордеме недавно заходил. - Где он сейчас? - Он сразу же опять ушел. Он заходил за своей сумкой. - За своей сумкой! - Бине чуть не хватил апоплексический удар. - Когда это было? Она взглянула на часы, висевшие над камином. - Примерно полчаса назад, за несколько минут до ренского дилижанса. - Ренского дилижанса! - Господин Бине лишился дара речи. - А он... он мог ходить? - спросил он наконец в ужасном волнении. - Ходить? Да он бежал, как заяц, когда вышел из гостиницы. Я сама подумала, что это подозрительно - ведь он так сильно хромал, с тех пор как упал с лестницы. А что случилось? Господин Бине рухнул в кресло, схватился за голову и застонал. - Этот мерзавец все время притворялся! - воскликнула Климена. - Он разыграл падение с лестницы, это был трюк. Он надул нас. - Пятнадцать луидоров, не меньше, а то и все шестнадцать! - воскликнул господин Бине. - О, бессердечный негодяй! Надуть меня, который был ему отцом, - да еще в такой момент! Актеры стояли молча, застыв в страхе, и гадали, насколько теперь уменьшится их скудные жалованье. Вдруг раздался смех. Господин Бине сверкнул налившимися кровью глазами. - Кто смеется? - взревел он. - Кто этот бессердечный негодяй, который имеет наглость смеяться над моим несчастьем? Андре-Луи, все еще облаченный в великолепный черный наряд Скарамуша, смеясь, выступил вперед. - Ах, это вы! Вы у меня не так засмеетесь, мой друг, если я вздумаю возместить убытки одним способом, известным мне. - Тупица! - презрительно отозвался Скарамуш. - Слон с куриными мозгами! Ну и что с того, что Кордеме удрал с пятнадцатью луидорами? Разве он не оставил вам взамен нечто гораздо более ценное? Господин Бине разинул рот от удивления. - Да ты, наверно, выпил - и хватил лишку, - заключил он. - Да, выпил - из фонтана Талии*. Ну неужели вы так ничего и не поняли? Разве вам не ясно, какое сокровище оставил Кордеме? - Что же он оставил? - Замечательный сюжет для пьесы - он разворачивается передо мной. Часть названия мы позаимствуем у Мольера и назовем пьесу "Проделки Скарамуша". Если публика Мора и Пиприака животики со смеха не надорвет, то в дальнейшем я согласен играть тупицу Панталоне. Полишинель хлопнул в ладоши. - Превосходно! - горячо проговорил он. - Обратить неудачу в удачу, убыток - в прибыль! Вот что значит быть гением! Скарамуш отвесил изысканный поклон. - Полишинель, вы пришлись мне по сердцу. Люблю тех, кто способен оценить меня по достоинству. Если бы Панталоне был хоть наполовину так умен, как вы, мы бы, несмотря на побег Кордеме, выпили сегодня бургундского. - Бургундского? - взревел господин Бине, но его прервал Арлекин, захлопавший в ладоши. - Вот это сила духа! Вы слышали, хозяйка? Господин Бине попросил бургундского. - Я не просил ничего подобного. - Но вы же сами слышали, любезная сударыня. Мы все слышали. Остальные хором подхватили слова Арлекина, а Скарамуш улыбнулся господину Бине и похлопал его по плечу. - Ну же, приятель, бодрей! Ведь вы сами говорили, что нас ожидает богатство! Разве мы не получили средство заработать состояние? Итак, бургундского, и выпьем за "Проделки Скарамуша"! И господин Бине, до которого наконец дошла идея Андре-Луи, сдался и напился вместе со всеми. Глава VI. КЛИМЕНА Хотя мы перерыли горы сохранившихся сценариев импровизаторов, так и не удалось обнаружить "Проделки Скарамуша", ставшие, как говорят, прочным фундаментом процветания труппы Бине. Впервые пьесу сыграли в Море на следующей неделе после дебюта Андре-Луи, который выступил в заглавной роли. И актеры, и публика называли его теперь Скарамушем. Если он хорошо справился с ролью Фигаро-Скарамуша, то в новой пьесе, которая была гораздо лучше предыдущей, превзошел самого себя. После Мора отправились в Пиприак, где дали четыре представления, сыграв по два раза обе пьесы, ставшие костяком репертуара труппы Бине. Скарамуш, войдя во вкус, играл теперь намного лучше. Спектакли проходили так гладко, что Андре-Луи даже предложил Бине после Фужере, куда они должны были поехать на следующей неделе, попытать счастья в настоящем театре в городе Редон. Эта мысль сначала ужаснула Бине, но Андре-Луи постоянно подогревал его честолюбие, и, поразмыслив, толстяк кончил тем, что поддался искушению. В те дни Андре-Луи казалось, что он нашел свое истинное призвание, и он уже начинал любить новую профессию и даже мечтал о карьере актера-автора, которая увенчалась бы Меккой всех комедиантов - Комеди Франсез. Кроме того, от сочинения канвы для импровизаторов он мог бы перейти к пьесам с диалогом - настоящим пьесам, как у Шенье, Эглантина и Бомарше. Такие мечты показывают, как легко Андре-Луи привязался к профессии, к которой Случай и господин Бине общими усилиями подтолкнули его. Я нисколько не сомневаюсь, что у него был подлинный талант драматурга и актера, и убежден, что, сложись все иначе, ой занял бы прочное место среди французских драматургов и таким образом полностью осуществил свои планы. Однако, предаваясь мечтам, Андре-Луи не пренебрегал и практической стороной дела. - Вы понимаете, - спросил он господина Бине, - что в моей власти заработать вам состояние? Они сидели вдвоем в небольшом зале гостиницы в Пиприаке, распивая бутылку превосходного вольнэ*. Только что закончился четвертый, и последний, спектакль. Дела в Пиприаке шли прекрасно, как в Море и Гишене. О процветании говорило и то, что они пили вольнэ. - Я соглашусь с вашими словами, мой дорогой Скарамуш, чтобы услышать продолжение. - Я ничего не имею против того, чтобы заработать вам состояние. Однако я не должен забывать и свои интересы. Вы же понимаете, что за пятнадцать ливров в месяц не продают столь исключительное дарование, как у меня. - Есть другой вариант, - мрачно сказал Бине. - Другого варианта нет. Не будьте ослом, Бине. Бине вскочил как ужаленный: его актеры никогда не говорили с ним таким тоном. - Впрочем, идите и сообщите полиции, что она может схватить некоего Андре-Луи Моро, - продолжал Скарамуш беззаботно, - но это будет конец вашей прекрасной мечты о Редоне, где вы впервые в жизни играли бы в настоящем театре. Без меня вам там не бывать, и вы это прекрасно знаете. А я не собираюсь ни в Редон, ни в Фужере, да и вообще никуда, пока у нас с вами не будет справедливого договора. - Ну зачем же так горячиться? - посетовал Бине. - Разве у меня душа ростовщика? Когда мы заключили наш договор, я понятия не имел - да и откуда мне было знать? - что вы окажетесь мне так полезны. Дорогой мой Скарамуш, надо было просто напомнить мне - ведь я человек справедливый. С сегодняшнего дня вы будете получать тридцать ливров в месяц - видите, я сразу удваиваю ваше жалованье. Я человек щедрый. - Но вы не честолюбивы. Послушайте-ка меня. И Андре-Луи принялся излагать план, от которого у Бине волосы дыбом встали. - После Редона - Нант, - сказал Андре-Луи. Нант и Театр Фейдо*. Господин Бине поперхнулся вином. Дело в том, что Фейдо был Комеди Франсез провинции. Великий Флери играл там перед публикой, которая была весьма строга. Хотя господин Бине втайне лелеял честолюбивые мечты о Редоне, они казались ему столь опасными, что вызывали спазмы в животе. А Редон по сравнению с Нантом был просто кукольным театром. И вот мальчишка, которого он случайно подобрал три недели назад и который за это время из сельского адвоката превратился в актера и