стадион, шагом... -- На стадион идти придется через центр, -- отозвался из строя Чернобров. -- А там, я слыхал, в Белом доме гауляйтер засел. Борщагов то есть, райкомский секретарь. Разговор с командиром из строя был нарушением устава, но Чернобров у всех на глазах подпалил лодку и -- что еще важнее -- заставил ее отвернуть, а сам остался жив. -- Их тоже неплохо бы придавить, -- мрачно отозвался кто- то сзади. -- А куда они денутся? -- звонко спросил кто-то третий, и Ростик со всеми заодно ухмыльнулся. Кажется, он становился комбатом победителей. Это было очень приятно, можно было и посмеяться. Хотя бы до следующего боя. 27 Движение к центру города прошло спокойнее, чем Ростик думал. Никто к ним больше не приставал, только те, кто был готов драться, и, как правило, со своим оружием. Как правило, с арбалетами. Ростик шел рядом со строем, по тротуарчику, и именно потому, что оказался чуть выше остальных, хорошо видел плечи солдат, оружие на них, пилотки и каски, неправильные ряды стволов и арбалетных луков. Ростик хотел заняться делом, узнать еще что-нибудь полезное про летающие лодки пурпурных, но выискать в этом строю лысого было практически невозможно. Да и идти было не так уж далеко. Минут через семь -- десять ходу дома стали двухэтажными, из хорошего белого кирпича, который считался настолько красивым, что его даже не штукатурили. А потом и вовсе начался центр города. Минуя многоэтажки, иные из его солдат спрашивали у людей, выглядывающих в окошки: -- Эй, Марья, до пурпурных тут далеко будет? Как правило, очередная Марья начинала бойко отвечать, но иногда и отмалчивалась. Власть в городе была непонятная, а советское иго настолько приучило людей держаться в стороне, что даже Полдневье не могло сломить эту привычку. И все-таки Ростик, топая рядом с батальоном, вполне оперативно получал сведения, что до поста наемников под командованием пурпурного остается две троллейбусные остановки, двести метров, пятьдесят... Когда они выглянули из-за поворота, то рядом со свежевозведенной рогаткой никого не было. Охрана поста разбежалась или отступила на заранее подготовленные позиции. Шлагбаум оказался врыт халтурно, кто-то ухватился, попросил подсобить, ему подсобили, и через мгновение все сооружение уже свалилось на асфальт, вынутое из земли, как гнилой зуб. Пошли дальше. Но уже недолго, за поворотом начинался садик с памятником Воинам-освободителям, а за ним виднелась и статуя Ленина с вечевым колоколом на вытянутой вперед руке. -- Батальон, рассыпаться цепью! -- негромко проговорил Рост. Его услышали, зашуршали и затрещали кусты, в садик вошло уже вполне развернутое по фронту, готовое к линейному бою подразделение. Рядом с Ростиком оказался Чернобров. -- Командир, смотри-ка, у них летун над Белым домом завис. -- Вижу. Этот летун висел очень низко, метрах в десяти над коньком бывшего райкома, побелевшего после нашествия саранчи. Каким-то образом, как и некоторые прежние лодки, он размазывался на фоне самого высокого в округе дома, и, если бы не Чернобров, Ростик в самом деле мог его и не заметить. Стрелять по машине пурпурных, с риском попасть в дом, в котором почти наверняка находились люди, не хотелось. Но делать было нечего, эта летающая штука могла нанести слишком большой ущерб его батальону, а что касается стрельбы... Ее все равно было не избежать. Ростик оглянулся. Сопровождающая его батальон толпа стояла далеко, в начале той улицы, по которой они подошли к центру города. Значит, для них это почти безопасно. Можно было начинать. -- Чернобров, снимай эту лодку, как говорили у нас во взводе, на раз. -- С одного залпа? Ну, командир, ты задания даешь! Не добавив больше ни слова, он исчез в зарослях только-только выбросившей крохотные листочки сирени. Но ненадолго. Снова что-то затрещало, и к Ростику вывалилось трое мужиков с ружьями. Среди них был и тот хмурый, которого Ростик помнил еще с обсерватории. Зато не было кузнеца. Похоже, Чернобров объяснил им задачу на ходу. Ростик услышал лишь его последние слова: -- Бить будем залпом, по команде командира. -- Нет, залпом не нужно, пусть каждый бьет прицельно, -- приказал Рост. -- Они от залпа быстрее убегают, -- весело проговорил один из бронебойщиков. -- Замучились уже отгонять, -- буркнул хмурый, -- надо завалить ее, и все дела. -- Тогда завали, -- ответил Ростик. Бронебойщики разошлись, выискивая подходящие опоры для сошек своих ружей. Остальные бойцы батальона, осознав, что происходит, ждали. Ростик остался на месте, чтобы скомандовать атаку, и, когда все были готовы, проговорил: -- Ну, что же... Пли! Выстрелы ружей захлопали непривычно басовито. Ростик бросился вперед, даже не посмотрев, куда попадают его стрелки. На ходу он заголосил: -- Батальон, в атаку! Ура! Кто-то подхватил его крик справа, потом умолк, но спустя пару мгновений снова закричал, потом кричали уже многие, и все бежали вперед. Ростика в его доспехах обогнали, он увидел уже только спины, где-то сбоку защелкали автоматно-винтовочные выстрелы. Неожиданно спереди ударил пулемет. Это был ручной пулемет Калашникова, довольно неудобная и не очень толковая штука. Одиночными стрелять из него неплохо. Но голый, как крысиный хвост, ствол быстро перегревался, и пули начинали после трех-четырех рожков плюхаться на землю чуть не в сотне метров, не дальше. Это Ростик хорошо выучил во время рельсовых войн с насекомыми. К счастью, на этот раз с той стороны пулеметчик попался бестолковый. Он высадил рожка два, когда люди Ростика были еще невидимы за листвой, и, стоило им выкатить на открытое пространство, умолк. Ростик тоже выскочил на липовую аллейку, которая кончалась недалеко от стен бывшего райкома. Там, у этих стен, суетились, бегая туда-сюда, назад и вперед, какие-то фигурки. Они могли это себе позволить, потому что в десятке метров от входа была выложена вполне надежная против стрелкового оружия баррикадка из мешков с песком. И все-таки Ростик присел за куст и попытался найти пулеметчика. Не нашел, палец на курке просто горел, и, отчаявшись найти офицера или пулемет, Ростик выпулил целую обойму в головы, мелькающие с той стороны мешков. Разок, кажется, попал, но не больше, очень мешал ответный огонь, особенно из верхних окон райкома. Там тоже появились пулеметы. Эти были покрепче и более умелые. Они быстро задержали атаку, а некоторые секторы даже заставили снова втянуться в кусты. Бой принимал затяжной характер, и -- главное -- безнадежный. Без кровавой лобовой атаки пулеметчиков достать было трудно. Ростик осмотрелся. Так и есть, почти два десятка раненых и убитых впереди, батальон затаился, отстреливались вяло, берегли патроны. Но по сути, никто не знал, что делать. -- Передай по цепи -- бронебойщиков к командиру, -- приказал он солдатику слева. Те же слова произнес направо. Через пару минут снова появился хмурый мужичина и Чернобров. Водила попытался поговорить, но Ростик его осадил, на треп тратить время было некогда. А вязнуть тут в бесплодном бою -- тем более. -- Разрывные есть? -- спросил он. -- Штук десять, -- ответил угрюмый. Стало ясно, что он обходился без заряжающего. -- У меня побольше, но я хотел их приберечь для стадиона и аэродрома... -- бойко доложил Чернобров. -- Сейчас мы пойдем в атаку, ваша задача -- сдержать пулеметы. Не дать им бить прицельно. -- Он посмотрел со значением на бронебойщиков. -- Кстати, как с тем летуном, что висел над Белым домом? -- А-а, с тем... -- Чернобров пожал плечами. -- Пока не сбили, но ребята его гоняют. Ростик понятия не имел, куда можно его "гонять" и как, собственно, ребята это делают, но выяснять не стал. -- Ладно, все ясно? Я на вас надеюсь. -- Он посмотрел на залегших в кустах и спрятавшихся за деревьями солдат. -- Бойцы, перебежками... Вперед! Он сам поднялся и пробежал метров двадцать, до деревца, которое уже давно приметил для себя. Снова впереди заработали пулеметы, очередь застучала над головой в стволы лип. Потом грохнули выстрелы винтовок, басовито и раскатисто подало голос ружье угрюмого. Спереди негромко хлопнул разрыв... Батальон продвигался вперед, не очень резво, довольно-таки опасливо, но и это было неплохо. Против трех пулеметов-то! Или их было больше?.. А потом вдруг пулеметы умолкли. И тогда его орлы словно с цепи сорвались. Даже не сгибаясь, стреляя на ходу, сплошной волной человеческих тел и ненависти, они рванули вперед... Где-то сбоку грохнули разрывы гранат, но они уже не могли сдержать нападавших. Ростик тоже поднялся во весь рост и побежал, пару раз пальнув поверх голов в окна райкома. И вдруг... Это произошло с его стороны, поэтому он все очень хорошо видел. Ворота райкомовского дворика, где находился склад, гараж и что-то еще, вдруг разлетелись посередине, как скорлупки лопнувшей пополам ракушки. И в проем выкатила БМП. Это была прекрасно знакомая Ростику БМП, он сам не раз на ней катался, например, в Чужой город или наблюдая за роем саранчи... Сейчас машина неслась по улице, выруливая в ту сторону, где не было ни одного солдата из его батальона. Ростик выскочил на открытое пространство. Прицелился, выстрелил, скорее почувствовал, чем увидел, как пуля его сухой горошиной отскочила от тяжелой брони машины. БМП уходила, и уходили те, кто нес ответственность за происходящее... И вдруг перед машиной появился человек. Он был один и двигался с такой неторопливостью, словно не находился перед несущимся стальным монстром, а покупал стакан газировки воскресным утречком. Это был кузнец. В руках он держал ружье. И каким же слабеньким, тонким оно показалось Ростику. Уперев его в бедро, кузнец поднял ствол, глухо клацнул выстрел. БМП заюлила, но потом, как показалось Ростику, пошла еще резвее. Кузнец, придерживая ружье левой, открыл затвор, выволок из зубов еще один патрон -- как хороший сапожник, свои гвозди он держал зубами, -- вставил, закрыл, подхватил двумя руками... Машина была уже очень близко. И неслась на него, газуя. За ней оставался сизый дымок, выбрасываемый обеими выхлопными трубами. -- Уходи, кузнец! -- заорал Ростик, махнул рукой, забыв, что в ней зажат карабин. -- Уходи! Кузнец не ушел, он выстрелил, а когда попробовал было прыгнуть в сторону, машина вдруг вильнула, и Ростику показалось, что он услышал грузный, чмокающий удар... А может, и в самом деле он его услышал. Тело кузнеца покатилось по асфальту, его ружье отлетело в противоположную сторону, блеснув на солнце тусклой сталью. Но и БМП не очень далеко укатила. Еще пару раз вильнув, она вдруг задымила, потом дым пошел гуще, и не успела машина свернуть за угол, как вдруг он стал почти сплошным. Это был тяжелый, мазутный, черный дым. Он валил круглыми клубами, словно прямо на улице устроился вполне приличный вулкан, попыхивая жерлом. Не обратив внимания на хлестнувшую, впрочем, довольно быстро оборванную очередь из Белого дома, Ростик добежал до горящей машины. С той стороны, которая осталась невидимой для него, дверь кабины была открыта, и в ней, конечно, никого не оказалось. Возвращаясь к Белому дому, Ростик склонился над кузнецом. Его плечи превратились в кровавое месиво, а тело в тазе было согнуто, как кусок проволоки. На залитом кровью лице странно блестели яркие голубые глаза, устремленные в низкое серое небо. Когда Ростик дошел до райкома, бой был окончен. Два десятка пленных предателей вывели на крылечко, среди них стоял один пурпурный губиск. У него вполне по-человечески дрожали руки. Отдельные выстрелы еще щелкали в здании, но по тому, как редко они звучали, не составляло труда догадаться, что все кончено. -- Так, -- Ростик не мог собраться с мыслями, -- этих в подвал, потом будем их судить. Пурпурного посадить отдельно, чтобы эти с ним чего не сделали. Он нам еще пригодится... -- Внезапно Ростик увидел бойца, с которым сидел в подвале больницы во время нашествия саранчи. Это был настоящий солдат, попавший в город, когда устраивали летний лагерь для Боловского гарнизона, к тому же, кажется, из старослужащих. -- Сержант Балашов! -Я! -- Сержант, возьми двадцать человек, займи здание. Задача: контролировать центр города, если потребуется -- держать оборону, стеречь пленных, если получится, прослушивать связь. Тут, кажется, где-то была радиостанция. -- Товарищ командир? -- Сержант хрестоматийно сдвинул на лоб каску и почесал затылок. Ростик посмотрел на него. -- А как я различу наших и тех... против кого должен держать оборону? -- Не знаю, сержант. Но ты уж различи как-нибудь. Сделай милость, не дай себя обмануть. -- Есть! -- Сержант, наверное, не очень понял ответ, но вкус самостоятельности ему явно нравился. Тогда Ростик посмотрел на неторопливо собирающийся вокруг батальон. Людей было по-прежнему много, хотя выкупом за это здание смерть выкосила человек пятьдесят, а то и больше. И каких людей! Он посмотрел на горящую БМП. -- Боец, -- обратился он к первому из тех, кому, похоже, не досталось ничего существеннее арбалета, -- выбери себе друга и сбегайте: у побитой машины лежит один наш, возьмите его противотанковое ружье и патроны. -- Потом он посмотрел на серые лица людей вокруг себя. Он был командир, эти люди ждали его команды. -- Ну, ладно. Стройся. Пойдем дальше, на стадион. Не дадим супостату передышки! Они построились, постояли, пошли дальше. Все получилось как бы само собой. Ростик больше не сказал ни слова, он задумался. Он пытался вспомнить, не произносили ли кто-нибудь при нем имя кузнеца? Почему-то это было очень важно. 