и, вы действительно никогда не были женаты? - Никогда в жизни. Мне и одному забот хватает. - Тем лучше. Но тот город, что вы назвали, он мне совершенно незнаком. - Вы же журналист? Расскажите что-нибудь. Что вы делали репортаж о Подволочске, и я вам целый год помогал. - Нам не поверят. - Но почему? Вы полагаете, что кто-нибудь тут знает, что такое репортаж? - Ну, хорошо. Но я уже забыл, как называется этот город, ну, который с "п" начинается. - Если вам это так трудно, скажите, что мы знакомы по Бродам. Это тоже в Польше. Броды были значительно легче. Мне нужно было только вспомнить про Мишку из Брод, который сидел за мной на языковых курсах. Янкель еще раз заслушал меня, успокоился и для гарантии проинформировал, что его фамилия Кухман. Я не знал, что его судьба в данный момент уже была решена. А потом подошла Суламифь Плони и, действительно, привела с собой второго свидетеля. После того, как я покрыл свою голову, согласно традиции, пестрым платком, нас повел в зал торжеств раввин, бородатый, достойный уважения патриарх с невероятно толстыми линзами очков и жутким акцентом идиш. Раввин сердечно приветствовал меня. Скорее всего, он принял меня за невесту. Я поправил его, поскольку он вносил в официальную книгу данные брачующихся, но затем он снова обратился ко мне, словно чувствовал, что я был самым слабым звеном в цепи. - Как давно вы знаете жениха, сын мой? - 36 лет, ребе. - А было ли время, хотя бы самое небольшое, когда вы с ним были не очень дружны? - Ни единой минуты, ребе. Все шло по плану. Раввин проглотил Броды без комментариев, не знал, что такое репортаж, провел регистрацию и снова спросил меня: - Вы можете засвидетельствовать, сын мой, что жених ни на ком не был женат? - Никогда в жизни, ребе. - Вы его хорошо знаете? - Я солгал бы, если бы стал утверждать, что мог бы знать его лучше. - Тогда ты, наверное, знаешь, происходит ли он из семьи --> коэнов ? - Конечно же, он происходит из семьи коэнов. Еще бы! - Благодарю тебя, сын мой. Ты предотвратил большое несчастье., - сказал раввин и закрыл лежащую перед ним книгу. - Этот мужчина не может жениться на этой женщине. Никогда не может коэн, потомок великих первосвятителей, брать в священные узы брака разведенную женщину. Суламифь Плони разразилась истерическими рыданиями, Янкель с ненавистью смотрел на меня. - Простите, ребе, - промямлил я. - Я получил в Венгрии светское образование и знать не знал об особенностях коганим. Пожалуйста, сотрите это место в моих свидетельских показаниях. - Мне очень жаль, сын мой. Мы закончили. - Одну минуту. Янкель, яростно засопев, подскочил к нему. - Может быть, вы и меня заслушаете? Мое имя Кухман, и я никогда в жизни не был Коганом. Наоборот, я происхожу из совершенно бедных, ничтожных евреев, можно сказать, рабов. - Но почему ваш свидетель сказал, что вы из коэнов? - Мой свидетель? Да я его первый раз в жизни вижу. Откуда мне знать, что за идиотская идея пришла ему в голову? Раввин бросил на меня из-за толстых линз взгляд, под которым я закатил глаза. - Но это правда, - настаивал я, - мы только сегодня познакомились. Я и понятия не имел, кто он такой, и что он такое. Я думал, ему не повредит побыть коэном. Может это ему поможет, подумал я, может быть, снизит венчальный налог. Позвольте же им пожениться, ребе. - Это невозможно. Это может случиться, только если жених докажет, что он не происходит из семьи коэнов. - Господи, Б-же, - простонал Янкель. - Как же я это могу доказать? - Этого я не знаю, этого еще никому не удавалось, - сказал раввин. - А сейчас покиньте, пожалуйста, помещение. На улице я едва избежал покушения на убийство. Янкель клялся памятью своих бедных, ничтожных предков, что мне это все зачтется, а Суламифь поливала уличный асфальт своими слезами. - Зачем вы с нами так поступили? - выли они. - Зачем вы лезли к нам в свидетели если вообще не знаете что надо говорить лжец вы этакий вот именно лжец подлый лжец. И они были правы. Б-же, пощади мою заблудшую душу! Обезьянья любезность Жители иерусалимского квартала Меа-Шаарим, которые не признают еврейское государство, поскольку оно было создано не по призыву Мессии, уже давно бьются над решением того, как без проблем соблюсти день отдыха. Один из служителей тель-авивского зоопарка рассказывал, что некоторые посетители интересовались, не мог бы он выдрессировать обезьяну, чтобы она в шабат включала и выключала свет. Это позволило бы обойти закон, запрещающий в шабат пользоваться электрическими выключателями. Раввины санкционировали обезьянье решение, правда, при условии, что обезьяна будет действовать по собственной инициативе. Служитель зоопарка оценил длительность такой дрессуры в шесть лет. На том и порешили. Однако предложения сделать сенсационные фото обезьяны у выключателя потерпели крах. Для этого потребовалось бы выдрессировать еще одну обезьяну, потому что фотографировать в шабат также запрещено. Зальцбергер не отвечает Телефон зазвонил, и кто-то уже в третий раз спросил, не попал ли он в объединение "Дерево и шерсть". - Объединение дерева и шерсти? Нет, вы ошиблись номером, - ответил я и положил трубку. Но когда зазвонили в четвертый раз, я схватил ее и сказал: - Обединение дерева и шерсти. - Ну, наконец-то, - прозвучал с облегчением голос. - Я хотел бы поговорить с Зальцбергером. - Сожалею, - ответил я. - Г-на Зальцбергера больше нет в нашей фирме. - А почему нет, что произошло? - За ним пришли по его воровским делишкам. - Что вы говорите! - А вы удивлены? Когда-нибудь такие штучки должны были закончиться. - Вы мне рассказываете! Я этого уже который месяц ожидал. - На вашем месте я бы залег поглубже на дно. На этом разговор прервался. Удивляюсь, как некоторым людям не хватает терпения. Охота на ведьму Прототип нашей, местной телефонистки - толщая сабра с пристальным взглядом и орлиным носом. Она носит длинный, вытянутый до колен пуловер, по утрам мучается от приступов кашля и, среди прочих, ненавидит и меня. Наша взаимная неприязнь начается уже с того, как я набираю номер, еврейская телефонистка на другой стороне фронта поднимает трубку и говорит: ...... Она ничего не говорит, она просто поднимает трубку. Она одаривает меня благоговейной, вечной тишиной. В лучшем случае можно расслышать лишь далекий, словно из другой галактики, тонкий голос Шломо Гринспена, который отчаянно взывает к транспортной фирме, ради Б-га выслать в этот раз счет по новому адресу, а не как прошлой осенью... - Алло! - кричу я в трубку. - Алло! Еврейская телефонистка меня слышит, но она слушает Гринспена, неумолимо держа меня в постоянной готовности. Где-то в глубине души она надеется, что я звоню с улицы и скоро повешу трубку. Но я, однако, звоню из дома, где у меня есть условная свобода передвижения, и покинув благоговейную тишину, я иду на кухню, делаю бутерброд с сыром и помидором и возвращаюсь к аппарату вооруженным для длительной осады. - Алло, - кричу я во всю глотку, - алло! Совершенно не исключено, что она все же ответит. В конце концов, по сути своей злость телефонистки направлена не персонально против меня, а против всего враждебного окружающего мира, коварно пытающегося тысячами влезть в ее коммутатор. Персональным конфликт станет, когда она подаст позывной: - Это 72-95-56, слушаю. Она не дает ни имени, ни адреса, поскольку они строго засекречены и известны лишь немногим посвященным. В жизни существует много имен, но только не у телефонисток. У телефонисток может быть только один лишь номер, и ничего больше. - Алло, - говорю я, - могу я поговорить с г-ном Церковицем? - С кем? Я неуверенно смотрю на свои записки. Нет-нет, это совершенно точное имя. - С Цер... Церко... вицем... - Соединяю. Звучат обнадеживающе-радостные электронные попискивания различных кнопок и клавиш, чтобы установить беспроволочное соединение. И благоговейная тишина. Мир вечного молчания раскрывается передо мной в своем божественном великолепии. Может быть, в нем и есть немного Церковица, а может и нет. Об этом невозможно рассказать. Это можно только представить. Я встаю на колени у телефона и напеваю марши времен Войны за независимость. Наверное, так должны себя чувствовать на обратной стороне Луны космонавты, полностью отрезанные от остального человечества. - Алло, - повторяю я снова и снова. - Алло! Можно щелкать пальцем по трубке, чтобы снова пробудить ее к жизни. Можно просто оставить ее в покое. Через четверть часа я сдаюсь, кладу трубку и тем быстро отключаю себя из пустоты. Поскольку, однако, разговор с Церковицем не потерял своей актуальности, и мне по-прежнему нужно выяснить у него номер телефона его зятя, я с новой энергией стучу по кнопкам. На этот раз мне отвечают сразу. - Нафтали получит пакет после четырех часов, - говорит еврейская телефонистка. - Мне не доставляет никакого удовольствия каждый день что-то таскать к электричке. Подожди, алло, 72-95-56, слушаю. Я пытаюсь навести порядок в трубке. У меня не было, видит Б-г, никакого намерения принуждать г-жу Суламифь собственноручно таскать какой-то пакет к какой-то электричке. И при чем тут, в конце концов, какой-то Нафтали? Пусть себе этот Нафтали получает свой пакет в четыре, в половине пятого, и дело с концом. Я пытаюсь подавить в себе нарастающее раздражение путем непосредственного обращения к Господу. - Алло, - говорю я, - я хотел бы поговорить с Церковицем. - С кем? - С Цер... Церко... вицем... - А кто у аппарата? Наконец-то она хочет это выяснить. При последнем разговоре мне удалось этого избежать, но в этот раз в моем голосе звучит нечто, что будит ее врожденное недоверие. Сейчас рухнет последний барьер, и начнется такое... Я скрупулезно прикидываю, что следует сказать: алло, на проводе электрическая компания, или, быть может, д-р Шаи-Шайнберг, друг Церковица, черт знает, что ее убедит. Наконец, я говорю: - Оливер. Оливер подойдет в любом случае. Оливер звучит очень убедительно. Еврейская телефонистка успокаивается, и снова слышатся обнадеживающе-радостные электронные попискивания различных кнопок. Несколько секунд в моем ухе звучит рабочее место дежурной. На этот раз мне не приходится больше тратить время на изучение тишины, можно сразу открывать книгу "Ганнибал - враг Рима" и вместе с упомянутым героем пересекать заснеженные Альпы. Б-же мой, что это было за увлекательное приключение - вести колонну полузамерзших слонов сквозь цепи гор, через реки и озера, в бурю и гром... У ворот Рима я ненадолго прерываюсь, чтобы проверить, не удастся ли приземлиться в кабинете Церковица. - Алло, - кричу я в трубку. - Алло! В глубокой дали, по ту сторону моря, в сердце Нью-Йорк-сити, кто-то бормочет на беглом идише. Кто-то, кому Суламифь дала шанс. У нас шансов нет. Наши дела даже хуже, чем у Нафтали. Слишком уж много огорчений скопилось за последние минуты. Если бы мы, Суламифь и я, смогли познакомиться в свободное от работы время, то нашли бы общий язык. Может, несмотря на ее худобу, мы смогли бы завести какое-никакое хозяйство, не исключена даже и свадьба, дети, алименты. Однако, сейчас, окопавшись по передовой, мы не имеем ни настоящего, ни будущего: она телефонистка, а я абонент, то есть кошка с собакой, не то, чтобы я был на нее зол, о нет, я почитаю всю полноту ее могущества, но к сожалению, мы не установили с ней никаких человеческих отношений. Единственное, что можно предпринять для установления контакта, это повесить трубку, еще раз выругаться и снова набрать ее номер уже по четвертому, решающему кругу. - Послушайте, уважаемая, - говорю я, - почему вы полчаса держите меня без ответа? - А кто это? - Оливер. Я уже три четверти часа пытаюсь дозвониться до Церковица. - Его здесь нет. - Так что же вы мне сразу не сказали? - Ну, вот говорю. - И когда он вернется? - Не знаю. - А он у вас постоянно работает? - Понятия не имею. - Могу я ему оставить сообщение? В этом месте она выключает меня из связи легким движением руки. Все позади. В это последнее, критическое мгновение, однако, зло обеих сторон стало столь всепоглощающим, что