- Н-да?..
     Дике вроде  бы говорил  правду. И вроде бы  никаких шалостей,  типа  на
полном ходу направить броненосец на берег, совершать не собирался.
     - Ну, положено - значит, положено. Дуди.
     Матросик,  пардон,  уже  бертольер  поднял  руку  и  дважды  потянул за
проволочную петлю,  торчашую  из  переборки. Ночь  прорезали  два отрывистых
вопля корабельного ревуна: "Уиау-у-у!.. Уиау-у-у!.."
     - Молоток. Если не подведешь - скоро в люди выбъешься.
     Так,  еще одно  дело  сделали.  Оставалось  еще, конечно, навигационное
оборудование, но с  этим можно и попозже разобраться, когда (и если) отойдем
на безопасное расстояние.
     Палуба  встретила  Сварога  пронизывающим  ветром, темнотой и летящим в
лицо вездесущим пеплом. Качка все усиливалась, на скрытом  в клубящейся мгле
Атаре  продолжало  громыхать, но уже приглушеннее.  То-то еще будет... А как
поживает  наша зеленая звезда над Атаром?  Звезда  никуда не  делась, горела
себе спокойно и ровно. Отчего-то вызывая  у Сварога чувство тревоги.  Словно
это  огонек  лазерного  прицела,  и  ищет  он  именно  его,   Сварога...  Он
задействовал "кошачий глаз" и быстро огляделся. Адмиральский салон, кажется,
там, туда вели раненого кронг-адмирала Вазара. Хватаясь за что попало, чтобы
не упасть, он  двинулся по ходящей ходуном  палубе к  кормовым  надстройкам,
темнеющим   в   отдалении   -   и   нос   к   носу   столкнулся  с  давешним
парнишкой-вестовым.
     -  Мастер  Сварог,  мастер  Пэвер  докладывает,  что  освобождены жилая
палуба, кубрик и...
     Не сбавляя  шага, Сварог уцапал пацана за шиворот  и  поволок за собой.
Рыкнул, даже не играя раздражение:
     - Я тебе говорил, сопля неразумная, чтоб вы на палубу не высовывались?!
     - Так ведь я это, мастер капитан...
     - А ну марш вниз!!!
     Парнишка испуганно охнул, юркнул в сторону и нырнул в  распахнутый люк,
за  которым  угадывался  ведущий  в  недра  броненосца  узкий  трап.  Сварог
выругался сквозь зубы. Дети, етить их. Глаз  да глаз... Он с  натугой открыл
броневой люк  и нырнул в упоительно  сухой  и теплый колодец. По  скоб-трапу
спустился на палубу ниже. Движения броненосца не ощущалось, но Сварог на сей
предмет беспокоился не особо;  пока неповоротливая махина развернется,  пока
наберет ход...
     Гор Рошаль, можно сказать, уже  заканчивал.  По-хозяйски расположившись
за  поставленным на место  столом и постукивая пальцем по столешнице  в такт
словам, он негромко, скучным голосом вещал:
     - ...И шестое. Самое последнее и самое простое. Деваться-то вам некуда.
Вы  сдались  в  плен  -  в  отличие, кстати,  от своего  шторм-капитана,  не
струсившего  покончить  с собой, вы  вверили свою  бесценную  жизнь  милости
победителя,  стало быть  -  вы изменили присяге.  Вы -  предатель, друг мой.
Изменник.  Думаете, если вам удастся чудом  добраться до  своих,  кто-нибудь
поверит  сказке  про  горстку разбойников, захвативших  броненосец?  Про  их
главного предводителя, как две капли воды  похожего на адмирала  Вазара? Про
женщину-волка  и про то, наконец, что вы сами, собственноручно, доставили их
на борт? В  последнее, впрочем, поверят охотно. И если вас не расстреляют на
месте,  то  остаток  дней вы проведете в  смирительной рубашке, тут и думать
нечего... Мы  же с вами оба профессионалы и оба прекрасно  понимаем, что  вы
проиграли. Так найдите в себе мужество признать поражение... А вот,  кстати,
и главный предводитель шайки разбойников...
     Гор  Рошаль резво вскочил на ноги, бросил руки  по швам и приветствовал
вошедшего Сварога четким поклоном и громким докладом:
     - Мастер шторм-капитан, продолжаю работу на вверенном мне участке!!!
     Субординацию демонстрирует, шельмец. Это правильно.
     - Продолжайте, грам-капитан,  -  снисходительно махнул ладошкой Сварог.
Привалился  спиной к переборке. Немного рисуясь, достал из воздуха сигарету,
прикурил  от  пальца.  И,  прищурившись,  посморел  на стоящего  перед  ними
человека в форме  высшего офицера гидернийского флота. Посмотрел без гнева и
презрения.  Как экспериментатор смотрит  на препарированную мышь.  Подыграл,
иными словами, "грам-капитану" Рошалю.
     В  адмиральском  салоне  тоже  успели  навести  порядок:  трупы  высших
офицеров,  равно как и  офицеры плененные, исчезли,  следы недавнего побоища
бьши кое-как заметены, теперь у двери  остались неподвижно стоять только две
пожилые женщины-тоурантки с карабинами наперевес. Караул, надо понимать.
     - Где остальные? - спросил Сварог.
     - Пленные  заперты  в кубрике,  мастер шторм-капитан,  и находятся  под
охраной.  До вашего  особого распоряжения. Все,  кроме  этого,  с  которым я
разговор не закончил... Пока не закончил.
     -  А вам  это надо? -  поинтересовался  Сварог,  с  ленцой  разглядывая
струйку сизого дыма от сигареты. - Может, лучше сразу за борт? Чего время-то
терять...
     Рошаль равнодушно пожал плечами.
     -  Можно, конечно,  и за борт.  Просто хотелось  было бы  поговорить по
душам, узнать что-нибудь интересненькое. Он  же парень  насквозь  непростой,
коллега  мой, можно сказать. Мало ли секретиков  у секретной службы. А вдруг
да встретимся с гидернийскими кораблями?..
     -  Сомнительно. Колдун Гудвин, великий и ужасный, сообщил, что операция
по захвату на других посудинах проходит успешно, к рассвету весь флот должен
быть нашим.
     - Тогда, пожалуй, лучше за борт, - вздохнул старший охранитель. - А что
у вас?
     -  Порядок.  - Они  обменивались  репликами  вяло  и  небрежно,  словно
находились на загородной прогулке и никого рядом не было. - Мы уже движемся.
В открытый океан, прочь отсюда. Слышите?
     Действительно,  палуба под  ногами  едва заметно вибрировала.  Пленный,
только сейчас поняв,  что  эта  дрожь означает, наконец-таки вскинул голову.
Теперь-то он  начинал верить  спектаклю, который разыгрывали перед  ним двое
захватчиков. Лицо  его было мокрым  от пота - холодного, даже на  расстоянии
чувствовалось. Сварог, будто только сейчас заметив присутствие еще кого-то в
салоне, повернулся к нему и вполне дружелюбно спросил:
     - Курить хотите, мастер Рабан?
     Гидерниец  чем-то  неуловимым напоминал  старшего охранителя:  такой же
худощавый, с бледным лицом и водянистыми глазами -  в другое время наверняка
цепкими и внимательными. Ну да, они ж коллеги...
     -  У вас  все  равно  ничего  не  получится,  -  глядя  куда-то  поверх
Свароговой  головы,  гордо  пообещал  он  равнодушным   голосом.  Настолько,
впрочем, равнодушным для  сложившегося положения, что даже  неискушенному  в
психологии  постороннему  слушателю, буде  таковой оказался б в адмиральском
салоне, стало бы ясно: Рабан уже сломался. Еще чуть надавить - и он примется
либо  унизительно брызгать  слюной и  сыпать  проклятиями в том  смысле, что
врагу не сдается наш  гордый "Варяг",  либо ползать перед Сварогом на брюхе,
со слезами вымаливая пощаду. Что, в общем-то, унизительно не меньше...
     - Фу, как  примитивно, -  поморщился Сварог. - Еще  скажите, что мы все
будем болтаться на реях, когда  гидернийский флот  догонит нас и отомстит...
Вы  же  сами  прекрасно  понимаете, голуба, что уже получилось. Еще немного,
еще,  как  говорится,  чуть-чуть  -  и  корабль  будет  полностью  под  моим
контролем.   Так   что   ситуация    складывается   насквозь   прозаическая,
недвусмысленная и не  в вашу пользу. Я  - победитель, вы - военнопленный. И,
как победитель, я волен поступить с вами так, как мне заблагорассудится... А
благорассудится  мне,   уважаемый,  с  вами  почему-то  не  церемониться,  -
помолчав,  раздумчиво  продолжал  Сварог,  покачиваясь  на задних  ножках  в
креслице. - Вы мне  и не нужны. С управлением корабля мои люди справятся, да
и  ваши  помогут -  те, кто понимает,  что жизнь дается человеку лишь раз  и
прожить  ее нужно... Но если грам-капитану Рошалю вы  зачем-то понадобились,
то пусть он и решает.
     - Кто...- Раган  невольно пустил петуха. Кашлянул и повторил хрипло:  -
Кто вы такие?
     -  Объединенная Антигидернийская  коалиция,-  учтиво  ответил Сварог. -
Слыхали о такой? Вот и я думаю, что нет. Поэтому выбор у вас...
     Он  осекся, враз подобравшись, как перед броском, - в душе пронзительно
заголосило чувство опасности. Непонятно откуда исходящей.
     Палуба  вновь  ушла  из-под  ног  -  но  на этот  раз  в  сопровождении
надрывного воя, как  от  авиабомбы.  Полное  создавалось впечатление, что по
кораблю влепили  из миномета. Сварог быстро  переглянулся с  Рошалем  -  тот
ничего не понимал. Рабан,  что характерно, понимал  еще меньше, по лицу было
видно.
     Опять вой, очередной удар, на палубе  кто-то  пронзительно  закричал...
Сварог опрометью бросился наверх. Едва не упал, когда "Адмирал"  содрогнулся
в третий раз, грубо  оттолкнул кого-то  из тоурантцев, попавшегося  на пути,
взвинтил  себя  по винтовому трапу и, распахнув люк, выкарабкался наружу, на
палубу - аккурат в тот момент, когда на корабль обрушился очередной удар.
     Большущий сгусток  не  пойми  чего,  похожий  на  плевок  великана,  но
светящийся  нутряным  зеленым  светом,  стремительно,  с  надсадным  свистом
прилетел откуда-то из темноты,  вмазался в  корму, вспыхнул ослепительно - и
погас, исчез. Удар  швырнул  Сварога к фальшборту,  с  клацаньем захлопнулся
люк. За этим плевком последовал еще один, и еще, и еще...
     Стреляли прицельно, кучно и часто. Вдогон набирающему ход броненосцу. И
стреляла та самая  зеленая  звездочка над Атаром -  именно из  нее  одна  за
другой, без перерыва, вылетали светящиеся кляксы. Красивое зрелище это было,
черт возьми, в другой раз обязательно полюбовался бы... Вот еще один сгусток
на  излете  врезался в крайнюю трубу,  облепил ее как щупальцами и пропал во
вспышке света, однако  не бесследно:  труба смялась гармошкой, дала трещину,
из трещины повалил густой дым...
     Он  непроизвольно втянул голову в  плечи. Машинально включил магическое
зрение...
     Разумеется, это была магия. Причем  самого гнусного пошиба. И еще понял
Сварог: стреляли не по броненосцу -  стреляли персонально по  нему. Лазерный
прицел  таки  нашел  его. Он  почувствовал,  кожей  ощутил  злобу  и горечь,
исходящую от неведомого наводчика, - тот столько времени искал  Сварога,  но
захватил цель  слишком  поздно. И теперь яростно палит вслед уносящемуся  на
всех парах в  океан  графу  Гэйру,  зная,  что тот  уже  далеко, что  он  не
успеет...
     Не  успеет?!  Ну знаете ли... Да если  такой плевочек попадет в гребной
винт или провалится  в трубу,  в топку...  Сварог  до головной боли напрягал
"третий глаз",  но так и  не смог разглядеть, кто поднял на него меч в  этот
раз. Личность стрелка скрывалась за все  тем же зеленым свечением - и это не
был Великий Мастер. Это был кто-то  другой. Причем кто-то, кто знает Сварога
в  лицо, и Сварог его знает в  лицо, и лицо это...  Но тут и стрелок  увидел
Сварога. Увидел и навел прицел.
     А, бля!!!
     Завыло  над  самой  головой.  Он  успел  прыгнуть под защиту  броневого
козырька над какой-то надстройкой, успел произнести заклинание, ставящее щит
против  магических  происков,  - но  больше не  успел ничего. Зеленая клякса
шлепнулась на  палубу, на то самое  место, где секундой раньше стоял Сварог,
вспыхнула - и погасла. И вместе с ней погас окружающий мир.


        Глава пятая. Ты морячка, я моряк...

     Сварог тонул. Погружался  все  глубже и глубже  в  вязкую морскую воду,
вокруг  становилось все темнее, все больнее  давило на уши, но пошевелиться,
забарахтаться,  рвануться вверх, к  воздуху и свету,  он  почему-то не мог -
ноги и  руки  его  не слушались. Хотя  он дышал, это бесспорно.  На  секунду
возникло  недоумение  -  как же это  так,  господа  хорошие?!  - а потом  он
вспомнил:  есть у него такая  способность, дышать под водой. Страха не было.
Было интересно, чем все это  кончится,  и немного  тоскливо - жаль,  что все
кончилось именно так...
     А  потом  мир  немного  сдвинулся,  и   Сварог  без  всякого  удивления
обнаружил,  что стоит на каменистом  берегу,  у самой  кромки воды.  Ленивые
волны  прибоя  с шорохом  наползают на гальку  и  откатываются, наползают  и
откатываются... Океан простирался до  самого горизонта. Ни солнца,  ни луны,
ни  прочих небесных тел на небе не наблюдалось, однако откуда-то свет все же
исходил  - раз  он  явственно  видел камни  и берег без  всякого  "кошачьего
глаза".
     Позади раздалось  вежливое покашливание. Сварог захотел  оглянуться, но
ничего  не вышло:  тело по-прежнему его не слушалось. И тогда он понял,  что
все-таки утонул и ныне пребывает на морском дне - совсем  как приснопамятный
Садко. А океан под ногами - это... это... вот бляха-муха, что ж это за океан
под водой, а?..
     - Не забивайте  себе голову  всякой ерундой, граф, - сказали за спиной.
