Валерий Нечипоренко. Агент чужой планеты --------------------------------------------------------------- Date: 12 oct 2001 Изд: Санкт-Петербург, ИЗДАТЕЛЬСТВО "АЗБУКА", Книжный клуб "Терра", 1997 OCR&Spellcheck: Arch Stanton, 12 jcn 2001 ---------------------------------------------------------------  * АГЕНТ ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЫ *  ЗАГАДОЧНОЕ ПИСЬМО "Драгоценный друг!" Этими словами начиналось адресованное мне письмо, под которым стояла размашистая подпись Вадима Ромоданова, человека, вызывавшего у меня глубочайшую антипатию. Уверен, впрочем, что не только у меня. Не могу представить, кому мог бы понравиться этот желчный господин, на узком холеном лице которого будто раз и навсегда застыла брезгливая гримаса, а в холодных рыбьих глазах читалось полное равнодушие к страданиям ближних. Ходили упорные слухи, что еще несколько лет назад этот тип, ведущий ныне затворнический образ жизни, предавался самому разнузданному разврату, что в его шикарной квартире и на роскошной даче в престижной Жердяевке не прекращались дикие оргии, по сравнению с которыми пиры Калигулы покажутся детскими шалостями. Туманно намекали то на его связи с мафией, то на занятия оккультными науками, благодаря чему он умеет навязывать людям свою волю. По другим источникам, еще в молодости ему досталось наследство, должно быть чрезвычайно крупное, ибо, швыряя денежки направо и налево в течение трех десятилетий (исключительно ради удовлетворения своих прихотей), он так и не успел промотать капитал. Наплодив множество врагов, Ромоданов в конце концов поплатился: в него всадили чуть не целую обойму, но каким-то чудом он выжил. Первая его жена погибла при загадочных обстоятельствах, вторая -- таинственно исчезла. Смерть, выглядевшая, как правило, нелепой, унесла также многих, кто имел неосторожность общаться с этим дьяволом во плоти. Не знаю, можно ли принимать на веру все перечисленное, ибо, появившись в нашем городе относительно недавно, я не был очевидцем трагических и прочих событий вокруг Ромоданова, а здесь всего лишь упомянул некоторые толки. Но доля истины в них, несомненно, есть. По крайней мере, умение Ромоданова внушать собеседнику свою волю я однажды испытал на себе. Равно как и его цинизм. Каким-то невероятным образом он вызвал меня на откровенность, прикинулся сочувствующим, и лишь для того, чтобы позднее, как говорится, плюнуть в душу. Я прекратил всякие отношение с ним. Как же теперь не изумиться этому обращению -- "драгоценный друг"? Но самое непостижимое -- факт присутствия письма на моем столе. Минуту назад, когда я отлучился на кухню, чтобы заварить кофе, его не было. Никто посторонний войти в квартиру не мог: входная дверь на засове и цепочке, окна закрыты. Не с потолка же упал этот листок! Впрочем, довольно загадок. Почитаем, что пишет Вадим Ромоданов. Драгоценный друг! Задавшись вопросом о том, какое качество наиболее ценимо в людях, мы неизбежно придем к выводу, что имя ему -- порядочность, И это так. Ум может оказаться коварным, воображение -- извращенным, талант -- больным, мужество -- безрассудным, сила -- тупой, идеалы -- надуманными, убеждения -- ложными. Надежда не сбудется, друг предаст, возлюбленная обманет. Все -- груда фальшивых монет, среди которых сияет единственный золотой -- порядочность. Только порядочный человек внушает доверие. Он никогда не изменит слову. Он выполнит свою миссию при любых обстоятельствах, даже если не связан клятвой. Порядочности никогда не бывает "чуть-чуть", "почти" или "с избытком". Либо она есть, либо отсутствует напрочь. Драгоценный друг! Я остановил свой выбор на Вас именно потому, что, по моим наблюдениям, Вы одарены тем самым качеством, о котором я позволил себе здесь порассуждать -- пускай несколько наивно, зато искренне, а искренность я ставлю на второе место после порядочности. Смею надеяться, что Вы возьмете на себя труд исполнить мою последнюю волю. Не стройте гипотез, каким образом сие послание оказалось на Вашем столе. Немного терпения, и Вам все станет ясно. В нижнем ящике Вашего письменного стола Вы обнаружите довольно увесистую папку. В ней рукопись. Прочитайте ее. Догадываюсь, что она покажется Вам более чем странной, наверняка -- неправдоподобной, а по стилю -- неровной. Вы узнаете о тайне чрезвычайной важности. Не спешите поделиться ею с приятелями, ибо... (далее жирно зачеркнуто). В нашем суматошном мире доверие -- самая неконвертируемая валюта. Говорю об этом со знанием предмета. Есть могущественные силы, которые... (снова зачеркнуто две строки). Чудо еще, что мне удалось довести начатое до логического завершения. Умоляю, отложите в сторону Ваши дела, какими бы срочными они Вам ни представлялись, и уделите внимание исповеди обреченного. Собственно, это еще и предупреждение. Да Вы и сами это поймете. Далее поступайте так, как подскажет Вам Ваша совесть. Искренне Ваш -- Вадим Ромоданов. Ничего это письмо не прояснило. Я выдвинул нижний ящик стола и остолбенело уставился на розоватую папку, Ромоданов охарактеризовал ее точно -- довольно увесистая. Килограмма на полтора. Тесемки едва сходились. Здесь было не менее пятисот страниц машинописного текста. Встревоженный и вместе с тем заинтригованный, я пошуршал листами. Однако взяться за чтение незамедлительно я