Йорам внимательно посмотрел вверх, выбрал подходящее место и швырнул веревку. Послышался металлический звон, заглушенный завыванием ветра, но Йорам бросился к стене, прижался к ней, застыл и прислушался. Наконец он поднял голову, убедившись, что звук не поднял тревоги в аббатстве. Он начал медленно натягивать веревку и грубо выругался, когда незацепившийся крюк сорвался чуть ли ему не на голову. Эта процедура повторилась три раза, и наконец крюк надежно зацепился за стену. Два друга моментально перебрались через стену и крадучись пошли вдоль нее. Укрывшись в тени какого-то строения, они перебросили и закрепили веревку для бегства, тщательно замаскировав ее. Следующие двадцать минут они потратили на осторожный переход по двору аббатства. Они тщательно укрывались при малейшем подозрительном шуме, но все им благоприятствовало, и друзья без помех добрались до широкого монастырского двора, а там и до главного портика аббатства. Через него лежал кратчайший путь к их цели, если, конечно, здание аббатства было построено в соответствии с древними традициями зодчества. Им нужно было пройти через собор и по черной лестнице попасть в спальни монахов, среди которых находилась маленькая келья, где Рис видел Синила. Целитель даже боялся подумать, что произойдет, если этот путь не приведет их к цели, потому что попасть туда тем путем, каким шли Камбер и Рис в предыдущий приезд сюда, было совершенно невозможно. Внезапно Риса охватила паника. Ему почудилось, что он--маленький мальчик, который играет в какую-то смертельно опасную игру, но он, овладев собой, отогнал эти видения, смотал три плаща в узел и спрятал в темном углу. Он осторожно приблизился к Йораму, который достал из сапога кинжал, встал на колено перед дверью и, просунув лезвие в щель, долго водил им, пока не открыл внутренний засов. С довольной улыбкой Йорам спрятал кинжал, приоткрыл дверь и долго всматривался в темноту. Потом он повернулся и, взглянув на Риса, прошептал: -- Чисто. Рис проскользнул в приоткрытую дверь и прижался к стене. Йорам проник за ним, и друзья, осмотревшись, закрыли за собой дверь. Они внимательно всматривались в глубину нефа собора, стремясь пронизать взглядом мрак, в котором кое-где виднелись желтые огоньки свечей. Они долго стояли, изучая расположение колонн, боковых приделов и часовен, чьих-то гробниц. Особое внимание они обратили на большую дверь и на боковую лестницу. Двери можно было не опасаться, так как она использовалась только днем во время службы, а вот лестница--другое дело. По ней мог спуститься какой-нибудь монах, пожелавший помолиться в одиночестве. Если они не успеют к тому времени скрыться в относительной безопасности южного трансепта, они неминуемо будут обнаружены. Им необходимо было проникнуть за алтарь нефа, где горели предательские свечи и располагались спальни, в которых могли находиться бодрствующие монахи. Только после этого они смогут подняться по лестнице, ведущей к жилью Синила, но об этом пока лучше было не думать. Приложив палец к губам, Йорам тихонько подошел к лестнице и стал всматриваться, обострив до предела свои чувства дерини. Он пытался определить малейшие движения наверху. Но там, по всей вероятности, никого не было. В этот час монахи, наверное, спали. Для друзей это было самое безопасное время в аббатстве. Наклоном головы Йорам приказал Рису следовать за собой, и они осторожно пошли вдоль стены, искусно используя любую тень, любое укрытие. Впереди находилась первая из спален. Спальни слева все были пусты. Можно было видеть их внутреннее убранство, освещенное тусклыми лампами и свечами алтарей. За главным алтарем виднелся большой медный экран, отражавший свет свечей своей влажной поверхностью. За экраном простирался неф, в темной высоте которого смутно виднелись хоры. Нигде не было заметно ни признака движения, но они не рискнули пойти дальше, не убедившись в полной безопасности. Рис и Йорам приблизились к первой спальне, и Йорам осторожно заглянул в нее. Никого. То же самое повторилось и во второй. Опять никого. Пока что фортуна благоволила к ним. Они прошли мимо второй спальни и уже приблизились к экрану, чтобы осмотреть сам неф и спальни на северной стороне, прежде чем выйти из укрытий. В нефе и на хорах тоже было тихо. Теперь им оставалось только надеяться, что за ними никто не наблюдает из укрытия. Хотя по обычаю никто не мог осквернить святую церковь убийством, они оба знали, что им придется убить, если возникнет необходимость. Им во что бы то ни стало нужно было сохранить тайну Синила и его освобождения из святого Фоиллана. Они смотрели и слушали несколько минут и только потом решили, что все спокойно. Йорам прошел к алтарным воротам и положил руку на замок. Он мысленно выругался, поняв, что тот заперт. Он взглянул на Риса, который беспокойно оглядывался назад, опустился на колено и, обхватив замок руками, распространил на него свои чувства дерини. Через несколько секунд, длившихся, казалось, вечность, замок поддался. Когда Йорам снял замок и начал открывать ворота, молясь, чтобы они не заскрипели, он краем глаза заметил отчаянный предостерегающий жест Риса и буквально вжался в алтарь. Теперь и он услышал шлепанье сандалий по полу. Кто-то шел по нефу. Человек был один, и Йорам поблагодарил провидение. Но если он и дальше будет идти в этом направлении, то неминуемо наткнется на Риса. Йорам изо всех сил желал, чтобы монах свернул в один из боковых приделов, лучше всего в первый, тогда он наверняка не заметит Риса. Впоследствии ни он, ни Рис не были убеждены, могли ли они воздействовать усилием воли на монаха, но как бы то ни было, он дошел до первого придела и после секундного раздумья зашлепал туда. Он лишь немного не дошел до Риса. Через несколько минут, когда все затихло, Йорам осторожно выглянул из-за алтаря. С этой позиции ему не видна была спальня, но это не расстроило Йорама: значит, и монах тоже не мог их видеть. Рис, плотно прижавшись к стене, оглядывался вокруг. Через некоторое время он посмотрел на Йорама, который ответил ему легким кивком головы. Теперь Рис знал, что делать, если у монаха возникнут подозрения и он задумает следить за ними: он должен успокоить его, чтобы тот не поднял тревогу. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить нервы, Йорам вернулся к воротам и открыл их. Все произошло совершенно бесшумно, видимо, монахи были 'хорошими хозяевами и аккуратно чистили и смазывали петли. Рис и Йорам прошли мимо ворот, прикрыли их, не запирая на замок, и проникли в ту часть здания, где обитали монахи. Вдруг сзади них вновь послышался шум--это монах вернулся из спальни, подошел к алтарю и поклонился, шепча молитву. Друзья уже решили, что монах собирается молиться всю ночь, но, к счастью, он постоял, поклонился еще раз и направился к спальне на другой стороне нефа. Йорам и Рис направили все свои мысли к тому, что ждет их впереди. О том, что на обратном пути они снова могут столкнуться с монахом, друзья старались не думать. Теперь они уже находились в той части, где жили монахи, принявшие суровые обеты. Пройдя немного вперед, они снова наткнулись на тяжелые решетчатые железные ворота. Йорам после неудачной попытки открыть их решил пройти обходным путем через хоры и двинулся влево, но Рис, следивший за его действиями, сам взялся за замок, и вскоре он с мягким щелчком открылся. Рис бесшумно позвал Йорама и проскользнул в ворота. Удивленный Йорам прошел за ним и встал рядом, вглядываясь вверх, куда вела лестница, открывавшаяся перед ними. -- Идем?--одним движением губ спросил Рис. Йорам глубоко вздохнул и кивнул. Они начали осторожно подниматься по ступенькам. Дверь наверху был открыта, и с небольшой площадки за ней начиналась другая лестница. Они задержались на площадке и прислушались, но, кроме храпа спавших монахов и скрипов здания под мощными ударами ветра, они ничего не услышали. Теперь у них оставалась одна задача--найти Синила и вывести его. Поднявшись, Рис и Йорам оказались в коридоре, освещенном единственной лампадой. Всматриваясь в темноту, Рис провел Йорама в первый дортуар. Они двигались осторожно, стараясь не наткнуться на многочисленные шкафы, стоявшие в коридоре. Келья Синила была пятой от конца--Рис отметил это во время первого визита сюда. Они остановились на пороге, и Йорам достал две белые сутаны из ближайшего шкафа. Они вошли в келью и остановились. Казалось, их бешено бившиеся сердца производят страшный шум, на который сейчас сбегутся все монахи. Йорам создал небольшой магический источник света, и Рис, подойдя к узкой железной кровати, низко наклонился, чтобы рассмотреть спящего. Рис и Йорам накинули поверх одежды белые сутаны, и Рис сконцентрировал свою волю, чтобы проникнуть в мозг спящего и, не разбудив его, взять под контроль. Либо прикосновение не было мягким, либо сон Синила не был так крепок, как они думали, но глаза Синила открылись, и он неожиданно проснулся. Когда он увидел склонившиеся над ним и освещенные призрачным светом две фигуры в белом, он впал в панику. Рис, заметив первое движение Синила, зажал ему рот рукой так, что тот не смог крикнуть. Но Синил извивался всем телом, бешено брыкаясь под одеялом. Йорам бросился на него, удерживая, пока Рис полностью не овладеет его мозгом. Но Целитель не мог проникнуть сквозь защитные поля, настолько мощные, что Рис, даже приложив всю энергию, не смог коснуться его мозга. Стало ясно, что таким путем им не овладеть Синилом, а если они не подчинят его своей воле в следующие несколько секунд, то шум борьбы разбудит монахов, спящих в соседних кельях. Пора было применить жесткие меры. Без колебаний Рис схватил Синила за горло, прижав сонную артерию, и отпустил только тогда, когда тело Синила судорожно изогнулось в последний раз и обмякло. Рис снова проверил. Сопротивление защит не ослабло, но, слава Богу, центр, управляющий сознанием, был свободен. Закрепив контроль, Рис осторожно выпрямился и позволил себе отдохнуть. Прежде чем подняться, Йорам нервно оглянулся на дверь. Снаружи не доносилось ни звука. Тем не менее они выждали некоторое время, чтобы окончательно убедиться, что все спокойно. Наконец Рис наклонился, поднял Синила на ноги и обхватил его за плечи. Йорам погасил магический свет и выглянул в коридор. Там было пусто и тихо. Они пошли обратно тем же путем, придерживая Синила с двух сторон. Когда они вышли к лестнице, Йорам внезапно застыл, прислушиваясь. Он подал Рису знак оттащить Синила к стене, Рис подчинился приказу и тоже услышал шлепанье сандалий по лестнице. Боясь дышать, они стали бесшумно спускаться по спиральной лестнице, пока не скрылись за поворотом. Вскоре Мимо них кто-то прошел, и звук шагов исчез в дортуаре. Они Подождали несколько минут на случай, если монах вернется, но ни сверху, ни снизу никаких звуков не было слышно. Наконец они собрали все свое мужество, подняли бесчувственное тело Синила и направились к выходу. Следующие полчаса были такими напряженными, что позднее они с трудом вспоминали это время. Перед их глазами проплывали темные лестницы, стены, алтарные ворота, выступы. Они благополучно добрались до алтаря и замерли, услышав шаги какого-то монаха. Они быстро положили неподвижное тело возле алтаря, а сами опустились на колени. Но эти коленопреклоненные фигуры в белом, погруженные в молитву в неурочный час, не могли одурачить монаха, который шаркал ногами по нефу. Один взгляд на них мог возбудить подозрение. С одной стороны, в этом не было ничего необычного. Но монах мог оказаться очень разговорчивым и обратиться к ним, чтобы выяснить, кто они и почему молятся здесь, а не в кельях. И, разумеется, он обратился. Он успел только увидеть какого-то рыжего незнакомца, взглянувшего на него из-под капюшона, и спящего брата Бенедикта, когда другой монах поднялся с колен и обхватил его сзади за плечи, а высокий золотоволосый человек с пронзительными глазами как будто проник в него и заставил его голову кружиться с бешеной скоростью. Монах упал на колени, ничего не видя вокруг себя, и воспоминания о странной встрече полностью исчезли из его памяти. Проснулся он уже под утро, когда