Журнал "Фантакрим-MEGA. Сборник зарубежной фантастики Ярослав Гжендович. Крепость трех колодцев ---------------------------------------------------------------------- Журнал "Фантакрим-MEGA" Пер. с польск. - И.Леф, Г.Пальцев OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000 ---------------------------------------------------------------------- Лишь самые неприхотливые растения могли выжить на скалистом плато Имсэльв. Окруженное горами Иргельхарт, оно казалось идеальным местом для обороны. Плато простиралось выше облачного слоя, и ночное небо над ним было почти чистым. Хоть луна и не показывалась, было непривычно светло. На равнину падал розоватый свет, процеженный безымянными вершинами Иргельхарта. Этот розовый свет не был утренней зарей. Вальхар погрузил пальцы в мягкую гриву лошади и еще раз оглянулся на восток, где за горами вставало красное зарево. Это шакалы-хараны. Хараны, которые упали с неба. Хараны, которые сжигают города, убивают женщин и детей, стреляют в спину. Это хараны, которые отравляют землю. Хараны, которые приносят смерть. Ущелье Эсгель на фоне темных гор казалось просто бездной. Из этой бездны выползал бесконечный поток воинов всех племен и народов Верангера. Конечно же, вахнорцев было больше всего. - Вальхар! - Свентхор верхом на коне пробивался сквозь ряды мускулистых, заросших, черных воинов в кожаных одеждах. На огромных копьях сверкали отблески зарева, только у вождя на груди висело блестящее новое оружие вахнорского производства. Он оскалился и прорычал угрозу на своем языке. Зеленоватые глаза засверкали из-под черного шлема. Свентхор, буркнув в ответ что-то пренебрежительное с высоты своей лошади, спокойно подъехал к Вальхару. - Я искал тебя, - сказал он. - Я был в авангарде, - ответил Вальхар. Он не отрывал взгляда от колонны черных воинов. В этих сумерках казалось, что их лица состоят из горящих глаз и сверкающих зубов. - Ты не знаешь, кто это такие? - спросил Свентхор. - Откуда мне знать? - повел плечами Вальхар. - Какой-то северный народ. Выглядят довольно грозно. - Однако с нами они довольно любезны. Если бы я был, скажем, кобольдом, этот черный вождь наверняка отгрыз бы мне руку. - Ну, уступили тебе дорогу, и что с того? Хоть мы еще сильны и пользуемся авторитетом у других, но вся мощь и слава Вахнора сейчас бессильны. - Но они нам верят, - сказал Свентхор, показав рукой в направлении медленно двигающейся кавалькады. - Рангеллы, цельверы, сверскелы, дикие племена пустыни Керсхан, ункури, люди севера, кобольды. Все они сражались на нашей стороне и сейчас по своей воле идут в крепость Виргенгаард, наш последний оплот и убежище. Даже нортеки, с которыми мы издавна вели войны, воздвигнувшие между нашими народами стену ненависти, даже они стали рядом плечом к плечу и готовы принять смерть вместе с нами. - Все понимают, что это касается не только Вахнора. Это судьба всего Верангера. Хараны преследуют не только нас. Они хотят завоевать всю планету. Я был на переговорах с харанскими послами. Харан трудно понять. У них странные обычаи. Например, они поставили нам условие - сложить оружие и перестать сопротивляться. "Почему? - спрашиваем мы. - Неужели вы уйдете?" "Вовсе нет, - отвечают они. - Но дальнейшая борьба с нами бессмысленна". Они считают, что мы добровольно пойдем к ним в рабство. Им кажется это вполне нормальным. - Это похоже на оскорбление, - сказал Свентхор. - Но, кажется, нортеки так поступали когда-то. А может, это просто такой маневр. - Нортеков всегда подозревали в невероятных подлостях. Половина из этого - басни. Нортеки никогда не совершали того, на что оказались способны хараны. - Боже! Почему мы должны погибнуть? Ведь правда на нашей стороне! - Вальхар замолчал, стараясь сохранить каменное выражение лица, раздосадованный тем, что не сдержал свои чувства. Ни одно поражение не оправдывало такой слабости. Но эту мысль не удавалось заглушить, поэтому он на всякий случай замолчал. Почему все должно погибнуть? Беззаботная жизнь среди счастливых людей на юге. Стройные женщины и прекрасные пейзажи за окном. Каменные дома на севере. Серебряные города рангелов, изысканные силуэты кораблей сверскелов. Пещеры кобольдов. Эти таинственные и прекрасные страны вокруг. Культура и мудрость четырех тысяч лет. И все это должно быть сожжено? Заменено на однообразное существование серого, одетого в сталь племени, которое пришло из ледяной пустыни, распространяя смерть? - Почему? - повторил Свентхор. - Прошло наше время. Исполняется предсказание: "Аэрскел попадет в руки врага". И меч пропал. А вместе с ним закатилась счастливая звезда Вахнора. Нам остается только умереть с достоинством. Твой брат Эрик не был самым лучшим Хранителем Аэрскела. В первой же схватке потерял он меч и погиб сам. Эрик был слишком легкомысленным, заносчивым и самоуверенным. А ты знал об этом. Тебе самому надо было стать Хранителем. "Обвинение. Итак, Свентхор обвиняет его. А если это делает он, то и другие поступают так же. Это из-за него Аэрскел попал в руки врагов". - Эрик был моим старшим братом. И был полноправным Хранителем Аэрскела. Я не мог так просто отобрать его... - Ты мог созвать Совет по опеке. Он решил бы, кому отдать меч, но ты боялся ответственности. Я говорю это потому, что ты мой друг. - Что может противопоставить Аэрскел харанам? Харанам, которые путешествуют между мирами? У которых есть кранкаары, сеющие смерть с неба, уничтожающие и сжигающие все на огромных расстояниях? Которые могут расплавлять горную породу, зажигать озера, превращать города в пепелища, зараженные страшными болезнями, когда сворачивается кровь и человеческое тело разлагается? Что могло бы сделать с этим могущество одного меча? И существовало ли оно вообще? - Так может говорить только житель юга. Но я ночевал в горах пустыни Керсхан. Я был в пещерах кобольдов в Высоких Горах. Я прошел через болота Моонгар и я видел такое, что могущество меча для меня неоспоримо. Но уже ничего нельзя сделать. Через полгода не останется от нас даже воспоминаний. Разве если удержится Виргенгаард Тирен - самая сильная крепость. - Нет, Свентхор. Это уже не крепость. Это могильный холм. Не обманывай себя. Мы идем, чтобы умереть. С этой минуты они не промолвили больше ни слова. Залитая светом зарева, колонна воинов продвигалась вперед в почти полном молчании. Было слышно только шарканье подошв, тихие реплики, бряцанье оружия и стук копыт. Вальхар чувствовал, как болят у него мышцы бедер, охватывающих широкую спину лошади, каким тяжелым становится шлем на голове. И лошади его было не лучше: она спотыкалась ежеминутно, вся морда была в пене. Остановиться бы, спешиться, расправить затекшие ноги, снять шлем. Слабость, слабость. Ну нет, нужно думать о чем-то другом. Свентхор рысью съехал с дороги и остановился, оглядываясь назад. Вальхар дернул поводья и ударил лошадь ногами. Измученное животное посмотрело с укором, повернуло голову, и сделало два неустойчивых шага быстрее, а затем вернулось к прежнему темпу. Он подъехал к Свентхору. - Хочу посмотреть, вышел ли арьергард из ущелья. Очень жаль, что нельзя зажигать факелов. Ничего не видно. - Нас сразу увидели бы кранкаары, - ответил Вальхар. - Пока крепость Зеген Кьягее Тирен держит вход в ущелье, ни один из кранкааров не осквернит небеса на этой стороне гор. - Крепость Сломанных Копий не выдержит даже одной мощной атаки. И они знают об этом. Защитники крепости должны держаться до тех пор, пока мы не дойдем до Виргенгаарда, но ведь они могут сдаться и раньше. Свентхор не ответил. Он посмотрел вдоль ряда. Кто-то скакал галопом с другого конца колонны, выделяясь черным пятном на залитой кровавым светом равнине. - Это Хаакон, - сказал Свентхор. - Любая другая лошадь не выдержала бы. - Он ищет нас, - заметил Вальхар. Хаакон внезапно повернул лошадь и подъехал к ним. Он остановился, поднял правую ладонь в знак приветствия. Свентхор и Вальхар ответили на приветствие и поклонились. - Не останавливайтесь у холма, - сказал Хаакон. - Привала не будет. - Животные этого не выдержат, - заметил Вальхар. - У них три дня не было отдыха. - Они должны выдержать. Крепость Зеген Кьягее Тирен пала. В этот момент хараны уже, наверно, входят в ущелье. - Глаза Хаакона казались влажными пятнами в отверстии шлема. - Посмотрите, - сказал он, указывая на небо. Звезд уже почти не было видно. Но зато ярко пылала одна-единственная точка. Пылала резким зеленым светом, медленно очерчивая гигантские круги и зигзаги, как стервятник или крылатый упырь, по имени которого и получила название - Кранкаар. Свентхор выдернул из кобуры у седла оружие. - Оставь его, - махнул рукой Хаакон. - Он слишком высоко. Кроме того, он на нас не нападает. И пока не войдет в зону обстрела Виргенгаарда, мы не избавимся от него. Ничего не поделаешь, они уже знают о нас. Остается лишь надеяться, что они не успеют. Если хараны настигнут нас на плоскогорье, мы не сможем защищаться. - Он небрежно поднял ладонь в перчатке и отъехал. Свентхор смотрел еще минуту на его черную, закутанную в плащ фигуру. - Он гораздо лучший вождь, чем Сигурд. - Сигурд был стар и не понимал, что происходит вокруг него, - ответил Вальхар без интереса. Колонна, извиваясь, как огромный бронированный уж, обходила глубокие расселины. Взгляд неудержимо падал в их мрачную пропасть, откуда иногда светились красные глаза драконов. Из пропасти вырывались сернистые испарения, и идущие по краю люди сразу отшатывались. Иногда они обходили булькающие кипящие источники, и воздух наполнялся жаром влажных испарений. Казалось, что чем ближе к крепости, тем более дикой и бесплодной становилась местность. - Да, жить здесь постоянно - ужасное дело, - заметил Свентхор. - Крепость Трех Колодцев - не менее мрачное место, - возразил Вальхар. - Мы привыкли. Авангард как раз подошел к огромной трещине, которая зияла в скальной плите и была подобна зигзагу молнии длиной в сотню футов, а шириной не менее пяти лошадей. Через нее был переброшен канатный мост, натянутый между вбитыми в скалу металлическими опорами. Шеренга остановилась. Хаакон уже был там На своей черной лошади, окутанный черным плащом. Он соскочил, пошатнувшись, на землю. - Завяжите глаза лошадям! - крикнул он. - Ведите их! Пехота должна переходить по несколько человек! И ради Гоора, не топайте, чтобы не расшатать опор. Не медлите! Быстрее! Не смотрите вниз! Шеренга потеснилась, и авангард начал проходить через узкий мостик. Раздавалось скрипение кожи, бряцание оружия, топот копыт на балках и крики офицеров. Этот марш, казалось, продолжался бесконечно. И когда Вальхар увидел сначала точку на горизонте, а потом угловатую глыбу крепости, то не мог поверить, что это и есть цель путешествия, которая представлялась ему уже почти нереальной. Однако от момента, когда он увидел крепость, до конца путешествия было еще далеко. Только усиливались постоянная боль мышц живота и бедер, усталость и голод, сворачивающий желудок. Но это было для Вальхара уже привычным, поэтому он беспокоился лишь о своей лошади. И не зря. Внезапно лошадь Свентхора споткнулась и упала на колени, а затем повалилась на бок. Свентхор вылетел из седла, стараясь не размозжить ногу, и остался лежать на земле. Вальхар соскочил с седла и подбежал к нему. Свентхор подтянул ноги и встал, помогая себе руками. Хаакон был рядом уже через минуту. Лошадь заржала тихо и жалобно, пытаясь встать на дрожащие ноги. Она приподнялась немного и снова упала. - Ничего не получится, - сказал с участием Хаакон. - Ты должен ее добить. Таков закон. Закованное в шлем угловатое лицо Свентхора даже не дрогнуло, но Вальхару показалось, что где-то в глубине его глаз он увидел слабую тень боли. У Свентхора эта лошадь была с детства. Верное животное выносило его из многих сражений и не раз спасало ему жизнь. Он присел на корточки у седла и начал отстегивать ремни вьюков. Шеренги продвигались мимо них, блестя и позвякивая боевым снаряжением. - Возьми только самое необходимое, - сказал Вальхар. - Сядешь ко мне. - Только оружие и одеяло, - ответил Свентхор. Он встал. В ладонях его блестело оружие. Животное смотрело на него с такой болью и недоверием в глазах, что казалось, оно знает, что происходит. Вальхар отошел к своей лошади, чтобы не мешать другу в этот момент. Раздался