ительной мере на областных диалектах. Писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк рассказывает о недоумении ставшего петербургским чиновником жителя Сибири, когда приехавший земляк произнес перед ним следующую фразу на уже забытом писателем родном "сибирском" диалекте: "Лонись мы с братаном сунду лей тенигусом хлыном хлыняли", и объясняет, что это на чисто русском (только "сибирском") языке означает: "Вчера мы с двоюродным братом неторопливо ехали в отлогую гору верхом, сидя вдвоем на одной лошади". В этой фразе, конечно, "областные" словечки подобраны с чрезмерной щедростью. Но вы и сами понимаете, что получится, если мы будем книги, предназначенные для чтения в любой части нашей великой страны, уснащать то "псковскими" (вроде "мяклы-ша" -- белой бабочки), то "лужскими" (наподобие глаголов "гнетить" -- жечь или "достогнать" -- догнать) местными словами. Их поймут под Псковом и в Луге, но перед ними встанут в недоумении рязанцы или тверяки-калининцы. Вместо того чтобы служить средством общения между людьми всех областей, язык наших книг станет серией загадок для каждого человека. Вот почему право на введение таких "местных" слов в общерусский язык мы можем предоставить только крупным мастерам слова -- писателям: о"и знают ему меру и будут делать это лишь там и тогда, где и когда новое слово обогатит, а не затемнит и не засорит общерусский язык. Опасность засорения языка "диалектизмами", таким образом, не очень велика. Получая образование, сталкиваясь с книгой, газетой, ораторскими выступлениями, каждый из нас начинает стараться "говорить как все" и сам вытравляет из своей речи "областные" словечки своего детства. Хуже обстоит дело с другим слоем "языкового мусора", с так называемыми "варваризмами". Еще в середине XVIII века поэт и драматург Александр Сумароков написал небольшую пьесу -- "Пустая ссора". В ней действуют щеголи того времени и их подруги, модные дамы. Вот каким языком изъяснялись эти тогдашние "стиляги": "Деламида. Вы так флатируете мне, что уже невозможно. Дюлиш. Вы не поверите, что я вас адорирую. Деламида. Я этого, сударь, не меретирую. Дюлиш. Я думаю, что вы достаточно ремаркирозаны быть могли, что я опрэ вас в конфузии... Деламида. Я этой пансэ не имею, чтобы в ваших глазах эмабль имела..." Русская речь все время перебивается у них иноземными словами, странными гибридами французских корней, немецких суффиксов и русских окончаний: "флатировать" -- льстить, "адорировать" -- обожать, "пансэ" -- мысль, и т. п. Это было как раз в то время, когда русское дворянство "баловалось" французским языком, предпочитая любое родное слово заменить чужестранным. Сумароков резко возражал против этой порчи русского языка. "Взращен дитя твое и стал уже детина, Учился, научен, учился, стал скотина; Французским словом он в речь русскую плывет: Солому пальею, обжектом вид зовет.* И речи русские ему лишь те прелестны, Которы на Руси вралям одним известны". ----- *Любопытно, что язык, отбросив слово "палья" (французское paille) как ненужный дубликат русского "солома", сохранил для обозначения светло-желтого, "соломенного" цвета выражение "палевый". Впрочем, употреблялось оно только профессионалами: портными, малярами, животноводами и т. п. ------ И в другом месте: "Другой, не выучась так грамоте, как должно, По-русски, думает, всего сказать не можно, И, взяв пригоршни слов чужих, сплетает речь Языком собственным, достойну только сжечь". Так писал Сумароков в стихах, добавляя в прозе, что "слова немецкие и французские нам не надобны, кроме названия таких животных, плодов и прочего, каких Россия не имеет. Восприятие чужих слов, а особенно без необходимости, есть порча языка..." Возразить на это нечего. Через семьдесят лет после Сумарокова Пушкин повторил его мысли: "Сокровища родного слова, -- Заметят важные умы,-- Для лепетания чужого Пренебрегли безумно мы. Мы любим Муз чужих игрушки, Чужих наречий погремушки, А не читаем книг своих..." Порок употребления ненужных иноземных слов -- а это и есть "варваризмы" -- не исчезал. Он только видоизменялся и принимал другие формы. В XX веке уже никто не "баловался" поминутно французской речью, но возникла мода поминутно употреблять всевозможные "ученые" термины, позаимствованные из чужих языков, причем нередко без достаточного понимания их значения и смысла. Дошло, как это ни странно, своеобразное языковое кокетство и до наших дней. При этом самой худшей формой его и сейчас является употребление иностранных слов, смысл которых неясен говорящему. В двадцатых годах один завклубом хвастливо приглашал меня в свой клуб, уверяя, что, с тех пор как он начал там работать, клуб стал образцовым, "доведен, можно сказать, до высшего вакуума". Слово "вакуум" по-латыни означает абсолютную пустоту. Я страшно удивился и не сразу сообразил, в чем дело: клуб был при большом заводе, изготовлявшем воздушные насосы. Инженеры нередко хвалили свою продукцию, замечая, что насосы эти "дают высший вакуум", а незадачливый зав решил, что слово "вакуум" равносильно слову "качество". Года два назад мне довелось подслушать разговор в вагоне дальнего поезда. Почтенная дама, желая обрисовать капризный характер своей взрослой дочери, заметила: "Она ничем не довольна. У нее, знаете, муж аллигатор с большим стажем, а она и то ворчит!" Аллигатор, как известно, вид крокодила. Мы все ахнули, узнав о нашей современнице, которая, как сказочная красавица, была "батюшкой за морского змия выдана"; но скоро все выяснилось: наша собеседница спутала слова "аллигатор" и "ирригатор", то есть "инженер, заведующий ирригацией, орошением земель". Вот против такого ненужного, бессмысленного и тем более неправильного употребления варваристических терминов возражают и возражали все мастера русской речи.