И я решил драться с ним
честно, соблюдая правила котовского боя.
Вынес на улицу им поесть, в теплое время я часто так
делаю, а он тут как тут, со своей наглой рожей, и всей тушей отшвыривает
тех, кто послабей. Макс сжался и вовсе не подошел. Я резко и сильно шлепнул
Серого ладонью по морде. Попасть-то попал, но он оказался гораздо быстрей
меня, сразу понял, что это бой, а не шутка, и успел располосовать мне руку
так, что кровь полилась. Он считал, что победил меня, и с места не сдвинулся.
Тогда я ударил его тыльной стороной ладони, быстрей и жестче, чем в первый
раз. Опьяненный успехом, он зазевался и не успел ответить. От удара он
отлетел метра на полтора, однако устоял на ногах, набычился и снова придвинулся
к мискам. Я посмотрел на Макса, он отбежал, но внимательно наблюдал за
событиями. Я обязательно должен победить! Это нелегко, Серый вдвое быстрей
меня, одинаково владеет двумя лапами, даже четырьмя, а когти у него...
Что поделаешь, никудышный я кот, придется использовать человеческую подлость.
Хочу сказать в свою защиту - я не надел перчаток и не ответил ему каким-нибудь
нечестным приемом, ногой или палкой. Я всего лишь сделал обманное движение
левой рукой. Он попался, и тут я влепил ему правой так, что он не удержался
на ногах. На этом я закончил, Макс должен понять меня и закрепить наш успех.
Я отошел на несколько метров и наблюдал, что будет. Серый быстро пришел
в себя и опять двинулся к мискам, по дороге отшвырнул еще одного моего
друга... Макс наконец понял, что от него требуется - он тоже подскочил
к еде, страшно захрипел, разбрызгивая слюну, вытянул когтистую лапу и зацепил
Серого за щеку. И так здорово зацепил, что отцепиться у него не получалось.
Серый сначала страшно удивился, а потом запаниковал, замахал лапами, но
оказалось, что у Макса лапы длинней, и враг сидит у него на когте, как
рыба на крючке. Наконец, Серый освободился и бросился бежать.
Мы не видели его почти
неделю, а потом он вернулся и вел себя чуть потише. Так и пошло у нас,
как только он распояшется, я с треском выгоняю его, а он, пользуясь моей
медлительностью, снова прокрадывается на балкон и сладким голоском сманивает
кошек у наших котов. И это продолжается по сей день! Несмотря на боевые
действия, я подкармливаю его, а он не против, так что наши отношения можно
назвать сложными, но не враждебными. Кажется, он понял, что лапы распускать
опасно, но сдерживаться у него не всегда получается.
После Макса, главного
свидетеля и участника боя с Серым, первым заметил изменения в расстановке
сил мой главный кот Клаус, хитрец и дипломат. Он тут же перестал замечать
Серого. Тому это было страшно обидно. Ведь именно он год назад прокусил
Клаусу ухо, оно превратилось в огромную подушку, в которой перекатывался
гной. Клаус мучился, но лечиться не давался. Когти у него железные, и я
сдался - будь что будет... Ухо в конце концов сморщилось и стало небольшим
твердым хрящиком. Но о Клаусе будет еще разговор.
6. На следующее утро... Люська.
И сегодня сухо, тепло,
и у той же кучи листьев меня встретил Макс. Второй была Люська, серая пушистая
кошечка, молодая вертихвостка, шельма, глаза раскосые, шальные... Она орет
тоненьким пронзительным голосочком, появляется на балконе и прыгает вниз
ко мне. "Ну, зачем, Люся... - говорю ей, - ведь мы идем туда, могла бы
подождать..." Но на самом деле приятно, что меня встречают. Я их вырастил,
выкормил вместе с братцем Шуриком. Шурик, милая душа, его уже нет, о нем
отдельный разговор... А Люська в восемь месяцев пошла по рукам или лапам,
не знаю, как вернее, и первый, кто ее заметил, был старина Клаус. Он обделал
свои делишки так быстро и ловко, что кошка, котенок в сущности, не успела
и глазом подмигнуть, а я не сумел помешать совращению - вышел из кухни
на минутку, а когда вернулся, охранять ребенка уже было бесполезно... Люська
навсегда сохранила нежное отношение к Клаусу, познакомившего ее с любовью:
они часто сидят рядом, она старается коснуться мордой его шерсти, а он
делает вид, что не замечает... Люська тогда выкинула двух совершенно голых
тварей, один еще шевелился и мне пришлось его прикончить, и закопать обоих.
Она же долго недоумевала, где ее плоды, ходила в то самое потаенное место,
куда спрятала их, и ее мать, Алиса, была все время с ней. Они сидели рядышком
у коробки, в которую затащили котят, и прислушивались, прислушивались...
В коробке было тихо. Одна за другой они лазили туда через узкую щель, нюхали
тряпку со следами крови... Дальше еще страшней. К тому времени у Алисы
подросли котята, Сильва, приблудная Саманта... и Люська в отчаянии посчитала
их за своих, и донимала - звала особым воркующим голосом, тащила к себе
и пыталась кормить. Полугодовалые зубастые зверюшки отбивались от нее,
злились, кусали и убегали. А она смотрела на них отчаянными непонимающими
глазами, как это, ее дети отказываются от нее!.. Потом Люська, наконец,
забыла о своих котятах, а вот Алиса... еще долго приходила к коробке, сидела
и слушала... А мне было страшно, и стыдно перед ними.
7. Алиса, общая любовь.
Я уважаю эту кошку. Сколько
ей лет, не скажу, иногда мне кажется, она всегда была здесь. Полуслепая,
в одном глазу плавает туман, а второй косенький, печальный. Серенькая,
всегда чистая, хотя никогда не жила у людей, я это знаю, такие вещи мимо
меня не проходят. Лет десять или двенадцать тому назад она подошла ко мне
в подвале. Было совершенно тихо, как бывает только в подвалах, и темно,
но я всегда слышу, что идет кот. Хотя на человеческую речь слух у меня
и не очень, про котов я слышу все. И ничего не услышал, только что-то мягкое
и теплое коснулось ноги... Она уже была взрослой кошкой, мельком я ее видел
в девятом с кумушками, а до этого она жила еще дальше от нас, я знаю. Как
она сохраняла чистую шерсть, и белоснежный воротничок, и весь вид, спокойный
и уверенный?.. Она рожала котят по два раза в год, в подвальных глухих
углах, в старых коробках и ящиках, старалась для них изо всех сил, кормила,
приносила остатки еды, которые находила у мусоропровода, мышей, птиц...
тащила им все, что находила и выпрашивала у людей. И каждый раз, в течение
многих лет, котята погибали. Зиму пережить не мог никто - голодно, а, главное,
холодно.
Я стал кормить Алису в
подвале почти каждый день, но не мог помочь котятам - они быстро дичали
и так прятались, что я не находил их, только видел на расстоянии. А потом
они исчезали... И так продолжалось бы всегда, если б Алиса не приняла простое
решение, и гениальное - принести котят туда, откуда появляется пища. Ко
мне в квартиру. Когда-то я жил здесь, потом почти перестали топить, то
ли дом сползает в овраг, то ли врастает в землю... Большинство жильцов
выехало, и теперь у меня здесь мастерская, летом я сплю в ней, а зимой
не выдерживаю холода - прихожу, работаю и к ночи ухожу в свою берлогу,
примерно такую же, но теплую.
И вот, Алиса, понаблюдав,
как я кормлю Феликса, своего первого кота, проследила, каким путем он пробирается
ко мне, и однажды явилась, когда меня не было, и оставила на кровати трех
котят. Она поверила мне и принесла их, чтобы я защитил. Что я мог сделать,
глядя на ее многолетнюю борьбу, обреченную на поражение? Я оставил котят.
Их было трое - двое рыжих и серенькая кошечка. Один рыжий, головастый и
могучий, объелся рисовой каши и умер, а два котенка - Люська и Шурик, выросли
в доме. Но в квартире их было не удержать - второй этаж, форточка, рядом
земля, целый день без присмотра... Впрочем, те, кого запирают, погибают
быстрей, стоит им случайно оказаться на земле, в овраге, в подвале....
Кот должен быть свободным, и я, как они чуть подросли и стало теплей, открыл
им балкон. Пусть выкатываются, как только почувствуют уверенность в себе.
Люська быстрей, сообразительней - выросла, а Шурик погиб. Я его любил больше
всех, он чудный был - рыженький, пушистый, доверчивый такой, даже вальяжный
котик. Второй после Макса научился приносить бумажку, что совершенно не
присуще котам: я бросаю, он бежит, ловит, играет, а потом несет в зубах
и отдает мне - брось еще!.. Шурик.
Сегодня Алиса сидит на
подоконнике квартиры первого этажа, с южной стороны дома. Нужно быть котом,
чтобы оценить все достоинства этого подоконника в теплые дни. Скажу только,
что он прикрыт от посторонних глаз кустами, не слишком высокими, так что
солнце здесь постоянно, к тому же в квартире пусто, и некому спрашивать
кошку, зачем она сидит. Она прыгает еще легко, бесшумно, как клубочек,
а вот наверх ей забираться мучительно трудно, на балкон, я имею в виду,
и она часто забивается в подъезд, под лестницу, и там ждет меня. Это опасно,
очень опасно. Она осталась без хвоста два года тому назад. Прищемили дверью,
нечаянно или нарочно, какая разница! Что-то я не слышал, чтобы ребенка
прищемили случайно... Выхожу как-то утром и вижу - валяется обрубок хвоста.
Я сразу узнал Алисин хвостик... Искал ее всюду, но она исчезла на несколько
дней. А потом вернулась, такая же спокойная, хвост удивительно быстро зажил,
как будто всегда был таким. Сантиметров десять осталось.
Алиса внимательно всматривается
в меня, не сразу узнает, я для нее фигура в тумане. Но голос знакомый,
и она спрыгивает с подоконника и спешит ко мне. Макс дружески толкает ее
толстым боком, и они бегут рядом.
Не успели пройти до угла
дома, как сверху, с моего балкона отчаянный вопль. Это орет Хрюша. Вчера
он опоздал на обед - дела, а сегодня спал дома, чтобы не прозевать еду.
Подождать пару минут у него не хватает терпения, и он скачет вниз, брякается
всеми четырьмя об асфальт и спешит к нам.
8. Хрюша - Тарзан.
Он самый маленький из взрослых
котов - черный, крутолобый, курносый котик с обрубком хвоста. У меня два
знакомых бесхвостых зверя, но это не удивительно - хвост уязвимая часть
тела. Я не знаю Хрюшиной подвальной жизни, догадываюсь только, что хвост
отгрызла собака. У него были повреждены какие-то протоки в носу - слезился
глаз, и он время от времени похрапывал, будто хрюкал, потому я назвал его
Хрюшей. Вообще-то у него есть настоящее имя - Тарзан, он получил его за
свои прыжки. Он подпрыгивал удивительно высоко, парил в воздухе, с растопыренными
лапами, вытаращив глазенки... Но о его прыжках мы еще поговорим. Хрюша
оказался долговечней Тарзана. Хрюкать он давно перестал, а глаз слезится
до сих пор, особенно когда Хрюша болеет или не в настроении. Тогда я вытираю
ему под глазом, а чтобы не цапнул, говорю заветные слова - "глазки, глазки..."
- как в детстве. Тогда Хрюша терпит, и даже рад, что помогли ему умыться.
Хрюша единственный из всех, кто часто спит дома летом и осенью, когда еще
тепло. Остальные предпочитают ночевать в траве или на сухих листьях, как
Макс, у него шкура такая, что холод не страшен. У Хрюши тоже была маленькая
история с ногой - сломалась, и он просидел несколько месяцев дома. Это
наложило отпечаток на всю его жизнь, потому что случилось как раз в том
возрасте, когда он должен был привыкнуть к новому, к жизни на свободе.