мы оба сразу же почувствовали, что продлись разговор еще хотя бы минуту, - и я сниму пиджак, влезу в аппарат и доползу по проводам прямо до телефонной централи, чтобы обрушиться на нее со звериным ревом в борьбе не на жизнь, а на смерть. Суламифь вопьется своими острыми ногтями в мою шею, в то время как я зубами буду рвать ее аорту, и так, сплетясь в утробных звуках, мы будем извиваться на полу телефонной централи в кровавом вальсе. Да, когда-нибудь так и будет. Вопрос только во времени. Дипломатическое решение полностью исключается. Место встречи - потусторонний мир Диагноз болезни, о которой я веду речь, следующий: постоянная склонность среднего израильтянина ко все более расширяющемуся количеству сделок, заключаемых без смысла и цели. Когда я, например, во время театральной премьеры 1984/1985 годов отдыхал в антракте в буфете, ко мне подошел Штокман. - Послушайте, - сказал он, - нам обязательно надо встретиться. У меня к вам предложение. Если не возражаете, я вам завтра позвоню. Или, лучше, во вторник. О-кей? - О-кей, - спокойно ответил я, особо и не рассчитывая на его звонок. Я знал Штокмана только бегло: этакий воображала, который изображает вид, что знает всех на свете и проворачивает любые дела. Но если он хочет сделать предложение, и если это предложение выгодное, то почему бы и нет. Но Штоклер не позвонил. Месяц спустя мы случайно встретились на улице. - У меня для вас есть кое-что интересное, - вцепился он в меня. - Но об этом лучше поговорить спокойно. Ваш номер есть в телефонной книге? - Да. - Прекрасно. Тогда позвоните мне в середине следующей недели. Почему я ему не позвонил в середине следующей недели, не знаю. Я забыл о Штоклере, вместе с его предложением, но спустя год внезапно он сам позвонил мне. - Я вам все время собираюсь позвонить, чтобы кое-что предложить. Вы будете на трубке после обеда? - Разумеется. - Хорошо. Я вам позвоню. Поскольку я на следующий день уехал на целую неделю, то не знаю, звонил ли он мне на самом деле. В любом случае, прошел примерно с год, когда он возник передо мной на одной вечеринке в саду. - Я только что вернулся из Франции, - прошептал он, увлекая меня в тихий уголок. - У меня к вам преинтереснейшее предложение. Мы должны отыскать где-нибудь тихий уголок и обговорить детали. - Как вам будет угодно. - Само собой. Созвонимся. Прошло немало времени, но на контакт он не вышел. Так прошло два года. Затем внезапно он записался у меня на автоответчике и пожелал узнать номер моего телефона, поскольку хотел бы обсудить со мной нечто важное. Я дал его ему. Мы договорились, что в один из ближайших дней либо он позвонит мне, либо я ему, чтобы договориться о встрече. В середине 1993-го я увидел Штоклера сидящим на террасе в каком-то кафе, задумчиво помешивающим свой чай. Я подошел к нему и представился. Он был рад нашему знакомству. Он хотел бы перезвонить мне в ближайшее время, чтобы предложить одну интересную вещь. Лучше всего было бы, предложил он, если бы мы присели на террасе в каком-нибудь кафе и смогли спокойно обо всем поговорить. Он позвонит мне в четверг или пятницу, чтобы договориться о встрече. До того у него не будет времени. В мае 1996-го мы встретились на одном филармоническом концерте, но смогли перекинуться только несколькими словами, поскольку музыка звучала слишком громко. По намекам, которые он делал мне в предыдущем году, я догадался, что он мне несколько раз звонил, но я все время был занят. Я посоветовал ему попытаться делать это в начале вечера, часов этак между 6 и 7. Он обещал запомнить это время и добавил, что его предложение меня чрезвычайно заинтересует. Вот, собственно, и конец всей истории. Вскоре после нашего последнего разговора Штоклер заболел и немного спустя умер. Я узнал траурную весть из письма его вдовы. Она сообщала, что ее покойный муж думал обо мне на смертном одре и постоянно строил большие планы, которые он хотел осуществить со мной, и только со мной. Вчера ночью мой телефон зазвонил. Это был Штоклер. - У меня сейчас получше со временем, - сказал он могильным голосом. - И я хотел бы сделать вам очень интересное предложение. - Прекрасно, - ответил я. - Позвоните мне сразу, как только сможете. Парад вундеркиндов Еврейская религия предписывает с безграничным оптимизмом, что ребенок мужского пола на свое тринадцатилетие переходит во взрослое состояние. Это судьбоносное событие называют "бар-мицва", и ребенка учат молиться, как раввина, и благодарить своих великолепных родителей за все их мнимые благодеяния. Может быть, ребенок и станет мужчиной, но уж родители, точно, - инфантильными. Рождение писателя Рано утром зазвонил телефон. - Алло, - пропыхтел мужской голос. - Мне настоятельно требуетися с вами поговорить. - По какому вопросу? - Это не по телефону. - Мне очень жаль, - возразил я, - но я каждый день получаю примерно по дюжине звонков, и в основном, речь идет о бар-мицве маленького Ионы, для которого я должен написать речь. - Уж не полагаете ли вы, - возмущенно прервал меня собеседник, - что я вам звоню в такую рань из-за подобной чепухи? Выходите-ка поскорее. Он назвал свое имя, которое показалось мне знакомым, где-то между правительством и тяжелой промышленностью. Ну, да ведь всех не упомнишь. И я поторопился. Промышленное правительство ждало меня у входных дверей. - Нельзя терять ни минуты, - строго сказал он, пока мы вскарабкивались по лестнице. - У моего сына Ионы скоро бар-мицва, ему нужна речь. Я хотел немедленно вернуться домой, но он меня остановил. - Пожалуйста, не разочаровывайте нас, - взмолился он. - Мы рассчитываем только на вашу помошь. Мальчик так любит и почитает нас и не имеет иной заветной мечты, кроме как поблагодарить нас от всего сердца за все наши благодеяния. - Ну, и пусть благодарит. - С помощью речи. - Пусть сам ее и напишет. - Этого он не умеет. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Вы должны нам помочь. Только такие гении, как вы, способны на это. Само собой разумеется, за гонорар, если вы так хотите. Но деньги не играют никакой роли. Важно только время. А оно поджимает. Дорог каждый час. Каждая минута. Да поймите же вы, наконец! Поймите отчаявшееся отцовское сердце. И он попытался упасть передо мной на колени. Я остановил его и почувствовал, что таю. - Только одну малюсенькую речь. Полную чувств, переполняемую детской благодарностью, желательно в стихах. Сколько раз в жизни бывает бар-мицва? И в этот один-единственный раз вы не можете отказать. Я действительно не мог. Отчаявшееся отцовское сердце победило меня. - Когда вам нужен конспект? - Вчера. Мы уже накануне. - Но мне нужно по меньшей мере пару дней. - Это невозможно! Подумайте, ведь ребенку надо весь текст выучить наизусть. Сегодня вечером, умоляю! Сегодня вечером! - Ну, хорошо. Скажем, в девять. - В половине девятого! Я удвою гонорар, если вы подготовите к половине девятого! Он едва не целовал мне руки. Уже от дверей он крикнул мне: - В восемь! Не забудьте, самое позднее - в восемь! Дома самая лучшая из всех жен встретила меня новостью, что кто-то только-что позвонил и сказал только "без десяти восемь". Я сказал ей, что она меня чрезвычайно обяжет, если сварит чрезвычайно крепкий кофе и позволит мне поработать. Затем я попытался внушить себе кипение ума и духа юного Ионы. Как бы он мог его выразить? Вероятно, так: О мои дорогие родители, Обо мне вы заботились длительно. За то от меня благодарность вам будет. Вы действительно очень приятные люди. Может быть, несколько сухвато, но, по крайней мере, подходящее начало. Пока я обдумывал продолжение, почтальон принес букет цветов с карточкой: "Всего наилучшего! Пожалуйста, в половине восьмого!". Следующая строфа звучала: В этой данной мне вами жизни прекрасной Я с рожденья катаюсь, как сыр в сливочном масле. Подарили мне жизнь вы, конечно, недаром, И за это я руки руки вам жму благодарно. Последовала следующая помеха в виде телефонного звонка. - Как продвигается? - осведомилось отчаявшееся отцовское сердце. - Что-то уже готово? Я ознакомил его с имеющимися результатами. - Неплохо, - высказался он. - Но было бы неплохо зарифмовать и имя мальчика. Ведь он нас просто обожает. Значит, в двадцать минут восьмого? - Я приложу все силы, - обещал я, отключил телефон и вернулся к поиску рифмы к имени Иона. Оно было слишком нелепо. Ну, почему люди не могли назвать своего никчемного отпрыска как-нибудь иначе? Скажем, Муля, с уже встроенной рифмой к "сынуля"? Я уже молчу про Эфраим, воистину образцовое имя, которое само собой рифмуется с "Иерушалаим", и вообще ко всему подходит. Так нет ведь, именно Иона, будь они неладны. Наконец, я поймал: Вам в подарок, родители, алые розы, Вам мои благодарные слезы, И давно уже в зале влажны микрофоны От умильных рыданий вашего Ионы. Экстренный курьер вырвал бумагу из моей пишущей машинки и исчез. Я практически вовремя сдал работу. Затем я погрузился в глубокий, полный сновидений сон. Неделя проходила за неделей, но я не получал никаких сведений ни от моего банка, ни от работодателя. В конце концов я сам поднял трубку телефона и спросил его, остался ли он доволен. - Чем? - переспросил он. Не без гордости я представился как составитель высокохудожественной речи, которую держал юноша Иона на праздновании своей бар-мицвы. - Ах, да, верно. Припоминаю. К сожалению, у меня не было времени прочитать вашу рукопись. Перезвоните позже. - Завтра утром? В восемь? - Ну, к чему такая спешка? Может быть, после обеда. Или на следующей неделе. Дух первопроходцев Не так-то просто, достигнув преклонного возраста, оставаться при этом все таким же юным и бедным. Девяносто лет, а ума нет "Общество интенсификации всетурецко-еврейской интеграции", сокращенно --> ОИВЕИ , было основано в начале ХХ века с целью защиты интересов еврейской общины в турецких учреждениях. Оно энергично начало свою полезную деятельность и даже попыталось отменить запрет на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания, что ему и впрямь удалось путем успешного подкупа одного за другим трех пашей. Спустя некоторое время, однако, это общество стало ощущать, - что типично для всех еврейских обществ, - недостаток денег. Что делают в таких случаях? Идут попрошайничать. Так было и с ОИВЕИ. Везде по миру, где только встречались евреи, появились бело-голубые копилки, что нам столь близки и дороги, и на которых нарисован маленький мальчик, держащий в руке копилку, и так далее, пока не получили достаточно денег, чтобы купить у турок дискуссионную и обрезную свободу. Одновременно возникла короткая песенка, которую пели по соответствующему поводу: Давно евреи в мире знают, То, что их родина - Израиль. И если то еврей забудет, То под ярмом турецким будет. И миру говорим мы дружно: Нам очень много денег нужно! Евреи по всему миру приняли призыв ОИВЕИ с открытыми ушами и такими же карманами. Пожертвования поступали столь обильно, что ОИВЕИ смог расширить поле своей деятельности. Были воздвигнуты административные здания с многочисленными служебными помещениями, письменными столами и прочими принадлежностями, и всякий, кто принадлежал к этому аппарату, обеспечивал себя на всю жизнь. Добровольные пожертвования были преобразованы в ежегодные взносы, которые по желанию заменялись на ежемесячные платы и, действительно, собирались в том или ином виде. Для евреев во всем мире, по крайней мере, для тех, кто жил в относительном спокойствии и вследствии этого имели худую совесть, считали плату в ОИВЕИ вопросом чести. Первая мировая война положила конец этому райскому состоянию: англичане отобрали Палестину у турок. И что бы не говорили об английском господстве, они ничего не имели против дискуссий и обрезания. Это был тяжелый удар для ОИВЕИ. Все усилия вновь ввести старые запреты разбивались об английское сопротивление. Знаменитый конгресс в Сингапуре единогласно проголосовал за продление деятельности ОИВЕИ. Снова были приняты тысячи работников и в каждом крупном городе построено административное