чка быстро
подобрала  подходящий.  Очутившись,  наконец, на воле,  Сеня было  поспешила
прочь,  но вернулась.  Она  забыла запереть  дверь  с этой  стороны!  Ключи,
булькнув,  ушли  на  дно,  а  девочка  довольно  улыбнулась  -- в  жизни  не
чувствовала такого злорадства!
     Лодка оказалась на том  же месте, где оставил ее ученик колдуна. Сеня с
большим трудом,  пыхтя и отирая пот со лба, столкнула ее в воду. Она бросила
на дно рюкзак, посадила на него  ящериц и,  перевалясь  через  борт, села на
весла. Ловкости тигра она пока что-то не чувствовала!
     А пора бы уже! Девочка  с тоской оглядела огромное зеркало воды. Раньше
ей никогда не приходилось  грести  -- Сеня  только  видела, как  это  делают
другие, и по сей причине лодка  довольно долго крутилась  на месте, пока она
неумело шлепала  веслами по воде. Но потихоньку дела пошли на  лад, и  берег
стал удаляться. Принц ужасно переживал из-за того, что ничем не может помочь
слабой  девочке,  и  буквально  мечтал  теперь  об  увеличительном  порошке.
Проснувшись, Болотник, конечно же, сообразит, кто помог бежать его пленнице,
так что скрываться за  маленькими размерами  смысла больше  не имело. Филипп
поговорил с  сестрой, и  она обещала начать собирать  травы, как только  они
ступят на  твердую землю. Но дело это было непростое и нескорое -- некоторые
травки растут только высоко в горах, а туда еще добраться надо.
     Беглецы намеревались доплыть до устья реки, вытекающей из долины, и там
оставить  лодку. Болотник  наверняка ведь решил, что девочка идет с какой-то
целью к  замку Покровительницы, и брошенная  лодка подтвердит  его  догадку.
Сеня же  пойдет  не вверх по реке, а вернется  по краю болота назад и начнет
пробираться  к  соседней, дальней долине.  Это должно  отбросить  погоню  на
день-другой.
     Расстояние  от Черного Замка  до реки  было  гораздо  меньше,  чем  тог
которое одолел Альбинос,  доставляя пленницу на остров, но прошло, наверное,
не  меньше  двух часов, прежде чем  Сеня бросила весла и спрыгнула  в мелкую
воду у берега.  Дрожащими  от  перенапряжения руками она  ухватила  рюкзак и
выбралась на твердый каменистый берег. Затем  большим камнем придавила цепь;
сильное  течение потянуло лодку от берега -- цепь сразу натянулась, но валун
держал  прочно.  Покончив  с этим, девочка пробежала по  гальке  подальше от
болота и опустила  свои сбитые  в кровь, горящие руки в чистую ^речную воду.
Холодные струи  горной  речки понемногу  успокаивали  боль.  Но вот  девочка
усадила ящериц на плечи -- пора в путь. Отдыхать некогда  -- до вечера нужно
постараться  уйти как  можно  дальше.  Погоня  еще  не  началась,  но время,
отпущенное на отрыв от преследования, уже шло...
     Сеня шагала по скальному подножию горы. Серебряный склон громады, густо
поросший  лиственным  лесом,  полого уходил  вверх.  Болото  осталось далеко
позади, а внизу расстилалась бескрайняя степь,  уходившая за горизонт. Земля
меж валунов была покрыта травами и  цветами,  свежий воздух наполняло  пение
птиц.  Как это было не  похоже на зловещую тишину Черного Замка, с его серым
мхом,  черным ядовитым плющом  и  жабой --  единственной  представительницей
животного царства. Сеня отогнала от  себя  неприятные воспоминания. Она  юла
быстро,   время   от  времени   перепрыгивая   через   не-большие   трещины,
останавливаясь  только для того,  чтобы сорвать какие-то  травки, на которые
указывала Агриппина.
     - Зачем тебе столько трав? -- наконец поинтересовалась девочка, когда в
руках у нее собрался порядочный пук самой разнообразной растительности.
     Ящерица посмотрела на нее извиняющимся взглядом.
     -- Мне  так  жаль,  что  тебе  приходится  тащить еще и  травы,  но для
увеличительного  порошка  их  нужно больше  сотни. Но  зато потом  все будет
носить Филипп!
     Принц  с готовностью поддакнул ей с другого плеча. Сеня не верила своим
ушам!  Такая  возможность  даже  не  приходила  ей в  голову! Как это  будет
чудесно, если они  пойдут рядом с ней,  как  бывало раньше в путешествиях по
подземелью.  Тогда ей  не было  страшно, она не чувствовала  свою слабость и
беззащитность. И что притворяться -- было так приятно, когда они опекали ее,
будто младшую сестренку... Девочка не пропускала теперь ни одной ложбинки, в
которых особенно буйно разрослись травы.
     По ним, по этим ложбинкам, в дождь стекала вода с гор, принося  с собой
плодородную лесную почву и  семена множества растений. Пина была довольна --
для одного дня улов был весьма хорош!
     Солнце  тем  временем легло  на  вершину  горы.  Пора  было подумать  о
ночлеге, и когда впереди показался маленький водопад,  стекающий с каменного
уступа,  -- попросту горный ручей, друзья, конечно  же, решили  остановиться
подле него. Выбрав  сухую площадку рядом с  большим валуном, Сеня уселась на
землю. О, блаженство!.. Шершавая поверхность камня была почти горячей;  весь
день валун грелся в лучах жаркого солнца, и ночью он долго еще будет хранить
накопленное тепло. Девочке не хотелось и  думать  о том, чтобы что-то сейчас
делать, но Агриппина  все же упросила  ее развести костер. Неподалеку лежала
большая куча перепутанных травой  сучьев, снесенных сюда  когда-то потоком с
горы.  Солнце высушило дерево  до белизны  кости, трава была  подобна тонкой
папиросной бумаге,  и  от  одной  спички  куча  запылала,  будто  посыпанная
порохом. Сеня пристроила на палке котелок с  водой, побросала туда  каких-то
трав, отобранных  принцессой,  и уселась к  костру. Пока они ужинали, вода в
котелке  закипела, и  девочку заставили  выпить несколько  кружек  горячего,
пахучего чая.
     --  От  кашля,  от  утомления,  от слабеющих  ног...  --  приговаривала
маленькая ящерица, уговаривая девочку выпить уже третью кружку.
     Разморенная  чаем Сеня едва доползла до своего камня; она  закуталась в
плащ, прижалась к теплому бочку валуна и провалилась в небытие.

        XI. ПЯТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Проснулась  девочка  оттого,  что  стало  жарко.  Солнце  только-только
поднялось  над горизонтом,  но пригревало уже хорошенько. Сеня выпуталась из
нагретого  плаща и теперь  лежала, слушая  утренние  трели  птиц и негромкое
дремотное бормотание водопада. Прикрывшись ладонью от солнца, она глядела на
бескрайнее серебро трав,  переходящее вдали в  нежную  голубизну  неба. Было
очень рано, но девочка чувствовала себя вполне отдохнувшей; чай  принцессы и
в самом деле был целебным. Но довольно нежиться! Надо полностью использовать
прохладные  утренние  часы,  пока легко идти. Ящериц не было  видно  -- спят
где-то, забравшись в укромное местечко. Сеня  пошла к водопадику  умыться, и
потом собрала на скорую руку легкий завтрак. Громко позвала:
     -- Агриппина! Филипп!
     Принц  появился сразу  же,  а Пина, оказывается, бегала куда-то к ручью
постирать синий  плащик  брата и чуть  запоздала.  Сеня  по  просьбе ящерицы
положила,  расправив,  маленький кусочек материи на верхушку валуна, а когда
после  завтрака  сняла  его, плащ совершенно уже  успел  высохнуть;  солнце,
поднимаясь,  припекало  все сильнее.  Сеня  разровняла  золу  от  вчерашнего
костра, забросала ее песком и сухой травой -- нельзя  оставлять следов! -- и
отправилась в путь.
     За пару часов  ходьбы девочка одолела вполне приличное расстояние; гора
Толстая  успела повернуться  другой стороной. Вчера далекая вершина  маячила
впереди, сегодня, чтобы ее увидеть, нужно было уже оглянуться.
     Все  больше попадалось по пути деревьев; здесь они  спускались с горы и
некоторые, самые отважные, осмелились  вырасти вдали от Толстой, в самой что
ни на есть  степи. Травы  здесь  стали  гуще, и  Сеня  старательно  обходила
заросли,  опасаясь оставить за  собой примятый  след. Если не пройдет дождь,
стебли могут не подняться даже и за два дня.
     Но  вот  повеяло  прохладой, девочка убыстрила  шаги  --  впереди между
деревьев показалась речушка; не  такая,  как в  долине  Саттар, поменьше, но
настоящая горная  --  мелкая, быстрая и  шумливая. Правда,  скоро, выбежав в
степь,  речка  само собой  остепенится  и  понесет  свои  воды  медленно и с
достоинством,  как и полагается  нормальной равнинной  реке. Пока же она еще
резвилась во всю мочь.
     Сеня выбралась  на открытое место и огляделась, Она была сейчас в самом
низу долины.  Слева от нее лежала  гора Толстая, ее  округлые пологие  бока,
казалось, в  самом деле  были мягкими в отличие от крутых  скалистых уступов
неприветливого  кряжа по правую  руку. Его плоский гребень утыкался вдали  в
громадную неприступную гору. Вершину громадины,  покрытую вечными снегами, в
хорошую погоду видно было из долины Саттар, и жители окрестили гору Одинокой
за холодную ее недоступность.
     Идти  по мелкой гальке,  устилавшей берега речки,  оказалось удобно, но
подъем был значительный --  не зря вода  стремилась вниз с такой  быстротой.
Как и вчера, девочка собирала по пути травы, которые с ее плеча высматривала
ящерица. Порой она  даже поднималась на склоны Толстой и, осмотрев  тамошнюю
растительность, снова спускалась к реке. Сегодня Сеня почти вовсе не ощущала
усталости и, проникшись  уважением к знахарским познаниям подруги, попросила
ту  поделиться  с  ней  хоть  малой толикой  лечебных секретов.  Для  начала
Агриппина  показала травы, отвар которых  девочка пила вчера  вечером; потом
меж  камней  у  самой воды --  пучки  островерхой  лихорадной  травы  --  от
простуды; в лесу в  сырой ложбинке  отыскала  белый мох, вытягивающий яд  из
змеиного укуса, и, наконец, поведя лапкой, указала на росшие повсюду розетки
толстых войлочных листьев убериболя -- его прикладывают на лоб от мигрени, к
больным суставам и под повязку при тяжелых ранах.
     Между тем солнце уже было в самом зените. Сеня поднялась от реки повыше
в  тенистый лес; здесь  друзья решили провести самое жаркое  время.  Отыскав
местечко  попрохладней,  девочка  расстелила на земле свой плащ <i>и,</i> усевшись,
занялась травами. Она  развязывала пучки, а Пина осматривала и пересчитывала
собранные  растения,  Чего  тут  только  не  было:  ветки   кустарников,  не
раскрывшиеся  еще  бутоны  каких-то  цветов,  колосья  злаков, орехи и  даже
лишайники.  Сеня отрывала от  каждого  по  небольшому  кусочку и  складывала
отдельно. Потом она  навязала множество крошечных пучочков  и, нанизав их на
веревку, привесила к рюкзаку, чтобы те сохли на ходу. Оказалось, что собрана
уже  значительная часть трав, а остальные ящерица рассчитывала отыскать выше
в горах за день-два.
     Пучки трав колыхались в такт  легким шагам девочки. Минула уже середина
дня, а склоны Одинокой, кажется, ничуть  не приблизились; но в то  же  время
стоило лишь оглянуться, как становилось ясно, сколько уже  пройдено. Равнина
скрылась; долина плавной  дугой  огибала Толстую,  и  теперь  куда ни  глянь
повсюду высились горы. А Одинокая и к вечеру не стала ближе. Ну и Бог с ней!
Решили  остановиться  пораньше  --   девочка   одолела  сегодня  расстояние,
значительное даже и для взрослого  мужчины. На этот раз  Сеню  не нужно было
уговаривать разжечь костер. Они остановились на краю  леса  чуть  выше реки;
скоро затрещал огонь, с жадностью поедая звонкий от солнца сушняк, а девочка
побежала с  котелком к  воде. После  ужина  она сидела на  камне, попивая из
кружки  ароматный  настой  трав,  и  смотрела  на  бурливую  речку,  заросли
цветущего  кустарника  по тому  берегу и  птиц, собиравших над  ним обильную
предзакатную добычу. Солнце, медленно  скатываясь за  Одинокую, окрасило  ее
снежную вершину в нежно-розовый цвет, а внизу  она  уже  куталась в  длинные
тени:  там рождалась  ночь... От костра донеслось негромкое пение -- ящерицы
тоненько  в два  голоса выводили  затейливую  мелодию. Это  была  песня  без
слов...