не мог. Через час меня ждали в издательстве. Я водворил нежданный "гостинец" на место, собрал свой "дипломат", оделся и вышел из дому. КОЕ-ЧТО О ВАДИМЕ РОМОДАНОВЕ По дороге в издательство мои мысли вращались вокруг первой встречи с Ромодановым. Я вообще мало кого знал в этом чужом для меня городе, куда переехал около года назад по причинам, которых не хотел бы здесь касаться. Мои скромные сбережения подходили к концу, когда нежданно мне улыбнулась удача: в одном из издательств, где я показал свои рисунки на фантастические темы, удалось получить выгодный заказ. Речь шла об иллюстрациях к книге местного литератора Вадима Ромоданова под весьма тривиальным названием "В далеких мирах". Под стать заголовку оказалась и рукопись -- очерковый сборник о научных прогнозах в области астрономии и космонавтики, местами написанный весьма живо и экспрессивно, но большей частью в суховатой менторской манере. Не мешкая, я засел за работу, стараясь вложить в нее всю свою изобретательность. Я трудился как проклятый, и вскоре эскизы были готовы. Как водится, для их обсуждения в редакцию пригласили автора. Там и произошла моя первая встреча с Ромодановым. Я увидел хмурого, желчного господина зрелого возраста, высокого, жилистого, с коротким прямым носом, выступающими скулами и белесыми бровями. Его импортный костюм в елочку, светло-голубая рубашка с молниями на накладных карманах и безупречный узел галстука, равно как и безукоризненно начищенная кожаная обувь, свидетельствовали об устойчивом достатке, хорошем вкусе и аккуратности. Авторы -- народ капризный. Они нервничают, крякают, кусают губы, выискивая у вас тысячу ошибок и давая понять, что их творения достойны куда лучшего художнического воплощения. Ромоданов листал мои эскизы с таким видом, словно это были квитанции коммунальных платежей. Причем чужие. Затем он бросил их веером на стол, равнодушно присовокупив, что возражений не имеет, буркнул что-то себе под нос и удалился, странно глянув на меня. Я провел в редакции еще несколько минут, затем вышел в коридор, где, к своему удивлению, вновь увидел Ромоданова. Он задумчиво прохаживался взад-вперед, сцепив руки за спиной, но, заметив меня, тут же устремился навстречу. -- Мне понравились ваши рисунки... Долг вежливости побудил меня сказать несколько приятных слов в адрес его книги. -- Да бросьте вы! -- поморщился он и снова смерил меня странным взглядом. -- Не пообедать ли нам? У меня была с собой кое-какая наличность, по крайней мере этого за глаза хватило бы на пару рюмок коньяка в доступном кафе либо в баре Дома журналистов. Но когда мы вышли из темноватого подъезда на шумный проспект, выяснилось, что Ромоданов приглашает меня к себе домой. Подойдя к дорогой иномарке, он по-хозяйски распахнул дверцу. Ехали недолго. Ромоданов свернул на одну из тех престижных улиц, что расположены в центре города, и остановился возле элегантной пятиэтажки с богатым декором на фасаде. Выбравшись на тротуар, мой новый знакомый скупым жестом пригласил меня следовать за ним. Вот он утопил кнопки кодового замка, и мы очутились в чистом светлом подъезде, отделанном серым с прожилками мрамором. В отличие от серийных "хрущоб", здесь имелся лифт (кстати, без единой похабной надписи на стенках), и вскоре мы входили в просторную квартиру, расположенную на третьем этаже и будто сошедшую с рекламного ролика. Идеальный паркет, изысканные моющиеся обои нежно-кремовых тонов, дорогая стильная мебель, люстры, словно из царского дворца, обилие всевозможной видеотелерадиотехники, и все -- лучшего качества... Однако же чувствовалось, что это жилище холостяка. -- Не возражаете, если мы расположимся на кухне? -- небрежно поинтересовался Ромоданов. -- Чтобы не таскать туда-сюда тарелки? Я не возражал. По своим размерам кухня вполне годилась для проведения банкетов, а вытянувшиеся вдоль стены агрегаты избавляли, вероятно, владельца от множества бытовых проблем. Стол, извините за банальность, ломился от яств. На тонкой фарфоровой посуде нежились деликатесы, включая черную и красную икру. -- Прошу! Мы расположились друг против друга на кожаном угловом диване. -- Коньяк, водка, джин? -- поинтересовался Ромоданов. -- Давайте коньяк. Он наполнил крохотные хрустальные рюмочки. -- За знакомство! -- За все хорошее! Выпив, я отставил рюмку. И тут что-то началось. В глубине бледно-голубых зрачков Ромоданова будто включились лазеры. Я почти физически ощущал, как некий энергетический вампир проникает в мое подсознание, шарит по его "полочкам", выискивает нужную информацию. Словно из ватного тумана донесся вопрос Ромоданова, похожий на команду: -- Вы работаете на Ди-Ар? -- Не понял, -- с трудом пробормотал я, полагая, что он имеет в виду некое влиятельное в издательском мире лицо. -- Бросьте! -- Кажется, это было его любимое словечко. -- Ведь вы знаете, как выглядит Эл-Иф? -- Почему бы вам не назвать полное имя вместо инициалов? -- спросил я, внезапно ощутив прилив безграничной симпатии к Ромоданову. Мне представилось, как он одинок, как страдает душой, сколько разочарований пережил... Захотелось немедленно утешить его, ну, хотя бы искренним рассказом о собственных злоключениях... Поплакаться в жилетку... Краешком сознания я понимал, что происходит что-то неладное, но контролировать ситуацию уже не