остальные монахи собрались в большом нефе. Монах чувствовал, как болят у него колени от долгого стояния, но не мог понять, что заставило его провести целую ночь в молитвах в холодной церкви. К тому времени, когда все аббатство поднялось ото сна, Йорам и Рис уже переправили свою драгоценную ношу через стену, закрепили с помощью веревок на лошади и пустились в долгий трудный путь. Ветер теперь дул им в спину. Они ехали, ведя лошадь Синила между собой, и им нужно было ехать еще очень долго--весь день и следующую ночь-- с редкими остановками, пока они не доберутся до Дхассы, где наконец окажутся в относительной безопасности. Там они должны будут направиться к епископу Дхассы, который держал Портал. Это был единственный путь, который еще не был закрыт для них. К ночи они должны были быть в полной безопасности в убежище Камбера. Но сейчас им нужно ехать и постараться не замерзнуть и не попасть в плен. Они должны достичь Дхассы живыми и невредимыми. А если их отсутствие уже обнаружено, то им следует быть вдвойне осторожными. Их пленение будет означать полную катастрофу для задуманного ими дела. ГЛАВА 15 Я оставил дом Мой; покинул удел Мой; самое любезное для души Моей отдал в руки врагов его. Книга Пророка Иеремии 12:7 К счастью, путь в Дхассу оказался относительно спокойным, так как новости очень медленно передавались по Гвинедду зимой. Первые несколько часов после бегства--наиболее опасные--прошли под покровом темноты и сильного снегопада, который к рассвету немного затих. Снег все покрывал белым ковром, заглушая звуки и скрывая следы, но он скрывал и ямы, камни и бревна на дороге, о которые лошади спотыкались и могли поранить ноги. Синил, привязанный к лошади, совершал путешествие в очень неудобном положении. Они ехали несколько часов в полном молчании иногда шагом, а иногда рысью, в зависимости от состояния дороги. Рис внезапно ощутил чей-то взгляд. Он заметил все еще затуманенные серые глаза, попытался наладить мысленный контакт, чтобы сообщить, кто они, но это ему не удалось. Тогда Рис, ободряюще улыбнувшись, снял всю паутину заклинаний с мозга Синила, и его глаза стали более осмысленными. Рис взглянул на полусонного Йорама, который покачивался в седле. Он знал, что Йорам нуждается в отдыхе,--они не спали уже тридцать шесть часов,--но решил, что важнее немедленно выяснить отношения, к тому же монах наверняка узнал его. -- Йорам, мы уже не одни,--тихо сказал он. Йорам поднял голову, мгновенно став бодрым и свежим. Их пленник повернул голову и посмотрел на своего похитителя. -- Почему вы увезли меня из святого Фоиллана?--спросил он, не дав Йораму времени на приветствия.--Кто вы? Священник несколько секунд смотрел на лицо, выглядывавшее из мехового капюшона, очевидно, обдумывая ответ, а затем решил говорить правду. -- Меня зовут Йорам МакРори. Я--священник из Ордена святого Михаила. А причина, по которой мы увезли вас оттуда, совершенно очевидна, милорд. Или я должен называть вас Ваше Величество? Человек дернулся, как от удара. Ужас мелькнул в его глазах, как ни старался он скрыть его. Рис и Йорам расслышали сдавленное "нет". Синил опустил голову и отвернулся. Два друга переглянулись, и Йорам показал на небольшую рощу, где они могли укрыться от ветра. Все равно лошадям следовало дать отдых, а говорить лучше лицом к лицу на твердой земле, чтобы Синил правильно понял их намерения. Лошади благодарно остановились под заснеженными деревьями, Йорам спешился и, подойдя к Синилу, развязал узлы веревок, которыми его ноги были привязаны к стременам. Синил перебросил ноги через шею лошади и размял онемевшие мышцы. Рис остался на коне на тот случай, если вдруг Синил задумает бежать. -- Сойдите с седла и пройдитесь немного,--посоветовал Йорам. Однако он не отвязал веревку, которой они были связаны между собой. -- Вы, должно быть, устали, милорд. Прошу прощения за грубое обращение, но мы боялись, что добровольно вы не поедете с нами. Синил отвернулся и не принял предложенную руку. -- Не зовите меня "милорд",--прошептал он.--Я не господин и не хочу быть им. Я простой монах и живу в мире со всеми. Йорам медленно покачал головой. Он хорошо понимал монаха, но знал, что он, Йорам, должен постараться переубедить его. --Вы--Никлас Габриэль Драпировщик, монашеское ваше имя--Бенедикт,--сказал Йорам.--Вашего отца звали Ройстон, а деда--Дэниэл, но оба они имели и другие имена. Другое имя есть и у вас. -- Нет,--прошептал монах.--Нет другого имени. -- Другое имя вашего отца--Элрой, древнее королевское имя. Ваш дед был известен как Эйдан, принц Халдейн, еще до Переворота,--безжалостно продолжил Йорам.--А вы-- Синил Донал Ифор, принц Халдейн, последний в королевском роду. Пришло время заявить ваши права на престол, Ваше Величество. Пришло время завоевать трон Гвинедда. -- Нет,--послышался сдавленный шепот,--скажите, что это не так. Я не хочу вас слушать. Эти имена давно в прошлом, и их нужно забыть. Я только брат Бенедикт, бедный монах. Больше у меня нет никаких прав. Йорам беспокойно посмотрел на Риса. Они с Рисом обдумывали стратегию поведения во время своего долгого пути в святой Фоиллан, они хотели предусмотреть все возможные варианты. Но они не рассчитывали на кротость этого человека, на его безмерную тревогу, вызванную тем, что его насильно вырвали из жизни, на которую он добровольно обрек себя. Йорам долго подбирал слова, но первым нарушил тишину Синил. Он поднял голову и невидящими глазами уставился на Йорама. -- Я умоляю, отвезите меня обратно в святой Фоиллан. -- Мы не можем, милорд,--ответил Йорам. -- Тогда отправьте меня одного. Вам не обязательно ехать туда. Я ничего не скажу о вас. -- Мы не можем, милорд,--повторил Йорам.--В этом деле замешаны и другие люди, а некоторые уже отдали свои жизни. -- Погибли? Вы имеете в виду, что они погибли из-за меня? Йорам кивнул, не желая встречаться с ним глазами. Монах перевел взгляд на заснеженный лес, словно перед ним всплыли старые видения, которые oh старался, но не мог забыть. -- Куда вы везете меня?--спросил он. -- К друзьям. -- У меня нет друзей за стенами аббатства, а те, кто хочет покончить с моей жизнью,--не друзья. -- Одна жизнь кончается, другая начинается,--сказал Йорам. Он положил руку на шею лошади и твердо взглянул на монаха. -- Вы рождены не для кельи и не для молитв, какой бы приятной эта жизнь не казалась вам. Только теперь вы будете следовать вашему предназначению! -- Нет! Я рожден быть монахом! Он ударил себя в грудь связанными руками и обратил полубезумные глаза к Рису. -- Вы, милорд, поверьте, все, что рассказал вам мой дед,--выдумка, фантазия, бред. Я не тот, за кого вы меня принимаете, я не из того теста, из которого делают королей. -- Вы--Халдейн, милорд. -- Нет! Халдейны погибли, а я был Драпировщик, пока не стал монахом. И мой отец был Драпировщик! Я не знаю других имен! Йорам, со вздохом взглянув на Риса, пожал плечами. -- Мне кажется, продолжать бессмысленно. Он устал и напуган. Может, позднее... -- Правда от этого не изменится,--прервал его Синил. -- Конечно, но правда может быть не та, что утверждаете вы теперь, милорд. Вы долгое время были вдали от мира. Почему бы вам не отложить решение до того времени, когда познакомитесь с фактами? -- Я живу в своем мире, и вы, называющий себя монахом, должны понимать меня. -- Я хорошо понимаю.--Йорам вздохнул.--Однако это не меняет моих намерений. Если вы дадите слово не пытаться бежать, я с удовольствием развяжу вас. Вам будет легче, если вы сможете пройтись немного. Синил долго смотрел на Йорама, как бы взвешивая его слова, затем опустил глаза. -- Я не буду сопротивляться вам. -- Даете слово? -- Даю,--прошептал пленник. Йорам кивнул и развязал веревки на руках пленника, но когда он протянул руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, Синил поджал губы, оттолкнул его руку и соскочил с лошади с другой стороны. Он сделал с полдюжины неверных шагов, спотыкаясь и шатаясь, и упал на колени в снег. Он склонил голову, еле сдерживая рыдания. Йорам нахмурился и посмотрел на Риса. Затем он накинул плащ на плечи и сложил руки на груди. Они оба с тоской поняли, что их путешествие в Дхассу будет гораздо дольше и сложнее, чем они предполагали. Действительно, их путешествие проходило хотя и без инцидентов, но в полном молчании. Они останавливались только однажды днем, чтобы сменить лошадей в придорожной гостинице. Рис охранял принца, пока Йорам торговался с хозяином. Синил не изъявлял желания разговаривать, но и не предпринимал попыток к бегству. К вечеру они уже были в часе езды от цели. Небольшой бурный ручей вилял вдоль дороги, по которой они ехали. Хотя он и протекал по заснеженной равнине, зимний холод еще не сковал его льдом. И лошади, и люди уже замучились от долгого пути. Рис очень беспокоился о Синиле, ведь принц был плохо приспособлен к трудностям путешествия. Он чуть не закричал от боли в мышцах, когда они несколько часов назад остановились для последнего отдыха, и только гордость остановила рвавшийся из него крик. Потом им пришлось сажать его в седло, почти потерявшего сознание. За последние полчаса Синил заметно побледнел, и Рис понял, что им придется снова остановиться, поскольку Синил был на грани обморока. Риса очень беспокоило, как поведет себя Синил, когда они въедут в город и поедут ко двору епископа. Рис даже боялся думать о том, что поведение Синила и его покладистость в дороге--всего лишь подготовка к восстанию на людях. Рис не мог прозондировать мозг пленника во время их долгого безмолвного путешествия--перед ним каждый раз вставала твердая глухая стена, которую Рис смог бы преодолеть только после отдыха и соответствующей подготовки, но он не хотел этого делать сейчас, боясь еще больше восстановить Синила против себя. Нет, к Синилу нужно применять другие методы, и не сейчас, а когда они будут среди друзей, когда все его протесты не будут услышаны. Единственное, чего хотел сейчас Рис, это облегчить страдания Синила от боли в измученных ногах. Как будто почувствовав возрастающее беспокойство Риса, хотя и не зная его причины, Йорам привстал на стременах и посмотрел вперед, высматривая место, где бурный поток позволял подойти поближе к воде. Спешившись, он помог Синилу сойти с коня и усадил его на камень в защищенном от ветра месте. Рис лениво повел трех лошадей к воде и, достав из сумки пустую фляжку, наполнил ее ледяной водой из потока. Когда вернулся Рис, Йорам массировал ноги Синила. Принц с удовольствием напился и, не раздумывая, протянул фляжку Йораму. Но священник не успел приложить ее ко рту, Рис выхватил флягу и вылил содержимое в снег. -- Ты дал ему наркотик! Слова Йорама прозвучали не вопросом, а утверждением, но в голосе его слышалось удивление. Рис кивнул, а Синил повернулся к нему. -- Вода?--прошептал он. -- Так было надо. Сонный порошок, чтобы успокоить вас, облегчить страдания, пока мы не сможем отдохнуть по-настоящему. -- И чтобы предотвратить мое предательство,--добавил Синил. Он натянуто улыбнулся, и вдруг голова его упала на грудь, глаза закрылись. Он с трудом приподнял голову. -- Что со мной? -- Это лекарство.--Рис в упор смотрел на него.--Вы будете хотеть спать. Ваши чувства притупятся. Вы все время будете в полусне. Так будет лучше, поверьте мне. -- Лучше для кого?--прошептал Синил.--Неужели вы боялись, что я предам вас? Я же дал слово.--Он показал на фляжку.--Это было не нужно. При этих словах Йорам встал и пошел к ручью. Там он опустился на колени. Рис подошел к нему. Он знал, что так подействовало на Йорама. -- Это действительно было нужно?--спросил Йорам, наклонившись к воде, чтобы напиться. -- Я думаю, да. Йорам, я пытался прочесть его мысли всю Дорогу и не смог. Он как глухая стена. У него какие-то врожденные защиты, возникающие, когда на него что-то давит. Я не могу проникнуть сквозь них, во всяком случае, незаметно для него. Я думаю, поэтому мы не смогли воздействовать на него там, в аббатстве. И я не уверен, что это удалось бы нам в Дхассе, особенно сейчас, когда мы так устали. -- Верно,--согласился Йорам.--Он вытер руки о плащ и повернулся к Рису.