автора, спокойно рассуждает о Нанте и Театре Фейдо! - А почему не Париж и Комеди Франсез? - насмешливо поинтересовался господин Бине, когда наконец отдышался. - Не исключено, что позже мы поедем и туда, - последовал дерзкий ответ. - Ах, так! Да вы пьяны, мой друг. И тут Андре-Луи изложил детальный план, сложившийся у него в уме. Фужере послужит учебной площадкой для Редона, а Редон - для Нанта. Они пробудут в Редоне, пока там достаточно платят, и продолжат работу над репертуаром. Они найдут трех-четырех талантливых актеров. Андре-Луи напишет несколько новых сценариев, которые будут обкатываться на спектаклях, и таким образом в репертуаре труппы будет с полдюжины надежных пьес. Часть доходов нужно потратить на новые костюмы и декорации. Итак, если все пойдет хорошо, через пару месяцев они наконец будут готовы попытать счастья в Нанте. Правда, в Фейдо допускались лишь известные труппы, но в Нанте уже лет тридцать, а то и более не выступала труппа импровизаторов. Они будут новинкой, и, если постараются, на спектакли сбежится весь Нант. Скарамуш клялся, что если все предоставят ему, то возрожденная во всем блеске комедия дель арте превзойдет все ожидания театральной публики Нанта. - Мы поговорим о Париже после Нанта, - закончил он в высшей степени буднично, - а о Нанте - после Редона. Его слова звучали так убедительно, что он мог бы уговорить кого угодно, и в конце концов увлек господина Бине. Хотя перспектива, которую нарисовал Андре-Луи, вселяла ужас в господина Бине, она в то же время опьяняла его, и сопротивление его все слабело. На каждое возражение Скарамуш приводил сокрушительный довод, и в конце концов Бине обещал подумать. - Редон укажет нам путь, - сказал Андре-Луи, - и я не сомневаюсь, в какую сторону он укажет. Таким образом великая редонская авантюра, перестав быть отчаянно смелым предприятием, превратилась просто в репетицию более важных событий. Бине, пребывавший в восторженном состоянии, заказал под влиянием минуты еще одну бутылку вольнэ. Подождав, пока ее откупорят, Скарамуш продолжал. - Все эти планы могут осуществиться, - небрежно сказал он, глядя сквозь бокал на свет, - пока я с вами. - Согласен, мой дорогой Скарамуш, согласен. Наша случайная встреча оказалась счастливой для нас обоих. - Для нас обоих, - подчеркнул Скарамуш. - Я тоже так считаю. Думаю, пока что вам нет смысла выдавать меня полиции. - Да как я могу даже подумать об этом! Вы смеетесь, мой дорогой Скарамуш, Прошу вас никогда больше не вспоминать мою маленькую шутку. - Она уже забыта, - сказал Андре-Луи. - А теперь о второй части моего предложения. Уж если я стану кузнецом вашего счастья, не мешает мне немного подумать и о себе. - Вот как? - нахмурился господин Бине. - Да, и, если не возражаете, мы сегодня же заведем бухгалтерские книги и займемся делами труппы. - Я человек искусства, - гордо заявил господин Бине. - Я не торгаш. - Но у вашего искусства есть деловая сторона, которой следует заниматься по-деловому. Я все продумал сам, так что вам не придется входить в детали и отрываться от творчества. Все, что от вас требуется, - ответить согласием или отказом на мое предложение. - Ах, вот как! Ну, и что же это за предложение? - Вы назначаете меня своим компаньоном с равной долей в доходах труппы. Большое лицо Панталоне побледнело, а маленькие глазки раскрылись до предела, в то время как он изучал Андре-Луи. Наконец он взорвался: - Видно, вы сошли с ума, раз делаете мне такое чудовищное предложение. - Признаю, что оно не безупречно. Например, будет несправедливо, если помимо работы, которую я берусь для вас выполнять, я еще буду играть Скарамуша и писать сценарии без всякого вознаграждения, довольствуясь лишь половиной доходов, причитающихся мне как компаньону. Поэтому перед тем, как делить доходы, нужно вычесть мое актерское жалованье и небольшой гонорар за каждый сценарий. Вам также причитается жалованье за роль Панталоне. Кроме того, нужно еще вычесть жалованье всех остальных, а также прочие издержки. Останется чистый доход, который мы с вами поделим поровну. Конечно, господин Бине не мог проглотить залпом такое предложение. Сначала он заявил, что даже думать о нем не желает. - В таком случае, мой друг, мы немедленно расстанемся, - сказал Скарамуш. - Завтра я вынужден буду с вами проститься. Бине разбушевался. В прочувствованных выражениях он разглагольствовал о неблагодарности. Он даже снова позволил себе намекнуть на маленькую шутку относительно полиции, которую обещал никогда не упоминать. - Ну что же, поступайте как вам заблагорассудится. Непременно сыграйте роль доносчика. Однако учтите, что тогда вы наверняка лишитесь моих услуг и снова, как до моего прихода в труппу, станете пустым местом. Господин Бине плевать хотел на последствия! К черту последствия! Этому молодому нахалу, этому сельскому адвокатишке придется зарубить себе на носу, что господин Бине не из тех, кем можно командовать! Скарамуш поднялся. - Прекрасно, - сказал он полуравнодушно-полупокорно. - Как вам будет угодно. Однако не забывайте, что утро вечера мудренее. Быть может, при холодном свете утра вы лучше разглядите мое предложение. То, что предлагаю я, принесет нам обоим богатство. То, что задумали вы, принесет нам обоим гибель. Спокойной ночи, господин Бине. Да помогут вам небеса принять мудрое решение. Разумеется, господину Бине не оставалось ничего иного, как принять единственно возможное решение, - ведь хозяином положения был Андре-Луи, твердо стоявший на своем. Конечно, дело не обошлось без споров, причем господин Бине торговался слишком долго и отчаянно для человека искусства, который ничего не смыслит в делах. Андре-Луи пошел на кое-какие уступки: например, он согласился писать сценарии бесплатно. Пошел он и на то, чтобы господин Бине назначил себе жалованье, совершенно несоразмерное с заслугами. Итак, наконец все вопросы были улажены, и собравшейся труппе сообщили новость, которая, разумеется, вызвала зависть и обиды, однако все успокоились, как только выяснилось, что прибавят жалованье. Надо сказать, что господин Бине никак не хотел на это согласиться, но Скарамуш был неумолим. - Если мы собираемся играть в Фейдо, у нас должна быть труппа актеров, знающих себе цену, а не кучка заморышей. Чем лучше мы им заплатим, тем больше они нам заработают. Таким образом Андре-Луи справился с недовольством труппы по поводу слишком быстрого продвижения новичка, и его главенство, которому подчинился сам господин Бине, приняли с готовностью - за одним исключением. Этим исключением была Климена. Ее злило, что не удалось поставить на колени интересного молодого незнакомца, буквально свалившегося к ним на голову в то утро близ Гишена. Его упорное нежелание замечать ее особу постоянно разжигало эту злобу. Узнав о том, что Андре-Луи станет компаньоном отца, Климена пыталась отговорить последнего. Она вышла из себя и назвала отца дураком, после чего господин Бине в свою очередь вышел из себя и в лучших традициях Панталоне надавал дочери пощечин, которые она добавила к счету Скарамуша. Климена выжидала случая заставить его расплатиться по этому счету, который все возрастал, но случай все никак не представлялся, так как у Скарамуша было дел по горло. Всю неделю в Фужере шла подготовка, и его видели только на представлениях, а в Редоне он