мог. Ромоданов оказался прекрасным слушателем. Говорил ли он сам? Не знаю. Моя память не сохранила ничего конкретного о его участии в нашей "беседе". Я так и не узнал, кто такие Ди-Ар и Эл-Иф. Как долго продолжалось наше застолье? Притрагивался ли я еще к закускам и напиткам? Тоже не знаю. Когда я мало-мальски пришел в себя, было около двух ночи. Я находился в своей постели, не имея ни малейшего представления о том, как же добрался до нее, хотя о нетрезвом состоянии и речи не могло быть. Несмотря на провал в памяти, сознание работало удивительно ясно. Я радовался тому, что приобрел настоящего друга. Но наутро, решив сделать ответный ход и позвонив Ромоданову, я услышал ледяное: -- Ну как же, помню. И прошу вас никогда больше не набирать этот номер. Аппарат отключился. Я потерял дар речи, не зная, что и подумать. Быть может, я ненароком обидел его? Но ведь моей вины в том нет. Скорее, обижаться следует мне, за то что он без моего ведома подверг меня некоему гипнозу. Некоторое время я страшно переживал по поводу этой загадочной размолвки, пока наконец до меня не дошли слухи о Ромоданове, давно уже, как выяснилось, циркулирующие по городу. Я узнал, что этот циник, и впрямь обладающий даром экстрасенса, нередко проводит ради забавы всяческие эксперименты над доверившимися ему простаками. Но пытаться свести с ним счеты бесполезно, ибо его тайная власть над чужой психикой безгранична. Лучше держаться от этого негодяя подальше. Так я и поступил, дав себе клятву, что лучше буду голодать, чем возьмусь когда-либо за очередную рукопись Вадима Ромоданова. И вот он обращается ко мне -- "драгоценный друг!" -- и умоляет о помощи... * * * На сей раз я пробыл в издательстве до позднего вечера, а вернувшись домой, сразу же водрузил на плиту чайник. Вообще-то я "сова", то есть ложусь спать, когда граждане "жаворонки" уже чистят перышки. Слава Богу, профессия позволяет. Приготовив скромный ужин -- куда мне до Ромоданова с его деликатесами! -- и сварив кофе, я выдвинул нижний ящик стола в тайной надежде, что розоватая папка исчезла так же нежданно, как и появилась. Но она была на месте. Я развязал тесемки, снял сверху сотни полторы листов и углубился в чтение. НАЧАЛО РУКОПИСИ РОМОДАНОВА Прошу простить меня за некоторую сумбурность изложения. Время торопит. Успеть бы передать суть. Итак... На мою беду, встретился мне в жизни кошмарный человек -- благодушный старичок. Как бы покороче начать... С детства я бредил фантастикой, читал взахлеб все, что попадало в руки. Меня ничуть не смущало, что этот жанр ставился в общественном мнении еще ниже детективного, а уж тот и вовсе имел репутацию этаких окололитературных кроссвордов. Плевать. Я бесконечно верил в блестящее будущее фантастики. Сие не означает, разумеется, что мне безумно нравилось все прочитанное. Наоборот. Все эти многостраничные описания космических перелетов, конструкций кораблей, инопланетных пейзажей, как и псевдонаучные толкования загадочных явлений, нагоняли дикую тоску. Еще большую зевоту вызывали романы, на страницах которых самоотверженные, пытливые и дерзновенные земляне (вдобавок, по всем признакам, однополые) посещали отдаленнейшие уголки Галактики, находя там в лучшем случае полуголых дикарей, кровожадных ящеров либо фиолетовую плесень. Этакие полубоги, уникум бесконечной Вселенной... Я имел свою точку зрения на этот круг вопросов. Суть ее в следующем. Никаких сомнений, что Великий Космос насыщен обитаемыми мирами, но -- с различным уровнем развития. Земля, к сожалению, занимает в условном списке цивилизаций весьма скромное место: где-то в последней четверти, а возможно, и в последнем проценте (если не в его тысячной доле). Оттого-то более развитые инопланетяне игнорируют нас. Мы им попросту неинтересны. Мы не способны дать что-либо межзвездному сообществу, зато горазды требовать. (В основном, как и тысячелетия назад, хлеба и зрелищ.) На кой черт им такие "собратья по разуму"?! Неудивительно, что нас долго еще будут обходить стороной. Такая постановка проблемы казалась мне настолько очевидной, что я не переставал поражаться самомнению тех, кто упорно талдычил о какой-то особой миссии землян. Какая, к бесу, миссия! Давайте прежде у себя разберемся, прежде чем лезть с советами хотя бы к той же фиолетовой плесени, которая, возможно, устроила на родной планете подлинный рай. Постепенно у меня проклюнулось желание поведать миру о своем видении космических перспектив. Как говорят китайцы, путь в тысячу ли начинается с первого шага. Я поступил в инженерно-строительный институт, расположенный в крупном промышленном городе. Осваивать строительную специальность я не собирался. Просто конкурс здесь был пониже, а я нуждался в стартовой площадке. Притом в городе имелись издательства и редакции, и я рассчитывал, что там меня примут с распростертыми объятиями, тут же издадут сборник моих рассказов, а далее -- признание, слава, поездки, выступления, жизнь свободного и независимого художника... Но оседлать удачу оказалось не так просто. Редакции журналов и газет, куда я разослал десяток своих рассказов, составлявших весь мой творческий багаж, дружно вернули мне их. Вскоре я узнал, что при клубе железнодорожников работает семинар, который ведет литературовед Мамалыгин. Там в основном и кучкуются