здание. Кампании вроде "Канарейки для наших детских садов!" получили новое и всеобщее звучание. В отношении же запрета на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания никакого улучшения не намечалось. Они оставлись разрешенными. Турки назад тоже не возвращались. Но судьба распорядилась по своему. Было основано государство Израиль, которое вернуло стародавнему, достойному турецко-еврейскому обществу его полномочия. Дискуссии и обрезания были сами собой разумеющимися, канарейки в детских садах стали обыденным явлением, но то, что появлялись и существовали все новые запреты, стало собственным израильским продуктом. Как, спрашивали люди повсюду в стране, отреагирует на это ОИВЕИ? Ответ дал 13-й конгресс, на котором все 13210 делегатов приняли следующую "Прокламацию продолжения": "ОИВЕИ должно продолжать свою деятельность по следующим причинам: Оно гарантированно обеспечивает поддержание жизни 67000 служащих. У каждого служащего есть семья. В каждой семье есть дети. Нельзя так просто ликвидировать организацию, существовавшую столько времени". На закрытии конференции все 14005 делегатов исполнили старую песню ОИВЕИ с несколько видоизмененным текстом: Давно евреи в мире знают, То, что их родина - Израиль. Но нам напомнить всем пора бы, Что угрожают нам арабы. И миру говорим мы дружно: Нам очень много денег нужно! После того, как дальнейшее существование организации было обеспечено, многочисленные делегаты из разных концов мира выдвинули ряд многообещающих проектов. Слоган "Цветочный горшок - на каждое окно!" оказался довольно успешным, как и в кампании по канарейкам, а акция "Один служащий - одно дерево" побудила израильтян к посадке деревьев в качестве шефства над отдельными служащими ОИВЕИ. Рано или поздно стало ясно, что ОИВЕИ не может существовать без официальной поддержки. 1-й конгресс в Новой Зеландии направил правительству настоятельный призыв "законодательно признать объединение, значение которого для нашей страны не подлежит сомнению, и защитить его 136000 служащих и избирателей от призрака безработицы". Как и положено демократическому государству, оно исполнило не все требования конгресса. Категорически было заявлено, что ОИВЕИ не имеет права взимать денежные средства со всех граждан государства, а только с граждан: - живущих в домах; - пьющих воду; - посещающих кинотеатры; - курящих; - старше 3 лет; - и проживающих в Израиле. Квинтэссенция Израиль до сих пор остается единственной страной, где еврея не считают евреем. Еврейский покер Йоселе скучал. - Знаешь, что? - предложил он наконец. - Сыграем в покер! - Ну уж нет, - ответил я. - Ненавижу карты. Я в них всегда проигрываю. - А кто говорит о картах? Я имею в виду еврейский покер. И Йоселе вкратце рассказал мне правила. В еврейский покер играют без карт, только в голове, которая, несомнено, имеется у представителей народа Книги. - Ты задумываешь число, и я задумываю число, - объяснил Йоселе. - Кто задумал число больше, тот и выиграл. Вроде бы легко, но вариантов много. Ну, как? - Согласен, - сказал я. Сыграем. Каждый из нас поставил по пять фунтов, потом мы отвернулись друг от друга и стали загадывать. Йоселе дал мне понять движением руки, что он уже задумал число. Я подтвердил, что и я уже готов. - Хорошо, - сказал Йоселе. - Ну, давай огласим. - 11, - сказал я. - 12, - сказал Йоселе и забрал деньги. Я готов был надавать себе пощечин. Потому что сначала я выбрал число 14, и в последний момент вернулся к 11, сам не знаю, почему. - Послушай, - спросил я у Йоселе, - а что было бы, если б я задумал 14? - Тогда бы я проиграл. В том-то и прелесть игры в покер, что нельзя знать, как оно обернется. А если к тому же и нервы слабые, то лучше прекратить игру. Не удостоив его ответом, я положил на стол десять фунтов. Йоселе поставил столько же. У меня выпало 18. - Вот черт! - сказал Йоселе, а у меня только 17. Довольный, я сгреб деньги. Йоселе осталось только удивляться, что я так быстро освоил еврейский покер. Он, небось, задумал 15 или 16, но уж никак не 18. Разозлившись, он удвоил ставку. - Как хочешь, - сказал я, подавляя радость в голосе, потому что мне на ум пришла фантастическое число - 35! - Ну, говори, - сказал Йоселе. - 35! - 43! И он забрал сорок фунтов. Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. Мой голос дрожал. - А почему ты в прошлый раз не сказал 43? - Потому, что я загадал 17, - возмущенно ответил Йоселе. - Это же в игре самое азартное, что ты никогда... - Пятьдесят фунтов, - сухо прервал я его и бросил банкноту на стол. Йоселе медленно, с вызовом положил рядом свою. Напряжение становилось невыносимым. - 54, - сказал я с натянутым равнодушием. - Вот ерунда, - фыркнул Йоселе. - И я тоже загадал 54. Давай заново. Мои мысли работали молниеносно. Ты, наверное, думаешь, мой дорогой, что я опять загадаю 11 или что-нибудь в этом роде. Но тебя ждет сюрприз. Я выбрал непробиваемое число 69 и сказал Йоселе: - Ну, давай-ка теперь ты первый, Йоселе. - Пожалуйста! - подозрительно быстро отозвался он. - Мне все равно. 70! Мне захотелось закрыть глаза. Мой пульс колотился, как никогда со времен осады Иерусалима. - Ну? - напирал Йоселе. - А у тебя какое число? - Йоселе, - пробормотал я и поник головой, - ты не поверишь: я его забыл. - Врешь! - заключил Йоселе. - Ничего ты не забыл, я знаю. Ты просто загадал меньшее число и не хочешь признаваться. Старый трюк. Как тебе не стыдно?! Мне так хотелось врезать кулаком в его противную рожу. Но я овладел собой, повысил ставку до ста фунтов и в то же мгновение загадал 96, по настоящему современное число. - Говори, ты, вонючая скотина, - прошипел я. Йоселе прошипел в ответ: - 1683! - 1800! - прошептал я едва слышно. - Удвоение, - крикнул Йоселе и положил в карман четыре фунта. - Почему удвоение? Что за удвоение?! - Только спокойно. Если ты за покером потеряешь самообладание, то останешься без штанов, - сказал свысока Йоселе. - Каждый ребенок тебе объяснит, что мое число вдвое больше, чем твое. - Так ты так? - вырвалось у меня. - Значит, пытаешься такими средствами действовать. Как будто я не мог в прошлый раз то же самое сказать. - Конечно, мог, - подтвердил Йоселе. - Мне даже было удивительно, что ты ничего не сделал. Но так бывает в покере, мой мальчик. Либо ты можешь что-то, либо не можешь. А если не можешь, то не лезь своими лапами. Ставка составила уже двести фунтов. - Твое выступление, - проскрежетал я. Йоселе слегка отклонился назад и сказал вызывающе спокойно: - 4. - 100000, - провозгласил я. Без малейшего возбуждения Йоселе заключил: - --> Ультимо ! И забрал двести фунтов. Рыдая, я рухнул наземь. Йоселе гладил меня по руке и пояснял, что, согласно так называемому хайловому закону, тот игрок, который первый скажет "ультимо", выигрывает в любом случае, невзирая на загаданные числа. В том-то и удовольствие от покера, что можно в течение нескольких секунд... - Пятьсот фунтов! Хныча, я положил свои последние деньги на ладонь судьбы. Фунты Йоселе легли рядом. На моем лбу выступили прозрачные жемчужины пота. Я в упор смотрел на Йоселе. Он действовал хладнокровно, но его руки немного дрожали, когда он спросил: - Кто первый? - Ты, - насторожившись, ответил я. И он устроил мне западню: - Ультимо, - сказал он и протянул руку за деньгами. - Секундочку, - сказал я ледяным тоном. - Паваротти. - И загреб деньги к себе. - Паваротти еще сильнее, чем "ультимо", - пояснил я. - Однако, уже поздно. Давай заканчивать. Мы молча поднялись. Но едва мы пошли, как Йоселе предпринял жалкую попытку вернуть свои деньги. Он утверждал, что "паваротти" - это моя выдумка. Я не возражал ему. - Знаешь, - сказал я, - в том-то и состоит азарт игры в покер, что выигранные деньги назад никто не получает. Маленькое отличие В Америке каждый пятый - автовладелец. В Израиле каждый пятый - автоинспектор. Категоричность штрафной квитанции Опять одно и то же. Я возвращаюсь по длинному тротуару к своему мотоциклу и сталкиваюсь с хорошо экипированным автоинспектором, заполняющим свою первую штрафную квитанцию. - Эй, вы, - гремит страж закона, не поднимая глаз, - что это тут хорошо видимое стоит на дорожном знаке? - Что только до семи... семи вечера... только для разгрузки... - Вы что-то выгружаете? - Нет. - А сколько сейчас времени? - Половина восьмого. - Значит? - Значит, я тут могу парковаться. Автоинспектор смотрит на меня, потом на знак, потом снова на меня, на мотоцикл, на штрафную квитанцию, на меня, на свои часы, на штрафную квитанцию, потом снова на знак. - Может быть вы и правы, - наконец говорит он нерешительно, - но как нам сейчас пойти на попятную? Нас учили уведомление после начала выписки в любом случае заканчивать и вручать. Иначе ведь любой негодяй начнет требовать порвать штрафную квитанцию. - Но в данном случае я невиновен, - возмущенно парировал я. - Возможно. Я иного и не утверждаю, - он ненадолго задумался. - Если бы вы перед началом выписки штрафной квитанции предупредили меня об этом, я, возможно, и передумал бы. Но сейчас слишком поздно. Так что подпишитесь тут и следите в дальнейшем получше за часами и за дорожными указателями. Я внимательно посмотрел на него. Собственно, особо отталкивающего в нем ничего не было. Не очень чисто выбрит, зато хорошо причесан. По-настоящему представительный мужчина. - Мне очень жаль, - однако, настаивал я, - но уже семь часов сорок минут. Я не подпишу и уж наверняка платить не буду. - А кто же должен платить? - удивился полицейский. - Я что ли? С моей-то зарплаты? Посмотрите, - сказал он услужливо, - ведь тут только 150 фунтов. В конце концов, я мог бы действовать по параграфу 5, но мы же с вами хорошо друг друга понимаем. Ну, держите же вашу квитанцию. - Но ведь я действительно ничего не нарушил. - Так-таки и ничего? - заорал страж закона. - И как часто вы нарушаете правила движения без того, чтобы вас застукали? Как это понимать? Когда крадут велосипед, бегут в ближайший участок. При каждой аварии кричат "Полиция! Полиция!", а несчастные 150 фунтов никто уже платить не хочет. - Ну, хорошо, - сдался я и подписал. - А то вы еще не знаю что наговорите. - А меня оставьте в покое, - прошипел служака и удалился со свирепым лицом. - Все имеет свои границы. Как жаль, что я потерял самообладание. Но это ведь со всеми случается, не так ли? Индивидуальный путеводитель Эта маленькая, истерзанная страна постоянно обеспечивает всем своим посетителям самое лучшее обслуживание. Мы все странные по натуре. В других странах, чтобы развлечься, надо идти на дискотеки или мюзикхоллы, у нас же кабаре ставится прямо на улице. Спросите, например, любого пешехода, знает ли он, где находится бульвар Ротшильда, и он ответит "конечно же" и пойдет дальше, не догадываясь, что при этом ведет себя, как комик. Но если он снова увидит стоящих на распутье туристов, то можно рассчитывать на следующий диалог: - Простите, где здесь бульвар Ротшильда? - Бульвар Ротшильда? А вам какой дом? - Двадцать три. - Двадцать три... Двадцать три... Нет, извините, я не знаю, где бульвар Ротшильда. Остается еще автоинспектор на углу. Уж он-то должен знать. Он быстро достает из кармана указатель улиц, с минуту листает его, листает и листает, становится все более и более раздражительнее и, наконец, сердито говорит: - То, что вы ищете, уважаемый, это не бульвар Ротшильда, а улица Розенберга, третий перекресток налево. И козыряет. Дьявольское творение Сначала был бензин и карбюратор. Затем Б-г создал мотор, кузов и светофор. Затем осмотрел он плоды рук своих и увидел, что этого недостаточно. И создал он тогда знак запрета стоянки и улицы с односторонним движением. И когда все это было готово, поднялся из ада сатана и создал места для парковки. Рекорд скорости - Ваши документы, - потребовал автоинспектор. - Вы ехали слишком быстро. - Возможно, - сказал я. - Но докажите. - Если будет угодно. Он подвел меня к ожидающему на углу полицейскому автомобилю. Без сомнения, я попал на радар, подключенный к компьютерной сети. Наконец-то я увидел