на  Эвайн,  вертя
серебряный шнур дрожащими пальцами.
     -- О, все это бесполезно,--прошептала она.--Я ему не нужна. Он вовсе не
хочет жениться, и я боюсь, что не понравлюсь ему.
     --  Дай  ему  время,  Меган,--сказала  Эвайн,  положив  руку  на  плечо
девушки.--Он  боится,  как  и  ты,  даже  больше, ведь  он  никогда не думал
жениться, а ты...
     Она шутливо коснулась носа девушки.
     --  ...Ты была объектом обожания мужчин  с самого  рождения,  начиная с
твоего   отца,  упокой,  Господи,  его   душу.  Для  тебя  никогда  не  было
вопроса--выходить  замуж или нет, вопрос состоял  только  в  том, когда и за
кого.
     -- Но он сказал, что эта свадьба преследует  только династические цели,
что я буду всего лишь "наседкой",-- прошептала она.
     Ее глаза были полны слез.
     -- Он это сказал?
     Эвайн  безуспешно  старалась  скрыть гнев и  негодование  в  голосе. Ей
хотелось  схватить принца за плечи и  даже  дать ему хороший пинок  под зад,
невзирая на то, что он принц.
     -- О,  я  не  думаю,  что он  хотел  унизить  меня,--поспешно  добавила
Меган,--он просто  выплеснул всю  горечь, которая накапливалась  в нем очень
долго.
     -- Конечно.
     -- Я понимаю, чего ему стоит  жениться на мне,--продолжала  Меган.--Для
того, чтобы  избавить  его  от страданий, я отказалась бы от него,  но  ради
счастья  многих людей  я  готова выполнить свой долг. Ведь если бы не  я, на
моем месте оказалась бы какая-нибудь другая девушка. Я понимаю это.
     Она безнадежно вздохнула, а Эвайн внимательно посмотрела на нее.
     -- Мне кажется,  что ты  полюбила его,--сказала она спокойно,  и  Меган
вздрогнула.--Я угадала?
     Меган кивнула с несчастным видом, а Эвайн улыбнулась ей.
     -- Я знаю, трудно любить и не быть любимой. Но Бог внушит  ему любовь к
тебе.
     -- Тебе просто говорить, ведь  лорд Рис безумно любит тебя,--прошептала
Меган.--А я получу только корону, да и это тоже не наверняка. Ведь  мы можем
и проиграть.
     -- Но  ты  же  ему будешь необходима, разве  ты не понимаешь?--спросила
Эвайн.--Ему нужна нежная, любящая жена, а не соседка по постели. Жена должна
уметь успокоить его, когда ему тревожно, ведь он во многих отношениях младше
тебя, Меган. И ему предстоит нести тяжелую ношу. Помоги ему нести ее.
     -- Но я боюсь.
     --  И я тоже.  Все время,--мягко  ответила  Эвайн.--Но если мы не будем
поддерживать наших мужей в их тяжелой борьбе, на  что нам надеяться? Подумай
о тех, кому сейчас приходится  рисковать жизнью. Ты сказала, что я счастлива
тем, что у меня есть  Рис. О, как  ты права. Но он каждый день  подвергается
грозной опасности, и я могу каждый день потерять  его. И все  же я не  мешаю
ему делать  то дело, которое он должен делать. И  я знаю,  что он все  время
помнит обо мне, а он знает, что я постоянно помню о нем, и это облегчает нам
обоим жизнь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
     -- Немного.
     Меган засмеялась сквозь слезы. Высморкавшись, она спросила:
     -- Эвайн, ты сделаешь то, о чем я попрошу тебя?
     -- Если смогу.
     -- Обещай, что ты не покинешь меня, когда я стану  королевой. Мне будет
так одиноко одной!
     -- О, Меган!
     Эвайн притянула девушку к себе,  и они обе заплакали, но вдруг в церкви
послышался  шум, и девушки бросились к своему наблюдательному пункту,  чтобы
видеть происходящее внизу.
     Наступила  полночь.  Рождество.  Двери  церкви  широко  распахнулись, и
появился большой крест.
     Девушки знали, что сегодня будет праздноваться не только Рождество.
     Монахи и рыцари-михайлинцы пели:
     "Господь  сказал своему  сыну:--Ты Мой сын и  сегодня День, когда зачал
тебя..."
     Звуки древнего  псалма  заполнили церковь,  гулким  эхом  отражаясь  от
высокого сводчатого потолка. Энском вел процессию.
     Йорам и Каллен шли рядом с бледным, но величественным Синилом.
     За ними  шли сыновья  Катана, неся на  бархатных подушечках  серебряные
короны.  Мальчики  встали  рядом  со своим дедом, широко раскрытыми  глазами
наблюдая за происходящим.
     Архиепископ  Энском поднялся  на  алтарь. Синил,  Йорам  и Каллен низко
поклонились, встали  на  колени  у нижней ступеньки  и склонили головы. Лицо
Синила было спокойным и бесстрастным, хотя было видно,  что ему очень трудно
это дается.
     Когда молитва кончилась,  архиепископ опустился  на три ступеньки.  Его
митра и одеяние сверкали  в пламени свечей. Йорам  и Каллен, оставив  Синила
одного, подошли к Энскому.
     --    Кто    достаточно   смел,    чтобы    приблизиться    к    алтарю
Господа?--торжественно провозгласил Энском.
     Побелевший  Синил  поднялся  на  ноги  и  нервно  поклонился.  Все  его
самообладание исчезло, когда  пришло время говорить слова согласно  древнему
этикету.
     --  Ваша  милость,  это  я...--он  проглотил  слюну.--Синил Донал  Ифор
Халдейн, сын Элроя, внук Эйдана, правнук короля  Ифора Халдейна  и последний
из Халдейнов.--Он помолчал, стараясь справиться с дыханием.--Я пришел, чтобы
заявить свое право на престол.
     -- А какие у тебя  доказательства,  что ты--законный наследник  королей
Гвинедда и, следовательно, принц Гвинедда?
     Рис,  одетый  в  зеленый  плащ, выступил  вперед  и протянул  свернутый
пергамент.
     --  Ваша милость, вот  церковные записи  о рождении принца Синила и его
отца Элроя. Хотя  в листах записаны выдуманные имена, которые  Халдейны были
вынуждены использовать, чтобы скрыться от кровожадных  Фестилов,  я клянусь,
что  Дэниэл Драпировщик--дед  принца  Синила--на  самом  деле  принц  Эйдан,
законный сын Ифора Халдейна, последнего из королей династии Халдейнов.
     Йорам взял Библию, и Рис возложил на нее свою руку.
     -- Клянусь своим даром Целителя,  посланным мне свыше, я говорю правду,
и пусть Господь лишит меня этого дара, если я лгу.
     Рис  и  Йорам  поклонились друг  другу, и Рис  вернулся на свое  место.
Вперед вышел юный Дэвин МакРори с серебряной короной на бархатной подушечке.
Йорам протянул Библию, Энском взял корону и положил ее на открытые страницы.
     --  Встань   на   колени,  Синил  Халдейн,--сказал  он  твердо.   Синил
повиновался.
     -- Синил Донал Ифор  Халдейн,--провозгласил архиепископ, держа руки над
склоненной головой принца.--Я удостоверяю, что ты--законный принц, наследник
Халдейнов в изгнании.--Так как не в моей власти  восстановить тебя на троне,
который по праву принадлежит тебе, я возлагаю  на твою голову эту корону как
свидетельство твоего королевского сана.
     Он взял корону и держал ее над головой принца
     -- Я буду постоянно молиться о том, чтобы когда-нибудь я смог возложить
на твою  голову настоящую корону, и пусть она всегда напоминает тебе о твоем
долге перед народом.
     С этими словами он надел корону на голову  Синила, поднял его с колен и
поклонился ему.
     Синил  ответил  на  поклон и посмотрел на Камбера и Риса. Затем он снял
корону и снова опустился на колени.
     --  Ваша  милость, я  принимаю  эту корону, и  вместе  с ней я принимаю
обязательства,  которые  она  накладывает  на  меня.  Но  я   раньше  принял
монашеские обеты, которые могут помешать мне с честью выполнить мой долг.
     -- Ты желаешь, чтобы я освободил тебя от твоих обетов?
     --  Не  для  себя,  а для пользы своего народа,--еле слышно пробормотал
Синил.--Я--последний  из династии, и если  я  уйду от  ответственности,  мой
народ будет и дальше страдать под пятой тирана. Я хотел бы остаться монахом,
но вы меня убедили, что я с  большей пользой буду  служить Богу,  если приму
свое  право  на  корону  и освобожу свой  народ  от  кровавых  завоевателей,
восстановив правление династии Халдейнов.
     --  Мы благодарим тебя  за прежнее бескорыстие в службе  и  освобождаем
тебя от монашеских обетов властью, данной нам от Бога.
     Когда архиепископ  произнес слова освобождения, на галерею вышла Эвайн.
Она вела  за  собой испуганную, но решительную девушку.  Они  спустились  по
лестнице.  Одетая  в  серебряное  платье  девушка  опустила глаза,  страшась
встретить взгляд своего жениха.
     Все взгляды  были  прикованы  к  ней, когда она  шла  к алтарю,  и  она
поклонилась  всем  присутствующим.  Принц,  стоявший  справа от  алтаря,  не
отрывал глаз от распятия на большом нагрудном кресте архиепископа.
     Он боялся взглянуть на девушку.
     Когда все  его обеты были сняты, наступила та  часть церемонии, которая
страшила его больше всего. Он отдался полностью в руки людей, делал  то, что
ему говорили, отвечал на традиционные вопросы, которые они задавали, и вдруг
поймал  себя на том, что произносит слова клятвы  при венчании,  и  красивый
женский голос слева от него повторяет те же самые слова.
     --  Меган  де  Камерон--единственная  дочь  лорда  и   леди  Корнхэм  и
воспитанница графа Кулдского. Мне исполнилось пятнадцать лет в  январе этого
года.  Я по доброй воле вступаю в брак с благородным принцем Синилом Доналом
Ифором Халдейном, наследником трона  Гвинедда, и называю принца Синила своим
мужем  до самой  своей  смерти. И без колебаний  и боязни  вручаю  ему  свою
судьбу.
     В  руке  Синила появилось маленькое золотое колечко, и он надел его  на
палец этой незнакомой девушки, его жены.
     -- <i>In nomine Patris, et Filii, et Spikitus Sancti. Amen.</i>
     Потом Синил с трудом вспомнил, как архиепископ соединил их руки, накрыл
их шарфом и произнес слова благословения.
     Началась месса.
     Ему казалось, что они приняли причастие. Впервые в жизни он не запомнил
это столь  важное событие, потому что сразу  после этого ему приказали снять
венок  из розмарина с  головы  Меган и распустить  ее волосы. Они обрушились
вниз  сверкающим золотом,  ароматным  водопадом, который  смог  остановиться
только  у талии. Это  так  подействовало  на  Синила, что  он чуть не уронил
серебряную корону, которую должен был надеть на нее.
     И только когда он был в своей комнате, а она--в своей, к нему вернулась
способность ясно мыслить.
     Спустя  несколько  минут  к  нему  пришел  Йорам,  который   помог  ему
переодеться, а  затем  оставил его одного, угрюмо  стоящего перед  камином в
теплом меховом халате.
     Он опустился  на колени перед алтарем в углу комнаты и попытался читать
молитвы.
     Слова молитв приходили к нему какие-то чужие, ничего не означавшие. Они
не принесли ему  покоя. Синил  дрожал, стоя  на  коленях, и не знал, сколько
времени уже прошло. Потом за ним пришли...
     Стук  в  дверь  оторвал  его   от   бессмысленного  блуждания   в  мире
беспорядочных мыслей.  Факельный  эскорт  повел  его  в брачные покои. Двери
покоев  распахнулись   перед   ним,  и   он  увидел  архиепископа   Энскома,
опрыскивающего  брачное  ложе   святой   водой.   Бледное  испуганное   лицо
выглядывало из-под мехового покрывала. Оно утопало  в копне уже знакомых ему
пшеничных волос.
     Синил нерешительно вошел в комнату.
     Архиепископ поклонился ему  и благословил святой водой. Он доверительно
коснулся плеча принца и вышел из комнаты. За ним последовали слуги, служанки
и все остальные. В комнате остались только молодожены.
     Синил проглотил слюну и  с большим Интересом стал рассматривать пол под
ногами. Наконец он отважился бросить осторожный взгляд на девушку в постели.
     К его удивлению, она боялась не меньше его. Он  подумал, неужели у него
такой же испуганный вид, и быстро отвернулся.
     --  Миледи,--прошептал он. Голос с  трудом повиновался ему.--Вы знаете,
какую жизнь я вел. Я никогда не знал женщин.
     Он замолк и осмелился взглянуть в ее глаза.  На  него смотрели глубокие
голубовато-зеленые  озера--человек мог утонуть в них, и он уже  не сумел  бы
отвести взгляд, даже если бы захотел.
     -- Значит, мы с  вами в  одинаковом положении, милорд,-- прошептала она
уже  не так испуганно, как раньше,--ведь я тоже никогда  не знала мужчин. Но
вы теперь мой муж.--Она протянула к нему руку.--А я--ваша жена. Приходите ко
мне, и мы вместе поучимся этому искусству.
     Постель была  широкой, а  она  лежала на ее середине, и, чтобы взять ее
нежную руку,--а  он  знал,  что  он  должен  взять  ее,  ему  очень хотелось
этого--ему надо  было преодолеть несколько шагов расстояния, отделявшего его
от постели. Он сделал это.
     И когда они смотрели в глаза друг другу, она взяла его руку, поднесла к
своей  щеке и прижалась  к  ней. Он  очень  удивился, обнаружив, что щека ее
мокра от слез, и  затрепетал, почувствовав чудесную мягкость ее губ на своей
ладони.