28 Летающих лодок было много, гораздо больше, чем Ростик ожидал -- штук пятьдесят, не меньше. Иные из них взлетали, таких было много. Ростик решил, что это хороший признак -- люди научили пурпурных уважать себя, несмотря на огромное преимущество, которым те сначала располагали. Один раз откуда-то приковыляло три основательно подраненные лодки. Из одной даже валил дым, но уже не очень, чувствовалось, что пожар на борту в основном погасили. Все это было отлично видно из окон водолечебницы. Тем более что между ней и стадионом находился небольшой прудик, в котором Ростик, несмотря на запрет мамы, привык купаться с детства. Этот прудик давал открытую перспективу на все поле, занятое губисками. -- Вон смотри, командир, видишь, у них в кустах пост? -- почему-то шепотом спросил Чернобров. Ростик перевел взгляд на кусты сирени. В самом деле, пост, человек пять. -- Это уже третий, Чернобров. Запоминай, один у входа на дальние трибуны, второй у ворот в парк, третий -- у прудика. -- Да, этот парк... Парк культуры и, как положено, отдыха под названием "Металлист" был едва ли не самым заросшим местом в городе. То, что он зеленым языком протягивался от заводских окраин до центральной части города, почему-то не мешало ему быть довольно диким местом. До определенных лет Ростик даже не ходил сюда, тем более что заводские мальчишки излишним милосердием не отличались. Впрочем, от них всегда можно было и убежать. Но если представить все его аллейки, на которых можно было устроить засаду, или площадь перед аттракционами, на которой без труда разместилась бы дюжина лодок пурпурных, то желание штурмовать парк культуры пропадало. -- Парк пока оставь в покое. Главное -- охрана. По всем постам следует ударить одновременно. -- А летуны не поддержат своих? Вопрос задал белобрысый солдатик без каски или пилотки, сжимающий арбалет насекомых. Колчан с запасными стрелами у него был почти полон. Солдатик сидел за подоконником рядом с Ростиком и пытался выглянуть в то же окно, что и он. Только еще осторожнее, самым краешком глаза. -- Поддержат, -- согласился Ростик, -- но у нас есть бронебойщики. -- Тогда постовых лучше снять арбалетами, -- предложил белобрысый. -- Тише будет. Ростик посмотрел на него, он был взволнован, перспектива близкого боя его пугала, но соображения он не терял. -- Вот ты и пойдешь старшим, справишься? -- спросил он. -- Куда пойду? -- На пост, который у парка загорает. -- Да как же я... Их же там пять морд. -- Не один пойдешь, деревня! -- подсказал Чернобров. -- Возьмешь в подмогу пятерых арбалетчиков, еще пятерых автоматчиков на всякий случай -- и вперед. -- А, ну тогда... -- Белобрысый задумался, посмотрел еще раз. -- Можно, только нужно точно время знать. Вдруг скрытно не получится, тогда будет важно, чтобы стадионных не переполошить. Может, ты и прав, рисковать не стоит. Тогда так -- мы начнем первыми, а ты сразу поддержишь и на постовых навалишься. Задача -- не дать им во фланг атакующим ударить, солдаты у нас -- не очень, от флангового огня залечь могут... Чтобы выйти на рубеж атаки, у тебя двадцать минут, больше дать не могу, время дорого. Ну, вопросы есть? -- Есть! -- Солдатик выпрямился, аккуратно прячась за стенку между окнами, зачем-то козырнул, а потом согнулся и на корточках, переваливаясь как гусь, убежал куда-то вниз. -- Пост у прудика, Чернобров, снимать тебе. И скрытно, чтобы они батальон не засекли. -- Сниму, не сомневайся, командир. Вот только... -Что? -- У меня же вот эта бандура, -- и шоферюга провел рукой по бронебойному ружью, которое лежало между ним и Ростиком. -- А я бы хотел... Ростик выволок из кобуры, сдвинутой, как у фронтовиков, на правый бок, почти на спину, наган. Он и не помнил, как у него этот револьвер оказался, кажется, перед боем у обсерватории его всучила вместе с кобурой одна из теток. -- Бандуру отдай кому-нибудь. Вот, возьми револьвер... Мне пока и карабина хватит. Револьвер Черноброву понравился. -- А кобуру? А запасные патроны? -- Дело кончишь, вернешь, -- твердо ответил Ростик, расстегивая ремень. -- И запомни, патронов много, нахально не стреляй. Чернобров вздохнул. -- Жадный ты, но... -- он усмехнулся, -- но это и правильно. Склонившись в поясе, волоча свою "бандуру" по полу, он ушел, покряхтывая от натуги. Ростик проводил его взглядом, потом снова стал осматривать кусты, поле стадиона, запасное поле, которое несколько поколений мальчишек утоптали до плотности бетонного покрытия, трибуны, расположившиеся с той стороны... Была, конечно, еще пара одиночных постовых, но принимать их в расчет не следовало. Гораздо опаснее были, наверное, сами пурпурные, которые сновали между своими машинами, отчетливо подготавливая их к отлету. Эти могли вжарить из верхних башенок со спаренными установками... Нет, большой стрельбы от них тоже не будет, потому что большинство этих установок закрыты другими лодками, которые совершенно неправильно, как забытые впопыхах детские кубики, разбросаны по всему открытому пространству стадиона. Они смогут стрелять, только если взлетят... Значит, нужно не давать им взлетать. Нужно сразу же захватить как можно больше лодок, тогда они точно не поднимутся в воздух. Это значит -- атака в темпе спринта и огонь сзади, через спины на поражение по взлетающим пурпурным. Ростик, стараясь остаться незаметным, выполз из комнаты и спустился на площадь перед водолечебницей. Тут находилось уже гораздо больше народу, чем при штурме райкома. Должно быть, успех подогрел многих вояк из толпы, которая следовала за батальоном. Ну что же, пусть так и будет, решил Ростик. Построив батальон, он приказал ему разделиться на две части. Одна, менее боеспособная, должна была атаковать из-за лечебницы. В этот отряд Ростик определил почти всех, кто вряд ли мог выдержать напряжение настоящей схватки. Во второй отряд попала остальная, уже обстрелянная часть батальона. Эти люди знали, как себя вести в бою, им не нужны были даже взводные. Несколько раз приказав, что первым в бой вступает именно его отряд и по его команде, Ростик объяснил необходимость скрытой подготовки атаки и повел людей, даже не оборачиваясь. А зря. Потому что все пошло совсем не так, как он планировал. Те, кто должен был нападать из-за лечебницы, попробовали действовать, как солдаты Ростикова батальона, и их, конечно, заметили. Пост у пруда поднял стрельбу, со стадиона на помощь своим явилось около тридцати стрелков, большая часть из которых оказалась автоматчиками. Без всякого труда они изрядно потрепали тех освободителей, которые застряли у лечебницы, но в этой перестрелке они не заметили остальную часть батальона. И вот когда стрельба у пруда стала уже затихать, Ростик понял, что дальше без боя они не продвинутся. Но и то, что им удалось подобраться метров на сто пятьдесят к трибунам, было на удивление удачно. Осмотрев еще раз застывших без движения солдат, Ростик выложил на ветку кустика перед собой карабин, щелкнул затвором, загнав в ствол патрон. -- Передать по линии, атака после выстрела, -- проговорил он шепотом, повернувшись налево, потом то же самое повторил направо. По кустам и деревьям прокатился ропот, чуть более громкий, чем хотелось бы. Но приказ этот был сейчас важнее, чем скрытность и тишина. Ростик дождался, пока все вокруг стихнет, а потом посмотрел на часы. Он обещал ребятам у парка двадцать минут... Внезапно Ростику показалось, что он слышит хрипы умирающих, тихо и спокойно застреленных арбалетчиков и автоматчиков, посланных в ту часть стадиона... Нет, они, скорее всего, были еще живы. Потому что оттуда ни один выстрел на донесся, а значит -- все в порядке. И они уже должны быть готовы, прошло гораздо больше времени. -- Ну, с Богом, -- сказал Рост себе, поймал на мушку фигуру часового, с автоматикой на коленях сидевшего на краю трибун, четко выступающую на фоне серого неба. Грохот выстрела разлетелся вокруг, как испуганная птица. И потом пошло... Огонь автоматный, винтовочный, пулеметный... Глухо рявкнула неподалеку бронебойная "бандура", никакого смысла этот выстрел, похоже, не имел, лодки пурпурных из кустов были еще не видны. -- Вперед! -- заорал Ростик и поднялся на ноги. И тут же получил пулю в грудь, почти в самый центр. Но она то ли уже отрикошетировала от чего-то, то ли прошила ствол небольшого деревца, но энергии в ней оказалось не больше, чем в болте, выпущенном из деревенского самопала. И все-таки это была боевая пуля, выпущенная из калашника. И она застряла в броне, как гвоздик, не до конца вколоченный в слишком тугую доску. Ростик поднялся снова, как ни слаба была эта пуля, она все-таки сбила его с ног. Только теперь он был спокоен, на этот раз ему опять повезет, известно -- в одно место дважды не попадает. Он побежал вперед, то и дело оглядываясь. Его бойцы тоже побежали, полыхая огнем, криками и злобой. На трибунах лежало уже несколько трупов, кажется, их приголубили ребята Черноброва, непонятно, правда, как и когда. Странно, подумал Рост, а я стрельбы не услышал... Может, после попадания пули он был в легком шоке, и его способность ориентироваться слегка... сбоила. Он поднялся на первые ступени трибуны и осмотрел поле перед собой. На этом поле три или четыре машины пытались взлететь. Но по ним в упор и почти безнаказанно били подоспевшие автоматчики. Их очереди хлестали по пурпурным телам за рычагами управления, по людям, повисшим на полозьях, служивших лодкам шасси, как у американских вертолетов во Вьетнаме, на далекой Земле... Почти никто из этих не ушел, просто не мог уйти из-за плотности атакующего огня, самой дерзости и неожиданности атаки. А вот с запасного поля лодки взлетали беспрепятственно. Две, пять, почти десять из них уже висели в воздухе, негромко жужжа какими-то своими моторами, и никого из бронебойщиков видно не было, только Угрюмый сосредоточенно целился в сторону парка. -- Угрюмый! -- заорал Ростик так, что у него самого чуть уши не заложило, -- стрелок нехотя поднял голову, посмотрел на него. -- По лодкам -- огонь! Бронебойщик посмотрел на них спокойно, потом вдруг бросился к соседней каменной тумбе, обозначающей начало узкой лесенки, ведущей к верхним рядам. Две лодки, наклонив морды, уже неслись на людей. Еще пара готовились к атаке. Боковые пушечки плотоядно шевелились, выискивая добычу, за лобовым стеклом Ростик видел пурпурного без шлема, с копной снежных волос... Ростик начал стрельбу, потом пальнул Угрюмый. Его пуля, как спичка, чиркнула по правой болванке, не причинив противнику никакого вреда. Но их огонь заметили. Вот небольшая, сплоченная, в десяток молодцов, команда автоматчиков, разместившись, как на стрельбище, в ряд, полоснула очередями по ближайшему противнику, вот откуда-то еще ударило бронебойное ружье... Одну лодку они все-таки зацепили. Она отвалилась, не выдержав встречного огня. -- Но вторая, та самая, где пилот был один, не свернула. И она