Кэтрин Кертц. Святой Камбер

---------------------------------------------------------------
 "Дерини", книга 2
  Изд. "Тролль", 1994
---------------------------------------------------------------

     ПРОЛОГ
     <i>Вот,  предсказанное  прежде сбылось, и новое  Я возвещу; прежде, нежели
оно произойдет, Я возвещу вам.
     Книга Пророка Исаии 42:9</i>

     Весной  905  года минуло полгода  со дня  коронации  Синила Халдейна  в
Валорете, полгода с тех пор, как последний деринийский король Имр Фестил был
свергнут при помощи обретенной Синилом магии, а сестра Имра Ариэлла, ждавшая
от  него  ребенка,  упорхнула из стен  Валорета  и скрылась  на  востоке,  в
Торенте.
     Героем  дня был  лорд-дерини Камбер МакРори. Камбер и его дети-- Йорам,
Эвайн  и Рис,--  а также  Алистер Каллен, славный настоятель Ордена  святого
Михаила, были главными фигурами в Реставрации древней династии.
     Теперь Халдейны входили в силу. Супруга Синила благополучно разрешилась
от  бремени,  дав  жизнь  двум  сыновьям-близнецам, пришедшим  на  смену  их
первенцу, убитому агентом Имра. Король Синил,  никак  не  хотевший оставлять
монашескую жизнь, начал понемногу сознавать себя монархом.
     Но Камбер  оставался  неспокоен,  зная,  что  последняя  глава  в книге
Фестилов  еще  недописана и вряд ли  будет окончена  до  тех пор, пока  живы
Ариэлла и ее сын. Всю зиму вестей из Торента не было,  но никого не покидало
предчувствие мести и не обманывало  бездействие опасной  противницы.  Теперь
дитя  Ариэллы, должно быть, уже  явилось на  свет,  значит, очень скоро  она
напомнит о себе. Возможно, уже начала действовать.
     А высоко  в горах между Торентом и независимым Истмарчем, в комнате под
самой крышей  замка  Кардос,  над разложенной  на  столе картой  Одиннадцати
Королевств,  в  задумчивости  стояла   женщина  и   готовила   свою   месть.
Новорожденный  на  ее  груди  требовательно  чмокал,  но  она  была  целиком
поглощена  изучением карты;  влажные пальцы скользили  по  землям  Гвинедда,
сопровождаемые неразборчивым бормотанием.
     Вот уже неделю она работала над своим волшебством и скоро увидит плоды.
Ее  армия  собиралась,  и  как только  весенние  дожди смоют  снег с  горных
тропинок и  в  долинах  начнется половодье,  единственной защитой  ее врагов
останется крестное знамение. Скоро, очень скоро она напомнит о себе. И тогда
корона Гвинедда не будет венчать голову выскочки-священника.

     ГЛАВА 1
     <i>Кротостию  склоняется  к милости  вельможа, и  мягкий язык переламывает
кость.
     Книга притчей Соломоновых 25:15</i>

     На Валорет обрушились дожди.  Необычайные для июня, они лили пятый день
подряд.  За  стенами  королевской башни по мощеным улицам  струились потоки.
Огромные лужи воды и жидкой грязи переполняли город, угрожая домам и лавкам,
и перехлестывали за порог то тут, то там.
     Внутри  центральной замковой башни холодный влажный смрад поднимался от
выгребных  ям  по вентиляционным каналам, сочился сквозь  стены,  пропитывал
тростник и солому, рассыпанные на полу в большом зале, и висел под потолком.
Пламя в трех непомерно больших каминах жарко трещало, но не  могло растопить
лед страха горстки собравшихся в замке лордов. Ненастье царило в их умах.
     До сих пор король Синил не объявил о создании какого-либо Совета, и это
тревожило тех, кто полагал себя вправе участвовать в решении государственных
дел.  Сейчас за столом у одного из каминов были  все те,  кто  шесть месяцев
назад возводил Синила на престол,  кто  теперь опасался  за  выбранного  ими
короля, за судьбу всех тех, ради безопасности  и  благосостояния которых они
свергли тирана-дерини и вернули на трон Гвинедда законного правителя.
     Они представляли собой весьма случайное собрание  и были не в себе все,
кроме  одного, принадлежащего к той же  расе  магов  и  волшебников, отпрыск
которой недавно правил Гвинеддом.
     В зале были:  Рис Турин, молодой дерини-Целитель,  склонивший  голову с
буйной  рыжей шевелюрой  над картой, не слишком понимая тонкости изображения
на ней.
     Джебедия   Алкарский,   начальник  рыцарей  Ордена  святого  Михаила  и
главнокомандующий гвинеддской  армией,  если только удастся заставить короля
воспользоваться этой армией в нужный момент.
     Алистер Каллен, седеющий настоятель Ордена святого Михаила  с  ледяными
глазами,  номинальный начальник  Джебедия,  так  же дерини, заложив руки  за
голову, рассматривал  паутину под потолком; откровенно беззаботная поза была
предназначена для посторонних и скрывала его напряжение.
     Гьюэр   Арлисский,   молодой   и  честный,   единственный   среди   них
представитель  расы  людей.  Он  был  удачлив-- служил при прежнем режиме  и
остался при дворе нового короля.
     И,  конечно, Камбер МакРори, граф Кулдский, дерини,  самая важная среди
них, наиболее уместная здесь персона.
     Со  времени  Реставрации Халдейнов  Камбер  заметно постарел,  хотя  ни
внешность, ни манера поведения не говорили о том, что ему около шестидесяти.
Золотистые с серебром волосы  не потускнели и по-прежнему  блестели  в свете
факелов  и  камина, а  в  уголках  ясных  глаз добавилось  не слишком  много
морщинок. В общем, он чувствовал  себя не  хуже, чем в последние десять лет.
Пройдя  через все испытания  и превратности судьбы, которые выпали ему с тех
пор, как было решено  вернуть Гвинедду  его законного короля, он стал только
тверже и непреклоннее.
     Но сейчас Камберу было не легче, чем  всем остальным. Он вовсе не хотел
тревожить ни своих коллег-дерини, ни  единственного среди них человека, но у
него появились подозрения, что  дождь, безостановочно ливший снаружи, не был
обыкновенным  ливнем  и  что враг,  в прошлом  году бежавший  от  них в  час
триумфа, строил еще более коварные планы. Этот необычный дождь предупреждал,
что  неизбежное  военное столкновение,  откладывать  которое  более не  было
причин,  сулит  им  не  только  встречу  с  оружием врага.  Это  был  сигнал
опасности, иной, чем сталь мечей, копий или стрел.
     Он  поделился  своими  подозрениями со святым  отцом  Эмрисом,  аббатом
гавриллитов,  единственным человеком, который мог  знать, могло ли. подобное
быть  подвластно  дерини. Даже среди членов Ордена  святого  Гавриила аббата
знали и  уважали  за  безупречную дисциплину, сохранение мудрости древних  и
обучение мастерству исцеления.
     Но  даже   отец   Эмрис,  этот   образец  деринийского  спокойствия   и
прозорливости,  оказался  в  состоянии  только  предложить  Камберу   способ
дальнейшего разъяснения этого вопроса, и способ отнюдь не безопасный. Камбер
был осведомлен о предлагаемой Эмрисом процедуре, но он не решался прибегнуть
к ней. Ему по душе был бы менее рискованный метод расследования.
     Его  привлекло  движение за столом, и Камбер вернулся к продолжавшемуся
вокруг разговору. Джебедия обсуждал их военную подготовку и, кляня непогоду,
двигал по карте значки, обозначавшие королевские отряды.
     --  Нет,  даже  если Джоверт и Торквилл  прорвутся,  я  не вижу способа
разместить более пяти-шести  тысяч  воинов,--  говорил он, отвечая на вопрос
Риса.--  В их  число входят  все королевские рекруты, михайлинцы и несколько
дюжин   представителей  других  военных  Орденов.   Примерно   вдвое  больше
вооруженных всадников. Пеших и лучников, скажем, пять  и две сотни. Могло бы
быть  и  больше, но большинство главных дорог затоплено.  Можно считать, что
многие не доберутся до нас вовремя.
     Рис  кивал,  словно действительно понимая важность этих  цифр, а Гьюэр,
слишком хорошо сознавая ситуацию, разглядывал свои руки.
     Камбер подался  к столу  и развернул  карту к себе, чтобы лучше  видеть
диспозицию.
     -- Какова наиболее точная оценка сил Ариэллы, Джеб?
     -- В полтора раза больше того, что удалось собрать нам. Вы ведь знаете,
ее мать приходилась  родственницей королевскому  дому  Торента, и она  умело
дергает за  эти ниточки. Кроме того, совершенно  очевидно, что на  востоке в
Лендурах дождя нет.
     --  И это  значит,-- начал Гьюэр осторожно,-- что  если  бы нам удалось
собрать наших людей и пробраться через эти горы...
     -- Мы могли бы  повстречать Ариэллу  где-нибудь в  Истмарче,-- закончил
Джебедия.-- Однако проблема в том, как собрать людей.
     Гьюэр теребил значок на карте.
     --  А  как насчет  одного из  ваших  деринийских  Порталов?  Это как-то
поможет разрешить проблему сбора войск?
     Алистер Каллен, михайлинский настоятель, покачал серо-стальной головой.
     -- Мы не решаемся использовать магию открыто, Гьюэр. Синил слишком ясно
дал  понять,  что он  думает по этому поводу. Кроме того,  нужные  нам пешие
солдаты почти все до одного люди. Сомневаюсь, чтобы  они захотели иметь дело
с деринийскими способностями, даже такими неопасными.
     --   Из   ваших  уст  это  звучит  зловеще,--  пробормотал  Гьюэр,--  в
способностях дерини есть что-то губительное?
     При этих словах лицо человека оставалось серьезным и многозначительным,
пока он сам не понял, как далеко он зашел в своей оценке дерини и как нелепо
звучит  этот вопрос  в  такой компании. В глазах собравшихся  зажглись  чуть
заметные веселые огоньки, и Гьюэр в смущении покраснел.
     Камбер доброжелательно хохотнул.
     -- Все в порядке, Гьюэр.  Многие люди видят наши способности  именно  в
таком свете. А находясь среди  людей, которые  не доверяют  нам,  потому что
мы--  дерини,  и  среди  дерини,  которые  не доверяют  нам, потому  что  мы
предпочли  королю-дерини человека,  я  чувствую  радость, что есть и те, кто
поддерживает нас.
     -- А если Синил так и останется непреклонным,-- подхватил Каллен,-- эти
два народа отдалятся друг от  друга еще  больше. Одно  неверное слово с  его
стороны, и на рассвете наша армия окажется вдвое меньше, чем была на закате.
     Рис нагнулся к столу, взялся за карту и решился вмешаться в разговор.
     -- Итак, что может быть сделано? Как можно  ускорить наши действия? Где
наиболее вероятна атака Ариэллы? Джебедия задумчиво кивнул.
     -- Алистер и я сошлись на трех местах,  Рис, два из которых расположены
очень близко  друг от друга. Если Сайхир примет  нашу сторону и  предоставит
своих рекрутов, мы сможем перекрыть еще одну опасную точку.
     Он  склонился  над  картой и  снова  начал передвигать  значки,  Камбер
перевел взгляд на танцующий огонь, погружаясь в собственные мысли.
     Слова Каллена об их короле задели его за живое. Растущее  сопротивление
Синила становилось  главной проблемой,  Камберу  все чаще и чаще приходилось
становиться  свидетелем нерешительности  монарха,  Синил, несмотря  на  свои
сорок  с  лишним  лет,  незрелый  во многих  отношениях,  со  дня  коронации
погрузился в мудрствования, все более убеждая себя в том, что его восшествие
на  престол  было  ошибкой. Хотя  архиепископ и освободил его  от обетов, он
остался  священником и не стал королем. Тень отступничества от лона церкви и
священного  сана преследовала его в женитьбе и появлении на  свет близнецов,
продолжателей  династии-- первого,  болезненного  и слабого,  и  его  брата,
здорового и сильного,  но с  уродливой  ступней. До гробовой доски несчастья
его  детей будут безмолвным  укором  и постоянным напоминанием о прегрешении
бывшего священника.
     В состоянии  своих  сыновей  Синил  видел  гнев небес и  карающую  руку
Господа, наносящего удар по самому дорогому. И все это в  наказание за отказ
посвятить себя Господу.
     И кто же виноват в том, что туманная до поры перспектива его судьбы год
назад стала ясной? Разумеется, Камбер. Кто как ни могущественный граф-дерини
заставил Синила  нарушить обеты и  сесть  на трон? Разве  не праведный  гнев
должен бушевать в  груди Синила? Внешняя  лояльность в отношениях  с  графом
Кулдским лишь прикрывала истинное отношение короля к тому,  кто отвратил его
от возлюбленного Бога. Разве сможет Синил предать все это забвению?
     Камбер  отвел  взгляд  от  пламени  камина.  Из  глубины  зала к  столу
приближалась его дочь.  Просторная меховая  мантия  окутывала  ее фигуру  от
подбородка до пят, но  не могла скрыть изящества и грации Эвайн. За хозяйкой
следовал секретарь, юный  Реван, он старался ступать, осторожно и оттого его
хромота сделалась более заметна.
     Эвайн была встревожена. Когда она наклонилась,  чтобы поцеловать отца в
щеку,  в ее голубых глазах,  глядевших из-под густых  прядей вьющихся волос,
бушевал огонь.
     -- Как поживает королева?-- тихо спросил Камбер и отодвинулся от стола,
чтобы не мешать остальным.
     Вздохнув, она развернулась, отпустила Ревана, ожидавшего в почтительном
отдалении,  и  проследила,  как  он захромал через  зал к  остальным  пажам,
собравшимся  у дальнего  камина. Снова склоняясь к уху  отца, она  нахмурила
свой прелестный лоб.
     -- Ах, отец, она так несчастна. Реван и я провели с ней много часов, но
ее  невозможно  развеселить.  Она  не  должна  быть   такой  равнодушной   и
подавленной,  со  дня  рождения  детей прошел  целый  месяц.  Роды  были  не
тяжелыми, и Рис уверяет, что физически она здорова.
     --  К сожалению,  нашу маленькую королеву мучит не  физическая  боль,--
ответил  Камбер  так тихо,  что Эвайн пришлось  нагнуться  еще  ниже,  чтобы
расслышать его.--  Если бы король уделял ей хоть немного внимания,  но  нет,
ему нужно охать над своими воображаемыми грехами и винить себя и всех вокруг
в...