     Решив, что он очень испугал ее, Синил повернулся к ней, и вскоре другая
его  рука  уже гладила ее волосы, вытирала слезы. Затем она коснулась  своей
рукой его лица, его бороды. Пальцы ее пробежали по  кончикам усов, коснулись
губ, и он нежно поцеловал ее.

     * * *
     Рано утром к  ним зашел Камбер и увидел, что они  мирно спят в объятиях
друг  друга.  Вся  их  одежда  была беспорядочно  разбросана,  халат Синила,
скомканный, лежал на полу.
     Когда  Камбер  выходил  из  комнаты,  на его губах  играла  улыбка.  Он
произнес молитвы благодарности тому святому, который осенил это брачное ложе
в часы блаженства  молодых супругов. Кто бы ни  был тот  святой,  он  хорошо
сделал свое дело.

        ГЛАВА 19
     И посадили его под стражу, доколе не будет объявлена им воля Господня.
     Третья книга Моисеева. Левит 24:12
     Дни  собирались в недели, а недели--в месяцы,  и  вот  наступила весна,
обещавшая  начало новых событий. Укрытые в  тайных  убежищах, изгнанники  не
видели признаков наступившей весны--распустившихся деревьев, зеленых лугов.
     Но жизнь пробуждалась не  только в природе. Жизнь зарождалась и в чреве
той,  кто, возможно, скоро  станет королевой  Гвинедда.  Архиепископ  Энском
вернулся в убежище, чтобы отслужить мессу Благодарения.
     Теперь все ожидали  рождения  королевского  наследника и  находились во
временном бездействии.  Нельзя же  было  рисковать  жизнью  Синила  во время
переворота,  пока  не  родится наследник,  так  что  новая  зима должна была
наступить еще при правлении Имра.
     Однако  для  Синила  эта  весна  не стала  порой  радости.  Испуганный,
замученный угрызениями совести, он погрузился в изучение богословия, избегая
постели своей молодой жены и держась от нее подальше.
     Хотя Рис сказал  ему, что  у  него будет  сын  и что  ему стоит  только
дождаться октября, чтобы получить живое доказательство  этому, Синил выкинул
все  это из головы и наглухо забаррикадировался защитными  полями. Они могли
заставить его стать принцем и  даже королем, но самому Синилу это было не по
душе. Но он все же был близок к тому, чтобы снять свои защиты,  в тот  день,
когда  служил  свою последнюю мессу,  и в  день  перед  свадьбой,  когда  он
вдохновенно говорил  о своем  призвании священника. Но  он сдержался и  даже
отказался принять в себя могущество дерини, которое ему предложили.
     Однако в нем все же что-то изменилось.
     Хотя  Синил  не   общался  с   Камбером  и  с  остальными  больше,  чем
требовалось, он иногда разговаривал  с Эвайн. Все  началось после ее свадьбы
на двенадцатую ночь после Рождества.
     Йорам в присутствии Камбера и  остальных благословил брачный союз. Хотя
Синил  был приглашен вместе с Меган и  пожелал счастья  молодым, он сразу же
после церемонии удалился  в свои покои. Он  был гораздо бледнее и спокойнее,
чем обычно, и, как он впоследствии  признался сам, он не ощущал праздничного
настроения.
     Свадьба Эвайн поразила Синила, поразила так же, как его собственная,  и
позволила Эвайн установить  с  Синилом  новые отношения. Если до  замужества
Эвайн  существовала возможность--во всяком случае,  со стороны  Синила,--что
между ними могут установиться достаточно тесные отношения, то теперь,  когда
Эвайн произнесла свадебную клятву Рису, такая  возможность исчезла навсегда.
Но  Синил не  понимал, что теперь открылась возможность  других отношений, в
некотором    роде   даже    более    интимных,   чем    просто    физическая
близость,--единение разумов и душ.
     Теперь они встречались почти ежедневно. Иногда при этом  присутствовали
Рис или Йорам,  но чаще они были вдвоем. Они  уютно располагались у горящего
камина, Синил рассказывал о своем детстве, об отце и деде, а иногда--о своей
жизни  в монастыре, чего он никогда раньше не делал, особенно в разговорах с
женщинами.
     Ее  реакция удивила его,  он  поражался  тому  пониманию,  которое  она
проявляла, когда он описывал свое  общение с Богом, и это  удивляло  его  не
потому, что она  была женщиной--он знал, что женщины сыграли огромную роль в
становлении религии, без них,  возможно,  религии бы и  не существовало,--но
его  поражало, что светский человек может  так  приблизиться  к религиозному
экстазу, который он испытывал.
     Он всегда был уверен, что такие глубокие чувства--прерогатива тех,  кто
полностью посвятил себя Богу и имеет к этому призвание.
     И  Эвайн  после  того,  как  вышла  замуж,  наверняка  не  имела такого
призвания: она посвятила себя служению Рису, а Рис никак не был Богом.
     В  конце концов он приписал это влиянию ее брата-священника, с  которым
она была близка. Но затем он обнаружил, что Эвайн духовно близка не только с
братом, но и  с мужем. Синил долго размышлял--простое ли это совпадение  или
же  это  свойственно  им  потому,  что  они--дерини,  а  дерини  существенно
отличаются от людей.
     Синил внимательно  рассмотрел свои  чувства и решил,  что  эти  отличия
вовсе не делают дерини чуждыми ему. Это тоже поразило его, но и это он решил
выбросить из головы.

     * * *
     Поворотный пункт в их отношениях наступил в конце марта.
     Синил  пришел  в церковь, где  молилась  Эвайн,  и  почувствовал  такое
умиротворение вокруг  нее, такое  единение  с  Ним,  с Богом,  что  чуть  не
опустился на колени в благоговейном трепете.
     Вдруг она ощутила его  присутствие, а может, она все  время чувствовала
его, открыла  глаза и  посмотрела на  него.  Вокруг  нее вспыхнуло  ощущение
святости,  и Синил не  осмелился  заговорить  с ней,  пока они  не  вышли из
церкви.
     И даже в коридоре отвечал  он только  односложными словами, пока они не
пришли в его кабинет и Синил не закрыл за собой дверь.
     Он чувствовал,  что  должен спросить  ее  о том, что видел,  но не  мог
подобрать слов.
     Когда Эвайн устроилась  у  камина,  Синил заметил в  ее руке  маленький
желтый  камень.  Она  бессознательно  играла  им,  лаская  пальцами  гладкую
поверхность. И тут Синил понял, что должен спросить.
     -- Что это у вас, миледи?
     -- Это?
     Эвайн удивленно посмотрела на камень.
     -- Это называется ширал. Его находят  в  горах Кирнея. Отец подарил мне
этот камень, когда я задала ему такой же вопрос, как вы сейчас.
     Эвайн с  улыбкой  протянула  ему камень.  Синил  повертел его в  руках,
любуясь игрой света в зеркальных гранях.
     -- Это просто игрушка?--спросил он  немного погодя.-- Мне кажется,  что
вы его все время  носите с собой, хотя я не обращал на это  внимания. Должно
быть, он что-то значит для вас?
     Эвайн  опустила  глаза,  соображая,  много ли  видел  Синил,  и  решила
провести эксперимент.
     -- Конечно, Ваше  Величество.  Во-первых, потому,  что мне  подарил его
отец,  но есть и другие  причины. Хотите, я покажу вам  то, что показал  мне
отец, когда я спросила его о камне?
     Его  взгляд  устремился на кристалл,  лицо напряглось, пальцы судорожно
сжали камень, но он справился со своими чувствами и поднял глаза на Эвайн.
     -- В ваших словах не содержится ничего особенного, миледи,  но все же у
меня возникло какое-то странное предчувствие. Можно ли мне видеть это?
     Она  ласково  улыбнулась, стараясь успокоить принца. Эвайн знала,  что,
передавая ей камень, он что-то ощутил, хотя и не знала, что именно.
     --  Вам не нужно бояться, Ваше Величество. Как не нужно бояться любому,
кто  прикасается  к  грозному  божеству,  находящемуся в добром расположении
духа,--тихо проговорила Эвайн.
     Она старалась подбирать слова, которые он способен понять.
     -- В кристалле  самом по себе не содержится ни добра, ни зла, хотя он и
обладает  могуществом. Но каждый должен  приближаться  к нему с почтением  и
четким пониманием того, что он хочет сделать. Тогда может возникнуть связь с
чем-то высшим, может быть, с Богом.
     Она  передернула  плечами,  кристалл  поблескивал в  ее  ладони.  Синил
наклонился вперед и пристально посмотрел в ее глаза.
     -- Связано ли это с тем, что я только что видел в церкви?
     --  Кристалл  не  был   причиной,  но  он,   возможно,  сделал   эффект
сильнее,--мягко ответила она.--Это всего лишь одна  из его милостей, которую
можно использовать.
     Синил глубоко вздохнул, не отводя глаз.
     -- Покажите мне,--прошептал он.
     Слегка наклонив  голову,  Эвайн села  прямо,  опершись  о  подлокотники
кресла и держа камень кончиками пальцев, как делал ее отец.
     Вглядываясь в  его туманную глубину, она медленно вдохнула, выдохнула и
окружила кристалл всеми своими чувствами. Сначала  в  глубине камня вспыхнул
маленький огонек, будто в нем отражался огонь камина, но затем весь кристалл
начал светиться.
     Все еще находясь в  легком трансе, Эвайн повернулась к Синилу. Кристалл
пульсировал холодным призрачным светом между ними.
     --  Это  я  нашла фокус, точку  контакта,--прошептала она.  У нее  было
абсолютно бесстрастное лицо.
     -- Но это только начало. Отсюда я могу пойти...
     Она замолчала и провела рукой перед глазами. Свет  в кристалле задрожал
и умер. Синил сидел выпрямившись, его охватила тревога, он не  понимал,  что
происходит.
     --  Что  случилось?--спросил  он,  легонько  касаясь  ее  руки.  Ощутив
прикосновение, но боясь ответить, Эвайн покачала головой и улыбнулась, глядя
в кристалл. Затем она повернулась и посмотрела ему в глаза.
     --  Ничего,--успокоила она  Синила,--просто трудно говорить  и  в то же
время концентрироваться,--солгала она.-- Лучше  я  отвечу,  когда  вернусь в
нормальное состояние.
     -- Значит, все это ненормально?
     -- Это нормально для дерини или, лучше сказать, не ненормально.
     Она засмеялась.
     -- Ширал помогает сосредоточиться. Многое можно использовать  как фокус
для концентрирования, но  ширал лучше всего.  Ведь он показывает  свечением,
когда  вы  достигнете  оптимального уровня  сосредоточения. Для  фокусировки
можно использовать что-нибудь  яркое--перстень, стекло, луч солнца, но можно
обойтись   и  без   этого,   хотя  физические  предметы  помогают  тем,  кто
недостаточно опытен.
     -- Значит, вы используете его для фокусировки?--повторил Синил.--Это вы
делали в церкви?
     -- Да, я работала с ним, но...
     Она  бросила  на него хитрый взгляд,  зная,  что он  уже  готов  задать
вопрос, к которому она подводила его последние пять минут.
     -- Ваше Величество,  вы  хотите  сами попробовать?  Я думаю,  что он не
отзовется на человеческие излучения.
     -- Но я хочу попытаться,--взмолился Синил. . Он попался на удочку, даже
не заметив этого. Эвайн молча опустила кристалл в его ладонь, и Синил сел  в
свое  кресло с торжествующим  огнем в  глазах. Он взял кристалл, старательно
подражая ей, и  пристально уставился на него,  всеми силами желая  увидеть в
нем свет. Но ничего не получилось.
     Немного погодя он сжал в руке камень и взглянул на Эвайн.
     Его тяжелое дыхание было слышно по  всей комнате. Эвайн видела,  что он
страстно желает овладеть этим искусством.
     -- Покажите мне, как.
     Его  хриплый шепот  прозвучал командой, и Эвайн кивнула. Она придвинула
кресло поближе к Синилу.
     -- Вы должны точно следовать моим инструкциям,--предупредила она.
     Эвайн коснулась его руки, привлекая внимание.
     -- Я никогда не давала людям пользоваться кристаллом, но он не принесет
вам вреда. Я говорила, что он обладает могуществом.
     --  Я  буду  делать  то,  что  прикажете  вы,--сказал  Синил. Глаза его
блестели, взгляд был требовательным.
     -- Я хочу, чтобы вы смотрели в кристалл,--сказала Эвайн.  Она заметила,
что в камне вспыхивает и пропадает огонек.
     --  Смотрите в  кристалл и полностью очистите свой разум. Пусть для вас
все исчезнет на время, кроме моего голоса,  который введет вас в мир камня и
будет охранять. Сконцентрируйте в  камне  всю  свою волю, и пусть  мой голос
будет вашим проводником. Представьте, что ваша внутренняя энергия струится с
кончиков  пальцев  и заполняет  всю кристаллическую решетку.  Вы  не  должны
видеть ничего, кроме огня в кристалле, не должны слышать ничего, кроме моего
голоса, и вы сольетесь с ширалом в одно целое, войдете в него.
     Она тихо  говорила  нараспев, и внимание Синила полностью переключилось
на  кристалл,  его  дыхание  стало   глубоким   и   медленным,   черты  лица
разгладились.
     Эвайн очень осторожно, чтобы не нарушить хрупкий баланс, который только
что сформировался, распространила  свои  чувства к  нему и  ощутила, что его
сопротивление тает, сознание расправляется. Он входил в транс. Он  уже вошел
в транс. Эвайн закрыла глаза и медленно направилась к нему, осторожно обходя
островки его сохранившегося сознания.