        XII. ШЕСТОЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Сразу после восхода девочка снова  тронулась в путь. Подъем стал круче,
вода в реке зашумела еще громче и еще быстрее понеслась вниз. Теперь речушка
совсем измельчала, в самом глубоком месте едва доходя  до колена. Перейти ее
теперь можно было  где угодно, не  замочив ног, по  торчащим из воды камням.
После полудня  снова  отдыхали в  тени, и  Сеня, так  же как и вчера, вязала
пучки трав.
     На этот раз, к радости принца и девочки, Пина объявила, что собраны уже
все травы, кроме одного редкого цветка -- огневика.  Разыскать  его довольно
трудно:  он растет высоко в горах и прячет свои нежные лепестки всего  через
час  после  восхода,  причем  склоняет  крохотную  головку  к  самой  земле,
скрываясь в густых зарослях. Но на рассвете он горит в серебре  трав  яркими
алыми  звездами, а  зубчатые  его лепестки и  в самом деле походят на язычки
пламени  --  отсюда и название. Агриппина рассчитывала найти огневик завтра,
встав  до  свету;  за  день  девочка  успеет  подняться  до  тех  мест,  где
встречается диковинный этот цветок.
     Когда  Сеня  вышла  к озерку, до захода  оставалось, наверное, еще часа
два.  Озерцо  это образовалось из-за большой скалы, оторвавшейся  некогда от
каменистого кряжа и  свалившейся  в речку, перегородив и  подпрудив  ее. Оно
было маленьким,  каким-то уютным, и его зеркальная поверхность манила свежей
прохладой.  Сеня,  уставшая от  жары, решила  выкупаться. Повесив рюкзак  со
свисающими  связками  трав  на  сук  раскидистого  дерева, росшего  у самого
берега,  девочка разделась и сложила одежду на  его толстые,  выступающие из
земли корни. Ящерицы забрались на  большой камень  --  поглядеть; золотые их
короны ярко вспыхивали  на солнце. Вода оказалась ледяная. Речка  питалась в
основном талой водой,  стекавшей с ледника Одинокой. Сеня кинулась в  озерцо
-- лучший способ войти в холодную  воду.  Сделав  всего  с десяток  гребков,
повернула к  берегу: от обжигающего холода начинало  сводить мышцы.  Пробкой
вылетев на  берег, девочка заскакала, согреваясь, по гальке. Смеясь крикнула
ящерицам:
     -- Искупаться не хотите? Вода -- парное молоко!
     Ответа не последовало. Сеня взглянула на камень, где только что  сидели
принц с принцессой, -- он был пуст. Ничуть еще не беспокоясь,  девочка пошла
к дереву, осматриваясь на ходу. Никого!..
     Неприятный  холодок подкатил к сердцу, и оно вдруг быстро заколотилось,
предчувствуя  беду.  Сеня  окинула  взглядом  небо, отыскивая в  безоблачной
синеве белую птицу, -- Пина наверняка ошибалась в расчетах, и преследователи
уже  настигли  их! Но  небеса оставались  чистыми; не  оказалось чайки и над
лесом -- сидит злодейка где-то, наблюдает...
     Девочка  торопливо  натянула   одежду  на   мокрое  тело   и,  зачем-то
пригибаясь,  побежала  прочь от озерка. Цепляясь за траву, полезла  вверх по
откосу, забралась  в  густые  заросли  кустов  и  притаилась. Отсюда  хорошо
просматривался весь берег, и, если чайка поблизости,  она  обязательно  себя
как-нибудь  обнаружит.  Сердце  колотилось  в  груди  тяжелым  молотом,  оно
требовало  немедленного  действия,  гнало  свою маленькую хозяйку вперед  --
бежать и спасать! Но бежать -- увы -- некуда; можно только лежать и ждать...
Время  тянулось  отчаянно  медленно.  Сеня  провела  в  зарослях  уже  целую
вечность,  но берег  по-прежнему оставался пуст...  Только  маленькие пичуги
величиной с воробья проносились  мимо  в  погоне за бабочкой или  мошкой, да
гомонили в зарослях  другие какие-то  невидимые птички; они пока не затянули
вечерние,  обстоятельные  свои песни -- до захода  еще  оставался, наверное,
час-полтора. Но вот попробовала голос  певунья покрупней,  сидевшая, судя по
звуку, на том самом дереве, под которым так и остался лежать Сенин рюкзачок.
Но и  она  решила, видно,  что еще рановато и,  резко оборвав начатую трель,
слетела  с  дерева,  приземлившись на откосе  чуть  пониже кустов, в которых
притаилась девочка. Едва только ноги птицы коснулись земли, она молниеносным
движением головы выхватила из травы какое-то большое насекомое; оно отчаянно
затрепыхалось,  крепко зажатое массивным желтым  клювом  охотницы, но  скоро
бессильно  замерло, и  птица, поднявшись  в  воздух,  унесла его с собой  на
дерево.
     Ужасная догадка родилась тогда в  голове  несчастной! Она  так  боялась
погони Альбиноса, что более простая, гораздо более страшная  мысль не пришла
ей на ум. Сеня  кубарем скатилась  вниз  по  откосу  и  кинулась  к  дереву.
Наверху, в  середине  толстого ствола, она увидела  дупло, а рядом  на ветке
сидела и  его  хозяйка  --  крупная серая  птица на длинных жилистых  желтых
ногах, с огромным клювом-топориком. Она косила на Сеню непуганным  блестящим
черным глазом,  а в клюве у нее было зажатое  мертвое  насекомое. Не сводя с
пришелицы любопытного  взгляда, птица вдруг засунула  мощный клюв в дупло  и
бросила туда добычу.
     Девочка  безвольно опустилась  на землю.  Совершенно  уже  уверившись в
своей  догадке, она  теперь  с  бессильной ненавистью глядела вверх на серую
охотницу. А та вдруг  засуетилась, залетала  куда-то, каждый  раз  принося в
клюве  кусочек  глины  и  замазывая все  больше  вход  в  свое  дупло.  Дыра
уменьшалась на глазах, и вот последний  комок рыжей земли залепил ее совсем.
Загладив  своим клювом-топориком  все неровности новой глиняной двери, птица
пропела победную песню и улетела, чтобы больше не возвращаться.
     Сеня  не  отрывала невидящего взгляда от  рыжей заплатки на  сером теле
ствола, а  перед глазами  у  нее  были  две  серебристые  ящерицы  в золотых
коронах,  одна  в  красном,  другая  в  синем  плащике.  Они  лежали  теперь
замурованные внутри дерева в куче мертвых насекомых, чтобы скоро стать пищей
птенца желтоклювой убийцы.
     Но Сеня не могла их там оставить!  Она должна в последний раз взглянуть
на  друзей и  потом достойно  похоронить их...  Девочка ухватилась за нижнюю
ветвь; подтянувшись, залезла  на нее и с ветки на ветку  добралась до дупла.
Глина, замешанная на слюне птицы, успела уже настолько  затвердеть, что Сеня
как ни старалась, не смогла пробить ее рукой. Тогда ударом ноги она обломила
сухой сук и остервенело  заколотила им  по толстой  гладкой стене.  Дупло  в
ответ зазвучало,  как барабан, и гулкие  удары, многократно усиленные  эхом,
покатились по долине. Но вот  по  рыжей  заплатке побежали трещины, и палка,
ковырнув, вывалила  наружу кусок спекшейся  глины. Сеня сунула в дыру ладонь
и,  обдирая  ее  до  крови об  острые  края, принялась  крошить и выламывать
стенку. Наконец, изловчившись, она просунула руку  подальше  в глубину; рука
ушла по самое плечо -- дупло  оказалось глубоким. Пальцы девочки зарылись  в
холодные членистые тельца и  мягкие крылья  безжизненных насекомых -- позже,
вспоминая это ощущение, она будет  содрогаться от  гадливости; сейчас же она
не чувствовала ничего, кроме  страстного желания отыскать в этой куче дохлых
кузнечиков своих несчастных друзей. Наконец пальцы скользнули  по материи и,
ухватив ее, вытащили на свет Божий маленькую ящерицу в красном плащике. Сеня
осторожно  положила  безжизненное  тельце на  толстую ветку,  торчавшую  над
дуплом,  и снова ее рука зашарила в  глубине дупла, нащупывая второй кусочек
материи.
     Две серебристые  ящерицы  неподвижно  лежали у  нее  на ладони. Девочка
дотронулась пальцем до крохотной лапки принцессы, и слезы, давно копившиеся,
брызнули  у  нее  из  глаз.  Соленые капельки,  стекая  по  щекам,  капали с
подбородка на  грудь,  но Сеня этого даже  не  замечала. Какое там! У нее на
ладони лежали бездыханными  два самых близких и любимых друга, и ей хотелось
кричать,  не  то  что плакать...  Солнце уже легло на  вершину  Одинокой,  а
девочка  все  сидела  без  сил у  камня и лила,  лила слезы... В который раз
несчастная взглядывала на ящериц,  надеясь,  против всякой  логики, заметить
признаки жизни в неподвижных своих друзьях. Но тщетно... тщетно...
     И вот когда она  в сто  первый раз подняла на них заплаканные глаза, ей
вдруг показалось, что у принца легонько дернулось  веко. Не смея еще  верить
такому  счастью, Сеня  торопливо  вытерла мешавшие  слезы и поднесла  ладонь
поближе к лицу,
     И  --  о  радость!  Ей  это не привиделось!  Веко  снова  едва  заметно
дрогнуло. Девочка приподняла маленькую лапку и мизинцем  попыталась нащупать
пульс...
     Сердце билось!!!
     Редкие его  удары едва прослушивались, но  Филипп  был жив!  Хорошенько
осмотрев  его, Сеня отыскала на шее под плащом почти незаметную ранку; точно
такая же была и у Пины. Мысли в голове завертелись! Девочке вспомнилось, что
некоторые насекомые парализуют  свои жертвы, чтобы  живыми сохранить  их для
потомства внутри  замурованной  норки.  Может  быть, в этой  стране и  птицы
поступают  подобным  образом?  Если  это  правда,  то  желтоклювая  охотница
проколола ящерицам кожу для того, чтобы впрыснуть яд, а тогда...
     Надежда забилась в  ее сердце, Сеня  вскочила и побежала наверх  сквозь
кусты -- в лес --  искать белый мох. Исходив склон горы вдоль и поперек, она
наконец  нашла  его,  и  вовремя! С  каждой минутой в  лесу  становилось все
темнее. Промыв  ранки на шейках ящериц чистой речной водой, девочка  смочила
мох и приложила его к укусам. Теперь оставалось только  набраться терпения и
ждать...
     Когда  она покончила  с  перевязкой,  было уже  совсем непроглядно,  но
вместо  того, чтобы устроиться на ночлег,  Сеня  подхватила  свой  рюкзачок,
травы и пошла прочь от озера. Ей не хотелось оставаться на этом несчастливом
месте. Девочка брела в темноте  по берегу шумливого потока, решив идти, пока
есть  силы. Уснуть сейчас  она все  равно бы не смогла,  а  сидеть на месте,
мучаясь тоской и тревогой за жизнь друзей, было б и того хуже.
     Откуда-то  выбрался  месяц,  высыпали и разгорелись звезды --  их здесь
была уйма! Речная бурливая вода засеребрилась, рассыпая  сверкающие капли, и
даже  снежная голова Одинокой, казалось, сейчас излучала свет; но чистая эта
белизна только подчеркивала необъятную черноту великанши...
     Сеня  шла  еще  часа три, потом, укутавшись  в  плащ, уселась  на сухом
бревне, лежавшем на берегу, и стала ждать рассвета.