И он это время потерял. А сломал ногу он очень просто.
9. Как Хрюша сломал ногу.
Я взял его зимой, к весне
он поправился, и с хвостиком стало хорошо, торчал такой забавный толстенький
обрубок, и хрюкать перестал, и глаз слезился все реже... В теплые апрельские
дни я начал выпускать его на балкон. Он сидел в той дырке, в которую проползают
все взрослые коты, и прыгают на козырек мусоропровода. Хрюша весь находился
на балконе, а голова выглядывала наружу. Я знал, что он не осмелится прыгнуть,
слишком мал, и спокойно оставлял его привыкать к внешней жизни. И в тот
день он с любопытством смотрел вниз. Подъехала мусорка, я не обратил на
это внимания, потому что Хрюша не раз видел эту машину сверху. Но сегодня
что-то произошло с мотором, он коротко натужно взревел, а крышка бака громко
лязгнула. Хрюша в одно мгновение оказался в комнате, и стоял на трех лапах,
а четвертую, заднюю правую, поджимал к животу. В момент испуга нога оказалась
в щели между досками, он рванулся... Кость восстановилась быстро, через
две-три недели он уже ступал на ногу, но кот не человек - ему предстояло
прыгать и убегать от сильных и быстрых котов, нога должна была быть как
новая... Он просидел дома до августа.
Не раз, сидя с ним на
коленях, я размышлял о том, как быстро происходят непоправимые вещи, словно
жизнь состоит из плоскостей и граней, и пока ползешь по одной из плоскостей,
все ничего, но вот достигаешь ребра, одно неуловимое движение и все меняется.
Лязг - и хруст, стук и крик... И Хрюша стал другим котом - он выпал из
своего времени.
Когда он снова появился
на улице, такой же быстрый, нервный, каким был с детства, то не сумел вжиться
в нижнюю жизнь, остался там чужим. Он был сильным, напористым и злым, он
старался - я видел, как он старается, и страшно устает, словно, спрыгнув
с балкона на землю, попадает на чужую планету... Нет, там не все чужое
- были дружественные нам коты и кошки, которых он понимал, а других боялся,
но понимал тоже, попадалась интересная еда у мусоропровода... вообще была
естественная для этого комочка мышц и нервов жизнь. И все-таки, ему тяжело
быть вольным котом, а стать домашним он тоже не смог. А я, сидя рядом с
ним, думал о себе, что мне не нравится быть человеком, и котом не могу
стать, хотя все время пытаюсь.
И вот, Хрюша бежит к нам,
он потолстел к зиме, такой лоснящийся черный поросеночек в бархатной шубке,
с лихо торчащим вверх обрубком хвоста. Страшно озабоченный, подбегает ко
мне, что-то взволнованно объясняет... Надо сказать про эту Хрюшину особенность
- он разговаривает, произносит фразы, иногда целые речи, особенно когда
бежит со мной от девятого по дорожке и ему хочется рассказать мне все,
что произошло вечером, и ночью, и утром... Мы так давно не виделись, столько
за это время всего было! В его текстах нет слов, зато масса разных звуков,
некоторые похожи на короткий лай, другие на громкое мурлыкание... длинные
периоды, произнесенные со страстью. Я говорю ему - "Хрюша, конечно, да,
конечно! Я понимаю тебя!"
10. Хрюшин порядок.
Еще не зима, еще не конец,
еще не начало стремительного спуска в темноту и холод... Сегодня на листьях
снова Макс. Я сразу сую ему кусочек мяса с лекарством от глистов. Он кашляет,
эти твари проходят через легкие, прежде чем развиться в кишечнике. То ушные
клещи, то какие-то вирусы... я не успеваю поворачиваться, мои дикие звери
хватают заразу направо и налево, только успевай... Но главная опасность
- люди. Потом собаки. Только потом болезни. С людьми мне все ясно. Я о
них много передумал всякого, можно сказать, переболел, и больше не хочу
говорить. О собаках тоже говорить неохота, я помогаю им, но требую дружелюбия.
Немного погонять кота никто не запрещает, но не кусать и не душить! Почти
все понимают мои правила, а с теми, кто не понял, приходится разговаривать
отдельно.
Макс моментально глотает
мясо с отвратительно горькой начинкой, и еще облизнулся. Тут же отчаянный
вопль - опаздываю?! - появляется Люська, глазки блестят от алчности, но
время упущено. Впрочем, отнять у Макса не удалось бы - мясо! Все, что угодно
Люська может отнять у Клауса и Макса, но только не сырое мясо... Люська
припустила за нами, не забывая кокетничать с Максом, пихая его боком на
ходу. Макс не понимает таких тонкостей, он относится к Люське по-товарищески,
может огреть лапой, но не выпуская когтей. Они часто сидят рядышком и облизывают
друг друга.
Вот Алиса, Клаус, Хрюша,
Костик, о котором я еще ничего не сказал... толкаясь бегут гурьбой вверх
по лестнице, и я, спотыкаясь, проклиная возраст и коленные суставы, спешу
за ними. Мы должны промчаться, пока не появился кто-нибудь из соседей.
Вот, наконец, наш закуток, и дверь. Из передней в кухню ведет узенький
коридорчик, тут наш хозяин и повелитель Хрюша. Он вообще считает себя хозяином
дома и всем указывает, что можно, что нельзя. А в этом коридорчике он торжествует,
настало его время! Все бегут, спешат на кухню к мискам, только Хрюша сидит
в самом узком месте и не торопится - он раздает оплеухи. Направо, налево...
Все стараются быстрей проскочить, ускользнуть от Хрюшиных крепких лапок,
но не тут-то было! Хрюша редко промахивается. Иногда возражает Макс, он
встает на задние лапы и беспорядочно машет передними, он возмущен... Но
Хрюша бьет ловко и точно, а на Макса напирают те, кому попасть на кухню
важней, чем восстанавливать справедливость; они безжалостно пинают Макса,
и он, наконец, сдается, увлекаемый потоком. Вбежав в просторное помещение
все тут же забывают про Хрюшин порядок и бросаются к еде.
Здесь, несмотря на роль
хозяина и распорядителя, Хрюша почему-то оказывается последним. Как дело
доходит до мисок с едой, - он сзади всех, беспомощно бегает за широкими
спинами и кричит. Его никто не обижает из больших котов, просто тихонько,
незаметно оттесняют: ты наш, но не лезь в серьезную компанию. В мелких
стычках ему дают возможность отвести душу, и терпят оплеухи на кухне, но
как дело серьезней, его словно и нет! Это страшно возмущает его, он бежит
за поддержкой ко мне, у него обиженный вид, курносый носик наморщен...
Он сидит на коленях, бьет обрубком хвоста направо и налево и недовольно
ворчит. Я глажу его и успокаиваю - "ничего, Хрюша, еще найдется кошка,
которая тебя оценит... " Алиса любит его и жалеет, облизывает, когда Хрюша
позволяет ей; если он сильно раздражен, то может и оплеуху залепить. Она
только потрясет головой и не ответит, хотя может хлестнуть незнакомого
кота, есть еще сила у старой кошки. Хрюша для нее сынок-неудачник, хотя,
может, вовсе не ее сын.
Хрюша начал наводить порядок
недавно. Раньше он молча возмущался суетой и шумом в его владениях, а теперь
приступил к делу. С детства на улице ему приходилось хуже всех, его профиль
вызывал недоумение даже у видавших виды - маленький, но не котенок, хвост
вроде бы есть, но очень уж короток... и ведет себя странно - бегает, кричит
и говорит на особенном языке. Тогда еще главным был Вася, большой серый
кот с белыми щеками. Вася бросался на Хрюшу без предупреждения, молча,
и загонял в какую-нибудь щель. Поворачивался и уходил, и на морде у него
было что-то вроде насмешки. Он забавлялся! А бедный Хрюша мчался во весь
дух от Васи, жалобно визжа, выпучив глазенки, и за ним стелилось, блестело
на солнце полной радугой облако мокрой пыли... До ночи просидев в душной
щели, он выползал наружу... или не выползал, я находил его по жалобным
стонам под балконами первого этажа, в узких щелях, среди битого стекла
и всякого мусора, и долго упрашивал выбраться ко мне... Это продолжалось
месяцами. И вдруг в один из дней Вася, коротко глянув на Хрюшу, отвернулся.
Ему стало скучно... но главное, он признал, что существует такой странный
кот, имеет право быть, и не какой-нибудь чужой, а наш, значит нужно защищать
его от пришельцев так же, как других своих. Вася был насмешлив, но справедлив...
Вырос Хрюша, стал быстрей и ловчей старого Васи, но до сих пор, как увидит,
останавливается, и осторожно обходит стороной. А Васе не до него, он занят
своею жизнью; как всякой сильной личности, коту или человеку, все равно,
ему тяжело стареть, но иногда я вижу все тот же короткий взгляд, и мне
чудится усмешка на его изрытой оспинами и шрамами физиономии.
Что же касается Серого,
то когда он появляется, в первый момент на роже глубокое смирение и сладость.
Главное, чтобы я его не замечал. Я и не замечаю, но стараюсь все же отпихнуть
к отдельной миске, подливаю побольше супа, только бы не лез в общую кучу.
Его щербатая физиономия вызывает оторопь у всех, знающих о его бесчинствах
внизу. Там лучше не попадайся Серому... А на кухне главный я, и не допущу
драк.
Если еда вкусна, то раздается
рычание и чавкание, все заняты у мисок, только Алиса, слегка поклевав,
садится в сторонке и смотрит на толпу черных и серых. У нее почти нет голоса,
зато звуки, которые она произносит с закрытым ртом, мелодичны и разнообразны,
так она созывает котят. И все это стадо считает своими котятами, каким-то
чудом выросшими и сохранившимися. Они, действительно, выжили чудом, и каждый,
если б помнил и хотел, рассказал бы довольно печальную историю. Но они
не расскажут, для этого есть я, не совсем кот. Безопасность, еда и тепло
- вот что им нужно от меня. Лучше всего с едой, хотя и плохо. Хуже с теплом,
в подвале теплые трубы... полутеплые... а дома наши батареи еще холоднее
труб, зато есть я, еще одна печка... Еще хуже с безопасностью. Каждый год
у нас потери. Они вольные ребята, но за свободу платят щедро. В этом году
Шурик... Люди спрашивают - "это ваши?" Непонимание! Они не могут быть мои,
они со мной. Мы помогаем друг другу жить. Они имеют право на дом и землю
вокруг него, тем более, на подвалы.
А вот Клауса и Стива сегодня
нет, и это меня беспокоит. Иду искать.
11. Стив.
Темно, камень, земляной
пол, кое-где капает вода, шорохи... Тому, кто не знает подвал, нужен фонарик,
а я по звуку скажу, кто идет, по тени, и в темноте мне спокойней и легче,
я знаю, что мои в безопасности. Со временем я не стал видеть лучше, зато
чувствую острей, и, думаю, стал ближе к котам, чем к людям. А люди сюда
просто так не ходят, заглядывают сантехники по службе, а если застаю других,
то с недобрыми намерениями, это точно. Лучшее, что они могут - кучу наложить,
а потом обвинить котов, хуже, если их волнует мех. Дети - их интересует,
что внутри у кота... И потому мне никогда нет покоя.
Зову своих длинным свистящим
звуком - "с-с-с-с-с..." Какая-то тень, мягкий прыжок, и появляется длинный
совершенно черный кот, никакой тебе желтизны и коричневых пятен. Стив.