Голос был мужской. Спокойный и уверенный. - Океан как океан. Не в нем дело.
     - А в чем? - спросил он. Сзади хмыкнули.
     - Вы нас, право, удивляете, граф. Ни  страха, ни паники, ни агрессии...
Впрочем, это даже хорошо - что удивляете. Значит, на  карте судеб появляются
новые варианты, ранее неучтенные. Предопределенность может быть изменена...
     - Полагаю, спрашивать, кого это "вас" я удивляю - излишне?
     - Пока да. Вы не готовы.
     - Так я умер?
     - Это  с какой стороны посмотреть,  - не  задумываясь,  ответил человек
сзади.  -  Возможно, что  смерть  есть  лишь  рождение для  другого  мира...
Впрочем, это тоже не важно. Вы, кажется, хотели найти дорогу в свой мир?
     - Типа того...
     - Это можно устроить.
     - Условия?
     Искренний смех.  И непонятный шорох,  будто  огромная птица  расправила
крылья.
     - "Условия"! Великолепно, честное слово, великолепно.
     - Просто что-то слишком часто  мне в последнее  время  обещают помочь и
отнюдь  не  бескорыстно, -  заметил Сварог. -  Это, знаете  ли,  наводит  на
размышления...
     - Ну,  о наших условиях,  с  вашего позволения, поговорим в другой раз.
Вы,   повторюсь,  еще  не  готовы.  Сначала  вы  должны  понять,  что  собой
представляет мир этот. Увидеть его целиком - и тогда, возможно, наши условия
не покажутся  вам... скажем  так: странными. Ведь  если  странное -  значит,
непонятное. А непонятное всегда пугает, не так  ли? А мы не хотим,  чтобы вы
пугались, граф.
     - Да я как-то особо и не пугаюсь...
     - Это потому что вы  еще не  видите. Даже о своих друзьях  вам известно
только то, что они сами позволяют вам знать.
     - Так умер я или нет? Уж это-то я имею право знать?
     - Да  что вы, в самом-то деле... Живы, живы, успокойтесь. Вас  несильно
задело, корабль был уже далеко - а поражающая сила тех славных плевков прямо
пропорциональна квадрату расстояния до цели, это же школьный курс...
     - И кто в  меня стрелял?  Некто за спиной тяжко вздохнул, и на этот раз
совершенно точно зашуршали крылья.
     - Да какая разница?!. Нет, все же вы еще не готовы. Прощайте, граф. До,
надеюсь, скорой встречи.
     Воздух прямо перед  Сварогом  распахнулся,  раскрылся,  как  трещина  в
орехе,  и  оттуда,  из  бездны, хлынул ослепительно черный  свет,  настолько
черный, что Сварог непроизвольно зажмурился.
     ...И  открыл глаза не сразу. Сначала прислушался. Человеческих  голосов
не услышал. Равно как и  иных звуков,  указывающих на чье-либо  присутствие:
посвистывания  там,  посапывания, шевеления,  скрипа  стульев  или  шарканья
подошв.  Вместе  с  тем  не  наблюдалось  и  полного,  тотального,  в  своей
абсолютности завораживающего  и пугающего беззвучия, как давеча  в океанской
пучине. Эфир отнюдь не молчал. Откуда-то издали доносились то  ли хлопки, то
ли  шлепки следовавшие друг за  другом  через равные и  короткие промежутки.
Словно с методичностью робота  выбивают белъе.. или...  или  забортная  вода
оглаживает корпус рассекающего  ее судна. Из  тогоже  далека долетал  ровный
беспрестанный гул,  напоминающий жуж-жание рассерженного жука. Намного ближе
к   Сварогу  раздавалось   мерное  (и   мерностъю   своей  несовместимое   с
человеческими   действиями)   поскрипывание.   Причем    поскрипывало,   что
называется, в разных  местах:  и над головой,  и  слева, и в  ногах.  Короче
говоря, все  вместе взятое наводило  на мысль о плывущем  корабле. Ну, слава
Богу...
     И еще в звуковую картину вкраплялся гораздо более близкий, чем шлепки и
гул, шум. Что-то до боли знакомое...Льющаяся вода? Во всяком случае, похоже.
А это что? Показалосъ, или действительно  что-то приглушенно  звякнуло  и за
этим по-следовало неразборчивое восклицание?..
     К  анализу  ситуации   подключилосъ  обоняние.  Пахло,  надо   сказать,
недурственно. Приятственно пахло, надо сказать. Над Сварогом плавали ароматы
крепкого  мужского  парфюма,  свежего   белъя,  слегка  припахивало  хорошим
табаком...а еще ноздри щекотал  тот  трудно; поддающийся описанию, но всегда
безошибочно отличаемый от прочих запах моря.
     Тело же чувствовало комфорт. Мягко снизу, удобно голове,  до подбородка
прикрывает нечто одеялоподобное. И еще тело ощущало едва  заметное, ласковое
покачивание.
     Значит,  все-таки кораблъ.  Будем надеятся, тот самый.  Впрочем, и "тот
самый" может находитъся в разных руках...
     Кстати,  о  руках.  Сварог  легонько  пошевилил  конечностями.  Ну  да,
свободен. Это отрадно, хотя  тоже не повод прыгать от счастья: "Мы победили,
мы  победили!". Попутно Сварог сделал еще  одно открытие,  и оно...  нет, не
удивило, не  озадачило... скажем так: самую малость смутило. Оказывается, он
был гол, как Адам до сотворения Евы.
     Вот  теперь рекогносцировка посредством четырех из пяти органов  чувств
завершена. Вывод  -  не  отыскивалось  причин,  чтоб  и дальше  притворяться
колодой. Сварог поднял веки.
     Сперва, как и ожидал, он увидел потолок: низкий, светло-серый, посередь
которого на крюке болтался  до омерзения знакомый гидернийский фонарь. Разве
что этот, в отличие от попадавшихся  Сварогу ранее, был раза в два  крупнее,
горел ярче  и помещен, навроде попугая, в  клетку-жалюзи. Ну да, выключатели
одноразовым светильникам не полагаются, фитильков, которые можно прикрутить,
чтоб не коптили, нет, значит, затемнение обеспечивают металлические створки.
     Он  резко сел - и, как выяснилось, сел на кровати, в белоснежном ворохе
постельного белья.  Белья, следует признать, отменного качества. Прямо как в
графской опочивальне фамильного манора.  А на подушках с пижонским  размахом
вышит шелковыми нитками вензель - переплетение букв  "К" и "Д". Еще отметим,
что кроватка явно чрезмерных для военно-флотских нужд размеров. Уж никак  не
матросский  рундук,  к  радости  моли  и  жучков-короедов  набитый  нехитрым
скарбом, а полномасштабное, годное для нешуточных плотских утех ложе в стиле
какого-нибудь сластолюбивого Людовика номер такого-то. Сварог резко свесился
вниз, заглянул под ложе.  Злобные морские  демоны,  пиратствующие  ниндзя  и
всяческие  гидернийские партизаны  там не обнаружились.  Под  кроватью в ряд
стояла оставшаяся в наследство от прежнего владельца батарея пустых бутылок.
"Надо  будет распорядиться, чтоб убрали, а то позорит, понимаешь", - хмыкнул
Сварог и вновь сел.
     От  резкого движения помутилось  в глазах и  заныл ушибленный  о палубу
затылок.  Сварог  ощупал   голову  -  внушительная  шишка.  И,  как  хор   в
древнегреческой трагедии,  нытье в  затылке  подхватили  все  наличествующие
болячки: ушибы,  ссадины, царапины.  Ну  это  ерунда.  Это  мы  заклинаниями
быстренько подлатаем. Главное - живы. Главное - зеленый плевок  задел только
краем, как  совершенно  справедливо  заметил некто из сна. Нет,  блин, ну  и
приснится же такое...  Или здесь  сны  тоже вещие? Очень, знаете ли, похоже.
Вот только вопрос: о чем они вещают?
     Взглядом он  пробежал  по  переборкам, как  и  в  адмиральском  салоне,
обшитым лакированным коричневым деревом. С двух сторон смотрят друг на друга
картины в  толстых  золоченых  рамах: работа  кисти  местного  Айвазовского,
изобразившего  трехмачтовую  шхуну,  которая  средь  бурных  волн  угодила в
объятия гигантскому осьминогу  и безысходно  заваливалась набок, и  портрет.
А-а,  знакомая физия! Довольно похоже намалевали,  хотя  мягкому подбородку,
погрешив   против   истины,  придали   волевые  очертания  и  переборщили  с
романтическим блеском очей. Правый нижний угол портрета  пересекали строчки,
утопающие в  восклицательных  знаках  и оканчивающиеся  разудалой  хвостатой
подписью. Не  иначе дарственная надпись  художника, осчастливленного заказом
от его знаменитости шторм-капитана Ксэнга, командира одного из самых грозных
кораблей Великой Гидернии.
     Недалече  от портрета прижата скобами  к  лакированной панели  какая-то
неразумно длинная  шпага  в  исцарапанных,  древнего  вида  ножнах,  под ней
пристроен  календарь... Хм, весьма любопытный,  надо отметить, календарик. В
том,  какой  сегодня  на  дворе  день,  помогают  разобраться жирные  черные
крестики,  которыми  бывший обитатель этих хором зачеркивал прожитые  дни...
Прям как солдат-срочник, изнывающий по дембелю. Так вот: перечеркнутые числа
позавчера как  закончились. Новые цифры во главе  с  красной единицей (можно
догадаться,  что  день высадки  непременно станет воскресеньем)  ждут своего
часа в "подвале" длинного, как плавание  через океан, листа. А между старыми
и  новыми числами,  между зачеркнутыми и нетронутыми -  в большом количестве
заготовлены  пустые  клетки.  И две пустышки уже перечеркнуты - ага, следует
так понимать, идет второй  день увлекательного плавания в  нулевом  году. Мы
окунулись, согласно гидернийскому времяисчислению, в безвременье, где нет ни
дней  недели,  ни  чисел   месяца.  Какой-то  неправильный  подход,  дорогие
товарищи,  вы не находите? И нам  придется  ждать нового временного цикла до
тех  пор, пока гидернийцы  не соизволят  высадиться на Граматаре? А ежели мы
несогласные?..
     И еще  один  предмет  удостоился  быть вывешенным на стену:  карта  под
стеклом. Старинная - если, конечно, не умелая подделка под старину. Бумага в
трещинах и  разрывах,  с  одного  угла обгорелая. Нарисован  на ней  материк
незнакомых очертаний, а вокруг  вовсю резвятся намалеванные звери самого что
ни  на  есть  фантастического пошиба.  Целый зоосад невиданных  тварей. Иные
тесно  сплетены,  иные  заслоняют  друг дружку,  рычат,  грызутся, бодаются.
Зверюшки все больше незнакомые, разве что  вон  дракон или  козел, правда, с
заячьим хвостом, - а вот дальше пошла такая жуткая помесь всех со всеми, что
невольно закрадывается подозрение: уж не карта ли острова доктора Моро висит
тут  на видном  месте? Ну  а  если  серьезно...  если серьезно, то наверняка
неведомый  топограф  фантастическими   гибридами   аллегорически   обозначал
течения,  ветра, впадины, мели, а также рельеф, ландшафты и прочее - похоже,
по-другому обозначать не  обученный. М-да,  чтоб прочесть такую карту, поди,
мало быть просто топографом и в придачу зоологом - еще надо знать вивисекцию
и разбираться в древней мифологии не пойми какой страны...
     Карта, как и шпага фамильная - небось реликвия, что-то вроде от прадеда
к деду, от потомственного моряка к продолжателю династической традиции.
     Каюта - а  дедукция,  завещанная  мистером  Холмсом,  подсказывает, что
перед  нами  капитанское  обиталище -  располагала  двумя  дверьми.  Та, что
напротив кровати, несомненно вводит в коридор, а куда  ведет вторая, которая
значительно уже и ниже первой, Сварог, в общем-то, тоже догадался.
     За  спиной  -  он  оглянулся -  иллюминатор,  открывший графскому взору
полную  морскую  лепоту,  усладу  для  мариниста.  Бледно-зеленая  океанская
равнина,  покрытая  кружевами  "барашков", не  ходила ходуном,  не  обдавала
девятыми  валами,  а  размеренно  перекатывалась невысокими  горбами.  Впору
самому хватать пастельные карандаши и запечатлевать бугры морские...
     Стоять. Из какой такой шкатулки выскочили эти "бугры"? В высшей степени
неслучайные... Ну да, как же, как же. "Не ходи на бугры морские", - некстати
или, наоборот, кстати пришли на ум слова, вернее, бредни юродивого, которого
они с Клади повстречали на пути в город Митрак...
     Так,  шаур здесь. Вон он,  поблескивает  на прикроватной тумбочке. А за
его рукоятью багровеет  рубин. Бумага Ваграна  где? В кармане. Значит,  что?
Значит, вокруг свои?
     Сварог  соорудил себе утренний набор  джентльмена  -  кофе и  сигарету.
Вполне  допустимо,  поправился  граф,   не  утренний,  а  дневной.   Кстати,
проникающего  в  иллюминатор  света  хватало и без гидернийского светильного
чуда. Что, уже день? Интересно, сколько  ж он  провалялся в забытьи? Судя по
отсутствию грохота тонущего континента и дымов снаружи, корабль отдалился от
опасного берега на изрядное расстояние.  Теперь бы  выяснить  - на  какое. И
куда это  мы направляемся.  Скорость, судя по всему, не  очень большая... Но
выяснять  ничего  не  хотелось.  Тело  окутывала  ласковая  истома,  душу  -
спокойствие и  умиротворенность, а  разум - абсолютный пофигизм.  После, все
после.  А вот  фонарик  можно  было и  затемнить,  просто кому-то  лень было
морочиться  с залезанием на  стул  и  с  кручением рычажков. Понятно -  кому
именно лень, вон знакомая одежда брошена на кресло...
     Сварог,  попивая кофеек,  свесил  ноги  с постели с той  стороны, где к
кровати притулилась  тумбочка.  На тумбочке, помимо шаура,  рубина  и карты,
Лежала раскрытая тетрадь. Ее, а  не оружие  взял в  руки Сварог и положил на
колени. А  на  место  тетрадочки определил  кофейное блюдце, превращенное  в
пепельницу.
     Мягкая,  явно  дорогая  кожа  переплета ласково и приятно, как  холеный
кошак, терлась  о  ладони. Да и бумага  на тетрадь ушла не из дешевых, не из
макулатурной переработки - белее белого, с  хрустом перелистывающаяся,  одно
удовольствие на такой писать.