        XIII СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Летние  ночи  коротки -- девочку  разбудила ранняя  птаха, напоминавшая
светилу,  что наступило  утро.  Но это в горах было темно; над степью солнце
уже  катило  первые  волны  света,  а  скоро  лучи  пробились  и  в  долину,
окончательно пробудив всех ее обитателей.  Радостный  птичий гомон  наполнил
прозрачный воздух, но девочке  было не до веселья. Сменив ящерицам подсохший
за ночь  мох на  свежий,  Сеня,  не  умывшись, не  поев,  снова  побрела  по
хрустящей гальке.
     Ночью незаметно для себя девочка одолела большой кусок пути;  Одинокая,
казалось,  еще выросла, и ее крутые склоны вздымались  теперь совсем  рядом.
Лес отступил дальше от реки, и открытая солнцу каменистая земля была  сплошь
покрыта ковром цветов. Сеня шла,  равнодушная к этой  красоте, не замечая по
сторонам  даже ярких алых цветочков, пламеневших огненными своими лепестками
среди белых, голубых, сиреневых соседей. И вдруг!
     -- Что же  ты не наберешь огневика? Он скоро уже спрячется! -- раздался
тоненький, такой знакомый голосок,  и девочка, заслышав его,  вздрогнула  от
радости.
     Не  смея еще верить  своим  ушам, она опустилась  на  траву --  ноги не
держали!  Дрожащими  руками развернула  платок,  в котором  несла бездвижных
своих друзей.  На ладонь ее скользнула принцесса, и Сеня, проведя пальцем по
серебристой спинке, проговорила с нежностью:
     -- Пина! Милая моя Пиночка, как я рада, что ты очнулась!
     Филипп, сидя на платке, разминал  онемевшие мускулы на  лапках.  Подняв
серьезный взгляд на девочку, он сказал:
     -- Счастье, что  ты  не оставила нас в дупле... Больше всего  я боялся,
что  ты  не догадаешься,  где мы. Решишь, что твои бедные друзья погибли, и,
погоревав, уйдешь.  У меня отлегло от сердца только тогда,  когда  я услышал
удары по глиняной стенке. У-у-ух, чуть не оглох!
     Сеня в удивлении смотрела на принца.
     -- Как это ты услышал?-- непонимающе спросила она. Филипп улыбнулся.
     -- Ты же сама потом догадалась, что мы  парализованы. Слышать-то мы все
слышали, а пошевелиться не могли.
     Я изо  всех сил старался  открыть глаза, и тебе, по-моему, удалось  это
заметить...
     --  Но  если  бы  ты не  додумалась приложить  к  укусам белый мох,  не
известно еще, чем бы все это закончилось, -- добавила Пина.
     Сенин нос наморщился от  удовольствия --  все-таки приятно, когда  тебя
хвалят! Она  с улыбкой  огляделась по сторонам. Какая вокруг красота!  Какие
повсюду чудесные цветы! Да!.. А как же огневик? Надо поскорей набрать его...
     Девочка  сорвала  дюжину  цветочков  --  хорошо, что  она  так  вовремя
вспомнила!  Там, где только  что горели алые  звезды, теперь  остались  лишь
маленькие серые головки-бутоны, и они на глазах клонились к земле.
     --  Но какая  все  же странная  птица, --  пробормотала  Сеня; страшные
воспоминания еще не оставили ее.
     -- Обыкновенный каменный дятел,  -- объяснил Филипп.  -- Внутри клюва у
него есть особый нарост, его называют ядовитым зубом. Птица прокалывает этим
зубом  пойманную жертву --  и в дупло. Когда вылупится птенец, он съест все,
что наготовили ему родители, мощным клювом-топориком разобьет глиняную дверь
и уже взрослым выйдет из своего безопасного гнезда, -- принц чуть помолчал и
добавил: -- Мне было так жаль тебя... Ты, бедняга, плакала без конца, и тебе
никак было нельзя сообщить, что мы-то живы...
     Брат  с сестрой глядели на девочку своими круглыми  черными глазками, и
Сене подумалось, что они за  ужасную ту ночь  настрадались, верно, не меньше
нее. Но теперь все позади!
     Она  набрала полную  грудь воздуха и,  с  шумом выпустив  его, замерла,
наслаждаясь мгновением, стараясь  запечатлеть  в памяти все: и яркую мозаику
цветов  на  серебристом  ковре  трав,  и золотые  струи  воды,  подсвеченные
восходящим  солнцем,  и  сверкающую  голову Одинокой, водопадами льющую вниз
свои ледяные  слезы.  Тонкий  аромат  цветов  наполнял  прохладный  утренний
воздух... Жизнь снова была восхитительной!
     Сеня по-прежнему держала в руках букетик огневика; цветочки закрылись и
безвольно  повисли на тонких, подсыхающих уже стебельках. Девочка с надеждой
взглянула на принцессу.
     --  А когда ты  сможешь приготовить увеличительный порошок? -- спросила
она, Ей хотелось, чтобы счастье было полным.
     -- Вечером, -- ответила принцесса. -- Это все  же волшебство... Оно  не
любит яркого света.
     Сеня присоединила букетик к связке сухих  трав. Ящерицы сидели у нее по
плечам -- в мироздании, вчера чуть было не  рухнувшем, все вернулось на свои
места!
     Девочка  зашагала  было   по  берегу  реки,  но   Филипп,   внимательно
осматривавший горы, остановил ее.
     -- Пожалуй, нам нет больше  смысла приближаться к Одинокой. Посмотри-ка
сама.
     Сеня огляделась. И в самом деле: вершина Толстой маячила теперь  далеко
позади, а здесь своим длинным пологим боком она прижималась к  великанше, и,
конечно же, переваливать  через гору стоило именно здесь, в самом  невысоком
месте.
     Склон горы с виду был некрутой,  но взбираться по нему оказалось не так
уж  и  просто.  Никакой тропинки  само  собой  не  было и в  помине, и  Сеня
поднималась напрямую, карабкаясь  иногда  чуть не  на четвереньках, хватаясь
обеими руками то за ветки, то за  пучки травы, то за торчащие из осыпающейся
земли корни. Она часто отдыхала, но все равно чувствовала себя очень усталой
--  бессонная ночь  давала себя знать. Поэтому в  полдень,  когда опустилась
жара, девочка  отыскала  тенистое местечко  и  улеглась  спать.  Ящерицы  по
просьбе  Сени устроились внутри рюкзака и обещали не вылезать из него до тех
пор, пока она не проснется.
     Умывшись из фляги и таким образом взбодрившись, девочка продолжала свое
восхождение. Теперь ее не тянуло посидеть  через каждые три десятка шагов --
что значат  два  часа спокойного  сна! --  но к вечеру  она,  конечно, снова
выдохлась. В который раз  она пыталась разглядеть  вершину, но  за деревьями
ровным счетом ничего не было видно -- поди догадайся, то ли ты у самой цели,
то ли еще на середине пути!
     --  Да будет ли  когда-нибудь  этому  конец?  --  особо  ни к  кому  не
обращаясь, пробормотала девочка. Филипп успокоил ее:
     -- Осталось недолго. Когда увидишь вдруг впереди горы -- значит, ты уже
на перевале.
     И  действительно,  скоро  глазам открылась совсем  другая картина. Сеня
одолела очередной каменистый  уступ и  внезапно, хотя  и ждала этого  каждое
мгновение,  увидела  впереди скалистую рогатку -- казалось, два  исполинских
растопыренных  пальца уткнулись  в  небо.  Это была  гора  Рогатая.  За  нею
скрывалась  долина Саттар. По правую руку высились крутые склоны Одинокой, а
от  Рогатой  к  далеким  снежным  вершинам уходил  не-высокий  хребет, густо
поросший серебряным  лесом.  Некоторые  из тех дальних  гор могли  быть даже
побольше, чем  Одинокая. За ними теперь будет каждый вечер  садиться солнце,
да  и сейчас оно  стояло  уже  над  одной из вершин, больше всего  походя на
огромную сияющую игрушку, одетую на верхушку рождественской елки.
     Сеня  заторопилась -- пора подыскать место для  ночлега; еще немного, и
начнет  темнеть.  С  этой стороны гора была скалистой, лес  начинался далеко
внизу;  правда, между скалами  и лесом тянулись обширные заросли кустарника,
но ночевать на камнях под кустом не хотелось.
     Девочка  запрыгала  вниз по  уступам и,  спустившись на  сотню  метров,
оглядела скалы  снизу. Она нашла то,  что искала, чуть в стороне и повыше от
того места,  где сейчас стояла; темная дыра наверняка была входом  в пещеру.
Сеня подобралась  к  провалу  и осторожно заглянула  внутрь. Пусто!  Пещерка
оказалась  небольшой и уютной, с сухим земляным полом. Девочка  поторопилась
натаскать  сюда побольше  сушняка,  и скоро в пещере запылал  жаркий  огонь.
Ящерицы  сидели  на  камешке  неподалеку  от  костра и  ждали,  пока девочка
покончит с делами.
     Сеня нагуляла сегодня зверский аппетит и с  удовольствием жевала совсем
уже черствый хлеб с твердым, как резина, овечьим сыром. Ужин пришлось запить
тепловатой  водой из фляги --  чай  сегодня готовить было  не  из чего; воды
оставалось едва на донышке.
     После скудной  этой трапезы девочка расстелила  на  полу  плащ  и стала
развязывать пучки трав.  Брат с сестрой, переговариваясь, засновали по сухим
стебелькам. Филипп рубил мечом веточки, а Пина стаскивала в  кучку лишайники
и  разную мелочь. Сеня,  отыскав два плоских камня, положила один из  них на
плащ, насыпала сверху сухие травки  и  принялась растирать их вторым камнем,
как мельничным жерновом. Пина бегала вокруг, выбирая из ссыпавшегося порошка
кусочки коры, перетирая лапками крупные частички, и скоро ее  красный плащик
посерел от мельчайшей травяной пыли.
     Наконец  девочка собрала  готовый порошок  и пересыпала его  на большой
камень,  который  лежал  посередине  пещеры.  Принцесса забралась на него  и
лапкой показала, чтобы Сеня и Филипп отодвинулись подальше.
     Склонившись  над  порошком,   Агриппина  быстро   забормотала  какие-то
заклинания. Костер ярко горел, серые камни в его свете  казались  багровыми,
смутные тени метались  по низкому своду пещеры, а тень  от крохотной ящерицы
протянулась через всю стену... Сеня, затаив дыхание, смотрела  на принцессу.
Ее  золотая корона  ярко  вспыхивала  в  свете  огня,  полы  красного  плаща
взметывались  вверх,  когда  колдунья взмахивала  лапками... Вдруг откуда-то
потянуло ветерком, и по пещере, закручивая мусор и пыль, заплясал  маленький
смерч. Он  кружился и кружился по  пещере, а принцесса  изваянием застыла на
камне, и только алый плащ ее  отлетал назад, когда мимо проносился танцующий
смерч.  Он описывал  круги  вокруг  принцессы --  все меньшие  и  меньшие...
Наконец, прыгнув на  камень, закружил серый порошок, поднимая его  под самый
свод  пещеры.  Принцесса при  этом,  качнувшись,  едва устояла на месте,  но
спустя мгновение уже все  стихло --  смерч  пропал,  будто бы его и не  было
вовсе, а  порошок остался лежать на камне закрученной высокой горкой. Филипп
вдруг кинулся к костру и, выхватив меч, сунул его сверкающее острие в огонь.
Потом он побежал к камню и протянул свой меч принцессе. Она ухватила тяжелый
клинок и,  с видимым усилием  подняв его,  сделала себе  небольшой надрез на
левом запястье. На серебристой  коже медленно  проступила  кровь. Алая капля
упала на вершину  горки, и порошок  вдруг  вспыхнул. Клуб черного дыма скрыл
принцессу, а  когда он рассеялся,  на  камне у ног ящерицы лежала  маленькая
кучка черной золы.
     Агриппина довольно улыбнулась.
     <i>--</i> Готово! -
     Сеня  перевела дыхание.  Сделать порошок,  как  выяснилось, было совсем
непросто... А Пина-то, оказывается, -- самая настоящая колдунья!
     Принцесса, видя ошарашенное лицо девочки, рассмеялась.
     -- Ты не беспокойся! Я, кроме этого, ничего делать не умею. Не дай Бог,
бояться меня начнешь!
     Принц  тем  временем  успел  уже  забраться  на  камень.  Ему  явно  не
терпелось! Он набрал пригоршню  черного порошка,  отсыпал половину на ладонь
сестры и сказал:
     -- Подожди, пока я отойду подальше, не то стукнемся лбами!
     Пина чуть повременила, высыпала порошок в рот и замерла.
     Сеня во все глаза следила за происходящим.  Она много раз увеличивалась
в своей жизни, но никогда не видела, что при этом происходит.
     А  было  вот  что;  принцесса,  а за ней и принц,  исчезли... Мгновения
тянулись...  Сеня  перепугалась --  вдруг Пина  что-нибудь напутала,  и  они
исчезнут насовсем!
     Но  нет!  Будто  легкий  вздох  пронесся  по  пещере,  что-то  тоненько
зазвенело, и мощная фигура принца выросла у стены. Снова звон -- и вот стоит
Пина. Ящерицы еще  не успели  прийти  в себя, а девочка уже кинулась  к ним,
затеребила их, обнимая, вне себя от  радости, что все так славно получилось!
Брат  с  сестрой  были  довольны не  меньше  ее.  Сегодня  положительно  был
счастливый день!
     Агриппина  с Сеней  как в былые дни уселись  рядышком у костра  --  так
стало удобно  разговаривать! А Филипп засуетился, подбрасывая дрова в костер
-- на редкость  это  приятное чувство, когда тебе под силу все, что  хочется
сделать. Он спустился к кустарнику и нарубил здоровенную кучу веток, так что
постель вышла просторная и мягкая.
     В эту ночь девочке снились необычайно легкие и приятные сны.

        XIV. ВОСЬМОЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Утром  первым  поднялся  Филипп  и  сразу   вышел  из  пещеры  оглядеть
окрестности при  свете  дня.  Девочка просыпалась с трудом: за прошедшие дни
накопилась  усталость.  Пина  собрала на  камне простенький завтрак;  у  них
оставалось теперь  только немного крупы и соли,  а  дальше придется добывать
пропитание неизвестно  как и где... До крошки подъев сухой хлеб с сыром, они
допили  воду  -- каждому  по  глотку  -- и  покинули гостеприимную  пещерку.
Растянувшись цепочкой, преодолели заросли кустарника и вошли в лес. Идти под
гору было, конечно, проще, чем карабкаться на верхотуру, но приходилось быть
осторожными, чтобы, не дай Бог, оступившись на скользком корне или камне, не
покатиться  вниз.  Филипп  шел  первым,  выбирая  дорогу,  помогая спутницам
преодолевать  трудные  участки  пути,  и  они  еще  не  успели  как  следует
утомиться, когда услышали доносившийся снизу шум воды.  Взяв  вправо, друзья
довольно скоро вышли  к огромному, яростно ревущему водопаду.  Он был рожден
ледником где-то наверху  Одинокой и низвергался здесь с высокой скалы, давая
начало еще одной горной реке; она приходилась родной  сестрой той речке,  по
берегу которой  Сеня забралась так высоко в горы. Вода падала здесь в гулкое
узкое ущелье, на самом краю  которого сейчас  стояли  путники, и мощный этот
поток казался сверху тоненьким  ручейком. Бурливая  речушка, светлой змейкой
выползавшая из белых клубов водяной пыли, быстро скользила по дну расщелины,
с завидной ловкостью огибая скалы, пока не исчезала за изгибом ущелья,
     Осторожно,  стараясь  не  поскользнуться  на   мокрых   камнях,  Филипп
подобрался к  воде, подставил флягу под пенистую струю, и  когда из горлышка
брызнул фонтанчик --  фляжка наполнилась за считанные мгновения, отскочил  в
сторону, но  был уже с ног до  головы облит ледяным дождем, а синий плащ его
потемнел  от  влаги.  Вода  была  такая  студеная, что стыли  зубы,  и  пить
приходилось  маленькими  глоточками  по  очереди. Когда все напились  вволю,
принц снова наполнил флягу и, привешивая ее к поясу, сказал:
     --  Дальше пойдем вдоль  края  ущелья. Но  идти  придется  по  лесу.  К
сожалению... Пора бы уж нам чуть поосторожничать.  Времени-то  пролетело вон
сколько: после побега  -- четвертые сутки! Погоня  наверняка  началась...  Я
надеюсь, они еще далеко... Но... -- он чуть помедлил.
     -- В общем, следите за небом!
     Сеня тут же подняла глаза кверху.  Небо накрывало горы огромной голубой
чашей;  солнце сияло, и не было  ни облачка.  Мерно  шумела  вода, приглушая
веселое щебетание птиц... Было так светло и покойно, что, казалось, не может
быть места злу в этом чудесном мире...
     Идти  по  склону горы оказалось  непросто. Обидно было,  что приходится
пробираться сквозь  заросли кустов,  обдираясь  в кровь, когда рядом,  можно
сказать, ровная дорога; скальный край ущелья был почти плоским, без трещин и
завалов. Но  зато в лесу во множестве росли  ягоды --  они как раз  начинали
поспевать. Не все они, конечно, были съедобны, но принцесса-то хорошо знала,
какие можно есть, а  какие нельзя, и так как обеда не  предвиделось,  лесные
дары были сейчас весьма кстати. После полудня  Пина  наткнулась в  чащобе на
заросли орешника. Крупные, молочно-белые ядра  были такие  вкусные, и орехов
было  так много, что голода  после пиршества никто не чувствовал. Набрали их
еще и с собой. Кроме того, сметливая принцесса всю долгую дорогу выискивала,
откапывала какие-то коренья, которые она и складывала в подол плаща.
     Шум  воды,  доносившийся  из  ущелья, со  временем  делался все громче,
Отвесные стены теснины становились чем дальше, тем ниже,  а к вечеру путники
смогли выйти уже  и на самый берег потока; каменная темница осталась позади,
и  здесь  речка весело  журчала,  открытая со всех  сторон  солнцу, ничем не
стесненная -- мелкая и широкая.
     Филипп  по  камушкам пробрался к  середине  реки;  он  стоял теперь  на
большом валуне, вглядываясь в чистые струи потока,
     -- Здесь столько рыбы! -- наконец воскликнул он.
     --  Что  толку?  Руками  все  равно  не поймать, --  заметила Пина; она
отмывала  в  реке  коренья  от  земли,  раскладывая   их  затем  на   гальке
подсушиться.
     Сеня запрыгала по камням к Филиппу.  И правда: в прозрачной  воде часто
мелькали крупные розовые рыбки с красными  плавниками. Принц  в задумчивости
глядел на них; потом, видно, что-то придумав, торопливо  выбрался на берег и
направился  к  лесу. Вернулся  он  с большой  охапкой длинных тонких  веток.
Усевшись на  землю, Филипп принялся плести из  них что-то  вроде корзины. Он
провозился с ней довольно долго, но, несмотря на все его прилежание, корзина
вышла  совсем  кривая. Нимало этим не смущенный, принц  с  гордостью оглядел
свое кособокое творение и понес  его к реке. Бочком опустив плетенку в воду,
так  что  донышко  ее  оказалось  ниже  по  течению, Филипп  положил  внутрь
увесистый  камень, чтобы сооружение  не снесло  потоком,  и занялся костром.
Сеня и Пина, не обращая на  его действия ни малейшего внимания, расслабленно
сидели в тени дерева. Каково же было их удивление, когда принц подошел к ним
с корзиной, в которой билось несколько крупных рыбин.
     Оказалось -- все просто! Рыба, попавшая в плетенку, уже не могла из нее
выплыть -- такое здесь было сильное  течение -- и оставалась  в ловушке. Вот
когда засуетились  Сеня с Агришшной! Девочка кинулась с котелком за водой, а
принцесса  принялась чистить  уже  снулую рыбу, Когда  вода  закипела,  Пина
набросала  в  котелок  нарезанных  кореньев,  пряных  травок, добавила  пару
горстей крупы,  не забыв про соль. Запах готовящейся на костре ухи  дразнил,
ну, просто нестерпимо!  Друзья  с трудом  пережили время, пока она варилась.
Потом, обжигаясь, единственной ложкой, по очереди глотали ароматное  варево,
и казалось, ничего не может быть вкуснее!
     Когда дети покончили с едой -- на дне котелка не осталось ни  капли, ни
крошки!  --  они  залили  костер  водой и забросали  дымящееся  еще кострище
галькой. В  темноте огонь виден  даже  с самых  дальних  вершин. Во-о-он она
Рогатая, еще не скрылась... Ночевать ушли на гору, в заросли.