носился как вихрь между театром и гостиницей. Сразу же стало ясно, что редонский эксперимент удался. Весь месяц, проведенный в этом оживленном городке, Андре-Луи, ободренный успехом, работал день и ночь. Момент был выбран удачно, поскольку в самом разгаре была торговля каштанами, центром которой является Редон. Каждый вечер маленький театр был полон. Сельские жители, привозившие каштаны на редонский рынок, рассказывали о спектаклях труппы, и слава ее росла. На представления приезжали со всей округи, из соседних деревушек - таких, как Адлер Сен-Перье и Сен-Никола. Чтобы не дать угаснуть интересу публики, Андре-Луи каждую нелелю готовил новый сценарий. Он добавил к репертуару труппы еще три пьесы - "Женитьба Панталоне", "Робкий влюбленный" и "Ужасный капитан". Последняя пользовалась наибольшим успехом. В основу Андре-Луи положил "Хвастливого воина" Плавта. В пьесе была прекрасная роль для Родомона и неплохая роль хитрого лейтенанта при Капитане для Скарамуша. Успех спектакля в немалой мере объяснялся тем, что Андре-Луи дал довольно подробные указания в тексте, как должен развиваться диалог, а кое-где даже вставил сами диалоги, правда не настаивая на том, чтобы их воспроизводили дословно. Между тем дела шли на лад, и Андре-Луи, призвав на помощь портных, занялся гардеробом труппы, который давно следовало обновить. Он также отыскал пару нищих художников и, соблазнив их маленькими ролями лекарей и нотариусов, включил в труппу. В свободное от спектаклей время они писали новые декорации. Так шла подготовка к покорению Нанта, как Андре-Луи называл предстоящие гастроли. Никогда в жизни Андре-Луи столько не работал - можно даже сказать, что он вообще в жизни не работал по сравнению с тем, что делал сейчас. Его энергия была неистощима, и он все время пребывал в прекрасном настроении. Он носился как угорелый, играл в спектаклях, писал, придумывал, руководил, в то время как Бине наконец-то наслаждался отдыхом, пил каждый вечер бургундское и вкушал белый хлеб и прочие яства. Толстяк уже начал поздравлять себя с тем, что проявил проницательность, сделав этого трудолюбивого, неутомимого молодого человека компаньоном. Когда стало ясно, насколько неосновательными были его страхи перед гастролями в Редоне, он перестал испытывать ужас, обуревавший его раньше при одной мысли о Нанте. Радужное настроение Бине разделяла вся труппа, как всегда - за исключением Климены. Она перестала задирать Скарамуша, наконец-то поняв, что ее насмешки не достигают цели, а лишь бьют рикошетом по ней же самой. Таким образом ее смутная неприязнь, не находя выхода, все усиливалась. Однажды Климена намеренно столкнулась с Андре-Луи, когда он уходил из театра после представления. Все ушли, а она вернулась под предлогом, будто что-то забыла. - Скажите, что я вам сделала? - спросила она напрямик. - Сделали мне, мадемуазель? - не понял он. - Почему вы меня ненавидите? - Ненавижу вас, мадемуазель? Я ни к кому не питаю ненависти, ибо это самое неразумное из всех чувств. Я никогда не испытывал ненависти даже к своим врагам. - Ах, какое христианское смирение! - Ненавидеть вас - вас!.. По-моему, вы восхитительны. Я всегда завидую Леандру. Кстати, я серьезно подумывал о том, чтобы заставить его играть Скарамуша, а самому взять роль Влюбленного. - Не думаю, чтобы вы пользовались успехом. - Это единственное, что меня удерживает. Однако если бы у меня был такой источник вдохновения, как у Леандра, возможно, я бы сыграл убедительно. - Что же это за источник? - Возможность играть вместе с такой очаровательной Клименой. Она не дала себе труда вглядеться в его худое лицо. - Вы смеетесь надо мной, - сказала она и проплыла мимо Андре-Луи в театр. Да, с таким бесполезно говорить - он абсолютно бесчувственный. Разве это мужчина? Однако, когда минут через пять Климена вернулась, она увидела, что он задержался. - Еще не ушли? - надменно осведомилась она. - Я ждал вас, мадемуазель. Ведь вы идете в гостиницу. Нельзя ли мне сопровождать вас... - Какая галантность! Неужели вы снизошли до меня? - Может быть, вы предпочитаете, чтобы я не сопровождал вас? - Ну что вы, как можно, господин Скарамуш! К тому же нам по пути, а улицы ничьи. Просто я ошеломлена неожиданной честью. Взглянув на Климену, Андре-Луи заметил, как надменно выражение ее прелестного лица, и рассмеялся. - А что, если я боялся, что к этой чести не стремятся? - Ах, теперь понятно! - воскликнула она. - Значит, это я должна добиваться такой неслыханной чести и бегать за мужчиной, чтобы он заплатил мне простой долг вежливости. Раз это утверждаете вы, господин Всезнайка, значит, так оно и есть, и мне остается только просить прощения за свое невежество. - Вам нравится быть жестокой, - сказал Скарамуш. - Ну что же, ничего не поделаешь. Пойдемте? И они направились к гостинице, идя быстрым шагом, чтобы согреться: вечер был ветреный. Некоторое время они шли молча, украдкой наблюдая друг за другом. - Так вы считаете меня жестокой? - наконец спросила Климена с вызовом, и стало ясно, что слова Андре-Луи задели ее за живое. Он взглянул на нее с полуулыбкой. - Вы не согласны? - Вы - первый, кто обвиняет меня в жестокости. - Не смею предположить, что я - первый, к кому вы жестоки, ибо такое предположение было бы слишком лестно для меня. Лучше будем считать, что другие страдали молча. - Боже мой! Так вы страдали? - Было непонятно, говорит ли она серьезно или подтрунивает над ним. - Мое признание - приношение на алтарь вашего тщеславия. - В жизни бы не подумала, что вы страдаете. - Разумеется - ведь я прирожденный актер, как говорит ваш отец. Я был актером задолго до того, как стал Скарамушем. Поэтому я и смеялся - я часто смеюсь, когда мне больно. Вам нравилось быть надменной - и я в свою очередь играл надменность. - Очень хорошо играли, - сказала она не задумываясь. - Конечно, ведь я - превосходный актер. - А отчего же вы так внезапно изменились? - В ответ на перемену в вас. Вы устали от роли жестокой красавицы - скучная роль, поверьте мне, к тому же недостойная вашего таланта. Если бы я был женщиной и обладал вашей красотой и грацией, Климена, я счел бы ниже своего достоинства использовать их как оружие нападения. - Красота и грация! - повторила она, притворяясь удивленной. Однако тщеславная девчонка смягчилась. - Когда же вы их заметили, господин Скарамуш? Он взглянул на нее, восхищаясь живой красотой и женственностью, которые с самого начала неудержимо влекли его. - Однажды утром, когда вы с Леандром репетировали любовную сцену. Климена опустила веки под пристальным взглядом Скарамуша, но от него не укрылось удивление, промелькнувшее в ее глазах. - Ведь вы видели меня тогда в первый раз! - До этого мне не представилась возможность заметить, как вы прелестны. - И вы думаете, что я вам поверю? - спросила она, но так мягко, как никогда еще с ним не говорила. - Значит, вы не поверите, если я признаюсь, что в тот день именно ваша красота решила мою судьбу? Ведь это из-за нее я вступил в труппу вашего отца. Климена задохнулась. Куда девалась ее неприязнь к Андре-Луи? - А зачем вы это сделали? - Чтобы когда-нибудь предложить вам стать моей женой. От изумления Климена остановилась, чтобы взглянуть Андре-Луи в лицо. Теперь в ее взгляде не было и тени застенчивости, глаза холодно сверкали, на щеках появился легкий