Саймон Хоук. Железный трон --------------------------------------------------------------- Серия: Вернорожденный Наследник Жанр: Фэнтези --------------------------------------------------------------- Пролог Канун дня мертвых. Зимнее солнцестояние. Самая длинная ночь в году. То была ночь, располагающая к скорби. Эдан Досьер, лорд верховный камергер кенерийской империи Ануир, стоял у стрельчатого окна своего кабинета в Имперском Керне и смотрел через залив на мерцающие огни города. Дворец возвышался на скалистом острове посреди залива, образованного устьем реки Мэсил. Город Ануир тянулся вдоль обоих его берегов и сам как будто выплескивался в залив -- на десятки крохотных островках, связанных между собой сетью дамб и мостов. Этой ночью все окна города светились огнями свечей, которые будут гореть до рассвета. Похоже на тлеющие угли огромного бивачного костра, рассыпанные вдоль берегов залива и на склонах прибрежных гор. Умирающее пламя. Удачная, хотя и довольно сентиментальная метафора, подумал Эдан. Он вздохнул. Груз прожитых лет тяготил его. Он устал и очень хотел спать. Но не сегодня. Только мертвые спят в эту ночь. Каждый год в Канун Дня Мертвых жители Ануира запирали свои двери, возжигали свечи на алтарях и, соблюдая пост, бодрствовали до рассвета, ибо созвездие их бога уходило с небес. В эту холодную безотрадную ночь, когда Корона Славы опускалась за южный горизонт и звезда Хэлина скрывалась от взоров, Мир Теней подступал угрожающе близко. И в этот год, впервые с того времени, когда умерли старые боги, Железный трон пустовал. Империя рушится, подумал Эдан. Мечта умерла. И вот он скорбит о том, что было, и о том, что могло быть. Почему, спрашивал он себя, мы никогда не думает о грядущей старости? В юности мы ощущаем себя бессмертными. И смерть существует просто для того, чтобы бросать ей вызов. Но человеку дано лишь играть со Смертью. Полагаясь на ее настроение, конечно. Смерть -- игрок равнодушный. Иногда она дает метнуть кости всего один раз. А иногда -- много. И ей совершенно все равно, как выпадут ваши кости, потому что, независимо от хода игры, в конце концов за столиком останется только она. В эту ночь Эдан Досьер как никогда остро ощущал себя созданием смертным. Он множество раз видел, как умирали другие, не столько по его виде, сколько в битвах, от болезней, от кражи крови или от старости, и теперь чувствовал, как свеча собственной его жизни тает, подобно свечам на алтаре и письменном столе. Смерть стояла по другую сторону стола с выжидательной улыбкой. Не сегодня, подумал Эдан. И, вероятно, не завтра и не через месяц, возможно, даже, не в этом году. Но скоро. Старуха с косой терпелива, а Эдан устал от игры. В день осеннего равноденствия, объявленный в Ануирской Книге Дней днем Поминовения Усопших, ему исполнится шестьдесят девять лет. Ему повезло родиться именно в этот день, хотя до сих пор он по-настоящему не понимал этого. До сих пор он до конца не понимал многого из того, что пошло ему на благо. Если юные проматывают юность, подумал Эдан, тогда старые безрассудно растрачивают мудрость, ибо не могут более извлекать из нее пользу. Они могут лишь читать нравоучения объятым разочарованием юношам, которые в силу своей молодости никогда не внимают им. Микаэл был таким. Он появился на свет в пору летнего солнцестояния, в Ночь Огня, которая всегда знаменуется метеорным дождем. И ему тоже повезло с часом рождения. Метеор, подумал Эдан. Да, это Микаэл Роэль. Он ярко горел с самого начала ослепительным светом. Во всех отношениях Микаэл был таким, каким мечтал быть Эдан. Кроме происхождения. Нет, быть наследником престола Эдан никогда не хотел. Ему вполне хватало и того бремени ответственности, какое он нес в силу собственного своего происхождения. Он был старшим сыном в доме Досьеров, знаменосцев королевской семьи Роэлей, и его жизненный путь был предначертан с самого первого его вздоха. Ему суждено было стать лордом верховным камергером при очередном императоре Ануира, который еще не родился, когда Эдан появился на свет. Его императорское величество Адриан Роэль IV женился в преклонных летах и долгое время давал жизнь одним лишь дочерям. Он был уже на закате своих дней и чувствовал известную необходимость поспешить с рождением наследника. Императрица Рэза, которая была младше мужа на четыре десятка лет, почти всю свою супружескую жизнь проходила беременной. Наконец, подарив императору семь дочерей, молодая жена разрешилась от бремени сыном. Несомненно, к великому своему облегчению. Рождение наследника вызвало много радости и немало тревоги, поскольку вся империя, затаив дыхание следила за здоровьем младенца. Однако он давал мало поводов для беспокойства. С первым сердитым криком, который исторгли крохотные легкие ребенка, когда повивальная бабка шлепнула его по попке, Микаэл Роэль ворвался в этот мир с неукротимой энергией, все сметающей на своем пути. Эдан и сейчас помнил тот день с отчетливой ясностью. Еще одна странная особенность старости, подумал он. Воспоминания о давно минувшем легко всплывали в его уме, но по непонятно причине ему стоило великих трудов вспомнить о событиях, случившихся всего неделю назад. Но то был незабываемый день. В день, когда родился Микаэл, отец привел Эдана взглянуть на маленького принца, спящего на руках императрицы. -- Это твой господин, сын мой,-- сказал ему отец.-- Преклони колено и засвидетельствуй ему свое почтение. Тогда Эдану было всего шесть лет, но он уже знал о своем долге. Он понял, что крохотное сморщенное создание, тесно прильнувшее к груди матери, станет самым главным человеком в его жизни. Он склонил голову и опустился на одно колено перед императрицей, которая полулежала на широкой позолоченной кровати с балдахином, обложенная подушками. Эдан до сих пор помнил, как ослепительно прекрасна была она с рассыпавшимися по плечам длинными золотыми волосами. -- Как зовут моего господина, ваше величество? -- спросил он. Императрица улыбнулась и ответила: -- Микаэл. -- Микаэл,-- тихо прошептал Эдан сейчас, как прошептал тогда, повторяя имя. И, словно отвечая ему, легкий ветер неожиданно ворвался в открытое окно, и пламя свечей затрепетало. Почувствовав чье-то присутствие за спиной, Эдан отвернулся от окна. В слабом неверном свете свечей он увидел, как на середину комнаты выступила высокая стройная темная фигура. В сквозняке длинный, до пола, плащ с капюшоном взметнулся за спиной вошедшего и затем опустился -- на краткий миг почудилось, будто огромная птица складывает крылья. -- Я не помешал вам в вашем бдении, лорд Эдан? Этот голос нельзя было не узнать. Низкий, мелодичный и звучный, со знакомыми музыкальными нотками, свойственными древней эльфийской речи. -- Гильвейн! -- воскликнул Эдан.-- Клянусь Хэлином, наяву ли я вижу тебя или во сне? Эльфийский маг откинул капюшон своего темно-зеленого бархатного плаща, открывая красивое лишенное возраста лицо. Его густые черные волосы с серебристыми нитями в них обрамляли выразительные черты и спускались почти до пояса. У него был высокий лоб и тонкие изящно изогнутые брови. Точеный, безукоризненно прямой нос и высокие резко очерченные скулы, типичные для эльфов. Длинные волосы частично скрывали большие заостренные уши изысканного рисунка; у него был широкий рот с тонкими губами и сильные челюсти, резко сужавшиеся к маленькому безупречной формы подбородку. Однако более всего поражали глаза вошедшего - огромные, миндалевидные, голубые и настолько светлые, что они казались почти прозрачными, словно арктический лед. Они ярко выделялись на темном лице и завораживали. Эдан смотрел на гостя и снова чувствовал себя молодым. -- Мир снов не менее реален, чем явь, ответил Гильвейн.-- Но, насколько я понимаю, твой вопрос был риторическим. -- Ты не изменился,-- с улыбкой сказал Эдан.-- Как долго мы не виделись? Двадцать лет? Нет, клянусь Хэлином, скорее тридцать. Однако даже по прошествии стольких лет ты остался таким, каким я помню тебя -- я же... я поседел и состарился. Эдан повернулся и бросил взгляд в высокое, от пола до потолка, зеркало в золотой раме, установленное у стены. Оно отразило и стоящего за ним Гильвейна Ауреалиса, который остался таким, каким Эдан помнил его. В противоположность гостю Эдан изменился до неузнаваемости. Его короткие волосы -- он стал коротко стричь их на четвертом десятке лет, когда начал лысеть -- торчали седым ежиком серо-стального цвета. В густой окладистой бороде перемежались серые и белые пряди. Лицо было изборождено временем и боевыми шрамами. От тяжкого бремени ответственности под глазами Эдана появились темные мешки, а от многолетней привычки щуриться сквозь забрало на яркое солнце в уголках глаз образовались гусиные лапки. Взгляд его выражал усталость и уныние, каких еще несколько лет назад не было в помине. Некогда стройный и мускулистый, теперь он усох в талии и груди, и его старые раны ныли в вечно-влажном воздухе дворца на заливе. Отражение Гильвейна улыбнулось. -- Для меня ты никогда не будешь старым. Я всегда буду видеть тебя таким, каким ты явился мне при первой нашей встрече: застенчивым, неловким юнцом с самым сосредоточенным и серьезным выражением лица из всех, какие мне доводилось встречать у людей столь молодых. -- Твой взгляд эльфа куда острее моего,-- печально заметил Эдан.-- В своем отражении я часто искал черты того юноши, но больше не нахожу их.-- Он повернулся к магу.-- Не поздно ли мне просить у тебя прощения? Гильвейн вскинул голову и уставился на Эдана в легком недоумении. -- О каком прощении ты говоришь? -- Возможно ли, чтобы ты забыл? -- Должен признаться, забыл,-- ответил Гильвейн.-- Какой повод для обиды ты дал мне? -- Сильванна,-- сказал Эдан. -- Ах, это! -- Лицо Гильвейна мгновенно прояснилось.-- Я никогда не обижался. Я просто не одобрял. -- Меня,-- сказал Эдан. Гильвейн покачал головой. -- Нет, ситуацию. Не тебя. Эдан отвернулся, закусив губу, и задумчиво уставился в окно. -- Как она? -- Хорошо. -- Все так же прекрасна? -- Она почти не изменилась. Эдан немного помолчал. -- Она когда-нибудь вспоминает обо мне? -- Да, часто. -- Правда? -- Разве я когда-нибудь лгал тебе? Эдан повернулся. -- Нет, никогда. Ты всегда был настоящим другом. Но я думал, что в случае с Сильванной я переступил границы нашей дружбы. -- Истинная дружба не знает границ,-- ответил Гильвейн.-- Ты преступил единственно лишь границы разумного. Я пытался объяснить тебе это, но ты внимал голосу сердца, а не разума. Это был единственный известный мне случай, когда ты вел себя в точности как Микаэл. -- Если бы ты сказал это тогда, я посчитал бы твои слова величайшим комплиментом,-- сказал Эдан.-- Я так хотел походить на него. -- Скажи спасибо, что не походил. Эдан усмехнулся. -- Было время, когда подобное замечание привело бы меня в негодование. Но теперь я понимаю. Мы с Микаэлом были словно две стороны одной монеты -- отчеканенные по-разному, но призванные дополнять друг друга. Я чувствую, что отчасти утратил свою целостность с его... уходом.-- Он тряхнул головой.-- Но я никудышный хозяин. Можно предложить тебе выпить? -- Ануирского бренди? -- А как иначе? -- Он наполнил два кубка из стоявшего на письменном столе графина, затем протянул один из них Гильвейну.-- За что выпьем? -- Почему бы не за ушедших друзей? Эдан кивнул. -- За ушедших друзей,-- провозгласил он. Они выпили; и, согретые бренди, два старых друга бодрствовали до рассвета и вспоминали.  * КНИГА ПЕРВАЯ. ПОХИЩЕНИЕ *  Глава 1 -- Я буду Хэлином, Эдан -- моим братом Роэлем: а ты, Дервин, будешь Черным Принцем, Рейзеном,-- объявил Микаэл тоном, не терпящим возражений. Но одно возражение все-таки последовало. -- Не хочу Рейзеном! Почему мне нельзя быть Роэлем? - капризно прохныкал лорд Дервин. -- Потому что ты не из королевского дома,-- ответил Микаэл с высокомерным презрением. -- Ну и что, Эдан тоже,-- отпарировал Дервин, не убежденный доводом.-- К тому же мой отец -- эрцгерцог, а его -- всего лишь виконт. Так что по званию я выше. -- Зато Эдан -- мой знаменосец, а его отец -- лорд верховный камергер,-- сказал Микаэл.