жу  в  этом ничего предосудительного. Ты ведь и прежде
часто использовал  его  как  второе имя, не  правда ли?  Кроме того, об этом
никто не будет знать, кроме нас и твоих детей.
     --  Мне бы также  хотелось прибавить это  имя во  время рукоположения в
епископы. Ведь я вправе принять вместе с новым саном и дополнительное имя.
     Энском поднял бровь.
     -- Тебе хочется присоединить это имя к имени  Алистера? А не поможет ли
это  каким-нибудь  дотошным  умам  приблизиться  к  истине,  сложить  единую
картину?
     --  А  что можно сложить?-- возразил Камбер.--  Легко объяснить решение
данью памяти старому другу.
     -- А вдруг объяснения не удовлетворят?
     Камбер пожал плечами.
     --  Как священник и епископ, хранящий секреты исповеди,  я не могу быть
подвергнут считыванию мыслей, если ты  как архиепископ не потребуешь  этого.
Другого пути доказать, что я не Алистер Каллен, нет.
     --  Это  ты  так  думаешь,--   пробормотал  Энском.--  Будь  по-твоему,
настаиваешь, так и сделаем.
     Он остановился в проеме дверей, сделавшись темным силуэтом на фоне огня
свечей в соседней комнате. Его ночная рубашка и взъерошенные волосы никак не
вязались с торжественной решимостью лица.
     -- И последнее, прежде чем я оставлю  тебя наедине с  твоей  совестью и
пойду заниматься приготовлениями. Очевидно, ты обдумал все  заранее.  Может,
хочешь  провести посвящение в  каком-то определенном  месте?  Разумеется,  в
соборе, как должно, церемония в любом случае не состоится.
     -- Да,  в  михайлинской часовне, где  мы провозгласили  Синила законным
наследником престола. Место вполне подходит. А ты как думаешь?

     ГЛАВА 16
     <i>Ибо  всякий  первосвященник,  из  человеков  избираемый, для  человеков
поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи.
     Послание к Евреям 5:1</i>

     Двумя часами позже часовня была приготовлена. Пустовавшая уже  год  (со
дня  Реставрации Халдейнов),  она была наскоро  вымыта и обставлена  Рисом и
Эвайн под  наблюдением  Йорама.  Камбер--  главное  действующее  лицо драмы,
которая должна была вот-вот начаться,-- еще не видел ни часовни, ни детей.
     Вот уже  битый час  он расхаживал в маленькой комнатке  перед часовней.
Было  холодно, в  долго пустовавшей  комнате  успели убрать пыль, а  времени
разводить  огонь   не   нашлось.  Переодевшись,  он   ждал   своего  часа  в
относительной чистоте, но согреваться  мог у огонька единственной свечи. Она
мерцала на столе над  разложенным облачением священника. Протягивая ладони к
огню, Камбер понимал, что зябко ему от нетерпеливого волнения-- человеческое
начало  одерживало в нем верх над деринийским.  Он досадовал  на  себя и все
никак не мог унять страхов и сделать тепло послушным.
     Разум  и  многолетняя  тренировка  почему-то не  помогали.  Верно,  все
соискатели  священного  сана  переживали подобное в  преддверии  решительной
минуты.
     Ведь  он  теперь-то  в  самом  деле  подготовлен.  В  душе,  измученной
непрестанной  борьбой,  воцарился мир,  и  знания,  необходимые  священнику,
заняли место  в мозгу.  Слава  Богу,  деринийские  способности  воспринимать
неведомую  премудрость  не  подвели,  да  и  память  Алистера  была  немалым
подспорьем.
     До появления у дверей  часовни Камбер провел  час с Энскомом, изучавшим
канонические  тексты с  описанием канонического обряда  посвящения.  Сначала
один, а потом другой--  список с очень древнего  оригинала,  как  он пояснил
Камберу. Архиепископ решил, что эта форма ритуала более подходит для дерини,
особенно таких, как Камбер.
     Еще час  был  потрачен на пребывание в себе.  Камбер взвешивал и  судил
каждое  свое слово и движение, сознавая,  впрочем,  что  тщательная  ревизия
памяти  требует  больше  времени.  Что-то  могло  ускользнуть  или  остаться
незамеченным в глубинах мозга.
     Сейчас,  как воинская  перевязь, его  перепоясывал  орарь--  диаконская
епитрахиль синего цвета с колечком и белым шнуром на конце. Тело от горла до
пят скрывалось под стихарем. Когда же он впервые надел диаконское облачение?
Неужели сорок лет прошло?
     Задумчиво поглаживая  шелковый орарь,  Камбер повернулся  к столу.  Эта
белоснежная риза,  которую он  наденет... Она-- символ достоинства духовного
лица.  Восковая  свеча  лежала  рядом. Ее он внесет  в часовню перед началом
обряда,  и  увидит  Всевышний,  что  чисты  помыслы  раба  его перед алтарем
Господним.
     Внезапный стук в дверь оглушил его.
     Неужели пора?
     В комнату бесшумно проскользнул  Йорам с горящей  свечой в руке, В  его
глубокой озабоченности  угадывалась и  сдерживаемая радость. Не отрывая глаз
от  сына,  Камбер,  повинуясь порыву, шагнул ему навстречу. Они остановились
лицом к лицу, посмотрели друг на друга и увидели новыми глазами.
     Скоро их  навеки свяжут  не только кровные  узы.  Камбер,  осознав это,
вздрогнул, Йорам поспешно поставил свечи на стол и обнял отца-- подумал, что
запоздалые страхи все еще мучат его.
     Камбер прижал сына к себе, поглаживая золотистые волосы, как делал это,
когда Йорам был ребенком, отстранился и встретил его встревоженный взгляд.
     -- Я  не боюсь, сынок,-- сказал он, так жадно вглядываясь в лицо юноши,
чтобы запомнить каждую деталь,-- Правда, не боюсь. Ты думал, мне страшно?
     Йорам  гордо  повел  головой.   Несмотря  на  все  усилия,   его  глаза
наполнились слезами.
     -- Нет, Я просто... просто обнимал  тебя...  брат. Камбер  улыбнулся  и
принялся поправлять и разглаживать свое облачение.
     -- "Брат". Какое чудесное слово, ты можешь говорить так.-- Он с любовью
смотрел на Йорама.-- По-моему, это большая честь, чем быть твоим отцом.
     Йорам нагнул  голову и  заморгал, прогоняя слезы, потом поднял  глаза и
улыбнулся.
     -- Пойдем... отец. Пора придавать этому слову второе значение.
     Гордый,  он умолк,  взял  ризу  и  перебросил через  руку  отца,  зажег
восковую свечу, вложил ее в руку соискателя священного сана.
     Крошечная комната сияла золотом и блеском базальта. Купол  поддерживали
восемь стен, у каждой из  них горело по  толстенной свече желтого воска. Еще
шесть  освещали алтарь  и распятие  на  восточной стене.  Четыре  канделябра
обозначали стороны  света: восточный стоял  за алтарем, западный-- у  входа,
еще  два-- у стен.  Такого не требовалось в обычном  обряде  рукоположения в
сан.
     Все  это  Камбер  мгновенно  увидел  и  внес  в   память.  Изумляли   и
присутствующие. Им  было тесно в маленькой  часовне, а она  казалась  совсем
крошечной.
     Энском  в полном облачении  располагался левее  алтаря,  возвышаясь над
остальными.  Его  лицо  было  непроницаемо.  Рис  и  Эвайн   стояли  справа,
отделенные от архиепископа келдишским ковром, постеленным у ступеней алтаря.
Где-то позаимствованные  михайлинские  мантии  преобразили молодых супругов.
Золотые  волосы Эвайн не уместились  в капюшоне и ниспадали до пояса. Они  с
Рисом приветливо и многозначительно улыбались вошедшим.
     Йорам затворил дверь и задвинул тяжелый засов. Энском сошел со ступеней
у алтаря  и знаком пригласил Камбера  ступить на ковер,  переливавшийся, как
россыпь драгоценных  камней. Камбер опустился  на  колени,  поцеловал кольцо
архиепископа, и тот помог ему подняться.
     --  Переведи  дух,  пока  мы  будем  ставить  преграды,  друг  мой.  Мы
используем  тот  вид  защиты,  который был  обнаружен  тобой.  Эвайн  и  Рис
настаивали на этом выборе.
     Выпрямляясь, Камбер сдержал улыбку, вспоминая, что в последний  раз они
ставили  эти  преграды в этой же  самой комнате.  В  ту  ночь они  надеялись
наделить священника-принца  деринийским  могуществом, а в эту-- дерини давал
священные обеты. Эта проведенная им параллель веселила и пугала его.
     Камбер стоял, вытянувшись и  откинув голову  назад, чтобы ни  на что не
отвлекаться, он щурил  глаза и чувствовал тепло восковой свечи в правой руке
и совсем иное-- тепло ризы-- на сгибе левой. Стоявший рядом Йорам поклонился
архиепископу и взошел к алтарю.  Справа и немного позади стояли Рис и Эвайн.
Слева  слышалось учащенное дыхание  Энскома. Камбер  в  последний  раз перед
шагом в новую жизнь углубился в себя.
     Спустя  мгновение Эвайн  вышла  вперед  и  опустилась на  колени  возле
ступеней.  Йорам  наклонился,  поцеловал  алтарь,  взял в  левую руку  новую
восковую свечу и правою плавно приблизился к нетронутому фитилю.
     Вспышка. Свеча  разгорелась. Йорам повернулся, приглашая Эвайн подойти.
Когда Эвайн  взойдет по  ступеням, возьмет  свечу и  зажжет большую свечу на
востоке, они все должны начать передавать энергию формирующимся преградам.
     Вспыхнуло  пламя  восточной  свечи, Эвайн вернулась и, прикрывая  пламя
ладонью, спускалась по ступеням, направляясь к свече справа от Камбера.
     Камбер зажмурился и обратил свой мозг к  возведенным преградам,  ощущая
концентрацию энергии вокруг. Эвайн зажгла свечу справа и продолжала путь. Он
услышал  шипение  новой  щепоти ладана,  подсыпанной  в дымившее  кадило,  и
перестал  оценивать  происходящее. Йорам  с  кадилом  отмеривал  шаги  перед
алтарем, и Камбер растворялся, слушая его.
     Incensum istud a te benedictum...  Пусть  эти благословенные благовония
вознесутся к Тебе,  о,  Господи.  Et  descendat super nos praesidium tuam. И
пусть Твои покрова защитят нас.
     Эвайн   зажгла   последнюю  свечу  слева,  и  Камбер  слышал,  что  она
возвращалась. В воцарившейся тишине  позвякивали звенья  цепочек качавшегося
кадила,  Йорам окурил  священным  дымом  сестру  и  повернул  направо, чтобы
повторить ее путь. Когда его голос вновь  поплыл среди курений, Эвайн заняла
место позади отца.
     -- Terribilis esl locus  iste: hiс domus Dei  est,  et  porta  caeli...
Устрашитесь-- это дом Господен и врата Небес,  да будет  наречен он обителью
Бога.
     Йорам  обошел  по  кругу  и  теперь  кадил внутри него,  овевая часовню
сладким дымом ладана. Закончив, он оставил кадило у алтаря и вернулся, чтобы
встать справа  от  Камбера, а Рис занял обычное  место Целителя  прямо перед
ним.
     С  закрытыми  глазам   Камбер   остальными  своими   чувствами   тоньше
воспринимал  ход вещей. Вот Эвайн  возвела руки  и всем существом взывает  к
тому,  чье  присутствие  так   необходимо   им.  К  ее   внутреннему  порыву
примешивались  какие-то  реальные  звуки  и  появились  неуловимые,  летучие
чувства, когда она начала заклинание.
     --  Мы  вне времени  и вне земли.  Как просили об этом наши предки,  мы
соединяемся в одно целое. Все присутствующие склонили головы.
     --  Именами  твоих  благословенных апостолов--  Марка,  Луки, Матвея  и
Иоанна--  именами  твоих ангелов,  всеми силами Света  и Тьмы,  мы призываем
Тебя, о, Всевышний.  Защити и сохрани нас,-- продолжала  Эвайн.-- Так  было,
есть, да пребудет вовеки. Per omnia saecula saeculorum.
     --  Аминь,-- разом слетело с губ. Не открывая глаз, Камбер опустился на
колени. Мимо прошел Энском, чтобы подняться на алтарь и начать службу.
     -- Introibo ad altare Dei,-- произнес архиепископ.-- Я взойду на алтарь
Божий.
     -- Ad Deum qui loetificat juventutem meam. Всевышнему, который дает мне
счастье  молодости.--  Эти  слова  принадлежали  Йораму,  последовавшему  за
архиепископом.
     -- Judica me, Deus... Суди меня, о, Господи, и отдели от нечестивцев.
     До  тех пор пока Энском не закончил короткой молитвы,  месса  шла своим
привычным путем.  Когда  последние  слова  замерли  в тишине, Камбер наконец
прибавил к прочим чувствам свое зрение.
     Эвайн  и  Рис  стояли слева, Йорам подхватил под правую  руку,  помогая
подняться. Энском был у аналоя, он потянулся за своим посохом архипастыря, и
драгоценная митра сверкнула,  отражая огни свечей гранями своих каменьев. От
лампады  лицо  архиепископа  было  чуть  красноватым.  Он заговорил  странно
спокойно, почти безмятежно.
     -- Сейчас мы стоим в  доме Господнем,  в центре Вселенной, в которой мы
лишь  гости ненадолго.  Здесь, перед Всевышним и  другими Силами, которые мы
призывали, мы обращаемся к  Камберу Кириллу МакРори, принимающему  священный
сан...
     -- Adsum,-- пробормотал Камбер, склонив голову.-- Я здесь.
     Сопровождаемый Йорамом, он вышел  на три шага вперед и  снова опустился
на колени. Восковая свеча, которую он держал в руке, слегка подрагивала.
     Йорам глубоко поклонился.
     --   Reverendissime   Pater...   Ваше    Преосвященство,   ради   нашей
матери-церкзи  и  тех,  кто  шел  перед  нами,  я  прошу  вас   благословить
присутствующего здесь  диакона Камбера Кирилла  МакРори  и возложить  на его
плечи бремя священника-дерини.
     -- Достоин ли он этого?
     Йорам поклонился снова.
     --  Я уверен в  этом, насколько  может быть  уверен простой смертный. И
подтверждаю-- он достоин принять священный сан.