сухой звук выстрела, и по камням промчался яркий блеск молнии. Он вздрогнул. Смерть от меча была бы более почетна, но меч, поднятый на друга, приносил его владельцу проклятие. Свентхор приблизился и забросил свернутую попону на хребет лошади Вальхара. Он молчал. Вальхар был благодарен ему за это молчание. Виргенгаард Тирен предстал перед ними огромным угловатым сооружением, сложенным из грубо отесанных плоских камней. Взгляд поражали его серые и слишком длинные стены, но самое большое впечатление производила их высота. Казалось, что стоишь у подножья скальной стены ущелья. Где-то над ними поднималась в небо круглая высокая башня, которую можно было увидеть только издалека, а вблизи для этого приходилось очень сильно задирать голову. Плоскогорье лежало высоко для птиц, но вокруг верхушки башни кружилось более десятка орлов, выращенных гарнизоном крепости. Снизу они виднелись чуть заметными точками, но сюда доходил их угнетающий клекот. Авангард остановился напротив прямоугольных тесаных ворот, которые на фоне огромных стен казались совершенно маленькими. Замок как бы вымер. Кроме клекота орлов - никаких признаков жизни. Хаакон соскочил с лошади и остановился на краю рва. Он приложил ладони в перчатках к губам и крикнул: - Ингарет! Ингарет Ассатур! - Что это значит? - спросил Свентхор. - Ты знаешь древнецельверский? Вальхар значительно покачал головой. Заклинания нельзя произносить просто так. Где-то высоко, на скальном выступе, появился силуэт, выглядевший как воин Севера. Он застыл на коротких кривых ногах и принялся осматривать сверху стоявших у ворот, затем перевел взгляд на нескончаемую вереницу войска, которое все еще маршировало, в то время как голова колонны уже остановилась. Он крикнул что-то хрипло через плечо, и из глубины черного шлема блеснули зубы. Появился второй, постоял минуту, а потом оба исчезли. Раздался металлический скрежет, и из-под ворот начал выползать широкий, выкованный из стали и обитый огромными заклепками помост. Он выдвинулся на всю длину и остановился с глухим громыханьем, когда пять огромных зубьев на конце моста вошли в пять выемок, выбитых в скале и отделанных сталью. Что-то щелкнуло, и мост замер. Одновременно с грохотом и скрежетом ворота поднялись, открывая мрачную щель, и из темноты выступил седобородый старец, укрытый плащом. Поднял правую ладонь к левому плечу и склонился. - Приветствую тебя, Хаакон, - изрек он. Хаакон поднял ладонь. - Приветствую тебя, Эльмар. - Это для меня большая честь, - протянул Эльмар. - Стены Виргенгаарда не принимали еще такого знаменитого гостя. Ты привел огромные силы, Хаакон. - Это горстка, Эльмар. Это горстка - ведь это армия целого Верангера. Весь мир, от Севера до страны Рангелов на юге - здесь, с нами. Даже нортеки. Это все, что мы сумели собрать против захватчиков. - Ну что ж, войдем, - сказал тихо Эльмар и повернул назад. Хаакон взял свою лошадь за уздечку у самой морды и провел через помост. Из темноты появилось еще несколько воинов с горящими красным светом глазами. Наконец-то к ним можно было присмотреться. Они были высокими, мускулистыми, на коротких ногах и с длинными руками. Они напоминали поросших шерстью людей Севера. Небольшие рты сверкали рядами белых клыков. Эти воины были одеты в высокие подкованные сапоги, обтягивающие брюки, черные епанчи, длинные жилеты из черной кожи с красным драконом на груди, шлемы. Из этих воинов состоял почти весь гарнизон крепости. Вооружены они были, впрочем, по-разному. От мечей и топоров до современного огнестрельного оружия. Колонна снова двинулась со скрежетом, втягиваясь в черный проем ворот. Они шли между мощнейшими крепостными стенами, погруженные в полную темноту. Сотни шагов отражались эхом от сводов и угасали. Сотни пар глаз, красных и зеленых, загорались где-то в зияющей глубине и тоже гасли. Что-то заскрипело, потом с громыханием открылись очередные ворота, впуская бледный полумрак рассвета. Они вошли на довольно большой, вымощенный камнями двор, который, в свою очередь, был только частью огромной внутренней территории крепости. Вся эта территория была разделена на несколько частей более низкими стенами, сходящимися к основанию центральной башни. - Что это за народ? - спросил чуть громче Хаакон, так что Свентхор и Вальхар, идущие сзади, расслышали его вопрос. - Заллы, - ответил Эльмар. - Энергичный горный народ. Хотя и некрасивый. Во дворе царила лихорадочная суета. Внутренние стены изобиловали нишами, галереями. Там чернели десятки высоких фигур. Были слышны ритмичные удары молота, долетающие из обыкновенной кузницы, а из узких окон, ряд которых был виден у основания башни, у самой земли, просачивался голубой свет, свидетельствующий о современнейшей мастерской. - Не останавливайтесь! - воскликнул Хаакон. - Не устраивайте пробку у входа! Отдавайте заллам лошадей и проходите дальше. Были открыты со скрипом следующие кованые ворота, и авангард стал проходить через них. Вальхар снял снаряжение с лошади и отдал животное одному из заллов, как и все остальные всадники. Свентхор стоял рядом и наблюдал за лошадьми, которых отводили в сторону. - Вальхар и Свентхор! - крикнул через плечо Хаакон. - Идемте за мной! Они двинулись за ним и за сгорбленной фигурой Эльмара. Взошли по ступеням на крепостную стену, прошли по ней на круглую террасу и, миновав еще одни окованные сталью двери, очутились в мрачном помещении башни. Эльмар провел их по спиральной каменной лестнице, потом через пустые коридоры в круглую комнату. По вахнорскому обычаю здесь находился только длинный низкий стол и почетный трон у стены. Зал был довольно светел и удобен. Несмотря на строгую и простую мебель, здесь чувствовалась знатность хозяина. Оружие, которое висело на стенах, должно быть, переходило от поколения к поколению с давних времен. Эльмар нерешительно остановился, потом повернулся к стоявшим сзади и махнул рукой в направлении трона. - Садись, Хаакон. Сейчас это место принадлежит тебе. - Хаакон нетерпеливо махнул рукой и одним движением снял с головы шлем. Бросил его на стол и подошел к узкому окну. - Садитесь, ради Гоора, и не обращайте внимания, стою я или сижу, лицом к вам или боком. Древние обычаи, конечно, мудры, но оставьте этикет в покое и дайте немного подумать. Они неуверенно посмотрели друг на друга и встали на колени вокруг стола. Вальхар и Свентхор сняли шлемы. - Вальхар! - сказал, поколебавшись, Эльмар. - Правдиво ли это страшное известие, которое дошло до меня? Правда ли, что Аэрскел попал в руки врагов? - Брат мой, Эрик, - сурово ответил Вальхар, - последнее доверенное лицо зачарованного меча, достойный сын рода Гьерсель, пал смертью героя. Аэрскел был с ним. - В этом мече была заключена вся мощь Вахнора. Он стоял на страже закона со времен Гальда-Молота. - Так что же, мы должны сесть и рыдать? - Хаакон внезапно отвернулся от окна. - Разве ты не можешь бороться без помощи таинственных сил? Я не хочу больше слышать о потере этого меча. И если кто-то скажет что-нибудь подобное при солдатах, то я сам перережу ему горло. В коридоре раздался топот, и высокий залл с офицерскими знаками различия вбежал в комнату. - Господин! - Он увидел Хаакона и замер в поклоне с рукой у левого плеча. - Говори! - проворчал Хаакон. - Господин, кранкаары! И их становится все больше! - Итак, произошло, - сказал Хаакон, поднимаясь со стула и надевая шлем. - Успела ли войти армия? - Все на крепостных стенах, господин. Мы вынуждены были открыть все ворота, и часть лошадей осталась снаружи. Город уже переполнен. - Итак, на крепостные стены, - приказал Хаакон. Зеленые точки кранкааров сверкали несколькими рядами поперек всего неба. Никаких передвижений, только этот холодный свет. Когда фигуры людей застыли на крепостной стене, овеянные пронизывающим ветром, пламя кранкааров изменило на мгновение свой цвет на розовый. Дальнобойная артиллерия Виргенгаарда брызнула струями огня, заливая светом окрестности. Ударила волна мгновенно раскаленного воздуха. Земля задрожала, но враги были слишком далеко. Потом что-то произошло. Сначала на людей как будто упала огромная тяжесть, прижимающая к земле, затем наступило ощущение легкости, и, наконец, всех охватила слабость. Вальхар почувствовал, что теряет сознание. Оружие с лязгом выпало из рук на землю. Он протянул руку, чтобы опереться о край стены, но она не слушалась, словно чужая. Сужающимся зрением Вальхар видел, как она беспомощно скребет стену скрюченными пальцами. Он упал на колени и из последних сил бросил взгляд на территорию крепости. Крепостные стены, внутренние и главные, террасы, далекие дворы - все было завалено десятками тысяч тел, беспомощных и безоружных. Он вспомнил серебряные города рангеллов, уничтоженные налетами, затопленные корабли сверскелов, стройных женщин, застреленных у порогов своих домов, не захотевших приветствовать захватчиков. Но вот такая бесшумная, непонятная смерть? Уже лежа на земле, пытаясь бороться с охватившими его бессилием и апатией, Вальхар всматривался слепнущими глазами в растущие фигуры кранкааров. Над крепостью Трех Колодцев вставал рассвет. Масло вытекало безвозвратно из пластиковой бутылки, булькая и образуя радужные круги на поверхности лужи. Вальхар выругался и поднял бутылку. Это была одна из трех последних в этом сезоне, и вот больше половины бутылки пропало. Еще немного холодной жидкости удерживалось бесформенным белым пятном. Пока не нагреется и не изменит цвет на золотисто-прозрачный - есть шанс. Он схватил ложку и принялся вылавливать и отцеживать. Спасенное масло он вливал через лейку, потому что руки тряслись больше обычного. Вообще день был неудачным. Клиентов мало, толстый полицейский сержант Бриге снова был в стельку пьян, перевернул два столика, вылил кока-колу и разбил единственный музыкальный автомат. А потом принялся бить кулаками в гофрированную жестяную стену и, уже уходя, бросил бутылку от кока-колы в лампу, освещавшую вывеску над дверью. Расходы составили по меньшей мере пятьдесят соль. О жалобе нельзя даже и мечтать. Еще не было случая, чтобы вахнорец, владелец убогой жестяной будки snack-bara, выиграл дело с человеком, особенно с полицейским, даже таким паршивым, как сержант Бриге. Вальхар вздохнул. Внезапно он вспомнил, из-за чего был так неловок и разлил масло. Что-то вроде сна наяву, только сна, напоминающего о чем-то прошлом, реальном. Почему после стольких лет, в середине дня, он неожиданно для себя пережил это еще раз? Эти воспоминания, скрытые до сих пор какой-то завесой, отталкиваемые со страхом (разговоры о таких вещах могли только привести к неприятной встрече с агентами государственной службы безопасности. "С кем вы разговаривали об этом? Как к этому отнеслись? Где он живет?"), эти воспоминания вдруг нахлынули с полной ясностью, и с ними вернулись горькие вопросы. Только сейчас он знал ответы. Теперь он понимал, почему не убили тогда всех. Им не нужны были груды мертвых героев. Им нужны были живые и спокойные уборщики, камердинеры, шахтеры, докеры и бармены. Они совершили гораздо худшее, чем убийство. После пробуждения никто никогда не мог уже взять в руки нож, обычную винтовку, даже толкнуть кого-то. Даже повысить голос удавалось с трудом. Они могли только слушать и поддакивать. Ненавидеть тоже могли. Только в душе. Но что же с ним сейчас произошло? Хоть бы кто-нибудь пришел и прервал это одиночество, наполненное прошлым, бессилием и слабостью. Он протер тряпкой поверхность стола и посмотрел через дверное окно на заходящее над плоскогорьем Имсэльв солнце. Над плоскогорьем Лоннея, к дьяволу! Было безнадежно пусто. Он посмотрел в левое окно, выходящее на Спидертон, расположенный на возвышенности. Это было захолустное местечко с целыми километрами сооруженных из жести вахнорских предместий. Снизу на дорогу вышел какой-то вахнорец в форме работника автозаправочной станции, несший в руках ящик пива. Он пошел в направлении города, даже не оглянувшись. И тут равнодушно скользивший взгляд Вальхара зацепил облако пыли, движущееся вдали по дороге. Автомобиль. Если едет сюда, то через несколько минут проедет мимо его бара. Это первое место на подъезде к городу, где можно остановиться и закусить. Они должны будут тут затормозить. Он достал из-под стойки груду пластмассовых стаканов, снял