ответила -- ее спаренная установка из прозрачной башенки сверху и правая пушка ударили почти одновременно. И в одну точку, туда, где стоял Угрюмый. Он так и не успел выстрелить второй раз. Каменное крошево, пыль и дым разрыва закрыли фигуру человека. Почему он не выстрелил, думал Ростик, летя вперед, перепрыгивая через три-четыре ступени разом. Он оказался рядом с телом Угрюмого, когда тот еще, кажется, двигался. Но кровь уже пропитывала обычную клетчатую ковбойку на груди, и серое от пыли лицо застывало в вечной неподвижности... Патроны Ростик нашел под ногами, они высыпались из солдатского сидора прямо в пыль, лоснясь от смазки. Ружье лежало в стороне, по виду совершенно целое. Вероятно, Угрюмый снял его с тумбы, когда понял, что не успеет выстрелить. Рост взял один патрон и тут же понял, что это не обычный бронебойный -- поверх стального ободка была нарисована красная полоска. Вставил, задвинул затвор, прицелился. Лодка, убившая Угрюмого, разворачивалась для нового захода в двух сотнях метров от стадиона. Маневр делал ее профиль даже больше, чем обычно. Сделав упреждение в полкорпуса, Ростик плавно повел собачку вниз. Как всегда, при выстреле из этого ружья отдача показалась слишком сильной, она даже отозвалась болью в груди, куда попала пуля. Ростик посмотрел на противника. Летун уходил, он даже заложил правый вираж, разворачиваясь... Но нет, это не был вираж. Лодка, наклонившись, повисела над парком, потом вдруг заскользила вниз и вбок. Она падала из-за какого-то сильного дефекта управления... И тогда появился дым. Он растекся прозрачной струйкой в спокойном воздухе, потом вдруг, как при взрыве, стал гуще и плотнее, лодка дрогнула, попробовала выровняться, не смогла и, уже явно утратив устойчивость, стала падать. Ее взрыв от удара о землю Ростик встретил волчьей ухмылкой. Для выхода накопившейся в нем злости стукнул кулаком, стянутым латной перчаткой, по краю полуразрушенной тумбы... Вдруг низкий вой ударил в уши. Он оглянулся, бой шел теперь на запасном поле стадиона. Оттуда тоже взлетели далеко не все лодки, а те, что все-таки взлетели, били вниз, по людям, пытаясь остановить атакующих тут, на земле. Над Ростиком криво, боком пронеслась еще одна лодка, она молотила из всех пушек, но при этом горела, как чурка в топке... И падала. Она упала на трибуны, с другой стороны футбольного поля, взметнув вверх столб черного дыма, обломков и щепок от лавочек. Эти лавочки саранча, видимо, доесть не успела, и сейчас они занялись невысоким, но прожорливым пламенем. Внезапно рядом с ним оказался Чернобров. -- Командир, они засели под трибунами! Дай команду выкурить их оттуда! Ростик аккуратно поставил на землю противотанковое ружье, поднял свой карабин, подошел к Черноброву: -- Ты где был-то? Почему сволочей у пруда не придавил? . -- Я пытался тот батальон организовать, который из-за водолечебницы вылез... Никогда в жизни больше в командиры не пойду. Значит, он хотел как лучше. А получилось так, что он и приказ не выполнил, и не помог никому. Но, в общем, ругать его не следовало. Он просто не справился. Ростик не был уверен, что и сам справлялся сейчас, здесь... -- Так, где они засели? -- В раздевалках, под трибунами. Их там полно. Трибуны с противоположной стороны были сделаны из досок, укрепленных на металлических фермах. А с этой стороны, как водится, под трибунами размещались раздевалки, душевые, склады, какие-то подвальчики... Ростик подошел к единственной, ведущей под трибуны двери. Она была сломана и висела на одной петле. На пороге в странном объятии лежали мертвый человек и один пурпурный. Вот только он был без волос и очень крупным. Ростик присмотрелся к нему: так и есть, он оказался росточком не в полтора метра, как губиски, а как взрослый мужик, и даже еще выше. Значит, у них, как минимум, две расы? Но сейчас полагалось бы заняться другим. Ростик и занялся. -- Люди там есть? -- спросил он Черноброва. Вокруг них собралось довольно много бойцов, чуть не сотня, пожалуй, четверть его батальона, если учитывать потери. -- А как же? Почитай, одни перебежчики и засели. Со стороны запасного поля донесся еще один взрыв. Скорее всего, бронебойщикам удалось завалить еще одну летающую машину. -- Что, если поджечь их там? -- спросил конопатый солдатик с ружьем пурпурных в руке. -- Там склады, дура, для твоей же игрушки боеприпасы, -- кто-то проговорил за конопатым. Видно, над ним привыкли посмеиваться, впрочем, беззлобно. -- И для захваченных самолетов топливо, -- сказал кто-то негромко. Да, пожар не годился. А впрочем... -- Эй, вы, там! -- позвал Ростик, чуть поднеся голову к сломанной двери. -- Даю вам две минуты, если не сдадитесь, подпалю к чертовой матери. -- И чем же ты, холера, нас подпалишь? -- донеслось из- под трибуны. -- Можешь не сомневаться, найду чем, -- спокойно ответил Ростик. Он как-то разом устал. И в голосе эта усталость слышалась отчетливей, чем ему бы хотелось. Но сейчас она придавала его словам уверенность и силу. -- Эй, начальник, у нас тут пять пурпурных, если мы их вам сдадим... -- Давай без торговли, -- решил Ростик. -- Сдавайся, и все. А как вы там пурпурных задержите -- ваше дело. Только чур -- не убивать, они мне для допроса еще пригодятся. -- А с нами что будет? -- спросил другой голосок. -- Суд вам будет, -- не выдержал Чернобров. Ростик согласно кивнул. Потом где-то в темной глубине раздались выстрелы. И вдруг кто-то завыл высоким пронзительным голосом. Ростик поймал себя на том, что еще ни разу не слышал голоса пурпурных. -- Ну что? -- спросил он, снова подавшись к двери. -- Справились? -- Справились, начальник. Сейчас выйдем, не поджигай нас пока. -- Смотрите, -- вдруг закричал конопатый. В темноте под трибунами показался свет, это открылись двери на поле, через которые перед матчем выходили команды. -- Чернобров! -- заорал Ростик. -- Пятьдесят человек на ту сторону и огонь -- на поражение! Но на ту сторону трибуны бросилось гораздо больше, чем полсотни человек. Стрельба на какое-то время сделалась очень интенсивной. -- А что будет, когда они из этих дверей полезут? -- обеспокоенно поинтересовался конопатый. Но никто не полез. Из темноты вдруг прозвучал голос Черноброва: -- Свои, не стреляй, командир. Шофер вышел, жмурясь от яркого солнца. -- Да, без света не сладко воевать. Но теперь, кажется, все в порядке. -- Где пленные? -- спросил Ростик. -- Там не очень-то в пленные сдавались... Ростик, не дослушав, пошел на ту сторону прямо сквозь темноту подтрибунного помещения. Пленных, в самом деле, не оказалось. Зато мертвых прибавилось, и, к сожалению, потери в его батальоне тоже возросли. 29 Белобрысый арбалетчик, которого Рост послал обезопасить пост у парка, вылетел из кустов, будто за ним гнались с собаками. Несколько вояк из самых нервных даже взяли его на прицел. Пришлось орать: -- Не стрелять, свои! -- Обстановка сразу разрядилась. Но зато пришлось поругать солдатика: -- А ты чего -- прешь как наскипидаренный! Свои бы и уделали. -- Боялся не успеть к драке, -- пояснил белобрысый. В его руках победно блестело ружьецо пурпурных, вокруг узких плеч была перекинута лента с патронами к нему. Как заметил Ростик, бляшки для этого ствола были не больше копеечной монеты. За белобрысым, тяжело дыша, вывалились остальные девять человек. -- Ну, молодцы. Раненые есть? -- Нет, все целы. Мы их... -- Ясно. Значит, так, остаешься на стадионе за главного. Остальным -- строиться! Построение заняло чуть не пятнадцать минут, люди устали, и не было сил заставить их шевелиться быстрее. -- Может, отдохнем, пока дойдем до аэродрома? До него семь километров, а потом драка, да еще с самыми злобными из пурпурных, как-то это все еще получится?.. -- невнятно побубнил Чернобров, становясь в строй. Ростик не ответил, пошел вдоль батальона. Лица выдавали усталость лучше, чем самые красноречивые слова. -- Ты, ты, ты... -- Всего набралось почти три десятка людей, больше и нельзя -- впереди была еще не одна кровавая мясорубка, но и меньше не хотелось -- мало ли бродячих предателей шастало по городу. -- Из строя шагом марш! Остаетесь тут, на стадионе, под началом того, белобрысого. Задача -- охранять лодки, они нам понадобятся. Охранять пленных, тоже будет о чем поговорить, когда все уляжется. Склады, подступы... Если у кого-то есть желание, присмотритесь к их турельным установкам на лодках. Кстати, они не сложнее "максима". Если пурпурные налетят, могут пригодиться, даже удобнее будет -- с турели палить. Остальные, напра-во! Шагом марш! Батальон повернулся, потопали к выходу. Ростик не мог удержаться, повел людей по Октябрьской. Дом его стоял, как и положено, на своем месте. Правда, ни дымка из трубы, ни человечьей фигурки в окошке видно не было. Не так я думал вернуться, решил Ростик, но и так -- тоже неплохо. Пуля и та -- застряла, не причинив вреда, грех на что-то жаловаться. И вдруг прямо на него по родной Октябрьской на велосипеде понесся человек. Огромное, гораздо больше обычного ружье пурпурных болталась у него сзади, как флагшток. Кто-то из тех, кто топал в голове колонны, заорал: -- Стой, нечистая сила! Куда летишь?! Ростик поспешил вперед. Велосипедист, отдышавшись, протянул Ростику бумажку: -- Командиру приказ... Ростик развернул. На ней крупным, каким-то жилистым почерком было написано: "Гринев, главные их силы в городе базируются на стадионе и на рынке. Меня тут припекают, плюнь пока на аэродром, нажми на эти объекты, а потом ко мне. Помощь нужна срочно, чем скорее -- тем лучше. На аэродром пойдем вместе, когда тут разделаемся. Достальский". Ростик поднял голову, прислушался. Шлем мешал, он его снял и почти тотчас услышал пальбу в стороне завода. Причем была она плотная, как во время знаменитых драк с насекомыми. Тогда Ростик натянул шлем и посмотрел на велосипедиста: -- Как нашел нас? -- По звуку, и люди подсказали. Товарищ лейтенант, там на заводе... -- Когда проезжал по городу, мародеров или предателей не видел? -- Предатели, говорят, разбежались. Все только и говорят, что вы почти три тысячи разведчиков свежаком привели. А мародеры... У всех же, кто по домам сидит, оружие в руках. Кто же сунется из-за пыльной тряпки голову под пулю подставлять? -- Хорошо, очень хорошо. Он подумал. Колхозный рынок начинался за трамвайным депо, почти сразу за задами тех домов, в которых жил Ростик. Пройти туда можно было по двум соседним проулкам. В них в совсем младые годы вся их компания в футбол гоняла. Теперь придется, кажется, воевать. Впрочем... Ростик посмотрел за кроны цветущих вишен. Нет, со стороны рынка, до которого напрямую было метров триста, не больше, не доносилось ни звука. Прямо не верилось, что там засели пурпурные. Но как бы он тут ни гадал, приказ Достальского был разумным и правильным. Возможность их базирования на рынке следовало проверить. А потом следовало завалиться на завод. Конечно, если Ростик что-то понимал в тактике, бой в городе стал маневренным, если пять минут назад где-то не было пурпурных, это не значило, что они не могли оттуда появиться. Но вообще-то, их было немного. -- Батальон, левое плечо вперед, через проулок на рынок шагом... А ты поезжай назад, к старлею, доложи, что нашел меня, я все понял, сделаю, как он приказал. -- Есть. -- Велосипедист улыбнулся всем широким, пропыленным лицом и козырнул. -- А то нам там дюже достается. С вами мы их быстро... -- И я так думаю. Поезжай. Люди все поняли, повернулись и потихоньку, поглядывая по сторонам и наверх, подались к рынку. Шагая вместе со всеми, Ростик занялся подсчетами. Лодок было, как сказали девчонки с сигнальной башни, почти три сотни. Экипаж на каждой составлял по восемь -- десять губисков. Если предположить, что лодки все однотипные, пурпурных должно быть под три тысячи, но половина -- не меньше -- осталась на лодках, иначе они стали бы неэффективны в бою. Значит, на землю ссадили десант в полторы тысячи пурпурных душ, которые рассредоточились по всему городу... Не может быть, это же в два раза больше, чем оба их батальона. Да еще предатели, организованные этим... гауляйтером. То бишь первым секретарем райкома Борщаговым. Ладно, пусть даже так. С полсотни