светильников слился в огненную черту. Лестница... вниз... махом через перила -- на следующий пролет... и еще раз... здесь же должен торчать охранник -- куда он подевался?.. коридор, ведущий к кабинету резидента... охрана, где же вся охрана, дьявол их раздери?!. А за спиною шаги -- мерные, будто нарезающие на аккуратные ломтики плотную и вязкую тишину коридора... А-а-а-а!!! -- да ведь это же тупик!.. куда, куда теперь?.. в кабинет -- выбирать не из чего... ключ... в скважину не лезет, сука!.. о кретин, это ж от сейфа... спокойнее, спокойнее... Ауле Великий, помоги -- этот чертов замок и так-то вечно заедает... а шаги ближе и ближе -- как ледяная капель на выбритую макушку... (кстати, интересно, а почему он не переходит на бег? -- заткнись, идиотина, не каркай!)... спокойно... поворачиваю... Все, порядок!!! Ящерицею проскользнув в щель чуть приоткрывшейся двери кабинета, он навалился на нее изнутри всем телом и успел запереться на ключ в тот самый миг, когда шаги оборотня достигли порога. Зажигать внутри свет капитан не стал -- не было сил; трясущийся и потный -- хоть выжимай, он уселся прямо на паркет посреди комнаты, в обширном квадрате лунного света, перечеркнутом решеткой оконного переплета. Странное дело: умом Марандил понимал, что кошмарный преследователь никуда не делся, но здесь, сидя на этом серебристом коврике, отчего-то ощущал себя в безопасности -- будто в детской игре, когда ты успел прокричать: "Трик-трак, чур я в домике!" Он рассеянно вгляделся в рисунок лунных теней на полу рядом с собою и тут только догадался поднять взор на само окно. Поднял -- и едва не завыл от ужаса и отчаяния. На карнизе, почти прижавшись лицом к стеклу, стоял человек, в облике которого было нечто удивительно напоминающее гиену. Этому второму оборотню явно ничего не стоило вышибить ногою оконный переплет и спрыгнуть в комнату, однако он не двигался с места и лишь глядел на Марандила в упор круглыми бледно фосфоресцирующими глазами... Сзади тем временем послышался слабый металлический скрежет -- Мангуст уже занялся дверным запором. "Хорошо хоть ключ остался в скважине", -- промелькнуло в голове капитана, и в ту же секунду на дверь обрушился страшный удар. Рядом с замком возникло рваное овальное отверстие дюймов шести в поперечнике, сквозь которое хлынула из коридора струя тусклого света: струя эта, впрочем, почти мгновенно усохла до нескольких лучиков -- дыру чем-то заткнули снаружи, -- а потом вдруг раздался щелчок отпираемого замка, и дверь кабинета распахнулась настежь... Только тут Марандил понял, что лейтенант просто прошиб ударом кулака дверную филенку, просунул руку в дыру и спокойно повернул изнутри торчащий в скважине ключ. Капитан метнулся было к подоконнику (человек-гиена с наружного карниза пугал его меньше, чем Мангуст), и тогда из непроглядной тьмы по углам комнаты с бесшумной грацией выскользнули еще двое -- он отчего-то сразу понял: волки. Они выволокли его за ноги из-под стола, куда он пытался забиться, и стояли теперь над добычей, ощеря клыки и обдавая капитана острым запахом псины и жарким мясным дыханием, а он, осознав уже с полной неотвратимостью, как предстоит ему сейчас расплатиться за свое предательство, раздавленно скулил на полу, судорожно пытаясь прикрыть горло и пах... И вдруг все это наваждение развеялось, повинуясь бесстрастному голосу Мангуста: "Капитан Марандил, именем короля вы арестованы. Сержант, отберите у него оружие, жетон и ключи от сейфа. В подвал его!" Нет! Нет!! Не-е-ет!!! Это неправда, этого просто не может быть... С кем угодно, но только не с ним -- капитаном тайной стражи Марандилом, главою умбарской резидентуры!.. Но его уже волокут вниз по крутым выщербленным ступенькам (ему вдруг со странной отчетливостыо припомнилось, что ступенек этих ровно двадцать штук, а на четвертой снизу есть по центру здоровенная выбоина), а потом, в подвале, единым махом вытряхивают из одежды и, голого, подвешивают за связанные большие пальцы на крюк в потолочной балке... И тогда перед ним вновь возникает лицо Мангуста -- глаза в глаза: -- Твои шашни с умбарской секретной службой меня сейчас не интересуют. Я хочу знать -- кто надоумил тебя навести на нашу группу эльфов, стравив их подполье с тайной стражей Его Величества. На кого ты работаешь в Минас-Тирите -- на людей Арвен? Что им известно о миссии Тангорна? -- Я ничего не знаю, клянусь чем угодно! -- хрипит он, корчась от боли в выдернутых суставах и отлично понимая, что это еще пока легкая разминка. -- Я не отдавал никаких приказов о похищении этого Альгали -- Араван либо рехнулся, либо работал от себя... -- Приступайте, сержант... Так кто велел тебе засветить меня эльфам?.. Они хорошо знают свое дело и очень точно дозируют боль, не давая ему ускользнуть в настоящее беспамятство, и это длится долго, бесконечно долго... А потом все кончилось: милость Валаров воистину беспредельна, и ласковые ладони Вайры подхватывают его, унося в самое надежное из убежищ -- в сумрачные покои Мандоса. ...Солнечный луч бил Марандилу прямо в глаза -- время близилось к полудню. Он со стоном оторвал тяжеленную -- будто и не спал вовсе -- голову от свернутого плаща, заменявшего ему подушку, тщетно пытаясь то ли проглотить, то ли выплюнуть крик, что так и застрял в пересохшем горле. Привычно нашарил на полу рядом с диваном недопитую бутылку рома и, выдернув зубами пробку, сделал несколько крупных глотков. Вообще-то алкоголь ему уже не помогал -- чтобы по-настоящему прийти в себя, требовалось нюхнуть кокнара: страх за эти дни полностью выел резидента изнутри, оставив лишь жалкую сморщенную оболочку. За ворота посольства капитан теперь не выходил вовсе, а спал только днем, не раздеваясь: он отчего-то убедил себя, будто Мангуст явится за ним именно в полночь -- как в преследовавших его кошмарах. Кошмары эти были затейливы и разнообразны. Мангустова спецкоманда то проскальзывала внутрь его кабинета тенями-ниньокве, то заявлялась вполне натуральными призраками прямо из глубин большого настенного зеркала кхандской работы (очнувшись в тот раз, он тут же разбил его вдребезги), а то просто вламывалась в дверь, как обычный полицейский наряд -- при всех регалиях и документах. Ярче всего ему запомнился тот сон, где на него напали четыре огромных -- с кошку размером -- нетопыря. Неуязвимо-верткие, они гоняли капитана по всему ночному зданию и со злобным писком хлестали его по голове своими кожистыми крыльями, норовя добраться до глаз: ладони, которыми он прикрывал лицо, и затылок с шеей были уже изорваны в кровавый фарш их мелкими острыми клыками -- и лишь тогда последовала неизменная сюжетная развязка: "Капитан Марандил, именем короля вы арестованы. Сержант, отберите у него оружие, жетон и ключи от сейфа. В подвал его!" -- Господин секретарь! Господин секретарь, очнитесь! -- Тут только он сообразил, что проснулся не сам по себе -- в дверях кабинета переминается вестовой. -- Вас срочно вызывает господин посол. "Срочно вызывает" -- это что-то новенькое. Получив десять дней назад в утренней почте пакет с показаниями Аравана, Чрезвычайный и полномочный посол Воссоединенного Королевства сэр Элдред потребовал от резидента объяснений: получив же вместо таковых жалобный лепет на тему "я не я и корова не моя", он стал шарахаться от капитана как от зачумленного, демонстративно прервав с ним всякие дела. Самый ужас состоял в том, что версия событий, продиктованная Аравану Тангорном, оказалась столь убедительной, что Марандил усомнился в собственном рассудке: а вдруг он и вправду отдал такой приказ -- находясь в каком-то помрачении ума? Он утвердился в этом настолько, что ликвидировал раненого Моримира ("А ну как тот, придя в себя, тоже подтвердит факт приказа на похищение Альгали?"): ликвидировал второпях, оставив множество следов, и тем самым отрезал себе всякие пути к отступлению. Марандил физически ощущал удушливую пустоту, возникшую вокруг него в резидентуре: подчиненные -- все как один -- избегали встречаться с ним взглядом, а в помещениях, куда он заходил, тотчас замирали всякие разговоры. Умом он понимал, что самое время уходить в бега, но оказаться в одиночку в городе боялся еще больше. Оставалось лишь уповать на то, что ДСД доберется до Мангуста раньше, чем тот -- до него; в то, что лейтенанта сумеет остановить его собственная охрана (та получила соответствующий приказ), он уже не верил. -- Что там за пожар? -- хмуро спросил он вестового, пытаясь привести в порядок одежду, изрядно пожеванную после сна. -- Труп там какой-то нашли -- говорят, по вашей части. Приметы -- много мелких шрамиков на губах... В кабинет посла Марандил почти вбежал -- и был тотчас аккуратно взят под руки двумя занявшими позицию по бокам от двери оборванцами в перемазанных грязью камзолах. Сэр Элдред стоял чуть поодаль; в его позе и выражении лица причудливым образом смешивались оскорбленное аристократическое высокомерие и служебное подобострастие -- чувствовалось, что его превосходительство только что получил пресловутую скипидарную клизму ведра эдак на три. В кресле же посла сидел, нога на ногу. Мангуст собственной персоной -- столь же чумазый, как и его подчиненные. -- Капитан Марандил, именем короля вы арестованы. Сержант, отберите у него оружие, жетон и ключи от сейфа. В подвал его! -- И, вставая, бросил через плечо: -- А вам, господин посол, настоятельно рекомендую дать по заднице мешалкой начальнику охраны. Вообще-то к вам сюда можно пробраться минимум четырьмя способами, но чтоб даже входы в ливневую канализацию не были забраны решетками... То есть такое раздолбайство просто в голове не укладывается! Так что не удивляйтесь, ежели как-нибудь поутру обнаружите в посольском саду цыганский табор, а в вестибюле -- пару дрыхнущих бродяг... Нет! Нет!! Не-е-ет!!! Это неправда, этого просто не может быть... С кем угодно, но только не с ним -- капитаном тайной стражи Марандилом, главою умбарской резидентуры!.. Но его уже волокут вниз по крутым выщербленным ступенькам (ему вдруг со странной отчетливостью припомнилось, что ступенек этих ровно двадцать штук, а на четвертой снизу есть по центру здоровенная выбоина), а потом, в подвале, единым махом вытряхивают из одежды и, голого, подвешивают за связанные большие пальцы на крюк в потолочной балке... И тогда перед ним вновь возникает лицо Мангуста -- глаза в глаза. -- Твои шашни с умбарской секретной службой меня сейчас не интересуют. Я хочу знать -- кто надоумил тебя навести на нашу группу эльфов, стравив их подполье с тайной стражей Его Величества. На кого ты работаешь в Минас-Тирите -- на людей Арвен? Что им известно о миссии Тангорна? -- Я ничего не знаю, клянусь чем угодно! -- хрипит он, корчась от боли в выдернутых суставах и отлично понимая, что это еще пока легкая разминка. -- Я не отдавал никаких приказов о похищении этого Альгали -- Араван либо рехнулся, либо работал от себя... -- Приступайте, сержант... Так кто велел тебе засветить меня эльфам?.. Они хорошо знают свое дело и очень точно дозируют боль, не давая ему ускользнуть в настоящее беспамятство, и это длится долго, бесконечно долго... А потом все кончилось: милость Валаров воистину беспредельна, и ласковые ладони Вайры подхватывают его, унося в самое надежное из убежищ -- в сумрачные покои Мандоса... Как же -- "уносят"... Дожидайся! -- ...И не надейся, паскудина, что ты сдохнешь раньше, чем выложишь все! Так на кого из свиты Арвен ты работаешь? Как осуществляется связь? Ничего не кончилось -- все только начиналось... ГЛАВА 50 Умбар, Длинная дамба. 