ни слова, она молча сидела и легкая усмешка играла на ее губах. -- Но объясните мне, почему? И зачем же тогда вы здесь? -- Я пришла, повинуясь долгу,-- ответила она. -- Что до того, почему я не хочу стать женой императора Микаэла, то это вовсе не умаляет его достоинств. Я не знаю его. Я ни разу не видела его. Как я могу выйти замуж за человека, которого я не знаю? Кроме того, как я полагаю, жизнь императрицы Ануира во дворце не такая веселая, как моя жизнь сейчас. Мне нравятся равнины Эйренвэ и мирная краса Эребанниена, где я привыкла проводить время, объезжая лошадей. Я умею шить, но мало понимаю в изящном рукоделии, и предпочитаю проводить дни вне дома. Если мне дать право выбора, то я бы хотела вести более активный образ жизни. -- Значит, вам нравятся лошади? -- заинтересовался Эдан. Глаза Фелины загорелись. -- О, да! Я люблю их. Для меня нет большего удовольствия, чем выезжать их, приучать ходить под седлом. Я никому не позволяю с ними заниматься, даже грумам отца. Я сама их мою, чищу и задаю им корм. Она протянула руки ладонями вверх. -- Боюсь, это вовсе не похоже на руки высокородной дамы. Но зато это руки, не боящиеся честного труда. Мой отец никогда не баловал меня. И я благодарна ему за это. Может, мне не достает воспитания, но зато я не избалованная неженка. И я не хочу притворяться чем-то, чем я не являюсь. Мой отец воспитал меня, как воспитал бы сына. -- А он учил вас охоте? -- с возрастающим интересом спросил Эдан. -- С самого детства,-- отвечала она. -- И я сама тренировала Охотника, моего сокола. Он повсюду следует за мной. -- Вы взяли его с собой в столицу? -- спросил Эдан. Фелина кивнула. -- Я думала, что для него может выдастся возможность полетать, и я не смогла оставить моего любимца и уехать. Эдан улыбнулся. -- Тогда завтра после завтрака мы все примем участие в соколиной охоте. Я попрошу императора присоединиться к вам, так что у вас будет возможность встретиться с ним и... сформировать собственное мнение. @***= Микаэл никогда не упускал случая поучаствовать в соколиной охоте, и он с радостью согласился на приглашение Эдана. Эдан вскользь упомянул, что барон Морган и его дочь также получили приглашение и за ними уже выслали лодку. Ариэль также решила прийти, так как она страстно мечтала увидеть реакцию Микаэла на Фелину, и заодно проветриться после долгого заседания во дворце в процессе выбора невесты для императора. Немногие из женщин увлекались спортом, поэтому было не очень принято, чтобы дамы принимали участие в охоте. Но и те немногие, которые все же нарушали это правило, не носили специальной одежды. Фелина появилась в штанах, и даже не извинилась за то, что на ней нет юбки. Она просто объяснила, что не привыкла пользоваться дамским седлом, а в мужском в юбке было бы слишком неудобно. Микаэл, казалось, полностью разделяет ее мнение. Ее сокол был очень красив, и Микаэл залюбовался им. В процессе разговора Эдан и Ариэль потихоньку наблюдали за ними, и Ариэль сияла от удовольствия. -- Она ему нравится,-- заявила она. -- Я уверена. Она может говорить с ним на темы, которые ему интересны. -- Посмотрим,-- осторожно ответил Эдан. Фелина ехала на прекрасном проворном жеребце. Микаэл, как истинный ценитель и знаток лошадей, немедленно попросил разрешения попробовать проехаться на нем. Фелина смутилась и взглянула на своего отца. Морган слегка пожал плечами, показывая, что ему безразлично, как она решит ответить. -- Любому другому я бы отказала, Государь,-- произнесла она. -- Но вы можете попытаться, если пожелаете. Только учтите, что он еще не объезжен. Кроме меня, он никого не признает. И он может не потерпеть вас на своей спине. Микаэл улыбнулся. -- О, я думаю, что справлюсь с ним,-- ответил он, поддразнивая ее. -- Как вам будет угодно,-- ответила Фелина. -- о не говорите потом, что я вас не предупреждала. Одним мощным прыжком Микаэл оказался в седле. Жеребец дико заржал и стал яростно брыкаться, лягая копытами воздух пытаясь сбросить всадника. Несколько секунд Микаэл чудом умудрялся держаться в седле, затем он вылетел из седла и, описав в воздухе дугу, приземлился, с размаху ударившись грудью и животом о песчаную почву. Эдан и Морган поспешили к нему. -- У вас все цело, Государь? -- с тревогой спросил Эдан. -- Кроме моей гордости,-- кисло отвечал Микаэл, отряхивая с себя пыль. -- Вам следовало прислушаться к ее предупреждению,-- произнес Морган. -- Как-то раз я пытался взгромоздиться на эту бестию, но он мне чуть хребет не сломал. Фелина, казалось больше встревожилась за своего любимца, нежели за императора. Она схватила жеребца под уздцы и теперь что-то бормотала ему на ухо, поглаживая его морду и извиняясь за то, что позволила чужаку дотронуться до него. Затем она легко вскочила в седло и протянула руку, затянутую в кожаную перчатку, так, чтобы сокол мог сесть. -- К вашим услугам в любой момент, Государь,-- произнесла она. Микаэл фыркнул. -- Что ж, она достаточно неплохо сидит на своем адском отродье. Проверим, как она умеет ездить. По знаку императора все заняли свои места и поскакали к прибрежным холмам. Эдан выпусти Убийцу, которого он так назвал в честь своего детского любимчика сокола. Фелина выпустила Охотника, и всадники бок о бок галопом пустились через равнину. Гром, жеребец Микаэла, был сильнее и быстрее, но Полночь Фелины был легче и выносливее. Остальные пытались не отстать от Микаэла и Фелины. Девушка и император ехали рядом стремя в стремя, и одновременно брали барьеры. Охрана и почетный эскорт из последних сил пытались держаться вблизи. Эдан и Ариэль даже не стали пытаться. -- Ты была права,-- произнес Эдан, обращаясь к Ариэль, когда они остановились и стали наблюдать за наездниками. -- Она великолепно подходит ему. -- Думаю, осталось проверить, как Микаэл ей подходит,ответила Ариэль. -- Сомневаюсь, что Микаэл подходит кому-нибудь, кроме Микаэла,-- ответил Эдан с сомнением в голосе. -- Но она как раз то, что ему надо. Помолвка императора была официально объявлена неделю спустя. К этому времени уже для всех стало очевидным, что император влюблен. К счастью, это была взаимная любовь. Больше всех казался удивленным Морган. -- Должен признаться,-- поведал он Эдану в личной беседе после того, как Микаэл просил у него руки Фелины. -- Я никогда не думал, что Фелина влюбится в кого-нибудь. Я всегда считал ее слишком самостоятельной для большинства мужчин. Она хорошая девочка и вышла бы замуж по моему слову, повинуясь долгу, но у меня становится легче на сердце, когда я вижу ее счастливой. -- Они просто созданы друг для друга,-- сказал Эдан. -- А от такой пары можно ожидать великолепного наследника. А возможно, еще и парочку спокойных и мирных лет, добавил он про себя. Ибо впервые Микаэл был увлечен не военной темой и не планированием новой кампании. Эдан не обольщался надеждой на то, что Микаэл остепенится окончательно и забудет о своей основной цели расширить границы империи, но по крайней мере эта идея не будет занимать его целиком и полностью. Свадьба была назначена на весну и должна была отмечаться торжественными церемониями по всей империи. Зато хотя бы одну весну не будет весенней кампании, подумал Эдан. Приятное разнообразие. И он сможет остаться дома, тем более что Ариэль снова ждала ребенка. На этот раз врачи уверяли, что будет сын. Наследник Микаэла продолжит династию Роэлей, а сын Эдана продолжит традицию Досьеров и станет главным советником при императоре. Через многое им пришлось пройти, прежде чем они достигли этого момента. Империя восстановлена и ее мощь велика, как в дни правления первых Роэлей. Еще придет время для новых завоеваний, теперь же ближайшее будущее обещало мир и покой. Эдан предвкушал отдых с чувством огромного облегчения. Все встало на свои места. Казалось, теперь ничего плохого не может случиться. Глава третья Жизнь Лэры постепенно становилась все более завораживающей, нереальной и в то же время пугающей. Впервые со времен ее детства Лэра не контролировала события. Иногда ее охватывала нервная дрожь, и она чувствовала себя так, словно стоит на краю бездны и смотрит вниз. Это возбуждало ее и делало ее жизнь более насыщенной. Раньше она частенько получала от своих тайных связей удовольствие от сознания того, что она рискует и переступает дозволенные границы, но никогда прежде она не испытывала такого захватывающего чувства, как сейчас. Когда она соглашалась на предложение Калладора, ее поразила одна деталь, которую она никак не могла предугадать. Новым покровителем Калладора оказался Рейзен, знаменитый Черный Принц, известный всей империи под именем Горгона. Когда Калладор открыл ей имя своего господина, она чуть было не впала в панику. Чародей надул ее. Он позволил ей думать, что прядь волос, которую она ему вручила, не более чем символический залог, знак, скрепляющий клятву верности, которую ученики по традиции должны давать своему учителю-магу. Она очень мало знала о магических ритуалах и с легкостью попалась на этот трюк. Когда она и Калладор надрезали ладони и соединили их, зажав меж ними прядь волос с ее головы, это начало казаться чем-то гораздо более важным, нежели простой символ. Через эту прядь он получал над ней магическую власть, которая будет оставаться в силе до тех пор, пока локон остается у Калладора. И такую же власть получал над ней принц Рейзен. Когда она поняла, что произошло, ее охватил такой страх, что она едва поборола искушение немедленно рассказать обо всем мужу. Но здравый смысл победил, и она очень скоро поняла, что если даже Дервин узнает правду, это ничего не изменит. Калладор все так же сможет контролировать ее, и это прервется лишь с его смертью. Но подобная акция вызовет гнев принца Рейзена. Хотя Дервин полностью подчинялся ей, все же любовь ослепила его не настолько, чтобы связываться с Горгоном. Более вероятно, размышляла она, что она просто утратит свое влияние на Дервина и будет сослана в Ледяные Небеса, где ей придется провести остаток дней в постоянной молитве, одиночестве, в качестве храмовой служительницы. Самое ужасное в этом не то, что ее ожидала потрясающая нищета, а крушение всех ее столь долго вынашиваемых планов. Кроме того, неизвестно, как Горгон сможет отомстить за ее измену. После нескольких бессонных ночей она в конце концов пришла к такому решению. Не имеет смысла пытаться что-либо изменить, пока что ей следует принимать все как есть и надеяться на лучшее. Чем больше она размышляла, тем яснее ей виделась вся ситуация целиком, и она была вовсе не так уж безнадежна. Она понимала, что вряд ли сможет привлечь Горгона, ибо она была для него слишком незначительна. Просто пешка в игре. Правда, ей не были известны правила и окончательный результат этой игры, но почти наверняка это касалось ее брата Микаэла. У Гильвейна должно быть созрел какой-то план, и Калладор предложил ее в качестве одного из средств. Или все обстояло так, либо Калладор сам что-то замышлял, а онсхеглин был ему необходим для осуществления задуманного. В любом случае ее роль невелика. Много лет тому назад Рейзен предал своих сводных братьев Хэлина и Роэля и продался Азраю, ибо им владела идея стать властелином империи. Поскольку он был незаконнорожденным, он не мог претендовать на трон, хотя и был первенцем. Его характер был исковеркан завистью и нелюбовью сводных братьев. И его сердце навеки наполнилось пылающей ненавистью. После сражения при горе Дейсмаар и поражения Князя Тьмы, Рейзен бежал на крайний север и с тех пор оставался там, сетуя на неудачу и наращивая мощь. За несколько веков он основал собственное царство и построил крепость в Кал-Сафараке в лесной долине близ вулкана, называемого Венцом. Со временем черный замок стал больше известен под именем Бэттлвэйт, а скалистая местность вокруг получила название Венец Горгона. Очень много из личной истории Рейзена было известно лишь по мифам и рассказам немногочисленных очевидцев, которые отважились встретиться с ним. Тем не менее все рассказы имели несколько общих моментов. Его уцелевшие в сражении при Дейсмаар приверженцы последовали