-----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Я угнал Машину Времени". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1992.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   В одном из купе скорого поезда Ужгород -  Москва  ехали  двое.  Один  -
потрепанный,  общипанный  жизнью  толстяк,  с  волосами,  когда-то   жгуче
черными, а теперь покрытыми жгучей сединой. Он сидел у окна перед стаканом
остывшего чая и листал такую же, как и он,  потрепанную  книгу  известного
писателя Кристофера  Бомслея.  Впрочем,  книга  была  не  его,  а  другого
пассажира, его же была газета "Сельская жизнь", уже дважды читанная.
   Второй пассажир был, конечно, Ленька  Соломин,  потому  что  не  станет
Ленька читать газету, в особенности "Сельскую жизнь". Круг чтения его  был
ограничен двумя  жанрами:  приключенческой  литературой  -  для  сердца  и
научной фантастикой - для ума.
   В книге, которую он прихватил в библиотеке для дорожного  чтения,  было
два романа  Кристофера:  "Секретное  оружие"  и  "Ушельцы",  Он  начал  со
второго, соблазненный названием. В романе  рассказывалось  об  ушельцах  -
людях, ушедших с Земли в другую цивилизацию. Та цивилизация, по  сравнению
с земной, была на более низкой ступени развития, и земные ушельцы, ставшие
там пришельцами, снискали любовь и уважение тамошних аборигенов. Здесь, на
Земле, они не хватали с неба звезд,  а  там  стали  светилами  ума,  вроде
нашего Аристотеля.  Понятно,  им  не  хотелось  уезжать,  возвращаться  из
Аристотелей в прежнюю заурядность.
   Ленька и сам уходил в своей жизни не раз, но  все  это  были  уходы  не
кардинальные,  в  пределах  Земли.  А  ушельцы  решились.  У  них  хватило
смелости. И хватило твердости не возвращаться обратно.
   В практической жизни часто требуется  фантастика.  Соберется  компания,
пойдет непринужденный разговор, и тут вы вставляете между прочим:
   - У одного американского писателя  женщины  стареют  медленнее  мужчин,
потому что их включают только тогда, когда в них бывает потребность.
   Тут, конечно, вспыхнет  общий  интерес:  как  это  женщину  включают  и
выключают? Найдутся грубияны, готовые женщину выключить насовсем, найдутся
и охотники одну женщину выключить, а  включить  другую.  Особое  удивление
вызовет то, что женщина не  лежит  выключенная,  а  на  это  время  совсем
исчезает.
   - У нас только  мужики  исчезают,  -  скажет  какая-нибудь,  уже  вовсе
потерявшая надежду.
   Кто-то поинтересуется, исчезает женщина вместе с детьми  или  оставляет
их на отца, чтобы держать его при семье, пока она будет  отсутствовать.  И
это, конечно, оживит разговор.
   Воспитание детей  -  Ленькин  конек,  но  конек  скорее  теоретический,
поскольку практика  у  него  всегда  кончалась  в  самом  начале.  Хотя  о
воспитании лучше говорить с матерью ребенка, оставшись с ней наедине, чтоб
она потянулась к тебе как к педагогу. У нас, откровенно говоря,  мало  кто
умеет воспитывать, и вдруг  находится  человек,  который  умеет.  У  какой
матери не загорятся глаза?
   Педагог, фантаст и романтик. У какой женщины не загорятся глаза?
   Женщины, особенно замужние, любят романтиков.  Ей,  обвешанной  семьей,
словно гроздь виноградная, только романтиков и подавай. Но  она,  конечно,
себе не позволит, пока не созреют ее виноградинки. А как созреют, отпадут,
кому она будет нужна, старая ветка?
   Ну, а та,  которая  не  слишком  обвешанная,  смотришь,  и  рискнет  на
отчаянный шаг. Взыграет в ее жилах романтика, подхватит  она  ребеночка  и
подастся за Ленькой Соломиным в туманную даль.
   И станет она Соломина. Соломенная жена. Не соломенная вдова,  но  и  не
жена настоящая.
   Ленька против формальностей  не  возражал,  он  всех  пускал  под  свою
фамилию, не придавая большого значения бракоразводным  делам.  Женился  он
легко, поскольку шел не в кабалу, а просто из одной на другую свободу.  Он
и профессию себе такую придумал: шофер, - чтобы легко уезжать и приезжать,
с остановками по желанию, а не по требованию, как бывает на транспорте.
   - Землетрясение в Танзании, - прочитал в газете жгучий сосед.  -  Опять
землю трясут проклятые милитаристы. Прикрываются стихийными бедствиями. То
у них засухи, то наводнения...
   - А разве это не стихийные бедствия?