26 июня 3019 года Умбарская Длинная дамба не значится среди двенадцати чудес света -- как их перечислил некогда в своей "Всеобщей истории" Аш-Шарам, но это, пожалуй, говорит лишь об особенностях личного вкуса великого вендотенийца: тот отдал предпочтение не функциональным сооружениям (сколь угодно грандиозным), а изысканным безделушкам вроде барад-дурского шпиля или Висячего храма в Мендоре. Семисотсаженная насыпь, соединившая четыре века назад Полуостров с Островами, исправно поражала воображение каждого прибывающего в Умбар: она была шире любой из городских улиц и позволяла разминуться двум бактрианьим караванам. Собственно, за этим ее и строили -- теперь купцам, возившим по Чевелгарскому тракту товары с материка и на материк, не было нужды возиться с паромными переправами. Не задаром, ясное дело: как утверждали злые языки, из тех серебряных монет, что переплатили за эти четыре века в городскую казну караванщики, можно было бы насыпать рядышком вторую такую же дамбу. Перед массивным зданием таможни, высившимся у въезда на дамбу со стороны Полуострова, раскинулся целый городок из пестрых шатров, палаток и бамбуковых балаганчиков. Здесь купец, истомленный пятидневным переходом по крутым серпантинам Чевелгарского тракта, имел все возможности потратить свои денежки более приятным для себя способом, нежели в кабинете сборщика таможенных пошлин. Стелющийся над мангалами сизоватый шашлычный чад -- едва ли не более вкусный, чем сами шашлыки, девушки всех цветов кожи и телесных объемов, ненавязчиво демонстрирующие свои прелести, прорицатели и маги, сулящие за какую-то пикколу предсказать результат грядущей сделки, а за кастамирку -- раз и навсегда стереть в порошок всех твоих конкурентов... Напористо взывали к милосердию нищие, шныряли карманники, артистично завлекали в свою компанию лохов шулера и наперсточники; тут же степенно вершили свой собственный рэкет полицейские (место было хлебное -- чего там... Говорят, некий начинающий страж порядка на полном серьезе подал своему начальнику такой вот рапорт: "Испытывая крайнюю денежную нужду по случаю рождения третьего ребенка, прошу хотя бы ненадолго перевести меня на Длинную дамбу"). Словом, эдакий Умбар в миниатюре -- во всей своей красе. ...Сегодня очередь двигалась совсем уж по-черепашьи. Мало того что таможенные чиновники будто бы норовили заснуть на ходу (что не мешало им неукоснительно совать носы в каждый тюк) -- так еще возник дополнительный затор на самой дамбе, где строителям приспичило менять дорожную облицовку. Здоровенный чернобородый караван-баши из Кханда уже понял: таможенники -- да порази их Всемогущий трясучкой и гнойными язвами! -- промурыжили его столько времени, что раньше обеда его бактрианам уже не попасть на Острова никакими силами -- а значит, сегодняшний базарный день пошел ишаку под хвост. Ладно, чего теперь дергаться и пускать дым из ушей... на все воля Всемогущего. Поручив присматривать за животными и товаром своему помощнику, он, чтобы скоротать время, решил прошвырнуться по палаточному городку. Подзаправившись в одной из харчевен (лагман, три порции превосходного шафранного плова и блюдо сладких пирожков с курагой), он двинулся было назад, но застрял перед маленьким помостом, где призывно изгибалась оливково-смуглая танцовщица, всю одежду которой составляли несколько разлетающихся шелковых ленточек. Два горца с Полуострова так и пожирали ее глазами -- начиная с двигающихся во вполне недвусмысленном ритме стройных бедер и матово-лоснящегося живота; при этом они, разумеется, не забывали время от времени сплевывать, как бы в крайнем омерзении ("Тьфу, и чего городские в том находят? Ведь ни кожи в ней, ни рожи"), а также обмениваться между собою прочувствованными обобщениями на предмет морального облика горожанок. Караван-баши уже прикидывал -- почем ему встанет более тесное знакомство с танцовщицей в ее палатке позади помоста, но тут принесла откуда-то нелегкая хакимианского проповедника -- облаченную в полусгнившие лохмотья плешивую мумию с горящими как уголья глазами, -- и тот с ходу обрушил шквал обличении на головы распутников, "похотливо взирающих на непотребство, чинимое падшей сестрою нашей". "Падшей сестре" все это было абсолютно по барабану, а вот караванщик предпочел быстренько слинять в сторонку: ну его к Богу в рай, а то припечатает еще, чего доброго, каким-нибудь кошмарным проклятием... Бабу, однако, хотелось до невозможности: пять дней воздержания, шутка ли... Впрочем -- какие наши годы! Он пошарил глазами вокруг себя, и -- нате вам, тут же, буквально в десятке шагов, обнаружил искомое. На первый взгляд девка была неказиста -- худышка годков семнадцати, да еще и с украшением в виде хорошо выдержанного, цветов побежалости, фингала под левым глазом, -- но кхандец опытным взглядом оценил достоинства ее гибкой фигурки и едва только не облизнулся в открытую: эт-то, ребята, что-то с чем-то! Ну а что до рожи, так ее, как известно, в случ-чего можно и портянкой прикрыть. -- Скучаем, подруга? -- Отвали, -- равнодушно откликнулась та; голос был чуть хрипловатый, но приятный. -- Ты ошибся, дядя, -- я не по этому делу. -- Так уж и не по этому! Может, просто настоящей цены пока не давали? Так тут все будет путем, не боись... -- И, хохотнув, сцапал ее за руку -- вроде шутя, но хрен вырвешься. Девушка ответила краткой тирадой, которая запросто могла бы вогнать в краску пиратского боцмана, высвободила -- одним точным непринужденным движением -- свою руку из лапищи караванщика и быстро отступила назад, в проулок между залатанной палаткой и кривобоким балаганчиком из камышовых циновок; вообще-то ничего хитрого тут нет -- просто вырываться надо строго в сторону большого пальца схватившего тебя человека, концевой его фаланги, -- однако по первому разу такое впечатляет и, как правило, наводит на верные выводы. Но только не сейчас: раззадоренный караван-баши (это ж надо -- какая-то малолетняя потаскушка будет корчить из себя недотрогу!) со всех ног ломанулся в проулок меж палатками за ускользающей добычей... Не прошло и полминуты, как кхандец появился обратно на площади. Ступал он теперь очень осторожно, вроде как на цыпочках, и, тихонько мыча от боли, прижимал к животу правую кисть, бережно прикрывая ее левой. Ну, мужик, извиняй -- сам дурак, чего тут еще скажешь... Выбить из сустава большой палец потянувшейся к тебе руки -- сущий пустяк для любого оперативника ДСД, даже для зеленого новичка, а уж девушка-то была отнюдь не новичком. Чуть погодя Фей (под этим именем ее знали товарищи по Департаменту) вернулась в "свой" сектор площади, однако злосчастный караванщик навряд ли сейчас узнал бы ее, даже столкнись они нос к носу: шлюха канула в небытие, и вместо нее возник мальчишка-водонос, оборванный и чумазый, но безо всяких следов синяка под глазом -- а ведь внимание наблюдателя обычно фиксируется именно на таких вот "приметах"... Вернуться на свой пост она, надобно заметить, успела как раз вовремя: слепой нищий, сидящий у самого въезда на дамбу, заунывно возопил "Помогите кто чем может, люди добрые!" вместо всегдашнего своего "Люди добрые, помогите кто чем может!" -- сигнал "Ко мне!" Розыскную ориентировку ("Северянин, шатен шести футов росту, глаза серые... тридцать два года, но выглядит моложе... прихрамывает на правую ногу...") Фей, разумеется, помнила дословно, хотя в этот раз она была задействована лишь в оперативном обеспечении, непосредственно подчиняясь одному из опознавателей -- слепому нищему. О том, что нищим этим является сам первый вице-директор ДСД собственной персоной, она, разумеется, даже не подозревала -- равно как и о том, что Джакузи был вчера предупрежден со всей серьезностью: если его затея с облавной охотой на Тангорна не будет реализована в течение ближайших суток, то отставкой без мундира ему не отделаться... Оглашая воздух своим звонким "А вот кому воды, холодной воды со льдом!", девушка ловко ввинтилась в толпу, пытаясь с ходу угадать, кто именно привлек к себе внимание ее командира. На дамбу как раз въезжал воз с мешками, судя по всему -- кукуруза; пару мулов вел в поводу высокий худощавый горец лет двадцати восьми--тридцати, и зазор между его малиновой феской и дорожной брусчаткой составлял в аккурат требуемые шесть футов. Что же до остального... Даже если забыть о хромоте (каковая в действительности могла быть точно такой же "отвлекалочкой", как и ее давешний синяк), то уж глаза-то его были ну никак не серыми. Мешки... мешки -- это серьезно, и как раз по этой причине тут барону ничего не светит. Проскочить дамбу в какой-нибудь винной бочке или ковровом тюке -- ход напрашивающийся; он настолько заезжен, банален и многократно обсмеян, что именно своей опереточностью может соблазнить склонного к парадоксальным решениям Тангорна. Оттого-то таможенники и работают сегодня с предельным тщанием (среди них запущен слух: на дамбе, дабы пресечь всяческое мздоимство, работают инкогнито специальные ревизоры из Казначейства), а все повозки селян -- те из-за дорожного ремонта движутся совершенно по-черепашьи -- успевает незаметно обследовать специально обученная собака. Поставив, таким образом, крест и на мешках, и на их хозяине. Фей скользнула цепким взглядом по вклинившемуся в очередь ("А ну, поберегись!.. Осади в сторону -- плетки захотел?!") наряду конных жандармов с их уловом -- шестерыми скованными попарно арестантами-горцами, -- и, убедившись, что тут полный порядок, перевела взор дальше... Так вот оно что!.. Богомольцы-хакимиане, возвращающиеся в город после Шавар-Шавана -- традиционного трехнедельного паломничества в одно из своих горных святилищ. Человек тридцать, лица в знак смирения закрыты капюшонами власяниц, чуть не половину составляют припадочные и увечные -- в том числе и хромые... Воистину идеальная маска; даже если удастся опознать барона (что практически нереально), как извлечь его из толпы паломников? Силой -- отдав соответствующий приказ бригаде "дорожных ремонтников"? Да тут заварится такая каша, что и подумать страшно, а завтра в городе вообще может дойти до всеобщей резни между хакимианами и аританами... Выманить его на обочину? Но как?.. За этими размышлениями она едва не пропустила момент, когда "ее" слепец встал, уступая свое -- весьма кормное -- местечко другому члену гильдии нищих, и, стуча палкою по дорожным плитам, двинулся вслед за паломниками: это означало, что он опознал Тангорна с полной уверенностью. Несколькими мгновениями спустя Фей из водоноса обратилась в поводыря. На некотором отдалении за ними следовали два горца -- те самые, что вместе с незадачливым караван-баши глазели на танцовщицу (одним из них был Расшуа -- резидент ДСД на Полуострове), а еще дальше -- странноватая компания из двух полууголовного вида щеголей и зачуханного таможенного чиновника; наступил обеденный перерыв и у бригады ремонтников -- они тоже гуськом потянулись к городу. Засада на дамбе свою задачу выполнила: старый конь -- Джакузи -- борозды не попортил... -- Он молодец, девочка. Задумано было превосходно, я ему аплодирую... Это ведь, если по-честному, чистое везение, что я сумел его расколоть -- а остальные-то наши и вовсе лопухнулись. Жаль, он играет не в нашей команде... В голосе вице-директора по оперативной работе звучала почти что нежность; что ж, победа располагает и к великодушию, и к самокритичности. Тут в его памяти вдруг всплыл столик кафе на площади Кастамира, вкус нурнонского, выпитого ими тогда за успех гондольера, и свой собственный вердикт: "Он всего лишь любитель -- хотя и блестящий, и удачливый; ему повезет раз, повезет другой, но на третий он таки свернет себе шею..." Что ж, вот он и наступил -- тот самый "третий раз": ни одному человеку не может везти до бесконечности. -- А как вы сумели узнать его под капюшоном? -- Под капюшоном?.. А, так ты небось решила -- он один из паломников? -- Простите?... -- Конечно, нет. Он -- арестант, правый в первой паре. Лицо замотано окровавленной тряпкой, а хромают они все: кандалы -- это тебе не фунт изюма... -- Но жандармы... -- Жандармы -- самые что ни на есть настоящие. А он -- действительно арестант, в том-то и весь смысл! Отличное решение, по-настоящему изящное... Ты, главное, не останавливайся и не открывай рот, а то люди оборачиваются. Учись, девочка, пока еще живы мастера... Я не про себя -- про него. ГЛАВА 51 -- Я все-таки не понимаю... вернее, не все понимаю, -- призналась Фей, поскольку чувствовала: командир ее пребывает в отличном настроении и потому вполне расположен к объяснениям. -- Он рассчитал верно: сами жандармы наше внимание привлекут с несомненностью (трофейная униформа -- стандартный способ маскировки), а вот их добыча -- если, конечно, жандармы подлинные -- навряд