     Он замолчал, отвлеченный громкими голосами  в коридоре за дверьми залы.
Один  из голосов принадлежал сыну Камбера Йораму,  а другой, более резкий,--
королю.
     Еще  два голоса-- мужчины  и женщины-- были незнакомы.  Высокий женский
голос почти срывался в истерике. Разговор за столом разом смолк, в зал вошли
король, Йорам и еще двое.
     Женщина,  привлекательная и изящная,  выглядела  немного  моложе Эвайн.
Мужчина, по-видимому,  брат или  муж, держался, как воин, хотя меча при себе
не имел.
     Облик  короля  красноречиво  предупреждал  всякого  о  его  настроении.
Тяжелый  взгляд Халдейна  сверкал  гневом, каждый мускул  тела был напряжен.
Йорам   в  голубых  одеждах  михайлинца  выглядел  светлым  пятном  на  фоне
черно-пурпурного одеяния Синила и, кажется, был бы рад оказаться подальше от
короля.  Синил раздраженно  протянул  руку, когда женщина упала на колени  с
мольбой:
     --   Прошу  вас,   Государь,   он  ничего   не  делал!  Клянусь!--  она
всхлипнула.-- Он стар и болен. Неужели в вас нет жалости?
     -- Нет, в  нем нет жалости!--  зло выкрикнул ее спутник, поднял  даму с
колен и выступил вперед,  загородив ее  собой.-- Какая может  быть жалость в
оставившем свой сан священнике,  ополчившемся против старика? Кто ты  такой,
Халдейн, чтобы решать судьбы других?
     В то же мгновение он вскинул руку, и угол залы осветился. Словно летнее
полуденное солнце заглянуло в комнату. Все, кто сидел за столом, вскочили на
ноги и бросились к королю, Джебедия и Гьюэр на бегу выхватили мечи из ножен.
Эвайн, подхватив юбки, поспешила за отцом, Рисом и Алистером Калленом.
     Отблеск вспышки, казалось, остановил течение  времени. Воздух сгустился
и стал тяжелее-- возле тронного места сталкивались гигантские волны энергии.
Ноги  тех, кто  отчаянно стремился добраться туда, словно попали в свинцовые
колодки.
     Синил  и  Йорам выстояли, им  удалось повалить  нападавшего,  и борьба,
сопровождаемая  яркими вспышками, продолжалась  на полу среди  разбросанного
тростника.  Йорам оказался под незнакомцем, но  продолжал сражаться  за свою
жизнь и жизнь  короля, пока не  подоспела помощь. Всплески  магического огня
слепили глаза, но Камбер успел заметить еще одну угрозу-- кинжал, блеснувший
в  руке  дамы. В  следующее мгновение он увидел незащищенную  спину  Синила,
склонившегося над нападавшим и не подозревавшего об опасности.
     Гьюэр, самый  юный  и ловкий из них,  тоже  увидел кинжал  и бросился к
женщине, но нерасчетливо, и не сумел использовать меч с выгодой для себя. Он
споткнулся о ноги поверженного мужчины, неловкий выпад-- и оружие обратилось
против Каллена и Риса.
     --  Синил!--  кричал Камбер, в последнем отчаянном  прыжке он  оказался
между женщиной и королем, когда клинок взметнулся для удара.
     В том, что  происходило после,  трудно было  разобраться.  Какой-то миг
лезвие, нацеленное  на Синила, неслось к телу Камбера, в следующее мгновение
брызнула  кровь,  и Камбер  рухнул  к ногам  Синила,  под  ним  расползалась
кровавая лужа.  Рассвирепевший от схватки  король стремительно  обернулся  и
увидел тело дамы,  почти перерубленное мечом Джебедия. Он  успел  перед этим
роковым ударом  выбить  из  рук  женщины  кинжал  с  такой силой, что лезвие
разлетелось на куски. Блеск стальных осколков гипнотически притягивал к себе
взгляд Синила.
     Он совершенно  обезумел  от сияния обломков и с диким  криком послал на
своего живого врага такой порыв магической силы, что Йорам, распростертый на
полу,  как  в  ловушке,  едва  смог  отвести  от  себя  смертельную  энергию
разрушения.
     Каллен  рванулся  к  Синилу,   обхватил   его,  не   давая  возможности
пошевелиться.
     Пошатываясь,  Камбер поднялся  на  ноги и,  теряя  равновесие,  схватил
Каллена  за  руку.  Затем,  стиснув  голову  короля  окровавленными  руками,
несколько раз встряхнул и заставил смотреть на себя.
     --  Синил,  остановитесь!  Ради  Бога,  прекратите! Все кончено!  Вы  в
безопасности! Теперь они не могут причинить вам вреда!
     Синил   расслышал   Камбера,   перестал  вырываться,  взглянул  на  его
испачканное кровью лицо, несколько раз с силой зажмурился и,  наконец, обмяк
в  объятиях  Каллена.  Закрыв  глаза,  король глубоко дышал,  восстанавливая
равновесие. Стражники, появившиеся в зале, нерешительно стояли вокруг.
     --  Все  спокойно,--  твердил  Камбер.  Он  посмотрел   по  сторонам  и
повелительным  кивком  отправил стражу прочь-- теперешнее  состояние  короля
негоже лицезреть посторонним.--  Все  в порядке,  Синил,--  снова  прошептал
Камбер.
     С этими словами он разжал руки, освободив голову монарха, и отступил на
шаг; он дышал неровно и отрывисто, чувствуя, как  струится  кровь по  левому
боку, и зная, что это его кровь.
     --   Кто-нибудь   ранен?--   опасливо   спросил   Каллен,   поддерживая
задрожавшего Синила.
     Тот отрицательно качнул головой, открыл глаза и неуверенно посмотрел на
встревоженные лица вокруг.
     Рис, пошатываясь, направился к  окровавленному Камберу, но граф глазами
указал на остальных. Рис взглянул на  женщину  (в помощи лекаря она  уже  не
нуждалась) и обернулся к мужчине.
     Йорам с трудом  выбрался  из-под тела своего противника  и  сел.  Таким
бледным Рис никогда его  еще не видел, но врага, подававшего признаки жизни,
михайлинец не отпускал.
     -- Йорам, как ты?-- осведомился Рис, приступая к осмотру пленника.
     -- Надеюсь, цел. Я, кажется, смог защититься. А что с этим? Ему  крепко
досталось.
     Незнакомец, приоткрыв глаза, следил за рукой Риса, коснувшейся его лба,
но то был взгляд мутный и бессмысленный.
     Рис взглянул на короля.
     -- Что вы с ним сделали? Он умирает.
     -- Он мог убить меня,-- угрюмо вымолвил Синил.
     -- Вы знаете,  что и Йорама едва не убили? А спасти этого человека я не
в силах.
     Слова Риса явно не понравились.
     -- Он преступник! Я не хочу,  чтобы  он оставался жив!  Гневно сверкнув
глазами,  Рис  отвернулся  к  умирающему, а Джебедия опустился  возле убитой
дамы. Уже не нужный  меч в рыцарской руке острием прочертил кровавый след по
камышу, разбросанному по полу. К горлу воина подкатил комок, он вздрогнул от
прикосновения Камбера.
     -- Мне не нравится убивать женщин, преступницы  они или нет,  Камбер,--
прошептал он.-- Я только хотел выбить кинжал. Она была дерини. Я был уверен,
что у нее есть защита, чтобы отвести удар.
     --  Ты  не мог  знать  заранее,--  ответил Камбер,  наконец восстановив
дыхание.  Он  с  силой  прижимал  левый  локоть  к  боку,  надеясь  сдержать
кровотечение и скрыть рану от Синила.-- Никто не мог знать этого.
     Каллену  тоже  было  жаль  Джебедия и  его жертву,  но, опасаясь нового
приступа  королевской  ярости,  он  не  высказал  сочувствия. Вместо  этого,
дипломатично  кашлянув,  главный  викарий михайлинцев указал  на человека, с
которым возился Рис.
     -- Государь, откройте нам, с чего все это началось? Кто эти люди?
     -- Подстрекатели!-- коротко бросил Синил, глядя в сторону.
     Пленник шевельнулся и чуть повернул  голову в сторону короля и викария.
На  его теле не было ни единой царапины,  но  в глазах  застыла  боль. Когда
Целитель постарался облегчить его страдания, он оттолкнул руку Риса.
     -- Неужели  вы не знаете нас, ваше преподобие?--  воскликнул он.-- Ведь
это ваш деринийский суд рассматривал дело нашего отца и приговорил его гнить
в подземелье под нами.
     -- Вашего отца?-- переспросил Камбер.
     -- Вы знаете его, Камбер!-- заговорил мужчина с силой, которой от  него
никто не ожидал.-- Вы, дерини, который предал свой  народ, чтобы посадить на
престол этого тирана, вручили могущество, уж я не знаю как...
     Синил побагровел и занес руку над умирающим, но Каллен удержал его.
     -- Ваше имя,--  потребовал Камбер.-- Если  суд был неправым,  я  сделаю
все,  что в наших  силах,  чтобы восстановить справедливость.  Но  я  должен
знать, кто вы.
     Мужчина откашлялся кровью  и отвернулся, прежде чем снова  взглянуть на
Камбера.
     -- Моего  отца зовут Дотан Эрнский, он  был  министром при дворе. Та...
та,  кто спит позади вас...-- Его голос прервался,  когда он отвел взгляд от
мертвой дамы,-- ...она была моей сестрой. О, Господи, как тяжко!
     Йорам  приподнял его,  а  Рис  снова  попытался  помочь ему, но мужчина
оттолкнул руку, указав дрожащим пальцем на короля.
     --  Твои  вероломные  друзья-дерини  отлично  вышколили  тебя, крысиный
король!-- На губах пленника пузырилась  кровавая пена.--  Но вот  что я тебе
скажу: плоды посеянных тобой семян  не принесут радости. Я проклинаю  каждый
твой шаг, каждый вздох! Я проклинаю плоды посеянного тобой, проклинаю все, к
чему ты прикасаешься! Пусть все это обратится в прах! Ты...
     Такого   потока   проклятий   Синил  не   мог  выдержать.   С  истошным
нечеловеческим  криком он  вырвался из объятий оторопевшего Каллена; ему  во
что  бы то ни стало  надо было вытянуть свободную  руку, загрести  раскрытой
ладонью воздух и стиснуть его в кулаке. Он успел.
     Его жертва вздохнула, дернулась и застыла.
     Когда Каллен снова схватил Синила, остальные обмерли от ужаса, переводя
взгляды с бездыханного тела на короля, а Рис отчаянно пытался найти признаки
жизни там, где их не стоило искать. Его глаза видели искаженное лицо Синила,
а его зрение открыло даже больше, чем Рису хотелось знать о жизни и мести.
     Камбер  молча   смотрел  на  короля,  с   трудом  преодолевая   ужас  и
негодование.
     -- Почему, Синил?-- спросил наконец он.
     --   Я   должен   давать   объяснения   вам?   Он   был   преступником,
преступником-дерини!
     -- Он  мог стать  пленником,-- возразил  Камбер.-- Под стражей никто не
смог бы причинить вреда.
     -- Он проклял меня и то, чем я владею!
     -- Его  проклятье всего  лишь слова!  Разве  король должен  убивать  за
слова!
     -- Это была казнь, а не убийство,-- ответил Синил,  словно защищаясь.--
Преступников казнят.
     -- Преступники должны быть подвергнуты суду!-- произнес Камбер.
     -- Я  сам судил и приговорил  его!-- возразил Синил.--  Кроме того, это
был  не просто мужчина, проклявший  меня,  это был дерини. Как  мне  устоять
перед силой деринийского проклятья?
     -- Он  уже умирал,-- начал  было Камбер,  менее всего желая  продолжать
разговор о дерини. Синил тряхнул головой.
     --  Это  несущественно.  Вы  можете  поручиться, что проклятье  дерини,
особенно посланное умирающим, не причинит вреда?
     Камбер хотел заговорить, но Синил снова тряхнул головой.
     -- Нет,  вот  и я подумал, нет. О, я знаю, что вы возразите, и понимаю,
что мои  деринийские познания скромны. Что я вообще знаю о ваших деринийских
способностях? Только то, что вы сочли нужным мне открыть.
     -- Синил...
     -- Довольно. Я и без проклятия дерини наказан за то, что оставил своего
Господа.  Один мой  сын уже умер  от руки дерини.  Стоит только  заглянуть в
королевскую детскую, посмотреть на  несчастных крошек, и  вы сразу  поймете,
что моим бедам нет конца.
     Когда  он указывал на дверь, все  увидели  на  его  левой руке  длинный
кровавый след пореза, до того скрытый рукавом  мантии; он  выглядел пугающе.
Синил поймал взгляды и безразлично посмотрел на рану.
     -- Да, господа, ножи преступников иногда достигают цели. К счастью, эта
рана легкая.
     --  Позволим  Рису судить об этом,-- сказал Камбер, взглядом прося Риса
обследовать рану, и приблизился, когда тот взялся за поврежденную руку.
     --  Синил, возможно,  возникли новые обстоятельства. Кто-то изменил или
опроверг показания?-- спросил Камбер, стараясь  отвлечь короля от разговоров
на тему проклятий и от манипуляций Риса.
     Синил покачал головой, гнев и высокомерие  по-прежнему  сверкали в  его
серых глазах.
     --  Какое это  имеет значение? Я хорошо помню дело. Этот Дотан  Эрнский
был арестован вместе с Колем Ховеллом и его сообщниками. Коль был казнен.  У
Дотана, кажется, были смягчающие обстоятельства, поэтому ему назначили новый
суд. Таков закон. Я не виноват.
     --  Он говорил что-то  насчет того, что  его  отец  болен,--  вмешалась
Эвайн.-- Это так?
     -- Откуда я знаю?
     --  Король должен  знать,--  заметил Каллен. Синил  раздраженно  развел
руками,  и Рис  поспешил снова поймать  рассеченную руку. Глубокая  царапина
могла зажить и сама собой, но, поколебавшись, Целитель сделал глубокий вдох,
всегда предшествующий самоуглублению и уходу в транс.
     -- Я не могу понять, почему  с  короной должно прийти всеведение,-- зло
отозвался  Синил.--  Я  подвергся  нападению  двух  дерини,  был  ранен  при
покушении на мою жизнь, и теперь вы пытаетесь заставить меня испытывать вину
из-за того, что я убил одного из них. Это потому, что они дерини, как и вы?