     Бегло  просмотрев  записи,  сделанные образцовым,  как шеренги прусских
солдат,  почерком, Сварог уяснил, что  он держит в руках. Не судовой журнал,
как  он  сперва подумал,- личный дневник  капитана,  пардон,  шторм-капитана
Ксэнга.  Наверное,  мастер  Ксэнг открыл  для себя  истину,  что он живет  в
судьбоносное время великих перемен-переломов и потому не  может не  оставить
потомству, будущим Ксэнгам, увлекательного  рассказа о  последних днях одной
великой эпохи и первых днях эпохи еще более великой.
     Сварог раскрыл тетрадь на последней записи.
     "Сегодняшний  день  вновь наполнил меня  небывалой  гордостью  за  свою
страну.  Прими,  Тарос, мою  благодарность за то, что мне  выпал  счастливый
жребий стать  по праву  рождения подданным  Великой Гидернии.  Однако  не  в
первый раз я задаю себе вопрос: одно ли везение тому причиной? И  все больше
склоняюсь  к  тому,  что  не  одно... Сегодняшний день снова  навел  меня на
размышления о теории астроморфизма. Отбор  вершится  на небесах. Там выносят
приговор, кому быть, кому не быть. Решают, глядя на дела отцов и матерей. Мы
зарабатываем  для  своих  детей  право  быть  Гидернийцами.  Дети  достойных
родителей,   получающие   их  кровь,  дети,   которых   ждет  воспитание   в
добродетельных  семьях, где живет подлинный гидернийский дух, - они и только
они допускаются быть  рожденными.  Мертворожденные  младенцы, дети,  которым
суждено прожить недолго,  - вот отбраковка в  этом отборе. А также рожденные
больными, уродами, умственно неполноценными (думаю,  это специальная кара за
особо тяжкие прегрешения родителей) - то есть  те,  кого справедливо и мудро
двести тридцать  лет  назад  повелел "вывозить на глубины и  топить вместе с
щенками, кошками и прочей мусорной грязью" своим указом король Инруан. Право
же, я не буду удивлен, если в недалеком будущем теория  астроморфизма найдет
научное подтверждение. Читающим эти  строки я порекомендовал бы обратиться к
трактату  основоположника   астроморфизма  Прата   Брольтэнга   "Откровения,
написанные облаками"".
     - Всенепременнно, - пробурчал Сварог.
     "Возвращаюсь   к   дню   сегодняшнему,  -   писал  далее   образованный
гидернийский капитан. - Наблюдая, как горят  деревянные тоурантские башмаки,
на которых  в  глупой  самонадеянности эти  людишки мечтали  одолеть  океан,
глядя,  как  неразумно  они ведут  себя,  предпочитая  мучительную  смерть в
береговом огне легкой и быстрой смерти  от пули, я представил себе, что было
бы,    доплыви   они    до   гидернийского   Граматара.    Не    надо   быть
Акумелой-Придумщиком, чтобы вообразить ту  картину.  ("Что за Акумела такая,
почему не знаю?" - подумал Сварог.) Эти существа стали бы  воспроизводить ту
убогую жизнь, что вели на Атаре.  Для чего каждый из них живет? Жрать, пить,
спать  испражняться  и плодиться. Ничего более.  Жизнь  без Цели оправдывает
лишь существование тварей  неразумных и бессловесных. Человек без Цели пуст,
как соломенная кукла. Зачем тогда ему жизнь и чем она отличается от небытия?
Такая же  пустота. Цель  же очевидна для любого  разжитого человека  - общее
дело, общее величие. Кто называет Гидернию злодейским государством, забывает
о том, что Гидерния раз в столетие неизменно  предлагала  свой патронат всем
без  исключения  странам. Подчинение нашему королю,  соблюдение гидернийских
законов  позволили бы со временем потомкам ныне живущих не-гидернийцев стать
полноправными подданными нашего короля...Но никто не согласился.  Так кто же
виноват,  что  им  не  суждено ступить  на  землю  Граматара? Если  тонущему
человеку протягивают руку, но он за нее не хватается, то кого следует винить
в его гибели? Неужели протянувщего руку - за то, что,  видите ли, не вытащил
утопающего силком из  воды? Этим  атарским существам  не суждено  достигнутъ
величия,  им не суждено  испытать счастья  приобщенности,  когда твоя капля,
сливаясь с тысячами других капель, образует море. Приблизить, а может быть и
самому дождаться восхода истинного  Величия: достижение долголетия, а  вслед
за  ним бессмертия, возвращение умерших из Океана-Без-Берегов, странствия по
тропам,  где никто никогда еще не был.." - Так, так, - пробормотал  себе под
нос Сварог, - уже теплее. Если это не метафора, то капитан явно имеет в виду
не простые тропы,  а  те  самые - Тропы. В  тетрадочке,  пожалый, есть смысл
покопаться на досуге. Глядишь, Ксэнг  где и  проговорился об аппарате, пусть
просто  намекнул на его существование -  а это уже ниточка, или намекнул  на
существование какого иного подступа к Тропе...
     "Не долее  чем через  час, когда  вернется с берега мастер Р.,  я отдам
приказ на отплытие. Что я буду ощущать,  оглядываясь  на  уходящий под  воду
Атар? Наверное, то,  что план "Гидерния без скверны" близок к завершению..."
На  этом последняя запись заканчивалась.  Тетрадь была  исписана на треть, и
больше  уж ей не  суждено  пополниться измышлениями мастера  Ксэнга.  Сварог
полистал капитанские мемуары, выискивая взглядом ключевые слова. Ага... Глаз
наткнулся на  небезынтересное слово "острова".  Уж не  о тех  ли  самых речь
идет?
     "...Человека за бортом заметил баковый наблюдающий. В подзорную трубу я
разглядел голову  над водой,  накрытую,  как капюшоном,  черной  материей, и
руки, которые до запястий облегала все та же материя. Недалеко от места, где
был  замечен человек  за  бортом, растеклось по  поверхности радужное пятно,
напоминающее  масляное.  Иных  признаков  кораблекрушения, если  пятно можно
отнести к таковым, осмотр в трубу не выявил. Человек плыл, плыл умело и плыл
не  в  сторону острова.  Остров,  обнаруженный  нами  по  системе  Вахлонда,
перемещался с той же скоростью  и  в  прежнем  направлении.  Посовещавшись с
мастером  Р.,  я приказал  изменить курс. Мы  сошлись на  том,  что  остров,
единожды обнаруженный, сможем  отыскать и вновь.  Пловец же мог  утонуть или
пасть  жертвой  хищной  рыбы. А человек за бортом  мог  сообщить  нам ценные
сведения о тех же островах. Тем  более  -  откуда он мог  взяться в открытом
океане, если не с одного из островов?
     Я  приказал  готовить  к спуску на  воду  катер. Расстояние до пловца в
момент  обнаружения  составляло  около четверти  кабелота.  В  одной десятой
кабелота от человека я намеревался дать "самый малый" и спустить шлюпку.
     Меня  сразу заинтересовало не только то обстоятельство, почему  человек
плывет не к  острову, а еще  и то, что человек плыл быстро, работал руками и
ногами изо всех сил, словно честолюбивый матрос, бьющийся за главный приз на
водных  состязаниях  дивизий.  Заметив  наш  корабль, не  мог же он  всерьез
рассчитывать скрыться от него?
     Мы преодолели первые каймы дистанции между кораблем и человеком,  когда
человек ушел под воду. Совершенно в том уверен - он сознательно нырнул.
     - На градус выше,  мастер  шторм-капитан, - вдруг произнес  мастер  Р.,
который тоже не отнимал от глаза подзорную трубу.
     Я  переместил  окуляр в  указанном  направлении  и  увидел  примерно  в
пятнадцати каймах от места, где только что находился пловец, погружающийся в
воду предмет. Скорее всего, хвост подводного существа. Но изогнут он был под
прямым углом, с утолщением на конце, и утолщение это блеснуло, как стекло на
солнце. Пловец над водой так и не показался..." "Подводная лодка? - изумился
Сварог. -  Во  дела! Здесь  же  и обнаружение  островов  по какой-то  хитрой
системе.  Короче говоря,  загадки ходят  косяками.  Касаемо  подлодки,  если
предположить..."  Дверь ванной  распахнулась. Она перешагнула порог, ступила
босыми  ногами на  черно-красный  ковер  капитанской  каюты.  Полотенце,  по
обыкновению всех помывшихся женщин всех стран,  народов, планет, цивилизаций
и  миров,  обвивало  голову  наподобие  чалмы.  Было  и  другое   полотенце,
закрывавшее тело от груди до колен.
     - Ага, мы проснулись, - произнесла Клади с загадочной интонацией.
     Сварог - все-таки не пристало  дворянину и королю встречать даму совсем
уж в неподобающем виде - подтянул одеяло, прикрывая наготу.
     - Я смущена, мастер граф, - потупив взор, произнесла баронетта невинным
голоском. Видимо, не от чего-то, а от чрезмерного конфуза Клади не совладала
с нижним полотенцем,  и оно соскользнуло с необсохшего тела. - Видите, как я
волнуюсь. Одна, рядом с раздетым до полного неприличия мужчиной...
     Не слишком спеша, Клади попыталась вернуть полотенце  на прежнее место.
Уж лучше  бы не прикрывалась вовсе,  потому что - ну  конечно же, так  вышло
совершенно  случайно, - заново  обернувшись полосатой  льняной  тканью,  она
оставила  Сварогову  взгляду  (который никак  не  хотел  перебегать  на иные
предметы - скажем,  на  портрет  капитана Ксэнга) белый бугорок с коричневой
виноградинкой  соска, скульптурно  безукоризненный изгиб бедра,  капли воды,
прочерчивающие  мокрые  дорожки  на  нежной коже  живота... Да,  выходит, не
сумела  мужская братия сберечь от женщин великую тайну: что не так распаляет
сама нагота,  как полуобнаженность, будоражащая воображение...  и  не только
воображение.
     -  Моветонно  для  незамужней  баронетгы  очутиться в  такой  пикантной
ситуации, вы не находите? Бросает тень. Могут пойти толки, начаться пересуды
в сферах...- Мелкими, покорными шажками японской женщины  Клади приближалась
к  кровати.-  Пострадает  женская  честь.  - Она  тяжко  вздохнула.  -  Вам,
мужчинам,   конечно,   все  равно.  Для  вас  это  лишь  очередное  забавное
приключение, которое можно потом рассказывать вашим дружкам за бокалом вина,
а те при этом будут громко гоготать.
     Отлетело в сторону второе, верхнее полотенце, выпуская на  волю светлые
шелковистые волны.
     Сварог  тайком вздохнул, поняв,  что не начать ему день с обстоятельных
расспросов: "Где мы, куда плывем? Какой держим курс? Каковы потери? Как наши
орлы? Кто рулевой  и где поселились  тоурантцы?" Потому что на  его дурацкие
вопросы она ответит своим женским вопросом: "Кого ты больше хочешь, меня или
новостей?"  И  не ответишь же женщине: "Я  умираю,  дорогая, хочу новостей".
Проще  уж  самому себе  исцарапать лицо.  И  стало быть,  не проще ли вообще
обойтись  без  ненужных разговоров?  Тем  более  все  меньше  и  меньше  его
интересуют  новости.  Что  поделать,  инстинкт,  понимаете  ли,  который  не
заглушило   касательное   попадание  магического   плевка,   берет  свое  со
всевозрастающей силой.
     - Пропала честь,  пропала  юная баронетта,  совсем  пропала в  объятиях
коварного обольстителя, - сказала юная баронетта, отбрасывая одеяло с чресел
коварного обольстителя и опускаясь на колени.
     "Кто из нас пропал, это еще вопрос", - подумал Сварог, прежде чем забыл
думать обо всем.
     ...Полетела  на пол тетрадь капитана Ксэнга. И Сварога утянуло в теплый
водоворот, которому не хотелось сопротивляться. Он  опять тонул - но на этот
раз в теплых и влажных касаниях, в шепоте и стонах, в переплетении пальцев и
тел, в изгибах и жаре ее тела, в сладкой пустоте...
     "Интересно, сколько ж я проспал..."
     - Скажи-ка  мне, - произнес  Сварог,  когда понял, что вновь  обрел дар
речи.
     Клади приложила к его губам палец.
     -  Подожди.  Ты же проголодался?  Или,  -  ее  зеленые  глаза  блеснули
озорными искрами, - мастер граф не сумел нагулять аппетит? Я, между  прочим,
голодна,  как  тысяча тигриц. Не соблаговолит  ли  мастер граф  отзавтракать
вместе с юной баронеттой? Только давай обойдемся без твоих дурацких булочек.
     Не  дожидаясь  согласия  Сварога,  Клади вскочила, подбежала к  двери и
несколько раз дернула за витой шнурок, подвешенный у косяка.
     - Как  в  замке барона Таго, - вздохнула  она. Обернулась. -  Сейчас вы
получите свой завтрак, мастер граф. Завтрак для героя.


        Глава шестая. Завтрак для героя. Версии и открытия

     Сварог  встретил  их,  как  и подобает капитану:  одетым,  выбритым  до
синевы,  застегнутым  до последней пуговицы, подтянутым и серьезным, стоя  в
позе капитана Немо - со скрещенными на груди руками, под картиной с гибнущим
парусником.  Разве  что  трубки в  зубах  недоставало для  полноты образа да
грозно насупленных бровей.
     Боевой  подруге капитана пришлось облачиться  в  свой зеленый охотничий
костюм - пусть старательно  очищенный от  грязи и  пепла, однако  все ж таки
несколько поизносившийся в походах; Клади в нем смотрелась этакой амазонкой,
с  тяжелыми боями  вырвавшейся  из  плотного кольца окружения... Увы, ничего
подходящего  для нее во встроенном шкафу не отыскалось  - там были прописаны
только походные  и парадные мундиры шторм-капитана  Ксэнга  да  затесавшийся
среди  них  Сварогов камзол, потрепанный  и  изорванный  значительно  больше
зеленого охотничьего костюма.  Надо  сказать, Сварога наряд  спутницы вполне
устраивал, однако известно, что у женщин с одеждой особые отношения.