за ним в Кал-Сафарак, где со временем образовалась мощная армия из Керильских подонков. В числе его подданных были гоблины и ноллы, а также карлики, изгнанные из племени, тролли с окружающих гор и людоеды из южных пределов. Кроме того он не гнушался бандитами и изгоями империи, наемниками, которым было уже все равно, на чьей стороне воевать, лишь бы хорошо платили. Вокруг замка вырос город, который стал называться Кал-Сафарак, тогда как крепость переименовали в Бэттлвэйт. Рейзен никогда не покидал своих владений, и поговаривали, что за их пределами его сила становится меньше, но Лэра не верила этому. Он приобретал свою силу через кражу крови, а способности такого рода не зависят от места. Более вероятно, что Рейзен имел свои собственные причины оставаться в Кал-Сафараке, хотя оставалось лишь гадать, каковы они были в действительности. Возможно, перемены, произошедшие в его теле, сделали путешествие затруднительным, а может, он зависел от силовых линий своего региона. Но как бы то ни было, эти причины были общими для всех онсхеглинов, ибо все они редко покидали свои владения. Судя по всем источникам, Рейзен утратил всякое сходство с человеческим существом. Говорили, что он превратился в гиганта с головой быка и ногами козла. Кожа его якобы напоминала панцирь, и он мог убивать взглядом, превращая людей в камень. Некогда Рейзен славился как один из лучших фехтовальщиков мечом во всем Ануире, и он обучал своих младших братьев Хэлина и Роэля искусству битвы. Легенды гласили, что он продолжал совершенствоваться во владении любым оружием, заставляя сражаться с ним попавшихся ему в лапы. Последний раз, когда очевидец описал свою встречу с Рейзеном, было около ста лет тому назад, и сведения об этой встрече хранились в Имперской библиотеке Ануира. Некий ремесленник ездил в Кал-Сафарак по делам и встречался с ним. Город он описывал как укрепленный военный лагерь, где все постройки были грубыми и безыскусными, а власть военачальников Горгона была неограниченной и являлась единственным законом. Пускаться в дорогу ночью было равносильно самоубийству, даже если брать с собой оружие. Кал-Сафарак был перекрестком для наиболее озлобленных человеческих и не вполне человеческих существ, и ночные стычки на улицах считались чем-то обычным. Может статься, это была одна из причин, по которой Рейзен не стал расширять границы своих территорий, ибо его армия тратила силы на междоусобицу не меньше, чем на сражения во имя владыки онсхеглина. Очевидец писал, что внешность Рейзена полностью соответствовала описанию в легендах, но полностью отрицал факт того, что онсхеглин сошел с ума. Более того, он писал, что Горгон, возможно, с целью заполучить торговцев в свои владения, тепло принял его и провел с ним довольно много времени в вежливом диалоге, представившись принцем Рейзеном и явно находясь в здравом уме и твердой памяти. Тем не менее с тех пор прошло чуть больше века, и вполне возможно, что Рейзен совсем одичал с тех пор. Лэра с трудом готова была поверить в это. Калладор ни за что не стал бы связываться с безумцем. Он был достаточно хитер и имел сильно развитый инстинкт самосохранения, чтобы пойти на такое. Если Горгон сошел с ума, это должно было иметь такую форму, которую Калладор смог бы понять и использовать. Оправившись от первоначального испуга, Лэра заставила себя успокоиться и продумать все еще раз. Она последовала инструкциям Калладора и получила от Дервина прядь волос, сказав, что хочет иметь ее на память в медальончике, чтобы часть его всегда была рядом с ней. Он был потрясен, польщен и очарован ее преданной любовью и с радостью исполнил ее просьбу. Она срезала густую прядь и часть положила в медальон, а часть отдала Калладору. Через неделю после рождения ребенка Дервин вернулся в ее постель. Она посчитала неразумным держать его поодаль. Ей было нечего бояться того, что Дервин может обнаружить ее магическую связь с магом, некогда служившим его отцу. Как только в спальне начинал клубиться дымок, образуя коридор, Дервин впадал в глубокий транс, и ничто не могло разбудить его. Лэра проходила сквозь туннель и оказывалась в покоях Калладора, расположенных в подземелье Бэттлвэйта, где он обучал ее искусству магии. В комнате Калладора не было окон, и она ни разу не видела, как выглядит город, и никогда не встречала никого, кроме чародея. Каждую ночь она проводила по несколько часов, изучая основы магической науки, а затем возвращалась в постель к Дервину. Каждое утро он просыпался, отлично выспавшись, а Лэра компенсировала ночной недосып тем, что дремала днем. Она делала значительные успехи в учении, к собственному удивлению, и Калладор с гордостью объявил ей, что она великолепная ученица и обладает необычными способностями. Тем не менее ученье было не легким. Оно требовало повышенного внимания и сосредоточенности. Они старалась ничего не брать с собой из комнаты Калладора, потому что как бы она ни прятала учебный материал, он все равно мог быть случайно обнаружен, а она старалась всеми силами избежать подозрений. Калладор разделял ее опасения. Он был доволен ее успехами, но неустанно повторял, что она не должна пытаться практиковать то, чему он ее научил, без его ведома и вне его присутствия. И он никогда не давал ей новый материал, пока не убеждался в том, что она в совершенстве усвоила предыдущий. Он частенько напоминал ей, что магия может быть очень опасной, и требуется много терпения даже для того, чтобы научиться самым простым заклинаниям. Лэра не пыталась нарушить эти инструкции и не уставала часами повторять, заучивать наизусть, тексты древних рукописей о заклинаниях и чарах. Она осознавала, что все эти утомительные часы увеличивают ее способность иметь власть над людьми, а главное, над одним человеком. День расплаты настанет, и тогда Эдан Досьер встретится не просто с принцессой, а с могучей колдуньей. Кроме того Лэра не забывала подстегивать родительское тщеславие Дервина. Он все еще мечтал о втором сыне, чтобы полностью быть уверенным в продолжении рода, и она играла на этом, используя также его неугасающую страсть к ней. Она аккуратно и тонко вела его в нужном ей направлении. Калладор снабдил ее зельем, при помощи которого она могла предохраняться от беременности, и он решила, что у нее не будет детей, пока рождение следующего ребенка не станет необходимостью и единственно возможным средством. Пока у Дервина был один сын, все его надежды возлагались на единственного ребенка и подстегивали его желание иметь еще одного сына. И это помогало ей сохранять на Дервина влияние. Каждый день она ходила в храм, где перед священнослужителями возносила молитвы богам о рождении еще одного сына. Она всегда выказывала готовность удовлетворить все желания Дервина и снова забеременеть, напоказ страдая от временного бесплодия и обвиняя в этом себя. Ведь не могла же это быть его вина, разве он не настоящий мужчина? И таким образом она сеяла в его сердце семена сомнения в собственной дееспособности как мужчины. Дервин постепенно стал страшиться того, что с ним не все в порядке, и от этого он становился еще более впечатлительным и податливым. Медленно и осторожно Лэра играла на его привязанности к ней и сыну, подавая ему идею, что однажды при благоприятных обстоятельствах его наследник сможет занять Железный Трон и основать новую династию, прославив свой род. Когда стало известно о женитьбе Микаэла и о возможном появлении наследника Роэлей, Лэра не изменила своей идее. Выказывая радость по поводу удачного союза ее горячо любимого брата, она не забыла напомнить Дервину о несомненном значении их сына в значении империи. -- Когда родится принц, Эйрин будет играть немаловажную роль в государстве,-- говорила она Дервину. Он не только унаследует твой титул и твои земли и со временем будет одним из главных вассалов будущего императора. Но как первый плод родства домов Роэлей и Боруинов, он является первым претендентом на престол, если с наследником что-нибудь случится, да хранят его боги. Твой отец имел сомнительное право претендовать на престол, зато твой сын является первенцем принцессы империи и герцога Боруина, и тем самым его права несомненны. Права Эйрина. Эти слова она использовала достаточно часто, чтобы побудить Дервина размышлять о будущем своего наследника в подобных терминах. Его право по рождению унаследовать Железный Трон. А когда эта мысль прочно укоренится в его мозгу, можно будет продолжить эту тему и навести Дервина на мысль о том, что хорошо бы посодействовать счастливой судьбе Эйрина. Главное было не торопиться, чтобы Дервин принял ее идею за свою собственную. И все же это было очень сложно. Дервин был гораздо слабее отца, а ее долгий опыт научил ее с легкостью манипулировать мужчинами. Он всецело зависел от ее ласк, и если она начинала менее охотно подчиняться его страсти, он был готов на все, лишь бы вернуть ее расположение. Пока он горел желанием иметь второго сына, малейшая ее прихоть бывала исполнена незамедлительно и с радостью. И он был не единственным в Сихарроу, кто пал жертвой ее чар. Понадобилось довольно много времени, чтобы выбрать нужный объект. Она не могла позволить себе совершить ошибку. Но уже через несколько недель после приезда в Сихарроу, тщательно взвесив все за и против, она остановила свой выбор на молодом виконте Родрике, старшем сыне графа Бэзила из Норкросса, чьи владения лежали к северу от Сихарроу возле Черной Реки, близ границы с Талини. Повинуясь традиции, граф Бэзил послал Родрика служить при дворе в Сихарроу. Он готовился к посвящению в рыцари. Его отец был уже стар, и Родрик должен был унаследовать все его состояние и титул. Ему было семнадцать, и его карьера была многообещающей. Другими словами ему было что терять. Это не заняло слишком много времени. Сначала она просто заметила его, приложив усилия к тому, чтобы он заметил, что она заметила его. Затем в ход пошли взгляды, она глядела на него, а затем быстро отводила глаза, как бы в смущении, что он видел, как она на него смотрит. После этого как только их взгляды встречались, она слегка краснела, прежде чем отвернуться. Далее она слегка разнообразила маневры, добавив то нервное сглатывание, то облизывание пересохших от волнения губ, то несколько глубоких вздохов, чтобы привлечь его внимание к ее груди, затем долгие и красноречивые взгляды исподволь, когда она была уверена, что кроме потенциальной жертвы этого никто не заметит. Он начал искать предлоги для того, чтобы чаще попадаться ей на глаза. Она изучила его ежедневный маршрут и позаботилась о том, чтобы они в течение дня как бы случайно встречались. Когда им случалось разговаривать, их речь была формально вежливой, но он всегда выказывал внимание и предупредительность по отношению у ней. Он начал усиленно заботиться о своей внешности. Следующим шагом был неожиданный физический контакт. Она внезапно налетела на него, как бы по чистой случайности, а когда они усаживались в саду немножко поболтать, о том, о сем, их колени и плечи слегка соприкасались. В нем говорило нетерпение юности, и это значительно ускоряло ход событий. Когда он взял ее за руку и приник губами к ее запястью, слегка затянув поцелуй, она учащенно задышала и слегка приоткрыла рот, взглянув на него затуманившимся взором. А когда он впервые позволил себе по-настоящему поцеловать ее, то чувствовалось, что в этот момент он казался себе отчаянно смелым и безрассудным. Она внушила ему, что не в силах устоять перед ним, как бы она ни пыталась. Ее протестующий шепоток прерывался подбадривающими стонами и вскоре она сдалась, как бы не в силах более сдерживать свои чувства. А затем, как в случае с Дервином, она начала укорачивать поводок. К моменту празднования императорской свадьбы Родрик уже был совсем ручным. Она провернула это дело прямо под носом у Дервина, а тот ничего не замечал. С Родриком она не повторила ошибку, которую допустила с Эданом. Этот урок она очень хорошо усвоила давным-давно. Она сдерживала свою страсть и оставляла его слегка неудовлетворенным, тщательно