ли. Вот он и сделался такой добычей. Как именно -- пока не знаю, да это и не суть важно: вариантов тьма... прийти, к примеру, в Ирапуато и в местной корчме выплеснуть кому-то из них полкружки вина на мундир... Они его, конечно, отметелят на совесть (что позволит ему закутать разбитую рожу), но зато потом без помех проведут в город, да еще и спрячут на пару-тройку месяцев в самом надежном убежище -- в тюрьме; там его не стали бы искать ни мы, ни люди Арагорна. Это -- если он собирается отсидеться; а может связаться через уголовников с кем-нибудь из своих людей -- да хоть с той же Элвис, -- те сунут сколько надо в лапу судьям либо тюремному начальству, и он будет на свободе уже через пару дней... Только вот в мои планы позволить ему отсиживаться на нарах совершенно не входит. Следуя ярдах в пятидесяти позади жандармов (это действительно оказались "охотники за разбойниками" из Ирапуато), Джакузи со своею спутницей достигли здания полицейского управления порта. Здесь арестованных разделили: четверых повели дальше, по направлению к виднеющейся за Обводным каналом тюрьме Ар-Хоран, а Тангорна и скованного с ним горца (Расшуа к тому времени успел уже идентифицировать того как некоего Чекорелло, троюродного племянника Сарракеша) старший наряда самолично завел в здание полиции. Выждав для порядка минут пятнадцать, Джакузи тоже двинулся внутрь. Дежурному, вознамерившемуся было преградить путь двум оборванцам, он сунул под нос жетон комиссара полиции (удостоверений прикрытия у него при себе была целая куча, от флаг-капитана инженерной службы Адмиралтейства до инспектора таможни, главное тут было не перепутать -- где какое предъявлять) и сухо приказал тому проводить их к начальнику управления. -- Комиссар Рахмаджанян, -- представился он, зайдя в кабинет. Его хозяин, неопрятного вида толстяк с вислыми щеками, казавшийся ожившей карикатурой на полицейского начальника, сделал не слишком успешную попытку извлечь из кресла свой необъятный зад и поприветствовать посетителя: -- Старший инспектор Джезин. Присаживайтесь, комиссар. Чем могу служить? Кстати -- девушка ваш сотрудник? -- Разумеется. "Мальчиковый" камуфляж Фей не ввел Джезина в заблуждение ни на миг. Джакузи, впрочем, и так уже понял по целой куче деталей, что начальник, с одной стороны, достаточно проницателен (что неудивительно: портовое Управление -- сущее золотое дно, претендентов на этот лакомый пост всегда выше крыши), а с другой -- прост и незатейлив как грабли: к примеру, на столе у него совершенно в открытую стоит непочатая бутыль эльфийского вина, за которую в магазинчике "Эльфинит" на набережной Трех Звезд ему пришлось бы выложить примерно три своих месячных оклада... "Совсем уж оборзели", -- сокрушенно отметил про себя Джакузи; впрочем, забота о незапятнанности риз умбарской полиции в задачи ДСД, по счастью, никоим образом не входила. -- Примерно с полчаса назад к вам в управление должны были доставить двух арестованных, горцев... -- начал было он, однако старший инспектор энергично запротестовал: -- Вы ошиблись, комиссар, за последнюю пару часов никого не доставляли! Это было до того неожиданно, что Джакузи попытался было втолковать толстяку, что спорить глупо -- все происходило прямо на его глазах... -- Значит, вам померещилось, комиссар, -- нагло отвечал тот, сделав знак подпирающему косяк дежурному. -- Вот и капрал подтвердит: нет у нас никаких горцев-арестантов и никогда не было! -- Нас тут не понимают, девочка, -- горько покачал головою Джакузи. Фраза была условной. Мгновение спустя указательный палец Фей, обретший вдруг твердость стального штыря, вонзился в основание горла капрала -- точно во впадинку между ключиц, а еще через секунду толстенная дверь кабинета оказалась запертой изнутри, отрезав старшего инспектора от его снующих по коридору подчиненных. Джакузи тем временем перехватил руку Джезина (тот потянулся было за оружием) и легким нажатием на кисть заставил того растечься по креслу, подавившись собственным криком. Оглядясь по сторонам, вице-директор по оперативной работе снес ребром ладони горлышко эльфийской бутылки, привел полицейского в чувство, вылив тому на голову и за шиворот ее драгоценное содержимое, после чего приподнял беднягу за воротник и осведомился со всею возможной задушевностью: -- Где горцы? Толстяк трясся и потел, но молчал. Деликатничать не было времени -- с минуты на минуту могли начать высаживать дверь, -- так что Джакузи изложил свои пропозиции предельно кратко: -- Десять секунд на размышление. Потом я стану считать до пяти и на каждый счет -- ломать тебе по пальцу. А при счете "шесть" перережу горло -- вот этой вот бритвой... Погляди мне в глаза -- я смахиваю на шутника? -- Вы ведь из секретной службы? -- страдальчески пролепетал сизый от ужаса старший инспектор: было ясно как день, что свои нашивки он выслужил, не подставляя шкуры под бандитские ножи в притонах Хармианской слободы. -- Шесть секунд прошло. Ну?! -- Я все расскажу -- все, что знаю! Они приказали мне выпустить их... -- Приказали выпустить?! -- Джакузи показалось, что пол комнаты стремительно ушел у него из-под ног, и в животе возникло омерзительное ощущение падения в пустоту. -- Они -- люди гондорского короля, из тайной стражи. Выполняли задание на Полуострове, но горцы их расшифровали и приговорили к смерти. Они сумели бежать, лесами добрались до Ирапуато -- там сейчас городские жандармы ищут разбойника Уанако -- и велели командующему операцией эвакуировать их в город под видом арестантов... А у нас, в Управлении, они распорядились дать им какую-нибудь городскую одежду и выпустить через задний выход. И еще они сказали, -- тут он страдальчески скривился, -- если я кому-нибудь -- не важно кому -- сболтну об этой истории, они отыщут меня хоть на дне морском, хоть на Заокраинном Западе... Я понимаю -- официально гондорская тайная стража нам не указ, но... Словом, вы меня понимаете... -- С чего вы взяли, что они люди Арагорна? -- Один из них -- лицом явный северянин, из Гондора, -- предъявил жетон сержанта тайной стражи Его Величества... -- Сержант Моримир или сержант Араван... -- с трудом выговорил Джакузи, не узнавая своего голоса; это же просто затмение мозгов -- как он мог упустить из виду жетоны тайной стражи, доставшиеся Тангорну при налете на Фонарную, 4?.. -- Так точно, сержант Моримир! Выходит, вы знаете этих людей? -- Лучше, чем хотелось бы. Когда этот самый Моримир переодевался, вы не обратили внимание, что у него в карманах? -- Только деньги, больше ничего. -- И много денег? -- Примерно десять кастамирок и еще мелочь. -- Что из одежды вы им дали? Вице-директор по оперативной работе механически кивал, фиксируя каким-то дальним краем сознания детальнейшие описания лохмотьев, коими Джезин услужливо снабдил высоких гостей; все равно это уже без толку. Десять кастамирок... Он обернулся к Фей: -- Сейчас выйдешь отсюда через тот же задний выход, что и они. Налево, в сторону Обводного канала, будет магазин Эруко. Возможно, они сменят одежду прямо в нем: магазинчик не из дешевых, но уж десяти-то кастамирок им должно хватить. Если нет, следуй дальше по набережной... -- К Блошиному рынку? -- Верно. Им сейчас дозарезу нужно переодеться -- и это наш единственный шанс. Действуй... Он грузно опустился на каменную оградку рядом со входом в полицейское управление: не глядя протянул руку -- присевший рядом Расшуа тут же вложил в нее фляжку с ромом, -- сделал пару глотков и теперь остановившимися глазами гядел на скользящее к закатной черте солнце. В голове была полная пустота. Конечно же, со временем они нападут на след Тангорна, но его лично это уже не спасет: срок, отпущенный ему Альмандином, истекает через час. Впрочем, никакой ненависти к барону он не испытывал -- игра была честной... -- Мой командир, есть! -- Фей возникла перед ним, сияющая, счастливо запыхавшаяся -- чувствуется, бежала всю дорогу. -- Они переоделись у Эруко, точно как вы сказали, а сейчас зашли в Морской кредитный банк, прямо по соседству. Этого не могло быть, но это было. Судьба в тот день будто бы задалась целью продемонстрировать, сколь мало значат наши собственные усилия и умения в сравнении с ее капризами. "В конце концов, -- думал он, поспешая вслед за Фей к Морскому банку (девушка предусмотрительно оставила там дозор из трех уличных мальчишек), -- в конце концов я, похоже, отделался испугом (тьфу-тьфу-тьфу!), а вот барон... Да, от него удача сегодня отвернулась капитально: все вроде бы делает превосходно, хоть в "Наставление по оперативной работе" вставляй, -- а вот поди ж ты..." К тому времени, когда Тангорн с Чекорелло, одетые теперь с неброской роскошью, вновь появились на улице, сыщики ДСД уже сплели вокруг такую паутину, что не разорвать. Приятели между тем троекратно обнялись, как принято прощаться у горцев, а потом двинулись каждый в свою сторону. Цель посещения ими банка разъяснилась довольно быстро: один из оперативников, владевший навыками "карманной тяги", установил на ощупь, что Чекорелло теперь "набит золотом, как сентябрьская форель -- икрой". Джакузи распорядился не тратить время на горца -- пускай себе проваливает на все четыре стороны -- и, не отвлекаясь, вести Тангорна. Тут как раз прибыло подкрепление -- резервная бригада наружного наблюдения, и отныне шансы барона вырваться из-под колпака стали нулевыми: никакому одиночке не выстоять против организации -- если это сколько-нибудь серьезная организация. Следующие два часа Тангорн лихо и очень грамотно крутил по городу -- то растворяясь в базарной толпе, то затаиваясь в пустых и гулких проходных дворах, то внезапно спрыгивая в наемные гондолы, -- однако не сумел не то что оторваться, но хотя бы даже обнаружить слежку: ДСД -- это вам не гондорская резидентура, профессионалы высочайшего класса... Один только раз совсем уж было успокоившийся Джакузи (он теперь держался в отдалении -- нечто вроде штаба операции) получил от Высших Сил щелчок по носу -- а вот не расслабляйся прежде времени! Наблюдатели доложили, что барон, тщательнейшим образом проверившись, зашел в ресторан "Зеленая макрель"; следует ли идти туда следом за ним, рискуя при этом засветиться, или просто подождать у выхода? -- Зады ресторана перекрыли? -- спросил Джакузи скорее для порядка. Оперативник в ответ лишь судорожно сглотнул... -- Мать вашу!.. -- рявкнул вице-директор, вновь чувствуя, что летит в пустоту. -- Неужто не знаете -- в этой чертовой "Макрели" сортирное окошко таких размеров, что через него кабана можно вытащить наружу?! Вышвырну из Конторы к чертовой матери, раззявы! Произнося последнюю фразу, он успел подумать: если Тангорн все же засек слежку и успел зайти в ресторанный туалет, то он, Джакузи, никого уже ниоткуда не вышвырнет... Однако обошлось. Оказалось, барон сейчас чинно ужинает в отдельном кабинете "Зеленой макрели" с двумя джентльменами, в одном из которых оперативники уже опознали бесследно исчезнувшего секретаря МИД Альгали. ГЛАВА 52 Умбар, ресторан "Зеленая макрель". 26 июня 3019 года -- А чем, кстати, закончилась та история с расстроившейся помолвкой вашей кузины? -- небрежно спросил Тангорн, когда ужин был окончен и Альгали, повинуясь едва заметному кивку своего спутника, покинул их и выбрался из кабинета в общий зал. -- Ничем особенным; Линоэль, надо полагать, крутит новый роман... Кстати, если вы надеетесь сразить меня своей осведомленностью по части лориенской великосветской хроники, то эффект, должен вам признаться, скорее обратный: новости-то той сто лет в обед... "Один-ноль в мою пользу, -- отметил про себя барон, -- иначе зачем ты сразу полез объясняться? Выходит, не так уж эти эльфы мудры и проницательны, как о них говорят..." Вслух же он произнес, чуть пожав плечами: -- Я просто хотел удостовериться, что вы действительно Эландар; прозвучало имя "Линоэль" -- этого, собственно, я и добивался. Конечно, очень наивно, но... -- Тут он улыбнулся чуть смущенной улыбкой. -- А вы не могли бы снять полумаску? -- Извольте. Да, собеседник его, вне всякого сомнения, был эльфом: зрачок не круглый, а вертикальный, как у кошки или змеи: можно, конечно, глянуть еще и на кончики его ушей, скрытые сейчас под прической, но особой нужды в том нет... "Что ж, вот ты и добрался до цели. "...