     -  Я скоро возненавижу себя  в этих зеленых  тряпках,  - сказала Клади,
закалывая  собранные  в  хвост  волосы невесть  откуда  добытой заколкой.  -
Сколько можно разгуливать Политеей-охотницей*!.. Тебе, между прочим, тоже не
мешало бы сменить костюмчик. Во-первых, как в других мирах, не знаю, а у нас
на  Атаре боевыми  кораблями священники обычно не командуют. Мы-то, конечно,
привыкли,  а  вот   неподготовленные   тоурантцы  будут,   мягко  говоря,  в
недоумении. И  во-вторых,  мы теперь моряки, а не охотники  и не летатели по
воздуху, стало  быть, и  костюмчики должны  подходить  к  обстановке.  - Она
ненадолго задумалась, прикрыв глаза.  -  Что-то сапфировое или бирюзовое,  с
вкраплениями желтого. Или лазурное с оранжевыми вставками.
     * Политея-охотница - героиня  множества народных гаэдарских песен, дочь
колдуньи, изгнанная людьми  в леса. Большинство песен заканчивалось тем, что
Политея становилась женой князя.
     Сварог   вынужден  был  признать,  что  некая   правота  в  ее   словах
присутствует  -  во  всяком  случае,  в  пункте  первом.  Священнослужителей
тоурантцы,  возможно,  тоже офигенно  уважают,  но  уж  точно  не  за умение
командовать броненосцами. К тому  же возможны всякие глупые недоразумения. В
горячке, дыме  с  пеплом и полумраке схватки на  цвета его камзола, конечно,
никто  внимания не  обращал. Сейчас же, пока не  разберутся, еще и  проходу,
того  и гляди, давать не будут,  начнут бухаться в ноги:  "Батюшка,  дозволь
исповедаться, грехи  отпусти, окрести  ребеночка, освяти наш брак..." Ладно,
решил   Сварог.   И   переоделся   в   наименее   навороченный  из  мундиров
шторм-капитана.
     В  дверь  постучали,  и,  без  положенного   "добро  на  войти",  дверь
распахнулась от доброго толчка извне.
     - Салют  мечом,  кронг-адмирал  Сварог!  -  в  проем порывистым  ветром
ворвался  радостно  скалящийся наследник гаэдарского престола Олес, в каждой
руке сжимая по плетеной корзине.
     -  Молокосос и невежа. Привык в своих замках вламываться  куда  захочет
без спросу... - раздалось следом знакомое ворчание,  и в  каюту чинно ступил
суб-генерал Пэвер. - В штрафники бы тебя на месяц, да меня командиром...
     Но извиняться  за  младшего по званию суб-генерал не стал, вместо  того
зычным голосом командующего парадом поприветствовал Сварога:
     - Здравия желаю,  мастер  раненый граф! Ага, вижу,  идете на  поправку,
отлично.  Ну да, с вашими-то способностями... Так, так... - И Пэвер завертел
головой,   видимо,   любопытствуя,   как   же   выглядят   покои   флотского
военачальника.
     Сухопутный вояка осмотром остался заметно недоволен. Что-то, видать, не
сошлось с его представлениями об апартаментах, подобающих  командиру боевого
корабля. Он неодобрительно  покачал  головой  и раздраженно  поправил пояс с
оружием  (там,  слева,  красовался прежний меч,  справа  был подвешен  штык,
справа же просунут кремневый пистоль).
     Звякнуло  в  корзинах,  которые  молодой князь  определил  у  стены под
откидным столом, тут же его и откинув. Из навалов снеди, из залежей фруктов,
как головы гадюк из мха, торчали горлышки винных бутылок. Их-то первым делом
под одобрительный кивок Пэвера принялся извлекать Олес.
     - Нога как? - спросил Сварог.
     - Отлично! Вы  бы видели  здешний  лазарет, капитан - мертвого  поднять
можно...
     - Это  точно, - подтвердил  Пэвер. - Нам бы такой в шестой полк - и еще
не известно, чем бы война закончилась...
     -  А вы-то  как, мастер Сварог?  - поинтересовался  князь. -  Мы  и вас
хотели в лазарет определить, но баронетта изволила воспротивиться...
     -  Капитана в капитанской каюте и  стены лечат, - бросила Клади.  - Сам
видишь, здоров командир.
     - Ну,  вроде  да...  -  Олес  оглядел  Сварога с ног  до головы.  - Как
думаете, чем это по нам шарахало?
     - Да пес его  знает,  -  искренне ответил Сварог. - Какие-то магические
штучки... Корабль-то цел?
     - Слава Пресветлому, хранит нас Господь... Трубы лишились, но и на трех
идем  уверенно.  Больше никаких  повреждений.  Что это было, не знаю, но оно
сгинуло.
     "Не уверен", - мрачно подумал Сварог.
     Молча  поклонившись  на пороге,  в каюту  зашла  черноволосая  женщина,
Чуба-Ху.  Последним,  чуть запоздав,  появился  Рошаль,  еще раз  выглянул в
коридор и  тщательно  запер  за собой дверь. Был он -  в неизменном, некогда
роскошном коричневом балахоне, будто его в теплой каюте пробирает озноб.
     "Да уж,  - подумал  Сварог,  - свою хламиду  он поменяет лишь точно  на
такую же - с потайными карманами и карманчиками..." И констатировал:
     - Нуте-с, вся команда в сборе.  Потерь нет, никто серьезно не ранен. И,
судя по вашим  довольным лицам,  кораблик наш. - Он подмигнул своему бравому
экипажу.   -  Что-то   не  слышу  заверений  в  собственной  гениальности  и
прирожденном таланте флибустьера.
     - Лично у  меня нет  слов,  граф,  - только  развел  руки суб-генерал.-
Преклоняю колена...
     - Зато  у  меня  есть,  - высокомерно  перебил  Рошаль  и повернулся  к
Сварогу. Удивительное  дело, но в  его рыбьих глазах появилось нечто, что  с
натяжкой можно было  бы назвать человеческими эмоциями. - Мастер капитан, до
последнего момента я, каюсь, не верил, что ваша затея с захватом этого...
     - Ладно, голуби  мои  дорогие,  отставить, -  великодушно  махнул рукой
король далеких стран.  - Я понял. Давайте к делу. Вопрос первый: кто в лавке
остался? Мы ведь, я так понимаю, плывем?
     - Как поплыли, так и плывем, остановок не делаем, -  Олес  разворачивал
завернутые в бумагу бокалы. - А в рубке сейчас дож распоряжается.
     - Дож? -  повернулась к нему Клади.  - Мне  отчего-то казалось, что  он
остался на берегу.
     -  Это  другой дож, - Пэвер остановился перед шпагой, потрогал ножны. -
Они без дожа  не могут. Сразу выбрали нового. Едва закончили  с ритуалами...
Следует признать, тоурантцы поступили мудро. Подобрали самого подкованного в
морском  деле  - некоего Тольго,  который пять  лет  ходил по Руане  старшим
матросом на "Герцоге Джунгаре".
     Выборы  дожа,  ритуалы,  курс,  которым  следует  "Адмирал",..  Гроздья
вопросов - выбирай, с чего начать. Да, многое Сварог пропустил...
     - А дож  не... - Пэвер многозначительно посмотрел на Рошаля, присевшего
на стул в уголке каюты.
     Бывший княжеский охранитель, уловив недосказанное, скупо ухмыльнулся:
     - Тольго под присмотром, не беспокойтесь. При нем помощником приставлен
Рорис из  рода  Бамо - рода,  который  всегда соперничал с  родом Тольго  за
власть в Клаутэне. Рорис и на этот  раз стал бы дожем, если б выбирали,  как
обычно - исходя из заслуг фамилии перед доменом...
     Браво, выходит, и охранитель  времени не терял,  занимался прямым своим
делом.  Поди  ж  ты,  уже установил, кто  на  кого  зуб имеет,  кто  за  кем
присматривать станет...  Из сказанного получается,  что  он этого Рориса  из
семьи Бамо уже вербанул в агенты, сыграв на противостоянии родов. Неплохо.
     Пусть, как челн, грозой гонимый, Пляшет ворон в бурной мгле,
     - Рад  он  пристани родимой На незыблемой  скале...  -  негромко пропел
Олес, увлеченно вкручивая штопор в матовую бутыль.
     - Хватить орать, испытуемый, - сказал Пэвер, снимая со стены шпагу. - Я
и так уже оглох от пальбы, землепотрясений и воплей храбрых тоурантцев...
     - Которых я бы не  рекомендовал в глаза именовать тоурантцами, - бросил
Рошаль. - Мне удалось установить...
     (Пэвер  рекомендаций Рошаля не слушал. Он отошел в сторону, держа шпагу
обеими  руками на  уровне груди,  будто  намеревался вручить  ее  кому-то  в
качестве  именного оружия. Остановился точно под фонарем, наполовину вытащил
клинок  из  ножен   и  внимательно,  как  энтомолог  в  засушенную  бабочку,
вглядывался  в  потемневшую сталь, бормоча себе  под  нос то удовлетворенно:
"так,  так", то загадочно:  "ага,  ага", а то  и  потрясенно:  "ах,  в  этом
смысле...". Клади  тихонько  заглянула ему  через  плечо.)  -  ...что  ввиду
исконно  натянутых  отношений   между  Тоуром  и  доменом  Клаустон,  жители
означенного  домена  считают  намеренным  оскорблением,  когда  их  называют
тоурантцами. Их следует звать клаустонцами  или клаутэнцами. Чревато, знаете
ли... - не обеспокоенный уменьшением количества слушателей занудно продолжал
Рошаль.
     -  Да  ладно вам, Рошаль,  лекции читать! - поморщился  Олес,  взмахнув
штопором с навинченной на него пробкой. - Не  в  Гаэдаро. И папаша мой, чтоб
ему в адских подвалах пожарче горелось, колпаком уже не прикрывает.
     "А у нас все по-прежнему, - умилился Сварог, взяв со стола бутылку вина
и  разглядывая  этикетку.  -  Как  они  без  моего присмотра  умудрились  не
перестрелять  друг  дружку,  ума  не  приложу.  Видимо,  были  заняты  очень
посторонними   делами..."   Он   сознательно   отпустил  разговор  -   чтобы
почувствовать, какие произошли изменения и  сдвиги  в климате вверенного ему
обстоятельствами экипажа. Так  настройщик бренчит  на  пианино  незатейливую
мелодийку, при этом сосредоточенно вслушиваясь, где какая клавиша западает и
какая нота фальшивит. Однако хватит оперных арий, импровизаций на тамбуринах
,и прочих сольфеджио, все уже ясно. Сварог поставил на стол бутылку, на чьей
этикетке  стояла  печать   военно-морского  интендантства   Гидернии.   Вино
называлось "Звезда Граматара",  под названием имелась  приписка: "Из  личных
погребов мастера  Гроха,  королевского флота  Гидернии поставщика со  времен
короля Малдага Светоносного".
     -  Ну вот что,  непобедимая Первая морская конница! - сказал Сварог уже
другим голосом. Внушительно  сказал. Чтоб сразу уяснили требуемый настрой. -
Отставить  балагурить,  слушай  сюда!  Праздничные  завтраки,  "гром бокалов
раздавайся", "лейся  песня"  и  "за  победу мы  по  полной  осушили"  -  все
отставить  до  поступления  команды  "можно". Сейчас  же  последовательно  и
четко... Мастер суб-генерал!
     Пэвер  не слышал, с  головой уйдя в  изучение шпаги,  и  увлек за собой
Клади - что-то показывал, что-то нашептывал.
     - Мастер суб-генерал! - еще раз воззвал Сварог.
     А  с  мастером  суб-генералом творилось неладное.  Вот он прикрыл глаза
ладошкой, отвел руку театральным жестом, поднес шпагу к самому лицу, едва не
касаясь носом клинка, и уверенно произнес, будто гвозди вбивал:
     - Да, да, да.
     - Не может быть, - выдохнула Клади.
     -  Она. -  Пэвер  отбросил в сторону пустые ножны,  вскинул  шпагу  над
головой, словно вел батальоны  на  штурм  бастионов. - Она, чтоб  моим яйцам
болтаться  заместо флагаПростите,  баронетта,  но чугунное ядро  и  двадцать
тысяч разрывных патронов мне в зад, если это не она!
     Пэвер опустил шпагу, уткнул острием в ковер, перехватил  за трехгранный
клинок под эфесом. Обвел каюту слегка помутненным взглядом.
     - Вы хоть  понимаете, что  у  меня  в  рукахКроме того,  что  это шпага
придурковатого адмирала Фраста!
     Такого Пэвера Сварогу видеть не доводилось. Даже когда суб-генералу был
предъявлен шаур, даже когда суб-генерал узнал, что порог его дома в  Митраке
переступил  человек,  совершивший путешествие из другого  мира, мастер Пэвер
выглядел менее потрясенным.
     - Это клинок  Лано-Безумца! Гидернийские задницы, конечно, ни о чем  не
подозревали,  ха-ха...  А  я  нашел!  Ради одного  этого  стоило удирать  из
Митрака,  шваркаться  об землю в  железном  ящике  и  едва  не поджариться в
лаве!..
     Бросив раскладывать фрукты, молодой князь бросился  к  Пэверу и чуть ли
не вырвал у того шпагу.
     - Чушь собачья, - отрезал  Рошаль, но  тем  не менее и  он  поднялся, с
явственным любопытством вытягивая по-куриному шею.
     Сварогу стали вдруг близки ощущения учителя, вернувшегося в класс после
болезни  и обнаружившего, что детей как подменили. Оставалось только подойти
к суб-генералу и отобрать  у него игрушку, как учитель отбирает какую-нибудь
плевательную трубочку у заигравшегося хулигана. Да еще и линейкой по затылку
треснуть... Сварог и Чуба, единственные, кто  ни рожна  не понимал.  Чуба-Ху
подошла к столу и продолжила славное дело молодого князя: доставать провизию
из корзин, расставлять, нарезать...
     Сварог  налил себе "Звезды Граматара", отпил. Недурно.  В меру терпкое,
чуть сладкое, букет не без изысканности.
     Со стороны шпаги раздавались возгласы и комментарии:
     - И что с того!..
     - Строка из "Прощания Рогнега"...
     - А помните еще это:
     Зверь морской, что в океане Крова мирного  лишен, Спит  меж волн, но их
качанья Он не чувствует сквозь сон...
     - Ну да, ну да... Ведь по заказу Фраста...
     - Ты на клеймо  глянь, бестолочь княжеская,  да родители прапрапрабабки
Фраста тогда еще в куколки играли...
     - Да, это  точно его  клеймо, я  листала "Историю  оружия",  мне  Линар
читать давал...
     -  Не  поминайта  в  приличном  обществе,  баронетта,  этого  лихоимца,
Навакова груша ему вместо яйца....