-- Поэтому независимо от звания, он ближе к королевскому дому. -- Но если мне нельзя быть Роэлем, тогда нельзя и Рейзеном,упорствовал Дервин.-- Рейзен был сводным братом Роэля, а значит тоже принадлежал королевскому дому. Микаэл ловко отвел это логичное возражение. -- Рейзен изменил королевскому дому, когда присягнул в верности Азраю, и поэтому лишился наследственных прав. Кроме того, я наследник императорского трона,-- добавил он, покраснев,-- и могу назначать кого угодно кем мне угодно! Желая предотвратить скандал в малом императорском дворце, Эдан взял на себя роль дипломата и вмешался в разговор. -- Почему бы вам не назначить Черным Принцем меня, ваше высочество? Я всегда играю Роэля, а так смог бы побыть кем-нибудь другим для разнообразия. Мне бы это понравилось. Микаэл не хотел сдаваться так сразу. Он взъерошил густые темные волосы и нахмурился, всем своим видом показывая, что обдумывает этот вопрос, но наконец смягчился. -- Ну хорошо, раз уж ты просишь, Эдан, можешь быть Рейзеном. Дервин будет моим братом Роэлем, а Кэлан -- Тредериком, знаменосцем. Он быстро раздал роли остальным мальчикам, и они приготовились к сражению. Для Эдана это было сущей пыткой. В свои восемнадцать лет, вооруженный деревянным мечом и щитом, он чувствовал себя совершенно по-дурацки среди детей шести-тринадцати лет. Но его долг был служить своему принцу, и если принц хотел играть в войну, значит была война. Они снова играли в сражение при горе Дейсмаар. Это была любимая игра Микаэла, и он возвращался к ней с упрямым постоянством, на какое способен лишь двенадцатилетний мальчик. Казалось, она никогда не надоедала ему. Как всегда Микаэл взял роль Хэлина, героя Ануира. Как это похоже на него, подумал Эдан. Это давало ему возможность красиво умереть и стать богом. Каждый ребенок в империи знал это предание наизусть. Дети благородных кровей узнавали его от своих наставников, а простолюдины -- от бардов, которые излагали легенду в форме эпической баллады под названием "Наследство королей". Баллада существовала в нескольких слегка отличных друг от друга версиях, но все они состояли из четырех основных частей и по сути рассказывали об одних и тех же событиях. Это была история основания империи, и, как большинство детей высшего сословия, Эдан узнал ее очень рано, когда ему было всего шесть лет. Она начиналась с эпохи "Шести племен", от которых пошли люди, ныне населяющие Керилию. Согласно преданию пять из шести племен пришли в эти земли в результате массового исхода из завоеванного южного континента Адурия. Анду, предки современных анурийцев, назывались по имени их бога Андуираса, благородного бога войны. Рьювены поклонялись Рейниру, божеству лесов и рек. Брехты почитали Бренно, богиню торговли и богатства, тогда как восы были последователями Воринна, князя луны, который покровительствовал магии. Последнее из пять адурийских племен, мезетийцы, служило Мазеле, богине морей. Эти морские торговцы, чьи быстрые суда под треугольными парусами некогда сновали у адурийских берегов, не сохранились как культурная общность в современной империи, хотя следы мазетийского влияния до сих пор можно найти в землях хинази. Шестым племенем были предки современных хинази, басарии, посвящавшие свои храмы Басайе, богине солнца. Эти темнокожие, внешне не похожие на других люди некогда покинули свою родину Дьяпар и пересекли бурное Море Драконов, чтобы поселиться в юго-восточных землях Керилии. Древние религиозные обряды басариев скрывали тайну их происхождения, но считалось, что они произошли от одного корня с мазетийцами, поскольку культура их имела много общего с мазетийской и, подобно адурийцам, они поклонялись старым богам, хотя каждое племя и выбирало себе любимое божество из пантеона. Адурийские племена бежали из своих исконных земель, раздираемых на части войной, чтобы не попасть в рабство соседнему народу, который поклонялся Азраю, князю тьмы. Бегство привело их в Керилию, куда они переправились по узкому перешейку, некогда существовавшему на месте современного пролива Эреля. До прихода Шести племен Керилия оставалась незаселенной людьми. Однако здесь обитали другие народы, считавшие эти земли своими владениями. Главными среди них были эльфы, называвшие себя сиделинами. Эльфы были народом древней и развитой культуры, но при этом могли обнаруживать ужасающую жестокость, которая развилась у них в ходе многовековой борьбы со зловещими человекообразными существами, делившими с ними земли. Они создали свое обособленное королевство на территориях, наводненных гоблинами, ноллами и ограми, и, говорят, в дни своей славы эльфийский двор превосходил силой и пышностью императорский двор Ануира. Из остальных двух народов, населявших Керилию, гномы держались наиболее обособленно. Сильные, молчаливые и выносливые, они создавали королевства вокруг кланов, глава каждого из которых присягал на верность королю гномов. Опытные рудокопы и отличные воины, они редко совершали вылазки из своих крепостей в горах и жили в мире с эльфами. Единственными их врагами были жестокие огры, жившие в глубоких огромных пещерах, изрезавших горы наподобие сот. Кроме того в Керилии обитало растущее племя половинчиков, хотя об их культуре и истории было известно меньше, чем о культуре и истории любого другого керилийского народа. В отличие от гномов, которые жили кланами и редко покидали свои владения, половинчики по природе своей были бродягами и умели приспосабливаться к обычаям и условиям любого края. Единственное постоянное поселение половинчиков в Керилии, Бурроуз, находилось в южной части Кулладарайта -- обширного непроходимого леса, в котором лежало изолированное от мира эльфийское королевство Куллаби. К крохотным половинчикам эльфы относились терпимо, хотя представители человеческого рода, достаточно безрассудные, чтобы отважиться проникнуть в эти темные леса, часто пропадали без вести. Когда юные рыцари приготовились к игре, Микаэл решил назначить нескольких самых младших детей половинчиками, вследствие чего у него вспыхнул спор с тринадцатилетним лордом Корвином, утверждавшим, что в то время, когда состоялось сражение при горе Дейсмаар, половинчиков в Керилии не было. Микаэл настаивал на противном, и неизменные приверженцы принца, постигшие искусство лести в самом раннем возрасте, незамедлительно приняли его сторону, независимо от того, согласились они с ним в глубине души или нет. Однако Корвин не желал уступать, утверждая, что это исторический факт, и поэтому Микаэл, убежденный в своей правоте, обратился к Эдану с просьбой разрешить спор. Когда Эдан подтвердил безусловную правоту лорда Корвина, Микаэл недовольно фыркнул, пожал плечами и назначил малолеток гномами вместо половинчиков. Эдану вспомнилось, что в сражении при горе Дейсмаар участвовало очень мало гномов, но поскольку больше никто из присутствовавших, похоже, этого не знал, он благоразумно решил промолчать. Когда он стал на сторону Корвина, Микаэл бросил на него мрачный взгляд, а взгляд этот Эдан знал слишком хорошо. Принц Микаэл не любил, чтобы ему противоречили,-- независимо от исторических фактов,-- но Эдан не собирался лгать ради его удовольствия. Дело в том, что половинчики появились в Керилии лишь около пятисот лет назад, то есть много веков спустя после сражения при горе Дейсмаар. Согласно легенде, они бежали с родины своих предков в таинственном Мире Теней, спасаясь от какого-то безымянного ужаса, который угрожал их существованию. Сами половинчики редко говорили об этом, но барды, пользуясь возможностью, заходили в своих причудливых домыслах так далеко, как только позволяло им воображение. Они рассказывали о Холодном Всаднике, который однажды появился в волшебном мире, мире духов, после чего тот постепенно превратился в Мир Теней -- холодный, серый и зловещий. А половинчики -- существа наполовину земного, наполовину волшебного мира -- бежали от Холодного Всадника и от мрака, который он принес с собой. Может, все это были лишь затейливые вымыслы бардов, и может, и правда. Наверняка это знали одни лишь половинчики. Говорили, что они единственные из всех земных существ могут по желанию перемещаться из одного мира в другой, хотя никто не знал точно, как они это делают. Считалось, что половинчики умеют ходить Тенью, создавая временные порталы между двумя мирами, позволяющие им проникать во владения тьмы и возвращаться в царство солнечного света в другом месте и времени. Однако несколько раз в течение года, по определенным дням, завеса между двумя мирами как будто раздвигалась. И в такие дни неосторожные представители рода людского могли случайно забрести в Мир Теней, а обитатели темного царства могли появиться в мире солнечного света. В нежном возрасте шести лет, впервые узнав о Мире Теней от старших товарищей, Эдан стал мучаться ночными кошмарами, вызванными страшными историями, которые рассказывались по вечерам у костра. Детское воображение рисовало ему самых ужасных и отвратительных существ, притаившихся под кроватью и в гардеробе, где, по твердому его убеждению, порталы в Мир Теней открывались каждую ночь. Он сворачивался под одеялом клубочком и смотрел, как пляшут по стенам жуткие тени в неверном свете оплывающей свечи на ночном столике, а когда после отчаянной борьбы со сном он наконец засыпал, ему снились наводящие ужас чудовища, которые выползали из-под кровати, чтобы утащить его в Мир Теней и полакомиться его плотью. Несколькими годами позже,-- достаточно повзрослев, чтобы понять, что в гардеробе, даже с наступлением тьмы, не появляется ничего более зловещего, чем одежда, а под кроватью можно найти единственно лишь комочки пыли,-- Эдан стал потчевать юного принца Микаэла страшными историями об ужасах, сокрытых в Мире Теней, упрямо надеясь отплатить мальчику за все унижения, которым тот подвергал его в дневные часы. Но к великой своей досаде он скоро понял, что то несносное высокомерие, которое Микаэл обнаруживал даже в пять лет, не покидало его и во снах -- ибо вместо того, чтобы устрашаться чудовищ, он просто хладнокровно и быстро расправлялся с ними. В пятнадцать Эдану казалось унизительным играть в "Гилли Сид" с девятилетним ребенком. Тогда это была любимая игра Микаэла. "Гилли Сид" или "Охота Эльфов", называлась вторая часть "Наследства Королей", в которой рассказывалось о том, как эльфийский двор отражал вторжение людских племен в свои владения и как эльфийские рыцари странствовали по дорогам, убивая каждого встречного человека. Это привело к многолетней войне, но мало-помалу эльфы отступали под натиском людей, бессильные перед их оружием -- а именно, священной магией. У эльфов тоже были маги, но они заклинали духов природы, населяющих леса и реки, поля и воздух. Они никогда не поклонялись богам и не могли понять этот новый, странный источник силы. В конце концов эльфы отступили в леса, и эльфийский двор утратил прежнее могущество. Теперь от огромной империи, которой они некогда правили, осталось лишь несколько обособленных эльфийских королевств, разбросанных в лесистых местностях Керилии, таких как Туаривель, Куллаби, Силлагорид, Кумб Бейн и Туараннун. В пору неослабной одержимости Микаэла "Гилли Сидом" Эдан время от времени изображал в ходе игры эльфийских воинов каждого из этих далеких королевств, умирая бессчетное множество раз -- всегда недостаточно театрально -- от заклинаний "священной магии". Иногда Микаэл для разнообразия выступал в роли эльфийского мага, но это было даже хуже. Он прятался за висящими в залах гобеленами и неожиданно напрыгивал на ничего не подозревающего Эдана, умерщвляя его эльфийскими заклинаниями. -- Була-була-ка-була! -- Что это было, ваше высочество? -- Була-була-ка-була! -- снова вопил Микаэл, вытягивая вперед руки с растопыренными пальцами.