     Даже  если  бы  он  заранее продумал свою  речь (хотя, возможно,  так и
было),  никакое другое заявление не могло бы более возмутить его слушателей.
По  их  лицам  ничего  нельзя  было  прочесть,  но  Рису  пришлось  прервать
подготовку к исцелению, чтобы сообщить своему лицу выражение безразличия.
     Гьюэр, единственный человек  среди них, не умел скрывать свои чувства и
вздрогнул под долгим оценивающим взглядом Синила, которого удостоился каждый
из присутствующих.
     Используя   привилегию  Целителя  приказывать  даже  королям   в  делах
лекарских, Рис сменил тональность разговора.
     -- Сэр, если вы и  дальше будете продолжать  спор, я не  сумею исцелить
вас. Присядьте, пожалуйста, к камину, чтобы я мог о вас позаботиться.
     Синил остолбенел, ошеломленный  дерзостью Целителя,  а  Камбер  положил
руку на руку короля.
     -- Он прав, сир. Почему бы вам не присесть?  Мы все очень  нервничаем и
устали от происшедшего. Джебедия, если у тебя нет неотложных дел, я хотел бы
пойти с тобой и взглянуть на Дотана Эрнского. Это самое малое из того, что в
наших силах. Гьюэр, пожалуйста, попроси стражу убрать  тела. Проследи, чтобы
они были похоронены.
     --  Нет,  пусть  они  сгниют!-- рявкнул Синил, сбросив руку Камбера  со
своего плеча.
     --  Проследи,  чтобы  они  были  погребены,--  повторил  Каллен  приказ
Камбера.
     Он  посмотрел прямо  в лицо Синилу,  король  отвел взгляд  в сторону  и
безропотно побрел к камину.
     Он больше не  прекословил  и послушно протянул руку Рису. Сознавая свою
бестактность к тем, кто пришел к нему на помощь, он закрыл глаза и откинулся
на спинку  кресла. Вероятно,  его  смущали  взгляды,  которыми  обменивались
дерини, занимая места вокруг.
     На  этот раз  Рис вошел  в транс в  полной тишине,  и  сейчас,  вопреки
обыкновению,  Камбер не последовал за ним  для наблюдений. Вместо  этого  он
полулежал в кресле, опираясь  головой о спинку и молитвой сдерживая боль. Он
по-прежнему  чувствовал,  как  кровь струится  по  боку,  обнаружил  у  себя
растущее головокружение, но не хотел, чтобы Синил заметил это.
     Открыв  глаза, он встретился взглядами с  Йорамом и  Эвайн, они ощутили
страдания отца. Но Камбер  покачал головой, взглядом запрещая им говорить об
этом.
     И все же Риса ему провести не удалось. Целитель превосходно  чувствовал
все  происходящее  за  его  спиной  и,  закончив  лечение  короля, с упреком
посмотрел на Камбера.
     Камбер покачал головой и посмотрел на руку Синила. О ранении напоминали
только быстро бледневшая розовая полоса на коже и кровавые пятна на рукаве.
     Синил, поняв,  что  дело  сделано, открыл  глаза и  осторожно пошевелил
рукой.
     -- Благодарю, Рис. Сожалею, если несколько осложнил твою работу.
     Рис кивнул, принимая благодарность и извинение, но промолчал.
     -- Камбер,--  продолжал  король  тем  же ровным голосом,--  вы  желаете
сказать что-нибудь еще, или я могу идти?
     -- Вам вовсе не нужно спрашивать у меня разрешения, сир. Государю лучше
знать, что он сделал и правильно ли он поступил.
     --  Черт  побери, не  читайте  нотаций!--  воскликнул  Синил,  почти  в
истерике вскакивая на ноги.-- Я не ребенок, я больше не в вашей власти!
     С  этими  словами  он  развернулся  и  вышел  из   залы.  Каллен  хотел
последовать  за ним, но Йорам поймал его за рукав  и  задержал. Потрясенный,
Каллен  увидел, как Камбер с побелевшим лицом оседает  в кресле, схватившись
рукой за левый бок. Каллен упал в кресло, только что оставленное Синилом,  а
Рис разрывал окровавленные одежды Камбера, неодобрительно  прищелкнув языком
при виде кровавой лужицы на обивке кресла.
     -- Думал,  что на  твоем рукаве была  кровь  женщины,-- заговорил  Рис,
продолжая  рвать  ткань обеими  руками.--  Я  спрашивал,  все ли  с  тобой в
порядке, но ты солгал!
     -- Не хотел, чтобы  Синил узнал о моем ранении. Кроме того,  прежде  ты
был нужен ему.
     --  Рана была несерьезной,  и ты видел  это. Не  дергайся.  Я  не  хочу
причинять тебе больше боли, чем необходимо.
     Пальцы Риса коснулись раны и начали ощупывать ее,  Камбер вздрогнул, но
более  не  шевелился.  Сидевшая  справа  Эвайн  взяла  его  руку  в  свои  и
обеспокоенно заглядывала в глаза. Йорам опустился на колени у его ног.
     -- Все это не слишком  серьезно,  не так ли?-- пробормотал Камбер.  Ему
показалось, что Рис слишком долго осматривает рану.
     -- Я еще не знаю. Поговори о чем-нибудь другом, пока я не выясню.
     Камбер улыбнулся, скорее  для того, чтобы подбодрить детей, чем потому,
что чувствовал облегчение, и посмотрел на опустившегося на колени Каллена.
     --  Ты  знаешь, Алистер,  было  очень  интересно узнать, кого он в этот
момент слушает, а кого нет.
     Каллен  тихонько фыркнул и постарался как можно спокойнее посмотреть на
бледное лицо Камбера.
     -- Хочешь сказать,  что я имею на него такое влияние, какого  не имеешь
ты,-- ответил  он  угрюмо.--  Боюсь,  к несчастью, это не так. Вероятно,  он
принимает  меня  и  Йорама  как  носителей  священного сана--  того,  что он
утратил. Другого объяснения я не могу найти.
     -- Какой  бы ни была причина,  результаты налицо,-- произнес Камбер. Он
пошевелился  и  сморщился--  Рис  добрался  до самого больного  места.-- Что
будет, когда ты уедешь в Грекоту?
     Каллен пожал плечами.
     --  Сомневаюсь, чтобы король знал о моем повышении. Однако  Грекота  не
так  далеко  от  Валорета.  По  пустякам  я  не  буду волноваться, но  когда
действительно понадоблюсь, я буду рядом.
     -- А что будет после переезда двора обратно в Ремут? Тогда ты окажешься
вдвое дальше от Синила. Каллен покачал головой.
     --  Не  знаю, Камбер.  Я иду  туда, куда  меня  посылают. По-моему,  ты
преувеличиваешь мое влияние на него.
     -- Возможно. Я беспокоюсь из-за растущей  враждебности к дерини вообще.
И чисто  субъективно  беспокоюсь об изменении  отношения ко  мне. Как ты мог
заметить, мне все труднее становится общаться с ним.
     -- Он становится  просто невыносим!-- мрачно буркнул  Йорам.-- Иногда я
сожалею, что  мы отыскали его. С Имром, по крайней мере, было понятно, какой
неприятности ждать.
     -- Никогда не желай,  чтобы вернулись  те  времена,-- ответил Камбер.--
Нам едва удалось избавиться от Имра и  его опасных родственничков. Не  беда,
что пока Синил не похож на того, каким мы хотим его видеть. Со временем люди
научатся любить его.
     -- В самом деле?--  Йорам, оглянувшись на  солдат, бродивших  по залу и
наводивших порядок, понизил голос до шепота.
     -- Знаешь, а  они уже  любят  тебя. Ты мог  бы сам быть  королем.  Тебя
приняли бы с большой охотой.
     Камбер посмотрел на своих детей,  на  бестрепетного,  как сама  смерть,
Каллена, на Риса, сидевшего па коленях сбоку, и вздохнул.
     -- Ты действительно этого хочешь, Йорам? Мы-- дерини, ни в одном из нас
не течет королевская кровь. А если бы я на самом деле занял трон, что тогда?
Я был бы не лучше Имра, чьи предки тоже взяли то, что им не принадлежало.
     Глаза Эвайн наполнились слезами/
     -- Но Синил такой... такой беспомощный, отец, и такой...
     -- Синил -- наш законный король, пусть  никто  не забывает  об этом, --
убеждал Камбер.-- Несмотря на все  его неудачи, я  первый соглашусь, что  их
было множество), мне кажется, он может научиться и быть настоящим королем.
     -- Даже через сто лет он не сравнится с тобой!-- тихо сказал Йорам.
     Камбер мягко улыбнулся.
     -- А ты думаешь, я проживу сто лет, Йорам? Рассуди здраво. Что было бы,
займи я престол? И что случилось бы после моей смерти? Мне почти шестьдесят.
Я  отлично  себя  чувствую  и смогу прожить  еще несколько лет, но  сколько?
Десять? Двадцать? А теперь, когда  твой брат  Катан мертв, моим  наследником
стал  семилетний паренек.  Ты бы  хотел, чтобы, когда меня не станет, корона
перешла к Дэвину? Или  к  тебе, и ты отрекся бы от всех своих обетов, как мы
заставили сделать это Синила?
     -- Ты умеешь убеждать,-- прошептал Йорам, качая головой.
     --  Да,  возможно,  и  Господь желает  этого. Я  должен служить  нашему
законному  королю.  Цена,  которую  мы  заплатили за  возведение  Синила  на
престол, была  слишком  высока, чтобы  забыть о  ней  потому, что  сейчас мы
переживаем трудности.
     Каллен  слегка  зашевелился,  подался   назад   и   задумчиво  погладил
подбородок.
     --  Что же  делать с  Синилом?  Ты  сам  заговорил на  эту  тему.  Ваше
сотрудничество возможно?
     Камбер пожал плечами.
     -- Если я  должен, значит,  я  обязан. Думаю, это временное обострение.
Льщу себя надеждой,  что еще нужен  Синилу, по крайней мере до тех пор, пока
борьба с Ариэллой не закончится так  или  иначе.  Как говорит мой сын, народ
любит меня.  Это  несправедливо,  мы  все участвовали  в том,  что  ошибочно
приписывают  мне одному,  да  это  и  не так  важно. Имр  мертв,  они готовы
благодарить  меня,  хотя  знают,  что сделал это Синил.  Со  временем станет
известна правда.
     --  Пока  еще  не  время,--  произнес Рис,--  Камбер,  излечение  будет
нелегким, хотя  и не слишком  сложно,  кое-что уже сделано,  но  я  не  хочу
полагаться на твою помощь. Ты потерял слишком много крови.
     -- Значит, ты не говоришь  мне  всего, и я не  могу  тебя  заставить,--
сказал Камбер.
     Рис упрямо тряхнул головой, не отнимая руки от левого бока Камбера.
     Камбер вздохнул и поудобнее устроился в кресле.
     -- Хорошо. Не будем спорить.  Ты, разумеется,  понимаешь, что я никогда
не постигну, как это  делается, если не  позволять мне наблюдать работу даже
на собственном теле.
     -- Раз  ты не  научился до сих  пор, то  вряд  ли  вообще  научишься,--
ответил Рис с  натянутой улыбкой. Он протянул правую руку ко лбу  Камбера.--
Итак,  начнем. Закрой глаза и расслабься. Откройся мне.  Никаких барьеров...
никакого сопротивления... никаких воспоминаний.
     Повинуясь, Камбер выдохнул и ушел в себя, зная, что у Риса должны  быть
веские  причины для такой  просьбы, и  просто  не имея сил  сейчас  над ними
размышлять.  Какое-то  мгновение  спустя  он  уловил  прикосновение к своему
мозгу, зовущее обратно в реальный мир; возвращаться не хотелось. Сделав  еще
один глубокий вздох, он с хмурым видом открыл глаза.
     -- Как ты себя чувствуешь?
     Совсем  близко  маячило   обеспокоенное  лицо   Риса,  пальцы  Целителя
по-прежнему касались его виска.
     Камбер  намеренно неторопливо моргал, переводя взгляд  с одного лица на
другое. Все они были более торжественными, чем ему казалось уместным.
     --  Хорошо. Теперь ты можешь сказать,  что  это  было? Я чувствую  себя
просто прекрасно, разве только немного  слаб. Могу утверждать,  что  Великий
Целитель приложил к этому  руку. Теперь бесталанный  Целитель может получить
кое-какие пояснения, а, Рис?
     Придвинув стул, Рис уселся с важным видом и заговорил:
     --  Были рассечены  мышцы,  повреждена  селезенка, задета почка. Внутри
скопилась кровь. А  в  остальном все было в  порядке.--  Склонив  голову, он
задумчиво  глянул на Камбера.-- Что мне действительно хотелось бы знать, так
это как тебе удавалось так долго держаться на ногах.
     -- Сколько времени ушло на исцеление?-- спросил Камбер.
     -- Немало...  много,-- улыбнулся Рис.-- Сейчас  все в порядке или будет
после недолгого отдыха. Только впредь остерегайся. Я могу и не успеть.
     -- Постараюсь не утруждать тебя.
     Камбер улыбнулся и сунул руку  туда, где раньше была рана. Под пальцами
была гладкая кожа, боли от прикосновения не ощущалось.
     -- Итак, на чем мы остановились?-- спросил он, вздохнув и расслабившись
в кресле.
     Его дочь покачала головой и с облегчением откинулась на спинку, положив
одну руку на плечо брата, устроившегося у ее ног  прямо на тростнике. Йорам,
весь  в  крови, соломе и  камыше  после  стычки,  кое-как пришел  в себя. Он
посмотрел в глаза отцу.
     -- Мы говорили о  твоих сложностях  с Синилом, раз ты не  хочешь видеть
возможности существования иного монарха.
     --  Неверно.  Мы  говорили о  неспособности Синила  ужиться со  мной,--
поправил его Камбер,-- Как вы знаете, со мной очень легко общаться.
     -- Нам также  известно,-- продолжал Йорам,-- что Синил держит нас-- и в
особенности тебя-- при себе, чтобы винить во всех несчастьях, которые выпали
на его долю после того, как он оставил аббатство. Ты, отец, для него-- козел
отпущения.
     -- Пожалуй, ты прав.
     Смущенный Каллен завозился на стуле.
     --  Не  хочу  вступать в семейный  спор,  не могли  бы вы  обсудить это
позднее? На  случай,  если вы все забыли, я  спешу  напомнить: мы  на пороге
войны, наше оружие заржавело, а я и  Джебедия должны сказать солдатам что-то
еще, кроме "в конце концов все само собой образуется".