   - Не будьте наивным! Все это происки, необъявленная война.
   Толстяк взял Ленькину книгу и стал листать роман "Секретное оружие".
   - Тратонийский ученый  Бужерон  изобрел  способ  искусственно  вызывать
стихийные бедствия. Каковы возможности для милитаристов?  Мой  вам  совет:
читайте книги, которые с собой возите, дорогой...
   - Леонид, - представился Ленька Соломин.
   - Очень приятно. А я Бермудес, Жан Поль Марат.
   - Как это - Жан Поль Марат?
   - Не пугайтесь, не тот. У великого якобинца Марат  фамилия,  а  у  меня
просто имя.
   - А Жан и Поль?
   - Тоже имена. У меня три имени, как у писателя Гофмана.  Я  ведь  бываю
среди разных людей, не хочется, чтоб меня принимали за одного человека.
   Конечно, это удобно. Был бы Ленька, допустим, Леонид, Петр, Алексей, он
бы избавился от многих неприятностей. Вам Леонид нужен? А я, между прочим,
Петр. Вы спрашиваете Петра? Что же вы пристаете к Алексею?
   Но почему такое совпадение: и Жан, и Поль, и Марат?
   -  Что-то  мне  фамилия  ваша  знакома,  -  сказал  Ленька,  так  и  не
разобравшись  с  именами.  -  Вы  случайно  не  бывали  в  Мукачеве?  А  в
Сыктывкаре?
   - Нет, - сказал Бермудес, - я здесь новый человек.
   Он не уточнил, где это здесь, поезд был далеко и от  Сыктывкара,  и  от
Мукачева, он шел, все больше  удаляясь  от  Мукачева  и  в  какой-то  мере
приближаясь к Сыктывкару.
   Бермудес посмотрел на часы и задал странный вопрос:
   - Когда прилетаем?
   Не приезжаем, а прилетаем. Хотя и поездом.
   - Ну, вы даете, Жан Поль Марат, - сочувственно протянул Ленька Соломин.
- Неужели едете без сопровождающего?
   - А разве вы меня не сопровождаете? - загадочно усмехнулся Бермудес.
   Либо это сумасшедший, возомнивший себя Жаном Полем Маратом,  либо  брат
по разуму, избравший Леньку проводником по Земле. Такие случаи  бывали  не
раз. Но зачем тогда этот маскарад с именами?
   "Резидент!  -  метнулся  Ленька   от   фантастической   к   детективной
литературе. - Вербует в какую-то разведку, это же ясно, как божий день!"
   Он улыбнулся для отвода глаз,  как  улыбался  ребенку  последней  жены,
утешая его перед расставанием.
   - Называйте меня Полем, - прозвучало как будто издалека, и было неясно,
сказал ли это его сосед, или поле, бегущее за окном поезда.
   - Поговорим как ушелец с ушельцем, - сказал резидент,  выдававший  себя
за ушельца, Жана Поля Маратами еще какого-то смутно знакомого Бермудеса. -
Вы ушелец и я ушелец. Вы ушли от своих, я ушел от своих.
   "Измена Родине!" - молнией сверкнуло в мозгу у Леньки.
   Он был легкий человек и легко уходил и приходил,  когда  дело  касалось
какой-то отдельной женщины. Но изменить Родине! На это он не пойдет.  Ведь
когда он изменял женщинам, при этом всегда страдали  женщины,  а  если  он
изменит Родине, Родина не пострадает. Пострадает он, Ленька Соломин.
   Это он точно знал. Такие случаи тоже бывали.
   - Когда два  пути  расходятся,  нужен  третий,  чтобы  они  сошлись,  -
загадочно сказал резидент, но Ленька его  понял:  конечно,  ему  отводится
роль связного. Возможно, на него потому и  пал  выбор,  что  он  постоянно
мотается по стране, то уходя, то приходя, и, таким образом, его поездки не
вызовут подозрения. Лучше б он сидел на месте, не мельтешил перед  глазами
у иностранной разведки.
   - Вот два пути, - нарисовал  резидент  два  пути,  выходящие  из  одной
точки. - А вот третий, их соединяющий.
   Треугольник! Бермудес нарисовал треугольник! Ленька в ужасе метнулся от
детектива к фантастике.
   Как же он сразу-то не догадался? Бермудес - это человек из  Бермудского
треугольника.  Там  все  проваливается,  куда-то  исчезает.  Потому  он  и
называет себя ушельцем, что ушел в районе  Бермудского  треугольника.  Там
ушел, здесь появился - как просто все разгадывается!