        XV. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Лес был еще совсем  серым. Рассвет  только-только  занимался, а путники
уже  брели по склону, снова  чувствуя себя беглецами.  Они  шли  быстро, и к
полудню  Одинокая принакрылась  голубоватой  дымкой расстояния,  а  вершины,
казавшиеся вчера недосягаемо далекими, наоборот, придвинулись. Лес, дававший
троим друзьям укрытие, понемногу кончился. Гора над ними  была теперь лысая,
поросшая лишь травой, и беглецы шли по берегу реки, часто поглядывая в небо.
Но  преследования по-прежнему  не  было. А на горе, на крутых  ее  склонах и
скалистых уступах, стали попадаться горные козы. Некоторые паслись вместе  с
маленькими  козлятками,  и  было  непонятно,  как  эти  крошечные  неуклюжие
создания  могут удерживаться  на  такой  крутизне.  Сверху  порой  будто  бы
доносилось негромкое звяканье, и Сеня шла прислушиваясь. Но вот она  увидела
козу,  спускавшуюся по склону  к реке, и остановилась. Сейчас она совершенно
отчетливо услышала бренчание колокольчика. Девочка кинулась догонять ящериц,
выкрикивая на ходу:
     -- Эго чье-то  стадо!  Они  не дикие! Найдем пастуха и попросим у  него
молока! -- Сене снова очень хотелось есть.
     -- Неплохая идея... -- только и ответил принц, а Пина добавила:
     -- Хорошо бы еще хлебца со сметаной...
     Теперь друзья шли,  внимательно оглядывая  все вокруг, надеясь заметить
хозяина  стада. Пастуха они  не встретили,  зато увидели  на  горе, прямо  в
скале, дверь, к которой от  реки вела извилистая тропинка,  проложенная  меж
валунов. Надо  сказать, что если б  не та внимательность, с которой голодные
путники осматривали окрестности, они бы скорей всего  не заметили ни  двери,
ни тропки,
     Подъем оказался крутым, ступени кое-где были вырублены в почти отвесной
скале, и Сеня порядком взмокла, прежде чем выбралась  вслед  за Филиппом  на
каменную  площадку перед закрытой  дверью.  Девочка, отдышавшись,  выступила
вперед и громко постучала. Троица замерла, прислушиваясь:
     -- Есть ли кто дома?
     Но  вот  послышались  шаги, дверь  распахнулась, и  на пороге  появился
хозяин  жилища и, надо  полагать, того  стада коз на горе.  Это был  высокий
длинноволосый человек лет  тридцати с виду, одетый в черные холщовые  штаны,
заправленные  в  сапоги,  и  просторную  белую  рубаху.  Его  темные  волосы
спутанной гривой лежали по спине, опускаясь ниже лопаток, --  много  лет они
не видели ножниц да и с расческой давно не встречались. Рубаха, однако, была
чистая.  Человек  этот  окинул   девочку  взглядом,  и   приветливая  улыбка
показалась было  на его  загорелом лице, но  тут  же исчезла, лишь только он
перевел глаза на  стоявших  чуть позади Пину  и  Филиппа.  И Сеня в общем-то
понимала почему. Громадные  се-ребристые ящеры в длинных плащах да в золотых
коронах, верно,  не часто  встречаются  горным  пастухам...  Впрочем,  как и
жителям равнин.
     Девочка решила  первой нарушить затянувшееся уже молчание.  Она сказала
очень вежливо:
     -- Здравствуйте.  Мы идем  издалека и  страшно  проголодались...  Вы не
могли бы дать нам немного молока от ваших коз?
     Человек, все  еще изумленно разглядывавший ящериц,  покивал  головой  и
отступил назад  в  темноту  дверного проема. Сеня,  решив, что это  являлось
приглашением   войти,   переступила  через  порог.   Принц  и  принцесса   в
замешательстве остались стоять на месте. Тогда девочка спросила:
     -- Можно им тоже войти?
     -- Пусть входят, Раз уж пришли... -- буркнул в ответ  человек и, словно
испугавшись своей невежливости, добавил: -- Меня зовут Дели.
     Сеня  поспешила  представиться в  ответ и,  указав на брата с  сестрой,
сказала:
     -- Принц Филипп и принцесса Агриппина.
     -- Заколдованные, что ли? -- поинтересовался Дели.
     -- Вы совершенно правы. Заколдованные,  -- коротко  ответила девочка, и
расспросы на этом пока закончились.
     Хозяин прошел в глубь обширной пещеры, служившей ему домом, к  длинному
деревянному столу, на котором стояли рыжие глиняные кувшины, крынки и лежало
несколько кругов сыра. Дели достал с полки такие же простые глиняные кружки,
вынул из-под полотенца половину большого белого хлеба  и стал нарезать сыр и
хлеб  толстыми  ломтями. Затем, наполнив  кружки  молоком,  жестом пригласил
гостей к столу, а сам отошел к окну. Усевшись на высокие табуреты,  голодные
пришельцы принялись за еду. Сеня  жевала и тихонечко  исподлобья  оглядывала
пещеру. Жилище  пастуха оказалось  довольно просторным. Три  овальных  окна,
прорубленные прямо в скале,  пропускали снаружи достаточно света,  а вечером
хозяин,  наверное, зажигал огонь  в очаге. Черный  след от  дыма  тянулся по
стене  к  трещине, которая  выходила, видно, где-то выше на воздух и служила
дымовой  трубой. Над очагом,  сложенным из  грубых  серых камней,  помещался
закопченный  вертел, а рядом вдоль стены стояло несколько медных  котлов  --
больших и маленьких. В дальнем конце пещеры  -- постель,  покрытая цветастым
ковром. Ближе  к двери  выстроились бочонки, над ними на полках лежат рядами
круги  сыра разных  размеров,  и  воздух в пещере  насквозь  пропитался  его
кисловатым запахом.  На крючьях, вбитых в  скальную стену, развешаны кожаные
бурдюки, чем-то доверху наполненные, рядом висят корзины, пучки трав, связки
бубенчиков... И  волынки  -- бурдюки,  с  торчащими  из  них  тремя-четырьмя
рожками  разной величины. Кожа волынок выкрашена  в  глубокий черный цвет, а
рожки оплетены шелковыми цветными нитками.
     Хозяин, заметив заинтересованный взгляд девочки, подошел к стене и снял
с  крюка одну из  волынок  -- самую маленькую.  Зажав в белых зубах мундштук
дудки, он придавил  локтем тугой  бархатный  бочок,  и громкий  звук ее трех
рожков наполнил пещеру.  Пальцами  правой руки Дели начал перебирать дырочки
одного из рожков -- протяжная мелодия зазвучала на фоне бесконечного аккорда
из двух низких  нот.  Наконец  бока  волынки опали, и хозяин водворил ее  на
место. Затем, повернувшись к своим гостям, он сказал:
     -- Я вас накормил. Я для вас сыграл. А вы мне теперь расскажите, кто же
вы такие и откуда пришли.
     Сеня вопросительно взглянула на Филиппа,  и тот кивнул. Необходимо было
разузнать  дорогу,  а скрывать правду  от пастуха особого смысла не имело. И
девочка  принялась  рассказывать.  Она описала, как  смогла,  долину,  замок
Покровительницы,  Бело-Голубой Город  с  его жителями.  Затем  она  поведала
историю о Болотнике  и его Колдовском Сапфире, ввергнувшем жителей Саттара в
пучину  бедствий. Дели слушал  с  интересом. В такт повествованию  он  кивал
своей  лохматой  головой,  в  удивлении  хлопал  себя  по  коленям  и  бурно
возмутился, когда узнал, как колдун поступил с  несчастным  народом. Вкратце
описав  жизнь   ящериц   в  Громадной  Пещере,  Сеня  перешла  к  собственно
путешествию -- пленению, а затем и бегству из Черного Замка...
     Наконец девочка  замолчала.  Некоторое  время  молчал  и  Дели,  потом,
обнажив белоснежные зубы, хитро улыбнулся и сказал:
     --  А  я  знаю,   где  живет  сестра  вашей   Покровительницы!  Вдоволь
насладившись радостным изумлением своих гостей, он продолжил:
     --  Ее зовут Рисс, и  живет она всего в неделе ходьбы отсюда, в  долине
Кулхор.  А  знаю  я  потому, что  случалось проходить  через ее владения,  и
волшебница сильно мне однажды помогла...
     Сеня про себя прикинула --  неделя пути, не так уж и близко. На пальцах
трудно такую дорогу объяснить... Дели, будто услышав ее мысли, добавил:
     -- Да,  да...  Добраться туда не так уж и легко.  Есть  по дороге  одно
место... -- он замолчал в раздумье.
     Наконец, что-то для себя решив, Дели  поднялся из-за стола, и белозубая
улыбка осветила его загорелое лицо:
     --   Видно,  придется  вас  проводить.  Попасутся   козочки  без   меня
недельку-другую!
     Сеня  и  ящерицы, не ожидав  такого поворота, в изумлении уставились на
него. Дели, вдруг посерьезнев, объяснил:
     -- Будет по  пути  одно  очень нехорошее ущелье. Без меня не  пройдете,
погибнете.
     -- А обойти его нельзя? -- спросил Филипп.
     -- Если б  можно было, не было бы и разговора, -- ответил Дели, и принц
покивал головой.
     -- А когда выходим? -- поинтересовалась девочка.
     -- Не терпится?  -- улыбнулся  пастух. --  Завтра  на  рассвете. Сейчас
отдыхайте, -- он махнул рукой в сторону цветастой постели. -- А мне надо еще
собраться да коз подоить -- на дорогу свежего молока...
     Он взял с полки холщовый мешочек, высыпал из него на стол перед гостями
несколько горстей сушеных фруктов, добавил  корзиночку с  орехами  и, сняв с
крюка пару пустых бурдюков, вышел за дверь.




