с
тобой!

     ГЛАВА 12
     <i>Для немощных был  как немощный, чтобы приобресть немощных. Для  всех  я
сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых.
     Первое послание к Коринфянам 9:22</i>

     Король  стоял,  повернувшись  спиной  к  Рису, и  не мог  видеть  ужаса
Целителя, который вызвали его слова. Незамеченным осталось и резкое движение
Йорама,  вскинувшего  голову и едва не  вскочившего на ноги. Дуалта  тоже  с
любопытством воззрился на монаха и не заметил панику двух дери ни.
     Богу  было угодно,  чтобы  Синил не  увидел и того,  как они оторопели,
когда "брат Джон" поднял  нежное  лицо,  обрамленное  юношеской  бородкой, и
глубокими черными (а вовсе не голубыми) глазами взглянул на  короля. Похоже,
тот  менее всего ожидал встретить ясный и смиренный монашеский взгляд. Через
мгновение глаза юного клирика скрылись под пушистыми черными ресницами, губы
(много  тоньше чем у Эвайн) шевельнулись,  и  зазвучал  голос, совершенно не
знакомый Рису и Йораму.
     -- Если вашей милости угодно,  мне показалось, что... перед нами был...
кто-то другой...
     Голос  неуверенно затих,  и Синил  наклонился ближе к  Эвайн, сжимая ее
плечи и сверкая глазами.
     -- Кто-то другой! Продолжайте же! Кто это был?
     -- Это... был он, сир. Его тень прошла по лицу настоятеля.
     -- Имя,-- хрипел Синил.-- Назови мне имя!
     Руки монаха  завозились под  синей тканью  рясы,  черные глаза украдкой
взглянули на короля.
     -- Мне... мне почудилось,  что это был лорд  Камбер, сир. Он умер, но я
видел  его. Раньше  я слышал,  что избранные люди  могут возвратиться, чтобы
помочь достойнейшим, но... п-пожалуйста, сир, вы причиняете мне боль!
     Синил  выпустил руку монаха,  усиленно  моргая  остекленевшими глазами.
Душевное  напряжение слетело с него, будто  лопнула  внутри  туго  натянутая
струна,  и  король забормотал  извинения. Монах опустил  голову и ничего  не
ответил.   С  минуту  Синил  разглядывал  собственную  руку,  возвращаясь  к
реальности, потом медленно повернулся к Рису и Йораму.
     -- Я должен... уйти и подумать обо всем этом,-- сбивчиво проговорил он,
больше не поднимая глаз.-- Этого не может быть, и все же...
     Король все еще не мог оправиться от потрясения.
     --  Передайте, пожалуйста, отцу Каллену, что я  поговорю с ним позднее,
когда  он  окрепнет,--  продолжал он резко.-- И мне  хотелось бы, чтобы  все
молчали  о том,  что  здесь  случилось,  до тех пор,  пока не  осмыслим  все
хорошенько. Если бы только...
     Сокрушенно махнув рукой, он  развернулся и вышел. Дверь хлопнула,  и  у
всех отлегло от сердца.
     Дуалта опустился на  колени и посмотрел на руки, белые и обескровленные
от  слишком  долгого  и  слишком  сильного  напряжения  мышц,  потом перевел
боязливый взгляд на Риса и Йорама.
     -- Отец Йорам, я не понимаю.
     -- Знаю, Дуалта,-- прошептал Йорам, уставясь на собственные руки.
     --  Но я должен говорить об этом,-- настаивал Дуалта.-- Это... это было
чудо! Этого нельзя рассказывать даже своему духовнику?
     Йорам вздрогнул, он не мог взглянуть на рыцаря.
     -- Можно,  если  этот духовник--  я, Дуалта. Король прав. Мы не  должны
распространяться,   не  обдумав   этого  как  следует.--  Он  заставил  себя
посмотреть на молодого человека.-- Согласен?
     -- Вы будете исповедовать меня? Конечно же, если  так нужно.  Но... это
действительно был ваш отец! Я видел!
     Йорам на мгновение  зажмурился, вздохнул и поднялся  на  ноги с трудом,
по-стариковски. Юный рыцарь тоже поднялся. Йорам слегка коснулся его плеча и
тут же проник в мозг Дуалты.
     --  Никто не  оспаривает  того,  что  ты увидел,--  устало сказал он.--
Только  не  говори  об этом.  Молчи  до  тех пор,  пока  не  получишь  моего
разрешения. Ты понял?
     -- Да, святой отец,-- выдохнул Дуалта, не поднимая глаз.
     --  Благодарю,--  Йорам  убрал  руку.--  Теперь тебе  пора  идти.  Отцу
настоятельно необходим отдых,  как, впрочем,  и нам. Можешь разбудить  лорда
Иллана и сообщить, что  Рис разрешил тебе  не  дежурить остаток ночи. Должно
быть, ты порядком утомился.
     Услышав  эту  бесстыдную  ложь, Дуалта  оглянулся  на  Риса и  собрался
возразить,  но  Рис,  сидевший на полу, привалившись спиной к ножкам кресла,
утвердительно  кивнул,  пристально  поглядев  на  юношу  своими  золотистыми
глазами.
     -- Йорам  прав, Дуалта. Мы все устали. Может быть, ты просто не заметил
этого. Скоро поймешь,--  Веки  рыцаря послушно опустились, и он  покачнулся,
одолеваемый зевотой.
     -- Попроси Иллана сменить тебя и иди спать,-- приказал Рис.
     Пролепетав  согласие и  поклонившись,  Дуалта  повернулся  и  побрел  к
выходу. Йорам и Рис  терпеливо  ожидали,  пока  дверь закроется, потом  один
поспешно задвинул засов, а другой  очутился возле стоящего на коленях монаха
и стиснул плечо под михайлинской рясой.
     Эвайн подняла к нему осунувшееся, но свое прежнее лицо.
     -- Как ты?-- озабоченно спросил Рис.
     Успокоительно вздохнув, она ухватилась руками за его пояс, поднялась  и
прижалась к мужу с загадочной улыбкой на устах.
     --  А  как  ты?-- вопросом  на вопрос ответила  она,--  И  отец?  Эвайн
отстранилась  и  посмотрела на Риса. Йорам, приблизившись, жадно припал к ее
руке,  словно  искал  подтверждения тому,  что перед  ним в  самом  деле его
сестра.
     -- Ты изменила облик,-- сказал он с упреком.-- Как?
     -- Сумела.-- Она подошла к спящему Камберу и опустилась на  колени, Рис
последовал  за ней.-- Когда мы с Рисом прошлой ночью изучали  манускрипт, мы
прочли  и  об этом. Мне казалось, будет  лучше, если мы хоть  немного  будем
разбираться в том, что делает отец. Признаться,  никогда бы не подумала, что
придется испытать это на себе.
     Рис  склонился над  Камбером,  Йорам  хмурился. Только  когда  Целитель
закончил осмотр, он подал голос.
     -- Ты сознаешь, что она проделала, не так ли?
     -- Изменив  облик? Не думаю, что  это принесет вред. Да и не оставалось
ничего  иного.  Коли  признаваться  в  обмане,  то  уж  никак  не  во  время
беспамятства и полной немощи Камбера.
     Йорам сел в кресло и бережно опустил руки на подлокотники.
     -- Дело не  в этом.  Дуалта считает, что видел  чудо. Церковь сурова  и
строга в таких вопросах. А Синил... Одному Богу известно, о чем он думает!
     Эвайн удивили слова брата.
     -- И это тебя смущает?  Пусть  лучше поверят в чудо, чем узнают правду!
Рис прав. Это невероятное происшествие и только. Что тут плохого?
     -- Думаю, мы и это узнаем,-- больше не спорил Йорам. Он положил  голову
на спинку  кресла и закрыл глаза.-- Интересно,  вспомнит ли об этом отец,  а
вот Синил, можете мне поверить, не забудет вовек.
     В том же архиепископском дворце возбужденный и перепуганный Синил вошел
в часовню, миновал неф  и приблизился  к гробу  графа Кулдского, освещенному
мигающими  свечами.  По  углам  саркофага,  спиной  к  нему,  стояли  четыре
королевских гвардейца, прижимая к бокам алебарды и скорбно потупя глаза. Они
заметили  короля, но остались неподвижны.  В воздухе,  пропитанном  ладаном,
витал  полушепот псаломщиков--  два десятка  монахов  читали  на  хорах. Все
прочее  было безмолвно и  неподвижно  в просторной часовне.  Синил  с каждым
шагом становился медлительнее-- ноги подгибались  под тяжестью ноши, которая
свалилась на  него. Возле  громоздкого  саркофага, принимавшего тела королей
Гвинедда,  он  остановился  и  осмотрел Камбера  с ног до головы, проникаясь
мрачной красотой погребального убранства.
     В неверном  свете поблескивал златотканный герб МакРори-- древний меч в
короне  Кулди.  Над   черным  бархатом  покрова  синела  михайлинская  риза,
скрывавшая  даже  часть  шеи  покойного.  В  окоченевшие  руки было  вложено
распятие  из  красного  дерева  и  слоновой  кости.  На  пальце  левой  руки
поблескивал  перстень-- печатка  графов Кулдских, чеканное  серебро отражало
пламя свечей цветными бликами.
     Синил всмотрелся в  такое знакомое  лицо,  ухватился  за край  гроба  и
долго-долго не отрывал  взгляда. Смутно он чувствовал  заклинание, невидимым
облаком окутывавшее тело и препятствующее тлению. Но он не знал о другом его
назначении, понятном немногим посвященным,-- скрывать йомейрское заклятье.
     Чего  ты  хочешь  от  меня,  вопрошал  король,   впиваясь   взглядом  в
благородные черты, ты умер. Почему бы тебе не остаться мертвым?
     Восковые  губы не давали ответа, и Синил опустил глаза, переполнившиеся
слезами злобы.
     Ты  не  смеешь  возвращаться,  упрямо  думал   он,  ты  мертв.  Неужели
недостаточно того, что ты уже совершил?
     В душу Синила ворвалось бормотание монахов. Король подавил всхлип, упал
на колени и прижался дрожащим подбородком к побелевшей руке.
     О, Господи,  думал он, Ты  позволил  ему отнять у меня смысл  жизни. Ты
позволил ему забрать меня из Твоего храма. Теперь он ушел, но по-прежнему не
дает мне служить Тебе. Неужели он никогда не даст мне покоя?
     Он  поднял  заплаканные глаза на  спокойный профиль  Камбера. Ответа не
было. Так прошло около  часа;  стража пришла в недоумение, а монахи на хорах
сгорали  от  любопытства.  Король  наконец  понял,  что сделался средоточием
всеобщего внимания в своих безнадежных исканиях, поднялся с затекших колен и
склонился перед алтарем. На душе у него было пусто.
     Синил вернулся в свои апартаменты в центральной башне, но сон  не шел к
нему.
     Вероятно,  после   ночного   инцидента   лучше  всех  спалось  Камберу.
Проснувшись  на следующее утро,  он обнаружил  в кресле  по соседству  Риса,
свернувшегося под пледом, И никаких следов Йорама и Эвайн.  Судя по свету за
окном, только что рассвело.
     Несколько  минут он лежал, собираясь с силами, и в конце концов остался
совершенно  удовлетворен  собой. Исчезла  головная боль,  в теле не было  ни
вялости, ни иных недомоганий, вполне вероятных после всех событий последнего
времени.
     Обличье  Алистера не  причиняло  никаких  неудобств  и  казалось  давно
привычным.  Камбер помнил о  некоторых затруднениях с самоконтролем  прошлой
ночью, было и  еще  что-то, но совершенно скрывалось во мгле беспамятства. В
любом случае, это  не могло  быть  серьезной промашкой, иначе ему  сейчас не
было бы  так спокойно.  Все же ему  надо  будет обо  всем расспросить Риса и
Йорама.
     Успокоенный, он зевнул и осторожно поджал ноги под  одеялом и выпростал
из-под него странную, но знакомую  руку,  растопырил пальцы и удовлетворенно
оглядел  их со  всех  сторон.  Можно с  легким  сердцем  позабыть  о нервных
перегрузках и  физической опустошенности, теперь этот облик стал его плотью.
На пальце сидел прохладный и чуть великоватый перстень Алистера.
     Сейчас  Камбер был равно уверен в надежности принятого облика и  в том,
что память  Алистера нашла свое место среди его воспоминаний. Погрузившись в
глубины сознания, он ощутил память Алистера как свою.
     Откровенно  говоря,  в  принятых воспоминаниях  были  проблемы. Впервые
проникнув в умирающий мозг Алистера, он  узнал,  что многое уже ушло,  обрел
больше,  чем  рассчитывал.  С тем,  что  досталось,  вполне можно  сделаться
Алистером, только о деталях не забывать. Образы памяти подсказывали и манеру
поведения, повинуясь им,  он безотчетно  будет  смеяться  и  гневаться,  как
Каллен, так же, как он, ходить и жестикулировать.
     Камбер повернул голову и снова посмотрел на Риса (не  было нужды будить
его прямо сейчас), потом медленно сел и свесил ноги, касаясь босыми ступнями
расстеленной  у  кровати шкуры. Помедлил, убеждаясь  в том, что на его новое
тело  действительно  можно  положиться, потом  нагнулся  к  Рису  и принялся
внимательно разглядывать его.
     В  кресле было не слишком удобно, но Целитель спал  крепко. Под глазами
темнели  круги, а все краски жизни,  покинув заросшее щетиной лицо, горели в
огненно-рыжих волосах.
     Улыбнувшись,  Камбер  коснулся  лба  Риса,  и  углубил  его сон,  потом
поднялся, осторожно просунул  руки под расслабленное  тело  и уложил зятя на
только  что  освободившуюся кровать.  Накрыв Риса  одеялом, он, не обуваясь,
отправился  в гардеробную,  откуда появился в сутане  цвета полночного неба.
Утренний туалет был совершен всего за несколько минут--  до того, как придут
помогать  облачиться  к похоронам, назначенным  на полдень, нужно было много
успеть.
     Теперь по крайней мере  известны  выбранные Алистером кандидаты на пост
настоятеля  михайлинцев, думал он, усаживаясь за письменный стол.  Забота  о
будущем Ордена-- вот чему теперь должны быть отданы все помыслы.
