еньора.  Рис,  убедившийся  в
горькой правде, больше не  мог видеть мертвого Камбера. Он искал поддержки и
ответов на свои вопросы, заглядывая в глаза живых.
     --  Лорд  Джебедия нашел меня и рассказал все,-- наконец произнес он.--
Алистер, он  говорил,  вы были  ранены?  Изможденный Каллен выдержал  взгляд
Целителя.
     -- А я и забыл,--  просто ответил  он, коснулся окровавленных одежд  на
боку и пошатнулся, скривившись от боли.
     Рис поспешил поддержать викария за плечи,  как вдруг раненый прижал его
к себе с недюжинной силой.
     Не  выдавай меня,  Рис.  В его  мозгу  звучал  знакомый голос. Реагируй
только на то, что ты видишь. Умер Алистер, а не я.  Йорам знает это, Гьюэр--
нет.
     Целитель  от  неожиданности ахнул, и  в  другой  ситуации  это  было бы
замечено,  но вскрикнуть,  переживая  смерть близкого,  вовсе не грех. Гьюэр
ничего не заметил, а "слабость" не оставляла Каллена, пока Рис не успокоился
и не услышал над ухом:
     --  Не  надо  слез,--  теперь голос  только напоминал настоящий, звучал
резче.--  Он был  воином  в полном  смысле слова и  не  одобрил  бы излишней
чувствительности.
     Для  Риса и  Йорама  слова  имели  двойной смысл,  о котором  Гьюэр  не
догадывался.  Рис отстранился от  нового Камбера и заглянул в его  необычные
глаза цвета морской  волны и льда.  Горестное лицо удалось воссоздать не без
труда,  но Гьюэр и остальные должны видеть его скорбь. Слава Богу, теперь он
избавлен от проливания фальшивых слез.
     -- Да, отец Каллен,-- с чувством прошептал Рис.-- Я  постараюсь помнить
об  этом. Идемте, я  осмотрю ваши раны.  Сколько  сил понадобится мне, чтобы
вернуться к нормальной жизни.
     -- Мои раны несерьезны,-- сказал Камбер.
     -- Может, и так, но позвольте  мне судить об  этом. Мы перейдем к вам в
шатер или останемся здесь? Камбер слабо махнул рукой.
     --  Ко  мне, здесь  я все  равно  бесполезен--  минувший день  оказался
непосильно тяжек.
     Без лишних слов Рис взял под  руку, не вполне соображая, кого именно, и
они направились к выходу. Задержались, чтобы еще раз взглянуть  на того, кто
казался мирно спящим между Йорамом и безутешным Гьюэром, и  вышли. Стражники
отсалютовали  и  ослабили стойку, двое, рука об  руку,  направились  к шатру
настоятеля Ордена святого Михаила.
     Там дожидался Джебедия,  объяснявшийся с  двумя  офицерами,  настойчиво
приглашавшими  его  куда-то. Он приветствовал хозяина шатра взмахом  руки, и
Камбер махнул в ответ так, как это делал Каллен.
     Жест,  кажется, не смутил Джеба, и он  со спокойной душой последовал за
своими подчиненными.
     -- Слава Богу,-- зашептал Камбер, когда  они отошли,--  Не думаю, чтобы
он заподозрил что-то.  Но  новых  поводов  не  следует  давать.  Помоги  мне
разыграть  этот  спектакль, Рис, поддержка особенно нужна  сейчас, пока я не
вошел  в  роль.  О  необходимости   этого  циничного  маскарада  мы   успеем
поговорить.  Для  всех  я буду выздоравливать не сразу, а постепенно. Я могу
рассчитывать на тебя?
     -- Ты  же знаешь,-- шепнул  Рис и замолчал,  опасаясь ушей михайлинской
стражи.
     Рыцарь в синем склонился перед ними и отступил в сторону.
     --  Говорят, вы ранены, отец  настоятель,-- произнес он  с  волнением в
голосе.-- Не нужно ли кликнуть прислугу?
     --  Нет,  лорд Рис  позаботится  обо мне,--  ответил  Камбер.--  Прошу,
проследи лично, чтобы нам не помешали.
     -- Будет исполнено, настоятель.
     Когда полость  шатра опустилась, Риса пробрал  озноб. Камбер обнял и до
тех пор прижимал его к  себе, помогая успокоиться, пока Целитель  не овладел
своими чувствами.
     --  Бог  мой,   Камбер,  что  ты  наделал!--  возбужденно  зашептал  он
наконец.-- Ради Бога, зачем...
     -- Тес... Ты не должен произносить это имя. Известный миру Камбер умер.
Только тебе и Йораму известна правда.
     --  А  Эвайн?  Ей можно будет узнать?-- спросил  Рис,  освобождаясь  из
объятий, чтобы увидеть ответ в бледных ледяных глазах.
     Камбер с деланной озабоченностью стал возиться с застежкой пояса.
     --  Да, пожалуй. Хотел  бы  я изыскать способ сообщить ей,  но она сама
услышит новость еще до нашего прибытия...
     Он умолк и начал освобождаться от одежд и  доспехов  с  многочисленными
следами  битвы.  При  виде  кольчуги,  перепачканной  засохшей  кровью,  Рис
заволновался, но Камбер усмехнулся и принялся отцеплять шпоры.
     --  Нет, это его  кровь,-- сказал он.-- Я  же  говорил, со мной  все  в
порядке.
     Он замолчал, нагнулся,  чтобы снять ножные латы, опустился на  походный
стул и позволил молодому человеку стянуть с себя башмаки. Из кольчуги Камбер
выскользнул ловко-- многолетняя практика чего-нибудь да  стоила, но стеганая
безрукавка под доспехами тоже оказалась в крови.
     -- По-твоему, это не  ранение?-- пробормотал Рис, стараясь добраться до
тела.
     Камбер хитро улыбнулся.
     --  Я  же говорил, все это  представление,  Я  достаточно  владею своим
телом.
     Он  устало  прикрыл глаза.  Рис  освободил торс  от остатков  одежды  и
поначалу поразился  самообладанию своего тестя. Перед  Целителем зияла самая
настоящая рана, только хорошенько обследовав ее, он убедился в обратном.
     Послышались  приближавшиеся шаги;  Камбер  не  реагировал никак--  роль
страдающего от  раны и истощения сил была сейчас наиболее легкой. Поняв это,
Рис  сразу  же  превратился  в  озабоченного  лекаря   и  захлопотал  вокруг
неподвижного  Камбера. Завеса над  входом отдернулась,  в шатер  проник свет
факелов снаружи.
     -- Прошу простить,  отец  настоятель, я услышал, что вы ранены и принес
теплой воды и полотенце.
     Говорил личный  слуга  Алистера  Каллена  Йоханнес,  мирянин  в  Ордене
святого  Михаила,  совсем  недавно  принятый к  Каллену. По счастью,  он  не
дерини,  и это тоже было на руку Камберу и Рису. Соблюдая  осторожность, они
могли избежать разоблачения, впереди встречи с людьми, очень близко знавшими
викария,  но успех  всего предприятия Камбера  тем не менее  в  значительной
степени зависел от первой встречи с его теперешним слугой.
     -- Ты появился как раз вовремя,-- Рис знаком подозвал Йоханнеса.-- Отец
настоятель утверждал, что его раны не  опасны, но я хотел убедиться  в этом.
Кажется,  наши представления  о тяжести ранений не  совсем совпадают.  Подай
воду сюда.-- Он махнул стражнику, заглядывавшему в  палатку.  Благодарю, сэр
Верен. Все в порядке.
     Когда полотнище снова опустилось за рыцарем,  Рис  принял  от Йоханнеса
посудину  с  водой  и поставил  на ковер, попросив  лакея  встать за  спиной
хозяина  и поддерживать  его.  Настоятель сделался  мертвенно-бледен, и  Рис
подивился способности Камбера так быстро освоиться в сложной роли.
     Он  принялся  очищать  раны  и  открыл  мозг  для  контакта,  о котором
встревоженный Йоханнес даже не заподозрит.
     Я  последую  туда,   куда  поведешь   ты,--  подумал  он,  взглянув  на
полуприкрытые глаза Камбера.-- Лучше  всего притвориться истощенным болью от
ран и пережитым потрясением. Это вполне  естественно,  а  тебе даст повод не
показываться на люди, пока ты не подготовишься как следует.
     Мозг Камбера ответил:
     Я думал  об этом, сынок. Сейчас мы достаточно убедительно  исцелим  эти
раны, чтобы наш  славный Йоханнес  отдохнул от переживаний  за  жизнь своего
несчастного хозяина. Клади руку на большую рану в боку, я закрываю ее.
     Рис выполнил  просьбу. Целителю было очень непривычно, рана  под  рукой
затягивалась безо всяких усилий с его стороны. Камбер тоже оценил странность
ситуации, понимая в то  же  время разницу между подлинным исцелением  и этим
балаганом. Он мысленно попросил Риса  перенести  руку к меньшей ране. Первая
уже сморщилась  в узкую влажную полосу--  полное "исцеление", когда  Рис так
утомлен, казалось бы неестественным.
     Камбер откинулся  на руки Йоханнеса,  будто теряя сознание, и  проверил
мысли   в  беззащитном  мозге  слуги--  тот  искренне  верил  происходящему.
"Исцеление" продолжалось, Камбер все более валился на Йоханнеса.
     -- Он  совсем  обессилел,-- шепнул  Рис, вытирая  окровавленные руки  о
полотенце,  и  отодвинул таз с  буревшей водой.-- Я хочу,  чтобы  он заснул.
Помоги уложить его в постель.
     -- Нет,-- выговорил Камбер,  зашевелившись и едва приподнимая голову,--
Я должен увидеть моих людей. У нас много дел.
     -- О  них позаботятся другие.  Вам  необходим покой,--  объявил  Рис  и
вместе с Йоханнесом он повел слабо сопротивляющегося Камбера к кровати.
     Для большей убедительности  Камбер  продолжал упираться, пока  Йоханнес
полностью его не раздел и не  облачил в чистую рубаху из мягкой белой ткани.
На все протесты Рис отвечал непреклонно.
     -- Не  надо  споров, отец  настоятель.  Теперь вы должны  спать.--  Рис
положил руку  ему  на  лоб.--  Не  противьтесь, не  втягивайте меня в пустое
препирательство.  Меня  ждут  раненые,   я  растрачиваю  без   толку   силы,
необходимые для них.
     Бледные глаза  закрылись. Казалось, больной уснул. Рис  собрался убрать
руку со лба, когда в его сознании зазвучал повеселевший голос Камбера:
     Жестоко  так  обманывать  воина! Если бы вместо  меня был Алистер,  для
усмирения  потребовалось  бы больше  сил.  А теперь  ступай и  делай то, что
должен. Я обещаю хорошенько отдохнуть.
     Выполнить обещание удалось лишь после того, как у верного  Йоханнеса не
осталось ни одного надуманного повода далее оставаться возле хозяина. Сквозь
прикрытые веки  Камбер  следил  за его бестолковыми  перемещениями, имитируя
глубокое и мерное дыхание спящего всякий раз, когда слуга склонялся над ним.
В конце концов Йоханнес потушил все свечи, кроме  одной, и удалился.  Камбер
слышал, как он несколько минут болтал со стражниками, потом голоса стихли, и
снаружи доносился лишь обычный шум военного лагеря.
     Облегченно вздохнув, Камбер  позволил себе расслабиться  по-настоящему.
Если повезет, его не потревожат до утра.
     Он  выровнял  дыхание, привел мысли в  порядок и  потянулся всем телом,
проверяя свое  самочувствие в  новой оболочке. Во всем, кроме лица и рук, он
не  нашел  значительных  перемен:  они  с  Алистером  оба  были  худощавы  и
высокорослы,  хотя  Алистер  был,  пожалуй,  на дюйм  повыше. Одним  словом,
различия если и были, то несущественные и легко объяснимые. Они вполне могли
быть приписаны истощению, бремени забот, свалившихся на Каллена после гибели
Камбера.
     О лице вообще  не стоило  беспокоиться. При  всем желании прежние черты
могли  быть возвращены  только в результате сложных магических манипуляций и
немалых усилий. Можно считать, что маска Алистера приросла к нему. Она будет
оставаться на месте во сне и даже если он потеряет сознание. Кроме того, его
маска подвластна только его воле, так что внешность не подведет.
     Но  вот  манеры  и  привычки... Алистер Каллен  был весьма оригинальной
личностью и  очень общительной. Джебедия и Синил значились даже не  в первых
строчках  длинного  списка  близких к  викарию  персон.  Конечно,  к Камберу
перешло то, что осталось от памяти Каллена, вернее, перейдет, когда появится
возможность уединиться и поддержка, чтобы  усвоить приобретенное. Теперь  не
время.   Пока  придется  полагаться  на  свои  воспоминания  о   настоятеле,
прислушиваться  к  интуиции  и  ссылаться  на последствия ранения  и  горечь
потери.  Ничего  иного не было у Камбера,  чтобы стать  Калленом  не  только
внешне.
     В  его нынешнем  положении  был,  пожалуй, один плюс-- Алистер  Каллен,
наиболее консервативный  из  всех  дерини, никогда публично  не  пользовался
своим  могуществом.  Если только  он не  был  совершенно другим  под  кровом
Ордена, в чем  Камбер  сильно сомневался.  Кроме того, духовенство, особенно
деринийское, стремилось  к  замкнутой жизни,  храня себя от мира,  почти как
тайну исповеди. Епископство еще более отдалит Алистера от случайных людей. В
общем, трудности Камбера  кажутся  преодолимыми, и даже  от дерини  возможно
будет  утаить  истину. Когда  память  Алистера  перейдет  к  нему,  в  любых
мысленных контактах с собратьями он будет неуязвим.
     Камбер задумывался над тем, как авантюрная затея начинает влиять на его
собственное "я", о переменах в судьбе после посвящения  в епископы, и  вдруг
услышал голоса снаружи. Нахмурившись,-- он не ожидал никаких посещений среди
ночи-- Камбер обратился в слух. Противная дрожь пробрала его-- там был голос
Синила.
     -- Я знаю, он  ранен, Знаю, что лорд Рис велел не беспокоить,-- говорил
Синил.-- Но мне необходимо видеть его; Я не отниму много времени.
     Воцарилась  тишина,  потом  зашелестела  отодвигаемая ткань.  Камбер  с
закрытыми глазами  молился, отвернувшись от входа.  Он просил Бога  избавить
его от этой встречи.