румянец. Она заподозрила в его словах непростительную насмешку. - А вы не теряете времени даром, не так ли? - Да. Разве вы еще не заметили? Я поддаюсь внезапным порывам. Вы же видели, что я сделал из труппы Бине за каких-нибудь пару месяцев-другой не добился бы и половины за целый год. Так почему же я должен быть медлительней в любви, чем в работе? Я сдерживался, вопреки своим чувствам, чтобы не напугать вас стремительностью. Видя ваше холодное безразличие, я вынужден был платить той же монетой, и это было тяжелее всего. Я ждал - о, как терпеливо! - когда вам надоест быть жестокой. - Вы удивительный человек, - произнесла она без всякого выражения. - Да, - согласился он. - Не будь у меня уверенности, что я не совсем обычен, я бы не смел ни на что надеяться. Они машинально продолжили свой путь. - Вы жалуетесь на мою стремительность, - сказал он, - однако заметьте, пока что я ничего вам не предложил. - Как? - промолвила она, нахмурившись. - Я просто поведал вам о своих надеждах. Я не так безрассуден, чтобы сразу же спрашивать, суждено ли им сбыться. - Клянусь честью, вы поступили благоразумно, - резко ответила она. - Не сомневаюсь в этом. Климену так раздражало его самообладание, что остаток пути она проделала в молчании. Случилось так, что, когда в тот вечер Климена собиралась уйти к себе после ужина, они с Андре-Луи оказались одни в комнате, которую господин Бине снял для своей труппы (как видите, дела труппы Бине шли в гору). Климена встала, и Скарамуш тоже поднялся, чтобы зажечь ей свечу. Держа свечу в левой руке, правую она протянула ему. Белая округлая рука была обнажена до локтя. - Спокойной ночи, Скарамуш, - сказала она так мягко и нежно, что он затаил дыхание и стоял, не сводя с нее сверкающих черных глаз, затем схватил кончики длинных тонких пальцев и, склонившись, прижался губами. Снова взглянул на Климену, женственность которой притягивала и манила. Ее лицо побледнело, на приоткрытых губах бродила странная улыбка, грудь под кружевной косынкой вздымалась. Не выпуская руки Климены, Андре-Луи притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Он взял у нее из рук свечу и поставил на буфет, и в следующую секунду ее гибкое тело оказалось у него в объятиях. Он целовал Климену, шепча ее имя, как молитву. - А сейчас я жестока? - спросила она, тяжело дыша. Он ответил поцелуем. - Я была жестокой, потому что вы ничего не хотели замечать, - прошептала она. И тут отворилась дверь, и вошел господин Бине, отцовский взор которого оскорбило неблагопристойное поведение родной дочери. Он стоял разинув рот, а Климена и Андре-Луи оторвались друг от друга нарочито неспешно и с притворным спокойствием. - Что это значит? - возмутился сбитый с толку господин Бине. - А разве тут нужны объяснения? Разве они будут красноречивее того, что вы видели? Просто нам с Клименой пришло в голову пожениться. - А разве не важно, что придет в голову мне? - Конечно, важно, но у вас слишком хороший вкус и доброе сердце, чтобы чинить нам препятствия. - Вы считаете, что это само собой разумеется. Ну конечно-ведь у вас все само собой разумеется, это ваша манера. Так вот моя дочь - это не само собой разумеется! У меня насчет нее вполне определенные планы. Вы вели себя недостойно, Скарамуш, вы обманули мое доверие. Я очень сердит на вас. Он выступил вперед враскачку своей тяжелой, но удивительно бесшумной походкой. Скарамуш повернулся к Климене и с улыбкой подал ей свечу. - Если вы оставите нас вдвоем, Климена, я по всей форме попрошу вашей руки у вашего отца. Она удалилась, слегка взволнованная и еще более похорошевшая от смущения. Скарамуш закрыл за ней дверь и, повернувшись к разгневанному господину Бине, который бросился в кресло во главе короткого стола, попросил руки Климены по всей форме, как он выразился. Вот как он это сделал: - Милый тесть, я вас поздравляю. Наш брак означает Комеди Франсез для Климены, и очень скоро. Вы же будете купаться в лучах ее славы. Да, вы еще сможете прославиться как отец госпожи Скарамуш. Бине, лицо которого медленно багровело, свирепо смотрел на Андре-Луи. Да, что бы он ни сказал и что бы ни сделал, этот мальчишка, с которым бесполезно бороться, все равно поставит на своем. От унижения ярость Бине усиливалась. Наконец он вновь обрел дар речи. - Проклятый разбойник! - вскричал он в приступе гнева, стукнув по столу кулаком, похожим на окорок. - Разбойник! Сначала ты забираешь половину моих законных барышей, а теперь хочешь похитить и мою дочь! Нет, будь я проклят, если отдам ее бессовестному негодяю без имени, которого ждет виселица! Скарамуш, ничуть не расстроенный, дернул за сонетку. Щеки у него разрумянились, глаза сияли. В этот вечер он был доволен миром. Что ни говори, а он в большом долгу перед господином де Ледигьером! - Бине, - сказал он, - забудьте хоть на один вечер, что вы - Панталоне, и ведите себя как приветливый тесть, заполучивший зятя исключительных достоинств. Сейчас мы выпьем бутылочку бургундского за мой счет, самое лучшее бургундское, какое только можно раздобыть во всем Редоне. Успокойтесь, иначе вы не сможете воздать этой бутылке должное - ведь избыток желчи мешает ощутить букет. Глава VII. ПОКОРЕНИЕ НАНТА В сохранившихся экземплярах "Нантского курьера" можно прочесть, что на Сретение* труппа Бине открыла свои гастроли "Проделками Скарамуша". В Нанте она появилась иначе, чем в деревнях и маленьких городах, где о спектаклях заранее не объявлялось и внимание публики привлекали парадом при въезде. Андре-Луи повел дело по примеру Комеди Франсез. Он заказал в Редоне афиши, и за четыре дня до приезда труппы в Нант их расклеили у Театра Фейдо и по всему городу. Афиши тогда еще были в новинку, и, естественно, они привлекли всеобщее внимание. Андре-Луи поручил это дело одному из новых членов труппы - смышленому молодому человеку по имени Баск, которого выслал вперед. Вы можете ознакомиться с такой афишей в Музее Карнавале*. Актеры в ней названы сценическими именами - все, кроме Бине с дочерью, - и поскольку не сказано, что актер, играющий в одной пьесе Тривелена, в другой играет Тарбарена, создается впечатление, что труппа вдвое больше, чем на самом деле. Афиша гласит, что вслед за "Проделками Скарамуша", открывающими гастроли, будут сыграны еще пять пьес, названия которых перечисляются. Почтенная публика увидит и другие пьесы, если благосклонный прием просвещенного города Нанта заставит труппу Бине продлить свое пребывание в Театре Фейдо. Подчеркнуто, что это труппа импровизаторов, играющих в старой итальянской манере, и что Франция целых полвека не видала ничего подобного. Афиша призывала публику не упустить случай увидеть прославленных актеров, которые воскресят для нее великолепие комедии дель арте. Далее сообщается, что после Нанта последует Париж, где они намерены бросить вызов Комеди Франсез и показать миру, насколько искусство импровизаторов выше искусства актеров, которые полностью зависят от автора и, выходя на сцену, каждый раз произносят один и тот же текст. Это была дерзкая афиша, и господин Бине, увидев ее, со страху чуть с ума не сошел - вернее, с того, что осталось.. от его ума после бургундского, которым теперь он позволял себе злоупотреблять. Он весьма красноречиво выступил против, но Андре-Луи отмел все его доводы. - Согласен, это дерзкая