-- Это расплавляющее заклинание эльфов. Ты мертв! -- У эльфов нет расплавляющих заклинаний, ваше высочество. Во всяком случае, я в этом совершенно уверен. К тому же это совсем не похоже на эльфийский язык. -- Если я говорю, эльфийский, значит эльфийский! Давай плавься! -- Простите, ваше высочество, но как именно вы себе это представляете? Микаэл нетерпеливо топал ногой и выразительно закатывал глаза, словно даже самый последний тупица должен был знать, как расплавляются от заклинания. -- Ты должен схватиться за горло, издавая отвратительные булькающие звуки, и медленно опускаться на землю, превращаясь в лужу вонючей грязи! -- Хорошо, ваше высочество, как вам будет угодно. И Эдан хватался за горло и с самым отваратительным хрипом и бульканьем, на какие только был способен, опускался на колени и валился на пол, из всех сил стараясь походить на лужу вонючей грязи. Принц никогда не оставался вполне доволен его представлением. -- Эдан, это было ужасно! -- Простите, ваше высочество, я старался изо всех сил. Но я никогда не плавился раньше. Может быть, вы покажете, как это делается? После чего Микаэл показывал, как правильно плавиться, и наблюдавшему этот спектакль Эдану приходилось признать, что у Микаэла получается лучше. -- Теперь плавься снова и на этот раз правильно! Часть Эдану приходилось умирать по меньшей мере полдюжины раз, прежде чем принц оставался доволен. Однако в скором времени на смену бессмысленным звукосочетаниям и растопыренным пальца Микаэла пришла смертоносная сила деревянного меча и щита, и Эдан познал новые страдания, снова и снова терпя поражение от своего юного принца, выступающего в роли Хэлина, героя Андуира, в битве при горе Дейсмаар. Третьей частью "Наследства Королей" и источником непреходящих мучений Эдана была "Гибель Богов". В этой части рассказывалось о том, как Азрай, князь тьмы, последовал за Шестью племенами в Керилию, исполненный решимости покорить их и отвратить людей от их богов. Сначала Азрай привлек на свою сторону гоблинов и ноллов Восгаарда, местности на севере Керилии, и наделил их вождей магической силой. Затем хитростью и обманом он совратил племя восов, которые отреклись от бога луны и оставили путь магии, чтобы стать на путь меча и булавы. Потом Азрай попытался ввести в соблазн племена полулюдей, эльфов и гномов, искушая их через сны и предзнаменования. Стоические гномы не поддались на льстивые уговоры Азрая, но эльфы горели желанием мести с тех самых пор, как люди захватили эльфийские земли и вытеснили их в леса. Соблазненные обещанием Азрая уничтожить их врагов и вернуть им потерянные земли, эльфы снова приготовились к войне. Короли керилийских племен быстро осознали грозившую им опасность и, забыв обо всех разногласиях, объединили свои силы, чтобы выступить против общего врага. Но когда две армии сошлись в бою, на помощь Азраю пришли воины из Адурии. Поняв, что Азрай вот-вот одержит победу, старые боги появились перед своими последователями, которые оказались на перешейке между Керилией и Адурией, окруженные вражескими войсками. Каждый бог выбрал себе воина из числа своих последователей, чтобы направлять его в решающем сражении. Андуирас, бог ануиров, выбрал Хэлина, в котором все добродетели благородного рыцаря нашли наилучшее выражение. Вместе со своим младшим братом Роэлем и их знаменосцем Тредериком Досьером, предком Эдана, Хэлин повел племена в последнюю, отчаянную атаку на врага. Вдобавок к войскам человекообразных, вероломных восов и эльфийских королевств, против них выстроились войска южных земель -- все под предводительством Азрая и изменника принца Рейзена, сводного брата Хэлина и Роэля, который в угоду своему честолюбию предал свой народ и продался богу тьмы. Само собой разумеется, в этой игре Микаэл всегда был Хэлином, но никто никогда не хотел быть принцем Рейзеном. При назначении на эту роль среди юных аристократов императорского дворца неизбежно вспыхивали споры и, в зависимости от настроения, Микаэл либо улаживал разногласия силой исключительного королевского права, либо отходил в сторону и наблюдал, как товарищи по игре улаживают их сами. В таких случаях Эдану приходилось вмешиваться и разнимать ребят, в то время как Микаэл с нескрываемым удовольствием наблюдал за происходящим, радуясь каждому удару, который получал его будущий камергер, пока растаскивал в стороны двух жаждущих крови восьмилеток, вооруженных деревянными мечами. На этот раз, благодаря дипломатическим навыкам Эдана, дело кончилось миром, но все-таки Микаэл остался в мрачном расположении духа. Сначала он не смог назначить половинчиков и обнаружил недостаток знаний, который объяснялся его полным равнодушием к учебе. Теперь Эдан успешно оспорил его выбор Черного Принца, пусть при этом и постарался сгладить острые углы. Все же будущий камергер уже не раз видел эту упрямо выдвинутую челюсть Микаэла и точно знал, что она означает. Кому-то здорово достанется, когда начнется "сражение". Вряд ли это будет Дервин, который захныкал, когда его назначили Рейзеном, потому что теперь он выступал на стороне Микаэла в качестве принца Роэля. Однако Корвину досталась роль гоблина, а значит, он становился наиболее вероятной жертвой, несмотря на то, что был на год старше и почти вдвое крупнее Микаэла. Эдан обреченно вздохнул. Ему придется держаться поближе к Корвину, чтобы успеть вмешаться, если дело примет нежелательный оборот. Как Черный Принц, он с полным основанием может вызвать на поединок Хэлина, а следовательно принять на себя главный удар. Это обернется для него новыми синяками, потому что Микаэл всегда наносил удары в полную силу и, хотя ему было всего двенадцать, его деревянный меч мог все же оставить здоровенный рубец на теле, тем более что Эдан не носил никаких доспехов, кроме легкого шлема. Как старший и куда более рослый, он должен был все время сдерживать руку, что в доспехах было гораздо трудней делать. Тем временем юные противники Эдана, защищенные доспехами, будут молотить его изо всех сил, и он снова весь покроется синяками. Но это все-таки лучше, чем давать Корвину удобную возможность использовать Микаэла в качестве звонкого гонга. Эдан даже думать не хотел об осложнениях, которые могли возникнуть в этом случае. "Клянусь всеми богами,-- подумал он,-- я ненавижу эту игру!" Как только распределение ролей закончилось, две "армии" разошлись, чтобы встретиться в боевом порядке. Главнокомандующие каждой стороны выстраивали свои войска и производили им смотр. Удовлетворенные увиденным, они становились перед своими солдатами и обращались к ним с речью, призывая их мужественно идти на смерть за великое дело. Микаэл стоял перед своим войском и его страстный высокий голос разносился над полем боя. Как принц Рейзен, Эдан вынужден был делать то же самое, чувствуя себя полным дураком. В шестнадцать лет Эдан попытался было поговорить с отцом, упирая на то, сколь глупо человеку его возраста играть с детьми вдвое младше него. Однако это не помогло. -- Сын, ты должен научиться исполнять свой долг перед господином! -- сказал его отец, лорд Тиеран. -- Но он еще не император, отец! -- возразил Эдан.-- Он просто ребенок, и к тому же испорченный! -- Придержи язык, мальчик! Не тебе так говорить о принце! -- Простите, отец,-- Эдан разочарованно вздохнул.-- Я не хотел сказать ничего обидного, но почему я должен постоянно терпеть насмешки и шутки всех моих друзей? Почему я должен быть его нянькой? Это просто несправедливо! -- А кто сказал тебе, что жизнь справедлива, мальчик? - сурово ответил отец.-- Когда дело касается долга, никакой речи о справедливости не идет. В один прекрасный день ты сменишь меня в должности лорда верховного камергера, и когда это время наступит, тебе понадобятся все навыки, которые сейчас ты только начинаешь приобретать. Через несколько лет ты поймешь и поблагодаришь меня. Ни в качестве товарища по играм, ни в качестве няньки ты не нужен принцу Микаэлу, но он нужен тебе... для обучения". Теперь, два года спустя, Эдан понял, что именно имел в виду отец, но от этого бремя обязанностей не показалось ему легче. Его друзья больше не насмехались над ним, разве что иногда мягко, добродушно подтрунивали, поскольку теперь они тоже больше знали о долге -- и о том, как трудно порой бывает ладить с принцем. Император был стар и болен, и не мог бы принять участие в воспитании Микаэла, даже если бы и хотел, а императрица была излишне снисходительна к своему единственному сыну. Даже старшие сестры Микаэла избегали брата, в каковом удовольствии Эдану было отказано. Он обозревал свои выстроенные в ряд "войска", воины в маленьких металлических шлемах и доспехах нетерпеливо топтались на месте в напряженном ожидании атаки и походили на игрушечных солдатиков. Он прохаживался взад-вперед вдоль строя, на ходу сочиняя речь принца Рейзена, и все глаза неотрывно следили за ним. -- Итак, воины...-- произес Эдан, с трудом подавляя смех.Для нас настало время воспользоваться случаем и уничтожить врага раз и навсегда! Юные рыцари приветствовали слова своего предводителя стуком деревянных мечей о деревянные щиты. "Гоблины" зарычали, "ноллы" завыли по-волчьи, "эльфы" откликнулись подвывающим хором, а "восы" угрожающе заворчали и приняли соответствующий вид. -- Вот он стоит! -- воскликнул Эдан, указывая деревянным мечом.-- Мой брат Хэлин! -- В его устал слово "брат" прозвучало как ругательство.-- Любимец богов! Герой! Какое поразительное высокомерие! Слова его звучали с убийственным сарказмом, и вдруг Эдан с удивлением осознал, насколько приятно ему произносить их. Он никогда прежде не изображал Рейзена, и неожиданно ему пришло в голову, что эта роль позволяет ему говорить о принце Хэлине такие вещи, какие он никогда не осмелился сказать о Микаэле. -- Посмотрите, как важно он выступает перед своими войсками, напыщенный, словно глупый павлин! Великий и благородный Хэлин! Всю жизнь мне приходилось терпеть его непогрешимую уверенность в своей правоте, его высокомерное превосходство, его противный визгливый голосок...-- Эдан осекся, поняв, что слегка хватил через край.-- Итак, час расплаты пришел! Сегодня вы, ноллы, и вы, гоблины, нанесете сокрушительный удар во славу своего народа! "Гуманоиды" ответили ему слитным рычанием и воем. -- Вы, эльфы, сегодня узнаете сладкий вкус мести! "Эльфы" вскинули мечи и испустили боевой клич. -- Вы, восы, сегодня докажете раз и навсегда, какое племя достойно править над другими! "Восы" ударили мечами по щитам и затопали ногами. -- Сегодня мы зальем это поле кровью наших врагов! -- Эдан глянул через плечо и увидел, что Микаэл все еще расхаживает перед своим беспокойным войском и, бурно жестикулируя, продолжает длинную речь. Что ж, подумал Эдан, какой смысл "врагу" ждать, пока он закончит. Он вскинул свой меч. -- За Азрая и славу! Вперед! Юные рыцари испустили боевой клич и с поднятыми мечами устремились на противника. Прервавшись на полуслове, Микаэл обернулся с удивленным лицом и увидел армию "врага", лавиной катящуюся на него. Без колебаний он поднял свой деревянный меч и отдал команду идти в наступление. Две армии столкнулись на склоне горы Дейсмаар, и то было величайшее сражение из всех, какие когда-либо видел мир. Они бились от рассвета до заката, и воздух звенел от ударов стали о сталь -- словно тысячи звонких молотов стучали по наковальням. Одного этого грохота было достаточно, чтобы почти полностью оглушить воинов, находившихся в гуще сражения, но к нему добавлялись крики людей и человекообразных: гоблины визжали, ноллы рычали, словно адовы псы, эльфы испускали свои потусторонние боевые кличи с подвыванием, люди кричали, кони ржали, раненые всех племен и народов взывали о помощи и стонали -- и все поле боя застилали клубы удушливой пыли, поднятой бесчисленными тысячами ног. Неожиданно Эдан столкнулся лицом к лицу с леди Ариэль, не знающей страха двенадцатилетней девочкой с торчащими из-под шлема светлыми косичками. С горящими глазами она занесла над головой меч и бросилась на него, визжа со всей неистовой яростью берсеркера, одержимого жаждой крови. О, боги, подумал Эдан, только не Ариэль. Он отступил под боевым натиском, принимая на деревянный щит град ударов. Исполненная мрачной решимости доказать, что она ни в чем не уступает мальчишкам, Ариэль орудовала мечом ничуть не хуже любого из них, и у Эдана еще не прошли синяки, оставшиеся после последней их встречи на поле боя. В схватке с мальчиком он всегда мог осторожно хлопнуть противника сбоку по шлему, чтобы немного усмирить его или "убить", если тот слишком увлекался, что случалось почти всегда -- но в схватке с маленькой Ариэль Эдан мог лишь отражать удары щитом, так как боялся, что даже легкий удар причинит девочке боль, несмотря на доспехи. А просто шлепать ее мечом плашмя он не мог, потому что Ариэль не признавала игры в поддавки. Только удар, сбивший ее с ног, мог заставить девочку признать, что она "умерла". Другие мальчики не испытывали подобных сомнений и колотили Ариэль так, что Эдан внутренне содрогался, но он был гораздо больше и сильнее нее и не хотел делать ей больно. Она как будто понимала это и, когда начиналась игра в войну, всегда отыскивала его на поле боя, словно осуществляя личную месть. Он изо всех сил старался защититься от этой тщедушной амазонки. Эдан окинул взглядом поле сражения, отыскивая в этой свалке Микаэла и Корвина. Во время наступления Корвин бежал прямо за ним, но теперь потерялся из виду. Сейчас Эдан мог только кидать быстрые взгляды по сторонам, но не находил его среди двух дюжин бьющихся воинов и, хуже того, он нигде не видел и Микаэла. -- На! -- Ариэль нанесла ему чувствительный удар по бедру. Эдан почувствовал острую боль и понял, что здоровенный синяк ему обеспечен. -- Падай! -- закричала девочка.