     Камбер снова вздохнул и  поджал губы. Сложив указательные пальцы,  он с
отсутствующим видом углубился в их созерцание.
     --  Прости,  Алистер.  Ты верно  выбрал тему. Давайте отложим вопрос  с
Синилом, его не решить в разговорах.
     -- Так-то лучше,-- пробормотал Каллен.
     --   Что   же  касается  нападения,--  продолжал  Камбер,  глядя   мимо
собеседников,-- по-моему, при вашем участии и поддержке можно будет узнать о
планах  Ариэллы.  Алистер, не уверен, что ты одобришь мое намерение, так что
можешь не участвовать, если хочешь.
     Каллен откинулся на спинку кресла и искоса взглянул на Камбера.
     -- Итак, Камбер, в какую историю  ты  влезаешь на этот раз? Я знаю твои
повадки.
     Камбер обвел взглядом присутствующих, одни серые глаза двигались на его
бесстрастном лице.
     -- Уверяю, это чистое дело. Все заключается  в перетекании  могущества,
осуществить его невероятно сложно и все же, думаю, возможно. Вернее, я знаю,
что это можно сделать, и думаю, что сумею.
     -- Значит, ты никогда раньше не пытался?-- спросил Йорам.
     -- Нет,  это описано в старинном  манускрипте,  называемом  "Протоколом
Орина". Я нашел его вместе с оригиналом  сенака Парджэна Хавиккана,  который
ты переводила, Эвайн.  Но первая рукопись, вероятно,  на несколько сотен лет
древнее. Как бы  там  ни было, наши предки пользовались движением магических
сил  для того, что мы назвали бы предсказаниями. Если нам  удастся проделать
подобное, я думаю, можно будет подобраться к Ариэлле.
     Он почувствовал руку Эвайн на своем плече и, повернув голову, поцеловал
ее пальцы.
     -- Боишься?-- спросил Камбер.
     -- Нет, отец, ни капельки,  если на  контакт  пойдешь  ты.--  Она легко
засмеялась.--  Осталось  только  сказать, чем  тебе  помочь,  и  мы в  твоем
распоряжении. Думаю, могу говорить за Риса и Йорама.
     Двое мужчин  кивнули,  а Алистер  Каллен  прочистил  горло  и  поддался
немного вперед.
     -- Ты говоришь, все чисто?
     Камбер  согласно  кивнул,  все  еще держа  руку  дочери, наблюдал,  как
происходящая внутри борьба отражается на морщинистом лице Каллена.
     --  Не  знаю, что ты задумал,  но  не стоит полагать, будто  я спокойно
позволю вам  четверым обречь себя  на вечное проклятие,-- наконец  заговорил
настоятель.-- Иногда я не вполне уверен,  в  своем ли ты уме, Камбер, а твои
дети берут с тебя пример. Вам просто необходим хоть один нормальный разум.
     Камбер улыбнулся, кивнул, но ничего не сказал.
     -- И  тебе  всегда удается уговорами втянуть  меня  в  подобные  затеи,
несмотря  на мой  здравый смысл,--  закончил  Каллен,  обиженно  вздохнул  и
откинулся в кресле.-- Что ж, давай. Ты решился на  очередную авантюру, скажи
мне, где и когда, и я буду там.
     -- Разве  я уговаривал  его?--  спросил  Камбер, обращаясь  к  детям  с
младенческой наивностью.
     Остальные прыснули, и Камбер дружески похлопал Каллена по плечу.
     -- Спасибо,  друг мой. Больше всего мы ценим  твою осторожность. Теперь
перейдем к  вопросу  "где" и "когда".  По-моему,  нужно  поторопиться--  чем
скорее, тем лучше. Если никто не возражает, я хотел бы проделать это сегодня
вечером, сразу же после вечерней мессы.
     -- У тебя хватит сил?-- спросил Йорам.
     Камбер посмотрел на Риса, и тот пожал плечами.
     --  Если ты пообещаешь мне хорошенько поесть и немного отдохнуть, будет
довольно. Помни, потеряно много крови, а в этом я ничем помочь не могу.
     -- Согласен. Другие возражения?
     Йорам   с   сомнением  оглядел  остальных,  разделяя  недоверие  своего
наставника по Ордену к задуманному отцом. Никто не возражал.
     -- Ладно.  Ты все равно  сделаешь по-своему,  так что отговаривать тебя
бессмысленно. Где ты собираешься это сделать, и нужна ли тебе помощь?
     -- Мне хотелось  бы иметь  группу посвященных, но, по-моему, здесь  это
неосуществимо из соображений секретности. А  уйти отсюда было  бы  не лучшим
решением.  Поэтому  я  предлагаю  использовать  гардеробную  рядом  с  моими
комнатами. Думаю, там будет вполне безопасно.
     -- Помощь?-- напомнил Рис. Камбер покачал головой.
     --  Если не  возражаете, я управлюсь  один.  Однако кое-чем  вы  можете
помочь. Эвайн, приготовь большую серебряную чашу размером,  по крайней мере,
с  человеческую  голову.  Внешний  вид  меня  не  интересует, но  внутренняя
поверхность должна быть гладкой.
     -- Гладкое полированное серебро?
     -- Именно. Йорам-- благовония и то, в чем их можно сжигать.
     Йорам кивнул.
     -- А Алистер...
     -- Не уверен,  что я  действительно  хочу знать, но  продолжай,--  тихо
пробормотал Каллен.
     Камбер засмеялся, встал,  подбирая складки  окровавленной одежды и ради
Каллена притворяясь беззаботным.
     -- Расслабься, друг мой. Может быть, сама процедура покажется тебе даже
интересной. Вот то, что я прошу тебя принести...

     ГЛАВА 2
     <i>А  ты  пребывай в том,  чему  научен и что тебе вверено,  зная, кем  ты
научен;
     Второе послание к Тимофею 3:14</i>

     Синил  добрался до  своих  апартаментов задыхаясь.  Заперев  дверь,  он
прислонился  к  ней  спиной  и так  стоял  несколько  минут.  Сердце  бешено
колотилось, а  руки за спиной  сжимали дверной  засов, словно  подтверждение
действительной безопасности.  Он настойчиво обдумывал  случившееся,  и мысли
понемногу обретали стройность.
     Дыхание выравнивалось,  слепая паническая ярость уступала место чувству
вины  и  испугу.  Пытаясь  справиться  с неприятным,  тошнотворным холодом в
желудке, он, глубоко вздохнув, заставил  себя  отойти от двери и не спеша, с
достоинством войти в крохотную молельню, отгороженную у окна. Там он упал на
колени и, спрятав лицо в ладонях, вознес молитву.
     О,  Боже,  что  делать? Он  так  долго  и с  таким  упорством  старался
выполнять то, что  надлежит,  несмотря  на  все неприятности, в  которые его
вовлекли, сделав королем. И вот грянул роковой день: его прокляли,  вынудили
сделаться убийцей, а потом исцелили.
     Он задрожал, не  надеясь получить прощение за убийство ближнего своего.
К  этому придется вернуться  на исповеди,  но  тогда  он  будет  куда  более
рассудительным. Этот мужчина несомненно  был преступником и заслужил смерть,
и если бы Синил убил его, защищаясь, это было бы самообороной. Но он, Синил,
убил его  не вынужденно и не ради торжества справедливости, а  по злобе и из
страха перед пустыми  словами. Несмотря на то,  что его  действия официально
вполне законны,  он  преступил  Божью заповедь из ложных  побуждений. Упреки
Камбера справедливы.
     А  проклятье?  Был ли Камбер  и  тут прав? Неужели проклятья дерини  не
страшнее человеческих? Как можно полагаться на  слово другого дерини в таком
вопросе? В конце концов эти самые  дерини обманывали его  и прежде. Хотя ему
пришлось  прийти  к  безрадостному  заключению:  они  всегда  действовали  в
интересах королевства.
     Но  как насчет  его  интересов? Его,  Синила? Разве  он-- пустое место?
Неужели так  и  придется жить  у  них под пятой,  быть в  их руках  орудием,
которым пользуются так, как понравится,  и ради целей, ведомых только им? Он
был человеком с бессмертной душой, душой,  которую они уже  ввергли во грех.
Они отняли у него его священный сан, они...
     Нет!  Он  не  должен множить обвинения и загнивать  от жалости к себе и
бессильного гнева. В бесконечной борьбе с самим собой, так истерзавшей душу,
кажется,  наметился  исход.  Он  более  не позволит  пятнать  чистоту  своих
помыслов гневом и мыслями  о мщении. Его внутренний мир должен замкнуться от
всего этого, от позора убийства, проклятья и Камбера.
     Решительно вздохнув, он перешел к  молитвам, обретая покой  в  простоте
слов и  ясности помыслов. Когда он наконец поднял голову и открыл глаза,  то
почувствовал  себя  совершенно  умиротворенным... пока  он  не  взглянул  на
окровавленный  рукав.  Он  застыл.  Исцеленная  рука  задрожала--  он  снова
вспомнил все, что случилось в зале.
     Синил  чуждался  всего  деринийского,  и   даже  исцеление--  таинство,
подвластное только избранным дерини,-- внушало ему благоговейный страх.
     Но Рис ему нравился. Даже то,  что Рис был одним из тех, кто увозил его
из монастыря, не настроило  Синила против  Целителя.  Было в нем и  в других
знакомых  королю Целителях  нечто,  отличавшее их  от  представителей своего
племени, словно их призвание,  основанное на деринийском происхождении, было
от Бога, так же, как и его призвание к церковному служению.
     Он сжал кулак,  мимоходом  отметив  отсутствие  боли и прочих признаков
недавнего  ранения,  и  снова   обратил  внимание  на  окровавленный  рукав.
Поднявшись, Синил с отвращением  скинул пурпурную накидку, и она упала возле
аналоя, а его пальцы искали шнурки нижней рубашки.
     Он повернулся и задержал взгляд; от вида стоявшего у постели огромного,
окованного  железом сундука у него  перехватило дух.  Он  шагнул,  повинуясь
безотчетному побуждению.
     Когда Синил  нагнулся и дотронулся до крышки сундука, его пульс забился
с удвоенной силой.
     Этот ларь, вернее, его содержимое, несколько месяцев назад  стало самым
дорогим достоянием короля, об этом не знал никто. Собранное втайне, иногда с
риском  разоблачения,  то,  что  лежало под крышкой,  было  символом  жизни,
сладостным и запретным, после его вынужденного отречения и коронации.
     Если бы кто-нибудь узнал  о его намерениях, ему  досталось бы множество
упреков, поэтому каждый раз, когда он пополнял сундук, в уголке его сознания
шевелилось чувство вины, но тут же подавлялось. Синил готов был повиноваться
лишь более  высоким наущениям, чем  те,  что исходили  от людей, пусть  даже
дерини.  Ничто  не остановит его в стремлении  к конечной цели. Только  надо
действовать так, чтобы никто ничего не знал.
     Испытывая тайную  радость, Синил  опустился  на  колени  и,  коснувшись
потайных кнопок, открыл запоры. Когда он поднимал крышку, его руки тряслись.
Дрожь  не  прекращалась до тех пор,  пока он не начал перебирать  содержимое
сундука.
     Первый слой служил для маскировки. Он придумал так на случай нечаянного
любопытства,  хотя вряд  ли кто-то посторонний  мог  добраться до  заветного
сундука  в  его  покоях. И  все  же  осторожный  Синил  положил поверх всего
остального свой почти новый коричневый плащ.
     Он скрывал  настоящие сокровища. Он  убрал в  сторону коричневую ткань,
обнажилась   ослепительная    белизна--   тщательно    подобранное,   полное
священническое облачение;
     здесь было все, кроме самой важной ризы для совершения мессы.
     Синил любовно гладил  ослепительную ткань шапочки и стихаря и  прочный,
ладно  сделанный  шнурок-пояс  с его  белоснежными кисточками,  благоговейно
тронул вышивку на епитрахили и прижал ее к груди.
     Однажды, возможно, очень скоро, он снова наденет все это, чтобы служить
мессу, ему не позволяли этого  вот уже год с лишним. Конечно, облачение было
не главным, потому что Господь будет  судить  его  по душе, а не одеждам. Не
для него это было важно. Он хотел принести чистую и совершенную жертву.
     По приказу  человека  он не отступится от  того, что Бог назначил ему с
рождения. Никакие слова архиепископа не в силах изменить этого. Как  говорит
писание, он был священником на веки вечные. Какое значение имеет то, что для
окружающих он вынужден быть королем? Наедине  с самим собой он остался верен
своим обетам  и вновь обретал Бога. В  нем-таки жили  два  человека:  король
Синил и отец Бенедикт.
     Одной  рукой  он  уложил шапочку и стихарь на  место,  другой  все  еще
прижимая епитрахиль к груди, благоговейно осмотрел лежавшее в сундуке--  это
его священные одежды, они еще послужат ему.
     На самом дне, аккуратно завернутые, лежали его потир и дискос-- золотая
чаша  и  маленькая  золотая  тарелочка,  которые  он  добыл  из  королевской
сокровищницы  несколько  недель  назад. В тот день  на  посту был не слишком
сообразительный стражник, ему  и в голову не пришло  удивиться, зачем обычно
не  в меру бережливому и воздержанному  во  всем королю  потребовались такие
роскошные вещи.
     Снова  укладывая  сундук,  он   улыбнулся,  трепетно   коснулся  губами
епитрахили и положил ее сверху. Придет время, очень скоро, а теперь...
     Синил  весь был  в  блаженном прошлом, вдруг стук в дверь вернул  его к
действительности.
     -- Кто там?
     Он закрыл сундук, запер его и встал, чувствуя себя виноватым.
     -- Ваше Величество, это я, Алистер Каллен. Можно поговорить с вами?
     Каллен!
     Синил  застыл в  смятении, бросил взгляд на сундук,  соображая, мог  ли
настоятель что-то видеть  сквозь  дерево двери и  сундука.  Затем он покачал
головой, поправил  одежду и быстро подошел к двери-- пожалуй, даже дерини не
могли проделать подобного.
     Он  глубоко вздохнул,  успокаиваясь,  вытер  влажные  ладони  о  бедра,
положил  руку на  засов,  окончательно взял себя в  руки,  отодвинул засов и
выглянул в щелку.
     -- В чем дело, отец Каллен?
     -- Я  тревожился за  вас, Государь. Если позволите, я хотел бы  войти и
поговорить. Я зайду попозже, если появился не вовремя.