афиша, - сказал он. - Но в вашем возрасте пора знать, что ничто в мире не пользуется таким успехом, как дерзость. - Я запрещаю ее, положительно запрещаю, - настаивал господин Бине. - Я знал, что вы будете возражать, и знаю, что очень скоро скажете спасибо за то, что я вас не послушался. - Вы допрыгаетесь до беды. - Я допрыгаюсь до удачи. Самое страшное, что вам грозит, - вернуться в залы деревенских рынков, из которых я вас вытащил. Нет, назло вам я повезу вас в Париж - только предоставьте все мне. И Андре-Луи вышел, чтобы проследить, как печатаются афиши. Его приготовления не ограничились одними афишами. Ой написал эффектную статью о блеске комедии дель арте и о труппе импровизаторов великого артиста Флоримона Бине, возрождающей ее. Бине звали не Флоримон, а всего-навсего Пьер, но у Андре-Луи было удивительное театральное чутье. Статья и афиши должны были разжечь интерес публики. Андре-Луи наказал Баску, у которого были родственники в Нанте, употребить все свое влияние и, не жалея средств, пристроить эту статью в "Нантский курьер" дня за два до приезда труппы Бине. Так как статья была интересная и обладала несомненными литературными достоинствами, неудивительно, что Баску удалось выполнить поручение. Таким образом, когда в первую неделю февраля Бине со своей труппой появился в Нанте, город был уже подготовлен. Господин Бине хотел, как всегда, пройти по городу в полной парадной форме под барабанный бой и грохот тарелок, но Андре-Луи был неумолим. - Нет, так мы только обнаружим свою бедность, - сказал он. - Мы войдем в город незаметно, и пусть на нас работает воображение публики. Как всегда, он настоял на своем. Господин Бине, который и так уже выдохся в борьбе с железной волей Скарамуша, был совершенно не в состоянии сражаться с ним теперь, когда на его стороне была Климена, вместе с ним осуждавшая опца за неповоротливость и устаревшие приемы. В метафорическом смысле господин Бине сложил оружие к, проклиная день, когда взял в труппу этого молодчика) поплыл по течению. Он был убежден, что в конце концов потонет, а пока что топил свое раздражение в бургундском. Слава Богу, бургундского было - хоть залейся. Никогда в жизни у него не было столько бургундского. Ну что ж, все обстоит не так плохо, как кажется. Во всяком случае, он благодарен Скарамушу за бургундское. Итак, опасаясь худшего, господин Бине надеялся на лучшее. И вот взвился занавес в день первого представления труппы в Театре Фейдо, и Бине, трепеща, ждал в кулисах своего выхода. В зале было порядочно публики, любопытство которой удалось возбудить умелой подготовкой. Хотя сценарий "Проделок Скарамуша", по-видимому, не сохранился, из "Исповеди" Андре-Луи нам известно, что пьеса начиналась сценой, в которой Полишинель в роли надменного влюбленного, безумно ревнивого, уговаривает горничную Коломбину шпионить за ее госпожой Клименой. Вначале он пытается умаслить ее с помощью лести, но этот номер не проходит с дерзкой Коломбиной, которая любит, чтобы льстецы были хотя бы привлекательны и оказывали должное внимание ее собственным весьма пикантным прелестям. Тогда подлый горбун переходит к угрозам и сулит Коломбине ужасную месть, если она выдаст или ослушается его, но и это не помогает. Наконец, Полишинель прибегает к подкупу, и Коломбина, охотно получив от него кругленькую сумму, соглашается шпионить за Клименой и сообщать ему о поведении своей хозяйки. Оба хорошо сыграли эту сцену - возможно, их подстегивало собственное волнение при виде шикарной публики. Полишинель был чертовски неистов, высокомерен и настойчив, а Коломбина - просто неподражаема, когда пропускала мимо ушей лесть, дерзко насмехалась над угрозами и, наконец, ловко выкачивала из него деньги. По залу прокатился смех, который показывал, что все идет хорошо, но господину Бине, дрожавшему в кулисах, не хватало оглушительного гогота деревенских жителей, перед которыми он привык играть, и он еще больше разволновался. Не успел Полишинель выйти за дверь, как в окно влетел Скарамуш. Обычно это эффектное появление разыгрывалось с грубым комикованием, от которого зал просто выл от восторга. Однако сейчас Скарамуш провел сцену иначе. Лежа сегодня утром в постели, он решил покончить с буффонадой, восхищавшей прежнюю публику, и добиться успеха тонкой игрой. Он сыграет лукавого, насмешливого плута, сдержанного и не лишенного чувства собственного достоинства, и произнесет текст сухо, с совершенно серьезным выражением лица, как будто не сознавая юмор, пронизывающий его речь. Таким образом, даже если публика не сразу раскусит его, тем больше он ей понравится в конечном счете. Верный своему решению, Андре-Луи так и играл сейчас роль друга и наперсника Леандра, томящегося от любви. Скарамуш является за новостями о Климене, не упуская из виду денежные мешки Панталоне и свою интрижку с Коломбиной. Андре-Луи вольно обошелся с традиционным костюмом Скарамуша, добавив к нему красные прорези и заменив черный бархатный берет конусообразной шляпой с загнутыми полями и пучком перьев. Кроме того, он отказался от гитары. Господин Бине, не услышав рева публики, которым она обычно приветствовала выход Скарамуша, не на шутку встревожился. И тут он уловил что-то непривычное в поведении Скарамуша и еще больше напугался. Дело в том, что тот, хотя и говорил с иностранным акцентом, нажимая на шипящие звуки, совершенно отказался от нарочитой шумливости, которую так любила их публика. Господин Бине ломал руки в отчаянии. - Все кончено, - сказал он. - Этот парень погубил нас. И поделом мне, дураку, за то, что я позволил ему верховодить. Но когда господин Бине вышел на сцену, до него начало доходить, как он ошибся: оказалось, что публика внимательно слушает и на всех лицах - спокойная понимающая усмешка. А когда после окончания первого акта упал занавес и раздался гром аплодисментов, он почувствовал уверенность, что они выйдут сухими из воды. Если бы Панталоне из "Проделок Скарамуша" не был пугливым старым идиотом, который вечно все путает, Бине погубил бы эту роль. Но, поскольку он трясся от страха, нерешительность и тупость, составлявшие суть роли, усилились, и это принесло успех. А успех был такой, что он с лихвой оправдал всю шумиху, которую Скарамуш устроил перед приездом в Нант. Самого же Скарамуша вслед за признанием публики ждало признание товарищей по труппе, которые с жаром приветствовали его в артистическом фойе театра после спектакля. Благодаря его таланту, изобретательности и энергии они за несколько недель из кучки бродячих фигляров превратились в труппу первоклассных артистов. От их лица выступил Полишинель, который, отдавая дань таланту Андре-Луи, сказал, что под его руководством они покорят весь мир, как сегодня покорили Нант. Увлекшись, актеры не пощадили чувства господина Бине, который и так уже был сильно раздражен тем, что с его желаниями не считаются и что он бессилен перед Скарамушем. Хотя Бине скрепя сердце смирился с тем, что власть постепенно ускользает у него из рук, утешаясь ростом своих собственных доходов, в глубине души он затаил обиду, гасившую искры благодарности к его компаньону. Сегодня вечером нервы у него были натянуты до предела, и он так яростно винил в своих переживаниях Скарамуша, что даже полный и совершенно непостижимый успех не смог оправдать того в его глазах. Теперь