Смотрю, не хромает ли он, я каждый раз смотрю. Правую заднюю собрали из
мелких кусочков, кость была размозжена. Пришлось держать его втроем пока
дали наркоз, усыпили, сделали разрез... И остановились - кости нет, черно-багровая
каша с розовыми крапинками... Но кот не может без ноги, и мы собрали розовую
костяную крошку, обломки, слепили мясом и кровяными сгустками, перевязали
все это медной проволокой, и зашили. Принесли домой. А время было весеннее,
и кот, очнувшись, тут же захотел на улицу, к кошкам. До этого мотоцикла,
который сшиб его, у него только-только развернулась любовная история, и
ему обязательно нужно договорить. Нога перевязана, поверх повязки штанина,
подвязанная на животе, а он скачет на трех ногах и требует свободы! Несколько
ночей я уговаривал его, гладил, укладывал к себе на одеяло... Он терпел
минут пять, а потом снова к двери, я за ним... Так я выдержал неделю. А
потом он сбежал, и я отправился его искать. Вечер, апрельский ливень, молнии
- и вдруг отчаянное рычание и визг. Схватились два кота, катаются по земле,
дождь сечет их, шерсть прилипла к телу... Один - Вася, наш главный, светло-серый
могучий кот, второй... черный, тощий как скелет, но бьется отчаянно и не
уступает. Это Стив в своей клетчатой штанине - сипит, отплевывается от
льющейся сверху воды, дышит с хрипом, но не сдается. Вася тоже изрядно
потрепан. Кое-как разнял их, притащил своего домой. Что же будет с лапой?..
Долго не заживала рана, гной... Я колол его антибиотиками, и нога зажила,
стала даже крепче, чем раньше, потому что на месте разбитой кости из обломков
вырос большой костяной шар. Крепкая нога, но потеряла былую ловкость и
гибкость... А Стив обиделся на меня, за то, что держал его дома, причинял
боль, - и ушел к соседям, а потом куда-то стал исчезать и только раз в
неделю появлялся на нашем горизонте. Видя меня, он отворачивался и проходил
мимо... Много лет он был обижен, не хотел меня узнавать, а я смотрел, как
он ходит, и радовался.
Прошли годы, и Стив понемногу
стал забывать обиду, и вспомнил все хорошее, что у нас было с ним. Как
мы нашли его под телегой...
12. Как я познакомился со Стивом.
Как-то ночью в мае, при
свете полной луны я искал Клауса и увидел недалеко от оврага черного кота.
Я позвал его, уверенный, что это Клаус, а он молча стал удаляться, не спеша,
но и не подпуская к себе. Я шел за ним, недоумевая, отчего это Клаус решил
меня подразнить... И вдруг кот исчез, нырнул в трансформаторную будку.
Ничего не поняв, я отправился домой. На следующий вечер я снова увидел
того кота, но тут уж разглядел, что это не Клаус, а какой-то новый молодой
зверь. Жил он не в будке, а рядом с ней, под остовом разбитого грузовика,
нашел там небольшую ступеньку или уступчик, удобное и незаметное место
для ночевки. В теплое время, конечно. Откуда взялся этот кот, я не знал.
Я принялся кормить его, и он быстро привык ко мне, зовешь - и выскакивает
из-под машины, галопом бежит навстречу... Как сейчас вижу молодого Стива,
как быстро он бегал, и радовался, что видит меня. От частых посещений трансформаторной
будки - там он спасался зимой от ледяных ветров - у него были сожжены подушечки
на лапах. Лечили... Потом эта история с ногой.
Поела Алиса, поела Люська,
и вот они, подружки, сидят рядышком, обе серенькие с рыжиной. Люська только
недавно перестала сосать Алису, хотя девке два года! У Алисы были новые
котята, и Люська ревновала, оттесняла малышей и сама сосала мать. Я ругал
ее и оттаскивал силой, а она возмущалась. До сих пор иногда пытается...
В сумерках я часто путаю их, пока не разгляжу хвосты: у Люськи пушистый
длинный хвост, а у Алисы... сами знаете.
Стив попробовал сегодняшнюю
нашу еду, презрительно сощурился - и к двери. Попробуй его не выпустить
- он шипит, рычит и успокоится только, если путь свободен. И уходит не
оглянувшись. А вот Клауса сегодня не было. Завтра день начнется с него,
он главный у меня кот, советчик мой.
13. Клаус - Белоусов, суперкот.
Утром пять градусов выше
нуля, листья светятся каждый своим светом. Снова встречает меня троица
молодых. Первый, конечно, Макс. Вылезает из своей кучи, потягивается, стряхивает
с клочковатой шерсти листья... Каждый день пытаюсь вырывать из него клочья,
он грозит кривым зубом, но не цапает меня... Вот Люська, она по утрам голодна,
орет, и трясет пушистым хвостом как заправский кот, толкает Макса, и они
соревнуются, кто первый впереди меня. Вот и Хрюша, снова спрыгивает с козырька,
брякается об асфальт, подбегает и долго объясняет, как ждал меня, и что
приходил Серый, а он показал ему кузькину мать... Затаился, наверное, и
наблюдал, как тот расхаживает по кухне... Молодые все в сборе. А дома в
дверях меня встречает старина Клаус, или, как я его уважительно называю,
Клаус-Белоусов, суперкот.
Это звание легко не дается.
Первый мой суперкот Феликс многому меня научил, например, высокомерию по
отношению к мелочам жизни, и стойкости к передрягам, которых у нас хватало.
Но о Феликсе еще будет время поговорить.
Клаус большой темно-коричневый
кот. У него круглые желтые глаза, ясные и наивные. Он притворяется наивным,
а на самом деле хитер, настойчив, и коварен, если его обидеть. Ничего не
забывает. Он никогда не воюет из-за мелочей, но если уж становится на тропу
войны, то берегись... У него очень длинный и толстый белый ус - единственный,
и отрастает до большой длины. Без уса он не был бы таким хитрым и мудрым,
я думаю. Поэтому у него второе имя - Белоусов. Он такого же роста как Стив,
самый большой мой кот, но чуть короче его. И таких же объемов, как Серый,
но чуть ниже Серого. Но он славен не ростом, силой или быстротой. Он известен
умом, памятью и осторожностью, которая сочетается со смелостью. Он долго
обдумывает, а потом моментально действует. Вот такой он - суперкот Клаус.
Он, оказывается, тоже
ночевал дома, слышал и видел с балкона, что я иду, как прыгает, голосит
Хрюша, и Макс вылезает из своей кучи, и Люська крутится вокруг меня, пронзительно
пищит... Он не тронулся с места, понимая, что нет смысла суетится, я ведь
сейчас иду наверх, зачем тревожить старые кости?.. А кости, действительно...
Много лет прошло, а я
помню в мелочах этот день. Ему было около года... как Шурику... Я ходил
сюда еще другими путями, по улицам города, подходил к нашим домам со стороны
оврага - там, где мостик. И увидел, что какой-то черный перебежал дорогу
и пропал в высокой траве. Он странно бежал, быстро, но с согнутыми ногами,
так, что брюхо волочилось по земле... С тяжелым чувством я поспешил туда,
и нашел Клауса. Он лежал, подняв голову, как будто отдыхая, и смотрел на
меня, но с места не сдвинулся. Я наклонился, чтобы поднять его - и почувствовал,
что он повисает у меня в руках, как тряпочка. И тут он закричал... Я принес
его, положил на диван. Позвоночник... Он смотрел на меня и тяжело дышал,
но страха в глазах не было. А я плакал, и так мы просидели долго, я ничего
сделать не мог. Недавно умер мой Феликс, а ко мне пришел, неизвестно откуда,
молодой черный котик, как будто хотел заменить старого друга. Я верил,
что это Феликс вернулся ко мне.
Потом он сполз с дивана
и, выгнув спину, сгорбившись, поковылял в ванную, в темный угол, а я шел
за ним и не знал, то ли взять его на руки, то ли оставить в покое... Попытался
поднять, но он заворчал - я сам... Таким он и остался - все сам да сам!
Повезло - он выжил, и
стал большим лохматым котом с перебитым ухом и отчаянными желтыми глазищами.
А у меня появлялись, крутились вокруг все новые и новые, голодные, усталые,
больные... И Клаус отчаянно ревновал, завидовал тем, кто сидел на коленях.
И только когда кругом никого, и тишина, - он прыгает ко мне, долго смотрит
в лицо, приблизившись так, что чувствую его дыхание, вижу все шрамы и царапины,
и сморщенный кусочек левого уха... Он укладывается и урчит так громко,
пронзительно, даже визгливо, что у меня звенит в ушах.
Так вот, Клаус... Сегодня
он снисходительно смотрел, как я разворачивал свой нищенский кулек - остатки
жареной картошки, кусочек творога. Он и не подошел, в то время как свора
молодых рвала и метала, отчаянно толкая друг друга. Клаус умеет находить
еду. Он самый умелый помоечник: никто не может так глубоко раскопать, найти
лакомый кусочек, например, остатки копченой колбасы, которая, оказывается,
не перевелась, а просто исчезла с моего горизонта.
Сзади шорох, и из ванной
комнаты вылезает Алиса. Поперек ванны фанерка, на ней она ночевала, в теплоте
и темноте. Я тут же бросился получше устраивать ее место, бросил на фанерку
теплую тряпку. Она заинтересовалась, прыгнула, стала нюхать... Тряпочка
ей понравилась, и не обращая внимания на картошку, она устроилась дальше
спать.
И с едой сегодня особенно
повезло - соседка, единственная не злобная, принесла вермишелевого супа
со свиными корочками, очень аппетитными. Коты обожают вермишель, лапшу
и прочие продукты из муки, особенно, если в мясном супе! Суп прокис, но
это не помешало нам. Получился праздник. И я вспомнил, что день рождения
у меня, 66 лет. И еще один подарок ! - на кровати, где я сижу и печатаю
эти заметки, спит Стив. Все это время он и не шелохнулся. Осень, старые
коты долго спят, накапливают жирок... Я взгромоздился рядом с ним, он чуть
подвинулся, а потом прижался к моему боку. Во сне он простил меня, а наяву
еще помнил свои мучения. Он медленно, постепенно приближается ко мне, иногда
позволяет себя потрогать, мурлычет, когда глажу... А вот Серый не умеет
мурлыкать. Я вспомнил Серого недаром, ведь он когда-то домашний был.
Теперь Стив рядом, Алиса
в ванной комнате, Хрюша пытался поспорить с печатной машинкой, что гремит
на коленях, но плюнул, отметил все углы комнаты, несмотря на мои просьбы
и угрозы, и убежал на балкон. А вот и Костик... Есть у меня еще один кот.
14. Костик - Константин.
Костик умирал в подвале
от голода. Это странное явление, и страшное - рядом бродят взрослые толстые
коты, обжираются на помойках, находят еду везде, даже под окнами, ходят
из нашего дома в девятый и гораздо дальше, через овраг в город... а эти,
слабые, неокрепшие, умирают, не добравшись до миски с едой. Их отгоняют
сильные, а потом они уже так боятся, что и не подходят, а искать еду не
умеют еще. Костик ходил и шатался, позвоночник с лапами, он появлялся из
темноты, капелька тени, его сдувало ветерком из окон и дверей, он ничего
уже не понимал, только отчаянный звериный инстинкт заставлял его подниматься,
ходить, убегать от врагов... Месяца два я кормил его отдельно, отпихивал
всех взрослых, и он понемногу отошел. А потом заболел странной болезнью,
ею болели все молодые коты. У них подводили задние ноги - заплетались,
и коты двигались словно пьяницы после хорошей дозы. Никто не умер тогда,
и Костик тоже выжил, недаром я старался. Когда он поправился, то убежал
в девятый, там сгорбленная старуха подкармливает всех, кто приходит, и
он у нее кормился до осени, а потом перебежал обратно ко мне. Появился,
и я с трудом узнал его - молодой красавчик с томным взглядом. Но это был
он, весь серый, а на задних ногах два продолговатых пятна, словно темные
подследники надеты. И еще, я знал один его секрет, но об этом позже...