контролируя частоту их свиданий и таким образом распаляя его все сильнее. Она жаловалась ему на то, что Дервин только притворяется, что любит ее, а на самом деле сух и невнимателен, о когда они остаются наедине, он даже бывает грубым и жестоким. Когда Родрик сжимал ее в своих объятиях, она нашептывала ему, как было бы чудесно вместе убежать куда-нибудь и никогда не расставаться, а после она грустно добавляла, что увы! это невозможно, так как разрушит их жизни. Ах, если бы она была свободна... Благодаря Родрику стало возможным осуществление еще одной детали ее плана. Зная о ее одиноком и безрадостном затворничестве по вине злодея-мужа, он взял на себя задачу держать ее в курсе всех столичных событий. Он был прирожденный сплетник, и большую часть его историй Лэра находила скучными и утомительными, но одна новость привлекла ее внимание. В городе была задержана юная воровка и проститутка за то, что она пырнула кинжалом купца, который выжил и настаивал на вынесении ей смертного приговора. В душе Лэра была полностью согласна с тем, что девчонку стоит повесить. Всю эту чернь следует держать в страхе, чтобы они не забывали свое место. Но тем не менее она пошла к Дервину и рассказала, что услышала о несчастной девушке от одной из своих фрейлин и пожалела ее. Надо дать бедняжке последний шанс в ее жизни, говорила она, упрашивая Дервина спасти жизнь девице. Наверное, лишь тяжелая нищета довела ее до преступления. Лэра заявила, что готова взять девушку себе в прислужницы. А для Дервина это будет неплохой возможностью продемонстрировать народу свое милосердие и справедливость. Жители Боруина не смогут не оценить такую заботу о простом народе. Дервин пытался возражать, но она быстро уломала его, и вскоре девушку привезли к Лэре из темницы Сихарроу. Юная воровка была горда и своенравна, но не настолько глупа, чтобы не понимать, что она обязана Лэре жизнью. Звали ее Гелла. Ей было пятнадцать лет и она была сиротой крестьянского происхождения. Лэра опытным взглядом сразу определила, что девушку можно прекрасно использовать в личных целях. Она велела оставить ее наедине с девицей, а когда они удалились, восхваляя милосердие герцогини, взявшей под свою опеку падшую крестьяночку, Лэра сразу жестко взяла Геллу в оборот. -- Ну, посмотрим на тебя хорошенько,-- заявила она, обходя ее кругом и не отводя от девушки пристального взгляда. -- Хм, ванна и чистая одежда могут сделать тебя почти привлекательной. Внезапно она быстро отхватила ножницами прядку волос Геллы. Та шарахнулась в испуге, но промолчала. Лэра порезала себе ладонь и велела девушке показать руки. Гелла послушно протянула их герцогине ладонями кверху. -- Грубые и грязные. Чего и следовало ожидать,-- произнесла Лэра. Крепко держа девушку за одну руку, она полоснула ее по ладони. Гелла вскрикнула и попыталась отшатнуться, но Лэра крепко держала ее. Уронив маленькие ножнички, она положила прядку волос Геллы ей на ладонь и накрыла своей порезанной рукой. Клятву произносить было не обязательно. Это был не более чем ритуальный жест. Глаза Геллы широко раскрылись и она в ужасе застыла. -- Вы колдунья! -- произнесла она хриплым шепотом. -- Что ты об этом знаешь? -- потребовала Лэра. -- Моя мать была ведьмой и ее убили за это,-- отвечала девушка. Лэра высвободила руку и отодвинула густые волосы девушки, открыв маленькое слегка заостренное ушко. При виде этого она изумленно ахнула. -- Полуэльф! Никогда бы не догадалась. Теперь мне все ясно! -- Что вы от меня хотите? -- спросила Гелла. -- Я хочу, чтобы ты служила мне,-- отвечала Лэра. -- Я сделаю тебя своей доверенной служанкой. Не забудь, что ты обязана мне жизнью. И теперь твоя жизнь принадлежит мне и я могу делать с тобой все, что захочу. Будь преданна мне, и я щедро вознагражу тебя. Но если ты попытаешься меня обмануть, я подвергну тебя таким пыткам, какие тебе и в страшном сне не снились, и ты будешь умолять о смерти. Ты поняла меня? Гелла нервно облизнула губы. -- Да, госпожа. -- Отлично,-- произнесла Лэра. -- Тогда вот еще что. Никому не известно, что я обладаю знанием магического искусства, кроме тебя. Даже мой муж не подозревает об этом. Ты вроде бы кое-что понимаешь в этом, тогда ты должна также понимать, что до конца жизни мы связаны с тобой нерушимыми узами чар. Она положила окровавленный локон Геллы в золотой медальончик вроде того, в котором у нее хранились волосы Дервина. -- Теперь ты принадлежишь мне. И через этот локон я могу достать тебя повсюду, где бы ты ни была. Помни это. -- Вы хотите от меня чего-то ужасного,-- прошептала девушка. -- Вот зачем я здесь. Вам не нужна служанка. ВЫ нанимаете убийцу. -- Я твой единственный суд и закон,-- жестко произнесла Лэра. -- Делай что я скажу, и с тобой ничего не случится. -- Что я должна делать? -- Для начала, кое чему научиться. Я сделаю из тебя отличную служанку. А когда император приедет на Саммер-Корт, я предложу тебя в слуги императрице. Она подошла к туалетному столику, где в маленькой шкатулке хранились драгоценности, и достала флакончик, закрытый пробкой. -- Несколько капель этой жидкости раз в неделю надо добавлять в ее вино, и у нее не будет детей,-- улыбнулась Лэра. -- Ни запаха, ни привкуса. Она никогда не узнает, что она пила. Взгляд Геллы становился все напряженней и она судорожно глотнула, услыхав заключительную фразу. -- Это и будет твоим первым заданием. @***= На дорогу из Ануира в Сихарроу ушло около недели. Император со своими приближенными ехал не спеша, в сопровождении вооруженной до зубов охраны, повозки были тяжело нагружены палатками и всем необходимым в дороге. В среднем они покрывали около двадцати пяти миль в день с перерывом в полдень и остановкой на ночлег. Микаэл с трудом переносил подобный способ перемещения. Он привык к стремительным марш-броскам со своими неутомимыми солдатами, и сейчас он едва сдерживал раздражение, в основном, благодаря Фелине. Она так мечтала об этой поездке, ведь она еще ни разу не бывала в Сихарроу, и теперь на протяжении всего пути она расспрашивала его о приключениях в Туаривеле и его путешествиях в разные концы империи. Эдан пускался в путь со смешанными чувствами. Было неплохо уехать подальше от Имперского Керна и отдохнуть от дворцовой суеты. Кроме того, ему нравилось спокойно ехать по территории, где не так давно шли кровавые бои, не опасаясь уже внезапного нападения врага. И совсем хорошо было наконец-то отдохнуть от придворных обязанностей, которые отнимали большую часть его времени в столице. С другой стороны, Боруин не являлся для него источником приятных воспоминаний. И меньше всего ему хотелось снова встречаться с Лэрой. Его опять занесло сюда, и это казалось ему недобрым знаком. Всю дорогу он не мог избавиться от неприятного ощущения приближающейся беды. Но после того, как император простил Дервина за участие в Мятеже и отдал ему в жены свою сестру, невозможно было не почтить его присутствием на ежегодном Саммер-Корте. И в Ануире, и в Боруине все люди давно уже предвкушали это летнее празднество, и теперь это было символом воссоединения империи. Так что Саммер-Корта было не избежать хотя бы по политическим причинам. И все же Эдана терзали опасения. Он не видел Лэру с момента ее свадьбы, и отношения между ними так и остались весьма натянутыми. Возможно, брак с Дервином помог ей забыть прошлое, но Эдан сильно в этом сомневался. Он знал Дервина, и так же знал Лэру, и не сомневался в ее способности прижать его к ногтю. Дервину сильно не хватало силы духа его покойного отца. Он не был слабым, но ему было очень свойственно избегать конфликта любой ценой. А Лэре нужен человек с твердым характером. Возможно, она изменилась. Но Эдан хорошо знал, что люди меняются либо тогда, когда сами этого хотят, либо тогда, когда обстоятельства вынуждают их к этому. Судя по тому, что говорили о Лэре непосредственно перед ее свадьбой, она осталась такой же. Она была осторожна, но в Имперском Керне рано или поздно все про всех узнавали. Она избежала скандала, но ходили разные слухи... То есть, никто ничего не утверждал, но у Эдана были свои источники информации, ведь его прямой обязанностью было знать обо всем, что происходило в замке. И из всего услышанного вовсе не следовало, что Лэра хотя бы пыталась в чем-либо перемениться. Скорее наоборот. Иногда он задумывался, нет ли в этом и его вины. Может, если бы он не прервал их связь так резко, все было бы по-другому. Может, сейчас она отрицала все нормы человеческой морали только потому, что он оскорбил ее чувства и причинил ей горькое разочарование. Но ведь это она совратила его тогда. И он просто не мог так дальше продолжать. Это означало бы катастрофу для них обоих. А Лэра, казалось, только возбуждалась при мысли об этом. Любая опасность действовала на нее как допинг. Она никогда не любила его. Об этом даже речи не заходило. Эдан не мог ее винить. Ведь и он не любил ее. Их свела вместе неистовая, почти животная страсть, и в этом было нечто порочное и нездоровое. Это было неправильно, несмотря на весь экстаз, который они испытывали, соединяясь в любовных объятиях. Одно время Эдан считал, что он многому научится, занимаясь любовью с Лэрой. Но он сам себя обманывал. Они не занимались любовью. Они просто совокуплялись. Это опьяняло как вино с дурманом, и все ночи с Лэрой не стоили одной ночи, проведенной с Сильванной. Только с ней он понял, что значит любить. Одна ночь. Это все, что у них было. Но он никогда не сможет забыть это. Он был пьян, но не настолько, чтобы не контролировать себя, вино просто избавило его от комплексов. И в ту ночь что-то в нем изменилось навеки. Они были знакомы много лет, и постепенно их дружба росла и крепла, пока не переросла в нечто нерушимое как стена. Позднее он осознал, что их ночь была апогеем их отношений за все это время. Когда он бывал с Ариэль, он никогда не вспоминал Лэру. Но иногда, когда они с женой занимались любовью, он ловил себя на мыслях о Сильванне. Он ни разу не сказал об этом Ариэль, потому что это причинило бы ей боль. Если даже она что-то подозревала, то никогда не говорила ему об этом. Каждый раз, когда это происходило, его мучило чувство вины перед Ариэль. Ведь он любил свою жену. Но не вспоминать Сильванну было выше его сил. Память о Сильванне ничуть не умаляла его любовь к Ариэль, но ведь если он любил ее по-настоящему, он не должен был думать о другой женщине. А он думал. И он знал, что в любом случае, что бы ни произошло, Сильванна всегда останется частью его сердца. Любовь оказалась гораздо сложнее, чем пели о ней барды. Он наслаждался поездкой, но старался не думать о цели их путешествия. Ариэль знала все о его отношениях с Лэрой и прекрасно представляла себе, что теперь должна чувствовать Лэра при ее характере. -- Я никогда не любил ее, Ариэль,-- объяснял он. -- Это было ошибкой. И хуже всего то, что я уже тогда знал это, я считал наши отношения ошибкой и все же продолжал с ней спать. Я был слабохарактерным, думаю, поэтому. Я не мог устоять. Но это не оправдание для меня. -- Это было,-- отвечала Ариэль. -- Что толку в угрызениях совести. Ты не в силах изменить прошлое. Ты можешь лишь примириться с ним. Но я уверена, что Лэра не может. И никогда не сможет. Берегись ее, Эдан. Она ненавидит тебя. Это видно по ее взглядам. -- Она сердита и оскорблена. Я причинил ей боль. Может, со временем она сможет с этим справиться. -- Она сердита на тебя, но оскорбить ты мог ее лишь при условии ее любви к тебе,-- возразила Ариэль.