Через мшистые леса и бурные реки, через топкие болота и снежные горы лежал путь рыцаря, и привел его волшебный клубок в ущелье Уггун, где вместо земли был спекшийся шлак, вместо ручьев -- текучая желчь, а вместо зелени -- дурман-трава с разрыв-травою. Здесь-то и обретался в своем логове под гранитными глыбами Дракон..." Правда, на самом деле ты (коль уж следовать древним балладам) вовсе не доблестный рыцарь, а его пройдоха-оруженосец, который подкрался ко входу в пещеру с тем, чтобы забросить туда наживку и тотчас дать деру. Сражаться с выползшим наружу змеем предстоит Халаддину, но шанс на победу появится у доктора, только если чудовище сожрет перед тем подброшенную тобой отравленную приманку: засургученный пакет, извлеченный два часа назад из сейфа Морского банка, где он хранился все это время вместе с мифриловой кольчугой и еще кой-какой мелочевкой... Что ж, это, конечно, до ужаса не по-рыцарски, но наша задача -- освободить мир от дракона, а не попасть в благородные герои детских сказок". -- Надеюсь, вы удовлетворены? -- прервал несколько затянувшееся молчание эльф: в глубине его глаз синеватыми угарными огоньками мерцала насмешка. -- Пожалуй, да. Я не знаком с Эландаром лично, но словесный портрет, пожалуй, совпадает... -- Это уже был чистый блеф, но, судя по всему, он прошел; в любом случае все возможности проверки уже исчерпаны. -- А если вы не тот, за кого себя выдаете, поверьте -- сейчас самое время выйти из игры... Фокус в том, что сведения, которые я собираюсь вам передать, могут стоить головы кое-кому из высших иерархов Лориена, так что те наверняка примутся охотиться за обладателем этой тайны так же, как люди Арагорна -- за мною. Сын клофоэли Эорнис сумеет распорядиться этими сведениями как надо и при этом -- что немаловажно -- остаться в живых, а вот эльф, стоящий хоть на ступеньку ниже... Опасную информацию уничтожают вместе с ее носителями, кто бы они ни были -- это аксиома; впрочем, вы и сами должны понимать, что это значит -- оказаться ненароком обладателем информации не своего уровня... -- С этими словами Тангорн выразительно поглядел в сторону, куда удалился Альгали. -- Да, вы правы, -- спокойно кивнул тот, проследив за взглядом Тангорна. -- Я действительно Эландар, а вы, барон -- коли уж вам известен внутренний титул леди Эорнис, -- действительно ориентируетесь в лориенской кухне. Боюсь только, вы переоцениваете мой ранг в эльфийской иерархии... -- Отнюдь. Просто вам предназначена та же роль, что и у меня, -- посредник. А информация, как вы, вероятно, уже догадались, предназначена для вашей матушки. Более того: у меня есть основания полагать, что клофоэль Эорнис -- тоже не конечный ее адресат. -- Та-ак... -- задумчиво протянул Эландар. -- Значит, Фарамир раздобыл-таки доказательства того, что кое-кто в Лориене всерьез снюхался с Арагорном и собирается использовать Воссоединенное Королевство как козырную карту в своей партии против Владычицы... И теперь князь Итилиена рассчитывает, что та взамен вернет ему минастиритский престол, так что ли? -- Я -- повторяю -- лишь посредник и не уполномочен называть какие-либо имена... А что, собственно, кажется вам невероятным в такой конструкции? -- В принципе она вполне правдоподобна... я бы даже сказал -- слишком правдоподобна. Просто вам лично, барон, я не доверяю ни на грош, как хотите. Слишком уж много вокруг вас шума... То, что за вами охотятся люди Арагорна, вроде бы правда, но вам при этом как-то подозрительно везет: сперва в "Морском коньке", потом на этой Кастамировой луже... А уж эта история с освобождением Альгали -- да кто может поверить в такие совпадения? -- Ну, тут мне трудно возражать: история и в самом деле почти невероятная, -- развел руками барон. -- Значит, вы продолжаете подозревать, что происшествие на Фонарной, 4, -- моя инсценировка? -- Подозревал до вчерашнего дня, -- хмуро признал Эландар. -- Но вчера капитан Марандил был арестован и сделал исчерпывающие признания по этому эпизоду. Он и в самом деле приказал захватить Альгали... Тангорну понадобилось все его самообладание, чтобы не уронить челюсть до полу. Воистину: "слишком хорошо -- тоже нехорошо." -- Мы топчемся на месте, уважаемый, -- резко сказал он, отчего-то почувствовав: пора переходить в атаку. -- Все равно решение тут принимать не вам -- не ваш, извините, уровень... Меня интересует одно: располагаете ли вы возможностью переправить мое сообщение леди Эорнис -- но так, чтобы об этом не узнал никто другой в Лориене? Если нет, разговор беспредметен; тогда мне придется искать другие каналы. Эльф задумчиво погладил ладонью лежащий на скатерти пакет -- явно искал следы магических воздействий. Тангорн затаил дыхание: дракон подошел к приманке и принялся осторожно ее обнюхивать. Вообще-то опасаться ему нечего -- в плане физическом тут все абсолютно чисто, никаких подвохов. -- Надеюсь, -- усмехнулся барон, -- вы способны убедиться в отсутствии ядов или наведенной магии, не вскрывая обертки? -- Да уж как-нибудь... Однако пакет, -- Эландар взвесил его на ладони, -- тянет почти на полфунта, и внутри ясно ощущается металл... много металла. Что в нем есть еще, кроме самого послания? -- Послание завернуто в несколько слоев толстой серебряной фольги, чтобы его нельзя было прочесть снаружи при помощи магии. -- Эльф едва заметно кивнул. -- Внешняя обертка -- мешковина, а в узлы обвязки, там, где расположены сургучные печати, вплетены металлические кольца. Тайно вскрыть такой пакет невозможно: нельзя ни отпарить сургуч от поверхности -- он слишком глубоко проникает между нитями мешковины, ни аккуратненько срезать печать с торца тонким раскаленным лезвием -- мешает заключенное внутри нее кольцо. Так опечатывают правительственную почту в Кханде -- более надежного способа я не знаю... Кстати, тут есть и еще одна страховка: узлы обвязки, которыми закреплены кольца, наверняка не знакомы никому из эльфов. Вот, поглядите. С этими словами Тангорн быстро завязал кусок шпагата вокруг рукоятки фруктового ножика и передал нож Эландару. Тот некоторое время пробовал разобраться в веревочных хитросплетениях, но затем с явным неудовольствием оставил эти попытки: -- Что-то из здешних морских узлов? -- Отнюдь. Просто эльфы -- в силу своей косности -- всегда вяжут тетиву к луку одним-единственным способом, а на самом-то деле таких узлов известно минимум три. Это -- один из них... Эландар раздраженно сунул пакет за пазуху и вновь принялся разглядывать узелок. Как же -- высшая раса, а на такой ерунде спотыкаемся... Обидно, понимаешь! Тангорн замер, боясь поверить своим глазам. Дракон проглотил приманку... сожрал-таки, скотина... заглонул, схарчил, схрумкал, схавал! И тут эльф, будто бы почуяв эту радостную мельтешню его мыслей и чувств, поднял глаза и глянул на барона в упор, и тот с ужасом ощутил, как неодолимая сила затягивает его в бездонные щели Эландаровых зрачков, а холодные пальцы с привычной брезгливостью ворошат содержимое его души... Нельзя, нельзя глядеть в глаза дракону -- это же известно даже малому ребенку! И он рванулся прочь со всей силою отчаяния, как рвется попавшая в капкан лиса, оставляя в стальных челюстях клочья шкуры, кровавое мясо с осколками костей и измочаленные обрывки сухожилий. "Я ничего не знаю -- я посредник, только посредник, и ничего больше!!" Боль была страшной, вполне физической, а потом все разом кончилось -- он сумел освободиться... Или эльф выпустил его сам? И тогда до него донесся голос Эландара -- наплывами, будто из сна: -- То, что ты нас ненавидишь, -- ерунда: политика иной раз укладывает в одну постель еще и не таких партнеров. Но ты что-то скрываешь насчет этого пакета, что-то важное и опасное, -- и вот это уже по-настоящему скверно. А ну как там внутри просто-напросто какой-нибудь здешний государственный секрет вроде рецептуры умбарского огня или адмиралтейских карт?.. А на выходе меня берут под белы руки дээсдэшники, и я отправляюсь на галеры -- лет на тридцать, а то и прямиком на виселицу в Ар-Хоране: время-то, почитай, военное, к шуткам не располагающее. Славно было бы подвести меня под статью о шпионаже, а? -- Это неправда... -- вяло возразил он, не в силах разомкнуть веки; язык не слушался, хотелось не то проблеваться, не то просто сдохнуть... Интересно, а что чувствует женщина после изнасилования?.. -- Неправда... -- хмыкнул эльф.--Может, оно и так. Но только сдается мне, что от этого вашего подарочка все равно разит какой-то тухлятиной! А дракон и не думал глотать приманку; он лишь лениво попробовал ее на зуб и, урча, уволок в свою пещеру -- на всякий случай. Там и суждено ей было сгинуть -- среди обрывков кольчуг тех рыцарей, что дерзнули бросить вызов чудовищу, княжеских венцов, золотых дароносиц из разрушенных им городов и скелетов замученных девушек... Все кончено, понял Тангорн; он проиграл этот бой, самый важный бой в жизни. Эру свидетель -- он сделал все, что в человеческих силах, но в последний миг Удача отвернулась от него... от него и от Халаддина. Означает ли это, что он ошибся изначально и их миссия вообще неугодна Высшим Силам? Тем временем в кабинет вернулся Альгали -- пора закругляться. Эландар, вновь обратившийся в изысканного благообразного джентльмена, развлек своих сотрапезников свежим анекдотом, посетовал на дела, вынуждающие его оставить сие очаровательное общество ("Нет-нет, у барон, провожать меня не надо, ни в коем случае; поскучайте-ка лучше вдвоем с милейшим Альгали еще минут десять"), на прощание наполнил бокалы из плоской серебряной фляжки ("За нашу удачу, барон! Это настоящее эльфийское вино -- не чета той дешевке, которой торгуют в "Эльфините", верьте слову") и, залпом выцедив густую темно-рубиновую жидкость, вернул на лицо полумаску и направился к выходу. Пару минут Тангорн и Альгали сидели в молчании друг против друга, а их нетронутые бокалы стояли посреди стола как пограничные столбы. "Дражайший Эландар страхуется -- как бы я его не повел, выскользнув на улицу сразу вслед за ним, -- лениво размышлял барон. -- Интересно, а знает ли господин младший секретарь, что при желании я мог бы немедленно выбраться из этой "Макрели" через окошко в туалете? Вообще-то может знать, хотя навряд ли... Главное -- мне это уже ни к чему. До чего ж подлую шутку я сыграл с тобою, парень, -- внезапно подумал он, встретив по-детски открытый взгляд "носителя информации не своего уровня". -- Может, оттого и отвернулись от меня Высшие Силы? Отвернулись -- и оказалось теперь, что во всем этом неотмываемом дерьме -- и с тобою, и с тем парнем на Фонарной, 4, -- я купался совершенно зазря. Я подшутил над тобой, а они -- надо мною; все верно -- боги всегда смеются последними..." -- Знаешь, я еще некоторое время посижу, а ты -- если дорожишь жизнью -- линяй-ка отсюда со скоростью ветра: твои кореша-эльфы приговорили тебя к смерти. Рекомендую воспользоваться сортирным окошком -- человек твоей комплекции пролезет в него без проблем. -- Даже если бы я вам и поверил, -- презрительно отвечал юноша, -- я все равно не принял бы избавление от смерти из ваших рук. -- Да? А почему? -- Потому что вы -- Враг. Вы сражаетесь на стороне Сил тьмы, так что каждое ваше слово ложь, а каждый поступок -- зло по определению. -- Ошибаешься, парень, -- устало вздохнул Тангорн. -- Я не на стороне темных и не на стороне светлых; я, если уж на то пошло, на стороне разноцветных. -- Такой стороны не существует, барон, -- отрезал Альгали, и глаза его полыхнули огнем. -- Грядет Битва битв, Дагор-Дагорад, и каждому -- слышите, каждому! -- придется сделать выбор между Светом и Тьмой. И кто не с нами, тот против нас... -- Врешь. Такая сторона существует... да еще как существует! -- Тангорн больше не улыбался. -- Если я за что и сражаюсь--так это за то, чтоб милый вашему сердцу Дагор-Дагорад не настал вовсе. Я сражаюсь за право разноцветных оставаться разноцветными, не вляпываясь в эту вашу "всеобщую мобилизацию". А насчет Света и Тьмы... Силы света, как я понимаю, олицетворяет твой хозяин? -- Он не хозяин, а Наставник! -- Пусть так. А теперь погляди сюда. -- С этими словами он извлек из кармана белый, похожий на кварц камешек на серебряной цепочке. -- Это эльфийский индикатор ядов -- встречался с таким? Опущенный в бокалы с эльфийским вином, камешек оба раза наливался зловещим фиолетовым свечением. -- Судя по цвету, эта отрава должна подействовать где-то через полчаса... Ладно, я -- враг, обо мне речи нет; но подносить яд собственному Ученику -- это как, тоже в традициях Сил света? И тут случилось то, чего Тангорн никак не ожидал. Альгали взял ближний к нему бокал, мигом поднес к губам и, прежде чем барон успел перехватить его руку, выпил до капли. -- Вы лжете! -- Лицо юноши стало бледным и вдохновенным, исполненным какого-то неземного восторга. -- А если нет, то что ж с того: значит, так надо для дела. Для Нашего Дела... -- Ну, спасибо тебе, парень, -- покачал головою барон, очнувшись после минутного оцепенения. -- Ты даже не представляешь, как ты мне сейчас помог... Не прощаясь, направился к выходу, а в дверях еще разок обернулся бросить взгляд на обреченного фанатика: "Страшно подумать, что будет со Средиземьем, если эти детишки возьмут верх. Может, я провел свою партию не лучшим образом, но по крайней мере я играл за правильную команду". ...