     Она ощущала, как эти островки расступаются  перед  ней,  как его защиты
тают, растворяются.
     Эвайн осторожно  проникла  в  его  разум и  отключила  некоторые блоки,
оставила  некоторые  команды, ввела  некоторые новые  связи. Она  стремилась
сделать только то, что останется незамеченным Синилом,  когда он вернется  в
мир реальности.
     Эвайн  убедилась,  что  внешняя  часть  его  разума находится в строгом
порядке, гармония царила в нем, впрочем, она об этом догадывалась и  раньше:
Синил был на удивление цельной натурой. Но входить глубже Эвайн не решилась,
так как транс был  легким, и  она не хотела  лишиться доверия принца. Тем не
менее семена были брошены, и они должны были дать плоды.
     Эвайн знала,  что в такое состояние его всегда  можно вернуть,  и тогда
можно будет попытаться проникнуть поглубже.
     Эвайн осторожно  вышла, стирая все следы  своего пребывания, и медленно
открыла глаза.
     Она увидела невидящие  глаза Синила,  спокойное лицо, и вдруг взгляд ее
упал на кристалл, зажатый между пальцами.
     Он светился! Слабо и прерывисто, но он светился!
     Едва сдержавшись, чтобы тут  же не вскочить и не вскрикнуть, она начала
говорить  тихо и  нараспев, постепенно выводя  его  из транса,  возвращая  в
сознание.
     Ресницы   Синила  затрепетали,  руки   слегка  вздрогнули,   когда   он
возвращался в реальность, свет в кристалле потускнел и умер, но все же Синил
успел заметить его и понять, что он сам сотворил его.
     Синил  заморгал, вздохнул, затем  осторожно  положил  кристалл на ручку
кресла. Он не решился встретиться с ней глазами.
     -- Я действительно видел это, или мне показалось?--наконец спросил он.
     Он не слышал ничего и не отрывал взгляда от камня.
     --  Да,  Ваше Величество,  вы  действительно сделали это.  Тогда  он  с
мольбой поднял на нее глаза.
     -- Я знаю, что не должен  просить, но нельзя  ли мне подержать камень у
себя хоть недолго. Я должен повнимательнее познакомиться с ним.
     --  Что  вы  почувствовали?--спросила Эвайн. Она  знала  ответ  на этот
вопрос, но она знала, что он ждет этого вопроса.
     -- Я не знаю. Странную умиротворенность, как будто время остановилось.
     Он повернул свои серые глаза к ней и продолжал:
     -- Можно, я возьму его? Пожалуйста!
     -- Хорошо. Но с одним условием. Вы не  должны ничего делать с ним, если
меня не будет рядом.
     -- Конечно.
     -- Дайте ваше королевское слово,--настаивала она.--Или лучше монаха?
     Он  поднял кристалл, посмотрел на  него с  благоговением и,  кивнув  со
вздохом  облегчения,  встал  и положил  камень в  маленькую  шкатулку. Синил
закутался в халат, потер глаза, зевнул и повернулся к ней.
     -- Я  прошу прощения, но  почему-то я чувствую себя очень уставшим. Мне
кажется, что я должен отдохнуть.
     -- Да, работа с кристаллом требует много сил. Она поднялась и взяла его
под руку.
     -- Позвольте, я помогу вам лечь.

     * * *
     Через  полчаса  Эвайн  уже  рассказывала  Камберу,  Рису   и  Йораму  о
случившемся.
     Лицо Камбера светилось гордостью за свою великолепную  дочь. Когда  она
кончила  свой  рассказ,  Йорам  радостно  хлопнул  в  ладоши,  а Рис  громко
поцеловал ее. Камбер сел в кресло и налил всем вина.
     -- Мы  выпьем за Эвайн,--сказал он, подавая всем бокалы.--Выпьем за то,
что она сделала.  Это еще  никому из  нас не  удавалось. Она проникла сквозь
защиты принца без всякой борьбы. Теперь нам все ясно. Мы можем  войти  в его
разум и сделать то,  что  требуется, а  он ничего  знать  не будет,  пока не
придет время. За Эвайн!
     -- За Эвайн!--повторили Рис и Йорам и выпили. Они долго говорили в этот
вечер,   оценивая   информацию,  принесенную   Эвайн,   выдвигая   различные
предположения, строя планы.
     На  следующий день, когда  Синил  закончил  свои  ежедневные занятия  и
пообедал,  Эвайн  опять  пришла к нему.  Он, видимо,  ждал  ее  и, не  теряя
времени,  сел  с ней рядом,  как только  она заняла свое  привычное  место у
камина.
     -- Я не трогал его со вчерашнего дня,--он взял камень  в руку.--Когда я
проснулся сегодня, сначала я рассердился на вас, что вы взяли с  меня слово,
но потом понял, что здесь замешаны  какие-то могущественные силы, с которыми
мне опасно иметь дело одному, и лучше идти к этому постепенно. Я вчера устал
ужасно.
     -- Так  всегда  бывает, когда приобретаешь  какие-то новые  силы,  даже
среди нас, дерини.--Она засмеялась.--Но утром-то вы встали отдохнувшим?
     -- Да, в своей постели. Я даже разделся. Он смущенно опустил глаза.
     -- Я даже не помню, как я там оказался.
     --  Когда я  уходила,  вы  были  очень  утомлены,  Ваше  Величество.  Я
попросила отца  Йорама  прийти и помочь вам. Надеюсь, вы не очень гневаетесь
на мое вмешательство?
     -- Конечно, нет.
     Он  опустил  глаза  и  рассматривал  свои  руки  в  течение  некоторого
времени--очевидно, он получил некоторое облегчение после  ее объяснения.  Он
снова взглянул на нее.
     -- Могу ли я попытаться еще раз?--спросил Синил.
     --  Сядьте  прямо и расслабьтесь.--Она  улыбнулась, проведя  кристаллом
перед его глазами.--Когда я вложу кристалл в ваши руки, вы уснете.
     Глаза его закрылись, дыхание стало  глубоким,  он погрузился в  крепкий
сон.
     Вдохнув, она протянула руку и  коснулась  его лба, подчиняя  его своему
контролю. Затем Эвайн поднялась и впустила в комнату Камбера, который сел на
ее место рядом со спящим принцем.
     Она ощущала присутствие своего отца, и ей было очень спокойно  от того,
что он был рядом, когда она проникала в мозг Синила.
     Она исследовала мозг Синила почти пятнадцать минут, Камбер был вместе с
ней,  он проник  в разум Синила, не вступая  в прямой  контакт.  Наконец она
вышла  и  покачала  головой,  чтобы избавиться от остаточных эффектов  очень
глубокого транса. Синил спал, не подозревая о их присутствии.
     Камбер улыбнулся, слегка коснулся губами лба своей дочери,  и  спокойно
вышел из комнаты.  Немного погодя Эвайн привела Синила в то легкое состояние
транса, которого Синил достиг сам, без ее помощи, в первый раз.
     Как  и в первый  раз,  камень  слабо  светился. Она  сделала  несколько
вдохов, чтобы успокоиться.
     -- Синил, слушай меня, только мой голос,--сказала она  тихо,--и слушай,
что  я скажу.  Ты  сейчас находишься далеко,  но  можешь слышать  меня, и ты
можешь делать, что я скажу. Ты можешь увидеть свечение  кристалла? Ты можешь
отвечать?
     Губы Синила дрогнули, и с них сорвалось едва слышное "да".
     -- Как только я коснусь твоей руки, открой глаза. Ты  будешь оставаться
далеко, ты будешь оставаться в контакте с кристаллом, но ты сможешь видеть и
реагировать. Это реально, и ты можешь это сделать. Ты понял?
     Он еле заметно кивнул.
     -- Хорошо.
     Она коснулась его руки.
     -- Открой глаза и скажи, что ты видишь.
     Он повиновался, его длинные ресницы медленно поднялись, глаза,  похожие
на озера расплавленного  серебра, остановились на кристалле. Некоторое время
не было никакой реакции  на его спокойном  лице, но  затем  на нем появилось
подобие улыбки, и она поняла, что он видит.
     --   Он   светится,--пробормотал   он.   Голос   его   был   слабым   и
невыразительным, но все же в нем чувствовалось удивление.
     -- И это сделал я?!
     --Да.
     Она снова коснулась его руки.
     --  Пришло   время  возвращаться.  Но  помни,  что  ты  видел.  Приходи
отдохнувшим и расслабленным. Ты все хорошо сделал.
     Его  ресницы  затрепетали.  Он выходил  из  транса.  Свет  в  кристалле
потускнел и погас.  Но на этот раз, когда Синил вернулся в  реальный мир, на
губах его  играла  улыбка.  Он крепко сжал кристалл в руке,  долго смотрел в
огонь, как бы вновь переживая то, что видел, повернулся к Эвайн и улыбнулся.
     Улыбка  была счастливой, удовлетворенной. Эвайн впервые  увидела  такую
улыбку на его лице.
     -- Вы все помните?--спросила она. Он кивнул.
     -- Это было прекрасно. И это сделал я?
     -- Это сделали вы.--Она засмеялась.--Это,  конечно, не означает, что вы
уже  можете  входить в  контакт с камнем  без  меня, но  вы сделали  большие
успехи. Я думаю,  вы теперь видите, что это не так уж сложно. О, Синил, если
вы будете помогать нам, то мы сделаем вас таким королем, какого еще не видел
мир!
     Он  сразу  отвернулся,  и  Эвайн  поняла,  почему  он  стал  замкнутым,
осторожным. Но тем не менее на  сей  раз  его  защиты были не  так  высоки и
прочны, как раньше.
     Она ушла, оставив его размышлять над  тем, что он ощутил сегодня. Синил
долго  сидел  и  смотрел  на  кристалл,  но в контакт с ним  он  входить  не
собирался: ведь он же дал слово.
     Теперь  они  работали  с  кристаллом почти  ежедневно,  пока  Синил  не
научился  входить  и выходить  из транса без посторонней  помощи. Затем  она
позволила ему использовать камень во время молитвы. Она не говорила ему, что
он уже  приобрел такой опыт, который позволит ему  обходиться  без камня.  И
теперь  он  уже  не  казался  таким  несчастным  оттого,  что  ему  пришлось
отказаться от жизни монаха.
     Но он все еще не хотел быть королем, и в интимные контакты с прелестной
Меган  он тоже  старался не вступать, избегая их при любой возможности.  Эта
часть его династического долга была ему совсем не по душе.
     Но его обучение проходило очень  успешно, хотя он совсем  не подозревал
этого.   Его   работа  с   кристаллом   была   бесценна   с   точки   зрения
дисциплинирования его  мозга и  раскрытия потенциалов энергии,  свойственных
ему от рождения.

     * * *
     Только к маю они были готовы. Прошли долгие недели споров, исследований
и планирования. Они очень много спорили о том, сколько можно сказать Синилу,
когда сказать какие силы  пробудить у него, так как следовало выбирать менее
опасные для него самого и для его непоколебимого мировоззрения.
     Они выбрали день Рудемас для передачи могущества.
     Ранним вечером, еще до ужина, в покои вошли Камбер, Эвайн и Рис.
     Синил  сидел  в  кресле  у  камина,  положив ноги  на мягкую  подушечку
(видимо, он все же ценил некоторые стороны жизни королей), в руках он держал
ширал. Он думал о нем, но в данный момент камень был только средством занять
руки, а не сфокусировать сознание. Он  был голоден и очень удивлен, что  ему
ничего не несут.
     Стук в дверь, следовательно, не застал его  врасплох, хотя он удивился,
увидев на  пороге трех человек, легким знаком он позволил им войти и  указал
на кресла перед камином.
     -- А я решил, что мне принесли ужин,--сказал  Синил,  усаживаясь в свое
кресло.
     Наконец они все устроились.  Эвайн села на  свое обычное место слева от
Синила, Рис--на ручку его кресла, Камбер-- слева от Эвайн.
     Так как все молчали, Синил смущенно склонил голову и заерзал в кресле.
     -- Что-нибудь случилось?
     --  Нет,  все  идет так, как и  должно идти,  Ваше Величество,--ответил
Камбер.--Пришло время нам серьезно поговорить. Причем нужно,  чтобы разговор
был коротким.
     -- Почему коротким? Вечер только что начался, и у меня бездна времени.
     -- Нет, у вас будет работа,--спокойно ответил Камбер.-- Именно об  этом
мы и пришли поговорить.
     -- Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
     Синил выпрямился и положил  руки  на  подлокотники. Ему не  понравилось
вступление Камбера.
     Он  посмотрел на Эвайн, надеясь увидеть какой-нибудь намек на то, о чем
идет речь.
     Но  рука  протянулась к его  лбу, и  Синил понял, что,  если  эта  рука
коснется его, он уснет. Синил рванулся в сторону, пытаясь избежать этого, но
было уже поздно.
     -- Спи.
     Это было все, что он услышал.
     Синил  почувствовал  какую-то  легкую  вибрацию  и головокружение.  Эти
ощущения были ему знакомы по работе  с кристаллом. Он, словно сквозь  туман,
нащупал его в руке, но  на этот  раз не ощутил приятного чувства власти  над
кристаллом. Синил закрыл глаза  и обмяк в  кресле. Он не мог бороться с тем,
что обрушилось на него.
     --  Теперь  слушай  меня,--донесся   издалека  голос  Эвайн.   Это  был
единственный звук во всей Вселенной.
     -- Ты не можешь сопротивляться нам физически. Можешь  открыть глаза, но
ты будешь повиноваться нам. Посмотри на меня, Синил.
     Он открыл глаза и посмотрел на нее, но очень вяло, замедленно. Повернув
голову, он посмотрел  на остальных  и увидел, как Камбер поднялся, подошел к
нему и, положив руки  на подлокотники кресла, заглянул в его глаза. Синил не
мог уйти от этого взгляда.