--У него действительно есть такие защиты? Как ты думаешь, потом ты сможешь преодолеть их? Рис пожал плечами и неуверенно улыбнулся. -- Всегда есть пути для преодоления сопротивления любого человека, особенно если ты Целитель... Кроме того, в убежище я попрошу Камбера работать со мной. Йорам долго стоял выпрямившись, потом взглянул на отдыхающего Синила. -- Ты сказал ему всю правду о действии наркотика? -- Да. У нас будет достаточно времени, чтобы привезти его к Порталу. Он будет все время в полусне. Лучше пусть будет так, чем он устроит сцену,--сказал Рис и сунул пустую фляжку в сумку. -- Если кто-либо заинтересуется им, объясним, что он болен, и мы везем его к Целителю епископа. Это звучит вполне правдоподобно. -- Хорошо. Йорам вздохнул и, покачав головой, хитро улыбнулся. -- Я, вероятно, устал больше, чем предполагал. А ты с энтузиазмом включился в заговор. И это ты, кто раньше всегда старался держаться подальше от всяких интриг! -- О, не произноси этого слова! -- Какого? "Интрига"? Йорам улыбнулся, похлопал Риса по плечу и указал на клевавшего носом принца. Пора было сажать его в седло и ехать дальше. Судьба королевства была в их руках, и все должно было решиться в следующие несколько часов. К счастью для всех троих, колеса бюрократической машины Гвинедда вертелись очень медленно, и аббат святого Фоиллана только сейчас начал думать, как объяснить причину исчезновения брата Бенедикта. Как и предполагали Рис и Йорам, отсутствие Бенедикта было замечено только утром, и заметил его настоятель, который не увидел Бенедикта на хорах во время мессы. Но настоятель был человек очень занятой, у него было много обязанностей, и только когда брат Бенедикт не явился на следующее богослужение, он забеспокоился. Решив, что брат Бенедикт заболел, настоятель направился в больницу, но смотритель больницы брат Рейнард не видел Бенедикта уже несколько дней. Тщательный осмотр всего аббатства, занявший несколько часов, не дал результатов. Несколько монахов были посланы на лошадях осмотреть все окрестности аббатства на расстояние, которое мог бы преодолеть за это время пеший человек. Но буря сделала свое дело. Если брат Бенедикт упал от слабости и умер, то этого уже никто не узнает до самой весны. Аббатство постигло большое горе. Монахи отслужили большую мессу по брату Бенедикту следующим утром, и затем вновь потекли обычные дни жизни своим порядком. И это дело заглохло бы навсегда, если бы не брат Левит. В этот день он решил проверить наличие зимней одежды монахов. Осматривая содержимое шкафов близ кельи пропавшего брата Бенедикта, брат Левит был очень удивлен, обнаружив пропажу двух сутан. Проведя расследование среди монахов, пользовавшихся шкафами, он выяснил, что два дня назад все было на месте. Однако никто не мог объяснить пропажу сутан. Озадаченный Левит доложил обо всем субприору, тот, в свою очередь, приору, а приор--аббату. Это случилось уже вечером. Аббат сначала отругал приора за то, что тот лезет со всякими пустяками, но мозг его все время был занят мыслями о пропавшем брате, и у него зародились смутные подозрения. -- Брат Патрик, сколько сутан пропало? -- Две, отец аббат. Аббат поднял перо и повертел его между пальцами. -- Скажите, вы помните двух человек, которые приезжали на свидание к брату Бенедикту две недели назад? .-- Целителя и монаха? Приор озадаченно замолчал. -- Конечно, помню, отец. Монах этот был на службе у епископа, но... -- Я это помню!--рявкнул аббат.--Он был гавриллитом или просто притворился им. Приор озадаченно смотрел на аббата, а тот повернулся и вытащил календарь с заметками из шкафа. Не найдя в нем того, что искал, он швырнул его обратно и забарабанил пальцами по столу. -- Попросите явиться сюда врача, брата Патрика, а также брата Пола, Финеаса и Джубала. -- Хорошо, отец аббат. Удивленный приор выскочил из кабинета. Следующие десять минут аббат сидел нахохлившись и ожесточенно грыз ногти. Подозрения в нем росли, и все его умозаключения складывались в стройную картину. В тот день приходили два человека, говорили с братом Бенедиктом, в тот же день во время беседы брат Бенедикт упал в обморок. Они говорили что-то о важном поручении деда, который недавно умер. Сам аббат стоял неподалеку и слушал. Один из них был Целитель. Как его звали?.. Лорд Ре... Ро... Рис. И когда врач аббатства не смог привести брата Бенедикта в чувство, аббат попросил Риса взглянуть на него и даже позволил войти в его келью. Да, и Рис, и монах, который был с ним, входили в келью Бенедикта! Взяв на душу страшный грех, аббат выругался и скомкал письмо, только что написанное генеральному викарию Ордена в Валорет. Он с ожесточением швырнул его в огонь. Бенедикт не уходил из аббатства в беспамятстве и не умирал на снегу от холода. Он совсем не был болен ни сейчас, ни тогда, две недели назад. Он был похищен прямо из стен аббатства, прямо из кельи, и похищен этими двумя! Тут его размышления прервал робкий стук в дверь. Аббат постарался принять вид, достойный уверенного в себе пастыря Божьего. -- Да. Приоткрыв дверь, в комнату заглянул брат Патрик. За ним виднелись головы Джубала, Рейнарда, Пола и Финеаса. Аббат позволил им войти. Монахи стояли неподвижно, склонив головы, сложив на груди руки, спрятанные в необъятные рукава сутан. Аббат окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги. -- Брат Рейнард, ты не можешь припомнить дату, когда брат Бенедикт упал в обморок и когда он заболел,--день, когда он беседовал с двумя посетителями? Брат Рейнард с минуту изучал носки своих сандалий, а затем поднял голову. -- Это было в праздник святого Маргетана. Нет, скорее это было сразу после дня рождения святого Эдмунда. -- Так когда же, брат Рейнард? -- В день рождения святого Эдмунда.--Он посмотрел в свою книжечку.--Четырнадцатого ноября. Аббат записал дату и перевел взгляд на брата Джубала. -- Брат Джубал, кажется, ты дежурил у ворот в это время? -- Да, отец аббат. -- Ты не можешь припомнить имена посетителей? Там был Целитель и монах. Немного подумав, брат Джубал поднял бровь. -- Мне кажется, что монаха звали брат Кирилл, отец аббат. Он из Ордена святого Гавриила. --Да-да, брат Кирилл,--повторил аббат.--Называл ли он другое имя? -- Нет, только свой Орден,--услужливо вмешался брат Финеас,--а также то, что он находится на службе у епископа. Аббат поискал кончик пера, покачал головой. У него не возникло никаких ассоциаций в связи с этим именем, и это его мучило. Но, во всяком случае, главный викарий должен знать его имя и принять какие-то меры, если, конечно, этот монах действительно существует и служит архиепископу. Он записал это имя, тщательно выписывая каждую букву, и снова взглянул на монахов. -- Ну, а теперь имя Целителя--лорд Рис какой-то. -- Мурин или Турин, или что-то вроде этого,--сказал брат Джубал. -- А мне кажется, Турин, брат Джубал,--заметил брат Рейнард. Изогнув шею, он пытался рассмотреть, что записывает аббат.--Правда, я не очень уверен в этом, но он действительно Целитель. У меня в этот день болел зуб, а он... Аббат строго взглянул на него, и Рейнард виновато замолчал, потупив голову. Аббат снова начал писать, но перо не долго скрипело по бумаге. Вскоре аббат поднял голову и движением руки отослал монахов прочь. Когда за ними закрылась дверь, монах взял чистый лист бумаги и начал новое письмо своему викарию. На этот раз его почерк был четким и уверенным. "Ваше преосвященство, я с прискорбием сообщаю о похищении из аббатства святого Фоиллана два дня назад брата Бенедикта. Подробности состоят в следующем..." * * * "...Итак,--через пять дней после этого викарий Ордена читал письмо архиепископу Валорета,--совершенно очевидно, что брат Бенедикт похищен вышеназванными братом Кириллом и лордом Рисом Турином--Целителем. Я посылаю копии всех показаний монахов, так как вы в своей мудрости можете заметить то, что пропустил я. Остаюсь вашим преданным слугой". Викарий опустил письмо и взглянул на архиепископа. Архиепископ, перед которым стоял его обычный стакан козьего молока, протянул иссохшую руку к письму, затем долил молока и погрузился в чтение. Викарий в это время отрезал себе кусок сыра. Было раннее утро, а архиепископ имел привычку завтракать с кем-нибудь из подчиненных и просматривать во время завтрака утреннюю почту. Но, конечно, Роберта Орисса нельзя было считать простым подчиненным. Генерал-викарий Ордена святого Джарлата и архиепископ Валорета, примас церкви Гвинедда, родились примерно в одно время и впервые встретились, будучи учениками знаменитой школы при монастыре святого Неота, когда им было по десять лет. И хотя Энском Тревасский был дерини, а Роберт Орисс-- нет, это не помешало возникновению между ними тесных дружеских отношений, которые длились уже долгие годы. Да и теперь, если Роберт Орисс был в своей резиденции в Валорете и не выезжал в инспекционные поездки по монастырям и аббатствам Ордена, они встречались друг с другом по крайней мере раз в неделю. Энском принадлежал к той весьма редкой категории людей, которые не забывают старых друзей, возвысясь над ними. И Роберт, хотя он часто не понимал действий своего коллеги-дерини, очень ценил эту дружбу. Но они уже встречались на этой неделе, и сегодняшняя встреча была вызвана получением этого странного письма, которое требовалось немедленно показать архиепископу. Викарий налил в стакан молока для архиепископа, который ненавидел его, но пил для возбуждения работы пищеварительного тракта, затем отломил кусочек хлеба и стал жевать, дожидаясь, пока архиепископ закончит чтение письма. Строгое лицо Энскома сделалось хмурым и печальным. -- Что это за монах, Роберт? Почему кому-то понадобилось похищать его? Викарий покачал головой. -- Я теряюсь, ваша милость. Я просмотрел все наши записи. Принял обет... Я просто понятия не имею. -- А этот аббат, он заслуживает доверия? Викарий горячо запротестовал. Он верил всем своим подчиненным--все они богобоязненные люди, не способные на гнусные интриги. Архиепископ хмыкнул, бросил письмо на стол и долго смотрел на викария. -- Вы знаете, что Катан МакРори умер на прошлой неделе? -- Советник короля? -- Сын графа Камбера Кулдского,--уточнил архиепископ.--А дочь Камбера Эвайн--невеста Риса Турина. -- Рис Ту...--Викарий схватил письмо.--Тот самый Рис Турин? -- Да, тот самый. Викарий, глубоко вздохнув, откинулся на спинку кресла. Завтрак был забыт. Архиепископ молчал и не торопился высказывать свое мнение. Тогда викарий поджал губы и задумчиво посмотрел на него. -- Ваша милость, а вы не полагаете, что граф Камбер Кулдский как-то связан с похищением брата Бенедикта? Архиепископ поднял глаза, и какая-то тень мелькнула на его лице, обычно непроницаемо спокойном. -- Вы сошли с ума,--мягко прошептал он.--Я знаю Камбера. Мы вместе учились в Грекоте до того, как все его братья умерли и он остался единственным наследником отца. Я венчал его с женой, крестил всех его детей, принял монашеский обет его сына Йорама, венчал Катана с Элинор. А кроме того, зачем ему все это нужно?.. -- Я не знаю, ваша милость. Я подумал, что вы можете...-- Он вздохнул.--А этот Рис Турин, он близок ко двору? Вы, кажется, тоже знаете его? -- Я знаю его,--ответил архиепископ.--Он молод для Целителя, но у него блестящая репутация. Он очень близок с младшим сыном Камбера--Йорамом из Ордена святого Михаила. -- Вы думаете, что тем монахом мог быть Йорам? -- Не знаю,--с сомнением в голосе ответил Энском.--А с другой стороны, Йорам--михайлинец, а они всегда были мятежниками, возмутителями спокойствия. -- Мятежники?! Да!--Роберт фыркнул.