     Взяв лист пергамента из  стопки,  он  обмакивал  видавшее  виды  перо в
чернильницу. Непринужденно воспроизводя почерк Алистера,  рука вывела список
претендентов, в котором, кроме Джебедия, значилось еще два имени.
     Отложив  этот  лист  в  сторону, Камбер лишний  раз  убедился,  что  не
пропустил нужного и не вписал лишнего имени. Получасом позже он  встал из-за
стола и, захватив оба листа, направился к выходу.
     Прямо напротив двери стоял, прислонившись к стене, Дуалта и беседовал с
камердинером Алистера братом Йоханнесом. Оба умолкли, едва  Камбер ступил на
порог,  и  воззрились  на  него. Оба были в  синих одеждах Ордена. На  плече
Дуалты  виднелся  знак,  а  у Йоханнеса-- серебряный  крест,  означавший его
принадлежность к мирянам. Обоих смутило появление Камбера.
     --  Вы  так  рано пробудились,  отец  настоятель,--  виновато  произнес
Дуалта.
     Камбер  справился  с  желанием  удивленно поднять бровь--  он не ожидал
застать здесь юного рыцаря. Присутствие Йоханнеса понятно-- перед церемонией
он  ждал  своего  патрона,  чтобы проводить в  собор. Камберу  были известны
отношения  Алистера  и  Йоханнеса,  знал он и то,  как продолжить  общение с
камердинером.
     Но Дуалта,.. Разве не он дежурил прошлой ночью? Что-то связано с ним...
Кажется, Дуалта  прошлой  ночью  входил к  нему,  он  был  с  Синилом... Что
происходило потом, Камбер не помнил. Что же успел увидеть Дуалта?
     -- Доброе  утро, господа,-- сказал  Камбер приветливо,  но сдержанно.--
Йоханнес,  мне не доставало твоей помощи. Дуалта, ты пробыл  на  посту не до
утра? Признаться, мне неведома  большая часть событий минувшей ночи, но отец
Йорам  наверняка  не  стал  бы  обременять тебя сверх меры и  задерживать  в
карауле, тем более до этих пор.
     --  Нет, сэр,  не стал.  Он велел передать лорду Иллану просьбу о  моей
замене, я  так и сделал,-- добавил  он, опасаясь.  что настоятель  подумает,
будто он  не подчинился приказу.--  Мне не  спалось, сэр, поэтому я вернулся
после заутрени. Я полагал,  что  могу понадобиться,  прежде  чем вы уйдете в
собор.
     Улыбнувшись улыбкой Алистера, Камбер похлопал  юношу по  плечу-- совсем
еще  мальчик,  куда  моложе  Йорама  и  Риса--  и  заговорщически  подмигнул
Йоханнесу.
     -- Совсем недавно в Ордене, а уже под стать остальным,-- весело  сказал
он.-- Вы все тратите слишком много времени и сил на беспокойство  о вздорном
старике.
     -- Отец настоятель!-- воскликнул Йоханнес.
     -- О да, знаю, сейчас ты будешь отрицать это. Но какая в этом польза?--
он  что-то слишком разгорячился.--  Ладно, если хотите, можете  помогать мне
нынче утром. Йоханнес, сколько у нас времени?
     В глазах Йоханнеса появилась озабоченность.
     -- Вы должны быть в соборе через  час,  настоятель. Можно спросить, что
вы задумали?
     -- Времени вполне достаточно,--  Камбер пропустил  вопрос  мимо ушей.--
Дуалта,  я хочу, чтобы ты доставил эти бумаги  наставнику с моими наилучшими
пожеланиями. Ему  предписывается собрать  членов  Ордена  в  здании капитула
сегодня после похорон.  Собрание  будет посвящено  статусу Ордена и  выборам
моего  преемника.   Архиепископа  я  уведомлю,  когда  буду  облачаться  для
погребальной службы.
     Он подал приказ, скрепленный  личной печатью Алистера, а затем и второе
послание, сложенное и запечатанное синим сургучом.
     -- Это список тех, кого я хотел бы видеть на собрании в первую очередь.
Передай Джебедия и это и попроси его убедиться, все ли извещены.
     Рыцарь кивнул.
     -- Понял, отец настоятель.
     -- Хорошо. Теперь ты, Йоханнес.
     -- Да.
     -- Хочу спросить,  не желаешь  ли  сегодня  утром уделить свое  время и
способности еще кое-кому.  Целитель за этой дверью, ночью он глаз не сомкнул
из-за  меня.-- С  грустной  улыбкой он указал назад.-- Я хочу, чтобы он спал
как можно дольше. В это время приготовь ему чистые одежды и извести его жену
о том, где  он находится. Передай ей  мои сожаления по поводу их вынужденной
разлуки и заверь ее, что во время похорон они будут вместе. А потом проверь,
чтобы все так и было.
     --  А  как  же вы?--  спросил Йоханнес.--  Я  думал  помогать  в  ваших
приготовлениях к мессе.
     --  Для  этого  годятся  многие,  добрый  Йоханнес.  Но  лорда  Риса  я
предпочитаю поручить твоим заботам.
     Взяв слугу под локоть, Камбер ввел его в покои и остановился на пороге.
     -- Когда  он проснется,  скажи  ему,  что  я чувствую  себя  хорошо,  и
объясни, куда я ушел. Полагаюсь на тебя. Доставь его в собор к сроку.
     -- Хорошо, святой отец,-- неуверенно произнес Йоханнес.
     Уходя  по  коридору,  Камбер  чувствовал  взгляды  обоих,  но  ни  тени
подозрения не было в  них, только  искреннее  беспокойство и радость оттого,
что их настоятель снова деятелен и бодр.
     Пока  все шло отлично. Теперь, когда он явится в собор раньше срока,  у
него будет время собраться с мыслями перед участием в церемонии  погребения.
Камбер  понимал,  что  с  этим  ничего  не  поделаешь,  и  все  же испытывал
неловкость   оттого,   что  ему  придется  выполнять  священные  обязанности
Алистера.
     После бессонной  ночи  Синил был  в  скверном  настроении,  а  суливший
множество хлопот день и вовсе портил расположение духа.
     Как и  Камбер, король  покинул  постель с первым светом. Около  часа он
беспокойно  бродил по  комнате, погруженный в  события  предыдущего  вечера.
Потом, забывшись на время, кликнул слуг приготовить ванну.  Пока его мыли  и
одевали, он не проронил ни слова. К десяти часам  облаченный в черное-- цвет
был выбран для участия в  траурной службе-- король отпустил слуг и приступил
к настоящим приготовлениям.
     Он  начал с  исследования неопровержимых фактов, В полдень  над мертвым
телом  Камбера  МакРори  церковь  совершит  погребальный   обряд,  а  завтра
скорбящая семья увезет его,  чтобы  захоронить  в родовых владениях.  И  все
будет  кончено. Так и было бы со всяким обыкновенным человеком. Но Камбер не
был обычным человеком. Он был дерини. Но даже дерини  не могут противостоять
смерти. Или могут?
     Одолевая волну ледяной дрожи, Синил опустился на сундук возле кровати и
погладил полированную крышку, его сундук был по-прежнему на месте  вместе со
всем бесценным содержимым.
     Мать-церковь  допускала  исключения.  К  живым  являлись  умершие,  так
бывало, но  то  были святые--  они  способны  на чудеса.  Минувшей  ночью  с
Алистером  Калленом  произошло   нечто.  Это  очевидная  истина.   Было   ли
превращение викария чудом? Кто показался им? Камбер?
     Он не  святой! Но  вернулся из царства мертвых на помощь Алистеру и Бог
знает зачем еще. Может, Камбер избран для покровительства Гвинедду и короне?
Господи, яви милосердие, избавь. А если он все-таки посланец к живущим, ему,
постигшему тайну смерти, ведомы любые мирские тайны. Возможно, даже известно
о  заветном  сундуке  Синила  и  его бунтарских  помыслах. И  от  этого  нет
спасения... Стон застрял в горле Синила.
     Нет! Он не должен думать  так! Он недостижим для Камбера. Камбер мертв.
И будет погребен. Он просто не может вернуться!
     По лбу короля струился пот, он совершенно взмок. С усилием разжал руки,
сжимавшие  углы  сундука,  вытер  лицо  рукавом,  тоскливо  вздохнул,  качая
головой, и закрыл глаза.
     Он слишком горячился, и разум обуздывал чувства. Какой  смысл  в слепой
панике?  Камбер  мертв  и  больше  не может  приказывать  ему.  Пришло время
похоронить воспоминания о нем.
     Еще раз  вздохнув,  Синил поднялся  и  твердой  рукой поправил  пояс. У
стеклянного  зеркала  решительно  надел  оставленную  слугам  корону, однако
избежал взгляда того, кто смотрел на него из-за стекла.
     Несколькими минутами позже он присоединился  к придворным, собиравшимся
в замковом дворе, чтобы пройти четверть мили  от замка  до собора. Ему давно
удалось  через силу улыбнуться королеве. Под  густой вуалью  почти незаметны
были следы слез  на ее припухшем лице. И не стоило приглядываться-- Синил не
в  силах разорваться между супругой  и Камбером и ни за что не одолеет обоих
сразу.
     К полудню  собор принял под свой кров великое множество друзей и врагов
графа Кулдского,  его обожателей и ненавистников. Церемония началась точно в
срок.   Погребальную  мессу   служили   три  священника-дерини:  архиепископ
Гвинедда, друг детства  Камбера; настоятель Ордена святого Михаила, когда-то
бывший  его недругом; и  единственный  сын  покойного. Они творили  службу в
безупречной и строгой гармонии, не нарушая ее ни голосом, ни жестом.
     Камбер,  в  относительной безопасности  и  покое  под  покровом  чужого
облика, молился о душе  Алистера Каллена. Когда месса  закончилась, все трое
вернулись в уединение ризницы. Позволив ожидавшим причтам освободить себя от
облачения, Камбер скрылся в дальнем углу, прижимая  руки к лицу. Он не хотел
ничего видеть и не пытался унять глубокой дрожи.
     Участие  в церемонии не было в  тягость. Службу вел Энском, а Камбер  и
Йорам только помогали. Для роли  прислужника  хватало с избытком  суммы  его
собственных диаконских  познаний  и  памяти Алистера.  Нет, не это  вызывало
дрожь. Камбер полной грудью вдохнул и погрузился в самую сердцевину страхов,
добираясь  до истинной  причины. Там, за границами логики, первородная часть
его существа сжималась  от ужаса при  воспоминаниях о мертвеце,  лежавшем  в
гробу перед алтарем.
     Смерти  в обычном смысле он не боялся, рано или поздно  она приходит  к
каждому. Даже  Ариэлле со всеми ее тайными  познаниями  не удалось  обмануть
костлявую, хотя Камберу казалось, что он знает причину неудачи.
     Разная   бывает   смерть.   Только   что   он  видел  торжественную   и
обстоятельную. Вид  собственного  навечно упокоившегося лица вдруг показался
символом иного небытия и возрождения  к  иной  жизни. Так или  иначе,  а  он
теперь--  Алистер Каллен и никто другой. Может быть, когда-нибудь и явится в
этот мир ненадолго Камбер МакРори, но сегодня он скончался.
     Придя к такому  заключению,  Камбер обнаружил, что страхи отступают. Он
сделал еще один глубокий вдох и избавился от судорожного напряжения мышц. Со
следующим вдохом сердце забилось ровнее, и дрожь исчезла.
     Ему  не придется больше смотреть  на тело. Когда все скорбящие  покинут
собор, монахи  Энскома накроют гроб крышкой и  обернут  свинцовыми  листами.
Завтра  тело отправят в Кэррори и похоронят. Все  будет  кончено.  А он, для
всех Алистер Каллен, останется жить.
     Камбер вернулся к людям в ризнице, поручив себя заботам Йоханнеса и еще
одного  монаха. Помогая им  завершить переоблачение, он  машинально повторял
движения Алистера. В  этом он  доверился приобретенным воспоминаниям, а  сам
впервые осмотрелся по сторонам.
     Энском ушел. Камбер  подозревал, что архиепископ почти  сразу же  после
окончания  мессы вернулся к себе в часовню, понимая желание своих помощников
побыть  наедине  со  своим  горем. Энском  всегда  был  человеком  "разумной
сентиментальности",  именно  это  сблизило их с  Камбером  более  сорока лет
назад.
     Йорам  оставался  в  ризнице.   В  раздумье,  не  поднимая   глаз,   он
механически, как и  Камбер,  переодевался  в привычную для него михайлинскую
сутану. Наблюдая за сыном, Камбер поднял руки, чтобы  Йоханнес надел на него
белый пояс  михайлинского  рыцарского достоинства. Второй  монах накинул  на
плечи мантию с вышитым  знаком главы Ордена. Камбер нагнулся, чтобы Йоханнес
надел на шею только что принесенный нагрудный крест из серебра. Пристроив на
макушке шапочку,  прикрывавшую тонзуру,  Камбер направился к  сыну. Йоханнес
отослал монаха и поджидал хозяина у двери, готовый его сопровождать.
     Переоблачение  Йорама  заканчивалось. Один соборный  служка  возился  с
завязками сутаны; второй стоял с белым поясом наготове. В глазах сына Камбер
увидел совершенное безразличие.
     -- Я собрался говорить с тобой, Йорам, но подумал, что ты хочешь побыть
один,-- Камбер не мог говорить открыто  в присутствии монахов.-- Думаю, тебе
известно  о  собрании  капитула.  Это  может   показаться   скоропалительным
решением,  но  следующие несколько  дней  ты будешь занят  семейными делами.
Поэтому  собрание  Ордена сегодня  показалось  мне единственной возможностью
заручиться твоим присутствием. Для меня важно твое мнение.
     Скрепив плащ под горлом, Йорам опустил глаза.
     -- Благодарю,  отец  настоятель. Очень  признателен  за ваши  последние
слова.
     -- Не составишь ли мне компанию?--  продолжал Камбер, взяв  Йорама  под
руку и кивком предлагая пройтись.