     ГЛАВА 9
     <i>Я  по  данной  мне  от  Бога благодати, как  мудрый  строитель, положил
основание, а другой строит на нем; но каждый, смотри, как строит.
     Первое послание к Коринфянам 3:10</i>

     Еще несколько секунд было тихо-- Синил, должно быть, стоял у входа. Так
и подмывало повернуть голову и убедиться в этом, но он боялся выдать, что не
спит. А так Синил мог и уйти, не потревожив.
     Наконец, когда  неизвестность сделалась невыносимой,  напряженный  слух
уловил почти беззвучные шаги по толстому ковру. Они приближались и замерли у
изголовья, Камбер почувствовал прикосновение к своему плечу.
     Он  продолжал притворяться  спящим в  легковерной  надежде.  что король
все-таки  отступится, но его уже бесцеремонно трясли  за плечо. Со  стоном--
Камбер  надеялся, что убедительным,-- он скривился и слегка повернул голову.
Комедия  пробуждения разыгрывалась добросовестно: Камбер жмурился  от света,
непонимающе глядел  перед собой, снова закрывал глаза; потом улегся на спину
и окончательно "проснулся". Печать тревог лежала на лице августейшего гостя,
сейчас он казался стариком.
     -- Ваше Величество?
     Синил кивнул и отступил на шаг.
     --  Простите, что разбудил  вас,  отец Каллен, но я  не мог  оставаться
один.
     Со вздохом немощи Камбер на постели, кутаясь в меха, потер рукой глаза,
подавил зевок-- он торопливо соображал.
     Очевидно,  разговора  не  избежать.  Со слов Йорама  известно о  беседе
Алистера  в королевском  шатре. После бурной  сцены  на  утреннем  причастии
простительна забывчивость в деталях. Бог даст, пронесет.
     Снова зевнув, Камбер заставил себя взглянуть  Синилу в глаза, его новое
лицо выражало покорное ожидание.
     -- Простите, Ваше Величество. Рис заставил  меня уснуть, сопротивляться
ему непросто. Чем могу служить? Синил смущенно уставился в пол.
     -- Извините, святой отец. Я знаю, вы были ранены, но я... мне нужно вас
спросить о Камбере, Не могу поверить, что он мертв.
     Камбер отвернулся. Уж очень опасная  тема предлагалась,  придется очень
искусно защищаться.
     --  Вы  видели тело,-- осторожно  сказал он.-- Почему же  вы не  можете
верить? В конце концов разве не этого вы в глубине души желали?
     Синил, бледнея,  открыл  рот,  и  Камбер забеспокоился: не  слишком  ли
далеко он зашел.
     -- Я желал? Святой отец, я никогда...
     --  Возможно, безотчетно,--  прервал  его Камбер, не  давая возможности
оправдываться.-- Но  все, кто был вместе  с вами и  около вас,  ощущали вашу
неприязнь, и Камбер был средоточием этой неприязни. Он нашел вас, оторвал от
жизни, которую вы любили, и день за днем подавлял ваше сознание до  тех пор,
пока вы не примирились со своей участью.
     -- Но смерти ему я никогда не желал!
     -- Может, и нет. Пусть это останется на вашей совести,-- устало ответил
Камбер.-- Он  мертв.  Ретивый и назойливый наставник  навсегда покинул  вас.
Никто более не будет докучать вам напоминаниями о королевском долге.
     Синил  со стоном  опустился  на стул, закрыв  лицо  руками,  его  плечи
сотрясали беззвучные рыдания.
     В молчании Камбер  дождался  прекращения слез. Король  поднял  на  него
заплаканные глаза, и Камбер постарался смягчить свой взгляд.
     -- Простите, Синил, не следовало этого говорить. Сейчас слишком поздно,
я устал, хочу спать и немного не в себе.
     -- Нет, вы в чем-то правы,-- прошептал Синил,  утираясь рукавом.--  Я в
самом  деле винил его в том, что  лишился своего сана, и  думаю,  что  так и
было.-- Он шумно вздохнул и опустил глаза.-- Но он был мудр, по-своему любил
эту страну и ее народ, вероятно, я  его не  понимал и, быть  может, не смогу
понять.  Во  многом  он  был  прав:  сколько  бы  я  не  противился,  другой
кандидатуры на трон не было. Ради блага Гвинедда я должен помириться с этим.
Но поймите и меня, когда в душе я тоскую о том, чего навсегда лишился.
     Королевские  откровения  удивляли.  Его  отношение к Камберу  оказалось
более сложным  и неоднозначным,  в словах  звучало искреннее сожаление, но и
обольщаться не  стоило.  Нет, никогда любовь и  признательность не перевесят
неприятия к Камберу в этом сердце.
     Оставалось выяснить,  поможет  ли  смерть  МакРори  сближению с Синилом
новоявленного Алистера Каллена.
     ~-- Кажется, я понимаю, Государь,-- сказал он после дол* гой паузы.-- И
что еще более важно, думаю, что и Камбер понимал.
     Лицо Синила со следами слез озарилось надеждой.
     -- Вы так думаете, святой отец?
     -- Да. Он  умер на руках у нас с Йорамом; в последние минуты он думал о
том, что ожидает вас, Гвинедд и  жителей  страны, когда  его не  станет.  Он
всегда помнил о вас, Синил, вы были очень дороги ему, сын мой.
     --  Не я  достоин  последних мыслей,-- произнес  Синил  с  тоской.-- Он
должен был обратиться к Богу.
     --  Он  сделал и это,-- ответил Камбер.--  У  мер с  уверенностью,  что
прожил жизнь наилучшим образом. Легкая смерть. Я верю, он спит с миром.
     -- Только бы вы оказались правы,-- прошептал король. Наступила неловкая
пауза, Синил потупил взор и погрузился в собственные мысли, потом  с  робкой
надеждой взглянул на собеседника.
     -- Возможно, сейчас  не время спрашивать об  этом, святой отец, но, мне
кажется, Камбер одобрил  бы  это.  Я  хотел  спросить,  не...  еще не поздно
принять ваше вчерашнее предложение.
     --  Почему вы решили, что может  быть  поздно?-- осведомился Камбер, не
понимая смущения Синила. Король теребил край плаща, не поднимая глаз.
     -- Сегодня утром мы оба были вне себя.
     -- Был трудный день,--  прервал Камбер.-- Мы  оба мало  спали и слишком
много переживали. Мне не следовало выходить из равновесия.
     -- Нет, я говорил ужасные вещи,-- настаивал Синил.-- Вы были правы, а я
не хотел  в это поверить. Если бы я был тверже в  вере, истина мне открылась
бы сразу, но Господь не пожелал этого.
     --   Господь  предоставляет  нам  свободу   воли.  Он  не  подсказывает
правильных поступков.
     --  Увы.--  Синил  вздохнул  и  встал.--  Мною  сделан выбор. Я  должен
научиться  уживаться  с  последствиями  этого,  независимо  от  его  причин.
Спокойной ночи, святой отец.
     --  Спокойной  ночи,  Ваше  Величество,--  пробормотал Камбер  в  спину
удаляющемуся  Синилу.-- Нам всем  нужно учиться,-- добавил он, когда  король
вышел.
     Возвращение победителей в Валорет откладывалось. Люди и лошади отдыхали
после  битвы.  Целители души и тела  корпели над живыми,  похоронные команды
заботились о  мертвых. В долине Йомейра поднимались могильные курганы, меняя
ее  вид  в  память  и  назидание  грядущим  поколениям. Только тела наиболее
именитых отправятся с войском назад,  чтобы упокоиться в  родовых гробницах.
Продолжалась и работа,  за которую принялись в  ночь  после сражения. Отряды
ловких и опытных  солдат обыскивали холмы  и горные долины Йомейра в поисках
сторонников Ариэллы, избежавших пленения на поле боя. Те из них, кто остался
цел,  разумеется, унесли ноги, но  слишком много раненых и увечных  не могли
сбежать.  Их  и  вылавливали  королевские  войска,  поручая   одних  заботам
хирургов, а других -- священникам и могильщикам.
     Число  торентских  пленников достигало  сотни,  в  большинстве дворяне,
обязанные Ариэлле Фестилийской своим положением. Этих Синил немедленно лишил
права выкупа, чтобы, обретя  свободу, они тут же не встали под знамена  ярых
врагов Гвинедда.
     Торентским пленникам надлежало вместе с войском отправиться в Валорет и
пребывать там. Строгость содержания каждому была назначена в соответствии со
знатностью и положением. В этих условиях рыцарям предстояло ожидать прибытия
посольства от короля Торента и исхода его переговоров с королем Синилом.
     Захваченные победителями уроженцы  Гвинедда  не  могли  рассчитывать на
снисхождение как  изменники, хотя, воюя  против Синила,  они держали сторону
его  предшественника,   такого  же  короля.  Именно  поэтому   они   и   все
сомневающиеся должны  были  раз  и  навсегда запомнить, кто владычествует  н
Гвинедде, получить суровый урок. И Синилу предстояло решить, каким он будет.
     Королю этого вовсе не хотелось, но Джебедия  и граф Стихир  настаивали.
По просьбе Синила  советники определили перечень подобающих  и  справедливых
наказаний,  описав  их  подробно  и  красочно,  чтобы  наивный государь  мог
составить о  новом для него предмете исчерпывающее представление. Они своего
добились,  Синил  взялся  за  дело  и  после   горячих   молитв  в   заранее
отрепетированных   речах   сумел  обосновать   свое   первое   по-настоящему
независимое решение. Приговор короля был справедливым и милосердным.
     Каждый десятый из двухсот  пятидесяти пленников-гвинеддцев,  независимо
от положения  в обществе, будет публично казнен, пусть все видят, какая кара
ожидает  изменников. Избавленные жребием от  виселицы  вместе  с торентскими
пленниками  прибудут в  столицу,  и там  им  будет объявлено  о  королевском
милосердии. Домой они вернутся  в оковах, лишенные всех титулов  и прав, а в
Валорете будут прощены, получат свободу и право начать новую жизнь.
     Отрубленная голова Ариэллы  была  водружена  на копье  и отправлялась в
Валорет с  королевскими лучниками (таково было предложение Сайхира), ее тело
четвертовали  и  разослали по городам,  чтобы  выставить на  воротах.  Пусть
ропщущие умолкнут, а злоумышленники убоятся восставать на короля. Синилу был
нужен мир в стране, новой войны он не мог допустить.
     Решения были приняты, и армия  покидала Йомейр. Сайхир повел свою армию
домой в Истмарч залечивать раны,  а  Синил и его люди отправились в Валорет.
Приговор Синила исполнялся через каждые пять миль пути. Невиданные  страшные
плоды   раскачивались  на  деревьях  вдоль   дороги  на  Валорет,  привлекая
стервятников. Местным  жителям разрешалось снимать  повешенных  по истечении
тридцати дней, ослушники объявлялись вне закона и  подлежали изгнанию. Синил
заставил  себя  присутствовать при первой  казни, но за  остальными попросил
следить Джебедия.
     Король  по-прежнему раскаивался  в своих недавних нападках на покойного
лорда МакРори и остальных дерини.  По его приказу на время пути телу Камбера
воздавались  почести.  Облаченное в  саван тело,  каким-то  чудесным образом
хранимое  Рисом  от  разложения  на  июньской  жаре,  помещалось в  повозке,
запряженной парой белых коней. Траурный экипаж безотлучно сопровождали шесть
лордов в полном  вооружении. Почетная стража  сменялась дважды в день, чтобы
последние почести мертвому дерини успели оказать все высокородные дворяне.
     Перед повозкой и позади шли священники со свечами И крестами--  кадили,
читали псалмы и молились об  усопшем. А Камбер в  обличий  Алистера  Каллена
следовал  сразу за траурной колесницей  во главе михайлинцев. Иногда  к нему
присоединялся Йорам-- как сын Камбера он был вправе приближаться к гробу.
     Вся  эта  пышность  сразу же  не  понравилась Камберу,  ее сопровождала
неизбежная суета и праздные речи. И он совершал путь, углубившись в себя или
напуская на себя такой вид. Его добровольное душевное затворничество имело и
свои минусы, так как давало слишком много времени для рассуждении и  взгляда
на происходящее со стороны.
     Смертным не дано наблюдать реакцию других на собственную смерть. Камбер
удостоился видеть. Был  удивлен, польщен и несколько обеспокоен, хотя не мог
понять причину своей тревоги.
     Он ожидал изъявлений печали и был к ним готов. Кое-как представлял себе
благодарность людей за  восстановление Халдейнов  после всех ужасов Имра. Но
никак не думал обнаружить в простом люде такую огромную симпатию к себе. Что
знали  они о  лорде  МакРори  и  его истинной роли  в  возведении  Синила на
престол? Вероятно, молва  разнесла и оснастила  многими  выдумками историю о
его роли в воцарении Синила. Так,  ничего для этого не предпринимая, Камбер,
похоже, становился новым  народным героем.  От этого делалось немного не  по
себе.
     В дороге докучливая суета досаждала, в стенах Валорета  Камбер  всерьез
занервничал. Похоронный кортеж задал скорость движения  войскам, казни через
каждые  пять  миль еще более задерживали армию. Она пробыла в пути до  конца
июня, и весть о победе и возвращении войск достигла Валорета, опередив их на
несколько дней. Город притих в  ожидании и встретил  победителей, единодушно
высыпав  на  улицы. Синила встречали  радостными криками  и поклонами, перед
гробом Камбера умолкали и падали ниц.
     Король выглядел все более подавленным, со  своего места в торжественной
процессии  Камбер  это  сразу заприметил. Синил, очевидно,  ревновал к славе
покойника.
     Когда  они  въезжали  в  замок,  у  Камбера появился другой  повод  для
беспокойства.  В толпе придворных,  среди фрейлин  королевы,  рядом  с  ней,
архиепископом  Энскомом   и  другими   священнослужителями,   стояла  Эвайн,
маленькая, одинокая и потерянная. Жена Катана Элинор теребила ее за рукав, а
толпа теснила со всех сторон.
     Остановив коня посреди замкового двора, Камбер  видел только свою дочь,
но  принадлежал другим.  К  нему  направлялся Энском. Он  спешился и  ожидал
архиепископа, указав Рису на Эвайн.
     -- Подойди.
     Опускаясь на колени, чтобы поцеловать перстень архипастыря,  он опустил
глаза.
     -- Ваша милость,-- невнятно начал Камбер.