   - Две стороны - это муж  и  жена,  -  говорил  между  тем  резидент  из
Бермудского треугольника. - Они расходятся из вершины своей  любви  и  все
расходятся, расходятся...  Но  соединяет  их  маленькое  по  величине,  но
огромное по значению основание: ребенок.
   Наверно, "ребенок" - это  какой-то  объект.  Может,  военный  завод,  -
вернулся Ленька от фантастики к детективу. А две стороны? Наверно, это те,
кто ведет наблюдение за объектом.
   Ишь, Бермудес. Он потому и три имени себе взял, зашифровал треугольник.
Прикрывается Гофманом, но насчет Гофмана тоже ничего не известно. Может, и
он оттуда, из треугольника. Они специально  берут  три  имени,  чтоб  было
ясно, откуда они. Кому надо, ясно, а для остальных зашифровано.
   "Сельскую жизнь" читает. Видно,  готовит  нам  новый  неурожай.  И  как
откровенно  сказал  про  секретное  оружие!  Считает,   что   Ленька   уже
провалился, что он уже свой. Не выйдет, мистер! Многие принимали Леньку за
своего, но ни у кого не вышло. Ленька свой собственный. Не  свой,  а  свой
собственный.
   - Я как посмотрел на вас, сразу понял, что вы ушелец, - сказал Жан Поль
Марат. - До Москвы едете? Это естественно.  Оттуда  нашему  брату  на  всю
страну дорога открыта.
   "Опутали проклятые шпионы Москву, - ужаснулся Ленька. -  Из  Москвы  по
всей стране расползаются".
   - Какому это брату? - спросил он машинально.
   Резидент из треугольника кивнул на книгу Кристофера Бомслея.  Намек  на
братьев по разуму. Леньку осенило в который уже раз.
   Вот вам и разгадка  Бермудского  треугольника.  Оказывается,  они,  эти
братья по разуму, устроили там свою базу. Сидят на дне океана  и  тянут  в
пучину все, что под руку попадет.
   - Тянуть надо меньше, - сказал Ленька, решив помочь  человечеству,  раз
подвернулся такой случай.
   - Меньше не получается, - виновато улыбнулся Бермудес. - Вот и у вас не
получается, - и он кивнул  на  книгу,  увезенную  Ленькой  из  теперь  уже
далекого города Мукачева. - Впрочем, эта книга сыграла  свою  службу:  без
нее у нас не наладился бы разговор.
   Вот тебе и книга. Оказывается, это условный знак...  Вот  когда  Леньку
по-настоящему шмякнуло с космических высот на родную землю! Никакой это не
пришелец, он только прикидывается пришельцем или ушельцем, а на самом деле
заброшен в нашу страну...
   Позвать проводника? Завяжется  перестрелка,  еще  ухлопают  к  чертовой
матери. Как раз когда Ленька начинает новую жизнь.
   Надо  выходить  из  игры,  как  говорил  Штирлиц  Мюллеру  в  известной
кинокартине.
   Вышел Ленька в Конотопе, хотя у него был билет до  Москвы.  Оставив  на
съедение иностранной разведке чемодан,  он  вышел,  стараясь  не  касаться
поручней, чтоб не оставлять отпечатков пальцев. Искусно заметая следы,  он
всю ночь кружил по незнакомому городу Конотопу,  а  утром,  вернувшись  на
вокзал, дал телеграмму в два адреса - будущей и бывшей жене - с одинаковым
текстом: "Вышли сто".
   Обнаружив,  что  его  попутчик  исчез,  Жан  Поль  Марат  прежде  всего
поинтересовался, не прихватил ли он  чего  лишнего,  но,  убедившись,  что
попутчик не только лишнего не  прихватил,  но  и  свое  оставил,  Бермудес
вскоре о нем забыл и, освежив в  памяти  печальный  факт  землетрясения  в
Танзании, погрузился в размышления о нашей фантастической жизни.
   Последние сто  лет  нашу  жизнь  делали  фантасты,  причем  не  столько
современные нам фантасты, как фантасты далекого  прошлого.  Все  они  были
ушельцы, потому что ушли из своего времени в незнакомые  будущие  времена,
чтобы строить там жизнь, которую разрушали в  своем  настоящем.  Одним  из
таких  строителей  будущего  был  однофамилец   Бермудеса,   его   любимый
писатель-фантаст, фамилию которого он взял, присоединив к  ней  и  фамилию
любимого революционера.