местные начинающие фантасты. Мамалыгин оказался сухим розовым старичком неопределенного возраста. Меня он встретил ласковой улыбкой и охотно зачислил в ряды семинаристов. Расспросил о том о сем, обещал прочитать мои рассказы, но просил не торопить. Я быстро сделался активистом объединения: читал чужие рукописи (все то же покорение космических далей, высокая миссия человека, полная победа над фиолетовой плесенью либо же чужаки-агрессоры, война миров, секретное оружие пришельцев), критиковал, спорил до хрипоты. Большинству семинаристов не очень-то нравилась моя настырность, а одну пишущую дамочку я даже довел до громких рыданий, едко высмеяв ту стряпню, которую она пыталась выдать за фантастическое блюдо с пикантным соусом. Я горел желанием услышать их мнение о моих вещах, но Мамалыгин не спешил ставить их на обсуждение. Он будто присматривался ко мне, то и дело кивая благообразной головой с пушистым венчиком седых волос и улыбаясь как родному внуку. Никогда не забуду этот день -- 16 мая. Только что закончилось очередное занятие. Мамалыгин попросил меня задержаться. -- Вот что, Вадим... -- в своей мягкой манере произнес он, когда мы остались одни. -- Давно собираюсь серьезно побеседовать с вами... -- Всегда готов! -- по-пионерски воскликнул я. -- Нет-нет. -- Он сделал плавный жест тонкой с розовыми пальцами рукой. -- В другом месте. Вот что... Поедем сейчас ко мне домой. Заодно и поужинаем. Надежда вспыхнула ослепительно. Если мэтр приглашает ученика к себе домой... Значит, ему понравилось?! В воображении рисовалась глубокомысленная литературная беседа за письменным столом, лампа под абажуром... Жил Мамалыгин в восемнадцатиэтажной башне на проспекте Космонавтов. (Кстати, благополучно здравствует он там и поныне). Надо отдать должное: он угощал меня с таким непринужденным радушием, что я не испытывал ни малейшей неловкости. Разумеется, я сгорал от нетерпения. Но спешка была не в характере хозяина. Оставалось ждать заветной минуты. Наконец ужин закончился. Мамалыгин разлил по чашечкам кофе, придвинул блюдце с лимоном. -- Как я понимаю, вы верите во множество обитаемых миров? -- неожиданно спросил он. -- Конечно! -- Ну да, -- меланхолично кивнул он. -- Сейчас многие верят. Во всяком случае, куда больше народу, чем пару десятилетий назад. Худо-бедно, наука делает свое дело. Да и хорошая фантастика просвещает дремучие умы. -- Манера разговаривать у него была своеобразной: обращаясь к собеседнику, он одновременно прислушивался к чему-то в себе. -- Но пока человечеству не грозит контакт с инопланетянами, -- со значением проговорил я. -- Вы уверены? -- Мы для них -- так, вроде муравьев. Да, муравьев. Вот по лесу идет человек. Муравьи могут вообразить, что он ищет контакт с ними. А на самом деле человек собирает грибы или ягоды. Муравьям, озабоченными лишь тем, что происходит в их муравейнике, этого никогда не понять. У нас, землян, сходная логика. Мы фиксируем случаи появления НЛО, всевозможные аномалии и все ломаем голову, почему пришельцы избегают прямого контакта. А они попросту ищут что-то другое. -- Муравьи? -- бледно улыбнулся Мамалыгин. -- Любопытно... Но ведь есть ученые, которые как раз и изучают жизнь муравьев. -- Но не каждого муравейника! -- Однако же ваша аналогия не вполне корректна, -- заметил Мамалыгин. -- Люди все-таки не муравьи. Притом человечество все же развивается, двигает вперед науку, расширяет сферу знаний... -- Но этого мало. Нужно выйти на определенный, более высокий уровень, -- стоял на своем я. -- Тогда нами заинтересуются. Он забарабанил по столу тонкими розовыми пальцами: -- Мне нравится, Вадим, что вы так безоговорочно верите во внеземные цивилизации. Но уж слишком вы строги к бедному человечеству. Разумная жизнь -- в любой форме -- не может быть неинтересной. И если нас обнаружили, то наверняка изучают. -- Зачем? -- Смысл в том, -- тихо и серьезно ответил он, -- что всякая молодая цивилизация чем-то похожа на ребенка. А за ребенком, особенно энергичным и беспокойным, нужен присмотр. Что-то неуловимо изменилось в самой атмосфере комнаты. Я вдруг понял, что меня пригласили вовсе не для разбора моих рассказов, что наш вроде бы умозрительный разговор переходит на некие практические рельсы. -- Может быть... -- пожал я плечами. -- Всякие там телеспутники, инфракамеры, замаскированные объективы, перехват информации... -- Разумеется, технических проблем для инопланетян не существует, -- кивнул Мамалыгин. -- Они без труда могут собрать любую информацию. Но сумеют ли понять -- вот вопрос! Я не нашелся, что ответить, и Мамалыгин заключил: -- Они слишком далеко ушли вперед, логика наших поступков, наша психология, побудительные мотивы недоступны их восприятию. А это -- ключ. Без него никак нельзя. Даже мы, земляне, попав в другую страну, доверяем гиду, живому толкователю местных обычаев, куда больше, чем самому подробному справочнику, -- продолжал Мамалыгин. -- Вадим, вам не кажется логичным, что инопланетяне могут быть крайне заинтересованы в том, чтобы иметь на Земле своих "гидов", или проводников, или агентов, -- назовите их как угодно? Естественно, из числа землян. -- По-моему, это невозможно. -- Почему? -- удивился он. -- Трудно общаться. Разные уровни интеллекта. -- Конечно, подобрать агентов нелегко, -- согласился