Джакузи нашел в себе силы не маячить лично перед входом в "Зеленую макрель", положившись на специалистов из группы наружного наблюдения. Ни факт контакта Тангорна с эльфийским подпольем, ни личность его собеседника вице-директора ДСД сейчас не занимали -- не до того. Он знал, что и судьба Республики, и его собственная всецело зависят от единственного обстоятельства -- куда направится барон по выходе из "Макрели": направо или налево, к порту или в Новый город. Знал -- но сам тут изменить ничего не мог, а потому лишь молился всем известным ему богам: Единому, Солнцеликому, Неназываемому, даже Эру-Илюватару северных варваров и Великому змею Удугву. А что ему еще оставалось? И когда он наконец услыхал -- "Объект вышел из ресторана, направляется в сторону Нового города", первой его оформленной мыслью стало: "Интересно, кто из них внял моим молитвам? А может. Бог и в самом деле един -- просто для разных стран и народов у него разные оперативные псевдонимы и легенды прикрытия?.." -- Улицы уже обезлюдели, -- озабоченно докладывал между тем старший бригады наружного наблюдения, -- а объект крайне осторожен. Вести его будет очень трудно... -- ...А главное -- не абсолютно нужно, -- рассмеявшись, продолжил за него Джакузи: теперь-то вице-директор безошибочно чувствовал -- Удача на его стороне; предощущение победы, более сладостное даже, чем сама победа, переполняло все его существо. -- Снимайте наблюдение, совсем. Группе захвата -- действовать по второму варианту. ГЛАВА 53 Умбар, Яшмовая, 7. Ночь с 26 на 27 нюня 3019 года Ночная Яшмовая была пуста, однако привычка проверяться сидела в нем уже неистребимо. Впрочем, усмехнулся про себя Тангорн, если его и вправду кто-то ведет, филерам не позавидуешь: здесь не порт с его никогда не замирающей толчеей, а солидный аристократический район, на улицах которого с наступлением темноты остается столько же примерно народу, сколько и на освещающей их Луне... Хотя, если вдуматься, кому он теперь нужен -- после ареста болвана Марандила... Самое важное: нужен ли он теперь самому себе? А -- Элвис? Что ему сейчас точно нужно -- так это тихая норка, сидя в которой можно было бы вдосталь поразмыслить вот над чем: там, в "Зеленой макрели", он не смог победить или не захотел? В последний миг испугался собственной победы, ибо всегда помнил свой молчаливый уговор с Высшими Силами: с завершением миссии завершится и его земная жизнь... И не то чтобы он там струсил, нет -- просто в решающий миг поединка с Эландаром не сумел стиснуть зубы до хруста и сделать "через не могу"; не сил, не мастерства ему там недостало и даже не удачи, а упертости и куража... За этими размышлениями он достиг ювелирной лавки достопочтенного Чакти-Вари (бронзовая змейка на входной двери извещала потенциального грабителя, что охрану помещения тут, по вендотенийскому обычаю, несут королевские кобры; может, и вранье -- влезь да проверь), затем пересек мостовую и, еще раз проверившись, открыл своим ключом калитку в восьмифутовой ограде из ракушечника. Двухэтажный дом Элвис стоял в глубине сада, сквозь который вела усыпанная песком тропинка. Мазки сусального серебра, щедро нанесенные луной на вощеную листву олеандров, еще резче оттеняли непроглядную темень, царящую под кустами, цикады звенели на своих кимвалах так, что просто закладывало уши... А те, кто поджидал барона в этом лунном саду, с легкостью могли бы спрятаться в ясный полдень посреди свежевыкошенной лужайки и абсолютно бесшумно пройти по рассохшемуся паркету, усыпанному сухой листвой, -- неудивительно, что удар по затылку (полотняная колбаска, набитая песком: дешево и сердито) застал его врасплох. Улетевший во мрак Тангорн не видал ни того, как над ним склонились несколько фигур в черных балахонах, ни того, как вокруг них возникли, будто бы соткавшись из мрака, еще фигуры -- тоже в балахонах, но несколько иного покроя. Того, что произошло дальше, он не видел тоже, а если бы даже и увидал, то вряд ли бы что-нибудь разобрал: схватка ниньокве -- не такая штука, за которой может уследить глаз дилетанта. Больше всего это напоминает воздушный танец сухих листьев, взмученных внезапным вихрем; бой идет в полной, совершенно противоестественной тишине, нарушаемой лишь звуком достигших цели ударов. Когда барона по прошествии семи или восьми минут выдернула из беспамятства выворачивающая наизнанку вонь нюхательной соли, все уже было кончено. Стоило ему приоткрыть глаза, как человек в балахоне убрал склянку от его лица и, не произнеся ни слова, отошел куда-то прочь: спине было жестко и неудобно, и через пару секунд он сообразил, что его перенесли к самым дверям особняка и усадили, прислонив к ступенькам крыльца. Вокруг деловито и абсолютно бесшумно сновали "балахонники"; те, что угодили как раз в обширное пятно лунного света, волокли характерной формы тюк, из которого торчали наружу мягкие сапоги. Где-то за плечом Тангорна тихо переговаривались двое -- у одного был тягучий выговор уроженца Полуострова; барон, не поворачивая головы, напряг слух. -- ...Одни трупы. На одного накинули сеть, но он успел отравиться. -- М-да... Мягко говоря -- досадно. Как же это вы?.. -- Парни попались -- круче некуда. У нас у самих двое убитых и еще двое покалеченных -- такого на моей памяти не случалось... -- Кто?.. -- Джанго и Ритва. -- Ч-черт... Представите рапорт. И через пять минут -- чтоб никаких следов. -- Слушаюсь. Прошелестели по траве приближающиеся шаги, и перед Тангорном возник высокий худощавый человек, одетый в отличие от прочих в обычную гражданскую одежду; лицо его, впрочем, тоже скрывал капюшон. -- Как самочувствие, барон? -- Благодарю вас, бывало и хуже. Чему обязан?.. -- Вас пытались захватить люди из спецкоманды Арагорна -- надо полагать, для допроса с последующей ликвидацией. Мы этому воспрепятствовали, но на вашу благодарность, по понятной причине, не слишком рассчитываем. -- Ага! Меня, значит, использовали как приманку. -- Произнеся слово "приманка", барон отчего-то вдруг издевательски расхохотался, но тут же осекся, зажмурившись от боли в затылке. -- Ваша служба -- ДСД? -- Мне неизвестна такая аббревиатура, да и не в аббревиатурах дело. У меня для вас скверная новость, барон: завтра вам будет официально предъявлено обвинение в убийстве. -- Сотрудников гондорской резидентуры? -- Если бы!.. Гражданина Умбарской республики Альгали, коего вы отравили нынче вечером в "Зеленой макрели". -- Ясно... А почему обвинение предъявят только завтра? -- Потому что моя служба по ряду причин не заинтересована в ваших откровениях на следствии и суде. Вы располагаете временем до завтрашнего полудня, чтобы навсегда исчезнуть из Умбара. Но если вы все же замешкаетесь и очутитесь в тюрьме, то не обессудьте -- нам придется обеспечить ваше молчание иным способом... Завтра утром по Чевелгарскому тракту уходит караван достопочтенного Кантаридиса, а в нем отыщется пара свободных бактрианов; пограничная стража на Перешейке получит розыскные ориентировки с должным запозданием. Вам все ясно, барон? -- Все, кроме одного. Самым простым решением было бы ликвидировать меня -- прямо сейчас. Что вас удерживает?.. -- Профессиональная солидарность, -- усмехнулся человек в капюшоне. -- И потом -- мне просто нравятся ваши такато. Сад к тому времени уже опустел: "балахонники" один за другим беззвучно растаяли в ночной тьме, которая до того их породила. Человек в капюшоне двинулся следом за своими людьми, но, перед тем как навсегда исчезнуть в лунной тени меж олеандровыми кустами, вдруг обернулся и проронил: -- Да, барон, и еще один бесплатный совет. Пока не покинете Умбар -- "ходите опасно". Я вел вас сегодня весь день, от Длинной дамбы, и меня не оставляет ощущение, что вы уже вычерпали отпущенный вам запас удачи -- до самого донышка. Такие вещи чувствуешь сразу... Я не шучу, поверьте. Что ж, похоже, его запас удачи и впрямь исчерпан. Хотя это как поглядеть: он проиграл сегодня вчистую, всем, кому только можно -- и эльфам, и людям Арагорна, и ДСД, -- но при этом ухитрился остаться в живых... Нет неправда: не он остался, а его оставили в живых, это разные вещи... А может, все это ему померещилось? Сад пуст, и спросить не у кого -- разве что у цикад... Он поднялся на ноги и понял, что уж удар-то по голове ему точно не приснился: в черепе с шумом плескалась боль пополам с тошнотой, заполняя его где-то до уровня кончиков ушей. Сунув руку за пазуху в поисках ключа, он наткнулся на теплый металл мифриловой кольчуги: надел ее еще в банке, страхуясь перед встречей с Эландаром... Да, нечего сказать -- здорово она ему помогла... Едва лишь он попал ключом в скважину, как дверь распахнулась и перед ним предстал заспанный дворецкий -- огромный флегматичный харадрим Унква, из-за плеча которого выглядывала перепуганная Тина. Отстранив слуг, он вошел в дом; навстречу ему уже сбегала по лестнице Элвис, на ходу запахивающая халат. -- Боже, что с тобой? Ты ранен? -- Никак нет -- просто слегка выпимши. -- Тут его и вправду качнуло так, что пришлось опереться о стену. -- Проходил вот мимо... дай-ка, думаю, загляну по старой памяти. -- Врун... -- Она всхлипнула, и руки ее, выскальзывая из широких рукавов, обвились вокруг его шеи. -- Господи, до чего ж ты мне надоел! ...