хоть одним глазком, на что тратятся наши налоги. Служивый закончил исследовать мои бумаги. - Вы писатель? Вам бы следовало быть хорошим примером для других, вместо того, чтобы мчаться, как сумасшедшему! - Мне очень жаль, - виновато опустил я взгляд. - Сейчас, когда я вижу, что у вас радар, мне действительно жаль. - Значит, вы признаете, что превысили допустимую скорость? - Конечно, признаю. - Так зачем же вы так гнали? - Я очень спешил. - Но почему? - Потому что встречный водитель мне не подал сигнала. Вы же знаете: два раза мигнуть фарами - значит: внимание, радар. Но никто не мигнул. - Разве это основание превышать скорость? - Нет, конечно, нет. Позвольте заметить, что я за рулем уже пятнадцать лет и только сегодня впервые превысил скорость. - Вас впервые поймали или вы впервые превысили скорость? - В первый раз превысил. - Как же так получается, что вы пятнадцать лет не превышали скорость, а сегодня внезапно превысили? - Случайно. Ну, давайте уже мне мою штрафную квитанцию. - Вот вы книги пишете. Что, по вашему, будет, если все начнут превышать скорость? - Будут аварии. - Вы хотели бы стать причиной аварии? - Нет ничего более нежелательного. - Ну, так почему же вы превышаете скорость? - Из-за необъяснимого легкомыслия. - Мои педагогические способности были уже на пределе. - Обычно за такой проступок штрафуют на двадцать фунтов. - Откуда вы знаете, что штраф за превышение скорости составляет двадцать фунтов, если вас никогда не штрафовали за превышение скорости? - Мне говорили другие водители, которых штрафовали за превышение скорости. - А вы сами будете в дальнейшем превышать скорость? - Да!!! - закричал я и швырнул в него свои перчатки. - Буду превышать! Всякий раз, когда захочу! Всегда! Я буду превышать скорость... Законник нахмурился. - Тогда, к сожалению, я не смогу вас переубедить, как предполагал первоначально. Вот ваша штрафная квитанция. Между прочим: за превышение скорости. Полиция, друг и помощник Как-то раз, когда я поздно вечером приехал домой, то увидел у входной двери нашего соседа Феликса Зелига, борющегося не нажизнь, а на смерть с незнакомцем в маске. В правой руке незнакомец сжимал мясницкий нож, которым он не вполне законно угрожал Феликсу. Поскольку от моего лучшего соседа ничего другого я и не ждал, я решил немедленно проинформировать близлежащий полицейский участок. Перешагнув через них обоих, я вошел в дом, взлетел по лестнице, промчался, не поздоровавшись, мимо своей семьи, поднял трубку телефона и набрал "один-ноль-ноль". На другом конце возник чей-то успокаивающий голос: - Полиция. Я закричал в друбку, что моему соседу Феликсу угрожает гангстер с огромным ножом... - Одну минуточку, - прервал меня "один-ноль-ноль". - Кто это говорит? Я сказал ему, что какая разница и зачем он спрашивает мое имя. Я озвучил ему свою фамилию. Но он ее никак не мог разобрать. - К, как "козел", И, как "император", Ш, как "шалом", О, как "орел" и Н, как "Наполеон". - Как что? - Как Наполеон. - Какой Наполеон. - Я имею в виду французского императора. - Ага, значит, И, как император... - Нет, Наполеон, с "н". - Определитесь же, пожалуйста. - Так, все, забудьте. - Вы, наверное, имеете в виду Наполеона Бонапарта? - Да, именно его. - Ну, и что с ним? - Он умер. Но мой сосед еще нет. Надеюсь. На него напал гангстер с ножом. - Момент! Как ваше имя? Я назвал свое имя. - В полиции с такими вещами надо быть точным, - объяснил мне собеседник. - Только так можно потом идентифицировать заявителя, если потом вызов окажется ложным. Затем "один-ноль-ноль" справился о моей профессии. А затем о моем адресе. - Рамат-Ган, - сказал я. - Улица Реувени, 3, квартира 7. - Это где? - Добраться очень просто, - объяснил я ему. - Езжайте на 21-м автобусе до кладбища, там выйдете, повернете направо, но не на первом, не на втором, а на третьем перекрестке, и на следующей развилке будет вторая улица справа. Не первая, потому что на первой живут ортодоксы, которые в шабат вас на велосипеде камнями закидают. А именно вторая улица слева. Если вы поедете правильно, то встретите примерно на полпути юношу, который стоит на коленках перед мотоциклом, пытается отремонтировать свой драндулет и ругает правительство. Вот от него идите прямо, пока не дойдете до большого белого дома со светло-зелеными жалюзи. Это и будет улица Реувени. - Да-да, я эти места знаю. Но зачем вы мне все это так подробно рассказываете? - Дайте-ка мне минутку поразмыслить, - и я задумался. - К сожалению, в данный момент что-то ничего на ум не приходит. Наверное, я просто забыл. Пожалуйста, извините за беспокойство. - Ничего страшного. Ночью, когда я навестил Зелига в больнице, мне привиделся кошмар. Я охотился с ищейкой на полицию. Но напрасно. Ищейку звали Наполеон. На "Ц", как полиция. Радости климактерического периода Есть альтернатива Чтобы иметь деньги, маленький человек стоит перед трудным выбором. Либо он должен взломать банк, либо ему придется взять в нем кредит. Для израильтян дело обстоит проще: у нас нужно взломать банк и уже тогда взять в нем кредит. Можно и без чулка Все началось с того, что я получил от Вайнреба чек на 16 фунтов, выписанный на отделение Национального банка. Я приехал туда и предъявил чек служащему. Тот кинул беглый взгляд на чек, потом еще один, скосился на мгновение на выписку со счета Вайнреба и сказал: - Все в порядке. Получите деньги в кассе. Я подошел к окошечку и сказал. - Шалом. - Что вы хотели? - спросил кассир. - Деньги, - честно признался я. - Пожалуйста, - сказал кассир, открыл сейф и приволок целую охапку банкнот. - Что это? - спросил я. - Я сделал то, что вы требовали. При вооруженном ограблении банка я не оказываю никакого сопротивления. Звонкий смех, которым я разразился, его заметно озадачил. - Ха-ха-ха, - передразнил он меня. - Очень смешно, да? Это уже мое пятое ограбление за месяц. Я попытался объяснить ему, что у меня нет с собой никакого оружия, мне просто нужны деньги. - Господин Зингер, - подозвал кассир другого служащего. - Пожалуйста, подойдите на секунду. У нас тут какой-то путаный грабитель. - Иду-иду. Г-н Зингер принес еще штабель банкнот. - К сожалению, сегодня в сейфе больше нет. Только в пятницу, когда супермаркеты сдадут выручку. Кстати, а почему у вас на голове нет чулка? - Потому, что это щекотно. Возникла щекотливая ситуация. Вокруг меня столпились любопытные, бурно обсуждающие между собой происходившее. Один устремился к двери, где его ждала жена: - Уводи детей, скорее! Тут ограбление! Все еще лежали вокруг меня стопки банкнот, все еще пытался я объяснить г-ну Зингеру, что я не это хотел забрать. - Пожалуйста, заберите, пожалуйста, заберите, - уговаривал меня г-н Зингер. - Мы застрахованы. Как я выяснил, только на прошлой неделе две девушки с отвертками ограбили филиал банка в Яффо, и тамошний управляющий предупредил Зингера, что он - следующий. С того момента он держал наготове большую сумму наличных. "Это для обслуживания соответствующих клиентов израильских банков, - говорил он не без гордости. - Мы, между прочим, разработали и определенные мероприятия, по которым должны в таких случаях вести себя клиенты. Они работают, как часы". Между тем, посетители, действительно, ушли в укрытие, легли на пол и там обслуживались банковским служащим. А потом на всех четырех уползали к выходу. Вместо них на всех четырех приползали следующие. - Раньше, - продолжал г-н Зингер, - ограбления банков проходили как-то по классическому образцу. Грабители были в масках, делали предупредительные выстрелы, орали, грозили. Сейчас все стало цивилизованно, и израильские банки очень благодарны за это. Только несколько дней назад Барклай-банк был облегчен на 100000 фунтов двумя мужчинами, вооруженными всего лишь велосипедными насосами, а в банке "Леуми" кассира ограбили с помощью всего лишь надкушенного мороженого. Сработало. Вчера на Дисконт-банке в Хайфе появилось объявление с предложением грабителям проводить налеты в летние месяцы только по понедельникам, средам и четвергам. - Вот бюрократы, - вставил я. - Вы неправы, - возразил Зингер. - Это ситуация, о которой Теодор Герцль не мог и мечтать. У нас сейчас свои собственные уголовники. Мы, наконец, стали нормальным народом. Батя, - обратился он к своей секретарше, - вы позвонили в полицию? - Да - ответила Батя, жуя жевательную резинку. - Но номер занят. - Ну, и ладно, - сказал Зингер. Пока я пересчитывал деньги, я справился у Зингера, почему тут нет тревожной сигнализации. Из-за шума, объяснил Зингер. Недавно в соседнем банке во время ограбления звонки сигнализации громко трезвонили целый час, и этот шум довел до обморока нескольких служащих. - А где же ваша вооруженная охрана? - продолжал допытываться я. - Да где-то снаружи. В это время наш генеральный директор собаку выгуливает. В это время он, конечно же, должен быть с охраной. Между тем кассир запихал охапки банкнот в два маленьких чемоданчика и спросил меня, где я припарковал свой угнанный для отрыва от погони автомобиль. На улице меня окружили давно ожидавшие прохожие, которые хотели послушать предупредительные выстрелы. Они предложили мне прикрыть лицо хотя бы носовым платком и не ухмыляться так тупо. Я быстренько раздал парочку автографов и предпринял попытку втащить оба чемодана с деньгами обратно в банк. Зингер упорно сопротивлялся. - Не обязательно, не обязательно. Мы уже оповестили центральный офис и страховую компанию. Давайте без сложностей. Можете подождать, конечно, пока прибудут люди с телевидения. Но на это у меня, к сожалению, не было времени. Я попрощался с Зингером дружеским рукопожатием и поехал к ближайшей бензозаправке. - Сколько? - спросил служитель. - Полный, - ответил я. Служащий открыл мой багажник и свалил туда все деньги, что у него были. - Вам нужна расписка? - спросил я. - Спасибо, не надо. Я застрахован. Как жаль, думал я по дороге домой, как жаль, что у нас сейчас в стране инфляция. Когда уже мы, наконец, станем настоящим народом. Песок в механизме - Что, - так обратился министр финансов в тот знаменательный вечер к сотрудникам своего аппарата, - что сегодня подорожало? - М-м-м, - уклончиво ответил начальник аппарата, - сегодня, м-м-м, сегодня ничего. - Послушайте, Н.А., - нетерпеливо прервал министр, - для ваших дешевых шуток мое время слишком дорого. - Но это не шутка, - заявил Н.А. - Сегодня цена ни один товар не выросла. Понятия не имею, что происходит. Цены со вчерашнего дня словно заморожены. Видимо, в механизм где-то попал песок. Но если это так важно, я готов взять персональную ответственность за это на себя. Потому прошу вас, г-н министр, принять мою отставку. Министр побледнел. С минуту он сидел, глядя на индекс цен, потом ударил кулаком по столу. - Черт побери! И это вы мне говорите только сейчас, перед концом рабочего дня? - Мы все до последней минуты надеялись, что хоть какая-нибудь цена вырастет, - оправдывался начальник аппарата. Министр трясущимися руками взялся за телефон. - Алло, министерство торговли? Как у вас с сигаретами? - К сожалению, - заявили ему, - повышения бывают только к выходным. - А как с солью? - Завтра. - Картофель? - Уже позавчера повысили. - Куриные глаза? - Пять дней назад. - Занятия по плаванию? Но министр не стал дожидаться ответа. В паническом страхе он посмотрел на часы, и воскликнув: "Осталось только полчаса!" - выскочил из здания, вскочил в служебный автомобиль и помчался с мигалками и сиреной в министерство связи. - Умоляю вас, повысьте хоть на что-нибудь. Телефонные переговоры, конверты, что угодно. Речь идет о жизни или смерти. - Охотно, - ответили ему, - но сегодня уже слишком поздно. - К сожалению, сегодня не получится, - звучал ответ электрических сетей. - Цену на нефть понизили на 8 центов. В музее текстиля также покачали головой. "Ничего не поделаешь, ваше превосходительство. Приходите через месяц-другой...". За эти полчаса министр постарел на год. Он вернулся назад, в бюро и вызвал к себе начальника аппарата. - Сообщите в прессу, - приказал он, - что, принимая во внимание, с одной стороны, растущие цены на сырье, а с другой стороны, их влияние на удорожание конечной продукции, мы вынуждены поднять цены на отдельные продукты на 14 процента. Подробности сообщим в самое ближайшее время. Начальник аппарата поспешил в свой кабинет, чтобы передать сообщение в прессу, а министр с облегчением откинулся на спинку своего кресла, выдохнув: - Ну, слава Б-гу. По крайней мере, мы избежим паники среди населения. Всеобщая занятость Ввиду нынешнего перепроизводства налогов, пошлин, процентов за кредиты, пени, доплат, надбавок и новых пошлин израильтяне должны все больше работать, чтобы обеспечить прежние размеры доходов. Вот данные одного из опросов, проведенных частным институтом по изучению рынка: К.