   Вряд ли кто-нибудь станет  оспаривать  факт,  что  все  значительное  в
истории  человечества  сделали  наши  великие  однофамильцы.   Однофамилец
уголовника Менделеева открыл Периодическую систему элементов,  однофамилец
алкоголика Чайковского сочинил  балет  "Лебединое  озеро",  а  однофамилец
Бермудеса написал поистине великий  роман-эпопею  "Страна,  которая  плохо
лежит". Как вы помните, в этом романе речь идет о государстве,  в  котором
постоянно все разворовывается, и в конце  концов  возникает  идея  украсть
государство целиком. Но как  украсть  государство?  Откуда  взять  и  куда
положить? В романе однофамильца Бермудеса подробнейшим образом разработана
технология кражи страны, и желающему украсть страну ничего  самостоятельно
не нужно придумывать.
   В секретных архивах КГБ, а прежде НКВД, а еще раньше ГПУ, ЧК и  царской
охранки до сих пор хранится донесение, тоже, между  прочим,  однофамильца,
но чьего именно, лучше не упоминать, чтоб не рассекретить его  фамилию,  -
скажем только, что это было донесение  агента,  подсаженного  в  камеру  к
политическим заключенным в один из  последних  годов  прошлого,  не  будем
указывать, какого именно, века. Кроме агента, в  камере  было  двое:  один
большой и мохнатый, с бородой, обрамлявшей его лицо по окружности, подобно
тому, как темнота обволакивает солнце  во  время  солнечного  затмения,  а
второй маленький, лысенький, бегающий из угла в угол по камере и время  от
времени присаживающийся на пол у нар, чтобы что-то записать или вычеркнуть
в своих записях. Кругобородый держал в руках переданную ему с  воли  книгу
однофамильца Бермудеса, самую его знаменитую эпопею "Страна, которая плохо
лежит", и вычитывал из нее наиболее полюбившиеся  места.  Агент  слушал  и
запоминал, а лысенький записывал, не боясь вызвать подозрений.
   В краже страны, читал  Кругобородый,  должен  участвовать  весь  народ,
поскольку одному человеку или группе людей такое не под силу. А для  того,
чтоб мобилизовать народ  на  кражу,  нужно  учение,  которое  должно  быть
всесильно, потому что оно верно, а может быть, и совсем  не  поэтому,  оно
может быть и неверным, но об этом никто не должен знать, задача  учения  -
приковать внимание масс, пока будет разворовываться государство. Это может
быть учение экономиста Адама Смита, философа  Гегеля,  физика  Ньютона,  -
главное его так истолковать, чтобы оно работало в нужном направлении.
   Далее в романе говорилось, что, когда учение овладеет массами,  у  масс
отпадет потребность чем-то владеть и все их владения можно будет  передать
государству.  Сначала  национализировать,  чтобы  все  это  числилось   за
государством, а потом приватизировать, передав в частные руки, но  уже  не
те, что были прежде, а в собственные, свои. На этом заканчивается процесс,
который  может  продолжаться  много   лет,   но   уже   в   самом   начале
государственным можно будет пользоваться, как своим,  так  что  время  тут
особого значения не имеет.
   Пока Кругобородый все это  вычитывал,  лысенький  быстро-быстро  писал,
сидя на полу у нар, чтобы потом, выйдя на  свободу,  осуществить  фантазию
великого фантаста на практике.
   Он так и сделал. Взял теорию, которая без практики мертва,  и  соединил
ее с практикой,  которая  без  теории  слепа,  в  надежде,  что  из  этого
возникнет что-то зрячее и живое. Но  оно  не  возникло.  Мертвое  осталось
мертвым, а слепое слепым.
   В этом слепом  воплощении  мертвой  идеи  нынешний  Бермудес  играл  не
последнюю роль. Он был одним из ответственных лиц и теперь спешил уйти  от
ответственности. Жизнь ответственного работника в  том  и  состоит,  чтобы
постоянно уходить от ответственности, и  бродят  по  стране  ответственные
товарищи ушельцы, ответственные товарищи  по  несчастью  целой  страны,  и
светлое будущее, которое виделось им впереди, темнеет и  чернеет  по  мере
превращения в настоящее...
   Внезапно страшная мысль пронзила Бермудеса: ведь этот его попутчик ехал
до Москвы, почему же он сошел на другой станции? Может, позвонить? Кого-то
уведомить? Бермудес как ни в чем не бывало приезжает в Москву, а  там  уже
его встречают...
   "Надо выходить из игры!" - опять сказал Штирлиц Мюллеру, и Мюллер с ним
согласился.
   Он вышел на  станции  Сухиничи.  Было  утро.  Утро  нашей  Родины,  как
значится на известной картине известного художника. Бермудес стоял крупным
планом на фоне нашей Родины, как стоял на  картине  тот,  другой  человек,
продолжатель великого дела лысенького.

Популярность: 29, Last-modified: Wed, 17 Jan 2001 14:47:29 GMT