--Но при чем здесь свой брат-монах? Не вижу никакой политической выгоды от такого человека, как брат Бенедикт! -- И я тоже. Архиепископ вздохнул. -- Но вокруг семейства МакРори идет крупная политическая игра. До нас дошли слухи об обстоятельствах смерти Катана. Нет, Роберт еще ничего не слышал. -- Говорят, Катан не просто умер. Говорят, он был убит, причем рукой самого короля. Если это так, то тогда легко объяснить безумное поведение Имра на празднике зимы. И это дает мотивы для Камбера, Йорама и Риса начать политическую борьбу. Он нахмурился. -- Но не против же бедного монаха? Признаюсь, у меня нет никаких мыслей, Роберт. А у вас? У викария тоже не было. После долгой паузы архиепископ встал, медленно подошел к окну и выглянул в него, опершись руками о подоконник. На улице шел снег. -- Оставь меня одного, Роберт,--наконец тихо сказал он. Генерал-викарий тотчас же встал, кланяясь, покатился к двери и исчез за ней. Архиепископ вернулся в свое кресло, потрогал письмо кончиками пальцев, сложил руки на столе и склонил голову в молитве. Он не сказал Роберту Ориссу, но знал, кто был с Рисом Турином в аббатстве первый раз и участвовал так или иначе в похищении брата Бенедикта. Он и тот "монах" вместе учились в Грекоте и часто делили между собой горе и радости жизни. Брат Кирилл--это имя носил в монашестве Камбер Кулдский. ГЛАВА 16 Человек одинокий, и другого нет: ни сына, ни брата нет у него, а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. Книга Екклесиаста, или Проповедника 4:8 Но каковы бы ни были личные чувства Энскома к семейству МакРори и к Камберу в частности, архиепископ был верным слугой короны, и долг его требовал доложить королю о похищении монаха, хотя это было чисто церковное дело. Энском вычеркнул из письма описание брата Кирилла, которое могло бы навести Имра на верный след, надеясь таким образом хоть немного задержать расследование и тем временем попробовать связаться с Камбером, чтобы выяснить, что все это значит. То, что Камбер использовал для прикрытия свое монашеское имя, не удивило архиепископа, это было в характере Камбера. Но могло быть и простое совпадение, хотя Энском не верил в них. Во всяком случае, чтобы это ни было, Энском хотел знать. И вот послание архиепископа королю было передано по обычным каналам: не следовало давать Имру возможность нанести удар первым, раз во всем этом замешан Камбер Кулдский. Это письмо сначала попало к графу Сантейру, который занимался расследованием дела по возможному заговору МакРори. Коль Ховелл в последнее время много помогал Сантейру и даже делился с ним результатами своих тайных расследований. Так что они вместе получили это письмо и с ним новую информацию, которая в совокупности с имевшимися у них сведениями оказалась весьма интригующей. В ней было много любопытных совпадений. И совпадений ли? Например, они уже давно знали, что Дэниэл Драпировщик--один из людей, чье имя упоминалось в документе, похищенном Йорамом,--умер своей смертью два месяца назад, и провожал его в последний путь не кто иной, как Рис Турин. Дальнейшие расследования показали, что в тот же вечер Рис Турин оседлал коня и уехал из города. Хотя слуги утверждали в один голос, что он поехал в Кэррори на празднование дня святого Киама, у братьев монастыря, где служил Йорам, удалось узнать, что Рис и Йорам уехали оттуда в большой спешке, невзирая на сильный дождь, в направлении монастыря святого Джарлата. Любопытно. Кроме того, монахи святого Джарлата рассказали, что в монастырь приехали два человека и настояли на том, чтобы им разрешили просмотреть архивные записи. Заинтересовавшись, они занимались этим всю ночь. Но самое главное во всем этом--заявление Грегори Арденского, аббата святого Джарлата, вспомнившего, что эти двое искали какого-то брата Бенедикта, у которого недавно умер дед. Писцы Коля тут же составили список всех Бенедиктов Ордена, так что Коль был уже близок к обнаружению пропавшего без вести Никласа Драпировщика. Коль и Сантейр сидели вместе с двумя клерками, когда прибыл посыльный от архиепископа. Коль распечатал письмо, сидя в очень удобном кресле, положив ноги на подушку. Коль бесстрастно читал письмо. Тишина нарушалась только потрескиванием огня в камине. Вдруг он подскочил в изумлении. -- Черт возьми! Ты видишь? Он сунул письмо прямо под нос графа. -- Ты хочешь знать, чем занимались Йорам и Рис Турин? Я могу сказать тебе, что делал Турин. И я клянусь, что этот брат Кирилл--МакРори! Я могу поклясться, что брат Бенедикт и наш Никлас Драпировщик--одно и то же лицо! Сантейр взял письмо и быстро прочел его. Затем он откинулся в кресле и кивнул. -- Неудивительно, что мы не могли найти Драпировщика: он был в монастыре все эти годы. Они, должно быть, нашли его с помощью архивов святого Джарлата, так же, как мы хотели его искать. И еще... Граф поднялся и стал расхаживать по комнате, высекая искры из каменного пола подошвами сапог. Коль смотрел на него ястребиным взглядом, еле сдерживая нетерпение. -- Все это очень странно,--сказал он, завершая очередной круг.--Согласно письму архиепископа, они ездили в святой Фоиллан первый раз месяц назад, но тогда они ничего не сделали, как будто они не были уверены, что этот человек тот, кто им нужен. Напрашивается вопрос: кто же им нужен? Откуда такой интерес к монаху из семьи бедных торговцев? Один из клерков нерешительно кашлянул: -- Везде ходят упорные слухи о Халдейнах. Уже начали появляться листовки. -- Это все шуточки виллимитов!--рявкнул Коль.--Они хотят сыграть на этом, но этому никто не поверит! -- Но Турин украл портрет Ифора Халдейна, сэр,--заметил второй клерк.--Зачем-то он ему нужен. -- Это--чушь, гадость!--настаивал Коль.--Ни один из Халдейнов не выжил после Переворота, об этом все знают. -- Но если хоть один выжил, то сейчас ему самое время попытаться вернуть трон Гвинедда,--заметил Сантейр и отослал клерков прочь. Коль выпрямился и со злостью пнул ногой подушку из-под ног. -- Да, ты прав,--согласился он с неохотой.--Но это же не имеет смысла. Кто такой Халдейн для МакРори? Они--дерини, как я и ты. Конечно, у Камбера есть причины не любить короля, особенно после смерти Катана. Но, черт побери, ведь все они--дерини! Он не может серьезно желать свергнуть с трона короля-дерини и посадить на трон человека из прежней династии или хуже того--человека, который утверждает, что он из династии королей Халдейнов! Где доказательства? И где Камбер? -- Я не знаю.--Сантейр пожал плечами.--Мы, конечно, опросили слуг и крестьян в Кэррори... -- И ничего не выяснили. Сантейр, я не могу поверить, что твои искусные инквизиторы не смогли выжать и крохи информации о планах и намерениях Камбера. Если бы я был там... -- Если бы ты был там, то, я не сомневаюсь, добрая половина слуг уже болталась бы на веревках, как те крестьяне, казненные в октябре за то, что они не хотели сказать то, чего не знали,--ехидно сказал Сантейр.--Неужели ты думаешь, что такой могущественный дерини, как Камбер, не может сохранить свои тайны от слуг, если захочет, или сделать так, что от них никто ничего не сможет узнать? -- Но он же где-то есть? Дальнейший спор был прерван внезапным появлением запыхавшегося слуги в ливрее личного слуги короля. На лице его выразилось явное облегчение, когда он снял шляпу и поклонился: -- Милорды. Его Величество требует, чтобы вы незамедлительно явились к нему. Он... Юноша сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха: -- ...Он в большом гневе, милорды, так что вы лучше не задерживайтесь. Коль и Сантейр, забыв о своем споре, мгновенно бросились к выходу. -- Глупцы! Идиоты! Сукины сыны!--кричал Имр, когда вошли Коль и Сантейр.--Лгуны! Предатели! Коль, ты знаешь, что они сделали? Ты можешь представить... -- Кто и что сделал, ваша милость?--прервал его Коль, учтиво поклонившись. -- Михайлинцы! Грязные свиньи, двуличные изменники... -- Сир, что они сделали? Имр взглянул на него дикими глазами и рухнул в кресло. -- Они исчезли, все до единого исчезли, предали меня. Они забрали все свои сокровища, все! Они исчезли!!! -- Исчезли?!--выдохнул Сантейр. Это воспламенило Имра, и он, вскочив, забегал по комнате, в бешенстве изрыгая ругательства, проклятия, грязные намеки на их родителей, на обстоятельства рождения, на их порочные склонности. Сантейр, обретя спокойствие, пытался понять причину происшедшего и уже начал планировать мероприятия, призванные сохранить безопасность государства. Такие действия могущественного Ордена в совокупности с заговором МакРори могли означать только одно: существование широкого заговора, цель которого--свержение Имра и восстановление на троне Гвинедда династии Халдейнов. И если уж в заговоре участвуют михайлинцы, то можно с уверенностью сказать, что претендент на престол--настоящий Халдейн. Михайлинцы впустую не играют, они наверняка сделают все, чтобы их попытки увенчались успехом. И теперь рыцари-михайлинцы где-то концентрируют силы, чтобы нанести удар. Удалив всех невоенных членов Ордена в безопасное убежище, они сделали себя неуязвимыми для преследователей и репрессий. Да, михайлинцы могли появиться где угодно! Коль тоже хорошо понимал и причины, и последствия исчезновения михайлинцев, но мысли его работали в несколько ином, чисто личном направлении. И это привело его в ужасное состояние. Он считал себя очень умным и дальновидным, но оказалось, что это совсем не так! Он--идиот! Все его хитроумные интриги ради создания видимости предательства Катана, убийство Молдреда, убийство самого Катана--все это привело к образованию настоящего, а не фиктивного заговора, он сам помог формированию новой силы в Гвинедде, даже не подозревая, насколько эта сила велика и могуча. Он был простой пешкой в игре, всю глубину которой он только что смог увидеть, и теперь та сила, которую он сам вызвал к жизни, мощным ураганом сметет его, как пушинку. Должен ли он жертвовать собой ради короля?! -- Я покажу им!--продолжал бесноваться Имр.--Они жестоко заплатят за то, что осмелились бросить мне вызов! Все еще ругаясь сквозь зубы, Имр сел за письменный стол и начал яростно строчить что-то. Коль и Сантейр обменялись встревоженными взглядами. Наконец король посыпал песком страницу, поставил внизу свою личную печать и, поднявшись, протянул бумагу Сантейру. -- Ты проследишь, чтобы все было выполнено немедленно, Сантейр. -- Сир? -- Делай, что приказываю,--рявкнул Имр, потрясая бумагой.--Михайлинцы решились выступить против меня! Они хотят посадить другого короля! Они хотят посадить другого короля!!! Посмотрим! Я еще король! И я сделаю все, чтобы подавить их!--выкрикивал он. Сантейр склонил голову, боясь взглянуть на исписанный лист. -- Да, милорд. -- И если тебе удастся захватить хоть одного михайлинца,--добавил Имр,--доставь его ко мне немедленно. Ты понял? Независимо от часа. Я хочу лично допросить каждого, прежде чем отправить на виселицу как гнусного предателя. -- Да, сир. -- Тогда прочь отсюда, оба! В коридоре Сантейр с облегчением вздохнул. Он развернул бумагу и стал читать, встав так, чтобы Коль не мог ничего видеть через плечо. Коль прямо подпрыгивал от нетерпения. Затем Сантейр передал Колю документ. "Имр, милостью Божьей король Гвинедда и так далее. Ко всем подданным. Сегодня мы узнали о гнусном предательстве членов Ордена святого Михаила, и этот Орден мы распустим, а его членов объявим вне закона. Все владения Ордена конфискуются в королевскую казну. Все вышеуказанное относится и к членам семьи МакРори: Камберу, бывшему графу Кулдскому, Йораму МакРори, священнику Ордена святого Михаила, и Целителю по имени Рис Турин. Нашему преданному слуге Сантейру, графу Гран-Теллийскому, повелеваем двинуть королевские войска на штаб-квартиру михайлинцев в Челттхэме и взять под строгую стражу всех, там пребывающих. Здания повелеваю разрушить и сжечь, поля вытоптать и посыпать солью. Все это должно быть выполнено ко дню святого Олимпия, то есть через неделю. Все остальные владения и замки михайлинцев должны быть подвергнуты тому же по одному в неделю до тех пор, пока генерал-викарий Ордена не явится к нам с повинной и раскаянием и не приведет с собой всех членов Ордена и членов клана МакРори. За каждого захваченного михайлинца мы назначаем награду..." Коль, не дочитав, поднял голову. Да, это очень решительно и жестоко, даже Коль подумал бы, прежде чем подписать такой приказ. * * * Слова литургии плавали в насыщенном запахом ладана воздухе, еле слышимые в галерее, где ждал Камбер МакРори. Служил литургию Синил Халдейн, держа в руке кадило. За ним следовал дьякон, держащий край его ризы, когда Синил окуривал алтарь. Камбер молча смотрел, как принц-священник заканчивает службу, как дьякон принимает