     Синил внимательно изучал  лицо  своего посетителя, не замечая признаков
обмана. Разумеется,  он не мог  считывать мысли  с  дерини,  как  с обычного
человека, но, казалось, Каллен не ищет ничего, кроме того, о чем просит.
     Пожав плечами, Синил отступил, в сторону, освобождая вход. Каллен вошел
с изъявлениями благодарности и склонился в поклоне.
     Синил запер  дверь и начал  мерить шагами  комнату,  сцепив руки  перед
собой.
     -- Вам нет нужды беспокоиться о моем душевном состоянии, святой отец,--
сказал  он  после  минутного  молчания.-- Должно быть,  вы  понимаете,  меня
потрясли события нынешнего дня. Если  я показался небезупречным, прошу  меня
извинить.
     -- Да, показались,-- отвечал стоявший неподвижно Каллен.-- Вы доставили
Рису много хлопот.
     --  Понимаю.  Я  же  сказал,  искренне  сожалею.  Король остановился  у
северного  окна,  поставив ногу  на каменную  скамью,  выступавшую у  стены.
Каллен последовал за ним и заговорил, глядя в королевскую спину.
     --  Вы были чересчур  резки с Камбером,  не так  ли?  А ведь он  немало
сделал для вас.
     --  Неужели?--  прошептал Синил.-- А разве  он заботится  не о  режиме,
который сам  и создал? Пусть он оставит меня,  святой  отец. Ему не по нраву
мои поступки, пусть смирится с этим, как я смирился с моим положением.
     -- А вы смирились со своим положением?
     В вопросе викария не слышалось никакого подвоха, но  Синил на мгновение
обмер, а потом смущенно отвернулся.
     Что известно Каллену? Может, он и сейчас читает в его мозгу?
     Король судорожно глотнул и заставил свои мысли успокоиться. Разумеется,
Каллен  не касался его сознания. С умением  и возможностями,  которые  Синил
получил от дерини, он приобрел полную власть над  своим мозгом  и множеством
других вещей. Он знал, что  теперь  дерини  не в состоянии узнать его мысли.
Каллен никак не мог сделать этого.
     Он полуобернулся к настоятелю, избегая встречаться с ним взглядом.
     -- Было очень одиноко, святой отец. Но я пережил.
     -- Так-таки пережили?
     -- А  что еще оставалось делать?--  Он с упреком взглянул на Каллена.--
Ваши  друзья-дерини отняли у меня бесценный дар,  заменили  сияние моей веры
холодом и  тяжестью короны.  Даже те, кому я верил,  в конце концов  предали
меня.
     -- Предали вас?
     -- Больше других повинен  Камбер  с его дутыми принципами и  безупречно
правильными поступками. И  архиепископ.  Он  запретил мне быть  священником,
объявив,  что долг  призывает  меня  за  стены  монастыря.  И Эвайн...--  он
уставился в пол и шумно глотнул.-- Эвайн, которую я считал своим другом, та,
которая понимала меня. Она использовала мое доверие, чтобы сделать послушным
Камберу и  его  заклинаниям. И  вот  теперь  я один,  не решаюсь  довериться
никому, лишенный  своего  священного сана, живущий во грехе с навязанной мне
женщиной, отец болезненных малюток, чьи недуги-- мое наказание за грехи...
     Он  умолк,  всхлипнув,  склонил голову, пытаясь справиться  со  слезами
горечи. Возможно, это  и удалось бы,  если бы  Каллен  не  приблизился  и не
положил руки на его плечи.
     Синил  безутешно расплакался. Его не  смущало то,  как он жалок, весь в
слезах,  уткнувшийся в  плечо настоятеля; это  скорее утешало  короля  перед
лицом неисчислимых страхов  в прошлом, настоящем и будущем.  Наконец здравый
смысл  возобладал  в  нем, король  отстранился  от Каллена  и вытер  рукавом
покрасневшие   глаза.   Пока   Синил  пытался   вернуть  себе  эмоциональное
равновесие, пауза делалась все более неловкой.
     -- Прошу прощения,-- в конце  концов прошептал он.--  Мне  следовало бы
лучше владеть собой. На... на  мгновение мне показалось, что я могу доверять
вам.
     Каллен склонил голову, потом взглянул на Синила.
     -- Я  хочу  помочь  вам,-- тихо  произнес он.-- Я  знаю,  вам  пришлось
нелегко. Если  бы я  мог как-то исправить то, что было сделано, не подвергая
королевство опасности...
     -- Вот ключ ко всему, святой отец,  вы сами сказали,-- в  голосе Синила
звучала горечь,--  "не подвергая  королевство  опасности". Королевство стоит
выше короля. О,  я  знаю это.  И  в определенном смысле согласен,  если  это
правило  касается других.--  Он  вздохнул.--  Простите меня, святой отец.  Я
знаю, вы хотите, как лучше, но...
     Его голос замер. Синил знал, что, каким бы милым не казался ему Каллен,
тот по-прежнему оставался дерини, вовлеченным в дела Камбера и остальных. Он
водил пальцами по оконной раме и смотрел на дождь, не замечая его.
     -- Вам что-нибудь еще нужно, святой отец? Если нет, я хотел бы остаться
один, если не возражаете.
     --  Ничего, что не может быть отложено до следующего раза. Ах да, утром
Джебедия собирает военный совет,  чтобы окончательно определить нашу военную
стратегию.  Он думает, и я согласен с ним,  что ваше присутствие  оказало бы
моральную поддержку. Постарайтесь держаться увереннее.
     --   Неужто  я  действительно  нужен?--  капризно  произнес  Синил.  Он
повернулся  к Каллену.--  Что понимает  бывший  священник  в  военных делах,
святой отец?  Впрочем,  я  со своим сверхневежеством  понимаю, что положение
неравное.
     -- Все меняется,--  ответил  Каллен.-- К началу  заседания  может  быть
получена дополнительная информация.
     Сами  по  себе  слова  были  нейтральны, но Синил почувствовал  в  речи
викария некий пророческий тон, и это возбудило его интерес. Склонив  голову,
он с любопытством оглядел настоятеля.
     -- Вы ожидаете изменения ситуации?
     --  Не  ожидаю,  но  у  нас  есть  определенные надежды.  А  почему  вы
спрашиваете?
     --  Мне послышались  нотки...-- Он посмотрел  в пол, размышляя над тем,
что сказал  Каллен  и о  чем умолчал, потом снова  поднял глаза.--  Неважно.
Пожалуй, это как раз  то,  что мне хотелось  услышать. Вы же  знаете, мне не
безразлична наша военная ситуация, несмотря на все мои речи.
     -- Порой мысли претворяются  в молитвы.-- Каллен улыбнулся.-- Кстати, у
меня есть новости, вам, вероятно, еще не известные. Я сам узнал о них только
вчера.
     -- Да?
     --  Вы без сомнения, помните,  что епархии Ремутская  и Грекотская были
свободны какое-то время. Имр отказался заполнить вакансии,  будучи неуверен,
что  на выборах посчитаются с его предложением. Однако,  руководствуясь тем,
что в ваши планы входит возвращение  столицы  в  Ремут,  архиепископ  Энском
решил восстановить архиепископскую епархию Ремутскую.
     Синил кивнул/
     -- Я знал об этом, Роберт Орисс,  мой  брат  по  Ордену, вскоре наденет
лиловую сутану.
     -- Он заслужил ее,-- согласился Каллен.-- Но вы могли не слышать о том;
что и Грекотская епархия  тоже восстановлена, а теперь архиепископ  и  синод
назначили меня руководить ею. Через несколько  месяцев, как только окончится
война, мы с Робертом получим ваше благословение/
     -- Вы-- епископ Грекотский!--  прошептал Синил. Радостное выражение  на
его лице сменилось разочарованием,-- Но это так далеко отсюда и в нескольких
днях езды от Ремута. Значит, я никогда не увижу вас.
     Каллен беспомощно пожал плечами.
     -- Даже став епископом Грекотским, я надеюсь некоторое время  проводить
в столице, где бы  она ни была. Но я тронут вашим беспокойством, Государь. В
связи  с  этим назначением у  меня тоже весьма противоречивые чувства, этому
несколько причин. Разумеется, я рад  вернуться  в Грекоту. Вы ведь знаете, я
учился  там.   И   приветствую  предложение  восстановить  там  епархию.  Но
заботиться  о  стольких  душах  сразу  весьма обременительно.  Это  означает
неизбежное расставание с моими михайлинцами.
     -- Михайлинцами...  Правильно.  А я и забыл. Вы не можете  сохранить за
собой оба поста?
     -- Нет,  но, может  быть, мой преемник  будет руководить Орденом лучше,
чем я. Даже с той  щедрой поддержкой, которую вы оказываете,  уйдут  годы на
то, чтобы восстановить все потерянное при Имре.
     --  Вы  несли потери  ради  меня,-- Синил  растрогался.-- Чем  я  смогу
отплатить этот долг?
     -- Только молитесь за  нас,--  просто ответил  Каллен.-- И, пожалуйста,
помолитесь за меня, чтобы Господь даровал мне силы и волю в новом начинании.
Ваши молитвы очень дороги для меня, Синил.
     После долгого взгляда король робко улыбнулся собеседнику.
     --  Значит,  у меня привилегия молиться за вас,  святой отец... или мне
следует говорить "Ваше Преосвященство"?
     -- Святой отец-- тоже хорошо. Или, если хотите, Алистер.
     --  Нет,  не  Алистер. Не теперь,  по крайней мере. Епископ, Вы станете
епископом. Как это чудесно!
     -- Может быть, мы сможем  делиться друг  с другом  мирскими проблемами,
Ваше Величество,--  сказал Каллен, касаясь руки Синила в знак прощания.-- Вы
станете рассказывать мне, как быть королем.  А я вам-- как быть епископом. В
этом нет ничего запретного.
     Синил, исполненный благодарности, провожал взглядом своего гостя. Когда
тот  дошел  до  двери  и  повернулся, чтобы отдать прощальный поклон, король
произнес:
     -- Спасибо, что зашли, святой отец.
     -- Спасибо, что выслушали меня, Ваше Величество,-- улыбнулся Каллен.
     Когда он ушел, Синил уселся у окна и вздохнул.
     Каллен  станет епископом, епископом Грекотским! И  это как  раз сейчас,
когда он стал казаться Синилу единственным дерини, которому  можно доверять.
Разумеется, Грекота не так далеко, и все-таки...
     Дерини, близкий к нему, не спасет,  но может быть полезен.  Возможно, с
помощью Каллена удастся вернуть его сан. Или обратиться с этим к Ориссу? Тот
во  главе  Ремутской  епархии  приобретал  более  высокий ранг  и влияние  в
сравнении с Калленом, особенно в  случае возвращения столицы в Ремут. К тому
же Орисс не дерини, а обыкновенный человек.
     Правда, Орисс не знал Синила в период его монашества. Вероятно, никогда
не слыхал о брате Бенедикте Синиле,  покуда  Йорам и  Рис не  уговорили того
выйти   из   аббатства  святого   Фоиллана.   Но   после   рукоположения   в
архиепископский  сан  Орисс  станет  равен  Энскому,  да  еще  Каллен  будет
епископом в Грекоте. Может быть, тот день, когда Синил снова отслужит мессу,
не так уж далек!
     Он долго обдумывал это, мечтая о будущем. Вдруг совершенно новая  мысль
посетила его столь неожиданно, что он не  сразу  ухватил ее суть и удивленно
глядел  по   сторонам.   Потом,   более  не  занимая  себя  размышлениями  и
взвешиванием аргументов, он дотянулся  до сонетки  над постелью и  позвонил.
Тотчас же явился Сорл, его лакей, запыхавшийся и озабоченный.
     -- Сорл,  попроси отца  Альфреда зайти  ко мне,-- распорядился  король,
избегая смотреть на сундук возле кровати.--  Скажи, пусть принесет пергамент
и чернила. У меня есть дело для него.
     Заинтригованный,  Сорл  поклонился  и  отправился  выполнять  поручение
господина. В восторге Синил упал в постель, попирая ногами заветный сундук.
     Какая восхитительная возможность! Когда Каллен и Роберт будут принимать
свои епархии, Синил как король преподнесет приличествующие случаю подарки. А
что может быть более подходящим, как не комплекты церковного облачения?
     И никто никогда не узнает, что не все они достанутся  новым  епископам.
Никто никогда  не  узнает,  что  по крайней  мере один  комплект  перейдет в
благоговейно дрожащие руки Синила Халдейна!

     ГЛАВА 3
     <i>Ибо  смерть  входит  в  наши  окна,  вторгается  в  чертоги наши, чтобы
истребить детей с улицы, юношей с площадей.
     Книга Пророка Иеремии 9:21</i>

     Камбер сидел в своей спальне в мягком кресле перед камином.  Его взгляд
блуждал по языкам пламени, а ноги покоились на маленькой скамеечке.
     Сейчас на душе было легко,  не пугала встреча с любыми неожиданностями.
Он покинул тронный зал без провожатых, сумев настоять на этом, в одиночестве
вернулся в свои покои, сменил окровавленную одежду и отдыхал, набираясь сил,
перед вечерней работой.
     Беспокоились его сподвижники. Очевидно,  получив  наставления  Йорама и
Эвайн,  явился Гьюэр  и, присвоив себе роль  слуги, уговорил  принять ванну,
нагретую загодя. Едва  Камбер выбрался из нее и облачился  в  чистые одежды,
чувствуя себя  много лучше, чем мог ожидать,  как перед  камином обнаружился
стол,  сервированный  к  обеду.  Тут,  конечно,  не обошлось  без Эвайн; его
ожидали говядина, сыр,  хрустящий хлеб с толстым слоем масла и меда и доброе
красное вино.
     Следовало собраться с  мыслями перед  ночным магическим ритуалом,  да и
обилие яств было явно чрезмерным.
     Но Гьюэр  был тверд, а Камбер  никак не мог втолковать, почему не хочет
есть.  Пришлось капитулировать. Гьюэр  непреклонно возвышался над ним,  пока
добрая половина еды не была уничтожена.
     После этого Камберу удалось отослать новоявленного слугу, сославшись на
желание  отдохнуть, и в  этом  была  немалая доля правды.  Следующий  час он
посвятил  приготовлениям в своей гардеробной. Перебравшись в постель, Камбер
отдал должное деринийским упражнениям по наиболее полному расслаблению-- это
должно поддержать его в случае нужды-- и наконец уснул.