с них упаковку из фольги, и в тот момент, когда начал укреплять их в автомате с апельсиновым напитком, автомобиль появился напротив окна. Это был видавший виды фермерский пикап с двумя запасными колесами на крыше кабины и стальной решеткой перед капотом. Он медленно свернул на бетонную дорожку. Лязгнули дверцы. Вышли двое мужчин и, обойдя выставленные перед баром столики, вошли в помещение. Оба были людьми. Первый был одет в испачканные брюки и расстегнутую на груди рубаху. Вальхар видел его иногда. Это был Стантер - надзиратель над вахнорцами ближайшей шахты. Он подошел к стойке, облокотился и посмотрел с отвращением на шипящий в масле картофель. Второй вошел позже. Это был элегантный мужчина средних лет. По-видимому, он приехал издалека и одет был гораздо изысканнее, чем жители Спидертона. Он даже передвигался как-то изящнее. - Наконец-то, - сказал он Стантеру. - С утра не было ничего во рту. Не знаю, что бы я делал в этой пустыне, если бы вы не подвезли. - А-а, ерунда, - проворчал тот. - Что будете есть? Здесь нет ничего особенного, это жалкая вахнорская лавка. - Даже не знаю... - сказал пришелец, заглядывая в никелированные кастрюльки, откуда шел пар и где булькали вахнорские блюда ценою в десять центов. К одной кастрюльке от присмотрелся внимательнее. - Это хевгас? - Хеэвгаас, - поправил Вальхар, - извините, но раньше произносили "хеэвгаас". Но вы правы, это именно это известное вахнорское блюдо. - Дайте, пожалуйста, одну порцию. - Пожалуйста. Тридцать центов. Поднос, щипцы, упаковка проверенных на стерильность столовых приборов, здесь разорвать, спасибо, пожалуйста, касса, чек, выдвижной ящик, мелочь, сдача. Он бросил монеты между перегородками ящика, вслушиваясь в их обещающий звон. Надзиратель смотрел на приятеля с удивлением и едва скрываемым отвращением. - Неужели вы будете это есть? Приезжий отнес поднос к одному из столиков и начал есть. - Почему же нет? Это очень вкусно. Из рыбы. Может, вы попробуете? - Большое спасибо! - скривился Стантер. - Эти дикари и так надоедают мне каждый день. Вместе со своими чудачествами. Не хватает еще, чтобы я ел эти тысячелетние гадости. Одни черти знают, как они их готовят. Пусть с ними разбирается правительство. И с их варварскими обычаями. - Вы, по-видимому, преувеличиваете. Они создали великолепную культуру. Очень интересную. Такую, где обычаи, кушанья, образ жизни, все было очень рационально построено. Это очень интересный народ. - Вы не знаете вахнорцев так, как я. У меня свое мнение насчет этих дикарей. Для меня - сосиски. Только не трогай их своими руками, грязнуля! - Да, пожалуйста. "Глупый, тупой дикарь". Ум с трудом воспринимал оскорбления, они теряли по дороге свое значение. Вальхар вздохнул, взял в руки идеально чистые серебряные щипцы, выловил из воды две сочные, розовые сосиски. Из тюбика потекла горчица, оставляя светло-коричневую змейку на каждой из них. Клубы пара поднимались вверх, всасываемые вентиляцией. Стерильные столовые приборы, свежая булка - щипцами. - И пиво. - Мне очень жаль, но у меня нет разрешения на продажу алкоголя. Извините! - Даже пива? - Сожалею, но таковы предписания. - У тебя нет даже бутылки? - Ни одной. - Чертов дикарь! - Стантер схватил поднос со стойки и пошел к столику. Через минуту оба усердно жевали. - Вы археолог? - спросил Стантер. - Что-то в этом роде, - ответил приезжий. - Почему вы так решили? - Я подумал, что бы вы могли искать в этой дыре. - Действительно, меня интересует крепость. Я свернул с дороги к Моонлею, когда испортилась автомашина. - И как - на этом можно заработать? На этой старой рухляди дикарей? - Я сейчас вам покажу кое-что. Я везу это в Моонлей. Минутку! - он отложил вилку и вышел. Он вернулся буквально через двадцать секунд, неся плоский, черный несессер. Положил его на стол и начал манипулировать шифром замка. - Здесь находится старое, еще довахнорское, произведение искусства. Это меч, ему, по-видимому, почти пять тысяч лет. Я искал его и нашел с большим трудом. Именно это и есть моя профессия - продажа и покупка таких вещей. Вы спрашивали, можно ли на этом заработать. Музей Астроархеологии в Моонлее предложил мне за него полторы тысячи соль. Стантер выплюнул только что откушенный кусок сосиски на тарелку и медленно поднял голову. Плохо выбритая длинная челюсть медленно отвисла, как расшатанная крышка мусорного ящика. Глаза у него были круглые, как пуговицы. - Пол... торы тысячи соль? - прошептал он. - О, это не самая высокая цена. В прошлом месяце я перевозил шлем и перстень, стоимость которых составила круглым счетом по пять тысяч каждый. - И вы это перевозите так, в чемодане? Без охраны, без... - Боже мой, дружище, ведь это не слиток золота. Ну, допустим, ударили бы вы меня по голове и забрали меч. Так вас поймали бы в первом же местечке, где вы с этим появились бы и попытались продать. И ни один скупщик краденого не стал бы с вами связываться. Любая такая вещь внесена в каталог и застрахована. И там записана фамилия владельца. О каждом факте продажи сообщается сразу же и выписывается акт собственности. Этот меч как бы приписан ко мне, пока не перейдет в музей Моонлея. Впрочем, это очень интересный образец. Например, он излучает красный свет в темноте. Это свечение иногда угасает, иногда усиливается, но неизвестно, чем оно вызвано. Еще, представьте себе, совершенно не ржавеет, а ведь он выкован несколько тысяч лет тому назад. Вообще, у него есть целая масса удивительных особенностей. Физики Музея собираются заняться им всерьез. Кроме того, меч является совершенно уникальным произведением искусства. На лезвии видна надпись, которая не прочитана до сих пор. Он щелкнул замком с шифром и открыл несессер. Вальхар чувствовал себя очень странно. Его бил озноб, он не мог совладать с охватившим его ужасным волнением, в голове шумело. Стантер медленно жевал сосиску, уставившись на собеседника, который одним движением вытащил меч на свет божий. Длина его была каких-то полметра, а ширина равнялась ширине ладони. Лезвие излучало розоватый свет. На рукоятке - изображение дракона Сальга, ниже ее обвивали ветви священного дерева Гнерля, которые доходили почти до эфеса. В основание лезвия был вправлен Гальяль - камень земли Изэль. По всей длине лезвия были видны староцельверские заклинания. На две ширины большого пальца руки от эфеса, на острие, находилась единственная зазубрина, которая возникла тогда, когда Гальд-Молот ударил мечом о камень на Серебряной Горе, забирая ее и прилегающие земли в собственное владение. Это был Аэрскел. Вальхар открыл подвижную часть стойки и вышел из-за нее. Мужчины были погружены в созерцание меча. - Будьте добры, - обратился Вальхар, - я услышал, что вас интересует. Меня учили такому древнему письму, когда я был ребенком, так, может быть... - Пошел прочь! - крикнул Стантер. - Зеленокожая скотина! - Подождите, - успокоил его второй. - Это в самом деле может пригодиться. Они могут быть очень полезными в исследованиях. - Не верьте этим свиньям, - буркнул Стантер. - Если бы я не знал, что он не может прикоснуться к любому оружию, то, уверен, он стащил бы его у вас при первой же оказии. Вальхар медленно протянул руку в направлении меча. Она не дрожала. Она была спокойной, как камень, и удивительно сильной. "Осторожно", - подумал с ненавистью о Стантере. Ненависть была холодной и мощной. Одним быстрым движением он схватил холодную рукоятку и поднял меч двумя руками острием к лицу. Стантер открыл широко глаза, полные безграничного удивления. Вальхар ударил его открытой ладонью в грудь. Стантер полетел со стула, широко раскидывая руки, отбросил спиной столик и ударился в жестяную стену. Упал на пол и больше не шевелился. Второй вскочил на ноги и отпрыгнул назад с лицом бледным, как полотно. Выхватил из-под куртки черный револьвер. Вальхар одним движением запястья ударил его концом лезвия в шею. Револьвер со стуком упал на пол. Человек повалился рядом, хватаясь руками за горло. Вальхар выпрямился. Впервые за сорок лет. Он вышел из бара и поднял меч вверх. Лезвие сверкнуло сильным красным отблеском. - Ингарет Ассатур! - крикнул он. И во всех домах, доках, шахтах, барах выпрямились тысячи уборщиков, мусорщиков, камердинеров, шахтеров, докеров и барменов, выпрямились и застыли в напряжении и ненависти, смешанные с удивленными, безоружными, захваченными врасплох людьми. На противоположной стороне улицы какой-то вахнорец, на коленях собиравший разбросанный на земле лом в тележку, вдруг замер в напряжении, а затем выхватил из кучи выщербленный огромный охотничий нож и посмотрел в сторону квартала, выстроенного для людей. Его ладонь мягко взяла рукоятку и сжала ее уверенно, без малейшей дрожи. Солнце уже зашло. Над Виргенгаардом опускался теплый летний вечер. Лешек Красковски. Ты избран... ---------------------------------------------------------------------- Журнал "Фантакрим-MEGA" Пер. с польск. - А.Бушков OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000 ---------------------------------------------------------------------- Все началось в тот роковой день, когда я получил открытку, на которой кто-то нацарапал два всего слова: "Ты избран". С этого мига я страшно полюбил ходить спиной вперед. Конечно, сначала я не связал новую привычку со странной открыткой - озарение пришло позже. Я ходил спиной вперед, и точка. Прохожие приглядывались ко мне, я не обращал на это внимания, как и на ехидные шпильки коллег по работе. А потом и вовсе перестал ходить туда - когда таинственным образом исчезло здание, где я работал. Сначала меня удивило, что решились разобрать недавно построенный дом, но позже я перестал удивляться чему бы то ни было. Люди на улицах смотрели на меня все внимательнее, хотя я и старался на них походить. Сами они выглядели довольно странно - ходили в старомодной одежде, ездили на машинах старых марок, а мой плейер с наушниками стал вызывать у них повышенное любопытство. Оккупацию и бомбардировки я с грехом пополам пережил. Было еще несколько заварушек, из которых мне больше всего понравилось разоружение захватчиков. Газеты перестали писать о безъядерных зонах, зато твердили о необходимости умереть за Отечество и Его Императорское Величество. Гм... Добившись аудиенции, я убедился, что оно не отличает дискеты от интерфейса. Продав свои кварцевые часы за двести рублей золотом, я получил средства к существованию, но времена становились все более неспокойными. После двух восстаний я решил, что довольно с меня Европы, и перебрался на юг, при этом едва не поплатившись жизнью - какие-то типы в черном хотели спалить меня на костре. События развивались молниеносно, и я старался к ним приспособиться. Помню, что пытался отговорить Атиллу от намерения сжечь Рим - но безрезультатно. Впоследствии я так и не убедил Юлия Цезаря, чтобы он сидел дома во время мартовских ид. Еще позже долго слушал излияния какого-то зануды, жаждавшего разрушить Карфаген. Я напомнил ему о Хиросиме как печальном примере подобных выходок, но Хиросима его нисколечко не трогала. Пунктик у него был такой - жечь и драть глотку. Чтобы направить его манию разрушения на какую-нибудь полезную цель, я даже предложил ему поджечь стадион известного спортклуба. Позднее случились веселые забавы с сабинянками. Но сейчас я абсолютно спокоен и вновь хожу лицом вперед. У меня новое пристрастие - подкармливаю динозавров. На хвосте одного из этих ласковых созданий я обнаружил открытку с надписью: "Стереги, чтобы не вымерли!" Ну что ж, все-таки я был избран... Ли Киллоу. "Веритэ"-драма ---------------------------------------------------------------------- Lee Killoy (1988). Пер. - Ю.