     -- Откройся мне, Синил,--сказал Камбер, мастер дерини.
     Синил понял, чего они от него хотят, что намереваются сделать.
     Он продолжал  сопротивляться,  напрягая все  свои  мысленные  силы,  но
тщетно.
     Они  вели его в церковь по темным каменным коридорам, а  он  не  мог ни
бежать, ни кричать, ни вырваться из их рук.
     Двери охранялись  молчаливым рыцарем-михайлинцем.  Каллен! Синил  узнал
его сразу. Монах держал в руке обнаженный меч.
     Когда они приблизились, Каллен нажал на странно сверкающую ручку двери,
дверь распахнулась, и  Каллен почтительно поклонился,  когда  они  проходили
мимо.
     Дверь закрылась  за  ними,  и  Синил долго  оборачивался  назад,  чтобы
бросить последний взгляд на эту дверь, отрезавшую ему путь к бегству.
     Но он не мог бежать.  Он шел туда, куда  его  направляли. И вот он  уже
стоял спокойно  и не  сопротивляясь  в самом центре помещения, уже знакомого
ему по венчанию. В свете лампад  и двух  высоких алтарных  свечей он  увидел
Йорама  появившегося  откуда-то из  полутьмы и  поднимающегося  по  алтарным
ступенькам.
     Священник  встал на  колени  и долго  стоял, погруженный в  молитву.  В
полутьме  видны были  только его  светлые волосы,  сутана и  шарф.  Затем он
встал,  повернулся  к  Синилу, и  в  руке у него  вспыхнул факел.  Священник
передал  факел  сестре,  а  сам  повернулся  к  алтарю  и  подсыпал ладана в
дымившуюся  кадильницу.  Синил"'не видел Камбера и  Риса, но  знал,  что они
где-то поблизости.
     На   расстоянии  нескольких  футов   от   Синила,  на  полу,  в  медных
подсвечниках стояли три новые свечи.  Эвайн направилась с факелом к одной из
них.  Синил   вспомнил,  что,  когда  шел   сюда,   прошел  мимо   четвертой
свечи--значит,  он  сейчас  стоит  в  центре  квадрата, образованного  этими
свечами. Это повергло его в панику.
     Он  сказал  себе,  что  причина для  тревоги  существует,  и  попытался
вспомнить, почему  это так пугает и тревожит его. Но мозг отказывался помочь
ему.
     Эвайн  зажгла свечу у  алтаря и двинулась к  следующей, прикрывая пламя
факела рукой, чтобы его не задуло порывом ветра.
     Вся атмосфера  в церкви  была пропитана присутствием дерини,  как будто
здесь  был кто-то шестой, невидимый  и  грозный,  его холодный палец касался
мозга  Синила, и  принц почувствовал,  что  он  замерзает,  что этот  холод,
давящий на него, испускают толстые каменные стены и пол.
     Йорам поставил какой-то предмет, как показалось Синилу, закрытую  чашу,
на  пол у  первой свечи и подал Камберу что-то завернутое в шелковый платок.
Этот предмет был небольшой и  хрупкий--Камбер  осторожно держал его, и Синил
почувствовал, что не может отвести взгляда от этого предмета.
     Ему показалось, что  время  остановилось, что он смотрит на  мир чужими
глазами.
     Эвайн зажгла следующую свечу и пошла дальше мимо него.
     -- Опуститесь на колени, пожалуйста.
     Это был голос Риса, и Синил подчинился без всякого сопротивления.
     Теперь  он видел, что  в руке Камбер держит  большой рубин,  размером с
ноготь человека. Рубин был вделан в оправу из золотых когтей.
     --  Этот  камень  называется Глаз Цыгана,--послышался  спокойный  голос
Риса,  в  то  время как руки Целителя что-то  делали  с  мочкой  его правого
уха.--Легенды  говорят,  что  он  упал со  звезды  в  ночь  рождения  нашего
Спасителя,  и  волхвы  принесли  его  в дар  младенцу.  Правда это или  нет,
неизвестно,  но  семейство  МакРори владеет им  уже двенадцать поколений. Мы
придали  этому  камню  некоторые  свойства,  которые будут  полезны для  вас
сегодня вечером.
     Рис передал Камберу что-то серебряное и взял у  него из рук рубин. Алый
огонь проплыл в сознании принца. Снова Синил почувствовал руку Риса и понял,
что тот проткнул ему мочку уха.
     Синил попытался представить, как будет выглядеть с серьгой.
     -- Ну вот, готово,--сказал Рис.
     Он отстранился,  с расстояния взглянув на свою работу, и коснулся плеча
Синила.
     -- Теперь можете подняться.
     Синил поднялся  и  отключился  от всего  на  несколько  секунд.  Слабый
музыкальный звук вернул его обратно, и он увидел, что Эвайн закончила  круг,
погасила факел,  и  теперь  брат  брызгает на нее святой водой  и  окуривает
ладаном.
     Когда  он  закончил, Эвайн поклонилась,  и Синил не  мог  понять, чему:
Йораму, алтарю или свече  у алтаря; девушка осталась впереди, спиной к нему,
и склонила голову.
     Йорам,  раскачивая  дымившуюся  кадильницу,  пошел  по  тому же  кругу.
Сладкий дым окутал все  вокруг него, и Синил услышал,  что  Йорам  распевает
двадцать  третий  псалом,  Синилу  показалось,  что  он  вдруг  начал  слабо
светиться.
     Затем  Синил,  должно  быть,  потерял сознание  на время. Очнувшись, он
увидел  Йорама, окуривавшего всех,  кто  стоял в  круге: Камбера,  стоявшего
слева,  Риса, стоявшего справа,  и  Эвайн, которая  стояла  на краю  круга с
непокрытой чашей в руках.
     Синил  услышал звук--это  Йорам  поставил кадильницу на  пол. Затем  он
прошел  к Эвайн, взял из ее  рук чашу, и Синил весь  напрягся, когда брат  и
сестра направились прямо к нему. Он боялся, сам не зная чего.
     Чаша была  наполовину наполнена вином. Странно, но он не мог припомнить
эту чашу, хотя ему были хорошо известны все предметы для богослужения в этой
церкви.
     --  Полагаю,  вы  заметили,  что  это не  та чаша,  которую  мы  обычно
используем  здесь во  время  службы,--сказал Йорам,  очевидно,  заметив  его
недоумение.--Для этого  есть причины, которые вы поймете немного позже. Вино
самое обыкновенное, церковное, но пока не освящено. Я  говорю об этом, чтобы
вы не  подумали, что здесь  вершится какое-то святотатство. Если бы мы этого
хотели, то делали бы все это не здесь. Теперь можете задавать вопросы.
     Немного  подумав, он начал  спрашивать, хотя уже понимал, что ответы на
большинство своих вопросов он знает.
     Слова  Йорама разморозили язык Синила.  В его  мозгу теснились  десятки
вопросов.
     -- Что вы здесь только что делали?
     -- Это--охрана. Об этом вы узнаете в свое время. Это просто  защита  от
вторжения  извне, что  могло бы помешать  тому, что мы будем сегодня делать.
Все, что находится внутри круга, защищено очень надежно.
     -- Есть опасность в том, что вы делаете?
     --  Опасность всегда  есть,--тихо сказал Камбер.--Мы хотим уменьшить ее
до минимума при помощи специально разработанной процедуры. Поверьте, если бы
был хоть малейший риск для вас, ничего этого не было бы.
     -- Но что вы хотите сделать со мной?--жалобно спросил Синил.
     -- Мы хотим дать тебе силы и средства, чтобы выстоять в борьбе с Имром.
     -- Но...
     -- Хватит, Синил.
     Камбер коснулся его руки, и Синил снова онемел.
     -- Йорам, объясни принцу, чего мы ждем от него. Йорам кивнул.
     --  В  чаше  находится  вино,  но  оно  скоро  изменится.  Конечно,  не
физически,  хотя оно станет более горьким. Однако почему оно изменится, я не
могу  пока  тебе  объяснить.  Это  похоже на  то,  что  происходит  во время
богослужения, хотя  это  вовсе не  освящение вина,  которое  тебе  известно.
Оно...
     Он замолчал и посмотрел на отца, который остановил его кивком головы.
     --  Это  все  не важно  для  вас,--спокойно заговорил  Камбер.--Немного
погодя Йорам попросит вас  произнести несколько слов. Неважно, верите вы или
нет этим  словам, но вы должны их произнести,  и все, что мы хотим  сделать,
будет сделано, так что ничего трудного нет.
     --   А  после  этих   слов?--прошептал  Синил.  Он   знал,  что  должен
повиноваться, независимо от того, какой получит ответ.
     -- После этого вы выпьете  вино,--сказал Камбер.--Что должно случиться,
то случится.
     С этими словами Камбер подошел к  Синилу слева, а Йорам занял  такую же
позицию справа.  Принц почувствовал, что Эвайн зашла сзади.  Подол ее платья
коснулся его  ног. Рис  с  улыбкой,  которая должна  была подбодрить Синила,
повернулся к алтарю.
     Несмотря на это, Синил ужасно перепугался.
     Он понял,  что <i>это</i> начинается, а  он  не в  силах  уклониться, избежать
этого.  Глубоко  вздохнув,  он  постарался  успокоиться,   попытался   снять
напряжение, которое  сковывало  его, и очень удивился,  заметив, что  у него
получилось.  Послышался какой-то шорох, затем  голос  Эвайн,  прозвучавший в
ледяном безмолвии, окружавшем их.
     -- Мы находимся вне времени и вне пространства. Сделаем то, что указали
нам наши предки: соединимся вместе и будем едины.
     Все опустили головы.
     -- Именем твоих апостолов Матфея, Марка, Луки  и  Иоанна,  именем  всех
святых ангелов, всеми силами  Света и Тьмы, мы умоляем: защити и сохрани нас
от всех опасностей, о Всемогущий! Так это было, так это есть  и так будет во
веки веков. Аминь!
     -- Аминь!--повторили все хором.
     Синил почувствовал, что его губы тоже произнесли <i>Аминь.</i>
     Затем все перекрестились и снова стояли в ледяной тишине.
     Наконец  Рис  повернулся  к  принцу.  Его  золотые  глаза  были  слегка
затуманены, напоминая Синилу солнце в темной воде. Йорам с поклоном протянул
ему чашу, и Рис поднял ее до уровня глаз перед Синилом.
     Рука его поднималась над чашей, не касаясь ее.
     -- Я призываю  могущественного архангела Гавриила, вестника, принесшего
благую  весть  нашей  деве  Марии.  Пошли  свою мудрость  в эту чашу,  чтобы
выпивший ее получил власть над Водой.
     Затем чаша перешла в руки Камбера. Знатный лорд был угрюм и мрачен, как
ночь.  В  четвертый  раз рука его простерлась  над чашей,  могущество дерини
вступило в игру.
     -- Я призываю могущественного архангела Уриэля,  ангела смерти, который
уносит все души в Нижние страны. Его  силы призываю  в эту  чашу, чтобы тот,
кто выпьет ее, мог повелевать силами Земли.
     Движение руки, и над чашей появилось облако белой пыли; Камбер протянул
чашу Синилу.
     Она была влажной,  скользкой  и холодной, над облаком играло прозрачное
голубое холодное пламя. Туман висел над  вином, ставшим  более темным. Синил
почувствовал,  как ледяной страх пронизал  все его тело, он  страшился слов,
которые, он знал, сейчас придется произнести ему.
     --  Возьми чашу, Синил,--приказал голос Йорама.--Держи ее перед собой и
повтори то, что я скажу.
     Дрожащий Синил смотрел на свои руки, которые протянулись и взяли из рук
Камбера холодную, скользкую, влажную чашу.
     Почти  непроизвольно он поднял  чашу таким  жестом, как будто делал это
бессчетное количество раз, правда, очень давно.
     Он  понял, что то,  что он видит, что он собирается сделать,  ничуть не
менее угодно  Богу,  чем любое богослужение, которыми он занимался всю жизнь
до этого.
     Эта мысль успокоила его, и он стал самим собой впервые за этот странный
вечер. Чистым ясным голосом он повторил за Йорамом знакомые слова:
     -- Защищай нас,  Господи, от  всякого зла и ныне,  и присно, и во  веки
веков. Аминь.
     -- Аминь,--повторили четыре дерини.
     Затем его руки поднесли чашу к губам, и он понял, что должен выпить ее.
     Чаша была насыщена  могуществом, он чувствовал,  как оно покалывает ему
ладони, как могучие волны прокатываются по всему телу.
     Вино  оказалось  холодным  и  горьким.  Он  почувствовал,  как  ледяная
жидкость достигла желудка, как огонь пробежал по его венам, как  яркий  свет
вспыхнул перед глазами.
     Сильный порывистый ветер пронесся  у  него в  мозгу, гоня  перед  собой
стену  ледяной  воды,  вспышки молний озаряли светом бездонные  пропасти его
разума. И боль, жуткая боль, такая сильная, что он не мог сдержать крик.
     Он  почувствовал,  как  чаша выскользнула из его рук,  услышал, как она
покатилась по ковру. Но он ослеп, оглох и рухнул в пучину.
     Его мозг корчился в беззвучном крике ужаса.
     Все поглотил мрак.

        ГЛАВА 20
     Послушай нас,  господин  наш;  ты князь Божий посреди нас; в  лучшем из
наших погребальных мест  похорони умершую твою; никто из нас не откажет твое
в погребальном месте, для погребения умершей твоей.
     Первая книга Моисеева. Бытие 23:6
     Он лежал, как мертвый, день и ночь после этого.
     Рис  внимательно  наблюдал  за  его состоянием, а остальные  в  тревоге
бродили  поблизости.  Когда  на второе утро он впервые открыл глаза, они уже
были  рядом и с  беспокойством  смотрели  на  него, на  губах  были  десятки
вопросов, которые они не смели задать.
