пустил голову: он не хотел в последнюю минуту омрачать их любовь своей поверженностью. Это было бы мстительно и ненужно. А на большее -- сегодня--он не был способен. У него незаурядная воля, он знал ее, испытав не раз. Но одно дело--наука... опыты вообще... и "опыты" над собой... "Опыты?.. Над собой?.." Эти слова настойчиво хозяйничали в его воспаленной переживаниями голове. В конце концов им удалось взять верх над остальными мыслями, привлечь единомышленников и объединить их. 7 На второй день Дол решил навестить друга. Дверь дома гостеприимно отворилась, "узнав" пришедшего. Дол прошел по комнатам и, не найдя хозяина, присел к торшеру и включил маленький комнатный видеофон. Ло выглядел на овальном экранчике, как всегда, правда, более серьезным и бледным, очевидно, от переутомления. -- Дол,--тихо заговорил аппарат,--я отправился путешествовать в Прошлое. Как на "Машине Времени"... Понимаешь? Ведь практически оно мало чем будет отличаться для меня от реального... Я соберу там ценные материалы. Не знаю, удастся ли тебе "вернуть" меня домой... Мне пришлось видоизменить опыт... Я полагаю, что, когда ты и "Бер" разберетесь в эффекте, названном моим именем, смоделируете и эти процессы--ты найдешь способ, и мы... увидимся. Если хочешь--помести меня в клинику искусственного питания Космического центра. До встречи, Дол! Дол кинулся в лабораторию: в биотроне лежало тело Ло... Глава десятая. СВАДЕБНЫЙ СЮРПРИЗ!... 1 Свадебные обряды Гаянцев просты и поэтичны: обычно в них принимает участие несколько родственников и друзей. Но свадьба Евгения Николаевича и Юль вызвала интерес всей столицы. В назначенный час мы привезли к Пантеону обалделого от счастья Звездолюба (на Гаяне уже не называли его иначе!). Рядом опустился гравитомобиль Юль--ее сопровождала Эла. Под шумные приветствия ярко разодетых Гаянцев молодые входят в Пантеон. Звучат мощные звуки торжественной музыки, под высоким куполом трепещут цветные огни; синие, золотистые, зеленые струи фонтанов приходят в движение, рисуя узоры орнаментов. По мере того как молодые приближаются к главному фонтану, где на небольшом возвышении их ожидает Ган, мелодия становится темпераментнее. На какое-то время наступает пещерный полумрак и вместе с мажорным аккордом вспыхивает яркий вишневый свет. На дикой замшелой скале, в центре фонтана,--знакомый нам актер, игравший роль Амира в спектакле во Дворце Человека. Он стоит в широкой чаше, образованной расступившимися вдруг струями голубой воды, раскинув руки, будто жаждет обнять Вселенную, бронзовотелый, могучий, неотразимый. Еле слышно, издалека доносится хор. Амир поднимает вдохновенное лицо и поет сильным тенором Песню Любви: Много звезд на гаянском небе, Две из них--вы зажгли вдвоем!.. -- На каждой свадьбе поет "свой" Амир,--поясняет взволнованная Эла. -- Но такой голос... Когда слова песни замирают под куполом, струи поднимаются, становятся темно-вишневыми и скрывают певца, как в закрывшемся на ночь волшебном цветке. В тишине слышен голос Гана. -- Приветствую вас, юная сопланетница и житель Земли, в жилище предков. -- Ган говорит, стараясь не отходить от общепринятой формулы, скрепляющей брак. -- Ваша совместная жизнь начинается здесь, где хранится память о достойнейших... Пусть эта память вдохновит и вас. Я объявляю всем: Евгений Глебов и Юль Роот зажгли свою звезду, -- и вновь обращается к молодым: -- Пусть эта одежда будет для вас легкой и прочной! Он набрасывает на них тончайшие вишневые накидки, символ совершенного обряда. -- Вишневый -- цвет любви у Гаянцев, -- шепнула нам Эла. -- Милые Юль и Евгений, -- подойдя к ним, громко произносит Шелест.--Ваш брак--искреннее начало дружбы Земли и Гаяны. Пусть она станет плодотворной не только в переносном смысле, но и в прямом... -- А сейчас, -- слегка повысил голос Ган, -- вы объявите нам о своем Праве Молодоженов. -- Новобрачные, -- наклонилась к нам Эла, -- имеют право на заветное желание--оно будет исполнено непременно. -- Любое?--спросил Хоутон. -- Да. -- Разреши, долгожитель, -- ответил Евгений Николаевич, -- объявить наше желание на собрании Народного Совета: оно серьезное и трудно выполнимое... Ган удивленно посмотрел на Звездолюба, перевел взгляд на Юль, молча умоляющую ею, и сказал: -- Хорошо. Поздравляю вас и желаю счастья! Ган, за ним и все присутствующие подняли левую руку. Вишневый цветок фонтана раздвинул лепестки, и Амир запел веселую Песню о Будущем. Из Пантеона мы отправились в дом Юль, чтобы продолжить торжество в духе земных традиций... 2 Разумеется, наш экипаж знал, о чем мечтали Глебов и Юль. Доклад в Народном Совете от имени обоих сделал Евгений Николаевич. Я позволю себе не касаться сложных математических расчетов, приведенных им, а постараюсь своими словами пересказать содержание. ... Все во Вселенной существует в Пространстве и Времени. Если бы не время, не хватило бы никакого пространства, чтобы разместить все многообразие творений природы. А так она умудряется и на острие иглы, с помощью времени, создавать бесчисленное количество объектов, последовательно, один за другим. Является ли наша Вселенная, как единое целое, реально бесконечной? Вряд ли Ведь то, что ее объединяет, как систему, должно быть тоже бесконечным... Однако и природе нельзя объять необъятное. Разумнее предположить, что Вселенная состоит из многих локальных мирозданий. Великий гаянец Ри Роот разработал следующие эвристические положения... Границы одного мироздания--назовем так, скажем, группу метагалактик -- там, где наступает полная его изолированность от другого, а в общем их может быть сколько угодно во Вселенной и живут они--каждое самостоятельно. -- Несколько слов о направлении Времени... Часто говорят, что время движется, как стрела, от прошлого к будущему, что прошлое нам неподвластно, а будущее--в какой-то мере--творимо людьми. Между тем хочется иметь более полную и точную картину всех этих отношений На Земле любят говорить: "колесо истории"... Думается, что и направление времени правильнее отождествить с вращающимся колесом. Как известно, нижние точки его всегда направлены против движения, а верхние-- вперед. Вероятно, и Время имеет два направления: в прошлое и в будущее! Такой взгляд на Время повышает роль и значение Настоящего и позволяет нам утверждать, что, так сказать, творение будущего Происходит одновременно с формированием прошлого, что оба эти процесса едины и неотделимы друг от друга. Кроме того, мы можем также с большим основанием полагать, что время отражает не только особенности физических процессов в природе (скажем, скорость вращения нашего "колеса истории"), но и саму "фактуру" объектов этих процессов (диаметр "колеса"). Следовательно, время всегда связано и с объемом пространства рассматриваемой системы--ведь живых геометрических точек в природе нет, всегда есть "что-то", материализующееся в каком-то конечном, принципиально измеримом объеме. Поэтому сколько бы ни наблюдали мы космические струйные течения со стороны -- действительной их природы мы до конца не изучим. Необходимо, ани, проникнуть в них и "взять пробу". Я понимаю, что это может не удасться с первого раза, но начинать надо!.. Время зависит от пространства и прямо пропорционально ему. Чем больше пространство, занимаемое частицей, тем "больше"--то есть медленнее!--ее собственное время. Так утверждает Ри. Другими словами, в одной и той же горсти уместится меньше крупных "зерен" времени и больше -- мелких. Если, добавляет Ри, пространство и время также дискретны ("зернисты"), как и все в природе. Тогда мы получаем право хотя бы на два предположения. Первое: замедление времени в космическом полете происходит от того, что скорость как бы переносит нас в большее пространство, которому и соответствует более медленное время. Второе: поскольку полет в космическом струйном течении сопровождается особенно значительным отставанием времени, мы с Юль считаем, что имеем дело с явлением природы такого грандиозного масштаба, какой присущ только наиболее крупным космическим системам. Но законы природы едины. Следовательно, рассматриваемые отношения пространства и времени должны проявить себя и в мире малых величин... Используя все эти положения, Юль и Евгений Николаевич предложили свою гипотезу, объясняющую необычное старение космонавтов из экспедиции Бура на карликовой планете Эда, в районе звезды Зоры, залетевшей в нашу Галактику. Если допустить, что сама планета и все имеющееся на ней "карликовое", потому что элементарные частицы Эды сами по себе меньше по размерам, то есть являются "лилипутами" в сравнении с соответствующими элементарными частицами Гаяны или Земли, то время на Эде и должно быть "меньше", то есть быстрее! Наше мироздание "населено" множеством галактик. Возможна ли связь между ними, конечно, не мгновенная, а с помощью чего-то движущегося? Да, хотя бы потому, что нельзя доказать обратного... Кроме того, поскольку все они объединены в систему нашего мироздания, что-то должно ее (систему) скреплять. Это "что-то" Юль назвала Материей Величайших Пространств. Движение ее должно быть сверхбыстрым! Скорость света несравнима с такими расстояниями, и, может быть, она лишь "флаг" той области мироздания, где мы живем. Узнав о "парадоксе Глебова", Юль по-своему поняла его смысл. Космические струйные течения... Разве нельзя увидеть в них ту неизвестную форму материи, о которой она писала, -- Материю Величайших Пространств? -- Уважаемые члены Народного Совета, -- говорит Евгений Николаевич, -- мы просим вас разрешить отправиться нам в дальнюю галактическую экспедицию для изучения космических струйных течений. Здесь много вопросов. Может быть, спиральная структура Галактики объясняется действием струйных течений? Возможно, они расслаивают и Метагалактику, сообщая ей неустойчивость, присущую большим звездным скоплениям, раздувают или сжимают Мироздание? Мой соотечественник астроном Паренаго открыл звезды-нарушители, движущиеся навстречу общему потоку звезд... Почему не предположить, что их увлекает космическое струйное течение? Изучение данных счетно-решающих и навигационных машин "Юрия Гагарина" позволило нам сделать кое-какие предположения... Диаметр "земной" солнечной системы равен шести биллионам километров. А еще через четыре биллиона наш звездолет спокойно вошел в космическое струйное течение, которое, видимо, имеет изогнутую траекторию. Нам удалось также установить, и на каком удалении от Гаяны мы вышли из него в обычное пространство. Огибая район Гаяны, оно уносится дальше. Куда? Надо отыскать его и довериться ему. Ваша техника позволяет организовать экспедицию. Расчеты показывают: первоначальное направление полета должно быть таким... Евгений Николаевич показывает его на звездной карте крестиком, и лица членов Совета хмурятся; это направление поглотило нескольких Роотов... Оно запрещено для галактических полетов. -- Мы просим снять запрет хотя бы для нас... Запрет охранял жизнь космонавтов,-- взяла слово Юль.