В девятом коты добрей, кошек больше, овраг ближе, а главное, подвал теплей...
и тише, потому что на двери железная решетка, на северном входе, а про
южный, открытый, знают одни старухи да я, и никто туда зря не ходит. Но
все-таки Костик вернулся - старуха кормит скудно, а он вырос, ему стало
не хватать еды. И он вспомнил про меня, как я его спасал... Здесь у него
появились друзья.
Первым другом Костика
стал Клаус. Это была забавная пара - большой, лохматый и толстый пожилой
кот и тоненький юный Костик, они всегда были рядом. Костик всегда искал
Клауса, и тот вечно оглядывался, идет ли Костя... Кто еще мог выхватить
кусок мяса из-под носа у Клауса?.. Потом слегка разошлись их пути. У Клауса
тогда было много любовных дел, а Костика не интересовали кошки. Но зато
появился новый друг, Макс. Его тоже не волновали кошки, он был еще молодой,
к тому же слегка недоразвитый. Теперь они самые верные друзья, и не только
друзья, но об этом позже.
Значит, Костик пришел
и устроился рядом со мной, Стив справа, а он слева... Третьим другом Костика
стала Люська, веселая кошка, и умница.
15. Как приходят кошки...
Люська сегодня сразу убежала,
ей теперь нравится Серый, потащилась искать. Я рад, что замешан наш кот,
ходить недалеко, а то она последнее время увлекалась чужаками - то возникнет
лохматый перс, детсадовский аристократ, то голубоватый из седьмого дома,
а это черт знает где... на высоких ногах, с фиолетовыми наглыми глазами...
Шлюха с восьми месяцев, что поделаешь. В пять она уже освоилась на балконе,
нашла щель в углу и вылезла на козырек, а через несколько дней наблюдений
одолела общий путь вниз. А вот наверх... Трудней всего возвращаться. И
эта малолетка придумала самый головокружительный способ - она поднималась
по кирпичной стене, цепляясь коготками за выемки меж кирпичей, где поменьше
цемента. Фокус Люськи никто повторить не решается - карабкаться по голому
кирпичу!.. Новичкам и дилетантам сначала везет, я знаю это по живописи...
Но она не остановилась на достигнутом, обнаружила еще один путь, но тут
уж судьба усмехнулась - так прыгали до нее почти все. Балкон первого этажа,
под нашим, застеклен, но по краю окна снаружи проложена доска, или карниз,
сантиметров десять шириной, вполне достаточно для кошки. Трудней всего
достичь этого балкона, до него около двух метров. Самый простой вариант
таков - сильный толчок от земли, второй, промежуточный, от гофрированной
жести, которой заделаны балконы, и вы на этом карнизе, а дальше проще -
прыжок на козырек мусоропровода, около метра, а с козырька ко мне на балкон,
через узкую дыру, на этом этапе есть свои тонкости, но они понятны только
котам, в общем, пустяковое дело.
А вот Алиса приходит не
так. Ей сразу не одолеть высокий балкон первого этажа, и она нашла сбоку
уступчик шириной в полкирпича, прыгает на него, отдыхает, вторым прыжком
кое-как достигает карниза, о котором я говорил, отчаянно цепляется за него
лапами и выкарабкивается наверх. Смотреть на ее прыжок и барахтанье я не
в силах... Два года тому назад именно по этому пути она тащила ко мне трех
котят, одного за другим, и не крошечных, а месячных, и крупных. Что мне
было делать... Я примирился, и вот, выросла Люська, шальная, беспутная
кошка, но живая, живая. А Шурик?.. А третий, гигант, сраженный рисовой
кашей?.. Кому-то повезло, кому-то нет, это несправедливо. В гробу я видал
борьбу за выживание, у меня на нее длиннющий зуб, как у нашего Макса.
16. Немного о власти.
Когда я познакомился с
моим главным - Клаусом, со Стивом, и несколько позже с Хрюшей, хозяином
дома был Вася, я уже немного говорил о нем. Теперь он стар и живет в седьмом,
по ту сторону оврага, и только иногда заходит ко мне. Он уже не грозный,
щеки обвисли, исхудал, голова бугристая, за ушами вмятины... Как твоя жена,
Вася?.. Васина серая кошка ушла вместе с ним. Они всегда были рядом, растили
котят, спасали их, пока могли, потом забывали, рожали новых... Эта парочка
рассчитывала только на себя да на подвалы, они сторонились людей. Вася
командовал котами мудро и сурово, гонял молодых, но потом признавал и защищал
от пришлых... Состарился Вася и отошел в тень, все реже выходил из подвала,
а потом и вовсе перекочевал со своей кошкой за овраг, там детский сад и
больше еды. А главным стал у нас темно-серый кот с разными глазами - один
желтый, другой коричневый. Топа. Он всю жизнь прожил в нашем доме, но никто
его не признавал. Он ходил то в девятый, то за овраг, приспособился к тамошним
мискам и не претендовал у нас на власть. И неожиданно оказался самым сильным:
Клаус и Серый еще не выросли, Вася ослаб и ушел, Стив терпеть не мог начальственной
суеты, всегда любил погулять на стороне... Чтобы стать главным, нужна не
только сила, надо верить, что эта земля твоя, на ней живут разные коты
и кошки, и со всеми следует обходиться по котовским правилам. Топа всю
жизнь ходил сам по себе, всего этого не умел, и, как только вырос Серый,
умотал за овраг, показывался сначала, а потом и вовсе исчез. Недавно, я
слышал, из подвалов детского сада извлекли тело большого серого кота. Умер
Топа, и его тут же забыли. А вот Серый повел себя по-другому. Но о нем
еще не раз поговорим.
Я сижу со своими мыслями,
коты по одному уходят, стучит форточка, гремит жесть, когда очередной кот
продирается в дырку, прыгает вниз... Теперь я им не нужен - до завтра.
Соберутся ли утром все, я никогда не знаю. Бывает, дни идут, ничто не меняется,
и кажется, так будет всегда. Но в одно утро жизнь совершает скачок. Зову,
ищу, обхожу подвалы, спускаюсь в овраг... а внутри уже холодноватая уверенность
- случилось. Так бывает почти каждый год. Я никогда не видел тех, кто убивает.
Наверное, дети... и такие вот старички, как мой сосед. Страшна не столько
злоба, которой насыщен даже воздух - страшней и глубже непонимание ценности
жизни, неуважение к ней, своей и чужой... Но вернемся к теме.
Коты уходят, но знают,
куда вернуться - есть я.
Настало время и мне уходить.
Но не так-то просто покинуть друзей.
17. Когда ухожу...
Я долго вожусь со всеми,
чтобы не бежали за мной. Некоторые доходят до нашей границы, постоят, глядя
мне вслед, и поворачивают обратно. И то опасно, потому что люди и собаки
очень злы. Недавно я увидел, как стая собак преследует серого, лохматого
как старый валенок, кота из девятого. Когда я подбежал, он лежал на боку
в беспомощной позе, закатив глаза. Дернулся, и затих... Я отогнал собак.
Среди них была сучка, черная вертлявая собачонка из восьмого, а всей бандой
верховодил очень милый рыжий, как лисичка, песик, он-то и организовал натиск
на "валенка". Собравшись вместе, они, конечно, выпендривались перед сучкой,
к тому же в их компанию затесался явный проходимец - странного вида барбос,
помесь фокса с таксой, со злыми белесыми глазками. Я как-то уже видел его
в деле - вцепится, не отпустит... Но через день я с изумлением обнаружил
у девятого того самого "валенка", совершенно живого, он отлично ладил с
красивой кошкой из детского сада, я ее знаю. Может двойник? Не слыхал про
двойников среди котов, это невероятно, настолько они разные... Но тела
"валенка" я не нашел, хотя тщательно обыскал место сражения, не было даже
следов крови! Странно, обычно их тела лежат и разлагаются, ведь эти коты
ничьи, живут сами по себе, как могут. Им трудно выжить, только выдающиеся
личности доживают до старости. Как не устать от жизни, когда нет спокойного
пристанища, никогда не знаешь, что перепадет поесть, не затопят ли подвал,
не закроют ли все окошки и щели, не возьмутся ли травить крыс страшным
ядом или разбросают ядовитые приманки, такие приятные на вкус... или прибегут
мальчишки с луками и пистолетами, стреляющими очень больно, или наш старичок
возьмется гонять палкой, или поймают недоделанные дети, привяжут, начнут
медленно жечь и резать на части... Или какая-нибудь исполкомовская сволочь,
объявит всех котов распространителями болезней, будут ловить и убивать.
Я думаю, кот притворился
мертвым, чтобы эти шакалы отстали от него. "Валенок" сыграл в мертвеца,
опытный хитрец, а Шурик не умел, эти шавки поймали его и придушили. За
день до смерти он сидел рядом со мной, сияющий, важный, пушистый, смотрел
доверчивыми оранжевыми глазами. Его облизывала мать, Алиса, а он только
поворачивал голову, чтобы достала со всех сторон. А потом начал отчаянно
отвечать ей тем же, лизать и лизать, и все мимо, и только мелькал его яркий
малиновый язычок. А с другой стороны сидела его сестра Люська и лизала
ему пушистый бок...
Когда я ухожу, то стремлюсь
оставить их дома, а то хлопот не оберешься, будут бежать и бежать за мной,
или, как Хрюша, страшно кричать, глядя вслед отчаянными глазами... И сегодня
я запихал обратно Клауса, который ухитрился-таки выскочить в коридор, но
через него, воспользовавшись сумятицей, перепрыгнул Макс и устремился вниз.
Стив первым ушел через балкон, но уже успел проникнуть обратно в дом, сидел
перед соседской дверью и делал вид, что я не существую. Он теперь надеялся
на богатого соседа, который может пнуть, а может, под настроение, выдать
кусок копченой колбасы. Я не стал его уговаривать, и тоже сделал вид, что
никогда не видел. Пусть живет, как хочет, все равно не переубедишь. А Макса
выпускать нельзя, он нервный и слегка того... плохо знает дом, будет до
утра толкаться по лестницам, и кто-нибудь обязательно даст ему по башке.
Она у него крепкая, но в третий раз может не выдержать. И вот я скачу за
ним, приманиваю, умоляю выглянуть из-под лестницы, а он не спешит, смотрит
из темноты бараньими глазами... Наконец удалось, хватаю его и тащу наверх.
Но пока просовываю в щель, через нас прыгает Люська, которой уж вовсе это
незачем - она развлекается. Но и ее оставлять на лестнице опасно, я долго
упрашиваю ее сдаться, а она, задравши гордо хвост, дразнит меня, шельма,
потом милостиво дает себя поймать. Хорошо хоть, что Алиса в стороне от
этого безобразия - сидит в передней и молчит, глаза в туманной дымке. Она
различает в сумраке только силуэты, и узнает меня по голосу, звуку шагов
и запаху. Она играть в побегушки не намерена, устала и хочет поспать в
тишине.
Так вот, когда я ухожу,
то хватаю их и прячу в надежные места. А они считают, что идет игра, непонятность
ее правил раздражает их. Не умеют предвидеть опасности, счастливые существа.
А я, трясущийся от страха комок жизни, предчувствую и представляю наперед,
и что? Это спасает меня, дает преимущество перед ними? Отнюдь! Наоборот!
Они еще снисходительны, я им надоедаю своими страхами. Клаус при этом никогда
не кусает меня и не царапает, сидит на руках, сопит и не вырывается - "все
равно убегу..." Хрюша может куснуть или ударить лапой, но не всерьез -
"отстань!" А Стив только замахивается , но зато страшно шипит и рычит,
особенно, когда я советую ему не сидеть перед чужими дверями и не клянчить
интересную еду... Все, как ни поели, обязательно копаются в помойках. Раньше
я возмущался этим, а теперь радуюсь за своих друзей.