     Но он не помнил ничего или только сказал, что не помнит, и он не ощущал
в себе никаких новых сил или способностей. А откуда им взяться?
     Теперь  они  не  могли  проникнуть  в  его  мозг,  они  снова  потеряли
возможность контролировать его.
     Если Синил и получил могущество, то он ничего не сказал им  об этом,  а
может, и никогда не скажет. Может, он очень разгневан, что они так поступили
с ним, а может, их попытка закончилась неудачей и ничего не произошло, кроме
того, что их будущий король впал в бессознательное состояние?
     Пока он не решит заговорить об этом, нет возможности узнать правду.
     Им оставалось только ждать рождения наследника короля и надеяться.
     Лето  прошло. В самом государстве все репрессии Имра против михайлинцев
прекратились  после того, как  его солдаты разграбили  и сожгли все деревни,
примыкавшие к  одному из монастырей Ордена. Если бы Имр  не остановился, ему
пришлось бы бороться с восстанием народа.
     Но если гнев михайлинцев угас к концу лета, то активность виллимитов не
прекращалась.
     Распространяя  слухи  о  живом  наследнике Халдейнов,  небольшие  банды
виллимитов делали по ночам свою мрачную работу: они казнили тех дерини,  чьи
преступления  остались без  наказания. Наконец дело  зашло  слишком  далеко,
принц   Термод  Рорау  был  убит  виллимитами,  и  Имр  уже  не  мог  больше
игнорировать это движение.
     Это сумасшествие распространилось даже за пределы  Гвинедда, до  самого
Келдура, где могущественные  лорды-дерини  сохраняли в своих  руках огромную
власть. Разгневанный Имр решил настигнуть  убийц и  покончить  с  ними раз и
навсегда.
     Королевские  войска  под  предводительством  славного  графа   Сантейра
действовали против  крестьян более успешно, чем  против михайлинцев. Ведь за
семь месяцев интенсивных поисков членов мятежного Ордена было схвачено, и то
случайно,  менее  дюжины,  а  к  наступлению  осени  в  руки  короля  попало
восемьдесят виллимитов, среди которых были вожди движения.
     Всех  пленников  пытали и казнили самым жестоким образом для устрашения
остальных.  Имр,  довольный, что число его  видимых врагов уменьшилось, стал
беспокоиться все  меньше  и меньше относительно тех  врагов,  которых  он не
видел и в существовании которых даже начал сомневаться.
     Ни от  одного из  захваченных михайлинцев и  виллимитов  он не  услышал
твердого заявления о том, что реальный претендент на трон существует.
     Так как о михайлинцах ничего не было слышно, Имр успокоился еще больше.
А  с  приближением  праздника Зимы  он  начал  понимать,  что  веселиться  и
радоваться  гораздо  легче и приятнее,  чем думать  о  катастрофе,  которая,
может, и не разразится никогда, ведь  уже прошел  почти год с  тех пор,  как
исчезли МакРори.
     А  в  тайном  убежище будущий  спаситель  народа  все  еще  пребывал  в
одиночестве.
     Хотя он полностью отошел  от  шока, испытанного в мае, по  крайней мере
физически, ожидаемое могущество ни в чем не проявлялось.
     Синил продолжал читать, изучать богословие, сожалеть  о выпавшем на его
долю повороте судьбы, а  через несколько  недель,  проведенных  в  тягостном
одиночестве, он возобновил  встречи с  Эвайн, но уже не  было той интимности
которая так радовала его раньше.
     Михайлинцы  продолжали  готовиться,  жизнь  в  убежищах  текла  обычным
порядком.  Но Камбер  думал о будущем, о  том, что произойдет, когда родится
наследник и  они должны  будут проводить  в жизнь  план  переворота. Готовых
ответов не было ни на один вопрос.
     Сын Синила родился в день святого Луки, как и предполагалось. С первыми
криками ребенка начало меняться состояние духа его отца.
     Синил все еще не проявлял никаких признаков приобретенного могущества и
категорически отказывался обсуждать этот вопрос. Камбер  подозревал, что  он
не хочет использовать свое могущество.
     При  передаче могущества  все было  сделано очень  тщательно, в  полном
соответствии с ритуалом, так что  ошибки быть  не могло. Да и реакция Синила
показывала, что все  получилось  так, как  надо.  Но  принц  после  рождения
ребенка начал улыбаться, а однажды во время ужина даже пошутил.
     Рождение сына  оказало заметное влияние на Синила.  Хотя он старался не
показывать  этого,  но  всем  было  ясно,  что  принц очень  горд появлением
наследника.
     Он  пригласил  всех обитателей  убежища на крестины и даже  обсуждал  с
Йорамом детали церемонии.
     Камбер воспринял все это с  большой радостью и назначил дату.  Крещение
должно было состояться в ноябре, в день святого Иллтида.
     Не многие видели мать и инфанта после рождения, так как роды были очень
трудные, несмотря на помощь Риса.
     Меган вошла в церковь, опираясь на руку Целителя. Вид ее был  радостным
и  сияющим, но  она еще не оправилась  после  родов,  и походка  была  очень
неуверенной.
     Эвайн поднесла инфанта к купели для крещения.
     Рис встал слева от нее. Синил ничего не видел вокруг, не замечал людей,
которые кланялись ему.  Он смотрел только на жалкий плачущий комочек шелка в
руках Эвайн. Он не отрывал взгляда от ребенка все то время, пока архиепископ
Энском готовился к началу крещения.
     <i>-- In nomine Patris, et Filii, et Spikitus Saneti. Amen.</i>
     Рис и Эвайн,  крестные родители  младенца, встали подле купели напротив
Энскома,  Йорама   и  михайлинца-священника,   который   прибыл   вместе   с
архиепископом из Валорета.
     Сильный голос архиепископа достигал самых отдаленных уголков церкви.
     Когда архиепископ благословил соль, поданную священником, Синил вытянул
шею, чтобы лучше видеть. Он взял руку Меган и подтолкнул ее  поближе к Рису,
где было самое лучшее место для наблюдения.
     Энском продолжал говорить:
     -- Прими соль мудрости...
     Ребенок  пустил пузыри  и  захныкал, когда на язык  ему  положили целую
щепотку святой соли.  Но  Эвайн его  покачала, и  он  постепенно успокоился.
Энском переждал протесты недовольного ребенка и возобновил церемонию.
     Он возложил на тело мальчика конец святого шелкового шарфа.
     -- Войди в замок Господа...
     Энском помазал елеем грудь и спинку мальчика между лопатками и взглянул
на  Риса. Он задал традиционные  вопросы, полагающиеся  по правилам древнего
церковного ритуала.
     Рис отвечал на них за своего крестного сына.
     Слегка улыбнувшись, Энском  поднял  серебряный  сосуд для крещения и  с
удовольствием передал его Синилу.
     --  Не хотите ли сами окрестить сына, Ваше Величество? У Синила отвисла
челюсть и сделались квадратными глаза.
     -- Я, Ваша Милость?
     -- В случае необходимости это может сделать даже не священник.
     Энском широко улыбнулся.
     -- А ваша квалификация достаточно высока. Синил смотрел на архиепископа
и  не верил своим ушам, затем  на лице его  отразилась радость, какой он  не
ощущал уже много месяцев.
     -- Неужели это правда?--прошептал он.--Вы разрешите Мне?
     Энском кивнул  и вложил чашу в руки Синила. Синил прижав  чашу к груди,
поклонился  в знак  благодарности Инфант  уже успокоился  на  руках Эвайн, и
когда Синил подозвал ее, ребенок зашевелился и зевнул. Вид у него был  очень
сонный. Эвайн подняла ребенка над купелью, а Рис поддерживал его за плечи.
     --  Эйдан  Элрой Камбер,--прошептал Синил и побрызгал на ребенка святой
водой.
     Камбер  с  удивлением  смотрел  на  Синила--он  никак  не  ожидал,  что
наследник короля получит его имя.
     -- <i>Ego te baptizo in nomine Patris, et Filii, et Spikitus Sancti. Amen.</i>
     Но когда Синил поставил чашу на  место и потянулся к полотенцу, которое
держал Йорам, Рис вдруг  замер, а  затем  потрогал  голову  ребенка.  Инфант
пискнул,  кашлянул, дернулся  всем телом и  застыл.  Рис в  ужасе смотрел на
Синила. Тот не сводил глаз с ребенка и спросил:
     -- О, Боже, что с ним? Почему он не шевелится? О, он не дышит!
     Рис стоял,  как оглушенный,  держа в  руках  неподвижное тельце.  Эвайн
подняла испуганные глаза на Риса.
     -- Он умер, Синил,--тихо сказала она.
     В  церкви  наступила  мертвая  тишина,  ее  вдруг  прорезал  сдавленный
крик--это принцесса Меган упала  в  обморок. Гьюэр Арлисский  подхватил  ее.
Синил медленно повернулся к Меган, схватился за грудь и пошатнулся.
     Он  еле удержался  от падения,  схватившись  за  край  купели, и стоял,
шатаясь, как пьяный.
     Глаза его были закрыты, он мотал головой, как бы стараясь избавиться от
ужасного видения.
     Судорожно сжав край купели, он склонился над ней. Пронзительный, дикий,
почти звериный вопль сорвался с его губ.
     Невидящими  глазами он смотрел  на  воду,  затем выпрямился, блуждающие
глаза  его  осмотрели церковь,  не останавливаясь  на  лицах  людей.  Жуткое
выражение застыло на его лице.
     -- Они убили его,  моего сына!--воскликнул он.--Они убили  моего сына и
теперь ищут моей смерти!
     -- Кто ищет твоей смерти, Синил? Назовите ваших врагов. Скажите, что вы
ощущаете?--спрашивал его Камбер.
     Его глаза обшарили комнату,  стараясь  отыскать ключ к тайне, но взгляд
его все время возвращался к  Синилу, так  как Камбер  предполагал, что принц
что-то чувствует. Сам Камбер не ощущал  опасности, угрозы нападения. Но если
нападение действительно произошло,  то  враг,  вероятно, был очень искусен и
хорошо замаскировал свой удар.
     -- Нет, не они! Он!--проговорил Синил. Он задыхался.
     -- Он один из  тех,  кому  мы доверяем! Когда Рис протянул руку,  чтобы
поддержать его, он крикнул:
     -- Не касайся меня!
     Резко повернувшись,  он вырвал труп ребенка из рук потрясенной Эвайн и,
обняв его, прижался спиной к алтарю.
     --  Мы  найдем  его, Эйдан,--безумным голосом  сказал он.--Я  отомщу за
тебя!
     -- Синил!
     Голос Камбера  прорезался сквозь шум в церкви. Казалось, он крикнул изо
всех сил, хотя на самом деле лишь чуть повысил голос.
     -- Синил, теперь ты ничем ему не поможешь, отдай  ребенка  Рису. Может,
мы...
     -- Нет. Он мертв.
     Голос Синила прозвучал без всякого выражения.
     -- Я это знаю, Камбер.
     Он опять обвел взглядом всех присутствующих.
     -- Один из вас предал меня.
     -- Он сошел с ума?--шепотом спросил Йорам Риса.
     -- Нет,--Рис покачал головой.--Ребенок отравлен. Я думаю, солью. Я...
     Принц, пристально осмотрев  каждого присутствующего, вдруг повернулся и
решительно   направился   к  центру,   где   увидел   священника-михайлинца,
помогавшего   Энскому  при  крещении.   Он   стоял  совершенно   спокойно  и
невозмутимо, но Синил подошел к нему и прошептал:
     --Ты!
     Все взгляды устремились на священника, а стоявшие Рядом расступились. И
тут в  человеке произошла странная и  неожиданная перемена. Его глаза ожили,
тело  выпрямилось,  руки  вскинулись  вверх, а  пальцы  зашевелились,  чтобы
сложить определенную фигуру--заклинание для защиты и нападения.
     Рука  Синила  инстинктивно  дернулась, чтобы сотворить контрзаклинание.
Слабое розовое  пламя  окутало прозрачной вуалью его лицо.  Синил  изумленно
смотрел на этого человека, в то время как остальные прижались к стенам.
     --  Ты--священник, как ты мог поднять руку на  своего брата?--прошептал
Синил.
     Он не осознавал того, что только что непроизвольно сделал.
     Михайлинец ничего не ответил, он только стоял и  смотрел на  наследника
Халдейнов. Глаза его горели, как угли.
     Энергия  сгущалась в центре, где они стояли. Но  если противник  Синила
был тренированным  дерини, то о Синиле никто ничего не  мог сказать. Ни тот,
ни другой соперник не создавали защитного кольца вокруг  поля битвы. Камбер,
беспокоясь, приказал своим родственникам прикрыть их.
     Он  сделал это как раз вовремя, так как следующие слова Синила потрясли
всю церковь.
     Древние  грозные  фразы  отражались громовым эхом от  мозаичных  стен и
сводчатого потолка.
     При этих словах вокруг него вспыхнуло алое пламя, пляшущее живое пламя,
не  видимое глазом,  но существующее. Оно было  смертельно  для  любого, кто
приблизился бы к Синилу, не обеспечив себе надежной защиты.
     Синил стоял, прямой и грозный, прижимая к груди мертвого ребенка.
     Священник медленно двинулся  к нему, окружив себя  золотым  сиянием.  И
теперь уже только  несколько метров пространства, в котором сталкивались, со
страшным грохотом разряжаясь, сгустки чудовищной энергии, разделяли их.
     Воздух был насыщен энергией. Молнии рассекали пространство, направляясь
от одного к другому, и разбивались с треском о защиты соперников; воздух был
густой, тяжелый, остро пахнущий  озоном. Пламя свечей металось, как бешеное,
в мощных потоках энергии.