-- Падай на одно колено! Ты ранен! -- Нет, это был скользящий удар, просто царапина.-- На этой стадии сражения Эдан не мог позволить калечить себя; он еще должен был отыскать Микаэла и Корвина и удостовериться, что они не снесли друг другу головы. -- Лжец! Говорю тебе, ты ранен! -- закричала Ариэль, обрушивая на него град ударов и яростно повторяя, как заклинание: - Ранен... ранен... ранен... ранен! Эдан попятился, споткнулся и упал. Ариэль немедленно воспользовалась своим преимуществом и набросилась на него, пока он пытался подняться на ноги, но успел встать только на одно колено. -- Убит... убит... убит... убит! Она сошла с ума, подумал Эдан, втягивая голову в плечи и защищаясь щитом от сыплющихся на него ударов. И тут самым непостижимым образом Ариэль выбила щит из его руки; тот отлетел в сторону, и ошеломленный Эдан проводил его взглядом, не веря своим глазам. Бац! -- Ха! Убит! -- торжествующе выкрикнула Ариэль. Удар пришелся прямо по металлическому шлему, и все поплыло у Эдана перед глазами. Звон металла, подобный пению гонга, эхом отдался в его голове. Падая, он увидел стремительно наплывающую на него землю, и потом все окутала тьма. Ближе к закату победа Азрая стала казаться несомненной, но когда солнце скрылось за горизонтом и на поле битвы спустилась ночь, эльфы неожиданно перешли на сторону Хэлина и события приняли другой оборот. Никто точно не знал, что заставило эльфов переметнуться в лагерь противника. Согласно некоторым версиям этой истории, с наступлением тьмы эльфы увидели подлинную сущность Азрая и поняли, что их одурачили. По другой версии эльфийским полководцам стало известно, что после поражения людей, когда войско эльфов будет ослаблено, Азрай намерен предать их и позволить ноллам и гоблинам уничтожить последнюю силу, которая может угрожать его безраздельной власти. Но каковы бы ни были истинные причины случившегося, армия Хэлина находилась не в том положении, чтобы отказываться от помощи. Эльфы и люди, которые на протяжении многих лет делали все возможное для того, чтобы уничтожить друг друга, теперь выступили плечом к плечу против общего, более опасного врага. Едва взошла луна, избранным богами воинам под предводительством Хэлина и Роэля удалось прорвать линию обороны противника в самом слабом ее месте. Хэлин повел свои войска в наступление вверх по склонам горы Дейсмаар, ближе к вершине которой стоял сам князь тьмы в окружении своих полководцев и жрецов. Рядом с ним стоял изменник Рейзен, и по приказу Азрая Черный Принц повел свои войска вниз, навстречу нападающим. Братья встретились на середине склона, исполненные решимости уничтожить друг друга, а тем временем Азрай со своими жрецами отступил выше к вершине горы. И именно тогда, в решающий момент боя, сами боги в человеческом облике явились принять участие в сражении, призвав на помощь все свои силы, чтобы уничтожить князя тьмы и его жрецов. Никогда прежде бог не бился с богом. Земля сотряслась на поле брани внизу, и склоны Дейсмаара задрожали. Ослепительная молния расколола небо, и в грохоте грома потонули все прочие звуки. Земля вздыбилась под ногами, люди и животные с криком попадали наземь. Все взоры устремились к вершине горы, где небеса вспыхнули ослепительным светом, никогда доселе не виденным. То была Гибель Богов; все продолжалось лишь несколько мгновений, но те, кто остался в живых после катаклизма, не забыли это зрелище до конца жизни. Свет становился все ярче и ярче, покуда верхняя часть горы, где сошлись в схватке боги, не скрылась с глаз полностью. Затем невероятной мощи оглушительный взрыв сотряс небеса, стирая с лица земли гору Дейсмаар и все остальное на мили вокруг. Ударная волна, силой равная сотне ураганов, сравняла с землей гору, и никто не удержался на ногах. Земля с треском раскололась и поглотила целые полки, извергнув из расселин клубы дыма и языки пламени. Из сотен тысяч воинов, которые бились с рассвета до заката на залитом кровью поле брани, в живых остались лишь единицы, и, вспоминая впоследствии случившееся, они считали свое спасение чудом. Последняя часть "Наследства Королей" называлась "Рождение новых богов и монстров" и повествовала о том, что произошло после гибели старых богов, отдавших свои жизни, чтоб истребить зло, воплощенное Азраем. Страшный взрыв, который в мгновение ока стер с лица земли гору Дейсмаар, оставив на ее месте лишь дымящуюся воронку, высвободил космическую сущность богов. Те, кто находились ближе к месту жертвенного сожжения, в полной мере почувствовали страшную мощь обжигающего потока божественной сущности, исходящей из эпицентра взрыва в виде испепеляющего ветра. Избранника богов, которые смело бросились в наступление вслед за Хэлином вверх по горным склонам, испытали полную силу яростного ветра божественной сущности. Их тела распались на атомы в единый миг, и в тот же миг души их восстали, чтобы обернуться новыми богами. Хэлин стал тем, кем некогда был Андуирас -- благородным богом войны. Друид Эрик заменил Рейнира, покровителя лесов. Серами заступил место Бренны, богини удачи, а Аваналэ досталась мантия Басайи, богини солнца. Несири заместил Мазелу, покровительницу морей, а преемником князя луны Воса стал Роурнил, новый бог магии. Но темная сущность Азрая тоже высвободилась и населила души двух его жестоких избранников из племени восов, воинов Криеши и Белиника, которые стали Ледяной Леди и Принцем Ужаса. Таковы были новые боги, сотворенные из старых, и со временем населяющие Керилию люди научатся поклоняться им, возводить храмы во славу им и передавать историю о рождении новых богов из поколения в поколение. Но эти дни еще не наступили, когда немногие уцелевшие в тот страшный час поднялись на ноги и с великим удивлением осознали, что они не только еще живы, но что с ними произошли такие перемены, которые навсегда сделают их отличными от простых смертных. Высвобожденная катаклизмом божественная сущность достигла их уже в сильно рассеянном виде, но оставшейся энергии все же хватило, чтобы наделить их способностями, какими раньше не обладал ни один представитель человеческого рода. Впоследствии эти чудесные способности они передадут своим потомкам, которых станут называть "чистокровными", то есть унаследовавшими вместе с кровью сверхъестественную силу, дарованную тем, кто остался в живых после битвы, в которой сами боги отдали свои жизни. Среди немногих прочих в живых остались Роэль и Тредерик, находившиеся не столь близко, как Хэлин, к эпицентру сотрясшего землю взрыва. Они бросились в погоню за Рейзеном, который бежал, когда в сражение вступили боги; и, хотя ему удалось скрыться, он тоже изменился. Когда дым и пламя вырвались из глубоких расселин на поле боя, земля застонала и содрогнулась. Перешеек между двумя континентами начал медленно опускаться. Даже тогда оставшиеся в живых продолжали сражаться. Приспешники Азрая пытались с боем пробить себе дорогу к спасению, прежде чем перешеек уйдет под воду, а Роэль с остатками своих войск преградил им путь к бегству. Обе стороны понесли большие потери, но скоро воины поняли, что им следует подумать о себе самих, если они не хотят утонуть в волнах, грозивших вот-вот накрыть их с головой. В пылу битвы они не заметили появившегося у них странного нового чувства и только позже обнаружили, что унаследовали способности тех, кого убили в заключительном бою. Они обнаружили, что божественную сущность нельзя уничтожить, но можно как бы перекачать из носителей, умертвив их. Эта ужасная практика вскоре получила название "кража крови". В скором времени кража крови стала привычным делом для тех приспешников Азрая, которым удалось бежать; они сознавали свою малочисленность, а следовательно уязвимость и поэтому пользовались любым случаем убить чистокровного, чтобы обеспечить себе выживание и умножить свои сверхъестественные способности. И по мере того, как с каждым убитым человеком росла их сила, у них на основе божественной сущности развилась способность видоизменяться. В своем ненасытном стремлении к большему могуществу они превратились в монстров, гнусные пародии на некогда человеческий облик; и эльфы, которые первыми столкнулись с этими безобразными новыми существами, дали им новое название -- онсхеглины, то есть "кровь Тьмы". Предатель принц Рейзен превратился в самого могущественного их онсхеглинов, в наводящее ужас уродливое существо, получившее имя Горгон. Среди других ему подобных были Призрак, Кракен, Змей, Злодей, Гидра и Фурия. Остальные еще не приобрели окончательную форму; когда же превращение завершилось и силы их возросли через постоянную кражу крови, они получили возможность создавать себе подобных, и таким образом в Керилии появилось новое племя -- племя чудовищ, имевших лишь отдаленное сходство с людьми, которыми некогда они были. Однако на это ушло много лет. Когда же будущие онсхеглины бежали с поля последнего боя при горе Дейсмаар, те немногие, кто сражался с воплощенным в Азрае злом и остался в живых, возвратились в свои королевства, чтобы вернуть к жизни и восстановить все разрушенное войной. Хэлин стал новым богом анурийцев, а его брат Роэль стал их королем и основал династию, получившую его имя. Со временем с помощью завоевательных походов и мирных переговоров он объединил разрозненные королевства людей под свою власть -- так образовалась империя Ануир. Спустя многие годы потомки Роэля стали называться императорами Роэлями; они правили своими владениями, восседая на Железном Троне в Имперском Керне, который находился в столице империи Ануир, построенной на берегу широкого залива в проливе Эреля, в десяти лигах от скопления островов, оставшихся на том месте, где разрушилась и ушла под воду гора Дейсмаар. Эдан пришел в себя и потряс гудящей головой. Вокруг него сплошь лежали тела "убитых", которые вытягивали шеи или приподнимались с земли, чтобы получше увидеть, как очередной преемник Железного Трона сражается с полководцем гоблинов. О, нет, подумал Эдан, садясь и потирая больную голову. Микаэл и Корвин бились не на шутку, колотя друг друга с мрачной решимостью. Оставшиеся в живых "воины" стояли вокруг них широким полукругом, ожидая исхода поединка. Большинство из них подбадривало будущего императора, но малочисленные смельчаки криками поддерживали Корвина. Тренированный глаз Эдана заметил, что старший мальчик немного удерживал руку, стараясь не зашибить младшего, но Микаэл вкладывал в удары всю свою силу и, хотя уступал противнику ростом, заставлял Корвина немало попотеть. Эдан попытался встать на ноги, но у него закружилась голова, и он со стоном опустился обратно на землю. Внезапно Корвин выбил из рук Микаэла щит, поднял свой меч и, предвкушая победу, шагнул вперед, чтобы убить врага. Держа деревянный меч обеими руками, Микаэл