из его рук кадильницу и капает святую воду на пальцы Синила. -- Lavabo inter innocentes manus meas. Он не говорил с Синилом до сегодняшнего дня и даже не видел его до вчерашнего полудня. Прогресс в деле до сегодняшнего дня был весьма незначительным. Хотя Синил был у них уже две недели, они все еще не могли привлечь его на свою сторону. Физически Синил был достаточно покорен. Он шел туда, куда ему говорили, и делал то, что приказывали. Он читал то, что ему приносили, с готовностью отвечал на вопросы по прочитанному и даже иногда проявлял блестящие знания проблем страны, в жизнь которой его сейчас старались посвятить. Но по своей воле он ничего не говорил и ничего не делал. Он решительно не проявлял никакого интереса к той новой роли, к которой его готовили. Это не было сопротивлением в общепринятом смысле слова. Сопротивление можно было бы сломить. Это была полная апатия, безразличие ко всему, что приходило извне. Он оставался в своем мире, в том, который выбрал для себя двадцать лет назад. Он терпел свое нынешнее положение, потому что ему ничего не оставалось, но он не позволял проснуться в себе обычным человеческим чувствам, не позволял им возобладать над его совестью. И это положение не изменилось до тех пор, пока ему не позволили ежедневно служить мессу. И вот сегодня, впервые со времени его прибытия сюда, в Синиле обнаружились признаки человеческих чувств. Это было какое-то ожидание, почти отчаяние. Камберу казалось, что он понимает причину. Сзади него послышались шаги. Через некоторое время в галерею вошел Алистер Каллен и подошел к Камберу. Камбер посторонился, чтобы дать возможность викарию михайлинцев видеть церковь. По лицу Каллена невозможно было определить, о чем он думает. Синил читал молитву, воздев руки к небу. Камбер внимательно посмотрел на Синила. -- Вы уже говорили с ним? Каллен вздохнул и неохотно кивнул, движением подбородка предложив Камберу выйти с ним. В коридоре, ярко освещенном факелами, Камбер мог заметить выражение беспокойства на лице Каллена, которого не заметил в галерее. Он решил, что Каллен плохо выглядит вовсе не оттого, что не высыпается. -- Я вечером говорил с ним очень долго,--сказал Каллен. -- И что?.. Михайлинец безнадежно покачал головой. -- Я не знаю. Мне кажется, я убедил его, что ему придется отказаться от сана священника, но он был безумно напуган. -- И со мной было такое же,--подхватил Камбер, почти не думая, видя, что Каллен не понимает его, он продолжил:--Конечно, передо мной после смерти моих старших братьев стояла не королевская корона, а всего лишь титул графа. И к тому же, я тогда еще не принял обета, а был всего лишь дьяконом, но я помню свои тревоги, свое беспокойство, поиски самого себя. Ведь я считал тогда,' что быть священником--это мое истинное призвание. -- Да, вы должны были оставить тогда церковь, и вы сделали это,--сказал Каллен. В его голосе промелькнула тень зависти Камберу. -- Возможно, хотя я мечтал о сане священника и думал, что буду хорошим слугой церкви. Но, с другой стороны, мне нравилось, что во внешнем мире я буду играть важную роль. И конечно, если бы я пренебрег обязательствами по отношению к семье и пошел вашим путем, на свете не появился бы Йорам, а значит, не было бы здесь и принца Синила. Он искоса бросил взгляд на Каллена и с трудом удержал улыбку. -- И перед нами не стояла бы такая трудная задача. Затем он подумал и спросил: -- А что еще, кроме вполне объяснимого испуга, беспокоит его сейчас? -- Он убежден, что стоит на том пути, который предначертан ему,--жестко ответил Каллен.--Он также убежден, что если он принесет жертву, которую мы требуем от него, то народ не примет его. А действительно, почему народ должен его принять?! -- Спросите тех, кто пострадал от рук короля, будь то дерини или люди. Халдейны никогда не были повинны в таких преступлениях. Кроме того, Синила еще никто не видел. Он замолчал, улыбнувшись. -- Да, он сейчас совсем не похож на того гладко выбритого аскета, каким был брат Бенедикт две недели назад, когда он прибыл сюда. -- Он видел портрет Ифора? -- Я думаю показать его, когда Синил будет перед зеркалом. И если и это не заставит его понять, кто он и каков его долг перед предками и народом, то я не знаю, что делать дальше. -- Я знаю. Генерал михайлинцев достал из кармана сложенный кусок пергамента и протянул его Камберу. -- Взгляните на это. -- Что это? -- Это список кандидаток на место будущей королевы Гвинедда. Каллен довольно улыбнулся, а Камбер начал разворачивать лист. -- Я знаю, что он будет сопротивляться, но мы должны заставить его жениться. Нам нужен еще один наследник, кроме Синила, и как можно быстрее. -- На это, как я слышал, потребуется девять месяцев,-- пробормотал Камбер. Он просматривал лист, а Каллен ждал, сложив руки на груди. -- Чем скорее мы женим его, тем скорее появится наследник,--сказал Каллен.--Я полагаю, что сделаю выбор к концу недели и женю их к Рождеству, то есть через неделю. -- Ясно,--сказал Камбер.--Я заметил в вашем списке свою юную подопечную Меган де Камерон. Вы серьезно считаете ее достойной претенденткой? -- Если у вас не будет возражений. В основном я руководствовался абсолютно безгрешным прошлым, знатностью семьи, кроме, конечно, способности рожать детей. Ведь ни тени скандала не должно возникнуть вокруг свадьбы, чтобы будущий наследник был абсолютно чист в глазах людей. -- Ну что ж, относительно Меган вам беспокоиться нечего,--сказал Камбер.--Она молода, я думаю, что Синилу это и нужно. Кроме того, у нее сильное чувство долга, никаких других привязанностей, она здорова, и мне кажется, что она может полюбить Синила. -- Это все не обязательно,--прервал Каллен.--Самое главное, найти того, кто... -- Нет, это обязательно, Каллен,--сказал Камбер.--Меган находится под моей опекой, и юридически я могу приказать ей выйти за того, кого выберу я, но я не буду делать этого. Пусть выбирает сама. Ведь не буду же я заставлять свою дочь выходить замуж из династических соображений. -- Ради Бога, Камбер! Хватит! Ведь я же еще не выбрал ее! --Я... Камбер замолчал, покачал головой и засмеялся. Засмеялся и Каллен. -- Рождество...--наконец задумчиво произнес Камбер.-- Вы хотите сами провести церемонию? -- Да, если у вас нет на примете кого-нибудь получше. -- Не вообще лучше, а лучше для Синила,--ответил Камбер.--Могу я заняться подготовкой? -- Пожалуйста, займитесь. -- Благодарю. -- Вы можете сказать мне, кого вы имеете в виду? -- Я уверяю вас, что, если мне удастся добиться его согласия, вы одобрите выбор. -- Хм-м. Отлично. Каллен посмотрел вниз, затем поднял глаза на Камбера. -- Есть еще кое-что. Я не хотел говорить, но, думаю, вы должны знать. Имр начал репрессии против Ордена. Камбер мгновенно стал серьезным. -- Что случилось? -- Штаб-квартира в Челттхэме,--грустно сказал Каллен.-- Войска Имра заняли ее два дня назад. Они разрушили все, что смогли, и сожгли остальное. Теперь они ломают стены, которые еще стоят, и посыпают солью поля. Говорят, что они теперь будут разрушать по одному замку михайлинцев в неделю, пока я не сдамся сам и не приведу всех членов Ордена. Но, конечно, об этом не может быть и речи. Камбер только кивнул. -- Значит, нам придется заплатить большую цену, мой друг?--наконец сказал Каллен. Он с трудом вернул свой прежний бодрый тон. -- Но никто из нас и не думал, что это будет просто. Он оглянулся на галерею и вздохнул. -- Я, пожалуй, подожду, пока Его Величество закончит мессу, и пошлю его к вам после того, как мы с парикмахером поработаем с ним. -- Пусть он пойдет к Йораму, если меня не будет в моей комнате,--сказал Камбер.--Может, хоть это вольет в Синила немного энтузиазма. Каллен пожал плечами. Было очевидно, что он с сомнением относится к возможности вдохнуть энтузиазм в Синила. Он махнул рукой, прощаясь, и пошел по коридору. Камбер вернулся в галерею, но Синил уже кончил мессу и вышел вместе с монахами. Со вздохом Камбер опустился к двери церкви и вошел туда. Рис ждал его, стоя возле алтаря. -- Ну, как он сегодня?--спросил Камбер. Рис покачал головой. -- Он не спал всю ночь, а его руки дрожали во время службы. Я думаю, он чувствовал, что это его последняя служба. Его отчаяние было таким сильным, что я ощущал его в воздухе чисто физически, как дым кадильницы, окружающий алтарь. Ты, вероятно, тоже ощутил это? Камбер внимательно посмотрел на него. -- Я выходил в коридор. А что произошло? -- В общем ничего особенного,--ответил Рис. Он взглянул на алтарь, затем на Камбера, лицо которого было очень спокойным. -- О чем ты думаешь, Камбер? Я не могу прочесть твои мысли,--прошептал Целитель. Камбер медленно поднимался по алтарным ступеням. -- Я думаю,--сказал он,--что наш Синил Халдейн, возможно, более значительный человек, чем мы думаем. Он протянул руку к алтарю и распространил свои чувства, стараясь ничего не коснуться физически. Немного погодя он повернулся к Рису. -- Рис, помоги мне, пожалуйста. Целитель приблизился к нему и встал в ожидании, подняв в недоумении одну бровь. -- Поддержи меня своей силой, а я попытаюсь проверить все более внимательно,--продолжал Камбер.--Здесь есть что-то странное, чего я никогда не встречал раньше. И если причина этому--Синил, то нас впереди ждет много интересного и необычного. Он закрыл глаза и протянул руки над алтарем, стараясь войти в контакт. Рис стоял рядом. Рука его лежала на руке Камбера, как бы вливая силу в его мозг и деля с ним ощущения, возникающие в нем. Наконец Камбер опустил руку. Лоб его был влажным от пота, глаза слегка затуманились. Он нетвердо стоял на ступени алтаря. Камбер заметил, что руки юноши тоже дрожат от напряжения, которое он только что испытал. Когда Рис осмелился заговорить, в голосе его слышался благоговейный трепет. -- Сколько ты смог воспринять? -- Почти все, но, конечно, не с той интенсивностью. Ну, что ты об этом думаешь? Рис промолчал, а Камбер покачал головой. -- Я тоже не могу сказать, что это. Нам нужно обсудить этот вопрос с остальными. Но если нам удается воспринимать это даже тогда, когда Синила нет рядом, неудивительно, что вам с Йорамом не удалось проникнуть сквозь его защиты, когда вы похитили его из аббатства. Я даже удивляюсь, что ты смог заставить его потерять сознание, когда мы впервые встретились с ним. -- Тогда я просто застал его врасплох. Он был возбужден, но о себе не думал, и его защиты были сняты,--ответил Рис. -- Сегодня во время службы защиты тоже были сняты. Он был очень возбужден, так как знал, что рано или поздно ему придется отказаться от своего пути священника. Камбер покачал головой. -- Нет, не так. Просто в нем есть способность создавать защиты во время сильного напряжения, причем он сам не сознает этого. Представляешь, каких результатов можно достичь, если научить его управлять своими силами? Ведь он тогда сможет делать все, что делают дерини, хоть он и человек... С таким могуществом он сможет быть королем и для людей, и для дерини. -- Для дерини? Но для этого ему нужно быть дерини,-- возразил Рис.--Лучшее, чего мы сможем ждать от короля-человека,--это терпимость к дерини, пусть даже он обладает могуществом. -- Нет, подожди. Конечно, он не дерини, Рис. Но он и не просто человек. Мы всегда считали, что наша раса выше человеческой, а может, она не выше, а просто другая. А в таком случае мы можем наделить Синила могуществом дерини. -- Но это невозможно... -- Конечно, сделать его настоящим дерини невозможно, но можно сделать его функциональным дерини, наделить его могуществом и способностями дерини. И ты должен признать, что если нам удастся это, то ему будет гораздо легче победить Имра. Рис задумался, поджав губы. -- Я не думаю, что это возможно. Когда мы начинали, мы основывали нашу стратегию на поддержке людей, на том, что Синил--последний живой представитель королей, трон которых был узурпирован династией Фестилов, что Синил-- человек, который выступит против Имра, являющегося символом жестокости дерини. -- Но неужели ты не видишь, что может возникнуть другая опасность?--настаивал Камбер.