гуманоидов Ростик с товарищами уже, по всей видимости, успокоил. Если учесть Квелищево, стадион, Белый дом... Да, около того. Вероятно, столько же сидит на заводе, и их сейчас обрабатывает лейтенант... Хотя нет, наверное, там их больше, и предателей больше. Они как голодные псы набросились на рельсы, на металл, вот этим и объясняется, что их так немного оказалось в городе. Вот еще что интересно, сколько их в трампарке и на рынке? Батальон стал вытягиваться из проулков на площадь перед рынком. Тут когда-то уже стояли первые торговки семечками и пирожками. Официально площадка считалась автовокзалом, хотя никакого вокзала не было. Так как автобусы давным-давно никуда не ходили, она была пуста... Почти пуста. В дальнем ее конце стояло пять лодок пурпурных. Около них суетились какие-то люди, на иных были даже доспехи, как на Ростике. Они что-то грузили в лодки, готовясь, кажется, удирать. Но это еще следовало доказать. -- Батальон, рассыпаться, отвечать только после встречного огня! Больше всего Ростик сейчас боялся, ошибившись, пострелять какую-нибудь группу из самодеятельных партизан. Люди у летающих лодок вдруг замерли, потом кто-то стал отходить к рынку, кто-то просто прыснул в сторону... Стало ясно, что это не друзья. -- Батальон! -- крикнул Ростик, пытаясь на глаз определить, какая часть его людей уже вышла на площадь автовокзала. -- В атаку -- ура! Он побежал вперед. Один закованный в броню вояка из тех, кто грузил лодки, выстрелил в атакующих с колена. Ростик замер, прицелился, задержал дыхание, нажал на курок. Пуля развернула закованного, ударив его в плечо. Он упал, выронив автомат. Тогда вдруг ожила прозрачная башенка на одной из лодок. Ее сдвоенные стволы пошевелились, опустились и, прежде чем Ростик успел выстрелить, ударили зелеными лучами. В бегущих вперед людях мигом образовалась дымящаяся, кровавая просека. Дерево за ними занялось бездымным, жарким пламенем, а дощатый заборчик, около которого оно росло, развалился на куски. -- Ложись! -- приказал Рост. Оказавшись на жесткой поверхности асфальта, он по-пластунски дополз до бордюрчика, поднялся на локти. Кираса здорово мешала, но все-таки это оказалось возможно -- стрелять прицельно из положения лежа. И он отвел душу. Башенка ударила в нападающих еще пару раз, потом замолкла, ее стекла рассыпались от массированного огня атакующих. Впрочем, нет, они уже не атаковали, почти все залегли, а зря. Это давало шанс тем, кто находился на рынке. -- Чернобров! -- позвал Ростик. Водилы не было видно. -- Бронебойщики! -- Сейчас, командир, -- отозвался кто-то сзади. -- Они вот- вот подойдут. Но подходить никто из них не собирался. Как-то так получилось, что бронебойщики ударили сбоку, должно быть пройдя через чей-то огород. И все вместе. Три лодки сразу получили по два удара, потом еще раз. Но одна из тех пяти, что загружалась, все-таки попыталась подняться. Не очень быстро, тяжело проседая то одним боком, то другим, она повисела чуть выше деревьев, развернулась и потащилась в сторону завода... Она уходила. И тогда бронебойщики ударили снова. Лодка не взорвалась только потому, что камнем, словно топор, рухнула на землю... Нет, не рухнула. Ростик не мог поверить своим глазам, лодка повисла на проводах высокого напряжения, подводящих ток к трансформаторам трампарка. Она покачалась, как маятник невиданной формы, да так и замерла в десятке метров над асфальтом. -- Вперед! -- Рост поднялся, побежал ко входу на рынок. Не важно, остался ли кто-то из пурпурных в живых. Они все равно не могли стрелять из этого положения, а больше ничто не имело значения. Подробности можно было выяснить и потом, когда-нибудь в будущем. 30 И все-таки они опоздали. Летающие лодки поднимались одна за другой, увозя не только солдат и добычу, но и предателей из числа людей. Теперь стало ясно, что по каким-то причинам пурпурные практически отказались от попытки удержать город. То, что они поверили в слухи о трех тысячах свежих разведчиков, -- ерунда. Да и не было у предателей общего языка с захватчиками, на котором они могли бы донести до пурпурных эту новость. В лучшем случае они знаками объяснялись, решил Ростик. Хотя и интересно, какими именно. Да и сами пурпурные должны были сверху увидеть, сколько их, идущих освобождать свой городок. Нет, тут было что-то другое. Может, они испытали шок, столкнувшись с эффективностью наших бронебойщиков? Или не решались на открытый бой, потеряв столько пилотов? Смерть лучших всегда плохо действует на остальных, это правило любой войны должно было сказаться и на пурпурных. Если мы и узнаем когда-либо, что послужило причиной нашего психологического превосходства, то не скоро, решил Ростик. А потом вдруг понял, что его батальон стоит у первых рядов огромного Боловского рынка, не продвигаясь вперед, не в силах просто охватить те четыре, а то и пять десятков лодок, которые еще оставались на земле. -- Как их много, -- раздался рядом знакомый голос. Ростик оглянулся, это был Чернобров. -- Но что-то делать нужно, не отпускать же их! -- послышался задыхающийся злобой девчоночий голосок. -- Не знаю, командир, у нас осталось шесть ружей, всего шесть, а тут... Они просто сметут нас и не заметят. Мрачный прогноз Черноброва вдруг стал исполняться. Сначала одна, потом вторая из стоящих на земле лодок вдруг ожили и стали палить по людям. Били не очень старательно, скорее отпугивая, но пару раз все-таки зацепили строй. Кто-то закричал, забился на асфальте, кто-то стал звать на помощь... -- Что будем делать? -- спросил Чернобров, присев за кирпичной стеной рынка. Ростик не знал, просто ничего не придумывалось, но чтобы не показать этого, он поинтересовался: -- А почему у тебя всего шесть ружей-то? Было же восемь. -- Одно повредили на стадионе, а еще одно мы найти не смогли. Вместе с бронебойщиком, может, он в кустах где остался?.. Что делать, командир? Теперь на них пошли и другие лодки, до этого висящие над рынком. Пальба усиливалась, и прицельность их огня росла. -- Да, у них тут полно пушек, они нас живьем изжарят, если не отступим! -- послышался вдруг рядом писклявый голосок. Ростик оглянулся, это был конопатый солдатик, тот самый, над которым посмеивались на стадионе, у дверей под трибуны. Ростик оглянулся, в общем-то, стрелять можно было и отсюда, с этой позиции, только не промахиваться, и пурпурные непременно дадут деру. Но шесть ружей... И тогда он понял, что следовало попробовать сделать. -- Чернобров, пали из шести, какие есть. Продержись минуты две, больше не прошу. Потом помогу тебе. Конопатый, за мной! Страшно боясь, что его неправильно поймут и все последуют за ним, Ростик побежал к лодке, той самой, которая попыталась придержать их на автовокзале. Он не оглядывался, он слышал, что конопатый топал за ним по пятам. Лодка стояла там же, где не смогла взлететь. Стрелок за турелью сидел, навалившись на ручки своих пушек. Вокруг, как Ростик и предполагал, были рассованы деревянные обоймы с пятаками. -- Держи патроны! -- скомандовал Ростик и высыпал в подставленные руки конопатого почти четверть всего боезапаса лодки. Потом уже знакомым движением он выволок отливающую зеленоватым блеском спаренную пушку. Как и та, которую Ростик оставил Квадратному на обсерватории, она весила килограммов пятнадцать, не больше. Забросил на плечо, неуклюже сполз на землю по гладкой поверхности невысокого самолета и побежал назад, туда, где неровно ухали бронебойщики. Лодок в воздухе рынка висело уже штук двадцать, и почти половина из них пыталась сейчас подавить Ростиков батальон. Но люди пока держались. Главным образом потому, что лодки мешали друг другу, для правильной атаки им было тесновато. А палить, зависнув над землей, превратившись в неподвижную мишень, они побаивались. Явно побаивались. Ростик вывалил свою добычу на каменный заборчик, разом превратив его в бруствер, потом защелкал знакомыми зажимами, нащупывая новую обойму с патронами. -- Учись, конопатый, сейчас за следующей пушкой побежишь... -- Да я... -- начал было боец неуверенно. Но рядом раздался решительный басок: -- Нормальный ход, командир, показывай, что делать? Ростик, не очень торопясь, стараясь, чтобы все было ясно, показал, как вставлять обойму, как передергивать затвор. Потом навел пушку на одного из летунов, не очень даже прицелившись, надавил на скобу. Выстрел отозвался резким толчком, но удержать пушку на бруствере оказалось вполне возможно. И выстрел получился неплохим, оба зеленых луча, вдруг слившись в толстый шнур, такого Ростик еще ни разу не видел, задели хвост одной из лодок. Из места попадания сразу ударило дымком. Обладатель баса -- подтянутый мужичок в тельняшке -- повернулся к кому-то, кто палил из автомата сзади. -- Ванька, пойдем-ка себе по такой машинке раздобудем. Ванька понекал было, но не очень. Тельняшка умел настаивать и знал это. Потом Ростик послал вдогонку еще и конопатого. А сам принялся легко, как в тире, палить по лодкам. Именно легко, даже не прицеливаясь, не экономя патроны, которых было гораздо больше, чем он мог тут истратить... Это и решило дело. Как почему-то иногда в таких случаях бывает, он попадал куда чаще, чем когда прицеливался. Пару раз на него заходили лодки с непременным желанием разложить на атомы, и тогда он снимал свою пушку с бруствера и ложился поближе к бордюру. И оставался цел. А когда самолеты пошли в третий заход, вдруг сбоку ударили сразу две другие пушки. Вероятно, Ванька с Тельняшкой разобрались наконец, что к чему, и вступили в дело. Это оказалось вовремя, еще бы чуть-чуть, и оба фланга его батальона прогнулись бы, если вообще не побежали бы к домам, под укрытие. А так все остались на местах, только огонь стал чуть более нервным, но сейчас это не имело значения. Важно было заставить лодки отступить... Они и заставили. Так получилось, что Ростик удачно зацепил третью, кажется, за этот бой лодку, она завертелась знакомым образом, потом накренилась и впаялась в землю между двумя другими, взорвавшись и отчетливо повредив их. Почти в тот же момент Ванька с приятелем на пару влепили одной из лодок в морду, убив, должно быть, обоих пилотов, и она рухнула на световую крышу крытого рынка, украшенного жирной надписью "Мясо". А из дальних кустов ударила еще одна зеленолучевая пушечка, не мудрствуя лукаво, выбирая себе самые легкие цели -- на земле. Должно быть, конопатый тоже решил внести свою лепту... И тогда пурпурные отступили. Сначала промчавшиеся над головой Ростика лодки не возвратились со следующим заходом, потом несколько летающих машин над деревьями резко прижались к земле, уходя из зоны обстрела, а потом... Все кончилось. Умолкли даже бронебойщики, последнее время поливающие противника почем зря. Ростик поднял голову над бруствером, повертел головой, вскочил на него. Сдернул с плеча карабин, забыв о пушке, пошел вперед. Летающих машин на рыночной площади осталось немного, штук двенадцать -- пятнадцать. Но это были новые лодки с новыми пушками. • Ростик оглянулся. От батальона тоже осталось немного. Не больше сотни человек. Но, как водится, выжили лучшие. Самые хладнокровные, умелые стрелки, самые уверенные в себе бойцы. Они вышли за ним, за командиром. Между догорающими лодками лежали трупы. Ростик вдруг увидел одного из людей. Если якшался с захватчиками, значит, предатель. В кирасе, сжимая ружье пурпурных, с лицом, на котором застыло удивление. Кажется, Ростик его знал. Но он не стал вспоминать имя, этот человек был ему неприятен. Если он только попробует сниться по ночам, решил Ростик, я вспомню заложников, расстрелянных в Квелищеве... Кому он мстит, о чем он вообще думает? -- Раненые останутся тут, -- стал он командовать. По привычке, по вдруг усвоенной потребности действовать дальше, идти туда, где труднее всего. -- Попробуйте собрать оружие, оно может потребоваться. Если кто-то из соседних домов начнет подтягиваться, не гоните их, силы нам будут очень нужны... -- Ты о чем? -- спросил вдруг вынырнувший сбоку Тельняшка. Ростик поднял на него глаза. И тогда понял, что даже этот стоящий в двух шагах человек ничего из слышал из его команд. Ростик прокашлялся, но это не помогло, хотелось