-- Я согласна. Но сейчас положение меняется: земляне обнаружили космическое струйное течение! Нельзя допускать, чтобы запрет стал тормозить науку о Величайших Пространствах, ани. Присутствующие смотрели на нее молча, оценивая возникшую ситуацию. -- Прежние экспедиции Роотов наталкивались на сильное сопротивление среды, сотрясавшее звездолеты. У нас есть сейчас, ани, сверхпрочные звездолеты, опасность резко уменьшается. Вас беспокоит связь, ани. Я прошу выслушать члена Совета Ула. Разреши сказать ему, долгожитель? Ган кивнул молодому ученому с курчавой шапкой черных волос, сидевшему в первом ряду. -- Лаборатория космических средств связи, -- сказал Ул,--закончила проект нового "почтового" снаряда. Если радиосвязь прервется -- из звездолета будет выпущена торпеда повышенной мощности и с гарантией доставит донесение... Ул закончил, и снова заговорил Евгений Николаевич: -- Мы обсудили проект и в нашей маленькой семье землян-- командир разрешает мне принять участие в экспедиции, если вы, ани, утвердите ее. Ган оглядел посерьезневшие лица. Об опасности самого полета не говорилось ни слова -- не имеет смысла пересыпать песок с ладони на ладонь. Евгений Николаевич ринулся в решающую атаку. Поднявшись с места, по земной привычке, и подойдя к краю возвышения, он вновь горячо заговорил: -- И еще важное соображение, ани! -- Голос его звенел. -- Мы считаем невероятным допущение, что это течение единственно и только в нашей Галактике... А что если, говорим мы, во Вселенной существует сеть подобных течений? Мы получим новый метод изучения Величайших Пространств и свяжем не только планеты, но и галактики. Мы победим Его Величество Время, ани! Евгений Николаевич рассчитал атаку с кибернетической точностью. Взгляды членов Совета загорелись вдохновением. И все же, когда Ган предоставил слово желающим, никто не выступил. -- Ну, что ж, -- улыбнулся долгожитель, -- в течение часа мы будем размышлять... После перерыва началось голосование. Оно длилось ровно пять минут. За это время каждый еще раз обдумал свое решение и мысленно излучил его в телепатическую машину. Пять минут спустя жители планеты узнали итог: 971 голос--"за", 14--"против" и 15--воздержались. 3 Опять дневник и новая страница--я с грустью начинаю ее словами: "Последний день мы провели..." Да, подошел и такой день. Мы собрались на острове Уэл, откуда Евгений Николаевич и Юль стартуют в космос. Не было атмосферы исключительности--всякий намек такого рода изгонялся из быта жителей острова и гостей. Не было и церемониальных проводов. Из Тиунэлы прилетели Ган, Ле, Ул и Эла. Отправляется в рейс самая большая и прочная ракета Гаяны. Глядя на нее, кажется, будто стоишь у подножия высокого скалистого пика, на склоне которого крупно написано: "Ри". Простившись с нами, Юль повернулась к Гану: -- Если мы... не скоро возвратимся, долгожитель, значит--нашли космическое струйное течение. Ган молча поцеловал ее и отошел. -- Повнимательней, Евгений Николаевич, -- сказал командир, обнимая друга.--В трудной обстановке...-- он запнулся, желая сказать "не лезьте на рожон", но не договорил, подумав, что сам этот полет имеет неприятный адрес: к черту на рога. -- Понял, командир, -- кивнул Глебов. Вскоре на Гаяне стало одним звездолетом меньше... В науке чудес не бывает, в природе -- тоже. Зато изменений, непрерывного и нескончаемого развития -- сколько угодно. Одно явление переходит в другое и разбрасывает семена третьего... Мы знали из трагического опыта прошлых .экспедиций, что может ожидать Глебовых, но надеялись... Так уж устроен человек. В космосе все бурлит, как в кипящем чайнике, и мы думали: а вдруг именно теперь там произошли изменения, благоприятные для наших дорогих друзей? Увы! Последнее сообщение от них было встречено в Совете глубоким молчанием -- слова мало могли помочь делу, все знали, для чего с поверхности Гаяны умчался "Ри". -- Жестокая вибрация, -- сообщали Глебовы. -- Звездолет выдерживает... Неизвестное силовое поле уводит с курса... Самочувствие нормальное. На борту порядок. И все! Потянулись тревожные дни. Но мы верили в успех. Не потому, что надеялись на авось. На этот раз непокорный космос штурмовали во всеоружии. Мы имели больше права надеяться, чем звездоходы прошлых столетий. 4 По решению Народного Совета на одной из просторных площадей столицы в короткий срок соорудили монументальное здание "Земля". Я присутствовал при сборке... Фундамент был окончен накануне: он напоминал пчелиные соты, толщиной всего метров двадцать. С утра вдали показался караван гравитационных контейнеров с массивными блоками нашего небоскреба. Они плыли над крышами города, неторопливо и уверенно. Машины опускали их на фундамент. Каждый блок точно ложился в свой паз -- гравитационный контейнер мягко высвобождался и возвращался на базу. Ни капли цемента, ни сварки, ни заклепок! Все части здания намертво присоединялись друг к другу электромагнитными каркасами и вакуумными полостями (по принципу магдебургских полушарий). На поверхности здания был слой, превращающий излучения гаянского солнца Фело в электричество, накапливающееся про запас в аккумуляторах фундамента и блоков. В фундаменте же находился и кибернетический контролер сборки, он же вечный страж силового спектра всей конструкции. Основание фундамента--антигравитационная плита: в аварийных случаях кибернетика включит ее, и здание (либо его части) временно "облегчится" настолько и до тех пор, пока это потребуется. Сборкой руководил один архитектор! Это было интересное зрелище--волшебная игра взрослых в детские кубики. В неделю здание было собрано... Внешне оно напоминало Дворец Человека на горе Шу, только пониже ростом (высота нашего дворца не превышала 250 метров) и густого голубого цвета, увенчанное великолепной гигантской белой скульптурой Владимира Ильича Ленина Издали здание казалось постаментом к его фигуре. Владимир Ильич стоял без фуражки, прищурив глаза, и с улыбкой смотрел на город, шумевший у его ног. В первом этаже -- Музей Земли. Над ним -- актовый зал на 20 тысяч мест. Еще выше--кибернетическая энциклопедия Земли, привезенная нами, и лаборатории. Вокруг нашего красавца дворца были устроены пруды, дендрарии, оранжереи и... зоопарк: наши ранчо, назвал их Боб. Мы привезли с собой тысячи зародышей животных, птиц, насекомых, рыб. До сих пор они хранились в специальных капсулах--миниатюрных биотронах--и спали в анабиозе. Теперь же, под нашим наблюдением, их надлежало вернуть к жизни, дать им развиться, а потом перевести в "ранчо" и пруды. Привезли мы с собой и множество семян. Обеспечить Гаянцев типичной живой флорой и фауной Земли--в этом и заключалась самая трудоемкая часть нашей миссии. От того как скоро мы ее выполним, зависело наше возвращение домой. Улеглись первые впечатления, и началась наша деловая жизнь на Гаяне. Сперва я опасался, что из нас не выйдут хорошие консультанты, а тем более--руководители. Но у нас была наша энциклопедия, а ученые Гаяны быстро разобрались в ней и помогли нам. 5 Иногда мы бродили с Хоутоном по нарядным улицам Тиунэлы. Это были поистине "армянские прогулки". Если вы впервые слышите такое выражение--я поясню. Помню в детстве комичные сценки, частенько повторявшиеся в нашей семье... Мама собирается на "базар, а отец, заметив, что время еще есть, решает заполнить его чем-нибудь полезным. "Зайду к Араму, -- говорит он,--что живет в конце нашего квартала: выходной день... нехорошо без гостя", -- и отправляется в путь, как Тартарэн в Альпы. Не пройдя и трех шагов, он встречает Аршавира и стоит с ним малость. Через два дома отца останавливает манящая прохлада винного подвала, но сомнение колеблет его, пока из ароматного полумрака не доносится чей-то веселый голос: "Гай, спустись на минуту--столько новостей!.." ... Выбравшись на дневную поверхность, когда солнце уже высоко, отец ускоряет шаги, чтобы компенсировать непредвиденную задержку. Вот уже до жилища Арама совсем близко... Но тут перед отцом вырастает тощая высокая фигура--наша родственница, пятидесятилетняя тетя Астгик, которую все зовут "ориорт" (то есть барышня), ибо еще не родился на земном шаре мужчина, пожелавший завоевать ее неприступное сердце. Болтливостью нашей ориорт Астгик гордился весь Ереван: остановить ее неутомимый язык было труднее, чем лошадь на скаку, увильнуть от него--так же замысловато, как от падающей крыши, если вы находитесь под ней, в запертом доме. Впрочем, отец -- самый мужественный и выносливый ее слушатель. Когда беседе все же наступает конец, отец беспрепятственно стучит висячим железным молоточком о железный квадрат на воротах, пока вверху не появляется в окне лицо жены Арама, лениво объясняющей, что ее муж "утром вышел к тебе навстречу..." После этого начинаются поиски приятеля, и в минуту, когда уставшее солнце скрывается за горы, отец вводит Арама в дом и невинно спрашивает у мамы, готов ли обед... Вот это и есть настоящая "армянская прогулка", любимая Хоутоном. На пути мы останавливались со знакомыми и незнакомыми -- на улицах столицы всегда полно гуляющих,--и наша "средняя техническая скорость" не превышала ту, которую установил для себя мой отец в выходные дни. В тот день, о котором я хочу рассказать сейчас, я торопил Боба, но потом махнул рукой, когда он, обняв меня, сказал с милой, мальчишеской улыбкой: -- Куда ты спешишь? Давай пошатаемся по планете... И мы пошли дальше, не меняя темпа. Возле стадиона Боб лукаво глянул на меня и потянул за рукав. -- Зайдем, старик. Меня осенила великолепная идея. Понимаешь, давно размышлял, что бы такое подарить Гаянцам?.. Стадион пуст, его прозрачная крыша излучает прохладу. Только возле плавательных бассейнов оживленно. Разыскав нескольких членов Совета стадиона, Боб принялся рассказывать им... о футболе. Мы проторчали там часа три, не меньше, но Хоутон добился своего: в этот день родился гаянский футбол! Почему "гаянский"--вы еще узнаете. С этого дня футбол начал победоносное шествие по планете, ничем не останавливаемое, всеми поддерживаемое, покоряющее города и городишки. Он превратился в страстную спортивную пандемию, бесповоротно и навсегда. -- Эх, старик, -- размечтался Боб, -- когда у нас на Земле выбросят за борт любителей загонять атомные бомбы в чужие ворота, мы станем обмениваться настоящими футбольными командами и откроем матч на первенство космоса! А? -- Превосходно, Боб. Да будет так! Глава одиннадцатая. ТАЙНИК ВСЕЛЕННОЙ 1 В то утро в эфире слабо прозвучали слова: "Ри уэй--рон", то есть: "Я--Ри-второй". Слышать эти позывные было тягостно: это сигналы почтового снаряда Глебовых. Значит, с ними самими произошло такое, что мешало возвратиться домой. Когда позывные запеленговали--оказалось, что они доносятся... с направления, противоположного тому, куда улетел "Ри": космическая торпеда шла почти тем курсом, какой держали мы... летя с Земли на Гаяну! На экстренном заседании Совета не высказали ни одного, даже осторожного предположения, объясняющего загадку. Разработали схему поимки почтового снаряда, и опытнейшие космонавты вылетели навстречу, чтобы потом развернуться, уравнять скорость и снять "почту" Глебовых. Задание Совета выполнили без заминки, и во Дворце Человека, а затем на всей планете стала известна судьба экспедиции. 2 ... Первые признаки необычного появились задолго до вибрации: приборы световые, звуковые, телепатические--всех дублирующих систем, имеющихся на звездолете, сообщили о приближении мощного силового поля, характеризовать которое кибернетические анализаторы отказались. Неизвестное поле не оказывало прямого воздействия на приборы--оно влияло каким-то образом на окружающую межзвездную среду и вещество звездолета. И потом уже, по этому влиянию, воспринимаемому приборами, можно было судить -- с весьма приблизительной достоверностью--о самом "поле X", как по почерку судят о характере человека. Вибрация началась импульсами, длящимися миллионные доли секунды. Сигнализаторы на панели запаса прочности успокаивали: конструкция и материалы корпуса прочны! После того как частота вибрации возросла в несколько тысяч раз, Евгений Николаевич приказал Юль лечь в антивибрационный биотрон с тремя степенями свободы и включил аппаратуру анабиоза. Одному--легче; он понимал, что это человеческая слабость, но использовал свою власть командира. Вибрация возрастала -- Евгений Николаевич перешел в специальную кабину управления. Несколько крохотных толчков увели звездолет с курса. Казалось, перед звездолетом выросла невидимая стена. Тогда Глебов позволил звездолету некоторое время идти измененным курсом. Полет стал более спокойным, но часов через двадцать последовало повторное, более плавное, отклонение от курса. Создавалось впечатление, что звездолет сам "хочет" лететь вдоль невидимой стены. Это никак не входило в планы экспедиции, а рассчитывать на случайную брешь было глупо. И Глебов принял новое решение -- идя вдоль стены, уточнять ее направление и одновременно сбавлять скорость полета Он надеялся пробить стену на малой скорости, но с возрастающей мощностью, как это делает водитель электромобиля, преодолевая крутой подъем. "Ощупывая" стену, Глебов заметил, что она экранирует, отражает радиолучи, и понял, почему прекращалась связь с прежними звездолетами Роотов. Если и им удастся проникнуть сквозь стену -- связь с Гаяной также стане г невозможной. Следующая мысль оказалась просто спасительной: Глебов принялся исследовать сопротивление стены под разными углами. Расчеты показали, что чем больше угол вхождения в стену будет отличаться от прямого, тем безопаснее ее преодоление. В идеале нужно было входить в нее, следуя почти параллельно, но это отнимет уйму времени. Глебов поручил кибернетике определить наиболее выгодный угол, потом задал звездолету новый курс, передал на Гаяну последнее сообщение и, приняв меры предосторожности, решился на генеральный штурм... ... Фиолетовый экран Z-поля отбрасывал невидимый тысячекилометровый ионный факел двигателей. Корпус звездолета сотрясался, и перегрузки росли с каждой секундой. Броски становились сильнее и продолжительнее. Бледный, с красными от напряжения глазами, Глебов не отрывался от приборов, повышая мощность, удерживая звездолет на курсе. Двадцать один час "Ри" проходил стену. Евгений Николаевич почти не спал, поддерживая себя возбуждающими таблетками, не зная, где и через сколько времени окончится это изнурительное испытание. Но ни разу за все время он не подумал о прекращении штурма--только вперед! Вибрация исчезла сразу. Еще дрожа от усталости, Глебов сверил показания дублирующих приборных систем, запрограммировал кибернетические анализаторы, хотя внутренний голос--не обманувший его!