--Если ты поднимешь людей против дерини, то может начаться обратная волна преследований и убийств, подобных которым мы еще не видели. Но ведь только несколько дерини ответственны за все то зло, которое было причинено за восемьдесят лет. Мы должны знать, что поднимаем восстание против одного дерини--Имра и его помощников и прихлебателей, а не против дерини как расы. Рис тихонько присвистнул. -- Я понял, что ты имеешь в виду. Если Синил будет королем-человеком и будет обладать могуществом дерини, он может свергнуть Имра и восстановить правление Халдейнов с минимальным кровопролитием. Камбер кивнул. -- Синил, король-человек с могуществом дерини, объединит наши расы, вместо того, чтобы разжигать межрасовые распри, кровавые репрессии одной расы против другой. -- А мы все время считали, что подготавливаем простой переворот,--наконец сказал Рис после того, как весь смысл сказанного дошел до него,--я всегда подозревал, что все не так просто, как кажется. -- Конечно,--согласился с ним Камбер.--Но подожди, я сейчас тебе расскажу, что еще совершил Имр. ГЛАВА 17 Вдову, или отверженную, или опороченную, или блудницу не должен он брать; но девицу из народа своего должен он брать в жены Третья книга Моисеева. Левит 21:14 Но последнее действие Имра, насколько могли знать Камбер и Рис, было мало похоже на предыдущие, и оно казалось менее жестоким и угрожающим. Через четыре дня после уничтожения штаб-квартиры михайлинцев Имру посчастливилось схватить Хамфри Галларо--священника-дерини Ордена. Он был схвачен в святом Неоте, убежище гавриллитов, и под жестокой охраной немедленно отправлен в Валорет, причем в течение всего трехдневного пути ему не давали есть и спать. Через полчаса после его прибытия в столицу о пленнике доложили Имру. Король тут же покинул сестру и своих друзей, с которыми проводил время, и бросился в подвал, где находился священник. Коль и Сантейр были уже здесь. Коль судорожно стискивал усыпанную драгоценными камнями рукоятку кинжала, подаренного ему Имром, а Сантейр тихо беседовал с капитаном охраны. Сам пленник клевал носом в тяжелом дубовом кресле, а один из охранников, стоявший рядом, приводил его в чувство сильными толчками. Пленник тупо смотрел на влетевшего в комнату Имра, и, когда охранники подняли его на ноги, королю показалось, что пленник потерял сознание. Имр сделал знак охранникам, чтобы они отпустили руки священника. Тот пошатывался на ногах под пронзительным взглядом короля. Хамфри Галларо не производил внушительного впечатления, как часто бывало с теми, кто избрал для себя религиозную жизнь, полную самоограничения и самоотречения. По его внешнему виду и одежде можно было заключить, что он простой деревенский священник. Имр с неудовольствием отметил, что Хамфри одет не в традиционную сутану михайлинцев. Очевидно, он пытался таким образом скрыться от солдат короля и от заслуженного наказания. Однако по-настоящему оценить этого человека можно было по его глазам. Эти глаза спокойно встретили взгляд Имра, они были уверенными и спокойными, какими бывают только глаза тренированных дерини. Имр попытался считать его мысли, но это ему не удалось. С угрюмой улыбкой он предложил священнику сесть. Король с благодарностью кивнул солдату, который тут же принес ему кресло. Король сел, в упор глядя на священника. -- Давай без формальностей. Ты--Хамфри Галларо, дерини из Ордена святого Михаила. Хоть ты и одет по-другому. Он не сводил глаз с Хамфри. -- Кто я, ты, вероятно, знаешь. -- Ваша милость хорошо информирован. Священник говорил подчеркнуто равнодушным тоном. -- Ты знаешь, зачем тебя привезли сюда? -- Я знаю только то, что ваши солдаты разрушили убежище в святом Неоте, чтобы схватить меня,--ответил Хамфри,--а также то, что мне не давали ни есть, ни спать все три дня со времени ареста. Могу я спросить, почему? -- Нет, не можешь. Скажи мне, разве михайлинцы всегда используют убежище гавриллитов? -- Конечно, нет. Просто настоятель монастыря святого Неота был моим духовным наставником до того, как я вступил в Орден михайлинцев. Я просил его помощи. -- Ясно. Имр долго изучал лицо священника. -- Я полагаю, ты скажешь, что ничего не знаешь о том, что твой Орден объявлен вне закона, что все твои братья скрылись в убежище, что я приказал разрушить все замки Ордена, пока ваш генерал-викарий не придет с повинной. -- Я скажу только, что ваши слова очень удивили меня,-- мягко ответил Хамфри. Имр смерил глазами щуплое тело священника, затем взглянул ему в лицо. Гнев искривил его губы. -- А ты знаешь, что ты будешь казнен как предатель? Лицо Хамфри побледнело, сжимавшие подлокотники кресла руки напряглись, но его волнение больше ни в чем не проявилось. -- Я нахожусь под защитой церкви!--прошептал он. -- Коль! Король повернулся к своему советнику, который молча стоял рядом и слушал. Коль выдвинулся вперед и скрестил руки на груди. -- Когда до архиепископа Энскома дошел королевский указ, он объявил, что все михайлинцы находятся под защитой церкви. Но, к несчастью для архиепископа и для любого михайлинца, попавшего в наши руки, мы не будем докладывать об этом Энскому. Он не будет знать об этом, как не знает, что ты, Хамфри, наш гость. И он никогда не узнает этого. -- Весьма прискорбно. -- Для отца Хамфри, конечно. Но если мы получим от него кое-какие сведения, то его можно будет выпустить... Его глаза, устремленные на Хамфри, похолодели, когда он заметил на лице священника негодование. Он резко наклонился к михайлинцу, положив руки на подлокотники, и заглянул в суровые карие глаза. -- Не будь дураком, Хамфри,--прошептал он.--Я знаю, что михайлинцы прекрасно тренированы, но я из тех дерини, кто не остановится перед применением силы, чтобы взять то, что мне надо. Я могу сломить тебя, если захочу. -- Делай все что угодно, сир,--тихо сказал священник.-- А я буду сопротивляться, если смогу. Я даю тебе слово, что невиновен в какой-либо измене, но больше вы от меня ничего не добьетесь. Мой мозг принадлежит мне и Богу. Он хранит тайны многих людей, но даже мой король не сможет извлечь их оттуда даже под угрозой смерти. -- Понятно,--сказал Имр. Он вздохнул, выпрямился и сел в свое кресло. -- Печать доверия. Очень удобно, но бесполезно. Сантейр, позови сюда Целителя. Я хочу быть уверенным в его физическом здоровье, прежде чем начну работать с его мозгом. * * * О работе с мозгом думали и в другом месте, но думали в плане мягкого внушения, а не воздействия грубой силой, так как мозг, на который собирались воздействовать, был мозгом Синила Халдейна. Его необходимо было убедить принять наследство своих предков и стать вождем своего народа. Некоторый прогресс в этом деле уже был достигнут. Стройный элегантный человек, который подчеркнуто независимо стоял перед камином, мало походил на того перепуганного замазанного монаха, которого Рис и Йорам похитили три недели назад из святого Фоиллана. Он был одет в алый бархат, а аккуратно подстриженные борода и усы подчеркивали высокие скулы. Сходство с его великим предком было поразительным. Даже сам Синил, глядя на портрет Ифора, не смог сдержать трепета, когда его серые глаза встречались с серыми глазами древнего предка. Он не верил в то, что является наследником королевской династии, но большой портрет, повешенный у камина, где Синил не мог не увидеть себя, убеждал его в обратном. Все чаще он обращал взгляд на этот портрет, и даже молитвы не могли дать ему душевного успокоения. Но хотя Синил уже выглядел, как принц, вел он себя не по-королевски. Камбер с помощью Риса и даже Эвайн ежедневно работал с ним, стараясь пробудить королевскую волю, возбуждая дремавшие в принце силы. Однако Синил был вежлив, но тверд. Сегодня, в праздник Рождества, день обещал быть трудным вдвойне; каждый из пяти человек, находившихся сейчас в комнате, знал, что ждет их вечером. Камбер решил, что настало время изменить направление разговора. -- Скажите, Ваше Величество, ваше молчание означает, что вы оправдываете действия нынешнего короля?--спросил Камбер, когда все возражения Синила против женитьбы иссякли. Синил взглянул на Камбера и разразился потоком негодования и протестов, но, вспомнив, кто он, смиренно опустил голову. -- Я божий человек,--сказал он тихо,--я не могу оправдывать смерти невинных людей. -- Но вы поощряете их смерти,--сказал Йорам. Когда Синил открыл рот для протеста, он добавил: -- ...своим бездействием. Синил снова повернулся к камину, заложив руки за спину. -- Меня не трогает то, что происходит в вашем мире. А вы не понимаете моей миссии на земле. -- Нет, это вы не понимаете,--поправил его Камбер.--Неужели вам не приходит в голову, что вы уже включились в жизнь внешнего мира, что многие люди страдают, потому что поверили в вас, в ваше земное предназначение. -- Мое предназначение?--спросил Синил.--Нет, это вы меня выбрали. Я не просил, чтобы меня сделали королем. Я никогда не хотел ничего, кроме счастья остаться в одиночестве и жить в мире с самим собой. -- И вы можете жить в мире с собой теперь,--прошептала Эвайн,--когда вы знаете, что можете изменить мир, очистить его от скорби и страдания? И вы ничего не хотите сделать? -- Что вы можете знать об этом?--крикнул Синил.--Разве я--не человек!? Разве мне не дано право жить той жизнью, которую я выбрал сам? Камбер нетерпеливо улыбнулся. -- Если бы вы были моим сыном и говорили столь безответственно, я бы выпорол вас, несмотря на ваш возраст. -- Вы бы не осмелились!--твердо сказал Синил. В голосе его прозвучала совершенно неожиданная повелительная нотка. Камбер заметил это и постарался скрыть улыбку. -- Да, я бы не осмелился, вы правы. И в основном потому, что вы уже начинаете вести себя, как принц, хотя всячески стараетесь избежать этого. Неужели брат Бенедикт смог бы ответить так, как ответили вы? Синил, в голове которого теснились взбудораженные мысли, опустив голову, прошел к своему креслу и сел. Он не смотрел на Камбера и с большим усилием сдерживал руки, сложенные на груди. -- Мне очень жаль, простите меня. -- Простить вас за то, что вы поступаете так, как должны? Неужели вы не видите, что вы--принц Халдейн?! Вот в чем ваше предназначение, а не в судьбе брата Бенедикта, думайте о вашем монашестве как о временном убежище, где вы скрывались, пока не пришло время выполнить вашу великую миссию. -- Но... -- Принцы--это не просто люди, Синил. У них есть обязательства перед народом. Они должны защищать народ от насилия. Ваши предки успешно занимались этим в свое время. Ваш прапрадед, отец самого Ифора Халдейна, портрет которого висит здесь, даже при жизни был известен как святой Бэрэнд. И это вовсе не потому, что он провел всю жизнь в молитвах, хотя он, конечно, был богобоязненным человеком. Народ возблагодарил его за то, что он разгромил свирепых завоевателей, муров, и сокрушил их мощь навсегда. Их легионы больше никогда не осмеливались пересечь Южное море и напасть на нашу страну. Вот за что он получил титул святого. Синил долго молчал, а когда наконец заговорил, в голосе его зазвучала горечь. -- Святой Бэрэнд... Очень мило. Но вы не требуете от меня чего-нибудь эффектного, например, разгромить жестокого врага. Нет, вы хотите, чтобы я прославился тем, что нарушил монашеские обеты и свергнул короля-дерини, но мало шансов за это получить титул святого... -- Значит, вы хотите стать святым?--спокойно спросил Рис.--Не многие настолько самоуверенны и тщеславны, что надеются достигнуть такой степени совершенства. Синил вздрогнул, как от удара. Мириады эмоций отразились на его лице, он беспокойно заерзал в кресле, судорожно Цепляясь за подлокотники и подыскивая правильные слова. -- Это совсем не так. Как мне убедить вас, что я хочу посвятить свою жизнь Богу? Отец Йорам мог бы меня понять, но... В это время открылась дверь, и на пороге появился Алистер Каллен. Он незаметно остановился, чтобы не мешать говорить Синилу. -- ...