     Быстро  кивнув, Энском  повернулся к  Рису  и  Эвайн,  произнося  слова
обряда, не требующие ответа.
     -- Братья  и  сестры,  знайте,  что милостью нашего  Господа мы избрали
диакона  Камбера Кирилла  МакРори,  чтобы посвятить его в священнослужители.
Если к этому есть препятствия, то пусть тот, кому они известны,  их назовет.
Здесь и сейчас.
     Ответа не было,  и Энском снова обратил взгляд на Камбера, стоявшего на
коленях на келдишском ковре со свечой в руке.
     --  Обязанность священника--  жертвовать собой,  благословлять  других,
нести  миру  Истину,,  проповедовать  слово  Божье  и  обращать  нечестивых.
Основываясь на своих способностях видеть насквозь сердца и души паствы-- это
дополнительное требование к священнику-дерини. Примешь  ли ты сан священника
перед ликом Господа?
     -- Volo. Приму.
     -- И будешь покорным своему епископу?
     -- Буду, и да поможет мне Бог.
     -- Да снизойдет к тебе Господь, чтобы укрепить в тебе дух добра.
     -- Аминь,-- отозвался Камбер.
     Поднявшись,  Энском взял свечу Камбера  и поставил ее на алтарь.  Йорам
снял с руки отца ризу и тоже положил на алтарь.
     Камбер  лег  и  распростерся  на ковре, а  остальные,  стоя на коленях,
читали соответствующие случаю литании, каждая фраза которых волной проникала
в Камбера и увлекала в покой сознания.
     -- Kyrie eleison.
     -- Christe eleison.
     -- Christe audi nos.
     -- Sancta Maria...
     -- Ora pro nobis.
     -- Sancte Michael...
     -- Ora pro nobis.
     Слова литании  убаюкивали, помогали  все глубже уходить в  себя.  Отцам
церкви было  ведомо, как сообщить  доброму христианину состояние  духа между
явью и  небытием,  в  котором  человеку открывается  высокий смысл  таинства
посвящения в духовное звание. Обряд  шел своим чередом, но Камбер вернулся к
нему;  Энском  читал  заключительную  молитву,  взывая  о  милости  небес  к
человеку, ниц лежавшему перед алтарем.
     -- Взгляни с любовью на слугу Твоего  Камбера Кирилла, о, Господи, руки
которого   тянутся   к   Твоему   престолу.   Облеки  его  плечи  в   мантию
священнослужителя,  как  делалось  от века. Придай  ему  сил,  чтобы он  мог
служить Тебе и ночью, и днем, о, Всемогущий, Властитель мира...
     Когда молитва была закончена,  Энском  перешел  к аналою и ожидал, пока
Йорам  поможет   отцу   подняться  и  снова  оказаться   на   коленях  перед
архиепископом,   Священник   Йорам   изготовился  участвовать  в   церемонии
рукоположения.
     Когда  Энском занес  руку над его  головой,  Камбер глубоко  вдохнул  и
медленно выдохнул. Наступила основная  часть обряда: мистическое  возложение
рук. Он  решительно  опустил  защиты,  открывая  все уголки своего сознания,
чтобы чувствовать движение Сил Мироздания в Энскоме и Йораме.
     -- О, Всемогущий, Творец всего  сущего, Твой слуга Энском, орудие Твоей
воли, проводник  Твоего  могущества, соединенный  с  Тобой  нерасторжимо,  я
представляю  Тебе Твоего слугу  Камбера Кирилла,  чтобы он смог стать  Твоим
священником.
     Руки  архиепископа  опустились  на  голову Камбера,  и  он почувствовал
слабое  покалывание  и  поток  высокой  силы,  вливавшийся  в  мозг.  Первым
побуждением было отшатнуться, поднять все защиты и преграды,  воспротивиться
пугающей  силе, чье  могущество он  уже ощущал. Но  он не отступил.  Слишком
многое решалось для Камбера в эти мгновения.
     Другая рука коснулась виска и  принесла ласковый холодок, он узнал  его
сразу,  а  Йорам  уже  был  в  нем,  воссоединив  сознание.  Камбер  остался
раскрытым, во власти того, что определяет порядок вещей  и событий и зовется
меж людей судьбою. А в это время Энском продолжал:
     -- Accipite Spiritum: quorum remiseritis... Прими Святой Дух. Чьи грехи
ты простишь...
     Он говорил что-то еще, но  постепенно Камбер перестал  улавливать смысл
слов,  сосредоточившись  на том, что  он начинал  ощущать  от  прикосновений
Энскома  и Йорама.  Давление  внутри мозга росло; его наполняло Нечто, такое
могущественное и  пугающее, что он не мог противиться влиянию, отдававшемуся
в самых дальних уголках его существа.
     Камбер утратил слух и понял, что зрение исчезло еще раньше, но  не стал
этого  проверять-- спасение  своей  плоти и  бренной  жизни сейчас не  много
значили.
     Постепенно он  перестал  ощущать свое тело.  Остался  сгусток сознания,
купающийся в прохладном, золотистом сиянии и устремленный к яркой сверкающей
точке. Никогда многоопытный дерини не переживал ничего подобного.
     Камбер уже не боялся. Он окунулся в мир ликования и полного единения со
всем, что было  когда-то, есть сейчас и  еще будет.  Он парил,  растянувшись
радужной дугой,  понимая,  как мало  значит  для  человеческого существа его
земная  жизнь.  Вслед  за смертью  тела сущность освобождается от  оболочки,
развивается и растет. Впереди у нее-- вечность.
     Вспышкой серебряных искр перед Камбером рассыпалось  все  его  прошлое,
вся земная история;  мелькнуло  и исчезло. Потом он увидел  свое посвящение.
Где-то внизу на светловолосую голову с густой проседью опускались освящающие
руки. В движении соединялись легкость и неодолимая мощь.
     Внезапно  мелькнула  мысль,  все  это игра  воображения. Его практичный
разум ухватился за  нее,  но  сознание восстало, даже не дав этой мысли  как
следует оформиться.
     Разве  имело какое-нибудь значение-- правда открылась  ему,  или чей-то
вымысел   завладел   его   мозгом?  Мог  ли  смертный   мечтать  о   счастье
соприкосновения  с  Божественным  во  всем  его  величии.  Особой   милостью
провидения избранные могли краем глаза и на одно мгновение узрить Внеземное.
     Теперь он переживал невероятную близость к силам, управляющим движением
Вселенной, он-- существо неправедное и слабое, человек и дерини.
     Было  отчего испугаться.  Рациональное  начало  в  Камбере  озаботилось
возможностью возвращения в реальный мир, но попятное движение уже  началось.
Камбер ощущал, как ослабевает влияние управлявших им сил.
     Рядом  возникло  сознание  Энскома,   теплое  и  доброжелательное.   Он
спрашивал, и в вопросе сквозило любопытство. Камбер понял: именно Энском вел
его в неземных  сферах,  питая высшей силой, но  сам не проникал туда. Йорам
тоже не  изведал открытий отца, был не более чем проводником энергии к нему,
только очень любимым.
     Провожатые по очереди вышли  из контакта,  и Камбер  вновь  обрел тело.
Вздохнув,  открыл  глаза, встретился  взглядом  с  Энскомом  и посмотрел  на
встревоженного сына.
     Им были не нужны его слова о горных высях.  Почему-- он сразу же понял.
Тот,  кто был священником,  получал Откровение.  Теперь приобщился он, и все
трое владели сокровенным знанием.
     Так вот от  чего отлучили  Синила  и  о  чем  он не устает  печалиться.
Энском, Йорам и он сам теперь не такие, как все. А Синил...
     Он снова вздохнул,  и  Энском  улыбнулся. Архиепископ развязал  пояс на
стихаре  Камбера,  освобождая  орарь, потом свободным концом синей  шелковой
ленты обвил шею  и опустил его  на грудь--  орарь превращался  в епитрахиль.
Перекрестив  концы  на  груди  Камбера, Энском  заправил  их  под  шнурок  и
произнес:
     -- Accipe jugum Domini...  Прими ярмо Господне, ибо ярмо Его сладостно,
и ноша легка.
     Поклонившись на  белоснежную ризу, принесенную Йорамом, он надел ее  на
Камбера, облачение ниспадало живописными складками.
     --   Accipe    vestem   sacerdotalem...   Прими    священное   одеяние,
олицетворяющее милосердие, ибо Господь может  избрать  тебя, чтобы ты достиг
высшего совершенства и милосердия.
     Энском приблизился  к  алтарю  и прочел  еще одну молитву,  после  чего
архиепископ вернулся на  прежнее место и снял  перстень и лиловые  перчатки.
Камбер, стоявший  на  коленях  перед  ним,  поднес раскрытые  ладони,  чтобы
принять миропомазание. Палец архиепископа  вывел  кресты  на  ладонях, затем
соединил  большой  палец правой руки Камбера и  указательный палец левой,  а
большой палец на левой руке с указательным пальцем на правой и произнес:
     -- Consecrare  et sanctificare  digneris, Domine...  О, Господи, освяти
эти руки этим маслом и нашим благословением.
     Он перекрестил протянутые руки.
     -- Что бы они ни благословляли, да будет то благословенно;  что  бы они
ни  освящали,  да  будет  то  освящено.  ...In  nomine  Domini  nostri  Jesu
Christe... Amen.
     С этими словами Энском сложил руки Камбера ладонь к ладони  и перевязал
полоской белой  ткани.  Йорам  снова  подвел новоосвященное духовное  лицо к
алтарю  и  помог опуститься на колени.  Энском приблизился. Йорам  смешал  в
потире вино  и  воду, а сверху  поставил дискос с просфорой. Энском сошел со
ступеней и протянул новому священнику эти символы приобщения к сану.
     -- Прими силу жертвовать ради  Господа и от имени Господа служить мессы
для живущих и упокоившихся. Аминь.
     Камбер коснулся потира и дискоса кончиками пальцев связанных рук, потом
склонил голову,  Энском  вернулся к алтарю,  а  Йорам развязал руки и  вытер
священное  масло. Закончив, Йорам поднял отца и направил к аналою, где стоял
архиепископ. Там Камбер опять преклонил колени.  Склонив  голову,  он вложил
руки в ладони Энскома для принесения обета послушания.
     -- Promittis michi et successoribus meis obedientiam et  reverentiam?--
спросил Энском.-- Ты обещаешь быть послушным мне и моим преемникам?
     -- Promitto. Обещаю.
     -- Pax Domini sit semper tecum.
     -- Et cum spiritu tuo.
     -- Ora pro me, Prater,-- прошептал Энском с едва заметной улыбкой.
     Камбер улыбнулся в ответ.
     -- Dominus vobis retribuat. Да вознаградит тебя Господь.
     Энском обвел  взглядом остальных-- Йорама, Эвайн  и Риса,-- наблюдавших
за Камбером, потом снова посмотрел на нового собрата.
     --  Я  хочу предупредить тебя об  опасностях, возможно., подстерегающих
тебя. Вероятно, ты и сам предвидишь их, но все  равно придется поупражняться
в осмотрительности. Ты  обнаружишь, если уже  не догадался, что  совершаемые
священниками  обряды не  менее сильны, чем  мирские действия дерини .(говоря
"мирские", я имею в виду деринийское  значение этого слова, ибо само по себе
это определение неточно).  Возможно, поэтому даже в наших "мирских" делах мы
стараемся  строго  придерживаться принятых правил. Мы  знаем или по  крайней
мере имеем представление о  протяженности, высоте и глубине воздействия сил,
которые призываем в помощь.
     Он снова посмотрел на присутствующих, а потом на Камбера.
     --  Итак, возлюбленный  сын мой,  я  не  стану  предупреждать  тебя как
всякого  рядового священника,  потому  что  ты один  их самых необыкновенных
людей,  каких  мне  доводилось  встречать.  Я  просто желаю  тебе  выполнять
принятые этой ночью обеты и прошу остаться после окончания обряда посвящения
и отслужить первую в твоей жизни мессу. Йорам, подай, пожалуйста, Книгу.
     Когда Йорам принес лежавшее на алтаре евангелие, Энском встал  и знаком
попросил подняться Камбера. Взяв его за правую руку, развернул Камбера лицом
к дочери и зятю.
     --  Слушайте все, присутствующие здесь: Камбер  Кирилл был освящен  для
деяний  Господних и  сана  священника. Во имя Отца и  Сына,  и Святого Духа,
Аминь!
     Йорам  поклонился и  передал евангелие  Энскому, не отрывая взгляда  от
лица отца; Энском положил книгу на руки Камбера.
     --  Господь  принял  клятву и да  не  раскается.  Теперь  ты  священник
навеки,--  объявил  Энском.-- В день великого  гнева  будь  десницей Господа
нашего.
     Камбер поцеловал книгу и передал Энскому.
     -- А теперь вознесем к Господу наши ликования!-- возгласил архиепископ,
широко  улыбаясь и  обнимая  Камбера.--  Йорам, иди же, обними своего  отца,
теперь он и брат твой.
     Он отошел, и его  место занял Йорам.  Йорама  сменила Эвайн, со слезами
радости уткнувшаяся  в  плечо,  и  Рис, которого  Камбер обнял  с  отцовской
любовью.
     -- Счастья и почестей вам, преподобный Камбер.-- Рис  улыбнулся,  и его
солнечно-желтые глаза весело заблестели.-- А  теперь,  если ты  уже закончил
принимать поздравления, мы с нетерпением ждем от тебя подарка-- твоей первой
мессы. Можно помогать тебе служить ее?
     Самые близкие и любимые прислуживали  ему. В тонкостях ритуала помогали
Йорам и Энском,  Эвайн и Рису  было  не до мелочей, их переполняла нечаянная
радость.
     Камберу показалось, они понимают, что это означает для него, а то, чего
не могут постичь, принимают  на  веру.  Он  почувствовал эту веру, когда они
опустились  на колени,  чтобы принять благословение  из его священных рук, и
видел ее  в восторге дочери, когда  ее муж, прощаясь, обнял Камбера,  прежде
чем воспользоваться Порталом для возвращения домой.
     С Йорамом все и так было ясно, тут не требовалось искать подтверждений.
В блеске глаз сына разом читалось все, его переполнявшее.