же, когда Бине к тому же обаружил, что труппа его ни в грош не ставит - его собственная труппа, которую он так медленно и терпеливо собирал, - чаша его терпения переполнилась и недобрые чувства, до сих пор дремавшие в груди, пробудились. Сдерживая ярость, чтобы не выдать себя, он тем не менее счел необходимым немедленно отстоять свои права. Не хватало еще, чтобы с ним перестали считаться в труппе, которой он так долго командовал, пока ею не завладел этот тип, наполнивший его кошелек и отнявший власть. Итак, когда Полишинель закончил свою речь, вперед выступил Бине. Грим помог ему скрыть горькие чувства, и он притворно присоединился к похвалам Полишинеля в адрес своего дорогого компаньона, но сделал это так, чтобы стало ясно, что все, чего добился Скарамуш, сделано с помощью и под руководством Бине. Он поблагодарил Скарамуша - так, как господин благодарит своего дворецкого за старательно выполненные приказания. Речь Бине не обманула труппу и не успокоила его самого - напротив, его горечь только усилилась от этой тщетной попытки. Ну да ладно, по крайней мере его честь спасена и он показал им, кто глава труппы. Пожалуй, я не совсем точно выразил свою мысль, сказав, что его речь не обманула актеров, так как они все же заблуждались относительно его чувств. Они верили, что, приписывая все заслуги себе, в душе он так же, как все, благодарен Скарамушу. Андре-Луи вместе с актерами разделял это заблуждение и в короткой ответной речи великодушно подтвердил заслуги господина Бине. Затем он объявил, что их успех в Нанте тем дороже для него, что теперь может сбыться его заветная мечта - обвенчаться с Клименой. Да, он сознает, что совершенно недостоин такого счастья. Теперь они с его добрым другом господином Бине, которому он обязан всем, чего достиг для себя и труппы, станут еще ближе. Новость вызвала радостное оживление, ибо в театральном мире так же любят влюбленных, как везде. Все шумно приветствовали счастливую пару - за исключением бедного Леандра, глаза которого стали еще грустнее, чем обычно. В тот вечер они сидели одной семьей на втором этаже в гостинице на набережной Ла Фосс - в той самой гостинице, откуда несколько недель тому назад Андре-Луи отправился играть совсем другую роль перед нантской публикой. Но разве та роль сильно отличалась от нынешней? - размышлял он. Разве и тогда он не был Скарамушем-интриганом, речистым и лицемерным, обманывавшим людей и цинично вводившим их в заблуждение, излагая мнения, которые не были его собственными? Разве удивительно, что он так быстро добился блестящего успеха как актер? Не был ли он всегда актером и не предназначила ли его для этого сама природа? В следующий вечер они играли "Робкого влюбленного" перед полным залом. Слухи о блестящем начале гастролей облетели весь город, и успех был такой же, как в понедельник. В среду они давали "Фигаро-Скарамуша", а в четверг вышел "Нантский курьер" со статьей на целую колонку, в которой расхваливались блестящие импровизаторы, посрамившие заурядных декламаторов, произносящих заученные тексты. Андре-Луи посмеивался про себя, читая эту газету за завтраком, так как у него не было никаких заблуждений насчет ложности последнего утверждения. Просто их труппа - новинка, и пышность, с которой ее подали, провела автора статьи. В этот момент вошли Бине с Клименой, и Андре-Луи приветствовал их. Он помахал газетой: - Все в порядке, мы остаемся в Нанте. - Вот как? - кисло сказал Бине. - У вас всегда все в порядке, мой друг. - Прочтите сами, - протянул Андре-Луи газету. Господин Бине начал читать с угрюмым выражением лица, потом молча отложил газету и принялся за еду. - Ну что, я был прав? - спросил Андре-Луи, которого слегка заинтриговало поведение господина Бине. - В чем? - Когда говорил, что надо ехать в Нант. - Если бы так не считал я, мы бы никуда не поехали, - ответил господин Бине, продолжая есть. Удивленный Андре-Луи сменил тему. После завтрака они с Клименой отправились прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, не такое холодное, как в последние дни. Когда они выходили, Коломбина бестактно навязалась им в спутницы. Правда, Арлекин несколько исправил дело, догнав их бегом и присоединившись к Коломбине. Андре-Луи, шагавший с Клименой впереди, завел разговор о том, что занимало его сейчас больше всего. - Ваш отец очень странно держится со мной. Можно подумать, что он ни с того ни с сего стал ко мне плохо относиться. - Ну что вы, вам кажется, - возразила Климена. - Отец очень благодарен вам, как и все мы. - Ничуть не бывало. Он злится на меня, и, кажется, я знаю, за что. А вы? Разве вы не догадываетесь? - Нет, нисколько. - Если бы вы были моей дочерью - слава Богу, это не так, я был бы обижен на мужчину, который отобрал бы вас. Бедный старый Панталоне! Он назвал меня разбойником, когда я сказал ему, что собираюсь на вас жениться. - Он прав. Вы - дерзкий разбойник, Скарамуш. - Что противоречит моему амплуа, - сказал он. - Ваш отец считает, что актеры должны играть на сцене роли, соответствующие их характеру. - Но вы же действительно берете все, чего пожелаете, не так ли? - Она взглянула на него восхищенно и застенчиво. - Да, когда удается. Я не стал дожидаться, пока ваш отец даст согласие на наш брак, и, когда он фактически отказал мне, силой вырвал у него это согласие. Ручаюсь, теперь ему ни за что не получить его обратно. Наверно, это злит вашего отца больше всего. Климена засмеялась и приготовилась сострить в ответ, но Андре-Луи не слышал ни слова. По набережной, где было оживленное движение, к ним приближался кабриолет, верх которого был почти сплошь из стекла. Двумя великолепными гнедыми лошадьми правил кучер в роскошной ливрее. В кабриолете сидела хрупкая молодая девушка, закутанная в ротонду из меха рыси. Ее лицо с тонкими чертами было красиво. Девушка подалась вперед, губы ее полураскрылись, она пожирала Скарамуша глазами. Наконец, почувствовав на себе взгляд, он посмотрел в ее сторону и, пораженный, остановился. Климена, прервав фразу на середине, тоже остановилась и потянула Андре-Луи за рукав. - Что случилось, Скарамуш? Но он не отвечал. В эту минуту осанистый кучер, повинуясь распоряжению маленькой госпожи, остановил возле них кабриолет, и лакей в белых чулках соскочил на землю. Климене изящно одетая девушка в карете с гербами показалась сказочной принцессой. И эта принцесса, глаза которой засияли, а на щеках вспыхнул румянец, протянула Скарамушу руку в элегантной перчатке. - Андре-Луи! - позвала она. Скарамуш запросто взял эту царственную особу за руку - точно так же, как мог бы взять за руку Климену, - и, не спуская с нее глаз, отражавших ее радостное удивление, фамильярно обратился по имени: - Алина! Глава VIII. СОН Дверь, - приказала Алина лакею и на одном дыхании сказала Андре-Луи: - Садитесь. - Минуту, Алина. Он повернулся к своей спутнице, застывшей в изумлении, и к подошедшим в этот момент Арлекину с Коломбиной. - Вы позволите, Климена? - сказал он, запыхавшись. Но это было скорее утверждение, чем вопрос. - К счастью, вы не одни. Арлекин вас проводит. Увидимся за обедом. С этими словами он, не дожидаясь ответа, вскочил в кабриолет. Лакей закрыл дверцу, кучер щелкнул кнутом, и королевский экипаж покатил по набережной, а три комедианта смотрели ему вслед с открытым ртом. Наконец