     - Мастер Пэвер!..
     - Молчу,баронетта, виноват, взволнован...
     - Ты когда-нибуть встречал такую сталь?
     - Древние предметы...
     - Стал бы мастер Лано ставить клеймо на древний предмет...
     - Перечитайте "Архивы Оружейной палаты Трех башен"...
     - Странно.  Люди зачастую относятся к  оружию как к живому  существу, -
негромко сказала Чуба-Ху.
     - Очень верно подмечено, - согласился Сварог. -  Люди- они вообще звери
странные, малоизученные... -  Отставив  бакал,  он направился  к  стихийному
клубу любитилей древностей.  - Ну и  что означает  сие  кипение  безудержных
страстей, мастера и баронетты?
     - Ты что, не  слышал о Битве Начала? О Звере? ОЛано-Безумце? - изумился
Клади, полыхнув изумрудом широко распахнутых глаз. Но тут же спохватилась:
     - Впрочем, да, конечно, откуда....
     - Шпага из костей Зверя, - доложил Пэвер, нежно поглаживая эфес.
     -  Похоже на правду, - признал Рошаль. И скривился, как от зубной боли:
- Еще и это...
     -   Так,   а   теперь   без   прыжков   под   потолок  и   таинственных
недомолвок.Конкретно  и  предметно,  как  на утреннем  разводе, - потребовал
Сварог. - В чем дело?
     Рассказывали сообща.Главную партию вел Пэвер, но его постоянно дополнял
Рошаль, тоже неплохо разбиравшийся в истории Атара, Олес  приводил строки из
баллад, Клади, когда дело доходило до версий, прямо-таки засыпала  версиями.
А Сварогу приходилось дирижировать  этим хором,  чтобы добиться связности  и
вразумительности.
     Ну, в  общем, рассказали.  Поведали историю, которая скорее всего могла
сойти  за  вымысел,   за  плод  коллективного  мифотворчества,  если  бы  не
набиралось прямо-таки в  избытке  прямых и косвенных  доказательств событиям
пятисотлетней давности.
     .....Все  народы  Атора сохранили  память  о  тех сорока днях всеобщего
ужаса (число дней варьировалось от дюжины до сотни, но большинство историков
сходилось   именно  на  цифре  сорок).  Разные  народы  нарекли  эти  четыре
димерейские недели по-разному: Битва Начала (Гаэдаро, Шадтаг), Проклятые Дни
(Бадра), Приход Зверя ( Нур, Вильнур) - и так далее.
     Прошло  приблизительно  лет пятьдесят со дня  высадки  на Атаре  первых
беженцев с Граматара.Еще только успели возвести дома, на скорую руку обнести
зачатки  городов частаколом, отогнать нечисть  подальше от поселений, первых
детей   народить,   уладить   кое-как   отношения   с   соседями,   наметить
первоначальные, еще сотни  раз потом перекраивавшие  границы... когда явился
Зверь.
     Чудовище, ставшее кошмаром для едва оправившихся от бегства с Граматара
людей, прозвали Зверемь. Зверем оно и было, но очень непростым.
     И что любопытно. Не наблюдалось расхождений в том, откуда Зверь явился.
Хотя  казалось  бы вот тебе, народная фантазия,  простор для  предположений.
Скажем,  Зверь с Атаром  поднялся  со дна и до поры до времени  скрывался  в
каких-нибудь пещерах.  Допустим, создан и послан Ловьядом.  Наконец, пучиной
морской рожден. Однако дружно сходились на том, что Зверь перебрался на Атар
(или, как вариант, был переправлен на Атар) с одного из Блуждающих Островов.
Либо  виной  всему  общая  и  стойкая  нелюбовь   атарцев  к  гипотетическим
островитянам,   которые-де   живут  припеваючи,  горя   не  мыкая,  особенно
обостряющаяся  с  приходом  Тьмы,  либо  действительно   что-то  определенно
указывало на островное  происхождение Зверя. Правда,  что именно  указывало,
народная память не сберегла.
     Если   отбросить  поэтические   преувеличения,   оставив   лишь   всеми
источниками  подтверждаемые  данные,  то   Зверь   выглядел   так:   высотой
двадцать-тридцать каймов, туловище схоже с медвежьим, густая белесая  шерсть
свисала до земли, передвигался на  шести лапах, впивавшихся в землю когтями,
что  твои  крючья лесосплавщиков, голова  на  необъятном  туловеще  казалось
маленькой, морда плоская,  безносая, из пасти торчали огромные металлические
клыки, не просто сабельной формы, но и заточенные тем же манером и до той же
остроты, как затачивают сабли.
     Зверь перемещался на удивление быстро, легко догонял бегущего человека.
Он обходился без сна, но ночью двигался значительно медленнее, ночью замечал
людей, лишь когда  те попадали в  свет,  излучаемый его огромными, круглыми,
немигающими глазами.
     Зверь  пришел убивать. Причем только людей, напрочь игнорируя зверей  и
нечисть,  даже  если последняя принимала человеческий  облик.  При-чем он не
питался Людьми, не  грабил их,  он просто убивал  их  -  и шел  дальше.  Шел
наобдум, выиски  вая  следы человеческого присутствия(дороги, вырубки, поля,
печные  дымы  и дымы  костров,не говоря  уж о деревнях и  городах),  а их он
определял безошибочно. За сорок дней он успел обойти весь материк.
     Убивал он, догоняя человека и наступая на него. Клыками пользовался как
вспомогательным  сред  ством:  для  разрушения  преград и  домов.  Пасть  не
задействовал вовсе,  хотя в некоторых преданиях, главным  образом  в песнях,
Зверь предстает изрыгающим огонь, сжигающим все на сто кругов.
     Люди  бились со Зверем как  могли. Но могли они, как сразу стало  ясно,
немногое. Пули и стрелы его  не брали, каменные ядра, пущенные из катапульт,
не  причиняли  Зверю никакого вреда. Впустую  пропадали выстрелы из баллист,
метающих пятикаймовые копья. Копья застревали в туловище или лапах Зверя, он
обламывал  древки  о камни и бульдозером пер  вперед как ни в чем не бывало.
Предания утверждают, что  и магия (а люди,плюнув  на  запреты Пресветлого не
заниматься колдовством и не якшаться с колдунами, призывали на помощь магов)
оказалась бессильной перед Зверем.
     Некоторые в панике грузились на корабли и покидали Атар, но,  кроме как
в  Гидернию,  плыть было  некуда,  а  Гидерния к  своему  острову никого  не
подпускала,  тех  же,  кто  подбирался  и  тайком   высаживался,  уничтожали
карательные отряды гидернийской армии.
     Когда  улеглась  истерика,  посеянная  Зверем  в  первую  неделю  своих
кровавых блужданий по Атару, то паника постепенно перешла в злость, а злость
заставила людей как-то организовываться и  думать. После чего  они принялись
вести на Зверя расчетливую охоту.
     Однажды удалось со всех сторон  поджечь  лес, в который вошел Зверь, но
тот выбрался из огня.
     Шерсть его сгорела, Зверь  превратился в обугленное черное  страшилище,
но  страшилище  живое   и  лютое.   Люди  стали  заманивать  Зверя  в   ямы,
предварительно врывая  в  ее земляное дно затесанные колья.  Заманивали так:
один  доброволец  показывался Зверю, тварь  начинала преследование,  ступала
вслед  за  дичью  на  прутья,  прикрывающие  отверстие  в   земле.  Человек,
разумеется, погибал в  той  же  яме, в которую проваливался Зверь.  Тварь из
ловушек выбиралась, впиваясь в стены своими невероятно длинными и сумасшедше
цепкими когтями, но, напарываясь на колья,  все же  пропарывала себе шкуру и
внутренности.  Люди устраивали  камнепады, когда  Зверь оказывался  в горах.
Тут-то и  стало выясняться, что Зверь,  кем бы  он  ни  был на  самом  деле,
истребим. Уже не так он был проворен в беге, часто останавливался, замирал и
бывало подолгу выстаивал этакой статуей посреди равнины или леса.
     И однажды не смог выбраться из очередной ямы.
     Яму  забросали  землей  и камнями.  Но чертова  тварюга  сумела  как-то
подобраться к  краю  и высунуть наружу голову. На голову обрушилось все, что
принесли с собой  и  держали  в руках люди. Когда Зверь перестал шевелиться,
его полностью откопали и разодрали в клочья.
     Нутро Зверя  повергло людей в суеверный ужас. О подобном им доселе даже
слышать не доводилось. Шкура тварюги по прочности оказалась несравнимой ни с
одной кожей. Кости Зверя были сделаны из сплава, неизвестного на Агаре, лишь
похожего  видом  и некоторыми  свойствами на  сталь,  но  все же  сталью  не
являвшимся.  С  металлических костей содрали обыкновенное мясо, красно-белое
кровоточащее мясо животного. А вот жилы, опять же немыслимо прочные, привели
людей  того времени в полное замешательство - их описания предельно туманны,
тут тебе и "серебро в оболочке", и "сверкающие нити в смоле".  Еще  из Зверя
извлекали ("выковыривая из мяса,  вытряхивая  из ливера, отделяя от костей")
простые  камни, драгоценные и совсем неясно какие, которые фольклор сохранил
как "смешные капли" или "смешные камни".
     В яме над останками  Зверя развели  гигантский костер,  и  поддерживали
его, по некоторым легендам, аж до годовщины победы над Зверем.
     Конечно, каждый  народ окончательную победу над Зверем приписывал своим
предкам. И Тарос его  ведает, чей народ в самом деле заслуживает  называться
народом-победителем. Зато место, ставшее могилой Зверя, было известно всем -
в Запретных землях, недалеко от  границы Вадры. Страх перед Зверем сохранило
лишь поколение, видевшее его воочию. Следующее  поколение атарцев к останкам
Зверя  относилось уже  без  прежнего  священного  трепета.  Начиная с  этого
времени и  задолго  до того,  как странной  тварью  всерьез заинтересовались
конторы, могильник не раз разрывали,  не раз  вновь закапывали  (взвалить на
себя  обязанности могильщиков  пришлось бадрагцам).  Что не сгорело в  огне,
разворовали  и растащили по разным странам.  Кстати, послухам, конторам  уже
мало что досталось.
     С  тех  пор останки Зверя всплывали то там,  то сям. Их пристраивали не
только  в коллекции, но и пускали в дело  - ну  кому в хозяйстве не сгодится
сверхпрочная  кожа  или  полосы  нержавеющего  металла?  Не  говоря  уж  про
драгоценные камни...
     И  жил  в  Фагоре   такой   малость  чудаковатый  кузнец  по   прозвищу
Лано-Безумец. К нему, как до того ко многим кузнецам, попали кости  Зверя. И
Лано-Безумец  додумался...   Или  кто   свыше  фагорца  надоумил,  или,  что
называется, осенило, или,  как  часто  происходило в  истории, случай  помог
(случайно уронил  в  молоко, случайно облил  кипятком, случайно помочился на
заготовку  -  глядь,  и получилось) -  но  вот додумался,  как  перековывать
Звериные кости, как придавать им свою форму. Лано стал единственным, кому за
пятьсот лет удалось укротить неподатливый металл.
     Раскрытым  секретом  кузнец,  понятное  дело, ни с кем не делился, даже
подмастерьев тут же  из кузницы всех повыгонял, чтоб ничего не пронюхали. И,
как это часто случается с единоличными обладателями тайн, счастливая  звезда
его  быстро закатилась.  Неустановленными  личностями  Лано  был  похищен  и
запытан до смерти. Фагорский кузнец успел выковать из Звериного металла лишь
браслет и шпагу.
     Личное клеймо  Лано-Безумца и обнаружил суб-генерал на клинке. Конечно,
кузнец выковал массу шпаг из обыкновенной стали. Но Пэвер выявил, по крайней
мере,  три  серьезные  причины,  позволяющие  считать,  что  к  нему  попало
легендарное изделие легендарного кузнеца.
     Во-первых,  обыкновенную  шпагу Фрасту  не  поднесли  бы. А поднесли ее
адмиралу  в   числе  прочих  даров  жители  прибрежного  фагорского   города
Конверума,  когда эскадра  адмирала дымила под  окнами конверумских домов на
набережной, наводя фагорцев на  невеселые думы о прямой наводке. Провинились
же фагорцы перед гидернийцами тем, что ограбили  торговый пароход, шедший по
Руане из Гидернии в Бадру. Когда выяснилось, чьих рук работа, король  Фагора
быстренько открестился от щекотливого дельца, официально заявив, что гнусный
и  подлый грабеж  - наглое самоуправство властей  города  Конверум, которые,
дескать, давно разглагольствуют об отделении их провинции  от Фагора и давно
столичным  приказам не подчиняются.  Вот и  был отправлен  адмирал  Фраст  с
эскадрой в придачу в Конверум - разбираться со сложной проблемой репараций и
контрибуций.
     Поскольку  шпага  златом-серебром  и каменьями-алмазами не украшена, то
ценность   ее   в   ином.   В   чем   именно,  косвенно  указывает  надпись,
выгравированная на эфесе:  "Достойнейшему адмиралу  Фрасту  от Конверума, да
обогатишься храбростью людей Начала".
     Во-вторых.   На   самом  клинке  Пэвер   разглядел  не   только  клеймо
Лано-Безумца,  но  и  строку  из  "Прощания  Рогнега"  -  фагорского  эпоса,
посвященного борьбе со Зверем: "Храбрых повел, а трусливых погнал".
     "Надпись  сделана самим  Лано, разорви  меня кабан,  - уверенно  заявил
Пэвер. -  Обратите внимание на написание апострофа после  литеры  "эс-пато":
его   отменили  в  начале  второго   века,  то  есть   задолго  до  рождения
придурковатого Фраста".
     В-третьих.  Пэвер  провел  ногтем  по  темному  металлу,  и  на  клинке
отчетливо  проступила  полоса синеватого  отлива. Это совпадало с описаниями
свойства таинственного металла, из которого сотворены были кости Зверя.
     Все  предметы, сохранившиеся от  Зверя, будь то обрывки шкуры или камни
из утробы, или что угодно еще, -  обладали неведомой природы силой. Если два
предмета соединятся вместе - любые предметы, из того, что составляло некогда
единое  целое по прозвищу Зверь,  - то  эта сила всегда, неизменно проявляла
себя. Достаточно  произойти соприкосновению  останков, чтобы сила  вырвалась
наружу и... И одним  лишь Таросу  с Кайкатами и  Наваками  ведомо, что могло
произойти потом. Выброс силы проходил каждый раз по-разному.