     Кивнув,   Энском   поспешно   поднял  его.   Взгляд   священнослужителя
остановился на гробе. Старик  прикрыл рукой  глаза и  смахнул  навернувшиеся
слезы,  потом  торжественно  опустился  на  колени рядом с  гробом и  стоял,
склонив  голову.  Вслед  за  ним  преклонили  колени   другие  клирики.  Гул
оживленных голосов сменился благоговейной тишиной.
     Встали на колени и Камбер,  и, рядом с ним, Йорам. Он тоже видел  Эвайн
среди встречающих. К ней  наконец-то протиснулся Рис и обнял, а она спрятала
лицо на груди мужа. Встреча  Синила с  женой  получилась куда  прохладней, в
этот момент короля, кажется, куда больше занимало происходящее у гроба.
     Лицо Синила было бесстрастно, когда он в сопровождении свиты удалялся в
покои, но неприятное предчувствие осталось у Камбера. Радовало только одно--
Рис  добрался  до  Эвайн и  его дочь  уже все  знает. Надо  поскорее  самому
объясниться с ней и окончательно успокоить.
     В это время Энском закончил молитву, перекрестился, поднялся,  и  опять
начались странные вещи.  Священники приняли тело  у сопровождающих рыцарей и
направились  к королевской часовне,  Энском обернулся к Камберу, встал между
ним и  Йорамом,  положив руки им  на  плечи. Траурный  кортеж почти  целиком
скрылся под сводами часовни, туда же довольно решительно архиепископ увлекал
отца и сына. Поднимаясь по ступеням, Йорам покачнулся.
     --  Я думаю, Йорам, ты  понимаешь, как тяжело мне было услышать весть о
смерти твоего отца,-- ровно  заговорил Энском, останавливаясь перед входом в
часовню.--  Мне  не нужно  объяснять  тебе, мы были  с  ним, как братья, его
дружба так много  значила для меня. Надеюсь, ты примешь мою посильную помощь
во имя памяти и той привязанности, которую я всегда к тебе испытывал.
     Йорам принялся  складывать слова признательности, подобающие скорбящему
сыну. Камбер знал, какой трудной была для него эта задача.
     -- Алистер,-- продолжал архиепископ, искоса глядя на Камбера,-- я знаю,
вы  будете очень тосковать по Камберу, в последнее время  вы сблизились и со
всей его семьей. Поэтому,  надеюсь,  вы не сочтете  дерзостью мою  просьбу о
большой услуге.
     Камбер  кивнул,  не  решаясь отвечать  и  не  догадываясь,  что задумал
Энскон.
     --   Прежде  всего  знайте;  погребальную  церемонию   я   назначил  на
послезавтра. Печальную  весть о смерти твоего отца, Йорам, я получил  раньше
других  и  помог твоей  сестре  пережить первые минуты горя. Эвайн-- молодая
особа, весьма сильная духом, тебе, должно быть, это известно лучше меня. Она
сразу же испросила  моего позволения  участвовать  в  погребальной мессе для
себя и для тебя. Надеюсь, о твоем согласии нет нужды справляться.
     -- Нет, ваша милость,-- прошептал Йорам.-- Ни  одна небесная или земная
сила не заставит меня отказаться от этого.
     -- Я так и думал. А вы, Алистер? Выбор, разумеется, за вами. Хотя Эвайн
и просила, Камбер  не  принадлежал вашему  Ордену,  поэтому ваш отказ был бы
извинителен.
     Камбер задумчиво вздохнул: достанет  ли ему  мужества присутствовать на
собственных  похоронах.  Эвайн  просила  Энскома, не  ведая  правды, зная  о
взаимной  приязни и дружбе между отцом и Алистером Калленом, и  была  вправе
ожидать согласия викария.
     Стоило ли  даже ради сохранения приличий принимать  участие  в мессе по
кому бы то ни было. Будучи диаконом (этот  скромный, но все же священный сан
он  принял  несколько  лет  назад),  Камбер надеялся  преодолеть трудности в
совершении   обрядов,  но  избегать  этого  без  крайней   необходимости.  В
погребальной мессе  ему  отводилась  роль  прислужника--  вести  мессу будет
Энском, а  он  может стать  единственным, кто  во время  печальной церемонии
по-божески простится с действительным Алистером Калленом.
     Когда  еще  представится возможность  достойно  проводить  в  мир  иной
доброго викария.
     Камбер  заметил,  что сын наблюдает за  ним,-- Йорам,  должно быть, уже
догадался, что творилось в его  голове. Оставалось надеяться, что,  говоря с
Йорамом, он не даст Энскому повода для подозрений.
     -- Йорам, я поступлю  так,  как  пожелаешь ты,-- произнес  он, стараясь
придать  своему  лицу  как  можно  более печальное  выражение,--  Если  тебе
захочется, чтобы на церемонии присутствовали только  самые  близкие люди, я,
безусловно, пойму.
     Йорам покачал  головой.  В его глазах  к горечи  примешивалась радость,
появление которой было понятно Камберу после стольких лет тесного общения.
     -- Спасибо за предложение, настоятель. Мне кажется, моему отцу  была бы
приятна ваша помощь нам. Былые его разногласия с нашим  Орденом  принадлежат
прошлому, я знаю, что в последнее время он очень дорожил вашей дружбой.
     --  Тогда я почту за честь принять предложение,-- Камбер изящно склонил
голову.
     -- Примите мою признательность, Алистер,-- сказал Энском.
     -- Я бы хотел попросить вас об одной вещи, отец настоятель,-- продолжал
Йорам. В его голосе послышалось  нечто, говорившее  о  важности просьбы.-- Я
хотел получить ваше разрешение похоронить его в ризе Ордена святого Михаила.
При  жизни он  не принадлежал  к нашему Ордену,  но  мог стать  его почетным
членом и желал  этого. Моя просьба не так уж необычна, и, думаю, сестра тоже
одобрит ее.
     Камбер опустил  глаза, в который раз оценив своего сына.  Йорам говорил
чистую  правду  и предлагал способ воздать  должное  Алистеру,  который, без
сомнения, должен быть погребен по обычаям Ордена.
     --  У меня нет  возражений,--  Камбер на  мгновение встретился с  сыном
глазами.--  Если  капитул  не возразит, я  не вижу других  причин  отклонить
просьбу. Ваша милость, что вы на это скажете?
     -- Это ваш Орден, Алистер,-- ответил Энском.-- Однако  мне кажется, что
Камберу это  понравилось бы.  Вы  знаете, что в детстве мы вместе готовились
принять  священный  сан.  После смерти двух братьев  отец  забрал Камбера из
семинарии,  и я  остался один.--  Энском вздохнул.-- Возможно, он осудил  бы
меня за это, но я сказал бы, что из него мог выйти превосходный священник.
     -- Я думаю,  он был бы  польщен, ваша  милость,-- сказал  Йорам, бросив
взгляд на Камбера, о котором архиепископ  совершенно забыл.-- Если больше не
нужен вашей милости, я пойду к сестре.
     Его слова вернули Энскома из воспоминаний юности.
     -- О,  прости, Йорам. Я такой бесчувственный.  Кроме  того, вы,  должно
быть, устали  с  дороги. Еще одно, Алистер,  и я сразу же  отпущу вас обоих.
Возможно, не время спрашивать  об этом,  но  мне интересно знать. Вы избрали
преемника на пост настоятеля? Когда вы были на пути в Валорет, мы с Робертом
Ориссом  условились выбрать возможным днем вашего возведения  в  епископский
сан следующее воскресенье. Этот срок вас не смущает?
     Камбер задумчиво поднял кустистые брови.
     -- Нет, не думаю. Йорам, а ты?
     У  Камбера  не было  ни  малейшего представления,  на  кого  пал  выбор
Алистера и почему.
     Йорам пожал плечами и покачал головой. Энском удовлетворенно кивнул.
     --  Прекрасно,  Я  передам Роберту,  что  вы согласны, и  велю начинать
приготовления к церемонии.--  Он собрался было уходить, но потом развернулся
к ним.-- Кстати, кого вы собираетесь назначить своим преемником?
     Этого вопроса  я  и боялся, подумал Камбер, стараясь  выиграть  время и
глядя под ноги.
     --  По  совести говоря,  ваша  милость, в прошедшую  неделю я не уделял
этому  должного  внимания,--  честно  признался  он.--  Однако,--  продолжил
Камбер, поглядев на Йорама и не увидев признаков несогласия,--  как только я
сделаю выбор, сообщу вам.
     -- Хорошо,-- в голосе Энскома звучало полное удовлетворение.-- Теперь я
покину вас. Знаю, вас ждет множестве дел.
     Когда Камбер и Йорам поцеловали его кольцо, Энском развернулся и вместе
со своим секретарем направился в  часовню. Когда они скрылись  там, Камбер с
тревогой обратился к Йораму.
     -- Ну как, я справился?-- он спрашивал, одновременно проверяя, не могут
ли их подслушивать.
     -- Неплохо.-- Йорам тоже, будто между прочим, огляделся.-- Кстати, уж и
не  знаю, на  кого пал выбор  Алистера. Может.  Джебедия это известно, но не
думаю,  что тебе  хочется  выведывать  у  него  имя  кандидата,  прежде  чем
прояснятся их взаимоотношения с Алистером. Преемника выбирает настоятель, но
окончательное решение за капитулом Ордена. В общем, ты выглядел молодцом.
     -- Ты тоже,  с  михайлинской  ризой. Я бы  не  додумался до  такого или
сообразил  бы  слишком поздно, хотя  совершенно очевидно, Алистеру  это было
нужно.
     Йорам кивнул.
     --  Должно быть. Я позабочусь, чтобы  все было сделано как  должно. Но,
знаешь,  мне  все  это  не  нравится, несмотря  на  предчувствие,  что  твой
спектакль удастся.
     -- Сейчас не время и не место обсуждать это,-- буркнул Камбер, суетливо
оглядываясь по сторонам, хотя знал,  что вблизи никого нет.-- Наш разговор с
Энскомом выявил  безотлагательные проблемы, поэтому  память Алистера  должна
перейти ко  мне  как можно скорее. Видит Бог,  от  нее осталось  немного, но
сейчас годится любая помощь. Меня уже  начинают мучить  головные  боли.  Как
скоро можно будет привести ко мне Риса вместе с Эвайн?
     Йорам рассматривал плиты, которыми был выложен двор.
     -- Главной проблемой будет заполучить Эвайн. У Риса и у меня есть повод
находиться в  твоих покоях, они,  кстати, расположены во дворе архиепископа.
Не перепутай и не вернись к себе домой.
     -- Я не ошибусь. Что еще посоветуешь?
     --  Сегодня  вечером  мы  не  соберемся,  это  совершенно  определенно.
Предстоящее  требует  немалых  сил,  а ни  один  из  нас  не  спал нормально
несколько недель.
     -- Хорошо. Тогда, может быть, завтра вечером?
     -- Возможно. А пока, я думаю, ты должен выказывать полное истощение сил
(впрочем,  это  недалеко от  истины)  и улечься в  постель. Я  пришлю Риса и
накажу  ему  освободить  тебя  от  всех  обязанностей  и  подольше. А  брата
Йоханнеса  отошлю  куда-нибудь до поры. вернем, когда узнаешь о его  хозяине
довольно, чтобы не вызывать подозрений.
     --  Слуга меня  не тревожит, но делай все, как сочтешь нужным. Когда ты
пришлешь Риса?
     -- После обеда. Подходит? По-моему, он заслужил немножко  времени около
Эвайн. Разве нет? Камбер устало потер лоб.
     -- Конечно, Йорам. Извини. На самом деле я не такой черствый. Но в моем
доме осталось несколько документов, которые Эвайн должна просмотреть, прежде
чем мы соберемся. Я скажу Рису, как найти их. Это очень важно.
     -- Понимаю,-- очень тихо ответил Йорам.-- И знаю, что мы действуем ради
благих и великих целей. Только все время вижу поляну и тело Алистера на ней.
А потом другое, над  которым теперь читают молитвы в часовне.-- Он указал на
дверь.-- И  никому, кроме  меня,  нет и не может  быть до этого дела. Можешь
считать, что я напрасно мудрствую.
     -- Но ты не веришь в это.
     -- Нет. И ничего не  мог/ с собой  поделать.-- Йорам  поник.-- Я пришлю
Риса, как только появится возможность.
     -- Спасибо. А Эвайн? Йорам вздохнул.
     -- Что-нибудь придумаю.

     ГЛАВА 10
     <i>Торжествует отец праведника, и родивший мудрого радуется о нем.
     Книга притчей Соломоновых 23:24</i>

     В  тот  же  день,  под  вечер,  Эвайн  отправилась выполнять  отцовское
поручение,  хотя  и  удивлялась  ему. Еще она завидовала  мужу, который  был
сейчас  с отцом, и  обижалась  на то, что  остается в стороне,  правда,  Рис
уверял, что это ненадолго.
     Из  окна  резиденции  Камбера  был  виден  дворец  архиепископа,  Эвайн
хотелось угадать: за каким окном сейчас ее отец. Становилось  свежо, а Эвайн
пустилась в путь  в  одном платье. Она перебралась поближе к огню, прихватив
покрывало  с  кровати. Бархат  и  мех вернули ощущение  тепла,  защитили  от
промозглой сырости стены, к которой она прислонялась.
     Эвайн  снова переживала события  минувшего дня, разом переменившего все
вокруг.  Это было второе невероятное преображение мира за неделю.  Семь дней
назад летний полдень померк  перед ней--  слова "он мертв"  ударили  в мозг,
всего лишь простые  слова.  Преподобный  Энском,  близкий,  почти как  отец,
сокрушался сам и как мог старался облегчить страдания в первые часы.
     Сначала  она просто не  поверила ему, сказала,  что  верит, все равно в
глубине  души не могла  принять горестную весть. Они  с  отцом были  слишком
близки, чтобы в минуту его гибели душа не отозвалась, чтобы потом не ощутила
возникшей пустоты. Этого не могло быть! Он не умер!
     Но  проходили  дни,  все  оставалось по-прежнему, и Эвайн  усомнилась в
себе. Вид траурной  колесницы, въезжающей в замок, заставил  сжаться сердце,
будто  ледяные  пальцы  стиснули  его. То, во  что она отказывалась  верить,
все-таки  правда, и она потеряла надежду.  А потом появился Рис, обнял ее, и
всего два слова вырвали ее из мрака: "Он жив!"