отразил удар и со всей страшной силой пнул Корвина в пах. Если бы не доспехи, Корвин запросто мог бы петь сопрано всю оставшуюся жизнь. Но и так он охнул, согнулся от удара пополам и, выронив щит, схватился за место, служащее источником болезненных ощущений -- в то время как Микаэл, вместо того, чтобы нанести смертельный удар сопернику, отступил назад и разразился смехом. Это было грубой ошибкой. Корвин с трудом разогнулся, глаза его горели; с яростным воплем он обрушил на Микаэла град ударов, словно решил действительно убить его. Эдан вскочил на ноги и бросился к мальчикам, но не успел он покрыть и половину расстояния, как выбитый меч вылетел из рук Микаэла и Корвин изо всей силы ударил противника по шлему. Микаэл дернулся и застыл на месте, а потом рухнул, как подрубленное дерево. Микаэл неподвижно лежал на земле, жуткая тишина воцарилась но поле боя. Подбежавший Эдан упал рядом с ним на колени. "Микаэл, Микаэл!" -- повторял он тревожно, от волнения забыв обратиться к нему по титулу. Микаэл не отвечал. Эдан осторожно снял с него шлем. Он вздохнул с облегчением, убедившись, что крови нет, однако это еще не значило, что принц не пострадал серьезно. Эдан легко похлопал Микаэла по щекам, но безрезультатно. -- Микаэл! Корвин стоял над ним с расширенными от ужаса глазами, постепенно осознавая, что же он наделал. Боль от пинка Микаэла по жизненно важным органам, о которой свидетельствовала его нелепая поза, полностью отступила перед мыслью о том, что он наделал. -- Я... я не хотел! -- пролепетал он еле слышно. Губы его продолжали шевелиться, но из них не вырывалось ни звука. Эдану было не до Корвина. Он не отрывал взгляда от Микаэла и продолжал легко похлопывать его по щекам. -- Микаэл! Ну давай же, Микаэл... Никакого ответа. -- Мой бог! -- произнес Эдан, возводя глаза к небу.-- Хэлин, помоги мне! Микаэл тихо застонал. Веки его дрогнули, затрепетали и поднялись. Взгляд мальчика был бессмысленным. Он застонал громче. -- Микаэл! Микаэл! -- позвал Эдан.-- Сколько пальцев я поднял? Он поднял два. Микаэл попытался сосредоточить взгляд. -- Четыре? -- Лежи спокойно,-- сказал Эдан.-- Возможно, у тебя сотрясение мозга.-- Он бросил взгляд на Корвина.-- Молись, чтобы это не оказалось чем-нибудь похуже. У Корвина затряслись губы. Он стал белей полотна. Эдан осторожно поднял Микаэла с земли и понес его к замку. За ним гурьбой молча последовали юные герои сражения при горе Дейсмаар со своими деревянными мечами и щитами. Война окончилась. Глава 2 Сихарроу стоял на скале над Мир-Руан, Морем Бурь, приблизительно в двухстах милях от столицы Ануира. Зубчатые башни замка возвышались над пересеченной равниной, простирающейся на многие мили вокруг, навесные бойницы обеспечивали хороший обзор окружающей местности, а толстые массивные стены служили прекрасной защитой от нападения. Расположенный на крутом утесе, отвесной стеной уходящем в море, Сихарроу был поистине неприступной крепостью, в которой малочисленный гарнизон мог легко выдержать осаду целой армии. Однако в распоряжении эрцгерцога Эрвина Боруинского имелось войско отнюдь не малочисленное, что служило одной из причин, почему он был эрцгерцогом и одним из влиятельнейших лиц империи. Он был владельцем Сихарроу, и до него в течение многих веков замком владели его предки. Под замком, на прибрежной каменистой равнине лежал город Сиседж -- столица и морской порт девяти провинций, находившихся под управлением эрцгерцога. Это был небольшой город, но он гордился своими закаленными обитателями. Лишь Северная Марка была менее укреплена, чем открытая ветрам западная прибрежная область, которая простиралась от вод залива Тэль до пролива Эреля и тянулась на восток до Туманных гор. Зимой яростные шторма обрушивались на побережье, и сильные восточные ветра завывали в бойницах замка. Любой приезжий, прибывший в Сиседж в это время года, недоумевал, как можно жить на этом пустынном, открытом штормовым ветрам участке побережья. Однако летом климатические условия здесь были куда более умеренными, и в конце весны императорский двор Ануира в полном составе направлялся к эрцгерцогу Боруинскому, в летнюю резиденцию императора в Сихарроу. В это время года свежие северные бризы, дувшие с Моря Бурь, давали долгожданное облегчение от жарких, влажных ветров, которые летом приносили в Ануир от берегов Адурии проливные дожди. Но император ежегодно приезжал в Сихарроу не только из-за дождливого сезона в начале лета. В силу своего географического положения эрцгерцогство Боруин имело важное стратегическое значение. К северо-восточным границам его примыкал Эльфинвуд -- густой хвойный лес, занимавший большую часть области, известной под названием Северная Марка; а также враждебное королевство гоблинов Туразор и никому не подчиняющаяся горная местность под названием Пять Пиков, где обитали гоблины, разбойники, ноллы и всякого рода отщепенцы. К северу от Пяти Пиков и к востоку от Туразора лежало эльфийское королевство Туаривель; там правил принц Филерэн, чей прадед был эдинственным эльфийским полководцем, сохранившим верность Азраю в битве при горе Дейсмаар. Роуб Человекоубийца остался с Азраем вовсе не из любви к князю тьмы, но из-за лютой ненависти к людям. После сражения он превратился в онсхеглина и вместе с шайкой своих приверженцев захватил небольшую часть Эльфинвуда у северо-восточных границ Боруина; там он по-прежнему упорно продолжал "Гилли Сид", отчего и заслужил прозвища Человекоубийца и Властелин Леса, которые самым вызывающим образом принял в качестве имен. Похоже, принц Туаривеля не разделял убеждение своего деда, что хороший человек -- лишь мертвый человек, но трудно было сказать определенно, во что он верил. Его мать, королева Ибекорис, до сих пор стояла во главе Туаривеля, но фактически бразды правления находились в руках Филерэна. Хотя принц вел торговлю с людьми, он сохранил добрые отношения со своим прадедом, Человекоубийцей, приверженцы которого находили радушный прием при его дворе. Хотя принц открыто осудил "Гилли Сид", в его королевстве по-прежнему время от времени начинались волнения, и купцы из человеческих племен, торговавшие с Туаривелем, действовали на свой страх и риск. Поскольку протяженность боруинской границы с вражескими территориями составляла больше половины общей ее протяженности, эрцгерцогство считалось передовым постом империи, и император прилагал все усилия к тому, чтобы лорд Эрвин ни на миг не забывал о той важной роли, какую он играет в политической жизни страны. Поэтому летняя резиденция в Сихарроу служила не просто местом отдыха для ануирской знати. Здесь решались вопросы государственной важности и заключались политические союзы. Эрвин Боруинский прекрасно понимал всю значительность своего положения в империи и относился к нему очень серьезно. Каждый год перед прибытием императорского двора он набирал в городе дополнительный штат прислуги в дополнение к дворцовым пажам, чьи почетные и вожделенные обязанности выполняли дети Сиседжа. Замок скребли и чистили снизу доверху, каковое мероприятие занимало всю весну, а кухонные кладовые заново заполнялись дичью из окрестных лесов и продуктами с близлежащих ферм. Вельможи и сановники из всех соседних провинций стекались в Сиседж, удваивая численность городского населения и переполняя гостиницы. Для замка Сихарроу и города Сиседжа это было нелегкое время, и эрцгерцог Эрвин делал все возможное для того, чтобы все прошло без сучка, без задоринки. Поэтому он впал в крайнее волнение, когда ему доложили, что к замку в сопровождении воинов, уцелевших в разыгранной битве при горе Дейсмаар, поднимается Эдан Досьер с раненным наследником престола на руках. Ужас эрцгерцога был столь велик, что можно было подумать, что его собственный сын получил серьезное ранение. Его крики подняли на ноги и привели в движение весь замок. Он послал за врачами и громким голосом отдал приказ увеличить вдвое охрану у ворот и на крепостных стенах. Он приказал нагреть воды на случай, если нужно будет промыть раны принца, и заставил слуг беспорядочно носиться по замку в самых разных направлениях. На самом деле эрцгерцог немножко переигрывал, исключительно для видимости, так как при этом известии внутренне задрожал от возбуждения. Принц Микаэл был единственным наследником императора Адриана, и если бы с ним что-нибудь случилось, преемником Железного Трона стал бы сам Эрвин, происходивший из рода Роэлей. По крайней мере, он так считал. Однако на Эдана суматоха в замке не произвела никакого впечатления, потому что он почти потерял голову от страха за юного принца, за которого нес ответственность. Он был встречен в дверях самим эрцгерцогом и доложил о случившемся, после чего последний отпустил его с довольно зловещим "Я поговорю с тобой позже". Затем лорд Эрвин самолично принял Микаэла из рук Эдана и понес его наверх. Будь Эдан несколькими годами старше и немножко искушеннее в интригах императорского двора, он бы хорошенько подумал, прежде чем отдавать Микаэла в руки человека, который больше всех выиграл бы, случись с принцем что-нибудь; но к счастью отец Эдана, зараженный всеобщей тревогой, все время находился при Микаэле и не спускал с него глаз. Отец не сказал ему ни слова, и от этого Эдан почувствовал себя еще более несчастным; он не сомневался, что то было презрительное молчание. Однако, он ошибался. Лорд верховный камергер прекрасно знал, что Эрвину стоит только протянуть свою сильную руку, чтобы стать следующим преемником трона. Не то чтобы лорд Тиеран подозревал эрцгерцога в измене. Просто он трезво принимал во внимание человеческие слабости и потому хотел удостовериться, что лорд Эрвин не впадет в недостойное искушение. При таких обстоятельствах лорду Тиерану было не до собственного сына. К счастью для всех -- кроме, вероятно, лорда Эрвина -- Микаэл отделался всего лишь легким сотрясение мозга и огромным синяком на лбу. Врачи пустили ему кровь и уложили в постель на пару дней. Тем временем разочарованный эрцгерцог сорвал свою досаду сначала на Корвине, которого приказал заточить в темницу, а потом на Эдане, которого тоже с удовольствием бросил бы в темницу, если бы не нежелание ссориться с лордом верховным камергером, приближенным к старому императору больше любого другого придворного. Поэтому лорду Эрвину пришлось удовольствоваться тем, что он безжалостно накричал на Эдана и, сорвав под конец голос, отправил того чистить конюшни. Именно там несколькими часами позже леди Ариэль нашла Эдана, который сгребал лопатой навоз и проклинал свою жизнь. -- Эдан? Он поднял глаза. Девочка стояла перед ним, ничуть не похожая на ту визжащую вооруженную фурию, которая сегодня утром нанесла Эдану удар, лишивший его чувств. Она переоделась в простое темно-зеленое бархатное платье, спускавшееся до изящных черных туфелек. Голова ее была непокрыта, и длинные светлые косички лежали на груди. Она казалась скорей совершенно обычной маленькой леди, чем задиристой девчонкой-сорванцом, какой была в действительности. Морщась, Эдан сгребал лопатой навоз с грязного пола и сваливал его в деревянную тачку. -- В чем дело, Ариэль? -- Эдан, я просто...-- Она замялась.-- Я просто хочу сказать, что мне очень жаль. Он только хмыкнул и вернулся к работе. -- Ладно, забудем. -- Я знаю, это моя вина,-- сказала она тоненьким голоском.Я имею в виду поступок Корвина. Если бы я не вывела тебя из строя, ты, вероятно, сумел бы остановить его. -- Во всем виноват я один,-- ответил Эдан.-- Поделом мне, если я позволяю слабой девчонке сбивать себя с ног. Мне следовало быть повнимательнее. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы ты рассказывала об этом кому-нибудь. -- А я подумала, что если расскажу все твоему отцу, он поймет, что во всем виновата я и не будет ругать тебя. Эдан так и застыл, согнувшись над лопатой. Он поднял на нее ошеломленный взгляд: -- Ты сказала ему? Ариэль кивнула. -- Я не хотела, чтобы у тебя были неприятности. Поэтому пошла к нему и сказала, что во всем нужно винить лишь меня и что я готова принять любое положенное мне наказание, и что тебя нельзя ругать за то, что ты не помешал кому-то что-то сделать, если ты лежал без сознания на земле, когда все это случилось. Эдан закрыл глаза и внутренне застонал. -- Замечательно. Ариэль не поняла его горькой иронии. Она улыбнулась и сказала: -- Я подумала, ты будешь доволен. А твой отец все сразу понял. Он сказал, что я смелая девочка, раз пришла и рассказала всю правду. И сказал, что я могу не бояться наказания, так как принц серьезно не пострадал. Еще он поговорил с лордом Эрвином, и Корвина выпустили из темницы. Вот видишь, все закончилось благополучно. -- Просто великолепно,-- покорно сказал Эдан. -- Надеюсь только, ты не слишком сердишься на меня за тот удар,-- сказала Ариэль. -- Нет, Ариэль, я не сержусь. -- Я не хотела сделать тебе больно. -- Мне не было больно, Ариэль. Все в порядке. -- Потому что я никогда не хочу делать тебе больно, Эдан. Боюсь, я немножко перегнула палку. Иногда я сама не понимаю, что на меня находит. -- Пожалуйста, давай забудем об этом. -- Значит, ты на меня не сердишься? -- Нет, я на тебя не сержусь! -- не выдержав, закричал он. Она вздрогнула и отступила на шаг. -- Ты сердишься. Он набрал в легкие побольше воздуху и медленно заговорил: -- Я не сержусь, Ариэль. Честное слова. Я просто больше не хочу говорить об этом, понятно? У меня еще осталось много работы, и, если ты не возражаешь, я хотел бы вернуться к ней. -- Я только хотела извиниться. В тихом отчаянии Эдан закрыл глаза. Он сосчитал до десяти, а потом сказал: -- Отлично. Ты извинилась. С этим делом покончено раз и навсегда. И мы больше не будем говорить об этом. Договорились? Девочка просияла. -- Договорились. Ну что ж, тогда можешь возвращаться к своей работе. -- Спасибо. Она повернулась и пошла было прочь, но потом остановилась. -- Да, еще твой отец сказал, что хочет видеть тебя сразу, как только ты освободишься. -- Конечно,-- сказал Эдан с кислой гримасой.-- Спасибо, что передала сообщение. -- Всегда к вашим услугам.-- Ариэль сделала ему быстрый книксен, повернулась и легкой походкой вышла из конюшни. Эдан застонал, оперся на лопату и уныло поник головой. Одна из лошадей заржала. -- О, заткнись! -- сказал он. @***= Двухдневного отдыха для Микаэла было более чем достаточно, чтобы встать на ноги. На второй день он уже жаловался, что не хочет лежать в постели, из чего можно было заключить, что он столь же крепкоголов, сколь и упрям. Но тут для разнообразия в дело вмешалась императрица и приказала Эдану следить за тем, чтобы принц сохранял полный покой, даже если для этого его придется привязать к кровати. Эдан с радостью воспользовался возможностью выполнить этот приказ буквально, и как только Микаэл попытался выйти из повиновения, привязал его к столбикам кровати. Это вызвало приступ царственного гнева поистине эпических масштабов, но спустя несколько часов Эдану удалось вырвать у Микаэла обещание не совершать никаких поползновений встать с постели, если он его отвяжет, и, хотя принц горько сетовал на свою участь, заключительный период выздоровления прошел без дальнейших осложнений. Эдан отдал Микаэлу должное, когда тот, узнав, что Корвин попал из-за него в тюрьму, пусть всего на пару часов, страшно огорчился и немедленно послал за старшим товарищем. Корвин явился бледный как смерть. Когда лорд Эрвин приказал бросить его в темницу, бедняга решил, что никогда больше не увидит света дня. Однако он не получил никаких объяснений, когда всего через два часа (которые, впрочем, показались ему вечностью) его выпустили на волю. А потому, когда тюремщик пришел за ним в камеру, Корвин нимало не усомнился в том, что сейчас его поведут на плаху. Эдан находился в покоях Микаэла, когда Корвин вошел и упал на колени, умоляя о прощении. Микаэл немедленно велел ему подняться и подойти, после чего сказал старшему товарищу, что по справедливости это он должен просить прощения у него. -- Я сам напросился на это,-- сказал Микаэл.-- И получил по заслугам. И это был хороший удар, тогда как я повел себя крайне недостойно. Мне действительно жаль, Корвин, что ты оказался в тюрьме из-за меня. Даю слово, я постараюсь загладить свою вину. Ты простишь меня? Корвин так разволновался, что не находил слов. -- Корвин, пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня, иначе Эдан будет злиться на меня до бесконечности. -- Но... ваше высочество, не мое дело... -- Корвин, если я говорю, что твое дело прощать меня, значит это твое дело -- поэтому прости меня и давай покончим с этим, ладно? Корвин принял извинения Микаэла, а потом Микаэл принял его извинения, заметив, что это был первый случай, когда Хэлин проиграл сражение при горе Дейсмаар, причем полководцу гоблинов. -- В следующий раз мы поквитаемся,-- предостерег он. Корвин заметно испугался. -- В следующий раз? -- Конечно,-- сказал Микаэл.-- В конце концов, теперь мне нужно свести счеты с гоблинами. Корвин нервно сглотнул. -- Может, ваше высочество, в следующий раз я буду иметь честь сражаться на стороне анурийцев? -- Нет-нет, я хочу, чтобы ты выступал на стороне Азрая,сказал Микаэл.-- Все остальные всегда немножко поддаются в поединках со мной, потому что я принц. А ты не поддаешься. Именно это мне и надо. Я никогда не научусь хорошо драться, если все будут поддаваться и позволять мне побеждать. В следующий раз, Корвин, заставь меня попотеть как следует. -- Как вам будет угодно, ваше высочество,-- сказал Корвин с низким поклоном, хотя эта затея явно не вызвала у него восторга. Мысль о следующем сражении просто приводила его в ужас. -- И еще одно,-- сказал Микаэл,-- мне надоело, что все постоянно обращаются ко мне так. Ваше высочество то, ваше высочество это... Никто никогда не называет меня по имени, кроме родителей и сестер, а с ними я почти и не разговариваю. Какой смысл иметь имя, если никто никогда не произносит его? -- Обращаться к наследнику престола по имени не подобает, ваше высочество,-- сказал Эдан, решив воздержаться от замечания, что сестры Микаэла редко разговаривают с ним, потому что они ужасно избалованы и ненавидят брата, а большинство родителей в любом случае может найти куда более важные занятия, чем тратить время на разговоры с детьми. Кроме того император плохо себя чувствовал и мало с кем общался в последнее время, предоставив вести государственные дела верховному камергеру, а императрица была слишком занята дочерьми, пытаясь выдать их замуж, что представлялось непростой задачей, если учесть их высокое положение и еще более высокое самомнение, не говоря уж о том, что их было семеро. -- Мне все равно. Мне это надоело,-- упорствовал принц.Неужели они не могут на худой конец называть меня "господин Микаэл" и как-нибудь в этом роде? -- Хм-м. Поскольку это вопрос дворцового этикета, я должен посоветоваться с отцом,-- сказал Эдан.-- Раз уж вам так хочется, возможно, он позволит обращаться к вам по имени в неофициальной обстановке, но только самым близким вашим друзьям из числа придворных. -- Он позволит? -- возмутился Микаэл.-- Почему это он должен решать? Я наследник престола, а он всего лишь королевский камергер. -- Совершенно верно,-- согласился Эдан.-- Но такие вопросы не решаются произвольно. Речь идет о создании прецедента, отступлении от дворцового этикета и так далее; все это требует тщательно рассмотрения. Это непростое дело. -- Хорошо, пусть он займется им как можно скорее,-- сказал Микаэл.-- Меня зовут не "ваше высочество", а Микаэл Роэль, и я хочу, чтобы ко мне обращались по имени. -- Я поговорю с отцом при первой же возможности, ваше высо... э-э, господин Микаэл,-- пообещал Эдан. -- Когда я стану императором,-- раздраженно заявил Микаэл,я буду принимать такие решения сам, не советуясь со всякими там придворными. Это глупо. Предположим, мы с тобой на поле боя, и враг подскакивает ко мне сзади. Пока ты прокричишь "Ваше высочество, поберегитесь!", я буду уже убит. -- В таких обстоятельствах, мой господин,-- сказал Эдан, подавляя улыбку,-- для краткости я непременно назову вас по имени. -- Отлично,-- сказал Микаэл.-- Страшно не хотелось бы умереть из-за дворцового этикета. Когда вечером того же дня Эдан пересказал этот разговор отцу, лорд Тиеран отвечал весело. -- Не вижу причин, почему бы в неофициальной обстановке близким друзьям принца не называть его "господин Микаэл" или "господин". Хотя, конечно, называть его только по имени в высшей степени неуместно. Разве что в сражении, в описанной ситуации,-- добавил он с улыбкой.-- Излишне и говорить, что, став императором, он, конечно же, будет волен принимать подобные решения сам, ни с кем не советуясь.-- Тут лорд Тиеран посерьезнел.-- И, боюсь, его желание может исполниться раньше, чем он думает. Эдан нахмурился. -- Что-нибудь случилось с императором? Отец кивнул. -- Здоровье его быстро угасает. Всем известно, что император неважно себя чувствовал последнее время, что он стар и легко устает, но я изо всех сил старался скрыть, до какой степени немощным и хилым стал он. Не знаю, насколько мне удалось утаить истинное положение вещей, но я серьезно беспокоюсь, что он не дотянет до осени. И если император умрет до возвращения в Имперский Крен, все мы окажемся в довольно опасном положении. -- Почему? -- Эрцгерцог Боруинский -- человек честолюбивый,-- ответил лорд Тиеран.-- И человек могущественный. Принц Микаэл слишком юн, чтобы править самостоятельно. Ему понадобится регент. По правилам место регента должна была бы занять императрица, которую направлял бы я в качестве верховного камергера, но она сама еще слишком молода, и герцог Боруинский легко может заявить, что империи требуется более сильная и опытная рука. Пока императорский двор остается в Сихарроу, для него будет проще простого использовать свое влияние и провозгласить себя регентом. А в этом случае ему останется один лишь шаг до самого Железного Трона. -- Но... принц Микаэл -- наследник,-- сказал Эдан.-- Конечно же, лорд Эрвин не может вынашивать планы его смещения. Это было бы государственной изменой. -- Тебе еще многому надо научиться, сын мой,-- сказал лорд Тиеран, покачав головой.-- Став регентом, герцог Боруинский может жениться на императрице, и, хочет она этого или нет, ей будет очень трудно отказать ему, пока она находится в его власти здесь, в Сихарроу. А если он женится на императрице и с принцем Микаэлом произойдет какой-нибудь несчастный случай, лорд Эрвин станет следующим императором Ануира. -- А я всегда думал, что лорд Эрвин предан императору! - воскликнул Эдан. -- Так оно и есть,-- ответил отец. -- Но... тогда как может он замышлять измену? -- непонимающе спросил Эдан. -- Просто лорд Эрвин не сочтет это изменой,-- терпеливо объяснил отец.-- Он сочтет это достойным и совершенно разумным шагом, предпринятым в целях безопасности империи. Эдан озадаченно уставился на отца. Увидев, что сын не понял его, лорд Тиеран развил свою мысль. -- Эрвин Боруинский человек не дурной,-- сказал он,-- но поистине честолюбивый. Во многих случаях с дурным человеком легче иметь дело, ибо ты всегда знаешь, чего от него ожидать. Дурной человек знает свою природу и понимает ее. Поэтому он не видит нужды оправдывать свои поступки. Напротив, честолюбец куда более изворотлив и непредсказуем. Он зачастую обманывает самого себя, равно как и других. Герцог Боруинский не дурной человек,-- продолжал лорд Тиеран,-- но он легко может убедить себя, что при императоре-ребенке империя находится в опасности и что сама императрица слишком молода и неопытна для того, чтобы управлять страной в качестве регента. По крайней мере, здесь он не ошибется. Конечно, она могла бы управлять под моим началом, но лорд Эрвин, безусловно, посчитает свое водительство более разумным. И возможно даже, он будет прав -- кто знает? Конечно, он способен управлять империей. В любом случае он скажет себе, что, овдовев, императрица оказалась легкой добычей для неразборчивых в средствах поклонников, стремящихся к власти, а потому только женившись на ней, он сможет защитить ее и охранить империю от алчных честолюбцев. А поскольку он происходит из рода Роэлей,-- продолжал лорд Тиеран,-- кто лучше него сможет управлять империей и позаботиться о вдове императора? Императрица -- женщина красивая, поэтому, полагаю, лорду Эрвину будет нетрудно убедить себя, что он ее любит. Он -- сильный и привлекательный мужчина и, возможно, сумеет даже убедить в своей любви и ее. В конце концов, единственным мужчиной в ее жизни был император, а мужчина его возраста и здоровья не в силах по-настоящему воспламенить сердце молодой женщины. Но независимо от того, по доброй воле или по принуждению императрица уступит, лорд Эрвин убедит себя, что действовал из самых благих побуждений. Вот почему честолюбивые люди опасны, сын мой. Я всегда предпочту иметь дело с дурным человеком. Он, по крайней мере, честен перед самим собой. -- Но какое оправдание лорд Эрвин сможет найти себе, если сделает что-нибудь с Микаэлом? -- спросил Эдан. -- Ну, возможно, ему и не придется ничего делать,-- ответил лорд Тиеран.