Зубцов Журнал "Фантакрим-MEGA" OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000 ---------------------------------------------------------------------- В серые, пасмурные дни, когда небо застлано тяжелыми, набрякшими скорым дождем, облаками, а порывы ледяного ветра пронизывают до костей, я часто думаю о Брайане Элизаре. Мне почему-то видится, что мы стоим в песчаном саду - в настоящем, где я не бывала никогда, - окруженные причудливыми изломами неземных скал, а между ними до самого горизонта тянутся бесконечные дюны разноцветного песка. И у нас под ногами тоже песок - ослепительно белый и мелкий, как сахарная пудра. Но под ним - слой другого, ярко-алого песка. И цепочка следов между нами: глубоких и оттого алых, словно каждый отпечаток заполнен кровью... Гейтсайд еще только приходил в себя после холодной зимы, когда я приехала в театр Блу Орион, чтобы участвовать в постановке новой пьесы Захарии Виганда. Низкие облака лениво сползали на город с горы Дайана Маунтин, где, невидимый за их плотной завесой, лежал знаменитый космопорт. Ветер поднимал и разбрасывал по улицам остатки не стаявшего еще снега. Мое пальто из какого-то новомодного морозочувствительного меха распушилось и жалось ко мне перепуганным котенком - не столько, кажется, согревая меня, сколько стремясь согреться само. В общем, тех считанных секунд, пока я расплачивалась с таксистом и переходила потом через улицу, мне вполне хватило, чтобы с тоской вспомнить о сценарии фильма, который я отвергла ради работы здесь. Сценарий-то не бог весть какой, но съемки планировались в Южной Италии!.. Я толкнула дверь служебного входа, и навстречу мне шагнул из-за стойки швейцар, готовый тут же выпроводить из храма искусства любого непосвященного. - Что вам угодно... - но тут он узнал меня и расцвел в улыбке. - Ах, простите! С приездом вас, мисс Делакур! Мистер Элизар говорил, что вы будете со дня на день. Добро пожаловать! Позвольте поздравить - вас ведь выдвинули на премию Тони за роль Симоны в "Безмолвном громе". Надеюсь, что вы выиграете. Скажите, а в фильме по этой пьесе вы тоже будете играть? Поток его красноречия наконец иссяк. Я улыбнулась. - Если мой агент чего-то стоит, то наверняка буду. - Это будет замечательно! Простите, что задерживаю, но нельзя ли попросить ваш автограф? - и он уже нырнул за свою стойку, чтобы через секунду извлечь оттуда пухлый альбом, который, видимо, специально держал на подобные случаи. Я перелистала страницы и убедилась, что попадаю в компанию небожителей: до меня здесь уже расписались Иден Лайл, Лиллит Меннор, Уолтер Фонтейн, Майя Чеплейн. Что ж, приятно, что швейцар счел меня достойной. Выводя на чистой странице сложно сплетенными прописными буквами "Нуар Делакур", я подумала, что швейцар, впрочем, не первый, удостоивший меня такой чести. А теперь есть хорошие шансы, что и не последний: само имя Захарии Виганда на афише гарантировало очередь длиной в милю из страждущих лишнего билетика. Ну, а имя режиссера Брайана Элизара легко эту очередь удваивало. Элизар был увенчан целой уймой Тони и Оскаров и обласкан вниманием ведущих критиков мира. К тому же "Песчаный сад" был "веритэ"-драмой. Импровизационный театр и бессюжетные пьесы давно уже завоевали всеобщую популярность, но и она меркла в сравнении с любовью публики к театру-"веритэ". И предложение сыграть роль Аллегры Найтингейл в новой пьесе было посерьезнее альбома швейцара. "Да он чуть не на коленях умолял!" - захлебываясь от восторга, пересказывал мне это предложение агент. И хотя звучало это вполне абсурдно, я знала, что Кэрол Гарднер не склонен к преувеличениям. А уж коль скоро режиссер полета Элизара готов стоять на коленях перед скромной актрисой... Продюсер того дурацкого фильма и не думал стоять на коленях. Нет, положительно, у Южной Италии не было никаких шансов на успех. Я протянула швейцару его альбом. - Не подскажете, где мне найти мистера Элизара? - Ну, конечно, он сейчас на сцене, вместе с остальными. Прямо по коридору, потом направо. Я наконец отогрелась. Да и пальто, кажется, успокоилось и облегало фигуру уже не так отчаянно. Но, проходя мимо зеркальной стены, я даже не взглянула на себя; было и так ясно, что моя прическа не выдерживает никакой критики. Ничего с этим поделать было нельзя - парикмахеры по всему миру чуть не рыдали, если им приходилось иметь дело со мной, и называли мои волосы ртутью. Вот и сейчас сорокаминутные усилия лучших мастеров Рауля пошли прахом из-за двух-трех порывов ветра на улице. На ходу я вытащила бесполезные шпильки и встряхнула головой, отбрасывая за спину тяжелую и непослушную гриву. Я люблю театры. Конечно, когда они в дни премьер заполнены восторженной публикой - кто их не любит. Но свое, совсем особое очарование есть и в их просторной пустоте и тишине, где прячутся призраки еще не рожденных героев и героинь и шелестят давно отзвучавшие овации. И я, пока шла по коридору, слушала этот шелест и распугивала своими шагами призраков. Но, войдя в темный зрительный зал, стряхнула эту сладкую чушь и, спускаясь по наклонному проходу, уже переключила все внимание на людей, стоявших в освещенном пятне посредине сцены. Двое из трех были мне знакомы. Классический профиль и золотистые кудри Томми Себастьяна казались скопированными с античной вазы - как, вполне возможно, и было на самом деле. В противоположность ему лицо Майлса Рида было столь непримечательно, что никакими усилиями не удерживалось в памяти. Майлс принадлежал к числу тех актеров, которые будто и не существовали вне сцены, а на сцене всякий раз оказывались настолько безупречно чистым холстом, что любой режиссер мог изобразить все, что угодно. На сей раз Майлс был наголо брит. Третий, незнакомый мне, наверняка и был Брайаном Элизаром. Он оказался ниже ростом, чем я ожидала, - едва доставал Томми макушкой до плеча. При этом он излучал такую мощную энергию, что даже я, стоя в проходе, почувствовала ее. Его крупное лицо с резкими, неправильными чертами властно притягивало и не отпускало взгляд. По-прежнему незамеченная, я добралась до сцены и только здесь заявила о своем присутствии: - Добрый день, джентльмены! Они дружно обернулись и начали щуриться, стараясь разглядеть меня за рамками своего светлого круга. - Нуар! - Майлс первым узнал меня и шагнул навстречу, протягивая руку, чтобы помочь подняться по лесенке. - Привет и поздравления - думаю, что Тони уже у тебя в кармане. Со времени нашей последней встречи даже голос его изменился, превратившись из мягкого густого баритона в какой-то шелестящий фальцет. Томми одарил меня воздушным поцелуем. - Душа моя! "Приди, прекрасная, как ночь!" Я сжала руку Майлса, благодаря за добрые слова, потом повернулась к Томми. - Очень мило с твоей стороны, привет. Только скажи, почему ты ни разу не осилил ни одного стихотворения целиком, ограничиваясь самыми расхожими строчками? - Ну, знаешь, на большинство и это производит вполне неизгладимое впечатление, - ничуть не смутившись, осклабился Томми. - Добрый день, мисс Делакур, - кивнул мне Брайан Элизар. Голос у него оказался неожиданно низкий, исходивший откуда-то из глубин широкой грудной клетки. - Очень рада познакомиться. И предвкушаю интересную работу. Улыбаясь, я протянула ему руку, и она повисла в воздухе. Брайан Элизар сделал вид, что не заметил моего жеста. На секунду-другую я растерялась, ощущая себя полной идиоткой. В свое время Брайан Элизар прославился совершенно неизбежными и очень бурными романами с исполнительницами главных ролей в каждой новой своей постановке. Эту "суперсерию" сумела прервать Пиа Фишер, которая прочно обосновалась в жизни великого режиссера. Год назад она погибла. "Возможно, эта трагедия и наложила свой отпечаток на нынешнее отношение Элизара к женщинам", подумала я, убрала руку и улыбнулась собственной растерянности. И в ту же секунду поймала на себе цепкий и проницательный взгляд режиссера. Глаза у него были даже не карие, а какие-то именно коричневые, иначе не скажешь. Но прежде, чем я смогла оценить значение этого взгляда, он шагнул к четырем стульям, стоявшим в глубине сцены. - Что ж, все в сборе, думаю, можно начинать работу. На трех стульях лежали довольно тощие тетрадки с именами героев на обложках. Я нашла стул Аллегры Найтингейл и села на него. Тетрадки содержали наши роли - если только так можно сказать, потому что ни реплик, ни расписанных сцен там не было и быть не могло. Всего этого просто не существует в театре-"веритэ". Роль здесь - биография, героя. Именно это и делает "веритэ"-драму уникальной. Именно биографии своих героев, а никакие не реплики и придется нам учить, вживаясь в образ до тех пор, пока мы не сможем в любое время дня и ночи с точностью до мельчайших деталей сказать, как поведет себя наш персонаж в любой предложенной ситуации. И взаимодействие настоящих героев, воплощенных в нас, и увидят зрители. Причем два одинаковых спектакля в театре-"веритэ" невозможны: любая интонация голоса, повседневные мелкие изменения во внешности меняют и реакцию героев. Каждый вечер спектакль завершается иначе, чем вчера. Эта-то подвижная природа театра-"веритэ", сходная, пожалуй, с природой самой жизни, и притягивает зрителя. Я открыла тетрадь. На первой странице была расписана начальная сцена пьесы, далее шел гипотетический ее сюжет - он все-таки был. Создавая героев, автор, естественно, предполагал, как они поведут себя в той или иной ситуации. Однако это были именно предположения: последнее слово оставалось за актерами. - Просмотрите этот сценарий, - попросил Брайан. Хотя я уже читала его в кабинете у Кэрола Гарднера, но пролистала тетрадку снова. Тем же занялись и остальные. Брайан, ожидая пока мы закончим, расхаживал взад-вперед по сцене, и на каждом повороте его коричневые глаза на секунду задерживались на мне. Сюжет был довольно прост. Аллегра Найтингейл и Джонатан Клей - юные и влюбленные друг в друга по уши. Но, кроме того, Джонатан - еще и бизнесмен, причем несколько авантюрного склада. Фортуна улыбнулась ему: Джонатану удалось договориться с экипажем космического корабля о покупке груза, вывезенного астронавтами с недавно открытой планеты. Причем сразу же после отлета корабля посадочная площадка была разрушена природными катаклизмами. Других площадок нет, и новая посадка туда в ближайшие годы просто невозможна, что делает груз бесценным. Однако денег Джонатану не хватает, и он обращается к бизнесмену с планеты Шиссаа, ведущему дела на Земле, с предложением провести операцию на паях. Хакон Чашакананда - опытный и осторожный делец. Он согласен вложить свой пай, но требует гарантий его возвращения с процентами. И предлагает Джонатану оставить Аллегру у себя - по сути дела, заложницей до окончания операции. Джонатан соглашается - из врожденной любви к деньгам. Аллегра тоже соглашается - из большой любви к Джонатану. Чашакананда увозит ее на свою планету. Поначалу Аллегра сторонится и, опасается инопланетянина, который потребовал таких варварских гарантий. Но постепенно, узнавая его ближе, находит в Хаконе все больше черт, достойных настоящего восхищения. Джонатан же, напротив, открывается ей по возвращении с довольно неприглядной стороны. И в итоге Аллегра понимает, что не может дольше оставаться с ним, и - уходит назад к инопланетянину. - Ну, вот и славно, - сказал Брайан, видя, что все закончили чтение. - Сегодня вечером подробно изучите биографии и начинайте лепить себе характеры. Таблетки есть у всех? Мы с Майлсом кивнули, а Томми отрицательно покачал головой. Брайан сунул руку в карман и протянул ему прозрачную пластиковую упаковку. - Прими одну, больше не нужно, я не хочу, чтобы вы раньше времени слишком глубоко входили в образ. Завтра понемногу начнем работать. Надеюсь, не нужно напоминать, чтобы вы не обсуждали друг с другом биографии своих героев? На сей раз мы кивнули все вместе. Это была одна из первых заповедей "веритэ": актер должен знать о других героях пьесы ровно столько, сколько знает его герой. Любое знание сверх того - от лукавого и может исказить достоверность происходящего на сцене. - Хорошо. Но, кроме того, у меня еще одно требование, - продолжал Брайан. - Будет лучше, если вы вообще постараетесь не встречаться за пределами театра. Он обвел нас глазами, задержавшись, как мне показалось, дольше других на Томми. Мы недоуменно уставились на Брайана: это было что-то оригинальное. Фактически он запрещал нам общаться в свободное от работы время. - Мы что, должны жить отшельниками до самой премьеры? - переспросил Томми. - Зачем же? - холодно скользнул глазами в его сторону Брайан. - В этом городе живет много интересных людей, и, я полагаю, вы легко обзаведетесь компаниями. - Но обычно актеры держатся вместе на выездных постановках. Это же естественно, - попробовал поддержать Томми Майлс. - В традиционной драме - ради бога! Но мы работаем с "веритэ"! - Брайан снова принялся расхаживать