     Они не говорили об этом, пока Энском тоже  не удалился и не пришла пора
укладывать  облачение  и  алтарные  принадлежности.  Йорам  свернул  свою  и
отцовскую ризы,  бережно  уложил  в  кожаную  дорожную  сумку  и  с  улыбкой
обратился к Камберу:
     -- Что скажешь, отец?
     Камбер, соскабливавший воск, растекшийся  от западной свечи,  взглянул,
широко улыбаясь.
     -- Ты теперь произносишь эти слова иначе, заметил?
     -- Отец?-- Йорам засмеялся и отнес западную свечу к остальным.
     -- А разве ты не изменился?
     --   Я  надеюсь,  ты   не  станешь  требовать  ответа,--  Камбер   тоже
развеселился.--  Йорам,  я  не  чувствовал  себя таким счастливым уже  много
лет.--  Убрав  последнюю  каплю  застывшего  воска,  Камбер  сжал  ее  между
пальцами, воск вспыхнул и сгорел без  следа.  Продолжая задумчиво улыбаться,
он вытер руки о синюю сутану и принялся помогать Йораму прибирать алтарь.
     --  Знаешь,-- продолжал  он,  встряхнув  расшитый  покров,--  наверное,
никогда не сумею объяснить это на словах, даже  тебе, тому, кто знает точно,
о чем я говорю. Ты сам-то что-нибудь понимаешь?
     --  О да.-- Йорам  отложил в  сторону  только что свернутую им ткань  и
взялся  за другой  конец покрова,  что держал Камбер,  глядя отцу в  глаза и
улыбаясь.
     --  Что  ж,  я  рад потому,  что не уверен, что  я  понимаю. Это  нечто
восхитительное, величественное,  грандиозное  и,  откровенно говоря, немного
пугающее... поначалу.
     --  Пугающее? Да, думаю,  так и есть  в каком-то  смысле,--  согласился
Йорам.-- Мы приняли на себя огромную ответственность.-- Он положил сложенный
покров на другие и, облокотившись на стопку, взглянул  на Камбера.--  Однако
это стоит того. Испуг скоро проходит. Но восхищение-- никогда, впрочем, я бы
и не желал этого.
     Камбер кивнул.
     --  Возможно,  страх  необходим  как напоминание  об  ответственности и
средство усмирения гордыни. Так и должно быть.
     -- Верно.
     Йорам в последний раз оглядел часовню, вздохнув, взял покровы и сумку с
облачением и направился к выходу.
     -- Я заберу это и оставлю  тебя одного.  Полагаю, тебе  нужно несколько
минут одиночества, прежде чем ты вернешься к себе. Свечи я уберу утром.
     Камбер кивнул.
     -- А что с дискосом и потиром? Они тоже останутся до утра?
     Йорам взглянул на кожаный футляр возле свечей и опустил глаза.
     --  Они  принадлежали  Алистеру,  отец.  И,  по-моему,  теперь   должны
принадлежать  тебе.  Если  не возражаешь, я не хотел  бы  присутствовать при
твоем новом превращении в него, сегодня ночью это выше моих сил.
     -- Йорам, мне известно, что ты не одобряешь...
     -- Нет,  не то,  уже не то,-- Йорам  покачал головой  и  наконец поднял
глаза.-- Я  понимаю, что ты  сделал  и  почему.  Я  не могу передать, как  я
восхищен тем, что ты совершил нынче.--  Он на  мгновение отвел  взгляд.-- Но
слишком редко ты будешь просто Камбером Кириллом, а не Алистером Кириллом. Я
бы  хотел,  чтобы  в  моих  воспоминаниях  о  сегодняшней  ночи  ты  остался
самим/собой.
     Потрясенный,  Камбер несколько  секунд  смотрел на  сына,  потом крепко
обнял  его. Когда  Йорам  отстранился, на его  губах была  улыбка, на глазах
блестели слезы. А когда он торопливо кивнул и поворачивался к выходу, улыбка
превратилась в усмешку.
     Камбер  смотрел вслед сыну  полным любви взглядом,  потом наклонился за
коробкой,  где  лежали  потир и  дискос  Алистера  Каллена. Взмахом руки  он
погасил  свечи   у  стен  и  все  остальные,  кроме  лампады,  сотворив  шар
серебристого света.
     Поклонившись   лампаде,   отец   Кирилл  выскользнул  из   комнаты.  До
возвращения в покои  Алистера Каллена и  в его мир предстояло выполнить  еще
одно.
     Камбер  вступил  в  хорошо  знакомую  ему комнату. Почти целый  год она
служила убежищем и жилищем Синилу, тогда еще принцу. В те дни на стене висел
огромный  портрет  его прадеда Ифора, напоминая претенденту на престол о его
корнях. Рядом с  дверью осталось с тех пор слегка блестевшее темное зеркало,
около него и остановился Камбер. Когда-то служившее Синилу  зеркалом правды,
теперь оно должно было выполнить эту роль для другого.
     Камбер  остановил  светящийся шар в  воздухе, а сам встал на расстоянии
вытянутой руки от полированного  стекла, изучая глядевшее на него из зеркала
лицо.
     Камбер Кирилл  МакРори.  Теперь  святой  отец  Камбер  Кирилл.  Сколько
времени прошло с тех пор, как он в последний  раз видел  его?  И сколько еще
пройдет до того, как он снова увидит себя?
     Сколько времени  ему пребывать  другим, носить чужой облик  и  жить  не
своей жизнью? Придет ли время жить для себя, а не для других?
     Ему пятьдесят девять  лет. Сколько осталось еще?  И так много еще нужно
успеть.
     Камбер от жалости к себе покачал головой, прижимая  ладони к глазам. Он
пришел  сюда  не  за этим.  Хотел напомнить  себе, кто он, несмотря  на то и
благодаря тому, что произошло сегодня. Это поддержит его, какую бы  маску он
ни нацепил.
     Он благодарил  Бога за очищение, которое пришло  к нему.  Теперь каждый
день,  каждое  мгновение  его жизни будут не  просто  бытованием на  бренной
земле.
     Камбер снова взглянул на отражение в зеркале, запоминая знакомые черты,
которые исчезнут совсем скоро. Он отметил округлость бритого лица, полуседые
волосы,  прилегавшие к голове, как чепец  цвета ртути,  упрямо сжатый  рот с
тонко  очерченными  губами,  глаза  неяркие и  твердые,  похожие  на  туман,
клубившийся и мерцавший внутри серебристого шара.
     Пора было и остановиться,  хотя  спать  вовсе не хотелось.  Когда Гьюэр
придет  утром  одевать его, он должен быть  в постели, А чтобы  вернуться  в
постель, нужно было снова влиться в оболочку Алистера Каллена.
     Спохватившийся  Камбер  зажмурился  и  погрузился  в покой деринийского
транса,  подумав,  что  на  этот  раз,  если  захочет, сможет наблюдать  это
превращение.
     Камбер  медленно   раскрыл  глаза  и  начал  превращение.  Вокруг  лица
появилось  сияние, в ушах  звенело, резкие  скупые черты лица размывались  и
превращались в другие.
     Камбер  устоял  против  желания сомкнуть  веки--  он  испытывал  сейчас
ощущение сладкой дремы или опьянения, реальность казалась  видением.  Стоило
моргнуть, и  ясность  восприятия  происходящего  будет  утрачена.  С  широко
раскрытыми  глазами он наблюдал, как волосы темнели, становясь  серо-медными
волосами Алистера, наблюдал, как брови истончались и удлинялись, а глаза под
ними приобретали оттенок небесной синевы, морщинки вокруг  них стали глубже.
Лицо Камбера слегка вытянулось, черты  заострились, бледность лица сменилась
желтоватым, даже  коричневым  цветом.  Тело казалось теперь  более  тяжелым,
плечи ссутулились, руки покрылись морщинами, а суставы вздулись.
     Превращение состоялось, и Камбер мог наконец моргнуть. Дремота более не
донимала его, но он покачал головой, сомневаясь в том, что видели глаза.
     Камбер  исчез. Здесь  был Алистер.  И  только имя Кирилл  было мостиком
между ними.
     Несколькими  минутами  позже,  освоившись  в новом  теле,  он  стоял  в
михайлинском  Портале,  закрыв  глаза  и  сосредоточившись  на  цели  своего
путешествия  во  дворце архиепископа.  Скоро Алистер  Кирилл  Каллен будет в
постели.

     ГЛАВА 17
     <i>Посему  (возлюбленные),  препоясавши  чресла   ума  вашего,  бодрствуя,
совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа.
     I послание Петра 1:13</i>

     Рано утром Гьюэр постучал в дверь спальни задолго до заутрени и первого
света, очень удивив своего господина.
     Камбер  не  спал.  После  испытаний  минувшей  ночи  он  не  чувствовал
потребности во сне, хотя прекрасно понимал, что для Гьюэра должен  выглядеть
сонным.
     Камбер  улыбнулся,  вспомнив  лихорадочную,  почти  мальчишескую  жажду
деятельности,  овладевшую юношей  на прошлой неделе и  отнюдь не утоленную--
весь  вчерашний день Гьюэр провел в приготовлениях  к сегодняшней церемонии,
пока  он ездил на  прогулку  с королем. Каким-то образом--  Камбер  не знал,
каким именно--  Гьюэру удалось понять, что его новый хозяин  беспомощен или,
по  крайней  мере,  рассеян,  когда дело  доходит  до  деталей  церемонии  и
протокола, и Камбер не  хотел разрушать таких представлений. Уважение Гьюэра
к самому себе, сильно пошатнувшееся после смерти прежнего друга и господина,
значительно  возросло  от  сознания,  что  новому   хозяину  он   совершенно
необходим. Юноша приободрился и стал почти прежним.
     Камбер предпочел не отвечать на  первый стук, а  только еще глубже влез
под одеяло и плотнее зажмурился. Очень скоро стук сменился тихим звяканьем и
шорохом отодвигаемого  засова; мягко  зашуршали приближавшиеся  шаги.  Пятно
теплого желтого  света скользнуло  со стены к его лицу, Камбер понял-- Гьюэр
вошел со свечой. Звук шагов стих совсем рядом, и он услышал вздох огорчения.
     --  Отец   Каллен?   Ваша  милость!--  Голос   звучал  несмело,  но   с
настойчивостью.-- Вы еще не проснулись, милорд?
     Камбер  бессвязно  пробубнил нечто.  Гьюэр снова  вздохнул  и  принялся
зажигать свечи,  разгоняя  предутренний мрак.  Когда он  присел на корточки,
чтобы развести  огонь в  камине,  Камбер лениво повернулся  и  посмотрел  на
юношу,  прислушиваясь к  незамысловатой  мелодии  песенки,  которую  напевал
Гьюэр. Он подбрасывал дрова в разгоравшееся пламя, в черной монашеской рясе,
которую  юноша  теперь носил,  не  снимая,  ему  явно  было  удобно. Камберу
подумалось  вдруг,  что  ловко  сидящая  одежда  не  только  придает  Гьюэру
уверенности. Похоже, он не снимает рясы, за этим должно быть что-то еще.
     --  Гьюэр?--  Камбер приподнялся, опираясь на локоть. Гьюэр обернулся и
улыбнулся во весь рот, продолжая заниматься камином.
     -- Доброе утро, святой отец. Хорошо спали?
     -- Гм. Перед сном я провел  некоторое время с архиепископом.  Это  было
очень поздно. А ты не рановато поднялся?
     --  Сегодня вас посвятят  в  епископы, ваша милость.  Это  очень важное
событие,  нужно  многое  успеть,  мы ведь завтра  уезжаем в Грекоту.  Вы  не
забыли?
     -- Нет, что ты.
     Зевнув, Камбер потянулся и сел,  но только начал выбираться из постели,
как  рядом оказался  широко улыбающийся Гьюэр с теплой мантией. Пока молодой
человек закутывал  его плечи, Камбер сидел, задумчиво выпятив  губы и подняв
подбородок, чтобы Гьюэр завязал  мантию под горлом. Когда Гьюэр опустился на
колени,  чтобы надеть  ему на ноги теплые  туфли,  Камбер бросил  задумчивый
взгляд  на его макушку.  Что-то  изменилось  в  этом мальчике сегодня утром,
определенно изменилось.
     -- Сегодня  ты на удивление весел,-- заметил Камбер. Гьюэр, не поднимая
глаз, продолжал свои занятия.
     -- Впереди незабываемое событие,-- ответил он.-- Нам  предстоит длинный
день,  сэр. Я знаю, что  вы  не станете прерывать своего поста  до окончания
церемонии, но не  сделаете ли малого послабления. Стаканчик подогретого эля?
Это укрепит ваши нервы. Однажды мне это советовали.
     --  Почему ты думаешь, что  мои нервы нуждаются  в укреплении?-- Камбер
покачал головой  и постарался  сдержать  улыбку, когда Гьюэр  встал  и потер
руки.-- Гьюэр, можно спросить тебя?
     -- Что это за вопрос, святой отец?
     -- Почему на тебе монашеская ряса? Можешь рассказать мне об этом?
     --  Эта?--  Гьюэр коснулся  края  капюшона  на плече,  и  на  его губах
промелькнула полуулыбка.--  Вы ведь не сердитесь, святой  отец?  Я  не хотел
сделать ничего плохого. Просто подумал,  что  быстрее сойдусь с  остальными,
если  на  мне  будет   церковное  облачение.  В  соборе   будет  пруд  пруди
священников, монахов и епископов.
     Камбер мысленно вздохнул  с облегчением. Он вовсе не возражал  бы, если
однажды  Гьюэр  решится  принять  священные  обеты,  но сейчас его волновало
"чудо", ему явившееся, возможные  выдумки и никчемные толки вокруг  видения.
Вступление в духовное звание-- прекрасная идея, если  она приходит  сама  по
себе.
     От  таких  мыслей Камбер  кисло улыбнулся  и  подошел  к  камину. Гьюэр
последовал за ним и остановился с выражением ожидания на лице, а Камбер грел
над огнем руки. Юноша открыл рот, стало быть, тема еще не исчерпана.
     -- Знаете,  ваша  милость, я  действительно думал  об отказе от мирской
жизни,-- робко признался Гьюэр. Камбер терпеливо кивнул.
     -- Я догадывался. Это из-за того сна?
     -- Я... так не думаю, сэр.