Мамалыгин. -- Они должны удовлетворять многим требованиям. И все же такие люди есть. Те, кто понимает сущность проблемы. Это уже немало. Вы, Вадим, по-моему, подошли бы для подобной роли, -- неожиданно заключил он. Хочу подчеркнуть: у меня и мысли не возникало о нелепости нашего разговора. Напротив -- было предчувствие чуда. А Мамалыгин не сводил с меня глаз -- молодых, ярко-синих, проницательных. -- Вы имеете в виду... -- Да, -- с царственным спокойствием кивнул он, -- я предлагаю вам стать доверенным лицом планеты Диар. -- Что-о? -- Наблюдение за Землей ведет -- согласно распределению функций между Обитаемыми Мирами -- планета Диар. Ее цивилизация старше нашей на шесть тысяч лет. Возможности Диара безграничны. Говорю со знанием дела -- ведь я служу этой планете много веков. Да-да, Вадим, у меня библейский возраст, и это при том, что я выгляжу моложаво, не жалуюсь на здоровье, полон сил и энергии. Диар подарил мне долголетие. Подарит и вам, в числе многих других благ. Естественно, при условии, что вы не против сотрудничества. Задания, которые вы будете получать, совершенно необременительны, но вознаграждаются щедро. Вы забудете, что такое бытовые проблемы. Совесть ваша останется спокойной -- ведь, служа Диару, вы прежде всего служите Земле, родной планете. И, кто знает, может, лет эдак через триста, когда обе расы встретятся, ваше имя будет занесено в золотую книгу человечества... Я упивался словами Мамалыгина, веря ему радостно и до конца. В сущности, последние годы я жил в предчувствии великого перелома в судьбе. И необыкновенное случилось! Налетело как смерч... -- Я понимаю, что у вас есть все основания считать мое предложение неудачным розыгрышем либо старческим маразмом. Однако не торопитесь судить. Вам будут представлены исчерпывающие доказательства. Немедленно, прямо сейчас вы сможете отправиться на Диар и увидеть планету собственными глазами. После мы вернемся к нашей беседе. -- Это далеко? -- глупо спросил я. -- Сотни световых лет. -- Как же... -- В ваших рассказах высказывается та здравая мысль, что для великих цивилизаций расстояний не существует, -- улыбнулся Мамалыгин. -- Но... институт... сессия... -- Я плохо соображал, что говорю. -- Они овладели не только пространством, но и временем. -- Мамалыгин щелкнул по циферблату. -- По часам наблюдателя вы вернетесь ровно через секунду. Если только вы не против... -- Как я могу быть против того, во что верю с детства?! -- Вот и отлично. Он открыл ящик серванта, достал оттуда золотистый обруч и протянул его мне. -- Наденьте на голову... Как корону. И не волнуйтесь. Все будет в полном порядке. Золотистый обруч излучал тепло. В меня вливалась мощная энергия. Я чувствовал, как внутри просыпаются необъятные силы. -- Готовы? -- спросил Мамалыгин. -- Да! -- Примите удобную позу и закройте глаза. В тот же миг я бесстрашно шагнул в светящуюся бездну... Драгоценный друг, мой терпеливый читатель! Да, я побывал на необыкновенной, волшебной планете. Эл-Иф, долина Мисгара, бесподобные пейзажи Фарри... Воспоминания об этом Путешествии до сих пор живут в моей памяти. Я с радостью составил бы подробнейшую хронику своей "экскурсии", но... Во-первых, существует табу на подобные откровения, и я не смею преступить запретной черты. Во-вторых, я опасаюсь уподобиться авторам тех многостраничных описаний, над коими сам столько потешался. Какие бы достоверные детали я ни приводил, все можно поднять на смех, отнести на счет выдумки и даже опошлить. Не хочу! Да и время меня поджимает. Скажу только одно: я видел рай, он существует, но вовсе не похож на тот, который пытались смоделировать лучшие умы человечества. Это невозможно представить. Как и скопировать. И вот что существенно: мое возвращение на Землю отнюдь не воспринималось как изгнание из рая. Я был заряжен только положительными эмоциями. И еще. Мне казалось, что я пробыл на Диаре около трех месяцев. Но Мамалыгин сидел в прежней позе, кофе дымился. -- Ну? -- спросил он. -- Может, ваш разум противится? Говорите прямо, Вадим. Никаких проблем. Я просто сотру из вашей памяти все произошедшее. Вы вернетесь к прежней жизни как ни в чем не бывало. -- Только не это! -- горячо воскликнул я. -- Прежняя жизнь! Чего мне в ней жалеть?! Он тонко улыбнулся: -- Значит, вы согласны стать агентом планеты Диар? -- Да! -- Я знал, что вы согласитесь, Вадим. Вы единственный из семинара, у кого светлая голова... Я был готов молиться на Мамалыгина. А он смотрел на меня с отеческой любовью. -- Ваши клетки, Вадим, очищены от шлаков, хотя, смею полагать, тех накопилось пока немного. Отныне вы будете острее ощущать запахи и звуки... Высвобождены некоторые резервы вашего организма. Думаю, этого хватит лет на сорок. Ну а затем процедура будет повторена с замедлением процесса старения. Впрочем, о старении вы сейчас вряд ли задумываетесь, мой юный друг... Далее... Он протянул мне жесткий картонный прямоугольник. Это была визитная карточка. Темно-синяя, с золотым тиснением. Аккуратные буковки складывались в мою фамилию, имя и отчество. Ниже располагались адрес и телефон. -- Во владение квартирой вы можете вступить незамедлительно, -- как о чем-то обыденном возвестил Мамалыгин. -- Две комнаты, застекленная лоджия, балкон... Престижный район... Думаю, довольно? Во дворе -- гаражи. Один из них -- ваш. Найдете по табличке на воротах. В гараже автомобиль, он тоже ваш. Кремовая "Волга". Ключи от машины висят в прихожей. На бронзовом гвоздике рядом с вешалкой. А это ключи от квартиры. Держите! Сказки Шехерезады! Но я верил каждому слову -- окончательно и бесповоротно. -- По поводу всевозможных нудных формальностей не волнуйтесь, -- продолжал Мамалыгин, протягивая мне объемистый конверт. -- Квартиру, машину, обстановку, средства, а также дачу в Жердяевке оставил вам родной дядя по материнской линии, крупный ученый, который души в вас не чаял, хотя напряженная научная деятельность сильно ограничивала его стремление контактировать с вами. Подробности вам знать не обязательно. В конверте копия его завещания, здесь же ваш паспорт с новой пропиской, водительские права и все такое прочее. Словом, полный боекомплект. А это сберегательная книжка на предъявителя. Дядя оставил вам весьма крупную сумму. Рекомендую основной капитал не трогать, а жить на проценты, хотя решать, в конце концов, вам. А здесь кое-какая наличность на карманные расходы. -- Мамалыгин придвинул ко мне несколько пухлых пачек. Из неимущего, скорее, нищего студента я превращался в принца -- да кой черт в принца! -- в падишаха! -- Вы, разумеется, знаете о том, что обычный человек, рядовой землянин, использует едва ли десять-двенадцать процентов возможностей, заложенных в него природой, -- ровным тоном продолжал между тем мой искуситель. -- К примеру, мы донельзя скверно владеем своим биополем. Многие вообще не подозревают о его существовании. А ведь это такое же врожденное чувство, как зрение или осязание... -- Тут он выдержал значительную паузу и каким-то особо торжественным тоном, будто посвящая меня в таинство, возвестил: -- Отныне, Вадим, ваше биополе освобождено от внутренних пут. Отныне вы почти всемогущи. Попросту говоря, вы можете диктовать любому, кто находится в радиусе двадцати метров, свою волю. В течение десяти минут. Пользуйтесь же своим новым даром осмотрительно и только в интересах дела. Признаться, о биополях, экстрасенсорике и прочем подобном я в ту пору думал мало. Темы эти являлись чуть ли не государственной тайной, и никакие сведения о них, кроме глухих слухов, хождения в народе не имели. Может быть, поэтому последний "гостинец" Мамалыгина произвел на меня гораздо меньшее впечатление, чем квартира, машина и сберкнижка. Но, кажется, настал черед задавать вопросы. Да и наставник мой ждал их от меня. -- Аркадий Андреевич... Я получил так много... Слишком много. Что же взамен? -- Для начала привыкайте к своей новой роли. Не меняйте образ жизни слишком резко. Вы - студент, вот и продолжайте учебу. Образование вам не повредит. Заводите новых друзей, обрастайте связями. Учитесь разбираться в людях, в истинных мотивах их поступков... -- И это все? -- изумился я. -- Почему же? Со временем получите задания. Уверен, они будут несложными. -- Со временем -- это когда? -- Может, через месяц. Или через год. Или через пять лет. Куда вам торопиться? Теперь у вас впереди -- очень долгая жизнь. -- От кого я получу задание? От вас? -- Может, от меня, -- ответил он в своей манере. -- Или от резидента. Или от специального посланника Диара. По обстоятельствам... -- Значит, теперь я должен ждать? Мамалыгин улыбнулся затаенной мудрой улыбкой. -- Вадим, вы никому и ничего не должны. Агент Диара и агент-шпион -- понятия совершенно разные. Живите жизнью свободного человека. Раскрепоститесь. Избавьтесь от комплексов. -- Да, но... -- Я совершенно растерялся. -- Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, -- проговорил Мамалыгин. -- Милости прошу. В любое время. Только позвоните предварительно. Иногда я бываю в отлучке. Похоже, аудиенция подходила к концу. Я вдруг вспомнил, что так ничего и не услышал относительно своих рассказов, но самому заводить о них разговор (после посещения Диара!) -- казалось верхом глупости. Я уже и сам понимал, что они ни к черту не годятся. Это было лишь бледненькое отражение того мощного светового потока, в котором мне посчастливилось выкупаться. * * * Еще какой-нибудь час назад предел моих мечтаний был таков: отдельная комната, хотя бы в нашем общежитии, пишущая машинка, стопка чистой бумаги и немного свободного времени. Уж тогда я засел бы за работу и, как Бальзак, сутками не поднимался бы из-за стола. Я создал бы такой вал шедевров, перед которым не устояли бы никакие редакционные бастионы. Я доказал бы всем... Но теперь, когда я получил во сто крат больше, мое воображение рисовало почему-то совсем другие картины: музыка, женский смех, обнаженные плечи... Черт побери! За машинку я всегда успею засесть. А покуда надо избавиться от пожиравших меня комплексов, ведь я напичкан ими выше головы, -- тогда, кстати, и творчество получит новый импульс. Разве не то же самое советовал мне Мамалыгин? Я шел по вечерней улице взвинченный, возбужденный, вольтанутый. Какая там осмотрительность! Мне хотелось петь и смеяться, дурачиться, чудить. Между тем вдоль проспекта вспыхнули фонари, зажглась реклама. Дул легкий ветерок, воздух был по-весеннему ласков. Встречные девушки казались одна другой краше. Так-так... С чего мне начать? Путь мой лежал мимо ресторана "Волна". Это заведение считалось лучшим кабаком в городе. Ходили слухи, что