-- Когда ты разорвал вашу связь, ты уязвил ее гордость. Для ее типа людей это хуже всего. Ты словно в зеркале показал ей ее истинную сущность. Она никогда не простит тебе этого. Никогда. Но если она попытается причинить тебе вред, я убью ее. Клянусь, я убью ее. -- Не говори так,-- попросил Эдан. -- Теперь она замужем и у нее своя жизнь, а у нас своя. -- Не будь таким самоуверенным. -- Дервин не то, что его отец,-- сказал Эдан. -- Не сомневаюсь, что она вертит им, как хочет, но на преступление он ради нее не пойдет. Он не такой честолюбивый, как Эрвин. -- Не забывай о способности жены влиять на мужа,-- напомнила она. -- Ах, вот что ты со мной сделала? -- улыбнулся Эдан. -- А как ты сам считаешь? Он с минуту размышлял. -- Да, пожалуй, ты изменила меня к лучшему. -- Я рада, что ты так считаешь,-- отвечала Ариэль. -- Но не забудь, что ты гораздо сильнее Дервина. А Лэра изменит его в худшую сторону. @***= На второй день пути в Сихарроу, между Дальтоном и Ануиром, они проезжали через поле, на котором Эрвин встретил свою смерть. Вдали виднелись Горы Морского Тумана, где армия Ануира сражалась с людоедами в тот несчастливый раз, когда они пытались попасть в Боруин через Мир Теней. К югу от горных цепей находились укрепления Эрвина для защиты границ Бросенгэ. А чуть восточнее находились гарнизоны Ануира, которые пытались преградить путь армии Эрвина перед финальным решающим сражением. Обычно известные сражения получают названия по имени мест, где они происходили. В этом случае все было не так. По традиции место битвы должно было дать ей название -- Битва при Горах Морского Тумана. Но Микаэл решил по другому. Эта некогда цветущая обширная равнина, теперь превратившаяся в голую вытоптанную землю, залитую кровью обеих армий. Дожди последнего лета размыли ее, затем она была покрыта снегом, милосердно прикрывшим следы жестокого сражения. Возможно, следующей весной появится новая трава, и постепенно шрамы на лице земли загладятся, уврачеванные рукой матери-природы. Но и тогда это место будет носить имя, которое дал ему Микаэл в память о том, что много людей полегло здесь из-за неумеренного честолюбия одного-единственного человека. Это место навсегда останется Полем Печали. Когда они проезжали мимо, следы жестокой битвы все еще были хорошо видны. То тут, то там возвышались холмики солдатских могил, и когда императорская свита приблизилась к Полю Печали, скорбное молчание было естественной реакцией. Некоторые холмики были украшены цветами, оставленными родичами тех, кто пал в этой битве. Родственники солдат, приезжая на могилы, старались отметить их деревянными табличками, на которых указывалось имя и родной город. Тем не менее, не смотря на все старания, многие тела остались неопознанными, и часто бывало, что семье погибшего было известно лишь то, что его тело лежит где-то в этой земле. Для них Микаэл распорядился установить громадную каменную стелу, в надписи на которой говорилось о том, что произошло на этом Поле Печали. И сюда приносили больше всего траурных венков, особенно те, кто хотел сказать последнее прости своим родным, но не мог узнать, где их похоронили. Эстетика войны, думал Эдан. Они покрыли себя славой, но слава преходяща, и вечна и неизменна лишь смерть. Все молчали, проезжая мимо этого памятника. И после еще долгое время никто не осмеливался нарушить молчание. Этой ночью они сделали привал неподалеку от разрушенных укреплений на границе между Бросенгэ и Аванилом. Когда палатки были установлены, и все сели ужинать, Эдан пошел на поиски Микаэла. Император стоял на разрушенной стене неподалеку от лагеря. Его охрана застыла на почтительном расстоянии от него, давая императору возможность предаться своим размышлениям. Когда Эдан приблизился, Микаэл рассеянно оглядывал равнину Бросенгэ. Солнце садилось, и лишь на западе осталась узкая золотая полоска заката. Заслышав шаги Эдана, Микаэл обернулся. У него был озабоченный вид. -- Что-то случилось, Государь? -- почтительно спросил Эдан. -- Нет, я просто думал,-- отвечал Микаэл. -- Я вспомнил другие такие же поездки в Сихарроу. Особенно одну. -- Последнее лето перед войной,-- уточнил Эдан. Микаэл кивнул. Затем неожиданно улыбнулся. -- Помню, как-то раз я сказал, что когда стану императором, то отменю все эти скучные титулованные обращения вроде всяких ваших и наших светлостей. Меня всегда раздражало, что никто не называет меня по имени. Эдан улыбнулся. -- Да, я помню. -- Ну, я тут как раз занимался продумыванием текста указа на эту тему. Следовательно, Лорд Верховный Камергер, когда мы беседуем неофициально, как сейчас, вы обязаны называть меня по имени. Не "Государь", не "Мой господин", и уж никак не "Ваше Высочество". Просто Микаэл. Я помню, что это неплохо вышло у тебя тогда на Поле Печали. -- Это было чисто инстинктивной реакцией на грозящую вам опасность. -- Что ты чувствовал, когда мы сегодня там проезжали? -- О, все не выразишь словами,-- произнес Эдан. Микаэл кивнул. -- Я говорю о тишине. Не о том, что все молчали, а о том, какое это тихое место само по себе. Мертвая тишина. И как все неподвижно. Даже птицы не поют. Такая тишина гасит все звуки. -- Говорят, что такая странная атмосфера всегда царит на местах больших сражений, и даже с годами это не меняется,проговорил Эдан. -- Я помню все, что тогда было,-- проговорил Микаэл. -- Я сейчас словно вижу, как они стоят и ждут атаки солдат Эрвина. Они знали, что их сейчас просто сметут, но они стояли. Стояли насмерть за меня. -- Они стояли за империю,-- поправил Эдан. -- Ты считаешь меня слишком самоуверенным? -- спросил Микаэл. -- Но как бы то ни было, я и есть империя. По моему желанию они пришли сюда, и даже если они сражались не за меня, то из-за меня. Вследствие моих действий. И мертвецы на этом поле лежат итогом моих действий. -- Не только ваших,-- возразил Эдан. -- Мятеж устроил Эрвин. Не вы. И это его армия нападала на Ануир, а теперь наши храбрые защитники лежат здесь в безымянных могилах. Обвинять себя во всем с вашей стороны не просто неправильно и несправделиво, но это умаляет и заслугу этих воинов. Они сражались и умерли за своих жен, детей и близких. И за вас. Но не за вас только. Микаэл тяжело вздохнул. -- Ты считаешь, я люблю воевать? Скажи мне правду, Эдан. Я не обижусь. -- Я всегда говорил вам только правду,-- отвечал Эдан. Он помолчал. -- Да, я считаю, что вам нравится воевать. Микаэл кивнул. -- Возможно, когда-то так и было. В детстве я часто мечтал повести войска в сражение. -- Знаю,-- отвечал Эдан. -- Мы достаточно часто воплощали в жизнь ваши мечты. -- Должно быть, ты от этого ужасно страдал,-- ухмыльнулся Микаэл. -- Вряд ли ты получал особое удовольствие от детской игры в войну. Во всяком случае, я заставлял тебя притворяться мертвым по нескольку раз на день, потому что мне казалось, что ты недостаточно артистичен. Эдан хихикнул. -- Должен признаться, что это сильно действовало мне на нервы. Вы испытывали мое терпение. -- И ты развил его почти до совершенства. Мне следует брать с тебя пример. Может, ты прав, мне нравится воевать. Я знаю, что мне нравилось, как я себя от этого чувствовал. Восприятие обостряется до предела. Чувствуешь себя по-настоящему живым. Внезапно Эдана осенило. -- Риск,-- произнес он, думая о Лэре. Он-то всегда считал, что Микаэл ничего не боится, что он неспособен испытывать страх. Возможно, он ошибался. Возможно, для Микаэла, как и для Лэры, страх был чем-то вроде допинга. Микаэл кивнул. -- Ты тоже так чувствуешь? -- Не совсем так,-- отвечал Эдан. -- Или не в такой степени. Но я понимаю, что вы имеете в виду. -- Я пытался вспомнить, когда это переменилось,-- задумчиво проговорил Микаэл. -- Думаю, после нашего последнего ужасного путешествия через Мир Теней. Во всяком случае, тогда это началось. И потом я все время так ужасно себя чувствовал, а потом, когда я увидел Дервина... Увидел, как он подъезжает ко мне, а я стою над телом его погибшего отца... Я никогда не забуду выражения его лица. Я до сих пор вижу это в кошмарных снах. -- Война могла окончиться лишь со смертью одного из вас,возразил Эдан. Эрвин был на меньшее не согласен. И Дервин знал это. -- И все же, я убил его отца, а потом сделал его герцогом и отдал в жены свою сестру, как будто это может компенсировать его потерю. А теперь мы едем в Сихарроу, где он будет играть роль радушного хозяина во время Саммер-Корта. Микаэл потряс головой. -- Это кажется каким-то безумием. По крайней мере, с дюжину раз я собираюсь плюнуть на все, развернуться и скакать обратно в Ануир. -- Это ваше право,-- сказал Эдан. -- Вы же все-таки император. Никто не посмеет задавать вопросы. -- А как же ты? Не представляю, чтобы ты горел желанием снова попасть в Сихарроу. -- Да, я бы прекрасно обошелся без этого,-- сказал Эдан.Это место навевает неприятные воспоминания. Но мы оба знаем, что эта поездка необходима. Если мы не поедем, это оскорбит Дервина. -- Да уж, Лэра об этом позаботится,-- сказал Микаэл. -- Я оказал ему медвежью услугу, дав ее ему в жены. -- Как бы то ни было, она сделала его счастливым. -- Так говорят. Но мне верится в это с трудом. Не очень похоже на Лэру, не правда ли? -- Может, она изменилась,-- неуверенно произнес Эдан. -- Ты сам-то веришь в это? -- Нет. -- И я не верю. Она всегда была злобной шлюшкой. Не понимаю, что ты в ней нашел. -- Это потому что ты ей брат,-- сухо проговорил Эдан. Микаэл промолчал. Затем он спросил. -- Ариэль знает? -- Да. Я рассказал ей все. -- Действительно? И какова была ее реакция? Эдан тщательно обдумал ответ. -- Она отнеслась к этому с большим пониманием. -- Что она сказала? Эдан начал находить этот разговор крайне неловким, но он должен был ответить. -- Она сказала, что прошлое это прошлое. -- И все? Эдан прочистил горло. -- Ну, она сказала, что Лэра никогда мне не простит, но если она попытается мне навредить, то Ариэль ее убьет. Микаэл хихикнул. -- Разве это забавно? -- Просто это очень похоже на Ариэль времен наших детских игр. Я помню, один раз она тебя чуть не убила. -- Вас не тревожит то, что моя жена поклялась убить вашу сестру? -- Ну, только если она повредит тебе,-- поправил Микаэл. -- А в этом случае я ее сам убью. Эдан не нашелся, что ответить на это. -- Ну... уж и не знаю, чувствовать мне себя польщенным или обеспокоенным. -- Если она попытается навредить тебе, это будет на уровне государственной измена,-- объяснил Микаэл. А затем невзначай прибавил: -- Кроме того, ты мой лучший друг. -- Вы делаете мне честь. -- Нет, это ты делаешь мне честь,-- возразил Микаэл. -- Как император я не имею права иметь друзей. Только подданных. Ты единственный настоящий друг, который у меня есть. -- А императрица? -- Это другое. Она моя жена, и я люблю ее. Я никогда не ждал, что будет так. Я смотрел на брак как на долг, а это оказалось мне в радость. И я благодарен тебе за это. -- Это не моя заслуга. Благодарите мою жену. Это Ариэль нашла ее. Она сказала, что Фелина подойдет вам идеально. -- И она не ошиблась,-- заметил Микаэл. -- Тебе повезло, что у тебя такая жена, Эдан. Надеюсь, ты это ценишь. -- Да,-- сказал Эдан. -- Мы через многое прошли вместе, ты и я. Мы были захвачены гоблинами и чуть не попали в рабство, мы вместе выиграли войну и спасли империю, и мы нашли хороших жен. Теперь нам следует осесть и произвести на свет сыновей, которые продолжат наше дело.