пить, глотка горела. На поясе знакомого убитого предателя болталась солдатская фляжка, Ростик недрогнувшей рукой снял ее, глотнул. Это оказался яблочный компот, вкуснотища... Кто-то протянул руку, Ростик отдал флягу, потом вышел в центр освобожденного от лодок пространства. И начал командовать. На этот раз -- как надо. Его все слышали и все понимали. И готовы были исполнять его приказы, потому что он ни разу за день не ошибся и потому что впереди был еще бой, а может быть, и бои. Закончил он так: -- А сейчас снимайте спаренные пушки с подбитых машин, не забудьте про боеприпасы -- и стройтесь. Нас осталось мало, не больше сотни, но без этих пушек ребята на заводе истекают кровью. Нужно идти туда и быть готовыми... Они даже не дослушали, стали разбирать турельные пушки, на ходу расспрашивая Тельняшку и его дружка Ваньку, как обращаться с диковинным оружием. Обучение не затянулось, 0x08 graphic все было довольно просто. Пальнув для пробы пару раз в небо, убедившись, что отдача напоминает пинок битюга и с рук лучше не бить, пошли за Ростиком. На этот раз они даже не строились, просто шли, тащили оружие и негромко переговаривались между собой, что вот, мол, жаль, раньше у них таких цацек не было, они бы пурпурных и близко к городу не подпустили, а теперь вот извольте завод снова отвоевывать... Ростик не слушал их. Он пытался, как ни странно, подремать на ходу, чтобы быть посвежее к тому моменту, как они притопают на завод. И это ему почти удавалось. Он успокоился и поверил -- никуда пурпурные теперь не денутся, придется им отвалить. И чем скорее, тем лучше. Потому что у людей все-таки появилось подходящее оружие. А все остальное, необходимое для победы, у них уже было. Часть 6. Изумительная летающая лодка 31 Так получилось, что к аэродрому они пришли лишь ранним утром следующего дня. Весь предыдущий день они сражались на заводе, отбивали, отгрызали у вполне квалифицированной обороны губисков каждый цех, каждое здание. Конечно, это не удалось бы сделать, если бы из города вдруг не стали подходить все новые и новые люди. Ростику показалось, что в городе их организовывал Председатель, то есть Рымолов, а может быть, и не он один. О том, что на заводе идет настоящее сражение, знали все боловские -- грохот от пальбы и от взрывов лодок стоял такой, что слышно было за десяток километров, даже в условиях Полдневья. Ростик очень устал за этот бой, так устал, что к исходу дня не выдержал и прикорнул в утлом окопчике, вырытом на дальних подступах к заводоуправлению и водонапорной башне, тех самых, которые во время войн с насекомыми они так обильно уже окропили своей кровью. К вящему изумлению Ростика, его авторитет после этого резко возрос. Способность спать на передовой, чуть не во время боя оказалась куда лучшим способом доказать свой командирский авторитет, чем придумать трюк со спаренными пушками, снятыми с лодок пурпурных. Пушки, кстати, оказались на заводе очень вовремя. Из них удалось сбить почти десяток самолетов, главным образом потому, что они привыкли поджимать батальон Достальского сверху и не сразу среагировали на новую угрозу. А когда среагировали, потери их были уже куда как ощутимы, тем более что и ребята лейтенанта быстренько научились снимать пушечки со сбитых лодок. Было похоже, что именно появление этой артиллерии послужило тем аргументом, который переломил исход всей войны. Разумеется, главная драка шла за металл. Пурпурные подогнали практически все свои лодки и грузили, грузили как сумасшедшие все, что попадалось им под руки. Однажды Ростик увидел даже самолет пурпурных, который волок торчащие более чем на полтора метра рельсины, проседая на левую заднюю опору, так перегруженный "Москвич" мог бы везти доски на дачу. Вид этих рельсов оказался слишком раздражающим для половины стрелков, и нахала завалили, должно быть, исключительно из-за его наглости. А вот когда после практически бессонной ночи они все-таки построились и дотопали до аэродрома, подготовившись к новой, не менее жестокой драке, вдруг оказалось, что на всем обширном поле стоят только три разобранные лодки, а самих губисков след простыл. Не очень веря в такой поворот событий, Ростик вместе с Достальским, разделившись на две команды, принялись обходить все поле, то и дело оглядываясь по сторонам, ожидая атаки или другого подвоха. Но ничего не произошло. Когда стало чуть спокойнее и все понемногу поверили, что пурпурные удрали, вдруг в одном из ангаров кто-то из солдатиков услышал шевеление. Подготовив весь отряд к бою, послав бойца с докладом к Достальскому, который расхаживал со своими людьми чуть ли не в двух километрах, на противоположной стороне поля, Ростик сам подкрался к весьма внушительным запорам, наложенным на ворота, и скинул их. Потом, толкнув створку, откатился вбок, чтобы не оказаться на линии огня своих же подчиненных. Но опять ничего не происходило. В ангаре было темно, сухо и очень гулко. Но тихо. Набравшись решительности, Ростик высунул голову за край тонкой железобетонной стенки и заорал: -- Эй, есть тут кто? Эхо от его голоса прокатилось по пространству, которое было тут не меньше, чем в самых больших цехах вагоноремонтного, вот только, в отличие от завода, оно не было закрыто и пол его не был разделен рельсовыми колеями. Ростик оказался тут впервые, он и не подозревал, что на их слабеньком, забытом начальством аэродроме могло стоять такое роскошное здание. -- А кто тебе нужен? -- вдруг послышался из темноты ответ. И как ни странно, голос с той стороны был знакомым. Ростик не мог вспомнить, кому он принадлежал, но определенно когда-то он с этим человеком уже разговаривал. -- Слушай, я не по телефону встречу подружке назначаю. Я командир батальона и спрашиваю официально -- кто тут? -- А как тебя зовут, командир батальона? Ростик собрался уже было назвать себя, как вдруг тьма внутри ангара ожила, там послышались шуршания, топот множества ног, и на свет стали выходить люди. Все они были безоружны. Впереди, широко расставив руки, шел Ким, измазанный, в крови, чумазый, как, наверное, только техники на аэродромах бывают измазаны, но живой и, по всей видимости, невредимый. Он говорил: -- Ну, раз Гринев тут, значит, наша взяла! Я же говорил!.. -- Он полуобернулся назад, что-то доказывая кому-то, кого Ростик не видел. -- Ким! Что тут у вас? -- Нас заперли, приказали сидеть тихо, а не то расстреляют. И принялись хозяйничать на аэродроме... -- Когда это было? -- Часа за три до рассвета. -- Предатели есть? -- Нет, предателей они всех забрали с собой. Солдаты пошли вперед, помогая людям из ангара выходить. Иных понесли на руках. Некоторые в самом деле были здорово избиты. Ростик обнял друга, тот скривился от боли. Ростик сразу отступил: -- Ты ранен? Ты в крови... -- Это не моя кровь. Вчера привезли Дондика, капитана безопасности, помнишь его? -- Еще бы. -- Говорят, он пытался партизанить, угнал машину с пулеметом, сбил пару самолетов у пурпурных, они собирались его сегодня расстрелять... Впрочем, они всех нас собирались расстрелять. -- Так, значит, это был он... Я видел тот бой. -- Ростах вспомнил бой между ЗИЛом и лодками пурпурных, которого он стал свидетелем позавчера. Это было всего лишь позавчера? А кажется, прошла целая вечность -- и это не звучало пустой книжной метафорой. -- Он молодец... Нужно найти врача. Ростик обернулся. Через все поле, беспорядочно, совсем не по уставу, бежали люди Достальского. Чтобы не получилось как-нибудь по-дурацки, Ростик вышел вперед, поднял руку. -- Спокойно! -- заорал он так, что Ким, кажется, вздрогнул. -- Это наши. Им требуется врач. Подбегающие к ангару солдатики стали тормозить, многие перешли на шаг. Вперед вырвался лейтенант. -- Врач требуется не только им... -- вставил Ким. -- Мы там нашли ров, -- вдруг зачастил Достальский, -- наполненный телами... Эти... бандиты оказались хуже фашистов. Лицо лейтенанта было бледным, губы его подрагивали, таким он не был даже в серьезных боях. Но вдруг лейтенант с надеждой повернул голову к Киму: -- Может, они там предателей грохнули? Ким, может, они избавились от тех, кто?.. -- Нет, это наши. Они пригнали сюда немало народу и многих постреляли. Вернее, постреляли те, кого ты называешь предателями. Сами пурпурные не очень-то одобряли такой метод. Так что... насчет фашистов... Но это было сейчас не к месту. Ростик спросил: -- Ладно, все-таки куда они делись? Неужто пурпурные взяли их с собой? Как-то это не вяжется... -- Почему? -- спросил лейтенант. -- Грузоподъемность лодок очень ограничена. -- Килограммов пятьсот -- семьсот, не больше, -- вставил Ким, кивнув. Он тоже немало думал над этим, тем более у него было время в отсидке. -- Они затащили в лодки изрядное количество металла, для людей попросту не должно быть места. Да и не нужны они уже... -- Может, они догадались, что мы с ними сделаем, и все- таки решили спасти жизнь... союзникам? -- предположил Ким. -- Нет, я думаю, они сами ушли, -- веско, твердо произнес лейтенант. -- Именно потому, что стали не нужны. Ни тут, ни в лодках пурпурных... Ладно, где твои раненые? Он стал распоряжаться, пытаясь из кусков брезента, найденного в ангаре, каких-то шестов и прочей ерунды соорудить подобие носилок. Но их потребовалось всего ничего, -- должно быть, потому, что ров в дальнем конце поля был забит трупами. Ким, печально вздыхая, обошел несобранные лодки пурпурных. -- Помнишь, мы украли листы на заводе Шир Гошодов? Я уверен, на них был чертеж такой именно лодки. Жаль, они... Понимаешь, мне почему-то кажется, они забрали несколько очень важных элементов их конструкции. А без этого лодки не полетят. Ну, как хороший командир снимает прицелы с пушек, когда должен оставить их противнику... Ты чего смеешься? -- Успокойся, в городе осталось не меньше полусотни лодок, способных летать. Будет тебе чем заняться в ближайшие недели. Я еще тебе записки от начальства начну привозить с требованием ускорить процесс. -- Что же ты раньше молчал? Где они? -- Основная часть, кажется, на стадионе. Советую также заглянуть на рынок. Да, будь осторожен, в городе все ищут предателей, не попадись под горячую руку. -- А ты разве не со мной? -- удивился Ким. Он искренне не понимал, как можно заниматься чем-то еще, а не тем, что способно было подниматься в воздух. Раненых уже вынесли из ангара. Достальский помахал рукой: -- Гринев, сопроводи команду. Заодно и своих проведаешь. Достальский был прав, именно этим Ростик и собирался заняться. -- Иду! -- отозвался он. -- Слушай, Ростик, подожди, я техников захвачу с собой. Пусть посмотрят, что к чему. Заодно и от рассерженных толп спасешь, тебе ведь все поверят, что мы... -- лукавое лицо Кима расплылось в хитренькой улыбке, -- не "шпиены" засланные. -- Давай, заодно и нести раненых поможете. Только быстро. -- Я мигом, -- кивнул Ким и полетел к ангару. Уже на ходу он выкрикнул: -- Не забудьте выставить у тех ангаров охрану, в них полно топлива для лодок. Ростик кивнул и впервые с самых детских лет прикинул рост Кима. Рост был в самый раз, на пилотском кресле лодок губисков ему было бы удобно, как будто под него их и строили. 