     Пучки  энергии сталкивались, разрывались,  вспыхивая  ярким  светом над
головами противников.
     Особо мощный сгусток энергии  вдруг погасил все свечи, и в  наступившей
полутьме грозно завыл ветер.
     Завывание  ветра стало  постепенно переходить в пронзительный свист,  и
вскоре в этом свисте уже можно было различить два голоса, грозных, внушавших
ужас.  Эти голоса  раздавались в  бездонных пучинах, открытых  теми могучими
силами, которые участвовали в борьбе двух смертей.
     Давление все возрастало, и все присутствующие старались защитить глаза,
уши, сознание от того ужасного, что было невозможно воспринять разумом и что
непрерывно обрушивалось сокрушающей лавиной на чувства людей.
     Наконец михайлинец  пошатнулся,  испустил  отчаянный  крик,  глаза  его
очистились  от  тлеющего пламени и  приобрели  обычный человеческий вид.  Он
воздел руки в мольбе о пощаде и рухнул.
     Мгновенно все стихло и погрузилось в непроницаемый мрак.
     Тишина. Черный мрак.  И  только постепенно  затухавшее сияние,  которое
скорее ощущалось, чем воспринималось глазами.
     Оно окружало победителя. Это сияние было свидетельством того, что Синил
обрел свое могущество. Руки Синила все еще крепко прижимали ребенка к груди.
     Первым пришел  в себя Камбер. Он отошел от стены и зажег  свечи.  Затем
двинулся Энском.  Он медленно подошел к священнику-михайлинцу, склонился над
ним,  приподнял  его  голову и положил на колени.  К нему приблизился Рис  и
дотронулся до лба священника--тот  был мертв.  Энском и Рис проникли  в мозг
мертвеца, чтобы успеть считать то немногое, что еще осталось там.
     Затем  Энском  поднял голову и  с удивлением повернулся к  Рису.  Он не
встал на ноги, но склонил голову, ощущая глубокий стыд.
     -- Простите меня, мой принц. Боюсь, я частично виноват в случившемся. Я
не должен был брать его сюда. Он сказал, что солдаты Имра напали на его след
и вот-вот настигнут его, поэтому я решил укрыть его и взял с собой. Но он не
сказал мне, что уже был в  плену. Они  ввели  в него  нужные команды.  Он не
может нести ответственность за свои действия. Пожалуйста, простите его.
     -- Это сделал король?--спросил Синил тихим, жестким голосом
     -- Да, мой принц,--прошептал Энском.
     -- И  он может так изменить мозг человека, что тот будет действовать по
его приказу?
     Энском кивнул, не решаясь заговорить.
     Синил перевел свой ужасный взгляд на Камбера, затем обвел им остальных,
но,  казалось,  он смотрел  куда-то сквозь них. Он пошел туда, где стояли на
коленях у трупа Энском и Рис. Синил мягко коснулся рукой плеча мертвеца.
     -- Я  прощаю тебя, ведь  ты не  хотел  причинить вреда ни мне, ни моему
сыну, а действовал по приказу.
     Голос его чуть не оборвался, но Синил справился с собой.
     -- Я прощаю тебя.
     Он поднялся на ноги. Лицо его .было ужасно.
     -- Но для того, кто задумал и совершил это, не может быть прощения ни в
этом  мире,  ни  в  другом.  Горе тебе,  Имр.  И  всему твоему  кровожадному
трусливому  роду.  Горе  тебе,  убивающему беспомощных детей  и  ввергающему
добрых людей в пучину зла. Я буду мстить за него  и за тех, кого ты заставил
страдать.
     Я, Синил Донал  Ифор Халдейн, своей  верой и  короной Гвинедда, которую
носили  мои  предки  и которую буду  носить  я, телом  моего  убиенного сына
клянусь, что уничтожу тебя.
     Принц  Гвинедда  выпрямился, и  все в благоговейном смирении преклонили
перед ним колени и склонили головы.
     Камбер,  как  и  все, тоже  опустился на  колени, стараясь загнать  все
страхи и сомнения в отдаленные закоулки своего сознания.

        ГЛАВА 21
     Ибо тот из темницы выйдет  на царство,  хотя  родился в  царстве  своем
бедным.
     Книга Екклесиаста, или Проповедника 4:14
     Они  похоронили инфанта  под  полом церкви,  в  которой  он  умер.  Это
произошло в день Четырех Младенцев, которые тоже  были  жертвой  королевской
тирании сотни лет назад.
     Синил,  мучимый горем, никому  не позволял коснуться  ребенка.  Он один
оплакивал его в холодной церкви  ночь, день и еще ночь.  Он все это время не
ел, не спал.  Только на утро третьего дня  он позволил войти людям, положить
ребенка в маленький  гробик и опустить в могилу. После похорон он не говорил
ни с кем о смерти сына.
     Убитый  священник  был  похоронен  тут  же  на  следующий  день. Только
михайлинцы  и  Камбер   пришли   оплакивать  его.   Алистер  Каллен   служил
погребальную мессу. Потом, много позже, в стену будет вделана каменная доска
с надписью, но надпись будет очень короткая, как  это принято у михайлинцев:
"Здесь лежит Хамфри Галларо, священник Ордена святого Михаила".
     Только эти слова и даты. Больше они ничего не могли для него сделать.
     Синил очень изменился после этих событий.  Если раньше он был растерян,
встревожен, то  теперь  стал  холоден, безжалостен,  бездушен во  всех своих
действиях, даже по отношению к своим союзникам.
     Не было больше тихого,  запуганного  принца-монаха,  который боролся со
своей  совестью, не позволявшей  ему полностью отдаться  своей  новой  роли.
Теперь   он  интересовался  планами   выступления,   уже  разработанными  до
мельчайших подробностей. Но интерес его  был мрачно окрашен Каждой  кровавой
мести. Он хотел  знать, каковы их силы, откуда  будет нападать каждый отряд,
кто будет командовать и как подготовлено все для выступления. Но более всего
он хотел знать, когда.
     Любая задержка выводила его из себя.
     Всю  информацию он черпал из ответов на свои вопросы.  Камбер продолжал
размышлять  относительно его мотивов. Принцу сообщили, что рыцари-михайлинцы
уже в сборе. Пятьдесят человек вблизи убежища  и  еще сто  пятьдесят в самой
Дхассе.  Люди Камбера тоже  готовились.  Ими руководил  сам Камбер  во время
своих  редких отлучек  из  убежища во  внешний мир. Пятьсот  человек  готовы
поддержать  михайлинцев  и осадить  город Валорет, если  попытка  переворота
провалится.
     Они  планировали начать выступление первого декабря в зимний  праздник,
когда все знатные люди королевства соберутся в Валорете, в замке Имра.
     Судя  по  прошлым  праздникам, это будет  ночь разнузданного пьянства и
дебошей--самое  удобное время для того, чтобы проникнуть во дворец, перебить
охрану и покончить с династией Фестилов.
     К  этому времени  они узнали  побольше о  человеке,  убившем маленького
принца. Он не был предателем. Имру просто повезло с ним.
     Когда Хамфри схватили, он даже не подозревал о существовании наследника
Халдейнов и не имел понятия о местонахождении убежища.
     Имр узнал это сразу, как  только проник в его мозг.  И  так как Хамфри,
мало  посвященный  во все детали заговора, не  был связан клятвой  верности,
Имру легко  удалось посеять в  его разуме  семена  предательства. Когда  его
выпустили, из памяти священника было стерто все, что касалось его пребывания
в плену. Естественно, он сразу направился к Энскому за помощью, и Энском, не
раздумывая, укрыл его. А когда архиепископ отправился на крещение наследника
Халдейнов, он взял с собой Хамфри. Ведь он, в конце концов, михайлинец.
     Вся эта информация была передана Синилу вместе с другими данными, и это
немного смягчило сердце  принца. Он стал несколько  по-другому относиться  к
человеку, чье тело убило его сына.
     Но хотя Синил усиленно интересовался  военной тактикой и планированием,
он по-прежнему оставался в одиночестве, испытывая затаенное чувство  обиды к
дерини, хотя он и знал обстоятельства невольного предательства Хамфри.
     Камбера  все   это  начинало  тревожить,  и  страхи  его  подкреплялись
действиями Синила. Камбер  часто обсуждал все это с членами  своей семьи, но
изменить они ничего не могли, и им оставалось только ждать и  надеяться, что
такое настроение Синила не послужит помехой в их борьбе.
     Принцесса Меган тоже очень страдала все эти недели. И хотя она уже была
снова  беременна--Синил  решил, что  он  должен обзавестись наследником  как
можно быстрее,--она была  всего лишь тенью  той девушки, веселой и здоровой,
которая год назад была невестой принца.
     Немного внимания со стороны мужа могло бы уменьшить  ее муки, но  Синил
был очень занят и не замечал ничего.
     Он был  очень  нежен  и почтителен с ней на людях--она ведь  собиралась
подарить ему наследника--и никто не смог бы сказать, что он пренебрегает ею,
но  в его отношении к жене  было что-то наигранное, искусственное, как будто
роль принца  и будущего  спасителя Гвинедда  лишила его способности любить и
быть  любимым. Казалось, он уже принял  роль  принца, но  он становился  все
более странным  и  загадочным, как бы ни от мира  сего, но не  в религиозном
смысле, хотя  религия  по-прежнему  занимала большое место в его сознании, а
скорее  в том, что у  него образовался эволюционный разрыв  между  тем,  что
случилось, и тем, что случится в будущем, если, конечно, они останутся живы.
     Камбер с грустью смотрел на все это.
     Он любил Меган как отец и видел, как она страдает в  одиночестве в  тот
момент, когда более всего  нуждается в любви  и поддержке мужа. Камбер знал,
что значит  потерять  Ребенка.  Он уже отдал  жизнь сына  и понимал, что  не
пожалеет  жизни  остальных  своих   детей  и  своей  собственной,  если  это
понадобится для победы их дела.
     Но потерять сына в битве с врагом--одно дело, а если Ребенок умирает от
недостатка  любви--совсем  другое.  Он  вместе  с  Эвайн  и  Рисом  старался
успокоить Меган, но, Конечно, их забота была плохой заменой  тому, в чем она
нуждалась. Камберу оставалось только надеяться, что Синил Поймет, что делает
с женой.
     * * *
     Вечером первого  декабря была закончена вся подготовка и сделаны первые
шаги,  так что пути назад  не  было. Перед  этим пятьдесят  рыцарей, которые
должны были напасть на дворец Имра, отслужили мессу и освятили свои мечи для
священной битвы, из которой многие из них не вернутся.  Другие сто пятьдесят
рыцарей под командованием Джеймса Драммонда и лорда Джебедия Алкарского были
уже готовы переправиться из Дхассы с  помощью Портала во дворец архиепископа
в  Валорете.  Они  должны  были  напасть  на  город, перебить гарнизон и  не
допустить сторонников Имра в город.
     Наконец служба кончилась,  и в церкви остались  только Синил,  Камбер с
детьми,  а также невоенные члены Ордена, которые должны были остаться здесь.
На  всех  были  кольчуги,  шлемы, сверкающие  мечи.  Накидки  разных цветов,
сверкающие  мечи  и  короны  разной величины  обозначали их  ранги, и только
платье Синила отличалась от одежд всех остальных.
     Синил вовсе не хотел иметь оружия. Он хотел только надеть длинную белую
мантию, олицетворяющую чистоту его намерений. Он  не  был воином,  и считал,
что не годится королю-священнику идти в бой с  простой  сталью. Ведь в конце
концов не сталь же победит Имра.
     Но женщины настояли, чтобы король был одет, как  король. Меган, Эвайн и
Элинор работали много дней, не показывая никому,  что они  делают, а когда в
полдень Синил вышел  из своей комнаты, чтобы направиться в церковь, его  уже
ждал новый костюм, новый наряд короля.
     Он  так  никогда и  не узнал,  где  они смогли  раздобыть великолепную,
отливающую золотом кольчугу  и жезл. Здесь  же лежало белое шелковое платье,
камзол,  брюки  и сапоги из мягчайшей кожи. Алые  перчатки с  вышитым гербом
Халдейнов были подарком  Элинор. А  великолепнее всего была алая  накидка  с
вышитым  на  груди  и спине львом Гвинедда. Синил смотрел  на это, изумленно
раскрыв рот.
     Он  быстро  оделся  и  начал  вертеться  перед   зеркалом,  наслаждаясь
мужественным видом блестящего воина, смотревшего на него из-за стекла. Затем
он  позвал женщин,  чтобы отблагодарить  их. После  теплого выражения  своих
чувств, что  было  для него  весьма  необычно,  он  попросил  их  помочь ему
вооружиться,  нужно,  чтобы  человека,  который  не  рожден  носить  оружие,
готовили к бою женщины.
     И они помогли Синилу, хотя  их пальцы  болели  от  бесчисленных пряжек,
ремней,  шнуров.  В глазах их  стояли  слезы.  Эвайн надела  на  него меч  с
крестообразной рукоятью на  белом  ремне--символ чистоты,  как пояснила она,
поцеловав его в щеку. Затем она отступила назад, уступая место Меган.
     Принцесса, оставившая свой подарок напоследок, робко смотрела на своего
мужа, который все больше и больше походил на короля.
     Едва слышным голосом и  едва дыша от волнения, она  достала  корону--не
простую серебряную корону, возложенную на  его  голову в ночь их венчания, а
золотой обруч, украшенный четырьмя серебряными крестами.
     Едва  Меган  взглянула  в его  глаза,  руки  ее задрожали.  Синил, тоже
взволнованный, взял ее пальцы в свои, так, что корона оказалась между  ними.