     Некий  Торний  из  Локузора написал  книгу,  в  которой  собрал  случаи
воссоединений частей Зверя.  Конечно,  трудно сказать, насколько  Торний был
скрупулезен   в  перепроверке   историй,   от   кого-то  слышанных,   где-то
прочитанных,  но  что  точно  -  чтение получилось  захватывающим  благодаря
детективной непредсказуемости  каждого  случая  соединения частей.  Пэвер  и
Рошаль  привели  несколько  эпизодов  из  книги Торния.  Например,  браслет,
выкованный Лано-Безумцем, достался в наследство брату Лано, а тот продал его
некоему коллекционеру. А у последнего в собрании занятных вещиц уже хранился
кусок шкуры Зверя размером с ладонь. И коллекционер как-то придумал обернуть
кожей  запястье,  а  поверх  нее надеть  браслет.  В  результате  чего новый
владелец браслета получил  для  своей руки  силу Зверя.  Этой  рукой  он мог
раскалывать камни, заваливать вековые деревья, крушить стены, однажды стянул
с мели корабль. Довольно скоро коллекционер (разумеется, нечаянно) перепутал
желудочный  отвар с крысиным  ядом, браслет с его  руки пропал,  дома его не
нашли,  и след еще одного изделия фагорского кузнеца Лано-Безумца потерялся.
Торний осторожно намекает в конце  главы,  что  к несчастью с коллекционером
приложила  руку  одна из  служб,  каковым  предписано  печься о  том,  чтобы
новейшее  оружие  пополняло  родные  военные  склады,  а  вовсе  не   склады
потенциального противника.
     Или  вот  еще:  некий  крестьянин,   наслушавшись  историй  о  чудесах,
связанных  с останками  Зверя, и  зная,  что  дома  у  него служит  вешалкой
Звериная кость, купил на  ярмарке камень якобы  со следами  Звериной  крови.
Отдал  за него половину  денег,  вырученных от продажи двух  возов  пшеницы.
Вернулся  домой.  Жена  успела  лишь  провыть:  "Горе   мне,  горе",  успела
схватиться  за ухват, но выволочку устроить  не успела,.. Был муж,  держал в
руках булыжник и железку, сверкнуло, как во  время Порохового  праздника - и
нету мужа.  Да  и  крышу  дома  снесло. А незадачливый крестьянин только что
видел перед собой лицо дражайшей супруги, как вдруг видит совсем другое: под
ним проносятся, сливаясь в зелено-сине-серо-белые полосы, леса, реки, озера,
дороги, города-деревеньки. Потом внизу  пошла одна синь,  в  которую  его  и
ввергло,  как  копье  в болото. Выплыл как-то  мужик,  утопив  взрывоопасные
драгоценности,  огляделся  и обмер. Вокруг одна  океанская вода и берегов не
видать. Горемыку на его счастье заметили с проплывавшей мимо рыбацкой шхуны.
     Сомнительной достоверности историй,  подобной  последней, набиралось  в
книге  подавляющее большинство. О шпаге же  Торний  написал всего лишь, что,
вроде бы как, выковав, Лано-Безумец тут же  продал ее некоему вельможе то ли
из Фагора, то ли из Бадры.
     - Ваш клык, мастер Сварог, можете не прикладывать. Он, конечно, тоже от
зверя, но от зверя размером с собаку, - съехидничала Клади.
     Церковь  толковала  приход  Зверя   как   еще  одно  проявление   Тьмы,
ниспосланной  за  грехи людские и все такое  прочее, и  призывала  держаться
подальше  как от самого могильника, так и от вещей, из могильника  добытых и
грех впитавших. На кого-то, как всегда, вразумления церковников действовали.
     Для  атарцев  та  Битва  Начала, предания о  которой  каждый  слышал  с
колыбели, стала не просто частью героического прошлого. Почти каждая семья в
каждой стране потеряла  кого-то в  те сорок дней. О  Битве  Начала не давали
забыть могилы предков. Ни одна война  не наносила такого урона.  Гидернийцев
же беда обошла стороной, вот для них-то, всегда  с пренебрежением смотревших
на Атар, Зверь и связанное с ним представлялось мифами отсталых народов. Как
считал Пэвер, гидернийцы так и не раскумекали, что свалилось им в руки. А уж
после  того, как помер Фраст,  шпага превратилась не более того чем в личную
вещь "великого, по  их  мнению,  адмирала,  только тем  и ценную, а по моему
мнению, кстати,  адмиралишка этот  -  напыщенный и  крикливый  болван,  флот
которого  разгромила  бы  и  флотилия  плоскодонок,  если  такую  кто-то  бы
удосужился собрать".
     Страсти по шпаге улеглись. Завершая историю, Пэвер сказал:
     -  А  не  попробуете  ли  гикорат,  мастер  Сварог?  Тут  кто-то  очень
образованный, -  Пэвер, иронически  вскинув  бровь,  покосился  на  Олеса, -
высказал предположение, что шпага состоит в родстве с древними предметами.
     Сварог пожал  плечами,  дескать,  отчего  же  не убедиться,  достал  из
кармана  рубин,  поднес его  к  темному  клинку.  Гикорат,  иными  словами -
детектор предметов, созданных до первого наступления Тьмы, должен был вблизи
тех  самых  предметов запульсировать багровым  светом. Но на  сей  раз рубин
никак не прореагировал на шпагу. Возвращая камень в карман, Сварог наткнулся
пальцами на подаренный смятенным клык.
     - Ну,  чтобы  уж снять  подозрения  баронетгы  и избавить  себя  от  ее
насмешливого  язычка...  -  Сварог  выудил  из  кармана  подарок  юродивого.
Действительно, клык величиной в  полмизинца  на украшение  пасти  знаменитой
зверюги никак не  тянул. - Интересное занятие, с лихвой заменяющее собирание
марок и рыбалку, - ходить со шпагой и прикладывать ее ко всему, что ни...
     Вспышка света ослепила, словно в каюте рванула шоковая граната.
     Двумя пальцами поднося клык к темной стали  клинка, Сварог почувствовал
изменения. Сначала в подушках пальцев началось  жжение, потом в них  впились
невидимые иглы, и тут же  включилось что-то вроде магнитного  поля: кость  и
металл потащило друг к другу.
     Если  б  только один  клык попал  под  неведомое притяжение, Сварог  бы
успел,  но  и  шпагу  непреодолимо  повело  навстречу. Все произошло слишком
неожиданно.  Клинок  и  зуб на мгновение  соприкоснулись. Тут-то и шарахнуло
светом.
     И в тот  момент  Сварог  ощутил наплыв колоссальной  мощи извне, словно
могучие  волны взвились на дыбы и нависли  над  маленьким  мирком  каюты,  и
именно эта мощь помогла ему разнять касающиеся друг друга предметы. И стойло
Сварогу  разомкнуть цепь,  как мощь, не  успев  захлестнуть, откатилась, как
откатывается волна от пирса.
     Люди  в каюте  проморгались, утерли слезы и  принялись озираться. Шпагу
изнутри озаряло синеватое ледяное свечение, быстро тускнеющее.
     Вспышка и нутряной свет шпаги оказались далеко не единственными и вовсе
уж простенькими последствиями шального эксперимента. На лакированном  дереве
стен, на двери и потолке появились полосы, словно пьяный шизофреник прошелся
по ним газовой горелкой и оставил на память о себе выверты мутного сознания:
бесноватое  переплетение  спиралей,  кругов, молний, линий  разной кривизны,
поляны  точек, дорожки штрихов.  Обе капитанские  картины валялись на  полу,
краска  на  них  по  краям  вздулась   пузырями.   (За  парусником,  кстати,
обнаружилась медная дверца  с весьма причудливой формы замочной  скважиной.)
Крепеж  откидного столика выдрало из переборки, и весь завтрак рассыпался по
полу, из горлышек откупоренных бутылок на ковер вытекала "Звезда Граматара".
Заклепки  лампового  крюка  вылезли из гнезд наполовину,  но  крюк удержали.
Створки раздвижного шкафа завалились внутрь,  а  их  ручки словно  посшибали
добрыми  ударами  молотков...  И   что  самое   то  ли  неприятное,   то  ли
настораживающее -  дневничек Ксэнга превратился в горстку пепла... В общем и
целом, эксперимент удался.
     -  Водяная  смерть!  - пробормотал Пэвер, достал из-за  пояса пистоль и
принялся зачем-то внимательно его осматривать.
     Слова,  вырвавшиеся  у  графа  Гэйра, присутствующим  были  неизвестны,
однако  переводить  их с русского  для господ, а тем более для баронетты  он
посчитал излишним.
     - Это другое, не так... не знаю... - потрясение проговорила Чуба-Ху, но
осеклась и задумчиво замолчала.
     Да,  это несомненно  была магия -  но  совершенно  не та,  которую знал
Сварог. Совершенно другая, чужая форма колдовства...
     - Ну что, подруга, - нервно рассмеялся Олес, подмигивая на Клади, - как
тебе собачка с маленькими зубками? Не хочешь с такой поиграться?
     -  Сам-то в штаны не наложил, князек? - Баронетта, фыркнув, отвернулась
от наследника гаэдарского трона, подошла к развалившейся на части  тумбочке,
носком сапожка принялась ворошить обломки.
     Рошаль поднял карту, упавшую со стены, стряхнул  с нее осколки стекла -
краски на ней тоже не избежали воздействия, и старинная карта превратилась в
абстрактную картину. Потом задумчиво воззрился на медную дверцу.
     Былого беззаботного, шалопутного настроения экипажа как не бывало.
     Сварог  взглянул на  зуб,  с которым видимых изменений не произошло,  и
спрятал  его в  карман. Клык  и шпага получались  детонатором и взрывчаткой,
держать   их  следует   порознь.   А  чувство  опасности,   что  характерно,
промолчало... Или накат неведомой мощи  вреда людям не несет? А состоявшиеся
и  едва  не состоявшиеся разрушения  можно  уподобить  неуклюжести  рабочего
слона, который нечаянно обрушивает дерево на любимого хозяина и кормильца?..
Короче,  если  и возобновлять  эксперименты,  то  делать  это следует  не на
корабле, а на суше и когда поблизости не будут толпиться зеваки. Лучше всего
и самому укрыться в  бункере,  как на испытаниях атомной бомбы.  Черт,  если
шпага и клык вместе образуют оружие,  то не мешало бы, конечно, научиться им
пользоваться...
     - Значит,  так,  гуси-лебеди, -  сказал  Сварог, обводя  взглядом  свой
бедовый экипаж, - хватит  веселых экспериментов. Повеселились, и будя.  Если
вы мне сейчас же не доложите, куда мы  плывем,  то  я  разнесу к чертям ваше
общество обожателей Зверей, а сам, аки тот Зверь, выйду невредимым из огня.
     -  Мы плывем за  углем, - думая  о чем-то своем, произнес Пэвер. Был он
бледен и подавлен - видимо, и  ему на  ум приходили картинки несчастий, коих
им удалось избежать.
     - Я был  прав, - добавил Рошаль и, прикрыв глаза, помассировал пальцами
переносицу.  - Угля действительно в обрез.  Хватит от силы на полторы  земли
перехода  - по крайней  мере,  так  кочегары  говорят... Разумно, ничего  не
скажешь.  С  неполной  загрузкой  топлива  кораблик  сможет  выжать  большую
скорость и максимально быстро покинуть опасную зону вблизи Атара...
     - Тут остались целехоньки две бутылки, и бокалы не разбились, - привлек
к себе внимание  Олес,  к  которому  быстрее  всех  присутствующих  вернулся
легкодумный настрой. -  Давайте, что  ли, отметим, как положено, а потом и о
делах поговорим...
     Внимания на него не обратили ровным счетом никакого.
     - Все объясняется несколько проще, мастер  охранитель,  -  с непонятной
улыбкой  возразила Клади,  помогая  Чубе собирать с пола  бутылки и  остатки
завтрака  и  сваливать,  за  отсутствием  стола,  прямиком  на  командирскую
постель.  -   Гидернийцы   друг  другу  не  слишком-то   доверяют,   вот   и
перестраховываются на  случай всяких  "вдруг".  Вдруг  капитан  работает  на
другое  государство  и  попытается   присоединить  свой   корабль   к  флоту
какого-нибудь Шадгага  или Крона?  Вдруг  капитан  под  влиянием  катастрофы
подвинется  умом, в нем проснется  мания  величия  и, кого-то заразив  своим
безумием,  кого-то  заставив, он направит  свой  корабль  прямо на Граматар,
чтобы оказаться первым человеком на новом материке, занять там лучшее место,
объявить  себя королем,  подготовиться к встрече с  остальными? Безумие тоже
исключать нельзя... Или - наиболее популярный в Адмиралтействе довод к тому,
чтобы недозагружатъ броненосцы углем - вдруг капитан  есть  давно внедренный
или  завербованный  агент   Блуждающих  Островов  и  ему  приказано  отвести
броненосец на Острова...
     -  Как  бы  то  ни  было,  -  холодно продолжал Рошаль,  - угля  боевым
кораблям, рассредоточенным вокруг Атара, выдано ровно столько, чтобы хватило
добраться до точки дозаправки.
     - Ага, значит, такая точка  существует. И, как я понимаю, к ней-то мы и
держим путь... Где она находится?
     - Вот тут полной ясности нет, поморщился Гор Рошаль. - К великому моему
сожалению, мне  не  удалось повторно  допросить высший и  средний офицерский
состав.
     - Это почему? - насторожился Сварог.
     -  Мертвецов, знаете ли, допрашивать затруднительно, мастер  капитан...
Это всецело моя вина, остановить их мне не удалось...
     - В смысле - тоурантцев остановить, - пояснил Пэвер, угрюмо разглядывая
бутылки на кровати.
     - Клаустонцев, - поправил Рошаль.
     -  Да  ну  вас к  Наваке в  зад,  -  отмахнулся  суб-генерал.  И  вновь
повернулся   к  Сварогу.  -  Когда,  граф,  стало  ясно,  что  корабль   уже
бесповоротно наш и мы со всех  ног улепетываем  в  открытый  океан, к  нам с
Рошалем заявились целая делегация этих ребят - все серьезные, черти,  как на
приеме у короля. С петицией то есть пришли. Дескать, они до конца своих дней
благодарны  нам за то,  что мы их  спасли, и  впредь  готовы  беспрекословно
выполнять  любые наши приказы, однако  у них есть свои законы и  устои,  кои
надлежит  чтить  и выполнять,  иначе гордый домен погибнет, как  и остальные
домены. И в соответствии с оными устоями и законами возьми  да и выдай-ка им
офицеров, ответственных за расстрел флота и гибель сородичей, - дабы предать
убийц справедливому суду через утопление...