-- Он устремил взгляд вдаль. -- Я решил, что следующим летом кампаний не будет. Наша армия сражалась долго и храбро. Они заслужили отдых. Я пошлю наемников охранять неприкосновенность наших границ. Империя достаточно окрепла. Позже мы сможем продолжить расширять территорию, но все же думаю, что превратить всю Керилию в один народ от моря до моря предстоит моему сыну. -- Мудрое решение,-- кивнул Эдан. -- Для крепкой постройки нужен хороший фундамент. Вы уже сделали больше, чем кто-либо из Роэлей до вас. Ваш отец мог бы гордиться вами. -- Твой так же,-- ответил Микаэл. -- Но нам еще многое предстоит сделать. Следует разобраться с Туразором, а то Горванак решит, что мы просто попугали его. Он должен быть наказан за то, что помог Эрвину поднять мятеж. Кроме того, у каждого из нас есть свои личные счеты с гоблинами. Мы долго тянули с этим. Я собираюсь поступить с Горванаком так же, как они поступили со мною. Выпороть до полусмерти, а потом протащить до Ануира волоком. -- Должен признаться, я бы с удовольствием посмотрел на это. -- Ты увидишь это прежде, чем кончится лето,-- пообещал Микаэл. -- А как только с Горванаком будет покончено, придется разбираться с Человекоубийцей. Руоб совсем обнаглел. Грабит всех подряд и захватывает все новые земли в лесах Боруина. Он мне как заноза в пятке. И я выдеру эту занозу. А после всего этого можно будет посвятить все свое время семейным заботам и радостям. -- Я был бы счастлив,-- сказал Эдан. -- Ариэль опять ждет ребенка, и врачи говорят, что будет сын. В ближайшие несколько лет мне следует почаще бывать дома и заняться его ранним воспитанием, чтобы он был подготовлен к тому, что в свое время ваш сын будет приводить его в такое же отчаяние, как вы меня в детстве. Микаэл хмыкнул. -- Что, все было так ужасно? -- Говоря словами вашей сестры, вы были невыносимы,-- отвечал Эдан. -- Чья бы корова мычала... Что ж, Эдан, я хочу дать тебе торжественное обещание. После того, как у меня родится сын, я сам возьму на себя труд по его воспитанию и постараюсь внушить ему, что следует жалеть и защищать Лорда Верховного Камергера. Я объясню ему, что когда играешь в войну, умереть один раз вполне достаточно. -- Обычно так и есть,-- отвечал Эдан. -- Думаю, что этому надо обучать с детства. А теперь с вашего позволения, я хотел бы откланяться и вернуться к моей жене прежде, чем она начнет волноваться, куда я запропал. Микаэл кивнул. -- Передай Фелине, что я скоро приду. Я чувствую потребность побыть одному какое-то время. Эдан смутился. В голосе Микаэла звучали странные нотки. -- Вас что-то беспокоит? Микаэл покачал головой. -- Не знаю,-- вздохнул он. -- Война окончена, мы расширили границы и укрепили их, о планах на будущее я только что упоминал, и кажется, что все нормально. Он помолчал. -- И все же... У меня такое чувство, словно что-то не так. Но клянусь жизнью, я не могу понять, что это. Я просто не знаю. Может, это все мой беспокойный характер. Не тревожься. Ступай к Ариэль прежде чем она заметит твое долгое отсутствие. Я разберусь сам. -- Хорошо,-- ответил Эдан. -- Я скажу императрице, что вы вскоре будете у нее. -- Спокойной ночи, Эдан. Приятных снов. -- Спокойной ночи, Микаэл. Эдан развернулся и сошел с разрушенной стены, постоял и отправился обратно в лагерь. Горели огни, большая часть придворных укладывалась спать. Только солдаты бодрствовали, собираясь вокруг костров, играя и тихо болтая друг с другом. Внезапно к нему подошел капитан Кавал. -- Все ли в порядке с императором, милорд? -- спросил он обеспокоенным тоном. Эдан кивнул. -- Он просто хочет поразмыслить о своих делах в одиночестве. Этим летом будет кампания против Туразора. -- Я слыхал об этом, милорд,-- отвечал капитан. -- Но раньше он никогда не бывал так озабочен из-за кампаний. Мне кажется, его что-то гнетет. Я обратил на это внимание в самом начале нашего путешествия. Вы не знаете, что это может быть? Эдан покачал головой. -- Нет. Но у него много проблем. Железный Трон не игрушка. Быть императором это тяжелый труд, хотя и почетный. Он сказал мне, что скоро придет в лагерь. Нам предстоит еще долгий путь, а он не привык так медленно передвигаться. Думаю, что он горит желанием скорее достигнуть цели нашей поездки. Тебе не стоит тревожиться. -- Благодарю вас, милорд,-- сказал капитан. -- Спокойно ночи, капитан. -- Спокойной ночи, лорд Эдан. Эдан пошел к себе, размышляя, как же было на самом деле. Микаэл всегда был нетерпеливым и беспокойным. Возможно, его вовсе не радовала перспектива провести несколько лет без кампаний. Хотя, он говорил искренне. Фелина сделала его счастливым, и впервые Микаэл захотел немножко пожить спокойно. Возможно, его угнетала мысль о необходимости ехать в Сихарроу? Эдан сам не особенно радовался этому. Но по причинам политического характера это было необходимо. Кроме того, они недолго пробудут там. А потом предстоит поход в Туразор. Еще одна кампания, думал Эдан. Может, еще две, если Микаэл все же решит расправиться с Руобом Человекоубийцей. Многовато для одного лета, но год без кампаний того стоит. Эдан уже предвкушал покой. Он был сыт войной по горло. Глава четвертая Канун летнего праздника Саммер-Корт в Сихарроу был очень напряженным для Дервина, который должен был как следует приготовить все для встречи императора. За годы войны многое в замке и городе пришло в упадок, и требовалось восстановить былое великолепие родового поместья. Императору надо подготовить роскошную и достойную встречу. Из отдаленных районов Димеда и Алами привозили огромные валуны для починки стен, подвергшихся сильному разрушению за последние десять лет. Кроме того, стены замка оделись деревянными подмостками, по которым карабкались рабочие, пытающиеся восстановить надлежащий порядок после долгого небрежения. Горожане нанимались в слуги для уборки дворцовых покоев и чистки серебряной утвари. Ковры и вышивки выбивались и проветривались на свежем воздухе, деревянную мебель чинили или заменяли новой. В конюшнях было много работы, надо было перекрыть крыши, укрепить перегородки в стойлах. Стены очищались от копоти, осевшей после факелов, прислуга драила медные лампы, чтобы те давали больше света и меньше коптили. Кровати в покоях полностью менялись, в матрасы набивали свежую солому, а в подушках меняли гусиный пух. Белье стиралось и обшивалось кружевом. Требовалось починить одежду дворцовой стражи, и Дервин настоял на том, чтобы вся челядь самостоятельно занималась рабочим гардеробом, начищая пуговицы и цепи до блеска. Много времени ушло на то, чтобы придать парадный блеск доспехам и оружию. Каждый день все пересматривалось, перетряхивалось, переделывалось. Дворцовая стража чеканила шаг и отрабатывала маневры. Старая прислуга инструктировала тех, кто был только что нанят на службу, повара нещадно пороли поварят, вылизывающих кухонные полы дочиста. Садовники спешно занимались клумбами, выравнивали дорожки и посыпали их свежим песком, а заодно травили крыс и насекомых. По ночам по замку носились мрачные крысоловы с сетками на плечах, голубятни очищались и проветривались на случай, если император пожелает осмотреть их. В городе забастовали полицейские, заставляя горожан мести улицы и убирать с поля зрения весь свой скарб. Давались специальные наставления владельцам магазинов, лавок, таверн. Даже в период правления придиры Эрвина город так не сиял чистотой и порядком. Все готовились к прибытию императора, кровельщики ремонтировали крыши, плотники ремонтировали или меняли двери, с ферм поставляли бочки с вином, элем и медовухой. Рыбаки привозили свежую рыбу, а фермеры готовили колбасы. В этот период Лэра почти не виделась с Дервином. Это ее полностью устраивало. Пока он целыми днями носился, устраивая пышный прием императору, она проводила время с Родриком, который был гораздо красивее, моложе и искуснее в любовных утехах, чем ее муж. По ночам Дервин возвращался домой уставший, валился на кровать и сразу засыпал. Затем появлялся туманный коридор к Калладору, и она проходила в его покои в Бэттлвэйте, чтобы продолжить уроки магии. Даже если бы Калладор не хвалил ее, она бы сама поняла, что делает большие успехи. Никогда ее ничто так не интересовало, как магия. Все ее любовные приключения просто скрашивали существование, не более того. Теперь же она нашла свое истинное призвание. Она с нетерпением ждала ночей, когда можно будет отправиться к Калладору и похвастаться успехами, а старый маг будет гордиться ей и хвалить ее одаренную и упорную натуру. Так было каждый день, но в ночь перед приездом императора в обычном распорядке произошли перемены. Дервин вернулся поздно, совершенно измотанный финальными приготовлениями. Калладор через прядь волос Дервина чувствовал, когда тот ложился в постель, а до этого было невозможно погрузить его в транс. Становилось все темнее, время шло, и Лэра забеспокоилась, почему Дервин так задерживается. Весь день она провела в нервном возбуждении, ее не покидало чувство, что вот-вот должно случиться что-то необычное. Она даже отослала Родрика, не в силах отвлекаться на него от необычного состояния предвкушения. Сегодня у нее не было на него времени. Его привязанность начинала утомлять ее. Во всяком случае, с ним было скучно. Скоро надо будет позаботиться о том, чтобы избавиться от него. Когда Дервин наконец пришел и стал ложиться в постель, они немного поговорили о событиях прошедшего дня, точнее, говорил Дервин, а Лэра издавала неопределенные звуки, имитируя живой интерес к тому, о чем он рассказывал. Она нервничала, мечтая в душе, чтобы он поскорее уснул. Заткнулся и уснул. Дервин волновался, не упустил ли он чего-нибудь существенного в приготовлениях. Он хотел, чтобы все прошло без сучка, без задоринки, чтобы продемонстрировать императору и народу Боруина свою лояльность. Он мог бы еще долго говорить, ведь, несмотря на усталость, он был предельно возбужден и взволнован, но тут в комнате заклубился магический дымок и Дервин впал в глубокий транс. Лэра в нетерпении смотрела, как постепенно возникал коридор из туманной спирали, прокладывая ей дорогу в Венец Горгона. Она быстро встала с постели и нырнула в туманный портал, как в водоворот. Она прошла по коридору и почувствовала холод, как бывало обычно. По коже побежали мурашки, ветер развевал ее густые волосы и играл со складками ночной рубашки. Наконец она увидела свет в конце тоннеля. Через секунду она вышла наружу. Но вместо того, чтобы оказаться в покоях Калладора, она обнаружила, что в первый раз за время ее обучения она оказалась совсем в другом помещении. Она озадаченно огляделась вокруг. Неужели что-то не то с чарами? Стены жилища Калладора в подземелье Бэттлвэйта были сложены из огромных каменных блоков, но стены этого незнакомого помещения были совсем из другого материала. Они были матово-черные, грубо обработанные, казалось, они обладают способностью поглощать то скудное освещение, которое давали несколько огромных черных светильников, висящих на стенах. От них исходил тонкий аромат неизвестных благовоний. Обсидиан, внезапно подумала она. Стены были сложены из обсидиановых плит. Она находилась в верхних покоях Бэттлвэйта, замка-крепости Горгона, принца Рейзена. Она вздрогнула от неожиданности, услыхав за спиной голос. -- Ты опаздываешь. -- Калладор! -- воскликнула она, поворачиваясь к магу. -- Что случилось? Почему мы не у тебя? -- Нет времени на вопросы,-- заявил старый чародей, приближаясь к ней. -- Идем. Его высочество не любит ждать. Его высочество? Так титуловать можно было только принца Рейзена. Она поняла, что вот-вот встретится с покровителем своего учителя. Никем иным, как Горгоном. Ее желудок сжался в болезненном спазме, рот моментально пересох. Она была совершенно не готова к этой встрече. На самом деле она ни разу не думала о том, что это может произойти. Она бывала в Бэттлвэйте только в ночное время и все время проводила исключительно в комнате Калладора, которая была изолирована от остальных помещений. За время, проведенное со старым магом,, она настолько увлеклась учением, что совершенно упустила из виду то, что когда Калладор появился в ее спальне впервые после окончания войны, он несомненно преследовал определенную цель. Он ни разу не требовал от нее ничего, не касающегося впрямую учебного процесса, но все же у него на нее были виды. Что-то он от нее все-таки хотел. И безусловно он не бескорыстно тратил на нее свое время. За учебу надо будет расплатиться. Лэра не представляла, какова цена ее ученичеству, но время шло, а он молчал, и мало-помалу Лэра просто перестала думать об этом. Теперь ей предстоит узнать, чем ей придется расплачиваться. На мгновенье ее охватил страх. Что, если Горгон захочет ее? В легендах о нем никогда не упоминалось о том, что у него была жена или подруга. Раньше она никогда не задумывалась на эту тему. Но сейчас она задумалась. Он жил здесь со времени бегства с поля боя при горе Дейсмаар, несколько веков назад. Кал-Сафарак был древним городом, но Рейзен был еще старше. Он появился здесь, когда не было ни города, ни населения, построил крепость и создал свое государство. И все это время он оставался один. А что, если это и будет ее платой? Что, если в этот раз она не вернется обратно? Вдруг она останется тут навсегда? Пока они петляли по длинным и темным коридорам, ее сердце билось все сильнее, она нервно