     -- Нет? Ну что ж, принимая во внимание связи твоей семьи и твое военное
образование,  мне,  возможно,  удастся устроить  тебя  к  михайлинцам,  если
пожелаешь,--  предложил Камбер, видя в военном рыцарском  Ордене  меньшее из
двух  зол.--  Из  тебя выйдет  отличный  паладин  святого  Михаила. Джебедия
примет, я уверен. Как ты знаешь, Орден понес тяжелые потери.
     --  Не думаю, что  хотел  бы стать михайлинцем, ваша  милость, при всем
почтении  к ним. И мне совсем  не хочется  быть рыцарем. Меня не влечет гром
сражений и блеск Доспехов, может, я вырос из этого.
     -- Во сколько?.. В двадцать два?
     -- В двадцать пять, сэр, месяц назад. Я просто... устал от битв.
     -- Чего же тогда ты хочешь?
     Гьюэр пожал плечами.
     -- Я еще не знаю. Я получил не просто образование. У меня очень хороший
почерк. Отец  Альфред, духовник,  думает,  что из меня  получится прекрасный
писарь  или даже  священник, хотя  насчет последнего  я не  очень-то уверен.
Кроме того,  вам понадобится секретарь  с военным образованием, когда  у вас
уже не будет михайлинцев. Может быть, я смогу помочь.
     Камбер усмехнулся, заставляя Алистера говорить со всею резкостью.
     -- Если ты решаешься,  не думай о расположении кого-то или  преданности
кому-то,  будь  верен себе самому  и Господу  Богу.  Неслыханная  глупость--
принимать духовный сан потому, что тогда ты сможешь лучше служить мне!
     -- Сэр, я не...
     -- Обещаешь, что не поступишь так?
     -- Конечно,-- согласился Гьюэр.-- Только по убеждению.
     --  Ловлю тебя  на слове.  А пока  как  насчет  моей  ванны?-- Камбер с
улыбкой указал на открытую дверь.-- И еще, Гьюэр...
     -- Ваша милость?
     -- Если ты сделаешь это по зрелому убеждению, я буду очень рад.
     Гьюэр тщетно попытался скрыть свою радость.
     Часом  позже вымытый,  одетый,  побритый,  с  расчесанной  и  уложенной
волосок  к волоску прической  Алистера Каллена  Камбер  наконец-то устроился
поразмышлять  о деталях предстоящей  церемонии.  Он сидел в выбеленной  нише
восточного  окна,  на  подушках,  уложенных  по  каменному   выступу  стены,
наслаждаясь первыми рассветными лучами.
     Впрочем, радоваться утреннему  солнцу и даже вновь переживать  чудесные
события минувшей  ночи  не было времени.  Рукопись по  обряду  посвящения  в
епископы Энском прислал еще неделю назад, но прочесть ее так и не удалось. В
воспоминаниях Алистера запечатлелись такие церемонии, но Каллен видел все со
стороны. А  посвящение, кроме внешней  стороны,  имело глубокое  мистическое
содержание.  Нужно  было  не   торопясь  подготовить  к  этому   свой  мозг,
одновременно загрузив его множеством церемонных мелочей.
     Раньше ему казалось, что это проще,  чем выходило на  неделе. Постоянно
являлись какие-то  люди, то поздравляли  и вручали подношения,  то  уточняли
списки вещей,  предназначенных для  отправки  в  Грекоту, то  беспокоили  по
совершенным  пустякам, которые  почему-то не  могли  быть разрешены  без его
участия.
     Он   даже  не  поднял  головы,  когда  Гьюэр  в  очередной  раз  вошел,
постучавшись,  и   вышел  из  задумчивости,   только  почувствовав  на  себе
требовательный взгляд.
     -- Государь!
     Свиток  полетел  в  сторону,  Камбер поднялся и  поклонился,  удивляясь
нежданному  гостю.  Вчера  у  него  сложилось  впечатление,  что  до  начала
церемонии король будет занят. А до нее оставалось около часа.
     -- Доброе утро, Алистер,--  король кивнул,  самодовольно улыбаясь.-- Вы
все еще учите свои слова, не правда ли?
     --  Только повторяю, Ваше  Величество. Как вы, должно быть, знаете,  на
этой неделе у меня было мало времени.-- Он  указал на скамью  напротив.-- Не
составите ли мне компанию?
     Синил покачал головой.
     -- Не сейчас, однако я жду вас на обед  после церемонии. Мне захотелось
внести свой скромный вклад в это незабываемое событие. Сорл?
     Услышав свое имя, Сорл ввел в комнату двух слуг, несших что-то длинное,
почти  в  рост  человека,  завернутое  в  черную  ткань. В руках  Сорла  был
объемистый пурпурный  сверток, который он положил в  одно  из кресел рядом с
камином,  приглядывая  за  слугами, укладывавшими  черный  сверток.  Подойдя
ближе, Камбер узнал вешала с церковным облачением, вроде тех, что уже стояли
за кроватью.  Однако оказался не готов  к тому,  что  открыл  Синил, сдернув
черную ткань.
     Шелк кремового  цвета  был так  богато  расшит  драгоценными  камнями и
золотом, что слепил глаза. Епископская риза и епитрахиль, украшенные золотым
шитьем  в виде  снопов пшеницы, усыпанные алмазами  и гранатами. Никогда  не
видел Камбер такого облачения.
     Тело напоминало  о  себе,  требуя  притока воздуха, Камбер подчинился и
медленно  вдохнул  и   провел  дрожащим  пальцем  по  краю  ризы.  Он  хотел
повернуться к  королю, но тут возник Сорл с митрой в руках, расшитой золотом
и драгоценными  камнями, только  что  извлеченной из меньшего свертка. Краем
глаза Камбер видел, что Синил следит за ним с довольной улыбкой.
     Все еще не веря, Камбер покачал головой.
     --  Государь, я... они великолепны.  Царский подарок.  Не  знаю, что  и
сказать.
     -- Подойдет и простое "спасибо",-- ответил Синил самодовольно.--  Я сам
с  трудом верю в это. Не в облачение, потому что  оно сделано по моим личным
указаниям, а в то, что я сумел заставить вас ощутить недостаток слов.
     -- Я... Да, Ваше Величество, вы правы.  Но все это слишком роскошно для
меня. Это должно принадлежать собору или...
     --  Или главе  его кафедры,  которым  вы вскоре  станете.-- прервал его
Синил.-- Не спорьте, Алистер. Я, разумеется, понимаю, что такое облачение не
надевают каждый день. Во-первых, оно слишком тяжело, и в  нем ужасно  жарко,
как я обнаружил. Поэтому Сорл принес и более простое.
     По его сигналу Сорл развернул остальные свертки и отошел в сторону.  На
озаренном пламенем  кресле сияла изумрудно-зеленая и белая парча, украшенная
в  нескольких местах  неприхотливой вышивкой. Камберу осталось только качать
головой.
     -- Это слишком большая честь для меня, Государь,-- наконец произнес он,
испытывая   неловкость  оттого,  что  Синил  готовил   свой  щедрый  подарок
Алистеру... Алистеру, которому  в  конце  концов  король доверчиво  протянул
руку... Алистеру, а не Камберу.
     Однако кто теперь был Камбер?
     Не подозревавший о внутренней борьбе человека, которому только что была
оказана такая честь, Синил знаком приказал слугам удалиться.
     -- Я преподнес вам то,  что  вы заслужили, и,  возможно, поделился тем,
что  могло принадлежать  мне.  Нет,  святой  отец, я  смирился,--  продолжал
король, видя, что вызвал беспокойство.-- Я  уже говорил вам. И вы предложили
разделить  с вами  чувства  священника,  а  мне--  поделиться  переживаниями
короля. Вы помните?
     Камбер кивнул, обращаясь к памяти Алистера.
     -- Именно это я и имел в виду,-- мягко ответил он.
     --  Тогда я  ловлю  вас  на  слове,--  пробормотал Синил.-- Я не  стану
препятствовать вашему отъезду в Грекоту. Вы можете ехать и поднимать на ноги
свою  епархию.  Если  хотите,  я  дам  вам  несколько  месяцев.  Архиепископ
согласится  на это,  а  у меня  будет довольно времени, чтобы разобраться  с
делами здесь--  наказать  пленников,  сформировать  Совет, выполнить наконец
все, что нужно было сделать раньше, все, что должен делать король.
     Но когда все будет  исполнено, я призову вас  назад. Чтобы, вернувшись,
вы сели рядом со  мной и помогали издавать законы по управлению этой землей,
которую вручили  мне  ваши друзья-дерини. Я не хотел  этого, Алистер.  Видит
Бог, не  хотел.  Но  теперь  пути  назад  нет,  и  я начинаю сознавать  свою
ответственность. Признаться, я много думаю над тем, что вы неустанно внушали
мне, и,  если придут тяжелые времена,  хотел бы помнить  о  ваших советах, а
лучше всего--  видеть вас  около  себя.  Вы  избавите  меня  от одиночества,
Алистер?
     Камбер сцепил пальцы и принялся разглядывать их.
     -- Вы действительно хотите этого, Синил?
     --  Мне  так  кажется. Жизнь будет  намного  приятнее для всех, если  я
обрету покой и примусь за дела.
     -- А как насчет королевских развлечений?-- тихо спросил Камбер.
     -- Королевское  удовольствие?-- Синил горько  засмеялся.--  Все радости
сводятся к удовлетворению  сознания, что стараешься изо всех сил, а желанное
в это время где-то  далеко. В  мой  монастырь мне никогда не будет позволено
вернуться, мы оба знаем это.
     -- Вы вернулись бы, если бы могли?-- задумчиво спросил Камбер.-- Я хочу
спросить, если бы сейчас, в это мгновение, вы могли перенестись в свою келью
в монастыре святого Фоиллана, вы вернулись бы?
     Синил опустил глаза.
     --  Нет,--  прошептал  он.-- Потому что  так никогда не будет, теперь я
понимаю это. Прежде я еще сопротивлялся,  но сейчас  нет. Выбор сделан, даже
если временами кажется, будто никакого выбора  не было,  теперь пора платить
по счетам. Может быть, в один прекрасный день Господь простит меня.
     -- Вы по-прежнему считаете, что, приняв корону, вы совершили грех?
     -- А  разве нет?  Взгляните  на  моих  крошек,  Алистер.  Взгляните  на
печальную  молодую  женщину--  мою  жену,  на  меня,  единственной  супругой
которого  должна быть  церковь.  Но я должен идти вперед по своему непрямому
пути  и сделать  для них все самое лучшее, по  крайней мере,  насколько  это
возможно. Может быть, мои сыновья научатся управлять этой страной лучше, чем
я своей слабой рукой.
     Он протянул  Камберу  свои  дрожащие руки,  и  тот обнял  его за плечи.
Спустя мгновение Синил поднял глаза.
     -- Простите,  святой отец.  Я  не хотел  портить такой  прекрасный день
сентиментальной чушью. Возможно,  теперь вы  поймете,  почему так необходимы
здесь.
     -- Я постараюсь быть рядом, как только понадоблюсь вам, сир,-- произнес
Камбер.-- Будьте уверены, по вашему зову я появлюсь скоро, как только смогу.
Самая большая честь на земле-- служить своему господину и королю.
     -- Благодарю.  Я  постараюсь королевской  службой не отвлекать от долга
служения  Господу  нашему,--  сказал Синил, наконец улыбнувшись.-- Но теперь
мне  пора уйти  и  дать  вам  закончить  приготовления.  Вы  наденете  новое
облачение сегодня утром, не правда ли?
     --  Как  пожелаете,  Ваше  Величество.-- Камбер  улыбнулся.--  Остается
надеяться, что я не буду затмевать собой моих братьев-епископов. Архиепископ
Энском  имеет доступ  к сокровищнице  собора,  но бедный  преподобный Роберт
может оказаться в тени.
     -- Вам незачем  беспокоиться о  Роберте Ориссе,--  самодовольно ответил
Синил, задержавшись в дверях.-- Создание двух епархий-- великое  событие для
Гвинедда. Ваш собрат уже получил такой же подарок.
     -- Вот как.
     -- Разумеется, его облачение  не похоже на ваше. Вы с ним очень  разные
люди.
     -- Не берусь спорить с этим.
     -- И, откровенно говоря,-- заключил Синил, прежде чем уйти,-- это  даже
хорошо. Не думаю, чтобы мне удалось справиться с двумя Алистерами.
     -- Да благословит вас Господь!-- Камбер рассмеялся, и дверь закрылась.
     Интересно,  что стало  бы  с  Синилом,  узнай  он, что  существуют  два
Алистера.

     x x x

     Часом  позже, с  ударом  третьего  колокола, Камбер ступал  на  залитый
солнцем соборный двор, где часть участников церемонии должна была  составить
его процессию. Йорам и отец Натан стали по  бокам, готовые  тронуться по его
сигналу. Поправив тяжелое облачение и подавив нервный зевок, он посмотрел на
паперть-- ряды клириков поднимались по  ступеням и исчезали в проеме главных
дверей. Оттуда  многократно отраженное  камнем  и  деревом доносилось  пение
хора. Процессия тронулась, и разговоры вокруг стихли.
     Синил  оказался прав  насчет  облачения. Шаг за шагом Камбер в этом все
более  убеждался, не  без  труда  скрывая  неудобства  передвижения. Риза  и
вправду была весома и  заставляла пыхтеть  от жары, а драгоценной  митре еще
предстояло  показать  владельцу  все  прелести  ношения  ее.  Впереди был  и
настоящий солнцепек-- в  утреннем  небе  не виднелось ни облачка, а  ручейки
пота уже бежали под стихарем и бесценной ризой.
     Стоически  вздыхая,  Камбер  старался  хоть  немного  остудить  тело  и
удивлялся, как переносит жару Роберт Орисс, не владевший приемами дерини.
     Со  всего Гвинедда  и  из соседних  земель  на церемонию съехались отцы
церкви.  Большинство были  малознакомы  Камберу,  не  встречался  с  ними  и
Алистер.  Среди  епископов  выделялся  Найэллан  из Дассы, известный умением
сохранять   нейтралитет   и  собственную   независимость.  Теперь  Найэллану
предстояло   проявить   эти  свои  таланты  во  взаимоотношениях   с   новым
архиепископом Ремутским. Юный Дермот Кашинский был известен благодаря своему
дяде, оставившему ему епархию, и еще слухами о том, что покойный благодетель
Дермота  был вовсе ему не дядя,  а гораздо более близкий родственник.  Самую
южную  епархию   представлял   Уллиэм  Найфордский,  наводивший   порядок  в
епископстве после  сумасбродной затеи  Имра превратить  портовый  Найфорд  в
третью столицу. Имена шести странствующих епископов,  тех, кто не имел своих
епархий,  Камбер  помнил  нетвердо.  Были среди  них:  Джавет,  Кай,  Юстас,
Турлог,.. но точно определить владельцев имен Камбер не взялся бы.