Л. Основная профессия: инженер. В свободное время продает лотерейные билеты. Его супруга профессионально штопает чулки. В обеденный перерыв поет в хоре городского радио. К.Н. Основная профессия: кассир. Уже 37 лет работает в своей фирме. До полуночи подрабатывает акробатом, с полуночи до 8 утра - ночным сторожем. Время от времени извиняется на работе в бюро за свои желудочные коликами и сидит дома - шьет рубашки. А.П. Основная профессия: эксперт по Библии. Во второй половине дня работает летчиком-испытателем. Продал миссионерам двух своих сыновей и дочь. Танцует на свадьбах. Изучает взлом сейфов. Т.А. Занимает высокую должность в финансовом управлении (класс налогообложения --> 1 ). Вечерами работает лифтером. В своих служебных помещениях вывинчивает лампочки и продает их. В отпусках занимается шпионажем в пользу вражеских сил. Хозяйственное чудо Рассуждение ответственного государственного мужа звучат так: - Мне еще нет и 60 лет, так что я молодой политик, - говорит некий парламентарий. - Если ничего не случится, я смогу еще 15 лет занимать свою высокую должность. По компетентным расчетам, экономика моей страны развалится только тогда, когда государственный долг, включая проценты и проценты на проценты достигнет 45 миллиардов долларов. Это значит, что я за время своего 15-летнего пребывания в должности смогу занимать у банков, американцев и барона Ротшильда ежегодно по 3 миллиарда, чтобы инвестировать их в мой авторитет. А затем экономика моей страны с оглушительным грохотом рухнет в течение двух минут по завершении моего успешного правления, то есть, после передачи долности моему идиоту-преемнику. Гражданин с красным Одним особенно жарким летним днем я лежал в ванне и представлял себя белым медведем. Звонок в дверь прервал мою полярную экспедицию. Поскольку самая лучшая из всех жен ушла за покупками в полностью кондиционированный супермаркет, мне пришлось преодолеть субтропическую истому и открыть самому. У двери стоял необъятных размеров судовой контейнер. А рядом с ним - изможденный человечек, давно не видавший хороших деньков, маленький и бедный, как черт. - Добрый день, - сказал бедный черт. - Помидоров не желаете? Именно ими был полон до краев контейнер. Чудесными, спелыми помидорами. Хотя, судя по запаху, немного переспелыми. - Вы, наверное, удивлены, что я вам предлагаю помидоры, - отреагировал бедный черт на мой скривившийся нос, - да к тому же помидоры сейчас тоннами гниют на мусорных свалках. Ну, так знайте, что вы не понимаете сути нашей макрополитики. - Поясните. - Охотно. Вы, наверное, полагаете, что в этом году можно купить любое количество помидоров, потому что сельское хозяйство произвело их великое множество. Но тот, кто даст себе труд задуматься, ужаснется над следующим годом. - Почему? - Можете вы представить хотя бы одного крестьянина, который после такого катастрофического перепроизводства будет еще сажать помидоры? Я - нет. В следующем году помидоров не будет ни за деньги, ни за уговоры. За один единственный такой вот великолепный фрукт будут друг другу головы проламывать. Но вы и ваша небольшая семья будете наслаждаться завидным счастьем и личным благополучием, так сказать, в витаминном Ноевом ковчеге, поскольку отложили в запас достаточное количество этого красного золота. Господи, да неужели вам невдомек, что предлагает вам судьба? Надежность! Жизнь в изобилии! Чистый рай! Ваша верная госпожа супруга будет вам благодарна до последнего вашего вздоха. Ну, так как? Он и впрямь заставил меня задуматься. - Простите, - вовремя спохватился я, - дайте мне с килограмм, но из тех, что получше. Мне надо подумать и об остальных клиентах. Но в это судьбоносное мгновение сработал мой инстинкт самосохранения. Времена любви к ближнему прошли. Пусть другие о себе сами позаботятся. Для меня же моя семья превыше всего. - Я покупаю весь контейнер, - горячо вскричал я. - Сумма значения не имеет. - Сделаем 2000 фунтов, - сказал бедный черт и вылил все содержимое в цветочный сад перед нашим домом. Верхние помидоры достигали второго этажа. Я заплатил наличными и рыночный психолог ушел с пустым контейнером. Вскоре пришла жена и все разложила по своим местам. Радости климактерического периода Израильские женщины ничто не ненавидят так сильно, как свои домашние обязанности, из-за жары, работы и вообще. Даже матери предпочитают плохооплачиваемую, напряженную работу, чтобы на заработанные деньги нанять домохозяйку, только бы самим не заниматься домом. Самое лучшее решение, конечно, если две женщины договорятся за одни и те же деньги заниматься домашним хозяйством друг у друга. Как строить воздушные замки? Я сидел в одиночестве в нашем излюбленном кафе. Через некоторое время появился Йоселе. Он заметно спешил. - Не хотел бы ты принять участие в одной выгодной сделке? - спросил он, даже не присев. Я мгновенно согласился и захотел узнать подробности. - Об этом мы еще поговорим, - ответил Йоселе. - Позвони мне через четверть часа, и мы посидим где-нибудь в другом ресторанчике. Через четверть часа я позвонил, и еще через десять минут встретился с ним в другом ресторанчике. Он заверил меня, что с проведением этого мероприятия связаны серьезные люди, а спонсор не имеет никаких сомнений в успехе. Осталось выяснить только пару мелочей, тут-то и подумали обо мне. Мы должны, намекнул Йоселе, как можно скорее встретиться снова и все досконально обговорить. Он ждет моего звонка. Я был не то, что заинтересован, - я был заинтригован. Такое случается не каждый день. Писать смешные рассказы в газету - это конечно, хорошо. Но если однажды серьезные люди начинают серьезные дела, появляется, наконец, шанс сделать большие деньги, и тут уж не надо зевать. После моего следующего звонка к Йоселе встреча всех партнеров была назначена в баре "У Бени". В баре "У Бени" Йоселе познакомил меня с адвокатом д-ром Чапски и предпринимателем по имени Кинерет. Разговор касался непосредственно сути дела. - Мы не должны больше медлить, - постановил д-р Чапски. - Иначе мы опоздаем. Предпосылки для такой сделки в Израиле в данный момент весьма благоприятны. Но ведь никогда не знаешь, как поведет себя рынок. - Вы правы, - подтвердил я. - Но о чем мы говорим? Г-н Кинерет охотно дал мне справку. - Мы говорим об одном весьма значительном деловом вопросе, который надо тщательно спланировать, поскольку он, как всякий бизнес, связан с известным риском. Поэтому я предлагаю, чтобы мы для начала хотя бы проверили все индивидуальные аспекты этого дела. Тогда можно будет сразу и начинать. - Что? - спросил я. - Запланированную сделку. Кто из присутствующих возьмется за эту задачу? Йоселе доказал мою готовность. Другие согласились. Я должен все основательно просмотреть и о результатах проинформировать Йоселе. Тогда можно будет опять собраться и потолковать. Я немедленно взялся за дело, поговорил с различными людьми и расспросил их, что они думают об этом деле. Они намекнули, что в настоящее время было бы целесообразно заняться и иными многообещающими проектами. Так что лучше бы организовать независимый обмен мнениями, отметили они. Я позвонил Йоселе, и мы договорились провести нашу внутреннюю конференцию в холле большой гостиницы. Наши партнеры хотели для начала выслушать мои впечатления. - Все это выглядит неплохо, - доложил я. - Если конкретизировать суть проблемы, то, прежде всего, нам нужно прояснить, чего мы хотим. Так что же мы хотим? - Мы хотим, - сказл Йоселе, - прежде всего получить необходимое финансирование. Это самое важное. Д-р Чапски поддержал его. - Верно. А что касается сделки, то можно сказать только одно: чем раньше, тем лучше. Г-н Кинерет поинтересовался моим мнением о ближайших перспективах наших намерений. Я сказал, что нам следует обдумать все наши возможности, чтобы подстраховаться. Д-р Чапски кивнул. - Я считаю это наилучшим вариантом. Но только не торопиться. - Абсолютна с вами согласен, - подтвердил Йоселе. - Тогда можем считать наше сегодняшнее заседание закрытым, - сказал г-н Кинерет. - А о чем, собственно, речь? - спросил я. Но ответа я не получил. В страшной суете местом следующего заседания было выбрано пляжное кафе "У Линды", а если до того произойдет что-нибудь непревиденное, то решено было созвониться по телефону. Но я в любом случае должен позвонить Йоселе. Но я ему больше не позвонил. Мои нервы не выдержали. * * * Вчера вечером я увидел Йоселе в кафе "У Густи" за одним из столиков. Он оживленно беседовал с каким-то незнакомцем, однако, сразу же подошел ко мне. - Ты куда, к чертям, запропастился? Ты же не можешь так просто выйти из дела в самом его разгаре. Почему ты не пришел на встречу в пляжном кафе? - Ну, и что, Йоселе, - возразил я устало. - Что бы это дало? - Что? Это я тебя должен спросить. Тогда каждый из нас получил бы по 4000 фунтов навара. - От чего? - От нашей сделки. - А о какой сделке идет речь? - Ну, до этого мы еще не дошли, - фыркнул Йоселе. - Это как раз и следовало установить. Главное, чтобы дело сдвинулось. Я молча поднялся, зашел в телефонную будку и позвонил в больницу "Хадасса". Наше дело захромало, сообщил я. Это известно, засвидетельствовала больница. Но в данный момент у них нет ни одной свободной машины "скорой помощи". Моногамия шурупов Каждая страна имеет определенные способы производства, отличающиеся определенными характеристиками. Практичная упаковка свойственна американским продуктам, точная работа типична для Швейцарии, по низким ценам узнают корейцев. В Израиле же существует производственный признак, который можно сформулировать так: "Израильский производитель физически и духовно, особенно в строительном деле, не в состоянии завинтить то количество шурупов, которое совпадает с количеством отверстий, предусмотренных для завинчивания шурупов". Иначе говоря, с момента создания государства Израиль не было еще израильского производителя, когда-либо завинтившего необходимое количество шурупов. Вместо трех шурупов он берет два, а то и вообще один. Почему? Международные специалисты усматривают причину в гипертрофированном самосознании высокоорганизованного израильского рабочего, который убежден, что два еврейских шурупа столь же хороши, как три нееврейских. Исследователи глубин души, особенно, последователи --> Юнга , возводят истоки этого двухшурупного таинства к "Вечному жиду", то есть к глубокому скепсису наших постоянно преследуемых, вечно странствующих, угнетенных предков, не веривших в длительность материального бытия. Как правило, отсутствующий шуруп всегда средний. Образец выглядит примерно так: % % % Чаще всего этот вариант встречается на еврейских дверных петлях, как квартирных, так и шкафных. Ему нельзя отказать в известной симметрии и декоративной уравновешенности. Поскольку отклонение влево решительно указывает на душевную неуравновешенность: % % % Такое часто можно обнаружить на радиоаппаратуре, CD-плейерах и на креплениях к стенам кухонного оборудования. Третья форма более присуща молодой израильской автомобильной промышленности, в том числе и недоступным обычному взгляду частям двигателей, где она улавливается только испытанным ухом по ритмичному постукиванию незакрепленных металлических деталей. Это состояние можно обозначить