кусала губы. Когда она была помолвлена с Эрвином, он внушал ей физическое отвращение. Но Рейзен гораздо отвратительней. Говорят, он уже совсем не похож на человека. Но если он захочет ее, то как она сможет отказать? Власть принадлежала ему. Лэра почувствовала, как по спине пробежал холодок, она дрожала, но не только от страха. Распахнулись огромные двери, впуская мага и Лэру. Ощущения Лэры были непередаваемы. Ее дыхание участилось. Страх одурманивал ее, почти возбуждал... Они вошли в главную залу замка. Он был гигантских размеров. Потолок возвышался над ними, сверкая темными кристаллами. Под ним летали странные твари, похожие на летучих мышей, но очертания их тел были нечеткими, словно у медуз в море. И они не издавали характерных криков. В противоположной стороне комнаты на обсидиановой стене висела украшенная богатой вышивкой портьера. Лэра распознала крест Роэлей, но только здесь он был изменен. На черном поле резко вырисовывался кроваво-красный дракон, из его пасти вырывалась молния. Под вышивкой на пьедестале, сложенном из черных и прозрачных драгоценных камней, стоял огромнейший трон, высеченные из цельного куска обседана. Он был в три или четыре раза больше Железного Трона Ануира, рассчитанный на нечеловеческий рост, а на спинке трона находились два изогнутых рога с вкраплением кроваво-красных камней. В центре комнаты на черном блестящем полу серебром была выложена магическая надпись. Возле нее Калладор остановился. Какое-то время они смотрели на руны, ожидая. Затем Лэра услыхала шаги, и холодный пот заструился по ее позвоночнику. Это была походка нечеловеческого существа. Звук шагов, казалось, исходил откуда-то из теней слева от трона. Они отдавались эхом по всей зале, образуя завораживающий ритм, и Лэра затаила дыхание. Тук, тук, тук... При виде гигантской тени Лэра задрожала, ее колени подгибались, грудь усиленно вздымалась, пока она пыталась выровнять дыхание. И вот появился Рейзен. Лэра почти задохнулась. Он был слишком огромен. Раза в три выше любого нормального мужчины. Его мускулистая и мощная грудь была обнажена, сильные руки на локтях и плечах заканчивались шипами, кожа напоминала твердый темный отполированный камень. Нижние конечность были словно у козла. Кривые козлиные ноги, покрытые черной шерстью, с копытами, напоминающими обсидиан. Но не это заставило сердце Лэры трепетать подобно дикой птице, когда он уселся на трон и зафиксировал на ней пристальный взгляд. Как бы Рейзен ни выглядел раньше, теперь он был совершенно не похож на человека. На нее смотрело немигающими черными глазами лицо, словно явившееся из ночного кошмара. Легенды приписывали Горгону голову быка, но это было бы гораздо предпочтительней. Да, у него были бычьи рога и уши, но на этом сходство заканчивалось. Очертания лица и форма головы были пародийно человеческими, но волосы отсутствовали. Зато его голова была покрыта костяными отростками. Некогда человеческий нос превратился в ужасное рыло, а пасть обнажала острые волчьи зубы. Щеки и подбородок тоже обросли шипами, напоминающими роговое покрытие его головы. Калладор был стар, и всю жизнь он использовал магию, но он не утратил человеческой наружности, так что единственным объяснением чудовищной мутации, постигшей принца Рейзена, была жидкость, полученная им от князя тьмы Азрая. Подкрепленная кражей крови, она превратила Рейзена в кошмар. Лэра припомнила, что легенды называли Горгона полностью выжившим из ума, и снова усомнилась в этом. Все же, увидев его во плоти, она теперь недоумевала, как можно претерпеть такую чудовищную трансформацию тела и при этом не выжить из ума. Калладор сделал шаг вперед и опустился на одно колено, кланяясь своему покровителю и властелину. -- Позвольте представить вам герцогиню Лэру из Боруина, Ваше Высочество. Лэра не знала, что делать. Она онемела от страха, но в ней говорила кровь принцессы дома Роэлей, а этот мутант хоть и был Горгоном, все же являлся принцем из дома Роэлей, хоть и незаконнорожденным. Он был ее родственником. И она имела полное право не кланяться ему. Я не должна показывать, что боюсь его, думала она, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы стоять гордо и прямо, глядя ему прямо в глаза. Рейзен просто окинул ее взглядом, а затем заговорил. Его голос звучал на удивление по-человечески и весьма приятно, глубокий, хорошо поставленный и с великолепными интонациями. Он говорил с ануирским акцентом, но с легкой примесью какого-то другого звучания. Потом она осознала, что он говорит на Анду, языке, который ее предки использовали много веков назад. -- Калладор рассказывал о вас, миледи,-- произнес . -- Он сообщил, что вы сделали значительные успехи в занятиях магией, а ваша одаренность кажется ему необычной и несомненной. -- Я стараюсь, милорд,-- отвечала она, тщательно подобрав вежливое, но нейтральное обращение. -- Это похвально,-- продолжал Горгон. Затем возникла резкая пауза. -- Мой облик напугал вас? -- спросил он. -- Вы поистине грозно выглядите, милорд. -- Вы находите меня отвратительным? Лэра судорожно сглотнула. К чему он клонит? -- Я нахожу вас ужасным,-- ответила она. -- Вы весьма тщательно подбираете выражения,-- заметил он. -- Это тоже похвально. Я чувствую ваш страх, но вы тщательно скрываете его. Вы обладаете гордостью и смекалкой, это хорошее сочетание. -- Благодарю вас,-- отвечала она. Время брать быка за рога, сказала она себе, едва сдержав истерический смешок при мысли о том, насколько выражение подходит к ситуации. -- Вы очень любезны, милорд, но мне думается, что вы встретились со мной не только для того, чтобы говорить мне комплименты. На лице Рейзена возникло нечто вроде улыбки, хотя внешне это скорей напоминало гримасу. -- В самом деле. У меня есть дело, которое я хочу поручить вам. Если вы справитесь с заданием, вскоре последует вознаграждение. В противном случае я заберу вашу душу. Лэра глотнула. Он подразумевал кражу крови. Мысль о смерти наполнила ее ужасом, но в глубине души она испытывала облегчение от того, что он вызвал ее не с интимными целями. Она предпочла бы умереть. -- Что мне следует сделать? -- спросила она. Горгон достал крошечный сосуд, не больше наперстка, на золотой цепочке. Он повесил его на коготь. -- Ваш брат император собирается гостить у вас в Сихарроу по случаю Саммер-Корта. Он привезет с собой свою жену. Ночью вы должны проследить за тем, чтобы императрица выпила содержимое этого сосуда. Можете подлить его в вино или воду, как пожелаете. Но это должно случиться в ночь летнего солнцестояния. Если вы не сделаете этого, ваша жизнь принадлежит мне. -- Что должно произойти? -- напряженно спросила Лэра. -- Должен родиться ребенок,-- отвечал Горгон. -- Мой ребенок. Лэра задохнулась. -- Если императрица прибудет в Сихарроу уже беременной, Калладор даст вам специальное зелье, чтобы случился выкидыш, а затем ей следует давать предохранительное зелье вплоть до недели перед солнцестоянием. Тогда вы подольете жидкость, которую я дал. Первенец императора Микаэла будет моим сыном. И через него я смогу основать новую династию и править империей, которая давно по праву принадлежит мне. Горгон протянул когтистую лапу к Лэре, и флакончик оказался у нее в руках. Она повесила цепочку себе на шею. От прикосновения сосуда к ее груди у нее побежали мурашки. -- Теперь вы можете идти,-- сказал Горгон. -- Вы знаете, что надо делать. Он поднялся и молча исчез во тьме за троном. Лэра неподвижно стояла на месте, словно оглушенная. Затем она повернулась и медленно приблизилась к Калладору. Они покинули залу и двери с шумом захлопнулись у них за спиной. Лэра повернулась к магу и прошептала. -- Это безумие! -- О, нет,-- отвечал Калладор. -- Это просто политика. -- Политика! -- Да, политика,-- повторил Калладор. -- Рейзен веками жаждал управлять империей. Однажды он потерпел поражение, оказывая поддержку Азраю, и эта неудача преследовала его все долгие годы. Века ушли на то, чтобы развить природные способности и укрепить свою державу, создать мощную армию, а это не так просто, ведь его головорезы убивают друг друга почем зря. Если бы существовал достойный противник, с которым пришлось бы считаться, все было бы проще. Беда Рейзена в том, что при его неистовой жажде власти его снедает злоба и ненависть. Он ненасытен. Он одержим своей манией завоевания. -- И он считает, что достигнет долгожданной цели, обрюхатив императрицу? Это безумие! Какое же чудовище должна родить императрица? Калладор пожал плечами. -- Родится маленький онсхеглин. Его, разумеется, убьют, но последствия его рождения будут существенными. Первенец императора будет отвратительным выродком. Ясно, что это знак богов,-- он улыбнулся. -- Или, если хочешь, назовем это роком. -- Что это значит? -- На территории империи найдутся многие люди, которые истолкуют рождение как определенный знак свыше. Знак неизбежного возвышения онсхеглина,-- отвечал Калладор. Рейзен среди онсхеглинов считается наиболее могучим. Есть группа людей, называющих себя фаталистами. Они не верят в богов, по крайней мере, в старых богов. В их общество входят разочарованные поэты, кабацкие философы вроде большеглазых молодых девиц и молодых аристократов с артистическими замашками, и теперь они организовали некое движение. Во многих городах империи они поразили воображение и завоевали симпатию простого народа. У них нет постоянного лидера. Это делает их потенциально полезными. Плод созрел, так сказать. -- Когда императрица родит урода, они моментально распространят эту новость по всей империи и со своими комментариями. Злой рок погубил семя Роэлей. Божественный эликсир, полученный в Дейсмаар, с кодами отравил императорскую кровь так же, как это произошло с онсхеглинами. Все, что совершили Роэли за несколько веков, это ввергали империю в одну войну за другой, и реки человеческой крови омывали славу их рода. Мятеж до сих пор памятен многим. Такую память можно использовать в своих целях. Может, пришло наконец-то время свергнуть Роэлей и тогда народ будет жить свободно. -- Это означает еще одну гражданскую войну,-- сказала Лэра. -- Страна еще не оправилась после предыдущей,-- пояснил Калладор. -- Еще одна разрушит ее. Тогда на империю сможет напасть Рейзен. Микаэл, конечно, соберет остатки своей армии, но этого будет недостаточно. Его поражение неминуемо. И Горгон воссядет на Железный Трон. Их шаги гулким эхом отдавались под каменными сводами, пока они пробирались по направлению к жилищу Калладора. Маг вызвал огненный шар, чтобы видеть дорогу в подземелье, и он парил над ними, кидая блики на темный глянец стен. -- Ты изобрел этот план! -- сказала Лэра внезапно. -- И выдал Рейзену эту идею! -- А почему бы и нет? -- возразил Калладор. -- Если бы Эрвин захватил трон, я стал бы королевским магом при императоре. Тогда мне больше не пришлось бы оплачивать ингредиенты для моих зелий, больше не было бы отложенных экспериментов из-за нехватки денег, я смог бы посвятить остаток жизни совершенствованию в моем искусстве. Но Эрвин погиб, как глупец, и мне пришлось менять планы. Я успел привыкнуть к определенному комфорту и мне не хочется менять стиль жизни. Когда падет империя и Рейзен захватит власть, я стану главным магом во всей стране. А ты, в качестве моей лучшей ученицы, будешь главной колдуньей. -- Ты дурак! -- вскричала Лэра. -- Ты и вправду решил, что мое честолюбие этим удовлетворится? Я устроила так, чтобы у императрицы не было детей! Если Микаэл не оставит наследника, мой сын будет следующим в роду Роэлей и наследует престол, а после смерти Микаэла я буду править! Я получила бы все! Калладор поднял брови. -- Действительно. И не стоит спрашивать, долго ли проживет твой брат. Но ты забыла, что поскольку твой сын еще слишком молод, чтобы управлять империей, регентом станет герцог, твой муж, и... Он прервался и взглянул на Лэру с пониманием. -- Ну да, конечно! Ты несомненно уже позаботилась о том, чтобы в нужное время превратиться в безутешную вдову. Я здорово недооценивал тебя. Твой план настолько же логичный и последовательный, насколько