     Сварог нахмурился.
     -  Их было больше, мастер Сварог,  - с тоской сказал Рошаль.  - Их было
очень  много. А нас - сами знаете... Я не  сумел переубедить их. Они  ничего
слушать не  хотели - ни того, что никто из них  отродясь  не ходил  на таких
кораблях, что среди них нет штурмана, нет даже людей, которые умеют стрелятъ
из  таких орудий... Им  было все равно. У них, мол, есть свой штурман,  и не
один, научиться палить  из этих пушек смогут...  да они готовы были потопить
"Адмирал" вместе с собой  - лишь  бы отомстить  убийцам. Я ничего сделать не
смог. И, короче говоря, тридцать два офицера гидернийского флота прогулялись
по доске. В каюте повисла тишина.
     - Та-ак... -  потрясение протянул Сварог.- Стало быть,  мы остались без
специалистов. Мило... А этот грам-капитан, как его, Рабан? Он что, тоже?..
     - Единственный, кого мне удалось отстоять - это грам-капитан Рабан...
     - Ну, слава Богу. Уж этот-то лис должен знать  курс на угольную  базу -
если я хоть что-нибудь понимаю в местных порядках на флоте...
     Рошаль  сник  еще  больше.  Произнес  едва  слышно,  глядя   куда-то  в
иллюминатор:
     - Я тоже  так подумал... Видите ли,  мастер капитан, у него в каюте был
сейф  - очень  похожий,  -  он  кивнул  на медную дверцу  в переборке. - Мне
казалось,  я убедил Рабана сотрудничать. Мои доводы были неопровержимы. И он
согласился отдать  карты,  кодовые  таблицы, план минных полей вокруг  точки
дозаправки - в общем, всю секретную документацию...
     Сварог тяжело вздохнул. Он уже все понял.
     - И что это было? Магия?
     -  Да  какая  магия...  - махнул  рукой  Рошаль.  -  Гидернийцы  всегда
относились к  колдовству с пренебрежением, а уж военные-то моряки и подавно.
Мол,  всякие  там заговоры, заклинания,  обереги, серебро  - все  это только
воевать мешает... Это  был  пороховой  заряд в дверце  сейфа.  Голову Рабану
снесло начисто... Видимо, была какая-то секретка...
     - Да уж не без того. -  Сварог помолчал. - И документация,  разумеется,
сгорела тоже?
     - Разумеется.
     - Действительно, чего это я спросил... - фыркнул Сварог.
     Рошаль  вдруг  резко  повернулся  к  нему,  глаза  старшего  охранителя
несуществующей короны горели решимостью. Он сказал громко и четко:
     - Мастер капитан,  я полностью осознаю  свою  вину. Я  человек чести, и
если вы решите, что я недостоин...
     -  Ай, да бросьте вы, - скривился Сварог. - Ворон ворону глаз выклевал,
только  и  делов-то.  Взыскание получите, когда доплывем,  и  так  людей  не
хватает...   А   позвольте  в  таком  случае  узнать,   куда  это   мы   так
целенаправленно плывем?
     -  Ну, примерный курс известен -  сто  двадцать кабелотов на  уздер  от
Гидернии, по словам некоторых низших офицеров и матросов.
     - А что скажет секретный агент Гидернии?
     - Доходили такие  слухи, - подтвердила Клади,  -  что  Гидернийцы давно
свозят уголь  в  определенное место в океане.  Но координаты этого  места  -
общегосударственная  тайна.  Да  я  бы все  равно и  не знала их, рангом  не
вышла...
     -  В  общем,   движемся  малым  ходом,  наблюдающие  постоянно  изучают
горизонт...  мы нашли несколько карт  и штурманских прокладок,  но,  однако,
база на них никак не отмечена...  Продолжаем искать,  - подытожил  Рошаль. И
задумчиво посмотрел на дверцу в стене. -  Капитанскую каюту, кстати, пока не
трогали...
     Сварог проследил за его взглядом.
     - Очень похожий на тот сейф, говорите... А к этому ключ есть?
     - Ищем...
     - А вроде у меня есть, - неожиданно подал голос молодой князь и потянул
с шеи тонкую  блестящую  цепочку. - Во, с  дохлого капитана  снял  -  думал,
может, от сундука с фамильными драгоценностями...
     Сварог, прищурившись,  поглядел на  подавленного Рошаля, потряс изящным
ключиком у него перед носом и сказал назидательно:
     - Учитесь, монстр контрразведки. Молодежь-то вам на пятки наступает...
     Старший охранитель зло отвернулся.
     - Э, э,  граф, вы  что это задумали? - забеспокоился  Пэвер. -  Хотите,
чтоб и вам голову оторвало?
     -  Ну, если это не магия, то не оторвет,-  скромно заметил Сварог. - Я,
видите  ли,  граф,  трудноуязвимый...  Короче,   делаем  так,  орлы.  Сейчас
быстренько перекусим - есть охота, сил  нет,  - кратенько отпразднуем победу
над красотой  и гордостью гидернийского флота, а потом  я вас всех выгоню, к
лешему,  из  каюты и самолично пошарю в капитанских  закромах.  Задача ясна?
Мастер Пэвер, не  ухмыляйтесь столь радостно. Клади, помоги Чубе мясо и  сыр
нарезать. Олес, где бокалы?
     ...К счастью, в капитанском сейфе никаких секреток не было - что лишний
раз  наводило на мысль о том, что  простому особисту на борту даже  военного
корабля известно больше какого-то там капитана.
     Содержимое  же сейфа, вываленное  на  реставрированный  стол  в  каюте,
оказалось полезным  и познавательным (по крайней мере, для  Сварога, который
был  не бельмеса в морском деле), однако, против ожидания, никаких совсем уж
поразительных  открытий  и сюрпризов  не принесло.  Содержимое  было  именно
таким, каким  и положено быть открытым судовым документам - пресным и сухим.
Лист принятых  на борт грузов, состав вооружения броненосца, скорость  хода,
дальность  действия,  состав  гидернийского   конвоя   -   сто   шестнадцать
гражданских  судов  под прикрытием дивизиона парусных  клиперов  и дивизиона
спецсил  (читай -  одиннадцати броненосцев... Одиннадцати  - ого!), названия
кораблей  и судов, краткие  характеристики,  такие-то рекомендации  действий
экипажа при таком-то развитии событий, при другом - такие-то. При третьем. И
четвертом. И так далее, и тому подобное...
     - Молодцы  гидернийские штабисты,  ничего не скажешь, хоть и сволочи, -
сказал Рошаль,  разбирая бумаги. - Все просчитали. Их Адмиралтейство, должно
быть, не один месяц потратило на отработку Исхода.
     - Или не один год, - согласился Сварог.
     Так,  дальше.  Зоны  ответственности,   базирование  мобильного   штаба
Адмиралтейства,  базирование  двора  короля  Трагора,  силуэты всех кораблей
конвоя...
     - Вот, мастер капитан, - смотрите, это уже интереснее.
     Сварог принял из рук суб-генерала два листка мелко исписанного текста -
в конверте плотной  бумаги  со  сломанными печатями и  устрашающей надписью:
"Боевое задание. Вскрыть 06.04.512  в присутствии грам-капитана корабля" - и
оживился.
     - Ага! Ну-ка, ну-ка...
     "До 09.04.512:
     Регламентные  работы  в  порту  Каран,  полная загрузка боеприпасами  и
провиантом, частичная загрузка топливом...
     10.04.512:
     Отход  в Час Кошки ровно. Беззигзаговый пунктир до  устья  реки Улак на
экономическом ходу 150 крыльев*. Пройти за сутки...
     11.05.512 - 16.04.512:
     Рейд в трех кабелотах на бисту от устья  реки Улак. Уничтожение скверны
в пределах видимости вооружением  по выбору.  По исполнении  -  контроль  за
исполнением...
     17.04.512 - 23.04.512:
     По исполнении контроля переход  до  пункта дозаправки,  пятьсот ходовых
кабелотов от  контрольной точки курсом 22. Контрольная точка - левый траверз
мыса Потерянных Душ** в  Час  Лаплатога ровно. Прибытие на место  дозаправки
без потери хода не позднее полуночи 22.04.512. Опознавание, сигнальные флаги
по  коду  "С",  троекратно пароль  "Стрела" дискретом  бакового  прожектора.
Дозаправка в авральном режиме, отдых до полуночи 23.04.512...
     С 23.04.512:
     Следование курсом 150 полным ходом. Догон конвоя, присоединение к нему.
Доклад Адмиралтейству. Боевое дежурство до окончания похода..."
     - Что это вы улыбаетесь? - подозрительно поинтересовался Рошаль.
     * Соответствует примерно 30 узлам (55,5 км/ч).
     ** Южная (кузовая) оконечность острова Гидерния.
     - Да вот, родным духом повеяло, - признался Сварог.  - "По исполнении -
контроль  за   исполнением",  "Базирование  двора"  -  узнаю  милый   сердцу
командирский  стиль.  Как  видно,  ни  в  одном мире  без  таких  перлов  не
обойтись...
     Рошаль нахмурился.
     - Стиль как стиль. Мне, например, все ясно.
     - Да? А что такое "беззигзаговый пунктир", вы знаете? Я, например, нет.
     - И  я нет, - безмятежно  сказал прощенный охранитель.  - Но клаустонцы
клялись, что у них есть толковый штурман - вот пусть он  и разбирается. Зато
теперь нам  точно  известно,  что  угольная  база  существует,  нам известен
курс...
     - Так-то оно  так, - сказал  Пэвер, - но любопытно было  бы узнать,  не
встретят  ли  нас  около  базы  дружеским  салютом  из  всех  орудий  прямой
наводкой... Ведь насколько я  понимаю,  что такое опознавательные  флаги  по
коду "С" и троекратный пароль "Стрела" каким-то там дискретом и прочие планы
минных  полей -  вся  расшифровка  благополучно сгорела в  том  сейфе?  Я не
подначиваю, мастер Рошаль, я серьезно спрашиваю...
     Рошаль на мгновение прикрыл глаза. Потом сказал раздумчиво:
     -  Думаю,  мы  будем  первыми. Думаю,  время  отхода  броненосцев после
уничтожения флотов других государств назначено для всех одно и то же - когда
на берегу сделается совсем уж жарко  и станет ясно, что больше ни один чужой
караван в океан не уйдет. А мы находимся ближе всех к базе...
     - Как бы то ни было,  - сказал Сварог, - другого пути у  нас  нет? Нет.
Значит, нам туда дорога.
     А  более ничего интересного  в сейфе не оказалось - ну разве  что кроме
Кодекса  мореплавания  Гидернии  и  книжицы  в  цветастой  обложке.  Книжица
называлась  "Серебряный удар", Сварог  открыл на  середине,  прочитал  абзац
вслух:
     - "В голове Кирфы все помутилось при виде кошмарного зрелища. Клинок из
великолепного вильнурского серебра распорол  брюхо монстра от горла до паха,
и  едва  Ларос успел  отпрыгнуть  в сторону, как  на гранитные  плиты  моста
хлынули  черным  склизким  потоком  дымящиеся   гнилью  внутренности   этого
порождения мрака..."  -  Захлопнул книжицу,  посмотрел на  обложку,  хмыкнул
понимающе: - "Брюхо от горла до паха", н-да...  Ну, тут  все понятно.  Стиль
как  стиль, как выразился  досточтимый мастер охранитель... И это, заметьте,
только  середина романа  - что-то дальше будет...- На обложке  некая тварь с
дюжиной щупальцев и  единственным  глазом,  торчащим из середины  шишковатой
головы, как изюмина из теста, похотливо обнимала полуобнаженную блондиночку.
Блондиночка  отчаянно вырывалась,  красиво  разевая  рот  в немом  вопле.  -
Национальный    гидернийский   бестселлер,   не   иначе.   Шторм-капитан-то,
оказывается, был человек с тонкой душевной организацией...
     - А название хорошее, - вступился за литературу суб-генерал.
     -  Классное название. - Сварог бросил книгу обратно  в сейф,  порывисто
поднялся на ноги.  - Ладно, морские волки, по коням,  время не ждет. Где там
этот ваш гениальный штурман? Свистать его в рубку, за работу  пора. Заодно и
карту Ваграна отдадим, пусть кумекает. А что на базе нас ждет - увидим...


        Глава седьмая. Пролетарии секстанта и транспортира

     -  Так...  На  траверзе Каменного  Пальца* тридцать градусов по Волчьим
Звездам... двести пятьдесят кабелотов ниточным курсом...
     *  Каменный Палец - кузовая  оконечность  Гаркатского  хребта,  высокая
одиночная скала на самом берегу,  видная издалека практически в любую погоду
и потому являвшаяся постоянным береговым ориентиром для мореходов.
     -  Как   ты  траверз-то  определишь,  акулья  морда,  -  проворчал  дож
клаустонцев,  склоняясь над  штурманским  столом, -  потоп  ведь давно  твой
Палец.
     - И то верно... Нет,  постойте, скорость-то наша известна - высчитываем
время до места, а там и определимся по Звездам.
     - Пожалуй. Значит, ночью надо подходить, чтоб небо звездным было.
     - Ну так подойдем.
     - А если облачность? Видел, что вокруг творится?..
     Еще вчера новоиспеченные штурманы быстренько рассчитали  нужный курс на
угольную базу. Оказалось, "Адмирал" отклонился от курса на несколько десятых
градуса, что в масштабе океана выглядело,  в  общем-то,  внушительно. Сварог
приказал рулевому внести поправку, и теперь  по всему получалось, что "точки
дозаправки" они достигнут дней через пять. Если ничего не случится. Покончив
с  базой,  штурманы вплотную приступили к Бумаге  Ваграна - и погрязли в ней
всеми лапами,  как муха в варенье. А вот Сварог, принесший вожделенную карту
в  ходовую рубку, откровенно  скучал. В  увлеченном  диалоге свежевыбранного
дожа Тольго  и  юного тоурантца с шелушащимся,  будто  обветренным липом  он
участия  не принимал по причине  полного неразумения в  штурманском деле,  а
покидать  ходовую  рубку  считал  поступком  политически  неверным  - негоже
показывать подчиненным, что  ты ни хрена не понимаешь в искусстве  прокладки
курса...  Вот и приходилось  сидеть с  умным видом и делать вид, что  ловишь
каждое слово, дабы в любую секунду вмешаться с крайне ценными замечаниями.