--подсказывал, что стена позади. Не меняя курса, Глебов продолжал полет: он знал, что не сумеет пересилить соблазн -- более сильный, чем сотни подобных стен, соблазн проверить, что лежит дальше--космическое струйное течение или нет. Звездолет пролетел около десяти миллионов километров. Приборы вели себя как-то "испуганно": окружающая среда обладала и привычными свойствами, и в ней явно происходило нечто совсем незнакомое. И... снова препятствие -- вторая стена. Толщина ее тоже двадцать один час на прежней скорости. Сомнений не оставалось--это струйное течение, и звездолет пересек его! Но почему войти в него и выйти оказалось так трудно? Ведь при их полете с Земли на Гаяну такого не наблюдалось? Глебов вывел из анабиоза Юль. Размер и вид опасности ясен, предстояло трудоемкое накопление фактов, осмысливание происходящего--ум и знания его жены были крайне необходимы. 3 Войдя снова в струйное течение и взяв курс под 45 градусов к оси его, чтобы определить направление космической струи, Юль запеленговалась и удивленно приподняла брови. -- Звездолюб, -- тихо сказала она. -- Звездолюб... -- Я тебя слушаю, Юль. -- Оно... движется в обратную сторону. -- Ты хочешь сказать в обратном от Гаяны направлении? -- Да, Звездолюб... Ваш "Юрий Гагарин" летел к нам с Земли, подгоняемый космическим струйным течением? [/] -- Верно, моя хорошая. -- А сейчас... нас увлекает... в сторону Земли. Евгений Николаевич порывисто обнял ее и расцеловал. -- Я тебя понимаю, Звездолюб... Понимаю!--мягко улыбнулась она. -- Эта река пространства ведет к твоему дому... -- Но давай проверим, Юль. Да, космическое струйное течение мчалось к Земле! Взяв окончательный курс, они полетели где-то вблизи оси открытой ими струи. Пеленгуясь по звездам, они определили наконец и примерную скорость своего движения относительно ядра Галактики: она в девять раз превысила скорость нашего полета с Земли! Представьте себе чувство Робинзона, истосковавшегося по своим близким, по соотечественникам и вдруг заметившего у горизонта белое семячко паруса,--и вы построите миниатюрную модель того, что переживал Евгений Николаевич. Понятно, что Гаяна не безлюдный остров, но как бы ни жилось счастливо в гостях, дома лучше. Пусть ты улетаешь навсегда, волшебный мир Неизвестного неодолимо зовет на нехоженые пути--в сердце твоем всегда будет жить твоя родина, прекрасная, любимая тобой везде! Они мчались с Юль в сторону Земли быстрее света в десятки раз: несколько месяцев отделяло их сейчас от звезды, называемой Солнцем. Не меняй курса, и ты -- дома! Но это будет позорным бегством... За их спиной друзья и командир, вся Гаяна, доверившая им величайшее творение своего ума... И они взялись за наблюдения и расчеты их будущего полета с Гаяны на Землю, прокладывать трассу. Еще немного и... можно возвращаться. Их рабочий день не был нормирован--в этом Глебов расходился с Шелестом и раньше: нельзя сидеть сложа руки, заставлять себя отдыхать, если столько работы вокруг! Они накапливали наблюдения, пытаясь в редкой горсти фактов отыскать намек на закономерность, обнаружить устойчивые характеристики потока... -- Материя Величайших Пространств и есть эта среда, -- утверждала Юль. -- Чтобы обнаружить ее, нужны иные приборы: в этом полете надо решить хотя бы, какими они могут быть. Среда очень разрежена--хорошо бы увеличить собственную скорость нашего "Ри" до субсветовой и пробыть в потоке космического струйного течения как можно дольше. -- Ты права, Юль, но нас так несет быстро, что просто не успеем... -- Тогда, -- глаза Юль вспыхнули золотистыми искрами,--тогда, Звездолюб, полетим дальше... мимо твоей Земли! Сколько сумеем--пока хватит запаса энергии, до "точки возврата". -- А потом? -- Будем искать то, первое космическое струйное течение и вернемся... -- Но мы не знаем точно, где оно начинается. -- Будем искать: если периодически использовать анабиоз -- мы сможем лететь и несколько тысяч лет! Кибернетика у нас надежная: она будет накапливать факты и время от времени будить нас, когда необходимо их осмыслить. Верно? -- Я слушаю тебя, моя отчаянная! -- Возможно, Материя Величайших Пространств вынесет нас и за пределы Метагалактики! Мы отыщем такой народ, такую культуру, о которой и на Гаяне и на Земле даже не мечтают... А может быть... мои предки не погибли и уже достигли отдаленных миров?.. Почему бы и нам... Проект Юль захватил Глебова. Если он примет его--это уже не будет бегством с поля боя: они сообщат о своем решении на Землю, передадут все, что им удастся накопить к этому времени: все данные попадут и на Гаяну. Две планеты будут осмысливать и исследовать космические струйные течения, установив быстрое сообщение между собой, а они полетят искать третий обетованный мир. -- Я решил, Юль, -- сказал он. -- Твой вариант будем считать резервным... вторым. А пока я предлагаю подождать еще месяц и, если лучшего не придумаем, полетим дальше... -- Пусть так Звездолюб, -- согласилась Юль. 4 В свободные часы после этого разговора Евгений Николаевич больше и дольше прежнего рассказывал Юль о Земле, о своей красавице Москве, уже втайне желая, чтобы второй вариант их последующего полета стал единственным--так хотелось услышать голоса родной планеты, поговорить с землянами, узнать... какой у них год, какие изменения в их жизни. К глубоко скрытому (даже от Юль) разочарованию Глебова, первый вариант все же существовал... Приемная аппаратура звездолета уловила чьи-то позывные радиосигналы и доложила Глебовым. Евгений Николаевич услышал нечто знакомое, слегка поворошил в памяти и почти крикнул: -- Позывные ксаны номер восемнадцать, Юль! Юль мгновенно оценила значение принятых сигналов. -- Между нашим звездолетом и этой ксаной расположено космическое струйное течение, направленное к Гаяне: мы летели, подгоняемые именно им! Если мы развернемся и войдем в него, то скоро будем на Гаяне... -- А ты так привык к другой мысли, мой Звездолюб,--тихо сказала Юль. -- Твой проект, Юль, давал мне возможность только услышать Родину, а сейчас... я верю, что хотя и позже, но увижу ее! Надо гасить скорость и возвращаться. Они изменили курс и осторожно стали удаляться от оси течения. Часов семьдесят спустя приборы сигнализировали о нарастании энергетического поля впереди. -- Дыхание стены, -- сказал Евгений Николаевич,-- но рановато... Еще через сорок часов приборы обнаружили по курсу наличие массы вещества. Глебов обменялся с Юль тревожным взглядом, включил кибернетическую копию рабочего журнала "Юрия Гагарина", и они внимательно изучили места, где были зафиксированы данные полета с Земли на Гаяну, вблизи этого района. Никакого намека на присутствие здесь вещества не было. Между тем аппараты звездолета начали принимать слабые излучения на волне 21 сантиметр. -- Водород...--прошептал Глебов. -- Нейтральный водород, -- подтвердила Юль. Вскоре в телескопе можно было заметить впереди и слева слабое зеленоватое свечение ядрышка туманности. Температура его не достигала и 50 тысяч градусов. Спектрограф показал линии водорода, гелия и ионизированного кислорода. Сфотографировали и пришли к выводу, что крошечная туманность лежит... в месте, где оба встречных космических струйных течения, слегка изогнутые друг к другу, соприкасаются. Евгений Николаевич стал подумывать об изменении режима полета -- он опасался тряски звездолета. Однако Юль, закончившая очередной навигационный сеанс, доложила о падении скорости дрейфа и непроизвольного отклонения курса от оси течения. Вибрации не было, и Глебов решил выждать Звездолет, все сильнее увлекаемый в сторону, постепенно вписывался в кривую вокруг туманности. Теперь Евгений Николаевич и Юль получили больше возможности оценить ее конфигурацию. То, что им вначале казалось шарообразной туманностью, на самом деле было расширяющимся раструбом космического смерча!.. Это сравнение, найденное Евгением Николаевичем, наиболее удачно передает внешний вид странною явления. Неделю спустя скорость звездолета упала до ста километров в секунду, перегрузки возросли до 1,2. -- Юль! -- горячо сказал Евгений Николаевич, рассматривая свежие фотографии туманности.--Это похоже... Нет, в самом деле... Я думаю, что Материя Величайших Пространств, из которой, наверное, состоят оба течения, соприкасаясь, рождает... вещество. Возможно, это и есть прототело, о котором писал наш Амбарцумян?.. Перед нами редчайший Тайник Вселенной, Юль! Наклон смерча был направлен в ту часть Галактики, где находилась туманность Ориона, точно питая ее новыми порциями вещества. Полет протекал по-прежнему спокойно, приборы не поднимали тревоги (хотя показания их все еще вызывали сомнения), однако постоянная, непрекращающаяся нагрузка утомляла космонавтов. Решили возвращаться на Гаяну. И тут они почувстовали грозное приближение опасности: круговорот материи цепко держал их в плену и не желал отпускать. Звездолет уже шел по орбитальной траектории и по существу начинал свой первый круг... Он становился маленькой планеткой зеленоватой туманности. Приборы не смогли вовремя предупредить, потому что слабо реагировали на среду... Кибернетика вынесла свой приговор: звездолет слишком близко подошел к туманности и запаса энергии не хватит, чтобы изменить курс в этих условиях-- вихрь Материи Величайших Пространств сильнее! Не хотелось верить, что беда неотвратима, но счетно-решающие машины холодно и бездушно сказали: если даже и хватило бы энергии, перегрузки достигнут разрушающей величины и из Тайника Вселенной "посыпятся одни осколки". Это и был конец экспедиции... 5 -- На этот раз, Юль, мы влипли,--так говорят шутники у нас на Земле, -- мрачно резюмировал Евгений Николаевич. -- Безрассудно тратить время, хотя у нас его хватит на десятки поколений. -- Я не поняла, Звездолюб. -- У нас же нет реальной возможности вырваться из плена? -- Так, Звездолюб. -- Стоит ли тогда попусту предаваться отчаянию? -- Разве я... -- Нет, моя Юль, я не думаю, что во Вселенной есть женщина, сумевшая бы на твоем месте проявить большее мужество. -- Так что же? -- Вот и я считаю: нет смысла ломать голову там, где ее можно сохранить целой. -- Да, Звездолюб. -- Мы вызвали с тобой на поединок Его Величество Время, Юль, хотели одержать верх. Не удалось, Я не жалею... -- Я тоже!