     Все  прелаты  в  полном  облачении  несли в  руках  пастырские посохи--
символы  их власти,  повернутые  крюками внутрь  в знак  подчинения Энскому.
Перед епископами, в  этот  момент вступавшими в  собор,  внутрь вошли другие
участники церемонии в разнообразных нарядах: диаконы с крестами и священники
со  свечами;   кадилыцики,  раскачивавшие   на  золоченых  цепочках  сосуды,
источающие  благовония;  рыцари церкви-- михайлинцы  и другие,  в  лазурных,
пурпурных  и  золотых  мантиях;  причетники в  белых  стихарях с  регалиями,
которые будут пожалованы будущим епископам.
     Следом шествовали  аббаты  Гвинедда: Креван Эллин, глава Ордена святого
Михаила, в синем плаще; отец  Эмрис из  Ордена святого Гавриила, седовласый,
одетый  в белое, он скользил,  словно тень; главы Ordo Verbi Dei  и братства
святого Джортка и горстка других.
     Наконец настала  очередь  Камбера медленно взойти по  истертым ступеням
собора и ступить под его сень. Йорам и Натан подхватили края его ризы, и все
трое последовали за двумя мальчиками, которые, как величайшие драгоценности,
несли  в  вытянутых  ручонках  золотистые  свечи. Молитвенно  сложив руки  и
потупив взор, Камбер успокаивал свой мозг и  взывал к Богу. Когда они шли по
боковому  нефу,  зная,  что позади  остались  только Орисс  и  Энском, слова
хорового вступления разнеслись среди колонн, арок и галерей:
     -- Fidelis sermo, si quis episcopatum desiderat...
     Верна  поговорка,  что если человек пожелал стать епископом,  он выбрал
себе хорошее дело. Епископ должен быть чист...
     Со своего места на правой  стороне  хоров Синил наблюдал за процессией,
вспоминал прошлое и всей душой мечтал быть  хотя бы самой  ничтожной  частью
этого шествия.
     Но его голову венчала корона, рядом стояла супруга и королева, и уделом
мечтавшего  о домотканой ризе и монашеской келье  были  излишества дворцовой
роскоши, мирская суета и земная слава.
     Когда появились епископы, Синил нетерпеливо заерзал, вглядываясь до тех
пор, пока в самом конце над остальными  не  показалась седая голова. На  ней
король и  задержал свое внимание,  изучая морщинистое лицо и силясь угадать,
что же скрывается за этими  бледными ледяными глазами. Когда епископы прошли
вдоль хоров, чтобы  у алтаря  задержаться  и на несколько  секунд преклонить
колени пред тем,  как занять  свои места, он прошептал молитву благодарности
за  обретение нового друга и советника. Склонив  голову и встав  на  колени,
архиепископ Энском начинал мессу.
     Литургию открывал  отрывок  из евангелия.  Потом, когда хор  спел  Veni
Creator, призывая Святой Дух к тем, кто скоро  будет освящен, Роберт Орисс и
Алистер   Каллен   встали  перед   троном  примаса  Гвинедда   и   выдержали
символический  экзамен на  пригодность  к обетам, которые  они вскоре должны
принять:
     Обещают ли они верность и постоянство проповеди мира Божьего?
     Обещают ли они поддерживать и наставлять на путь спасения люд Божий?
     Обещают  ли  сострадать  бедным, скитающимся и  пребывающим  во  всякой
нужде?
     Обещают ли искать заблудших овец и принимать обратно в свое стадо?
     Обещают  ли  они любить, как отцов и братьев своих, всех, кого поручает
им Господь, и не щадить при этом жизни своей?
     Да, они обещали.
     Положив руки на самые священные из соборных реликвий, они дали обеты до
конца жизни посвятить  себя делу, которое вручается им. Протянув руки  перед
алтарем, как делали это все священники с незапамятных времен перед принятием
высокого духовного сана, они  молились об исполнении принесенных  обетов,  а
архиепископ и  все  духовенство  стояли  на  коленях и  читали  традиционную
литанию святых.
     Затем   двое  поднялись  только  для   того,  чтобы  подойти   к  трону
архиепископа.  Там  снова бок о  бок опустились  на  колени,  чтобы получить
священный отпечаток прелатства и  прикосновение  рук сначала архиепископа, а
потом его помощников-епископов.
     Двое  епископов возложили им на плечи раскрытые евангелия.  Оба приняли
помазание  и  получили  символы   новых  постов:  евангелие,  которое  будут
проповедовать;  аметистовое  кольцо  как  знак  преданности  церкви; митру и
корону земной  власти  в  назидание о  том, что  епископство  отдается им  в
управление, но, верша мирские дела, они должны прежде всего служить Богу.
     И, наконец, посох-- символ  Пастуха, наблюдающего стада  и ведущего  их
именем Божьим.
     После благодарственного молебна новоосвященные епископы прошли по всему
собору,  впервые  благословляя собравшихся, в то время как под  арками плыли
триумфальные звуки Те Deum.
     В большом  зале замка состоялся пир в честь новых епископов, на который
были приглашены их братья в Боге. Такого роскошного  празднества еще не было
за все время правления Синила.  Этот пир не походил на ослепительные зрелища
времен  Фестилов.   Синил  намеренно  старался  избежать  любого  намека  на
сходство.  Кроме  того,  он  по-прежнему  не мог  свыкнуться  с  законами  и
приличиями этого мира, от которого ему все время было немного не по себе. Но
это торжество стало праздником и для короля.
     Усадив  справа  от  себя  епископа Каллена,  а архиепископов  Орисса  и
Энскома--  слева,  по  обе  стороны от  королевы,  Синил  время  от  времени
расхаживал по огромному залу,  поднимая  кубок  за здравие  двух своих новых
епископов  и  сияя радостью, особенно после  того,  как  королева ушла  и он
остался в мужском обществе.
     На  следующее  утро  Камбер отправился  в  Грекоту. Однодневная поездка
растянулась на три дня, потому что от князя церкви, в  первый раз выехавшего
в  свои владения,  требовались приличные сану роскошь  и величие. Для охраны
Синил пожаловал конвой из двенадцати рыцарей, к  ним добавлялось десятка два
воинов из  свиты  архиепископа,  которые по  прибытии  в Грекоту поступали в
распоряжение  Камбера. Кроме того, с ними ехали капелланы, секретари и слуги
для  основательного  обустройства  на  новом  месте. Домашняя  прислуга была
выслана вперед еще неделю назад и готовила епископскую резиденцию.
     Следующие  недели  пролетели  незаметно.  Лето  сменила  осень,  и  дни
делались  короче.  Грекотская  епархия,  одна  из  старейших  в  Одиннадцати
Королевствах,  располагалась в самом центре  университетского города того же
названия  и  уже  более пяти лет жила без епископа. Ее  новый  владыка почти
непрестанно был занят исполнением своих пастырских обязанностей.
     Восстанавливал  церковные  суды,  совершал  конфирмации  и  возводил  в
священство.  Предстояло   посетить  с  официальным  визитом  каждый  приход,
аббатство  и школу, находившиеся  под  его рукой, чтобы  убедиться: все  они
вверены  достойнейшим и  управляются должным  образом;  встретив упущения  и
злоупотребления, взыскать с  виновных и восстановить справедливость. Камберу
также  приходилось  совершать  таинство  и отправлять  требы,  как  обычному
священнику: крестить, исповедовать, венчать, соборовать.
     Этим, хорошо знакомым Алистеру, но новым и волнующим для Камбера делам,
он  и  предавался,  открывая   немало  нового   в   самом  себе.   Вечерами,
обессиленный,  падал   на  кровать,  восполняя  истощение   физических   сил
беспробудным  сном и деринийской тренировкой. Время  от времени он удивлялся
обычным людям: как они-то могут выдерживать бремя своих забот? Поиски ответа
привели к неожиданному открытию: милосердие Божие и особая Благодать на этих
слабых существах! Оказывается, его голова еще на что-то годилась.
     Когда  Камбер не  был  в  разъездах, он разбирал  епархиальные  бумаги,
придумывал собственную систему управления,  наставлял своих служащих. Декана
удалось  найти без  труда. Выбор пал на  скромного, опытного  священника  по
имени  Вилловин,  который все  пять  лет  безвластия без посторонней  помощи
поддерживал порядок в епархии.
     Беспорядок  в архивах и  библиотеке, конечно, не мог быть вменен в вину
отцу  Вилловину,  но это было просто ужасно. Камбер не  терпел небрежения  к
слову,  доверенному  пергаменту,  особенно  когда  дело касалось  истории  и
религии. Скоро выяснилось, что неразбериха продолжается многие годы.
     Полтора века назад  произошло разделение Варнаритской школы и соборного
капитула.  Вольнолюбивые  варнариты  перебрались в  здание  на  другом конце
города,  перевезли  туда свою  библиотеку и, по-видимому, прихватили немалую
часть епархиальных рукописей. Подтверждалась эта догадка характером пробелов
в архиве. После разделения с  варнаритами соборные  бумаги так и не были как
следует  разобраны,  денежные расписки  валялись  вперемешку  со  священными
текстами  и  мирскими посланиями. Иногда во  всем этом беспорядке угадывался
тайный умысел.
     Камбер велел  Вилловину  подобрать монахов и заняться архивом-- епархия
начала  потихоньку выбираться из хаоса бумаг.  Вилловин оказался придирчив и
неукоснительно требовал с братьев самой тщательной и скорой работы. Никто не
воспротивился  неожиданной строгости всегда  кроткого священника,  вероятно,
понимая важность епископского поручения, и дело успешно продвигалось.
     Камбер взял себе  за правило проводить время в  библиотеке  в  обществе
старых   рукописей.  Его  знание  древнего  языка  очень   пригодилось   для
расшифровки мало  известных и  забытых документов, похороненных  на  дальних
полках.  Ценной  находкой, о  которой  он  не рассказал Вилловину и монахам,
оказался тайник со свитками, написанными задолго до отделения варнаритов. Их
даже Камбер понимал с трудом. У него не находилось времени заняться текстами
всерьез, но довольно было  некоторых слов и фраз, которые удалось разобрать,
чтобы понять: ни один представитель расы  людей не должен видеть этого. Один
из манускриптов, помеченный более поздней датой, чем остальные, был связан с
древними  записями,  которые они  с  Эвайн  изучали еще в  Кэррори. В другой
рукописи он наткнулся на упоминание о Протоколе Орина!
     Епископ  Грекотский  не  решился  слишком  глубоко  погружаться  в  эти
проблемы. Очень скоро пришла зима, а с  ней приказ от  Синила отправляться в
столицу. Все  изыскания приходилось откладывать и  исполнять  монаршую волю,
правда, Эвайн о своей находке Камбер поторопился известить.
     Связь с детьми была его единственным личным делом в последнее время.  С
первой недели в  Грекоте  два  раза  в  месяц  приходили послания  Йорама из
столицы. Сын писал  о  новостях  в  Ордене  святого Михаила. К  его  письмам
присоединялись  вести  от  Синила,  который  предпочитал  такие  сношения  с
Алистером, полностью доверяя Йораму. Все  знали  близость этого михайлинца к
бывшему настоятелю Ордена, он лучше всего подходил к роли посыльного.
     Разумеется, Синилу не было известно, что Йорам присылал записки Энскома
и  через  него  архиепископ  получал   ответы  Камбера.  Эвайн  и  Рис  тоже
участвовали  в переписке, Синилу  было известно только,  что дела в  епархии
идут  на  лад,  стало быть, Каллен проявляет себя и на новом месте таким  же
ревностным родителем,  как  и  во  главе  михайлинцев. Это означало,  что  с
наступлением зимы отец Алистер сможет  проявить свои таланты и добродетели в
делах королевства,  а  по  осени  Синила ожидало множество иных  забот, де и
Каллен должен был как следует освоиться в Грекоте.
     В   этом   городе  Камбер  учился  повелевать  и   изведал  одиночество
властителя. Он почти все время был на  людях, порой его даже донимали, но не
было во всей Грекоте никого, с кем можно было хотя бы поговорить по душам.
     Ближе  всех  из валоретской свиты он знал Гьюэра, а  тот все еще не мог
обрести  душевного равновесия.  Осенью  за  хлопотами по сбору  урожая юноша
отдалился от  Камбера, чаще бывал в  обществе  священников и  братии. Охотно
общался  с  приезжими,  особенно  с  лицами  духовного звания,  и  не  делал
исключения для дерини.
     О растущей  привязанности Гьюэра  к  чужой  расе  Камбер узнал в  конце
октября. В тот день он гулял в саду, разбитом вокруг епископской резиденции,
больше  похожей  на крепость, и  в отдаленном уголке  увидел среди  деревьев
своего секретаря в обществе члена Ордена святого Гавриила. Собеседник Гьюэра
был  худощав и невелик ростом, на спину свешивалась косица длиной до  пояса,
толщиной  в  мужское  запястье.  Зеленый  плащ  Целителя,   нечастый   среди
гавриллитов, не помог Камберу угадать его владельца.
     Он,  движимый любопытством, направился в сторону необычной пары и вдруг
узнал  в  стоящем  спиной  гавриллите   давно  знакомого  ему  отца  Кверона
Кайневана. Священник этот был одним из самых искусных дерини, слыл Целителем
тела и души и  ловким дипломатом. В очень странной компании  оказался Гьюэр:
юноша,  далеко  не глупый и приятный в общении, он, конечно, никак не  ровня
Кайневану. А они, судя по всему, беседовали не впервые.
     Остановившись под  кроной,  теряющей листья, Камбер  раскрыл требник  и
притворился, что читает, раздумывая о возможных причинах появления Кверона в
Грекоте.  Подойти и спросить напрямик,  о  чем говорят эти двое, что привело
Кверона в епископский сад? С  какой стати. Более того, в присутствии Кверона
было безрассудством искать  ответ в мозгу Гьюэра,  слишком велик риск  того,
что Кверон по прикосновению узнает в нем Камбера.
     Со  вздохом  захлопнув  книгу,  епископ  Грекотский поспешно  удалился.