как "моно-шурупизм": % % % Основательное исследование, проведенное при государственной поддержке, показало наличие лишь небольшого количества трех отверстий, которые были снабжены всеми тремя предусмотренными шурупами. Недавно на одной фабрике оружия в Верхней Галилее был обнаружен вражеский шпион, который выявил себя тем, что ввинчивал шурупы во все имеющиеся для них отверстия. Я сам провел сложный аналитический эксперимент в одной столярке в Яффо. Я наблюдал за хозяином при монтаже двух шурупов вместо предусмотренных трех на книжной полке, которую я ему заказал. - А почему вы не ставите третий шуруп? - спросил я. - Потому что это будет лишним, - ответил специалист. - Я ведь уже два ввинтил. - А зачем же там сделаны три дырки под шурупы? - Вы хотите получить полку, или вы хотите со мной спорить? - ответил специалист вопросом на вопрос. Когда я его, наконец, убедил взять-таки третий шуруп, он, ругаясь, исполнил это. Намекнув при этом, что у меня самого в голове шурупов нехватает. Высокая технология Что касается технического прогресса, то существует крошечное пятнышко, которое на карте Ближнего Востока представляет государство Израиль, конечно, не идущее ни в какое сравнение с высокоиндустриальным Западом. Так что можно понять, как мы гордились, когда израильская электронная фирма разработала тончайшую систему охранной сигнализации, которая вряд ли когда-либо предлагалась на мировом рынке. Сразу вслед за этим ее конструкторские разработки прямо из-под носа охранной сигнализации выкрали ночные воры. Фабрика срочно сделала необходимые выводы, приняла ночным сторожем старого бедуина, но с тех пор ее тончайшая продукция продавалась только на израильском рынке. Без дисциплины нельзя К выдающимся национальным достижениям моего народа принадлежит дисциплина, всеохватывающая дисциплина, и тем не менее, не такая, которой следуют слепо. Если, к примеру, на телефонной будке висит объявление "Не работает", нас сразу охватывает сильное желание позвонить отсюда, и мы делаем от девяти до десяти попыток этого. Если нас настоятельно просят: "Пожалуйста, пересчитывайте деньги сразу же у кассы, последующие претензии не принимаются", мы сразу же идем домой для последующего пересчитывания денег, и устраиваем скандал, поскольку нас явно обсчитали. А если на двери стоит "Входить запрещено", мы и в самом деле не настаиваем, чтобы войти. Хотя приходится. Чтобы проверить, что такое, собственно, за дверью происходит. Вот так. Мы, следовательно, соблюдаем дисциплину абсолютно индивидуально. Деньги роли не играют - Директор Шультхайс, прежде, чем мы приступим к слушаниям, напоминаем, что вы не обязаны высказываться. Парламентская финансовая комиссия, перед которой вы стоите, вас к этому не принуждает. - Большое спасибо за напоминание, г-н председатель. - Пожалуйста. - Так я могу идти? - Конечно. Но мы бы, вообще говоря, охотно побеседовали с вами об убытках вашего предприятия, которое, в конечном итоге, поддерживалось правительством. - Откуда вы знаете, что у нас убытки? - Из газет, г-н Шультхайс. - И вы верите газетам? Сначала они написали, что у нас убытки в 20 миллионов, потом они превратились в 40 миллионов, и наконец, стали 70 миллионами. Над такой отчетностью можно только посмеяться. - И какие же у вас убытки на самом деле? - По меньшей мере, вдвое выше. - Как же они появились? - Мы можем только констатировать, что получили все --> субвенции правительства. Я и говорю вам, что мы уже давно сообщали о недостатке прибыли. - Но для отсутствия прибыли тоже должны были быть основания. - Конечно. - Ну, так и в чем они? - Главным образом, в сложившихся обстоятельствах. Иногда даже в том, как развиваются дела. Это особенно сложный вопрос, господа. - Разъясните нам хотя бы на примере. - С удовольствием. Возьмем, к примеру, проект плотины в Занзибаре. Очень многообещающее задание. Мы смонтировали гигантские строительные приспособления, решили сложнейшую конструкционную проблему, преодолели все языковые трудности, а потом наступило весеннее половодье, которое сломало все наши расчеты. - Какого рода были строительные приспособления? - Защитная дамба и отводные каналы для весеннего половодья. Это был весьма интересный проект. - А как вами было получено это задание? - Мы работали через посредника, как и все предприятия, поддерживаемые правительством. Наши калькуляции стандартные. Из общей стоимости проекта мы вычитали плановые убытки нашего предприятия... - В каком размере? - В как можно меньшем. Обычно мы рассчитывали на убытки от 15 до 30 процентов. Но деньги на взятки мы туда не включали. - Это почему же? - Потому что не хотели отягощать человеческие отношения жесткой деловой практикой. Так что подкуп в наших книгах учитывался отдельно. - А именно, где? - В моей маленькой черной записной книжке. Вот, посмотрите: "Муке 750000 на клетчатый поезд". Все тут. - Что такое клетчатый поезд? - Этого я уже не помню. Но это был очень интересный проект. Или вот: "Ага Хан 903-705", нет, это телефонный номер, извините. - Так вы свыше 20 миллионов растратили на взятки? - Это особенно сложный вопрос. - Но нам бы хотелось услышать, как это у вас происходило. - Очень деликатно. Наш представитель отправлялся за границу с маленьким черным чемоданчиком, полным банкнотами, платил кое-кому кое-какую сумму, возвращался и докладывал: "Все в порядке". Самое главное, никаких свидетелей, и все тихо, и дело потихоньку продолжает развиваться. В большинстве случаев мы даже не знали, кто и где получал деньги. Возьмите хоть, к примеру, случай с колумбийским министром внутренних дел. Как-то темной ночью мы ему забросили в окно два миллиона, чтобы он нам поручил строительство канализации в Колумбии. - И этого было достаточно? - Нет. Мы слишком поздно узнали, что в этом доме живет не министр внутренних дел, а архитектор, который уже несколько месяцев, как умер. Но кто разберется в этих колумбийских телефонных справочниках? - А как вы учитывали убытки? - По статье "Высшие силы". Наше предприятие работает с так называемым "одинарной бухгалтерией". С одной стороны, учитываются расходы, а для доходов используется штемпель "Не считать!". Система очень надежная. - Остается лишь выяснить, кто или что стало причиной ваших убытков. - Судьба. Она расстроила столько наших планов. Может быть, и не преднамеренно, но так выходило. Я думаю, так получилось и с сооружением никарагуанского побережья. - А это что такое? - Один в высшей степени интересный проект. Мы сторговались с правительством Никарагуа на 60 миллионах кордоб при обменном курсе 1 кордоба = 1 израильскому фунту. В последнее мгновение местная валюта обесценилась и опустилась до курса 10 кордоб за 1 израильский фунт. - Почему же вы не ввели в ваш договор условие об изменении курса валют? - Таково было условие никарагуанского правительства. Иначе бы мы не получили задание на этот проект. - Пожалуйста, не говорите постоянно слова "проект", г-н Шультхайс. Это выражение нас нервивует. - Как вам будет угодно. В любом случае, это особенно сложный вопрос. - А правительство вам никогда не задавало вопросов по поводу ваших убытков? - Непрерывно. Министерство экономики по меньшей мере раз в месяц справлялось о состоянии дел, но я всегда отвечал: "Постучите по дереву". Я им это предложение многократно и письменно направлял. - Но должны же были со временем начаться трения между вами и министерскими управлениями? - Еще бы! Когда мы подкупали далай-ламу, чтобы включиться в тибетскую аграрную реформу, мы пригласили его на обед, а министерство финансов уперлось и не оплачивало счет. Они санкционировали нам только восемь фунтов, и то при условии, что ресторан мы снимем не дальше, чем в восьми километрах от дворца далай-ламы. Дело дошло до серьезного спора. Наконец, когда мы апеллировали к Верховному суду, нам удалось добиться повышения оплаты до 9,5 фунтов. И вот я вас спрашиваю, милостивые господа, можно в таких условиях эффективно работать? - Да, дело не из легких. - К тому же мы не получили денег ни на питание, ни на проживание. Что еще нам оставалось сделать, как не взять ссуду? Одни только проценты по этой ссуде составляют четверть миллиона фунтов в неделю. С момента начала нашего разговора мы наболтали уже на 20000. Я предлагаю закончить дебаты. - Один только вопрос, г-н Шультхайс. Кто же за все это платит? - Я, господа. Я и другие граждане этой страны. Я исполняю свой гражданский долг. Я плачу налоги, чтобы снабдить министерство финансов деньгами, необходимыми для покрытия предоставленных нам гарантий. - А кто, г-н Шультхайс, вам выдал гарантии? - Вы. - Мы? - Точно так, вы. Финансовый комитет парламента. - Это запоздалое признание, вы не находите? - Разумеется. - Вообще-то, это особенно сложный вопрос. - И я точно так же думаю, г-н председатель. - Спасибо за ваше усердие, г-н Шультхайс. После выборов мы еще поговорим. - С удовольствием. Давид в стране чудес Когда министр финансов в какой-нибудь другой стране заявляет: "Господа, нас может спасти только чудо", - это означает, что соответствующее правительство, а может быть, и вся страна, стоит перед катастрофой. В Израиле это означает, что соответствующее чудо произойдет в ближайшую пару дней. Последствия слухов Элиэзер Вайнреб, без сомнения, мастер зарабатывать деньги. Причиной тому является его непоколебимая вера в силу слухов. Он верит в каждый из циркулирующих слухов, словно они исходят от Б-га. И хотя он, благодаря этому врожденному дару стал очень богатым, его душа так и не находит покоя. Это началось еще до обесценения фунта. Правительство, как стало известно из ненадежных источников, собралось изменить курс, и единственным выходом было размещение средств в американских акциях. Но нет, так просто невозможно достичь благосостояния. Ведь в конечном итоге это означало, что каждый дурак мог бы купить американские акции и одним движением руки стать обеспеченным человеком. - Это выглядит слишком привлекательно, чтобы быть правдой, - звучало повсюду, - ведь наши политики не дети. - И что за дети, - вздохнул Элиэзер Вайнреб, обратился в банк, чтобы купить американские акции, и превратился одним движением руки в обеспеченным человека, а затем, не теряя ни мгновения, вложил всю прибыль в квартиры, поскольку слышал, что аренда жилья подорожает. И впрямь, она вскоре подорожала. Элиэзер Вайнреб - один-единственный, кто верит слухам. Когда, например, никто не поверил глупой информации, что налог на заграничные поездки будет существенно увеличен, Элиэзер запрыгнул в такси, примчался в первоклассное турагенство и заказал кругосветное путешествие. Он покинул страну в день введения нового налога. И хотя береговая служба открыла огонь по его кораблю, он находился уже вне досягательства израильских налогов. Во время его пребывания в Париже попала ему в руки израильская газета. В ней Элиэзер прочел, что правительство решительно опровергает слух, что собирается повысить налог на земельные участки. Он купил билет на ближайший самолет, в 9.30 вышел из него, в 11 уже продал всю свою недвижимость, а в 12 налог вступил в силу. Конечно, это изнурительно - постоянно идти на шаг впереди правительства. Потому Элиэзер - один-единственный, кто от слухов стал затравленным комком нервов. Сидит он как-то в душевном покое в одном кафе, а мимо проходят двое юношей, и один другому говорит: "Сигареты-то подорожают...". - Официант, счет! - кричит Элиэзер и в ближайшие четверть часа скупает весь запас сигарет в ближайшем киоске. Уже этим же вечером он смог эти сигареты сбыть с прибылью, поскольку тем временем их цена поднялась. Так сбыл он и свои американские ценные бумаги, после того, как услышал идиотскую болтовню об их возможном обвале. Сейчас у Элиэзера Вайнреба тридцать машин в личной собственности. Ведь в бульварной прессе появилось сообщение, что "в воскресенье цены на легковые автомобили могут подняться в среднем на 2500 фунтов". - 2500 на 30 даст 75000, - рассудил Элиэзер. - Неплохой бизнес. - И еще в пятницу