        XVI. ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     В  эту ночь хозяин  пещеры, должно быть, поспал совсем немного,  потому
как  лег  поздно, а  поднялся  до  света. Сеня  сквозь  сон  слышала, как он
разжигал в очаге огонь, потом долго -- глухо и мерно -- постукивала о медные
бока котла деревянная ложка; что-то пастух готовил...  Затем звякали крынки,
что-то лилось, шипели на раскаленных камнях пролитые капли
     Завтрак  уже ждал на столе. В полутьме --  огонь  в  очаге погас,  а за
окнами  было совсем серо -- сонные гости  и, наоборот, вполне бодрый  хозяин
быстро поели и вышли из пещеры на утреннюю прохладу.
     У реки еще ночевал туман, небо  было  темным,  и только за Одинокой оно
чуть  окрасилось  в  рассветный  розовый  цвет.   Птицы,  едва  проснувшись,
нерешительно почирикивали, пробуя  голос, только собираясь затянуть утренние
свои песни.  Дели  запер дверь,  ключ спрятал под камень  у порога  и первым
пошел по тропе вниз. Светало быстро, и скоро  солнечный свет уже переливался
в долину, ощупывая спины идущих приятно-теплыми лучами.
     Идти вместе с пастухом  оказалось  весело. Он  то  пел, то  рассказывал
что-то смешное, при  этом  хохоча громче всех, то кричал наверх своим козам.
Дели любил своих подопечных, и о  каждой у него нашлось несколько слов;  эта
ласковая,  эта  бодливая  и  упрямая, к  этой  без  куска  хлеба  вообще  не
подойдешь,  а вот та,  наоборот,  умница, бежит сама навстречу.  Когда через
некоторое время козы перестали встречаться, их  хозяин даже чуть погрустнел,
но, правда, ненадолго. Не  прошло и получаса, а он уже снова горланил песню,
вышагивая  впереди  отряда, подбадривая себя  громкими и резкими  пастушьими
выкриками.
     Ближе к полудню проводник повернул от реки к горе, которая в этой части
снова  успела  зарасти  лесом.  Теперь  они взбирались наверх  по извилистой
каменистой тропе, известной, наверное,  лишь Дели  да еще нескольким горцам,
таким  же  пастухам  или  охотникам.  Солнце пекло  неумолимо,  и  Сеня едва
успевала  отирать  со  лба  пот;  ящерицы  тоже  совсем  выдохлись, с трудом
поспевая  за Дели,  Он же,  по-прежнему  напевая что-то себе под нос,  легко
взбирался  по  крутому  склону -- неутомимый и выносливый, каким и  положено
быть настоящему  горцу.  Наконец,  девочка, не  выдержав, запросила  пощады.
Пастух,  с детства  привыкший  к  горам,  удивился,  увидев  усталость своих
спутников,  но, извинившись,  обещал  идти  впредь  помедленней  и предложил
остановиться -- все одно  уже приближалось  обеденное  время.  Сеня  без сил
повалилась на траву в тени раскидистого дерева, облюбованного пастухом,  как
укрытие от  зноя. Пина устроилась  рядышком с подругой,  а Филипп привалился
спиной к стволу. Дели тем временем развязал  свой заплечный мешок, расстелил
на  земле  полотняную скатерку,  достал хлеб, сыр и зелень, наполнил  четыре
глиняные  кружки  белой  густой простоквашей;  молоко  в  бурдюке,  нагретое
горячим солнцем,  успело скиснуть, но  оно утоляло жажду гораздо лучше,  чем
вода. Спустя полчаса Сеня и ящерицы чувствовали себя вполне отдохнувшими  --
молоко горных коз придало им новых сил.
     Снова друзья карабкались в гору вслед за пастухом, снова палило солнце,
каменистая тропа, выписывавшая петли  по крутому склону,  казалось, не имела
конца...  Но  вот  Дели,   шедший  на  несколько  десятков  шагов   впереди,
остановился. Сеня и  ящерицы  поторопились нагнать его и замерли, пораженные
открывшейся перед ними картиной.
     Чего-чего,  а  увидеть  равнину они  сейчас  ожидали, наверное,  меньше
всего! Насколько хватало глаз и  вправо и влево расстилалась самая настоящая
степь.  Путники  стояли на  краю  обширного  и  плоского, как  стол,  плато,
поросшего  серебристой травой и  редкими  корявыми деревцами. Далеко впереди
голубели вершины отдаленных гор; пастух, махнув на них рукой, сказал:
     -- Во-о-он там, за перевалом, меж тех двух громадин лежит горное озеро.
По его  левому берегу нужно  пройти  до старого иссякшего стока и по  сухому
руслу спуститься в долину. Это и будет Кулхор, где живет Рисс.
     -- А где же будет то опасное место? -- поинтересовался Филипп.
     Дели ответил  не  сразу. Прищурившись,  он смотрел  вдаль, и  лицо  его
помрачнело от каких-то неприятных воспоминаний. Наконец он сказал:
     -- На самом верху перед перевалом есть узкое скалистое ущелье. Это там.
     Он  не  объяснил,  что  же  "это"  было  такое,   и  Филипп   не   стал
расспрашивать,  решив, что пастух не  хочет  пугать их раньше времени. Принц
искоса поглядел  на спутниц: в самом  деле  им совершенно  не нужно  заранее
расстраиваться --  ведь  впереди  еще несколько дней  пути.  Но  принцесса и
девочка, не обращая на их разговор никакого  внимания, всматривались куда-то
совсем  в  другую сторону. Филипп  проследил за  направлением их взглядов и,
уловив  в  глубине  плато  какое-то движение, тронул  за рукав задумавшегося
проводника. Зоркие глаза горца сразу же распознали в движущемся пятне что-то
ему знакомое.
     --  Лошади! -- возбужденно выдохнул  он и,  не добавив  ничего  больше,
рванулся вперед.
     Друзья,  растерянно  переглянувшись,  кинулись вслед за ним.  Но где им
было угнаться за пастухом! Тот мчался  с быстротой  пущенной из лука стрелы,
на бегу стаскивая с себя  заплечный мешок. Что-то вытащив из него, он бросил
и  мешок, и  бурдюк  с  молоком в траву, а  сам понесся  дальше еще быстрее.
Филипп, добежав  до брошенных вещей, остановился, и Сеня с Пиной, задыхаясь,
нагнали его.
     Табун  шел в их сторону, и скоро  вместо  неясного темного пятна  можно
было увидеть  несколько  сот  лошадей,  быстро несущихся  по  высокой  траве
навстречу светлой фигурке пастуха.  Вот  вожак, видно, заметив его,  свернул
чуть в  сторону, но  Дели еще  убыстрил свой бег.  Теперь он был  уже совсем
близко. В воздух, раскрутившись, взвилась веревочная петля. Лошади испуганно
шарахнулись. Табун, наращивая скорость,  уходил прочь, а от него  отделилась
одна из лошадей, схваченная  ловко  брошенной петлей. Дели подбирался к ней,
быстро перехватывая веревку руками; изо всех сил упираясь ногами в землю, он
пытался  замедлить  бег  заарканенной  пленницы.  С   каждым  мгновением  он
приближался к ней все больше... И  вдруг молниеносное движение -- глаз  даже
не  успел  проследить как,  а Дели  был уж верхом! Обхватив шею лошади двумя
руками, он буквально прилип к ее спине, а лошадь кругами понеслась по траве,
высоко  вскидывая  ноги,  пытаясь  сбросить  непрошенного седока. Испуганное
ржание понеслось над равниной. Табун, отойдя на приличное расстояние, встал,
и головы лошадей повернулись в сторону плененной подруги.
     Долго еще бедняга носилась и  взбрыкивала,  пока не  устала. Но пастух,
видно, знал, как  нужно обращаться с дикарками. Наконец ему удалось накинуть
веревочную  уздечку, и  пленница, неся  на себе уже  выпрямившегося  седока,
приблизилась  к троице друзей. Лошадь  всхрапывала и  косила черным  бешеным
глазом на ящериц, а пастух, пытаясь успокоить, ласково похлопывал ее по шее,
издавая при этом  странные горловые  звуки. Кто  знает,  может быть,  ей и в
самом деле от них становилось легче -- пастуху-то видней!
     --  Тихо!  Тихо! Умница!  Красотка! --  в  промежутках  между  урчанием
приговаривал Дели.
     Пленница и впрямь  была хороша! Черная, с шелковыми лоснящимися боками,
с  белым  треугольным пятном на лбу. Седой  хвост ее при беге  развевался по
ветру, а длинная грива цвета перца с солью спутанными прядями разметалась по
шее. Сене припомнилось,  как она расчесывала  белую непослушную гривку своей
любимицы  Белоснежки. Осторожно  приблизившись  к  всаднику, девочка провела
рукой  по  теплой  шее  дикарки  и  принялась  перебирать  пальцами  длинные
перепутанные волосы, выбирая из них репьи и колючки. Лошадь стояла смирно, и
Дели довольно улыбнулся:
     -- Отловим еще двоих, и тогда не придется тащиться по жаре пешком.
     В следующем загоне ему помогал принц. Порешив, что Филипп, подобравшись
к табуну  сзади, вспугнет его так, что он  снова пойдет навстречу загонщику,
Дели достал из  мешка еще одну веревку и пастуший рожок. Принц спрятал рог в
карман плаща и,  опустившись на передние  лапы, бесшумно скользнул в высокую
траву. Пастух  верхом неспешно начал продвигаться  в сторону табуна.  Лошади
пока  оставались на  месте,  но  за  всадником  следили  настороженно.  Дели
приближался к цели очень медленно -- сообщнику его требовалось время. Но вот
тишину прорезал громкий  раскатистый звук -- это  принц трубил в рог, и Дели
на мгновение застыл на месте.
     Лошади всем скопом  испуганно  кинулись  прочь  от  ревущего,  ужасного
серебристого  зверя,  а  пастух,  пятками  пришпорив Красотку,  бросился  им
наперерез, В воздухе одна за одной просвистели брошенные веревки, Мгновение,
и Дели помчался  вслед  за двумя  заарканенными лошадьми. Все бы хорошо,  но
лошади, разделившись, побежали в  разные  стороны. Еще чуть-чуть, и одна  из
них неминуемо вырвется! Хорошо бы  не две! Пастух из последних сил удерживал
обезумевших от страха лошадей!
     Но принц подоспел  вовремя!  Откуда  ни  возьмись он  вдруг выскочил из
высокой травы и побежал вслед за всадником. Дели бросил ему одну из веревок,
Филипп ухватил ее  и, цепляясь задними  лапами и хвостом  за траву, с трудом
удержал  сильное  животное  -- не  тяжестью своего  тела, а скорее цепкостью
конечностей.  Мало-помалу  он  приближался  к  коню  все  ближе...  Наконец,
уцепившись за гриву, принц запрыгнул ему на спину!
     И ах!  Серебристый  ящер  во весь  опор  уже  несется верхом на  черном
скакуне, а его синий плащ надувается встречным ветром!..
     Конь, почувствовав  седока, решил от  него  избавиться  и  начал  резко
бросаться в стороны,  лягая  при этом воздух  задними ногами.  Но  принц был
опытным наездником, и справиться с ним было не так уж просто. Состязание все
продолжалось, и  скоро  серебристый  всадник скрылся из виду, уносимый прочь
своим  неистовым соперником.  Правда, спустя непродолжительное  время  принц
снова  появился, а  конь  под  ним  шел  теперь присмиревший  и  с накинутой
уздечкой. У Филиппа, видно, были свои секреты объездки.
     Дели за  это время успел управиться со  второй пленницей, а Сеня и Пина
держали под уздцы Красотку,  которая  хоть  и нервничала,  но  вырваться  не
пыталась, Горец, удерживавший  лошадь, с одобрением следил за приближающимся
всадником.
     -- Но какие красавцы!  Все  один к  одному!  --  восхищенно  воскликнул
Филипп.
     Дели с улыбкой оглядел гарцующего принца.  В самом деле,  конь под ним,
казалось, был вырезан  из  куска  антрацита. Атласные бока  вздымались после
утомительного бега,  но длинные  стройные  ноги  нетерпеливо  топтали траву,
готовые в любой момент кинуться меритъ степь дальше.
     -- Да, кони здесь отменные, -- согласился пастух.
     -- Сия местность, вернее будет сказать -- плато, которое нам еще только
предстоит  пересечь, называется Ахрат,  а табун  этот насчитывает около трех
сотен голов чистокровнейших ахратинцев. О, где только не известно их славное
имя! За ними с древнейших времен приходили сюда из-за гор ловцы --  ведь все
самые великие владыки желали иметь этих коней. Стоили они целое состояние...
Но проникнуть  на Ахрат  можно только с той стороны; по  узкому ущелью между
двух каменных громадин...---Дели  махнул рукой в сторону  далеких гор. --  И
вот там-то, в ущелье, некая  могущественная волшебница и посадила сторожа. С
тех пор она одна берет отсюда лошадей...
     -- Но мы же пришли сюда, И  могли бы вернуться  с лошадьми  на равнину.
Разве нет? -- возразила Сеня. Дели покачал головой.
     -- За равниной никто не живет. Там граница. К тому же  и  с той стороны
есть сторож -- сын волшебницы, известный вам Насурим. Он тоже присматривает,
чтобы не сводили коней.
     -- Ах, вот в чем дело... -- прошептала  девочка.  Ей вдруг стало как-то
не по  себе. Снова  Болотник с матерью...  Перед глазами  всплыло злое  лицо
Асурдис. Уж ее-то сторож должен быть поистине страшен!
     Филипп решил изменить тему и первым нарушил мрачное молчание.
     -- Надо  бы напоить лошадей. И  подумать, где будем ночевать. Через час
начнет темнеть, -- сказал он.
     И впрямь день клонился к закату. Дели согласно кивнул и, уложив веревки
в мешок, закинул его на  спину. Сеня  вскочила на  спину Красотки,  а Филипп
помог сестре забраться  на лошадь позади девочки.  Усевшись,  Пина обхватила
подругу за  талию --  обе они  были худенькие и  легкие, так что лошадь  без
труда несла двоих всадниц. Филипп гарцевал рядом, с трудом сдерживая  своего
ретивого, рвущегося вскачь жеребца.
     Еще засветло всадники достигли  берега  небольшого чистого озера. Жизнь
ему давали  не горные  льды,  а какие-то  внутренние источники, и  оно  было
теплым, насквозь  прогретым  солнцем. Сеня  немедля  разделась  и кинулась в
воду. Наконец-то!
     К  другому  берегу  с  шумом  подходил  табун.  Озеро,  наверное,  было
единственным  на плато,  и лошади  пришли  на водопой. Три  черные головы  с
тоской глядели на свободных своих собратьев, и  Дели, чтобы  отвлечь бедняг,
скормил им большой ломоть хлеба, добавив каждой по куску сахара в утешение.
     -- Ничего, ничего... -- приговаривал добросердечный  пастух, поглаживая
шелковые шеи. --  Через  пару  деньков  вернетесь  обратно. А в  награду  за
переживание --  вот вам  сладенького... Зато  потом будет  что вспоминать! И
детям рассказывать!
     Лошади,  пофыркивая, внимательно  слушали  его  увещевания.  Они уже не
смотрели в сторону табуна.
     Устроиться на ночлег решили под низкой и густой кроной кряжистого дуба.
Его  толстые  ветви  серебряным  шатром  раскинулись  над  песчаной  землей,
поросшей  редкой  травой.  Сеня  и Пина,  повесив  вещи  на сучья, принялись
сооружать  постель.  Филипп  накосил  мечом подсыхающей уже  от  долгой жары
травы, и  подруги укладывали пахучее это сено у ствола гиганта -- он-то  был
толщиной обхвата в три, не меньше!
     Принц  и  Дели бродили неподалеку,  разыскивая в кустарнике  сушняк для
костра. Скоро  запылал огонь, Пина сварила целебный травяной  чай, и четверо
путешественников  расположились  вокруг  льняной  скатерки  с  ужином.  Надо
сказать, они представляли  собой довольно странное зрелище -- на траве бок о
бок сидели маленькая девочка, смуглый горец с длинными спутанными волосами и
два серебристых ящера в золотых коронах, одетые в широкие плащи -- красный и
синий... Казалось, между ними не может быть ничего общего! Однако же они шли
вместе, преодолевая сложности похода, зная,  что  впереди их ждет неминуемая
опасность, и каждый готов был в любую минуту прийти другому на помощь, пусть
даже рискуя головой. Сейчас странники отдыхали, занимая друг друга историями
из  своей  жизни.  О,  эти  истории  были  совершенно  удивительны  --  ведь
рассказчики жили в разных Мирах, столь не похожих друг от друга...
     Незаметно опустилась ночь. Звезды здесь, наверху, были совсем близкими.
Тысячами  крохотных  светильников  горели они  на  небосводе, складываясь  в
незнакомые, невиданные прежде созвездия. Из-за гор выкатился фонарь луны,  и
по  воде  протянулась   сверкающая  лунная  дорожка.  Сеню  так  и  потянуло
пробежаться  по блестящей  тропке, но,  зная  всю  тщетность этого  желания,
девочка отправилась спать в  серебряный  шатер.  Привязанные неподалеку кони
стояли тихо, только иногда негромко всхрапывая и переступая с ноги на  ногу.
Завтра им предстояло потрудиться.