     Не  смея  отказаться на глазах у стольких  любопытных,  Йорам промямлил
согласие и  пошел.  Он глубоко переживал кончину своего настоятеля, а вместо
этого  вынужден  был притворно скорбеть  о  покойном отце.  Мучительное  для
прямодушного Йорама  испытание  должно было закончиться  завтра-- он повезет
прах в Кэррори. А  Камберу сын  был совершенно необходим во время его первой
встречи лицом к лицу со "своим" Орденом.
     За  дверью  ризницы  их  ждал  Джеллис де  Клири,  регент  хора,  чтобы
проводить на заседание капитула. Вернувшись в  собор через  северную  дверь,
они  прошли  поперечным  нефом и вступили  в  чистый и  светлый монастырский
переход.   У   входа   в   капитул   толпились   десятка   два   рыцарей   и
священнослужителей,  наслаждавшихся   свежим   воздухом   перед   тем,   как
присоединиться к братии в круглой зале. Увидев  настоятеля, они заторопились
внутрь,  расступаясь  при  его приближении. Камбер  вошел  в зал,  наступила
тишина, сидевшие встали и потеснились, давая место опоздавшим.
     Долговязая фигура настоятеля двигалась к центру, седая голова то и дело
приветливо склонялась, улыбка  находила  ближайших соратников. К Камберу все
приходило  из воспоминаний Каллена  само  собой. Он касался хорошо  знакомых
плеч  и  привычно благословлял  склоненные головы. То, что  за  ним  следует
Йорам,  добавляло  уверенности ему  и,  как  ни  странно,  радовало сознание
Алистера Каллена. Вдруг волна печали  захлестнула мозг-- рядом с Йорамом был
Натан, а не верный Джаспер Миллер, неизменно сопровождавший настоятеля почти
с самого его избрания.
     Камбер   сознавал,  что  реальный  Алистер  не  изведал  горечи  потери
Джаспера--  они погибли почти одновременно.  Значит, в нем говорила не чужая
память, это  его сознание  взволновалось от мысли о  смерти ближайшего друга
Каллена. Значит, произошло не просто внешнее преображение. Алистер не только
отдал свое прошлое, но остался в нем, будто  и не умирал вовсе. Этого Камбер
никак не ожидал.
     Поднимаясь  по  пологим  ступеням  к своему--  теперь  уже  ненадолго--
креслу, Камбер ощутил  слабость в ногах-- перед ним колыхалось  море  синего
цвета  в кольце расписных стен  с радужными бликами от  оконных витражей. Он
поймал взгляд  Джебедия,  наставник  Ордена  стоял  справа от  кресла,  руки
покоились на эфесе меча михайлинцев, глаза светились надеждой.
     Камбер подбодрил его вымученной  улыбкой и снова  повернулся  к братии.
Натан  встал  за  узким  столом  слева, двое  секретарей  уже  разворачивали
пергаменты  и  проверяли списки  имен.  Йоханнес стоял за  креслом, а Дуалта
впереди-- там  было место рыцаря  Лорина, он  тоже погиб в  сражении.  Йорам
молча занял свое обычное место рядом с Джебедия, он ни на кого не смотрел.
     Камбер дождался,  пока  опоздавшие  рассядутся, потом  сел  сам, знаком
распорядившись закрыть дверь. Еще  несколько мгновений  тишину нарушал шорох
шагов и стук мечей михайлинцев о каменные скамьи.
     -- Дорогие братья.--  Камбер положил  руки  на подлокотники,  оглядывая
зал.-- Приношу извинения, если собрание созвано слишком скоро после события,
так глубоко  тронувшего вас всех.--  Он вздохнул.-- Если бы не необходимость
срочных действий  и  семейные  дела,  отзывающие одного  из  наших уважаемых
братьев, я рискнул бы  отложить этот  разговор на  более  поздний срок.-- Он
взглянул  на Йорама.-- Однако в сложившихся обстоятельствах,  я  думаю,  нет
ничего  хорошего в том, чтобы откладывать неизбежное. Приношу извинения, что
мое недавнее недомогание не позволило собрать вас раньше.
     Подбирая слова, Камбер посмотрел на сверкавший на его  пальце перстень.
Тишину переполненного зала подчеркивало сдерживаемое дыхание.  В воздухе уже
витало ожидание. Частью своей души он страстно желал оказаться где-нибудь за
много миль отсюда.
     --  Собратья и друзья, в ближайшие недели я  окажусь  перед  величайшим
выбором  своей жизни,  ибо я должен  поручить  вас  заботам  другого  именно
теперь, когда  наш  Орден пережил  подлинную  трагедию. Мы  поддержали  идею
Реставрации и последующего расселения в  безопасных местах, пережили  гибель
нашего брата Хамфри Галларо, упокой Господь его душу...--  он перекрестился,
собравшиеся последовали его примеру,--  и злобные гонения Имра. Мы заплатили
огромную цену  за  то, во что  верили. Но,  я думаю,  мы не могли  поступить
иначе, даже если бы предвидели исход событий.-- Он вздохнул.-- Самой большой
ценой  оказались  человеческие   жизни.  Однако  только  потери  в  сражении
заставляют  содрогнуться. Большинство из вас,  вероятно,  потеряли друзей  и
близких,  но  не всем  известны  размеры  потерь Ордена.  Джебедия,  сообщи,
пожалуйста, полные данные о наших потерях.
     Лицо Джебедия  не изменило выражения-- он был слишком хорошим солдатом,
но Камбер видел, как побелели пальцы, сжимавшие меч.
     --  Более  сорока наших рыцарей  умерли в сражении или на поле битвы от
ран,  отец  настоятель,--  тихо  произнес он.--  Еще  около двух десятков на
волосок  от гибели,  хирурги и Целители борются  за их жизни.  Из  тех,  кто
выживет, многие никогда не  поднимут  меча. На сегодняшний день  число наших
воинов, включая  и тех, кто легко ранен, составляет  сто  десять  человек из
двухсот, бывших под Йомейром.
     Ропот пронесся по рядам. До тех пор  пока разговоры не  стихли,  Камбер
смотрел себе под ноги, и, продолжая свою речь, он не поднял глаз.
     -- Ровно половина от  прежнего числа, братья. Но и  в самом Ордене дела
не  лучше. Натан, расскажи,  пожалуйста, о  состоянии наших  земель и прочей
собственности.
     Молодой человек выступил вперед.
     --  Из  двенадцати  обителей, существовавших  до  начала  гонений Имра,
десять  разграблены,  сожжены  и  обращены  в  руины.  В  отдельных  случаях
разрушены  даже фундаменты. Свинец с крыш  и  из  окон снят,  большая  часть
годного в  дело камня  увезена  людьми  Имра  для будущего  использования  в
строительстве  Найфорда.  То, что  осталось  после  солдат,  было  растащено
местными   крестьянами.   Для  восстановления   практически  любой   обители
потребуются новые  материалы.-- Он заглянул в лежавший на краю стола лист.--
Далее,  более  четырех  с половиной тысяч  голов скота, овец и лошадей  были
отняты у  нас  короной или зарезаны  и брошены гнить. Все  посевы вытоптаны,
поля выжжены, запаханы и потом засыпаны солью. Будет чудом, если в ближайшие
пятьдесят лет хотя бы одно из этих полей даст урожай.
     Раздались крики и проклятия, Камбер поднял руку, требуя тишины. Сверкая
глазами, со своего места поднялся Поррик Ланэл, один из значившихся в списке
Джебедия людей.
     --  Отец  Натан,  упомянуты десять  из  двенадцати  наших  вотчин.  Что
случилось с остальными?
     --  С ними  все  более или менее в  порядке,--  произнес  Натан.-- Гаут
Эйриал и Моллингфорд,  подобно  другим, потеряли свинцовые  кровли и оконные
переплеты, их нивы сожжены и  обращены в бесплодные пустоши, но  Реставрация
спасла  обители от  уничтожения. Большая  часть каменных построек  осталась.
Наши каменщики  считают,  что, разобрав  старую кладку, можно  выстроить  по
соседству здания поменьше.  Мое  мнение-- лучше  перенести  обители в другие
места.  Засоленные поля  еще долго  не смогут прокормить  и  очень небольшие
общины.  Они будут полностью  зависимы от  поставок провизии  извне,  и если
кто-то вздумает прервать подвоз, это не составит труда.
     Натан  посмотрел  на настоятеля. Последние слова  и выражение  лица  не
оставляли  сомнения, кого он имел в  виду,  но  Камбер предпочел не заметить
явный  вызов. Как  и другим михайлинцам, Натану было  хорошо  известно,  что
сейчас между  дерини и  королем  установилось  относительное  равновесие,  а
михайлинцы в большинстве были дерини.
     Камбер  устало  подпер голову  рукой  и  закрыл  глаза,  как  это делал
Алистер.
     -- Разделяю твое беспокойство, Натан,-- пробормотал он.
     -- А как насчет крепости?-- крикнул кто-то справа.
     -- Джеб?-- позвал Камбер, не поднимая глаз.
     --  Крепость спасти не  удалось,-- в  голосе Джебедия слышалась горечь,
Камберу не  нужно  было смотреть на неги,  чтобы знать выражение его лица.--
Мясники  Имра  очень постарались, особенно если учесть, что  Челттхэм  стоял
первым из  наших храмов  в  их  списках.  Нет никакой  надежды  восстановить
Челттхэм  в  его прежнем величии,  даже если бы нас было вдвое  больше и  мы
имели в пять раз больше средств.
     Наступила тишина,  и Камбер поднял голову и оглядел михайлинцев.  Глаза
всех  были устремлены  на  него,  все  ждали. Он понимал, что перед тем, как
приступить к тому, ради чего и назначалось сегодняшнее собрание, нельзя было
не подать надежду.
     --  Вы  слышали  сообщения  наших  братьев,  друзья  мои,--  его  голос
возвысился и долетал до самых последних скамей.-- Мне  бы хотелось, чтобы вы
знали все и не  питали  напрасных иллюзий. С  другой стороны,-- продолжал он
более твердо,-- ресурсы  наши не  иссякли. В нашем распоряжении  по-прежнему
находится сотня рыцарей, едва ли не лучших во  всем  христианском мире.-- Он
взглянул на Джебедия, тоскливо глядевшего  в  пол.-- У нас около  трех сотен
прекрасных священников и братьев, несмотря на то,  что сейчас они не вместе,
а во множестве мест.
     За  несколько  недель  до сражения  король  Синил  подарил  мне  весьма
обширный земельный надел.-- Он поднял руку,  требуя  тишины, так как реакция
на его  слова грозила вообще прервать  его речь.--  И  еще, у нас прекрасный
выбор места для будущей  крепости и военной  базы.-- Кьюэлтейн и Аргод будут
переданы Ордену королевским  указом  после  вступления  в  должность  нового
настоятеля.
     Итак, мы подошли к основной цели нашего собрания.

     ГЛАВА 13
     <i>Ибо,  хотя  я и отсутствую телом, но духом нахожусь  с  вами, радуясь и
видя ваше благоустройство и твердость веры вашей во Христа.
     Послание к Колоссянам 2:5</i>

     Когда  Камбер  наконец-то  покинул здание капитула,  солнце уже село  и
колокола  на соборе звонили к вечерне. Весь день  он выслушивал дискуссию, в
которой  участвовали и  кандидаты, и их сторонники,  высказывающие множество
мнений  и  опасений.  К тому времени, когда Камбер  поблагодарил и  отпустил
собравшихся, он уже выяснил мнение Ордена  и понимал сложность своей задачи,
ожидавшей решения  в ближайшие  несколько дней. Список  возможных кандидатов
сократился до трех персон. В своем окончательном решении он будет полагаться
на впечатления от личных бесед с каждым.
     Несколько братьев не удовлетворились долгим обсуждением и задержались в
здании   капитула  с   намерением  продолжить  дискуссию.  Камбер  не   внял
неутомимым, и  они были вынуждены удалиться  вслед за  остальными.  Джебедия
тоже ушел, даже не  пытаясь восстановить дружеский тон в общении с викарием.
Правда, его ждали  дела в богадельне, где  отхаживали одного  из его  людей.
Среди  первых покинул здание капитула  и  Йорам, спешивший  присоединиться к
Эвайн и Рису и подготовиться к отъезду в Кэррори.
     Отослав от себя всех своих  помощников, в  поисках  так необходимой ему
тишины  Камбер  проскользнул  в  монастырский сад.  Прислонившись  к  стволу
дерева,  он устремил невидящий взгляд  в ночное небо.  Когда растаяли  вдали
голоса михайлинцев, Камбер выбрался из-под кроны и снова ступил на тропинку.
Он направился к южному боковому входу в собор.
     Камбер вошел внутрь, его встретило невнятное бормотание.  Из-за колонны
видны были  несколько фигур в главном нефе и в конце его на возвышение хоров
немногие монахи;  собор  был  почти пуст.  Прямо напротив, в  северном конце
поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из  часовен, ярко
горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Каллена.
     Камбер  не мог не проститься  с другом.  Он  двинулся по темному  нефу,
почти беззвучно ступая  по плиткам пола.  Он  миновал  открытое пространство
главного нефа и  перевел дух-- до него никому не было дела. Замедляя шаг, он
приблизился  к  дверям часовни, стараясь сделаться еще более  незаметным,  и
заглянул за деревянную ширму.
     По  крайней мере, больше  не придется видеть это лицо. После  церемонии
монахи перенесли тело  в большой дубовый гроб, который обернули в  свинцовые
листы. Покров со  знаками МакРори лежал  теперь на крышке,  а меч  и  корона
графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые
свечи в рост человека в массивных бронзовых  шандалах. У самого входа стояли
два  королевских  стражника  не  знакомые  Камберу.  Своими  алебардами  они
охраняли  и  вечный покой, и  бренные ценности--  корона и меч МакРори  были
настоящим  сокровищем. Ограбить мертвого графа  было не большим грехом,  чем
обобрать простого смертного.  Он получил  благословение церкви на  переход в
мир иной, так пусть и отправляется с Богом.
     При  виде Камбера  стражники не шелохнулись,  но когда он  поравнялся с
ними, один прошептал:
     -- Святой отец?
     Камбер кивнул.
     -- Святой отец, у гроба молится  один человек. Мы не хотели мешать ему,
но он  там  уже несколько часов. Может быть,  вы проверите, не случилось  ли
чего?