Возможно, он все преувеличивал,  и это была просто учтивая беседа. Вероятно,
Кверона   заинтересовали   каноны   Варнаритской  школы,   а   Гьюэр,  пылко
устремившись  в духовную  жизнь, хотел  найти в  этом гавриллите наставника.
Скорее всего, он был знаком с Квероном прежде.
     Глупо беспокоиться  о том,  что невинно  так  же, как  и  религиозность
Гьюэра.

     ГЛАВА 18
     <i>Тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его.
     Послание к Колоссянам 1:26</i>

     У Камбера так и не появилось случая выяснить причину приезда посетителя
Гьюэра, так как вскоре пришло распоряжение Синила.
     Как  раз расковалась серая  кобыла-- любимица Камбера. Прислонившись  к
воротам  конюшни,  он,  в  костюме  для   верховой   езды,  послужившем  еще
михайлинскому викарию, смотрел на работу кузнеца.  Звон молотка, загонявшего
гвозди  в  копыта, заглушал остальные звуки, и появление двух  мужчин  возле
конюшен  было замечено  лишь после того,  как кузнец  Эндрю  приостановился.
Камбер  обернулся и увидел Гьюэра, сопровождавшего  знакомого светловолосого
человека в  синей  михайлинской  одежде.  Йорам приблизился и  приложился  к
епископскому перстню.
     -- Йорам,  рад тебя видеть!-- Камбер  улыбался так,  как Алистер  почти
никогда  себе  не  позволял.--  Боюсь,  я  попался  на   уклонении  от  моих
обязанностей. Мне надлежит готовиться к воскресной проповеди, а вместо этого
я загляделся, как  подковывают  Фалаинну,  потом хотел  покататься  с часок.
Пригласил бы тебя в попутчики, но сегодня тебе, наверное, уже не хочется.
     Йорам улыбнулся в ответ с непринужденностью,  которой  они пользовались
все  прошедшие месяцы  для  общения на публике. Он был одет почти  как отец,
только  наряд дополнял  михайлинский плащ; пшеничные  волосы рассыпались  по
сброшенному  капюшону.  Проехав  много  миль,  выглядел  Йорам  как  обычно:
невозмутимый, спокойный, волосы гладко причесаны.
     --  Вы, ваша  милость, как  всегда,  очень  наблюдательны,--  Он учтиво
поклонился.-- И боюсь, воскресную проповедь придется  произнести кому-нибудь
другому. Его Королевское  Величество требует вашего присутствия не  позднее,
чем через неделю.
     -- Через  неделю?--  Камбер взглянул  на Гьюэра, потом снова на Йорама,
доставшего из повешенной через плечо сумки запечатанное письмо.
     -- Да.  Он раньше собирает  Зимний Совет, нужно сделать очень многое. В
день святого Аллтида, через шесть дней, начиная с сегодняшнего.-- С вежливым
поклоном он  передал письмо.-- В  этом письме он  повелевает  вашей  милости
прибыть на  первое  заседание  его Королевского совета,  по крайней  мере до
Крещения  Господня. Послание подписано  архиепископом Энскомом,  позволяющим
вам  временно  переложить исполнение  епископских  обязанностей  на  кого-то
другого.
     Подняв  бровь,  Камбер  отвесил поклон  в  ответ  и сломал  печать,  но
открывать  письмо не  стал,  видя,  что Йорам  достал  еще  одно послание  и
постукивал им о пальцы, привлекая внимание собеседника.
     -- Это тоже от Его Величества,-- произнес Йорам,  лукаво улыбнувшись,--
о создании  в его  королевстве  поста  канцлера.  На  вышеуказанный  пост он
назначает вас, ваша милость,  наделяя обязанностями, о  которых  говорится в
этом письме,  и  еще некоторыми,  о  которых  он  расскажет  лично по  вашем
прибытии в Валорет. Он подал Камберу второе послание и довольно улыбнулся.--
Ваше назначение, милорд канцлер.
     Было от чего разинуть рот;  несколько секунд епископ Грекоты смотрел на
знакомую печать, потом поглядел на  Йорама, вскрыл печать и прочитал письмо.
Как и  говорил  Йорам, это  было назначение  на пост канцлера  Гвинедда, что
означало приобретение  главенствующей  роли в Королевском  совете, о котором
шла  речь в  первом послании. Торопливо  пробежав  его, новоявленный канцлер
убедился в желании короля незамедлительно видеть его в Валорете.
     Камбер вздохнул, складывая письма.
     --  Ну  что  ж,  Эндрю,  сдается  мне, что  сегодня так  и  не  удастся
прокатиться верхом.  Узнай у коннетабля, все  ли лошади хорошо  подкованы  и
готовы в дорогу. Гьюэр, мы можем отправиться завтра?
     --  Завтра?  Сомневаюсь,  сэр.  Скорее  послезавтра.  Мне  предупредить
сенешаля?
     -- Да, пожалуйста. Нам  потребуется небольшой эскорт:  несколько воинов
и, возможно, один писец и,  разумеется, ты. В мое отсутствие мои обязанности
будет исполнять отец Вилловин. Передай ему это, пожалуйста.
     -- Да, ваша милость. Вы будете ужинать сегодня с курией?
     -- Да.  Сообщи им. А сам начинай укладывать  вещи  и приготовь для отца
Йорама  комнату  рядом с твоей.  Остаток дня  мы  проведем в  башне королевы
Синиды, ищи там, если я понадоблюсь, но постарайся не беспокоить нас.
     Несколькими минутами позже  Камбер и Йорам уже  одолевали  последние из
ста двадцати  семи ступеней башенной  лестницы, чтобы добраться до маленькой
комнаты на самом  верху,  с  дощатой  кровлей и  алебастровыми  решетками на
окнах.  Через  комнату  протянулись каменные скамьи,  деля  ее  на половины.
Войдя, Камбер водрузил на скамью графин с вином, который прихватил по дороге
в своих покоях.
     Йорам смотрел на раскинувшийся у ног город, затаив дыхание.
     -- Как ты назвал это место?
     -- Башня королевы Синиды. Тебе знакомо имя?
     Йорам кивнул.
     -- Жена Эйдана  Халдейна, несколько раз низверженного  и в конце концов
утвердившегося на престоле, прадеда нашего нынешнего короля.-- В ожидании он
посмотрел, как отец наливает  вино в две  чаши и одну протягивает ему.--  Ее
похоронили где-то здесь, в Грекоте, так?
     -- Верно.-- Камбер улыбнулся.-- Ты  помнишь значительно больше  других.
Существует легенда, что Эйдан и Синида были очень привязаны друг к другу,  и
что, когда Эйдан  отправился  на свою  последнюю битву, Синида  для  большей
безопасности  перебралась к  епископу Грекотскому и каждый  день  до  заката
стояла на башне и молилась о его благополучном возвращении.
     -- В те дни окна не были зарешечены, и, когда армия Эйдана возвратилась
с  телом своего  убитого  господина, Синида  в  отчаянии  бросилась вниз. Ее
скорбящий сын назвал эту  башню именем матери  и приказал поставить на  окна
решетки.
     -- Это было на самом деле?-- с сомнением спросил Йорам.
     -- Как бы там  ни было,  легенда осталась красивая.-- Камбер улыбнулся.
Он отнес  чашу на  вытянутую  руку, заглянул в  нее, потом  вздохнул.--  Ну,
сынок,  расскажи,  как  идут   дела.  Что  за  причина  скрывается  за  этим
назначением в канцлеры.
     Йорам выразительно взглянул на дверь, потом снова на отца.
     -- Здесь можно говорить?
     -- Нам никто не помешает. Идея создания должности принадлежит Синилу?
     --  По-моему,  ему  и Энскому,--  ответил Йорам.-- Последние  несколько
месяцев Энском пытался  ослабить наше с Рисом давление,  все  больше времени
проводя с  Синилом.  Он  беспокоится, да  и  мы  тоже,  из-за  новых людей в
королевском  окружении. Многие из них  принадлежат к числу разжалованных его
дедом и их потомков, и почти все выказывают явно антидеринийские настроения.
Энском думает, что  неплохо было  бы заполучить несколько высоких постов для
наиболее влиятельных  дерини,  чтобы  попридержать  некоторых лордов из расы
людей, которые еще несомненно дадут о себе  знать. Ты один из  тех дерини, а
еще Энском убедил короля назначить Джебедия  главнокомандующим. Креван Эллин
дал свое согласия на это, но  совершенно очевидно, что  все это  временно. В
конце  концов  возникнут  разногласия  между  королевской армией  и  воинами
Ордена.
     Камбер кивнул.
     --  Верно.  Однако в данный  момент  это  мудрый ход. А  Синил... Как я
понял, с ним все в порядке?
     -- По-моему, вполне. С  тех пор как ты уехал, он стал помягче (не знаю,
правда,  почему),  но остался  таким же вспыльчивым  и  порой  несдержанным.
Некоторые его  новые  друзья  поговаривают о  смене  наследника.  Думаю,  он
понемногу сдается и поэтому недоволен сам собой.
     --  Что  говорит  Рис?--  спросил  Камбер.-- Меган  скоро  опять должна
родить?
     -- А что же делать? Возможно, бароны правы. Рис признает, что маленькие
принцы вряд ли проживут долго и не смогут наследовать. Джаван вполне здоров,
но увечная нога-- его бич. А здоровье маленького Элроя по-прежнему оставляет
желать лучшего. Синилу необходим еще один наследник.
     -- Ты прав. Не  хотел бы я быть на месте Меган. Не только нам с Синилом
приходится приносить жертвы.
     -- Да уж.
     -- Как дела в Кэррори?-- помолчав, спросил Камбер.
     Йорам выплеснул остатки вина и аккуратно поставил чашу.
     --  Не лучше, чем прежде. Тело мы перевезли в начале  прошлого месяца--
забыл рассказать раньше. Оно перезахоронено, как мы и договорились, надеюсь,
теперь надолго. Не нравится мне все это.
     -- Были какие-то инциденты?-- поинтересовался Камбер.
     --  Да  нет,  ничего особенного,-- ответил Йорам.-- Мы  пытались добром
увещевать  паломников,  но безуспешно.  Народ считает, что  семья  не  может
распознать твою очевидную святость. На могиле в часовне мы находим записочки
с просьбами к "святому Камберу". Это начинает раздражать.
     Камбер покорно покачал головой.
     --  Кэррори не  единственное  место.  Я  слышал сплетни  даже  здесь, в
Грекоте. А если  разговоры доходят до меня в моем  нынешнем уединении, то от
действительного размаха молвы можно содрогнуться.
     Йорам пожал плечами, но ничего не сказал.
     --  И  все  же,--  продолжал  Камбер,--  в   народе  бродят  совершенно
противоположные   умонастроения.  Не  знаю,  замечал  ли  ты,   Йорам.   Они
превозносят  действительные   и  мнимые  деяния  убиенного  "благословенного
Камбера,  архитектора  Реставрации  и  Защитника  человечества"  и шепчутся,
припоминая давние зверства  дерини.  Мне это не  нравится, Йорам.  По-моему,
следует хорошенько подумать о возможных последствиях.
     Йорам  сел,  склонившись  вперед, опираясь  локтями  о кожу  штанин  на
коленях,  и задумался, спрятав подбородок  в  горсти. Помолчав  с минуту, он
произнес, не поднимая головы:
     -- У  тебя такой тон, будто ты  считаешь  последствия не  возможными, а
неизбежными. Неужели этой волны не удержать?
     --  Не  знаю.  Не  берусь сказать  ничего  определенного.  То,  что  ты
рассказываешь  о возне  вокруг Синила  и выдвижении  новых персон при дворе,
обещает рост враждебности к нам. При этом короле дерини будет несладко. Пока
ты, я, Энском и немногие  другие, кому он  доверяет, остаемся рядом, он вряд
ли допустит преследования, но  настроение королевского двора изменяется.  Мы
должны быть  готовы  к этому.  В конце концов нам, возможно,  опять придется
скрыться и  уже  не  как тогда, в часовне, не на  год. Предвидя  наступление
таких  времен,  уже  теперь  необходимо  строить  крепости.  Мы  должны быть
уверены, что наше племя вне опасности,  что среди нас больше  не будет Имров
или  Колей Ховеллов,  обращающих  деринийскйе таланты  во зло.  Думаю,  пора
позаботиться  о  создании  организации,  способной  противостоять  нападкам,
разоблачать вздорные обвинения, препятствовать антидеринийской политике.
     -- Организация... Кто ее составит? Камбер вздохнул.
     --  Пусть это  и кажется самонадеянным,  но  прежде всего-- мы.  Еще  я
порекомендовал бы Энскома, отца Эмриса, епископа Найэллана Трея  и некоторых
других. Всего семь или восемь.
     -- Дерини -- вершители судеб дерини,--  пробормотал Йорам.-- Не уверен,
что мне  нравится всевластие. А  без него  организация не сможет действовать
решительно и энергично.
     --  Верно.--  Камбер  пошевелил  пальцами  в башмаках, сладко зевнул  и
потянулся.-- Придется тщательно выбирать  методы наших действий. Кстати, это
напомнило мне  о том,  что, Возможно, имеет отношение к тому,  что мы сейчас
обсуждаем.
     -- Что?
     -- Несколько удивительных записей, которые я  обнаружил. Тебе известно,
что  архивы этой епархии  ведутся  четыре века?  В  них страшный беспорядок,
но...
     -- Что ты нашел?-- нетерпеливо спросил Йорам. Камбер улыбнулся.
     -- Прежде всего некоторые материалы,  которые  могут  иметь отношение к
Протоколу Орина (я говорю  могут,  потому что пока не было времени перевести
их полностью), плюс к этому некоторые записи, вероятно, относящиеся к одному
из  наших  древних  истоков.   Скажи,  как  называются  две  главные  школы,
выпускающие образованных дерини?
     -- Варнаритская и Гавриллитская, разумеется,-- ответил Йорам.
     -- Отлично. Тебе, возможно, известно и  то, что в 753 году Варнаритская
школа,  теперь управляемая мирянином, откололась от соборного капитула из-за
теософских  разногласий.  А  теперь не  скажешь  ли  мне,  откуда происходят
гавриллиты?
     Йорам на минуту задумался.
     -- Мне  казалось, что они образовались как  независимый  Орден.  Но  по
твоему лицу  я вижу,  что ошибся. Раньше я никогда не  задумывался над этим.