перед нами - ни дать ни взять, служака-сержант перед строем новобранцев. - Я убежден, что любое общение актеров вне сцены здесь только во вред. Ну, как Аллегра сможет поначалу бояться и не понимать Хакона, если Майлс и Нуар станут просиживать вечер за вечером в барах? Мне приходилось работать в "веритэ"-драмах, и я не могла не признать, что в словах Брайана есть резон. И все-таки мне казалось, что он пережимает: в конце концов, он имеет дело с опытными актерами, а не со студентами театральной школы. Каждый из нас сыграл уже немало ролей и был вполне в состоянии отделить себя от своего героя. - Когда я работал в "Человеке с радуги", Жиль Кимнер советовал не общаться актерам, которые играли роли врагов или просто антагонистические характеры. В отношении остальных никаких запретов не было. Да и с антагонистами он не очень-то настаивал, - обращаясь словно бы к Майлсу, небрежно произнес Томми. Брайан резко обернулся, не отмерив свои положенные пять шагов. - Спектакль, который мы ставим, называется "Песчаный сад", а меня зовут не Жиль Кимнер. И я настаиваю на своих требованиях. А если кому-то они кажутся чрезмерными, он волен покинуть труппу. Больше того, я сам буду просить его об этом. Я выразился ясно? - Все будет, как сказала белая господина, - коверкая слова и выпячивая губы, ответил Томми. И тут же, повернувшись ко мне, испустил длиннейший и трагический вздох. - Что ж... Быть может, какая-нибудь из молодых особ в этом городе и не откажется скрасить мое одиночество. Но кто сравнится с тобой?! - Так вы меня поняли? - пропустив это мимо ушей, повторил Брайан. Майлс кивнул. Я поколебалась, нахмурилась - и кивнула тоже. Майлс и Томми были мне симпатичны, и я успела уже порадоваться в предвкушении приятной компании, но роль Аллегры стоила жертв. В конце концов, можно надеяться, что Брайан смягчит наш режим. К тому же работа над ролью действительно требует уединения. - Прекрасно. Еще одна просьба: не спускайтесь в помещение под сценой, там сейчас монтируют декорации. Вы еще успеете на них насмотреться. Жду вас завтра готовыми к работе. Нуар - в девять утра, Томми - в десять и Майлса - в одиннадцать. Учтите, времени на раскачку нет, премьера через неделю. Все свободны, до свидания. Томми скорчил гримасу. - Боже, чего я больше всего в жизни не люблю, так это тащиться на работу ни свет ни заря. Потому, можно сказать, и в актеры подался... Глаза Брайана блеснули, но он снова не удостоил реплику Томми ответом, повернулся, шагнул за пределы светлого пятна и пропал. Хотя нет, на одно мгновение он задержался - чтобы еще раз взглянуть на меня. Мне казалось, что я продолжаю чувствовать на себе этот взгляд, даже когда в темноте зазвучали удаляющиеся шаги, и стало ясно, что Брайан ушел. - Свобода! - полушепотом завопил Томми. - Кто идет со мной выпить? Майлс покачал головой. - Я еще не созрел, чтобы нарушать приказы командования. - Ну а ты, Нуар? Я помахала перед его носом тетрадкой. - Работай, Томми, работай. И чти заветы. - Работать? Не выпив?! Да ты с ума сошла! Ну, ладно, - он направился к лесенке. - По дороге сюда я заприметил в кафе "Бета Синус" - это совсем рядом, кстати, - два совершенно неземных создания. Может, они еще там... О ревуар, - он послал мне воздушный поцелуй и сбежал по ступенькам. Мы с Майлсом остались стоять в освещенном кругу, глядя друг на друга. - Здорово, что мы снова встретились, Майлс. Только вот я никак не ожидала, что у Элизара такие сержантские замашки. - Да уж. Но, по крайней мере, до дверей, надеюсь, мы сможем дойти вместе, не провалив пьесу. Все-таки это в пределах театра, - он протянул мне руку. Мы сошли со сцены и, не спеша, двинулись по проходу. - Он почему-то вообще очень озабочен тем, чтобы глупые актеры не сделали чего с драгоценными персонажами, - полушутя, заметила я, но Майлс понимал меня очень неплохо и потому ответил всерьез. - Да нет, скорее наоборот - чтобы персонажи не натворили чего с глупыми актерами. Ты ведь знаешь, как погибла Пиа Фишер? - Да в общем нет. Слышала только, что она утонула. - Да, но как? - Мы вышли в фойе и остановились у скамьи-аквариума, глядя, как среди водорослей и пузырьков медленно колыхались в воде две крупные золотистые рыбины. - Пиа играла русалку в "Человеке с радуги". Спектакль тогда катали по Гавайям. И вот как-то раз днем она решила искупаться, доплыть до какого-то маленького островка метрах в трехстах от берега. Штука в том, что она совершенно не умела плавать... Я вздрогнула, представив эту очаровательную молодую женщину, убитую собственной работой, чрезмерным вхождением в роль... Русалка! Боже мой! Что ж, это многое объясняло в поведении Брайана. Общаясь между собой, актерам было куда проще незаметно выйти за грань, отделяющую себя самого от сценического образа. Компания же посторонних людей, наоборот, заставляла оставаться собой. - Бедняга Брайан. Спасибо, что рассказал мне, Майлс. - Мы подошли к двери, и я помахала рукой швейцару. - А где ты остановился? - В "Дайане Редиссон". - Правда? Как чудно, я в этом же отеле! Я, конечно, уважаю режиссерские наставления, но брать два разных такси будет, по-моему, просто расточительством, а? Майлс поймал машину, и всю дорогу мы, предаваясь блаженному нарушению запрета Брайана, болтали, вспоминали прошлые совместные работы, рассказывали друг другу об общих знакомых. В гостиничном холле мы простились и разошлись по своим номерам. Я переоделась в халат, заказала горячего чаю и свернулась в просторном кресле со своей тетрадкой. На память я не жалуюсь и, прочтя содержимое листков в клеточку дважды, я решила двигаться дальше, отыскала в своем чемодане таблетки и приняла одну. Даже всей моей памяти не хватало на то, чтобы запомнить официальное фармацевтическое название этого препарата. Рассказывали, что он был разработан в государственных военных лабораториях и предназначался для нужд разведки. Приняв такое лекарство, разведчик настолько полно вживался в "легенду", что разоблачить его было невозможно даже с помощью гипноза, детекторов лжи и любых инъекций. Потом эту военную тайну постигла судьба всех остальных военных тайн - она просочилась-таки сквозь запреты и секреты. Большие надежды возлагали на это средство наркоманы, но их ждало разочарование. Таблетки сами по себе - не более чем инструмент. И едва их приняв, превратиться чудесным образом в кого-то другого невозможно. Для этого нужна напряженная работа над образом. Любителям острых наркотических ощущений она оказалась не под силу, но тут таблетки открыли для себя актеры. Сегодня театр без них почти не обходится. В традиционной драматической школе их принимают в ослабленном варианте. В импровизационной драме используют одну таблетку нормальной силы, в "веритэ" - две. Брайан велел нам начинать с одной. Что ж, это не самое жесткое из его требований. Я почувствовала, что средство начинает действовать: голова моя чуть закружилась и стала необыкновенно легкой. Теперь комната выглядела так, словно я смотрела на нее в несильный перевернутый бинокль. Звуки тоже слышались приглушенно. Я закрыла глаза и, откинув голову на спинку кресла, стала повторять биографию Аллегры. Даже не повторять, а читать. Крупные печатные буквы сами собой возникали на внутренней стороне опущенных век. Я читала и старалась представить каждого человека, каждое место, словно воскрешая в памяти однажды уже виденное и прожитое. Я лепила лица друзей Аллегры, ее родителей. Я проходила по школьным классам ее детства, возводила дома и целые города. Я старалась увидеть все это ее глазами, и вскоре мое воображение уже заполняло пустоты биографической разработки, дорисовывая малейшие детали - вплоть до забавной картинки на шкафчике Аллегры в школьной раздевалке. Это удивительное ощущение - натягивать на себя чужую личность, как тесное трико. Я всегда восхищалась им, восхищалась и сейчас, предвкушая, как уже скоро придуманные картинки станут воспоминаниями, а она, Аллегра, станет мной. Зазвенел телефон, и, хотя он стоял далеко от моего кресла, я все же без труда сообразила, что звонок - часть реального мира. - Приди, приди, любовь моя! - пропел из трубки тенор Томми Себастьяна. - Я страшно одинок, потерян в этом городе чужом! Приди, приди, о сколько неги нам встреча наша... Вот черт, сбился с размера! В общем, что ты делаешь сегодня вечером, а, Нуар? Звук его голоса и мое настоящее имя разом пробили большую брешь в сладкой дымке слияния с образом. Я нахмурилась. - Томми, ты хочешь создать вакансию в нашей сборной труппе? По-моему, Элизар очень ясно сказал насчет того, чтобы мы не виделись вне театра. - Так мы и не увидимся. Я специально отыскал чудный барчик, тут такая темень - дальше своего носа не видно! Ну как! - Откуда ты вообще узнал мой телефон? - Элементарно, Ватсон: позвонил твоему агенту. Я невольно улыбнулась. - Мне очень жаль, но твоя изобретательность и все труды идут прахом. Я сейчас работаю. Но все равно, спасибо за приглашение. Томми помолчал и спросил: - Слушай, неужели ты приняла ворчание старины Брайана всерьез? - Я всегда принимаю всерьез свое дело. - Ага, но делу-то время, а где же час потехе? - Считай, что он еще не пробил. И вообще, слушай, зачем тебя я? Попроси зажечь в твоем баре свет. Спорю, найдется три-четыре очаровательных девочки, которые просто растают от одного взгляда на твой профиль. - Да найдутся, но мне-то нужна ты! - Томми прокашлялся и вдруг затянул, безбожно фальшивя: - Когда б имел я златые горы И реки, полные вина, Все отдал бы за ласки-взоры, Чтоб ты владела мной одна. - Ценю твои познания в мировом фольклоре, но мне пора работать. До свидания, Томми. - Ты будешь жалеть о нашей невстрече всю оставшуюся жизнь - предупреждаю, как честный человек. - Значит, судьба у меня такая. Все, спокойной ночи, - я решительно повесила трубку и подождала еще пару минут - не взбредет ли ему в голову перезвонить. Но Томми, похоже, осознал бесплодность своей попытки, и я вернулась в кресло. А минут через пять - и в образ Аллегры. Утром в театр я пришла все еще ею. Ее отражение смотрело на меня из зеркала в фойе: девушка в нежно-голубом облегчающем платье, вся пастельная, воздушная и нежная. Волосы были уложены в косу, лишь два изящных завитка красовались на висках, эффектно обрамляя светлое, чистое лицо. Думать так о себе было бы, пожалуй, нескромно, но я видела в зеркале именно Аллегру и оценивала ее внешность. Позади нее возникло еще одно отражение - в дверях стоял Брайан. Он критически оглядел меня и кивнул: - Вижу, что ты в роли. Теперь прими еще одну таблетку, и мы поработаем. Он перелистывал свой рабочий блокнот, выбирал наугад ту или иную сцену и играл моих партнеров. Именно играл, а я была Аллегрой. Репетиционный зал превращался для меня то в школьный класс, то в родительский дом, то в кабинет Джонатана. А лицо Брайана становилось лицом учителя, начальника, первого возлюбленного. При этом сама Нуар, оставаясь где-то в уголке моего сознания, наблюдала за своей игрой. Какие-то слова и эмоции забавляли меня, какие-то казались нелепыми. Но это была оценка Нуар. Аллегра же вела себя так, как только и могла вести. В десять с небольшим Брайан отложил свой блокнот. - Спасибо, Нуар, на сегодня достаточно. Я встряхнула головой и потерла виски, освобождаясь от сознания Аллегры. По крайней мере, выводя на первый план свое собственное. - Какие-нибудь замечания, господин режиссер? - весело спросила я. - Критика? Аплодисменты, в конце концов? Брайан смотрел так, словно бы я была прозрачной, и он напряженно разглядывал что-то на стене позади меня. Я кашлянула. - Вы с чем-то несогласны? Он заморгал. - Что? А... Прости, я отвлекся, задумался на минуту. Нет-нет, все в порядке. У меня нет замечаний. Аллегра выходит как нужно: нежная, чистая и открытая девушка. Она способна идти на все ради любви к Джонатану и открыть для себя Хакона, - он улыбнулся короткой механической улыбкой. Теперь он смотрел просто мимо меня. Я удивилась, о чем он так задумывается. Может быть, я или моя героиня чем-то напомнили ему его погибшую любовь? Брайан повернулся к двери у меня за спиной. - Ты опаздываешь, Томми. Ввалился Томми - взъерошенный, зевающий на ходу и ничуть не смущенный замечанием. - По-моему, это удача, что я вообще пришел. Ей-богу, десять утра - не самый