     Отведя  взгляд, Камбер  кивнул и  вошел в часовню. Молящийся  стоял  на
коленях у изголовья,  скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи
вздрагивали  в беззвучном плаче,  голова в капюшоне  поникла.  Дрожащие руки
приподняли  бархатный покров и тронули свинцовую фольгу.  Пламя свечей  было
недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.
     Задумчиво пожевав  губами, Камбер  подошел ближе и опустился на  колени
рядом  с мужчиной. По тому, как молящийся  вздрогнул от  его  прикосновения,
Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.
     -- Успокойтесь, сын мой,--  Камбер старался, чтобы его шепот звучал как
можно более ободряюще.-- Вы уже ничего не можете для него  сделать. Нам всем
будет не доставать его, но со временем горе пройдет.
     Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно
посмотрели на Него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гьюэра.
     -- Разве  я  могу быть спокоен,  когда нет  его?--  прошептал  Гьюэр.--
Милорд Камбер основал то, что сейчас  делается от  имени короля. Без него не
было бы короля Халдейна. Теперь без него...
     Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую  бахрому и
графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить  Гьюэру, что Камбер
достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе?
     Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить
молодого человека.
     -- Знаю,  сын мой,-- произнес он.-- Нам нужно попытаться продолжить его
начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?
     Гьюэр глотал слезы.
     --  Я любил его, отец  настоятель. Для  меня он был... особенным,  я не
могу объяснить этого. Я бы умер за него... с радостью... а теперь...
     -- Тогда вы  должны  жить ради него,--  мягко  сказал Камбер,  стараясь
голосом не выдать своих чувств.-- Вы сможете и знаете это.
     --  Я  могу?-- Гьюэр  невесело  засмеялся,  потом  поднялся  на ноги.--
Возможно, вы  правы,  отец настоятель. Но  пока не могу примириться  с этим.
Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?
     В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял
юношу за  плечи и  повел  прочь.  Когда  они  вышли  из  часовни,  стражники
уважительно расступились, но  настоятеля  это не удовлетворило, и  пола  его
мантии скрыла лицо Гьюэра от нескромности гвардейцев.
     Тишина летней ночи  и прогулка на свежем воздухе не  облегчили душевных
мук молодого лорда, он весь  был во власти  горя. Было бы чересчур  жестоким
оставить Гьюэра наедине с  его страданиями. Держать  его всю ночь возле себя
Камбер тоже не мог-- после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.
     Войдя в свои покои,  он подвел  Гьюэра к двери Йоханнеса. Камердинер не
удивлялся странным просьбам своего хозяина.
     Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.
     -- Отец настоятель?
     Камбер  ввел  Гьюэра  в  комнату и усадил  в кресло рядом  с  небольшим
камином.
     -- Йоханнес,  это Гьюэр, слуга лорда Камбера,-- представил он, погладив
гостя по голове.-- Не можешь ли оставить его у себя на ночь?
     -- Разумеется, отец настоятель. Не  нужно  ли чего  еще?  Что скажите о
бокале вина?
     -- Я возьму у себя,-- ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гьюэра и
знаком приглашая Йоханнеса.-- Посиди с ним, пока я не вернусь.
     В  комнатах,  разыскивая  вино  и  кубки,  он   думал   о  Гьюэре.  Его
привязанность и прежде, чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не
сомневаться.  Мальчиками  они  с Катаном  были  очень дружны,  правда, после
смерти сына Камбера Гьюэр пропал из виду, они больше не встречались.
     А  юный  рыцарь   сохранил   свои  детские  впечатления.  Привязанность
вернулась  к повзрослевшему  Гьюэру, выросла и окрепла за  месяцы,  что  они
вместе  с Синилом провели  у михайлинцев. Теперь  его  любовь и  преданность
Камберу  прошли  испытания  смертью  и вырвались  наружу истерикой.  Что  же
делать?
     Он нашел бокалы,  которые  искал,  в  изголовье  кровати взял небольшую
шкатулку  и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон.  Если только
он не ошибается в своих выводах, горе Гьюэра ослабеет не  скоро-- он слишком
подавлен и не видит  цели в жизни. Его  чувства,  разумеется, после хорошего
отдыха,  стоило употребить  на  что-нибудь  полезное. И пусть он  услышит от
своего героя слова надежды. Пусть сам Камбер напутствует его...
     Камбер  задумчиво  сидел  на   постели,  вертя  в  пальцах  пакетик  из
пергамента, прикидывая, как лучше проделать это, и в конце  концов пришел  к
выводу,  что риск и трудности не особенно велики. Спустя мгновение  он снова
порылся в своей  аптечке  и  извлек еще один пакетик. Содержимое первого  он
высыпал  в бутыль  с  вином,  потому  что  сон потребуется  в равной  мере и
Йоханнесу,  и  Гьюэру, а  второй спрятал  за  пояс, взял бутыль  и  кубки  и
направился в комнату камердинера.
     Йоханнес,  поправлявший  поленья  в камине,  озабоченно поднял  голову.
Гьюэр сидел неподвижно там, где Камбер оставил его, уставив невидящий взгляд
на  каменный  пол под  ногами. На застывшем лице танцевали  красные отблески
огня, но не оживляли его. Если бы  Гьюэр был  изваян  в  камне,  то явил  бы
шедевр  изображения  тоски  и  отчаяния,  но  он  был человеком,  и  вызывал
сострадание.
     -- Вот и вино для нас,--  сказал Камбер.-- Я подумал,  что после такого
тяжелого дня оно кстати.
     Он  поставил на камин три  бокала,  наполнил  их,  достал  из-за  пояса
пакетик  и всыпал  его  содержимое в  один  из кубков. Его действий не видел
Гьюэр,  но  Йоханнес наверняка  за хозяином подглядывал и, конечно, заметил,
как гостю подмешали снотворное.
     -- Когда поспишь,  тебе полегчает, Гьюэр,-- сказал Камбер,  оглядываясь
через плечо.-- Тебе подогреть?
     Ответа не стал дожидаться, он и не рассчитывал  получить его.  Взболтав
содержимое, Камбер вытащил из камина раскаленную кочергу.  Когда он  опустил
пышущий жаром металл в вино, вслед за шипением вокруг распространился пряный
аромат. Направляясь с  бокалом к Гьюэру,  он заметил, что Йоханнес, не долго
думая, взял один из двух  оставшихся и осушил его.  Вкладывая теплый кубок в
руки Гьюэра, Камбер улыбнулся.
     -- Выпей, сын мой. Это поможет тебе забыться.
     Гьюэр подчинился. Каждый  вымученный глоток был слышен в комнате. Когда
бокал опустел, Камбер помог гостю подняться. Пока Камбер и Йоханнес вели его
к  импровизированной  постели,  отяжелевшие  веки Гьюэра уже смежились. Не в
силах  держаться на  ногах, он повалился на  ковер. Камбер положил  ему  под
голову подушку и укрыл снятой с кровати шкурой.
     Йоханнес зевнул и  погрузился  в кресло,  где только что горевал Гьюэр.
Глаза камердинера осоловели.
     -- Спи, сынок,-- бормотал  Камбер, убирая волосы с помутившихся глаз.--
Хорошо поспав, ты почувствуешь себя куда лучше. А теперь спи.
     До сих пор Камбер не решался притронуться к мозгу Гьюэра, он проделывал
это несколько раз в своем прежнем облике, и  Гьюэр мог узнать прикосновение.
Сейчас  этого  можно  было не опасаться,  а воспоминания  об  этом  контакте
сохранятся только нужные. Камбер позаботится об этом.
     Вино делало  свое  дело,  дыхание  становилось  глубже  и  ровнее,  тем
временем снадобье  повышало  восприимчивость  Гьюэра.  Камбер  подождал  еще
несколько минут. Позади он слышал  тихое сопение Йоханнеса и знал, его слуга
нынче не будет страдать бессонницей.
     Он  улыбнулся, прикосновением  ко лбу  проверил Гьюэра, потом поднялся,
посмотрел на Йоханнеса, на всякий  случай заглубил  его  сон и  на  цыпочках
вышел  из  комнаты.  Немного  погодя,  когда  введенные  в  организм  Гьюэра
наркотики полностью  окажут  свое  действие, он  вернется и  постарается все
исполнить безупречно. Не зря его зовут Камбером МакРори.
     Гьюэр стонал и ворочался,  но спал-- глаза  были закрыты. Потом  понял,
что  бодрствует:  ощущалось приятное  тепло наброшенных  шкур;  сквозь  веки
проникали  отблески  каких-то  огней; ноздри  щекотал слабый запах  горящего
дерева и тонкий аромат вина и пряностей.
     Он  вспомнил вкус вина  и почувствовал разливавшуюся  в желудке  и теле
теплоту. Воспоминания о событиях дня медленно возвращались. Как ни  странно,
они больше не вызывали страданий.
     Осталось чувство утраты, в  носу и горле першило от слез и рыданий-- он
проплакал много дней напролет.  А теперь  было спокойно.  А  может быть, это
отец  Каллен,  настоятель михайлинцев,  который угощал  его  вином... Взял и
подсыпал ему чего-то... Над этим стоило призадуматься,  а  мысли, как назло,
еле-еле шевелятся  в голове. И этот сквозняк откуда-то. Или в комнату кто-то
вошел?
     Гьюэр  повернулся на  другой бок и  открыл глаза,  ожидая увидеть брата
Йоханнеса или отца  Каллена, но  Йоханнес  мирно посапывал в кресле  рядом с
камином. Оборачиваясь на дверь, он почему-то знал-- там не Каллен.
     Это был не испуг. Страшно было то, что он предвидел.
     Гьюэр часто заморгал, возможно, глаза сыграли с  ним злую шутку, потом,
потрясенный,  посмотрел на залитую светом фигуру. Легкое  серебристое облако
окружало приближающегося пришельца. Серый плащ до пят подчеркивал рост, лицо
скрывал низко надвинутый капюшон.
     Вспомнив  свои  детские  фантазии,  юноша  подумал,  что  это  призрак,
привстал на локте и обмер, наконец разглядев лицо.
     --  Камбер!--  прошептал  он,  и  ничего,  кроме  священного ужаса,  не
осталось в душе.
     Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой
головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда
при жизни.
     -- Не  бойся,--  сказал призрак до странного по-житейски.-- Я  вернулся
только на  несколько  минут, чтобы умерить твою печаль и  сообщить,  что мне
покойно в моей новой обители.
     Гьюэр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
     -- Я видел,  как  ты страдал эти  дни,-- продолжал призрак,--  и мне...
грустно, что ты так печалишься обо мне.
     -- Но...  мне не хватает вас, милорд. Так много дел... а теперь все они
останутся незавершенными.
     Призрак улыбнулся, и Гьюэру показалось, будто солнце заглянуло в темную
комнату.
     -- Другие сделают их. И ты, Гьюэр, если пожелаешь.
     -- Я?
     Гьюэр сел и недоверчиво посмотрел на таинственного гостя.
     -- Но как это может  быть, милорд? Я только человек. У меня не достанет
ни сил, ни таланта. Вы были сердцем идеи Реставрации. Теперь, когда вас нет,
действия короля станут неподконтрольны. Я боюсь его, милорд.
     --  Пожалей  его,  Гьюэр.  Не  бойся.  И  помоги  тем,  кто  продолжает
начатое,-- Йораму,  Рису  и моей дочери  Эвайн,  и моим  внукам,  когда  они
подрастут.  А  Алистер  Каллен,  который привел  тебя сюда. Он  больше  всех
остальных нуждается в твоей помощи.
     --  Отец  Алистер?  Но он  такой черствый и самоуверенный. Чем  я  могу
помочь ему?
     --  Он  не  такой независимый, каким  умеет казаться  другим,-- ответил
призрак  со  знакомой улыбкой.-- Да, он бывает резок и иногда слишком упрям,
но ему  более других недостает дружеской  поддержки. Ты поможешь ему, Гьюэр?
Будешь служить ему так же преданно, как служил мне?
     Гьюэру вдруг захотелось узнать, опирается ли его гость о земную твердь?
Но плащ полностью  скрывал ноги пришельца,  и  он снова несмело взглянул  на
сияющее лицо.
     -- Я в самом деле могу помочь ему?
     -- Да.
     -- Служить ему так же, как служил вам?
     -- Он  больше чем  достоин этого,  Гьюэр, и слишком горд, чтобы просить
помощи. Гьюэр проглотил слюну.
     --  Хорошо, милорд.  Я  сделаю так.  И  не дам  умереть  памяти о  вас.
Клянусь! Призрак улыбнулся.
     -- Память обо  мне  не так  важна.  Другое дело--  наша работа.  Помоги
Алистеру. Помоги королю.  И помни, я  всегда с тобой,  даже  тогда, когда ты
меньше всего этого ожидаешь.
     -- Хорошо, милорд.
     Пришелец развернулся,  чтобы уйти, и Гьюэр перепугался не  меньше,  чем
поначалу.
     --   Нет,   милорд!  Подождите!  Не  оставляйте  меня  сейчас!  Призрак
остановился и с любовью посмотрел на него.
     --  Я  не  могу  остаться, сын  мой, и не смогу больше  посещать  тебя.
Оставайся с миром.
     Гьюэр  был в отчаянии, он  расшвырял шкуры,  встал на  колени и простер
руки вверх.
     -- Тогда благословите меня, милорд. Пожалуйста! Не отказывайте в этом!
     Лицо сделалось серьезным,  а  потом  руки легко взлетели над  складками
плаща. Гьюэр склонил голову.
     -- Благодать Божья да пребудет с тобой.
     -- Аминь,-- прошептал Гьюэр.
     Когда рука дотронулась до волос, сознание на мгновение помутилось.
     Он поднял голову и открыл глаз. Призрак исчез. Свет померк, стало темно
и пусто.
     Гьюэр вскрикнул, поднялся и, пошатываясь, шагнул  туда, где только  что
был  его гость. Несколько  секунд он  стоял там,  держась  рукой  за дверной
косяк, и заново переживал только что увиденное или пригрезившееся.
     Камбер  вернулся   к  нему!  Ему   хотелось  кричать   на  весь  дворец
архиепископа  так. чтобы и  мертвые проснулись: его посетил  Камбер! Великий
лорд-дерини возложил на него, Гьюэра Арлисского, презренного человека, долг,
достойных великих!