--гордо вскинула голову Юль --Мы с тобой открыли еще одну важную проблему. Правда, к этому мы не подготовлены, потому что не знали, не все могли ожидать... Сюда прилетят гаянцы и земляне, подготовленные лучше, на более совершенных звездолетах. Наш труд не пропадет, если мы и погибнем. -- Ты права. Но можно и... не погибнуть, Юль. -- Я слушаю, Звездолюб. -- Нам не удалось победить Время... Так сделаем его своим союзником, может быть, спасителем... Юль прижалась к нему, задумалась. -- Мы отправим почтовую ракету на Гаяну с итогами наших наблюдений, дневником, Юль. Ее масса меньше, и она рассчитана на перегрузки, недоступные нам. А потом ляжем в биотроны и включим аппаратуру анабиоза без задания на пробуждение. -- И, видя, что Юль оценила назревавшее в нем решение, он заговорил мягко, ласково, будто уговаривая: -- В анабиозе наша жизнь замедлится в тысячу раз... Значит, мы сможем подождать полмиллиона лет... -- Это я смогу ожидать столько, -- прервала Юль, и лицо ее побледнело. -- Я и раньше мучилась тем, что земляне живут так мало, Я не хочу терять тебя, находясь сама в расцвете сил! Я надеялась, что наша наука позволит продлить жизнь и тебе, мой Звездолюб. А в анабиозе у меня не будет надежды на "равноправие". Ты состаришься через пятьдесят-шестьдесят тысяч лет. -- И этого срока достаточно, -- убеждал Евгений Николаевич,--для того чтобы наука созрела для нашего спасения. -- Я могу согласиться, Звездолюб, -- твердо сказала Юль, -- при условии, что кибернетика разбудит нас, когда тебе, твоей жизни станет угрожать старость: тогда подумаем и поговорим о следующем решении. -- Пусть будет по-твоему, Юль, -- произнес Евгений Николаевич. -- Можешь считать мои слова решением командира. Они тщательно подготовили почтовую ракету к вылету, рассчитали ее траекторию, определили точку старта и запрограммировали навигационную кибернетику посланца. Окончив работу, они выпустили его в пространство и, когда убедились, что ракета прошла сквозь пограничный слой обоих течений и легла на курс, разнося по Галактике: "Ри узй--рон",-- погрузились в анабиоз. А "Ри" продолжал свой безостановочный бег по круговой орбите... Я не знаю последних слов, произнесенных Юль и Евгением Николаевичем на прощание: то ли они шутили и смеялись до конца--по гаянскому обычаю, то ли по-земному оплакивали свою неудачу. Не знаю, что было произнесено у биотронов "Ри" в ту минуту. Но верю: они закончили экспедицию как жили--не теряя разума, человеческого достоинства. Вот о чем подумал я, когда во Дворце Человека, перед членами Народного Совета демонстрировались кадры из дневника замечательных звездоходов, и я всматривался в дорогие мне лица незабвенных Юль и Евгения Николаевича Глебовых... Изучение присланных ими материалов многое прибавило к тому, что имелось в энциклопедии о Материи Величайших Пространств, но проблема оставалась "запломбированной". Выручить Глебовых по крайней мере в ближайшие годы представлялось сомнительным: вначале предстояло разгадать само "пекло", а потом-- идти в него. Совет принял три решения, в равной степени взволновавших меня, Хоутона, Шелеста и наших гостеприимных хозяев... 1. Построить звездолет для возвращения землян на родину, тем самым отметить отличное выполнение ими полетного задания. 2. Увековечить память супругов Глебовых, их выдающуюся деятельность в истории планеты. 3. Считать проблему Материи Величайших Пространств главнейшей; создать специальный институт, передать в распоряжение Совета института группу космонавтов и спроектировать три звездолета повышенной прочности и мощности, превосходящих "Ри". Конечная практическая цель -- спасение Глебовых. О том, что делалось во исполнение первого распоряжения, я расскажу в следующей главе. Исполнение третьего пункта уходит в отдаленное будущее. Второй... ... С центрального космодрома Уэл поднялась в космос ракета-носитель, выводя на орбиту необычный мемориальный спутник. Имея наклон к оси планеты, он двигался так, чтобы его видели жители обоих материков Гаяны. Покинув носитель, спутник вспыхнул ярким темно-вишневым пульсирующим светом. Колесо истории, как говорили у нас еще в античные времена, катилось вперед, но нам слышался в его движении сухой скрип и раздражающий скрежет. Потеряв Звездолюба и Юль, мы особенно почувствовали, как они дороги нам. Думая же о них--вспоминали Ло. Странно сложились наши судьбы: Ло ушел в Прошлое, Юль и Глебов -- в Будущее, мы оказались между ними, в Настоящем... Глава двенадцатая. САМАЯ НЕТЕРПЕЛИВАЯ... 1 Мы прожили на Гаяне меньше года, но успели полюбить чистые яркие краски ее природы, по-своему наивный, веселый и трудолюбивый народ. Наша миссия окончена. Строительство космолета "Роот" подходит к концу. Мы реже бываем в конструкторском бюро, ибо уже знаем свой корабль назубок. Пройдена и программа тренировок. Последние дни на Гаяне... Странное чувство охватывало меня: будто я превратился в книгу, в которой по ошибке сброшюрованы последние главы одного романа и начальные--другого. Однажды вечером над телепатоном торшера появилось изображение светловолосою подростка. Его грустное лицо показалось мне знакомым. "Может быть, из-за глаз, таких же голубых и умных, как у Глебова?"--подумал я. -- Здравствуйте, ани,--сказал мальчик.--Вы помните меня? -- Кто ты?--спросил я. -- Меня зовут Оу, ани. Когда вы первый раз были у долгожителя Гана, я включился в его Телепатон... Вы обещали прилететь к нам... -- Вспомнил,--кивнул Шелест.--Спасибо за приглашение. Это я заверил тебя, и мне неловко... -- Я понимаю, ани,--быстро заговорил Оу.--У вас столько дела. Но сейчас у меня есть кое-что, возможно, интересное для вас. Учитель говорит: мысль новая. Генеральный Проблематор подтвердил его слова. Я хотел бы кое-что показать и поделиться предположениями. -- Как быть? -- обратился ко мне Шелест по-русски. -- Я и Хоутон будем заняты два дня, ты же знаешь... -- Не возражаю,--ответил я.--Слетаю... -- Хорошо, Оу,--повернулся к Телепатону Шелест и кивнул в мою сторону. -- Вот он прилетит к тебе. -- Спасибо. Я жду тебя, долгожитель! Доставить меня на юг Урела взялся все тот же Рат, почти ежедневно бывавший у нас в гостях и узнавший о просьбе Оу. -- Я помогу тебе, ани,--предложил он.--Я тебя высажу в интернате и отправлюсь по своим делам. А на обратном пути--прихвачу... Заодно покажу тебе новинку! Пока о ней знают лишь авиаторы. -- Какую, Рат? -- Самолет, ани, -- скромно ответил конструктор. -- Небольшой, двухместный. -- Этим не удивишь! -- Потом скажешь... Утром я жду тебя на аэродроме Тиунэлы, в ангаре экспериментальных машин. 2 Утром, как условились, я был на месте. В узком отсеке ангара стоял... круглый фюзеляж, длиной метров десять, с классическим самолетным хвостом и крепкими, утолщенными стойками ног шасси, без колес. Не было и крыльев. -- Впервые вижу такой самолет,--смущенно улыбнулся я. -- Или он еще не собран? -- Нет, ани, он готов к полету хоть вокруг Гаяны. -- И именно на нем мы сейчас отправимся? -- Да, ани. -- Со скоростью ракеты? -- Нет, ани: это же самолет. Садись... Лезу в пилотскую кабину и располагаюсь правее Рата. Подлокотники кресла изогнулись под прямым углом внутрь и как бы законтрили меня без привязных ремней. Рат включил двигатель. В моторном отсеке послышалось приятное жужжание. Самолет (все-таки этот недомерок впоследствии оказался превосходным самолетом!) чуть приподнялся. Открываю форточку и выглядываю: у ног шасси выросли прозрачные голубовато-зеленые поплавки! Рат слегка увеличил мощность, и фюзеляж вырулил из ангара--поплавки переползли порожек так, будто его и не было. -- Объясни, Рат, не томи... -- Хорошо?--осклабился инженер.--Это Z-поле, сформованное специальной антенной. Смотрите дальше, ани! Есть уже и крылья... Из фюзеляжа выползли телескопические лонжероны с ажурным набором тонких нервьюр: теперь я сам догадался, что это тоже антенны Z-поля, наподобие огромного зонта у "Юрия Гагарина", на котором мы прилетели с Земли. Мгновение -- и стали видны прозрачные фиолетово-зеленые крылья с обычным аэродинамическим профилем. Рат вырулил на старт и пошел на взлет. В момент отрыва от земли у меня екнуло сердце: фюзеляж зрительно держался на тонких трубах и чуть ли не на проволочном каркасе--антенне крыльев. Но все было нормально, и самолет ринулся в набор. Слегка прижало к сиденью, и мне вспомнилась далекая не только во времени, но и в пространстве... моя земная юность. Как ты сейчас поживаешь, мой родной Аэрофлот? На каких крыльях летают твои пассажиры? Какие космические рейсы прибавились в расписании? Скоро мы начнем долгий путь к тебе. Кого увижу? Нет уже, наверное, знакомых бетонных полос: на их месте пластмассовые аэродромы; новые пассажиры теснятся на перронах, незнакомые летчики в кабинах ростовских самолетов Сколько же тебе лет сейчас, Аэрофлот? На какой, по счету, твой день рождения я попаду?.. Выйдя за облака, Рат перевел машину в горизонтальный полет и стал разгонять скорость. Крылья-антенны отогнулись назад, профиль стал тоньше и изменил форму на более выгодную при сверхзвуковой скорости. Взяв курс на юг, Рат включил автопилот и повернулся ко мне: -- Ну как, ани? -- Отлично! -- И представь себе, ани, -- сказал Рат, -- что это лишь первая часть новой программы нашего конструкторского бюро. -- Что же тогда будет... в последней?!.. -- Надо научиться формировать из Z-поля не только крылья, но и многоцелевые роботы... Не из вещества, понимаешь, а из поля! Такие роботы проникнут в самую глубь планеты без буровых скважин, будут ремонтировать шахты, подводные туннели--что угодно, без демонтажа... Сразу не предусмотришь, где они найдут применение. Пусть пять, десять лет--задача под силу нашей науке. 3 Меня встретил Гар--руководитель интерната, невысокий (не в пример большинству Гаянцев!), моложавый. В центре площади было несколько нарядных учебных корпусов, похожих на оранжереи, вокруг--одноэтажные домики ярких расцветок: жилье преподавателей и учеников. -- У нас каникулы, ани,--сказал Гар,--тебе не удастся побеседовать со всеми: я отвезу тебя прямо к Оу. Он никуда не уехал, во всяком случае, пока... Познакомив меня с Оу, Гар покинул нас, а мы прошли к озеру. За высоким сетчатым забором, на крутом берегу-- вольер. В клетках без дверок, в домиках, в норах живут сотни зверьков, птиц, змей, даже насекомых. В прозрачной воде "на участке Оу" скользят рыбы с щупальцами, лениво посапывают у поверхности крупные морские животные, напоминающие дельфинов, ползают по камням прозрачные, как медузы, крабы. И вся эта живность узнавала Оу, несомненно, слушалась его, по-своему выражала радость при его появлении. Мы присели на гладкий, точно отполированный, черный ствол старого дерева, и я по-настоящему узнал маленького гаянского Дурова. -- Ты дрессировщик, Оу? -- Не совсем, долгожитель, -- ответил мальчик, хотя и понимавший, что с точки зрения Гаянцев я молод, но из-за моей предательской седины настойчиво обращавшийся ко мне так уважительно. -- Как и все остальные юннаты, я использую аппаратуру... Ее лучи могут вызывать у животных ярость или испуг, возбуждать либо угнетать, могут усиливать инстинкты. Очень важно точно и вовремя дозировать облучение и знать повадки своих животных. Каждое по-разному реагирует на облучение. Я разыскиваю подходящих чуть не на всей Гаяне. -- Устраиваешь экспедиции? -- Да, долгожитель. Иногда--всей нашей командой, а когда и сам... Как-то на Уэле, возле космодрома, я отобрал несколько ваалов... Показать? -- Пожалуй... Оу расстегнул курточку, и я увидел на нем широкий пояс, толщиной в палец, с миниатюрным пультом управления. Он нажал одну из кнопок и стал подкручивать верньер. Я вдруг похолодел от испуга: на прочной паутиновой нити на уровне моих глаз повис мохнатый паук с черными рачьими глазами навыкате, ярко раскрашенной спиной. Шустро перебирая длинными многосуставчатыми лапами, ваал (я уже понял, кто это!), опускался с дерева к ногам мальчика. -- Не бойся, долгожитель, -- поспешно успокоил меня Оу. -- Они добрые... Они?!. Я быстро огляделся и увидел, что меня окружили эти существа. Впрочем, буду справедливым: стоило немного привыкнуть, и я уже начал находить в них даже что-то симпатичное (да-да!), мне показалось, что я уже могу отличить один экземпляр от другого, и отважился подставить ладони самому крупному, пестрому, как павлиний хвост, ваалу... Оу начал бегать пальцами по пульту, и паучок послушно замирал, переворачивался на спину или вальсировал, будто желал показать себя со всех сторон. -- Жду продолжения рассказа, Оу,--напоминаю я. -- Долгожитель,--волнуясь, проговорил мальчик,-- точно в то время, когда звездолет Глебовых "Ри" трижды пробивал стену струйного течения, почти все мои ваалы были до крайности возбуждены и вели себя очень странно... Я внимательно всмотрелся в юного первооткрывателя. "Неужели у всех необыкновенных такие же глаза, как у него и нашего Звездолюба?