     Людям вокруг  ее слезы казались выражением горя,  прорвавшегося  наружу
после  долгого ожидания. Рис  и Эвайн поторопились укрыться от посторонних в
комнатах,  где дочь  Камбера томилась  в неизвестности и  скорби.  Несколько
радостных  часов  прошли с главным  в ее  жизни  человеком, равным отцу. Рис
рассказал  о  событиях похода и  о  том,  как Камбер остался жив, а  Алистер
погиб. Вечерело, слуги принесли ужин; они выпустили друг  друга из объятий и
устроились есть возле камина. Рису пора было идти к Камберу за наставлениями
по дальнейшим действиям.
     Эвайн  в общем  понимала, почему отец так  спешно требует Риса  к себе.
Судя  по  рассказу  мужа,  превращение Камбера в Алистера  Каллена прошло не
совсем гладко.  Упадок сил, душевных  и  физических, растраченных в жестокой
сече, тоже мог сказаться на результате. Йорам, которого она успела повидать,
говорил,  что  отцу  пришлось  потрудиться над разрушением посмертной  магии
Ариэллы. Камберу досталось, Даже Йорам и  Рис--  тридцатью  годами  моложе--
после такого нуждались бы в продолжительном отдыхе...  А отец  не  мог  себе
этого позволить.
     По  словам Йорама,  предстояло завершить то, что началось на  поляне  в
Йомейре,--  усвоить память  мертвого  Алистера  Каллена.  Сейчас эти  образы
отнимали все силы его мозга и угрожали безумием или смертью,  если  не будут
упорядочены.
     Эвайн  вздрогнула.  Она  знала,  что  отцу  по  силам  сделать  и  это.
Догадывалась  даже,  откуда ему  известен секрет  этого  волшебства.  Как-то
мимоходом он  упоминал  о  документах,  которые  описывали множество  тайных
обрядов,  там говорилось о таинстве гадания на хрустальном шаре, исполненном
ими  несколько  недель назад. Если источником служили  эти  рукописи, она их
найдет и поможет отцу.
     Эвайн не стала  ждать возвращения  Риса.  Не стоило терять  драгоценное
время. Взобравшись под балдахин кровати,  она расшвыряла подушки, освобождая
доступ к тяжелому  гобелену  в изголовье, и заглянула за ковер. Свечей Эвайн
не зажигала и долго шарила впотьмах по стене,  пока не  обнаружила  искомое.
Тогда она про себя произнесла  несколько слов.  В  обычной речи  это было бы
странным сочетанием  звуков, бессмыслицей,  но в ответ на слова  часть стены
двинулась и отползла в сторону.
     Открывшийся  за ней деревянный шкаф хранил в себе  полдюжины  аккуратно
свернутых  свитков,  уложенных  в  просмоленные кожаные мешочки на  шелковых
шнурках.  Эвайн взяла свитки, выбралась из-под гобелена и  сложила добычу на
развороченной постели. Опустившись  на  кровать и  закутав  босые ноги,  она
взяла первый попавшийся манускрипт, развязала  шнурок и машинально засветила
свечи, стоявшие  в  подсвечнике у  изголовья.  Поднеся пергамент к огню, она
принялась за его изучение.
     Рис вернулся  спустя час.  Сбросив плащ, он  нагнулся, чтобы поцеловать
жену,  и  сел на край кровати, усеянной свитками, мешочками  и  развернутыми
листами рукописей. Два свитка остались нетронутыми.
     --  Что  это?--  спросил Рис, поглядев  на беспорядок.  Эвайн  отложила
очередную бумагу и вздохнула.
     --  По-моему, это не то,  что нужно, Рис. Остались последние два, а все
это-- сочинения Парджэна Хавиккана,  очень ценные произведения искусства, но
совсем не то, что просил найти отец.
     -- Где ты их раздобыла?-- весело, с улыбкой спросил Рис.
     --  Похоже, не там,  где  следовало,-- она засмеялась,-- хотя,  судя по
твоему лицу, ты знаешь,  где нужно искать. Эти были за гобеленом. Я  думала,
все важные документы хранятся там.-- Она кивнула на стену и вздохнула.
     Рис,  ничего не говоря,  коснулся  пальцем кончика ее носа и поманил за
собой. Войдя в гардеробную, он принялся вытаскивать  сундук  из-под висевшей
на деревянных вешалках одежды. С помощью Эвайн он перевернул сундук на бок и
взялся за боковые углы у дна. Что-то  щелкнуло, в плотно подогнанных  досках
появилась щель.
     Рис расширил  ее,  и они  увидели  края пожелтевших от времени свитков.
Когда  подвижная дощечка  отошла  полностью, обнажились четыре  манускрипта,
Эвайн задержала дыхание.
     -- Он  сказал,  какой  нам  нужен?--  прошептала она,  касаясь дрожащим
пальцем пунцового шнурка на одном из них.
     Шнурки на остальных свитках были  черного, зеленого и золотисто-желтого
цветов. Рис указал на последний.
     -- Этот. Он также сказал, что, независимо от обстоятельств, нам следует
прочитать  и остальные. Он упомянул, что информация о гадании на хрустальном
шаре  содержится в  одном из  них,  и  обмолвился,  что  не  чувствует  себя
достаточно опытным, чтобы иметь дело с тем, о чем говорится в двух других.
     Эвайн коснулась  зеленого шнурка, потом черного, и задумчиво посмотрела
на мужа.
     -- Три части познания Добра и Зла?
     -- Похоже на то, но это писала не Ева,-- усмехнулся он.
     -- Наверняка.-- Она взяла свиток с желтым шнурком и  прижала к груди.--
Тогда  давай  уберем, чтобы  не искушать  себя. Кажется,  у нас и  без  того
достаточно забот.
     Улыбнувшись,  Рис задвинул дощечку  и  убрал сундук. Придав гардеробной
прежний  вид, он  вернулся  в спальню.  Свиток с  желтым  шнурком  лежал  на
кровати.  Сев на ее край, Рис разулся, снял  жилет и взял рукопись как раз в
тот момент, когда Эвайн вынырнула из-за гобелена и примостилась рядом.
     --  Открой  его,--  он  протянул  скрученный  лист.--  Неизвестно,  что
случится, когда будет развязан шнурок, лучше, если это сделаешь ты.
     --  Если  я  это  сделаю?--  Рука  Эвайн,  уже  потянувшая  за  шнурок,
застыла.-- Рис, это всего лишь свиток.
     -- Возможно. Однако, когда дело касается Камбера,  никто не может  быть
уверенным,-- значительно сказал он.
     Несколько  секунд она с любопытством  смотрела на мужа, сомневаясь, что
он говорил серьезно, а потом улыбнулась.
     -- Пожалуй.
     Она коснулась  его губ своими губами, затем развязала  желтый  шнурок и
отложила в сторону, потом раскрыла свиток. Текст  был написан старым шрифтом
черными  чернилами  на  языке  древних. Голубые  глаза  Эвайн  пробежали  по
строчкам, потом вернулись к началу. Ей было любопытно, насколько умело читал
старинные  тексты  Рис.  Этот  документ  выглядел  для  непосвященного,  как
иноязычный.
     -- Посмотрим, "Здесь  содержится знание,  с которым  одержимый потеряет
душу и сможет навязать свою волю слабым. Но для благоразумного,  почитающего
и боящегося Богов, это пища для  ума и питье, которое возвысит  его душу  до
звездных высей".
     "Знай, о, сын  мой, то,  что прочтешь ты, может убивать  и сохранять. А
посему не поддавайся искушениям Зла использовать полученные сведения с худым
умыслом.  Ибо все действия и их последствия  обращаются на совершавшего  их.
Посему делай Добро, и умножится твое достояние".
     Эвайн взглянула на Риса.
     -- Своевременное предупреждение. Успеваешь разбирать?
     -- Язык  понятен.  Некоторые из моих текстов по  исцелению примерно  из
того же  времени. Почерк не  очень разборчив.  Читай дальше, я постараюсь не
отставать.
     --  Хорошо.  "Часть  Первая,  посвященная  принятию  облика умершего  и
сопряженным с этим опасностям". Кажется, отсюда отец почерпнул свою идею.
     --  А потом  соединил ее  с обменом личинами,  как  делал на  похоронах
Катана, когда  мы  с  Йорамом передали свои обличия  Кринану  и  Вульферу,--
согласился Рис.-- Второй заголовок? Что-то насчет мозга умершего?
     Эвайн кивнула.
     "Часть Вторая, представляющая мудрые советы относительно  чтения памяти
умершего и страшных бед, подстерегающих неосторожных".
     Рис кивнул.
     --  Это  он тоже  уже  сделал.  Насколько  я  могу  судить,  он  принял
оставшиеся  воспоминания  и блокировал их до лучших времен. Если  восприятие
памяти было осуществлено  неверно, он может сойти с ума,  запутавшись в том,
какая часть его существа принадлежит ему самому, а какая-- Алистеру.
     -- Об  этом  Третья часть,--  произнесла  Эвайн  и продолжила.-- "Часть
Третья,  представляющая  собой  наставления к  безопасному  усвоению  памяти
другого,  уделяющая  особое  внимание опасности  сумасшествия и  возможности
избежать его".
     --  Итак, нам нужна последняя часть этого свитка,-- сказал Рис, помогая
свернуть часть свитка с двумя первыми наставлениями.
     Наконец  среди  текста они  увидели название,  точно повторяющее третий
пункт оглавления. Под ним было несколько строк, исписанных мелким  почерком,
куда более ясным, чем в начале. Эвайн склонилась  к  свитку, а Рис придвинул
свечу. В его жене  не чувствовалось напряжения и беспокойства, но читала она
с волнением.
     "Человек,   теряющий  разум   от   желания  получить  память   другого,
действительно безумец.  Но если уже ничем  нельзя этому противостоять, то он
должен сделать все, чтобы уменьшить цену принятия памяти,  которую предстоит
заплатить ему и окружающим.
     Он  не должен медлить,  потому  что оказавшаяся в ловушке  чужая память
подобна  гнойной  язве и  может  уничтожить того,  кто принял ее. Он лишится
своей  энергии  и  способности  исцелять  телесные  раны,  станет  подвержен
головным болям и будет пребывать  в полусонном состоянии.  Воздействие будет
усиливаться по мере  увеличения чужеродной памяти... А посему мудрый человек
пригласит помощников для осуществления этой задачи,  чтобы обратиться  к  их
силам для восстановления собственных.
     Ему должны помогать по крайней мере один Советчик, Целитель и Охранник.
Возможно соединение названных функций,  однако  предпочтительнее присутствие
троих, чтобы использовать тройную силу".
     Дрожащий  голос Эвайн  затих, и она взглянула  на Риса.  Он помолчал  и
улыбнулся, ободряюще сжав плечи жены. Вздохнув, Эвайн продолжала:
     -- "Завершать принятие памяти другого надлежит следующим образом..."
     Они читали еще долго, до самого  утра. Покончив с разделом, посвященным
принятию памяти, Рис и Эвайн просмотрели предыдущие, чтобы понять суть того,
что  Камбер  сделал  прежде. Все,  что  они  узнали,  только  дополнило  уже
известное Целителю со слов Камбера  и  укрепило  его в подозрениях,  которые
давно беспокоили  и  Йорама: Камбер на очень скользкой дорожке  и должен как
можно скорее  завершить начатое. Даже если он откажется от принятого облика,
память  все  равно  должна  быть прочитана. Что бы ни  осталось  от Алистера
Каллена,  плохое  или  хорошее,  благородное  или  отвратительное,  с   этим
предстоит  встретиться  и  принять  очень  скоро.  Признаки  нездоровья  уже
проявились. При встрече Камбер жаловался на головную боль, о  которой ни  за
что  не упомянул бы,  если  бы  мог переносить ее. Уже  несколько дней тесть
терял силы, и это беспокоило Целителя.
     Рис  и  Эвайн уснули  под утро,  следующей ночью им  придется  помогать
Камберу; будет нужна их энергия, а  бессонная ночь  отнюдь не способствовала
ее пополнению. Проснулись они  около  полудня.  Когда  Рис  поднялся,  чтобы
послать за едой, ему сообщили, что отец Йорам уже несколько раз справлялся о
них.
     Поблагодарив слугу, Рис взял поднос с завтраком и попросил его передать
Йораму, что  они готовы встретиться  с ним, где  тому  будет  удобно.  Через
несколько минут в дверь постучали.
     Держа в  руке тарелку с копченой сельдью,  Рис пошел открывать  двери и
обнаружил   за  дверью  нетерпеливого  Йорама.  Он  выглядел,  как  человек,
скрывающийся от  слежки,  через руку был переброшен плащ. Когда Рис  впустил
шурина, тот облегченно вздохнул.
     --  Я уже  подумал, что  вы  проспите целую вечность,--  заговорил  он,
кивнув Эвайн пока Рис запирал дверь.-- Вы знаете, сколько сейчас времени?
     -- Скоро полдень,-- Эвайн поднялась и поцеловала брата в щеку;  оставив
на ней хлебные крошки.-- Позавтракай. Похоже, ты голоден.
     -- Мне не до еды. Что вы узнали? Эвайн взяла куриную ножку, внимательно
оглядела ее и отщипнула кусочек.
     -- Прежде  всего  то, что голодание никому не идет на пользу,-- сказала
она с полным ртом.-- Если ты не поешь, я ничего не скажу.
     Рис, усаживаясь  за спиной  шурина, улыбнулся и поспешно спрятал глаза.
Йорам обиженно надулся, совсем как в детстве, потом пересел поближе к  еде и
взял ломтик сыра.
     -- Ладно, я уже ем,-- буркнул он, раздраженно  раскрошив сыр.-- Что  вы
узнали?
     -- Ешь.
     Вздохнув,  Йорам откусил сыр и  начал жевать. Эвайн улыбнулась, вытерла
пальцы о полотняную салфетку, нагнулась и подняла с  пола свиток, отнявший у
них с Рисом столько времени. Она положила его на стол возле подноса с едой и
с беззаботным видом нацедила брату эля.
     -- Эта рукопись-- трактат на тему так называемого "Протокола Орина". Он
состоит из трех частей, последняя представляет непосредственный интерес  для
нас. Мы с Рисом исследовали ее всю ночь напролет, а потом  просмотрели и две
первые. Это будет нелегко, но нам под силу.
     --  Слава Богу,--  прошептал  Йорам.  Взяв  наполненный Эвайн бокал, он
потянулся за следующим куском сыра.
     --  Однако медлить  не  следует,-- продолжала она, притворяясь,  что не
заметила  проснувшегося  аппетита брата.--  Не  могу  не  сказать о важности
скорейшего  восприятия  памяти. Рис говорит,  что у отца проявляются опасные
признаки, о которых предупреждает этот документ. Давайте отложим  любые свои
ближайшие дела и поскорее соберемся для совершения таинства.