     Но бедный юноша и рта раскрыть не/мог. Камбер все делал безупречно, его
зелье продолжало  действовать.  Подробности волшебного разговора  уже начали
расплываться и превращаться в нечто, похожее на сон.
     Нет, он  не  мог рассказать миру об  этом чуде. Гьюэр рассудил, что эта
встреча предназначена  ему одному  как высшее откровение.  Такое  не делят с
другими. Да и кто поверит...
     Брат Йоханнес?  Нет. Он набожный и преданный человек,  но все  проспал,
даже  ни разу не  пошевельнулся. Если разбудить  его  и рассказать, Йоханнес
подумает, что это  видение  от лекарств и вина.  Нет,  он не станет делиться
своим сокровищем с Йоханнесом.
     Каллен?  Ну конечно!  Отец Каллен поймет его. Отец Каллен должен понять
его[ В конце  концов именно ему  просил  служить Камбер.  Каллен имел  право
знать.
     Обрадованный Гьюэр выбрался за дверь и отправился на поиски.
     А Камбер, заслышав приближение шагов, скользнул в постель и притворился
спящим. Он  слышал  быстрое  и  взволнованное  дыхание Гьюэра,  когда  юноша
остановился  посмотреть на  него, потом отошел.  Через  несколько  секунд от
камина полился свет.
     Камбер  ждал,  прислушиваясь,  шаги   приближались  с   нова.  --  Отец
настоятель?-- позвал Гьюэр.-- Отец настоятель, вы спите?
     Камбер  повернулся и  приподнялся  на  локте, щурясь на свет, взглянул.
Гьюэр стоял на коленях рядом с кроватью, его лицо освещалось свечой и горело
само по себе.
     -- Спал,-- ответил Камбер, подавляя зевок.-- А почему ты не спишь?
     Гьюэр покачал головой.
     -- Я тоже спал, но...  Пожалуйста, святой  отец, не  сердитесь на меня.
Очень жаль, что разбудил вас, но мне нужно  рассказать кому-то, и я думаю...
я думаю, он не будет возражать.
     -- Он?
     Гьюэр судорожно глотнул, в глазах мелькнула тень сомнения.
     -- Лорд...  лорд Камбер, святой отец.  Он... он пришел ко мне во сне...
по-моему... и... и он сказал, что я не должен печалиться...  что у меня есть
важное дело... его дело... я должен продолжать то, что не успел сделать он.
     Произнося все это,  он  не успевал вздохнуть, словно  опасался, что  не
найдет в себе мужества договорить, если прервется хоть на секунду.
     Камбер кивнул,  снова зевнул  и произнес, не забывая сохранять  сухость
интонаций.
     --  Что  ж, у тебя, разумеется, есть  важная работа. Я говорил  тебе  и
раньше. Камбер во многом полагался на тебя.
     -- Правда? О да, я знаю, святой отец!-- Гьюэр был счастлив.-- Он сказал
еще...--  Его  лицо стало серьезным.--  Он  поручил мне  служить вам, святой
отец. Он  сказал, что я  должен служить вам так же, как служил  ему, что вам
нужна моя помощь. Она нужна вам, святой отец?
     Камбер  неспеша сел, набросил синюю михайлинскую мантию и спрятал босые
ступни в мех шкуры на полу.
     -- Он так сказал тебе?
     Гьюэр торжественно кивнул, не смея говорить. Камбер долго смотрел в эти
бесхитростные глаза. Казалось, Гьюэр готов  довериться  ему во всем.  Что ж,
теперь надо помочь ему сделать это. Так, как помог бы Алистер.
     --  Разумеется, ты понимаешь,  что служба мне не будет похожа на службу
Камберу, Камбер был  светским дворянином, окруженным роскошью, приличной его
положению. В этом нет  ничего  зазорного,--  добавил  он, увидев,  что Гьюэр
собирается возразить.-- Но здесь все совсем по-другому.
     -- Потому что вы священник, святой отец?
     -- Отчасти.  Если  ты  станешь  служить мне,  то  скоро поймешь,  что у
священнослужителя много  обязанностей, которые  не  заботят  лорда-мирянина.
Вскоре милостью  божьей  я стану  епископом--  персоной, наделенной  немалой
властью в мирских  делах. Во многих  отношениях должность весьма выгодная  и
кое-кто  этим пользуется. Но  я не принадлежу к их числу, как ты  знаешь. За
стенами моего дома не будет излишеств королевского двора или даже графского.
     -- Я не ищу этого, святой отец,-- прошептал Гьюэр и выпрямился.
     --  Хорошо. Прежде у меня не было помощника-мирянина, но  попробуем.  А
теперь  отправляйся спать. Возможно, ты умеешь обходиться без  сна, а я  вот
нет.
     Гьюэр кивнул, готовый заплакать  от радости, начал вставать  с  колен и
вдруг припал к руке своего нового друга в горячем и благодарном поцелуе.
     Он ушел, а Камбер, лежа в постели, долго глядел ему вслед.

     ГЛАВА 14
     <i>Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас.
     Послание к Галатам 4:11</i>

     Ночное происшествие не имело видимых последствий. Гьюэр взялся за новую
службу всерьез и всякое поручение выполнял без тени недовольства и  жалоб, А
с  непривычки рыцарю было  не  сладко  от  множества  рутинных  обязанностей
Йоханнеса. Тот вводил  Гьюэра в дела и  готовился к  расставанию с Алистером
Калленом после его рукоположения в  епископы. До той  поры Гьюэру  надлежало
освоиться  с  кругом  новых  забот  и  уже  на будущей неделе отправиться  с
Калленом в епископство Грекоты.  А Йоханнес  оставался  в Валорете при новом
настоятеле  Ордена. Гьюэр очень  старался, даже в  одежде  он стал строже  и
щеголял полумонашеским нарядом. Ночной визит покойного Камбера не поминался.
     В оставшиеся дни недели у живого Камбера не было особых хлопот. Те, кто
мог  бы  осмыслить  происходящее,  имея возможность  собрать  часть  мозаики
воедино,-- Йорам, Рис и Эвайн-- были  слишком заняты похоронами в Кэррори  и
должны были  вернуться  в столицу  к пятнице. В тот день семилетнего  Дэвина
МакРори, внука и  наследника Камбера, король должен был  официально объявить
графом Кулдским. В пятницу вместе с Дэвином примут родовые  титулы еще почти
два  десятка дворян, старых  и  молодых, получивших наследство от погибших в
сражении с Ариэллой.
     Погребальные  хлопоты  и  возня   по  приведению  в  порядок  коллекции
старинных  рукописей   Камбера   заслонили  от   его  детей  истинный  смысл
происходившего в Кэррори. Число скорбящих, ежедневно приходивших  помолиться
над склепом МакРори, в котором лежал "Камбер"  рядом со своей давно  умершей
женой, все пребывало. Все это видели, но не придавали значения.
     Никто не вспомнил  о толпах,  встречавших траурный кортеж на пути армии
из  Йомейра,  о том,  что было с Синилом, когда он увидел в  кресле  викария
михайлинцев живого графа Кулдского.
     А  Камбер тем временем жил  жизнью  Алистера Каллена. Ему не могло быть
известно, что  могила в Кэррори  становится  местом  поклонения верующих  из
окрестных деревень и городов, что охваченный горечью король проводит  многие
часы  в  размышлениях  над   тем,  что  видел  в   спальне  настоятеля,  что
михайлинский  рыцарь  не решился бы рассказать  о том,  что, по  его мнению,
произошло той  ночью.  Камбер  с головой окунулся в свои новые обязанности и
укреплял  связи и знакомства, полезные будущему епископу  Грекотскому. В  те
дни Камбер Кулдский и все его проблемы отошли в тень.
     Сейчас самым неотложным было определение  преемника и выборы настоятеля
Ордена.  Почти  три дня ушло на  это. Он  говорил  с  кандидатами  и другими
членами  Ордена,  с  каждым днем  все больше постигая  работу  клерикального
механизма, в который так неожиданно попал и сделался его частью.
     Многое  Камбер  узнавал  самым  обычным  способом--  настоятелю  охотно
рассказывали   очень  многое,  Остальное  легко  было   выяснить,   применив
деринийские способности, если его собеседниками были люди. Иные бедняги и не
ведали,  как  бесполезна и унизительна  их ложь. Даже  от  дерини  удавалось
узнать то, что не прикрывали защиты. Такие сведения любой из  их племени мог
почерпнуть, оставаясь незамеченным.
     Соискатели  из числа людей поддавались  глубокому проникновению. От них
Камбер узнал Алистера Каллена со стороны, увидел их  глазами, понял, чего от
него ждут. Он не так часто вторгался в сознание непрошеным гостем, но теперь
цель оправдывала средства.  Ему предстояло принять решение, с которым судьба
всего Гвинедда будет связана долгие годы.
     В конце  концов  Камбер  остановил выбор  на  человеке  по имени Креван
Эллин,  прекрасном солдате и  богобоязненном священнике, отлично  проявившем
себя  под  командованием  Джебедия  во время  сражения. Креван  был одним из
негласных  авторов   проекта,  предполагавшего  расселение   михайлинцев  по
безопасным местам в тот  год хаоса,  когда Синил готовился стать  королем, а
Имр  старался  погубить  их  всех.  У  Кревана   не  было  врагов,  пороков,
нетвердости в вере. У него была интуиция  особого рода,  позволявшая жить  в
ногу со временем, лавировать в вопросах  незначительных и оставаться твердым
в  том,  чем  не  должно поступаться,  тут  он  мог  устоять  против  любого
искушения. Кроме того, он нравился королю Синилу.
     Последнее  обстоятельство   имело  важное  значение  как  часть  планов
Камбера. Откровенно говоря, один из претендентов пал жертвой и был вычеркнут
из  списка,  несмотря  на  выдающиеся  достоинства,  только  потому,  что не
нравился Синилу.
     А  Креван  был  в  милости,  и  расположения короля  к нему  росло,  и,
возможно, именно этот человек способен занять место у трона, когда недоверие
монарха к  дерини усиливается. Такой человек будет очень полезен михайлинцам
и всему Гвинедду. Синил решил крепко взять в руки бразды  правления,  дерини
теперь почувствуют себя на скользкой дорожке.
     На  службу короне привлекались непременно люди. При  дворе росло  число
тех, кто немало претерпел  во время Междуцарствия, их память покрывали рубцы
обид  и антидеринийских предубеждений, более глубокие и  болезненные,  чем у
Синила.  Реставрация возвращала  к  престолу отпрысков многих могущественных
семей. Недавние  военные союзники короля,  они вернут  себе титул и права на
первом же дворцовом приеме в пятницу. С этими людьми легче ладить человеку--
Кревану.
     В его пользу  говорило  и еще одно... Этот  достойнейший претендент мог
быть  управляем.  Его мысли и  поступки предопределят не  только собственные
идеи, вера и  устав Ордена; он будет  неуловимыми, тончайшими узами связан с
Камбером. Его можно вести по жизни, используя  деринийское могущество,  если
только не  переусердствовать. Камбер  проверил свое влияние  на  Кревана  во
время их последнего свидания и  тогда же сообщил о  своем намерении объявить
его своим преемником.
     Связь  Камбера  и  Кревана  было  почти  невозможно  выявить.  Сознание
михайлинца отныне  было защищено от проникновения. Даже самый умелый дерини,
желающий открыть истину, прежде должен был разрушить мозг.
     Кревана Эллина провозгласили настоятелем в четверг в присутствии  всего
капитула, за исключением Йорама МакРори. Состоялся благодарственный молебен.
Вместо  проповеди  еще смущавшийся Креван обратился к Ордену с негромкой, но
прочувствованной  речью,  кратко  обрисовав  свои  пока  несмелые  планы  на
будущее.
     После окончания  мессы Камбер обедал  со  своим  преемником  и  восемью
другими  членами  Ордена,  занимавшими высшие должности, включая Джебедия  и
Натана. За обедом  было решено, что Кревана благословят на пост настоятеля в
субботу  в полдень,  то есть  за день  до возведения  Каллена в епископы. По
этому случаю Алистер-Камбер загулял, как пьяница-стражник, отмечая окончание
многих лет монашеской жизни в Ордене святого Михаила.
     На  следующий  день  он отправился  в королевский  зал для того, чтобы,
смешавшись  с толпой, стать свидетелем  знакомства короля  с новоиспеченными
лордами. Восемнадцать наследников-- графы, бароны и менее высокопоставленные
персоны-- в возрасте от  шести месяцев до шестидесяти лет шествовали по залу
в блеске знамен и регалий, чтобы преклонить колено перед своим владыкой. Они
были покорны его  воле,  хотя  кое-кто из  смиренных лордов  мог  без всяких
затруднений для своего кошелька скупить на корню все королевские владения.
     Разумеется,  в очереди за титулами  был и  юный Дэвин. Его сопровождала
семья:  мать  Элинор,  вдова  Катана,  регентша графства  до совершеннолетия
Дэвина, его дядя  Йорам и Рис, в синем  михайлинском  и зеленом целительском
нарядах; и  тетя Эвайн, которую он обожал. Младший брат Энсель,  наследующий
ему, нес синюю бархатную подушку  с уменьшенной в размерах графской короной,
а в руках кузена Джеймса Драммонда было красно-лазоревое знамя.
     Родню наследника  МакРори,  едва  ли  не больше,  чем  сама  церемония,
привлекало синее пятно в разноцветной толпе-- группа михайлинцев в окружении
других священнослужителей, вернее,  только одно лицо среди них. Эвайн, Йорам
и Рис  не  подозревали,  что объект  их пламенных взглядов не кто  иной, как
Эллин Креван,  а Камбер преспокойно стоит в сторонке и ожидает, когда придет
черед его внука с трепетом предстать перед королем.
     Семилетний  Дэвин  склонился перед  седеющим королем и  простер  руки с
достоинством и величием взрослого. Глядя в глаза своего сюзерена, он звонким
и чистым голосом принес присягу на верность  и внимательно выслушал ответные
королевские обязательства по защите его жизни и чести, земель и замков.
     Мальчик и  бровью  не  повел,  когда король  касался его плеч  и головы
огромным  мечом державы, который коннетабль  лорд Адаут передавал ему  уже в
семнадцатый раз. Только  когда Синил поднял юного графа с колен и расцеловал
в обе щеки, его достоинство было поколеблено-- борода и усы короля щекотали,
а Дэвин и так слишком долго для ребенка сохранял величавость.