лучший для меня час суток. Коричневые глаза Брайана впились в Томми. - Для тебя - возможно. Но на репетицию должен был прийти Джонатан. В чем дело? Ты что, позабыл его в номере отеля? Брайан потянулся за своим блокнотом, лежащим на крышке видавшего виды рояля. Томми шагнул ко мне и углом рта негромко произнес: - Душа моя, ты потеряла то, за что стоит отдать полжизни. Я был неподражаем! И все это - ради какой-то клуши из коктейль-бара, которая все время жмурилась, потому что ее учили, что любовью можно заниматься только в темноте! Я прижала палец к губам и показала глазами на Брайана. Он возился с блокнотом у рояля, довольно далеко, но слышать все же мог. Однако Томми проигнорировал предостережение. - Я, конечно, не гарантирую, что смогу сегодня все это повторить, но ведь попытка не пытка, а? Брайан по-прежнему стоял спиной, склонившись над роялем, но только сейчас я заметила, что он внимательно наблюдает за нами, глядя в зеркало. Я замерла, ожидая его реакции, он лишь задумчиво посмотрел еще несколько секунд, поднял блокнот и обернулся. - Еще раз спасибо за хорошую репетицию, Нуар. Давай снова встретимся сегодня в час. Если у Томми дела пойдут также хорошо, можно будет приступать к вашим парным сценам. Кстати, сейчас, пока есть время, тебе стоит найти костюмера, переговорить о костюмах. Я вышла из репетиционной и отправилась бродить по всему театру. Встретив, наконец, костюмера, мы обсудили возможные наряды Аллегры, и он пообещал подготовить к завтрашнему дню несколько платьев на выбор. Я осмотрела свою гримерную и от нечего делать чуть не забрела было под сцену, но, вовремя вспомнив совет Брайана, остановилась и повернула в зрительный зал. Здесь бригада рабочих занималась монтировкой прозрачной стены, отделяющей сцену от партера, и наведением голографических изображений. Задник уже превратился в уходящую вдаль линию пологих холмов. Спроецированное полукругом изображение срезало углы сцены и создавало полную иллюзию горизонта. Настолько полную, что брала невольная оторопь при виде мастера в шлеме с наушниками и микрофоном, который шагал сквозь холмы прямо по этому горизонту. Сверяясь с планом, он отдавал команды своим помощникам в проекционной кабине под самым потолком. В глубине, справа от меня виднелись какие-то серые блоки - возможно, часть еще "недостроенного" техниками дома. Прямо на глазах голографическое изображение обрастало новыми деталями, все более походя на реальный, хотя и несколько странный пейзаж. Особенно меня сбивали с толку холмы: абсолютно голые, лишенные какой бы то ни было растительности. Три-четыре низеньких кривых деревца возле дома тоже выглядели странными и незнакомыми. Наконец я сообразила, что передо мной вовсе не земной пейзаж, а холмы далекой планеты Шиссаа. Стена перед сценой была уже практически возведена. Непрозрачная для актеров, она в то же время позволяла с любого места следить за происходящим. Для аудитории это усиливало иллюзию настоящей, подлинной жизни, но актеров, увы, намертво отрезало от зрителя. Я всегда жалела об этом, даже памятуя, что в "веритэ"-драме актер по определению должен реагировать только на действия своих партнеров. Кто-то окликнул меня по имени. Я обернулась и увидела Майлса: приветственно помахивая рукой, он поднимался в репетиционную. При этом ноги его выписывали странные зигзаги, а походка приобрела какой-то волнистый характер. Так же, как я - Аллегрой, он пришел в театр Хаконом, и, подобно голографической декорации, буквально на глазах обрастал все новыми деталями своего персонажа. Не удержавшись, я представила себе, насколько хорош будет Хакон в его исполнении, хотя и знала, что Аллегре не следует этого делать. Мои часы показывали одиннадцать. Я подумала, куда девать еще два часа, и вспомнила о кафе поблизости, о котором рассказывал Томми. Там можно будет посидеть, выпить чаю, а заодно и порепетировать роль Аллегры на официантах. К тому же разглядывание публики в городах типа Гейтсайда всегда доставляло мне большое удовольствие. К часу я вернулась в репетиционную и застала там атмосферу готовой вот-вот разразиться бури. Мне даже послышалось потрескивание грозовых разрядов в воздухе. Томми сидел на раскладном деревянном стуле и был всецело поглощен разглядыванием собственных ногтей. Над ним неподвижным изваянием высился Майлс, а Брайан с небывалой частотой отсчитывал свои пять шагов влево-вправо. При этом лицо его казалось изваянным из заиндевевшего гранита. И хотя в рекламе моего пальто речь шла только о морозочувствительноети, оно вдруг вздыбилось всеми своими ворсинками и облепило меня так, как если бы я оказалась на Северном полюсе. Брайан заметил меня, и его тяжелый подбородок дернулся на пару миллиметров вниз, что, видимо, должно было означать приветственный кивок. Я стянула отчаянно сопротивлявшееся пальто и бросила его на свободный стул. - Что, уже воюем? Мне надо ухаживать за ранеными? Коричневые глаза мигнули. Брайан сделал глубокий вдох, но ничего не сказал. Выдохнул, снова набрал полную грудь воздуха и, наконец, произнес: - Никакой войны. У нас просто небольшие проблемы с Джонатаном. А если точнее - с мистером Себастьяном. Он уставился на Томми. Тот продолжал сосредоточенно изучать свой маникюр, но я заметила, как напряглись мышцы на его шее. - Майлс, на сегодня ты свободен, - тяжело вздохнул Брайан. - Спасибо и до завтра. - Счастливо, - проходя мимо меня к двери, Майлс улыбнулся, но улыбка вышла усталой. - Так вот, дело в том, Нуар, что Томми решил ограничиться изображением Джонатана Клея, - Брайан прекратил свои бесконечные вышагивания и остановился около Томми. - Он играет героя, вместо того, чтобы быть героем. - Я делаю то, что делаю всегда. У Жиля Кимнера это не вызывало никаких возражений. - Я, кажется, уже говорил, что меня зовут не Жиль Кимнер, - голос Брайана оставался спокоен, но в нем явственно звенели ледышки. - И я не верю, что хорошую "веритэ"-драму можно создать, играя героев, а не воплощаясь в них. У Джонатана Клея есть глубина, в его поступках, поведении есть скрытые психологические корни. А если нет - Аллегра увидит перед собой не Джонатана, а слегка подгримированного Томми Себастьяна. - Я делаю то, что делаю всегда, - Томми почти выкрикнул это свое заклинание и вскочил со стула. Они стояли, разделенные всего несколькими сантиметрами, буравя друг друг глазами. - Вы видели мои работы, вы знали, что и как я делаю! И если вам это не нравится, за каким чертом было приглашать меня на роль Джонатана?! - Томми резко отвернулся и с размаху пнул ни в чем не повинный стул. - Отлично! Я недоуменно посмотрела на Брайана: в этом его восклицании слышалось совершенно явное удовольствие. - Отлично! Вот это уже настоящие эмоции! Сам-то ты прекрасно на них способен. Тебя просто никто толком не учил, как работать с таблетками, и ты привык думать, что они сами сделают за тебя все. Но я все-таки надеюсь научить тебя, разумеется, с помощью Нуар. Ты должен стать Джонатаном. Стать им на сцене для себя, для Аллегры, для всего мира. Брайан повернулся ко мне и продолжал: - Вот чем нам, наверное, придется заняться. Я подготовлю все ваши парные эпизоды, и мы будем их репетировать до тех пор, пока не увидим настоящего Джонатана. Мы приняли таблетки и начали работать. Примерно через час я поняла, отчего Майлс был таким усталым. Только сцену знакомства Джонатана и Аллегры мы повторили пятнадцать раз, а это был лишь один из семи отобранных Брайаном эпизодов. Мне даже показалось, что у Томми какой-то стойкий иммунитет против таблеток: все его слова и жесты принадлежали именно ему, а никак не Джонатану. Прежде нам с Томми не приходилось работать вместе на "веритэ"-драмах, но я видела несколько с его участием, и не могу сказать, что осталась от него в восторге. Было даже странно, отчего Брайан именно его пригласил на роль. В конце концов, есть много более одаренных актеров и с золотистыми кудрями, и с классическим профилем. Когда Брайан оставил нас в покое, уже стемнело. Я настолько устала, что не в состоянии была даже есть. Добравшись до гостиницы, я рухнула в кровать и мгновенно уснула. Следующий день стал почти точным повторением предыдущего. Разница состояла лишь в том, что время от времени Брайан устраивал мне короткие передышки, и я шла в костюмерную мерять уже готовые наряды. В мое отсутствие репетировали парные эпизоды Джонатана и Хакона. Но их, увы, было не так и много, с Аллегрой Джонатан общался гораздо больше. Я так долго пробыла в образе, что чувствовала, как Аллегра начинает понемногу единовластно править моим телом, вытесняя. Нуар куда-то на задворки сознания. Но этот массированный штурм подействовал-таки. К середине дня Томми явно изменился. Исчезла пустая болтовня и надерганные цитаты. А глаза засветились теплым огнем беспредельного обожания и провожали меня повсюду, куда бы я ни двигалась. Я чувствовала, что передо мной - Джонатан Клей. И когда репетиция вместе с действием таблеток закончилась, мы с Томми были в первый момент поражены, обнаружив, что все это время за нами следил "посторонний" - Брайан Элизар. Он глядел на нас во все глаза и часто-часто кивал головой. - Получилось! - закричал он вдруг, сгреб меня в охапку за плечи и закружил в неуклюжем танце. - Ей-богу, получилось! - Танцевать-то, по-моему, стоило со мной, - улыбаясь, сказал Томми. - У меня ведь получилось! Брайан выпустил меня и повернулся к Томми. - Нет-нет, не расслабляйся. Не успокаивайся, Томми. Иначе можешь все это потерять. Сейчас мы проработаем еще несколько сцен с тобой одним и закрепим достигнутое. А тебе, Нуар, огромное спасибо, без твоей помощи мы бы никак не справились. Ты свободна, до завтра. Я подхватила свое пальто и быстро прошмыгнула в дверь, чтобы он не успел передумать. Брать такси мне не хотелось, и я решила прогуляться до отеля пешком. И через некоторое время обнаружила себя у витрины, изучающей платья. Очень красивые, но совершенно не моего стиля. "Зато Аллегре они наверняка пришлись бы по вкусу", - подумала я и встряхнула головой, сбрасывая остатки действия таблеток. У себя в номере я первым делом набрала полную ванну горячей воды и погрузилась в нее, захватив с собой модный роман. Немного почитав, я принялась размышлять, стоит ли мне сейчас приводить себя в порядок и спускаться в ресторан или же заказать ужин в номер. Эти размышления прервал телефонный звонок. Звонил Томми. - Как ты смотришь на то, чтобы нам сегодня вместе поужинать? - спросил он очень спокойно, без обычной своей задорной удали. - А что, разве Брайан дал согласие? Он немного помолчал. - Нет, конечно. Но ведь наши герои по пьесе не только могут, но и должны общаться. Они вообще жить друг без друга не могут. Ну так как, Аллегра? Я нахмурилась. - Вот что, Томми. Ты, конечно, придумал хитрую тактику... - Я запнулась, потому что почувствовала, как в глубине меня вздрогнула Аллегра, открываясь на голос Джонатана. И после непродолжительной борьбы я сдалась. - Ладно, зайди за мной через полчаса, не убьет же он нас за это, даже если узнает. Ровно через тридцать минут Томми постучал в мою дверь, Я недоверчиво посмотрела на свои часы и на всякий случай встряхнула их: чтобы Томми Себастьян пришел вовремя?! Однако он уже стоял в дверях, с улыбкой глядя на меня. - Ты прекрасно выглядишь. Предлагаю подняться прямо здесь в "Пещеру", чтобы не ходить далеко. "Пещерой" назывался второй в отеле и, как оказалось, один из самых дорогих в городе ресторан, располагавшийся, по нелепому совпадению, на самом верхнем этаже. Впрочем, о пещерном интерьере здесь все-таки позаботились: столы и стулья поддерживали эффектные пластиковые сталагмиты, а с потолка свешивались лампы на стилизованных сосульках. - Спасибо за ужин, - сказала я, когда мы закончили. - Хотя, по-моему, я провела время в обществе Джонатана Клея, а не Томми Себастьяна. Томми озадаченно потер лоб. - Да, извини. Я и сам чувствую, что никак не могу стряхнуть его. - Почему "извини"? Может быть, мне даже приятно. - Я положила голову ему на плечо. - Как прошел остаток дня? - Да в общем, как обычно. Правда, Брайан внес кое-какие изменения в биографию Джонатана, и мне пришлось репетировать все с самого начала, чтобы их затвердить. Не хочешь немного прогуляться? - С удовольствием. Мы вышли на улицу и не спеша