Как-то уходя, пытаясь
избавиться от Клауса, я затолкал его в подвал и плотно прикрыл дверь. Когда
я обошел дом, то он уже сидел и ждал меня - выпрыгнул из окошка с другой
стороны. Уйти от него невозможно, он плетется за тобой, ему страшно, кругом
все чужое - поля или дома, незнакомые коты, злобные собаки... он понимает,
что мне не спасти его, если начнется гонка, надо будет полагаться на себя...
И все равно идет и идет. И попадается, конечно. Потом, отогнав от дерева
собак, уговариваю его - "все спокойно, слезай..." а он долго не верит,
подозрительно оглядывая сверху местность... Потом мастерски слезает - задом,
не глядя вниз, что дается котам трудно. И я, недовольно ворча, провожаю
его обратно, а он ворчит, если я иду слишком быстро.
Но сегодня он дома, пусть
покрутится там, найдет пару крошек, а меня и след простыл.
Кончается день двенадцатого, ртуть топчется около нуля.
Я жду зимы - скорей начнется, скорей пройдет. И боюсь - ведь каждый день
спасаться от холода, темноты, людей, собак, машин... Когда я думаю об этом,
то уже не знаю, человек я или кот. Смотрю на мир, как они. Белая пустыня
поднимается, закрывает полмира, темное небо наваливается на землю. Горизонт
скрывает все, что видят люди. Зато окошко под домом становится большим,
близким и манящим, я чувствую исходящие оттуда теплые токи; темнота подвала
не страшна, наоборот, мне хочется раствориться в ней, уйти туда вместе
с котами. Небольшое усилие, внутреннее движение, жест или особое слово,
сказанное вполголоса - и мир покатится в другую сторону... Я устал от выдуманной
жизни. Хочу видеть мир, как коты. Чтобы простые вещи всегда были интересны
мне. Чтобы трава была просто травой, земля землей, и небо - небом. И все
это ничего больше не обозначало, а только жило и было. Чтобы я не рассуждал,
а чувствовал. Чтобы жил мгновением, а не завтрашним днем, тем более, послезавтрашним.
Чтобы не знал всей этой подлости и грязи, в которой купаемся. Чтобы не
боялся смерти, ничего не знал про нее, пока не тронет за плечо... А если
короче - мне скучно стало жить человеком, несимпатично, неуютно. И, главное,
- стыдно. Но об этом еще придется говорить.
18. Сегодня как всегда...
Макс зевает, показывая
свой страшный клык, потягивается... Я глажу его, он что-то досадливо бормочет,
делает вид, что хочет ударить зубом. На самом деле он рад, что я не забыл
его, и бежит со мной, то сзади, то рядом, то обгоняет меня, он с рождения
умеет цирковые штучки и никогда не попадается под ноги... А вот Люськи
нет. Зато выскакивает из подвала Константин и с легким топотом бежит впереди,
у него теперь крепкие лапы, а когтей я никогда не видел, он их надежно
прячет. Тут же Хрюша с криками и объяснениями выскакивает из подвала, голова
в известковой пыли. Значит, сидел на трубе под потолком. Как он забирается
туда, не знаю, даже слезть оттуда не просто... Макс бежит впереди, тряся
шерстяными боками, самолюбивый Хрюша обязательно перегонит его. Зато у
подъезда Хрюша сдается, смотрит на меня умоляющими глазами - он боится.
Но теперь и Макс не лучше, два труса на пару! Макс боится Серого, а Хрюша
просто всего боится... Нет, он мужественный парнишка, каждый раз преодолевает
страх, но должен собраться с силами. Нередко я оставляю его подумать, ухожу
наверх с остальными, а когда спускаюсь снова, Хрюша уже готов и бежит изо
всех сил впереди меня. Он недаром боится лестниц, здесь все возможно, например,
угодить в мусоропровод, а дальше уж зависит, с какого этажа летишь...
Но сегодня легче, к нам
с одной стороны подбегает Люська, с другой мать Алиса, общая любовь всех
наших котов. Алиса действует на Хрюшу раздражающе, но перед суровым испытанием
он всегда радуется ей - она ничего не боится, и он с ней держится молодцом.
И Макс сегодня, десять раз оглянувшись, набрался храбрости, а значит, все
мы вкатываемся в подъезд и мчимся по лестнице на второй этаж. Пусть никто
нас не увидит, не услышит, тогда нам хорошо. Открывается дверь в темную
переднюю, пахнуло знакомым и родным - кошками с красками. Мы дома. В гробу
мы видали всех людей, мы другого племени.
Так мы идем, вчера, сегодня,
завтра... хорошо бы - всегда.
19. Как они прыгают ко мне...
У меня один кусочек печенки,
отдам-ка его первому попавшемуся коту. Сегодня это Костик. Увидев протянутую
руку Костя громко и противно закаркал вороном. Тут же набежали все - одни
еще околачивались в кухне, другие успели спуститься вниз и мигом вернулись,
устроив давку на карнизе первого этажа... Все рекорды побивает Хрюша, он
влетает в кухню особым образом: прыгает в окно прямо с ограждения балкона,
расстояние не менее двух метров. Он летит - и брякается грудью о край форточки,
впивается в него когтями и выкарабкивается. Так прыгать гораздо трудней,
зато он видит, куда летит. Другие коты вспрыгивают на приступочку под окном
и легко взмывают вверх, не глядя, - привыкли, что форточка над головой.
Хрюша художник, он верит только глазам, и сомневается, на месте ли сегодня
форточка... И так каждый день. Пролететь такое расстояние кроме Хрюши никто
не может. Недаром его зовут Тарзан. Он отталкивается от узкой полоски железа,
зимой скользкой от льда и снега, весной и осенью - от дождя или росы...
Но Хрюше-Тарзану трудности обязательно нужны, учиться другим прыжкам он
не желает. Он долго, жалобно, с надрывом кричит перед подвигом, пусть все
знают про трудную судьбу Тарзана. Потом отталкивается и летит, растопырив
в воздухе лапы, выпучив глаза...
А вот Алиса, старая и
полуслепая, никому не заявляет про свой подвиг, готовится незаметно и бесшумно
прыгает прямо вверх... на стенку дома, у нее свой секрет. Отталкивается
от нее - и оказывается на форточке. Прыжок у нее слабеет, но она берет
умением и умом. А как прыгает в форточку Костик?
20. Костик, ласковая злюка...
Надо же, не обратил внимание.
Зато я знаю, как он забирается на козырек, что над мусоропроводом. Придумал
не хуже Люськи. Рядом с домом растет тонкое деревце, единственное, не вырубленное
жителями первого этажа, обожающими свет. Его верхние ветки расположены
над козырьком. Костик, теперь здоровый упитанный кот, тащит брюхо вверх
по стволу, потом ползет по тонкой ветке, она вот-вот надломится... Когда
ветка просто обязана сломаться, Костик прыгает - и на козырьке! Он особенный,
конечно, кот. А кто у нас не особенный? Но у Костика есть еще тайная страсть.
Когда он впервые, преодолев
страх, позволил взять себя на колени... Он долго нюхал руку, и вдруг быстро
и несильно укусил за палец, словно решил попробовать, что за материал,
поддается ли... В этом укусе не было злости - чистое любопытство. Глаза
его при этом косили от напряжения и интереса... И сегодня, он долго сидел
рядом со мной на кровати, положив голову на колени, не обращая внимание
на стрекотание машинки... И вдруг я поймал его взгляд - осторожный и вопросительный.
Опять! - он безумно хочет укусить, но боится, что рассержусь. Не цапнуть,
как Хрюша - "отстань, я занят!" а как тогда, в первый раз... "Так и не
понял..." - было в его взгляде. Этот разговор у нас почти каждый день.
Надо так надо. Подвигаю руку к нему поближе, он осторожно берет зубами
большой палец... слегка надавил - и отпускает.
Теперь у него очень довольный
вид, он песенку поет, глазки ясные, серо-зеленые, сам чистенький, светлый
весь. Удивительно, ведь всю жизнь в грязном подвале... Каждый день прибегает,
чтобы погладили. И осмелев, осторожно кусает палец, пробует на зуб. Кусаться
стра-а-шно, и он ценит меня за дружбу: я даю ему палец - укуси, Костик...
Потому что понимаю, Косте некого больше укусить.
21. Молодые уходят далеко.
Сегодня выпрыгнул ко мне
из подвального окошка старый знакомый - сияющий, ухоженный, с блестящими
глазами черный кот Цыган из восьмого дома. Он долго шел к нам через овраг
и страшно рад, что добрался, убежал от нудной хозяйки. Он был здесь два
или три раза, но еще ничего не понял, потому ведет себя смело и даже, по
нашим понятиям, нагло - отпихивает всех от мисок, никого не приветствует
и не боится. В первый раз Клаус молча и внимательно обнюхал Цыганову спину...
"Зеленый... " Все поняли, в чем дело, и прощали Цыгану многое.
А сегодня Макс долго смотрел
на Цыгана и в его темноватых мозгах зашевелилась мысль - а не побить ли
этого чудака... И он, ни с кем не считаясь, взялся за дело. Цыган взмыл
на дерево и засел в развилке веток. Макс устроился внизу и терпеливо ждет,
лезть за Цыганом ему неохота. Он сам унижен, и радуется, что может кому-то
доказать, что тоже сильный и страшный... Макс не опасен, но пройдет еще
несколько месяцев, подрастет Цыган, и тот же Клаус остановит на нем внимательный
желтый взгляд. И Цыгану станет не по себе. Начнутся взбучки и притеснения,
туда нельзя, сюда нельзя... Сидки на ветках и в узких щелях станут ежедневным
занятием.
Когда-то и Клауса несколько
лет не подпускали в нашему дому. Смотрел на него Вася, тогда самый сильный
кот. И Клаус дневал и ночевал в детском саду, что за оврагом. Там по воскресным
дням тихо, густые кусты, много тени и солнца, только выбирай. Но в обычные
дни шумно и опасно, подозрительные дети шастают по всем углам. Необходимо
особое искусство - быть и не быть, прятаться, чтобы тебе ненароком не отдавили
хвост, или, того хуже, не заехали по спине тяжелым предметом... Домой он
являлся в темноте, усталый, подавленный, но я не мог ему помочь. Наконец
состоялась большая драка, Вася побил Клауса, но признал в нем достойного
кота и больше не выгонял. А Клаус старательно обходил главного, благо места
за домом хватает.
Сегодня куриные шейки
с вермишелью, праздничный обед. Ели быстро и жадно, только Алиса чуть-чуть;
ее постоянно оттесняют, она не сопротивляется. Клаус завистливо косит глазом
на чужие миски, чуть-чуть попробует из своей и тут же порывается проверять,
что другим досталось. Не спеша подходит и понемногу, мордой и всем телом
оттесняет... Я не терплю такого свинства и строго говорю ему: - "Опять?.."
Он тут же понял, возвращается обратно, там, конечно, никого, кто же осмелится
приблизиться к его миске! Но к Стиву он не подходит, опасается. Макс тоже
ест один - ненормальный, с ним лучше не связываться. Недавно он вытянул
лапой Клауса, да так, что тот остановился и стал думать. Макс перепугался
не на шутку, отбежал и сделал вид, что ничего не видит, не слышит... Клаус,
постояв, вернулся к своей еде. "Все-таки, сдвинутый этот Макс..." А Люська
бегает меж мисок и пробует у всех, ее никто не гонит. Она тоже стала уходить
подальше, через овраг не осмеливается, но я видел ее у девятого в компании
рыжего кота, отца Шурика, и черного с белыми усищами, отца Сильвочки, которая
живет в спокойном и богатом доме. Сильва родилась у Алисы в прошлом году.
22. Четверо. Счастливые дни Алисы.