--почему-то подумалось мне.--Пусть мальчик ошибается, но такая смелость мысли делает ему честь". -- Как доказать, что это совпадает во времени? -- Я запросил Генеральный Проблематор: он произвел расчеты. -- И что же? -- Сигналы дошли до моих ваалов со скоростями, равными полету "Ри" в космических струйных течениях! А это уже, по словам Боба, кое-что. -- Но... -- Извини, долгожитель: возможно, космические струйные течения иногда могут излучать Материю Величайших Пространств, но очень слабо, и никто на Гаяне не обнаружил ее, кроме ваалов. -- Ты сказал, Оу, почти все твои ваалы?.. -- Да, долгожитель. Я имел в виду, что бурно реагировали только ваалы с острова Уэл, пойманные возле вашего звездолета "Юрий Гагарин". Остальные почему-то нет... Дальше моя голова, что называется, загудела от мыслей, как печка, в которую подбросили дров. Я тут же связался с Шелестом и Хоутоном. Пока мы советовались, Оу молчал и сиял от счастья. С того дня машина закрутилась... Целый отряд ученых взялся проверять открытие юнната Оу. Собственно, проверить его можно было только в нашем полете на Землю. Зато удалось определенно установить, что микроорганизмы, паразитирующие в теле ваалов с острова Уэл, несколько отличались... Получив в чистом виде обе культуры, микробиологи начинили ими капсулы -- приборы для обнаружения и, возможно, измерения поля космического струйного течения. Капсулы мы назвали оутронами. Кроме них, мы возьмем несколько ваалов. -- Как это ты смекнул? -- спросил меня Шелест. -- После того как Оу сказал, что реагировали ваалы, пойманные им на космодроме, неподалеку от нашего звездолета, мне ничего не оставалось, как предположить, что это -- влияние его корпуса, "пропитанного" космическим струйным течением. -- А это уже кое-что! -- весело резюмировал Хоутон. 4 Незадолго до расставания нас проведали Эла и Ган. Пообедали вместе и еще раз обсудили предстоящий вылет. Звездолет оборудовали новейшей аппаратурой; Ган очень рассчитывал на оутроны. Наблюдений предстоит выполнить много, но даже если их предполагаемый объем увеличится втрое-- микрозаписи уместятся в монокристалле, размером со" спичечный коробок. Таких кристаллов будет несколько копий: мы возьмем их по одной. В анабиозе мы будем находиться лишь при старте, разгонах скоростей и торможении, остальное время-- бодрствовать: изучать среду, вести счисление пути-- кибернетика не сумеет без нас освоиться полностью с полетом в космическом струйном течении. -- Ани, -- сказала Эла, -- многие советуют установить возле вашего дома художественную скульптуру... Нет ли у вас предложения? Мы переглянулись, и Шелест ответил: -- Решайте сами. -- Тем лучше, -- быстро согласилась Эла. -- Признаюсь вам, ани, скульптура готова: по моему проекту... 5 Утро третьего дня... до старта. Поднимаемся рано: сегодня улетим на Уэл. У нас гостят Эла, Ган, Рат и, конечно, Ле. После завтрака, едва успели выйти на крыльцо,-- Эла, улыбаясь, говорит: -- Скульптура установлена, ани. Можно взглянуть. Шелест махнул нам рукой и побежал к берегу... Метрах в пятидесяти от дома синеватая вода озера незаметно переходила в крутую пластмассовую волну с белой застывшей пеной на верхушке, окутанной туманом живых брызг. Едва касаясь волны маленькой ножкой в золотой туфельке, застыло серебристо-прозрачное изваяние очаровательной девушки. Она откинула руки назад в беге, устремив взгляд к небу. Кружевное платье оттенка слоновой кости развевается на ветру. При взгляде на нее мне вспоминаются с юности знакомые слова: "Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой... в ее... глазах стояла неподвижная точка... В ее черных волосах блестел жемчуг гребней..." А вслед за тем, мне почудилось, будто я слышу далекий голос с моря: "Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу..." -- Фрези Грант?!.-- воскликнул я. -- Да,-- подтвердила Эла. -- "Бегущая по волнам..." Я знал, что первой русской книгой, которую перевела Эла с моей помощью,- был однотомник Александра Грина. Знал, что книга имела успех. Рассказы Грина, его "Алые паруса", "Бегущая по волнам" -- почти в каждом доме. Сердца Гаянцев покорили Пушкин, "все Толстые", Чехов, Маяковский, Шолохов и многие-многие другие, раскрывая шире мир Земли и доставляя эстетическое наслаждение. Но Грину особенно повезло: его первого прочитали на Гаяне. -- Эла, -- сказал Шелест, не отрывая взгляда от скульптуры, -- ты доставила нам радость. Но почему именно "Бегущая"? -- У нас есть легенда, ани, чем-то родственная той, что придумал Александр Грин. -- Расскажи, пожалуйста, Эла. -- В галактическом полете звездолет "Ар" отсутствовал двести лет. Вернулся домой один маленький Ло... В звездолете нашли дневник экспедиции. Штурман Нэт уверял в своих записях, что видел своими глазами светящееся объемное изображение человекоподобного существа, летевшее некоторое время за бортом звездолета... Оно почти прозрачно, но его можно было рассмотреть и увидеть даже взмах руки, якобы указавшей направление на ядро Галактики... -- Дальше, Эла, дальше! -- Загадочное свечение свободно проникло сквозь обшивку корабля, а потом исчезло. "Зовущий к Ядру"--так назвал это явление Нэт. -- А кто-нибудь еще?..--заинтересованно спросил Шелест. -- Нет, ани. Кроме Нэта, никто не встречал в космосе "Зовущего к Ядру". Пусть лучше продолжит Ган. -- Твердого мнения у меня нет, -- засмеялся Ган. -- Но меня увлекло это явление. А Эла даже написала фантастический рассказ. Сюжет таков: на планете, вблизи галактического ядра, по какой-то причине погибло все население... Осталась техника. Она и посылала в космос "Зовущих к Ядру"--сгусток неизвестной нам энергии -- в поисках разумных существ. Планету нужно было вновь заселить живыми людьми, без них техника, так сказать, потеряла цель, смысл... Рассказ читался год-два, а потом о нем забыли: вероятно, картина вымершей планеты оказалась мрачноватой... -- А рассказ Нэта, -- закончила Эла, -- превратился в легенду о "Зовущем к Ядру". -- Галлюцинация?-- предположил Шелест, повернувшись к Ле. -- Возникновение зрительных образов в условиях галактического полета возможно, -- уклончиво ответил Ле. 6 Далеко внизу показался знакомый Уэл. С высоты остров похож на след человека, оставленный в океане. Там, где находится "пятка",--город и Космический Центр. А за холмистым валом, на всем остальном просторе -- стартовые площадки. На одной из них заканчивали снаряжение "Роота". Мы хотели в тот. же день съездить туда, но Ле отсоветовал: -- Основное сейчас -- отдых, юноши, -- сказал он.-- Лучше пообедаем и -- на стадион: предстоит дружеская встреча футбольных команд Космического Центра и Тиунэлы. -- Это уже кое-что!-- обрадовался Хоутон. К нашему приходу небольшой стадион полон "по-земному", но трибуна для отлетающих свободна, и мы по праву занимаем ее. ... Настала пора описать гаянский футбол. Судьи не было. Его обязанности выполняли всевозможные датчики, встроенные в пушистое пластмассовое поле, и автоматические телевизионные наблюдатели, подчиненные анализирующей машине. Самый же мяч, таких же размеров и веса как у нас, гаянцы начинили маленькими механизмами-киберами и антигравитационным устройством. Если кто-то сыграл не по правилам или переговаривался с игроками--со всех динамиков стадиона несся судейский свист, а мяч мгновенно выходил из игры сам и занимал ту точку, с которой надлежало бить по нему вновь. Если по ошибке его хотел ввести в игру футболист не той команды--мяч ловко избегал удара и, как ни в чем не бывало, становился на место. Как-то Шелест шутя внес предложение, рассмешившее нас до слез. Никто, разумеется, не принял его всерьез. Никто, я хотел сказать, кроме Хоутона и... самих Гаянцев--величайших шутников из всех, каких я только встречал. Шальная мысль командира могла найти сторонников только на Гаяне. Случись это на Земле -- ее тотчас предали бы анафеме футболисты и болельщики, чьи нервы и страсти и без того накалены самой игрой. Короче говоря, гаянцы превратили мяч из средства игры в ее радиокомментатора. Внутрь впихнули легонький кристалл, и теперь, если мяч в благоприятных для гола условиях пролетал над штангой ворот, он (мяч!) принимался весело орать: "Мазила!..", "Сапожник!" и другие слова, подчас совсем безобидные. Но в таких обстоятельствах эти слова приводили в ярость неудачника. А динамики на стадионе услужливо доносили до всех комментарии мяча. Можно представить, с каким упорством гонялся за ним после этого обиженный. А так как в ходе игры мазил набиралось несколько с обеих сторон--проклятый же мяч отличался идеальным бесстрастием, -- игра накалялась быстрее, и по мячу били, как по кровному врагу. Узнав о присутствии Хоутона -- Главного тренера планеты по футболу (такого пышного титула еще никто не удостаивался на Гаяне за всю ее историю), -- игроки столицы попросили его сыграть правым нападающим в своей команде против космонавтов Уэла. Они приехали с собственным мячом -- "воспитанником" Боба, начинившего его самыми пронимающими эпитетами на трех языках: русском, английском и гаянском. Глянув на этого старого приятеля, Боб усмехнулся и--с одобрения Ле--пошел в раздевалку. Немного погодя игроки выстроились на поле и метнули: ворота слева от нашей трибуны достались космонавтам, справа--тиунэльцам. Мяч сам занял центр поля и лихо свистнул--игра началась... Сперва шло все как положено. Игроки носились по полю, точно пасовали друг другу, но силы были примерно равные, и острых моментов не наступало. Потом вперед вырвался Хоутон и повел игру, вспомнив свой юношеский опыт в университетской команде. Ему удалось обойти защиту противника, и, прикинув расстояние, он пустил навесной крученый по воротам, но... ликующий крик "Дуби-ина-а!.." возвестил о промахе. Боб стерпел. Снова пошла игра, приведшая к корнеру. Боб выбил угловой, но, то ли был не в форме, то ли по иной причине, мяч прошел позади ворот. Град насмешек своего же мяча потонул в сокрушенных возгласах болельщиков -- они переживали по всем правилам: земная игра будила в них те же чувства, что и у нас, только они срывали досаду на обстоятельствах игры, а не на самих игроках... Зато мяч--порождение фантазии Хоутона и молодых гаянских инженеров -- не стеснялся в выражениях, хотя и теперь в сравнении с некоторыми болельщиками Земли он выглядел приготовишкой. Еще раз спортивная фортуна погладила Хоутона по голове: мяч просился в сетку. Боб неверным ударом изо всей силы направил его в боковую штангу, откуда он рикошетом вернулся обратно. Мяч будто рассвирепел от боли и закричал: -- Уберите вратаря и штанги -- иначе он не забьет! Стадион грохнул, а Боб вполголоса обругал мяч так" что мое перо отказывается воспроизвести его слова. Услышав незнакомые слова, мяч тут же запросил энциклопедию Земли, получив разъяснение, доложил кибернетическому судье и... принялся подыгрывать команде противника, если нога Хоутона касалась его. Счет стал 1:0 в пользу космонавтов. 2:0... 3:0!.. Уже все заметили неладное. Хоутон явно отбивал мяч от своей площадки, а он влетал в ворота партнеров Боба и вопил: "Гол!.." Лишь после того как Хоутон сослался на неважное самочувствие (оно сейчас действительно оставляло желать лучшего) и ушел с поля -- игра стала нормальной. Тиунэльцы размочили сухую таким безукоризненным голом, что мяч лег в сетку с криком "Браво!..", а Хоутону даже послышалась нескрываемая ирония в голосе мяча. Но ни о какой "иронии", конечно, не могло быть и речи, ибо слова, записанные на кристаллофоне внутри мяча, воспроизводились с одинаковой интонацией, а их выбор, зависел от того, какая сторона мяча была ближе к кибернетическому датчику, мимо которого он пролетал. -- Наверное, механизм мяча стал привыкать к игрокам? -- спросил Ган, все еще смеясь от души. -- Такое случается в нашей технике. Надо его заменить... -- Нет, нет, -- воспротивился Боб. -- Он не виноват! Ган вновь увлекся игрой, а Хоутон честно рассказал нам о "нравственном" поединке с мячом и кибернетическим судьей. ... Игра окончилась, и мы отправились в гостиницу космонавтов. Ле доволен: он считал необходимым веселую встряску перед галактическим полетом. 