купил машины, а в воскресенье цены на них выросли. Он всегда в засаде, этот Элиэзер Вайнреб. Он спит с открытыми глазами и с часами на руке, вот он какой. Только одну схватку пока он проиграл. Он не получил инфаркт перед введением нового налога на наследство. Но ничего страшного, это еще впереди. Воры среди нас Талмуд, собрание еврейских мудростей и интерпретаций еврейских законов из Ветхого Завета, приберегает кое-какие сюрпризы. Среди прочего, он объясняет, что вор, обворовавший другого вора, не подлежит наказанию. Это и впрямь мысль, достойная уважения, однако, если это так, то преследование государственной коррупции становится практически бессмысленным. Только не терять головы Однажды вечером в дверь отчаянно забарабанили, и на пороге предстал давний знакомый Шультхайс, охваченный паникой. Я усадил его в кресло-качалку на нашей террасе и дождался, пока он успокоится. Тяжело дыша, он протянул мне сегодняшнюю газету. - Читай! - в горячке выкрикнул он. - "Коррумпированная свинья Шультхайс украл из общественной кассы 400000 фунтов!" - прочел я. Далее под этим заголовком размещалась подробная статья о Иезекиеле Шультхайсе. Якобы он как служащий городского управления получал зарплату только 2983,65 фунтов. Но спустя уже пару месяцев он приобрел новенький с иголочки Роллс-Ройс за 236000 фунтов. - Откуда у простого служащего средства на такое шикарное авто? - вопрошал автор статьи для того, чтобы самому же и ответить. - "Этот паразит крутился вокруг кассы своего управления и стащил оттуда 300000 фунтов наличными. Взамен этот подлец вложил туда фальшивые квитанции о якобы оказанной социальной помощи вдовам и сиротам, а своим покровителям заткнул рот взятками в десятки тысяч фунтов. Один из его подельников, отказавшийся от добычи, поскольку счел ее недостаточно обильной, был отравлен Шультхайсом с помощью цианистого калия, который был им прихвачен накануне при взломе больничного склада. Сам Шультхайс здоров, как никогда. Но сколько еще будет кататься на своем Роллс-Ройсе эта коррумпированная крыса? Со смешанными чувствами вернул я газету Шультхайсу. - Ну и ну, - сказал я. - И как скоро собираешься подать в суд на клеветника? - Никогда, - ответил мой гость. - Мой адвокат посоветовал не поддаваться на провокации, особенно, сейчас, перед самой Олимпиадой. В таких случаях надо придерживаться стратегии хранения холодного рассудка и стискивания зубов, как бы трудно это ни было. - Но почему? - Они просто ждут, что я сорвусь. Но я и не собираюсь реагировать на этого лжеца. В конце концов, честный человек отличается от тряпки тем, что он, честный человек, владеет своими эмоциями и не размахивает понапрасну кулаками. - Мое почтение, Иезекиел, - и полный восхищения, я пожал ему руки. - Я хорошо представляю, как трудно тебе это дается. - Иногда надо думать и о хорошем, - сказал Шультхайс, сел в свой Роллс-Ройс и уехал домой. Секрет торговли Впервые коммивояжер появился три года назад. Он позвонил во все двери, и едва первая открылась, приподнял свой чемоданчик. - Мыло, бритвенные лезвия - не желаете? - Нет, спасибо, - прозвучал обычный ответ. - Зубные щетки? - Спасибо, нет. - Расчески? - Нет! - Туалетную бумагу? На этом я захлопнул дверь у него перед носом. Но вчера он позвонил снова. - Мыло? Бритвенные лезвия? Меня захватила жажда приключений. - Да. Дайте мне одно бритвенное лезвие. - Зубные щетки? - Я хотел бы одно бритвенное лезвие. - Расчески? - Одно бритвенное лезвие! Безграничное удивление расплылось по его лицу. - Туалетн... - пробормотал он. - Туалетную бумагу? Я вырвал у него из рук чемоданчик и открыл его. Чемоданчик был пуст. То есть совершенно пуст. - Как это понимать? - Как понимать, как понимать, - гневно вскричал коммивояжер. - У меня еще никто ничего никогда не покупал. Зачем же мне таскать с собой такую тяжесть? - Понимаю, - кивнул я. - Но зачем же тогда подниматься по стольким лестницам и звонить во все двери? - Но ведь надо же как-то зарабатывать себе на жизнь? Операция "суперзвук" Вначале это было не более, чем мгновенное озарение президента Верховного совета Всееврейского собрания, директора Липовица. По случаю своего ежегодного объезда Израиля он посетил одно из самых южных поселений - "Акционерное общество обработки глинозема" в пустыне Негев. Там ему попался на глаза один работник, загружавший свой грузовик мешками, набитыми колотым стеклом. - Вы только посмотрите, какой чудесный звук, - увлеченно заметил директор Липовиц, и его глаза вспыхнули. - У меня идея, - поделился он со своими провожатыми. - Как обстоят дела у нашего отделения в Бостоне? Личный референт достал из своего портфеля карту Соединенных Штатов. - Рекордные пожертвования, - сообщил он с готовностью. - В прошлом году они собрали свыше десяти миллионов долларов. - Неплохо, - сказал директор Липовиц, - но могло быть и лучше. Что вы скажете, господа, если завтра мы вручим всемирно известному бостонскому филармоническому оркестру мешок этого чудесного звука. Такой символический подарок с музыкальным смыслом, да еще из святой земли, оркестр, вероятно, еще никогда не получал. Господа были в восторге. Такая эффектная пропаганда среди еврейских любителей музыки в США могла бы сотворить чудеса. Радость всемирно известных бостонских филармонистов при виде почтальона с мешком битого стекла должна была быть невообразимой. - Почтальона? - наморщил лоб Липовиц. - Вы действительно полагаете, господа, что я отправлю такой подарок по почте? Господа услужливо склонились. А Липовиц уже слетел с тормозов. - Этот мешок должен быть доставлен в концертный зал Бостона самым настоящим израильским грузчиком в национальных одеждах! И прежде, чем господа разразились восторгами в увлеченном порыве, директор указал на одного истощенного рабочего восточной наружности. - Он повезет подарок. - Когда? - Завтра же! Я отвожу на всю операцию два дня! Директор Липовиц был не только человеком слова, но и дела. Спустя всего двадцать пять минут Салах Сабати, избранный грузчик, с заграничным паспортом, с разрешением на выезд, командировочными в иностранной валюте, въездной визой, получал последние ценные указания. - Г-н Сабати, - было ему заявлено, - мы поручаем вам передать наилучшие пожелания от нашего имени и от имени еврейских любителей музыки со всего света. Вам надлежит немедленно выехать в Бостон, чтобы вручить главному дирижеру этот звуковой подарок. - Но почему я? - вопрошал Сабати в паническом ужасе. - Что я такого сделал? - Ничего, дорогой друг, ты только не беспокойся. Тебе предстоит долгая дорога. Чтобы еще больше увеличить эффект от нашего пропагандистского мероприятия, мы полетим в Бостон через Вашингтон. Салах Шабати настаивал, однако, на том, чтобы сходить домой и поужинать крепко наперченной пищей, дабы не растревожить свою заботливую супругу. Этому, конечно же, следовало воспрепятствовать. И отчаянно упирающегося грузчика затащили в машину, где по обе стороны от него уселись двое упитанных чиновников. Далее операция проходила без каких-либо происшествий. Только перед самым аэропортом во время неистовой гонки кто-то из расфуфыренного автофургона одного из домов моделей бросил для Сабати в открытое окно машины богато расшитый бело-голубой национальный флаг. Проход на посадку, - моторы уже ревели для прогрева, - и празднично одетый Салаха Сабати в сопровождении директора Липовица и тринадцати чиновников поднялись по трапу в самолет. - Каждая минута на счету, - заметил директор Липовиц и обратился к пилотам. - А сейчас - полный газ, и на Вашингтон. * * * После промежуточных посадок в Афинах, Сингапуре, Маниле и Токио самолет пересекал океан. Полет проходил относительно спокойно, только Салах Сабати, сидя на корточках на полу, постанывал и непрерывно требовал пить. Прививка от оспы, которую ему запоздало сделал в Стамбуле один из представителей министерства здравоохранения, вызвала повышение температуры. Директор Липовиц сидел рядом с пилотами с часами в руках и постоянно напоминал им, чтобы летели быстрее. После посадки в Лос-Анжелесе директор Липовиц сел со своими сопровождающими в большой лимузин, и делегация отправилась в путь, чтобы как можно скорее попасть в американскую столицу. Салах Сабати ехал свободно и расслабленно с мешком с подарками за плечами. Через несколько километров он обернулся и спросил: - А мы скоро будем в Хайфе? - Мы едем в Вашингтон, - бросил Липовиц и откинулся на спинку сиденья. Представитель религиозной общины Лос-Анжелеса, которого попросили сопровождать делегацию, повернулся к нему. - О каком Вашингтоне, собственно, идет речь? - Что за глупый вопрос! - снисходительно ответил Липовиц. - Конечно, о федеральной столице. Представитель ужаснулся. - Столица находится на Восточном побережье. А здесь, на Тихом океане, находится штат Вашингтон. --> Город , который вы имеете в виду, - рядом с Атлантикой, до него три тысячи миль. Липовиц коротко икнул. - Ну, что же, - сказал он. - Придется совершить трехтысячемильную триумфальную поездку по Соединенным Штатам. Чем больше американцев узнают о нашем необыкновенном подарке, тем лучше! И он обратился к Сабати. - Вперед, дружище, иначе опоздаем! * * * Триумфальная поездка имела чудовищный успех. Почти в каждом городе приходилось делать остановку, чтобы устроить еврейскому населению маленький праздник. И везде добровольные помощники присоединялись к колонне на своих автомобилях. В Лас-Вегасе конвой составлял уже 17 машин, сопровождавших Сабати в его дальнем путешествии. Где-то при пересечении Большого Каньона Сабати удалился и пропал окончательно. Для облегчения он оставил свой драгоценный мешок за большим кактусом. И это было последнее, что о нем слышали. Директор Липовиц, человек быстрых решений, нанял местного индейца, который случайно проходил мимо, и поручил ему транспортировку мешка. Пройдя Долину Мертвых, прибыли в Солт-Лейк-Сити, где местная труппа импровизированно разыграла страстный прием. После Денвера, штат Колорадо, конвой составил уже 47 автомашин. Праздник, который состоялся после народных танцев и хорового пения в исполнении одного библейского кабаре, длился целых три дня. Когда он завершился, куда-то запропастился индеец, который должен был тащить звенящие осколки. Невозмутимый Липовиц взялся подыскивать нового носильщика. За неимением индейцев, был нанят негр, работавший носильщиком на главном вокзале. Спустя несколько недель позади остались штаты Айдахо, Монтана и Северная Дакота. Между тем, колонна выросла до 623 машин. Но на данном этапе триумфальный поезд еще не перешагнул порог в 15 миллионов долларов. Благодаря всеобщему воодушевлению всех участников, еще через 21 день длинная лента машин достигла городского концертного зала Бостона. Директор Липовиц, который после пятидневного незабываемого посещения главной синагоги Вашингтона, округ Колумбия, был одет в настоящий польский кафтан с соответствующей шляпой, окаймленной соболями, собственноручно затащил мешок с волшебным звоном на верхние ступеньки подъезда и постучал в дверь концертного зала. Никто не открывал. - По видимому, оркестра нет дома, - сообщил Липовиц своему тысячесемидесятисемиголовому эскорту. - Жаль. Ну, ладно, попробуем в следующий раз. Неожиданно дверь отворилась. - Господин главный дирижер? - спросил Липовиц. - Нет, - ответила чернокожая служительница. - Он с оркестром уже три недели на гастролях. - А где? - В Израиле. - Ах, так, - сказал Липовиц и вывалил содержимое мешка под ноги изумленной служительницы. - Это вот для него. Шалом. Чем еще раз убедительно доказал, что хорошо организованное, согласованное и экономное пропагандистское мероприятие рано или поздно увенчается успехом. Всегда. Вечное прощение В Израиле нет увольнений, так как он - социалистическое государство. Во всех наших фирмах существует комитет рабочих, и если он имеет мнение, отличное от мнения босса, устраивается третейский суд. Третейский суд состоит из трех представителей рабочего комитета, двух представителей профсоюза и