Я здесь не только кормлю
друзей. Иногда я пишу картины. Осенью долго, мучительно напрягаюсь, проклиная
все на свете, не понимая, что писать, как писать... Нет, хочется, но таким
хотением, которое ничего не значит - оно как пар, рассеивается в воздухе.
Желание должно приобрести силу, отчетливость и направление, а эти штуки
не решаются головой, а только приходят или не приходят в результате немых
усилий, похожих на вылезание из собственной кожи. Но не стоит накидывать
слова на все эти котовские дела... Лучше подождем, пока исчезнет вокруг
нас цвет, все станет белым и серым, с трех до утра погаснет свет, распространится
холод... тогда я, сопротивляясь затуханию жизни, понемногу начинаю.
Так вот, в прошлом году
Алиса принесла еще троих и положила ко мне на кровать. Снова рыжий, черный
и серый. А у меня были Шурик, и Люська, которая обнаглела и продолжала
сосать мать, хотя вымахала больше ее ростом и всерьез гуляла с Клаусом.
Я уж не считаю целую свору, десяток котов и кошек, которых кормил каждый
день. Алиса не справится, а я не сумею ей помочь. Я вижу, как они голодают,
болеют, и мало что могу изменить. Они не знают, что их ждет, а я знаю.
Такое мучение жизнью не назовешь. Алиса рожала лет десять по два раза в
год, и где эти котята? Их были десятки, и все медленно умирали от холода
и голода в ледяном подвале, в какой-нибудь темной вонючей щели.
И я взял на себя - решить,
кому жить, кому умереть. Но всех убить не смог, в последний момент оставил
одного котенка. Так выжила Сильва, черная кошка с белой грудкой и пятнами
на мордочке, спокойная и разумная. Ей повезло, подвалы миновали ее. Иногда
я думаю - пойду, посмотрю, как она там... Но не могу. Что я ей скажу?..
"Я тот самый, кто утопил твоих двух братцев, и выбрал тебе жить?" Когда
Алиса льнет ко мне, я думаю об этих жизнях, которые сохранить не сумел.
Но все-таки, был у этой подвальной кошки счастливый год, или даже два!
Может быть, это лучшее, что я сумел сделать. Вокруг нее были свои - Шурик,
Люська, Сильвочка... Саманта... ее подкинули, но Алиса сразу признала и
стала кормить, как свою. Саманта была на месяц младше Сильвы и гораздо
меньше. Но очень упорная, гладкошерстная чернушка. Не умея еще держать
голову, слепая, она ползала на коленках по всему полу и вопила, страшное
зрелище... Подросла, и они играли все вместе, сосали молоко Алисы, и облизывали
ее, а она их... Старая кошка под конец жизни вынянчила два поколения котят.
23. Что они знают обо мне.
Октябрь сползает к ноябрю.
Меня встречает все та же троица молодых - Макс, Люська и Хрюша. Еще примкнувший
к ним Костик. Дома обычно Алиса, другие старики - Клаус и Стив досыпают
в подвале. Серый сам по себе, у него редкостный нюх на еду: только захрустишь
бумагой на кухне, он уже насторожился, в кустах под балконом. Не успеешь
сосчитать до десяти, как его громоздкая туша ловко и бесшумно приземляется
на подоконник.
За окнами бушуют дети.
Листья сухие и теплые, деревья еще не расстались с желтыми шевелюрами.
Рядом Костик, вялый от лекарства, ему даже не хочется кусаться. Его глисты
погибают и выделяют яд. Кошки на полу, Алиса с живостью наблюдает, как
Люська крутится с бумажкой, то кувыркается, то нападает, как на мышь...
Я думаю, что им здесь хорошо, спокойно. Я раздаю еду, излучаю тепло, вокруг
меня безопасно, и драться запрещено. Не жду преданности и благодарности,
просто одна жизнь помогает другой выжить. Они признают за мной первенство
в силе и способности добыть еду. Я большой могучий кот, немного сдвинутый...
как Макс - не понимаю простых вещей, но все-таки полезный. Они обращаются
ко мне за помощью. Когда я иду с ними, они чувствуют себя сильней, и не
так боятся людей и собак. Особенно людей, с собаками хуже - я сильный,
но медлительный, вмешаться не успеваю. Они знают, что я не позволю собакам
окружить их и рвать, но не могу защитить от гонки... Когда они бегут по
лестнице, то оборачиваются и смотрят, успеваю ли я, особенно, если кто-то
спускается навстречу. Они прибавляют и отнимают меня в своих расчетах с
котами, людьми, собаками. Если посмели отнять еду у Клауса, он, прежде
чем разобраться самому, с возмущением оглядывается на меня, в желтых глазах
неодобрение. "Как допустил?.." Я часть его ежедневной жизни. Если меня
нет, он подолгу сидит на балконе, ждет, а когда понимает, что надо рассчитывать
на себя, уходит. Но придет на следующий день в обеденное время... Хрюша
замахивается на Клауса, но только при мне, а Клаус не ответит Хрюше, если
я рядом. Макс без меня не войдет на кухню, если там хозяйничает Серый.
А Хрюша пробежит бочком, вспрыгнет на подоконник, завопит, шерсть дыбом,
и давай отмечать напропалую самые престижные места, чтобы не достались
захватчику! А если я поблизости, Макс войдет и сделает вид, что Серого
нет, а Хрюша подбежит и шлепнет чужака по морде, не забывая тут же отскочить
на безопасное расстояние. Серый жмурится и отмахивается, он не хочет уходить
от нас, готов терпеть и враждебность, и высокомерие, и шуточки... Стива
не трогает никто, и он остальных не замечает. Он и меня старается не замечать,
если не слишком голоден и надеется на колбасу из богатых квартир.
Я существую среди них, как свой. И все кошки - наши.
24. Сегодня сыро и тепло...
Трава кое-где позеленела,
иногда осенью так бывает. На проселочной дороге толпа молодых грачей, с
ними старик, огромный и важный. Еще не время сбиваться в стаи... Мы живем.
Снова Макс, лохматая спина в листьях, потягивается, зевает кривым ртом.
Хрюша с воплем сигает с балкона... Люська.... Все те же. Постоянство радует.
Остатки каши, кусочек творога, смешиваю, разбавляю водичкой, взбалтываю...
роскошная еда для всех. Никто не спорит, утренняя еда - находка, счастливый
случай, каждый знает. Она не насыщает, просто знак правильности жизни и
моего постоянства. Я здесь, ребята... и они спокойны - сегодня, как вчера.
Сижу поперек кровати,
машинка на коленях. Хрюша твердо решил поговорить со мной, выгнать прочь
гремящую дуру. Пробился, и урчит, машинка рядом на кровати, а я, изогнувшись,
кое-как выбиваю буквы. Что поделаешь, утром Хрюше нужна поддержка на целый
день, богатый неприятностями. Пообщаемся, и ему легче держаться молодцом.
Клаус ревнив, и не подойдет,
если заметит чьи-то уши на коленях. Зато Костик лезет и лезет, зажмурившись,
бодая преграды упрямой головешкой, и готов взобраться на любого кота, только
бы поближе к моему лицу. Приблизится, заглянет блестящими глазами, и долго
смотрит... А Люська устраивается на ногах, не достающих до пола, иногда
я слегка раскачиваю ее, она это любит. Посидят на мне и рядом, помоются
перед пробежкой и расходятся... Летом у всех множество блох, они и мне
не дают покоя. Наступят холода, и блохи успокаиваются, уже не выскакивают
из родимых шкур... Тепло замерло, осень остановилась. Но ненадолго - подует
северный, за ночь свернутся, почернеют от ледяной воды листья, и мы начнем
зимовать. Каждую осень мне тревожно - дотянет ли до весны старик Вася?
Что делать с глупым Максом, который не умеет приходить домой?..
О зверях пишут книги.
Одни сюсюкают, убеждая, что собачки и кошечки красивы и полезны, очень
нам верны, просто готовы жизнь за нас отдать, и еще умеют всякие цирковые
штучки. Это важно, оказывается, чтобы позволили им жить рядом с нами. Другие
очеловечивают зверей, они у них настоящие философы... Нет, зверь это зверь.
Это в чистом виде то бессловесное и нерассуждающее начало, которое мы носим
в себе. То, что помогает нам любить и ненавидеть, ощущать страх и боль,
видеть цвет и свет, слушать ветер... Мы сами звери. Зажатые, ущемленные,
но звери. А домашний зверь и вовсе ущербное существо. Сколько раз, видя
жестокость людей, я говорил своим: " Ну, что ж, вы, ребята, рядом поля,
леса, неужто не проживете?" Нет, не привыкли, ждут подачек. А те, кто выживают,
существуют впроголодь, не могут вырастить потомство.
Не нужно очеловечивать
и умиляться. Они не меньше нас. Я не лучше их. Наш общий мир жесток и несовершенен.
У нас много похожего - повадки, мимика, привычки... Я смотрю им в глаза
и понимаю их лучше, чем детей. Также жестоки и наивны, также способны к
привязанности... Вот Хрюша, уязвлен малым ростом, коротким хвостом, вспыльчив
и самолюбив, и труслив тоже. Он привык к дому, со мной ему спокойно и хорошо,
а на улице тяжело и страшно, и потому со своими он бывает нагл и свиреп,
а там легко обращается в бегство перед сильным. Я ему нужен больше, чем
другим, он это знает. Малыш, взгляд малолетнего преступника, злоба и растерянность
в глазах... Серый? Тоже не простой кот. Мы не раз воевали с ним, и все-таки
не рассорились.
Мне с ними легче и лучше, чем с людьми.
25. Наши будни.
Сегодня тоже хорошо, и
стало еще суше. Октябрь замер, как листья в воздухе в миг перед скольжением
на землю. Третий день нет Алисы... Цыган крутится возле дома, не хочет
возвращаться к себе. Он вечно голоден, юное существо, и отнимает еду у
наших. Напоминает мне Хрюшу, только с хвостом и счастливым детством...
Все ели суп, настоянный на трупе последнего минтая. Зато было много. Хрюша,
как всегда, принялся учить правилам поведения за обедом, но Макс не захотел
учиться, он рассчитывал побольше съесть. И в ответ на оплеуху встал, как
медведь, на задние лапы, а передними размахивал так свирепо, что случайно
попавший под удар друг Костик отлетел в угол. Макс угас также быстро, как
вспылил. Он, если раскипятится, никому спуску не даст, а его кривой клык
вызывает оторопь даже у друзей. Сам Клаус в растерянности, не знает, как
отвечать на такие бессмысленные и дерзкие вызовы. Коты любят драться по
правилам, и не умеют по-иному. Я часто думаю, как бы жил котом. Забыл бы
про смерть, перебежал через овраг в детский сад, там много еды, а по выходным
просторно и тихо, нет ни людей, ни машин, ни собак. Я бы гулял там, в огромном
и пустом саду, среди шуршащих листьев, и ничего не боялся.
Вечером ухожу, а у подъезда
серенькая - Алиса! Пришла, наконец. Идет за мной, со ступеньки на ступеньку
переваливается... Устала. Еды уже не было, но она и не ждала, с удовольствием
забралась на свою тряпочку в ванной. И я ушел спокойный. Стив околачивался
на лестнице, на все уговоры - домой или на улицу - рычит и шипит. Пусть
отвечает за себя!
26. Все еще тепло...
Каждая ночь уступает полградуса
зиме, а день отвоевывает четверть. Время топчется на месте перед стремительным
скачком. Хрюша что-то объясняет, спотыкаясь и захлебываясь от впечатлений.
Я слушаю его вполуха, свои дела беспокоят. Как долго мне топтаться у порога?..
Невнимательность мать
ошибок и неудач. Я был наказан. Протянул Максу мясо, он с рычанием выбил
из рук, нанизал на клык, стал рвать и судорожно глотать, давясь от жадности.