7 День вылета. Последние часы на Гаяне... ... На стартовой площадке диспетчеры и обслуживающий персонал -- ни одного лишнего человека. Суховато для прощания с планетой, гостеприимством которой мы столько пользовались... Мы тщательно скрываем друг от друга свои мысли и грустим про себя. Ган приглашает в комнату отлетающих: скромная обстановка -- несколько кресел и непременный торшер, вокруг которого мы и расположились. -- Мы не хотим утомлять вас,-- сказал Ган,--но. Ле утверждает, что час, который мы просим вас провести у Телепатона, вполне оптимален. Гаяна хочет проводить вас. -- Мы тоже хотим видеть Гаянцев, поговорить с ними, -- повеселел Шелест. Ган включил Телепатон--стены комнаты словно растворились, и мы начали волнующее, трудноописуемое "путешествие" по городам планеты. На площадях миллионы людей. Они ласково всматриваются в наши лица. Они видят нас, слышат, а многие имеют возможность сказать что-то и от себя. Они понимают, что нам невозможно ответить на все их пожелания и напутствия; им хочется видеть нас в последний раз и поднять левую руку. Вот и наша Тиунэла (мы могли называть себя тиунэльцами, жителями многомиллионной столицы), и наши земляки провожали нас--все, кто мог в эти минуты выйти на улицу. Дворец Человека... Народный Совет Гаяны стоя, по земному обычаю, приветствует нас. Наш небоскреб "Земля"... Величественная фигура Владимира Ильича Ленина на фоне гаянского неба. Величайший мыслитель Земли будто желает нам счастливого возвращения домой. Всякое может случиться на таком длинном даже для луча света пути, словно говорит он, но вы преодолеете время и расстояние, будете дома! Глава тринадцатая. "ЗОВУЩИЙ К ЯДРУ" 1 177-й день полета--по земному времени... Шелест и Хоутон спят в жилом отсеке. Не в анабиозе, а просто отдыхают. Я дежурю в кабине управления. Кибернетический календарь лениво складывает секунды в часы, сутки, месяцы Он неумолим, в нем нет ничего человеческого, он никуда не торопится, занятый главной задачей своей "жизни" -- считать время. Наше призвание--дело! А его мало в полете: трудно назвать деятельностью ожидание чего-то, попытки изучить окружающую среду. Кстати, лучшими нашими помощниками в этом оказались оутроны: они с большого расстояния почуяли приближение космического струйного течения, и мы, заблаговременно сбавив скорость, не врезались в невидимую прочную стену, а прошли ее насквозь с минимальными перегрузками. Еще полезнее оутроны в самой струе. С их помощью мы узнали, что поле течения наиболее напряженное и быстрое--вдоль его оси. Затем мы подключили оутроны к механизмам управления звездолетом, и помчались, по существу ведомые живыми микроорганизмами, ни на йоту не отдаляясь от центра космической струи! Сколько раз вспоминали мы добрым словом Оу!.. Сегодня мое дежурство. Однообразие приелось, с удовольствием занялся бы чем-нибудь, но приказ командира -- дорога нашей воли. По-иному нельзя. Включаю окна-телевизоры на окружающий фон и всматриваюсь в звезды: где-то по курсу Земля. Кто-то сейчас родился, кто-то окончил свой жизненный путь. Где-то на набережной Москвы объясняются в любви, а рядом -- последнее объяснение. Мне хочется крикнуть им: "Милые, не ссорьтесь! Что бы ни произошло между вами--причина раздора внутри вас самих!" Но я не вижу их, они--меня... Где-то и на бульваре Тиунэлы двое--издали им казалось, что у них одна путеводная звезда, а подошли ближе и увидели, что она двойная--таких много во Вселенной. И они с грустью и облегчением разошлись: каждый потянулся к своему светилу... Что это я все про любовь и про любовь?.. Будто нет иной темы для размышлений. Я примечаю вдали и слева зеленое пятнышко туманности и понимаю, мы подлетаем к месту, где космос взял в плен Юль и Евгения Николаевича... Их забросила сюда не только жажда знания, но и светлая любовь Любовь, ставшая легендарной для Гаянцев. Мы пройдем мимо опасного места на достаточном удалении. Они предупредили нас, но мы бессильны пока помочь им. За бортом звездолета нечто белесое... Поворачиваюсь на вращающемся кресле и откидываюсь на спинку, как от удара. Рядом со звездолетом летит он -- "Зовущий к Ядру"! Все так, как рассказывала Эла: светящееся, объемное изображение человекоподобного существа, большеголового, пучеглазого, с безгубым широким ртом. Зажмуриваюсь, чтобы избавиться от наваждения, но... видение рядом. Я встаю и слежу за ним. "Зовущий" ощупал обшивку корабля, уверенно приблизился, и я увидел темную прозрачную четырехпалую руку, торчащую из стены и шевелящую пальцами. Она становится все длиннее и тянется ко мне. Вскрикиваю, хочу бежать, да некуда... Из стены появляется дымчатое плечо, и без всякого видимого усилия "Зовущий" проходит сквозь обшивку и останавливается в метре от меня. Его лицо искажается ужасным намеком на улыбку, рука поднимается, и пальцы касаются моего лба в ту самую секунду, когда я начинаю терять сознание от непреодолимого ужаса. Страх исчезает... Я не сторонюсь таинственного джина, стоящего передо мной. Даже набираюсь "нахальства" сесть в его присутствии. А может, сажусь не потому, что стал смелее, а из-за слабости в ногах? "Зовущий" положил руку мне на голову, и я вижу зеленую планету, город с прямыми улицами, параболические дома. Изумруднокожие люди... Такие же, как "Зовущий", только совсем не прозрачные--предметные, созданные из живого вещества. Они ходят прямо и легко, как пантеры. Туловище короткое, руки--тоже, а ноги длиннющие. Большелобые крупные головы, широкие безбровые лица. Тонкие носы с широкими ноздрями. Глаза умные, большие и темные, точно светофильтровые очки. Они говорят о чем-то друг с другом, но я не слышу их голосов и не знаю, как звучит их речь. Одеваются они в одноцветную, тусклых, темных тонов одежду, напоминающую халаты. Город благоустроен. Бульвары и скверы. Много прозрачных каплевидных бесколесных автомобилей. Летательные аппараты. Все это промелькнуло сравнительно быстро, и я не успеваю разглядеть подробности. Космодром. Космос... Звездолет, похожий на гриб-мухомор с пятнистой шляпкой, летит в черном пространстве. Позади него длинный, как у кометы, фиолетовый прозрачный хвост. В глубине Вселенной--зеленоватое облачко. Оно приближается, и я вижу, что это основание космического смерча, конус которого уходит раструбом в туманность... Ориона! Еще один звездолет. Он ходит по замкнутой кривой вокруг облачка. Очертания его мучительно знакомы. Внутренность звездолета... Биотроны и... тела Евгения Николаевича и Юль! Силюсь вскочить с кресла, но "Зовущий" тотчас прислонил свободную ладонь к моей груди, и тревожное волнение улеглось. Покорно наблюдаю детали "гипнотического сеанса". Незнакомый звездолет приблизился к космолету "Ри"--я вижу надпись на борту. Несколько белесых "зовущих" окружают найденный изумруднокожими корабль. Ощупав борта, беспрепятственно проникают внутрь, и дальнейшее я вижу как бы их глазами. Будто сам брожу по кабине управления, изучаю приборы и пульты, не прикасаясь, однако, к тумблерам, рычагам и кнопкам... Подхожу к биотронам, наклоняюсь и всматриваюсь в лица почему-то незнакомых мне Глебовых. Предполагаю, что с ними все в порядке, Но догадываюсь об их положении пленных, попавших в сильное гравитационное поле туманности, вырваться из которого их звездолет не может. У меня появляется намерение спасти их: перенести вместе с биотронами на звездолет-"мухомор" и увезти на зеленую планету. Но не тороплюсь и изучаю принцип действия биотрона, его конструкцию. Все это пока не поддается моим умственным усилиям. Огорчаюсь, но спокойствие не покидает меня. Опять космос... Вдали показывается точка. Она вырастает, и я вижу... наш звездолет "Роот", Шелеста, Боба... себя! Мне хочется сообщить экипажу "Роота" о находке, узнать, кто они, откуда и куда летят, посоветоваться. Испытываю радость неожиданной встречи с людьми, несомненно, собратьями тех, кто лежит в биотронах. Очевидно, звездолет "Роот" летит на выручку "Ри"?.. "Зовущий" снял руку с моего лба и отошел. Я стал многое понимать, хотел продолжить телепатическую беседу с изумруднокожими космонавтами с зеленой планеты, но тут полностью воспринимаю реальную обстановку и значение встречи, осознаю, что надо разбудить товарищей, доложить командиру и тогда уже решать, что делать. Но как быть с "джином"? Его вид может вызвать нервное потрясение... Стоит ли им переживать перенесенное мной испытание? Если бы уговорить его покинуть на время звездолет... "Зовущий к Ядру" понял меня. Приветливо махнув рукой, он тем же путем, то есть сквозь обшивку, выбрался наружу. 2 Шелест открыл глаза, приподнялся и испытующе посмотрел на меня. Мне удалось к тому времени свыкнуться с тем, что парило за бортом, и Шелест мог по моему лицу узнать о моих переживаниях не больше, чем по обложке брошюры--о ее содержании. Не проронив ни звука, он глянул на часы и прошел в кабину управления. Хоутон блаженствовал в глубоком и безупречном сне. Наблюдая за ним, я давно пришел к заключению, что самый крепкий народ -- это языковеды и, пожалуй, критики. Все они законченные оптимисты! Я повозился минут с десяток, пока Боб причмокнул и принялся "хватать действительность" широко открытым ртом, точно рыба, вытащенная из воды. Его взгляд постепенно стал осмысленным. Боб глянул на часы и помрачнел. -- Тебе скучно, старик?--осведомился он, борясь с раздражением. -- Наоборот: четверть часа назад я едва не лопнул от смеха... -- Гм... Тогда тебе нельзя отказать в гуманности: ты хочешь развеселить и меня? -- Только так. -- Подъем! -- сам себе скомандовал Боб и вскочил на ноги. В пилотской кабине я обстоятельно рассказал о свидании с "Зовущим к Ядру". Шелест молчит, лицо его озабоченно: чрезвычайные обстоятельства требуют от него, как от командира, исключительной собранности и точности. Пока в его голове созревает черновик плана, Боб изучает меня взглядом врача. -- Ты сомневаешься? -- Ну к чему так прямо, -- мягко и с иронией произносит Боб. -- Разве удивительно где-нибудь в Атлантике встретить любителя купаться, переплывающего океан?.. "Не улетел ли совсем "Зовущий к Ядру"?"--обеспокоенно подумал я, опасаясь попасть в неловкое положение и горячо желая, чтобы светящееся Нечто появилось у окна-телевизора. И в то же мгновение желание мое исполнилось. Боб кинулся к окну и, жадно всматриваясь в "Зовущего", протяжно присвистнул. -- Этим ты и хотел меня развлечь?