как будто вы находитесь в сфере мягкого золотого света, и этот свет защищает вас от всего, что может повредить вам. И вы знаете, что Он здесь, что Он рядом,--говорил Синил, словно погружаясь в транс воспоминаний,--ваш мозг свободно плавает в золотом свете, и вы... Синил говорил, и глаза его вдруг стали излучать сияние. Все пространство вокруг него засветилось бледным призрачным светом, едва различимым на фоне света горячего камина и пылающих свечей. Камбер первым заметил это сияние и указал на него Рису, в изумлении раскрывшему рот. Синил продолжал говорить, но его слова уже не представляли никакого интереса для Камбера. Лорд-дерини сконцентрировал свои чувства и начал медленно приближаться к Синилу, готовый войти в контакт, как только обнаружится брешь в защитных полях, а в том, что сейчас появилась возможность войти в контакт, Камбер был уверен. В это мгновение Каллен кашлянул и привлек к себе внимание Синила, который прервал свой монолог на полуслове и повернулся к викарию. Камберу не удалось нащупать контакт, которого он так долго и тщетно добивался и к которому был так близок. Синил вскочил и поклонился генералу, а Камбер испустил глубокий вздох, эхом отозвавшийся в мозгу Риса. Йорам и Эвайн, казалось, не заметили ничего и оставались в стороне, хотя и в работе с Синилом в это время была кульминация. -- Отец Каллен,--пробормотал Синил. Каллен ответил поклоном. -- Ваше Величество...--Он перевел взгляд на Риса.--Леди Меган здесь, Рис. Мне кажется, вы, Камбер, должны объяснить ей, зачем она здесь, ведь мы пригласили ее от вашего имени. Камбер со вздохом поднялся и кивнул, глядя на удивленного Синила отеческим взглядом, хотя разница в возрасте составляла какие-нибудь десять-двенадцать лет. -- Ваша невеста прибыла, Ваше Величество. Я пришлю ее к вам немного позже. -- Моя невеста?!--прохрипел Синил. Лицо его посерело, будто ему не хватало воздуха. -- Леди Меган де Камерон, моя подопечная,--сказал Камбер, оценивая реакцию Синила.--Она из расы людей, как и вы, красивая, здоровая девушка. Она будет для вас хорошей королевой и женой. -- Я, милорд, не могу... -- Ваше Величество, вы должны!--ответил Камбер, не отводя от Синила твердого взгляда.--Эвайн, Рис, пойдемте со мной. Меган будет не так одинока, если рядом с ней будет женщина. Ведь она впервые вдали от дома. Он поклонился Синилу. -- До свидания, Ваше Величество. Повернувшись, он пошел за Калленом. Когда они вышли, ошарашенный Синил повернулся к креслам, стоящим кружком у огня. Он увидел Йорама, который сидел неподвижно, наблюдая за Синилом. -- Вы еще здесь?--спросил Синил. Он понял, что сказал глупость: ведь и так было ясно, что Йорам здесь. Чтобы скрыть свое смущение, он сел в кресло, пододвинул ноги к огню, задумчиво пробежал пальцами по крылу архангела Михаила, вышитого золотыми нитками на груди. -- Отец Йорам, неужели нет ничего, что могло бы смягчить ваше сердце?--наконец тихо сказал он. -- Это ваше сердце должно смягчиться, Ваше Величество,--ответил Йорам.--Ведь мечты и желания одного человека очень мало весят на весах жизни. А вы должны прекратить резню, убийства, восстановить мир и спокойствие в стране, которой правили и которую любили ваши предки. Мне кажется, что вам очень легко выбирать. Ведь не можете же вы, кто говорит, что принадлежит Богу, отвернуть сердце от своего народа, когда его угнетает и притесняет кровавая династия Фестилов? -- Это не мой народ,--прошептал Синил. -- Нет. Ваш,--ответил Йорам.--Помните: "Я Божий пастырь и знаю своих овец, и овцы знают меня..."? -- Нет! -- "Я Божий пастырь и отдам жизнь за своих овец". Синил бросил отчаянный, полубезумный взгляд на дверь, за которой скрылись Камбер, Рис и Эвайн. -- Умоляю вас, отец Йорам, избавьте меня от этого. Я не могу. Вы знаете, какие обеты я принял. Вы один можете... -- Монах или принц, овца или человек--вы один можете остановить Имра, Ваше Величество. -- Умоляю вас, не делайте этого! -- Подумайте, Ваше Величество.--Он поднялся и направился к двери.--Когда, как не сейчас, вы можете совместить свой долг перед Богом и ваши обязанности перед его народом, перед вашим народом?! Разве есть здесь разница?.. -- Я принял обет,--простонал Синил. Йорам остановился на пороге и бросил горячий взгляд на Синила. -- Накормите своих овец,--прошептал он. Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Следующий час Синил провел на коленях, отчаянно моля небеса послать ему ответ, что делать дальше. Но как он ни молился, ответа не было. Наконец, поняв, что все его молитвы не приносят успокоения, он поднялся на ноги и подошел к маленькому столу у камина. Дрожащими руками Синил налил в бокал вина и жадно выпил его. Скоро за ним пришлют, и он еще не знает, как поступить. Он только надеялся, что его невеста не окажется безобразной или глупой, если уж ей суждено быть его женой. Это слово потрясло его. Он не хотел видеть ее, но ему придется встретиться с ней лицом к лицу в церкви. Его заставят пройти через это. Он вспомнил слова, свои слова, и слова Камбера при расставании: "Милорд, я не могу!"--"Ваше Величество, вы должны!" И он с болью понял, что должен. Он должен. Было ясно, что они твердо решили идти своим путем, что они не согласны на меньшее, чем корона на его голове, его женитьба и свержение Имра с трона. Он вздрогнул. Его мысли вернулись к тому могуществу дерини, которым обладали его похитители. Они могут заставить его повиноваться, если он будет продолжать сопротивляться. Даже обычно терпеливый Камбер сегодня высказал нечто вроде угрозы. Мысль о том, что он не властен над грядущими событиями, ненадолго успокоила его, так как это избавляло его от необходимости принимать решение самому, по крайней мере пока. Но затем он почувствовал, как в нем пробудилась другая, темная часть его существа, которую он считал похороненной много лет назад. Это очень смутило его. Боится ли он гнева небес, который обрушится на него, если он нарушит свой монашеский обет? Или он боится того, что этот обет оказалось очень просто нарушить, что начал смотреть вперед, в новую жизнь, которую так живо и так соблазнительно показывают ему в последние недели? То, что он уже начал говорить, как принц, оказалось для него совершенно естественным и не требовало от него надлежащих усилий. Это привело его в такой ужас, которого он не испытывал никогда раньше. И женитьба!.. Он налил себе еще бокал вина. К счастью, бокал был небольшой, и он выпил его. Жениться на женщине, которую он никогда не видел, познать ее (тут ему не пришло в голову никакое другое слово, кроме привычного библейского термина, обозначавшего греховное деяние по отношению к женщине), зачать потомство... Он заметил, что рука его дрожит и он не может успокоить ее. Что ему делать?.. Ведь он совсем не о том думает, о чем должен думать человек сорока трех лет, никогда не знавший женщин. Женитьба--это дело молодых! Это безумие! Они сошли с ума! За дверью послышался слабый звук. Он отвернулся и замер. Пауза--и вот он услышал легкие шаги в комнате. Он закрыл глаза. Он не хотел ее видеть. Он не мог заставить себя обернуться. -- Ваше Величество. Голос был нежный, робкий и очень юный. Глаза Синила открылись, почти напряглись, но он, казалось, прирос к месту и не может двигаться. Они прислали к нему ребенка, девочку. Не может же он жениться на ребенке. -- Я прошу прощения, Ваше Величество, но мне сказали, что я должна прийти сюда. Я--Меган де Камерон, я буду вашей женой. Синил опустил голову, тяжело оперевшись обеими руками о стол. Двусмысленность ситуации и его собственное идиотское положение поразили его, и он почти непроизвольно расхохотался. -- Они тебе сказали это, дитя? Сколько тебе лет? -- Пятнадцать, Ваше Величество.--Она помолчала.--Прошу прощения, Ваше Величество, но, может, я что-нибудь не так поняла? Разве мы не поженимся сегодня вечером? Синил улыбнулся горькой улыбкой. -- Конечно, крошка. Но эта свадьба преследует только династические соображения и никакие больше. Ты будешь всего лишь королевская наседка. -- Нет, Ваше Величество, я буду вашей королевой,--ответил юный голос. Но странно, на сей раз он звучал совсем по-матерински, и в наступившей тишине его горький смех быстро затих. Лицо Синила сковала холодная маска. Он не мог понять, что заставило его выразиться так жестоко, причинить ей страдание. Он взглянул на свои руки и не увидел их. -- Если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь матерью, либо королевой, либо предательницей, если мы, конечно, проживем так долго. Ты действительно хочешь рискнуть и выйти замуж за человека, который не может любить, как должен любить муж, за человека, который не принесет тебе ничего, кроме горя? -- Кто не может любить, Ваше Величество? -- Я священник, дитя мое. Разве тебе не сказали этого? Наступила долгая тишина, а затем она сказала: -- Мне сказали, что вы--последний Халдейн, Ваше Величество, и что вы должны стать королем. Голос был тихим, и в нем чувствовались готовые прорваться наружу слезы. -- Мне сказали, что я должна рискнуть всем, даже жизнью, чтобы восстановить династию Халдейнов и покончить с кровавой династией Фестилов. И я решилась.--Она всхлипнула.--Но если в вашем сердце нет места для любви, то я лучше умру девушкой, чем нелюбимой женой, хотя бы даже самого Бога. Синил застыл от такого святотатства. Он услышал шаги девушки, бежавшей к выходу, и, резко обернувшись, успел заметить копну золотых волос, красивую руку, закрывавшую дверь, и соблазнительную ямочку под коленом, открывшуюся взгляду, когда ее платье взметнулось вверх в ее стремительном беге. Дверь оглушительно хлопнула и задрожала, когда она с силой закрыла ее. Он остался один, непроизвольно протягивая руки к двери, за которой она исчезла. Ее слова ранили сердце Синила. Он рванулся за ней, желая извиниться, объяснить, что он вовсе не король, а простой монах, что он никогда не хотел быть королем или даже принцем, но затем все его старые страхи и сомнения отлетели прочь. Но было уже поздно. Как старик, он опустился на скамью у стола, рука его беспомощно повисла вдоль тела. Он положил голову на стол и заплакал горькими слезами. Он оплакивал свою потерянную молодость, потерянную судьбу, самого себя, девушку, имени которой он не мог даже припомнить, и всех остальных, которые борются за него, страдают за него и умирают за него. Когда они пришли сюда через несколько часов, чтобы подготовить его к свадьбе, они нашли его неподвижным. ГЛАВА 18 Возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя. Псалтирь 2:7 Был канун Рождества, архиепископ Энском Тревасский закончил молитвы в соборе Всех Святых в Валорете и направился в свои покои, где он собирался молиться в одиночестве, пока не придет время для первой Рождественской мессы. Он, как всегда перед Рождеством, хотел уединиться и подумать о прошедшем годе, о своих успехах и неудачах в этом году. Он уже был у своих дверей, как вдруг из тьмы коридора выступила чья-то тень. -- Вы выслушаете мою исповедь, святой отец?--спросил странно знакомый голос. Энском поднял повыше свечу и попытался проникнуть взором сквозь мрак, окружавший лицо человека, но понял, что это не просто--мрак был слишком густым. Этот человек в серой сутане с капюшоном был дерини. Его голова была закутана магической вуалью, которая скрывала его лицо и искажала голос, однако архиепископ не ощутил ни в голосе, ни в самом присутствии этого человека ни угрозы, ни опасности. Таинственный посетитель был другом, хотя архиепископ не мог узнать его. Энском был более заинтригован, чем встревожен. Он опустил голову в знак согласия и, пропустив в комнату таинственного посетителя, старательно закрыл за ним дверь. Энском подошел к месту для исповеди, зажег свечу, достал шарф, коснулся его губами и накинул на шею. Затем он повернулся к незнакомцу, а тот откинул капюшон, и взору архиепископа открылось давно знакомое и любимое лицо, обрамленное седыми волосами. -- Камбер!--выдохнул он и тепло обнял друга. Когда они отстранились друг от друга, не выпуская рук, Энском прошептал: -- Я все время думал о тебе, когда узнал, что брат Кирилл... Но что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что король приказал арестовать тебя? -- Но ты меня не выдашь?--возразил Камбер с улыбкой, показывающей, что вопрос был чисто риторическим. Энском, улыбнувшись, тронул шарф. -- Это не позволило бы мне выдать, даже если бы я захотел. Ведь я обещал хранить молчание, что бы мне не сказали. -- Я прошу больше, чем молчания, Энском,--сказал Камбер.