И тут я сделал человеческую ошибку, непростительную для кота. Протянул
ему еще кусок. Он то ли посчитал, что хочу отнять первый, то ли углядел
второй и жадность разгорелась... Так хватанул по руке, что я долго возился
с кровью, прежде чем унял. Но ничего не сказал ему, сам дурак.
Сегодня Люська, Макс и
Хрюша бежали впереди меня, а навстречу дура-болонка с настоящей истерикой.
Мои молодцы не дрогнув пробежали мимо. Дома праздник - соседка выставила
угощение, кашу со свиными корочками. Я пошел за остальными, порадовать
едой. В подвальном окне развалился Стив, посмотрел на меня и отвернулся.
Пожалеешь, гордец!.. На ступеньках перед подвалом мертвая крыса. Поработали
наши кошки... Спускаюсь в подвал.
Сколько раз я придумывал
себе жилище здесь!.. Отграничиться, уединиться, найти покой! Подальше,
подальше от людей! Но без тепла не выжить... Вот и Клаус. На пути труб
с горячей водой утолщения - как бочонки, сверху покрытые деревянными крышками.
На такой крышке, на высоте моей головы сидит кот, греет брюхо, его не сразу
заметишь в полумраке. Легко и бесшумно соскальзывает вниз, несмотря на
возраст, живот и поломанную спину. Он ведет себя бессовестным образом,
идет и не идет, то и дело останавливается, чтобы понюхать угол или полизать
лапу... Значит, где-то поел, наверное, на той стороне. Туда есть разные
пути - через сугробы зимой, через ручейки и болотца, по топкой грязи весной
и осенью. Но есть один путь, доступный не всем, это высший пилотаж. Бревно
на высоте пяти метров перекинуто через самое глубокое место, по нему ходят
только старые и опытные.
Когда спрашивают - вы
любите их? - я пожимаю плечами. При чем здесь любовь, не в ней вовсе дело.
Неуместное, мизерное слово - любовь. Любишь ли ты собственную руку? Просто
это часть меня - моя рука. Вот и эти звери - я с ними в едином потоке,
нас не разделить. Это и есть укорененность, словечко, подаренное мне странным
человеком, холодильщиком трупов. Укорененность - и врастание... Все получилось
само собой, незаметно для меня - коты оказались рядом, они голодали, я
им помогал... И постепенно вовлекался в их жизнь, дела, оказался окруженным
этой сворой, опутан их дрязгами, руганью, по горло в их говне, крови, любви,
ненависти, верности, самоотверженности... Наши пути сошлись, и я сменил
один мир на другой. Одни уходят, появляются другие - беспомощные, отчаянные,
обреченные... Разные. Была недавно одна растрепанная кошка...
27. Одна растрепа...
Откуда-то возникла в нашем
подвале, ходячий скелет, глаза гнойными пузырями, совсем слепая. Промыл
глаза, оказалось - видят, и такие живые, яркие, желтые... Приду, позову
- вырывается из темноты, скачет радостно навстречу, кусочек тени, кусочек
света... Сначала крутится вокруг меня, ластится... даже не ела, только
поговори с ней. А у самой вместо живота яма, из спины шипами позвонки торчат...
Потом начинала есть. Ее отгоняли все от мисок, звери жестоки, как люди,
не любят слабых, больных и некрасивых... Постепенно отошла, стала выглядывать
из подвального окошка, а то и пробежится неровным галопом вокруг дома.
Красивая шерсть у нее была, желтая с тигровыми полосками, но страшно запущена,
сбита в каменные клочья. Я понемногу вычесал и выстриг то, с чем сама не
справилась бы... Она стала смелей, ее признал подвальный народ, разрешил
доедать за всеми...
И вдруг исчезла. Как появилась,
так и не стало. Вхожу в душную темноту, окружен запахами тухлой воды, ржавого
железа, гнилой земли, кошачьей мочи... Зову - и нет ее. Убили? Ушла, окрепнув,
домой? Хочу думать, что ушла. Как она ждала меня - целыми днями... Она
вошла в мою жизнь, это и есть врастание, оно сильней любви.
28. Пошло - поехало...
Мы живем на большом холме.
Под холмом река, на холме город, за городом овраг. Вдали от города два
дома - десятый и девятый, это наши. То, что за ними, кругом них, теряется
в тумане, мраке, сне, мне там не интересно. Здесь мой мир, и друзья. Перед
нами зима, она угрожает нам. Время это течение, иногда оно сбивает с ног.
Дождь, ветер мечет листья - пошло, поехало, не остановишь, покатится в
темень... пока не выпадет первый снег, и мир осветится холодным, неживым
светом... Хрюша на балконе с надрывом вопит, подбадривает себя, ждет необычных
встреч. "Хрюша, что ты?" Он на миг стихает, потом снова, еще решительней
и громче... Макс пробежал полдороги по лестнице и наткнулся на меня. Я
уже шел искать его, вижу - лохматый парень, горбом спина, втянутая шея...
норовит проскочить, не поднимая глаз... Плохие, опасные привычки, смотри
врагу в глаза, дружок! Позвал его, он рванулся убегать. Наконец, понял,
откуда знакомый звук, глянул выше ног, успокоился, пошел за мной. Никак
не освоит путь на балкон.
Как ему страшно было...
Я не просто подумал это - кожа похолодела, каждый волосок поднялся дыбом.
Люди! Огромные злобные существа, они могут все! Как жить такому малышу
и недотепе?.. Дал мягкого хлеба, он зачавкал, с натугой проглотил и тут
же бросился отнимать у кошек. Алиса отдала безропотно, как своему котенку.
Сколько их было у нее, черных, рыжих, серых... Я не стал его укорять, смотрел
на сгорбленную спину, и чувствовал комок в горле, будто подавился хлебной
коркой.
Я слышу - удар, загремела
жесть на балконе. Кто-то к нам идет.
29. Макс сидит на козырьке...
Погода шагнет и остановится,
снова шагнет, и задумается... Даже птицы раздумали сбиваться в стаи, медлят,
ждут. Но упавшие листья понемногу чернеют, тают... Со мною Макс и Люська.
Хрюша, ворча, вылезает из подвала. Что не так, Хрюша? Вчера утром меня
не было, он укоряет за невнимание. Макс поел и вылез на козырек, ветер
шевелит его лохматый воротник. Он ждет, когда уйдет женщина, что прочищает
мусоропровод железной палкой. Баба эта страшна, но полезна - оставляет
дверь мусоропровода открытой, идет к соседнему дому, открывать и прочищать.
Надо дождаться, пока уйдет... Макс сожрал миску каши с рыбой, но в мусор
все равно тянет, там попадается интересная еда. Он нетерпеливо смотрит
вниз, клык торчит из полуприкрытого рта, блестит, тянется по ветру вязкая
слюна. Хорошо, что его челюсть не видно с высоты человеческого взгляда,
а то поддали бы еще... Люди обожают красивых причесанных зверюшек и сладкие
истории про их преданность. А вот и Люська, вылезла к Максу, села рядом,
понюхала, лизнула друга в лохматый бок. Он ей - не мешай, а сам рад, что
не один. Люська криклива, глаза развратные, веселые, когда глажу, выгибается,
уходит от рук, и тут же возвращается. До сих пор пытается сосать у Алисы
молоко, так и лезет, поджимая уши, тычется в теплое брюхо. Алиса шипит,
замахивается лапой - великовозрастная ду-у-ура... Но быстро отходит - полижет
дуру, и ей подставляет голову и бока... А я дома с Костиком сижу. Вспоминаем
обед - рыбный суп, кашу, чуть пригоревшую, остатки тушенки, мы поделили
ее между собой. Огорчил меня Клаус - отказался есть, зато на улице набросился
на еду для бедных. В его оправдание скажу, что из бедных был только Серый
со своим жирным брюхом. Но мокрый какой-то, сжавшийся и потерявший вид.
Последние дни я не жаловал его за наглость.
30. А вот и Хрюша...
Сидит на подоконнике, надутый
малый, курносый профиль, лобастая головенка, а если в глаза посмотреть...
Суровые безжалостные глазенки у него. Но я-то знаю, Хрюша несчастный, вся
жизнь в борьбе... Хрюша на меня не смотрит, он обижен, бьет твердым хвостиком
о подоконник. Машинка у меня на коленях ему страшно надоела. И этот Костя
сбоку, ишь, прижался! Хрюша до безумия ревнив, может напасть на Костика,
загнать в угол и очень быстро, ловко измордовать, хотя Костик побольше
и потолще. Хрюша может все! Недавно напал на Люську, та с визгом в бега;
он догнал, повалил, бил лапами словно барабанными палочками, так быстро,
что я не успел даже встать. Она, видите ли, заигрывала с Максом, и вообще,
трется боками о разных взрослых котов, а на него, тоже взрослого, внимания
не обращает! И Хрюшино терпенье прорвалось - он бросился карать. Люська
вырвалась, и на форточку, Хрюша за ней. По дороге ему попался прокравшийся
на кухню Серый. И Хрюша сходу выдал страшному Серому пару очень неприятных
оплеух. Серый в замешательстве отпрянул и спрятался под стол. Наконец,
проклиная свою медлительность, я выскочил на балкон и прекратил безобразие
- вернул Люську домой, а Хрюша умчался в девятый бить тамошних обитателей...
Пройдет час-два, остынет Хрюша, задумается, тихо-тихо вернется, прокрадется
в свой уголок у батареи, ляжет на теплую тряпочку, свернется, спрячет голову
и хвостик и крепко заснет. И только вдруг во сне задергает лапами - задними,
если бежит, передними, если дерется... Хрюша.
31. Затишье, сыро и тепло...
В подвале анфиладой комнаты,
есть северный вход и южный вход. Здесь все интересно - крупными горбами
земляной пол, обитые жестью тяжелые двери, никогда не закрываются... толстые
трубы с холодной и горячей водой, огромные темные помещения, запахи земли,
тухлой воды, кошачьей мочи и застарелой, окаменевшей грязи. Любимые мной
запахи - запустения, одиночества и безопасности... Но вот что привлекает
меня больше всего - отдельная небольшая комнатка, всегда запертая, теплая
и темная, с одним окном. Через это окошко с улицы видно, как там хорошо,
- много хлама, старые полки, на которых можно устроить котов десять...
большой подоконник... Таких мест мало. Здесь можно было бы жить, ведь для
жизни необходимо тепло! Наверху гораздо холодней, хотя, может, и чище,
но я чистоту в гробу видал, если мороз по коже... Говорю своим, показывая
на окошко - "вот бы где вам жить..." А они не хотят. Сунутся внутрь, посидят
немного в тишине и тепле, и убегают. Я стал думать, в чем тут дело... И
догадался, в чем изъян - в безопасности! Если тебя в той комнате застанут,
то некуда бежать - дверь-то заперта, а окно одно. Безопасность важней даже
тепла... Так что я не совсем безнадежный кот.
Продолжается затишье,
сыро и тепло, листва буреет, чернеет... Утром собрались все, была одна
рыбка, свежая, но минтай, поделил ее на шесть частей - к хвосту куски подлинней,
к голове короче, зато толще. Не успел оглянуться, как Люська выхватила
кусок у Стива, тот возмущенно смотрит на меня, подхватил Алисин кусок и
не разжевывая проглотил. Но для Алисы у меня всегда в запасе... Клаус,
успешно одолев свой кус, принялся подкрадываться к другим. К Максу не успел
и приблизиться, тот его исплевал и протянул когтистую лапу, отстраняя.
Ничего не поделаешь, мое это мое, и тот, кто покушается, всегда слабей
и неуверенней, если не совсем сволочь. Тогда Клаус не спеша подваливает
к Хрюше, знает, у кого шалят нервишки. Но тут уж я начеку, сказал захватчику
несколько нужных слов, хоть он мне и друг, но справедливость дороже. Он
отступился, но полез к Люське, к Стиву... а там уже чисто, даже пол вылизан!