     Йорам  пил  большими  глотками, внешне он стал спокоен,  но Эвайн  было
хорошо известно, насколько обманчива внешность брата.
     -- Сегодня  поздно  вечером,--  ответил он, протягивая бокал  за второй
порцией.-- Я, к сожалению, не  вижу  способа  уклониться  от наших обыденных
дел. Вы оба должны соблюсти  приличия и появиться в соборе. А я  пробуду там
весь  день до вечера. Хорошо еще, что  нам удалось на время оградить отца от
исполнения обязанностей главы Ордена.
     -- От церковных служб?-- спросила Эвайн.
     -- От растрачивания жизненных сил,--  поправил Йорам,-- хотя, вижу, это
беспокоит и вас. Я даже  не заводил разговора о священном сане Алистера и не
знаю,  что  он  собирается  делать  в  этом  отношении.  Возможно,  в  целях
безопасности отцу придется смошенничать, но  не думаю, чтобы он терпел такой
фарс  долго.  Однако сейчас  не  время говорить об этом. Я  согласен,  что с
проблемой памяти нужно покончить как можно быстрее. Что нужно для этого?
     Эвайн отрезала кусочек апельсина и положила в рот.
     -- Сейчас  у  нас мало времени,  так  что детали  сообщим тебе вечером.
Никаких особенных приготовлений не нужно, не в пример  тому, что приходилось
делать  раньше.  Главное,  разумеется,  чтобы  нам не помешали. И,  конечно,
давайте решим, как я, не вызывая подозрений, попаду во дворец  архиепископа,
куда женщинам доступ закрыт.
     --  Ну  с этим я справлюсь,--  улыбнулся Йорам. Поставив свой бокал, он
нагнулся к тому, что  Рис  и Эвайн приняли за обычный плащ. Это и был  плащ,
синий  с  пурпурно-серебристым знаком михайлинцев.  Но внутри, спрятанная от
любопытных  глаз, находилась  темно-синяя  михайлинская  ряса с капюшоном  и
пунцовой подпояской. Вынув ризу, Йорам знаком  велел Эвайн встать.  Когда он
протянул облачение, Эвайн улыбнулась.
     -- Итак,  я сделаюсь монахом, а, братец?-- спросила она, весело блеснув
глазами.
     Йорам пожал плечами с довольным видом.
     -- Тебе известен лучший способ попасть туда, куда вход женщинам  строго
воспрещен? Если  хорошенько уложить волосы и надвинуть капюшон на  глаза, то
не вызовешь подозрений. Плащ, надетый поверх, скроет твою фигуру.
     Эвайн села, сложила монашеские одежды на коленях и улыбнулась.
     -- Хорошо.  Но  что за  брат-михайлинец явится  с посещением  к  своему
настоятелю в неурочный час?
     -- Я проведу тебя,--  сказал Йорам.--  На  всякий случай викарий вызвал
тебя  для нравоучения о дисциплине. В этом нет ничего странного. Кроме того,
ни у кого нет оснований для подозрительности или иного беспокойства.
     Рис задумчиво кивнул.
     -- Звучит  логично. А я могу прийти немного  раньше, чтобы справиться о
самочувствии больного, Эвайн, сколько времени займет вся процедура?
     -- Зависит  от  количества полученных  воспоминаний.  Если  верны  твои
предположения, Йорам, и вы нашли  Алистера  вскоре, отец  получил  многое, и
процедура  займет полчаса или  около того. Если он  воспринял больше, чем мы
предполагаем,--  таинство может продлиться два-три часа.  Не думаю, что мы в
состоянии   продержаться  дольше,  так   что,  будем  надеяться,  этого   не
понадобится.
     -- И все же,--  сказал  Рис,-- чем больше образов памяти  он воспримет,
тем больше шансов получит в своем плутовстве. Если он на него решился, будем
молиться об успехе этого замысла.
     -- Да будет так,-- сказал Йорам.
     Оставшаяся часть дня прошла без  значительных происшествий,  по крайней
мере для Риса и Эвайн. Верные своему решению, они отправились в собор отдать
дань покойнику в облике МакРори. Они даже видели Камбера у гроба, стоящим на
коленях   среди  монахов-михайлинцев.  Псаломщики  архиепископа  читали  над
усопшим, будоража чувствительные деринийские души Риса и Эвайн.
     Камбер видел, как  они взошли на хоры  и  опустились  на  колени  возле
гроба.  Глядя  на Эвайн, он даже  усомнился-- понимает  ли она, что на самом
деле он  жив. Дочь двигалась  слишком медленно и тяжело для  своих  двадцати
трех лет, опираясь на руку Риса, тени горя и измождения залегли под глазами.
Рис выглядел лучше,  но даже его огненно-рыжие волосы, казалось, потускнели,
словно стесняясь сиять среди всеобщего траура.
     Камбер несколько минут следил за дочерью со страстным желанием мысленно
соприкоснуться с ней, и не решаясь рискнуть. Просто подойти к ней на  правах
близкого друга семьи Алистер Каллен,  конечно, мог, но это общение наверняка
привлекло  бы внимание посторонних, а  Эвайн могла не  сдержать себя.  Лучше
дождаться ночи, тогда им  не придется играть роли на глазах людей и  дерини.
Он не должен позволять чувствам брать верх над разумом.
     Камбер знал, что горе  Эвайн мнимо,  но все равно не в силах был видеть
ее в  таком состоянии. Наклонившись  к Йораму, он  прошептал, что  чувствует
слабость  и возвращается  к себе в покои, в то же время его  рука  ободряюще
пожала руку сына, показывая, что недомогание-- лишь предлог удалиться. Когда
Камбер  вышел  из  собора, опираясь на руку одного из  своих  рыцарей, Йорам
приблизился к сестре и опустился на колени рядом с ней.
     Возвращаясь с лордом Дуалта в свои покои, Камбер позволил себе сбросить
напряжение.  С  юным  михайлинцем он не  чувствовал опасности,  Дуалта  лишь
недавно  был  принят в  Орден и  к тому  же не был  дерини. Ничто  в  манере
поведения Камбера не  должно  выдать  его такому, как Дуалта,  хотя недавний
михайлинец был наблюдательный  молодой  человек,  прошедший в Ордене хорошую
выучку.
     Нет, Дуалта не тот,  кого мог бояться Камбер.  Король--  возможно.  Или
Энском. Или...
     Джебедия!  Как только  Камберу  показалось,  что он обрел относительную
безопасность,  из-за  угла  коридора  вывернул  навстречу  им  этот  опасный
собеседник.  Провожатый уже  открыл  дверь, но  ускользнуть не  было никакой
возможности, встреча была неизбежна.  После преображения Камбера они  не раз
виделись на советах, но не встречались лицом к лицу. Его не просто провести,
Джебедия-- дерини.
     --   Добрый  день,   Джеб,--   сказал  Камбер  тоном,   предупреждающим
пространный разговор.
     Джебедия склонился, чтобы поцеловать кольцо главы Ордена.
     Скорее для Дуалты, чем из почтения, подумал Камбер.
     --  Добрый день, отец настоятель. Я думал, что остаток дня вы проведете
в соборе. Надеюсь, ничего не случилось?
     Дуалта с поклоном отступил в сторону. Камбер вошел в комнату.
     -- Все в порядке. Я почувствовал небольшую слабость.  Вот и  все. Жара,
благовония... Немного отдохну, и все придет в норму.
     -- Вы уверены, что это все?-- спросил Джебедия. Когда он  последовал за
Камбером   и   Дуалтой,  на   лице  у  него   было  выражение  неподдельного
беспокойства.-- Дуалта, ты можешь идти,-- продолжал  он, занял место юноши и
помог  Камберу устроиться в  кресле у  потухшего  камина.--  Я позабочусь  о
настоятеле.
     Молодой рыцарь вопросительно взглянул на Камбера, тот  кивнул, страстно
желая, чтобы ушли оба. Дуалта вышел, Джебедия перебрался к камину, опустился
на колени и, не оглядываясь на Камбера, принялся разводить огонь.
     -- Что-то не так, Алистер. Почему вы не  позволяете помочь вам? Со  дня
сражения вы как-то... отдалились.
     Камбер сцепил пальцы,  осмотрел  кольцо  на руке,  машинально потер его
чеканное серебро большим пальцем, повторяя излюбленный жест Алистера. Сейчас
он не собирался открывать правду о себе.  Это может случиться не раньше, чем
будет  прочитана  память Каллена и не станет  ясно, насколько  далеко  зашла
дружба  его с Джебедия. Если бы эту встречу можно было отложить на несколько
дней, на несколько часов...
     Он  поднял  глаза, прекрасно  зная,  что Джебедия наблюдает  за  ним  и
удивляется  его  неловкости.  Впрочем,  никаких подозрений он не  испытывал.
Видел в этом излишнюю осторожность. Волнение? Переживания?
     -- Прошу прощения, Джеб. Меня  слишком многое занимает.  А мое здоровье
после битвы, как ты знаешь, оказалось хуже, чем я желал бы.
     Джебедия ответил так тихо, что Камберу захотелось придвинуться поближе,
он едва разбирал слова.
     --  Вы сравнительно  молоды, Алистер, всего  на  пять  лет старше меня.
Неужели Целители ничем не могут помочь? Камбер пожал плечами.
     -- Рис говорит, что заметно улучшение. Однако в исцелении  нуждается не
только тело.
     -- Что же,  еще  печаль  по  Камберу2--  в  голосе  Джебедия  слышалась
насмешка.--  Я знаю,  что вы с  ним  были близки, но  и раньше вам случалось
терять  таких  друзей.  Джаспер  тоже  умер,  да  и   многие  другие,  долго
перечислять. Кроме того, не так давно вы с Камбером были противники, едва ли
не враги.
     --  Мы никогда не  были врагами,-- прошептал  Камбер.--  Никогда. Кроме
того, меня тревожат не смерти.
     --  Нет?--  Джебедия поднял  глаза, его  рука и щепка в ней застыли над
фигурами, которые он чертил в каминном пепле.
     -- Надеюсь, не я тому виной. Камбер покачал головой и улыбнулся.
     -- Нет,  не ты, мой друг. Ты  всегда придавал  мне  силы, Тень  Камбера
здесь ни  при  чем,  хотя, по-моему,  ее присутствие буду ощущать всю жизнь.
Нет, боюсь, меня тревожат другие демоны.
     --  Демоны?-- Джебедия  был  удивлен,  бросил щепку в камин и поднялся.
Когда он  опустился  на пол рядом с  Камбером, на его открытом лице читалось
беспокойство.--  Какие  демоны, Алистер? Что за суеверная  чушь?  Наследство
Ариэллы?  Расскажите же,  поделитесь тем,  что  тревожит  вас,  и  я  помогу
справиться с этим.
     Камбер  отвел глаза, решая, не слишком  ли далеко он зашел. Сам того не
понимая,  Джебедия  наткнулся   на  То,  чем  можно  было  обусловить  любые
расхождения в поведении  Камбера и  Алистера, и  что следовало бы приберечь.
Теперь придется  рассказать  значительно  больше, но  явно  недостаточно для
возбуждения  опасных подозрений; они и  так бродят в голове у друга Каллена.
По  крайней  мере  идея продолжающейся борьбы  с  влиянием  Ариэллы позволит
Джебедия успокоиться, не чувствуя  обиды за недомолвки (Камбер знал, что это
чувство в нем было столь же сильно,  как и беспокойство за Алистера). Но как
половчее подвести его к этому?
     --  Нет, не проси  о слишком многом.-- Камбер легонько  коснулся  плеча
Джебедия, встал и подошел к камину.-- В  день сражения произошло нечто, тебе
не  известное.  Смерть  Ариэллы  не прошла  бесследно, я  уже не  говорю  об
остальных смертях. Платить за  это мне одному,  чтобы между  мной и тем, кто
создал нас всех, воцарился мир.
     -- Вы только позвольте... Я мог бы помочь...
     --  Не  могу  поделиться  этим,  Джеб, даже  если  бы  захотел  и  тебя
подвергнуть опасности,  которую  предстоит одолеть мне. Я  не могу  делиться
этим ни с кем.
     Джебедия,  оставаясь  на коленях, откинулся на пятки и следил за каждым
движением  Камбера--  тому  оставалось только неотрывно глядеть  в камин. Он
боялся,  что  объяснения  не будут  приняты, но возражений  не  последовало.
Выждав,  Камбер, широко  улыбаясь,  повернулся  к  Джебедия и  с покорностью
судьбе вздохнул.
     --  Прости,  но так  должно  быть, по крайней  мере  сейчас. Пока  я не
избежал   опасности   и   не  расплатился   по  счетам,   мои  слова  должны
предназначаться только моему духовнику, и даже он не узнает всего.
     Джебедия опустил глаза, с трудом проглотив подкативший к горлу комок.
     -- Когда-то я был для вас почти духовником.
     --  И, возможно, снова  станешь им,-- мягко произнес  Камбер, все более
изумляясь  тонкости душевного  общения  этих двоих.--  Пока это  невозможно.
Прошу тебя, давай не будем продолжать об этом.
     -- Как... пожелаете.
     Наступила  тишина,  которая,  казалось,  будет длиться  вечность, потом
Джебедия поднялся и вынужденно улыбнулся.
     -- Теперь  вы должны отдыхать, отец  настоятель, меня ждут  дела.  Если
что-то будет нужно, вы знаете: стоит меня позвать, и я приду.
     --  Я  всегда  это  знал,--  благодарно  отозвался  Камбер,  подумал  и
добавил.-- Да благословит тебя Бог, друг мой.
     Джебедия  кивнул,  развернулся  на  каблуках и,  уныло  повесив голову,
вышел. Камбер вздохнул, вернулся  в  кресло  и  поставил  ноги  на небольшую
скамеечку. Ему будет в чем-то проще после предстоящей ночи-- с этой надеждой
Камбер погрузился в сон.
     Несколькими часами позже он проснулся от шороха штор на широком окне. В
камине горел огонь, в подсвечнике, на полу, слева от него,  стояли зажженные
свечи;  в  полумраке  за  ними  было  трудно  что-то  разглядеть,  и  Камбер
прищурился. В  видневшемся  силуэте  угадывались знакомые  черты, но  еще не
пробудившийся мозг никак не мог подсказать точный ответ.
     -- Рис?-- позвал он и улыбнулся, когда фигура у окна обернулась к нему.