простому смертному сюда не попасть, что именно здесь веселится местная элита. Это был другой мир, в некотором смысле еще более недоступный и далекий, чем Диар. Я замедлил шаг. Отчего бы не начать новую жизнь с "Волны"? У входа нервно переминалась небольшая очередь. Табличка, висевшая с обратной стороны стеклянной двери на бронзовой ручке, категорически извещала: "Извените, свободных мест нет". Именно -- "ИзвЕните". Эти рестораторы -- неважные грамотеи. Я пристроился к очереди и некоторое время разглядывал плотные зеленые шторы, которыми был задрапирован вестибюль. То, что они скрывали, обещало море удовольствий. Немедленно, сейчас же. Затем тайком ощупал карманы. Денежки не испарились. Вот они, здесь. Правда, одет я весьма непритязательно, но стоит ли брать в голову подобные пустяки? Возбужденный приятной перспективой, я протоптался в хвосте очереди с четверть часа. За это время дверь так и не открылась ни разу. Хм! И тут меня озарило. Ну и осел! Покорно жду, а надо всего-навсего пожелать. Заприметив в глубине холла вальяжного усатого швейцара, я послал ему мысленный приказ. Он тотчас встрепенулся, торопливо прошагал к дверям, откинул планку-засов и подобострастно обратился ко мне: -- Проходите, пожалста! Ого! Биополе работало! Да еще как! Передние заволновались, но швейцар свою обязанность знал: -- Тихо, дамочки! Столик заказан. И вот я впервые в "Волне". Впрочем, сегодня многое впервые в моей жизни. Зал поражал кричащей роскошью. Эстрада с белым роялем, светильники под старину, фикусы размером с пальму... Лысые дядьки, веселые толстяки, хмурые усачи, задумчивые донжуаны и -- женщины, женщины, женщины... Боже, сколько здесь красавиц! Изнеженных, горячих, не обремененных бытом... По меньшей мере четверть мест была свободна. Во всяком случае, тех бедолаг, что изнывали сейчас у входа, удалось бы разместить без хлопот. Но, похоже, этот "монастырь" жил по своему уставу. Легкость, с которой я сюда проник, испарила последние капли моей робости. Заприметив у дальней стены удобный столик, я направился к нему. На белоснежной накрахмаленной скатерти красовалась табличка "Стол заказан". Я небрежно смахнул ее в кадку с фикусом и вольготно развалился на кожаном диване. Тотчас подлетел официант -- плотно сбитый молодец с холеными усиками. Мгновенно оценив мою фактуру, он известил: -- Здесь не обслуживаем, стол заказан, -- шаря цепкими глазами в поисках исчезнувшей таблички. Высокомерная вежливость, которую он подчеркнуто демонстрировал по отношению ко мне, могла быстро перерасти в элементарное хамство. В моей власти было устроить великолепный спектакль, но, честно говоря, хотелось малость осмотреться, а заодно отведать чего-нибудь вкусненького под коньячок. Направив всю мощь своего биополя на этого типа, я приказал ему воспылать ко мне подобострастной преданностью. Тотчас на его круглом лице появилась льстивая улыбка: -- Впрочем, для вас мы рады сделать исключение. Сегодня восхитительная бастурма. Как поцелуй красавицы... -- Он даже зажмурился. -- Рекомендую! Чтобы гарсон бегал к моему столу бойчее, я сунул, ему пару крупных купюр. Бедняга, что называется, офонарел. Суетливо озираясь, он спрятал их в какой-то потайной карман. Забавно было наблюдать, как изогнулся его борцовский стан. -- Как тебя зовут, любезный? -- Вова. -- Вот что, Вова... Тащи заказ, а после исчезни на время. -- Как прикажете! На эстраде появился квартет музыкантов в смокингах. Грянула модная мелодия. Парочки устремились к свободному кругу. Насчет бастурмы Вовик не соврал. Да и салаты были превосходны, и коньячок недурен... Кажется, в "Волне" умели угодить почетным клиентам. В голове приятно зашумело. Откинувшись на спинку дивана, я с наслаждением закурил. Разглядывая публику, я принялся анализировать свое положение в институте. Иного круга общения в ту пору у меня попросту не существовало. Не брать же в расчет наше хилое литобъединение! Если говорить откровенно... У нас подобралась очень сильная группа. Сплошные корифеи. Но даже на этом звездном фоне выделялись Виталий и Олег. Притом они дружили, что увеличивало их влияние вчетверо. Это были умницы, эрудиты, острословы. Словом -- лидеры. Я мечтал добиться их дружбы, стать для них своим... Они держались со мной на равных, как, впрочем, и с другими, но не более. Я был для них одним из многих. И это глубоко уязвляло мое самолюбие. А еще был красавчик Лорен, ну вылитый Дориан Грей. Девчонки беззастенчиво пялили на него глаза и вешались на шею. Постаралась природа, вылепила идеальный образец. Рядом с Лореном я чувствовал себя серым мышонком. Я неистово завидовал ему. Я его ненавидел. Я желал ему всяческих напастей и бед. Как мне хотелось увидеть хотя бы тень тревоги на его смазливой роже! Но, похоже, сама фортуна покровительствовала этому броскому ничтожеству. А еще была Жанночка... Меня она не замечала в упор. Я знал, что ничего нельзя изменить. Я всегда буду для нее пустым местом. Именно эти однокурсники омрачали мою жизнь. Теперь все менялось. Поднесен бинокль, и далекие горизонты стали неправдоподобно доступными... -- Извините... -- Мои размышления были прерваны склонившимся к моему плечу Вовчиком. Я даже увидел щербинку на его переднем зубе. -- Да, любезный? -- У вас нет желания разделить ужин с очаровательной дамой? Очень