32 Раненых несли долго, часто меняясь, даже немного переругиваясь. Ростик чувствовал себя ужасно, но тоже пытался нести, пока кто-то не похлопал его по плечу, отставляя от этого дела окончательно. Он чуть было не вспылил, совсем не по-командирски, а как мальчишка, которого выгоняют из взрослой игры, но получил убедительный совет: -- У меня бы от твоих железок грыжа давно открылась, а ты еще и за носилки хватаешься. Что это значило, Ростик так и не разобрал. Но, похохатывая, ребята больше не передавали ему рукоятки носилок, и он, пару раз получив от ворот поворот, вовсе отошел в сторону. Потом он сделал небольшой крюк с Кимом и его техниками, чтобы охрана на стадионе чего не подумала. Но как Ростик ни спешил, догнать после этого носильщиков с ранеными у него не получилось. Уж очень те бодро перли вперед, как индейцы, которые считали, что нести груз лучше всего бегом -- не так долго оттягиваешь плечи и руки. Первое, что он увидел, войдя во двор горбольницы, была мама. Как главврач "Скорой", она крутилась между поступающими ранеными и отдавала приказания почти десятку сестер, собранных, как понял Ростик, из разных отделений. Увидев сына, она остановилась, провела рукой по груди, словно усмиряя сердце, и подошла к нему. Прижала его голову к себе, хотя это и не очень получилось, потому что мешали доспехи. -- Живой, только... -- Она еще раз посмотрела на него, прищурившись, как когда-то посматривала на отца. -- Серый, плохо выглядишь. Сердечко, часом, не болит? -- Мне бы... вымыться. Почти две недели эти железки не снимал. -- Оно и видно. Часом, пурпурных не своим амбре отпугивал? -- А ты знаешь? -- Я много знаю, все раненые, что поступали к нам, только о ваших делах и повествовали. Кстати, -- она нахмурилась, -- я раза три получала достоверные сведения, что тебя куда-то там зацепило? Ростик отмахнулся, еще раз поцеловал ее в мягкий, чуть сморщенный лоб. -- Все вранье. Тут-то она и увидела пулю, застрявшую в кирасе. Поковыряла ее докторским пальцем, сухим, сморщенным от постоянного мытья, без малейших признаков маникюра. -- А это что? -- Ну, так -- на счастье. Чтобы больше в меня не попадало. -- А в другие телесные части?.. -- Она провела рукой по лбу, убирая волосы под шапочку. -- Ладно, сама вижу -- раз пререкаешься, значит, все в порядке. Даже эта железяка, как оказалось, бывает полезна. У наших меньше работы, и больше коек останется под настоящих раненых. Ростик огляделся. Во дворе было отнюдь не шумно, всех, должно быть, уже рассортировали. Иные сестры вообще куда-то удалились, война с губисками, кажется, закончилась. -- Кстати, вы все время работали? Как себя губиски вели, ничего серьезного? Мама внимательно посмотрела на Ростика и чуть выше подняла голову, словно ставила диагноз. -- Как оказалось, у них табу на всех, одетых в белое. Конечно, может, они другим были заняты, но... Ни одну сестру не обидели и никаким нашим работам не препятствовали. -- Ну да. А на аэродроме целый ров заложников расстрелянных... Мама медленно потерла лоб, только теперь стало ясно, как она устала. Но усталость эта была настолько привычной, что, кажется, стала частью ее облика, частью выражения лица. -- Наши там стреляли, их идея. А губиски, как все почему-то называют пурпурных, в этом не виноваты. Я знаю даже два случая, когда они пытались воспрепятствовать этой затее... Особенно позавчера, когда о тебе еще ни слуху ни духу не было. -- Они тебе нравятся, да? Они кажутся тебе милыми, благородными врагами... Я уже слышал это от Пестеля, пока его панцирные шакалы чуть на кусочки не разорвали. -- Пурпурные -- враги, безусловно. Но не обвиняй понапрасну. Если позволишь так себя задуривать, то и со своими не поймешь, что правильно, а что... -- Мама, они пираты, разбойники, бандиты. Они пролили не меньше крови, чем саранча! -- Тем более, если они так опасны, нужно очень точно знать, с кем воюешь и чего от них ждать. Иначе вообще не способен будешь сообразить, что делаешь. -- Что делаю? Да просто ловлю их на мушку и жму на гашетку. -- Да, для рядового звучит неплохо. И я бы тебя даже одобрила, если бы ты не вздумал вдруг командовать батальоном или, как это у вас называется... Я вот что хочу сказать. Офицеру, а роль у тебя уже офицерская, хотя и преждевременно по-моему, просто и бездумно давить на гашетку -- не положено. Ростик даже засмотрелся на нее. Он только головой покрутил, когда понял, что продолжения не будет. -- Ладно, я всего лишь хотел узнать, что у вас -- порядок. Между прочим, где жена-то? А то я... -- Она во второй хирургии. Знаешь дорогу? Мама уже успокоилась. Она усмехалась, и Ростик понял, что не он даже заслужил этот монолог, похоже, все эти слова зрели давно и, может быть, совсем по другому поводу. Дорогу Ростик знал весьма приблизительно, но все-таки решительно поднялся по лестнице на третий этаж, спросил на всякий случай у сестры, занимающейся раненым, который плакал от боли как младенец, и вышел наконец к двери с соответствующей надписью на никелированной табличке. Здесь народу было еще больше. Раненые лежали в коридорах на солдатских двухэтажных кроватях, выздоравливающих использовали как подручных, и весьма сурово... Увидев Ростика, на него спикировала сестра, которую Ростик неожиданно вспомнил по совместной отсидке в больничном убежище. -- Что вы себе позволяете! Это хирургия, а не... -- Татьяна Федоровна, да мне бы на Любаню пару минут посмотреть, и я сразу уйду. Тогда она его узнала. А вытолкав на боковую лестницу, вообще смягчилась: -- Все равно в отделении нельзя. Ты постой тут, я сюда Любаню пришлю. Сама найду и пришлю. Ростиково "спасибо", которое он прокричал в спину сестре, осталось без ответа. Он огляделся. Тут тоже расположились люди, но среди них уже половина шла на поправку, это было ясно даже на взгляд Ростика. И нравы тут царили помягче, кое-кто даже курил. Пара молоденьких врачей, заляпанных кровью почти по уши, тоже курили у окошка, один другому жаловался: -- Без анестезии, говорит, почти год работаем, и только ты ругаешься! Я ему -- хоть бы водки добыл, а то ведь резать невозможно, у них от болевого шока сердце чуть не вылетает. А он мне -- ребята поступают на подбор, доктор, молодые, так что режь, не стесняйся, у них сердца крепкие... Не могу я, лучше на скотобойню пойду. Да, тут тоже были проблемы. Неожиданно появилась Любаня. Она поцеловала его, поморщила носик, потом еще раз поцеловала, словно заставляя себя привыкнуть к его запаху. Ростик смутился. -- Я так, на минутку. Слышал, у тебя все в порядке. -- В порядке, только... -- Она обернулась, посмотрела в коридор за стеклом, откуда только что вышла. -- Знаешь, ты иди домой, я пораньше сегодня отпрошусь. Ростик потянулся к ней, вдохнул аромат волос. Это был мирный, домашний запах. И как хорошо было, что он к нему еще не привык. А можно ли к нему вообще привыкнуть? -- Я буду ждать тебя дома. -- Пойдем, провожу. -- Она взяла его за руку. Они шли рядышком, не разговаривая, продвигались к выходу. Ростик мог бы идти так долго-долго, но лестницы в больнице были хоть и широкие, чтобы носилки вручную разворачивать, но не длинные. И вдруг совсем на выходе возникла какая-то кутерьма. Ростик выпрямился, поправил свой карабин, шагнул вперед. Кого-то принесли, и мама его куда-то направляла. Ее голос, чуть резковатый, с решительными нотками, звучал в гулком вестибюле как набат. Но ей возражали, и не менее чем десяток голосов, хотя и не такие решительные. -- И все-таки он будет тут вылечен! -- сказала мама. -- Он раненый, и не имеет значения... -- Имеет, доктор. Ты же сама знаешь, что имеет, -- убежденно прозвучал чей-то бас. -- Здесь распоряжаетесь не вы, любезный, а я, врач по образованию и по должности. Несите! -- Она даже слегка толкнула в плечо одного из солдатиков, согнувшегося под тяжестью вновь прибывших носилок. Солдатики почувствовали впереди некоторое пространство, потопали наверх, к Ростику и Любане, подавшимся в сторону, в угол. -- Мам, что происходит? -- спросил он мать, когда она поравнялась с ними, шагая рядом с носилками. -- Борщагова принесли. Он ранен, а его не дают оперировать... -- Он гауляйтером себя объявил, ты знаешь? -- негромко проговорил Ростик, но его голос все равно очень отчетливо прозвучал в наступившей на миг тишине. -- Ну и что? Тебя послушать, так мы и пленных немцев не должны были лечить, потому что они враги. А перебежчиков вообще... Вдруг на верхней лестничной площадке что-то грохнуло. Открылась дверь, и на носилках уже знакомые ребята выволокли полулежащего на локте перевязанного человека. Если бы Ростик не помнил, что эти солдатики несут капитана Дондика, он сам бы под этими лохмотьями и грязными лоскутами, заменяющими бинты, никогда его не узнал. Капитан вдруг хриплым, тяжелым голосом приказал: -- Стой! -- Потом, тяжело дыша, сполз на пол, едва удерживаясь на ногах, шагнул вперед, спросил поднимающихся солдатиков: -- Правда, что гауляйтера несете? -- Его, товарищ капитан, -- ответил один из передних носильщиков. Дондик огляделся, увидел Ростика. -- Гринев, дай карабин! -- Вот он был настоящим офицером. -- Что вы тут раскомандовались, любезный, -- подала голос мама. Она только что справилась с теми пациентами, что остались внизу, и собиралась справиться с капитаном. Но на этот раз у нее не вышло. -- Ребята, -- попросил капитан бойцов, что тащили его носилки, -- вы подержите ее, только нежно. -- Да как вы смеете? По какому праву вы тут командуете?! Он повернулся к ней. Почти вслепую вытянул вперед руку в просящем жесте. -- Таисия Васильевна, заклинаю -- прости. Но я это сделаю. -- Он оперся на одного из подоспевших солдатиков, которые наконец-то догадались бросить опустевшие носилки, и продолжил: -- Гринев, так дашь карабин? -- Ростик, не смей! -- прокричала мама. -- Он его расстреляет!.. Сверток на носилках судорожно зашевелился, а потом из-под одеяла донесся всхлип. Ростик посмотрел на капитана, потом на Любаню. -- А, ладно, проблемы пусть с тобой остаются, -- решил капитан. -- Я у кого-нибудь другого возьму. В самом деле, людей с оружием вокруг было немало. -- Я вам официально заявляю, я подам Председателю рапорт! -- снова проговорила мама, но этот бой она уже проиграла. Солдатики, которые несли гауляйтера, повернулись и стали сходить вниз. Двое держали маму, действительно очень нежно, за руки, от волнения сопя на весь этаж. Двое сводили капитана, помогая ему переставлять ноги. Более того, весть о расстреле Борщагова разнеслась уже по всей больнице, и из дверей появлялись все новые и новые люди. Каждый нес что-то в руке. Кто-то даже крикнул сверху, с самого верха: -- Капитан, ты не торопись. Расстрельной команде дай собраться. Дондик никак не отреагировал на эту реплику, но Ростик был уверен, что он подождет. Потом людей стало очень много, потом они как-то иссякли. Ростик стоял рядом с Любаней и мамой. Солдатики, которые держали ее, куда-то исчезли. Мама была бледна, но никуда уже не торопилась. При всем своем характере она поняла, что ее все равно не пустят туда, где расстрелыцики поставили ненавистного секретаря райкома. -- Ты осознаешь, что там сейчас злодейство произойдет? -- спросила она, поднимая на Ростика глаза. -- Злодейство произошло раньше, мама. Когда этот сукин сын, потеряв власть, к которой привык, решил воспользоваться пурпурными, чтобы вернуть ее себе. Любыми средствами. Даже расстрелом заложников. -- Это злодейство! -- произнесла она. И тогда подняла голову Любаня. Словно испуганная птаха, она стояла, спрятавшись за Ростиком, и вот теперь решила высказаться: -- А родным расстрелянных заложников, совсем невинных людей, вы можете это сказать? -- Нужен суд, нужно было созвать суд. Без правосудия... -- Мама, -- печально, очень грустно произнесла Любаня, -- если бы мы его расстреляли тогда, когда первый раз накрыли на... на предательстве, сегодня десятки людей были бы живы. Теперь я знаю -- убивая, может быть, ты спасаешь десятки других людей. Правда, это арифметика войны, а не правосудия, но... Ростик посмотрел на нее. Идея была правильная, но слишком абстрактная, чтобы произвести на маму впечатление. И он сказал: -- Самосуд -- это ужасно. Но не нужно забывать, что правосудие -- лишь инструмент справедливости, а в данном случае... -- Ростик выпрямился и твердо, жестко добавил: -- Это справедливо. Откуда-то издалека донесся залп как минимум из полусотни стволов. И мощь, слитность этого залпа были лучшим подтверждением его правоты. 