Они лежали рядом, чуть касаясь друг друга, и ладонь его медленно скользила от ее плеча до изгиба бедра -- легонько-легонько, будто бы опасаясь стереть облившее их тела лунное серебро. -- Эли!.. -- наконец решился он, и та, как-то сразу почувствовав, что сейчас будет произнесено, медленно села, обхватив колени и уронив на них голову. Слова застряли в горле; он прикоснулся к ее руке и ощутил, как она отодвинулась -- вроде бы совсем чуть-чуть, но на преодоление этого "чуть-чуть" ему теперь понадобится вся оставшаяся жизнь, и не факт, что хватит. Это, впрочем, было в ней всегда: она в принципе неспособна устраивать сцены, но зато умеет так промолчать, что потом неделю чувствуешь себя распоследней скотиной... каковой скотиной ты на самом деле и являешься. "У нее ж тут до меня вырисовывалась какая-то серьезная матримониальная перспектива, а она ведь уже не девочка -- под тридцать... Сволочь вы, господин барон, ежели по-простому, равнодушная эгоистичная сволочь". -- Ваша секретная служба любезно дала мне время до завтрашнего полудня, чтобы я навсегда убрался из Умбара, -- дальше меня просто убьют. Я под колпаком, и мне уже не вырваться. Такие дела, Эли... -- Тут ему вдруг подумалось: вот, наверное, как раз с такими интонациями и сообщают любовнице: "В ближайшее время встречаться не выйдет -- а то моя, похоже, что-то пронюхала", и у него едва не свело скулы от отвращения к себе. -- Ты как будто оправдываешься, Тан. Зачем? Я ведь понимаю -- это просто судьба... А за меня не волнуйся, -- она подняла голову, и вдруг тихонько рассмеялась, -- в этот раз я оказалась предусмотрительнее, чем в прошлый. -- О чем ты? -- Да так -- о своем о девичьем... Элвис встала, набрасывая халат, и было в этом движении нечто настолько окончательное, у него невольно вырвалось: -- Ты куда? -- Собрать тебя в дорогу, куда ж еще? -- чуть удивленно обернулась та. -- Видишь, мне так и не стать дамой из общества, прости... недостает тонкости чуйств. Надо было устроить истерику или хоть для вида позаламывать руки, верно? Слишком многое потерял он нынче единым махом: и цель, к которой шел все эти месяцы, и веру в себя, и страну, ставшую для него -- может, и против воли, -- второй родиной, а теперь вот теряет Элвис... И тогда, понимая уже, что все кончено, он отчаянно ринулся вперед -- будто ныряя с пирса в безнадежной попытке догнать вплавь отваливший от пристани корабль. -- Послушай, Эли... Я в самом деле не могу остаться в Умбаре, но ты... Что бы ты ответила, если б я предложил тебе уехать со мною в Итилиен и стать там баронессой Тангорн? -- Я ответила бы, -- в голосе ее была одна лишь смертельная усталость, -- что ты, к сожалению, всю жизнь слишком любил сослагательное наклонение. А женщины -- такова уж их природа -- предпочитают повелительное... Извини. -- А если сменить наклонение? -- Он изо всех сил пытался улыбнуться. -- В повелительном это будет звучать так: выходи за меня замуж! Так лучше? -- Так? -- Она замерла, закрыв глаза и стиснув руки на груди, будто вправду к чему-то прислушиваясь. -- А знаешь -- действительно гораздо лучше! Ну-ка повтори... И он повторил. Сперва опустившись перед ней на колени, а потом подхватив ее на руки и кружась в медленном танце по всей комнате. Вот тут-то с ней и в самом деле приключилась легкая истерика, с хохотом и рыданиями навзрыд... Когда же они наконец опять оказались в постели, она первым делом приложила палец к его губам, а потом, взяв его ладонь в свои, осторожно прижала ее к своему животу и тихонько прошептала: "Тс-с-с! Смотри не напугай его!" -- Так у тебя... у нас... -- только и смог вымолвить он. -- Ну да! Я ж сказала, что в этот раз была предусмотрительнее, чем тогда, четыре года назад. Что бы там дальше ни случилось, у меня останется он... Понимаешь, -- она с тихим смехом прижалась к Тангорну и нежно потерлась щекой о его плечо, -- я отчего-то точно знаю: это будет мальчишка -- вылитый ты. Некоторое время он лежал в молчании, тщетно пытаясь навести порядок в голове: слишком уж много всего и сразу. "Прежняя жизнь авантюриста Тангорна окончена -- с этим все ясно, но, может, тихая семейная идиллия с Элвис -- это и есть тот самый ее конец, который подразумевали Высшие Силы? Или наоборот -- мне просто платят отступного за то, чтобы я бросил Халаддина? Но ведь я так и так бессилен уже что-либо сделать для него, моя умбарская миссия провалена необратимо... Ой ли? А если бы тебе сейчас предложили переиграть партию и отдать жизнь в обмен за победу над Эландаром? Не знаю... еще полчаса назад отдал бы не раздумывая, а сейчас -- не знаю... Наверное, нашел бы благовидный предлог отвертеться -- если совсем честно. Да, ловко меня стреножили... Пропади оно все пропадом, -- обреченно подумал он, -- нет у меня больше сил решать эти загадки, ставя себя на место Высших Сил. И пусть все идет как идет..." -- Послушай, -- он оставил наконец попытки собрать в кучу разбегающиеся мысли: на поверхность все равно неуклонно вылезали всякие пустяки, -- а ты не будешь скучать там, в Эмин-Арнене? Это ведь, если по-честному, такое захолустье... -- Знаешь, я тут в нашей столице мира за свои двадцать восемь годков навеселилась под завязку -- хватит на три оставшихся жизни. Не бери в голову... И вообще, господин барон, -- тут она обольстительнейшим образом изогнулась, закинув руки за голову, -- не пора ли вам приступить к исполнению своих супружеских обязанностей? -- Всенепременнейше, дорогая баронесса!.. ГЛАВА 54 В рассветном саду пел вивино; птаха устроилась на ветке каштана прямо напротив распахнутого окна их спальни, и печальные мелодичные трели поначалу казались Тангорну нитями, вытащенными из ткани его собственного сна. Он осторожно, чтобы не потревожить спящую Элвис, выскользнул из постели и подкрался к окошку. Крохотный певец запрокинул головку так, что желтые перышки на шее встопорщились пенным жабо, и щедрыми горстями рассыпал по округе переливы великолепного финального росчерка; потом он с деланным смущением отвернулся в полупрофиль и выжидательно глянул на барона: "Ну как тебе? Понравилось?" "Спасибо, малыш! Я ведь знаю: вивино -- лесная птица, она терпеть не может город... Ты прилетел специально, попрощаться со мной?" "Ну вот еще!" -- насмешливо мигнул тот и упорхнул в глубь сада; да, вивино был истинным умбарцем, и нордическая сентиментальность была ему явно чужда. Быстро и едва слышно прошлепали по полу босые ступни, и теплая со сна Элвис прильнула к нему сзади, скользнув губами по лопаткам и позвоночнику. -- Что ты там увидал? -- Там пел вивино. Настоящий вивино -- в городе, представляешь? -- А-а... Это мой вивино. Он живет тут уже почти месяц. -- Поня-атно, -- протянул Тангорн, ощутив -- вот ведь смешно! -- нечто вроде укола ревности. -- А я-то уж решил, будто он прилетел сюда ради меня... -- Слушай... а может, он и в самом деле не мой, а твой? Ведь он появился у меня в саду одновременно с тобой... Да, точно -- в первых числах! -- Что ж, в любом случае это лучший прощальный привет Умбара, какого можно пожелать... Ты глянь-ка, Эли, а вон еще один прощальный приветик! -- вдруг расхохотался он, указав на мрачного заспанного полицейского, занявшего позицию на противоположной стороне Яшмовой улицы рядом с ювелирной лавкой Чакти-Вари. -- Секретная служба тактичным покашливанием напоминает мне, чтобы до отъезда я "ходил опасно"... Ну ладно: насчет отъезда -- ты как, не передумала? Может, двинешься позже, уладив здешние дела? -- Нет уж, -- отрезала она, -- я с тобой! В том караване два свободных бактриана -- ну чем не перст судьбы? А дела... С ними все равно придется разбираться моему юристу, тут работы не на одну неделю. Наверное, лучше будет все обратить в золото -- ценные бумаги у вас там, на Севере, кажется, не в ходу? -- Там про такое никто и не слыхивал, -- кивнул он, с улыбкой наблюдая за одевающейся Элвис. -- Ну и парочку мы с тобою являем, подруга, -- просто классика: промотавшийся в дым аристократишка, все достояние которого -- меч да траченный молью титул, женится на деньгах преуспевающей вдовушки из мещанского сословия... -- ...Каковая вдовушка начинала некогда свою карьеру торгуя направо и налево собственным телом, -- в тон ему продолжила Элвис. -- С какой стороны ни глянь -- совершеннейший мезальянс... Не история, а золотая жила для кумушек из обоих сословий. -- Это точно... -- Ему, похоже, пришла в голову внезапная мысль, и сейчас он что-то прикидывал про себя. -- Послушай, я вдруг подумал... До полудня бездна времени. А что, если мы поженимся прямо сейчас? По ритуалу любой из умбарских религий -- на твой выбор. -- Да, милый, конечно... А по какому ритуалу -- мне тоже все равно... Давай по аританскому, благо их храм в двух шагах отсюда. -- Да что с тобой, Эли? Ты вовсе не рада? -- Нет-нет, что ты!.. Просто вдруг накатило предчувствие, очень скверное... как раз когда ты заговорил о женитьбе. -- Чепуха, -- твердо отвечал он. -- Одеваемся, и вперед; аритане -- так аритане. Кстати... твой камень, если я не путаю, сапфир? -- Да, а что такое? -- Пока ты прихорашиваешься, я как раз успею прогуляться через улицу до лавки достопочтенного Чакти-Вари -- на предмет свадебного подарка. Время, конечно, неурочное, но за такие деньги, -- он подкинул на ладони мешочек с остатками Шарья-Раниного золота, -- старикан выпорхнет из постели как вспугнутый фазан... И тут он осекся, увидав лицо Элвис: та стремительно бледнела, а глаза ее из васильковых сделались черными -- один зрачок. -- Нет!!! Тан, милый, не ходи, умоляю тебя!! -- Да что с тобой, маленькая? Это... это опять твои предчувствия? -- Она быстро закивала в ответ, не в силах вымолвить ни слова. -- Пойми, мне ничто не угрожает -- я вышел из игры и просто никому больше не нужен... -- Хорошо, -- она уже овладела собою, -- пойдем. Но только вместе, ладно? Я буду готова через пять минут. Ты обещаешь, что не станешь выходить из дому без меня? -- Да, мамочка! -- Вот и умничка! Элвис чмокнула его в щеку и выскользнула в коридор; слышно было, как она отдает какие-то распоряжения недовольно ворчащей Тине. "Браво, господин барон, -- мрачно подумал он, -- дожили... любимая женщина поведет вас за ручку, обеспечивая вашу безопасность -- сами-то вы даже на это уже не способны... Ты и так вышел из игры битым (что никак не способствует самоуважению), но если ты сейчас и впрямь послушно дождешься Элвис, то просто потеряешь право называться мужчиной... Ну а если предчувствие ее не обманывает -- тем хуже для них. И пускай цена ему как шпиону пятак в базарный день, но уж третьим-то мечом Гондора он от этого быть не перестал... У него есть Снотворное и мифриловая кольчуга -- рискните, ребята! И пусть ваши головы станут моим утешительным призом -- настроение как раз подходящее... Тьфу ты! -- Он едва не расхохотался. -- Кажется, я начинаю всерьез относиться к женским предчувствиям". Окинул взором пустой сад (из окна второго этажа он просматривался как на ладони), совершенно безлюдную Яшмовую улицу с дээсдэшником в полицейской форме... В лавке Чакти-Вари -- сторожевые кобры... И что с того?.. "Черт, -- успел подумать он, перекидывая ноги через подоконник, -- клумбу бы не помять, а то Эли мне за свои левкои голову оторвет..." ...Элвис была уже почти готова, когда уловила краешком глаза движение в саду. С остановившимся сердцем она дернулась к окну и узрела на дорожке Тангорна: тот послал ей воздушный поцелуй, а затем направился к садовой калитке. Шепотом адресовав своему благоверному парочку выражений, более приличествующих ее портовой юности, нежели нынешнему статусу, Элвис с некоторым облегчением убедилась, что барон при оружии и, судя по его походке, явно не склонен разевать варежку навстречу красотам летнего утра. Он настороженно миновал калитку, пересек улицу, обменявшись парою фраз с полицейским, и протянул руку к бронзовому дверному молотку на входе в ювелирную лавку... -- Та-а-а-а-а-ан!!! -- прорезал тишину отчаянный крик. Поздно. Полицейский вскинул руку ко рту -- ив тот же миг барон, судорожно хватаясь за горло, осел на мостовую. Когда она выбежала на улицу, "полицейского" уже и след простыл, а Тангорн доживал последние секунды. Отравленная колючка, выпущенная из улшитана -- маленькой духовой трубки дальнехарадских пигмеев, -- вонзилась ему в шею, на палец выше ворота мифриловой кольчуги: извлечь из ножен Снотворное "третий меч Гондора" так и не успел... Барон стиснул до синяков руки пытающейся приподнять его Элвис и с хрипом выдохнул: "Фарамиру... Передай... Сделать...": силился выговорить что-то еще (на самом-то деле заготовленная им фраза была -- "Фарамиру передай -- сделать не вышло"), но не хватило воздуха в легких: алкалоиды анчара, составляющие основу пигмейского яда, вызывают паралич дыхательной мускулатуры... Ни выполнить свою миссию, ни хотя бы дать знать товарищам о ее провале барон так и не сумел; с этой мыслью и умер. ...С соседнего чердака наблюдал за этой сценой через затянутую паутиной отдушину человек по кличке Перевозчик -- чистильщик из организации Эландара. Он в недоумении опустил свой арбалет, тщетно пытаясь сообразить -- кто же это его так ловко опередил?.. ДСД? Для Приморской, 12, слишком уж чисто сработано... А если все это лишь очередная уловка барона?.. Может, для верности все-таки всадить в него стрелу?.. ...