     -- Кто же еще мог войти в комнату, не разбудив тебя?-- Целитель еще раз
поправил  плотно закрытые  шторы и вступил в круг света  на полу, очерченный
свечой.-- Правда, могу назвать еще двоих, но они появятся только  через час.
Так что сейчас придется побыть в моем обществе. Как ты себя чувствуешь?
     Он присел  возле  Камбера,  тронув  запястье  своей  прохладной  рукой.
Отлично понимая, что именно беспокоит Целителя, Камбер улыбнулся.
     --  Превосходно или,  по  крайней  мере,  вполне нормально для подобной
ситуации.  Головная  боль  почти  прошла,  а  после  сна  я   чувствую  себя
отдохнувшим.   Соответствует  ли   мой   отчет  вашим   предположениям,   о,
могущественный Целитель?
     Рис убрал руку с запястья Камбера и сел в кресло.
     -- Разумеется, я  хотел бы  видеть  тебя  более крепким, но этого стоит
ожидать  не  раньше,  чем мы  справимся  с нашей  ночной работой. Уже завтра
должно наступить заметное улучшение.
     -- Завтра я буду в лучшей форме, обещаю. Кстати, кто сегодня в карауле?
     -- Юноша, что сопровождал тебя из собора. Кажется,  его зовут Дуалта. А
что? Камбер вздохнул.
     -- Уже лучше. Я боялся, вдруг это будет Джебедия.
     -- Чего боялся?
     --  Когда  я  вернулся  из  собора,  у нас была  с  ним  беседа,  очень
обеспокоившая меня. Очевидно,  я вел себя не совсем естественно,  по крайней
мере  в его глазах. Все  больше убеждаюсь, они  с Алистером были  куда более
близки,  чем  мы предполагали.  Если  мы не  будем чрезвычайно осторожны, он
может оказаться проблемой не меньше Синила.
     -- К тому же он дерини,-- заметил Рис.
     -- Поверь, я ни на минуту не забывал  об этом. По-моему, в конце концов
я успокоил его. Объяснил свою слабость поединком с Ариэллой, дав Понять, что
за победу должен  заплатить какую-то  таинственную цену. Разумеется, все это
правда, хотя и несколько в другом смысле.  Но  в самом конце мне показалось,
что его чувства оскорблены тем, что я  отверг прежнюю  близость. Одному Богу
известно, как должно было вести себя. Может, Йорам это знает. Или, возможно,
что-то скрыто в воспоминаниях.
     Камбер постучал себя по лбу, а Рис задумчиво склонил голову.
     -- Что ты будешь делать, если не удастся пролить свет на их отношения?
     -- Действовать,  повинуясь  интуиции,  и  стараться изо всех  сил.  Мое
епископство позволит встречаться с ним лишь на  официальных собраниях. Если,
несмотря  на все  наши  старания,  у  него  возникнут  подозрения,  придется
раскрыть ему нашу тайну.  С  другой  стороны, если они с Алистером были  так
близки,  как  мне   начинает  казаться,  не  думаю,  чтобы  он  простил  мне
когда-нибудь обман и то, что я занял место его друга.
     Рис поджал губы.
     -- Будь осторожней с этим, Камбер,-- тихо произнес он.-- Я хочу,  чтобы
ты обещал мне не  предпринимать подобного  шага,  не посоветовавшись с нами.
Все это становится слишком опасным.
     -- Даю  слово.--  Камбер  улыбнулся.-- А теперь займемся более срочными
делами. Полагаю, вы с Эвайн нашли нужный документ?
     --  Мы   прочитали  его  прошлой  ночью.  Он  оказался  очень  ясным  и
подробным...
     -- Однако?-- поторопил его Камбер, почувствовав неуверенность зятя.
     -- Однако  что?-- спросил  Рис,--  У меня роль самая  простая. Я должен
следить за тем, чтобы твои легкие не переставали дышать, а сердце продолжало
биться. Вам с Эвайн придется посложней.
     --  Что  в  таком  случае  беспокоит?  Уверен,  ты  не  сомневаешься  в
способностях своей жены? Рис невесело усмехнулся.
     -- Неужели мои чувства так легко узнать? Нет, я беспокоюсь  не за Эвайн
и не за себя или Йорама.
     -- Ты беспокоишься за меня.
     -- Не совсем.  Все  дело  в  самом  таинстве  и точности  действий всех
участников.  Раньше нам случалось выполнять и более сложные вещи. Видит Бог,
некоторые из выпавших на мою долю исцелений куда  более страшили поначалу...
Но  это  совершенно другое.  Кроме того,  твои силы  истощены. Лучше  бы  мы
сделали это раньше.
     --  Прошлого  не воротишь,-- пробормотал  Камбер.-- Но  довольно. Я уже
несколько  месяцев   не  заглядывал  в  эту  рукопись.  Освежи  мою  память,
постарайся  вспомнить  как  можно  больше деталей.  Нам  полезнее  во  время
ожидания занять свои умы.
     Рис ответил  глубоким  вздохом и,  потянувшись к креслу тестя, приложил
свои пальцы к  его  запястью. Камбер  закрыл глаза, сделал  глубокий  вдох и
выдохнул. Он отчетливо слышал мерное дыхание Риса.
     Как и множество раз прежде, возникла прочная связь. Взаимопроникновению
только мешал  беспорядок и напряжение в части сознания Камбера.  Рис  открыл
каналы  и  излил информацию  своему другу и  наставнику. Когда  с  этим было
покончено,  оба вернулись  к  действительности. Рис  выглядел  сконфуженным.
Камбер одобряюще улыбнулся, но добился не того, чего хотел.
     --  Это  исполнено прекрасно,--  сказал он,  погладив руку  Риса, потом
поднялся и подошел к камину.-- Всегда приятно убедиться, что по крайней мере
чья-то память в порядке.
     -- А его память?
     Камбер положил руки на край  каминной полки и прижался лбом к холодному
камню.
     -- Что, так заметно?
     -- Да.
     -- Прости.
     -- Тебе не в чем извиняться. У тебя снова болит голова, так?
     -- Немного, но не сильно. Когда Эвайн и Йорам?..
     -- Скоро. Я могу чем-нибудь помочь...
     Раздался легкий стук в дверь, оба поднялись и посмотрели друг на друга.
Стук повторился.  Камбер  поспешно уселся в кресло, натянул на  себя одеяло,
откинул голову на спинку и  закрыл глаза. Убедившись,  что Камбер устроился,
Рис пошел к двери.
     -- Кто там?
     -- Отец Йорам,--  последовал ответ.-- Я по делу. Рис  отодвинул засов и
приоткрыл  дверь.  За  ней в самом  деле стоял  Йорам. Капюшон  скрывал  его
золотистые волосы  и отбрасывал тень на лицо. Чуть позади стоял его спутник,
руки, сложенные на груди, скрывались в широченных рукавах михайлинской рясы,
склоненная голова  пряталась  под  капюшоном.  Если  бы  Рис  ничего не знал
заранее, он не догадался бы, что этим монахом была его жена.
     Он взглянул  на  Йорама, хорошо помня после разговора с Камбером, что в
конце коридора  на страже стоит  Дуалта. Чтобы  успокоить себя  и не вызвать
недоумения  Дуалты,  он заговорил подчеркнуто церемонно  и несколько громче,
чем требовалось.
     -- Отец Йорам, я не ожидал, что вы придете. Настоятель отдыхает.
     Йорам и глазом не моргнул.
     --  Надеюсь, мы  не очень  его обеспокоим, Рис.  Отец  настоятель хотел
видеть этого монаха.  Незначительный вопрос  о  дисциплине не слишком утомит
викария.
     Рис оглянулся, словно желая убедиться, что  настоятель и впрямь ожидает
посетителей,  потом  отошел в  сторону и впустил гостей. Закрывая дверь,  он
заметил, что  Дуалта  отвернулся  и  продолжает скучать на  посту-- визит не
привлек его внимания.
     --  Маскарад  удался.--  Эвайн  отбросила капюшон  со  своих  тщательно
стянутых волос.  Не успел Рис задвинуть дверной засов, а она уже бросилась к
креслу.  Поднимавшийся навстречу мужчина  залился  бледностью  и покачнулся,
попав в  жаркие объятия. Невольные свидетели встречи понимающе переглянулись
и, не  сговариваясь,  уставились  на  дверь,  погруженные в заботы  о  мерах
предосторожности во время  предстоящего действа. Эвайн не размыкала объятий,
пока руки не нашли подтверждения тому, в чем не ведало сомнений ее сердце.
     -- Я верила,  он не мог умереть!-- горячо прошептала  Эвайн,  когда они
отстранились,  чтобы  взглянуть друг на  друга  глазами,  полными  радостных
слез.-- Я бы узнала! Я бы обязательно узнала!
     -- Если бы  мог, я предупредил  бы тебя,-- Камбер прижимал ее  голову к
груди и целовал волосы.-- Дитя  мое, как  мне хотелось дать  знать  тебе, но
выхода не было. Рис рассказал тебе обо всем.
     --  Да,  и мы поможем  тебе,--  сказала  она,  снова  отступила,  чтобы
оглядеть Камбера с  ног до головы, но не отпускала его.-- Мы  готовы сделать
то, что должны.
     -- Я  благодарен  больше, чем вы  об  этом можете думать,-- ответил он.
Освободившись  от ее  руки,  Камбер опустился в  недавно покинутое  кресло и
посмотрел туда, где стояли мужчины.
     -- Господа, преграды выставлены?
     Йорам кивнул и вместе с Рисом приблизился.
     --  Никому  снаружи  не  удастся  уловить  волшебство.  Кроме  того, мы
поставили преграды звукам, а я буду настороже.
     -- Хорошо. Есть план действий на случай, если нам помешают?
     --  Как тебе  известно, Дуалта на посту, он  знает,  что в покоях мы  с
"братом Джоном",-- Йорам  с улыбкой  указал  на сестру.-- Доблестному стражу
дали понять, что викарий занят дисциплинарным взысканием, Дуалта не позволит
кому попало отвлекать  отца Алистера.  А если  все же позволит, мы  с  Эвайн
просто  удаляемся  в  твою  молельню.--  Он  кивнул  на  одну  из  дверей.--
Разыгрываем  сцену  покаяния. Рис  остается  с тобой  и  помогает  управлять
возникшей ситуацией.
     --  Знаете,  это  действительно  опасно,--  сказал Камбер.--  Если  нам
помешают, не уверен, что смогу справиться со своей ролью.
     -- Помоги нам Бог, чтобы не дошло до такого.-- прошептала Эвайн.
     Кивнув,  Камбер  откинулся  в  кресле, сделал  глубокий вдох,  медленно
выдохнул, потом оглядел каждого из них: дочь, сына и зятя-- и снова кивнул.
     -- Начинаем.

     ГЛАВА 11
     <i>И  ныне,  Господи,  воззри  на  угрозы их  и дай  рабам  Твоим со  всею
смелостью говорить слово Твое.
     Тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеление и на  содеяние знамений
и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса.
     Деяния святых Апостолов 4:29-30</i>

     Рис встал за кресло  Камбера, а  Йорам перешел к двери и облокотился на
нее.  Эвайн сняла михайлинский плащ и  положила на свободное  кресло,  потом
опустилась  на  скамейку у ног отца. Одной рукой любовно поглаживая расшитые
комнатные  туфли,  другой  она  достала  из-под  одежды  сверкающий  предмет
размером с куриное яйцо.  Потерла о  рукав, и пламя  свечей янтарным блеском
заиграло на нем. Крупинки включенной в глубине хрустальной сферы отбрасывали
блики на синюю монашескую рясу.
     -- Лучше бы это  был шар, что дал мне  ты,-- говоря, Эвайн  разогревала
шар дыханием.-- К сожалению, тот я отдала Синилу. Этот-- подарок Риса.
     Передавая  шарик Камберу, она взглянула  на мужа, и в ее голубых глазах
отразилась его  улыбка.  Тоже улыбнувшись, Камбер обхватил хрустальную сферу
пальцами  и оперся  о подлокотники.  Несколько секунд он  неотрывно  смотрел
внутрь ширала-- хорошо известного средства от нервного перенапряжения, потом
едва заметно покачал головой и снова посмотрел на дочь.
     --  Не  умею освобождаться от  нагрузки в  теперешнем  облике,-- сказал
он.-- То есть могу, но при этом лишусь возможности следить за своим видом, и
мы не закончим того, что должны сделать. Сейчас я возвращаю свое обличие.
     Пока  Камбер  говорил,  словно дымка  тумана набежала  на  его  лицо  и
исчезла.  В первый раз  со  дня битвы при Йомейре он  снова был  МакРори.  В
знакомых  чертах проступали усталость и напряжение, которые, однако,  тотчас
исчезли, едва он вздохнул и вновь сконцентрировался на ширале.
     Прикусив  губу, Эвайн  наблюдала,  как  серые  глаза  отца  стекленеют,
тускнеют, в них появляется  что-то потустороннее,  ее успокаивало только то,
что такое она уже  видела. Камбер заговорил глухо и монотонно-- он отдалился
от реального мира.
     --  Сейчас  лучше,-- пробормотал он.--  Рис,  теперь я готов. Оставаясь
позади  Камбера,  Рис  положил  руки  ему  на плечи,  мысленно  отыскивая  в
открывшемся сознании  особое  место, откуда он сможет черпать все введения о
состоянии  его  тела.  После его  прикосновения Камбер  глубоко  вздохнул  и
выдохнул, и  новые волны напряжения исказили  его лицо.  Полуприкрытые серые
глаза  оставались  бесстрастны. Эвайн встала  и приблизила  ладони  к плечам
отца.
     -- Я ключ, открывающий любые двери,-- произнесла она.  Камбер  видел ее
отраженной в хрустальном шаре. Огни свечи отбрасывали  блики на локти и тени
на  плечи и лицо. В его  сознании,  слившемся  с  личностью Риса, сам  собой
зазвучал ответ зятя:
     -- Я единственный замок, открывающий доступ к свету.
     -- Я свеча, горящая в ночи,-- продолжала Эвайн.
     -- Я лоза, дающая жизнь огню.
     Они произносили  слова литании, а Камбер двигался в недрах своего мозга
по  нехоженым  путям.  Ему  редко приходилось  забираться  так  глубоко,  но
предстояло  дальнейшее  погружение.  Он  почувствовал, как Эвайн  нагнулась,
взяла хрустальный шар, более не нужный, и спрятала его под рясой. Пальцы при
этом  продолжали сжимать пустоту, а руки-- держать "шар"  у груди,  и  Эвайн
осторожно  убрала их  на  колени.  Отец, казалось, уже  утратил  способность
реагировать.