Арлекин рассмеялся: - Наш Скарамуш - переодетый принц! Коломбина захлопала в ладоши и сверкнула белыми зубами. - Ах, Климена, прямо как в романе! Какая прелесть! Климена перестала хмуриться, чувство обиды сменилось у нее недоумением. - Но кто она? - Конечно же, его сестра, - уверенно заявил Арлекин. - Его сестра? Откуда ты знаешь? - Я просто знаю, что он скажет тебе, когда вернется. - А почему? - Потому что ты все равно не поверила бы, скажи он, что это его мать. Проводив экипаж взглядом, они побрели в ту же сторону. А в это время в экипаже Алина с серьезным видом разглядывала Андре-Луи. Она сжала губы, тонкие брови слегка двинулись. - У вас странная компания, Андре, - вот первое, что она ему сказала. - Или я ошиблась и ваша спутница - не мадемуазель Бине из Театра Фейдо? - Вы не ошиблись. Однако я и не предполагал, что мадемуазель Бине уже так известна. - О, что до этого... - Она пожала плечами, в голосе послышалось спокойное презрение. Она пояснила: - Просто вчера я была на спектакле. Думаю, я узнала ее. - Вы были вчера вечером в Фейдо? Как же я вас не увидел? - А вы тоже там были? - Был ли там я? - воскликнул он, но, опомнившись, сразу же заговорил безразличным тоном. - О да, я там был. - Ему почему-то не хотелось признаться, что он без всякого сопротивления пал, с ее точки зрения, так низко. Слава Богу, грим и измененный голос сделали его неузнаваемым даже для Алины, которая знала его с детства. - Понятно, - сказала она и еще плотнее сжала губы. - Что же вам понятно? - Что мадемуазель Бине на редкость привлекательна. Разумеется, вы были в театре, это ясно по вашему тону. Знаете, вы разочаровываете меня, Андре. Наверно, это глупо с моей стороны и говорит о том, что я недостаточно хорошо знаю сильный пол. Мне известно, что большинство светских молодых людей испытывает непреодолимую тягу к существам, которые выставляют себя напоказ на подмостках, но от вас я этого не ожидала. Я имела глупость вообразить, что вы не такой и выше подобного пустого времяпрепровождения. Я считала, что вы немного идеалист. - Вы льстите мне! - Да, теперь я вижу, что заблуждалась, но вы сами сбили меня с толку. Вы столько рассуждали о какой-то морали, с таким пылом разглагольствовали о философии, так тонко лицемерили, что я обманулась. Странно, что при таком актерском даровании вы не вступили в труппу мадемуазель Бине. - Вступил, - сказал он. Ему пришлось признаться в этом, ибо он выбрал меньшее из двух зол. На лице Алины появилось недоверие, сменившееся ужасом и, наконец, отвращением. - Ну конечно, - сказала она после долгой паузы, - таким образом вы могли находиться вблизи своей пассии. - Это лишь одна из причин, была и другая. Дело в том, что, когда мне пришлось выбирать между сценой и виселицей, я проявил неслыханную слабость, предпочтя первое. Такое поведение недостойно. человека со столь благородными идеалами, как у меня, но что поделаешь? Подобно всем теоретикам, оторванным от жизни, я нахожу, что проповедовать легче, чем осуществлять. Итак, мне остановить карету и выйти, чтобы не осквернять ее своей недостойной персоной? Или рассказать, как все случилось? - Сначала расскажите, а там видно будет. Он рассказал, как встретил труппу Бине и жандармов и понял, что, присоединившись к труппе, сможет в безопасности переждать, пока не минует опасность. Услышав объяснения, Алина смягчилась, и тон ее перестал быть ледяным. - Мой бедный Андре, почему же вы не сказали мне все сразу? - Во-первых, вы не дали мне на это времени; во-вторых, я боялся шокировать вас зрелищем своего падения. Она приняла его слова всерьез. - Так ли уж необходимо было вступать в труппу? И почему вы не написали нам, где находитесь? Я же вас просила. - Я как раз думал об этом вчера, но колебался из-за некоторых соображений. - Вы думали, нам будет неприятно узнать, чем вы занимаетесь? - Пожалуй, я предпочитал удивить вас своими блестящими успехами. - О, так вы собираетесь стать великим актером? - с откровенным пренебрежением спросила она. - Возможно. Но меня больше привлекают лавры великого драматурга. И не фыркайте столь презрительно. Писать пьесы - почетное занятие. Высший свет считает за честь знакомство с такими людьми, как Бомарше и Шенье. - А вы не хуже их? - Я надеюсь их превзойти, однако признаю, что именно они научили меня ходить. Как вам понравилась вчерашняя пьеса? - Она забавна и хорошо задумана. - Позвольте познакомить вас с автором. - Так это вы? Но ведь это труппа импровизаторов. - Даже импровизаторам нужен автор, чтобы писать сценарии, - пока что я пишу только их, но скоро возьмусь за пьесы в современном духе. - Вы обманываете себя, мой бедный Андре. Чем была бы вчерашняя пьеса без актеров? Вам повезло со Скарамушем. - Познакомьтесь с ним - только это секрет! - Вы - Скарамуш? Вы? - Она повернулась, чтобы как следует разглядеть Андре-Луи. Он улыбнулся своей особенной улыбкой - не разжимая губ, - от которой на щеках появлялись глубокие складки, и кивнул. - Так я вас не узнала? - Вы, разумеется, вообразили, что я - рабочий сцены? А теперь, когда вы знаете все обо мне, расскажите, что в Гаврийяке? Как мой крестный отец? - Он здоров, - сказала она, - и все еще сильно разгневан на вас. - Напишите, что я тоже здоров и процветаю, и этим ограничьтесь. Не стоит сообщать ему, чем я занимаюсь, - ведь у него есть свои предрассудки. К тому же это было бы неосторожно. А теперь я задам вопрос, который у меня на языке вертится с тех пор, как я сел в экипаж. Что выделаете в Нанте, Алина? - Я приехала навестить свою тетю, госпожу де Сотрон. Это с ней я была вчера в театре: нам стало скучно в замке. Но сегодня у тети будут гости, и среди них - маркиз де Латур д'Азир. Андре-Луи нахмурился и вздохнул. - Алина, вы когда-нибудь слышали, как погиб бедный Филипп де Вильморен? - Да, мне рассказал сначала дядя, а потом и сам господин де Латур д'Азир. - Разве это не помогло вам решить вопрос о браке? - А при чем тут это? Вы забываете, что я всего лишь женщина и не смогу рассудить мужчин в подобных делах. - А почему бы и нет? Вы вполне способны это сделать, тем более что вы выслушали обе стороны. Ведь мой крестный, надо полагать, сказал вам правду. Вы можете, но не хотите рассудить. - Тон его стал резким. - Вы намеренно закрываете глаза на справедливость, ибо иначе вам пришлось бы отказаться от противоестественных честолюбивых устремлений. - Превосходно! - воскликнула она и взглянула на него насмешливо. - А знаете, вы просто смешны! Я нахожу вас среди отбросов общества, и вы, не краснея, выпускаете руку актрисы и идете поучать меня. - Даже если бы они были отбросами общества, то и тогда уважение и преданность вам. Алина, заставили бы меня дать совет. - Он стал суров и непреклонен. - Но это не отбросы. Актриса может обладать честью и добродетелью, но их нет у светской дамы, которая, вступая в брак, продает себя за богатство и титул, чтобы удовлетворить тщеславие. Алина задохнулась и побелела от гнева. Она протянула руку к шнурку. - Я полагаю, мне лучше высадить вас, чтобы вы вернулись и поискали чести и добродетели у своей девки из театра. - Вы не должны так говорить о ней. - Ну вот, теперь еще не хватало нам поспорить о ней. Вы считаете, я слишком деликатно выразилась? Наверно, мне следовало назвать ее... - Если уж вы непременно хотите говорить о