дьявольский. Мои поздравления. -- Но теперь ты все погубил,-- яростно прошипела Лэра. -- Если я выполню требование Рейзена и помогу выполнению твоего плана, я останусь ни с чем, кроме того, что он кинет мне как собаке кость. В любом случае это будет далеко от того, что я могла бы достигнуть, не вмешайся ты со своей дурацкой идеей. Если бы я получила регенство, я сделала бы тебя главным магом империи. Если это все, чего ты хочешь, то почему же, во имя всех богов, ты не сказал мне? -- Ну, это вопрос доверия,-- замялся Калладор. -- А мне это нелегко дается. Сила привычки, я полагаю. И я не мог ожидать, что твоя идея окажется настолько дерзкой и честолюбивой. Должен признать, ты превзошла меня по всем статьям. Я хотел бы раньше подумать об этом, но увы! слишком поздно. -- Может, и нет,-- сказала Лэра, пока Калладор проделывал магические жесты, чтобы открыть дверь в свои покои. Она распахнулась с громким скрежетом. -- Может, у нас еще есть шанс... -- Невозможно,-- возразил маг. -- Мы не можем предать Рейзена. Он имеет надо мной такую же власть, как я над тобой. Мне пришлось дать ему такой же залог, как я получил от тебя. Теперь мы с ним связаны. Если я предам его, мне будет от него не уйти. -- Тогда тебе следует забрать этот залог,-- сказала Лэра. Калладор нервно хихикнул. -- Проще сказать, чем сделать, моя дорогая. Уж не надеешься ли ты, что он его случайно обронит где-нибудь? -- Как он выглядит? -- спросила она. -- Прядь волос, так же как у тебя, и он хранит ее в медальоне на шее. -- А если медальон окажется пустым? Насколько вероятно, чтобы он открывал его для проверки? Калладор поднял брови. -- Думаю, не станет,-- признался он. -- Но как ты вытащишь оттуда мои волосы? Заберешься к нему в спальню, пока он будет отдыхать? Не думаю. Если я попробую так сделать, он почувствует мое присутствие, и это будет моим концом. -- Но он не связан со мной такими узами,-- сказала Лэра. -- Ты хочешь пойти на такой риск? -- не поверил Калладор. -- Если он проснется и обнаружит тебя, то разорвет тебя на куски. -- Нет, если он будет рад моему присутствию,-- заявила она. Глаза Калладора округлились. -- Не хочешь же ты сказать... -- Как давно у него не было женщины? Он сохранил эту способность, как ты думаешь? Калладор ошеломленно уставился на нее, не в силах сказать ни слова. Наконец, он выдавил из себя. -- Я... я не знаю. Но... ты же не серьезно... ты не собираешься... отдаться ему? Губы Лэры скривились в горькой усмешке. -- Когда ты привел меня к нему, я боялась, что он именно этого и пожелает, и подумала, что лучше умереть. Но теперь я не вижу другого выхода, так что придется ненадолго позабыть о своей брезгливости. Калладор, шатаясь, упал в кресло и его руки нервно сжали ручки кресла. Он покачал головой. -- Даже если так, это все равно ужасный риск. Поведение Рейзена непредсказуемо. Я никогда не слыхал, чтобы у него были женщины... Он взглянул на нее. -- Он может повредить тебе. Даже убить. -- Я знаю,-- ответила Лэра. Мысль о том, чтобы лечь с Рейзеном, наполняла ее ужасом. Но в то же самое время ее охватывало странное, болезненное и необъяснимое возбуждение при мысли о том, какой громадный риск ей предстоит. И ей придется стать первой женщиной, которая переспит с ним за несколько последних веков. А невзирая на его устрашающую наружность, в душе он оставался человеком, мужчиной... А их действия поддаются контролю. В этом искусстве ей не было равных. Она станет единственной женщиной, переспавшей с онсхеглином, самым ужасным и сильным онсхеглином из всех... А попытаться завоевать его... -- Клянусь всеми богами,-- медленно произнес Калладор, пристально наблюдая за ней. -- Мысль об этом возбуждает тебя! -- Лэра поняла, что забыла следить за выражением своего лица. Он не должен знать. -- Возбуждает? Ты сошел с ума? -- Выражение твоего лица... -- Если ужас, от которого теряешь разум, может быть назван возбуждением, то ты прав,-- произнесла она, вздрагивая от притворного страха. -- И что ты знаешь о возбуждении? Что ты знаешь, кроме своих заунывных заклинаний? Из-за тебя мы оба попали в эту ситуацию! Из-за тебя мне придется совершить нечто... немыслимое! И если я не выживу или сойду с ума, то это падет на твою голову! Клянусь Хэлином, если бы я стала мужчиной, я бы удавила тебя голыми руками! Ты продал себя чудовищу, а потом со мной поступил так же! И теперь мне придется спасать нас обоих! Будь ты проклят, Калладор! Будь проклята твоя глупость! Маг с позором опустил голову. -- Ты права, Лэра. Я был дураком, ослепленным собственным честолюбием. Хотел бы я как-то помочь тебе. Я действительно сожалею, что втравил тебя во все это. Прости меня. -- Слова,-- сказала она презрительно. -- Легко извиняться, пока я должна приносить эту ужасную жертву. -- Это правда,-- с несчастным видом простонал Калладор. Он поднес руки к шее и расстегнул цепочку золотого медальона, в котором хранилась ее прядь волос. -- Вот, возьми. Я освобождаю тебя от нашей связи. Это меньшее, что я могу и должен для тебя сделать. Лэра улыбнулась. Прекрасно, подумала она, то, что надо. -- Может, ты и правду говоришь,-- ее голос смягчился. -- Ты был мне учителем и другом, Калладор. Ты думал, что делаешь доброе дело для нас обоих. Я прощаю тебя. -- Я помогу тебе вернуться,-- сказал Калладор. -- Я не могу тебе позволить отважиться на такой шаг. Пусть Рейзен накажет меня. -- Нет,-- возразила Лэра. -- Может, у нас еще все получится. Мы постараемся достигнуть цели. Но сначала тебе надо освободиться от Рейзена. -- И ты пойдешь на это... ради меня? -- изумленно спросил старый маг. -- Нет, ради нас,-- сказала Лэра. -- Ради нас обоих. Жди меня здесь. Или я верну тебе залог, или умру. @***= Когда она пробиралась обратно в огромную залу, коридоры были пусты. Медные светильники излучали тусклое сияние, огонь в них почти угас. Пока Лэра пересекала залу, прислушиваясь к гулкому отзвуку собственных шагов, ее сердце выбивало все более учащенный ритм. В жизни она не испытывала такого страха. Но страх возбуждал ее. Ей придется пройти через это в любом случае. Не потому, что ей все еще был нужен Калладор, а потому, что без него затруднялось выполнение ее плана. И он слишком много знал, а пока его контролировал Горгон, маг представлял для нее угрозу. И выход был только один. Она вошла в темный коридор, который вел к лестнице. Она медленно поднималась по каменным ступеням и с каждым шагом рос ее страх. И возбуждение. Это был величайший риск в ее жизни. Если она не справится, то умрет. Но если у нее все получится, она сделает нечто, чем не сможет похвастаться ни одна женщина. Она победит Горгона. Конечно, никто и никогда не узнает об этом, но это не так важно. Будет знать она, и сознание своей силы будет давать ей удовлетворение, равного которому она никогда не испытывала. Горгон тоже будет знать, и не сможет ничего поделать с этим. Она поднялась на самый верх и подошла к узкому переходу. Пройдя через него, она очутилась в темной прихожей, освещаемой лишь несколькими свечами, стоящими на столе. Тяжелый запах ударил ей в нос, она поморщилась. Отвратительно. Словно в логове зверя. Она пересекла прихожую, стараясь не обращать внимания на предметы, валявшиеся по углам. На столе лежали кости, крысы бегали среди объедков, оставшихся от ужина Горгона. Ей не хотелось даже думать, что там могло быть. На полках стояли древние человеческие черепа -- трофеи от прошлых краж крови. Она попыталась целиком сосредоточиться на своей задаче. Надо попытаться использовать собственный страх для того, чтобы яснее представить себе, через что ей надо пройти. Когда-то он был мужчиной, сказала она себе. Кем бы он ни был сейчас, раньше он был человеком и мужчиной, а мужчинами можно управлять. Это будет ее лучшим достижением. Мурашки побежали у нее по спине при мысли о том, что вот-вот может произойти, но в этом также было нечто невероятно привлекательное. Она шла вперед как сомнамбула, ориентируясь на звуки храпа, доносящиеся из-за шторы. Звук был настолько грозный, что у нее подогнулись колени. Она отодвинула штору и вошла. Несколько секунд он просто стояла, привыкая к темноте. Затем она начала различать очертания огромной фигуры, покоящейся на кровати, способной вместить шестерых. Непроизвольный стон ужаса сорвался с ее губ. Еще не поздно. Можно просто повернуться и убежать. -- Кто здесь? Кто посмел... Сверкающие желтые глаза уставились на нее с кровати, словно она наткнулась на хищное животное в его логове. -- Прошу прощения, мой господин,-- сказала она, опуская голову. Ей не пришлось изображать испуг, ее уже и так всю трясло от страха. -- Умоляю, не сердитесь на меня... Я не смогла уйти. ...Никогда в жизни я не встречалась ни с кем, обладающим подобной силой, могуществом... Она придвинулась ближе. -- Я не смогла устоять... Да поможет мне Азрай! Я... побеждена. Я не понимаю, что происходит. Это безумие, но я ничего не могу с собой поделать. Она расстегнула платье, и позволила ему соскользнуть с плеч. -- Я ощутила силу, исходящую от вас, и не могу далее противостоять влечению, которое охватило меня. Я потерялась в океане страсти. Я более не принадлежу себе. Я не узнаю себя. Вы можете убить меня за мою дерзость, мне все равно. Я должна была прийти. Она тяжело дышала, придав голосу оттенок страсти и желания. -- Делайте со мной что хотите... Вы такой сильный... Она забралась в его постель. @***= Она вернулась в жилище Калладора почти на рассвете, с трудом двигаясь. Все силы ушли на то, чтобы добраться до старого мага. Когда он увидел ее на пороге комнаты, его глаза округлились от изумления. Он поспешил помочь ей войти. -- Да помогут нам боги! Я был уверен, что не увижу тебя живой! -- сказал он, придвигая ей свое кресло. -- Разве я не из рода Роэлей? Но если бы не это, ты бы и правда не увидел меня живой,-- слабо простонала она. -- У меня ушли последние силы на то, чтобы залечить раны, которые остались после этого вонючего ублюдка. Он почти прикончил меня. Такую боль я не могла себе даже представить. -- Вот,-- сказал он, протягивая ей кубок с жидкостью. -- Выпей, тебе станет полегче. Она осушила кубок, пролив часть жидкости на грудь и подбородок. По ее телу разлилось тепло и она почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она перевела дух и откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. -- Века без женщины,-- пробормотала она. -- Он специально воздерживался, будь он проклят. -- Я все еще никак не могу поверить, что ты сделала это,сказал Калладор. -- Но ты хотя бы выжила. Ты пыталась. Ты приложила все свои силы. Она взглянула на него. -- В самом деле. Она сунула руку в вырез платья и достала медальон. Калладор затаил дыхание. -- Ты достала его! -- Когда он кончил, то впал в глубокий сон. Было несложно забрать медальон. -- Но... ты забрала медальон. Ты же просто хотела забрать волосы. Он проснется и поймет, что произошло! -- Тогда нам стоит побыстрее убраться отсюда,-- сказала она. С этими словами она спрятала медальон обратно. -- Ты не оставила мне выбора,-- укоризненно произнес он. -- Я выполнила свое намерение. -- Отдай мне мой залог. -- И не подумаю. После всего, что мне пришлось испытать, я считаю, что имею полное право оставить его себе. Ты не согласен? Калладор смотрел на нее и до него начал доходить смысл ее слов. -- Ах, понимаю. Вот так, да? -- Так и должно быть. Я получила назад свой залог, а твой теперь у меня. Теперь я госпожа. И я использую это правильно. Ты хорошо учил меня, Калладор. -- Как я уже говорил, я сильно недооценил вас, моя госпожа,ответил старый маг. -- Создай портал,-- сказала Лэра. -- Слишком опасно здесь задерживаться. Кроме того, уже светает, и мой дурень-муж должен подняться, чтобы приготовиться к торжественной встрече императора. -- Как скажете, госпожа,-- ответил Калладор. Он начал создавать туманный коридор. -- Мне понадобится время, чтобы прийти в себя, а тебе следует подыскать себе место для жилья. Ничего не бери с собой, мы это достанем позже. Я дам тебе достаточно денег. Возьми только те свитки, которые