        XVII. ОДИННАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     На утро Сеня  проснулась раньше всех, разбуженная пронзительным свистом
птицы.  Значит, выспалась -- иначе бы  не  услышала! Девочка открыла глаза и
увидела прямо над собой на ветке  пеструю певунью. Та, бесстрашно поглядывая
на спящих пришельцев блестящим  глазком, выводила затейливую трель. Было  не
так уж рано -- солнце, пробиваясь сквозь лиственный полог, успело разбросать
по  земле  свои светлые кружева. Сеня  села.  Пичуга  негодующе замолчала и,
слетев с ветки, покинула серебристый шатер, Девочка поспешила последовать ее
примеру.
     Она сбежала к озеру, успевшему за  утро вобрать в себя  всю синь небес.
Известно, что лучшим умыванием является купание! Хрустальные брызги полетели
в разные  стороны,  ослепительно  вспыхивая  на  солнце.  Замерзнув, девочка
выбралась на берег и стала на солнце -- обсохнуть. За  время путешествия она
загорела, а волосы ее, наоборот, посветлели, и только серые глаза оставались
такими же, как прежде. Правда, у  воды они всегда становились чуть голубыми,
но это просто так казалось...
     На завтрак  снова было кислое  молоко с хлебом. Дели, прихватив с собой
краюшку, ушел к лошадям.  Немногочисленные пожитки оказались собраны быстро,
и  скоро  отряд покинул место стоянки,  выступив в  прежнем порядке: впереди
Дели, за  ним подруги верхом на Красотке и Филипп на своем резвом коне -- то
впереди, то  сзади --  кругами. Надо ли  говорить, путешествовать  верхом --
одно  удовольствие! И гораздо  быстрее,  чем  пешком, что,  впрочем,  и  так
понятно...  Сильные  лошади  быстро несли  седоков к цели, и с каждым  часом
голубые   вершины   придвигались   все   ближе.  После   полудня  кавалькада
остановилась  в тени одинокого дерева, чтобы дать отдых лошадям  да  и самим
поразмяться.  Но ненадолго.  Часу  еще не прошло,  а кони снова  неслись  по
степи, оставляя за собой три широкие полосы  примятой травы.  Ближе к вечеру
видели табун. Он прошел вдалеке, и нагнавший всадников ветер принес  с собой
ослабленное  расстоянием  ржание.  Красотка  на   бегу  ответила  разок,  но
продолжала послушно скакать вместе с остальными.
     До гор было  теперь -- рукой  подать! Это в самом  деле были громадины,
совершенно неприступные с виду, целиком сложенные из скал. Садившееся солнце
окрасило их  серые бока грязно-розовым; закатные лучи па-дали чуть сбоку,  и
по уступчатым каменным склонам пролегли длинные фиолетовые тени.
     --  Невесело  тут  как-то...   --  пробормотал  Филипп,  выразив  общее
настроение. Вид и впрямь был зловещим.
     Заросли травы  кончились, и копыта лошадей застучали по камню. Всадники
лавировали меж обломков скал,  некогда  скатившихся с кручи, но со  временем
выбрались на подобие дороги. Она уходила  к перевалу, и извивы ее  поворотов
просматривались  снизу,  от  подошвы  горы.  Дорога  уже  здесь  становилась
довольно крутой,  и в скале местами вырублены были широкие пологие  ступени,
которые лошади одолевали с легкостью, Сеня во все глаза глядела по сторонам,
надеясь отыскать следы растительности -- трава на голых камнях указала бы на
присутствие влаги, а значит, и источника  где-то поблизости. Но скалы вокруг
оставались совершенно безжизненными, Филипп, видно,  был озабочен тем же; он
спросил:
     -- Вода-то есть здесь где-нибудь? Пора бы  напоить бедняг, Вон Красотка
уже еле бредет.
     Лошадь  и  вправду выглядела  совсем  понурой. Дели приостановил своего
коня и, в который раз оглядев сумеречную крутизну, ответил:
     --  Раньше  была,  Но  я уж давно не хаживал по этим краям. Как  бы  не
проскочить то место...
     Пришпорив черные бока, пастух заторопился дальше;  темнело теперь очень
быстро.  Спутники его  отстали --  Красотка  шла медленно, и принц  держался
поблизости, чтобы не оставлять сестру с девочкой одних позади. Но вот до них
донеслось радостное  восклицание пастуха,  и,  нагнав его, друзья увидели на
дороге знак. Это был треугольник, выложенный  плоскими  белыми  камнями; его
длинный острый угол указывал куда-то в сторону.
     Дели тем временем  уже спешился и, взяв  лошадь под уздцы, сворачивал с
дороги. На ходу обернувшись, он бросил через плечо:
     --   Если  старый  источник  не  иссяк,  скоро  желающие  смогут   даже
искупаться. Но идти  советую  с большой осторожностью,  не то купаться будет
некому.
     Нельзя  сказать,  что  такое  предостережение  сильно  приободрило  его
спутников,  но тем  не  менее они  послезали с лошадей  и поспешили  догнать
своего неутомимого проводника.
     Вытянувшись  цепочкой,  люди,  ящеры  и  кони  пробирались   по  узкому
каменному уступу. Скала над ними превратилась в  отвесную  стену,  и  лошади
шли, прижимаясь к ней боками.  Из-под копыт вырывались камешки; они падали в
пропасть, звонко постукивая о выступы  скалы, пока не замирали где-то далеко
внизу.
     -- Вниз не смотреть! -- приказал горец.
     Но Сеня и без его  предупреждения  не  решилась  бы  сейчас  оглядывать
окрестности, впрочем, для этого было уже слишком темно. Девочка шла, ведя за
собой Красотку, и  неотрывно смотрела на черный хвост идущей впереди лошади,
маячивший у  нее прямо перед  глазами. Его наличие являлось  надежным знаком
того,  что  идет  она  пока туда  же, куда  и пастух, и  ни  в  какую  не  в
пропасть...
     Но вот хвост мотнулся в сторону, и Сеня поняла, что они поворачивают.
     Дели крикнул:
     --  Пришли! --  и скрылся  в  черном провале  пещеры,  а  вся остальная
компания поторопилась войти за ним в безопасную темноту.
     Они остановились у входа. И -- о, радость! До ушей сразу же донесся шум
падающей воды.  Источник не иссяк!  Да и сам воздух указывал на это: он  был
сырым и прохладным. Дели искал что-то, ощупью пробираясь по стене. Потом  он
чем-то шуршал, чиркал спичками, в результате чего в  темноте наконец родился
огонек -- горец разыскал и зажег факел, оставшийся здесь  с  каких-то давних
времен. Разгораясь, факел потихоньку разгонял мрак,  и скоро вошедшие смогли
оглядеть  поместительную  пещеру  с  маленьким  водопадом  в  глубине.  Вода
вытекала  прямо  из  стены  и, срываясь с  невысокого уступа,  падала  вниз,
наполняя округлый провал в скальном полу.
     Филипп первым подвел к воде своего жеребца. Тот склонил красивую голову
и  принялся  жадно  и шумно пить.  Две его подруги потянулись за ним.  Вода,
пенясь,   тщетно  пыталась  наполнить  бездонную   черноту  провала,  и  вот
чего-чего, а купаться здесь совершенно не хотелось!
     Дели тем временем прошел к деревянным лавкам, стоявшим по стене, -- они
служили когда-то  постелью перегонщикам,  Пастух, оказывается, знал  тут все
наизусть!  Сеня,  позевывая, побрела  вслед  за ним  и присела  на скрипучую
скамью. Здесь в темноте  и  покое ее  сразу  же стало клонить ко  сну. Горец
окинул девочку, слишком уж легко одетую, критическим взглядом.
     -- На  ночь  укутайся  потеплее,  не то утром  будет  кости  ломить, --
посоветовал он и, поковыряв носком сапога труху, устилавшую пол под скамьей,
добавил: -- Раньше здесь  была солома, но она уже истлела. Придется спать на
голых досках.
     Девочка  послушно натянула на себя  толстый свитер, укуталась в  плащ и
улеглась на жесткие деревяшки настила.
     -- И очень  хорошо, -- думала она, засыпая.  --  Доски хоть  и твердые,
зато  гладкие и ровные...  Никаких корешков  и острых камней тебе в ребра не
впивается... Жуки и муравьи не ползают...
     Действительно, все познается в сравнении!