двинулись по Старгейт Авеню. Облака, нависавшие над городом два последних дня, рассеялись, и на темно-фиолетовом ночном небе ярко светили звезды. Впереди и справа, вознесенные над городом почти невидимой темной махиной Дайана Маунтин, мерцали в прозрачном горном воздухе огни космопорта. - Странно, - сказал я, - мне всегда казалось, что космопорт - это нечто величественное, что-то вроде громадной, уходящей под облака арки. А тут - самые обычные дома... Томми взял меня за руку. - Да ты, оказывается, очень романтична! Я немного подумала и ответила: - Нет, это скорее Аллегра. Ярко освещенные витрины Старгейт Авеню соблазняли прохожих самыми немыслимыми диковинками, привозимыми в город со всех концов Галактики. Мы шли не спеша, разглядывая неизвестного назначения приборы, уникальные ювелирные украшения, произведения искусства. В одной из витрин я заметила очень интересную картину. Она была выполнена из мелкого разноцветного песка, насыпанного ровными слоями между двух стекол. - Смотри, - показала я Томми. - Наверное, такое искусство должно быть на планете Шиссаа. Томми внимательно посмотрел на картину, потом небрежно скользнул взглядом по ценнику. - Да, действительно. Тебе нравится? Завтра я куплю ее тебе. Я вытаращила глаза: - Томми, ты, похоже, и в самом деле никак не можешь стряхнуть с себя Джонатана. Приди же в себя, в конце концов! Он затряс головой, будто пытаясь что-то сбросить. - Вот черт, наваждение какое-то! Я ведь знаю, что я просто вжился в образ Джонатана, а никак не стал богатым бизнесменом. Но сейчас мне показалось, что я могу выписать чек и получить эту картину, не заботясь о цене. Я кивнула. - Да, это бывает. Особенно поначалу, когда впервые глубоко входишь в роль. Или когда в биографии героя что-то совпадает с твоей собственной... Что с тобой? Томми вдруг вздрогнул. - О, господи! Если б я на своей шкуре испытал это раньше, Пиа Фишер, наверное, была бы сейчас жива. - Причем здесь Пиа Фишер? Он прижался лбом к стеклу витрины. - "Человек с радуги" был для нее дебютом в "веритэ"... Если бы я знал, что это значит, я бы наверняка не отпустил ее купаться, не удостоверившись, что она умеет плавать... Теперь уже вздрогнула я. - Так ты был с ней, когда она... Невидящие глаза Томми уставились на коллекцию каких-то поделок. - Я играл Адониса. У нас получился свободный день, я взял напрокат машину и сумел уговорить ее поехать покататься. Она вообще редко выбиралась куда-то, кроме театра: все время сидела в отеле и ждала звонков Брайана (он снимал тогда что-то в Африке). А тут вдруг согласилась. На каком-то пустом пляже я затормозил, и мы вылезли размяться. А потом она разделась и предложила искупаться: доплыть наперегонки до мыса. Метров триста, наверное... Пловец-то я не бог весть какой, вот и сказал, что лучше подъеду прямо на мыс на машине и встречу ее там. Собрал ее одежду - думал еще подразнить, когда вылезет, - доехал за минуту, остался сидеть в машине, ждать... - Томми провел рукой по лбу. - Так и не дождался... Он повернулся ко мне и откинулся спиной на витрину так, что стекло чуть не треснуло. - Если б я только знал, что она совсем не умеет плавать! Мне ведь и в голову не пришло ее спросить, она так уверенно предлагала плыть наперегонки, как будто не сомневалась, что выиграет... Я знала, что Томми говорит правду: спрашивать людей об их поступках было не в его правилах. Наверняка он и в самом деле собрал ее одежду, да еще и помахал каким-нибудь предметом ее туалета, когда Пиа входила в воду. А потом спокойно сел в машину и поехал встречать ее на мыс. - Понимаешь, - чуть запинаясь, проговорил Томми. - Я никогда еще не чувствовал себя так плохо из-за этой истории, как теперь. Я, в общем-то, и совсем почти о ней не думал... Я сжала его руку. - Тебе не стоит винить себя. Ты не мог знать ни как она плавает, ни как себя чувствует, входя в первую роль в "веритэ". Пойдем, пройдемся еще немного. Мы дошли до конца улицы и вернулись обратно, но недавнее спокойное умиротворенное настроение было утеряно. Томми оставался молчалив и простился со мной в холле отеля, не предприняв никаких попыток напроситься в гости. На следующее утро в театр он явился все еще несколько подавленным. Однако Брайан был чрезвычайно доволен. - Прекрасно, Томми! Джонатан выходит как надо. Сегодня вы поработаете в паре с Майлсом. Я должен отлучиться по делам, но, думаю, теперь вы и без меня прекрасно справитесь. Я хочу, чтобы вы порепетировали сцены первых встреч Джонатана и Хакона. Томми посмотрел на меня. - Мне хотелось бы еще поработать с Нуар, по-моему, нам кое-что стоит отрепетировать получше. - Конечно, стоит, но в другой раз. А сегодня вы поработаете с Майлсом. Брайан поднял пальто и направился к двери. - Ты не откажешься, если я попрошу составить мне компанию, Нуар? Выходя, я бросила взгляд на Томми и увидела, как он недовольно насупился. Брайан шел быстро, и мне пришлось поторопиться, чтобы догнать его. - У вас ко мне какое-то дело? - Да, застегивай пальто и поехали со мной. - Куда? - Я растерянно посмотрела на него. - У меня есть дела в Эвентайне. А ты очень неплохо работала и, по-моему, заслужила небольшую увеселительную прогулку. - Он взял меня под локоть, увлекая вперед. - Поезд канатной дороги отправляется через пятнадцать минут. И мы должны успеть, если очень постараемся. Вместо этого я остановилась. Идея побывать в легендарном Эвентайне казалась очень заманчивой. Но вот канатная дорога... - Пойдем, пойдем, это так высоко, что всякое ощущение высоты теряется. Тебе совсем не будет страшно, обещаю. Наоборот, даже понравится. Некоторое время я молча позволяла ему волочить меня за собой, потом спросила: - А откуда вы знаете, что у меня страх высоты? Он пожал плечами. - Не помню, слышал от кого-то, наверное. Ну, пошли же быстрей! Ну, а почему бы и нет, решила в конце концов я. - Хорошо, идем. Часовая поездка на канатной дороге действительно оказалась много лучше, чем можно было ожидать. Поддавшись на уговоры Брайана, я даже отважилась, держа его за руку, выглянуть в окно. За многие сотни метров внизу тянулся горный массив, дразня глаз одновременно и снежной белизной, и изумрудной зеленью. Но ощущения того, что ты находишься на высоте, действительно не было, совсем как в самолете. На специальной обзорной площадке в дальнем конце вагона пассажирам даже выдавали бинокли, и несколько человек толпились там, оживленно толкая друг друга локтями: судя по их восторженным репликам, они разглядели на горной луговине медведя, ловившего рыбу в ручье. Брайан предложил посмотреть и мне, но тут уж я решительно отказалась. С меня было достаточно и легких покачиваний вагона, постоянно напоминавших, что мы висим на тросе над пропастью. Оставаться на месте казалось как-то безопаснее. - А что за дела у вас в Эвентайне? - Можно сказать, что я еду за реквизитом. Понимаешь, наш Джонатан - человек богатый и с отменным вкусом. Как на женщин, так и на все остальное. Вот я и подумал, что не помешает украсить его кабинет какой-нибудь классной диковиной. Так что сейчас мы едем к Ксоузару Кейну, специально для нашего спектакля я заказал ему статуэтку. Новость, что мы едем не просто в Эвентайн, но еще и за работой великого скульптора, привела меня в восторг. - Как хорошо, что вы решили сами съездить за ней, иначе никакой экскурсии для меня не получилось бы. - А разве ты доверила бы работу Кейна почте? Разговор на несколько минут прервался, я снова выглянула в окно. Теперь над горами клубились облака, такие тяжелые, что некоторые оказывались под нами. "Хорошо бы на обратном пути они не заслонили от нас весь обзор", - подумала я и обернулась. Брайан внимательно, изучающе смотрел на меня - совсем как в первый день. - А что ты делаешь по вечерам? - спросил он вдруг. Я почувствовала, что краснею, но справиться с собой не смогла. - Да так... Читаю, в основном... - Да? А не гуляешь с Томми по городу? В его голосе не было ни иронии, ни осуждения, только констатация факта: он совершенно определенно знал про вчерашний вечер. Запираться не было смысла. - Да, мы встречались с ним вчера, - ответила я и посмотрела ему прямо в глаза. - Наверное, мы были не должны этого делать, но вряд ли это навредит пьесе. По-моему, даже наоборот. Аллегра и Джонатан любят друг друга, и чем чаще они будут встречаться, тем достовернее все выйдет на сцене. Коричневые глаза смотрели куда-то мне за плечо. - Так вчера встречались не вы с Томми, а Джонатан с Аллегрой? Хотела бы я знать, куда он клонит! Немного подумав, я осторожно ответила: - Да, иногда я немного чувствовала себя Аллегрой, потому что Томми был Джонатаном больше, чем наполовину, - я еще чуть помолчала и добавила: - Во всяком случае, ночевал он у себя. Глаза Брайана вдруг блеснули, и мне показалось, что сейчас последует вспышка гнева. Но вместо этого он улыбнулся: - Вот увидишь, мы еще сделаем из него настоящего актера. Через несколько минут мы прибыли в Эвентайн. Я с огромным удовольствием отстегнула себя от кресла и встала. Мне не терпелось поскорее увидеть этот Олимп, обитель богатых и знаменитых. Однако на первый взгляд ничем особенным Эвентайн не выделялся. Станция канатки находилась на площади, застроенной в основном магазинами, а от нее в разные стороны расходились улочки с коттеджами. Тоже по преимуществу ничем не примечательными. Но именно в них, как я слышала, и обитали самые выдающиеся творцы мира сего, составляющие большую часть населения Эвентайна. Брайан очень уверенно увлек меня в одну из улиц, мы прошли минут пять, свернули и остановились перед домом с удивительной скульптурой у входа. Ажурный вензель - две большие, в человеческий рост буквы "К" были с невероятным мастерством сплетены из стальных струн. И под порывами ветра скульптура звучала, наполняя пространство мелодичным перезвоном. Трудно сказать, каким я представляла себе Ксоузара Кейна - может быть, громадным и кряжистым, похожим на медведя, кузнецом, перепачканным сажей. Во всяком случае, худой сутулый человек, открывший нам, одновременно снимая маску для сварочных работ, нисколько моим представлениям не соответствовал. Его худоба казалась даже болезненной. Разве что глаза - они были именно такими, какими нарисовало их мое воображение, - излучавшими тепло и проникавшими прямо в души. Да еще руки: я протянула ладонь, и она утонула в его громадной сильной ладони. - Вы ведь Нуар Делакур, я не ошибаюсь? - Не ошибаетесь. - Еще бы! Между прочим, я ваш горячий поклонник. - Спасибо, хотя, боюсь, я этого не заслуживаю. Зато я действительно восхищаюсь вашими работами. Знаете, когда на выставке в Нью-Йорке я увидела "Сущее-1", я почувствовала просто какой-то религиозный экстаз. Он усмехнулся. - Можете быть уверены, что я не забуду нашей встречи до конца дней. Серьезно: у вас уникальный для женщины дар - адекватно воспринимать произведения искусства. - Он повернулся к Брайану. - Я так понимаю, что обратно ты хотел бы уехать уже в обществе двух прекрасных дам? Тот кивнул. - Подожди минуту. - И Кейн скрылся в недрах своей мастерской. Вскоре он вышел, неся в руках небольшую скульптуру, и бережно опустил ее на пол у наших ног. Впрочем, нет, слишком маленькой, как мне показалось сначала, она не была, скорее, просто менее массивной, чем большинство его работ. Размером же она идеально подходила для дорогого письменного стола в солидном офисе. - Вот. Я назвал ее "Фурия". Это то, что ты хотел? Сперва я решила, что это птица с распростертыми для полета крыльями. Но, приглядевшись, поняла, что с равным успехом скульптура может изображать и женщину в развевающемся на ветру одеянии. Она была прекрасна, и в то же время таила в себе какую-то угрозу. Может быть, дело было в ее "голосе" - подобно всем работам Кейна, она звучала. И, обдуваемая потоками воздуха, "Фурия" издавала низкий, чуть надтреснутый гул - не то плач, не то какое-то без конца повторяемое монотонное заклинание. Брайан осторожно провел пальцем по острой грани "Фурии". - Превосходно. Именно то, чего я и ожидал. Кейн завернул скульптуру, уложил в коробку и вручил Брайану. - Надеюсь, вы будете хорошо с ней обращаться. Он проводил нас к выходу и, уже стоя на пороге мастерской, окликнул меня: - Мисс Делакур! Я был бы счастлив снова видеть вас у себя. В качестве гостьи, и, честное