Он обиделся, не дали украсть, но сделал вид, что ковыряет в зубах.
Как он смешно лезет, чтобы
ограбить, Клаус - на полусогнутых, уши прижаты... А если самого обидят,
он с возмущением ко мне, белый ус при этом смешно топорщится. Макс правил
не знает, может залепить оплеуху и кошке. Хрюша громко возмущается, а сам
отбежит, если я далеко. А если рядом - подскочит боком к обидчику, выгнет
спину... конек-горбунок... Если же дело дойдет до серьезной драки, то главный
снова Клаус. Он лукавый, завистливый, хитрый, но умный, очень опытный,
и уверен в своих силах... а если проиграл, то не признается. Стив странник
по натуре и не понимает тех, кто привязан к своему двору. Они с Клаусом
примерно одинаковы по силе и никогда не сталкиваются.
Но все они опасаются Серого.
А в обед была вермишель
с рыбным запахом. По дороге сюда натыкаюсь на Васю, сидит в траве, уткнувшись
головой в землю, как многие старики. Я выдал ему горсть каши, моментально
рядом оказался Серый, пришлось и ему дать. Подбежала рыжая собачка, размером
в полтора кота. Никто не испугался. Собачка придвинулась к Серому, а тот
и не думает уступать, заворчал и лапой по носу. Она отскочила и гавкнула,
зная, что коты не выносят шума. Серый снова замахнулся на нее, но передумал.
Вася отошел от еды, он больше не хотел. Собачка принялась за то, что оставил
Вася, и они рядом с Серым сосредоточенно ели. Я вытер руку о кирпичи...
красно-оранжевые... глубокий теплый цвет, будто светятся изнутри...
32. Двадцать шестое октября.
Обычный день. Утром воздух
резкий, трава седая... С каждым днем все темней, мы погружаемся в темноту.
Первым бежит Макс - стремглав ко мне, за ним мать и дочь. Занял их остатками
вчерашней пищи, которые благоразумно защитил от Клаусова обжорства. Проходя
мимо подвала, негромко позвал - "Хрюша..." Он, черной юркой ящерицей, тут
как тут, вопит, разговаривает, соскучился. Видно, многое происходит в подвалах
по ночам... Пошли звать Стива и Клауса. Стив не вышел, Клауса звали долго,
звуки падали в темноту и таяли, как снежинки на теплой земле... И вдруг
навстречу катится толстым клубком, грязный, лохматый, вид разбойный, одно
ухо торчком, глаза сияют... За ним друг Костик, орет хриплым гнусавым голосочком,
тоже радуется встрече. Идем - Костик впереди, за ним кошки, потом - степенно
и осторожно Клаус, прежде, чем зайти в подъезд, долго принюхивается к темноте...
Хрюша, Макс... последним иду я. Иногда мне хочется расслабиться, забыть
про опасности, пройтись с ними не спеша, глазея по сторонам, ведь совсем
неплохой пейзаж устроила нам осень, еще не все цвета поблекли... Не тут-то
было! С хохотом и свистом катится вниз компания юнцов, они, не глядя, все
сметают на своем пути... В другой раз с грохотом и лязгом останавливается
лифт, из него выкатывается лохматый смешной щенок, с лаем бросается на
нас. Бывает хуже - овчарка с первого этажа, она страшна, но тяжела, не
догонит. Зато потом собирай их по этажам!..
На этот раз все тихо.
Поели, и сидим, Хрюша смотрит на меня. Что делать, снимаю с колен печатную
машинку, он тут же подбегает, точит когти о мои штаны. Сколько говорил,
не помогает! И бросается на колени. На кухне скрипы - Клаус устраивается
на старом приемнике, это его место. Костик пробирается ко мне, пренебрегая
недовольством Хрюши, у него своя мечта. Дамы дремлют на полутеплых батареях.
Все как-то мимоходом, мимолетно, кое-как, это утро. Завтрак кончился, сейчас
подремлют, помоются, полижутся и начнут уходить один за другим в форточку:
первым Макс, за ним потянутся Костик и кошки, потом Клаус, а Хрюша может
остаться, если я здесь, то и он со мной.
33. Двадцать девятое, зима пробует силу.
Столбик термометра качается
у нуля, тонкий, мутный... Воздух спокоен, про листья не хочется вспоминать
- скелетики, почерневшие от дождей. Тишину нарушает шорох, с неба сыплется
невидимая крупа, суха и колюча. Все молчит, и только этот непрерывный сухой
звук. Зима надкусывает свое время.
Как всегда первым Макс. Поеживается, неуютно стало спать
на земле. Подбежала Люська, позволяет погладить себя без ужимок, выгибания
спины и прижимания ушей. У мусорки Хрюша, рычит над сухой и ломкой рыбной
костью. В подвале, в темноте дремлет Клаус, шерстяной мешок с глазами.
Еды маловато, но утром и не ждут многого - важней собраться, увидеть, что
я на месте, значит, жизнь сегодня такая же, как вчера.
Хрюша поел и прибежал
ко мне. Подошла Люська, потянулась, решила присоединиться к нам. Опрометчиво,
опрометчиво она поступила! В один миг Хрюша слетел с колен и с ревом бросился
на нее. Она в форточку, на балкон, на козырек... Он тут же остыл, вернулся...
а через минуту и она возвращается, да еще с Алисой, в глазах у них насмешка,
но держатся на расстоянии, чтобы не расстраивать ревнивца. А Хрюша на моем
колене делает вид, что спит.
Клаус приблизился, укоризненно
смотрит - предпочитаешь Хрюшу... Когда Хрюши нет, старый кот подходит ко
мне c явным намерением поговорить, но медлит, обдумывает, оглядывается...
и кто-нибудь обязательно помешает нам! Но если уж прыгнул на колени, то
устраивается основательно, а я не шевелюсь, так редко это бывает. Белый
ус осенью выпадает, новый растет медленно.
34. Страсть и маска.
Прошло несколько дней,
Хрюша постоянно со мной, хотя еды мало. Обе кошки, мать и дочь отчаянно
отбивают у него место на коленях. Люська тоже царапает брюки, прежде чем
прыгнуть, и глаза зажмуривает, они у нее с поволокой... Если кошки успели
раньше, то Хрюша, ненавидящий, отчаянно завидующий, рядом на подоконнике,
и молчит, сохраняя ледяную непроницаемую маску. Но глаза, глаза... Сколько
страсти и отчаяния пробивается через зрачки! Он бы убил этих кошек!.. Придет
Клаус, глянет с порога на серую кучу на коленях - и презрение в желтых
глазах. Уйдет на кухню, устроится там на окне, чтобы только не видеть это
безобразие, он терпеть не может толпу. А вот Костик не боится уронить себя,
зажмурившись, лезет и лезет на колени, раздвигает всех, штопором вьется,
и, наконец, втискивается, пренебрегая шипением разгневанных кошек...
А погоды все теплей и
сырей - все мертвей. Осень пахнет мертвечиной, если застоялась. Темно-коричневая,
она скоро станет черной, как декабрьская ночь. Дни, сырые и серые, безлики,
ночи черны, рассветы медлительны и робки...
35. Сегодня одна сосиска...
Я оплошал с этой сосиской,
одной на всех. Слишком низко опустил руку, и Клаус в один миг вышиб еду
когтистой лапой. И страшно зарычал, все попятились, и только Люська, помня
старую дружбу, попыталась урвать крохотный кусочек. Не тут-то было, одного
желтого взгляда хватило, чтобы ее отнесло далеко в сторону. Страшный зверь...
Я схватил его за шиворот - отдай, но понял, что бесполезно. Кое-как оторвал
половину, каждому досталось по крохотному кусочку, и они принялись печально
вылизывать пустые миски. Чтобы помочь им, нужно быть ловким и сильным,
и не рассчитывать на доброту и справедливость.
На балконе жалобно кричит
Хрюша, смолкает - и снова... Сидит на перилах, маленький, черный, не двигается,
смотрит на меня... Что он хочет, чем я могу ему помочь? Наверное, ничем,
но поддержать способен. Вбежал, покричал, поел, погрелся, поспал, посидел
на коленях, поговорили о разном... погладил его, почесал за ухом, успокоил
голосом... Он сердится на котов, они не принимают его всерьез, когда дело
касается кошек. Обидчикам он отомстить не может, вот и вымещает свои обиды
на Алисе с Люськой. А они все понимают и не обижаются - посмеиваются над
ним, и это еще сильней его бесит.
36. Такой теплыни не было сто лет...
Странный сезон, солнце
не греет, но и холоду приблизиться не дает, время замерло, как бывает во
сне. Мы ворчим, когда оно летит, но если остановится, нам тут же страшно,
выпадаем из движения, висим в пустоте.
У нашего дома встречаю
двух собак, а я уже шел с Максом. Серьезные ребята - поджарые, привыкшие
к голодной жизни, самые опасные. Один пес забегает за спину Максу, второй
спереди. Но есть еще я, и они медлят. Я говорю им негромко, но с угрозой
в голосе - "марш отсюда..." Они прекрасно поняли, но не спешат подчиниться,
заходят за дом и ждут. Понимают, что быстрей меня... Чувствую только уважение
к их бесстрашию, выносливости, серьезности морд и глаз. Но я на другой
стороне. Постояв и подумав, они снялись с места и исчезли в кустах. Еще
вернутся, но первая атака отбита. Макс еле жив от страха. Будем есть горох.
Они любят его, и все съели.
Хрюша, как всегда, окрысился на Алису, она спряталась от него под кровать.
Я отчитал его, он рыгнул, прыгнул на подоконник и занялся утренним туалетом,
забыв про кошку. День тихий, пасмурный и неторопливый, за окном еле колышутся
ветки, под вечер соберется дождик, безнадежный, как все глубокой осенью.
Время идет, еда есть, и мы пока живы. Нас восемь, и Серый, который бродит
вокруг да около, мечтая стать девятым. Но мы пока не берем его, уж слишком
свиреп и силен.
37. Декабрь восьмого, около нуля...
В последние два дня не
было Алисы. Я беспокоился - полуслепая... Сегодня появилась, еще резвая,
в хорошем настроении. Долго вглядывается, но как услышит голос, сразу бежит
навстречу. Ее как всегда оттеснили от еды, я дал ей отдельно от всех кефира,
она любит. Несколько раз мимо дома пробегали собаки, другие, но тоже опасные.
Большой желтый с серьезной мордой, главный; второй - помесь овчарки с лайкой,
мускулистый и подвижный. И резвая сучка с острым носиком, самая опасная,
она подзуживает мужиков, и те нападают. С виду приятные звери, не успевшие
одичать. Люська после их набега оказалась высоко на дереве, и кричала.
Я вышел, она тут же успокоилась и ловко побежала по стволу вниз. Я взял
ее на руки, пушистый комок. Подбежала одна из собак, Люська напряглась
и стала вырываться. Я, конечно, не отпустил, она бы не успела добежать
до подвала... Принес домой, мать тут же облизала эту дылду. Не было только
Хрюши. Я забеспокоился, ведь собаки рядом, пошел искать. Подходя к подвалу,
услышал лай, и понял, что собаки там, добрались до какого-то кота и возятся
в темноте. Услыхав меня, они побежали к выходу. Я прошел дальше и на трубе
нашел серую кошку, Васину подругу, она была напугана, но цела. Все тихо,
кое-где капает вода... Я расстроился из-за собак, потому что ценю подвальный
покой. Хрюши нет. Пошел к девятому, зову - и выбегает мой Хрюшка, серьезный,
важный и вовсе не испуганный. Взял его на руки и понес домой. Он, в отличие
от других, не просто терпит это, а по-настоящему горд, крутит во все стороны
курносой головенкой - смотрите, знайте, сам Хрюша едет... Есть ему было
нечего, но он и не хотел, устроился на подоконнике. Дремлет, ждет