        XVIII. ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ

     Лошади громко цокали копытами, бродя по скальному полу пещеры. Было уже
светло. Солнце, ощупывая лучами камни у входа, не решалось пробраться дальше
в  глубину, но тьма и без того  в страхе  забилась  в щели, терпеливо ожидая
прихода новой ночи. -- Доброго утра!  -- крикнул Дели девочке,  заметив, что
та проснулась;  он только что постирал в водопаде свою белую рубаху и сейчас
отжимал ее,  стоя на краю черного озерца.  -- Поднимайся! Давай, давай! Пора
уже уходить отсюда. Сегодня нам предстоит охо-хо-хо какой  денечек! Врагу не
пожелаешь! Горец встряхнул рубаху и натянул ее на себя -- совершенно мокрую.
Филипп, который плоским сколом кремня скреб бока своего коня, поднял на него
глаза.
     -- Значит, сегодня? -- спросил он.
     Пастух кивнул ему в ответ и, поблагодарив,  принял  из лапок  принцессы
кружку с простоквашей, Сеня, повздыхав, стащила с себя теплую одежду, а Пина
тем временем и ей поднесла простокваши  и хлеба с сыром. Девочка едва успела
проглотить последний кусок, а Дели уже стоял у выхода, поджидая.
     Идти в свете дня было все  же проще, чем в темноте. Пропасть,  конечно,
не стала мельче,  а  уступ  -- шире, но солнце разогнало  сумеречные  тени и
осветило тропу  под ногами, Наконец  показалась дорога, и путники повеселели
-- до чего приятно идти, не думая о каждом следующем шаге!
     Подъем  становился  все  круче.  Воздух  наполнился  резкими  выкриками
пастуха  -- Дели все быстрей погонял свою лошадь, будто позабыв о  ее  тощем
желудке. Караван растянулся.  Но,  оказалось, горец,  как всегда, знал,  что
делает! Преодолев  особенно  крутой участок дороги,  всадники  выбрались  на
огромную плоскую террасу, покрытую  густыми зарослями травы.  Это, наверное,
было  единственное  место на всей горе, где  удерживалась влага редких здесь
дождей,  а  уж  ветер  и  вода  за  долгие  века  натащили  сюда  достаточно
плодородной почвы и семян.
     Конники  спешились и пустили лошадей пастись.  Те  не  отошли далеко и,
опустив головы  в  траву,  принялись  жевать  свой запоздалый  завтрак. Сеня
повалилась  наземь.  Приятно  было  после путешествия  по  каменной  пустыне
растянуться на этом мягком душистом ковре.
     --  Не  очень-то  расслабляйся,  -- посоветовал Дели, -- Времени  у нас
маловато. Тем более что дальше мы пойдем пешком.
     -- Это  почему же? -- безмятежно поинтересовалась девочка. Горец кивнул
в сторону на пасущихся лошадей.
     --  Им не  пройти по ущелью. Спасибо,  что помогли  нам добраться  хоть
досюда. Без  них  мы были бы  сейчас, дай Бог, на  середине  Ахрата.  Теперь
погуляют  здесь немножечко  -- до  завтра, а я на  обратном пути спущу их  в
табун.
     Дели виновато улыбнулся, глядя на вмиг погрустневших друзей. Было ясно,
что горец  скоро  покинет  их.  Проведет через  опасное  место -- и повернет
восвояси.
     Сеня  поднялась  с земли  и печально  поглядела  на Красотку. Безмолвно
попрощавшись с нею, девочка уныло  побрела к дороге. Пина догнала ее и взяла
за руку.
     -- Не расстраивайся! -- попросила она подругу.  --  Мы еще увидим ее --
на обратном пути.
     Сеня только кивнула.
     Солнце  раскалило  камни  так,  что  жар  их чувствовался  даже  сквозь
подошвы.  Пот  на теле высыхал, едва успев выступить, страшно хотелось пить,
несмотря на то, что путники  то  и  дело  прикладывались к фляге;  несколько
глотков теплой  воды  не могли  уже  утолить жажды. Ящерицам  было, конечно,
немного полегче, чем людям, их серебристая кожа хорошо отражала лучи солнца,
но  ощущение  поджаривания на  сковородке не покидало  всех  четверых.  Сеня
страстно мечтала хотя бы о крошечном клочке тени, но яростное светило стояло
прямо  над  головами, и  сегодня оно, пожалуй, как раз  собралось расплавить
камни, заодно испепелив  маленьких наглых букашек,  заползавших  все выше по
раскаленной горе.
     Но вот дорогу  окружили  каменные стены. Сначала  небольшие, они быстро
росли -- путники входили  в ущелье. И Сеня, и ящерицы  с опаской поглядывали
по сторонам -- не  подстерегает ли их неведомая  опасность? Но на скалах  не
было заметно  никакого движения, и  если бы не шаги,  гулко  раздававшиеся в
каменной теснине, здесь царила бы мертвая тишина.
     Не меньше часа они  брели  по душному  пыльному ущелью, прежде чем Дели
остановился.  Он  стянул  с себя  заплечный мешок и положил  его на  обломок
скалы, лежавший  посреди дороги;  порывшись  в  кожаных недрах сумы,  пастух
вытащил на свет Божий глиняную  крынку, доверху наполненную застывшим жиром.
Костяшками пальцев постучав по рыжему ее бочку, Дели сказал:
     --  Вот  это самое  зелье и  поможет  нам миновать  ловушку, -- пастух,
прищурясь, глядел куда-то вперед.  -- Видите, в-о-он  там, за осыпью, темное
пятно на скале? Это вход  в пещеру, где  Асурдис посадила своего сторожа. И,
пожалуйста, не подумайте, что  он какой-нибудь  там дикий лев или колдовское
чудище обыкновенных средних размеров!  Сами понимаете, старую даму это бы не
устроило.  Сторожем колдунье служит гигантский сухопутный спрут!  Он никогда
не   покидает  своего  убежища,  но  если  человек  или  зверь   оказывается
поблизости, этот жуткий монстр выбрасывает наружу  свои щупальца и, обхватив
ими жертву, утягивает в пещеру. Откуда, как вы понимаете, возврата уж нет...
     -- Но как же мы сможем пройти мимо него? -- в ужасе прошептала девочка.
     -- Потому  я  и  пошел с вами, что  знаю  как! -- ответил Дели. -- Если
хотите,  могу рассказать, что приключилось  со мной. Заодно  передохнем пока
перед неприятным этим испытанием.
     Само собой никто не возражал, и горец, чуть помолчав, начал:
     -- Как вы уже, наверное, поняли,  я не всегда пас коз в этой безлюдной,
Богом забытой долине. Жил  я в горной стране с  красивым именем Задрасс, что
значит -- Поднебесная, расположенной довольно далеко отсюда,  и, кроме всего
прочего, промышлял  отловом ахратинцев, здесь на плато; на  них  всегда  был
большой  спрос, и я не  реже раза в  год проходил  через владения  Рисс. Вот
откуда она  мне  знакома. Но,  думаю,  у каждого  человека бывают мгновения,
когда ему хочется изменить судьбу. Знаете, когда  кажется,  что  все  вокруг
летит в тартарары и ты  либо катишься туда  же,  либо... Ну,  короче говоря,
одолели всяческие  неприятности. И  как-то решил  я все  бросить, поселиться
где-нибудь подальше  и зажить спокойно и  уединенно. А так как я хорошо знал
эти  края,  да  к тому  же  они  мне нравились  больше,  чем  многие, дотоле
виденные,  купил  тогда я себе  большое  стадо коз  и погнал  его  в Кулхор,
собираясь  оттуда обычным  путем через ущелье спуститься на плато.  Мне было
еще не известно, что за прошедший год многое там изменилось.
     Рисс, к счастью, предупредила меня об опасности. Но я, видно, был тогда
не в  меру упрямым и возвращаться  не собирался. Тогда Рисс  попросила  меня
задержаться на несколько дней. Эту  ее просьбу я, конечно, выполнил. А через
три  дня  волшебница принесла  большую,  коричневого стекла  банку,  доверху
наполненную   каким-то  пахучим   бурым   порошком.  Рисс  наказала  смешать
приготовленное ею снадобье с растопленным жиром,  а когда я  буду  входить в
ущелье, густо намазать полученной мазью все тело, что в точности и было мною
исполнено.
     Я гнал  коз по злополучному этому ущелью,  Щелканье  бича и топот копыт
наполняли  его, многократно усиленные эхом. Внезапно откуда  ни возьмись  на
дороге  появились змеи совершенно  неимоверных  размеров -- то есть  так мне
показалось сначала...  Они стали хватать  отчаянно блеющих коз и затаскивать
их  в пещеру.  В ужасе я побежал  вперед,  гоня перед собой  обезумевших  от
страха  животных, как  вдруг одна из  громадных змей снова кинулась в атаку,
теперь  уже на меня. Вблизи я понял, что это никакой не  удав,  а гигантское
щупальце... Оно  обхватило меня поперек  туловища, присоски, прилепляясь,  с
силой  потянули  кожу,   но  вдруг,  будто   ожегшись,   стали  с  чмоканьем
отклеиваться. Щупальце бросило меня и, свиваясь и развиваясь как от страшной
боли, утянулось в пещеру. С трудом мне удалось подняться, но, помню, бежал я
оттуда быстро...
     Позже,  опомнившись, собрал свое стадо  и  недосчитался  двух  десятков
коз... Я пытался и не мог  представить себе,  каким  же  было чудовище, если
щупальца  его  доставали  противоположной стороны  ущелья! И долго  потом от
одного лишь  воспоминания  у  меня бежали мурашки по телу, а с тех  пор я не
бывал ни в Кулхоре, ни где-либо еще...
     Дели замолчал, и все взглянули в сторону пещеры. Да уж, ущелье здесь не
было узким...
     -- Теперь раздевайтесь!  И мажьтесь пожирней! -- приказал горец и начал
стягивать с себя рубаху. -- Я пойду первым, а вы втроем -- за мной.
     -- Это почему? Я пойду первым! -- заспорил принц, соревнуясь  с  Дели в
смелости. Но горец оборвал его.
     -- Нет, первым пойду все-таки я.  Кто вас сюда  привел? Без меня вам ни
за  что бы не попасть даже  близко к ущелью! Так что придется мне проверять,
силен ли порошок или уже выдохся...
     Увязав длинные волосы в  хвост, Дели набрал полную пригоршню золотистой
мази  и  принялся  втирать ее в ноги, грудь и плечи.  Сеня помогла Агриппине
расстегнуть застежку плаща и, сбросив с себя рубашку,  тоже стала натираться
чудесным  снадобьем,  горстями  зачерпывая  его  из крынки. Запах  мази  был
терпким  и резким, а  намазанная кожа  чуть горела,  но вполне  терпимо, как
бывает, когда пересидишь на солнце.
     Дели  тем  временем уложил  вещи  в  мешок,  намотал ремни на  руку,  и
пробормотав:
     -- Пожелайте мне удачи! -- решительно пошел вперед, к пещере. Он быстро
шагал все дальше и дальше, а вокруг по-прежнему царила глухая тишина.
     Оставшиеся напряженно следили за его продвижением...
     И вот когда стало казаться, что опасное место пройдено без приключений,
даже скорей тогда,  когда  наблюдатели  в  этом совершенно уверились  и  уже
вздохнули  свободно,  из  черного  провала  вырвалось  ужасное  щупальце  и,
обхватив вскрикнувшего Дели  плотным двойным  кольцом, вздернуло над землей.
На  мгновение  чудовищный отросток застыл  в  воздухе,  удерживая  рвущегося
человека,  но тут  судорога  волной  прошла  по  бугорчатой  коже,  щупальце
развернулось,  бросило  свою  добычу и,  сжавшись  в  тугой  узел,  бесшумно
утянулось  в  темноту  логова. Дели, упавший на  колени,  с видимым  усилием
поднялся, пошатываясь,  отошел к стене  поодаль  от  пещеры и,  обернувшись,
помахал рукой, показывая, ним все в порядке.
     Троица,  оцепенев,  в  ужасе  смотрела   на  темный  провал,  скрывался
чудовищный  спрут.  Разыгравшаяся  перед  ними сцена  была поистине страшна!
Видеть,  как   жуткий  монстр  хватает  твоего   друга,  оказалось   гораздо
неприятней,  чем   слушать  об  этом  рассказы.  И   что   было   совершенно
отвратительно -- детям все это еще только предстояло испытать!
     Но делать нечего... Филипп, подхватив подруг под локти, потянул  их  за
собой. Правда, Сене все же  удалось справиться с позорной слабостью,  и  она
высвободила свою руку.  Про  себя,  конечно, девочка  знала, что  продолжает
бояться  до  дрожи в коленях, но виду не  подавала. Шаг  за шагом несчастные
смельчаки  подходили  все ближе  к черному провалу.  По  его сторонам у стен
белели горы изломанных костей... Много, ох,  как много, было загублено здесь
жизней!.. Бр-р-р, как нестерпимо страшно!
     Из  глубины логова повеяло вдруг мерзким смрадом, и  тут же  в  глухой,
звенящей какой-то  тишине из  дыры выплеснулись  три толстых мертвенно-белых
щупальца, а в темноте пещеры злобным красным огнем загорелись  глаза-тарелки
кровожадного осьминога...
     Сеня  в ужасе зажмурилась. Она почувствовала, как присоски впились в ее
кожу,  и  кости хрустнули  в  стальном безжалостном объятии... Она  услышала
собственный  отчаянный  крик,  ноги  ее  отделились  от  земли,  и  девочка,
поднимаемая ввысь немыслимой силой, взлетела в воздух.
     Несколько   мучительных   мгновений   этого  ночного  липкого   кошмара
обратились в вечность... Но вот удушающая хватка понемногу стала ослабевать,
все  больше, больше -- и, наконец, жертва выпала из окончательно разжавшихся
тисков.
     Девочка  чуть живая сидела на земле, глотая ртом воздух. Отпустившее ее
щупальце, конвульсивно подергиваясь, бесшумно втягивалось в пещеру. Присоски
вздулись и покраснели, как от сильного ожога...
     Прихрамывая подошел Филипп.
     -- Ребра целы? -- спросил он и помог девочке подняться. Пина, судорожно
вцепившись в плащ брата, жалобно всхлипывала. Но к ним уже спешил Дели.
     -- Бегите сюда! Спрут может напасть снова! -- кричал он на ходу.
     Этих слов оказалось достаточно. Откуда  только взялись силы! Задыхаясь,
они остановились только тогда, когда пещера скрылась за изгибом ущелья. Ясно
было, что руки, ноги, лапы и головы у всех целы. Правда, у Филиппа оказалось
вывихнуто  колено, но горец быстро управился с  бедой. Он уложил  принца  на
спину и, резко дернув на себя ступню -- бедняга так и охнул от боли, вправил
сустав на  место. Конечно, ссадин и порезов  было множество, но это казалось
такой мелочью  по  сравнению с тем,  что пришлось  испытать. Главное  -- они
прорвались!
     Друзья наперебой благодарили своего проводника, Можно представить себе,
каков  был  бы исход,  окажись  они  в  этом  ущелье  одни! Дели,  смущаясь,
отшучивался, но по лицу было видно  -- ему приятно столь искреннее признание
его заслуг.
     А время не стояло на месте. О том, сколько  еще оставалось  до  заката,
сказать  определенно было трудно  --  солнце  больше не  заглядывало на  дно
глубокой узкой  щели, прорезавшей гору,  но по  тому, как ущелье заполнялось
тенью и даже прохладой, можно было думать, что до вечера недалеко. Минул еще
час, а дорога все не кончалась. Сеня еле брела, ухватив под лапку принцессу.
Избитое тело  болело, ноги отказывались слушаться -- а горцу будто было  все
нипочем! Он вышагивал по-прежнему бодро, но теперь ему то и дело приходилось
останавливаться, чтобы дождаться отстающих спутников.
     -- Ничего, ничего!  Совсем  немного осталось! -- подбадривал их Дели, а
дети старались идти побыстрее, чтобы не выглядеть совсем уж развалинами.
     Но,  к счастью,  дорога и в самом деле скоро закончилась. Ущелье как-то
вдруг  оборвалось  -- стены его были как гигантским ножом  срезаны наискось;
путники вышли к перевалу. Здесь они вынуждены  были остановиться  -- к такой
красоте нужно было попривыкнуть!
     Внизу, в вулканической котловине, лежало озеро. Цвет его трудно описать
словами  -- озеро было молочно-бирюзовым, удивительно  чистого  оттенка; оно
лежало  в каменной  чаше  спокойно и величаво, а края  его заросли чудесными
розовыми  лотосами.  Их  толстые  серебряные листья  островками  плавали  на
спокойной глади воды,  а  нежные цветы казались  стаей  фламинго,  готовых в
любой момент  подняться  над  сверкающей бирюзой.  Низкое  солнце последними
лучами освещало котловину озера  и заодно  с ним белый  двухэтажный особняк,
стоявший  у самого  берега. До дома было  еще далековато, но по запущенности
сада, по отсутствию стекол в некоторых окнах можно было  судить, что особняк
нежилой.
     Дели с грустью смотрел на это запустение.
     -- Когда-то  здесь жил чудесный старик, --  наконец тихо проговорил он.
--  Его  главной  страстью были  цветы. Роскошнее  сада,  честно скажу, я не
видывал!  Чего там только не росло!.. А озеро было отдано  лотосам. Но, надо
сказать, и тут дело  не обошлось без вездесущего Насурима-Болотника. Он ведь
раньше  жил в  Кулхоре и, перебравшись  в  Саттар,  продолжал сюда частенько
наведываться.  Ну и, конечно, пакостил по пути, где только возможно. Старика
он заливал  дождями. А  все для  чего?  Вода, поднимаясь,  обрывала стебли и
тысячами  уносила  лотосы  в  долину.  Казалось  бы, мелочь,  -- а Болотнику
приятно!
     Но  старик  оказался  не  прост! Он  выстроил  сложный подводный  шлюз,
который  стал  регулировать  уровень  воды  в  котловине.  У-ух, как бесился
Насурим! Но поделать ничего не мог. Сколько бы  он ни поливал озеро дождями,
цветы  все   оставались  целы.   Так  что   колдуну   пришлось  отстать   от
перехитрившего его старика... Лет десять назад хозяин  был еще жив, и как-то
раз мы славно провели с ним вечерок за ужином в саду...
     Дели,  вздохнув,  замолчал  и, не оборачиваясь,  пошел  вниз  по тропе.
Спустя  полчаса путники  уже подходили к  дому.  Дорожку,  посыпанную  белым
песком,  окружали  буйные заросли  одичавших  роз,  и воздух  был напоен  их
вечерним густым ароматом. Деловито  жужжали шмели; опасаясь запоздать домой,
они торопились добрать нектар и набить обножки золотой пыльцой -- не пустыми
же  возвращаться!  Дорожка,  попетляв  по  парку,  привела   к  белокаменной
лестнице; ее украшали большие низкие вазы, но теперь в них не было цветов --
дикий вьюн  заплел потрескавшийся мрамор, да в одной из  чаш  устроила  свое
гнездо  птица.  Заслышав  шаги,  пугливая  птаха  спорхнула,  оставив  среди
соломинок  и пушинок пяток  голубеньких  рябых яиц.  Сене  захотелось  взять
теплое  яичко  в руки, но  подумав, что  из-за  этого  птица  может  бросить
насиживать, она, не задерживаясь, прошла мимо. Белокаменный  дом просвечивал
сквозь  заслон  цветущего кустарника,  и,  продравшись  сквозь  его  колючие
заросли, путники вышли  к колоннаде фасада.  Дверь была приоткрыта, и  Дели,
толкнув ее, первым вошел внутрь.
     Темный холл  пропах пылью. Здесь, как и в саду, царило  запустение,  но
там  природа-хозяйка все  же следила за поддержанием, пусть дикого, порядка;
дом же только и делал, что накапливал нежилой дух. Сеня поежилась -- мурашки
бегут по спине.
     Дели разыскал подсвечник, обдул с него пыль и поднес к фитилю зажженную
спичку. Стало чуть светлее.
     --  Ну  вот  что!  Хозяйничать мы  здесь  не  будем,  а пройдем сразу в
кабинет. Там стоят диван и кресла, -- объявил он.
     В кабинете неожиданно  оказалось  даже  уютно.  Здесь  пахло деревом  и
переплетной кожей. Массивные, темного дерева полки заполнены были книгами от
пола до  потолка, а две свободные стены оказались сплошь увешаны  листами  с
гербарием.  Иссохшие растеньица выцвели от времени и походили  на гравюры из
какого-нибудь  старинного травника. Устроившись поудобнее в  кожаном кресле,
девочка разглядывала корешки книг на  полке, которая  оказалась прямо у  нее
над головой.  Некоторые книги были  совсем старые:  в деревянных переплетах,
украшенные  накладками из бронзы  и  слоновой  кости.  Сеня  вглядывалась  в
причудливую вязь  названий, пытаясь отгадать их  смысл, но понемногу золотые
буквы стали мелькать и кружиться у нее перед  глазами; вот и сама  она вроде
бы  тоже  закружилась  и, ф-ф-у-у-ух!  --  вместе  с  буквами  провалилась в
глубокий сон.