     -- Я свет, идущий  от  звезд,-- прошептала  Эвайн,-- и наполняющий чашу
сознания.-- Она оперлась руками о кресло и заглянула ему в глаза.
     --  Я  сосуд,  открывающий  мою  волю,--  почти  беззвучно  прошелестел
Камбер.-- Я поворачиваю ключ, поджигаю лозу и... наполняю.
     Его  глаза  оставались  открытыми,  а  мозг   кое-как,  но  воспринимал
происходившее вокруг, правда, теперь почти  все поле  зрения закрыла голубая
ряса Эвайн. Он  слышал ее ровное дыхание,  но все остальные  звуки  казались
очень  отдаленными.  Даже  движения дочери казались совершенно беззвучными--
шороха одежды Камбер уже не слышал.
     Теперь ты стоишь на  краю, --  это заговорил  мозг  Эвайн.-- Пусть  все
воспоминания вольются в тебя, оживи их. Каждое из них должно быть прочитано,
принято и  должно стать  частью тебя.  Давай  же.  Мы  позаботимся  о  твоей
безопасности.
     Камбер  вдохнул  глубоко  и  свободно,  потом  медленно  выдохнул,  его
сознание продолжало  путь  в самое себя, он  догружался в  еще  неизведанное
безмолвие.  Уже не  оставалось сил смотреть,  веки  задрожали,  опустились и
застыли, теперь  о телесном  мире  Камберу  напоминало  только  его дыхание,
доносившееся как бы со стороны. Он не почувствовал, что Эвайн отняла руку от
его лба, а прикосновение Риса перестал ощущать уже давно.
     Надо идти... Надо идти...
     Камбер,  подчиненный  естественному ходу вещей, почувствовал, как поток
чужеродных  воспоминаний накрывает  его  мозг.  Часть его  существа  поразил
страх, но другой частью он осознал, что не должен уклоняться. Отказываясь от
защит и сопротивления,  он расторг последние узы и дал этому случиться. В то
же мгновение его сознание наполнилось роем чужих мыслей.
     Солнечный свет. Тепло  и  пьянящий запах летнего поля.  Глаза  Алистера
упивались зелеными,  золотыми  и розовыми  оттенками  летней растительности:
высокой  травой,  тучной почвой  и  сотнями цветов.  Под  его босыми  ногами
расстилался ковер из полевых цветов-- белых, розовых, лиловых. Подобрав свою
синюю рясу, он переходил  прохладный ручей по отшлифованным водой камням. Он
был еще совсем молодым, таким его  Камбер МакРори никогда не знал.  На целый
час  он отказался  от  своих  занятий, чтобы  насладиться радостями  простой
жизни.
     Он зарылся в сочный  клевер и лежал среди цветов, щекотавших уши, нотой
сорвал  один и начал высасывать  сладкий сок из его стебля, наблюдая, как на
лазурном небе меняются облачные фигуры. В поле его зрения попал кузнечик. Он
лениво приподнял руку, чтобы насекомое заползло на его большой палец. Легкое
щекотание лапок и усиков кузнечика, самые разнообразные оттенки цветов-- все
это было до боли прекрасно. Вдруг все оборвалось.
     Теперь он  был немного старше, недавно принявший  сан священник помогал
своим  братьям убирать  алтарь в  Челттхэме. В луче  прозрачного  солнечного
света  плавали  пылинки.  Даже  отбеленные  ткани,  которые  он  с  братьями
перетряхивал и укладывал на гладкий камень алтаря, пахли солнечным светом.
     Натирая вырезанную из дуба  статую  Михаила,  он  вдыхал терпкий аромат
кедрового масла. Он вдохнул знакомый запах, а выдохнув, оказался в темноте.
     Какой ужас! Каким-то образом  он понял, что  лежит  на  кровати один  в
своей  келье, но в то  же время он боролся с кем-то или с чем-то, что душило
его! Его ночной кошмар все  сильнее сдавливал горло, мешая дышать.  Он знал,
что на руках его врага когти,  способные вырвать и жизнь, и душу из него. Он
метался,  отчаянно  пытаясь освободиться, проснуться, одолеть врага,  спасти
себе жизнь!
     Неожиданно наступила темнота, и  он больше не метался в постели, борясь
за жизнь, хотя по-прежнему часто дышал.
     Теперь  он  уже совсем  взрослый  человек,  настоятель  Ордена  святого
Михаила. В  написанном  его  рукой листке имена возможных преемников. Список
содержит десять имен.
     Алистер-- на коленях возле камина, подносит пергамент к огню, чувствуя,
что Джебедия  расположился рядом.  Когда бумага  занялась,  он бросает  ее в
камин  и поднимается. дружески опираясь на  плечо  Джебедия.  Ему спокойно и
уютно...
     И  немного  не по  себе. Перед ним  на  коленях  стоит монах-послушник,
молодой  человек, одаренный чрезвычайно тонкой интуицией, необычной даже для
дерини,  за  исключением  немногих  Целителей.  В  своем  кресле  настоятелю
Алистеру легко  вести себя, повинуясь внутреннему голосу. Он может придумать
что-то такое, что может навсегда нейтрализовать таланты этого  юноши, сделав
его самым обычным монахом, похожим на десятки его  товарищей. Юноша  смотрел
на  него со слепым доверием,  и Алистер  знал, стоит ему только приказать, и
тот охотно откажется от стремления возвысить свой талант.
     Обеспечение правильного обучения в Ордене и  направление  этого таланта
было  делом  куда  более сложным,  требовало большего времени и его  личного
участия. Отважится ли он принять подобное решение?
     Вспышка.  Снова  перемена  места и  времени. Сейчас  он рыцарь-новичок,
принимающий  свой  освященный меч  от давно умершего  наставника.  Еще  один
скачок, всего  год  назад.  Он осматривает  незначительные  раны, полученные
одним   из   его  людей  в  бою  в  центральной  башне,  Синил,  только  что
провозглашенный королем, смотрит на него в удивлении.
     Теперь воспоминания приходили  быстрее, они  стали короче,  но ярче. На
мгновение появилась поляна в лесу, в равной степени знакомая Камберу и тому,
в чьей памяти он пребывал, и он пропустил это воспоминание.
     Камбер ощущал свое тело так же отчетливо, как и то, другое, чувствовал,
как  его  легкие  заполняются  до  половины,  а  сердце  бьется в  немыслимо
медленном ритме. Он просто вручил себя заботам Риса. Перед глазами появилась
следующая картина.
     Он, еще  совсем  юный  Алистер, упражняется с  мечом, стараясь во время
выпада подхватить с земли клочок бумаги. Молодым человеком, он вскакивает на
крупного боевого коня и берет барьеры в  открытом поле, за ним  следуют  еще
пять всадников.
     В  ту  же  ночь он и  еще  один рыцарь скользят по  вражескому  лагерю,
укрываясь  в  тени,  и  это вовсе  не  тренировка.  Во  рту  появился  сухой
металлический привкус, его жертвой должен стать дерини,  и жестокая  радость
наполнила тело, бесшумно крадущееся в ночи...
     Он сидит  у потайного ночного костра вместе с Джебедия и  двумя другими
рыцарями.  В  ноздри  забивается приторно-сладкий  запах  подогретого  вина.
Ощущая покой и тишину ночи, он опирается о колено Джеба, задумчиво глядя  на
горящие поленья, постепенно превращающиеся в пепел. Все четверо говорят.
     Внезапно его внимание было отвлечено от воспоминаний.  Он почувствовал,
как Рис старается загнать воздух в его легкие, а они сопротивляются.
     В ушах  стоял звон,  в  пальцах покалывало,  Камбер чувствовал  то, что
казалось медленной,  непрерывной барабанной дробью,  уносившей  его из  грез
Алистера. С трудом приподняв отяжелевшие веки, он понял, что стук исходил от
двери и Йорам вопросительно переводил  взгляд с него на Риса и  дверь. Эвайн
застыла  возле  мужа,  раскрыв  рот  в удивленном  "о".  Рис, отстранившись,
тревожно заглядывал в его глаза, желая убедиться, что  его подопечный  снова
начал дышать.
     У Камбера кружилась  голова. Режущая  боль  пронзила  глаза и  затылок,
когда он кашлянул и уселся потверже. Словно во сне, он услышал новый  стук в
дверь и знакомый, пугающий голос, называвший его теперешнее имя.
     -- Отец Каллен, мне можно войти?
     Синил.
     Ценой немалых усилий Камбер заставил зрение служить себе и увидел Риса,
чтобы  прочесть  на  его  лице  все свои опасения.  Кому угодно  можно  было
отказать в посещении без особых объяснений,  но Синил будет настаивать, пока
его прихоть не исполнится.
     Камбер сидел в кресле  в  облике  того,  кого  считали мертвым.  Именно
сейчас все могло открыться. Нет, это не могло быть концом!
     Усилием  воли  он собрал  все  силы,  знаком  приказал  Йораму  и Эвайн
спрятаться в молельне,  как они договорились заранее. Простое  движение едва
удалось  ему--  рука  казалось  тяжелее  свинца.  Потом  Камбер  проговорил,
обращаясь к Рису:
     -- Я был очень слаб,  ты беспокоился о том,  что я изнемогаю в борьбе с
темными  силами Ариэллы. Сейчас  я  попробую  вернуть  внешность Алистера  и
постараюсь удержать.
     Рис  хотел  возразить,  но  превращение  уже началось. При этом  Камбер
старался сохранить в себе и поток воспоминаний Каллена. Он не ведал, сколько
выдержит  мозг  в таком  перенапряжении, но  должен  был попробовать.  Снова
открыв глаза, он за открытой дверью молельни увидел Эвайн, ничком простертую
перед  алтарем.  Рядом со  склоненной  золотистой  головой стоял  Йорам. Рис
направился к двери. Оторвав взгляд от изменившегося Камбера, он положил руки
на засов и снял преграды. Промедление длилось не более полминуты.
     Оставалось только вновь закрыть глаза и надеяться на лучшее.
     -- Отец Алистер?-- Синил осекся, увидев у двери Риса, а Дуалта виновато
кивнул из-за королевской спины.
     -- Прошу  прощения, милорд. Я  объяснял Его  Величеству, что настоятель
занят.
     --  Ты  сказал, что  это всего  лишь дисциплинарный вопрос,--  возразил
Синил, тщетно  пытаясь  заглянуть  в  комнату через плечо Риса.-- Мне  нужно
говорить с ним, Рис, Где он?
     Рис  стоял  на  пороге,  опираясь  на косяк,--  рука  прямо  на  уровне
королевских глаз. Синилу так и не удалось ничего рассмотреть.
     -- Спасибо, Дуалта,-- проурчал Рис.-- Ваше Величество. Алистер не готов
принять  еще  одного  посетителя. Довольно и  визита  Йорама,  Викарий очень
устал. Я готовил его ко сну.
     В серых глазах Халдейна блеснула тревога. Отстранив Риса,  Синил увидел
склоненную седую макушку над  высокой спинкой  кресла. Рис отстал, не  сумев
остановить короля и не поспевая за ним.
     Не зная, что он должен делать, Дуалта топтался у порога;
     по знаку Йорама, появившегося из молельни, он запер дверь, и теперь его
живые глаза с любопытством следили за королем и Целителем.
     -- Сир, он то и  дело теряет сознание,--  произнес Рис.--  Возможно,  к
утру  все  образуется,  если  ему  хорошенько  выспаться,  главное  сейчас--
отдых.-- Когда Синил наклонился к неподвижной фигуре, Рис не смел и дохнуть.
     Камберу  удалось   полностью  вернуть  облик  Алистера,  но  теперь  он
действительно  был в обмороке.  Рис поспешно  опустился на колени и  схватил
запястье Камбера, не решаясь смотреть на Синила.
     -- Не понимаю. Что происходит?-- тихо и с испугом спросил король.-- Еще
ни разу со дня нашего возвращения он не был так слаб.
     -- Он заплатил  великую  цену за вашу  безопасность, Ваше Величество,--
сказал  Йорам, возникший  рядом.--  Не  желая беспокоить вас, он никогда  не
рассказал  бы этого  сам,  но его победа над Ариэллой многого  стоила. Я был
там. И знаю.
     Взглянув на торжественное лицо Йорама, Синил неловко опустил глаза.
     -- Я чувствовал, что-то изменилось, чувствовал еще с той  ночи.  Но мне
казалось, что он просто истощен и скоро поправится.
     -- Он часто бредит,-- прошептал Рис.-- Мысленно он все  еще сражается с
ней. Это было не чистой победой.
     Он взял слабую руку Камбера, прижал ее ко лбу, закрыл глаза и попытался
передать энергию по этой связи.
     -- Держитесь, святой отец!--  он  так тихо говорил, что Синил  едва мог
слышать это.-- Боритесь! О, Боже! Дай ему сил!
     Когда  веки  Камбера  задрожали,   Йорам  тоже  опустился  на   колени,
перекрестился отяжелевшей рукой, потом взял в  ладони  другую руку Камбера и
склонил голову, словно между ним и Рисом тоже существовала связь.
     Синил,  открывшись волнам  психической энергии,  веявшим вокруг,  резко
пошатнулся и ухватился за кресло, Дуалта  бросился  к нему  и  подхватил под
руку. Король  не  разбирался  в  подробностях  происходящего, но  чувствовал
эмоциональный ток огромной  силы. Ни он, ни Дуалта не замечали  неприметного
испуганного монаха в дверях молельни.
     Камбер  медленно  возвращался  к  жизни,  ощущая,  как  его   наполняют
целительные  силы.  Поток  воспоминаний Алистера  пришлось  прервать,  и  за
сохранение его лица  теперь можно было не волноваться. К прерванному действу
придется вернуться позже. Будет  ли управляема передача памяти? Кто знает. А
в голове вновь усилилось давление.
     Держись. Еще...  еще,--  твердил он себе, не зная, возможно  ли это, но
понимая, что должен ослабить давление, иначе потеряет все.
     Испробуй  хотя бы одно... легче... легче... Он был в классической школе
в   аббатстве  святого  Неота.  Ему  было  пятнадцать,  и  он  был  наиболее
многообещающим из своей группы.  Когда он поднялся, чтобы отвечать  урок, он
почувствовал  восторженный взгляд  отца Эльрика. Он знал, что  овладел всем,
чему  добрым гавриллитам  было дозволено обучить его. Он провел в послушании
около  двух  лет,  именно  столько было позволено  тому,  кто  не собирается
вступать  в  Орден святого Гавриила. Летом  он  отправится  в  Челттхэм  для
дальнейшего обучения под  наставничеством михайлинцев. Если на то будет воля
Божья, через несколько лет его произведут в рыцари и посвятят...