     Он забеспокоился, когда королева Меган надевала украшенный драгоценными
камнями графский  пояс  на  его тонкую талию. Синил  взял  маленькую корону,
слегка приподнял ее и опустил на золотоволосую головку Дэвина. Мальчик стоял
спокойно,  и  только  его  хорошенькое  личико  побледнело.  Он  с важностью
поклонился и вернулся на место, чтобы произнести последнюю клятву.
     Церемония  закончилась, когда длинные  тени уже  ложились  на  дорогу и
солнечный свет таял,  приближалась  ночь. Люди  расходились  из зала. Камбер
постарался задержаться.  Болтая  6  пустяках  с  михайлинцами, он исподтишка
разглядывал  своих домашних. Когда  внуки  с  матерью  в  сопровождении слуг
удалились  к  месту ночлега,  к  Камберу подошла  Эвайн, и он  весьма учтиво
поклонился  дочери.  От нее  Алистер  Каллен получил  приглашение  на  ужин,
которое она была обязана сделать, а он не мог  принять, Камбер не участвовал
в  приготовлениях  к завтрашней  передаче  поста, но  никогда не  решился бы
оказаться за одним столом с  Элинор и мальчиками. Нет  нужды вовлекать  их в
его интриги. Возможно, позднее, когда мальчики подрастут...
     Камбер  любезно поблагодарил, Эвайн присоединилась к мужу и отправилась
вслед за семьей, а он вернулся к своим  терпеливо ожидавшим людям.  Появился
Йорам и, прежде чем он принес поздравления  новоизбранному настоятелю, успел
обменяться  с  отцом  несколькими  малозначащими  фразами  вместо  сыновнего
привета.
     Потом Йорам  искусно перевел  разговор на  тему  о  здоровье  нынешнего
настоятеля Ордена, предположив, что отец Каллен, возможно, желает пригласить
Целителя Риса и его жену отобедать накануне принятия епископской митры. Отец
Каллен уже несколько дней не виделся со своим прославленным лекарем, и всех,
кому  он не безразличен, это  не может  не волновать. Хлопоты,  связанные  с
церемонией,   он,  Йорам,   примет  целиком,  а  викарий  непременно  должен
позаботиться  о  своем  здоровье и не отлынивать от  этого. Отца  Алистера в
Грекоте ожидают многие труды, его друзья и все братья-михайлинцы должны быть
совершенно уверены, что отпускают своего пастыря в добром здравии...
     После  довольно  робких возражений  Камбер  принял  предложение, втайне
восхищаясь  тем,  как  ловко  сын  представил такую желанную  встречу в виде
прямо-таки  необходимого визита лекаря. Ему и в самом деле необходимо видеть
эту троицу,  они несколько  дней не виделись, а так много  нужно обсудить до
отъезда.
     Камбер  едва заметно  улыбался, отправляясь вместе с Креваном на ночное
бдение в личной часовне архиепископа.
     Следующий   день   начался   удачно.   Посвящение  Кревана  прошло  без
происшествий, Камбер и на этот раз только прислуживал, а не вел мессу. После
окончания службы он  с  облегчением разоблачился и  в  сопровождении  Йорама
удалился.
     Проблема, как ни  откладывал ее  Камбер,  тем не менее оставалась.  Уже
завтра  епископ Каллен будет  служить мессу. Ничего,  сегодня они  с Йорамом
обсудят все детали, а обед в обществе Эвайн и Риса придаст ему сил.
     Благополучное  начало  дня,  обещавшее  несуетное  общение  с  близкими
душами, обмануло Камбера.  Едва они с Йорамом  покинули  собор, как  один из
королевских пажей  пригласил  викария  на  прогулку  верхом  от имени своего
господина. Вероятно, тому пришла идея укреплять душу и тело Алистера Каллена
физическими упражнениями и крепко втемяшилась в его королевскую голову-- паж
не принимал отказа ни под каким предлогом.
     Получасом позже Камбер  скакал на коне  по дороге под Валоретом рядом с
королем.  Ему приходилось как следует погонять жеребца,  чтобы  успевать  за
легким  на ногу Лунным  Ветром Синила.  Восемь верховых рыцарей сопровождали
их--  королю Гвинедда не пристало ездить без конвоя.  Рыцари  держались чуть
позади,  предоставляя своему царственному господину иллюзию свободы, которой
он так желал. И мог наслаждаться ей сколько угодно в  обществе единственного
спутника,  стоило не оглядываться  на  облако  пыли, клубившееся  на  дороге
позади, и не обращать внимания на тяжелый стук копыт за спиной.
     Поначалу они скакали галопом, потом перевели  своих иноходцев на легкую
рысь и освежались встречным потоком теплого  летнего воздуха. В тени дубовой
рощи они дали отдых коням, конвой расположился поодаль. Камбер решительно не
понимал, что у Синила на уме, что побудило настоять его на этой прогулке.
     Синил  выпустил  поводья и, не снимая перчаток, оглаживал  шею  Лунного
Ветра,  щипавшего  траву. После возвращения  из похода король, ко  всеобщему
удивлению, пристрастился к верховой езде и вполне уверенно чувствовал себя в
седле.
     Ветерок  шелестел  в листве, успокаиваясь, пофыркивали  лошади, звякала
упряжь... Синил умиротворенно вздыхал.
     -- Итак, теперь у нас  есть  новый  настоятель михайлинцев,--  в  конце
концов произнес  король.--  Каково  почувствовать себя  просто  священником,
правда, это всего на несколько часов?
     Король   улыбался  открыто   и   дружелюбно,   глядел  с   неподдельным
любопытством. Камбер почувствовал себя увереннее.
     --  Откровенно говоря, я  будто раздет,  Ваше  Величество.  И  еще  мне
немного грустно,-- признался он, прилег на седельную  луку  и  вздохнул, как
только  что  Синил.-- Мне будет не хватать  моих  михайлинцев. Ордену отданы
лучшие годы моей жизни.
     -- Возможно, и так, но  впереди вас ждет еще немало замечательных  лет,
как мне кажется.
     -- Такова воля Божья,-- неохотно согласился Камбер.
     -- А ваш  преемник...  он надежен,--  выговорил  Синил после некоторого
колебания.--  С тех пор как мы вернулись из Йомейра, я много говорил с ним и
должен признаться, был поражен. Хотя меня удивило, что вы выбрали человека.
     Камбер  оценивающе  посмотрел  на Синила, искоса,  как это  часто делал
Каллен.
     -- Вы разочарованы, Ваше Величество?
     -- Разочарован?  Нет,  конечно, нет.  Но  я  думал... я  думал,  что вы
непременно изберете дерини,-- выпалил  он, выдав свое возбуждение.-- Вы ведь
не шутили, говоря, что хотите помочь мне?
     -- Я бы никогда  не позволил себе  шутить на эту тему, Государь. В наши
неспокойные времена  Креван  Эллин-- лучший кандидат на этот пост,  будь  он
человек или дерини.  Он станет объединяющим звеном. Это особенно пригодится,
когда в будущем враги захотят испытать вас.
     -- Вы начинаете говорить, как Камбер,-- фыркнул Синил.-- Возможно,  той
ночью он являлся к вам.
     Камбер чихнул и принялся прочищать горло.
     О чем это Синил? Не мог же он знать, что Камбер был теперь Калленом, по
крайней мере не смог бы этого скрывать так умело.
     Но  о  какой  ночи  идет речь? О той,  когда  принималась  память?  Ему
казалось,  что  все  прошло  отлично,  не  было  ничего,  способного внушить
подозрение, иначе Йорам, Рис и Эвайн предупредили бы его.
     С другой  стороны, он не помнил  всего случившегося.  Мерещилось, будто
Синил и еще  кто-то  входили в  комнату,  но вскоре  после этого  он потерял
сознание. Могло ли  в это время случиться нечто, обеспокоившее короля? А его
дети?  Возможно,  они  не  догадались,  что  он  ничего  не  знает  об  этом
происшествии.
     Камбер  повернулся к  Синилу, изобразив  простодушное  недоумение:  так
проще  всего усыпить  подозрительность, а  голосу  надо  сообщить  искреннее
любопытство.
     -- Кто "являлся  ко  мне",  Государь?--  невинно спросил он.-- И  кокой
ночью? О чем вы?
     -- Той ночью, когда вы были больны. Кажется,  это было воскресенье. Как
раз накануне похорон Камбера.--  Синил  удивленно  глянул  на него.--  Вы не
помните?
     Не отводя глаз, Камбер покачал головой.
     -- Правда, не помните?
     -- Что произошло?
     Почти подсознательно Камбер  заговорил  резко и  требовательно  голосом
Каллена,  но куда  более жестким. К счастью, Синил не заметил  перемены,  он
уставился на брошенные поводья, погруженный в свои мысли.
     -- Я... я думал...  мне  казалось,  что вы  понимали, что происходит,--
король  наконец  вышел из  задумчивости.-- Но теперь знаю, что тогда вы были
как одержимый. Алистер... с каким демоном вы боролись в ту ночь?
     Камбер  закрыл  глаза,  словно  воспоминания о  той ночи причиняли  ему
страдания. В  известном смысле он  действительно  боролся  с  демоном  и был
одержим. Да только этого, увы, не объяснишь.
     И все-таки  с чего  Синил связывает между  собой Камбера и Каллена?  Он
должен был выяснить!
     -- Не могу говорить  об этом здесь, сир,-- он снова говорил смиренно.--
Теперь  я чувствую, что помню о той ночи значительно меньше, чем представлял
себе.  Прошу вас, скажите, что произошло. Кажется, я помню, что вы были там,
это  почти все. Когда я проснулся  на следующее утро,  Рис спал рядом с моей
кроватью, и я не захотел будить его. А потом не было времени расспрашивать.
     Синил снова вздохнул и постарался придать своему голосу бесстрастность.
     --  Вы...  перестали  дышать. Рис  старался поддержать в вас  жизнь. Он
сказал, что  вы боритесь  с чем-то, оставленным  Ариэллой. Мы думали, что вы
умираете.
     -- Продолжайте.
     -- Со  мной был  ваш юный друг Дуалта, он  тоже опасался за вашу жизнь.
Даже  мне удалось ощутить то, с чем вы сражались,  или  по крайней  мере ваш
страх и ужас.  А потом Дуалта  упал на колени и стал умолять Камбера  помочь
вам, вернуть вас к жизни.
     -- Он вызвал... Камбера?
     -- Он  сказал... он сказал  что-то вроде:  "О,  если бы  здесь был лорд
Камбер, он бы спас отца Каллена!" А потом...-- Синил  сглотнул  и продолжал,
старательно выговаривая каждое слово.-- Потом по вашему  лицу прошла тень, и
мне показалось, что вместо вашего лица появилось лицо Камбера.
     -- Лицо Камбера!-- прошептал Камбер.
     В то же мгновение он понял, что случилось, хотя совсем не помнил этого.
А было скорее всего  так: сознание поглощено хаосом воспоминаний Алистера, в
этот момент на мгновение теряется его маска, и это успевают заметить.
     Камбер, моргая, искал глазами Синила. Открыл рот, но  так ничего  и  не
сказав, взмахом руки попросил короля продолжать.
     -- По-моему, и вам трудно поверить.  Однако, уверяю вас, мы видели это.
Несколько  секунд видение не  исчезало,  потом дыхание восстановилось,  лицо
Камбера пропало, и вы стали самим собой. Дуалта сказал, что это было чудо.
     Камбер похолодел  и перекрестился,  так, как множество раз делал это на
его глазах Алистер.
     Чудо.  Синил  тоже  так считал?  Как  это предположение подействует  на
бедного,  мучимого совестью короля, который даже со смертью Камбера не может
избавиться от его влияния? Не удивительно, что он так обеспокоен.
     -- Хотелось бы  мне услышать об  этом пораньше,-- произнес Камбер после
паузы.-- Такого я и представить себе не мог.
     -- Рис и Йорам не говорили вам? Камбер покачал головой.
     -- Должно быть, решили, что я помню.  Кроме того, как я уже говорил, на
следующее утро я нашел Риса спящим и ушел в собор до того, как он проснулся.
А во  время  похорон и  собрания капитула  у нас  не  было случая поговорить
наедине до их отъезда  в Кэррори.  Как вы понимаете, подобное не обсуждается
публично.
     -- Разумеется,--  согласился  Синил.-- Кроме того, я  сразу же запретил
это, они могли  говорить только между собой. Кстати, я вспомнил, что  должен
отыскать юного  монаха, находившегося  тогда в вашей молельне, и расспросить
его. Он служит не при вас?
     --  Монах?--  Камбер  понял,  что  Синил  имеет  в  виду Эвайн.--  Нет,
по-моему, он прибыл из какой-то нашей обители, братия которой временно живет
под кровом другого  Ордена, пока не будет заново  отстроен родной монастырь.
Должно быть,  сейчас  он вернулся обратно. Даже не  помню, зачем  он посещал
меня. Кажется, что все это было так давно.
     -- Неважно. Я найду его.
     О нет, не  найдете.-- подумал Камбер. По крайней мере, об этом не нужно
было беспокоиться, хотя он и  не понимал, как Эвайн удалось скрыть, кто она,
особенно если Синил говорил с ней.
     Однако  сейчас  следовало  беспокоиться  о  самом короле,  Дуалта  и...
Гьюэре. Маленький "сон" Гьюэра был обставлен  как визит  сверхъестественного
существа, и пока необходимости  переиначивать  его не было.  Но  если  Гьюэр
встретится с Синилом или Дуалта и они сравнят свои воспоминания...
     Камбер внезапно заметил, что  Синил молчит  и как-то странно смотрит на
него.  Он поглядел  на  короля,  потом принялся  рассматривать  луку  седла,
удивляясь про себя откровенности Синила, но не решаясь говорить.
     Король помолчал, потом вздохнул.
     -- Вы тоже верите в это, не правда ли?
     -- Верю?
     -- Что он возвращался. Что это было чудо.
     Камбер выдержал паузу.
     --  Я... не  знаю,  Синил. Вы  хотите, чтобы  я сказал "да" или  "нет"?