босса как заседателя без права голоса. Последняя попытка увольнения в Израиле произошла в 1932 году, когда один сборщик цитрусовых по фамилии Шпоцек в ходе словесной перебранки убил хозяина плантации. Тем не менее, третейский суд высказался против увольнения Шпоцека, извинившегося перед вдовой. Королевство мальчика на побегушках По неисповедимым путям господним забастовал и наш холодильник. Успокаивало только то, что у меня имелся гарантийный талон, и его следовало только заполнить и вылсать на фирму-изготовитель. После чего можно было расслабиться и просто ждать. Спустя несколько дней некоторые продукты в бывшем холодильнике заволновались. Я позвонил на фирму. - Вы не один такой, уважаемый, - с грустью известил меня менеджер. - Мы уже три дня почту не получали. - Но почему? - Наш мальчик-рассыльный не приходит. И мне пояснили, что Туваль, четырнадцатилетний рассыльный, который всегда приносит утреннюю почту, не появлялся уже с субботы, и потому все предприятие попросту парализовано. Почтовое отделение находится достаточно далеко от здания фирмы, а у Туваля есть велосипед. - Понятия не имеем, что с ним, - продолжал менеджер. - Он нас никогда не подводил. Может быть, он болен? Поскольку наш холодильник все еще продолжал волноваться, спустя пару дней я позвонил снова. - Ничего нового, - с готовностью сообщил он мне. - Все, как было. Счета, бланки заказов и всевозможные письма, которые давно уже должны были быть в пути, валяются у меня на письменном столе, а разносчик так и не появляется. Представляете, какой у нас хаос? Как в армейской казарме. Меня осенила спасительная мысль. - А вы не пытались выяснить, что происходит с Тувалем? - Мы уже думали об этом. Но он живет вдали от города, а посыльного у нас нет. К этому времени наш холодильник уже так мерзко завонял, что никто даже не пытался его открывать. Я справлялся по три разу на дню. Но ничего не менялось. Типично израильская трагедия: если будет установлено, что Туваль больше не появится, объяснил мне менеджер, придется закрыть фирму и построить для нее новое здание рядом с почтой. А как же! Дирекция уже поставила в известность Министерство обороны. Но на конвейерах царит полная анархия, поскольку нет рассыльного, который доставлял бы необходимые инструкции и чертежи. Также и в бухгалтерии стоит совершенная неразбериха. - А вы не пробовали, - предусмотрительно справился я, - подыскать нового рассыльного? - Это невозможно. Никто из этих юнцов работать не хочет. Даешь им денег на десять поездок на автобусах, и они больше не появляются. А у Туваля велосипед. Мы уж лучше его дождемся. Как только стало известно, что их рассыльный пропал, акции фирмы упали на бирже на четыре пункта. От такого погибали и более крупные предприятия. Но куда делся Туваль? Почему он не приходит? Мы выволокли холодильник на балкон и заперли все двери. В газетах писали только о тишине на сирийской границе. Может быть, сирийцы еще не знают о болезни Туваля? Когда я вчера захотел поговорить с менеджером, к телефону подошел конкурсный управляющий, который пытался спасти то, что еще можно было спасти. Якобы, министр промышленности затребовал подробный доклад о причинах и ходе банкротства. Доклад был уже несколько дней, как готов, но его не могли доставить, поскольку не было рассыльного. На своем очередном заседании этот вопрос собирается рассмотреть Совет министров. Халали! Неприятности начались еще с эпохального проекта "А сейчас ударим в литавры-98". Туристический гигант "АО Супертурз" ярко расписывал этот девятидневный круиз на борту легендарного греческого лайнера "Сантанос". Высшей точкой этого эпохального события должен был стать настоящий бой быков в открытом море с участием одного знаменитого тореро и экспортированных быков. Кроме того, предлагался "эротический фильм нон-стоп" и каждую полночь "эпохальный домашний напиток". К сожалению, эпохальный проект канул в воду. За неделю до круиза государственный прокурор наложил временный арест на имущество "АО Супертурз" согласно одному оттоманскому предписанию, запрещавшему "ввод в эксплуатацию плавучих боевых домов". Наблюдательный совет "АО Супертурз" выступил с протестом и распорядился смонтировать бетонный бык под "Сантаносом", благодаря чему пассажирский корабль превратился в искусственный остров. Затем навалились хозяйственные проблемы туристического гиганта, и от эпохального проекта окончательно отказались. Дело в том, что "А сейчас ударим в литавры-98" были бы рентабельны для предприятия, только если пассажиров будет более 8000. А поскольку набралось только 7961 израильских туриста, то собранных с них по 11650 долларов для боя быков вживую в открытом море нехватало. - С нашей стороны было крупной ошибкой назначать такое крупное мероприятие на конец января, - признался, хотя и неохотно, президент "Супертурза" Кальман (Кальми) Гринспен на пресс-конференции. - Следовало вспомнить о том, что большая часть наших потенциальных клиентов в конце месяца еще только на пути в кассу. Президент успокоил акционеров известием, что впредь его фирма будет твердо опираться на дно из-за катастрофической ситуации в стране. - В этих целях я представляю вашему вниманию наше новое предложение, - обрадовал Кальман (Кальми) Гринспен. - В начале марта по многочисленным просьбам клиентов мы организуем эпохальную охоту на лис с Борисом --> Беккером в Галилее. Уже на следующее утро газеты запестрели огромным объявлением: ВЫ В СТРЕССЕ? ПОЛНОСТЬЮ ИЗМОТАНЫ? НЕТ ДЕНЕГ? РАССЛАБЬТЕСЬ НА НАШЕМ ЭПОХАЛЬНОМ МЕРОПРИЯТИИ "ПОЙМАЙ ЛИСУ"! АНГЛИЙСКАЯ ОХОТА НА ЛИС ("FOX HUNTING") ЭПОХАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ НА СЕВЕРЕ! ХАЛАЛИ! Проскачите галопом в красном сюртуке с эпохальным Борисом Беккером по вечнозеленым лесам Галилеи в окружении своры лающих собак по следам лисы ("fox") под руководством шотландского инструктора и в сопровождении всемирно известного британского горниста, выдувающего сигнал к началу: Халали! Паузы заполняет рок-звезда Джо Хантер со своей группой "Crazy --> Foxes ". Общая цена участия в эпохальном событии сегодня до 15.30 только 15000 долларов. Побеспокойтесь о своих билетах заранее! Проект "Халали!" побил все рекорды. Уже спустя несколько часов после выхода объявления записалось порядка 400 фанатов охоты, среди которых были туристы из США, известный налоговый инспектор из провинции и пара безработных, заплатившие кредитными карточками, да руководство "Супертурз". Через два дня фирма вынуждена была проинформировать, что билеты на "Fox hunting" полностью распроданы. Осталось только несколько стоячих мест на охотничьи экскурсии на апрель и май. Организация проекта шла, как по маслу. Каждый участник получал при записи свидетельство с печатью и шелковой ленточкой, аттестовавшее его как дипломированного охотника на лис ("Fox hunter"), а итальянский кутюрье по сюртукам снимал с него размеры. По вопросам изготовления был послан заказ в одну известную строительную фирму на юге Страны. Сверх того, каждый участник получал лошадь и две персональных собаки впридачу. Четыре опытных охотничьих лисы, дружественное одолжение Тель-Авивского зоопарка на весь охотничий сезон, тренировались, между тем, в северных лесах. Правда, "всемирно известный британский горнист" оказался ксилофонистом-виртуозом из Бухареста, и сигнал "Халали" прозвучит для участников из CD-плейера, но в остальном все шло, как по маслу. По первым осторожным оценкам "АО Супертурз" ожидало от "Fox hunting" чистой прибыли в 7,5 миллионов долларов до и после налогов. Первая проблема появилась как раз в сельскохозяйственном направлении. Предприятие по переработке отходов должно было уволить 15 рабочих, что подняло на дыбы профсоюз. При столкновении с полицией бастующие изъяли 3000 наполовину сметанных сюртуков "АО Супертурз". Юрист фирмы, правда, немедленно подготовил требование в Верховный суд о немедленном возврата недополученных комплектов одежды. Заявление, однако, не достигло цели из-за бессрочной забастовки почтальонов. Также создание собачьих свор привело к неожиданным трудностям, во-первых, из-за понятия "свора", которое было неизвестно большинству израильских собаководов, а во-вторых, из-за забастовок служащих железных дорог, почты, телефона и общественных служб. - Наивен тот, кто пытается сегодня организовать на Ближнем Востоке "Fox hunting", - ругался Кальман (Кальми) Гринспен в приватном разговоре с ближайшими сотрудниками. - Хочешь дать труженикам немного житейских радостей, и какова же благодарность? На каждом шагу тебе суют палки в колеса. В этот момент Кальми еще не знал, что киббуц на сирийской границе, с которым был заключен договор с крупным авансом на поставку 300 подержанных лошадей, передан в конкурсное управление из-за краха на Тель-Авивской фондовой бирже. Своей следующей высшей точки кризис достиг совершенно неожиданно в северных лесах. Команда экспертов "АО Супертурз", которая должна была натаскивать четырех охотничьих лис, опоздали, поскольку безработные члены профсоюза своими прицепами заблокировали прилегающие улицы. Когда команда, наконец, достигла места своей работы в лесах, оказалось, что одна из лис была убита при перестрелке пограничников с арабскими террористами. Две других опытных охотничьих лисы на следующий день были конфискованы в местных гостиницах при облаве налоговой полиции. Потом пришла печальная весть, что из 48 загонщиков, которые должны были с собаками по звуку CD-Халали травить зверей, 36 страдает от острого истощения и нуждаются в стационарном лечении. - Можно было бы завезти пару дюжин филиппинских загонщиков, - предложил Кальман (Кальми) Гринспен на антикризисном заседании "АО Супертурз", но с огорчением констатировал, что фирма к данному моменту терпит убытки. Акционеры с полным доверием в министерство финансов представило свою калькуляцию на основе годового уровня инфляции в 2 процента брутто, и были только через действительную инфляцию в 82 процента столкнулисть с серьезными проблемами незхватки наличности. Правительство, между тем, подало в отставку и была объявлена всеобщая забастовка. Но по-настоящему печальная весть пришла от Бориса Беккера. Он отказался с банальной отговоркой, что стоит на стороне лис. Директор попытался немедленно связаться со Штефи Грааф, но только он, "Кальми", остался с носом. - С меня довольно, - объявил он, - в Израиле работать невозможно. Его последним предложением было: "Эпохальное сафари на нильских бегемотов в десять этапов на деревянных лодках на Мертвом море". 18 хорошо откормленных нильских бегемотов уже были затребованы по факсу из заповедника в Кении. Лодки, разумеется, были оснащены столами с электронными рулетками и обслуживаются королем футбола Францем Беккенбауэром. Только один вопрос оставался открытым: эпохальные нильские бегемоты таможня посчитала мясным импортом и "АО Супертурз" должно было оплатить их по весу. Но подписка началась. Богатство красок Язык израильтян богат цветастыми оборотами и многозначностью. "Не беспокойся!" предвещает катастрофу, "Верь мне" - проигранное судебное дело. "Сейчас!" означает два часа, "Пара дней" значит год, "После праздников" означает никогда. Драгоценная влага На прошлой неделе я встал, как обычно, утром со своей кровати, как полноправный житель Тель-Авива пошел в ванную и открыл там кран. На этот раз он издал только шорох, напоминавший по звучанию "фррршшл". Воды из него не вытекло. Я постоял минутку с зубной щеткой во рту в ожидании чуда. Но оно не произошло. По всей квартире не было ни капли воды, разве что в цветочных вазах, но она по вкусу сильно отдавала стеблями. Самая лучшая из всех жен заворчала: - Мы что, в пустыне живем? - спросила она меня. - Нас хотят уморить? - Может быть, да, а может быть, нет, - защищал я службу быта. - Вероятно, они из-за чего-то перекрыли воду. Утренние газеты подтвердили мою прозорливость. Водопроводная служба извещала, что жители Тель-Авива безответственно растранжиривают жизненно важную влагу, и ее прихо