-- Честолюбивые люди зачастую действуют окольными путями и склонны окружать себя прислужниками, которые умеют выполнять их желания, даже и не прямо высказанные. Может быть, в один прекрасный день лорд Эрвин решит отправиться на охоту с несколькими своими рыцарями и вечером, у костра захочет поделиться с ними своими тревогами о судьбе империи. Возможно, между делом он упомянет о том, как трудно управлять страной, когда на троне сидит своенравный ребенок, чьи способности недоказаны и чей нрав не может внушать доверия подданным. Он может устало вздохнуть и вслух поразмышлять о том, насколько проще все было бы, если бы ему не приходилось постоянно волноваться из-за принца Микаэла... -- И рыцари воспримут эти слова, как приказ об убийстве,тихо произнес Эдан, постепенно начиная понимать. Лорд Тиеран пожал плечами. -- Конечно, никакого прямого приказа не последует, но люди эрцгерцога все равно поймут, что он имеет в виду. И когда принц Микаэл вдруг погибнет, никто не впадет в большее неистовство, чем лорд Эрвин, который поклянется отомстить цареубийцам, кто бы они ни были. Он объявит траур по всей империи и сам будет искренне скорбеть; а затем ради блага империи неохотно позволит уговорить себя взойти на трон. Эдан ошеломленно потряс головой. -- Как ты можешь хотя бы просто думать о таких вещах? -- Потому что думать о них -- мой долг,-- ответил отец.-- Я не утверждаю, что лорд Эрвин сделает это, просто он может это сделать. Такая возможность существует, и мой долг -- а однажды это станет и твоим долгом -- предвидеть подобные возможности и решать, насколько они вероятны. А в случае с лордом Эрвином такой ход событий представляется мне очень вероятным. -- Значит, нам надо покинуть замок как можно скорее и вернуться в Ануир? -- Чем мы можем объяснить неожиданный отъезд? -- спросил отец. -- Моими туманными подозрениями, основанными на личное неприязни к нашему хозяину? До сих пор он не дал нам никаких поводов для недоверия. Сейчас только середина лета, и весь императорский двор находится здесь -- так что мы не можем сделать вид, будто какие-то неотложные государственные дела вдруг потребовали нашего присутствия в Ануире. Более того, мы не можем просто собрать вещи и улизнуть из замка ночью. Во-первых, этому воспрепятствует стража лорда Эрвина, а во-вторых мы не можем рискнуть пуститься в дорогу без охраны. Даже если мы оставим здесь экипажи и большинство людей, на подготовку к путешествию уйдет самое малое день-два, и в настоящее время император не в состоянии перенести дорогу. -- Значит, по крайней мере, мы должны позаботиться о безопасности принца,-- сказал Эдан.-- В сопровождении нескольких людей я мог бы доставить его в Ануир, и потом мы... -- Нет, об этом не может быть и речи,-- лорд Тиеран покачал головой.-- Смелость твоя похвальна, как и твоя предприимчивость, но это был бы слишком большой риск. Для небольшой группы людей такое путешествие опасно само по себе, а как только обнаружится исчезновение принца, лорд Эрвин пошлет в погоню отряд рыцарей, который, несомненно, возглавит сам, ссылаясь на свое беспокойство о безопасности наследника. Предположим, он настигнет тебя на безлюдно дороге, где не будет никаких посторонних свидетелей происходящего. Для него будет проще простого вернуться в замок и объявить, что на отряд принца напали неизвестные разбойники и перерезали всех до последнего человека... и мальчика. -- Но что же нам тогда делать? -- огорченно спросил Эдан. Лорд Тиеран вздохнул. -- В настоящее время мы ничего не можем поделать. Конечно, сложившаяся ситуация может ввести лорда Эрвина в великое искушение, но мы не знаем наверняка, что он ему поддастся. В конце концов, все это лишь мои предположения. Возможно, лорд Эрвин приятно удивит нас и покажет себя более достойным человеком, чем я о нем думаю. -- А если нет? -- спросил Эдан. -- Тогда ему все равно придется соблюсти внешние приличия. Он не может захватить трон открыто. Так легко вызвать войну. Ему придется дожидаться удобного случая и действовать очень осторожно. Это обстоятельство, по крайней мере, играет нам на руку. И мы должны молиться о выздоровлении императора... или на самый худой случай, чтобы он протянул до конца лета. Едва ли лорд Эрвин осмелится действовать, пока император жив. -- Прежде всего, глупо было приезжать сюда,-- сказал Эдан.Если лорду Эрвину нельзя доверять, почему мы оказали ему честь, используя Сихарроу в качестве летней резиденции? Почему сами отдались ему в руки? -- Потому что нуждаемся в нем для защиты Западных Прибрежных провинций от вторжения врагов из Северной Марки,-- ответил отец.-- Политические союзы порой заключаются из соображений очень сложных и очень тонких. Правителю часто приходится вступать в союз с человеком, ему не приятным и не внушающим доверия. Личные чувства куда менее важны, чем возможность держать такого человека в узде. Помнишь, как ты впервые сел на коня? Эдан моргнул, удивленный внезапной переменой разговора. -- Да. Конь меня сбросил, и я упал так, что едва жив остался. -- И ты боялся снова сесть в седло,-- сказал отец.Помнишь, что я сказал тебе тогда? -- Что конь сбросил меня, потому что почувствовал мой страх,ответил Эдан.-- И что если я поборю страх и сразу же не сяду в седло снова, я никогда уже не научусь ездить верхом, так как всегда буду бояться, и конь всегда будет чувствовать это. -- Совершенно верно,-- сказал лорд Тиеран.-- В некоторых отношениях люди очень похожи на конец. Если поводья держит сильная рука, они могут вставать на дыбы, но команды послушаются. Но если они почувствуют страх наездника... Эдан кивнул. -- Кажется, я понял.-- Он глубоко вздохнул и печально произнес: -- Мне еще столькому надо научиться. Лорд Тиеран улыбнулся. -- Умен тот, кто понимает, что ему еще многому надо научиться. Лишь одни глупцы считают, что знают все. Позаботься о принце, сын мой. Проследи, чтобы он не оставался один. В конце концов, мои тревоги могут оказаться беспочвенными -- и я молюсь, чтобы так оно и случилось,-- но запомни: глупо вводить в соблазн честолюбивого человека. @***= Той ночью Эдану не спалось, поэтому он поднялся на башню в западном крыле замка, где разместился императорский двор. Эта башня -- одна из четырех угловых -- находилась в задней части замка и с нее открывался вид на море. Караул на ней не выставили, поэтому Эдан мог насладиться тишиной и покоем, располагающими к раздумьям. Ничто не отвлекало его, кроме плеска волн о скалы далеко внизу. В данный момент он не беспокоился за Микаэла. У дверей его спальни стояли два караульных из Королевской Стражи. Часовые охраняли также покои императора и императрицы, и находились в одном коридоре в пределах видимости друг друга. Это было в порядке вещей и поэтому никак не открывало лорду Эрвину подозрения лорда Тиерана. Но эрцгерцог не знал, что лорд Тиеран дополнительно поставил еще по два стражника в самих комнатах Микаэла и императора. Замки часто строились с потайными ходами и, хотя лорд Тиеран не знал, есть ли таковые в Сихарроу, он не хотел рисковать. С башни открывался вид не только на море и окрестные равнины, но и почти на весь замок. Покои лорда Эрвина находились в восточном крыле, и Эдан спрашивал себя, интересно, спит он сейчас или бодрствует, обдумывая план действий. Лорд Эрвин был далеко не глуп; он знал о болезни императора. Адриан был стар, а в его возрасте даже легкий недуг запросто мог оказаться смертельным. В случае его смерти императором может стать Микаэл, а он еще не был готов к этому. Как Эдан не был готов занять пост верховного камергера. Однако восшествие Микаэла на Железный Трон вовсе не означало, что Эдан немедленно должен заступить на место отца. Лорд Тиеран мог исполнять свои обязанности до тех пор, пока не убедится, что сын готов сменить его. Но сегодня ночью Эдан чувствовал себя совершенно не готовым к этому. Ему никогда даже в голову не приходило, что лорд Эрвин может вынашивать честолюбивые замыслы взойти на престол, и после разговора с отцом он удрученно осознал полную свою непригодность для должности камергера. Слова отца об умении предвидеть разные возможности заставили Эдана глубоко задуматься о своей роли "няньки" Микаэла, как он всегда мысленно называл себя. Когда-то, несколькими годами раньше, он считал эти обязанности оскорбительными, но потом понял, они призваны помочь ему научиться терпению и установить с юным принцем близкие отношения -- чтобы Микаэл мог всецело доверять своему камергеру, когда наступит время ему взойти на престол, а Эдан в свою очередь мог читать мысли своего господина. Однако теперь Эдан понял, что это еще далеко не все. Сам того не понимая, он учился еще и предвидеть разные возможности. Роль, которую он играл в постоянных представлениях битвы при Горе Дейсмаар, по существу не отличалась от той роли, которую его отец играл в политической жизни императорского двора. Эдан достаточно хорошо знал Микаэла, чтобы с большой долей вероятности предсказывать его поведение в той или иной ситуации, и когда юный лорд Корвин уязвил самолюбие принца, он предусмотрел (и оказался прав) возможность того, что Микаэл сорвет свою злость на Корвине во время игры. Он также предположил, что старший мальчик может причинить принцу вред, если ситуация выйдет из-под контроля. И это его предположение тоже оправдалось, хотя он не сумел предугадать, что Ариэль лишит его возможности вмешаться вовремя. Детские игры. Да, это были детские игры, и Эдана всегда раздражала и смущала вынужденная необходимость играть в них в его возрасте. Но теперь впервые он понял, почему отец настаивал на этом. В этих играх он учился предусматривать возможные ситуации, учитывать индивидуальные особенности участников, предугадывать их поведение в том или ином случае и вести себя соответственно. Однако теперь ему нужно было научиться применять эти навыки на куда более высоком уровне. Впервые Эдан начал осознавать, насколько трудны были обязанности его отца. Вдали над морем собирались темные тучи. Он увидел вспышку молнии и мгновение спустя услышал отдаленный грохот грома. Поднялся ветер. Надвигалась гроза. И не только в прямом смысле, мрачно подумал Эдан. -- Похоже, не мне одной не спится,-- раздался у него за спиной молодой женский голос. Эдан обернулся и увидел принцессу Лэру. Девятнадцатилетняя принцесса была старшей дочерью императора и следующей весной первой из сестер должна была выйти замуж. По иронии судьбы ни за кого иного, как за лорда Эрвина, который был вдвое старше нее. Однако, если опасения лорда Тиерана подтвердятся, подумал Эдан, возможно, Лэра уступит своего жениха собственной матери. Что и говорить, непостижимы пути государственной политики. -- Добрый вечер, ваше высочество,-- Эдан поклонился. -- Ты хочешь сказать, доброй ночи. Уже почти полночь. -- Я только что поднялся подышать свежим воздухом и немного подумать,-- сказал Эдан.-- Однако, не буду мешать вам. -- Брось. Это я тебе помешала,-- ответила она.