Меган проглотила слюну и попятилась, стараясь освободиться, но Синил покачал
головой и привлек ее к себе.
     -- Пожалуйста, прости меня,  миледи.  Я  плохо  относился к тебе  в  то
время, когда  мне следовало благодарить  тебя за  сына,  за  твою поддержку,
которая была мне так необходима.
     Он посмотрел на ее живот, затем снова с улыбкой взглянул в ее глаза.
     --  И  за наших  сыновей, которые будут.  На этот раз  их будет двое, я
знаю. Оба мальчики.
     У нее от удивления  раскрылись глаза. Хотя Рис уже сказал ей, что у нее
будет   ребенок,  мальчик,  но  по  ее  внешнему  виду  ничего  нельзя  было
определить. И откуда он мог узнать, что их будет двое?
     -- Вы знаете, милорд?
     -- Я знаю.
     Он рассмеялся.
     Меган опустила глаза  и  очень мило засмущалась. Синил Подумал, что  он
никогда не  видел  ее такой  привлекательной.  Он почувствовал,  что Эвайн и
Элинор  смущенно  потупили  глаза,  что  им  не  по  себе  оттого,  что  они
присутствуют при столь откровенной сцене нежности. Но  он  не обратил на это
внимания. Он внезапно понял, что может сегодня погибнуть, Несмотря на всю их
военную мощь и тщательную подготовку, и  тогда он  больше никогда  не увидит
это прелестное дитя-- свою жену.
     Странно, но слово  "жена" пришло легко и просто,  и оно  уже не несло в
себе  никаких душевных мук и терзаний. Внезапно ему стало жаль того времени,
которое  он так  бездарно провел  вдали  от этой  женщины,  вынашивая  планы
мщения, и он понял, что должен сделать, чтобы заслужить прощение.
     Он легонько взял корону из ее рук.
     --  Я  надену  этот  символ  твоей  любви,  миледи,  только  при  одном
условии,--сказал Синил,  с  упоением глядя  в  эти  невообразимо  прекрасные
глаза.--Ты должна первая надеть ее.
     Он осторожно опустил корону на ее волосы.
     -- Пусть  она будет  символом  того, что  ты--моя королева  и мать моих
будущих детей. А в  случае,  если я не вернусь с боя, ты будешь полноправной
королевой Гвинедда.
     В ее глазах заблестели слезы счастья.
     Синил осторожно снял  с  нее  корону и  водрузил  на  свою  голову.  Он
поцеловал жену в губы и повел ее и других женщин в церковь для мессы.

     * * *
     Уже  было далеко за  полночь,  когда  знатные  лорды  Гвинедда  уложили
пьяного Имра  в  постель.  И  только через полчаса после  этого  архиепископ
Энском сумел  ускользнуть  от загулявших дворян  и  направиться в  дворцовую
церковь.
     Этот вечер для Энскома был тягостным и нескончаемым, поскольку он знал,
какие  события  ждут  его  впереди.  Ему было гораздо  труднее,  чем обычно,
находиться среди пьяных и  хвастливых дворян. Не однажды в течение вечера он
едва сдерживался,  чтобы не взорваться. Лорд управитель дворца.  заметив его
угрюмое настроение, сказал, что  нехорошо  так  выделяться среди веселящихся
людей.  Энском  заверил  его,  что  всему  виной приступ  тошноты,  который,
вероятно, скоро  пройдет. Управляющий принес ему чашку  козьего молока, ведь
весь двор знал о плохом желудке архиепископа.
     После  этого Энском с  большим  трудом  изображал  бесшабашное веселье,
чтобы не привлекать ненужного внимания.
     Но праздник в этот  раз был очень странным--полным напряжения, каких-то
подводных  течений.  Так редко  бывало при  дворе  Имра,  в  особенности  на
празднике Зимы, самом веселом празднике года.
     Энском подумал, что Имр подозревает о скором приходе грозных событий, и
вся   эта  безрадостная  вакханалия   была  обусловлена  растущим  ощущением
приближающегося заката династии Фестилов.
     Энском  также отметил в уме тот факт, что в этом году Имр приказал всем
одеться и  явиться на праздник в зеленом, а не в  ослепительно-белом, как  в
прошлом году.  Видимо,  призрак кровавого  злодеяния все  еще беспокоил  его
душу.
     Принцесса Ариэлла  на празднике  не была, да ее и не ждали.  Она  редко
появлялась на людях в последнее  время. Ходили слухи, что она много и тяжело
болела,  а  более злые  языки  утверждали, что  болезнь  Ариэллы обусловлена
внезапной  потерей веса  после  того,  как  она  девять  месяцев  непрерывно
толстела, но такие разговоры моментально прекращались, как только поблизости
оказывался король.
     Сам Энском об этом не имел своего мнения.
     Но если Ариэлла действительно была с ребенком, то это могло быть только
результатом ее преступной кровосмесительной связи  с братом. А если это так,
то  ребенок  будет большой угрозой  для  трона,  если  выживет. Так  что эту
проблему нужно было решать сразу. Но, возможно, Ариэлла была не повинна ни в
чем, хотя Энском в этом сомневался.
     Итак,  этот  праздник  Зимы  внешне  проходил, как все праздники, когда
людей заставляют веселиться, даже если им этого не  хочется вовсе. Блюд было
огромное количество, но все они казались безвкусными измученному нетерпением
Энскому.
     И когда знатные лорды сняли со стены факелы и повели пьяного Имра в его
покои, распевая песни и отпуская  грязные шуточки,  Энском поднялся и быстро
вышел из зала.
     Он дошел до церкви, вошел туда и встал, прижавшись разгоряченным лбом к
холодной   двери.  Так  он   стоял  несколько   минут,   стараясь  успокоить
взбудораженный мозг.
     Он  подошел к двери ризницы, вставил ключ в  замок и  вступил  в полную
темноту,  закрыв за  собой  дверь,  В центре  ризницы  вспыхнула свеча, и он
увидел  Камбера, Йорама, Эвайн, Риса и еще несколько человек, стоящих вокруг
Синила, на голове которого красовалась корона.
     -- Давайте без церемоний, ваша милость,--сказал Синил когда архиепископ
хотел опуститься на колени.--Какова ситуация сейчас? Тиран в постели?
     Удивившись  тому,  как  теперь называет Синил своего соперника,  Энском
поправил сутану и кивнул.
     -- Знатные лорды  провели его в спальню полчаса назад, Ваше Величество.
Он выпил столько  вина, что,  вероятно,  лежит без памяти. Да и  вся  охрана
немногим лучше. Все идет, как мы и ожидали.
     -- Отлично.--Синил кивнул.
     -- Один из  отрядов уже начал просачиваться в город и занимать ключевые
позиции. Мы только ждем вашего слова, чтобы наши рыцари ворвались во дворец.
     Энском вздохнул и кивнул.
     -- Тогда начнем, Ваше Величество. Сегодня у нас будет много работы.
     Через два  часа замок был уже  в руках Синила. Лишь изредка  кое-где  в
коридорах вспыхивали мелкие стычки. Гьюэр и несколько михайлинцев пробрались
во дворец и забаррикадировали двери казармы, где  спали солдаты охраны,  так
что михайлинцы имели дело только с солдатами, находившимися на постах.
     Йорам и Каллен повели дюжину рыцарей и принца с ближайшим окружением по
главному коридору в  башню  Имра,  где им  пришлось выдержать  короткое,  но
кровавое столкновение с охраной лестницы.
     Хотя  четыре  михайлинца  остались  лежать  на  месте  боя,  уже  через
несколько минут мятежники были у покоев Имра.
     Снаружи  охраны  не было,  а  изнутри  не  доносилось  ни звука.  Йорам
подумал,  спит ли  Имр, несмотря на звуки боя, или уже проснулся и выжидает,
чтобы немедленно применить тайные  силы  колдовства  дерини, как только  они
начнут ломать дверь. Опустив меч, Йорам вытер окровавленной перчаткой лоб  и
постарался успокоить дыхание.  За ним уже стояли Каллен, Рис, два михайлинца
с оружием наготове, Камбер, Синил и Эвайн, которая стояла чуть позади.
     Йорам уловил чуть заметный сигнал Камбера,  повернулся к двери,  поднял
свой меч  и начал  сильно бить в  дверь. Один, два  раза,  три. Гулкие удары
разносились по дворцу,  по лестнице, которую  они только что  заняли с таким
трудом.
     -- Что случилось?--еле слышно спросил сонный пьяный голос.
     Синил напрягся и повернулся к Камберу. С его губ сорвалось одно слово:
     -- Имр?
     Камбер кивнул, и Йорам снова постучал.
     -- Кто здесь?--снова спросил голос, теперь  уже громче.-- Я же говорил,
чтобы меня не беспокоили. Идите прочь!
     --  Офицер охраны, сир,--сказал  Йорам, слегка изменив  голос.--У  меня
письмо для Вашего Величества.
     --  Неужели  это  не  может подождать  до  утра?--спросил  раздраженный
голос.--Я только что лег, вы же знаете.
     --   Охранник   у   ворот  сказал,   что   это  очень  срочно,--ответил
Йорам.--Может, Ваше Величество соизволит взглянуть?
     -- А может, Мое Величество соизволит выпороть вас за наглость?--рявкнул
голос.--Ну хорошо. Подсуньте письмо под дверь, и я взгляну на него потом.
     Йорам  взглянул на остальных  с  беспокойством, а затем  легкая  улыбка
скользнула по его губам.
     --  Боюсь, оно не влезет, сир,--сказал  он, скрывая улыбку в голосе, но
не на лице,--это опечатанный свиток.
     Они услышали вздох, какое-то  шуршание, а потом босые  ноги зашлепали к
двери. Имр что-то неразборчиво бормотал, видимо, ругательства.
     Как только откинулся засов, Каллен и Йорам одновременно сильно толкнули
дверь. Дверь распахнулась и ударила стоящего за нею.
     Король вскрикнул от боли и удивления.
     Они ворвались в спальню, толкая перед собой изумленного и негодовавшего
Имра.
     Рис захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Имр был Удивлен, увидев перед
собой сверкание обнаженной стали.
     --  Измена!--ахнул он.--Обнаженные мечи в моем присутствии! Охрана! Где
моя охрана? Кто... Камбер?..
     Глаза его расширились, когда он узнал человека в короне графа.
     -- Как ты осмелился?! Это измена!
     Камбер, ничего не говоря, повернулся и почтительным  поклоном пригласил
Синила  выйти вперед.  Имр замер с открытым ртом. Он узнал этого человека по
портрету его предка  и  начал медленно  отступать,  пока наконец  не  уперся
босыми ногами в скамью. Он нервно откинул ворот ночной рубашки и прошептал:
     -- Халдейн! Он существует!
     --  Тиран Фестил!--сказал Синил.  Голос его был тих и  грозен.--Он тоже
существует. Пока.
     Пьяный Имр  покачал  головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение.  Как
завороженный, он  смотрел на двух рыцарей-михайлинцев, обошедших  его сзади,
чтобы отрезать путь в спальню.
     Имр в ужасе бросился туда, но  рыцари схватили его и  отшвырнули назад.
Имр упал на пол.
     -- Ари!--закричал он, как безумный.--Ари, беги!
     -- Держите ее!--крикнул Камбер.--Не упустите ее! Она унесет ребенка!
     Они почти схватили  ее, ворвавшись туда, но огромная кровать взорвалась
подушками и одеялами, и Ариэлла в  ночной рубашке и  с огнем смерти в глазах
бросилась к  камину и исчезла в  отверстии, которого  мгновение назад там не
было.
     Йорам и  Каллен были уже рядом, но прямо перед ними опустилась каменная
плита, преградившая им путь.
     Они  били  камень, стараясь  отыскать отверстие,  но когда все же нашли
тайный механизм, открывающий проход, бежавшей принцессы и след простыл.
     Каллен с  сожалением  взглянул на Камбера и  все  же  отправился  на ее
поиски. Йорам последовал за ним.
     Имр, которого крепко держали два рыцаря, беспокойно оглядывался вокруг,
тяжело дыша.'
     Бегство было невозможным.  Даже если  бы его не  держали, все  равно от
четырех человек ему было не уйти.
     Рис и Эвайн блокировали дверь во внутренние покои, а сам Камбер защищал
тайный ход, через который удалось улизнуть Ариэлле.
     Синил стоял рядом с Камбером, не отрывая взгляда от лица Имра.
     Вряд ли  этот  так  называемый Халдейн представляет  серьезную  угрозу,
размышлял Имр. Сейчас, когда прошел первый шок, он начал мыслить более ясно.
Есть  средство освободиться  от  рук этих  рыцарей. Движение  мысли,  и  его
защиты,  вспыхнув  серебряным пламенем, оторвут  их  руки от него.  Конечно,
рыцари--дерини, и они немедленно окружат его невидимой, но прочной сетью, но
по крайней мере он сможет еще побороться.
     Имр медленно выпрямился во весь рост, хотя оказался при этом  на голову
ниже обоих рыцарей, и постарался собрать обломки королевского величия.
     --  Ты осмелился напасть на законного короля!--сказал  он,  обращаясь к
Синилу.--И  предатель  граф  Кулдский  нарушил  свою  клятву  верности  ради
сомнительной чести помогать тебе!
     Он  высокомерно  взглянул на  Камбера,  затем  снова перевел взгляд  на
Синила,  очень  обеспокоенный  тем, что взгляд  графа  дерини  был  тверд  и
спокоен.
     -- Настоящий мужчина не  побоялся бы встретиться  со мной лицом к лицу,
Халдейн.  Но я  слышал,  что ты всего-навсего священник, Никлас Драпировщик,
так что от тебя нельзя ждать честного мужского поведения.
     -- Я не боюсь встретиться с тобой,  тиран,--сказал  Синил. Он дал  знак
михайлинцам отпустить Имра и встать на охрану балконной двери.