     Он проснулся через  несколько  часов,  комната погружалась  в  закатные
сумерки, а он был совершенно подготовлен. До окончания вечерней мессы Камбер
пребывал  в  полном  самоуглублении,  мысленно  повторяя   свои  предстоящие
действия. Дождь, не прекращавшийся за окном, своим монотонным ритмом помогал
сосредоточиться и перемещаться в сознании до самых сокровенных уровней.
     Замысел Камбера не был отчаянно  безрассудным, но не стоило забывать об
опасности и быть небрежным. Подготавливая комнату,  он  еще  раз сверился  с
манускриптом-- автор настоятельно советовал действовать осмотрительно.
     Главной заботой  оставалась точность исполнения всех действий  при том,
что  поддерживать переток энергии можно было лишь  ценой полной концентрации
сознания.  Того, кто  упустит какую-то  тонкость  в  многосложном  процессе,
поджидают совершенно неожиданные последствия, но Камбер рассчитывал на своих
детей, Риса, Каллена. Эта четверка не знала, что такое страх.
     Образы близких возникли перед ним среди пламени, и Камбер позволил себе
полюбоваться каждым из них: Эвайн и Рис, любимая  дочь и  недавно обретенный
сын,  безупречные,  готовые   на   все;  Йорам--  не  первенец,   но  теперь
единственный оставшийся его сын, плоть от  плоти его, невероятно  упрямый и,
может  быть, оттого  самый  любимый;  Алистер  Каллен,  грубоватый  и  порой
циничный,  прежде  советчик,  а  теперь сподвижник и Друг, только не слишком
доверяет волшебству.
     Камбер зевнул  и  потянулся всем телом.  Блик пламени  камина  упал  на
пурпурный  бархат  его  одежд.  Удивительно, но  рукопись  предписывала  для
исполнения ритуала  облачение непременно такого  цвета.  Забавный вид был  у
Гьюэра, когда сегодня его просили отыскать в гардеробе прежнего короля нечто
подходящее. Бархат приятно щекотал кожу, напоминал о домашнем уюте... Камбер
резко  поднялся, беззвучно подошел к  двери и распахнул ее  прежде, чем двое
стоящих за ней успели постучать.
     Рис и Эвайн молча вошли и направились к  камину, Камбер задвинул засов.
Целитель сел на скамью, а Эвайн устроилась на меховой подстилке у его ног, в
складках ее плаща скрывалось нечто громоздкое.
     Камбер вернулся  к своему креслу, но  не сел, а остался стоять, положив
руку на спинку и глядя на дочь.
     -- Другие тоже придут?
     Эвайн кивнула и стала разворачивать  то, что  прижимала к  груди; тепло
камина еще не одолело знобящую сырость, и она не сняла плаща.
     --  Сегодня  Йорам  занят на вечерней  службе, а потом Синил хотел  его
видеть. Отец Каллен будет в ризнице ожидать окончания их встречи. Это сосуд,
о котором ты просил. Подойдет?
     Она поставила чашу перед отцом,  пламя камина заиграло  теплыми бликами
на серебряной поверхности, отбрасывая искорки в глаза Камбера.
     -- Как раз то, что нужно.
     Он осторожно поставил  чашу на сундук у двери  в  гардеробную, две пары
глаз внимательно следили за каждым его движением.
     Рис негромко кашлянул, привлекая внимание к себе.
     --  Теперь  ты  можешь  сказать,  что  задумал,  или  будем  дожидаться
остальных?
     -- Если не возражаешь. Мне бы не хотелось объяснять дважды.
     Они ожидали. Внешне Камбер оставался совершенно спокоен, но вынужденная
пауза  вызвала беспокойство  внутри. Наконец он  услышал тихие шаги,  знаком
руки  попросил  всех оставаться  на местах и  поднялся  открыть дверь. Когда
раздался стук в дверь, он отодвигал засов.
     --  Прости, что  запоздали,-- буркнул Йорам,  войдя  в комнату вместе с
Калленом.-- Синил задержал. Я принес благовония.
     Когда дверь была заперта,  Каллен извлек из-под сутаны тугой сверток  и
передал его Камберу.
     -- Это оказалось не так просто,  как ты  думал. Кое-чего из упомянутого
тобой  не  нашлось. Ариэлла  могла увезти с собой,  или же забрала королева.
Надеюсь, это подойдет.
     Камбер сел в кресло и принялся разворачивать ткань. Каллен кивнул Эвайн
и Рису и  опустился возле кресла на колено, чтобы видеть руки Камбера. Йорам
приветствовал  сестру  поцелуем, коснулся плеча своего зятя  и  устроился на
скамеечке с другой стороны.
     -- О, ожерелье Халдейнов!-- воскликнул Камбер.  Он  расправил  ткань  и
поднял цепь со множеством алмазов  и необработанных  рубинов, каждый  из них
был размером с горошину. Когда ожерелье легло на ладонь, камни заиграли.
     Каллен, привалившись к подлокотнику, наслаждался эффектом.
     --  Ты  говорил,  требуется  нечто  такое,  что  она часто  надевала,--
торопливо заметил он.-- А теперь не скажешь ли, для чего это нужно?
     Камбер с улыбкой рассматривал ожерелье, оценивая его пригодность. Через
несколько секунд он накрыл драгоценность ладонью и взглянул на собравшихся.
     --  Это--  наш  мостик  к  Ариэлле.  Используя  ее  вещь  для  сгущения
магических сил, я  смогу  проецировать образы памяти Ариэллы  на поверхности
темной  воды.  Если  повезет,  удастся  и  некоторое  перемещение  мысленных
образов-- сдвиг во времени вперед или назад.
     Рис  разинул рот, Эвайн  проглотила слюну,  а  Йорам  приподнял белесую
бровь. Каллен поджал губы, качая головой.
     -- Ты уверен? Понимаешь, что делаешь?
     Камбер усмехнулся.
     -- Я уже говорил,  ты можешь уйти, если хочешь. Замысел все равно будет
воплощен. Только не думаю, что он способен вызвать проблемы с  твоим здравым
смыслом.
     Каллен  поморщился   и   пробурчал   что-то  невнятное,  отчего  Камбер
рассмеялся.
     -- Перейдем в соседнюю комнату, и я объясню, что мы будем делать.
     Прихватив чашу,  Камбер направился в приготовленную им гардеробную. Вся
одежда  и  прочие  вещи  были  заранее  разложены по  сундукам  и  коробкам,
сдвинутым  к  одной   стене,  чтобы  загородить  дверь   в   ныне  пустующие
апартаменты.  Единственное высокое  окно  было  завешено  тяжелым гобеленом,
защищавшим  от   непогоды  и   призрачного  света  взошедшей  луны.  Даже  к
вентиляционной решетке Камбер придвинул ларь.
     В  центре комнаты небольшой квадратный стол был накрыт белой тканью. На
столе зажженная свеча бросала блики на графин лазурного стекла и воду в нем,
завернутые в полотняную салфетку, лежали четыре новых восковых свечи. Тут же
стояла  небольшая   закупоренная  бутылка.  Принесенную  Эвайн  чашу  Камбер
водрузил  в центре.  Йорам положил  на стол  кадило,  извлек  из-под  сутаны
пакетик с благовониями и оставил рядом.
     Когда Камбер  запер  дверь,  все расположились вокруг  стола.  Он занял
место напротив окна, положил ожерелье  рядом  с  чашей,  достал из-за пазухи
небольшое серебряное распятие и поместил на столе.
     --  Скоро я  попрошу вас помочь  мне обратиться  к четырем архангелам и
установить  преграды,  как  мы  делали это  на  церемонии  наделения  Синила
могуществом,-- желая  подбодрить  остальных,  он  говорил,  улыбаясь.-- Рис,
оставайся  там,  где  сидишь.  Ты,  наш Целитель,  будешь  Рафаилом.  Йорам,
поменяйся  местами с  Алистером и  сядь справа. Ты--  Михаил. Алистер,  твое
место  на  севере,  ты  будешь  говорить  за  Ариэля.  Эвайн  остается  роль
архангела-вестника.
     После  необходимых  перемещений за столом воцарилась выжидающая тишина.
Пламя единственной  свечи  отражалось  в чаше,  отбрасывающей  свет  на лицо
Камбера. Перед ним, между чашей и краем стола, рядом с холодом бриллиантов и
рубинов, тепло светилось распятие.
     Камбер вылил из графина воду в чашу, сосредоточенно изогнув уголок рта,
и поглядел на Каллена.
     --   Это  обычная  вода  и  больше  ничего.   Алистер,  благослови  ее,
пожалуйста.
     -- Просто перекрестить или требуется большее?
     -- Мне кажется, последнее лучше. Используй пасхальное освящение, только
изменив сообразно случаю.
     Глубоко вздохнув, Каллен простер руки к воде.
     -- Благословляю и освещаю тебя, вода, именем Господа,  правдой Господа,
именем святого Господа  нашего,  который в самом  начале единым словом Своим
отделил тебя от тверди и Духа, который витает над тобою...
     Он  перекрестил поверхность воды  и пальцами  разбрызнул ВО все  четыре
стороны так, что капли упали на каждого.
     -- Который заставил тебя бежать из  фонтанов рая и поить землю четырьмя
реками. Который  превратил тебя из  горькой  в сладкую, сделал пригодной для
питья и выбил из горы, чтобы утолить людскую жажду.
     Каллен снова осенил воду, нагнулся, чтобы трижды дохнуть на нее,  как в
начале начал Бог-Отец дышал на воду со Святым Духом.
     -- Благослови, о Боже, эту воду, чтобы  вместе с  телами, она очищала и
умы. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
     Когда Каллен поднял голову, Камбер передал ему восковые свечи.
     -- А теперь освяти свечи.
     Зажав все  четыре свечи в руке, отец Алистер  окунул их концы в чашу  с
водой.
     --  Пусть  сила  Святого  Духа  перейдет  к  этой воде,  чтобы все, что
коснется ее, очищалось.-- Он поднял свечи.-- Per omnia saecula saeculorum.
     -- Аминь,-- эхом  ответили остальные.  Каллен отряхнул свечи от воды  и
подал их Камберу, тот вытер их салфеткой и раздал единомышленникам.
     -- Теперь поставим преграды. Рис, когда  мы  будем готовы, зажжешь свою
свечу от центральной. Алистер, я намеренно поставил тебя последним, чтобы ты
понял суть и вступил, когда настанет твой черед. Вопросы есть?
     Он  встретил только взгляды, более  или менее  решительные. Вопросов не
было.  С улыбкой Камбер склонил голову и закрыл глаза,  опираясь о стол  под
белой тканью. Спустя несколько секунд он отметил световую  вспышку-- это Рис
зажег свою свечу.  Следом  возникло  ощущение покалывания-- магические  силы
стекались, побуждаемые словами Риса:
     -- Я  призываю могущественного архангела Рафаила, Целителя и  хранителя
ветров  и  бурь.  Пусть  твои ветры  этой ночью несут  прохладу  и свежесть,
принося то, что мы должны знать. Fiat, fiat, fiat volunlas mea.
     Камбер почувствовал, как справа от  него шевельнулся Йорам, воспламеняя
свою свечу  от центральной. В наступившей  тишине голос сына звучал строго и
решительно.
     -- Я призываю  могущественного архангела Михаила, защитника и хранителя
врат Эдема. Дай нам свой меч на эту ночь, чтобы ничто не помешало нам узнать
то, что мы должны знать. Fiat, fiat, fiat voluntas mea.
     В воздухе вокруг пощелкивали  искры. Эвайн легонько задела Камбера, она
зажигала свою свечу.
     --  Я  призываю  могущественного  архангела Гавриила-посланца  с благой
вестью к Богородице. Мы все дети воды, так пусть сегодня ночью вода принесет
новые вести, чтобы  смогли узнать то, что мы должны знать. Fiat,  fiat, fiat
voluntas mea.
     Круг завершался.  Когда  вступил  Каллен,  Камбер  позволил  себе  чуть
расслабиться.
     -- Я взываю к  могущественному архангелу Ариэлю, ангелу смерти, который
уносит наши души  к берегу  последнего пристанища. Минуй нас сегодня ночью и
принеси лишь то, что мы должны знать. Fiat, fiat, fiat voluntas mea.
     Эхо последних слов Каллена затихло, Камбер открыл глаза и снова оглядел
всех.  Теперь они  были  спокойны, даже Каллен.  Выражения лиц  смягчал свет
матовой полусферы, возникшей над столом  и опускавшейся к полу за их спинами
на расстоянии вытянутой руки.
     Решительно  улыбнувшись,  Камбер  взял   центральную   свечу  и  слегка
приподнял ее.
     --  Воздух,  Огонь,  Вода,  Земля  и Дух.-- Он перевел  взгляд на пятый
огонек  в  своих руках.-- Человек. В  этом  круге  все соединилось  в Единое
Целое.
     Он поставил свечу и взял ожерелье.
     --  Теперь,  друзья  мои,  мы двинемся  в  неизвестность,--  беззаботно
произнес   он.--   Мы   используем  предмет   (в  нашем   случае  ожерелье),
принадлежавший тому, с  кем мы желали бы установить связь, используем это  в
качестве линзы, чтобы сфокусироваться на Ариэлле.
     Он приподнял  цепь и аккуратно погрузил  в чашу с водой. В  воде рубины
сияли  теплым  светом,  но  каждый  чувствовал холодок, которым  повеяло  от
камней,-- в них скапливалась энергия их бывшей владелицы.
     Камбер глубоко вдохнул и, засучив рукав, крестил воду правой рукой.
     -- Да будет благословен Создатель ныне и присно,  от альфы до омеги, от
начал и до конца.
     Крест, начертанный им над водой, светился в воздухе; на его восточном и
западном концах читались греческие буквы.
     -- Он жив в годах  и веках, и слава о Нем гремит сквозь  века. Да будет
благословен Господь. Да будет благословенно Его святое имя.
     Камбер говорил и  чертил знаки стихий-- воздуха, огня, воды и земли-- в
квадратах, образованных сторонами креста. Его  волей и мановением руки знаки
погрузились в воду и исчезли из  глаз в туманной  дымке  над чашей. Когда он
поднял глаза, казалось, и сама вода изменилась.
     Камбер, чувствуя на себе взгляды соратников,  взял бутылочку, открыл ее
и вылил прозрачное содержимое в воду единым  движением, заключающим крест  в
круг.  От  соприкосновения с водой  жидкость из бутылки  мгновенно  чернела.