--спросил он, не оборачиваясь. -- Да, Боб -- Десять-ноль в твою пользу, старик! Вид у него и впрямь... веселенький... М-да... это уже кое-что! Теперь, догадавшись о своей мысленной связи с "Зовущим", я уверенно пригласил его к нам. Он махнул рукой и просунул голову сквозь стену. Оказавшись лицом к лицу с оскаленной дымчатой прозрачной физиономией "Зовущего", Боб икнул и отскочил. Забыв о своих недавних переживаниях, я готов был рассмеяться, но, признаюсь, даже не попытался этого сделать... "Зовущий к Ядру" коснулся головы Хоутона, затем Шелеста и повторил свой телепатический рассказ. Они тоже поняли: космонавты незнакомой нам планеты случайно увидели звездолет Глебова и прервали свой полет с целью узнать, чей это корабль. Потом у них появилось намерение спасти двух его обитателей. Неясным оставался сам "Зовущий к Ядру", что это? Или--кто это? Прочитав наши мысли, "Зовущий" перевел взгляд с одного на другого, точно выбирая, и остановился на мне. Направившись ко мне, он положил руку мне на голову и... прошел сквозь меня! Мне стало плохо, появилось ощущение, что меня сдавили в инквизиторской "Деве Марии", тысячи невидимых иголок пронзили мое тело, в глазах потемнело, и я покачнулся. Но тут же все прошло, я увидел изумленные лица Шелеста и Хоутона, оборачиваюсь и буквально падаю на руки своих друзей: "Зовущий к Ядру" играючи принял... мой облик! -- А вот это ни к чему,--успокаивающе говорит мне Шелест. -- Все ясно: это не джин и не призрак, а робот изумруднокожих. Вернее, я не так выразился-- необыкновенный робот! Примерно о таких мечтает Рат: помнишь твой полет с ним в самолете с зет-крыльями? Нам не угрожает опасность -- это точно. -- Но согласись, командир, -- взмолился я, -- что неприятно видеть себя в таком вот виде, да вдобавок, в чем мать родила... -- Почему? Советовал же тебе больше заниматься физкультурой. -- Он похлопал меня по животу, лишь самую малость выдавшемуся вперед, и усмехнулся:-- Сам виноват, друже. -- Он прав, -- заступился Боб. -- Если этот сизобедрый робот не вернет себе первоначальный вид, я... я... подам рапорт об увольнении! -- Ладно, постарайся его уговорить сам. Мы все трое стали мысленно упрашивать его, вернее его хозяев, смиловаться над нами. Секунд через пять или шесть "Зовущий" расстался с моим обликом, -и я облегченно вздохнул, успев, однако, подумать, что, говоря по чести, я мог бы выглядеть со стороны более мужественно... -- Какое счастье, -- сказал Шелест, -- для нас и Глебовых, что изумруднокожие запеленговали "Ри". Ведь раз они спокойно крутятся в этом районе--значит, они не боятся сильного гравитационного поля: у них, должно быть, очень мощные двигатели. Надо объединить наши усилия, и мы спасем Юль и Евгения Николаевича, друзья! Ответ на предложение Шелеста пришел скоро. Мы увидели своим мысленным взором, как звездолет-гриб приближается к "Ри", целая эскадрилья "зовущих" передает нам биотроны с телами Глебовых, и мы улетаем в свою сторону, а изумруднокожие -- в свою. Итак, предложение принято, и мы начали действовать уже под руководством изумруднокожих. Наши локаторы не нащупывали их звездолет, а, судя по появлению у нас "Зовущего", они-то видели нас превосходно и знали расстояние, разделявшее нас Поэтому первоначальные расчеты мы возложили на них. По просьбе неожиданных друзей, мы сбавили скорость вдвое и не меняли курса, держась возле оси космического струйного течения. Предоставив в наше распоряжение трех "зовущих", они попросили нас отсоединить биотроны от крепления. Шелест не ошибся: "джины" оказались необыкновенными роботами. Было такое впечатление у всех нас троих, точно мы проникли внутрь корабля "Ри". В точности исполняя наши команды, "зовущие" отсоединили биотроны от станины и открыли компрессионный отсек у выходной двери, ведущей наружу. Звездолет изумруднокожих подошел к "Рооту" на расстояние километра и уравнял скорость. "Зовущие" вынесли из гаянского корабля биотроны и понесли их к своему звездолету, выглядевшему рядом с "Роотом", точно океанский лайнер возле речного пароходика Одновременно два белесых робота вынесли бортовой журнал и кое-какую другую аппаратуру, по нашему указанию, а еще один изнутри закрыл двери и сквозь стенки выбрался наружу. Мы видели все с мельчайшими подробностями. -- Ну и ребята! -- сказал Боб. -- Попадись эти "зовущие" некоторым моим соотечественникам--банки и сейфы опустели бы в два счета. А как поднялись бы тиражи газет и журналов! -- Боб прищелкнул языком.--"Сквозь стены---к долларам!.." Приняв биотроны с телами Глебовых, изумруднокожие задраили люк своего "мухомора" и стали по спирали отдаляться от туманности. Неделю спустя они, сойдя с планетной орбиты, вновь приблизились к оси космического струйного течения и принялись догонять нас. К этому времени мы уже далеко ушли от основания космического смерча, пленившего гаянский звездолет. -- Надо предполагать, -- сказал Шелест, -- что космическое струйное течение действует одинаково и на наш "Роот" и на их "мухомор". Следовательно, речь может идти лишь о разности наших приборных скоростей. Они, я думаю, тоже не могут обогнать свет. Нам нужно сбавлять свою скорость. Да еще время уйдет у них на торможение. Хлопцы честные, дружные и неудобно слишком их задерживать. Давайте немного "потяжелеем"; знаю, что неприятно, да придется потерпеть. Мы перешли в режим плавного торможения, перенося растущую перегрузку, но изумруднокожим пришлось гнаться за нами по пятам около месяца. Телепатическая связь часто прерывалась, но установить причину мы так и не смогли. Не вызывало сомнения: Материя Величайших Пространств, объективность которой реализовалась в самом факте существования космического струйного течения, обладала особыми свойствами. Нам хотелось рассказать изумруднокожим о Земле и Гаяне, о наших открытиях и затруднениях, но на одних зрительных образах далеко не уедешь. Все же нам удалось объяснить им приблизительные "адреса" Гаяны и Земли, показать их природу, людей, города и--в общих чертах--технику. В свою очередь они рассказали нам о своей планете. Судя по отсутствию высоких изрезанных горных хребтов, их планета старше не только Земли, но и Гаяны. Густая зеленоватая атмосфера ее, по-видимому, никогда не бывала чистой и ясной, как у нас. Мы привыкли к электричеству, внутриядерной энергии, радио. Изумруднокожие пользовались иным видом энергии, так и не понятым нами. Мы изготовляем нужные предметы из веществ -- они, кроме того, умеют "лепить" любую форму из силовых полей. Например, если свет стал у Гаянцев материалом для художников и архитекторов--изумруднокожие (я уверен в этом) могли сделать из него при желании снежную бабу или вазу для печенья. Как они достигали Этого и был ли это обычный свет, такой же как у большинства звезд, или иной--неизвестно... Наблюдая некоторую странность в деталях передаваемых нам пейзажей, Шелест предположил, что большие выпуклые глаза изумруднокожих способны видеть не только световые лучи... Тщательно "рисуя" местонахождение своей планеты, изумруднокожие показали нам карту ядра Галактики, вблизи которого они жили. Возможно, Евгений Николаевич разобрался бы в ней, но его пока с нами не было, а выводить его и Юль из анабиоза в звездолете изумруднокожих рискованно -- наши планеты слишком несхожи. Глядя, как они смело маневрировали со скоростями, не смущаясь перегрузками, мы подумали и о разных размерах наших планет. Удивительно, что нам не удалось установить с ними радиосвязь! Мы пробовали по-всякому, но тщетно. С тем же успехом мы могли надеяться на радио, имея дело не с высокоцивилизованными созданиями, а с жителями каменного века. Особо интересовали нас космические струйные течения. Возможно, они знали больше и могли помочь? Поскольку лингвист на борту собственный, мы поручили Хоутону "поговорить" с изумруднокожими на эту тему. Боб сосредоточился и вообразил простенькую картину: две звезды; от одной к другой летит наш "Роот"; первый рейс он выполнил по прямой и не торопясь, а следующий -- стремительно и зигзагом. Обитатели "мухомора" встревожились и дали множество советов, как устранить причины неисправности управления. -- Не дошло, -- грустно констатировал Боб. -- Дошло, но так, что бедолаги всполошились не на шутку, -- рассердился Шелест. -- Успокой их немедленно! -- Я же не нарочно, командир. Сейчас. "Зовущий к Ядру" стоял возле Хоутона. Чтобы он убедился, что у нас все в порядке и мы абсолютно спокойны, Хоутон приятно улыбнулся. Изумруднокожие догадались и... обиделись. Их оскорбил обман. Спасая ситуацию, Боб поспешно изобразил Землю и сосредоточился на океанах. Потом в его мыслях возникла зеленая планета с зияющими ямами без воды. Изумруднокожие отрицательно помахали руками и показали, что морей и океанов у них сколько угодно. -- Отлично!--горделиво воскликнул Боб и принялся рисовать реки, впадающие в моря и океаны. Изумруднокожие с удовольствием подтвердили, что--да, реки у них тоже есть. А суда? И суда. Хоутон увлеченно провел один пароходик от берега в открытое - море медленно -- в стоячей воде, а другой плыл недалеко, но в струе быстрой и полноводной реки, расталкивающей воды океана, и обгонял первый. Эту же сцену он перенес в космос, заменил пароходики звездолетами, из которых один летел в струе и позади, но скоро обогнал передний. Изумруднокожие едва не принялись танцевать от радости, закивали головами и излучили карту с девятью (!) космическими струйными течениями, известными им. -- Тащи фотоаппарат! -- толкнул меня Боб. -- Выпей воды, -- посоветовал я. -- Будет вам, -- усмехнулся Шелест. -- Ведь наши Телепатоны записывают этот обмен мнениями, и карта уже зафиксирована, только, конечно, не на фотопленке. Спроси-ка, Боб, у них, что они знают о Материи Величайших Пространств? -- Слушаюсь, командир. Отныне я запросто смогу объясняться с ними! -- И Хоутон вообразил несколько галактик, а между ними протянул широкую ленту яркой цветастой ткани. -- Что это?--удивился Шелест. -- Материя Величайших Пространств! -- не моргнув, пояснил Боб. Мы с Шелестом застонали от смеха, изумруднокожие оторопели, а с Боба слетела самоуверенность. -- Где твой футбольный мяч? -- спросил я. -- Уж он бы сказал тебе, что это за "материя". -- Тогда сами спрашивайте, -- разозлился Боб. Попробовали и мы. Смеха, правда, не вызывали, но и толка не добились: не все изобразишь зрительными образами... Самое неприятное, что вскоре "Зовущий к Ядру" надолго исчез из нашего звездолета, и связь прекратилась. К концу месяца, после того как мы проскочили Тайник Вселенной, Шелест заметил позади вспышки световой сигнализации и ответил кормовыми лазерами. Почти сейчас же за окном показался "Зовущий к Ядру". -- Давай вваливайся к нам, старина! -- крикнул Боб. "Зовущий" немедленно "ввалился" в пилотскую кабину, приветливо улыбаясь. Мы, оказывается, успели привыкнуть к нему и к изумруднокожим, потому Что при первой встрече от его улыбки у нас останавливалась кровь, а сейчас--ничего. -- Устал, бедолага? -- спросил я.-- Столько гнался... "Зовущий" подошел ближе, положил руку на голову Шелеста и передал послание своих хозяев. Мы перестали снижать скорость и перешли в режим невесомости. Когда звездолет изумруднокожих поравнялся с нами и тоже завис в космическом дрейфе, в их корабле открылся люк и "зовущие" вынесли наружу оба биотрона. Хоутон и я надели скафандры и выползли в космос, привязанные длинными тросами из морозоустойчивой пластмассы. Но помощи нашей не потребовалось. "Зовущие" бережно внесли в звездолет биотроны (для чего большая сила не нужна в режиме невесомости), сообразуясь с указаниями Шелеста, установили их на приготовленные места и закрепили наглухо. Затем командир оделся и вместе с "зовущими" выбрался в космос. Из "мухомора" выплыло несколько изумруднокожих в скафандрах и направилось к нам. Здесь, в бездонной черной бездне, состоялось наше свидание. Они были шире в плечах и обладали силищей Геркулеса-- их объятия мы выдержали с трудом. И тут мы сразу почувствовали странную дрожь в теле. Отойдешь в сторону -- исчезнет, едва прикоснешься к кому-нибудь из них -- снова это непонятное ощущение. -- Непонятное?!--вдруг воскликнул Шелест.