больше нигде не достать. А с остальным разберемся позже. В центре комнаты начал возникать портал, и Калладор засуетился, собирая все необходимое. -- Думается мне, что и в твоем, и в моем плане есть свои достоинства,-- сказала Лэра. -- Весь фокус в том, чтобы соединить их. -- Я не понимаю,-- ответил Калладор. -- Поймешь позже,-- ответила она. -- Объясню в свое время. Мне многое пришлось перенести, и вот теперь я почти у цели. Осталось совсем немного. Просто немного терпения и времени. Но когда все, что надо, будет сделано и сказано, я сяду на Железный Трон как регентша империи Ануир. И первое, что я сделаю, это получу сердце Эдана Досьера на золотом блюде. Глава пятая Осуществление плана Лэры упрощалось тем, что императрица Фелина еще не была беременна. Впервые Лэра встретилась с женщиной, которую ее брат избрал в жены. Микаэл женился на простушке, подумала она. Да, она была хорошенькая, но совершенно не представляла себе, как следует держаться настоящей благородной даме, тем более императрице. Она двигалась по-мужски раскованно, без подобающей грации. Изящество всегда будет для нее чем-то непостижимым, подумала Лэра. Фелина обходилась со своими придворными дамами дружелюбно и вежливо, но не выказывала ни малейшего интереса к их обычным занятиям. Она не умела ни танцевать, ни вышивать, и не владела игрой на музыкальных инструментах. Ее не обучили хорошим манерам, и хотя она проводила какое-то время во дворце с фрейлинами, но предпочитала бывать либо в конюшне, ухаживая за лошадьми, либо скакала верхом в сопровождении Микаэла. Она наслаждалась охотой наравне с мужчинами и обожала наблюдать за военными учениями. Мужчины все как один находили ее общество приятным, а ее саму подкупающе искренней и владеющей собой. Женщины не вполне понимали, как с ней поступать. Но абсолютно всем было очевидно, что Микаэл и Фелина влюблены друг в друга. Они были два сапога пара, прекрасно понимали друг друга и были счастливы. Лэра обращалась с ней как с младшей сестричкой. На самом деле со своими сестрами она никогда не бывала так мила и ласкова. Оказалось совсем не трудно завоевать доверие императрицы. Она была невинна и бесхитростна. Лэра испытывала к ней жалость пополам с презрением. Фелина сразу же согласилась принять к себе на службу Геллу, и с первого дня пребывания в Сихарроу полуэльфийская девушка начала подливать предохранительное зелье в питье императрицы, которая обожала на ночь выпить немного эля. Она и пьет, как мужчина, подумала Лэра. Микаэл совсем ничего не понимает в женщинах, женился на простушке. Эдан дипломатично держался на расстоянии. Как только они прибыли в Сихарроу, он официально приветствовал ее, словно между ними никогда ничего не было. Лэра больше всего на свете хотела бы сейчас вонзить кинжал в его вероломное сердце, но следовало подождать. Его время придет. Он вел себя вполне вежливо, но сразу же после торжественной церемонии встречи императора начал всячески избегать ее. Это вполне устраивало ее. Так он не сможет помешать ей. Ближе к середине месяца прибыла армия из Ануира, собираясь на давно ожидаемую кампанию против Туразора, запланированную на середину лета. Понадобится несколько недель приготовления, а затем они выступят в поход до середины следующего месяца. Это означало, что Микаэл и Эдан оба будут предельно заняты участием в подготовке армии, а Дервин несомненно присоединится к ним со всеми своими рыцарями. И Родриком. Юный глупец мечтал доказать свою храбрость на поле брани. Отлично, думала Лэра. Он начал утомлять ее. Если повезет, его убьют в бою, и ей не придется прилагать усилий к тому, чтобы избавиться от него. В ночь на летнее солнцестояние Лэра дала Гелле флакон с семенем Горгона. Она не стала объяснять девушке, что там находится, а просто сказала, что это новое и эффективное противозачаточное средство. Гелла без вопросов взяла флакончик, а затем вернула его вечером, сказав, что все выполнила. Теперь, подумала Лэра, остается немного подождать. Императрица понесет, и через девять месяцев в тот момент, когда Саммер-Корт кончится и Микаэл будет отсутствовать, произойдут роды. Ей хотелось быть уверенной в том, что никто и никогда не узнает, как все получилось. Только Калладор и Гелла были в курсе происходящего, а у нее имелись их залоги, и она могла сделать с ними все, что угодно. Геллу лучше устранить, подумала Лэра. Калладор стар и не захочет предавать ее. Во-первых, он сам был слишком замешан в этом, а во-вторых, он уже не мог без покровителя. Он ей еще пригодится. Но от Геллы следует избавиться. Она единственная могла указать причины рождения ребенка-онсхеглина. Когда все в замке легли спать, Лэра отправилась за маленькой бронзовой шкатулкой, которую она хранила возле кровати. Там в потайном ящичке у нее лежали медальоны с залогами Геллы и Калладора. Локон Дервина она в свое время отдала магу, чтобы тот мог погружать ее мужа в глубокий сон, но часть волос она приберегла для себя, и теперь сама усыпляла его, а в свое время через эту прядь она сможет принять меры к тому, чтобы превратиться в безутешную вдову. Она представила, как это будет выглядеть. Когда родится маленькое чудовище, будет невозможно скрыть это. Она и Калладор постараются тайно позаботиться об этом. И разнесется слух о том, что на Микаэле и его семени лежит проклятие. Фаталисты помогут ей. Они и так уже распространяли различные сплетни об императоре среди простого народа. Микаэл все еще любимец ануирцев. Но они устали за время войны. Казна империи опустела, а Мятеж и последующие кампании оставили множество вдов и сирот. Дворяне тоже утомились постоянными требованиями Микаэла оказывать поддержку армии. Начинали поговаривать, что императора больше заботят завоевания новых земель, чем благосостояние жителей империи. Если в эту благодатную почву бросить нужные семена... Рождение чудовища в императорской семье будет означать, что боги прокляли императора, и пока он правит империей, его проклятье распространяется и на народ империи. Ему предложат отречься от престола, а в случае отказа вспыхнет новый бунт. Жрецы храма Хэлина поддержат ее. Ее щедрые пожертвования в храм снискали ей отличную репутацию среди священнослужителей. Кроме храма в Боруине, она посылала дары в храмы Алами и Ануира, жрецы которых имели наибольшее влияние на народ. И всегда, отправляясь в храм, она брала с собой маленького Эйрина, чтобы жрецы видели, что ее сын растет в истинной вере и почтении к богам. Оставалось продумать, что делать с Горгоном. Его поведение предсказать невозможно. Он был абсолютно ненормальным, в этом Лэра более не сомневалась. Веками он выжидал, создавая собственную крохотную империю и собирая военные силы. Теперь ему была подвластна территория, известная как Венец Горгона, и он расширял свои границы на севере до Низин Великанов, к востоку до Хорфольских гор, к югу до Мур-Килада и Марказора и на западе до границ Туаривеля. Его владения занимали площадь около пяти тысяч квадратных миль. Предатель-принц, некогда едва спасшийся от Роэля в битве при Дейсмааре, теперь стал могущественнейшим онсхеглином, и он мог попытаться напасть на империю Ануир. Кроме того, он знал, что это Лэра украла у него медальон с залогом Калладора, и вряд ли собирался похвалить ее за этот поступок. Ей не хотелось снова попадаться в его лапы. Одной ночи вполне достаточно. Это был самый ужасающий и кошмарный случай в ее жизни, и несмотря на страшную боль, страх и отвращение, она испытала острое чувство восторга. Что-то в этом было такое, от чего она почувствовала себя живой и счастливой. Почему она так наслаждалась, когда попадала в экстремальные условия? Даже боль доставляла ей радость, когда она рисковала жизнью. Ее приключения с Родриком и прочие любовные интрижки, которые некогда волновали ее из-за того, что она рисковала положением, показались серыми и скучными. Что может сравниться с тем, что она испытала той волнующей и ужасной ночью? Свергнуть брата и сесть на трон, меньшее не пойдет. Она оденет вдовьи одежды и наденет на лицо маску скорби, показывая, как она печалится об утрате любимого мужа. И она снизойдет до просьбы стать регентшей и занять место на Железном Троне ради спасения империи и народа. А для Эдана Досьера она уготовит особую судьбу. Годами она мечтала о мести, и теперь, когда она овладела колдовством, ей открылись новые горизонты. Она заставит его перенести нечеловеческие страдания. Она ждала этого долго, очень долго, и вот время почти пришло. Она станет императрицей-колдуньей, при дворе она соберет лучших магов страны, чтобы они научили ее самым вершинам магического искусства. Тогда даже онсхеглин не будет представлять для нее угрозу. Она поставит Горгона на колени. Она взяла в руки шкатулку. Пора. Гелла, наверно, вернулась в комнаты для прислуги и несомненно спит. Утро для нее не настанет никогда. Дервин храпел в постели, не подозревая, что она наложила на него чары. Он не проснется, пока она не разбудит его. Она может спокойно совершить задуманное. Надо просто достать локон из медальона... Она похолодела от ужаса, открыв потайной ящичек. Он был пуст! Ее глаза наполнились слезами, руки отчаянно скребли шелковую поверхность тайника. Залоги исчезли! Остался лишь медальон с прядью Дервина, который она обычно носила вокруг шеи. Он всегда так радовался, видя его у нее, считая это признаком любви и даже не подозревая, что он означает на самом деле. Это бесконечно забавляло ее. Но остальные залоги, принадлежащие Калладору и Гелле, исчезли без следа. Лэра попыталась понять, что же произошло. Не могла ли она оставить их где-нибудь в другом месте? Нет, она всегда хранила их здесь. Значит, их похитили. Но кто... Гелла! Больше некому было это совершить. Только она могла знать о потайном ящичке и о тайне залогов. Она была так глупа, что открывала шкатулку в присутствии Геллы. А мать Геллы была ведьмой, значит, она понимала, что без этого залога власть Лэры над ней кончается. Она украла их вечером, а теперь спасалась бегством. Но Лэра все еще обладала властью герцогини Боруина! Она спрячем медальон с волосами Дервина, и скажет, что девушка похитила его. Ее уже брали с поличным как воровку, так что сомнений не возникнет. Лэра быстро все обдумала. Она выразит сожаление по поводу неблагодарности маленькой воровки, которую Лэра спасла от смерти и пригрела у себя в доме. Конечно, она может попросить у Дервина еще прядь волос, но она так привыкла к этому, и он так много для нее значил... Дервин поднимет на ноги своих охранников и они прочешут город в поисках девчонки. Можно объявить награду за поимку воровки, укравшей драгоценный медальон... нет, два медальона, нужно, чтобы оба были возвращены. Она может сказать, что второй ей дала ее мать. Там лежит прядь волос ее покойного папочки. Да, это подойдет. Девушка не могла успеть далеко уйти. Она не уйдет, с мрачным удовлетворением думала Лэра. Все, что ей надо сделать, это разбудить Дервина и изобразить такую скорбь и отчаяние по поводу утраченных медальонов, что он сразу же вскочит и немедленно пошлет стражу на поиски девчонки. Лэра склонилась над мужем, сделала несколько пассов и прошептала слова заклинания, снимающие сонные чары. Теперь надо закричать и заплакать, и он проснется, встревоженный... По всему замку разнесся пронзительный вопль. Дервин сел в постели. -- Во имя Хэлина, что это? Лэра была ошеломлена. Она не успела закричать. Крик шел снаружи, отдаваясь эхом по коридорам, нарастая и взрывая ночной покой. Кричала женщина, явно испытывающая ужасную боль... Дервин вскочил с постели и потянулся за мечом, застегивая перевязь прямо поверх ночной рубашки. -- Клянусь богами, кажется, кого-то режут на кусочки! В коридоре послышался звук шагов и кто-то громко забарабанил в дверь. Дервин распахнул дверь и увидел одного из охранников. -- Скорей, милорд Герцог! Беда с императрицей! -- Я иду с тобой,-- быстро сказала Лэра. Она быстро прокручивала в уме все вероятные объяснения происходившему. Слишком много совпадений. Гелла дала ей содержимое флакончика Горгона всего н