--Я прошу помощи. -- Ты же знаешь, что все получишь от меня,--ответил Энском.--Скажи, что тебе нужно, и я сделаю все, что могу. -- Меня обвиняют в измене,--тихо сказал Камбер. -- А ты--изменник? -- С точки зрения Имра--да. Но факты говорят другое. Если ты согласишься пойти сейчас со мной, то я буду рад представить тебе их. -- Пойти с тобой? Куда? Камбер опустил глаза. -- Я не могу сказать этого. Я могу сказать только, что ты пойдешь через свой Портал, что ты будешь в полной безопасности, и что я не буду настаивать на твоей помощи, если ты сам решишь иначе, узнав все факты. Он взглянул на друга. -- Но ты можешь довериться мне. Я не могу открыть места, куда мы пойдем, даже тебе. -- Остальные тоже там? -- Эвайн, Йорам, Рис и некоторые другие. -- Рис? Но он... -- Я бы не хотел обсуждать это здесь, если ты не против. Ты пойдешь со мной? Энском колебался, борясь с желанием задать несколько вопросов Камберу, затем кивнул. -- Если тебе это нужно, я пойду. Сколько времени это займет? -- Несколько часов. Ты можешь распорядиться, чтобы тебя кто-нибудь заменил? Архиепископ поднял бровь. -- В праздник Рождества? Ты же знаешь, мне нужно служить праздничную мессу. -- Для нас будет большая честь, если ты откажешься от этой обязанности ради нас,--спокойно сказал Камбер.--Потом ты поймешь, почему. Энском долго смотрел на друга, читая важность просьбы, затем попросил его зайти за перегородку. Когда Камбер скрылся, архиепископ подошел к стене и дернул шелковый шнур. Через несколько минут раздался стук, и в комнату вошел монах в черной сутане. Он увидел, что архиепископ сидит на постели с весьма усталым и нездоровым видом. -- Ваша милость, что случилось? -- Мне нехорошо,--слабым голосом ответил симулянт.-- Будь добр, попроси епископа Роланда заменить меня на полуночной мессе. -- Полуночная месса? Конечно, ваша милость. Может, я могу помочь вам чем-нибудь? Может, послать за аптекарем или Целителем? -- Нет, это не нужно,--пробормотал Энском. Он лег на постель и тяжело вздохнул. -- Наверное, я что-то съел. Помолюсь и постараюсь уснуть. К утру все пройдет. -- Хорошо, ваша милость,--сказал монах с сомнением в голосе.--Если вы не уверены... -- Я уверен, отец. Теперь иди, и пусть меня не беспокоят, ясно? -- Да, ваша милость. Не успела закрыться дверь, как Энском вскочил с постели и подошел к укрытию Камбера. Тот усмехнулся, увидев лицо архиепископа. -- Не напомнило ли это вам уловки двух монахов в Грекоте? Однако те времена были повеселее нынешних. -- Но я надеюсь, что мы стали лучше с тех пор,--заметил Энском.--Ну, что дальше? -- Теперь к вашему ближайшему Порталу. -- Ты стоишь перед ним,--ответил Энском. Он подтолкнул Камбера вперед и встал рядом. -- Что я должен делать? -- Открой свой мозг для меня и позволь мне проникнуть в него. Я обещаю тебе дать всю информацию, как только мы будем на месте. -- Но я все равно не буду знать, где мы окажемся,--фыркнул Энском с ехидцей. Он сложил руки на груди и выпрямился.--Я все понимаю, но хочу напомнить, что я вижу тебя насквозь, Камбер МакРори,--сказал он, закрывая глаза.-- Пусть будет так, мой друг. Камбер хмыкнул и положил руки на виски архиепископа. -- Откройся для меня. И они исчезли... Энском открыл глаза и в изумлении повернулся к Камберу -- Это же несерьезно,--прошептал он.--Наследник Халдейнов здесь? Это его вы похитили из святого Фоиллана? Камбер, ты сошел с ума! Вы обречены! -- Нас поддерживают очень многие,--спокойно сказал Камбер.--И даже наш Халдейн уже начал верить в возможность и необходимость победы. К несчастью, его моральные принципы все время находятся в противоречии с его династическим долгом. Ваша помощь будет именно тем, что поможет ему решиться на последний шаг. -- Ты хочешь, чтобы я благословил его? -- Я хочу, чтобы ты подтвердил законность его происхождения и объявил его законным принцем Гвинедда. Кроме того, его нужно обвенчать с моей воспитанницей. Ты сделаешь это? -- То, что ты просишь... -- Я знаю, что прошу. Если твоя совесть не позволяет тебе сделать это, я отпущу тебя, как и обещал. Мы сделаем все с отцом Калленом. -- Алистер Каллен! Генерал-викарий Ордена святого Михаила! Он здесь?! Камбер кивнул. -- Он был с нами с самого начала. Но первым, кто нащупал след к принцу, был Рис Турин. Каллен может сделать все, о Чем я прошу, но это будет менее весомо. Энском выпрямился во весь рост и с негодованием взглянул на Камбера. -- Я запрещаю Алистеру Каллену делать это. И если это должно быть сделано, то это сделаю я. -- Ты сделаешь?--спросил Камбер, скрывая усмешку. Он понял, что уловка удалась, и он поймал своего высокопоставленного друга в западню тщеславия и ревности. -- Это имеет право сделать только архиепископ Валорета,--величественно провозгласил Энском.--Удостоверять законность короля, производить венчание и коронование королей Гвинедда--это моя священная обязанность. Если последнее пока сделать нельзя, то сегодня я выполню две первые свои обязанности. -- Хорошо,--просто сказал Камбер. Он отвернулся, чтобы архиепископ не видел торжествующей улыбки на его лице. -- Теперь пойдем, я представлю тебя нашему принцу. А жених в это время очень не хотел идти под венец. -- Отец Йорам, я умоляю вас, не надо заставлять меня. Я не могу жениться. Я нарушу все свои обеты и буду проклят навеки. Йорам, уже частично одетый, чтобы служить на венчании, сложил руки и молил Бога, чтобы тот послал ему терпение. -- Ваше Величество, поверьте, я понимаю ваши колебания. -- Мои колебания? Синил покачал головой и начал быстро ходить по комнате. Его сверкающий серебром свадебный наряд развевался при его порывистых колебаниях. -- Нет, не колебания, а отказ. Вы обещаете, что отец Каллен освободит меня от всех обетов, но я давал обет не ему, а главному викарию моего Ордена и Богу. Даже сам архиепископ... -- Пусть архиепископ говорит сам за себя,--сказал Камбер, входя в комнату. С ним вошел человек, которого Синил никогда раньше не видел. -- Я хочу представить его милость архиепископа Валорета Энскома Тревасского. Ваша милость, Его Королевское Величество принц Синил Донал Ифор Халдейн. Синил при этих словах вздрогнул, повернулся и с изумлением уставился на худого человека в пурпурной сутане, стоявшего рядом с Камбером. Человек, которого Камбер представил как архиепископа Энскома, ласково смотрел на принца. Он поклонился Синилу, прежде чем протянул ему перстень для поцелуя. Вся решительность Синила испарилась, он рухнул на колени и, со всхлипыванием схватив руку Энскома, прижал ее к губам. Он распростерся у ног архиепископа. -- Помогите мне, умоляю, ваша милость!--бормотал он.-- Я не могу сделать этого! Они настаивают, чтобы я нарушил свои обеты и вернулся в мир. Я боюсь, отец! Я не знаю их мира! Энском с состраданием положил руку на голову Синила и знаком приказал остальным оставить их одних. -- Я понимаю ваши страхи, сын мой,--прошептал он, когда все ушли,--и скорблю вместе с вами, что вам приходится пить эту чашу страданий. Но мы живем в трудные времена, и каждый из нас обязан приносить жертву. Синил поднял голову, в его глазах стояли слезы. -- Вы говорите, чтобы я подчинился им, что я должен нарушить свои обеты, как они требуют, и принять корону, которую они предлагают? -- Иногда очень непросто идти тем путем, который предназначен нам, Синил,--мягко сказал Энском.--Но тот, кто хочет идти по истинному пути, слушая голос Бога, должен понимать, что он не способен выполнить все, возложенное на него Богом. И поэтому он должен выбирать тот путь, на котором он может принести наибольшее благо Богу и его народу! -- Но я посвятил Ему всю свою жизнь! Я служил Ему больше двадцати лет и готов отдать всю оставшуюся жизнь! -- Я знаю, сын мой! Энском кивнул. -- Вы хорошо служили ему. Но теперь он требует от вас жертвы. Каждый из нас может делать что-то лучше других, и он хочет, чтобы вы сделали то, что можете сделать только вы. Ведь это не случайно, что в такие смутные времена он позволил спастись от смерти одному из Халдейнов и прожить ему в мире и безопасности до тех пор, пока не настало время выполнить возложенное на него. Искра сомнения мелькнула в глазах Синила, устремленных на худое лицо Энскома. -- Значит, вы утверждаете, что у меня нет выбора? Что моя судьба связана с тем, что задумал Камбер? Энском покачал головой. -- Что задумал не Камбер, сын мой, Камбер просто услышал голос Бога. И он может выполнить Его волю, если вы поможете ему. Но если вы откажетесь, ответственность за гибель многих людей падет на вашу голову. Выбор в ваших руках, но вы должны учесть все обстоятельства. -- Ваша милость, как можете вы так поступать со мной?-- прошептал Синил.--Вы не лучше, чем они. Вы играете на моих чувствах, как хороший музыкант. Вы очень хорошо знаете, какие струны дергать. Это не хорошо. -- С вашей точки зрения--да,--согласился Энском.--Но мы просто люди, Синил. Мы можем только слушать свой внутренний голос и помнить, что мы должны жить и делать то, что нам предначертано. Моя совесть чиста, сын мой, а ваша? Синил не мог на это ничего ответить. Откинувшись назад, он закрыл лицо руками и заплакал. Горькие слезы просачивались между пальцами. Он знал, что отказаться не имеет права. Архиепископ, проницательный судья человеческих судеб, опустился возле него на колени, обнял его за плечи и прижал к себе, давая возможность выплакаться. Потом они вместе молились. За полчаса до полуночи на галерее сидели две женщины, по очереди заглядывавшие в церковь. Они ждали момента, когда им можно будет войти. В церкви собрались все обитатели убежища: семейство МакРори, священники, рыцари-михайлинцы. Вся церковь была освещена громадным количеством свечей. Факелы, закрепленные на стенах, бросали веселые отблески на колонны, на сводчатые потолки, окрашенные золотом, на алтарь. У алтарных ступенек расстилался роскошный ковер. Все было подготовлено к грандиозному празднику. В ожидании первой рождественской мессы алтарь был украшен хвойными ветками и самыми лучшими драгоценностями, какие только нашлись в кладовых. Однако, казалось, сам воздух был пропитан какой-то неуверенностью, тревогой. Все ждали появления короля. Но по крайней мере невеста была уже здесь, и это еще больше сгущало напряжение. Меган де Камерон, воспитанница графа Кулдского, а в недалеком будущем принцесса Гвинедда, немного оправилась от первой встречи со своим женихом, но усталость и напряжение уже наложили на нее свой отпечаток. От возбуждения она не могла ничего есть с самого момента прибытия сюда в полдень. Эвайн старалась успокоить девушку, но все ее заверения, что все будет хорошо, все ее утешительные слова были гласом вопиющего в пустыне. Однако Эвайн понимала, что Меган должна была бы нервничать даже в том случае, если бы обстановка не была такой тревожной. Эвайн думала о том, как Меган и Синил будут относиться друг к другу, если эта свадьба состоится, хотя никакой гарантии, что это произойдет, не было. Рис рассказал ей, в каком состоянии духа оставлен Синил после того, как его подготовили к торжественной церемонии, и о неожиданном появлении архиепископа. Она думала, удастся ли Энскому убедить Синила. Меган говорила, что Синил даже не взглянул на нее во время их встречи. Эвайн понимала, что это очень обидело Меган. Со своей стороны, она считала, что Синил много потерял от этого-- Меган была очень хороша: среднего роста, но очень стройная, с большими, слегка раскосыми глазами, с чуть вздернутым очаровательным носиком. Меган двигалась с непринужденной грацией, в ней поражала восхитительная смесь женского кокетства и девической наивности. Она была создана для того, чтобы околдовать и пленить робкого, замученного угрызениями совести Синила. Она была одета в серебряное платье, как положено принцессе и невесте, ее роскошные светлые волосы были украшены цветами розмарина и остролиста. Всего этого было Достаточно, чтобы околдовать любого принца, во всяком случае, обыкновенного. А вот сможет ли она вскружить голову принцу, который хочет быть монахом?.. Это чудесное воздушное создание робко взглянуло