33 Ростик шел на заседание к Председателю немного волнуясь, он не знал, какие вопросы ему могут задавать. Должно быть, по этой причине Ростик пришел чуть-чуть раньше. Это всегда довольно неприятно. Зато он встретил Кошеварова. Бывший предгорсовета, мэр, а ныне неизвестно кто. хотя все еще и отец Раи, держал правую руку в тугой повязке на перевязи, наброшенной через шею. Был он бледен, вокруг глаз, на самых краешках век горели тонкие ободки, выдающие или затаенную боль, или многодневное, очень тяжелое недосыпание. Впрочем, как говаривал когда-то отец, возможен третий вариант -- когда обе причины слились воедино. Он подошел к Ростику и протянул левую руку для пожатия. Ростик коснулся сухой, напряженной ладони. -- Ты молодец, -- сказал мэр. -- Чем больше мы узнаем о твоих действиях тогда... в день освобождения, тем больше причин тебя хвалить. Почему-то Ростика последняя фраза покоробила. -- Меня никогда не хвалили, даже в детстве. Я не привык к похвалам. Кошеваров поднял голову, внимательно посмотрел на Ростика, потом тонко улыбнулся: -- Извини, привык, понимаешь, дочь воспитывать. Наверное, с мальчишками все иначе. Ростик кивнул, попытка извинения была принята. -- Не знаете, почему меня вызвали? -- На двух или трех самолетах губисков были захвачены карты какие-то... Даже не какие-то, а довольно подробные. И обширные. Вот Рымолов и предложил задействовать тебя, как нашего главного, остающегося в деле разведчика. Но сейчас, -- он внимательно посмотрел на Ростика, -- принято решение эти карты пока изучать, а не проверять, и за дело взялись теоретики, так сказать. -- Кто именно? -- Перегуда. -- Кошеваров помолчал, потер забинтованную правую руку. -- Имей в виду, я тебе это неофициально рассказываю, по-соседски, так сказать. -- Спасибо, -- ответил Ростик. Начальство разных рангов наконец-то стало собираться. Пожалуй, уже можно было и не продолжать разговор, а втягиваться в кабинет, но Ростик все-таки спросил: -- Что у вас с рукой? -- Ах, это? -- Кошеваров рассмотрел свою перевязанную руку, словно впервые ее увидел. -- Ампутировали, по кисти. -- Ампутация? А я думал, даже не перелом, раз нет гипса. -- Нет, вчистую, до самого запястья. Учусь писать левой. -- И где вас так? Кошеваров поморщился, потом хлопнул Ростика по плечу. -- Вояка из меня получился, сам видишь, не очень толковый. В первом же бою, когда они только налетели, едва ли не первым же выстрелом... Они вошли в кабинет Рымолова. Тот сидел на своем месте и поочередно здоровался со всеми, кто подходил к его столу. -- Хорошо, хоть жив остался, -- продолжал бывший мэр. -- Кажется, так принято говорить в подобных случаях. -- Но ведь вам же больно, наверное? И работать трудно. -- Сидеть дома не могу. Сегодня второй день, как выпросился на работу. Его, -- он сдержанно кивнул на Рымолова, -- едва уговорил, все талдычит, что мне нужно подлечиться. С этими словами он отошел, и Ростик устроился на вполне удобном стуле у самой стены, где было тесновато, но уютнее, чем на виду у начальства. По сравнению с первыми заседаниями в этом же кабинете сразу после нашествия саранчи, изменения произошли разительные. Появились два отменных стола, поставленные традиционной литерой "Т". Вдоль стен для посетителей ранга Ростика были расставлены широкие креслица с сиденьями из очень хорошего, плотного дерматина. Окна были все вымыты и сверкали привычным полуденным солнцем. Вдоль узкой стены у потайной двери в личную комнату стояла пара шкафов. В них были книги. И карты. Эти рулоны из очень плотной синеватой бумаги, поставленные на торцы, вложенные один в другой, могли быть только трофейными картами. Ростику жутко захотелось наплевать на приличия и посмотреть хоть в одну из них, но он все-таки усмирил себя и остался сидеть. Среди присутствующих практически не оказалось незнакомых лиц. Хотя, по сравнению с обычным заседанием, их было существенно больше. Впрочем, теперь Ростик не знал, кто является завсегдатаем этих посиделок, а кого приглашают лишь время от времени. Вот, например, Вершигора. Его "Известка" давно уже закрылась, но он все равно крутился около этого кабинета, как будто не умел ничего другого, а может, и вправду не умел? Или Тамара. Ростик точно знал, что его дражайшую тещу не очень-то часто теперь приглашают к обсуждению серьезных проблем, но все-таки сегодня она присутствовала. Так или иначе, Ростику знать все эти нюансы было не обязательно, до положения канцелярской крысы он пока не упал... Или не поднялся? -- Так, -- Рымолов долгим взглядом обвел кабинет, лица присутствующих. Заседание началось. -- Будем трогать, как говорят машинисты. Дондика нет... Значит, -- голос Председателя стал задумчивым, словно бы он обращался к себе самому, -- его еще не выписали из больницы. Обещал быть, но не пришел, выходит, что плох. Жаль. -- Имейте совесть, Андрей Арсеньевич, -- заговорила мама. Ростик даже обернулся на ее голос, а он и не заметил, что она тоже тут. -- Всего-то десять дней прошло, как он получил свои раны. А вы... -- Нет, я с медициной не спорю, -- поднял руки Рымолов. -- Просто работы очень много. Ладно, начнем по порядку. Тамара, что у вас? Теща даже вставать не стала, просто с места принялась докладывать: -- С продуктами питания проблем не будет. Никаких. Пожалуй, наоборот, появился некоторый перебор, урожай-то будем собирать для шестидесяти тысяч человек, а сеяли для восьмидесяти. Кроме того, Андрей Арсеньич, ваша тактика, так сказать, поощрения подсобного хозяйства привела к тому, что и с мясом мы... можно сказать, утратили статистику. Особенно по дешевым видам -- куры, утки, частично свинина. Складывается впечатление, что у частников они по три раза в неделю плодятся. -- Это хорошо. -- Рымолов блеснул глазами. -- Хорошо, что мы утратили статистику. И с огородами, я полагаю, во время нашествия ничего не случилось. Значит, все эти свиньи и утки и впредь по три раза в неделю будут плодиться. Особенно у частника. -- Да сейчас они все в частники перешли, -- подал голос Кошеваров. -- Даже председатели колхозов и то... Мне кажется, скоро у нас появятся зажиточные. -- Давайте оставим споры по классовым проблемам, -- предложил Рымолов. -- Я в тысяча первый раз говорю, пока у нас нет денежного эквивалента -- ни кулаков, ни богатеев не будет. А что будет, спросил себя Ростик. Эх, был бы отец, он бы объяснил, как и что в действительности происходит. Во время зимовок они очень откровенно об этом разговаривают. И до многого додумались. -- Тогда у меня все, -- закончила Тамара Ависовна. -- Борис, давай. -- Опять, -- начал Перегуда как директор обсерватории, -- разгромлена биостанция. Я полагаю, пытаться воссоздать ее еще раз без серьезного, очень серьезного охранения не имеет смысла. Они снова ее развалят, потеряем людей, причем обученных людей, таких, которых нам попросту некем заменить... -- Погоди, -- прервал его Борщагов. -- Кто такие "они", которые разрушили биостанцию? И почему у нее не было охраны? Мне докладывали, что охрана у нее отменная, не хуже, чем у нас тут, в Белом доме. -- Мы тут сидим, а они все там -- на кладбище. -- Ладно, дальше, пожалуйста. -- Обсерватории здорово досталось, но в принципе все основные приборы целы, и мы уже приступили к регулярному наблюдению. Вот радиотелебашню они нам на прощанье свалили, шар смялся и треснул. Придется его чинить и снова ставить. А людей нет. -- Поставим. Не так уж много работы с этим шаром. Дальше. -- Библиотека, разумеется, уцелела. Кроме того, довожу до всеобщего сведения, что научно-техническая комиссия по изучению летающих машин приступила к работе. Составляются чертежи, прорабатываются принципы работы этих... Этих механизмов. -- Получается? -- с интересом спросил Рымолов. -- Не очень. Скорее всего, воссоздать их мы долго еще не сможем. Зато кое-что уже сейчас можем починить, но это, извините, не моя проблема. -- Да, лодки... -- протянул Рымолов, глядя в окно. -- Кстати, почему так много названий этих... машин? Кто их самолетами зовет, кто лодками, кто бочонками, кто летающими столами? Может, придумаем общее название? -- Люди сами придумают, -- веско произнес Кошеваров. -- Пожалуй. Ну и что у нас по лодкам? Начал докладывать Поликарп Грузинов, который медленно, но верно становился мастером на все руки. -- Всего захвачено более трех десятков лодок, не имеющих неустранимых повреждений. Больше десятка сейчас уже можно поднимать в воздух. -- Пробует кто-нибудь? -- спросил Рымолов. -- Есть у нас такие энтузиасты? -- Ким сейчас на аэродроме учится. Прямо не вылезает из машины, один сжег больше топлива, чем десяток других курсантов. -- Топливо, да, -- проговорил опять про себя Рымолов и сделал заметку в одном из кучи разбросанных на столе блокнотов. -- Топливо... Продолжай. -- Кроме того, мы собрали практически все осколки и детали корпусов. Частично их можно использовать. Вот только бы знать, как именно? Оружие... -- По оружию пока не будем. Вот это да, Ростик даже выпрямился, чтобы получше рассмотреть лицо Рымолова. Он восстанавливает режим секретности? Как в былые годы. Чтобы какая-нибудь хитрость или открытие не уплыло... Скажем, не было похищено волосатыми бакумурами? А впрочем, неизвестно, что правильно, а что нет. Кто бы еще две недели назад сказал, что у нас возможно массовое предательство, а поди ж ты! -- Какие есть идеи, способные подтолкнуть освоение лодок? Ростик набрал воздуху и произнес: -- Можно обратиться в Чужой город, к Ширам? -- Ты триффидов имеешь в виду? -- переспросил Рымолов, хотя даже Ростику было ясно, что он просто думает, взвешивает предложение. -- Нет, не будем пока их тревожить. Или более взвешенно отнестись?.. Нет, пока не готов ответить. Внезапно заговорила мама: -- Арсеньевич, может, я доложусь и пойду себе? Работы много, я даже... -- Таисия Васильевна, доложись, а потом иди себе. -- Он усмехнулся, хотя юмор был совершенно начальственный. -- Докладываю -- очень плохо с перевязкой. Разумеется, нет лекарств. Если в ближайшее время город не научится производить хотя бы основной набор медикаментов, я... -- Она развела руками. -- Понятно. Но я вот чего не понимаю, почему вы сами не можете взяться за дело? Ведь у вас есть и специалисты, и даже какая-никакая материальная база, аптеки в основном уцелели... -- Аптеки разграбили чуть не в первую очередь, -- жестко сказала мама. -- А что касается самостоятельности и самодеятельности... Это лекарства, во всем мире они должны быть сертифицированы. Если мы начнем пробовать, а потом кому- то станет хуже, а станет непременно, потому что тут Полдневье, и никто не знает, какой эффект окажет местный мак по сравнению с земными опиатами, то... -- Таисия, чего ты хочешь? -- Чтобы не было процессов над врачами, когда у нас пойдут неудачи. -- Ты думаешь, они непременно пойдут? -- Непременно. -- Как вы организационно хотите это делать? Путь известный. Создадим комиссию и определим приоритетные направления. Потом выясним возможности, найдем, уговорим людей и наметим сроки. Потом начнем изучать клинику применения новых препаратов. -- Я так тебе скажу, я понял лишь одну треть того, о чем ты говорила. Или мне кажется, что понял. Поэтому я не могу сказать тебе нет. Создавайте комиссию. За ее действия будешь отвечать ты. -- Я людей лечу. А у нас есть такие, которые уже налечились по самые уши, только и мечтают, что пересесть в начальственное кресло. -- Что ты имеешь в виду? -- Глаза Рымолова стали узкими, как у Кима, когда он смеялся. -- Я могу бегать по городу, могу диагностировать. А комиссия -- работа не сахар, тут нужно сиднем сидеть. Предлагаю привлечь кого-нибудь из наших медицинских пенсионеров. Им это будет по плечу, и я останусь при деле. -- Привлекай, -- кивнул Рымолов. -- Но в комиссию ты будешь входить в обязательном порядке. -- Договорились. Я могу идти? -- Ох, Таисия, ты мне всю дисциплину порушишь. -- Он улыбнулся, но уже вполне по-человечески, не по-начальственному. Мама встала и ушла. Ростик посмотрел ей вслед с восхищением. Он точно знал, что ему так никогда не научиться. -- Гринев, может, по принципу семейственности продолжим с тобой? Что у нас с пленными губисками? -- Я с ними всего неделю работаю, Андрей Арсеньевич. Пока результаты скудные, молчат. Главное, конечно, языковой барьер, но и нежелание общаться наблюдается. Полагаю, тут нужен специалист. -- И кто же у нас спец по губискам? -- Не по пурпурным, а по пленным. Этим должен заниматься Дондик. У него есть умение допрашивать, может даже, угрожать. -- А ты -- - никак? -- Рымолов подумал. -- Не знаю, а вдруг ты прав? Подождем Дондика. Чем же ты хочешь заниматься? -- Похоже, я разведчик, -- признал Ростик. -- А в этом у нас появился новый инструмент -- лодки. Вот их возможности, пожалуй, я бы выяснил с большим удовольствием, чем возиться непонятно с кем и как. Рымолов посмотрел в окошко. -- Ну что же, по крайней мере, в последовательности тебе не откажешь. Значит, с тобой мы решили. 