     -- Я готов принять от тебя любой вызов, даже магическую дуэль!
     --  О!--воскликнул  Имр.--Ты   блефуешь!   Ты   же   человек,  если  ты
утверждаешь, что ты--Халдейн, и без твоих помощников дерини,  без их сил, ты
передо мной и со сталью был бы ничто.
     -- Я уничтожу тебя, не обнажая стали,--ответил Синил. Он отстегнул пояс
и позволил мечу упасть на пол.
     -- Вообще-то  я бы с большим удовольствием отравил тебя солью,  если бы
это было возможно.  Это был бы самый  Подходящий конец для  убийцы невинного
ребенка, моего сына.
     -- Твоего сына? Я?! Да ты что, Халдейн? Даже если бы это было и так, то
какой суд на планете обвинит меня в том что совершил какой-то священник?
     -- Я освобожден от монашеских обетов,--сказал спокойно Синил, но Камбер
чувствовал,   что   Синил   едва  сдерживается.--А   моя  жена  благородного
происхождения.   Я  утверждаю,  что  ты  был  причиной  смерти  моего  сына,
независимо от того, чья рука свершила это зло.
     -- Ну, так что?
     -- Ты признаешь, что захватил  священника Хамфри Галларо и мучил его до
тех пор, пока не добился своего? Он хорошо выполнил твое задание,<тиран. Мой
сын  был отравлен  солью  во  время  крещения.  Это  твой  медальон совершил
кровавое деяние?
     Имр, удивленный рассказом Синила, всплеснул руками.
     --  Так  это  Хамфри?  Прелестно!  Какая  изощренная насмешка судьбы! Я
послал его убить последнего  наследника Халдейнов, а им оказался твой сын, а
не ты.  Так что все оказалось бесполезно.  И  теперь ты хочешь убить меня  в
наказание?
     --Да.
     -- Ясно.
     Лицо Имра стало холодно серьезным.
     -- Скажи  мне, ты прикажешь,  чтобы твои изменники  разрезали  меня  на
куски, или же мне будет позволено сразиться в честной битве?
     -- Честной? Синил усмехнулся.
     -- Какая же  честность в отравлении невинного младенца? Какая честность
в хладнокровном  убийстве  друга только  по  одному  подозрению, безо всяких
фактов и доказательств? Не говори мне о честности, тиран!
     Он стоял, глядя на Имра с расстояния.
     --  Ты  вернешь  графу  Кулдскому  его  сына?  Ты   оживишь  несчастных
виллимитов,  которые  восстали  против тебя  только  потому,  что  ты творил
беззаконие? Ты оживишь крестьян графа Кулдского, которых ты убил, этих жертв
огромной несправедливости? Чем ты можешь оправдаться перед народом Гвинедда,
вся судьба которого была в твоих руках,  и который ты  угнетал  и притеснял?
Мне не нужна твоя корона, Имр Фестил. Но мне  приходится взять ее у  тебя. У
меня нет выбора!
     -- Этот человек предал  меня!--закричал Имр,  ткнув  пальцем в  сторону
Камбера.--Поэтому я  убил его сына.  Ты не  знаешь,  чего  мне стоила смерть
Катана. Я любил его!
     Камбер  опустил  голову.  Ему  стало жалко этого глупого юного  короля,
рядом с ним не было человека, который мог бы помочь ему.
     -- Но раз Камбер здесь, значит--я прав,--продолжал  Имр.  Он был уже на
грани истерики, хотя старался держать себя в руках.
     -- Коль  знал.  Я  был  дураком, что  не  послушал  его.  Мне следовало
уничтожить весь род МакРори, пока было время.
     С  этими  словами он  взмахнул  рукой,  и вспышка  серебряного  пламени
ударила  в  защиты  Синила. Защиты  выдержали,  и  пламя начало  извиваться,
превращаясь   в  сияющее  кольцо,  окружавшее  принца.  Это  кольцо   бешено
крутилось, стараясь пробиться к Синилу. Так продолжалось долго, но Синил был
невредим. Тогда взбешенный Имр изменил тактику.
     В   тумане  начали  концентрироваться  и   материализовываться   жуткие
существа,  живущие в  вечной ночи подземных царств и морских  пучин. Зияющие
пасти,  острые  клыки,  извивающиеся  щупальца,  изогнутые  когти,  хлопанье
крыльев--все   закружилось   в    бешеном    хороводе.   Воздух   наполнился
отвратительным  зловонием  гниющей  плоти,  разлагающихся   костей;  скрежет
когтей, зловещее шипение раздавались в комнате.
     Здесь собралось все то темное, страшное, что невозможно увидеть даже  в
самом жутком кошмаре.
     Ядовитые клыки были  направлены на Синила, щупальца тянулись к нему. но
Синил спокойно отражал все нападения, направляя этих чудовищ обратно к тому,
что их создало.
     Ужас охватил Имра, он понял, что возмездие неминуемо. Наконец он встал,
обливаясь  потом  от  усталости  и  тяжело Дыша.  Он  посмотрел  на  Синила,
отделенного от него двумя защитными полями.
     Имр  поднял руку, прося передышки, и  с благодарностью  кивнул, получив
согласие Синила.
     -- Я не  понимаю,--прошептал Имр.--Я  уже почти  выдохся,  а ты  стоишь
спокойно, как будто тебе ничего не стоит отражать  мое нападение. Только Бог
знает, почему это так
     Он не мог успокоить дыхание и обнимал себя руками чтобы сдержать дрожь,
бившую его.
     Синил  стоял,  глядя  на  него, спокойный,  собранный, ни на волосок не
сдвинувшись с места, где отражал безумные атаки. Руки его были неподвижны.
     -- Ты сдаешься?--спросил он тихо.
     -- Сдаешься?! Ты  же знаешь, что я не могу.--Имр покачал головой.--Я не
могу  потерпеть  поражение от тебя.  У меня еще есть путь бегства, не такой,
какого бы я хотел, но ничего.
     Кривая ухмылка исказила его лицо,  прерывисто дыша, он уперся руками  в
стол.
     -- Я хозяин над собственным телом.--Он охнул.--И я никогда не сдамся. Я
сам выберу место и время смерти. И я выбираю--здесь и сейчас, по собственной
воле!
     Он упал на стол, сполз на пол.
     Лицо его посерело, глаза закрылись, защитные поля растаяли.
     Синил мгновенно отключил собственную  защиту и бросился к нему. На лице
его появилось выражение сожаления и разочарования.
     Камбер поднял руку, опасаясь  западни, но  увидел, что Синил  осторожно
коснулся шеи Имра, нащупывая его пульс.
     Он поднялся с очень недовольным видом и отвернулся от холодеющего тела.
     -- Он мертв,--сказал он и гневно поджал губы.--Он решил умереть сам, не
от моей руки.
     -- Он был дерини, сир,--спокойно сказал Камбер.--Потом вы  поймете, что
у него  действительно не было другого  выхода. Помните,  я  знал  его отца и
деда.
     Синил  не ответил.  Он  стоял  несколько  секунд,  пристально глядя  на
Камбера. Во дворе послышался шум, который вскоре перешел в звуки боя.
     Обеспокоенный, Синил бросил взгляд в  сторону балконных  дверей. Камбер
жестом послал Риса и рыцарей-михайлинцев  на балкон, а сам быстро  подошел к
Синилу, колени которого подкосились, и если бы не Камбер, он упал бы на пол,
потеряв сознание от напряжения, которое только что выдержал.
     Прошло некоторое время, прежде чем Синил смог поднять голову. В течение
нескольких  минут  он  держал за руку  Камбера, стараясь  успокоить жжение в
желудке.  Наконец к нему снова пришло  понимание  происходящего, а  вместе с
этим и сознание.
     Он провел дрожащей рукой по лбу и посмотрел в глаза своего наставника.
     -- Теперь я--король Гвинедда? Правда?
     -- Да, мой принц.
     Синил наклонил голову, вздохнул, затем  посмотрел туда, где должно было
быть тело Имра. Его там не  было. Но он тут же увидел, что рыцари-михайлинцы
подтащили тело  Имра к балкону, подняли его, будто он был живой, и подвели к
перилам.
     Когда солдаты увидели короля, звуки битвы затихли, крики умолкли.
     Синил хотел окликнуть рыцарей и спросить, зачем эта комедия,  но Камбер
покачал головой.
     Синил с любопытством смотрел,  как рыцари поставили  тело Имра к краю и
отпустили его.
     Король  стоял  несколько мгновений без поддержки,  а  затем качнулся  и
рухнул вниз. Он летел в мертвой тишине, и только  когда тело глухо ударилось
о камни на площади, тишина взорвалась оглушительными криками сотен глоток.
     Беспорядочные вопли постепенно перешли в скандирование:
     -- Синил!
     -- Синил!
     -- Синил!
     Эти крики  заполнили весь дворец, проникли в спальню Имра. Камбер помог
подняться новому королю и жестом указал на балкон.
     -- Ваши рыцари  победили и  зовут своего  короля,  сир.  Покажитесь им,
пожалуйста.
     Синил молча подошел к балкону. Все расступились перед ним.
     При  его  появлении  на  балконе шум  стал еще  сильнее  Крики  радости
сопровождались  стуком мечей  по щитам  Синил, опершись дрожащими  руками на
каменные поручни смотрел вниз на это море людей.
     Среди них он заметил только несколько десятков михайлинцев, а остальные
были солдатами Имра, которые несколько минут назад боролись  с михайлинцами,
а теперь сложили оружие и дружным хором приветствовали нового короля.
     Вдруг  все крики смолкли, и Синил  повернулся  к Камберу, поняв причину
этого.
     В руках графа  Кулдского лежала  корона  Гвинедда,  которую только  что
принесла сияющая Эвайн. Рис стоял рядом с ней.
     Странно было  видеть  это  жизнерадостное  лицо под шапкой рыжих  волос
таким торжественным.
     Йорам и Каллен, вернувшиеся несколько минут назад, тоже были здесь.  По
их глазам он понял, чем закончилась попытка захватить принцессу Ариэллу.
     Он нервно  проглотил слюну, когда два рыцаря-михайлинца  сняли шлемы  и
опустились  на  колени,  подняв  вверх крестообразные рукоятки  мечей. Они с
обожанием смотрели на него.
     Синил понимал, что сейчас произнесет Камбер, но не мог остановить его.
     -- Ну что же,--сказал Камбер.--нужно обменять корону  принца на  корону
Гвинедда.
     У Синила  сдавило грудь. Он несколько секунд, нет,  вечность пребывал в
нерешительности.
     Ведь еще не поздно. Пусть  он и победил тирана, может же он  отказаться
от короны, и никто не посмеет упрекнуть его. Может, ему позволят удалиться в
монастырь, ведь он выполнил свой долг... Они найдут человека на роль короля.
     Но он тут же осознал, что все это--абсурдные размышления. Он теперь уже
не может  уйти,  ведь  он  оскорбит того,  кто  вел его  к победе  и помогал
ему--Бога.  Теперь  он  навеки  связан со  своим  народом,  со своим троном,
которого он не добивался.
     Ему помогали дерини,  люди той же расы,  что и свергнутый тиран, и  они
помогли ему обрести такое же могущество, каким обладают они.
     Синил подумал, что эти люди,  так легко свергнувшие одного короля,  так
же легко избавятся и от другого, если захотят, но он заставил себя отбросить
эту мысль. Эти дерини--честные и  благородные люди, стремившиеся служить тем
же  идеалам,  что и он.  И они дорого заплатили  за  то, чтобы тиран Имр  не
угнетал больше народ, не заставлял его страдать.
     Нет, Синил не может, не должен позволить, чтобы его собственные потери,
его разбитые мечты  как-то  отражались на  его  поведении, ведь он--король и
несет ответственность за целый народ.
     И все  же, несмотря  на свое  могущество, он--человек  и  должен всегда
помнить о том зле, которое принесли дерини его народу.
     Теперь  наступило  время  обновления,  восстановления   справедливости,
возвращения к древним и благородным традициям Халдейнов.
     А если еще остались те, кто попытается уничтожить его, что же, они сами
научили его безжалостности. Равновесие-- это очень  непростая  вещь, но  его
нужно  поддерживать.  Синил  понимал,  что  перед ним  стоят  очень  сложные
проблемы.
     Вздрогнув  от  холода, он  взглянул на  людей, на  свои  руки,  которые
управляли грозными силами  совсем недавно,  посмотрел  на людей, стоящих  на
площади внизу,  на Камбера и его детей, на михайлинцев, которые стояли перед
ним на коленях, держа крестообразные рукоятки  мечей и так подчеркивая,  что
все происходящее угодно Богу.
     Он медленно снял с головы  серебряную корону и с легким  поклоном подал
ее Эвайн.  Все на  площади опустились на  колени,  а  Камбер  поднял  корону
Гвинедда, и в ней отразились факелы, горевшие внизу на площади.
     Синил сложил руки и взглянул на светлевшее небо.
     Да, это--его предназначение, он не может не принять его.
     -- Синил Донал Ифор Халдейн, древняя  династия восстановлена к  великой
радости народа,--сказал Камбер Кулдский, граф-дерини.
     Он глядел на Синила глазами отца и в то же время преданного слуги.
     -- Пусть сила и мудрость сопутствуют тебе во все времена.
     Корона опустилась на голову Синила Донала Ифора Халдейна.
     --  Пусть  Всемогущий  дарует тебе  долгое  и счастливое  царствование,
честное и справедливое, на благо народа Гвинедда.
     -- Да будет воля Твоя,--прошептал Синил, но  только  Камбер услышал его
слова.
     -- Пусть будет все, как желает Господь!

     1 катамит (от англ. catamite) -- мальчик-педераст.