     Ну вот, это было не так уж и трудно. Попробуй еще одно. Впусти его.
     Он был ранен, хотя боли не чувствовал. Он знал, что  раны были тяжелыми
и, возможно,  смертельными, но знал и то,  что не умрет, не  выполнив своего
предназначения. В этой битве Зло не устоит против него,  потому что он будет
сражаться на стороне Света.
     О, Боже, он оживил воспоминания о последней битве Алистера с Ариэллой!
     Он почувствовал сталь меча на своем  бедре, рассеченную кольчугу и кожу
костюма,  но  продолжал  бороться.  Одна его  часть была  готова  отступить,
избежать  рокового  столкновения  любой  ценой, но победа  над  сторонниками
Ариэллы придавала силы его израненному телу, взбадривая и заставляя забыть о
боли. Один из людей Ариэллы погиб от его меча, потом другой.
     То, что он переживал сейчас как Камбер и как Алистер высшую точку своей
борьбы, витало в воздухе,  открытое для восприятия тех, кто умел разбираться
в этом.
     Рис почувствовал это и еще сильнее сжал руку своего наставника, отдавая
ему энергию, так необходимую в этой борьбе.
     Йорам делился своими силами, положив  руки  на  колени отца,  под видом
молитвы против  дьявольских сил. Голова его склонялась, он  черпал энергию в
самой глубине своего существа.
     Синилу было  не по  себе от всего  этого.  Безнадежны были все  попытки
понять недоступное уму и  прежде невиданное. Не  отрывая  глаз  от дрожащего
Алистера Каллена, он упал на колени.
     Ни король, ни  окаменевший Дуалта не ведали о роли маленького  монаха в
происходящем. Он, менее всех заметный, стоял в  дверях молельни, сложив руки
в молитве и беззвучно шептал слова литании.
     -- Я ключ...
     -- Я замок.,.-- удалось ответить Камберу.
     -- Свеча в ночи...-- послала ему Эвайн.
     -- Лоза, дающая жизнь огню...
     -- Я Свет,-- последовали слова Эвайн.-- Да будет так!
     -- Сосуд,-- слабо откликнулся Камбер.-- Ключ... Лоза... Я наполняю...
     Пути,  пройденные  сегодня,  снова  открывались  в  его  мозгу,  только
медленнее-- часть сознания  следила за сохранением  облика  Алистера, тем не
менее  образы  памяти  вновь  протекали  через  его  сознание.  Воспоминания
короткие,  мимолетные,  не  требующие осмысления,  они  проскальзывали в его
память и становились частицами его личности.
     Он  склонился  над   ярко  разрисованной  картой,  вокруг  только   что
посвященные михайлинские  рыцари, с  одобрением слушает  рассказ  одного  из
самых  толковых--  молодого  светловолосого священника  Йорама, объясняющего
стратегию возможного нападения на...
     Дассу,  святой  город, столицу  принца-епископа Рэймонда, его  дяди  по
материнской линии,  возлагавшего  руки на  его голову  во  время посвящения,
когда его родители с гордостью наблюдали за церемонией...
     Вот он  снова  ребенок, шумно играющий с  другими  мальчиками из  школы
аббатства  святого  Лайэма.  Торопливо  семенит  худыми  ногами   под  синим
форменным стихарем, который обязательно  носил каждый мальчик, собирался  он
стать служителем церкви или нет...
     Огромный скачок  во  времени, и  он снова стал настоятелем михайлинцев,
явившимся    в    церемонном   приветствии   перед   высоким   золотоволосым
лордом-дерини, похожим на повзрослевшего и  возмужавшего того,  дорогого его
сердцу молодого священника.
     Позже, много позже. Он  в  полном  вооружении  на страже  перед  дверью
потайной  часовни. Женщина,  Целитель  и все тот  же благородный лорд-дерини
приближаются, сопровождая  человека с затуманенным взором, уже не священника
и еще не короля. Он чувствовал холод меча в своей затянутой в перчатку руке,
пропуская  их в  дверь,  и  с  уважением склонил  голову. Он знал и не  знал
одновременно, что  еще случилось  в ту ночь,  потому что сейчас  раздвоился,
смотрел на эту дверь и воспринимал ее двумя тесно переплетенными сознаниями.
     Резкая  боль, хруст  костей в его  боку, и  он снова был в Йомейре. Его
могучий боевой  конь метался из  стороны  в сторону,  калеча  и убивая людей
Ариэллы  кованными сталью копытами. Лошадь под ним заржала и упала замертво,
а сам он ранен в бедро,  ему удалось успеть выбраться  и вспороть  живот еще
одному из рыцарей  Ариэллы.  Вокруг умирали михайлинцы и люди Ариэллы. И вот
он остался один,  лицом к  лицу с безобидным на вид врагом. Он в  отдалении,
между ними пространство, залитое кровью,-- поляна.
     Он чувствовал боль.  Горячка схватки больше не отвлекала. Он  сознавал,
что самое  худшее-- впереди.  Шатаясь, стоял  на  пути Ариэллы  к свободе  и
сжимал меч. Словно  во сне, он увидел: она направила к  нему своего жеребца.
Разящие  подковы  над   его   головой,  удар   в   лошадиное  брюхо,   тепло
внутренностей, пустое  седло.  Он вылезает  из-под  сраженного коня  и видит
Ариэллу творящей заклинание смерти.
     Простая и ясная мысль приходит-- твоя  смерть близка.  Вместе с кровью,
сочащейся из дюжины ран на теле, уходят силы. Собрав их остатки, он подносит
меч к дрожащим губам, поцелуем передавая свою решимость и последнюю волю.
     Меч  вылетел из  его  руки,  посланный  в ее  сердце, он чувствует, что
падает, его тело и душа погружаются в непроглядную темноту...
     Другая часть его существа  сознавала происходящее вокруг, хотя и слабо,
но не собиралась  сдаваться. Он не мог заставить свое тело подчиняться, весь
в тумане чужой памяти, и понимал, что  он--  Камбер и должен  сохранять свою
маску.
     Этому  были отданы все силы. Дыхание прервалось. Стоило  вновь привести
легкие в движение, как чужие черты могли сползти с его лица.
     Потом появился  Рис, затем Йорам.  Они не дадут  умереть, но почему так
важно удержать маску, что  вынуждает к этому? Камбер никак не мог вспомнить.
Еще   немного,  и   он  потеряет  контроль  над  собой,  необходимо   что-то
предпринять... Восприятие памяти так  и  не закончено. Только полегче  стало
голове после  оживления  образов  последнего боя Алистера,  давление не  так
сильно.
     Камбер  почувствовал  рядом какое-то движение и догадался,  что решение
уже было  принято.  Он понял,  что его тело тащат на пол, на  мягкий  ковер,
почувствовал  решительное  прикосновение рук, массирующих  затылок,  хлопоты
Риса, снова вдувавшего жизнь в его легкие. Сердце забилось сильнее, подгоняя
кислород к истощенному мозгу, но такой  ритм  не мог быть задан надолго. Рис
понимал это, и  в  следующий  момент  Йорам занял его место, чтобы  Целитель
полностью сосредоточился на замедлении биения сердца.
     Камбер чувствовал на себе чей-то взгляд, но открыть глаза  и оглядеться
было для него непосильной задачей.
     Потом он различил внутри себя присутствие Эвайн. Она по-прежнему стояла
у входа в  молельню,  положив руки  на  косяк. Его дочь обращается  к  мозгу
кого-то  в этой комнате, и это  он почему-то чувствовал очень определенно. А
потом раздался молодой голос, он был явно знаком, но его владельца вспомнить
не удалось.
     -- О, Господи,  если бы  Камбер был  здесь!-- кричал  этот  голос.-- О,
Господи, Камбер мог бы спасти настоятеля!
     Едва живой, Камбер  не  стал  вдумываться  в смысл  этих  слов.  Он так
никогда и не поймет всего дальнейшего.  Уловив поддержку Эвайн, он  изо всех
сил заставлял тело  вернуться  к жизни, приказывая себе дышать раз,  другой,
третий. Йорама  обрадовали  благотворные  перемены,  происходившие прямо  на
глазах, но  вскоре  до  него  дошла  суть  изменений,  а  радость  сменилась
паническим ужасом.
     На  лице  отца  прежняя  маска  Алистера  таяла, уступая  место  чертам
Камбера.
     Рис увидел это одновременно с Йорамом, но не позволил испугу взять верх
над  хладнокровием  Целителя. У него  оставался единственный шанс на то, что
удастся устранить причиненный вред и вернуть Камбера к нормальной жизни.  Он
закрыл глаза и взмолился об удаче.
     Когда  перемены  в  лице  Камбера сделались  очевидны,  Синил стал  еще
бледнее, почти  не  чувствуя железной хватки  Дуалта, в страхе глядевшего на
то, что наделал он своими воплями.
     Все это длилось лишь несколько секунд,  но и того было вполне довольно.
Достаточно для Риса, чтобы провести исцеление, и для Камбера,  чтобы обрести
контроль  над собой, более чем достаточно для  Дуалта, уверившегося до конца
дней своих, что лицезрел чудо, и для Синила, решившего, что помешался.
     Очень скоро на лицо вернулись знакомые черты  Алистера  Каллена,  и  он
задышал медленно и ровно. Стоявший позади всех маленький монах уронил руки и
в изнеможении упал на колени.
     Когда   память  Алистера  Каллена  воссоединилась  с  его  собственными
воспоминаниями,  Камберу  явилось  последнее видение: сложив руки на  груди,
Алистер стоит у окна  своего кабинета в михайлинской крепости и смотрит, как
угасает  день.  За  спиной  кто-то  еще, которого хочется чувствовать  рядом
всегда, и его рука теперь по-дружески лежит на плече главы Ордена.
     Это был Джебедия. Погружаясь в целительный сон, Камбер знал,  что  даже
внешность  Алистера Каллена не  поможет ему  сблизиться с Джебедия так,  как
сроднились между собой эти люди.
     Когда  Камбер  заснул,  Рис  шумно и прерывисто вздохнул,  опустился на
колени  и  от усталости оперся руками о пол. Йорам отпрянул от отца, спрятал
лицо в ладонях и скорчился на полу, заливаясь слезами.
     В  воцарившейся  тишине Синил громко глотнул, перевел взгляд с Целителя
на  священника,  а  потом,  словно  спохватившись,  на бледного  как полотно
Дуалта.
     -- Все...-- Ему  снова пришлось сглотнуть  слюну.-- Все остальные  тоже
видели то, что показалось мне?
     --  Да  будет  благословенно  имя   Господне!--  прошептал  Дуалта.  Он
перекрестился и набожно сложил руки.-- Он послал Камбера помочь нам! Господь
послал Камбера, чтобы спасти слугу Своего Алистера!
     Рис  заметил,  что  после  сделанного Дуалта  заключения  плечи  Йорама
перестали  подрагивать, но больше  всего  его интересовала  реакция  Синила.
Неуверенно  взглянув  на короля, он увидел, что лицо его окаменело  в борьбе
человека веры, готового принять чудо, с другим-- практического склада и даже
циничным.
     Уклоняясь от  ответа на щекотливый  вопрос,  Рис  склонился к спящему и
коснулся его  лба -- о состоянии Камбера в самом деле не следовало забывать.
Ссылка на  вмешательство свыше  неудачна,  но даже  такое толкование все  же
лучше,  чем  истина. Уж  лучше  солгать  в  малом  и  не  путаться  потом  в
нагромождениях новой лжи. Никак нельзя, чтобы Синилу  пришло в голову, будто
он видел в кресле перед собой настоящего живого Камбера.
     -- Кажется, теперь он вне опасности,-- удалось выдавить Рису.-- Не могу
объяснить происшедшего. Вы все лучше меня понимаете в этом. Но  знаю точно--
он выдержал жестокую битву внутри самого себя, и некий источник наполнил его
силами для победы.
     -- От Камбера?-- шепнул Синил.
     Рис пригладил серо-золотистые волосы на лбу спящего и пожал плечами.
     -- Может быть. Не мне давать ответ на этот вопрос.
     Последние  слова  Риса  были  чистой  правдой.   Король  выпрямился  и,
отвернувшись, провел  рукой  по глазам,  словно  убеждаясь,  что чувства  не
обманули его. Слишком поздно  Рис обратил внимание на Эвайн, она по-прежнему
оставалась  в комнате.  Синил  не  мог не  заметить ее  и  наверняка  станет
спрашивать о случившемся.
     Он поспешно взглянул  на Йорама, но священник  оставался недвижим возле
спящего  Камбера,  лицо  скрывалось  в  ладонях. Лица  Эвайн  тоже  было  не
разглядеть, так низко она опустила голову под надвинутым капюшоном.
     Синил  застыл,  только что  заметив  присутствие  в  комнате еще  одной
персоны,  и  стоял  так  несколько секунд, плотно прижав руки  к бокам.  Рис
затаил дыхание, когда Синил приближался к Эвайн,-- даже не прибегая к помощи
своих деринийских способностей, он знал о мыслях короля.
     -- Рис, кто  этот  монах?--  Синил остановился и  кивнул  на  согбенную
фигуру.
     Рис  отвечал  со  всей  мыслимой  немощью,  надеясь,   что  сострадание
перевесит королевскую настойчивость.
     -- Йорам говорил, что его зовут  брат Джон. Он пришел сюда по какому-то
дисциплинарному вопросу. Алистер желал видеть его.
     -- Он находился здесь все время?-- допытывался Синил.
     -- Думаю, да.  Откровенно говоря, я и забыл о  нем. Рис  молился, чтобы
Синил оставил этот разговор, хотя знал, что это несбыточная надежда.
     Синил снова повернулся к "брату Джону" и в раздумье посмотрел под ноги.
     -- Брат Джон, вы видели, что случилось?
     Плечи Эвайн чуть заметно  напряглись. Она  колебалась  всего мгновение,
потом склонилась еще ниже и поглубже упрятала руки в рукава.
     -- Я всего лишь  невежественный  монах,  если вашей  милости  угодно,--
пробормотала она глухим голосом.-- Я не обучался...
     -- Этому не  нужно обучаться,-- фыркнул  Синил  и забегал из  стороны в
сторону.-- Скажи только, что ты видел.  И  смотри на меня, когда я говорю