* Особенно важно для нас то негодование, с которым говорил об этом В. И. Ленин. ----- *Л. Н. Толстой, адресуясь только к писателям, свирепо говорил когда-то: "Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значение которого он не может объяснить, лишается права писать и получает 100 ударов розги". Надо заметить, что этот гнев великого мастера языка справедлив и не только по отношению к людям пишущим. ----- "Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности... меня употребление иностранных слов без надобности озлобляет..." -- писал он, особенно негодуя на неправильное, неточное употребление чужих слов вперемешку с русскими. Чистоте нашего языка великий учитель и вождь придавал большое значение. Да и неудивительно: язык для него был орудием и оружием всемирной борьбы, основным средством связи с широчайшими массами народа, средством повышения культуры, средством познания мира. Так как же можно коверкать его, делать невнятным, невразумительным, малопригодным для его сложной и тонкой работы? Каждый из нас, говорящих по-русски, должен на своем небольшом участке бороться против всех трех опасностей, ведущих к порче и ослаблению нашего великого и могучего русского языка. Иван Сергеевич Тургенев не напрасно призывал относиться к языку с благоговением. Подумайте сами. Много столетий назад жили наши предки -- сначала гордые и свободолюбивые анты, потом создавшие свое могучее государство русичи. И они на заре истории говорили уже по-русски, на том языке, которым пользуемся и мы с вами. Русский народ шел своим великим историческим путем век за веком. Как ни менялось его лицо, лицо многомиллионного народа, он оставался самим собой и при Владимире Киевском, и при Иване IV, и во дни 1812 года, и в наши величайшие в истории годы. Что же скрепляло его единство? Что такое живет в этих долгих веках неистребимое, что заставляет нас чувствовать своим братом и соплеменником и сурового воина Святослава, и мудрого летописца Нестора, и славного флотоводца Ушакова? Я думаю, мы не ошибемся, если ответим: русский язык! Он прожил долгие, очень долгие столетия. Он менялся из года в год, из века в век, и все же за тысячелетия остался тем же русским языком. Да, тем же самым! На этом языке -- русском! -- семьсот пятьдесят лет назад прозвучали величавые, дышащие прекрасной поэзией и глубоким патриотизмом слова Игоря-князя, призывавшего своих "кметей"-воинов к защите Родины: "Братие и дружино! Луце же потяту быти, неже полонену быти!", то есть легче претерпеть смерть в бою за Русь, чем быть взятым в плен ее врагами. Этот же язык гремит боевой трубой в знаменитом обращении Петра I в день1 Полтавской битвы: "А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе..." На этом языке клеймил ужасы крепостничества Радищев; учил "науке побеждать" гениальный Суворов; Пушкин и Лермонтов слагали свои изумительные строфы; декабристы обращались друг к другу с зашифрованными письмами о желанной свободе; писал пламенные статьи Виссарион Белинский; говорил о том, "что надо делать" передовым людям своего времени, мудрый Чернышевский... Этот же -- наш, современный и в то же время бесконечно древний по корню и происхождению своему -- русский язык в его сегодняшних новых и совершенных формах воплотил в своих звуках величайшие идеи мира, которыми живет наша страна. На нем начертаны новые Программа и Устав и все глубокое учение Коммунистической партии Советского Союза. На нем прозвучали первые декреты советской власти, были записаны титанические планы пятилеток. По-русски Ленин призывал народ Родины к Октябрю. По-русски и сегодня обращается к нам Центральный Комитет партии, направляя наши пути к светлой цели -- коммунизму. Ни на миг не прерывалась за тысячелетие волшебная нить языка, соединившая в одно целое предков и потомков, создавшая русское племя, русский народ и нацию. За это время русский язык стал одним из самых совершенных, отточенных, гибких и полновесных языков мира. Сыны России и иностранцы удивляются его простоте и мощи. Михаил Ломоносов находил в нем соединенные вместе "великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка". Знаменитый французский писатель Мериме сто лет спустя слово в слово подтверждал этот отзыв русского: "французский язык, подкрепленный греческим и латинским, призвав на помощь все свои диалекты... и даже язык времен Рабле, -- разве только он один мог бы дать представление об этой утонченности и об энергической силе... русского языка". Великий Энгельс восклицал: "Какой красивый русский язык: все преимущества немецкого, без его ужасной грубости". Английский романист Герберт Уэллс полагал, что именно нашему языку суждено в будущем лечь в основу языка всечеловеческого. Значение и вес нашего языка неизмеримо возросли за последние десятилетия, с тех пор как наша страна стала советской. Новый мир, родившийся в 1917 году, заговорил на нем через все рубежи и границы со всеми народами земли, со всем человечеством. Именно поэтому и изучают сейчас наш язык с такой надеждой и любовью трудящиеся мирные люди всего мира. Именно поэтому русские слова -- "Советы", "Москва", "колхоз", "мир", "спутник" -- звучат теперь и в городах Франции, Англии, Италии, и в джунглях Вьетнама, и над просторами дружественных нам стран народной демократии, и даже в трущобах Нью-Йорка и Чикаго. Везде рождается стремление как можно полнее узнать язык, на котором выражены величайшие в истории мира мысли. "Да будь я и негром преклонных годов, и то без унынья и лени я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Это написал Владимир Маяковский. Давайте же и мы, -- кому выпало на долю счастье и честь знать русский язык по рождению, -- изучать его глубоко и пристально, чтобы речь каждого из нас была достойна великой, истории этого могучего и свободного языка.