Когда сосуд опустел,  вода в  чаше сделалась абсолютно черной, ожерелье было
недоступно для глаз, но открыто внутреннему зрению.
     Поджидая, пока поверхность воды успокоится, Камбер огляделся.
     -- Йорам,  теперь  пора  воскурить  благовония.  Потом я  попрошу  всех
поднести  свои  свечи  к  краям чаши в  четырех квадратах и  соединить  вашу
энергию,  чтобы я мог воспользоваться ей. Если все получится, уже вскоре  на
поверхности появятся образы. Возможно, вы тоже увидите их.
     Он потушил центральную свечу, когда  Йорам  открыл крышку  кадильницы и
протянул к ней руку.
     Спустя мгновение над углями взвился  дымок, и Йорам подбросил несколько
щепоток благовоний. Он закрыл кадило,  и через отверстия  в крышке в комнату
потек вместе с дымом приторно-сладкий аромат, Йорам обратился к отцу:
     --  Хочешь,  чтобы  курильница   оставалась  здесь,  или  поставить  ее
подальше? Запах не кажется резким?
     Камбер придвинул  дымящиеся благовония к чаше, дымок  пополз  вверх  по
серебряной стенке и заклубился над водой.
     --  Вот  теперь  хорошо,--  оценил  Камбер.--  Я  хочу  видеть  дым   и
чувствовать  аромат.  А теперь  вступим  в  связь  и  посмотрим, что удастся
выяснить.
     Четверка  стеснилась у стола. Свечи были  поставлены  возле чаши, левая
рука  каждого  привычно  отыскала  и  коснулась  правой руки соседа.  Камбер
подвинулся поближе к  Йораму, чтобы оказаться точно  посередине между  ним и
Эвайн, и  положил  руки  на края чаши. Его  запястья соприкасались  с руками
детей, образуя энергетическое кольцо.
     Камбер  закрыл  глаза, аромат священных снадобий и тишина расслабляли и
обостряли восприятие,  сознание  очищалось. Сознание его  близких  окутывало
Камбера,  каждый мозг  был  хорошо  знаком,  но  пока  они не  обрели четких
очертаний и не слились воедино.  Полному соединению  личностей мешала  некая
пассивность.  Он  медленно   открыл  глаза  и  посмотрел  на  крестообразные
отражения свечей в чернота, обрамленной серебром.
     В  тишине  росло  напряжение.  Камбер  заглянул  в  себя.  Обратился  к
процессам, протекавшим в  мозгу, все  его чувства предельно  обострились. Он
уходил все глубже, уже не , прилагая никаких усилий. Перед ним возник темный
тоннель, потом осталась только черная вода и дым курений над нею.
     Не  было  мыслей,  все  сознательное  и  бессознательное  в  его  мозгу
заключалось  теперь в  черноте,  которая была  водой  в  чаше  и  вселенской
пустотой. Он воскресил  в  своей  памяти  Ариэллу  такой, какой видел  ее  в
последний раз-- надменной  и  гордой, и соединил образ  с ожерельем  на  дне
чаши.
     Даже  в  сумеречном  состоянии  Камбера  не покидало чувство,  что  его
защищают друзья. Он начал поиск ниточки, ведущей к Ариэлле. После того как в
глубине сплошного  мрака появились и двинулись к нему  первые образы памяти,
Камбер даже моргнуть боялся.
     Вот оно! Он распознал лицо, умудренное  жизнью лицо старца; нет это был
младенец, стало  видно все его  тельце. Ребенок пяти-шести месяцев  от  роду
куксился,  сжимая   кулачок   возле  недовольного  ротика.  Завитки   дивных
каштановых  волос  на  голове. Ребенок открыл  золотисто-коричневые,  слегка
навыкате  глаза и посмотрел прямо  на  Камбера. Он видел  ребенка Ариэллы ее
собственными глазами. Камбер моргнул, и  образ затуманился, но связь удалось
сохранить.  Несколько мгновений  все  плыло,  потом картина  прояснилась,  и
появился новый образ. На  этот раз карта, женская рука с перстнем кропила ее
водой. Сама  карта оставалась неясной, и он ничего  не мог с этим  поделать,
пока не понял, что ту, перед кем в действительности лежала карта, интересует
не ее содержание, а магические действия на ней.
     Ариэлла твердила заклинания по изменению погоды, и он это видел!
     Камбер снова  моргнул,  на этот раз  неудачно--  образ растаял.  Терять
контакт было никак нельзя! Восстанавливая порядок в сознании перед следующей
попыткой, он  решился повлиять на Ариэллу, заставить  ее  снова вспомнить  о
карте. Ее стратегия -- вот что требовалась выяснить прежде всего.
     Камбер закрыл  глаза,  давая  им передышку,  потом  снова уставился  на
черную  воду,  концентрируясь  только  на  Ариэлле  и  ее  карте.   Связи  с
действительностью слабели  и исчезали одна за другой, требовалось  только не
мешать  самоуглублению. Обрывочные  образы мелькали, и  ничего не  удавалось
разглядеть.
     Он должен был понять! Он подобрался так близко, что  не мог отступиться
просто так.
     Еще один  глубокий  вдох, и Камбер своим сознанием потянулся к  Ариэлле
через  многие  мили между  ними,  сблизился  с  ее  спящим мозгом и коснулся
сновидений.  Вызвать  образ карты Гвинедда, соседних королевств и Торента со
столицей Кардосой удалось без особого труда. Оставалось ждать.
     Постепенно  карта ожила: проступили  пометки и  значки вроде  тех,  что
используют Джебедия и Каллен; чьи-то  руки переставляли их, намечая движение
войск.
     И  Камберу  открылся замысел Ариэллы, направление  ударов  ее  войск  и
численность атакующих.
     Можно было выбираться из чужого мозга;  вдруг ясная картина померкла, и
он  ощутил  на  себе  взрыв  ярости. Ужасная боль сдавила  голову, ослепила.
Камбер был обнаружен!  Его прикосновение  оказалось слишком грубым,  слишком
очевидным!  Ариэлла  проснулась, поняла  все  и  теперь не  давала разорвать
мысленную связь, чтобы добраться до него и уничтожить!
     С  криком боли он зажмурился и  отвернулся от черной  воды, хватая ртом
воздух. -- Йорам, вытащи меня!
     Камбер не  знал, видят ли Йорам и остальные  то, что он, достигла ли их
исходящая от Ариэллы опасность. Но по крайней мере Йорам и Эвайн были готовы
действовать и  в  подобной ситуации. Йорам  уронил свечу и схватил  отца  за
плечи,  психическая  энергия  сына стала  преградой на пути  в мозг Камбера.
Забыв об осторожности, осмотрительный Каллен присоединился к Йораму. Эвайн с
ритуальной чашей поспешила к сливному отверстию в стене, Рис освобождал его,
отодвигая ларь.
     Порыв ветра ворвался  в  комнату, подняв  гобелен  на окне, но встретил
надежные защиты, здесь его  ждали. Не  успела Эвайн выплеснуть воду из чаши,
как порыв, столкнувшись с преградой, разбился о нее; вторжение прекратилось,
и Камбер обмяк в руках сына.
     Он стал недоступен для Ариэллы.
     Когда Камбер открыл глаза, комната поплыла. Первое, что он увидел, было
бескровное лицо  Йорама  и  его серые  глаза,  усталые и удивленные.  Камбер
глотнул  и,  в надежде прервать  движение окружающих предметов, ухватился за
руку Каллена и край стола. Он дышал глубоко, со всхлипом. Совсем недавно его
неудержимо несло к порогу смерти, и противостояние истощило силы Камбера.
     --  Мне  очень  жаль,--  с  трудом  выдавил он.  Я  действовал  слишком
неосторожно. Никто не пострадал? Вы поняли, что это было?
     -- Ты  вошел в  контакт с  чем-то непосильным для тебя,-- резко ответил
Каллен.-- Что это было? А ты знаешь?
     -- Значит, вы не видели?
     -- Видели  что?-- не понял Рис.-- Я  видел твои переживания и отражения
свечей в черной воде, а потом как тебя затрясло.
     -- Я тоже ничего не увидела, отец,-- произнесла Эвайн.
     -- О-ох.
     Камбер подавил внезапную тошноту, его состояние никак не располагало  к
глубокомысленным размышлениям. Он  хотел  приосаниться, но обессиленное тело
не   повиновалось.   Признав   свое  поражение   в  борьбе  с  ним,  Камбер,
облокотившись на Йорама, закрыл  глаза  и  снова обратился к  своим  мыслям,
пытаясь привести их в порядок.
     Рука Риса  коснулась его лба,  и Камбер почувствовал  в себе холодок от
присутствия мозга Целителя, но недовольно покачал головой и открыл глаза.
     -- Скоро  все будет  нормально,  Рис, обещаю. Я  узнал  то, что  хотел;
прежде чем окончательно свалиться,  мне необходимо сообщить вам все, что мне
стало известно. Йорам, сними  преграды, а Эвайн пусть принесет карту и перо.
Расположение войск Ариэллы теперь  известно,  и, думаю,  у меня  хватит  сил
запечатлеть его, потом придется отсыпаться.
     Он  сделал  знак  рукой,  плохо  повинующейся, отяжелевшей  рукой.  Рис
поддерживал  Камбера, пока Йорам снимал преграды. Когда  растаяла серебряная
полусфера, все ощутили, как  холодно в комнате. Эвайн отперла дверь  и вышла
из гардеробной.
     Рис  и  Каллен  проводили Камбера  к его  креслу перед  камином,  Йорам
набросил ему  на плечи еще один плащ. Убедившись, что Камберу удобно, Каллен
сходил к столу за картой. Эвайн принесла перо и чернила. Подошедшего Каллена
встревожил вид Камбера-- казалось, он потерял сознание.
     -- С ним все в порядке?
     Проверив пульс, Рис прижал  пальцы к  вискам своего тестя, на несколько
секунд закрыл  глаза, потом кивнул и знаком попросил Каллена  положить карту
Камберу на колени. Когда Эвайн вложила перо в его  руку, Йорам взял  свечу с
каминной полки и поднес ее поближе.
     Камбер открыл глаза и вздохнул.
     -- Итак, вот ее главные силы, здесь, здесь и здесь.-- Перо скользило по
пергаменту, отмечая расположение и состав войск.-- Около тысячи, большинство
из  которых  всадники,  миновали  Арранальский  каньон  и  стоят  лагерем  в
Колдойре. Еще восемь сотен тут, в Кардосском ущелье. Завтра утром они должны
соединиться. Отряды собираются встретиться у Йомейра через два дня.
     Каллен  и Йорам понимающе закивали,  Камбер  зажмурился и перевел  дух.
Когда  он   макал  перо  в  протянутую   Эвайн  чернильницу,  голова  слегка
подрагивала.
     -- Еще одна  существенная деталь. В этом  месте,--  он указал  точку на
карте,-- и здесь у нее  размещены  рыцари  резерва. Она также намечает новый
маршрут  для  пеших  через  этот  перевал,  тогда  к  ее армии добавится еще
несколько сотен  людей. Если  Ариэлла воспользуется этим планом, вот здесь и
здесь наши позиции  делаются  очень  уязвимыми даже  при поддержке  Сайхира.
Кстати, ей донесли, что армия сейчас западнее Йомейра в одном дне пути.
     И  последнее.  У нее есть  небольшой  отряд, возможно,  около  тридцати
воинов, то ли отборная стража,  то ли  солдаты-застрельщики для горячих дел.
Кажется, с ними  связано что-то особенное.  Ариэлла  подозрительно довольна,
что имеет этот отряд. Может статься, они просто дерини. Утром после отдыха я
постараюсь снова к этому вернуться и проверю впечатления, может быть,  смогу
вспомнить что-нибудь еще. Эти  гвардейцы сейчас  при  ней, расквартированы в
Кардосе вместе с пятью сотнями горной кавалерии.
     Перо зависло  над изображением города в окружности  гор и опустилось на
пергамент.  На карте появился кружок, а в нем число "550". Пальцы разжались,
перо выпало.
     Камбер откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул.
     -- Это все?-- спросил Йорам. Камбер закрыл глаза и кивнул.
     --  Все  самое важное. Детали  позже.  Теперь  спать.  Он  замолчал  на
полуслове и мгновенно уснул. Когда Каллен убирал карту,  Камбер  еще  глубже
провалился в кресло, в тишине Комнаты слышалось его легкое, ровное дыхание.
     Рис проверил пульс спящего.
     -- Он очень утомлен, но, отдохнув, придет в норму. У  Йорама отлегло от
сердца.
     -- Отлично. Скорее  покажем эту  карту Джебедия и остальным. Вы с Эвайн
останетесь с ним? Возможно, ему следует спать под дополнительными защитами.
     --   Мы  сделаем  все   необходимое,--  ответил  Рис,  подхватив  тестя
подмышки.-- А пока ты здесь, помоги, пожалуйста, уложить его в постель.
     Эвайн  побежала в спальню,  а Йорам,  держа  отца за ноги,  помог  Рису
перенести его в  кровать  под балдахином.  Когда Камбера осторожно опустили,
Эвайн развязала пояс и стянула  сапоги,  а Рис проводил до  дверей Каллена и
Йорама, Эвайн накрыла спящего всеми нашедшимися одеялами. Ночные переживания
основательно вымотали ее, но душевное равновесие возвращалось.
     --  Я  видела  его  таким  и  раньше,  Рис. Уверена,  наутро  он  будет
чувствовать себя прекрасно.
     -- Только  не  говори  мне, что ты  и раньше помогала ему в подобном,--
сказал Рис, проверяя пульс пациента, и заглянул под приподнятое веко.
     -- Однажды,-- призналась Эвайн.-- Ты не одобряешь?
     -- Я бы  не взялся отговаривать,  даже если бы не  одобрял,-- с улыбкой
говорил  Рис  и,  от  усталости присев  на  край кровати, смотрел  на  жену,
искавшую что-то в кошеле у пояса. Я знаю, как важна для тебя работа с отцом;
вероятно,  для тебя это то же,  что для меня-- целительство.  Кроме того, вы
принимаете все необходимые меры предосторожности.
     -- Стараемся,--  ответила  она, лукаво  улыбнувшись, Достав  из  кошеля
небольшой  замшевый мешочек, она встала на  колени возле кровати, распустила
стягивавшие верх шнурки  и вытряхнула  содержимое.  На одеяло  упали  восемь
отполированных кубиков--  четыре белых и  четыре черных. Перебирая их, Эвайн
взглянула на Риса.