--А я думаю, что голоса у них тонкие очень или низкие-- близкие к ультразвуку или к инфразвуку. Боб, принеси кристаллограф... Командир не ошибся: мы стали слышать их голоса, не в их действительном регистре, но членораздельно. Мы все взялись за руки и закружились, точно в хороводе. Командир вообразил нашу планету и сказал: -- 3-е-м-л-я. Один из изумруднокожих показал телепатическое изображение зеленой планеты и старательно произнес: -- О-я... Показал на себя и сказал: -- О-я-и-р. Шелест продолжил; -- Ч-е-л-о-в-е-к. Изумруднокожий, указывая на свой звездолет: -- "3-о-а". Шелест: -- Р-о-о-т," --и вообразив Гаяну:--Г-а-я-н-а... Изумруднокожий, показывая на себя с головы до ног: -- Д-з-е. -- Ш-е-л-е-с-т. Командир и мы с Бобом, тщательно подбирая зрительные образы, спросили у них, много ли они знают обитаемых планет в Галактике, кроме своей, и ожидали положительного ответа. К нашему разочарованию, Дзе отрицательно покачал рукой и на пальцах показал: три. Все же в сумме получилось шесть; если же приплюсовать покинутую Эду, то--семь! Тогда мы спросили, что им известно о давней встрече с гаянским звездолетом Бура, о котором нам рассказывала Эла. Ведь маловероятно, что "Зовущий к Ядру" именно такой, каким увидел его Нэт и мы, мог быть в точности придуман еще на какой-либо восьмой планете. Дзе посовещался с товарищами и объяснил, что им ничего не известно о такой встрече: возможно, она и состоялась, но история космонавтики их планеты насчитывает немало трагических исходов. Этот вопрос мы нарочно приберегли под конец, потому что и сами предполагали: если бы встреча с Буром (да еще, вероятно, почему-то прерванная!) стала известна на Ое, изумруднокожие меньше бы удивлялись встрече со звездолетом "Ри". Притом без достаточной практики общения с ними нам вряд ли удалось бы правильно задать свой вопрос в первые "дни" знакомства. Свидание длилось несколько часов Мы пригласили их на свою планету, но они разъяснили нам, что непредвиденная задержка в пути и борьба с мощным гравитационным полем смерчеобразной туманности вызвали ощутимый расход энергии и оставшейся им хватит до дома в обрез. "Но вы ожидайте нас, -- как бы говорили они,--мы еще прилетим к вам!" Мы помахали им руками, они ответили тем же, отозвали на борт "зовущих", и мы разошлись по своим кораблям. По их просьбе мы покинули место встречи первыми: для маневрирования их огромного корабля требовалось большое пространство и еще они опасались повредить нам излучениями своих двигателей. "Роот" устремился вперед, набирая крейсерскую галактическую скорость. Теперь ничто не должно помешать нашему возвращению домой. Как хорошо, что во Вселенной обитают Разумные Существа. Какими бы ни были они, эти существа,--белые, черные, желтые, изумрудные--они преодолеют косность, эгоизм, ненависть, тщеславие. Иного не может быть, потому что решающим в жизни становится коллектив, народы, их непобедимая воля к Миру и Дружбе, потому что самое удивительное творение природы--Разум -- становится достоянием сообщества людей! 3 Космическое струйное течение, сэкономившее нам десятки лет, плавно изгибаясь, ушло в сторону, и мы летим сейчас в обычном пространстве со скоростью 250 тысяч километров в секунду относительно ядра Галактики. До Земли несколько месяцев пути. Скоро будем "во дворе", то есть войдем в нашу Солнечную систему. Пора поднимать наших друзей. Как? У человека немало достоинств. Он отважен, умен, изобретателен. Но есть и слабости, как у лампового радиоприемника--тому нужно время для нагрева ламп. У каждого из нас есть свой коэффициент запаздывания. Летчики говорят: "фитиль". Если он "отсырел", ты не скоро разберешься в изменившейся обстановке. Нервы у Глебовых надежные, но... Резкое сильное впечатление действует на любого человека, как сверхрасчетный импульс электрического тока на механизм--предохранитель может перегореть. Посовещавшись, мы включили в окнах-телевизорах вид из нашего гаянского дома на озеро Лей и, придирчиво составив текст, дали его прочесть Шелесту и записали его голос. Вышли из кабины и включили аппаратуру пробуждения... ... Евгений Николаевич почувствовал живительное тепло, разлившееся по телу, и привычное ощущение бытия: "Аз есмь!" Червячок недоверия шевельнулся в глубине проясняющегося сознания, задерживая набегающие мысли, точно плотина. "Мыслю -- значит живу!"--вспомнил старое изречение и открыл глаза. Осмотрелся, не поднимая головы. Что-то не то... В глубине сознания забил чистый родник последних воспоминаний. Голове стало жарко. "Спокойно,--сказал он себе.--Тебя разбудили. Значит, ты и Юль спасены... Юль! Где она?" -- Не надо подниматься, -- услышал он ровный голос Шелеста. -- Не волнуйтесь: Юль рядом с вами. Все в порядке, Евгений Николаевич. Решительно все. Лежите и слушайте: произошло такое, с чем нелегко свыкнуться... Мы тоже рядом, в другой кабине... Молчите и размышляйте. Я расскажу по порядку... Глебов последовал приказу командира по привычке: раз Шелест так сказал -- надо подчиниться. Главное -- Юль тоже здесь! Шелест начал рассказ издалека -- с прилета почтовой ракеты. В психологически трудных местах он делал паузы, давая время для осмысливания. -- Не вставайте,--прикачал Шелест, окончив свой рассказ.--Мы идем к вам... Евгений Николаевич улыбнулся и пожал нам руки. Еще лежа закидал нас вопросами: -- Вы спросили у изумруднокожих: знают ли они Материю Величайших Пространств? Есть ли у них карта космических струйных течений? Боб хлопнул в ладоши и весело воскликнул: -- На нем уже можно ездить! А мы беспокоимся, подготавливаем... Карту течений мы у них раздобыли, а вот насчет Материи Величайших Пространств... Черт его знает... Разве на одних пальцах все поймешь... -- Не пальцы, а телепатия!--с укоризной произнес Евгений Николаевич. -- Еще и недовольны, -- усмехнулся я. -- Берите тюбик и завтракайте. Окрепнете и сами разбудите Юль... -- Жизнь хороша! -- сладко потянулся Евгений Николаевич и кивнул на биотрон.--Даже с перерывами... Глава четырнадцатая. И ЗЕМЛЯ НЕ СТОЯЛА НА МЕСТЕ!.. 1 Чем больше скорость, тем труднее переход к движению медленному, к жизни в более тесном пространстве. Для нас, летящих в звездолете "Роот", такой переход называется просто: торможение Падает скорость, ускоряется время, появляется перегрузка, которую одинаково не любят и живой организм и мертвое вещество. Как улитка в раковину, заползли мы в биотроны и вылезли из них уже в пределах Солнечной системы. По существу "во дворе"! Так и хочется "посильнее нажать на тормоза", но Шелест не разрешает превышать двукратное увеличение веса. Мы ловим позывные Земли, а наш звездолет на "вечной волне" -- специально резервированной для галактических экспедиций--подает свои. Земля уже светит нам! Мы не можем еще различить материков, но видим ее, и приборы измеряют ее тепло... Работы прибавилось всем, как на самолете при подходе к аэропорту. Поглощенные счислением пути и расчетами, мы как бы переселились в мир цифр. Земли не слышно, несмотря на несколько каналов связи, включенных одновременно Мы немного озадачены, но внешне сдержаны, даже Юль. Только чуть неподвижнее стали лица, когда в эфире послышался наконец слабый голос: -- Я -- Марс-один, Марс-один. Вас слышу на "вечной волне", вас слышу на "вечной волне". Даю настройку... Шелест включает автомат подстройки и, немного выждав, отвечает: -- Говорит звездолет "Роот", говорит звездолет "Роот". Следуем по маршруту Гаяна -- Земля. Командир Шелест. Перехожу на прием. Пауза. Шелест передает текст вторично. Пауза. Высокий голос торопливо произносит: -- Повторите фамилию командира. -- Командир--Шелест. Командир--Шелест. Пауза. Мы понимаем ее скрытое "красноречие": к такому нельзя отнестись спокойно--пусть у радиста и тех, кому сейчас он докладывает, "прогреются лампы". -- Я--Марс-один, я--Марс-один. Вызываю Шелеста... -- Шелест на приеме. -- Поздравляем с возвращением, дорогие! Как самочувствие экипажа? -- Благодарю за поздравление. Самочувствие отличное. Кто вы? -- Говорит "Марс-один"--первая советская база на Марсе. Мы обнимаемся, хлопаем друг друга, говорим чепуху, и лишь Евгений Николаевич, стараясь перекричать нас, пытается сказать что-то важное. Шелест кое-как успокаивает нас и кивает на Глебова: -- И Земля не стояла на месте, друзья мои! Уже и на Марсе наш флаг! Послушаем же Звездолюба... Ну тише, вы! -- У меня возникла счастливая мысль...--говорит Глебов.--Мы улетали, когда люди бывали только на Луне. Верно? -- Так. Дальше... -- А сейчас на Марсе лишь первая, понимаете, первая база! А? Значит, времени прошло немного! А? И космические струйные течения есть не только в расчетах, но и в действительности... А? -- Марс-один, Марс-один! -- громко запрашивает Шелест.--Я--"Роот", я--"Роот"... Который сейчас год?.. Ответ потонул в шуме веселья. Мы увидим своих современников! Ведь вся наша экспедиция--полет в, оба конца и пребывание на Гаяне заняла почти день в день девять лет. Улетать на два с половиною века и управиться за девять лет--о таком счастье мы не мечтали! Конечно, в последнее время, особенно после встречи с изумруднокожими, мы стали умом привыкать к такой возможности, но в сердце не угасал уголек сомнения. В нашем звездолете творилось такое, что можно представить себе, лишь просмотрев корабельный фильм и прослушав звуковые записи. Недавно, пересматривая эти кадры, я обратил внимание, что возбуждение наше длилось не так уж и долго--через три минуты Шелест принялся за деловой разговор. Всего три минуты оказалось достаточно, чтобы смять в гармошку два с половиною предполагавшихся столетия, а заодно смахнуть в пережитое, как крошки со стола, и те девять лет, что мы фактически не были дома. Скор человек, ох и скор! Нам приказали взять на борт -- возле орбиты Марса -- космонавта-лоцмана, который поможет нам произвести заход и посадку. Пока газеты, журналы и радиостанции воскрешали в памяти жителей Земли картины нашего отлета, сообщали и комментировали наше появление в космосе, Шелест и Глебов принимали навигационные данные и приступили к маневрированию для приема лоцмана. Я помогал им, а Хоутону, как журналисту, поручили репортаж о нашей экспедиции и космических струйных течениях. -- Только без "музея истории интерьера и мебели",--проворчал командир, вспомнив нашу гаянскую виллу на озере Лей. Живы ли наши близкие? Увидим ли мы их? Девять лет--пустяк в галактическом полете--ощутимы в быстро меняющейся земной хлопотной жизни: "вода" на Земле течет быстрее, чем в космосе. Наконец, нам сообщили: все живы, здоровы и встретят нас! Мы переглянулись, вздохнули широко и вольготно, и работа пошла слаженно, как никогда. 2 Лоцман у нас на борту. До этого дважды Шелест спрашивал его имя, а ему отвечали загадочно: "Узнаете!" Дверь компрессионного отсека отворилась, лоцман вошел в промежуточную кабину, и мы помогли ему снять скафандр. На нас глянуло узкое смуглое лицо, с блестящими темно-серыми глазами. В курчавых черных волосах лоцмана серебрилась седина -- Мауки!--закричал Хоутон.--Мауки!--и кинулся к нему. -- Боб! Милый мой Боб... -- Вот уж этому я удивляюсь меньше всего...--как-то странно произнес Шелест и присел на край дивана. Мауки поднял его своими могучими руками, и они обнялись. Досталось и моим костям, и Евгению Николаевичу, а потом Мауки смущенно остановился перед Юль. -- Здравствуй, ани,--певуче по-гаянски сказала она. -- Меня зовут Юль. Я жена Глебова. Мы с тобой немного земляки -- Дорогая ани, -- медленно подбирая слова, ответил Мауки, -- я счастлив видеть тебя. Разреши обнять тебя, как сестру... -- Так ты стал космонавтом, Мауки?! -- сказал я. -- Да. Я сейчас был на Марсе, и мне поручили, поскольку я рядом, сопровождать вас. -- Он говорил по-русски почти без акцента. -- Как обрадуются моя жена и сыновья... -- Твоя жена москвичка? -- спросил Евгений Николаевич. -- Нет. Я привез ее из Отунуи. -- Поздравляю тебя, Мауки, от всего сердца!--сказал Шелест. -- Спасибо, Андрей Иванович. Извините: это я просил не говорить вам, кто будет лоцманом... Хотелось сделать сюрприз. -- И достиг своей цели! -- Не томите, Мауки,--прервал Евгений Николаевич, -- расскажите, как там на Марсе? В самом деле обнаружены каналы? Есть жизнь? -- Так и не так,--засмеялся Мауки.--Жизнь есть, в основном -- растительный мир и микроорганизмы. Людей там нет, и мы пока не нашли хоть каких-нибудь следов разумной жизни, исчезнувших цивилизаций. -- А каналы? -- нетерпеливо допытывался Глебов. -- О, "каналы"!--с увлечением рассказал Мауки.-- На Марсе необычные растения... Понимаете, там уйма сухих красноватых деревцев, напоминающих саксаулы... Они растут в песке, любят магнитные поля и вырабатывают электричество! -- Растения-генераторы? -- В том-то и дело. И семена их наэлектризованы. То, что на прежних марсианских картах представлялось нам как узлы, в которых пересекались и соединялись "каналы", оказалось крупными магнитными аномалиями. Наэлектризованные семена марсианских "саксаулов"--мелкие и легкие, как пыль,--попадая в зону магнитных силовых линий, приходят в движение и распределяются вдоль них, по