Невозможно  найти  никакой  причины, никакого разумного объяснения  этому. Я
по-прежнему ничего не помню и не имею никаких надежд на прояснение памяти...
     --  Это  называется верой,  святой  отец,--  мрачно  произнес  Синил.--
Когда-то она у  меня была. Совсем недавно была. А теперь... Господи, неужели
я никогда не избавлюсь от него?
     Обтянутый  перчаткой кулак опустился на седло.  Король склонил  голову,
его плечи под красным плащом вздрагивали.
     Камбер  мог  ответить только молчанием.  Каллен  не  стал бы  разделять
предубеждений короля по  отношению к Камберу, Каллен и Камбер были друзьями,
и король об  этом знал. Но дискуссия не состоится.  До тех  пор пока  он  не
выяснит  у Риса, Йорама  или  Эвайн,  что же произошло той  ночью, не  стоит
возвращаться  к  теме  Камбера МакРори. А иначе очень  легко  спровоцировать
весьма опасный разговор, вроде того, что  однажды у них состоялся. Нет, пока
лучше держаться простодушного дружелюбия,  между  прочим, отнюдь не насквозь
лживого, и касаться в беседе самых безобидных тем.
     Камбер  натянул  повод  и  направил  своего  коня  по  поросшей  травой
тропинке, уходившей  в глубину рощи,  Синил  пустился следом. Они говорили о
прелестях  ясной  погоды,  о  глубине ручья,  через который  они переезжали,
вскоре  завели   споры   о  политике  и  обсудили  справедливость  наказания
торентских пленников.
     К радости Камбера,  о нем больше не вспоминали.  Приятно Удивило  и то,
что  многие  идеи Синила о  будущем  королевства были почерпнуты  из  бумаг,
которые они с Йорамом  давали  Синилу, когда  он превращался из священника в
короля.  Теперь  превращение состоялось.  Словно война  и события  прошедших
недель перечеркнули упрямство, так беспокоившее Камбера раньше.
     В оставшуюся часть дня он узнал о том, как Синил вживается в свои новые
обязанности.  Дружба между  королем и будущим  епископом крепла. Превращение
Камбера в Каллена начинало оправдывать себя. Только один вопрос беспрестанно
мучил.
     Что произошло той ночью? Что в действительности видел Синил?  Отразится
ли этот случай на нем?
     Ему  пришлось ждать несколько  часов, чтобы получить  по  крайней  мере
частичный ответ,-- пока  они с Синилом вернутся в Валорет, жаркий и пыльный,
он пройдет к себе в апартаменты, вымоется и переоденется к ужину.
     На  глазах  Гьюэра  и  двух  слуг,  накрывавших   стол,   Камбер,  горя
нетерпением, приветствовал Йорама, Эвайн  и Риса  на манер Алистера Каллена,
как радушный  хозяин, встречающий дорогих гостей. Пока сервировали ужин, они
вчетвером  вели  праздный разговор, затем  кубки были наполнены,  и  трапеза
началась.  Пока приходилось  оставаться только  бывшим  викарием  и  будущим
епископом, ничем не выдавая себя.
     Только когда удалось выдворить прислугу и отослать Гьюэра, Камбер задал
свой вопрос. Он был прав, его детям просто не приходило в голову, что Камбер
мог не помнить: их лица красноречиво все сказали ему.
     Не тратя времени на расспросы, Камбер обратился прямо  к сознанию Эвайн
и в  ее мозгу прочел все о событиях той ночи. Узнал, почему  король считает,
что  говорил с  молодым монахом, отчего  Синил готов  вслед  за простодушным
Дуалта поверить в чудо и какую опасность видит в этом для себя.
     Главное, он не  хочет,  чтобы об  этом пошли  разговоры. Эвайн пришлось
ввести в обман короля, но это лучше, чем выдать то, на что было уже положено
столько  сил.  Даже  Йорам  не  может  не  признать,   что   в   сложившихся
обстоятельствах его решение было наилучшим.
     А   своим   сообщением  Камбер  единомышленников  не  порадовал.  Сразу
почувствовав это, историю с  Гьюэром рассказал  комканно и смущенно, избегая
поднимать глаза. Его благие намерения бесспорно встречали понимание, да  и о
"чуде" он тогда не знал, но положение  осложнялось, Камбер что-то зачастил в
этот мир, добра от этого ждать не приходилось.
     Исправить ошибку было крайне сложно. Поздно пытаться стереть в сознании
Гьюэра эпизод  встречи  с  призраком.  Образ  накрепко  соединился со  всеми
воспоминаниями  о  лорде МакРори, это  было  обширное,  единое поле  памяти.
Манипулировать им так, чтобы юноша ничего не заподозрил, вряд ли возможно.
     В  безрадостных  размышлениях они сообща искали  выход,  пока Йорам  не
вспомнил о  другой  стороне  проблемы.  О  возможности  взаимных  откровений
Гьюэра, Синила и Дуалта  Камбер задумывался  еще раньше, но его  сын смотрел
глубже.
     Итак,  они делятся воспоминаниями.  Если не  докопаются до истины  и не
заметят  подвоха, то примут  все за  чистую  монету.  Что если молва об этом
разойдется?  Камбер МакРори  всегда был любим  простым людом,  в особенности
после  Реставрации.   Его  называли   Взрастителем   королей   и  Защитником
человечества-- он помог низвергнуть дерини Имра. Два чуда, сотворенные такой
личностью, положат начало культу Камбера.
     Голос Йорама замер-- он неожиданно  вспомнил толпы людей, которые видел
в  часовне  Кэррори,  где  покоилось  тело. Лица  тамошних паломников  вновь
предстали  перед ним  и  породили  еще  большие  опасения.  Йорам  торопливо
пересказал,   что   видел.   Эвайн   дополнила  его   рассказ   собственными
наблюдениями, описав  море  цветов  над  могилой,  выражение  благоговейного
трепета на загрубевших лицах окрестных поселян. Неужели это уже началось?
     Слов  не  было, их  мысли  путались. Мрачная тишина сгущалась. В  конце
концов Камбер грохнул рукой  по столу.  Задребезжали столовые приборы, Йорам
встрепенулся. Камбер отодвинулся от стола, лицо Алистера Каллена было чернее
тучи.
     -- Согласен, ты убедил меня. Мы уже не вполне владеем ситуацией.  Ни я,
ни вы  не  предугадали последствий. Что же  теперь делать? Мир пребывает  во
тьме невежества,  ему  не  хватало  только  новой  чудесной  фальшивки.  Бог
свидетель, я не святой и не чудотворец.
     Эвайн улыбнулась.
     -- Мы знаем это, отец, однако убедить в этом  наших добрых друзей будет
совсем  не просто.  Откровенно  говоря,  меня беспокоят  не  столько Синил и
Гьюэр, сколько происходящее  в Кэррори. Если мы не предпримем что-нибудь, то
скоро увидим самый настоящий культ святого Камбера. Все к тому идет.
     --  Мы могли  бы открыть  правду,-- сердито  буркнул Йорам. Рис покачал
головой.
     --  Ты же  знаешь, что не можем,  уже  слишком  поздно.--  Он  обвел их
взглядом.-- Что если мы просто закроем доступ к усыпальнице? А почему вообще
графская часовня открыта для посторонних? В деревне есть своя, где похоронен
Катан.
     Эвайн не оценила идеи.
     --  Мы не  можем  так поступить. Часовня  всегда была открыта для наших
людей и всех, кто  приходил туда помолиться.  Чужие не могут попасть  ночью,
когда  заперты ворота  поместья, а  для  тех,  кто находится в  ограде,  она
доступна во всякое время. Стоит закрыть часовню, и поползут слухи, мы как бы
признаем за этим местом нечто исключительное и сверхъестественное.
     -- Ну надо же!-- воскликнул Йорам.-- Как мы могли быть столь глупы?
     --  Дело не в глупости,-- немного  резко ответил Камбер.-- Никто не мог
знать, как все обернется. Эвайн  безусловно права. Нельзя запрещать доступ в
часовню. По-моему, стоит позаботиться о том, как сохранить  могилу, учитывая
то, что в ней не тот, к кому они стремятся.
     --  Будем  надеяться,  что  правда  никогда  не  выплывет,--  беззвучно
прошептала Эвайн.-- Отец, а если они попытаются похитить тело?
     --  Тогда  у  нас  действительно  будут проблемы.  Успокаивая жену, Рис
тронул ее плечо, но глаза смотрели на Камбера.
     --  Предположим,  мы  выставим   преграды,  что  тогда?   Преграды  над
захоронениями дерини-- обычное дело. По крайней мере они остановят охотников
совать нос в чужие дела.
     -- А почему бы нам. не унести тело и тем исчерпать проблему?--  спросил
Йорам,  высказывая вновь парадоксальность  ума и  чувство  юмора.--  Давайте
ставить преграды,-- добавил он, когда остальные  удивленно повернулись,-- но
тело  надо  перевезти в другое  место. Препятствия не удержат дерини, или их
придется делать сверхпрочными, а это еще более распалит одержимых и заставит
призадуматься рассудительных. Мы этого хотим?
     -- Он  прав,-- согласился Рис.-- Наложенные заклятия-- защита от тления
и смена облика-- не  могут сохранять  свое  действие  вечно.  Пока  они  еще
сильны, в соединении укрепляя друг друга, но перед толковым и  обстоятельным
исследователем-дерини могут и не устоять. Давайте перевезем  тело в потайную
михайлинскую  часовню и  похороним  рядом с  маленьким  сыном Синила  и  тем
монахом, братом...
     -- Хамфри,-- подсказала Эвайн.
     --  Да, Хамфри Галларо.  Йорам,  мне  кажется,  ты всегда хотел,  чтобы
Алистер покоился на земле Ордена?
     Йорам сумрачно усмехнулся.
     -- Не знаю, лучше ли от этого Алистеру, но мне  уж точно. Однако, когда
кто-нибудь все-таки влезет в  могилу,  тебе, Эвайн,  или  кому-то из Кэррори
придется давать объяснения. Ведь не хотите же вы, чтобы подумали, будто тело
вознеслось на небо. Не хватало нам еще одного чуда.
     Камбер, слушавший их все более рассеянно, не мог сдержать улыбку.
     -- Рад видеть,  что вы все снова начали думать, а  не просто причитать.
Рис,  я   думаю,   что  не  надо   чересчур  усложнять.  Придется  объяснять
исчезновение, ты, Эвайн или Элинор скажете правду:  прах перевезен в другое,
более безопасное место потому,  что вы боялись осквернения могилы. У Камбера
было достаточно недругов. Других объяснений не надо,  сколько бы не просили.
Это семейное дело.
     Никто   не  возражал.  Обсуждая  исполнение  задуманного,  все  четверо
приступили к  давно остывшей еде. В конце  концов план по борьбе с грядущими
напастями, удовлетворяющий всех присутствующих, появился на свет.  Случилось
это за полночь, а о завтрашнем возведении Камбера в епископский сан речь так
и  не  зашла.  Эвайн и Рис  избегали  касаться этой  темы,  а Йорам  упустил
несколько удачных предлогов завести разговор.
     Вероятно, они успели сговориться, заключил Камбер.  О посвящении  Рис и
Эвайн считают  неудобным говорить  и  предоставили  все Йораму.  Он, недолго
думая, позвонил,  чтобы убирали со стола, и с бокалом подогретого вина сел в
сторонке у камина. Дети могли все выяснить за его спиной при помощи мимики и
жестов. Слуги, собрав посуду и остатки еды, откланялись с пожеланиями доброй
ночи, а вскоре Рис и Эвайн простились с отцом.
     Йорам, прихватив  кубок, осторожно сел в  соседнее кресло. Слушал,  как
разносится  по коридорам эхо удалявшихся шагов, потягивал вино  и, казалось,
ни о чем не думал.
     Несколько  минут  спустя  Камбер  искоса  взглянул  на  сына  и  угадал
напряжение  в каждой клеточке  его тела.  Разговор предстоял нелегкий, Йорам
никак не мог  к  нему подступиться.  Каково  священнику  обсуждать процедуру
рукоположения в епископы лица самого низкого Духовного звания? А  лицо это--
его собственный отец. Оба не знали, чем кончится церемония, но были обречены
на нее. Выбора не было.
     Камбер посмотрел на сына, Йорам поднял голову,  встретил его  взгляд  и
снова уставился в свой бокал. Набрал полные легкие воздуха и решился.
     --  У  нас не было возможности поговорить раньше. Так?  Камбер глядел в
сторону, на парок над вином,-- Йораму легче говорить, не видя его глаз.
     --  Не было. Я  надеялся провести  этот день с тобой,  но...  Он  пожал
плечами устало и безнадежно, и Йорам перевел взгляд на огонь в камине.
     --  Я знаю,  Синил...--  Йорам  колебался--  Скажи,  ты  много  думал о
завтрашнем дне? Камбер скрыл улыбку.
     --  Если после  стольких  лет ты научился понимать меня  хоть  немного,
должен  был не сомневаться, что мысли о завтрашнем дне  в последнее время не
покидали мой мозг,-- негромко ответил он.-- Я тоже нервничаю,  сынок. Просто
не вижу способа отказаться от того, что должен совершить.
     --  Может,  ты прав.-- Глаза Йорама  скрылись под белесыми ресницами.--
Наверное, это неизбежно. Но тебе не приходило в голову искать и другие пути?
Что если не придется строить решительно все на лжи и обмане.
     -- Как это?
     -- В твоей власти узаконить свой статус.
     -- Каким образом?-- прошептал Камбер.
     -- Приняв священнический сан,-- ответил Йорам, обратив к отцу умоляющий
взор.-- Сделай это  сейчас и завтра ты войдешь в собор с чистой совестью. Ты
можешь! Видит Бог, мы часто разговаривали об этом раньше. Еще в юношестве ты
стал  диаконом.  Уже много лет  ты вдовец. У  тебя есть право на священство.
Уверен, что  в подобных  обстоятельствах Энском сказал  бы то  же  самое. --
Энском?
     Камбер глубоко  вздохнул  и выдохнул, унимая стук неистово  забившегося
сердца, когда смысл слов Йорама проник в глубины его существа.