Однако мне известно, что аббатство святого Неота-- их единственный храм.
     -- Последнее верно,--  согласился Камбер.-- У  них действительно только
один  храм.  Однако мои  находки  убеждают в том, что гавриллиты  изначально
представляли консервативную ветвь  того  же соборного капитула,  от которого
отделились варнариты.  Они  пошли особым  путем развития еще до  варнаритов,
хотя в то время были весьма малочисленны. Пока еще я не могу доказать этого,
решение мы будем искать вместе. Хочешь посмотреть руины?
     -- Руины?
     Кивнув,  Камбер  встал  и  перешел  в  северо-западный  угол  маленькой
комнаты, там он опустился на колени и очертил  рукой контур одной  из плит у
сына под  ногами.  Заинтригованный,  Йорам увидел, что Камбер  выпрямился  и
знаком приглашает его присоединиться.
     -- Этому я научился в архивах-- как возводить Портал  нового типа, или,
вернее, старого  и совершенно забытого. Местоположение  Портала  меняется по
углам квадрата,  одна и та  же  точка используется каждый четвертый раз. Еще
одна особенность: Портал настроен  таким образом, что только  я  знаю о  его
существовании и могу пользоваться им.
     Когда   Йорам  ступил  в  квадрат,  по  его  лицу  пробежало  выражение
удивления.
     -- Здесь правда есть Портал?
     -- Я же говорил,  что чувствую только  я.  Если даже  тебе  не  удастся
обнаружить Портал, значит, я кое-что умею.  Йораму оставалось  только качать
головой.
     -- Порой ты меня просто пугаешь. Улыбаясь, Камбер встал рядом с сыном и
опустил руки ему на плечи.
     -- Хорошо. Я хочу показать тебе, что было со старой Варнаритской школой
прежде, чем она перебралась в другое здание. Думаю, тебе это покажется очень
интересным. Когда будешь готов, откройся мне7 и мы перенесемся.
     Йорам закрыл глаза и сделал глубокий вдох,  потом медленно выдохнул.  В
то же время  Камбер  установил с сыном  контакт, и  они  нырнули  в  тоннель
Портала.  Спустя всего  миг они  стояли уже  не  в  залитой солнечным светом
комнате в башне.
     --  Мы под землей?--  прошептал Йорам, открывая глаза  и  увидев вокруг
лишь кромешную тьму.
     -- Это часть комплекса.
     В  руке Камбера  вспыхнул  свет,  холодный серебристый  шар  повис  над
ладонью.  Движением  руки  он  поместил  шар над правым плечом  и больше  не
обращал на него  внимания.  Теперь они увидели, что  стоят в  оштукатуренной
передней,  выходившей  в  заваленный  валунами коридор. Изъеденная термитами
древесина отмечала путь исследователей, а  плиты под  ногами были неровные и
растрескавшиеся.
     --  Вряд  ли кто-то бывал здесь в последние пятьдесят-сто лет,-- сказал
Камбер, указывая налево, и подтолкнул Йорама к  полуразрушенному коридору.--
Несколько рабочих групп отца Вилловина  пробились на  верхний  уровень этого
комплекса,  разбирая  разрушенную   каменную  кладку,  и  я   решил  поближе
познакомиться с планами строения. Осторожнее, береги голову.
     Пригнувшись, чтобы пролезть под упавшей балкой, он  снова посмотрел  на
Йорама.  Огненный  шар   отбрасывал  жутковатый  холодный  свет  на  древние
осыпающиеся фрески на  стенах-- сцены  из жизни монахов и ученых, так сильно
подпорченные временем и сыростью, что их содержание было с трудом различимо.
Застоявшийся  воздух отдавал плесенью, и только развевавшиеся  полы их сутан
приводили его в движение.
     -- Итак,-- продолжал Камбер,-- в конце концов мне удалось пробраться на
этот уровень по  целой системе ходов, которые я вскоре закрыл. Это случилось
после  того, как  обнаружилось,  что  коридоры,  ведущие наружу,  уже  давно
разрушены. Возможно,  это  сделали  специально,  когда  школа  покидала  это
здание. И, разумеется, к тому времени я уже возвел собственный  Портал. Если
только я не  допустил непростительной ошибки  при  прочтении  планов, Портал
теперь-- единственный способ пробраться  сюда.  Смотри под  ноги. То, что  я
хочу показать тебе, за следующим поворотом.
     Когда они  повернули  направо  и остановились,  Камбер  движением  руки
послал огненный шар немного вверх и вперед, освещая широкую двойную дверь из
обитого железом дуба, одна  половина которой едва  держалась на проржавевших
петлях. Над дверью замысловатыми резными буквами было написано: "Adorabo  ad
templum sanctum tuum, et confitebor nomini tuo".
     Подойдя немного ближе, Йорам внимательно изучил надпись.
     --  Это  из  псалмов,--  сказал  он.-- Не помню,  откуда именно.  Здесь
говорится:  "Я поклонюсь  Твоему  священному  храму  и  воздам  хвалу Твоему
имени".-- Он  взглянул  на  отца.--  Эта  часовня и есть то,  что  ты  хотел
показать мне?
     -- Не совсем. По-моему,  в данном  случае больше подходит  твой "храм".
Давай войдем внутрь. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что это такое.
     Открыв дверь, Камбер пригнулся и вошел  внутрь,  дожидаясь, пока за ним
последует Йорам. Огненный  шар, достаточно яркий в коридоре, казалось, почти
потух  в огромной темной  комнате. Камбер сложил руки, выдохнул,  зажег  еще
один шар и взмахом  руки с аметистовым кольцом расположил  его на расстоянии
ладони от первого.
     -- Боюсь, здесь все в ужасном состоянии.  Это  место уже  было древним,
когда его покидали. Самая ранняя дата, которую мне удалось здесь обнаружить,
написана вон на  той надгробной плите слева от алтаря. Это или 603 или  503с
Камень подвергся сильному разрушению. Оглядись вокруг и  скажи, что тебе все
это напоминает.
     Йорам рассеянно  кивнул. Он  уже изучал  комнату,  используя  зрение  и
другие чувства, пораженный странностью этого места.
     Помещение оказалось  намного больше, чем он предполагал  раньше. Шире и
выше  даже  центрального купола Валоретского собора, который  считают  самым
большим в Одиннадцати Королевствах. Круглая стена была украшена потускневшей
от  времени  мозаикой; к стене  примыкали  сводчатые арки  с геометрическими
узорами, их сложное переплетение терялось в темной вышине.
     Тяжелая   металлическая  цепь  уходила  туда.  Под  цепью  на   круглом
возвышении, состоявшем из семи ступеней, стояло то, что осталось от алтаря с
бело-черными боками. Его когда-то гладкая менса была истерта почти в порошок
под  тяжестью того, что  упало с цепи.  На  помосте вокруг  алтаря  валялись
осколки камня, стекла и  изогнутых  прутьев металла. Кладка на помосте, тоже
сильно разрушенная, повторяла  бело-черный  узор шахматной  доски,  как и по
бокам алтаря, однако здесь квадратики были намного меньше.
     Спустя несколько минут Камбер прочистил горло и посмотрел на Йорама.
     -- Кажется, я  понимаю,  почему ты  говорил о  связи с Орденом  святого
Гавриила,--  после   минуты  задумчивого  молчания   ответил   Йорам.--  Эта
комната... немного похожа  на капитул в аббатстве святого Неота-- круглая, с
прямоугольным алтарем в центре. Только в аббатстве и здесь такая компоновка.
Но тут есть и нечто странное.-- Он взглянул на отца.-- Ты понимаешь?
     Кивая, Камбер оглядывался.
     -- Да. Впервые  оказавшись здесь, я почувствовал то же самое. А теперь,
обнаружив древние описания этого места... Подойди-ка к алтарю поближе.
     Они  в молчании переступали по  камням, усыпавшим пол, и  только  шорох
подошв нарушал тишину.  По семи  невысоким ступеням  осторожно  поднялись на
выложенный черно-белой плиткой пол  помоста.  Там,  где  они  сейчас стояли,
почти не было обломков.  Йорам с любопытством  осматривался.  Уцелела только
часть алтаря--  треугольный кусок  в половину прежней высоты. На боку  Йорам
увидел надпись, сохранившуюся кое-где среди позолоты.
     -- "Benedictus  es,  Domine  Deus  patram  nostrorum",--  тихим голосом
прочитал Йорам, дополняя по смыслу недостающие буквы и части слов.
     -- Благословен Господь, Бог отцов  наших,-- перевел Камбер.-- По-моему,
это из Даниила. А остальное звучит как "et laudabilis in saecula"-- "на века
достославный". Насколько удалось выяснить, это не просто надпись на алтаре.
     Проворчав в ответ, Йорам  нагнулся и поднял с  пола прозрачный осколок,
оказавшийся куском янтаря  без полостей и трещин внутри. В камне, в одном из
углов,  было какое-то  помутнение. Йораму показалось, что это  не  дефект, а
сделано  с  каким-то  неведомым расчетом. Неясным  было, и  что  за  предмет
некогда был сделан из янтаря.
     --  Как по-твоему, что это было?-- наконец спросил он, положив  осколок
на алтарь.
     --  Должно  быть, особая храмовая лампа,--  ответил  Камбер.--  Я нашел
несколько рисунков,  определенно изображающих это  место. Тогда  перед  нами
скорее всего  обломок восьмигранной лампы из серебряной проволоки и янтаря с
выгравированными на нем крестами.-- Он указал на кучку  обломков.-- Сама она
упала или была сброшена  по какой-то причине, этого я не  могу сказать. Судя
по размерам цепи, не похоже, чтобы лампа рухнула вниз  сама по себе. Но если
ее  сбросили,  почему? Или она упала под напором  энергии? Кстати, не думаю,
чтобы алтарь освобожден от волшебства и высших сил.
     -- Нет?
     -- Посуди  сам,-- отозвался Камбер.-- Впервые положив руки на алтарь, я
подумал, что  чувства обманывают меня. Если в волшебстве я не новичок,  то в
священнодействии  неопытен, я не ожидал...  Ну,  подумай сам. Вспомни  любой
другой алтарь, к которому тебе приходилось прикасаться;
     вспомни  тот, что  стоит в  потайной часовне,  где  Синил отслужил свою
последнюю мессу,  а потом  скажи мне,  о чем  тебе скажет вот этот.  Даже не
нужно дотрагиваться до него. Просто положи руки на черный камень внизу.
     Озадаченно  взглянув  на отца,  Йорам вытер  руки  о  дорожную куртку и
подошел  поближе. Облизнув  губы, он несколько секунд держал руки над черной
поверхностью  камня,  потом  закрыл  глаза  и  мягко  опустил  руки.  Спустя
мгновение он выдохнул через неплотно сжатые губы и слегка приподнял голову.
     --  Я понял,  что ты имеешь  в виду,-- наконец произнес он. Его  взгляд
блуждал,  он пытался  успокоить  волновавшие  его  чувства.-- Здесь  все еще
присутствует энергия, слишком много энергии, больше,  чем можно было ожидать
после стольких лет, и даже больше, чем если бы алтарем еще пользовались. Это
совершенно очевидно!-- Он резко поднял голову.-- Что здесь происходило? Тебе
известно?
     Камбер весело улыбнулся, однако  на  лице  Алистера  Каллена эта улыбка
показалась почти несчастной, и сложил руки.
     -- Я кое-что подозреваю. Посмотри как следует на алтарь, на то, как  он
устроен. Потом обратись к своим  детским воспоминаниям. Именно так я и нашел
связь.
     Нахмурившись, Йорам отошел на несколько шагов назад и оглядел алтарь со
всех  сторон. По  его  лицу было совершенно ясно, что  он  не увидел  ничего
необычного. От основания из черного вулканического  стекла в ладонь толщиной
поднимались примерно до пояса  боковые панели из чередующихся белых и черных
квадратов. Разрушенная теперь крышка из белого мрамора опиралась когда-то на
четыре  колонны  толщиной с человеческую руку,  на две белые и  две  черные,
теперь одна из черных колонн был повалена.
     Камбер  наблюдал  растерянность сына, потом покачал  головой  и  достал
из-под  кожаной  куртки  небольшой  мешочек  из  черного  бархата.  Развязал
пурпурные шнурки, стягивавшие верх, наклонился, чтобы сдуть пыль с одного из
черных  камней,  встряхнул мешочек  и поймал в ладонь  полированные кубики--
четыре белых и черных. В сумеречном свете огненного шара  кубики засияли, не
ослепительно, как бриллианты на пальцах Камбера, а ровно и мягко.
     -- Преграды?-- прошептал Йорам.
     Кивнув,   Камбер  рассортировал  кубики,   белые   образовали  квадрат.
Многозначительно взглянув на сына, он отложил бархатный мешочек.
     -- Ты помнишь заклинание, Йорам,-- мягко произнес он.-- Оно было первым
из того, чему я учил тебя. Твоя мать считала, что следует подождать, пока ты
станешь  постарше, но я знал-- если не  покажу  я,  это  сделает  твой  брат
Баллард, и тогда вы почти наверняка попадете в переделку.
     Камбер с улыбкой передвинул пальцем четыре черных кубика так, чтобы они
были расположены  по  углам  ранее составленного  квадрата, но  не  касались
белых. Потом,  на  секунду  подняв  глаза, чтобы  проверить, внимательно  ли
следит за  ним  Йорам, он осторожно опустил большой и указательный пальцы на
prime и quinte и поменял  их  местами,  проделывая то же  самое  с quarte  и
octave. Он  снова  глянул на  Йорама, надеясь встретить понимание, но  и  не
очень на это рассчитывая.
     -- Такому тебя  не учили, верно? Йорам  в  молчании оглядел сложившуюся
фигуру, сосредоточенно подняв светлую бровь.
     -- Но ты не можешь выставить преграды таким образом.
     -- Вот именно.
     --  Тогда...--  Йорам смотрел  рассеянно.-- Ты хочешь  сказать,  что...
произойдет   что-то   еще,  если   ты  произнесешь   заклинание   при  такой
конфигурации?
     Камбер кивнул.
     -- Преград не получится,-- в напряжении продолжал Йорам.
     Камбер снова кивнул.
     --  Это говорит о  том, что  кубики  можно использовать  не только  для
единственного заклинания,--  наконец проговорил Йорам. В  течение нескольких
секунд он не отрываясь смотрел на кубики, шумно  проглотив слюну, прежде чем
отважился снова взглянуть на отца.