     -- Поможешь установить преграды?
     -- Конечно.
     Опустившись на колени, он наблюдал, как она раскладывает кубики: четыре
белых--  в квадрат, вплотную друг к другу,  четыре  черных-- к  самым  углам
этого квадрата, но не касаясь их.
     -- Начинай,-- тихо сказала  Эвайн.-- Ты  сконцентрируешься без  всякого
труда. Остальное за мной.
     Кивнув,  Рис глубоко  вздохнул,  прижав  пальцы  правой  руки  к  белым
кубикам; закрыв глаза. Потом согнул все пальцы, кроме указательного, касаясь
кубика в левом верхнем углу, и тихонько произнес:
     -- Prime.
     Кубик засветился призрачным опаловым светом.
     --  Seconde--  Он коснулся кубика, лежавшего справа  от первого,  и тот
тоже зажегся.
     -- Tierce.
     Ожил еще один кубик.
     -- Quarte.
     Засветился последний,  все четыре кубика  слились  в квадрат  молочного
света.  Рис выдохнул и  откинулся назад,  наблюдая, как Эвайн сосредоточенно
притронулась  к  первому черному  кубику. Свет  белого квадрата  заливал  ее
невозмутимое лицо, казалось, на постели сияет маленькая луна.
     -- Quinte.
     Негромкий голос Эвайн разбудил кубик, заигравший переливами света,  как
крыло черной бабочки.
     -- Sixte.
     Сверкнул черный кубик в правом верхнем углу.
     -- Septime. Octave.
     Зажглись последние два кубика, Рис снова подобрался и взял Prime. Левую
руку он положил на  одеяло  и накрыл ее правой с кубиком. Сверху легла левая
рука Эвайн,  правой она взяла Quinte и поднесла его к  Prime.  Руки и кубики
соединились и могучие  защитные  силы пришли в движение, когда два голоса  в
унисон произнесли:
     -- Primus!
     Соединенные пальцы  пронзило покалывание.  Эвайн добавила к  выложенной
фигуре продолговатый предмет, отливавший металлом, подняла Sixte, а Рис взял
Seconde. Она закрыла глаза, и кубики соединились.
     -- Secundus!
     Камбер зашевелился  во  сне,  вероятно,  ощущая  пробуждавшуюся  вокруг
энергию, но успокоился, когда его дочь и зять соединили Septime и Tierce.
     И наконец,  Quarte и  Octave  образовали  "Quartus".  На постели лежали
четыре  металлических  бруска.  Рис взял  два и  поставил  на  пол слева  от
кровати: Tiertius-- у изголовья и Quartus-- в ногах. По правую сторону Эвайн
точно  так же  разместила  два других--  Primus  и  Secundus.  Рис  проверял
самочувствие   Камбера,  положив  руку  на  лоб,  Эвайн  у  изножья  постели
активизировала преграды.
     Она  воздела руки,  на  мгновение  запрокинула голову  и закрыла глаза,
потом  взглянула  и  указала на  каждый  брусок по  очереди,  называя  их  и
произнося магическую формулу:
     -- Primus, Secundus, Tertius, et Quartus, fiat lux!
     На  последних  словах снопы  серебряного  света  взметнулись  вверх  по
контуру, определенному брусками. Подойдя к мужу, Эвайн улыбнулась, взяла его
руку и  нежно прикоснулась к ней губами.  Рис легко  вздохнул, обнял жену за
талию и  усадил  к себе на  колени. Эвайн склонила  голову  мужу на  плечо и
неожиданно рассмеялась.
     -- Тебе весело? Сейчас?
     Она отстранилась и озорно взглянула.
     -- Любовь моя, когда я скажу тебе, в чем дело, ты расхохочешься.
     Рис удивленно поднял бровь, опустившиеся уголки его рта поползли вверх.
Эвайн прикоснулась к его губам своими и снова прыснула:
     -- Я вспомнила,  как мы наводили порядок в гардеробной. Между прочим, в
спешке в клоаку было выплеснуто и ожерелье Халдейнов.
     -- Ты, конечно, шутишь!
     Эвайн, смеясь, покачала головой.
     --  Нет, дорогой муженек, завтра кому-то  придется порыться в выгребной
яме и отыскать его.
     Рис, все еще не уверившись, прижал жену к себе.
     -- Я знал, что это не могло пройти так гладко,-- он потеребил ее за ухо
и  усмехнулся.--  Теперь  остается  только  решить,  кому  придется лезть за
ожерельем. Посмотрим... кого следует поставить на место?

     ГЛАВА 4
     <i>Ибо,  если угодно воле  Божией, лучше пострадать за добрые дела, нежели
за злые.
     Первое послание Петра. 3:17</i>

     В  конце  концов  выяснилось, что копаться  в выгребной яме  в  поисках
ожерелья придется Камберу. Он не допускал даже мысли возложить это поручение
на другого. Вовсе не следовало вовлекать посторонних в их дела.
     Камбер проснулся и  обнаружил возле себя спящих  в объятиях  друг друга
Риса  и  Эвайн. Голова была ясной, тело--  отдохнувшим, а  память  полностью
восстановилась.  Разбудив  дочь и  зятя, он  быстро оделся и  поручил  Эвайн
прибрать в комнате. Риса он взял с собой.
     Поиски  оказались вовсе не  такой  грязной и утомительной  работой, как
представляли себе Рис и  Эвайн. Достигнув подземелья,  куда  выходили каналы
клоаки,  Камбер просто мысленно обследовал сливную  яму,  вызвав в  сознании
образ ожерелья, занимавшего его мозг ночью.
     От  непрерывных  дождей, ливших  уже  неделю,  вода  в яме  была  почти
прозрачной,  но  ни  глаза,  ни  внутреннее  зрение  поначалу не  обнаружили
драгоценности.  Дальнейшие  изыскания  показали,  что в яме  искомый предмет
отсутствует,  а находится он над  головами  кладоискателей, застряв в канале
неподалеку  от его окончания. Камбер  полез наверх, к забитой мусором  дыре.
Когда он расчистил отверстие, вместе с нечистотами оттуда вывалилось прямо в
руки  фамильное   королевское  украшение,   нисколько   не  пострадавшее  от
пребывания в клоаке. На замковом дворе Камбер ополоснул его водой из колодца
и тщательно завернул в  чистый лоскут, предусмотрительно запасенный для этой
цели.
     Потом  он  отправился  в свои покои переодеваться, а  Рису велел отдать
ожерелье  Каллену,   который   позднее  должен  вернуть  его  в  королевскую
сокровищницу. Перед уходом Рис  между  прочим заметил, что  теперешний наряд
Камбера наверняка никогда не попортит моль, а также мыши и прочие вредители,
и всерьез усомнился в том, что добрая  Эвайн пустит отца  на  порог в  таком
виде.
     Понюхав рукав, Камбер хмыкнул и признал безоговорочную правоту Риса.
     Полчаса спустя в большом зале собрался военный  совет Гвинедда, на  сей
раз на  нем присутствовал  король Синил, не  безразличный по  обыкновению, а
весьма заинтересованный.  Здесь были и военные лидеры страны:  Джебедия,  по
праву главнокомандующего расположившийся справа от короля;
     Каллен и Йорам, представлявшие рыцарей Ордена  святого Михаила и других
военных Орденов;  Камбер и Гьюэр Арлисский--  предводители кулдийских войск;
Джеймс Драммонд, родственник  Камбера по женской линии  и  союзник во  главе
отряда Драммондов, поддерживавших Синила; Бэйвел де Камерон, престарелый, но
не  утративший  мудрости  архиепископ Энском и  четыре  его  епископа, также
командующие  войсками  мирян;  юный  Эван  Истмарчский,  старший  сын  графа
Сайхира,  приехавший  ночью, чтобы  говорить  от  имени  своего  отца и  его
союзнической армии. В зале было еще  около двадцати  менее родовитых дворян,
которые сумели привести своих людей в Валорет.
     Решения принимались быстро и единодушно. Джебедия, временами при помощи
Каллена, изложил все известное о военных силах Ариэллы и их расположении, не
упоминая  источник этих сведений. Все  тут  же  было  внесено в карты. Совет
наметил встречные меры, и писцы принялись строчить приказы  по армии. Солнце
едва  поднялось  к  зениту,  а приказы  были  уже  подготовлены,  утверждены
подписью  послушного Синила,  скреплены королевской  печатью  и разосланы  в
войска. На закате  армия выступала из  Валорета, и участники совета поспешно
расходились, чтобы подготовить своих людей к походу. От всего этого у Синила
захватило ДУХ.
     Он  не  был  воином  и  никогда  не  хотел   им  стать,  плохо  понимал
происходящее.  А  приближенные суетились вокруг, то  и дело  испрашивали его
согласия  по самым разным  вопросам,  отлично зная  о  неспособности  своего
короля принимать решения и обращаясь только для вида.
     Но  даже  неопытный глаз  Синила  заметил внезапные резкие  изменения в
предполагаемом расположении войск Ариэллы. Само по себе изменение экспозиции
не вызывало удивления. Важно только, чтобы новая информация была достоверна.
     Синила   удивила   безаппеляционность,   появившаяся   в  голосах   его
командиров. Они высказывались совершенно определенно, исчезли неуверенность,
опасения  и  сомнения,  терзавшие  их на том  предыдущем  заседании  совета,
которое он почтил своим вниманием.
     А теперь все  сделалось  слишком ясным для того, чтобы ставить вопросы,
задумываться, что будет, если действия станут развиваться не по плану. И это
его беспокоило.
     Ариэлла  была коварна. Даже если сегодняшняя информация была верна, что
кажется довольно вероятным, она может  и  переменить замысел. Женщины  часто
так поступают. Или, да простит Бог,  информация неточна или  заведомо ложна.
Если любое  из этих  предположений--  истина,  Джебедия и  другие  командиры
поведут армию Гвинедда к гибели. Синил, признаться, удивился, обнаружив, что
подобные вопросы волнуют его.
     Когда  последние  приказы  были подписаны  и  запечатаны, а большинство
военных  разошлось готовиться к выступлению,  он обратился к  Рису.  В делах
стратегии и  тактики молодой Целитель разбирался ничуть  не лучше короля, но
сегодня  на  совете  был  совсем  на себя  не  похож.  Всегда  молчаливый  и
незаметный, нынче он держался  с достоинством, многозначительностью, во всем
поддержав остальных. Откуда вдруг эта самонадеянность?
     --  Можно тебя на  два слова, Рис?-- позвал  Синил,  когда тот оказался
возле его кресла.
     Молодой Целитель приветливо улыбнулся.
     -- Чем могу служить, Ваше Величество?
     --  Ответь на  несколько вопросов,--  произнес Синил, указывая на место
около  себя.--  Сегодня  утром  все  кажутся   такими  решительными,  такими
всеведущими. С чего это вдруг?
     Рис пригладил взъерошенные рыжие волосы и склонил голову.
     --  Не  знаю,  что  и  ответить,  Ваше  Величество.  Я  не  солдат,  но
полководцам надлежит быть бодрыми. Это вдохновляет подчиненных.
     Синил остался недоволен ответом, он откинулся в кресле и, прищурившись,
глядел на собеседника.
     --   Мой   скромный   опыт   подсказывает,    что    для   предводителя
предпочтительнее  трезвые  оценки и суждения. Вчера  отец Каллен упоминал  о
вестях, ожидаемых вами. Похоже, вы рискнули поставить все на эту информацию.
Она в самом деле достоверна?
     --  Те,  кто искушен в военном ремесле,  полагают,  что да, Государь,--
выпалил Рис.-- А о чем отец Каллен говорил вам?
     --  Что  возможно получение  каких-то  известий.  По  правде говоря, он
высказался как-то туманно.
     -- Понимаю.
     Рис  глядел  под ноги, соображая,  как  выпутаться из этого  разговора.
Синил подался вперед и положил руку на руку Целителя.
     -- Рис, если ты  хочешь помочь мне, говори без  обиняков,-- тихо сказал
он.-- Что  он имел в  виду? Если должно  было произойти что-то важное, тебе,
конечно, дали об этом знать.
     -- Был... шпион, сир.
     -- Шпион? За или против нас?
     --  За. Он... добыл планы военной кампании Ариэллы и ночью доставил их.
Нам... известно, что сведения точны или были точны, когда попали к нему. Так
что теперь  мы вынуждены действовать как можно быстрее, чтобы у нее  не было
времени изменить  стратегию и сообразить, что нам стало известно. Вот почему
выступление назначено на сегодня.
     -- Шпион.-- Синил вновь  погрузился в кресло, не сводя глаз с Целителя.
Встретив  его  взгляд,  король  смог прочесть в нем только  горячее  желание
ответить на любой вопрос монарха. Задумчиво пожевав губами, Синил неожиданно
почувствовал, что Рис что-то скрывает.
     -- Продолжай. Почему ты замолчал? Рассказывай! Я не дитя и понимаю, что
шпионы приносят куда больше новостей.
     Рис поднял рыжую бровь и оценивающе посмотрел на короля.
     -- Не  знаю,  стоит  ли говорить  или  нет,  но  рано  или поздно  вам,
Государь, все равно придется  узнать. Как известно, когда Ариэлла  бежала из
Гвинедда,  она  носила под  сердцем, ребенка Имра. До нынешней ночи никто не
знал,  что  несколько  месяцев  назад  она родила  сына.  Ребенок  здоров  и
подрастает.
     У  Синила  пересохло  во рту,  он  едва не  бросился в детскую.  Почему
ребенок  кровосмесительницы растет не  по дням,  а по часам,  тогда, как его
собственные дети...
     Он  тряхнул  головой,  заставив себя думать о  том, что сообщил ему Рис
Турин. Если сын Ариэллы вырастет, то станет угрозой трону, даже если удастся
уничтожить его мать.  Он старался  внушить  себе, что опасность ничтожна, но
ничего не получалось. Несмотря на свои увечия, его сыновья достойны жить, не
думая  о войнах. В конце концов они наследуют  престол.  Несправедливо, если
этот щенок...
     Пальцы  сжались в  кулак с  такой силой, что ногти вонзились в ладонь и
выступила  кровь.  Синил  грохнул  кулаком  о  стол, Рис скривился.  Король,
спохватившись, взял  себя в  руки и  как ни  в  чем  не  бывало посмотрел на
Целителя.
     -- Это плохая новость, но хорошо, что ты  сообщил ее,-- мягко  произнес
он.-- Что еще вы узнали?