Мангуст к тому времени успел уже избавиться от полицейской формы и, вновь став вполне законно аккредитованным при МИДе послом Его Величества султана Сагула V Благочестивого -- могущественного властителя несуществующих в природе Флориссантских островов, -- без лишней суеты поспешал к порту: там его ждала зафрахтованная загодя фелюга "Трепанг". Поединок двух лейтенантов закончился тем, чем и должен был закончиться, ибо профессионал отличается от любителя еще и тем, что играет не до забитого им красивого гола и не до своего "психологического кризиса", а до шестидесятой секунды последней минуты матча. К слову заметить, означенная шестидесятая секунда наступила для Мангуста как раз в порту, где ему довелось еще раз продемонстрировать свой высокий профессионализм. Вряд ли он и сам сумел бы сформулировать, что именно не понравилось ему в поведении экипажа "Трепанга", но только он полуобернулся -- якобы с каким-то вопросом -- к шкиперу, ступившему на сходни следом за ним, ребром ладони перерубил тому гортань и спрыгнул в жирно-ржавую, подернутую мертвыми радужными разводами воду между пирсом и корабельным бортом. Это-то и дало ему пару секунд форы -- как раз чтоб извлечь из-за обшлага и закинуть в рот маленькую зеленоватую пилюлю, так что в руки оперативников Джакузи попал лишь еще один (четвертый по счету за нынешние сутки) неопознанный труп: спецкоманда из "Феанора" сыграла с умбарской секретной службой вничью -- по нулям. ...А Тангорн умер на руках окаменевшей от горя Элвис так и не узнав самого главного: именно его гибель от руки людей из тайной стражи станет последним доводом, разрешившим колебания Эландара, и в тот же день Тангорнов пакет не ведомыми никому из людей путями отправится на север, в Лориен. Не узнал он и того, что Элвис разобрала его предсмертный захлебывающийся шепот как законченную фразу: "Фарамиру передай -- сделано!" -- и выполнит все как должно... А Некто неустанно ткущий из неприметных глазу случайностей и вполне очевидных человеческих слабостей роскошный гобелен, который мы и называем Историей, тотчас же выкинул из памяти этот эпизод: гамбит -- он и есть гамбит, отдали фигуру -- получили игру, и дело с концом...  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВЫКУП ЗА ТЕНЬ *  Снова и снова все то же твердит он до поздней тьмы: "Не заключайте мировой с Медведем, что ходит как мы!" Р. Киплинг ГЛАВА 55 Темнолесье, близ крепости Дол-Гулдур. 5 нюня 3019 года -- Следок-то свежий. Совсем... -- пробормотал себе под нос Ранкорн: он припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою шедшему ярдах в пятнадцати позади Халаддину -- давай-ка с тропинки. Двигавшийся замыкающим Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на обочину доктора, и теперь сержанты на пару священнодействовали вокруг небольшой глинистой водомоины, обмениваясь негромкими замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение следопытов, понятное дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин -- даже голос орокуэна в том совещании значил не слишком много: у разведчиков уже устоялась своя собственная табель о рангах. Вчерашние враги -- итилиенский рейнджер и командир разведвзвода кирит-унгольских егерей -- держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так могли бы общаться, к примеру, мастер-златокузнец с мастером-оружейником), но пустыня есть пустыня, а лес есть лес -- оба профессионала превосходно сознавали границы своих епархий. Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь. ...В ту пору он был прям спиною, ходил широко расправя плечи -- правое еще не вытарчивало выше левого, -- а лицо его не обезображивал скверно сросшийся багровый шрам; он был красив, смел и удачлив, а форменный бутылочно-зеленый камзол королевского лесника сидел на нем как влитой -- в общем, смерть девкам... Мужики из окрестных деревень его недолюбливали, и он находил это вполне естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник, что "входит в положение", Ранкорн же к своим служебным обязанностям относился с присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их челядь -- те при его предшественнике взяли за правило наведываться в королевский лес как в собственную кладовую. Всем была памятна и история с забредшей в их края шайкой Эгги-Пустельги -- он разделался с этими ребятами в одиночку, не дожидаясь, пока люди шерифа соизволят оторвать свои задницы от лавок трактира "Трехпинтовая кружка". Словом, к молодому леснику относились в округе с опасливым почтением, но без особой симпатии; а впрочем, что ему было до тех симпатий? Он с детства привык быть сам по себе и общался не столько со сверстниками, сколько с Лесом; Лес был для него всем -- и товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а со временем сделался самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его есть кровь восов -- лешаков из зловещей Друаданской пущи, ну да мало ли чего болтают по затерянным в лесной глуши деревушкам промозглыми осенними вечерами, когда лишь огонек лучины не дает вылезти из темных углов затаившейся там древней чертовщине... В довершение всего Ранкорн -- к крайней досаде всех окрестных девушек на выданье -- вовсе перестал появляться на поселковых игрищах, а взамен того зачастил в полуразвалившуюся сторожку на окраине Друадана: там с некоторых пор поселилась пришедшая откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара, старуха травница со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая замухрышка сумела взять такого видного парня -- одному Манве ведомо; многие полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно владела всяческими заговорами и умела исцелять травами и наложением рук -- с того и жила. Про Лианику же было известно, что та общается со всеми зверями и птицами на их языке и умеет, к примеру, заставить горностая сидеть столбиком у себя на ладони вместе с беспечно умывающей мордочку полевой мышью. Впрочем, слух этот, возможно, возник просто оттого, что людей -- в отличие от лесной живности -- она дичилась и всячески избегала; сперва думали даже -- может, вовсе немая? "Ничего, ничего, -- обиженно вздергивали подбородок местные красавицы, если кто в их присутствии поминал о странном выборе королевского лесника, -- глядишь, сойдутся породой..." А что -- по всему видать и вправду сошлись бы. Только не привелось... Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке с развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по обыкновению, "чуток улучшить породу своих вилланов"; эти его забавы давно уже вызывали неудовольствие даже у иных соседей-лендлордов -- "Право же, сударь, ваша наклонность трахать все, что движется и дышит...". Дело было обыкновеннейшее, по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится... Убыло от нее, что ли? Не, братцы, верно люди говорят -- все они там, на северах, чокнутые... Хоронил Лианику один Ранкорн -- старуха не пережила смерти внучки и на третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи пришли на кладбище главным образом полюбопытствовать -- положит ли лесник на свежий могильный холмик стрелу с черным оперением, давая клятву мести? Но нет -- не рискнул... Оно и верно -- плетью обуха не перешибешь. Мало ли что он "человек короля" -- король далеко, а лендлордова дружина (восемнадцать головорезов, по которым веревка плачет) -- вот она, рядышком. А с другой стороны -- конечно, жидковат в коленках оказался парень, заметно жиже, чем мнилось по первости... Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном те из поселковых, кто намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а то и к трем), ставя на то, что Ранкорн объявит-таки о намерении мстить, -- и теперь вот кисло выкладывал проигранные денежки на липкий от пива стол в "Трехпинтовой кружке". Молодой сеньор, однако, так не думал: во всем, что не касалось его сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда и строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения (черт, укушенный палец ноет по сию пору)... Откровенно говоря -- знать бы загодя, что на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он просто проехал бы себе мимо... тем более и девка-то оказалась -- тьфу, глядеть не на что... Ну да чего теперь говорить -- сделанного не воротишь. Сопоставив собственные впечатления с мнением командира дружины, лендлорд уверился: отсутствием черной стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь, что Ранкорн не любитель театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак. Серьезный человек -- а значит, и отношения к себе требует серьезного... Той же ночью стоящий на отшибе дом лесника запылал со всех четырех концов. Входная дверь оказалась подпертой бревном, а когда багрово подсвеченное изнутри чердачное оконце закрыла тень вознамерившегося выбраться наружу человека, снизу, из темноты, полетели стрелы; больше уже никто вырваться из пылающего сруба не пытался. Сгоревший заживо королевский лесник -- это тебе не вшивый виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду не очень-то упрячешь. Хотя... -- Вся округа, сэр, полагает, что это браконьеры. Покойный -- царство ему небесное -- держал их в черном теле, вот они ему и отомстили. Скверная история... Еще вина? -- Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему из Харлонда судебному приставу, который -- так уж случилось -- остановился под его гостеприимным кровом. -- Да-да, благодарю вас! Чудный кларет, давненько не доводилось пробовать подобного, -- степенно кивнул пристав -- рыхлый сонный старикашка с венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины. Он долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный бокал умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые глазки, оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. -- Кстати, та утопленница... Она была из ваших крепостных? -- Какая утопленница? -- Слушайте, неужто они у вас топятся регулярно -- через два дня на третий? -- Ах, эта... Нет, она откуда-то с севера. А что, это имеет значение? -- Может статься, что имеет. А может, и нет. -- Пристав вновь поднял бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: -- Ваше поместье, сударь, радует глаз своей обустроенностью -- пример для подражания всем окрестным землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок годичной ренты -- не так ли? -- Сто пятьдесят, -- не моргнув глазом соврал лендлорд и облегченно перевел дух: хвала Эру -- разговор, кажется, перешел в практическую плоскость. -- Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги... А тут еще закладные... Что ж, браконьеры так браконьеры. Соответствующую кандидатуру подобрали быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень сделал все положенные признания и был чин-чином посажен на кол -- в назидание прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой кожаный кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок... Ну что, все? Черта с два -- все!.. Лендлорда с самого начала тревожило то, что никаких костей на месте сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не земляной, а дощатый, полыхало больше часа -- труп наверняка сгорел дотла, такое случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи -- как уже говорено -- человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще разок обшарить пепелище... Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения. Оказалось, осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого хватало всяческих сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз длиною тридцать ярдов, на полу которого обнаружились недавние пятна крови -- одна из ночных стрел попала в цель. -- Искать! -- распорядился молодой сеньор -- негромко, но таким тоном, что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом покрылись гусиной кожей. -- Либо он, либо мы -- назад хода нету. Он пока что, хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет -- я покойник, но вы -- все! -- умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю... Лендлорд лично возглавил погоню -- заявив, что на сей раз не успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы беглеца, ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже не пытался их маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не числят среди живых. Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в кустах рядом со следовой дорожкой настороженный самострел... Вернее сказать, сам-то самострел обнаружили чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира в животе по самое оперение. Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь вокруг раненого, невесть откуда прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею еще одному из них. Но здесь Ранкорн сам себя выдал: его силуэт мелькнул среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по склону лощины, и уж тут-то они всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине между кустов орешника... Так оно и было задумано -- чтоб все сразу и бегом, не глядя под ноги. В итоге в ту ловчую яму угодили единым махом трое -- на такое он, признаться, даже не рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили это сооружение, потрудились тогда на совесть -- восемь футов глубины, на дне колья, вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом случае. Сумерки меж тем стремительно сгущались. Теперь дружинники сделались очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес, заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут же изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись вплотную (в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней кроны), они обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на него лохмотьями... Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги из "укрепрайона" шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос, будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками, а четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета роль дичи в этой охоте уготована им. ГЛАВА 56 Заняли круговую оборону; место -- хуже не выдумаешь (лощина, заросшая орешником, видимость -- ноль), но перебираться на другое было еще опаснее. О том, чтоб зажечь костер, и не думали -- страшно не то что подсветиться, а хотя бы подать голос; даже перевязывать раненых пришлось в кромешной темноте, на ощупь. Стиснув луки и рукояти мечей, дружинники вглядывались и вслушивались в безлунную ночь, без колебаний стреляя на любой шорох, на любое шевеление в подымающемся от прелой листвы тумане. Кончилось тем, что во втором часу ночи у кого-то сдали нервы и этот идиот с воплем "Восы!!!" пустил стрелу в своего привставшего размять затекшие ноги соседа по цепи, а потом, хрустя кустами, ринулся в глубь оборонительного кольца. Дальше произошло самое страшное, что только может случиться в ночном бою: цепь распалась и началась всеобщая паническая беготня во мраке со стрельбой вслепую -- каждый против всех... Впрочем, в данном случае ни о какой несчастной случайности и речи не было: вышеупомянутый "кто-то", спровоцировавший своим выстрелом по товарищу всеобщую неразбериху, был не кем иным, как самим Ранкорном. Пользуясь темнотою, лесник завладел плащом одного из убитых (благо их-то никто не сторожил), смешался с занимающими оборону дружинниками и принялся ждать. Собственно говоря, всадить стрелу в спину лендлорда и, пользуясь неизбежною сумятицей, беспрепятственно раствориться потом во тьме можно было уже тыщу раз -- только не заслужил тот столь легкой участи, и у Ранкорна были иные планы. Итоги боя незадачливым преследователям стали ясны, лишь когда совсем рассвело: оказалось, отряд недосчитался еще двух бойцов, но самое главное -- о ужас! -- бесследно пропал сам лендлорд. Полагая, что тот во время ночной неразберихи отбился от своих и затаился в темноте (вообще-то это верное решение: в лесу только полный дурак бросается бежать сломя голову -- нормальный человек сядет под куст и не пошевелится, пока об него не споткнутся), дружинники ринулись прочесывать окрестности, аукая своего господина. Нашли они его в паре миль от места схватки -- ориентируясь на грай уже слетевшегося воронья. Молодой сеньор был привязан к дереву, а из окровавленного рта его торчали отрезанные гениталии. "Хером подавился", -- злорадно шептались потом по деревням... К облаве на изверга с энтузиазмом подключилось все окрестное население, но с тем же успехом можно было бы ловить и лесное эхо. Дальнейшая карьера королевского лесника, коему теперь не осталось иной дороги, кроме как в разбойники, была совершенно стандартной; стандартным был и ее конец -- "сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю". Раненный в схватке с людьми харлондского шерифа и изломанный на дыбе Ранкорн должен был украсить собою тамошнюю виселицу как раз в тот самый день, когда в город прибыл барон Грагер, вербующий пополнение для изрядно поредевшего в боях Итилиенского полка. "О!.. Этот мне подойдет", -- обронил барон с тем же примерно выражением, с каким посетительница колбасной лавки тычет пальцем в приглянувшийся ей кусок ветчины ("...И, пожалуйста, нарежьте"); шериф только зубами скрипнул. Дела за Осгилиатом шли так себе; Итилиенский полк сражался заметно успешнее прочих -- и, как уж водится в таких случаях, пополнение получал в самую последнюю очередь. Впрочем, с пополнениями вообще обстояло кисло (у тех в Минас-Торите, кто перед войной громче всех витийствовал о необходимости "раз и навсегда освободить Средиземье от Тьмы с Восхода", как-то вдруг сразу обнаружилась масса неотложных дел по эту сторону Андуина, простонародье же с самого начала видало эту самую Войну Кольца в гробу в белых тапках), так что выговоренный некогда Фарамиром пункт по комплектации полка -- "хотя бы и прямо из-под виселицы" -- приходилось теперь использовать на всю катушку. Собственно говоря, "под виселицей" продолжал ходить и сам Грагер, но в разгар войны тронуть фронтового офицера -- для такого у судейских чернильниц Гондора просто были руки коротки. Превратить мешок костей, извлеченный бароном из харлондского застенка, в нечто напоминающее человека стоило полковому лекарю итилиенцев немалых трудов, но знаменитый разбойник того стоил. Стрелять из лука так, как прежде, Ранкорн больше не мог (изувеченный плечевой сустав навсегда потерял подвижность), однако следопытом он остался отменным, а его опыт засад и иных боевых действий в лесу был поистине бесценен. Войну он закончил в сержантском чине, затем посильно поучаствовал под началом своего лейтенанта в освобождении и возведении на итилиенский престол Фарамира и совсем уж было собрался приняться за возведение собственного дома -- где-нибудь подальше от людей, скажем, в долине Выдряного ручья... Тут-то рейнджера и пригласил Его Высочество князь Итилиенский: не согласится ли тот сопровождать двоих его гостей на Север, в Темнолесье? "Я больше не на службе, мой капитан, а благотворительность не по моей части". "Мне и нужен такой, чтоб не на службе. А благотворительность тут ни при чем, они готовы хорошо заплатить. Назови свою цену, сержант.". "Сорок серебряных марок", -- брякнул Ранкорн, просто чтоб от него отвязались. Но жилистый крючконосый орк (он, как видно, был у тех за старшего) лишь кивнул: "Идет", и принялся развязывать плетеный кошель с эльфийским узором; ну а уж когда на столе возникла пригоршня разнообразного золота (Халаддина давно занимало -- откуда у Элоара взялись вендотенийские ньянмы и квадратные ченги с Полуденных архипелагов?), отыгрывать задний ход рейнджеру стало неприлично. Халаддин с Цэрлэгом наслаждались теперь полной безответственностью: всю подготовку похода к Дол-Гулдуру взял на себя Ранкорн. Правда, купленные для них в поселке кожаные ичиги разведчик примерял с явной опаской (обуви без твердой подошвы орокуэн решительно не доверял), но вот поняжка, которую здесь используют вместо заплечного тюка, ему определенно пришлась по душе: жесткий каркас из двух черемуховых дуг, соединенных на взаимозажим под углом девяносто градусов (гнут черемуху свежей, только что срезанной, а засыхая, она обретает твердость кости), позволяет нести угловатый стофунтовый груз, не заботясь о том, как тот прилегает к спине. Орокуэн на эти дни, к некоторому удивлению доктора, предпочел перебраться из гостевых апартаментов Эмин-Арнена, отведенных им принцем, в казарму Фарамировой личной охраны. "Я, сударь, человек простой и во всей этой роскоши чувствую себя как муха в сметане: плохо и сметане, и мухе". Назавтра он появился с изрядно заплывшим глазом, но вполне довольный собой: оказалось, итилиенцы, наслышанные о подвигах сержанта в ночь освобождения принца, раскрутили того на спарринг с двумя лучшими рукопашниками своего полка. Одну схватку Цэрлэг выиграл, вторую проиграл (а может -- хватило ума проиграть) -- к полному взаимоудовлетворению сторон; теперь даже открывшаяся во время вечерних посиделок нелюбовь орокуэна к пиву встречала у рейнджеров понимание: авторитетный мужик, в своем праве... А как там у вас?.. Кумыс? Ну уж извиняй, не завезли... А как-то раз Халаддин заглянул в казарму к своему спутнику и отметил, как при его появлении разом увял оживленный разговор на всеобщем и воцарилось неловкое молчание: для крестьянских парней, избавленных наконец от необходимости стрелять друг в дружку, высокоученый доктор был сейчас лишь досадной помехой, начальством. Путь на север избрали водный: неизвестно, кто сейчас хозяйничает в Бурых землях на андуинском левобережье. До водопадов Рэроса (это примерно две трети пути) поднимались под парусом, благо в это время года по долине Великой Реки дуют сильные и ровные южные ветры. Дальше пришлось идти на легких долбленых обласках. Эту часть пути Халаддин с Цэрлэгом провели в статусе корабельного груза: "Вы с Рекой не знакомы, и лучшее, что можете сделать для отряда, -- это ни при каких обстоятельствах не отрывать задницы от донышка челнока и вообще не делать резких движений". Второго июня экспедиция достигла кольцеобразной излучины Андуина перед впадением в него берущей начало в фангорнском лесу Светлянки. Дальше начинались Зачарованные леса -- Лориен по правому берегу, Темнолесье по левому; отсюда до Дол-Гулдура оставалось чуть больше шестидесяти миль по прямой. Люди Фарамира остались сторожить челны, перегнав их от греха на правый, роханский, берег, а они -- трое -- спустя день пути увидали перед собою зубчатую черно-зеленую стену из темнолесских елей. Лес этот совершенно не походил на заполненные солнцем и жизнью дубравы Итилиена: полное отсутствие подроста и кустарника делало его похожим на необозримую колоннаду циклопического храма. Под сводами царила глухая тишина -- толстенный ковер из ядовито-зеленого мха, испещренный кое-где мелкими белесыми цветами, смахивающими на картофельные проростки, полностью скрадывал звуки. Безмолвие и прозрачный зеленоватый сумрак создавали полную иллюзию подводного мира, которую еще усиливали "водоросли" -- неопрятные седеющие бороды лишайника, свисающего с еловых ветвей; ни солнечного лучика, ни дуновения ветерка -- Халаддин физически ощущал, как давит ему на грудь многометровая толща воды. Деревья были огромны; истинный размер их становился понятен лишь по упавшим стволам -- перебраться через них было невозможно, а обходить -- футов по сто -- сто пятьдесят в каждую сторону, так что попадавшиеся кое-где участки бурелома были совершенно непроходимы, их приходилось огибать стороною. К тому же внутренность этих колод была источена в кружево исполинскими -- в ладонь величиной -- муравьями, которые яростно атаковали всякого, кто имел неосторожность прикоснуться к стене их жилища. Дважды натыкались они и на человеческие скелеты, довольно свежие: над ними бесшумно роились изящные угольно-черные бабочки -- и это было до того страшно, что даже навидавшийся всякого орокуэн тихо осенял себя знаком Единого. Стаи волков-оборотней и пауки размером в тележное колесо -- все это оказалось детскими сказками: лес не снисходил до прямой враждебности человеку, будучи абсолютно ему чуждым, как чужд океанский простор или холодное пламя заоблачных ледников Эфель-Дуата; сила леса проявляла себя не в противодействии, а в неприятии и отторжении, оттого острее всего ощущал ее именно лесовик Ранкорн. Эту-то силу и собирал -- век за веком, каплю по капле -- в свои заговоренные камни Дол-Гулдур: три магические твердыни -- Дол-Гулдур в Темнолесье, Минас-Моргул у Кирит-Унгольского перевала и Аг-Джакенд посреди безжизненного высокогорного плато Шураб в северном Кханде -- заключали Мордор в защитный треугольник, питаемый древнею силой лесов, светом горных снегов и молчанием пустынь. Воздвигшие эти колдовские "резонаторы" назгулы, же