34 Ростик вылетел из кабинета Председателя пробкой и потопал к дому. Свою идею он озвучил уже на улице, когда рядом никого не было: -- Никогда не буду кабинетчиком. Ну их... всех. После этого гнев его несколько спал. Хотя он по-прежнему не мог объяснить, что именно вызвало у него такую бурную реакцию. Разумеется, не Рымолов, это точно. Бывший отсидент, профессор и просто умный человек еще сам по себе не будил в Ростике гнева. По крайней мере, Ростик был уверен, случись им остаться наедине, выяснится, что Председатель думает и говорит по-прежнему. Но все-таки что-то в Рымолове стало не так. То ли магия места, кабинет райкома повлияли на его психику, то ли необходимость решать за других, не вдаваясь в нюансы, кратко и решительно, строго и жестко? Интересно, чувствовал ли это сам Председатель? Может быть, он думает, что все идет по-прежнему, а может, полагает, что сумеет вернуться к нормальной работе, когда кончится срок его полномочий? Но как он может кончиться? Может, русскому человеку так же невозможно отдать власть, как не пить американскому индейцу, или китайцу не курить опиум, или банкиру не наживать богатство? Будь оно все проклято, решил в итоге Ростик. На отцовской лавочке постелили новую доску, взамен изгрызенной саранчой. И не составляло труда предположить, кто именно, -- Поликарп. Потому что на ней теперь сидела Рая. Ее живот уже существенно округлился под платьем из тугой, плотной шерсти. Ростик сел рядом. -- Привет. Наверное, жарко в таком платье? -- Привет, -- она улыбнулась. Ростик с удивлением обнаружил, что сидела она, практически не замечая никого и ничего вокруг, почти в дреме, хотя глаза ее были открыты, а лицо подставлено солнышку. -- Я тут задумалась. -- О чем? -- Да так, обычные девичьи грезы. Как и что будет? Как было бы хорошо, если бы все пошло иначе... Ну и о ребеночке тоже. Как думаешь, мальчик будет или девочка? -- А тебе кого хотелось бы? -- Мне? -- Она задумалась. С умственными процессами у нее стало сложнее, решил Ростик с внезапной нежностью. Наверное, это со всеми девицами происходит, и с моей тоже скоро произойдет. -- Мне бы хотелось девочку, -- объявила она громко. -- Тогда желаю тебе девчонку. -- А мнение Полика ты не спрашиваешь? -- Да я его почти не знаю. -- Ростик встал. -- Может, вы бы подружились? Ростик пожал плечами, без доспехов, которые он отдал в ремонт на завод, это было очень приятно. -- Скоро это случится? -- Осенью, все будет осенью. -- На лице Раи мелькнула тень волнения. -- Правильно, тогда даже цыплят считают, -- ответил Ростик, стараясь немудреной шуткой разогнать эту тревогу. Без умных складок на лбу Рая была гораздо красивее и почтеннее. Сразу возникало желание называть ее по отчеству. -- Погоди, -- она вдруг схватила его за руку, обращаться на "вы" уже не хотелось. -- Давай посидим, расскажешь что- нибудь. А то мне Полик рассказывает только про перлитность стали и как они пытаются получить что-то вроде дюралюминия... -- На самом деле это действительно важно для нас всех, -- сказал Ростик. Он видел, как ей хотелось, чтобы кто-то посидел рядышком, хотя бы даже он. -- И мне некогда, нужно идти. -- Все вы так, -- печально улыбаясь, сказала Рая. -- Ну иди тогда, пока я не передумала. Ростик забежал в дом. Рая не шутила. Он чувствовал, что в ней вместе с пузом появилась какая-то властность. Словно она и вправду могла приказать ему остаться. Теперь Ростику стало понятнее, чем девчонки отличаются от женщин. Есть было нечего, а хотелось страшно. Почему так получалось, он не знал. Но определенно жевать он стал гораздо больше. Чтобы совсем не мучиться голодными спазмами в желудке, он взял кружку, засыпал ее дробленой овсянкой, так что получалось что-то вроде земного "Геркулеса", и залил кипяченым молоком. Смесь была невкусной, но Ростик привык и находил в ней определенное удобство. Главное -- готовить не нужно, все получалось даже быстрее, чем чай. На столе он оставил записку: "Буду к вечеру". И вышел с кружкой на задний двор. Тут у них произошли большие перемены. На то, чтобы его оборудовать как следует, Ростик потратил почти три вечера работы, зато теперь все стало функционально и даже красиво. Конюшня, устроенная в старом сарае, небольшая выгородка в стороне от огородика, у дальнего забора, навес от дождя... И среди всего этого порядка -- его жеребец. Вместе с Любаней они придумывали ему имя, пока не решили, что за гордо вскинутую маленькую головку он будет называться Виконтом. К тому же и слово было красивое. Сейчас, почувствовав запах распаренного овса, Виконт подошел к крыльцу и стал шевелить ноздрями. Его зубы чуть приоткрылись, как в улыбке. Ростик вытащил давно приготовленную горсть изюму и дал ее коню. Виконт, конечно, даже зачмокал от удовольствия. Прикончив свой овес и оседлав конягу, Ростик выехал через задние ворота в ту сторону, где находилась автостанция. Теперь тут ничто не напоминало о недавних боях, вот только дыры в асфальте, пробитые зелеными лучами... Он слышал, что Поликарп, как-то разглядывая эти дыры, сказал, что примерно так же выгрызает металл электрическая искра. Может быть. Но под жарким солнышком Полдневья дыры уже стали потихоньку затекать -- наступало лето, асфальт плавился каждый день, и скоро эти выбоины вовсе должны были исчезнуть. Скачка по дороге показалась очень приятной. Виконт шел ровным галопом, Ростик помогал ему. Он лишь недавно выяснил, что своим телом может помогать лошади, а может -- бороться с ней. Если помогаешь, то в тебя как бы вливаются лошадиные силы, как ни глупо звучал этот каламбур. А если не можешь помогать и сопротивляешься, то очень быстро устаешь. Показались заставы. И хотя Ростик был без доспехов, в обычной солдатской форме, его пропустили без звука. Даже наоборот, с особой вежливостью растащили загородки заранее, чтобы он мог галопировать, не сбиваясь с аллюра. В знак благодарности он поднял руку, но рассмотреть, кто к нему так расположен, не сумел. Скачка требовала от него сосредоточенности, и он не мог отвлекаться. Аэродром вывалился на него сразу, будто сам выбежал навстречу. Ростик осадил Виконта, которому тоже, похоже, очень понравилось так бегать, и подъехал к ангарам уже рысью. Людей тут стало гораздо больше, чем прежде. Едва ли не столько же, сколько в оружейных мастерских на заводе. И у каждого было дело. Правда, эту кутерьму Ростик еще не научился понимать. Он отвел жеребца к коновязи, устроенной у ангаров, и подошел к стоящим у наблюдательной вышки летунам. Среди прочих там был и одноногий Серегин. Его выправке мог бы позавидовать лейтенант Достальский. Даже его дюралевый костыль сверкал как-то по-особому. Ростик скромно стал рядом и попытался смотреть в ту же сторону. Где-то у края тонкой синевы и серого неба виднелась черная точка. Если бы не Серегин, Ростик никогда не заметил бы ее. Он еще раз поразился эффективности маскировки этих машин губисков. Потом точка стала расти. Вот она уже превратилась во что-то похожее на черепашку, вот стала совсем большой. Потом, неуклюже покачавшись, заложила вираж. Но из-за такого поворота скорость упала, и лодка плюхнулась вниз, разом провалившись на десяток метров. Да, управление лодкой требовало серьезных навыков и значительной тренировки. Ростик спросил: -- Это Ким? Серегин только сейчас заметил его. Он бросил быстрый, сердитый взгляд, нахмурился еще больше. -- Ким летает не хуже пурпурных. Это кто-то из новичков, кажется, Антон. -- А что, их у вас стало много? Я имею в виду -- новичков? -- По решению совета обороны города организовано три группы летунов. В каждой по десять человек. И если мы ухитримся выгнать не больше, чем каждого третьего, пилотов наготовим почти два десятка. -- Он помолчал и добавил: -- На все работоспособные машины. -- А Антон, -- Ростик кивнул в сторону вновь набирающей высоту и скорость лодки, -- станет пилотом? -- Если это и впрямь Бурскин, -- пробормотал Серегин, -- то ему сегодня нагоняя не избежать. Но он не безнадежен. Ростик набрался духу и произнес: -- Вообще-то я тоже прибыл для дальнейшего, так сказать, прохождения службы. -- Что, тоже решил стать пилотом? -- глаза Серегина почти враждебно сузились. Наверное, у них тут столько народу перебывало, что они о новичках уже слышать не могут. Ростик усмехнулся. -- Я был и остаюсь разведчиком. Так сказать, пользователем этих пташек. Если мне найдется место в кабине с пушечной турелью, я буду считать, что это в самый раз. -- А, наблюдатель, -- Серегин успокоился. -- Это можно. Хотя, при твоих отношениях с Кимом, он тебя непременно сунет в пилотскую кабину. Ростик вздохнул, стараясь не выдать мигом возникшего азарта. -- Ну, тогда, может, мы его позовем и приступим к делу? 35 По сравнению с тем, каким он показался Ростику во время последней встречи, Ким выглядел очень веселым и загорелым. Еще бы, подумал Ростик с завистью, он обрел свою мечту, теперь у него есть машины, на которых можно летать. И никакого значения не имела та подробность, что они появились в блеске огня и грохоте разрушений, изготовленные нечеловеческими руками, и, собственно, совершенно непонятным оставалось то, каким образом они летали. Ким обрадовался Ростику куда как откровенно. -- Старина! -- заорал он, вылетая из ангара, куда парой минут ранее удалился Серегин. -- Наконец-то ты решил заняться настоящим делом. -- Если получится, -- попытался утихомирить расходившегося друга Ростик. -- Получится, непременно получится, -- уверенно заявил Ким. -- Я сам займусь твоим обучением. И будем служить вместе. А если выйдет... -- Что? -- спросил Ростик, прерывая затянувшееся, на его взгляд, молчание друга. -- Ну, я хотел сказать, может, ты пойдешь ко мне вторым пилотом? Летали бы вместе. В этом предложении был какой-то подвох, но Ростик не стал выяснять, какой именно, он улыбнулся и хлопнул Кима по плечу: -- Если без этого не обойтись. -- Что я сказал -- он тебя непременно попробует охомутать вторым номером, -- сказал Серегин, выходя из ангара. -- Но это в самом деле необходимо при дальних полетах. -- Тогда, -- Ростик задержал дыхание, стараясь понять, во что его втягивают, -- давай начнем. -- Правильно, начнем прямо сейчас, -- решил Ким. -- Да и момент хорош, мы вчера разобрали одну из машин, и сегодня я целое утро возился, пытаясь понять ее устройство в подробностях. Пойдем, покажу и расскажу. -- А пилотская практика? -- спросил Ростик. -- До нее еще нужно на земле поломаться, -- суховато обронил Серегин. Но вдруг, увидев, как один из самолетов поворачивает над дальней рощицей, с воплем бросился вперед: -- Да кто ж так закладывает? Эй, есть кто на сигнальной башне -- вывесить приказ четвертому садиться! Он или совсем охренел от перегрузок, или уснул к чертовой матери!.. Ростик с Кимом вошли в полумрак ангара. Впереди, под световым люком, сделанным в крыше, как под прожектором, стояла полуразобранная лодка пурпурных. Вокруг нее громоздились разные детали. У Ростика сложилось впечатление, что они были разложены в особом порядке, с особым значением. -- Он всегда такой горячий? -- Серегин? Всегда. Быть бессменным распорядителем полетов -- не фунт изюму. -- А что это такое -- распорядитель? Звучит как дворецкий. Что он, собственно, делает? -- Командует теми, кто взлетает или взлетел. По мере возможности, конечно, радиосвязи-то нет. Хотя для ЯКов мы ее почти наладили. -- Я его не помню раньше, до Переноса. Он из Боловска? -- Конечно, он и твоего отца хорошо знал. Только не любил на людях показываться... Он вообще особенный мужик. -- Ну, да. Не любил, но потом сразу все бросил и подался в распорядители. Ким внимательно посмотрел на Ростика. -- Ты чего такой злой? -- А, не обращай внимания. -- Ростик махнул рукой. -- Это я на Серегине вымещаю оскомину, набитую от общения с городским начальством. -- Одноногого лучше не ругай, я его люблю. -- Ким слегка погрустнел. -- Раньше, когда у нас тут только авиетки были, я его позвал, чтобы он научил меня на них летать. Сам он ни за что не пришел бы. -- Авиетки не полетели, а он остался. -- Он сейчас едва ли не самая важная фигура тут. Серьезно. А то, что у человека появилось дело и он пон