ней, называйте ее моей женой. Изумление умерило гнев Алины, и она еще сильнее побледнела. - Боже мой! - произнесла она и с ужасом взглянула на него. - Вы женаты? Женаты на этой... - Еще нет, но скоро женюсь. И позвольте сказать вам, что эта девушка, о которой вы говорите с презрением, даже не зная ее, так же порядочна и чиста, как вы, Алина. Ум и талант помогли ей пробиться, и она обязательно добьется большего. К тому же у нее есть женственность, поэтому она при выборе супруга руководствуется природным инстинктом. Дрожа от гнева, Алина дернула за шнурок. - Вы сию же минуту выйдете, - бушевала она. - Как вы смеете сравнивать меня с этой... - С моей женой, - перебил он, не дав ей сказать грубое слово. Он открыл дверцу сам, не дожидаясь лакея, и спрыгнул на землю. - Передайте от меня привет убийце, за которого вы собираетесь замуж, - яростно сказал он и захлопнул дверцу. - Езжайте, - бросил он кучеру. Экипаж покатил прочь по предместью Жиган, а Андре-Луи стоял, дрожа от ярости. Однако пока он шел в гостиницу, гнев постепенно остывал, и он начал понимать Алину, а поняв, в конце концов простил. Не ее вина, что она считает каждую актрису потаскушкой: так ее воспитали. Воспитание также приучило ее спокойно принимать чудовищный брак по расчету, к которому ее склонили. Вернувшись в гостиницу, он застал труппу за столом. Когда он вошел, воцарилось молчание, столь внезапное, что волей-неволей пришлось предположить, что беседовали о нем. Арлекин и Коломбина рассказали историю о переодетом принце, которого увезла в фаэтоне какая-то принцесса, не упустив ни одной детали. Климена была задумчива и молчалива. Она размышляла о том, что Коломбина назвала "как в романе". Ясно, что ее Скарамуш - не тот, за кого себя выдавал, иначе он и та дама из высшего света не фамильярничали бы друг с другом. Еще не зная, что он занимает высокое положение, Климена завоевала его - и вот награда за ее бескорыстную привязанность. Даже тайная враждебность Бине растаяла при поразительной новости. Он весьма игриво ущипнул дочь за ушко: - Так-так, дитя мое, уж тебе-то удалось разглядеть, что кроется за его маской! Климена обиженно отвергла это предположение. - Ничего подобного, - ответила она. - Я считала его тем, за кого он себя выдавал. Бине с самым серьезным видом подмигнул дочери и рассмеялся: - Ну разумеется! Но, подобно твоему отцу, который когда-то был благородным человеком и умеет отличить повадки благородных людей, ты сумела разглядеть в нем что-то изысканное, отличающее его от тех, с кем тебе, увы, до сих пор приходилось водиться. Так же, как и мне, тебе хорошо известно, что свою высокомерную манеру держаться и повелительный тон он усвоил не в затхлой конторе адвоката и что ни в речах, ни в мыслях у него нет ничего от буржуа, за которого он себя выдает. Завоевав его, ты проявила проницательность. Известно ли тебе, Климена, что я еще буду очень гордиться тобой? Климена вышла, не ответив отцу: его льстивый тон претил ей. Конечно, Скарамуш светский господин - если угодно, со странностями, но прирожденный аристократ. А она станет настоящей госпожой. Отцу придется научиться иначе обращаться с ней. Когда возлюбленный Климены вошел в комнату, где они обедали, она взглянула на него застенчиво - но иначе, чем раньше. Она впервые заметила гордую посадку головы, упрямый подбородок, изящество движений - изящество человека, у которого в юности были учителя танцев и фехтования. Ее покоробило, когда он, бросившись в кресло, обменялся, по своему обыкновению, остротами с Арлекином, как с равным. Еще больше ее задело, что Арлекин, который теперь знал, кто такой Скарамуш, держался с ним с неподобающей фамильярностью. Глава IX. ПРОБУЖДЕНИЕ - Знаете ли вы, - сказала Климена, - что я жду объяснений, которые вы, как мне кажется, должны дать? Андре-Луи опоздал к обеду, и теперь они были за столом одни. Он набивал себе трубку: поступив в труппу Бине, он приобрел привычку курить. Остальные ушли, поняв, что Скарамуша и Климену надо оставить наедине. Правда, Андре-Луи придерживался на этот счет иного мнения. Он лениво затянулся, потом нахмурился. - Объяснений? - спросил он, взглянув на нее. - А по какому поводу? - По новоду того, что вы обманывали нас - меня. - Я никого не обманывал. - Вы хотите сказать, что просто держали язык за зубами и что молчание - не обман? Разве скрывать от будушей жены свое прошлое - не обман? Вам не следовало притворяться, что вы - простой сельский адвокат, впрочем, любому ясно, что это не так. Возможно, это очень романтично, но... Итак, объяснитесь ли вы наконец? - Ясно, - сказал он н затянулся трубкой. - Вы ошибаетесь, Климена, - я никого не обманывал. Если я не все о себе рассказал, то лишь потому, что не считал это важным. Но я никогда не выдавал себя за другого. Когда я представился, то говорил правду. Его упорство начало раздражать Климену, и раздражение отразилось на ее прелестном лице н прозвучало в голосе. - Ха! А та знатная дама, которая вас увезла в кабриолете, не особенно со мной церемонясь? Вы ведь с ней накоротке. Кто она вам? - Почти сестра. - Почти сестра! - вознегодовала Климена. - Арлекин угадал, что вы скажете именно так. Он шутил, но мне было не очень смешно. Теперь же, когда он оказался прав, мне совсем не смешно. Надеюсь, у нее есть имя, у этой сестры? - Разумеется, у нее есть имя. Ее зовут мадемуазель Алина де Керкадью. Она племянница Кантена де Керкадью, сеньора Гаврийяка. - Ого! Недурное имя у вашей сестрицы! И что же это значит - "почти сестра", дружок? Впервые за время знакомства с Клименой Андре-Луи, к своему сожалению, заметил некоторую вульгарность манер и сварлиность тона. - Точнее было бы сказать, что она приходится мне почти кузиной. - Почти кузиной? Да что же это за родство такое! Клянусь честью, вы кого угодно запутаете! - Да, тут нужно кое-что пояснить. - А я вам о чем битый час твержу? - Да нет, просто все это неважно. Впрочем, судите сами. Ее дядя, господин де Керкадью, - мой крестный отец, поэтому мы с Алиной вместе играли в детстве. Все в Гавриияке думают, что господин де Керкадью - мой настоящий отец. Он с ранних лет заботился о моем воспитании, и только благодаря ему я получил образование в в коллеже Людовика Великого. Я обязан ему всем, что имею, - точнее, всем, что имел, так как по своей воле теперь оказался на улице и не имею ничего - кроме того, что зарабатываю в театре или иным способом. Климена сидела бледная, ошеломленная жестоким ударом, нанесенным ее гордыне. Еще вчера рассказ Скарамуша не произвел бы на нее ровно никакого впечатления, а сегодняшнее происшествие лишь возвысило бы Скарамуша в ее глазах. Но теперь, когда ее воображение соткало для него такое великолепное происхождение, когда все уверены, что, заключив с ним брак, она сделается знатной дамой, признание Скарамуша сокрушило и унизило ее. Переодетый принц оказался всего-навсего незаконнорожденным сыном сельского дворянина! Она станет посмешищем актеров, которые только что завидовали се романтической судьбе! - Вам следовало рассказать мне это раньше, - глухо проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Да, возможно. Однако разве это важно? - Важно? - Она подавила ярость, чтобы задать следующий вопрос. - Вы говорите, что все считают господина де Керкадью вашим отцом. Что вы имеете в виду? - То, чт