слово, эта работа звучала бы нежно, как ангельское пение, может быть, натурщицы. Я сделал бы ваш скульптурный портрет. Приезжайте, прошу вас! - Обязательно, - пообещала я. Погода продолжала портиться. Низкие, набухшие скорым дождем облака уже скрыли солнце и пожирали теперь последние остатки голубизны. Ветер тоже усилился, и с каждым его порывом скульптура у входа в мастерскую Кейна посылала нам вслед прощальный жалобный перезвон. - Вот черт, - проворчал Брайан. - Боюсь, этим твоя экскурсия в Эвентайн и закончится. Погода явно не располагает к прогулкам. Придется возвращаться на станцию. Брайан, похоже, принадлежал к числу людей, болезненно реагирующих на перемену погоды. За ланчем в кафе "Галерея", где мы решили дождаться обратного поезда, он был молчалив и мрачен. Время от времени он рассеянно скользил глазами то на меня, то на аккуратно перевязанную коробку, но в основном сосредоточенно пялился куда-то в пространство. Когда мы вернулись в театр, он был все еще хмур. - Увы, ты не получила особого удовольствия от поездки, - он улыбнулся извиняющейся улыбкой. - Да нет, все было хорошо. Жаль только, что погода подкачала, но тут уж некого винить. Майлс и Томми обернулись нам навстречу. Они пили кофе в репетиционной, расположив чашки на крышке рояля. - А вот и мы, - провозгласил Брайан, сумев придать голосу нотки бодрости и даже игривости. - Спасибо, что составила мне компанию, Нуар! - и он вдруг чмокнул меня прямо в губы. - Так вы куда-то ездили вместе? - спросил Томми, со стуком опустил чашку и уставился на нас. - Да, в Эвентайн. Чтобы украсить твой, между прочим, офис вот этой штукой, - Брайан открыл коробку и вытащил "Фурию". - Пойдемте, я покажу, где она будет стоять. Вслед за Брайаном мы спустились под сцену. Декорации были уже смонтированы и готовы к установке - по крайней мере те, которые я смогла разглядеть, - в дальнюю часть помещения свет не проникал. Мы попали в комнату, напоминавшую рабочий кабинет, хотя без голографической проекции на стены выглядела она довольно голо и нелепо. Брайан подошел к внушительному письменному столу и водрузил на него скульптуру. - Так, это у нас офис Джонатана. Завтра декорации установят на места, и мы начнем работать в них, чтобы вы успели привыкнуть. К тем, разумеется, к каким положено. Я имею в виду, что тебе, Нуар, например, следует держаться подальше от дома Хакона. Майлс, Томми, как вы порепетировали? Томми нахмурился. - Почему ты поехала с ним в Эвентайн? - спросил он, пристально глядя на меня. Я недоуменно подняла брови: такого голоса у Томми я еще никогда не слышала. В нем звучала сдерживаемая холодная ярость. - Потому что Брайан меня об этом попросил. Хотя вообще-то тебя это не должно волновать. - Понятно, период траура у великого режиссера окончен. Брайан стоял, никак не реагируя на происходящее. Я вытаращила глаза: - Что ты несешь? Какого черта я должна давать тебе отчет? И, в конце концов, мы ездили в Эвентайн по делу. Томми шагнул мне навстречу, стиснув зубы. Я почувствовала, как сердце заколотилось у меня где-то в горле. Казалось, еще секунда - и он ударит меня. - Томми! - почти закричала я. - Томми Себастьян, немедленно прекрати! Тебе нет никакого дела до того, с кем и куда я езжу, я - Нуар Делакур. Ты не на сцене, Томми! Томми несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, хватая воздух. Потом мотнул головой, и плечи его безвольно поникли. - Боже мой, простите... Я сам не знаю, что со мной происходит. Он резко повернулся и выбежал из комнаты. - Похоже, ему нужна помощь, - пробормотал Майлс и вышел следом. Я оперлась руками о стол и вздохнула. - Возможно, хорошим актерам "веритэ" он когда-нибудь и станет. Но пока ему приходится худо. - Любой хороший актер должен через это пройти. - Брайан посмотрел на дверь, за которой скрылся Томми, и улыбнулся: - Но роль-то у него идет просто здорово! - Вы считаете? - недоверчиво переспросила я. - По-моему, Джонатан не должен себя так вести с Аллегрой. Он внимательно оглядел меня. - Да, поскольку она всегда принадлежала ему, была почти его собственностью. У него просто не было повода. А вот когда он узнает о ее восхищении Хаконом, послушает восторженные рассказы о песчаном саде и прочих инопланетных прелестях, тут-то все это и вылезет - в полном соответствии с планом Виганда. Присядь-ка, поговорим лучше об Аллегре. Я все время думал на обратном пути, и, кажется, нашел неувязку в ее характере. Придется внести небольшие изменения в биографию. Я растерянно развела руками: - Но ведь до премьеры осталось три дня. - Тебе этого вполне хватит, чтобы принять изменения. Дело в том, что у Аллегры просто нет никаких оснований опасаться поначалу Хакона и не доверять ему. С чего бы - ее ведь всегда и все любили, с колыбели по сей день. Ей никто не делал ничего плохого. Как же она может кому-то не доверять? Думаю, будет гораздо убедительней, если мы внесем какой-то негативный элемент в ее детские воспоминания. Я предлагаю вот что: допустим, отец Аллегры умер, когда ей было восемь лет. Мать, спасаясь от одиночества, выходит замуж за другого человека - ревнивого и агрессивного. И как-то вечером, заподозрив измену, он избивает ее. Она тут же уходит от него и вскоре находит другого: любящего и нежного, который становится Аллегре настоящим отцом. Ну, а дальше все по-старому. По спине у меня пробежали мурашки, и я вздрогнула. - Что случилось? - вскинул голову Брайан. Я обхватила себя руками за плечи, раскачиваясь на стуле. - Что-то очень похожее случилось в детстве со мной. Мне было десять, и мама была в разводе, а не вдовой, но это уже детали. Вы не знали об этом? Он заморгал. - Откуда? - Ну мало ли... Знали же вы откуда-то про мой страх высоты. - Это скорее случайно. И потом, ты же понимаешь, такого рода семейные истории - другое дело. О них вообще никто почти знать не может. - Он вздрогнул. - Да, боюсь, эти изменения могут быть довольно болезненными для тебя. Он знал, он абсолютно точно знал и теперь лгал мне, я чувствовала это с леденящей душу уверенностью. Зачем, зачем ему все это? - Может быть, мы лучше попробуем ввести в ее жизнь какую-нибудь другую неприятность? Он поскреб подбородок. - Хотелось бы, но вряд ли это возможно. Никакого другого пути я просто не вижу. Прости, мне очень жаль, но только так и можно добиться эффекта, к которому я стремлюсь. Причем это не потребует от тебя многого: ты прекрасно вошла в образ, и от повторных индивидуальных репетиций я тебя могу освободить. Просто придумай имя этому негодяю, зрительно представь сцену его конфликта с матерью и включи в память Аллегры. И все. Он убеждал меня так, как будто хотел заключить сделку. Я уже открыла рот, чтобы запротестовать, резко отвергнуть его предложения, но встретила немигающий взгляд коричневых глаз. Тяжелый, почти ощутимый физически. И, сама не вполне осознавая, что делаю, кивнула головой. - Вот и славно! - он потрепал меня по плечу. - Ладно, посмотрю, куда запропастились Томми и Майлс. Он вышел, а я в каком-то столбняке осталась сидеть в просторном кресле, глядя на стоявшую прямо передо мной "Фурию". Я пыталась разобраться в происходящем у меня внутри, но получалось плохо. Зато очень ясно стояло перед глазами лицо любовника моей матери - совершенно нечеловеческое, перекошенное от гнева. Я снова чувствовала, как горит на щеке след от его ладони - я пыталась оттащить его от матери, и он, не оглядываясь, хлестнул меня рукой. И снова его лицо - посеревшее, измазанное кровью, когда мама вывернулась из его рук, схватила настольную лампу и ударила его, по-птичьи вскрикнув... И еще я видела глаза Брайана в тот момент, когда он убеждал меня, что не знает всего этого... Но, может быть, он и в самом деле не знал? Просто случайно где-то слышал про мой страх высоты, а этот эпизод действительно придумал сам, специально для Аллегры, ни о чем не подозревая? Ведь потом он смотрел мне прямо в глаза. Я вздохнула и оглядела кабинет. Он как нельзя лучше подходил своему владельцу. Современного дизайна дорогие светильники, жесткие хромированные стулья - все поблескивающее, дорогое и абсолютно стерильное. Живой здесь была лишь скульптура на столе. Я протянула руку и потрогала ее пальцами. Даже этого движения было достаточно, чтобы "Фурия" начала звучать. Я отдернула руку, и звук усилился. Он действовал мне на нервы, в голосе скульптуры мне теперь слышалось бесконечное отчаяние. Выходя, я забыла прикрыть дверь, и это стон преследовал меня почти до самой репетиционной. Последние три дня пролетели в каком-то лихорадочном возбуждении. Костюмы были закончены, декорации установлены, голограммы наведены. Мы с Томми провели генеральную репетицию наших сцен в офисе Джонатана. А Майлс почти исчез, я видела его буквально два-три раза, да и то мельком. Однажды, правда, мы все же перекинулись парой слов, я спросила, готов ли его костюм, и он, подмигнув мне и рассмеявшись шелестящим смехом Хакона, ответил: - Да там и готовить было особенно нечего. У меня главное - грим. Надеюсь, он тебе понравится. По-моему, это - впечатляющее зрелище. Мы с Томми так основательно изучили его офис, что, кажется, могли найти там любой предмет даже в темноте. Я запомнила все, вплоть до порядка, в котором стояли несуществующие в реальности книги в голографическом стеллаже. Томми, похоже, отошел от своего не в меру глубокого погружения в роль. Во всяком случае, ничего подобного той вспышке после моего возвращения из Эвентайна больше не повторялось. Он оставался преданным и галантным Джонатаном на репетициях и почти прежним Томми в остальное время. Правда, небольшое влияние персонажа все-таки ощущалось в его поведении, но это было вполне естественно. Все мы волновались в ожидании премьеры. По сути, для театра-"веритэ" премьерным был каждый спектакль, но нам, актерам, выросшим на традиционной драме, все равно никак не удавалось избавиться от этого волнения перед самым первым спектаклем. К тому же мы не репетировали всю пьесу целиком и до конца, - этого "веритэ" тоже не допускает - и, значит, сами еще не знали, чем же все закончится. - Подумайте о Захе Виганда, - успокаивал нас Брайан уже в день премьеры. - Он будет в театре сегодня вечером и сжует не один десяток зубочисток, а может, еще и проглотит парочку. Уж он-то точно волнуется больше вашего: вдруг что-то неправильно рассчитал, и пьеса закончится совсем не так, как он ожидает. Ладно, отправляйтесь-ка по домам и расслабьтесь, - он обнял нас всех разом и подтолкнул к двери. - Вы должны вернуться самое позднее - в семь. В восемь - начало. Я взяла такси и вернулась в отель. Мне всегда удавалось справиться с этим предпремьерным волнением, обычно - с помощью какого-нибудь легкого чтива. Роман был приготовлен и на сей раз, но я не осилила даже страницы. Мои нервы гудели, как провода высокого напряжения. Я отбросила книгу, принялась расхаживать по комнате и только невероятным усилием воли заставила себя не грызть ногти. Наконец я схватила телефон и набрала номер Кэрола Гарднера. - Отлично, малышка! - расхохотался он, услышав мой голос, - ты позвонила на целых пятнадцать минут позже чем обычно. Я как раз успел смешать себе коктейль. Так что поднимаю бокал за твой успех. Я продолжала расхаживать по комнате, волоча за собой телефонный аппарат. - Если из-за этих пятнадцати минут ты решил, что сегодня я чувствую себя увереннее, то должна тебя огорчить. И если ты не убедишь меня, что меня не закидают тухлыми яйцами, я просто не поеду ни на какую премьеру. - Нуар, милая моя, ничего подобного в этом подлунном мире никогда не произойдет. Вспомни, что Брайан Элизар желал тебя и только тебя на эту роль. Ты будешь восхитительной Аллегрой Найтингейл, неужели ты не доверяешь чутью самого Элизара? Я остановилась, почувствовав внезапный холодок. - С чего ты взял, что он желал меня и только меня? - Ну, знаешь, агенту ведь ничего не стоит засунуть нос в дела других агентов. Я выяснил, что Ванда Кинг и Майя Чеплейн снаряжали к Брайану целые посольства. Но он, наведя справки, заявил, что ни о ком, кроме тебя, и слышать не желает. Это-то стремление Брайана и не давало мне покоя, хотя я и сама не знала, почему. - Какие справки? У кого он узнавал? - Не знаю, слышал только, что он беседовал о тебе с Шарлоттой Ди Метро. С Шарлоттой Ди Метро? Ч