     Штурманы  на мастеров  шторм-капитана и  грам-капитана,  слушающего  их
высоконаучную  белиберду  с  не  меньшим  интересом,  внимания не  обращали:
обложившись  картами,  они  самозабвенно орудовали  карандашами,  линейками,
измерителями  и  прочими  курсографами,  поминутно сверяясь с закорючками на
Бумаге Ваграна и споря о значении того или иного на ней обозначения.
     Новый  дож  Сварогу,  в  общем-то, понравился. Естественно, в  дожи его
выбрали не за одно только пятилетнее пребывание в матросах, пусть и старших,
на пароходе "Герцог Джунгар".  Дор из рода  Тольго плавал  всю  сознательную
жизнь, с  босоного детства и  до  своих сорока с  чем-то там  лет.  Подобным
мареманским стажем  поразить соотечественников  он,  ясное  дело, не  мог  -
многие  тоурантцы (про  себя  Сварог  предпочитал называть их тоурантцами, в
глаза  же, по совету  Рошаля, именуя  клаустонцами) только и видели  в своей
жизни,  что  причалы,  реи, паруса,  кильватерный след, палубы рыбацких  или
транспортных суденышек  да  берега в подзорную трубу... Но, кроме Тольго, на
пароход доселе не поднимался ни один.
     Впрочем,  одного  знакомства с  пароходом было недостаточно  для  того,
чтобы стать  предводителем  клаустонских  родов.  Народ  еще  должен уважать
своего избранника. Или бояться. А лучше и то, и другое.
     Видом-то он на дожа  никак не тянул. В представлении Сварога дож должен
быть длинным, худым,  высоколобым мужем со смуглым лицом и  короткими седыми
волосами.   Еще   желательно,   чтобы   лоб   украшали   глубокие    морщины
профессионального мыслителя,  а  голову -  лавровый венец. У  Тольго же была
типичная боцманская  наружность: невысокий, плотный, с бычьей шеей, пудовыми
кулаками и  хитрющими глазенками. Сразу  становилось  понятно, что в ухо  от
него  получить  -  пара  пустяков.  Однако  Тольго   сразу  показал  себя  и
смекалистым  малым,  схватывал  на  лету и  морское дело знал, как профессор
математики  -  таблицу умножения. Ощущение  хитрецы исходило  не  только  от
лукавого  прищура глаз. Все  его  продубленное лицо со  сломанным носом и  с
треугольным  шрамом  на  щеке  выглядело  насквозь  плутовским.  Создавалось
впечатление, что даже если он чего-то не  говорит, то наверняка знает, но по
каким-то причинам держит при себе. Впечатление о себе как о хитроване Тольго
вольно  или  невольно   усиливал,  щедро  пересыпая  свою  речь  матросскими
поговорками, пословицами  и  прибаутками типа "Бывает,  что и килька Бумагой
Ваграна  хвалится,  да  только  мы  не видали", "Акулу в  море не  утопишь".
Казалось, он по привычке битого, нахватавшегося жизни простого мужика всегда
уходит с прямой, виляет, чтобы, не дай Боже, не ухватили за хвост.
     -  А  вот это  вот что за  штрихпунктиры, интересно знать... - бормотал
обветренный юнец, позвякивая гроздью серебряных висюлек в мочке уха.
     - Э-э... в прошлом Цикле так, по-моему, обозначали теплые течения...
     -  Ерунда,  дож, - презрительно отмахнулся юнец. -  Бред свинячий. Они,
видите, как идут и где обрываются? Не бывает таких течений, даже если Тьма и
конец света... А, ну да, кажется, начинаю понимать...
     Самое  удивительное,  что  Тольго сносил грубость  подчиненного  вполне
спокойно - словно так и должно  быть,  словно  и  в  помине не  было никакой
субординации в домене Клаустон...
     Мастер грам-капитан Рошаль, развалившийся в кресле рядом  со Сварогом и
с  едва   заметной   улыбкой  за  Сварогом   наблюдающий,  сказал  негромко,
перегнувшись через подлокотник:
     - Не обращайте внимания, мастер капитан. Малыш Кулк хоть и нагловат, но
парнишка тертый и штурман вроде бы недурной.
     Опять, что ли, мысли читает, сволочь глазастая?..
     - Семь  лет под  слепым  флагом  ходил,  - встал, потянулся  всем телом
тертый  парнишка,  услыхав,   что  речь  отцов-командиров  зашла  о  нем,  и
ухмыльнулся во весь рот. - И до Ревущего Атолла добирались, и  через Огоньки
Стерра трижды проходили - ничего, выжили, так что океан  знаю, как язык зубы
знает.
     - Работай  давай,  язык,  -  нахмурился Тольго.  - А то ведь  без зубов
оставлю.
     - А слепой флаг - это как? - спросил Сварог. Кулк смущенно потупился.
     - Ну это... то есть когда вообще без флага плаваешь...
     - Понятно. Пиратствовал, значит.
     - Было такое дело, чего уж там...
     - Что, и Блуждающие Острова видел?
     - Лично я -  нет,  мастер  капитан,  тут врать не буду,  но  остального
насмотрелся -  на  десять книжек  хватит.  А вот другие  встречали... Темное
дело, доложу  я вам.  Говорят, эти, с  Островов, рыбами  и всякими  морскими
тварями  повелевать  умеют,  никакая магия их не  берет, как  навалятся всей
толпой вместе с акулами, так...
     -  А на карте Ваграна разве  они  не отмечены?  - бесцеремонно  перебил
Сварог.
     - Где?
     - Да вот. - Он поднялся, ткнул пальцем в заштрихованный кружок на одном
из  пунктирных  эллипсов,  который  в свое  время,  еще на  борту  "Парящего
рихара", принял за обозначение острова.
     Дож и Малыш Кулк переглянулись, после чего дож несмело произнес:
     - Н-ну... не знаем, мастер Сварог... вот только нам кажется, что это не
остров. Нам кажется, что это области проявлений Темной магии - так их всегда
отмечали, испокон веков...
     - Значит, не остров?
     - Нет...
     "Ай-ай-ай", - подумал мастер капитан и, сказавши: "Что ж, вам виднее",-
вернулся на место. Жаль.  Красивая была теория.  Учиться вам еще и  учиться,
ваше величество...
     -  Ну  так  что, корсары вольных морей,  безопасный курс  до  Граматара
определить  сумеете?  -  грозно сдвинул брови  Гор Рошаль, уводя разговор на
другую тему и тем самым явно спасая честь командира.
     -   В  спокойные   времена  -  запросто  -  сказал  Кулк.  -  Чего  там
прокладывать, плыви  себе по  прямой, аккурат  и выйдешь. Островов  в океане
мало,  плохих мест -  вобла,  извиняюсь,  написала, банки  наперечет.  А вот
сейчас... - Кулк почесал карандашом за ухом. И сказал очень серьезно: - Тьма
разбудила глубины океана, мастер Рошаль.  И оттуда такое может всплыть, чему
и названия-то  нет  в  людском  языке...  Да  и не  только  всплыть. Старики
рассказывали, что открываются щели между мирами,  а уж кто  вылезет из  этих
щелей - одному Пресветлому известно...
     Сварог тут же сделал стойку.
     -. Ладно  байками пугать, пуганые! - щелкнул  измерителем дож Тольго. -
По оба  борта  вода одного сорта...  А  у нас  Бумага Ваграна  есть, тут все
опасные места  отмечены, фарватер проложим - и  доплывем. Ты еще про Соленый
Клюв вспомни...
     - Погодите-ка, мастер дож.  - Он повернулся к Кулку. - Что еще  за щели
между мирами?
     -  Ученые люди так  говорят,  - сказал  Кулк. - Ведь целый  материк, не
островок  какой-нибудь, под воду  уходит, правильно? Значит, должны  быть...
эти,  как их... тектонические сдвиги, во,  гигантские  волны,  какие-никакие
перемены в  климате, правильно?  А ведь ничего этакого нету... А вот почему.
Потому что законы мира меняются, новые какие-то возникают, и вся  энергия на
эту  ломку  уходит -  на шторма  и  бури силенок  уже  не  остается.  Так  и
появляются щели в другие  миры, Белая Зыбь, Пурпурный Странник, Пенная Мама,
нежить и прочие страсти...
     -  Энергия,  сдвиги  хретонические...-  пробурчал  под  нос  Тольго.  -
Слова-то какие... Ученые тебе наговорят, ты их слушай больше.
     -  Сами же  рассказывали... Сварог  молча перевел взгляд на дожа, и под
его взглядом клаустонец потупился. Сказал неохотно:
     - Ну, видел... Только откуда мне знать,  что это именно щель была, а не
маррог*  какой... -  Он отложил инструменты  и откинулся  на спинку  кресла.
Прищурившись, посмотрел  куда-то вдаль в иллюминатор. - Ну,  в общем, где-то
месяца два тому вышли  мы на  "Морском быке" из устья Руаны, двинули  домой.
Гидернию по правому борту держим, в обход идем - через Редернейский-то залив
не пройти,  там  эти  сволочи фарватер  перекрыли зачем-то, корабли  шастают
туда-сюда...  Ну и день на  пятый... Точно, на  пятый, мыс Потерянных Душ на
горизонте синеет, океан спокойный, ветер  попутный,  хорошо идем, вот только
вода мутная и рыбы дохлой полно... И вдруг вахтенный  на марсе  как завопит!
Все на  палубу  высыпали.  А прямо по  курсу  - пятно такое из воды торчит -
стоймя! - с  парус размером, черное, вроде кляксы.  И  вроде бы плотное, как
бархат, колышется  на ветру,  но нет - видим, дырка  это самая  натуральная,
потому  как вода  в нее  так и хлещет,  аж со свистом, как  в  кингстон... В
общем, полное впечатление, мастер  капитан, что кто-то ножницами  взял  да и
отчекрыжил кусок из холста, а там, на другой  стороне,- беспросветная ночь и
даже звездочки видны... И мы в  эту дыру прямиком направляемся. Капитан лево
руля  орет,  а рулевой уже сам  штурвал вертит,  приказа  не  дожидаясь. Еле
разминулись... Только я вот думаю, что это обыкновенный маррог.
     *  Морской  мираж,  фата-моргана. По  морским  поверьям,  как  правило,
является предвестником несчастий.
     Сварог, играя полное спокойствие, закурил. Очень, господа мои, оч-чень,
знаете  ли, нарисованная дожем картина напоминает виденное им самим в Потоке
- черная  пустота и далекие огоньки  иных  миров... И заметьте: в отличие от
тех выходов  на Тропу,  о  коих  рассказывал  Пэвер, здесь ничего из дыры не
появлялось, наоборот - туда засасывало. Таки выход в Поток - посреди океана?
Интересное кино...
     - На карте эти щели есть?  - спросил он.  Дож  в сомнении покосился  на
Бумагу Ваграна.
     -  Может, и есть,  мастер капитан, -  ответил Малыш  Кулк. -  Точно  не
сказано.  Просто  отмечено,  что  вот здесь  гиблое  место,  здесь  опасайся
проявлений  Темных сил, а вот тут надо идти с  такой-то скоростью и таким-то
галсом, а почему так - непонятно...
     - Ясно, - сказал Сварог. И вздохнул: - Будем искать...
     - Только  никакой это не  маррог  был, - продолжал  Кулк, - другие тоже
видели - точь-в-точь как мастер дож описал. Повезло еще, что они днем на эту
дыру напоролись, а вот если б ночью...
     - Ночью - беда, это точно, - с непонятной интонацией согласился Рошаль.
- А что такое Соленый Нос?
     - Не что, а кто, - поправил Малыш Кулк. - И не Нос, а Клюв...
     - ...то есть очередная морская  байка,  - в тон ему добавил Тольго. - В
море-то бывал, а воды не видал.
     - Очередная морская правда, - обиделся Кулк. - Вы, мастер дож, по рекам
все больше плавали, океан только в подзорную трубу изволили видеть. А я семь
лет на берег  разве за провиантом сходил...  Соленый Клюв такая же быль, как
Черный  Пират или Флотилия Шьюбаша Проклятого.  Сам Однорукий Ло видел-людей
верхом на дельфинах, едва ноги унес, а уж  он-то врать не будет, даже судье,
обет у него такой до конца дней...
     Бумага Ваграна была забыта.  Отложив карандаш, Малыш Кулк скрестил руки
на груди и принялся вещать.
     Пожалуй,  тут  дож  Тольго  оказался  прав:  рассказ  Малыша   выглядел
настолько  же  правдоподобным,  насколько  таковыми казались  фантастические
романы времен покорения неба посредством стратостатов.
     ...Полтора столетия назад некий ученый  лоб из Фагора по имени Сиргамас
задался  благороднейшей  целью  спасти человечество  от  массовой  гибели  и
одичания, а  говоря  точнее,  создать  человечество  новое.  Как  водится  -
идеальное.  Где людям не грозит погружение материка? Только  в море. Значит,
человек  должен стать  двоякодышащим.  Значит,  надо  скрестить  человека  и
какое-нибудь морское животное.  В качестве образца Сиргамас  выбрал тюленя -
как, по его  разумениям, наиболее родственное  из морских тварей человеку. И
что  вы думаете - скрестил. Не сразу, конечно, получилось, сотню  подопытных
каторжников  угробил  -  из  тех, кого выкупал из пожизненного на серебряных
рудниках,  однако  лет   эдак  через  тридцать  кропотливых  изысканий  таки
получилось.  Наштамповал штук семьдесят ихтиандров  и организовал коммуну на
блокшивах*  в   море.  Объявил  себя  царем  и  богом,  стал   проповедовать
послушание,  чистоту и нравственность  -  в  общем, все как полагается...  А
потом,  в полном соответствии  с  законами  жанра, амфибии подняли  народное
восстание, ученого то ли сожрали, то ли  попросту утопили, а сами  принялись
разбойничать  и  нападать  на  торговые  суда.  Подплывают  втихаря, команду
вырезают, все  что есть ценного на борту, включая  женщин и детей, оставляют
себе, потом открывают кингстоны - и буль-буль...
     *Блокшив  -  корпус  разоруженного  судна, приспособленный  для  жилья,
хранения запасов и т. л.
     -  ...До сих пор, говорят, промышляют, не передохли, - зловещим голосом
закончил Малыш Кулк. - А главный  у них  - тюлений сын  по  прозвищу Соленый
Клюв...
     Иными словами,  иде