     -- Что... что будет, если ты продолжишь?
     -- Не знаю. Я еще не пробовал эту конфигурацию.-- Он взял белый кубик в
левом  верхнем  углу,  обычно  называемый  prime,  и  зажал  его  большим  и
указательным пальцами.-- Хочу, чтобы ты увидел еще  один вариант, не называя
имен и не рискуя  узнать результаты прямо сейчас. Если  я  поставлю prime на
quinte,  sixte на seconde, septime и quarte на  tierce и octave,  что у меня
получится?
     Йорам устремил тяжелый взгляд  на кубики, пытаясь  представить  то, что
сказал Камбер, потом покачал головой.
     -- Повтори, пожалуйста, prime на quinte...
     -- Prime на quinte,-- Камбер кивнул, ставя белый кубик на черный.
     --  Sixte  на seconde,--  продолжал Йорам, беря  черный и кладя  его на
белый кубик.
     -- Septime и quarte на  tierce и octave,--  закончил Камбер, подкрепляя
слова действиями.-- Итак,-- сказал  он, вопрошающе глядя на Йорама.--  У нас
получился куб. О чем это говорит?
     Потрясенный, Йорам начал было качать головой,  но Камбер положил правую
руку на алтарь.
     -- Посмотри на кубики, Йорам! Посмотри на алтарь! Что ты видишь?
     Йорам посмотрел,  потом отошел на шаг назад и посмотрел на этот раз уже
на сам алтарь. Когда его сын наконец-то уловил связь, Камбер  удовлетворенно
кивнул.
     -- Я вижу... куб,  составленный из сложенных поочередно черных и  белых
кубиков.--  Он  искал  глаза отца.--  Ты  хочешь сказать,  что  части алтаря
образуют защитную систему?
     Камбер  вздохнул и сгреб маленькие кубики,  один за  другим  побросав в
маленький мешочек. До тех пор пока не завязал его и не  спрятал в одежде, он
молчал и не поднимал головы.
     --  Этого  я не знаю.  Не  думаю, что  перед  нами система  преград, но
начинаю  подозревать, что  это  действительно  какая-то система.  В  крайнем
случае,  алтарь  символизирует  кубики,  которые мы  используем.  Откровенно
говоря,  сам  термин  "кубики  преград",  возможно,  неверен.  Я  уже  нашел
изображения примерно десяти различных конфигураций, а их, должно быть, вдвое
больше.  К  сожалению,  пока  не  известно назначение фигур,  включая и эту,
которая, кстати, является, по всей видимости, единственной работающей в трех
измерениях.
     --  Десяток  конфигураций!--  Йорам присвистнул.-- Ты  пробовал хотя бы
одну?
     Камбер покачал головой.
     -- Я опасаюсь. Не известно, что может произойти. В особенности в случае
с  этим.--  Он  положил  руку  на  алтарь.-- Если алтарь символизирует силы,
вызываемые  этой фигурой, то это  может быть могуществом, составляющим самую
суть всех деринийских способностей.  Нам  уже  известно, что  с этим алтарем
были связаны  огромные  силы, раз  их  остатки  можно чувствовать сотни  лет
спустя.  Кто знает, что может произойти,, если  мы начнем экспериментировать
без  необходимой подготовки? У нас достаточно времени, чтобы продвигаться не
спеша.
     Йорам  с опаской огляделся, пытаясь что-то рассмотреть  в темной вышине
над их головами, потом с трепетом обратился к Камберу.
     -- Рад, что на этот раз ты решил быть осторожным,-- пробормотал он.-- Я
уж было начал подумывать, что  дрожь  пробирает  здесь одного меня. Давай-ка
лучше выбираться. Мне что-то не по себе.
     Украдкой  улыбнувшись, Камбер  развернулся и  пошел к  дверям, погружая
башмаки  в вековую пыль. По полуразрушенному коридору они возвращались молча
и в конце  концов оказались в оштукатуренном алькове, куда принес их Портал.
Камбер снова встал за спину сына,  на  этот раз обняв  его за плечи. В то же
время  он почувствовал, что  мозг  Йорама открывается, вступая  в контакт со
слепой доверчивостью, редкой между дерини.
     Испытав прилив нежности и желание защитить сына, Камбер открыл Портал и
вступил в него вместе с Йорамом.  Снова очутившись в залитой солнцем комнате
башни,  оба сощурились. Йорам даже покачнулся.  Их появление поразило ничего
не  подозревавшего  Гьюэра, собиравшегося  покинуть  пустую  мгновение назад
комнату.
     --  Ваша  милость!--  невольно   вскрикнул   он,   впрочем,   сразу  же
успокоившись, как только понял, что произошло, и отвесил поклон.
     С  невозмутимостью,  словно  появление  из  воздуха  было  делом  почти
обыкновенным, Камбер знаком попросил Йорама  наполнить чаши вином и заслонил
его  от   Гьюэра,  чтобы  у  сына  была  возможность  собраться  с  мыслями.
Непринужденность Камбера  была способна обезоружить не только  простодушного
юношу.
     -- А, это  ты, Гьюэр. Извини, что смутили  тебя. Йорам и  я  только что
вспоминали  о  былом и,  боюсь,  забрались  чересчур  далеко.  Возможно, это
кажется несколько легкомысленным, но, по-моему, у нас еще есть время.
     Гьюэр снова поклонился, теперь его лицо выражало понимание.
     -- Вам не о  чем беспокоиться, ваша  милость. Я как раз пришел сказать,
что мы все-таки  сможем отправиться уже утром.  У сенешаля исполнение  ваших
приказаний не вызвало никаких затруднений.
     --  Превосходно.   А  как  насчет  ужина?  Не  знаю,  как  Йорам,  а  я
проголодался.
     -- Ужин скоро будет готов,  ваша  милость.  Горячую ванну можно принять
прямо сейчас.
     -- Спасибо. Мы спускаемся.
     Гьюэр поклонился  в последний раз и исчез  на винтовой лестнице, Камбер
сел рядом с Йорамом и взял свою чашу. Йорам уже  приложился к своей и теперь
доливал ее.
     -- Неловко  получилось,--  произнес  Йорам, убедившись,  что  Гьюэр  не
услышит его.-- Он догадывается о чем-нибудь?
     Камбер покачал головой.
     --  Он  уже привык к  моим  исчезновениям.  В  доме  есть еще несколько
Порталов.  Кстати, когда ты  увидишь  Эвайн  и Риса? Я собирался спросить об
этом раньше.
     --  Сейчас они  в  Кэррори, поэтому я не  надеюсь,  что это  произойдет
раньше следующего месяца. Я обещал Синилу сначала доставить тебя в Валорет.
     --  Хорошо. У меня будет время собрать  кое-что для передачи Эвайн. Мне
требуется помощь в переводе обнаруженных документов.
     Йорам не удержался от улыбки.
     -- Ты уверен, что можно доверить ей это? Вспомни, как она распорядилась
знаниями из Протокола Орина в ночь, когда ты принимал память Алистера.
     -- Ах да,-- от  нахлынувших воспоминаний Камбер заулыбался, вспомнив не
сам  эпизод,  а три его  версии.--  Однажды придется как следует расспросить
дочь об этом. Мне никогда не доводилось слышать о том, чтобы кто-то принимал
чей-то облик,  не  имея образец перед глазами, и уж  конечно,  о том,  чтобы
принимали облик представителя противоположного пола.-- Он покачал головой.--
Но что  касается  твоего  вопроса,  никакой проблемы  я не  вижу.  Мы  будем
работать с разрозненными отрывками и  кусками  по крайней мере  до  тех пор,
пока  не  разберемся, с  чем  имеем дело. Не  уверен,  что  кто-то  смог  бы
использовать  их.  Это  похоже на различие между  божественным откровением и
правилами  богослужения--  в  первом заключается  смысл, а  второе  содержит
распорядок. Чтобы правильно исполнить  обряд, нужны обе книги.  Эвайн  будет
переводить  с  архаичного языка,  на  котором Парджэн Хавиккан сочинял  свои
великие  саги,   такие   непонятные  для  живущих  ныне,  и   еще  разбирать
отвратительный почерк. Вникать в суть-- не слишком ли сложно.
     Йорам кивнул.
     -- Возможно, ты прав. Ей понравится работа.  Но чем можем  помочь мы  с
Рисом? Будем  разве что делать  списки с оригинала, когда работа продвинется
вперед. Кстати, если ты потянешь за ниточки  своих епископских связей,  тебе
без труда удастся  взять меня к  себе насовсем. Если ты попросишь,  Эллин не
откажет.
     --  Ты  хочешь  этого?-- спросил  Камбер, удивленно поднимая  кустистые
брови.
     -- Работать с тобой? Конечно,-- ответил Йорам.-- Служить гонцом  Синила
почетно,  но, кажется, начинаются  весьма  интересные события, я не  намерен
пропускать их. Если ты хочешь,  не найдется ни одной причины, чтобы я не мог
стать мостиком между тобой и михайлинцами.
     Лицо Камбера озарилось не свойственной Алистеру улыбкой.
     -- Сынок, я просил бы тебя об  этом еще несколько  месяцев назад, но не
был уверен, что ты захочешь переехать сюда. Мне  казалось,  тебе  больше  по
нраву работа для Ордена. чем для меня.
     Йорам смотрел в пол и улыбался.
     -- Могло быть и так... когда-то. Но за прошедший год мы, ты и я, прошли
вместе так много. Если скажешь, я буду служить тебе, кем ты пожелаешь, готов
принять тебя под любой маской... отец.
     Сын поднял голову, и Камбер вложил в свой взгляд всю бездну чувств. Как
редко позволял он  своей душе показывать себя. Просто протянул руку, положил
на плечо Йорама и улыбнулся, давая теплу любви соединить  сердца. Слова были
не нужны.

     ГЛАВА 19
     <i>Готовьте щиты и копья, и вступайте в сражение;
     Седлайте  коней и садитесь,  всадники,  и становитесь в  шлемах; точите
копья, облекайтесь в брони.
     Книга Пророка Иеремии 46:3-4</i>

     Возвращение Камбера в Валорет к королю  заняло два дня, хотя могло быть
совершено  за  один,  помешал  сильный  дождь,  неожиданно  пролившийся  над
Гвинеддом  на  самом  пороге зимы.  Ливень превратил дорогу  в  реку  грязи,
затопил костры на  Самхейнских холмах и  принес  первые заморозки.  Все  это
меньше чем за  двадцать четыре часа. Переносить в дороге природный катаклизм
было настоящим испытанием, но Камбер ничего не замечал. Все говорило  о том,
что  ближайшие  несколько  месяцев  принесут  политические  перемены,  и его
пытливый  ум  неустанно сопоставлял,  обдумывал,  взвешивал.  Как-то  теперь
проявит  себя  его высокородный ученик. Все  указывало на то, что  Синил  не
бездействовал, пока они не встречались.
     Епископ Грекотский въехал в Валорет около полудня  в день Всех  Святых.
На ступенях собора  его встречала  куда  более внушительная компания, чем он
ожидал,   принимая  во  внимание  дождь  и  поспешность   приезда  Алистера.
Встречающих  возглавлял  Энском--  ведь  это  был его собор. К  архиепископу
присоединились     настоятель     Эллин,     два    десятка     обрадованных
рыцарей-михайлинцев и архиепископ  Орисс,  сам по приказу  короля  прибывший
накануне.
     Но  самым неожиданным было присутствие насквозь промокшего,  но бодрого
короля Синила, не  скрывавшего нетерпеливого возбуждения и  желания поскорее
оказаться в обществе своего канцлера в сухой и теплой зале замка. Без шляпы,
без умолку говоря, Синил сбежал  по ступеням  собора навстречу своему другу.
Забрызганный дорожной  грязью,  Камбер не успел выбраться из седла,  как  на
него  посыпались  идеи  и проекты, готовые  к реализации. Синила  прямо-таки
распирало, ему не терпелось  немедленно узнать мнение новоявленного канцлера
по поводу  всех  новаций.  Положительно, в  таком  расположении духа  король
прежде не бывал.
     Он не умолкал и за ужином, как видно, конец  лета и  осень Синил провел
не в стенаниях, а с  большой  пользой для себя. Вплоть до открытия заседаний
Совета  Камбер проводил  время  с  королем,  обсуждая  его замыслы,  либо  с
секретарем,   которому   Синил  уже  успел   продиктовать   наброски   своих
многочисленных планов. К исходу четвертого  дня у Камбера  наконец появилось
ощущение, что он разбирается в  нарисованной  Синилом картине.  Все  замыслы
короля казались немыслимо честолюбивыми.
     Утром в день святого Иллтида, после  торжественной мессы Святому  Духу,
король Синил  собрал наконец  заседание  своего  Совета, официально  объявил
епископа Алистера Каллена  канцлером,  лично прочитал указ  о  назначении  и
передал Камберу символы  его  власти. Королева Меган  положила на облеченные
лиловой сутаной плечи епископа широкий воротник из золотых букв "X"; она так
никогда и не узнала, что  в ответ благодарно целовал ее руку никто иной, как
ее бывший опекун.
     Синил лично передал в освященные руки Камбера Большую Печать Гвинедда с
восстановленным  изображением Льва  вместо  львиных лап и  горностая-- герба
Фестилов. После этого Камбер получил свою канцлерскую печать  с изображением
оружия  Грекотской  епархии,  геральдического меча  Каллена и  эмблемы  дома
Халдейнов.
     После окончания этой церемонии Камбер поклонился и принес благодарность
королевской  чете, затем занял место справа от высокого  королевского трона;
теперь это место принадлежало ему.
     Назначением  Камбера события  не  исчерпывались.  Теперь,  когда  Синил
взялся управлять государством, королевские  грамоты и должности  получили  и
люди, и дерини.
     По рекомендации архиепископа Энскома и  некоторых Других, лорд Джебедия
Алкарский был  объявлен  главнокомандующим королевскими  армиями.  В военных
делах  он становился равным Синилу, но маловероятно было,  чтобы король стал
ему  помехой, ибо Синил имел  самое  отдаленное представление  о  стратегии,
несмотря  на  то, что быстро  всему учился.  Благодаря  назначению  Джебедия
получал  право   заседать  в  Совете  короля   и  графский  титул--  случай,
беспрецедентный для рыцаря церкви.
     В