        XIX. ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ - САМО СОБОЙ НЕСЧАСТЛИВЫЙ

     В луче солнца, пробивавшемся сквозь мутные, давно не мытые стекла окон,
плясали  пылинки.  Их  было  великое  множество;  они  казались планетами  и
звездами,  несущимися в  неизвестность  по  бесконечной  вселенной кабинета.
Дели, стоя  у стола,  разбирал свой вещевой мешок, передавая  принцу  запасы
провизии. Наконец пастух достал крынку с волшебным снадобьем и, отложив себе
немного мази в кожаный куверт,  протянул оставшееся  Филиппу. Тот  поплотнее
обмотал драгоценный сосуд куском полотна -- от ударов -- и бережно уложил на
самое  дно  рюкзака.  Троице  еще  придется  на обратном пути  пройти  перед
пещерой; горцу же  это удовольствие  предстояло уже сегодня.  Сеня  оглядела
свои побитые, саднившие  при каждом движении  грудь  и руки; там, где к коже
присосалось вчера страшное щупальце, проступили огромные  багровые синяки, и
девочка  от  всего  сердца  пожалела самоотверженного пастуха, который  ради
незнакомцев решился дважды вытерпеть столь жуткое испытание.
     При мысли о том,  что сейчас предстоит расставание, к глазам  подкатили
слезы. Сеня с  усилием подавила их и, подойдя к горцу, уткнулась лицом в его
белую рубаху. Дели погладил ее по светлым волосам, а потом вдруг снял с себя
золотой медальон  и, узлом укоротив  слишком длинную  бечевку,  повесил  его
девочке на шею.
     --   На   память   обо  мне,  --   негромко   проговорил  он.   --  Это
талисман-оберег.  Достался  мне от деда.  Он  охранит  тебя  от колдовства и
наваждений...
     Сеня поднесла к глазам маленький неровный  золотой овал с высеченным по
поверхности загадочным знаком.
     -- А как же ты? -- спросила она.
     -- Ничего... Мне в ближайшем будущем не грозят злые чары. Тебе он будет
нужнее, -- ответил Дели с улыбкой и, на мгновение крепко сжав ее руку, вновь
повернулся к принцу, чтобы продолжить прерванные наставления.
     Сеня поняла, что это было их прощанием и, вздохнув, потихоньку вышла из
комнаты. Пройдя по  пыльным коврам коридоров и  холлов, девочка выбралась из
дома на  свежий  воздух. Пина нежилась  под  негорячим еще солнцем, сидя  на
мраморной скамье в дальнем углу выложенного плитами дворика, и  Сеня, подсев
к ней,  прислонилась головой  к  чешуйчатому  ее плечику.  Но вот  в  дверях
показались  Филипп  и  Дели; они крепко обнялись, а затем  горец  подошел  к
принцессе, чтобы с поклоном  пожать ей лапку. Напоследок он лукаво подмигнул
Сене и, повернувшись, быстро зашагал по плитам  двора. И все же, прежде  чем
скрыться в зарослях кустарника, Дели обернулся. Он крикнул:
     -- На обратном пути не забудьте зайти! Если меня не окажется дома, ключ
под камнем, вы знаете, где...
     Чувствуя себя  осиротевшими, друзья обогнули  дом и углубились в старый
парк.  Сейчас  он вполне соответствовал их настроению. Парк этот  был  очень
красив,  но томительной, горьковатой  какой-то красотой  увядания.  Заросшие
дорожки вели к беседкам, обвитым  буйно растущим  плющом; камни их понемногу
начали разрушаться.  Витые колонны  торчали  из земли, не поддерживая больше
сводов  --  теперь   они  служили   опорой  цветущим  лианам.  Из   зарослей
привидениями   выплывали   старые  мраморные   божества,   свидетели  былого
процветания  усадьбы; лица их еще носили следы веселья  и надежд.  Увы, ныне
тщетных!   Путники  обходили   иссякшие  фонтаны,   пробирались  под  арками
акведуков,  наверху которых в  окружении серебристых  папоротников пламенели
алые маки. Время понемногу управлялось с камнем, а цветы ему оказались не по
силам. Разнообразие  их было  неописуемым!  Они  выросли  без  присмотра  --
вперемежку, без всякого порядка,  тесня друг друга, но их необузданная дикая
красота поспорила бы с непогрешимостью любой ухоженной клумбы...
     Парк окончился к полудню, и дети, оказавшись на берегу, пошли по  песку
вдоль озера. Скоро -- по описанию горца -- друзья должны были выйти к сухому
руслу реки; тому, по которому  вода  из  котловины стекала в  былые времена,
прежде чем старик придумал  выстроить шлюз и отвести естественный сток озера
в другую долину. Конечно же, напоследок нужно было искупаться.
     Бирюзовая  вода  оказалась   холодной.  Ящерицы  еще  плавали,  а  Сеня
поторопилась  выбраться  на берег и даже решила пробежаться  немного --  так
замерзла.  Пятки ее  быстро замелькали в воздухе, оставляя на  мокром  белом
песке глубокие вдавленные следы. Наконец,  девочка, утомившись, остановилась
и, собираясь поворачивать назад, в этот миг  увидела нечто такое, отчего  по
спине  побежали мурашки,  а  в животе как-то противно засосало... На влажном
песке кроме  ее  -- маленьких были еще чьи-то следы!  Они протянулись  вдоль
кромки воды  и обрывались неожиданно, как  если  бы  человек, оставивший их,
вдруг  взлетел в  воздух! Особенно хорошо  отпечатались  каблуки, отдавив на
берегу  с  десяток четких четырехугольных звезд...  Но  тут набежала  волна,
наполнила ямки водой и отхлынула, оставив белый песок  чистым, как бумага; а
Сене  почему-то показалось,  что  она  просто заснула на  минутку и  увидела
страшный сон...
     Когда подошел принц, девочка все еще стояла, уставясь в песок невидящим
взглядом.
     -- С тобой все в  порядке? Ничего не случилось? -- встревоженно спросил
Филипп,
     Девочка  неопределенно  махнула  рукой  --  вдруг  и  в  самом деле  ей
привиделось? Но принц настаивал.
     -- Что-то увидела? Чайку? Или кого-то еще?
     --  Следы Альбиноса... Со  звездами! --  наконец ответила ему  девочка.
Филипп огорченно покивал головой и вздохнул.
     -- Ну что ж... Значит, не удалось скрыться. А жаль. Так все хорошо шло,
и на тебе. Вот ведь обида...
     Друзья спешили по берегу, оставляя за собой  цепочку следов.  Их быстро
смывало -- озеро начинало волноваться, а на солнце набежало облако; это было
первое облако с начала путешествия. Погода что-то решила испортиться.
     Но вот,  наконец, и  старое  русло! Друзья заторопились вниз по  мелкой
гальке, устилавшей  дно бывшей реки, -- берега  ее были скалистыми  и потому
трудно проходимыми,  а напуганным  детям  хотелось  поскорей  уйти прочь  от
озера. Тревога  снова вернулась к ним, чтобы  заполнить все мысли. Снова они
не знали, что их ждет впереди.

     * * *

     Насурим и ученик  его -- Альбинос стояли на  вершине скалы, наблюдая за
тремя маленькими фигурками,  спешившими вниз по  дну старого потока.  Колдун
довольно  ухмылялся  -- уйти в  сторону беглецы  теперь уже  не могли.  Вода
проточила себе дорогу в каменной горе,  и  берегами  ее были отвесные скалы.
Болотник перевел взгляд  на озеро. Посеревшую  воду уже секли струи дождя, и
темные облака клубились над поверхностью, все больше сгущаясь. Старый колдун
легонько ткнул в бок своего помощника.
     --  Поторапливайся, любезный! Мне ливень нужен,  а не  жалкий моросящий
дождишка!
     Альбинос  передернул плечами. Дождь и так  уже больше походил на  стену
воды.
     --  А тебе, небось,  и невдомек,  зачем  все это  нужно? --  язвительно
проговорил  Болотник.  --  Могу  объяснить! Я,  представь, рассчитывал,  что
нахалов сожрет маменькин мопсик, но вмешался этот глупый пастух. Чтоб ему!..
Надо было, ох, надо было разогнать  его дурацких коз!..  Да так, чтоб  он их
больше не нашел! -- Колдун негодующе фыркнул. -- Дальше! Ты видел дом и парк
на берегу?
     Альбинос кивнул.
     -- Раньше там жил один въедливый старикан, которому я время от  времени
вредил  -- устраивал  наводнения.  Так  вот  этот  хитрец  взял  и  построил
подводный шлюз!  Когда воды в озере становилось слишком много, она  начинала
давить на плиту, та сдвигалась и открывала выход лишней воде.
     А потом, когда давление уменьшалось, снова возвращалась на место. Умный
был старик, ничего не скажешь... Не в пример тебе  дураку! -- Болотник снова
ткнул  в бок своего  молчаливого ученика.  --  Ты  хоть  понял,  что  сейчас
произойдет? -- визгливо осведомился он.
     Альбинос  кивнул  и,  указав  на  темный провал внизу  скалы,  спокойно
ответил:
     -- Сейчас  из этой дыры хлынет вода и смоет все, что окажется у  нее на
пути.
     -- Совершенно верно! -- провозгласил колдун, продолжая следить за синим
и красным плащиками, -- они, словно яркие  флажки, указывали местонахождение
беглецов. Иначе он уж потерял бы их в тумане.


     * * *

     Сеня шла,  чуть  поотстав. Ей все время  чудилось,  что кто-то  за ними
наблюдает. Казалось, затылком  она ощущает чей-то  пристальный взгляд! Более
того, у нее было чувство, что они оказались в  ловушке. В самом деле: старое
русло со всех сторон было окружено отвесными скалами. Каменная мышеловка, да
и только! Девочке  мучительно хотелось спрятаться куда-нибудь от сверлящего,
преследующего ее взгляда, но вокруг не было ни кустика. Да и какой в том был
бы толк?
     Над озером шел сильнейший дождь. В  небе сверкали ослепительные молнии,
громыхал  гром... Иногда  девочке  даже  казалось,  что между раскатами  она
слышит чей-то язвительный  хохот,  и, оборачиваясь,  она оглядывала гору, по
которой ползли, клубясь, клочья тумана; бедняга не знала -- действительно ли
она  видит две  человеческие  фигуры наверху  скалы  или же  это  ей  только
мерещится...
     Но  вот  внезапно что-то  тяжело бухнуло внутри  горы. Девочка в испуге
остановилась.  Полыхнула  молния,  и  в ее свете  Сеня,  наконец,  явственно
увидела стоявших на скале колдуна и его  верного соратника. Более  того; она
смогла  разглядеть  их лица --  злорадную гримасу  Болотника и презрительную
ухмылку  Альбиноса. Но мысль о них сейчас  же вылетела у нее из головы.  Она
вдруг увидела, как из черного зева пещеры вырывается бурлящая лавина воды!
     С ревом гигантская волна  понеслась  вниз по старому руслу, подбрасывая
перед  собою здоровенные валуны с такой легкостью, будто они были резиновыми
мячиками. Девочка в ужасе следила за  ее приближением. Ноги стали ватными, в
голове все завертелось, и она отчаянно закричала:
     -- Берегите-е-есь!
     В  последнюю  долю мгновения вспомнив, как  ее  учили нырять  в  волну,
девочка закрыла  голову  руками  и, высоко подпрыгнув,  кинулась  в середину
водяной стены.  Ее маленькое тело  завертело в гигантском водовороте подобно
щепке; она ждала, что вот-вот,  сейчас стукнет ее о каменное дно, и тогда --
прощай жизнь! Но песчинки времени продолжали пересыпаться, а девочку крутило
и вертело по-прежнему. Потом стало не хватать воздуха, а  с этим трудно было
спорить... Легкие будто распирало изнутри... Один бы глоток воздуха!
     И вот когда бедняга совсем  готова уже была вдохнуть воды, та же слепая
сила, что болтала  ее, почти  утопив, вынесла  вдруг  на гребень волны. Сеня
хватала ртом воздух  и молотила по воде руками и ногами, стараясь удержаться
наверху.  Она  ничего  не  видела  вокруг,  кроме  клубящейся пены,  и скоро
перестала  понимать, где верх, а  где  низ. Силы были на исходе!  Утомленные
мышцы  стало  сводить  болезненной  судорогой;  ледяная   вода  все  сильней
сковывала движения, а конца этому кошмару не было и не было... И Сеня поняла
-- конец! Больше она не может...
     В   глазах   ее  потемнело,  сознание   выключилось,   и  девочка,  уже
неподвижная, понеслась вместе с ревущим потоком вниз в долину.

     * * *

     Болотник с Альбиносом в полной мере насладились устроенным безобразием.
Оба  они ощущали  себя повелителями стихий  и, по-прежнему стоя  на  вершине
скалы, досматривали последний акт разыгравшейся трагедии.  Дождь  над озером
стихал:  поднявшийся ветер сносил  облака.  Под  скалой что-то  снова  глухо
ударило -- да так, что громада ее содрогнулась. Мутный поток на  глазах стал
иссякать, все больше обнажая дно, и скоро  от него остался  ручеек;  с тихим
журчанием обтекал  он  те самые  валуны,  которые совсем  недавно летали  по
воздуху. Болотник удовлетворенно тряс головой.
     -- Видел  бы добрый старичок, что  творение  рук его  сделало с бедными
детьми! Может, тогда  не стал бы  трудиться! -- злобная  гримаса  перекосила
лицо колдуна. -- И поделом им. Украсть у меня стрелу! Наследство от бабушки!
Но ничего... Теперь наглецы сгинули, и стрела сама найдет своего хозяина.
     Альбинос  промолчал.  У  него были  сомнения  насчет гибели беглецов. В
отличие от  старого колдуна он видел, как приготовилась нырнуть девочка, как
ящерицы, свернувшись в  тугие клубки, прикрыли головы хвостами. Но он ничего
не сказал  волшебнику, обидевшись  на "дурака". Вместо этого ученик  колдуна
крутанулся  на  месте и,  обернувшись чайкой,  слетел со  скалы  --  размять
крыл