-- Останься, Эдан. Буду признательна, если ты составишь мне общество. -- Как вам угодно, ваше высочество. -- Тебе обязательно держаться так официально? -- спросила она. -- Мы знаем друг друга с детства, однако ты никогда не называл меня по имени. Что за странная слабость у детей королевской семьи, подумал Эдан, к собственным именам? Казалось, обращение по титулу, которого они заслуживали по праву, каким-то образом отрицало факт их личного существования. И как только эта мысль пришла ему в голову, он осознал, что, вероятно, с их точки зрения, именно к этому и служили правила дворцового этикета: с помощью закона и традиции особы королевской крови заставляли людей признавать, чем они являются, но не кем. Никто никогда не признавал их индивидуальность -- только их положение. Должно быть, оттого они чувствовали себя довольно одиноко. -- Что ж, поскольку мы сейчас одни, я буду называть тебя Лэра, если ты позволишь мне эту редкую честь,-- сказал он. -- Я позволяю,-- ответила она с улыбкой.-- Было бы приятно, если бы ты видел во мне женщину, а не только принцессу из королевского дома. Не видеть в ней женщину довольно трудно, подумал Эдан, когда распущенные темные волосы ее развеваются по ветру, который к тому же облепляет ее тонкую ночную рубашку вокруг ее тела. В целом она казалась куда более женщиной, нежели принцессой. Эдан с трудом отвел от Лэры смущенный взгляд и посмотрел на море. -- Надвигается гроза,-- неловко сказал он. Лэра подошла и стала рядом, положив руки на парапет. -- Я люблю летние грозы. Когда зарницы освещают все небо, когда грохочет гром -- будто боги играют в кегли, когда после краткого проливного дождя земля остается такой чистой и свежей. И я люблю гулять под дождем, а ты? Он искоса взглянул на Лэру. Ветер откинул с ее лица длинные, черные как смоль волосы; она глубоко вдыхала влажный морской воздух. Эдан не мог не заметить, как в такт дыханию вздымается ее грудь. Она наклонилась вперед, облокотившись на парапет, и эта поза подчеркивала ее груди, едва не выпадавшие из низкого выреза рубашки. Лэра взглянула на него, и он поспешно отвел взгляд. Заметила ли она, как он пожирал ее глазами? Эдан почувствовал, что краснеет, и отвернул лицо, чтобы скрыть это. Совсем недавно Лэра была нескладной озорной девчушкой, гордой и надменной, с несоразмерно длинными ногами, но с тех пор, как ей минуло пятнадцать, она начала расцветать и, казалось, из года в год становилась все красивее. Ее некогда худенькое тело обрело роскошные формы, и Эдан с мучительной неловкостью сознавал все это сейчас, когда она стояла совсем рядом, босоногая и в одной лишь белой рубашке. Ему пришло в голову, что на самом деле он не должен оставаться наедине с ней, особенно одетой таким образом. Верней, полураздетой, подумал Эдан. В конце концов, она помолвлена с лордом Эрвином, и любой, кто увидит их вместе при таких обстоятельствах, может превратно истолковать эту сцену. Такого допускать нельзя. -- Что ж... Пожалуй, мне нужно идти,-- проговорил он, довольно неловко. -- Нет, побудь еще немного,-- она положила ладонь на его руку. Прикосновение длилось.-- Нам почти никогда не представляется случая поговорить. Почему так? У Эдана пересохли губы. Он облизнул их. Неужели она чувствует себя совершенно непринужденно, стоя перед ним в одной ночной рубашке? -- Наверное, мы никогда не разговариваем, потому что я обычно занят принцем Микаэлом, а ты занята...-- В действительности Эдан не имел ни малейшего понятия о том, как она проводит дни.-- ...тем, чем положено заниматься принцессам,неудачно закончил он. -- Уроками дворцового этикета, шитья и вышивания, танцев, верховой езды, игры на лютне... Все это призвано приготовить девушку к роли жены аристократа. Уверена, ты все эти занятия нашел бы крайне скучными. Во всяком случае, я нахожу их таковыми. -- Можем поменяться,-- предложил Эдан с улыбкой.-- Тогда я буду учиться вышиванию и игре на лютне, а ты будешь проводить дни, разыгрывая битву при горе Дейсмаар с Микаэлом и его малолетними товарищами. -- Нет, благодарю покорно,-- Лэра состроила гримаску.Наверное, тебе достается больше всех. Не представляю, как ты выдерживаешь это. Микаэл совершенно несносный ребенок. Должно быть, это ужасно тяжело. -- О, на самом деле все не так страшно,-- сказал Эдан, хотя в глубине души не мог не согласиться с ней полностью.-- Это хорошая школа для будущего камергера. Учит дисциплине и терпению. -- Вероятно,-- сказала Лэра.-- Не знаю, как ты его терпишь. Пусть Микаэл мой брат, но он -- невыносимое маленькое чудовище. Когда я узнала, что Корвин оглушил его ударом, я подумала, что именно этого он и заслуживает. Честно говоря, я бы сама с удовольствием сделала это. -- Тут во всем виноват один я,-- сказал Эдан.-- Я должен был предотвратить случившееся, но, боюсь, оказался недостаточно расторопен. Лэра улыбнулась. -- Да, я слышала, леди Ариэль немного задержала тебя. Эдан снова покраснел. Черт бы побрал эту Ариэль. Должно быть, история уже разнеслась по всему замку, и все от души потешаются над ним. -- Да, и тут я тоже виноват. Я потерял бдительность. Я старался не сводить глаз с принца Микаэла, и ей удалось нанести мне удачный удар. Мне следовало бы быть умнее. Во время игры Ариэль всегда преследует меня. Она знает, что я не ударю ее и пользуется своим преимуществом. Лэра снова улыбнулась. -- Она не поэтому преследует тебя. -- Да? Тогда почему? Лэра хихикнула. -- Ты хочешь сказать, что не знаешь? Эдан нахмурился и покачал головой. -- Нет. Какая может быть другая причина? -- Она влюблена в тебя. -- Что? Ариэль? Но это нелепо! -- Это правда, ты знаешь. -- Но она еще ребенок! -- Ребенок, который скоро превратится в юную женщину,сказала Лэра.-- Во многих отношениях двенадцатилетние девочки более зрелы, чем мальчики того же возраста. Конечно, она уже достаточно взрослая, чтобы испытывать романтические чувства. А в крестьянской среде девочки ее возраста довольно часто выходят замуж и вскоре начинают рожать детей. -- Ну, в простонародье ранние браки зачастую вызваны необходимостью,-- сказал Эдан.-- Крестьяне бедны, и им нужно больше детей, которые помогали бы им возделывать поля. Кроме того они рано стареют от тяжелого труда. Едва ли тут можно сравнивать. Я слишком стар для Ариэль. -- Я была всего лишь на год старше Ариэль, когда меня помолвили с лордом Эрвином, а он старше меня больше, чем вдвое,-- сказала Лэра. -- Тут тоже нельзя сравнивать,-- ответил Эдан.-- Ты принадлежишь к королевскому дому, и твоя помолвка была призвана скрепить политический союз. Кроме того ты ведь не вышла замуж в тринадцать лет. Ты была просто помолвлена. Ты будешь взрослой женщиной, когда дашь брачный обет. -- Я уже взрослая женщина, как ты, несомненно, заметил,сказала Лэра с едва заметной насмешливой улыбкой. Эдан побагровел от смущения и мысленно проклял себя. Все-таки она заметила, как он пялился на нее. -- Очень скоро Ариэль тоже превратится в женщину,продолжала Лэра.-- А у вас разница в возрасте куда меньше, чем у меня с лордом Эрвином. Всего через несколько лет Ариэль перестанет тебе казаться слишком молодой для тебя.Она вздохнула и устремила взгляд вдаль.-- Тогда как лорд Эрвин...-- Она снова вздохнула.-- Пожалуй, теперь я понимаю, что чувствовала моя мать, когда ее помолвили с отцом. -- Я слышал, женщины находят лорда Эрвина красивым,-- сказал Эдан. Лэра пожала плечами. -- Возможно, если им нравится этот звероподобный тип. Но на мой вкус лорд Эрвин слишком груб. Он похож на огромного медведя, с этими своими мохнатыми бровями и густой косматой бородой. Бьюсь об заклад, у него все тело волосатое.-- Она гадливо поморщилась.-- Как представлю, что он лежит на мне, -- содрогаюсь от омерзения. Эдан лишился дара речи. Ему никогда и в голову не приходило, что женщина -- тем более, принцесса из королевского дома - может вести такие речи. Он не знал, как ей ответить. -- Я смутила тебя? -- спросила Лэра, заметив его замешательство. -- Я... э-э... в общем... Я никогда не слышал, чтобы женщины говорили о таких вещах,-- пробормотал он в смятении. Она вскинула голову и с любопытством взглянула на него. -- По-твоему, мы настолько разные? По-твоему, только мужчины думают о таких вещах? Разве тебе хотелось бы лечь с женщиной, которую ты находишь отталкивающей? -- Нам... э-э... нам не следует говорить о таких вещах,промямлил он. -- Почему нет? -- Это... не знаю... это просто непристойно! -- раздраженно выпалил он. -- А, понимаю,-- сказала она.-- Ведь ты, Эдан, столь чрезвычайно пристоен во всех отношениях. Полагаю, именно поэтому ты украдкой бросаешь взгляды на мою грудь всякий раз, когда смотришь в мою сторону, чтобы потом так поспешно и так пристойно отвести глаза в сторону. Эдан задохнулся и побагровел. -- Я не делал ничего подобного! -- Лжец,-- она смотрела ему прямо в глаза. -- Мне действительно надо идти,-- сказал он и повернулся, чтобы уйти, но Лэра крепко схватила его за руку. -- Я не отпустила тебя. Эдан облизнул губы, глубоко вздохнул и повернулся лицом к ней. -- Простите меня, ваше высочество. Вы позволите мне уйти? -- Нет, не позволю.-- Она вскинула голову и подняла брови.Значит, ты хотел посмотреть на меня? Что ж... смотри. Лэра немного отступила от него и слегка развела руки в стороны. Высоко в небе полыхнула молния, и спустя миг раздался оглушительный раскат грома. Ветер с моря усилился, и в потоках его ночная рубашка плотно облегла тело девушки. Она стала медленно поворачиваться, давая возможность лучше рассмотреть себя -- и тут снова вспыхнула молния, снова прогрохотал гром, и на землю обрушился сильный ливень. Через мгновение они оба промокли до нитки, и мокрая рубашка, прилипшая к телу девушки, больше ничего не скрывала. С таким же успехом Лэра могла стоять перед ним совершенно обнаженная. Дыхание Эдана участилось. Она стояла перед ним лицом к лицу; ее длинные черные волосы прилипли ко лбу и щекам; и он видел мурашки на ее коже и острые соски. Эдан не мог отвести глаза в сторону. Она тяжело дышала, губы ее были слегка приоткрыты и блестели от воды, стекавшей по ее лицу струями, будто слезы. Она слизнула влагу с губ, не сводя с него пристального взгляда, под которым Эдан словно окаменел. -- Меня заставят выйти замуж за мужчину, которого я не люблю, -- сказала Лэра, медленно приближаясь к нему.-- За мужчину, которого я не хочу. Это мой долг -- долг принцессы из королевского рода. Но так ли уж дурно поступлю я, если отдамся... всего один раз... мужчине, который вызывает у меня желание? Она стояла совсем близко, глядя на него снизу вверх; дождь лил как из ведра, и Эдан дрожал, хотя и не от холода. Лэра положила ладони ему на грудь. -- Я увидела, как ты поднимаешься на башню,-- голос ее звучал низко и хрипло.-- И пошла за тобой. Я знала, что другого такого случая, может быть, больше не представится... Лицо ее приблизилось. -- Я знаю, ты хочешь меня,-- она провела пальцами по его щеке. Эдан знал, что этого делать нельзя. Знал, что должен отстранить ее, мягко, но решительно, и бежать вниз по ступеням башни, назад в свою комнату, где он мог запереть зверь, перевести дух и убедить себя в том, что ничего этого не было. Но Эдан не сделал этого. Губы Лэры были так близко, что он чувствовал на лице горячее дыхание девушки; он обнял ее, притянул ближе и исступленно прижался к ее губам. Ее язык скользнул ему в рот, и у Эдана закружилась голова от переполняющего его существо нового пьянящего чувства. Лэра потерлась о него всем телом и пробежала пальцами по его щекам; руки Эдана двигаясь будто помимо его воли, спустились ниже; он прижал девушку к себе еще теснее, когда они жадно целовались, опускаясь на колени прямо в воду. Лэра помогла Эдану стянуть с нее мокрую сорочку, и пока он стаскивал с себя рубашку, нетерпеливо возилась с мокрой шнуровкой на его штанах; ослабив ее ровно настолько, чтобы их можно было спустить и не дожидаясь, пока он снимет их, она откинулась на спину и потянула его на себя. Они предавались любви под проливным дождем, и ветер завывал в навесных бойницах, и гремел гром, и молнии раскалывали небо. Глава 3 Беспокойство Эдана о здоровье императора скоро отступило перед лицом новых тревог. Он мучился чувством вины из-за своей связи с принцессой Лэрой и несказанно боялся разоблачения, поскольку вопреки сказанному девушкой в ту ночь, ей оказалось недостаточно отдаться "всего раз" м