     Быть  священником,  а не прятать  под  облачением  пустоту.  Эта  мысль
взбудоражила и одновременно напугала. В глубине души он всегда носил надежду
когда-нибудь дать  священные  обеты. Его монастырское обучение сказалось  на
нем значительно сильнее, чем он сам раньше думал.
     Но это было в прошлом, когда он  еще был самим собой, а Алистер  Каллен
жил.  Имел   ли  Камбер  МакРори,   присвоивший   облик   другого,  смелость
приблизиться к алтарю Господнему и просить о даровании священного сана?
     Решится ли он совместить святое служение и греховный обман?
     Может ли позволить  архиепископу Энскому, примасу Гвинедда и давнишнему
другу, надеть на  него епископскую митру? Если  заранее раскрыться Энскому и
добиться  его  согласия, он тоже  ввергнется во грех, либо оттолкнет лжеца и
предаст публичному позору. Так скорее всего и будет.
     Значит,  остается  довериться  судьбе  и  никак  не  влиять на  течение
событий. Что тогда? Он, не став священником,  получает  епископство и, чтобы
скрывать обман,  совершает таинство святой веры и отправляет требы-- то, что
Богом предназначено только священнослужителям, но никак не диаконам.
     Выбор  у  него  невелик:  жить  под  бременем  преступного  обмана  или
послушаться Йорама.

     ГЛАВА 15
     <i>Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена.
     Псалтирь 116:1</i>

     Потрясенный,  Камбер  вернулся к  действительности,  чувствуя  на  себе
взгляд сына и не зная, сколько времени провел в своем внутреннем мире.. Его;
пальцы  сдавили  бокал, едва не ломая его, ни  с  того ни с  сего  в  голову
пришло, как  он  будет  выглядеть на  завтрашнем посвящении с  забинтованной
рукой, если бокал все-таки лопнет.
     Он заставил себя ослабить хватку и поставил бокал на пол рядом с собой.
Перевел дух и взглянул на Йорама.
     --  Определенно, ты выбил меня из колеи.  Казалось, больше не  придется
ломать голову над тем, с чего ты начал.  Мы не  можем  не  пройти завтрашней
голгофы, это  ясно.  Не знаю, имею  ли право  подвергать Энскома и  его веру
испытанию, но если ан, узнав правду обо мне, откажет в помощи, его  не в чем
будет упрекнуть.
     --  Неужели ты  думаешь, что  он не поймет?-- робко спросил  Йорам.-- Я
знаю, что он достойнейший, а ведь вы с ним давние знакомые.
     Камбер опустил глаза, поглаживая изгибы резьбы на ручке кресла.
     --  Ты  и меля  знаешь  достаточно хорошо, сынок. Ив  конце концов  ты,
разумеется, прав. Священный сан  и то,  что  за ним  стоит,  значат для меня
слишком  много,  чтобы отказываться  от  этой воистину  высокой  магии.-- Он
поднял голову и  улыбнулся.-- Я просил его  когда-нибудь посвятить  меня, но
это все откладывалось.  Думал,  вот  дети подрастут, вот  Катан повзрослеет,
чтобы принять заботы о графстве. Тогда уж... А теперь Катана больше нет. Его
сын  и наследник совсем дитя.-- Он  вздохнул.-- А  мы  здесь и  сейчас, и я,
подобно Синилу, должен научиться жить с тем, что вынужден был выбрать.
     Йорам на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на отца.
     -- Значит, ты поговоришь с Энскомом?
     --  Думаю, да. Я хочу еще немного повременить и, если  ты выяснишь, нет
ли поблизости Риса  и Эвайн,  я буду очень признателен. Вы трое будете моими
свидетелями  в  случае согласия  Энскома.--  Камбер  несколько  минут  стоял
неподвижно, глядя на огонь, умирающий в камине, потом перешел в молельню.  В
комнатке горела только  красная лампада, и,  зажигая свечи на алтаре, Камбер
улыбался с наивной радостью простолюдина.
     Нет,  не надо никаких деринийских премудростей  и ухищрений, он  примет
решение с чистой и ясной душой.
     Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут
успокаивался, углубившись в слова молитвы,  внутренне собираясь  для важного
шага.
     Сомнения  не покидали. Все ли последствия учтены?  Стоило покопаться  в
себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ  подсознания. Камбер
легко  расстался  с реальностью-- переход в  трансцендентное  состояние  был
освоен им еще в юности.
     Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на  целый дюйм
короче.  Задуваемое сквозняком пламя  колыхалось и мерцало. Сверху, с креста
из  дерева  и  слоновой кости,  на  него с состраданием  взирало  ясное лицо
Спасителя.
     Камбер  склонил  голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые  веки, и
недовольно  скривил  губы,  как  делал  это  ребенком,  потом   улыбнулся  и
капитулировал.  Ему  показалось, будто лицо на  распятии осветилось ответной
улыбкой или свечи разом моргнули.
     Все  равно  добрый  знак.  Он пойдет к  своему старому  другу  Энскому.
Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом  и
духовным  отцом.  А  потом, если Энском  согласится,  примет  священный сан.
Только так можно пройти посвящение в епископы.
     Плохо сознавая, что  произойдет  дальше, Камбер стучал в дверь Энскома.
Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с
факелом в руках, стоял монах-михайлинец.
     Что думал  о нем этот брат, заметил ли его  состояние?  Камбер молился,
чтобы монах  приписал его  нервозность естественному  волнению  кандидата  в
епископы. Тишина за дверью делалась невыносима.
     Потом в нее ударил  кулак монаха, а он  сбивчиво бормотал что-то о том,
что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде.
     Камбер замер с рукой, занесенной  над  дверью,-- с другой стороны двери
отодвигали  засов. Отворил сам Энском.  Растрепанный вид  и  заспанные глаза
говорили о том, что он только что покинул постель.
     -- Прошу прощения,  что  тревожу вас  в  такое  время, ваша  милость,--
заторопился Камбер.
     --  Алистер?-- в  голосе  архиепископа звучало  сонное недоумение,--  Я
полагал, вы давно в постели. Что-то не так?
     --  Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы  не  могли
бы...
     --  Исповедать вас?-- Энском оглядел бывшего  викария и посмотрел ему в
глаза,  сон   слетел   с  него.--   Мне  казалось,  что  у  вас  есть   свой
духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии?
     Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал:
     --  Он  не архиепископ, ваша милость. Есть обстоятельства, заставляющие
обратиться именно к вам.
     Камбер  подкрепил  свою  речь   многозначительным  взглядом,  и  Энском
посмотрел  на него так, словно только что  увидел. Махнув рукой, архиепископ
отпустил  факельщика, огонь поплыл  по темному  коридору, удаляясь, и Энском
отступил в сторону, приглашая войти.
     Пока он  возился с  дверным засовом, Камбер уже стоял в центре комнаты,
не зная,  куда спрятать глаза. Он был в  смятении, самоанализ не избавил  от
страхов и  робости перед наступающим  моментом откровения. За  Энскомом  он,
трепеща,  вошел  в  молельню  архиепископа,  еще  более  изысканную,  чем  у
Алистера. Хозяин молельни надел лежавшую на аналое бархатную епитрахиль.
     --  Благодарю,   что  приняли   меня   в   столь  поздний   час,   Ваше
Преосвященство. Я не стал бы беспокоить вас, но мою исповедь нельзя доверить
больше никому.
     Энском  приложился  губами  к  епитрахили,  расправил   складки  ночной
рубашки, указал гостю место у аналоя и направился к алтарю.
     Камбер, ухватив за рукав, развернул его  к себе и начал возвращать свой
облик.
     -- Что!..
     На   глазах  архиепископа  на  затуманившемся  лице  проступали   черты
человека,  отпетого  в  кафедральном  соборе  несколько  дней назад.  Энском
привалился  к  стене  и  потянулся  к  своему  нательному  кресту.  Его  рот
открывался и закрывался, наконец сложилось единственное слово: "Камбер!"
     Камбер  смиренно  улыбнулся и опустился на  колени у аналоя, на  место,
предназначенное ему.
     -- Прости, старый друг. Я знаю, как трудно, и то ли еще будет.
     -- Но  как?.. Ты был мертв! Я видел тебя!  Я служил по тебе отходную!--
Энском  качал головой и снова и снова смотрел  на  Камбера, проводя рукой по
глазам, словно желая избавиться от наваждения.
     -- Тебе будут не по нраву мои объяснения, еще меньше понравится то, что
я должен продолжать начатое и просить твоей помощи. Алистер  убил Ариэллу  и
погиб. Умер он, а не я.
     -- Но ты...
     В это мгновение  Энскома  осенило, и  он опустился на  ступеньку  перед
алтарем, как громом пораженный.
     -- Ты изменил облик. Ты понимал, что утрачиваешь  влияние, мы ведь даже
говорили об этом. И решил начать сначала, раз Каллен умер. Он был мертв?
     Энском  так испугался своей догадки,  что  не сумел ее  скрыть. В то же
мгновение  Камбер был возле прелата,  устремив серые глаза в  его  смятенные
голубые.
     -- Милый друг, не думай об этом! Как могло прийти тебе  в голову, что я
убил друга и сподвижника ради своих политических выгод?
     Энском отвел глаза.
     -- Убийство-- очень страшное слово,-- прошептал он.--  Порой достаточно
отказать в помощи тяжело раненному, и результат будет тот же.
     Наступила долгая тишина, потом Камбер ответил едва слышно:
     -- Разве я из числа способных на такое?
     Энском протяжно выдохнул.
     -- Не думаю... Нет.  Но  я и предположить не мог, что ты примешь  облик
мертвого.-- Он поднял голову.-- Скажи мне то, что я хочу услышать, Камбер...
и моли Бога, чтобы это было правдой.
     Энском хотел видеть глаза Камбера, и Камбер тоже этого хотел. Они будто
пытались заглянуть друг другу в душу. Наконец гость заговорил:
     -- Я  не могу  винить  тебя  в  сомнениях,  милый друг. Твоя  совесть и
высокий сан требуют этого. Но, поверь,  я ни прямо, ни косвенно не виновен в
смерти  Алистера Каллена.  Он был  мертв,  когда мы нашли  его. Йорам  может
подтвердить это. Он все время был со мной.
     -- Йорам?
     Энском облегченно вздохнул и вытер рукавом вспотевшее лицо.
     --  Бог  мой,  Камбер,  тебе придется  дать мне  несколько минут, чтобы
свыкнуться  с этим.--  Он нервно потирал  руки. Отвернулся в сторону и снова
заговорил, размышляя вслух.-- Ты поменялся оболочками с Алистером и исполнял
его  роль...  почти  две недели.--  Он замолчал  и  взглянул  на  Камбера.--
Выполнял обязанности священника, не так ли?
     Камбер покачал головой.
     --  По  существу--  нет.  Мне  удавалось не выходить за  пределы своего
диаконского посвящения. Об этом можно не беспокоиться.
     --  Но  ты играл  роль настоятеля михайлинцев. Не хочешь же ты сказать,
Камбер  МакРори, что не служил  мессу, не  исповедовал и не  совершал других
святых таинств, права на которые не удостоен.
     -- Пока нет. Но...-- Камбер вздохнул,-- сегодня вечером, после не очень
деликатной  подсказки  моего сына,  я понял  невозможность  продолжать такую
жизнь и, если ты не поможешь мне, завтра же признаться во всем. Многие, да и
ты тоже, считают меня отчаянно  дерзким,  но никогда  не осмелюсь  я принять
епископскую митру, не будучи священником.
     Энском долго смотрел на него, отыскивая в дымке деринийской премудрости
чистое зерно истины, потом опустил глаза.
     -- Значит, ты пришел ко мне получить священство?
     --  Да. И  это  должно  быть  сделано сегодня, сейчас.  Я  приму  любую
епитимью, искуплю, чем только можно, содеянное мной.  Возможно, я  преступил
дозволенные пределы в своем стремлении сделать добро  Гвинедду. Но ради этой
страны я на все готов. Энском, у меня был сын, и я потерял его. Катан-- одна
из бесчисленных жертв Имра... Но это в прошлом. Ты поможешь, Энском? Введешь
меня в священство?
     -- Камбер...
     Голос Энскома замер, он смотрел на распятие над алтарем.
     -- Камбер, ты понимаешь, о чем просишь? Это совершается раз и навсегда.
     -- Я всегда желал  быть священником, даже  в детстве. И ты  знаешь это.
Если бы братья не умерли так  рано,  я остался бы  в семинарии, и мы с тобой
приняли бы священный сан одновременно. Сейчас я мог быть епископом, а может,
и занимать твой пост.
     Он указал на перстень архиепископа на пальце Энскома, тот вытянул руку,
и аметист  блеснул  на  ней. Архиепископ  поднял  голову,  его голубые глаза
сияли.
     --  Наверное,  ты  прав,--  он  попробовал улыбнуться.--  Ты  мог стать
превосходным епископом.
     --  Надеюсь, я буду им.  По крайней мере,  твое благословение  даст мне
шанс.
     Энском отвернулся,  поигрывая расшитой епитрахилью, потом  долго изучал
свой  перстень.  В конце  концов,  подняв  голову,  он ненадолго  встретился
взглядом с Камбером и решительно поднялся.
     -- Ты  избрал  нелегкий путь, Камбер. Но  хорошо.  Я посвящу тебя.--  К
архиепископу вернулась привычная твердость.
     -- Однако не жди от меня снисхождения.
     -- Я был бы разочарован всякой поблажкой.
     --  Ладно. Мы  поняли  друг  друга. Из того, что ты говорил,  я  сделал
вывод, что по крайней мере Йораму известна правда о тебе.
     -- Йорам ожидает твоих распоряжений. Эвайн и  Рис тоже. Больше никто не
знает истины. Энском кивнул.
     -- Свидетелей не так много. У тебя их могло быть много больше. Придется
утешиться,  что  все  присутствующие  безусловно  желанны,--  он  продолжил,
помолчав:--  Тебе  больше нечего  сказать, не  так  ли? Для одной  ночи было
довольно сюрпризов.
     -- И еще один, последний,-- Камбер улыбнулся.
     -- Ты меня пугаешь.
     -- Вопрос в имени,-- быстро  добавил Камбер.-- Возможно, тебе покажется
пустым, но я хотел бы в новом духовном звании сохранить свое диаконское имя.
     -- Кирилл? Не  ви