рекомендую. Хм... Мне, конечно, доводилось слышать о ресторанных шлюхах, которых подсаживают к одиноким клиентам для выкачивания кошелька. Ну и что? Мой любовный опыт был крайне ограничен и нуждался в обогащении. Чего ради тянуть? -- Вовка, а ты уверен, что твоя протеже и вправду очаровательна? Вдруг наши вкусы резко разнятся? -- Шикарная девчонка! Пятый номер бюстгальтера, -- шепнул он, осклабившись. -- Я покажу вам ее издали. Если не глянется -- заменим, выбор большой. -- Ну, давай. Но -- чтобы никаких сюрпризов. Понял, доктор Айболит? -- Шеф! У нас все чисто... Вовчик исчез в глубине зала, но уже через пару минут вынырнул возле ближайшей колонны. Рядом с ним появилась молодая женщина в ярком малиновом костюме с белой оторочкой, сама не менее яркая -- белокурая, фигуристая, длинноногая. Глубокий вырез открывал налитые сомкнутые груди. На ее броско накрашенном скуластом лице с чуть раскосыми голубыми глазами и пухлыми губами вампира лежал несмываемый налет вульгарности. Шлюха в ней чувствовалась за версту. Но именно такая женщина -- порочная, продажная, умелая -- и нужна была мне сегодня. К черту чувства! Животная страсть, похоть, голое тело! Плоть моя уже взбунтовалась. Я кивнул. Вовчик что-то шепнул девице, та поправила прическу и двинулась к моему столику, глядя, однако, куда-то в сторону. В проходе она остановилась, задумчиво озираясь, и, будто только сейчас заметив свободное место, приблизилась с дежурной улыбкой. -- Простите, у вас не занято? -- Голос у нее был хрипловатый: то ли прокуренный, то ли она подражала популярной эстрадной диве. Внезапно я почувствовал себя легко и непринужденно, будто всю жизнь тем и занимался, что общался с проститутками. А ведь я покупал женщину впервые. Никаких моральных мук, если вас это интересует, я не испытывал. Если что и волновало меня, так это чувство новизны и предвкушение разнузданного блаженства, которое обещали формы профессиональной совратительницы. -- Садись, -- кивнул я на свободное место рядом с собой. -- Как тебя зовут? -- Алина. Врет, наверное. -- Красивое имя. А я -- Вадим. Что будешь пить, Алина? Она молниеносно, но цепко посмотрела на бутылку коньяка, почти полную, и ответила: -- То же, что и ты. Я наполнил бокалы. -- За знакомство! В тебе, Алина, есть что-то от леди Винтер... По недоуменной тени, пробежавшей по ее лицу, несложно было догадаться, что она не читала даже Дюма. Да ведь я и не собирался вести с ней литературную дискуссию! Мне не терпелось скорее добраться до этого гибкого тела, посмотреть, так ли оно хорошо без костюмчика. Она выпила, держа рюмку двумя пальцами и оттопырив мизинец. Затем призывно улыбнулась мне. Некоторое беспокойство в глубине ее глаз исчезло. Видимо, она успела решить, что я для нее не представляю опасности. -- У тебя очень милая улыбка, -- заметил я. Это был последний комплимент, после которого я собирался перейти в лобовую атаку. -- Ты мне тоже нравишься. -- Выпьем еще? -- Не откажусь. И поужинать не мешает. Ладно, котик? -- Послушай, Алина... -- Я погладил ее по руке. Та была горячей и сильной. -- Давай договоримся о двух вещах. Во-первых, ты не будешь называть меня ни котиком, ни зайчиком, ни лапонькой, хорошо? -- А как ты хочешь? -- Ну... Милый, дорогой, любимый... Настал ее черед веселиться. -- Ладно, миленький. Заметано. Так ты угостишь меня ужином? -- А это второй вопрос, -- ответил я. Она тут же поскучнела, но я поспешил ее успокоить: -- Ужин, безусловно, за мной. Но я предлагаю сделать это в другом месте. -- В каком? -- У меня дома. Наберем сейчас закусок, какие ты сама выберешь, корзину шампанского и -- вперед! Согласна? Она ответила мне откровенным взглядом. -- Тогда и я спрошу, ладно? -- Валяй! -- Сколько ты мне заплатишь? Учти, я дорогая женщина. Мужики ко мне липнут как мухи на мед. Я молча достал из кармана одну из пачек, помахал ею в воздухе и снова спрятал. "Ночная бабочка" так и затрепыхала крылышками... -- Значит, ты меня не обидишь? -- Как поработаешь, так и получишь. -- Ты хочешь на пару часиков или на всю ночь? Я, вообще-то, выносливая, -- похвастала она. -- Там будет видно. Может, на целую неделю загудим. Наклонившись, она легонько, но чертовски дразняще поцеловала меня в щеку, одновременно ее рука легла под скатертью на мою ногу: -- Ах ты, шалун... Ответить я не успел. У стола в позе Каменного Гостя застыл какой-то квадратный краснорожий тип со стриженым затылком и коротким рыжеватым чубчиком. Его светлые глазки с белками как у вареной рыбы пылали неистовой лютостью. Смотрел он мимо нас с Алиной. -- Владимир! -- рявкнул он тоном удельного князька, жаждущего крови отступника. Несмотря на шум, гам, музыку и танцы, наш гарсон немедленно возник из-за портьеры. Лицо у него было пепельно-бледное. -- Почему мой стол занят?! Я с интересом ожидал развития событий. Вовчик, который, как я уже отмечал, производил впечатление человека самоуверенного, от страха готов был напустить в штаны. -- Не знаю... -- пролепетал он, дрожа всем телом. -- Не понимаю, как это получилось... Какое-то помутнение нашло... Бес попутал... Ей-Богу! Я не спешил на выручку. Спектакль на десерт -- совсем даже неплохо. А краснорожий продолжал наливаться бешенством. -- Забыл, кто ты такой?! -- шипел он, глядя прямо перед собой и по-прежнему не замечая нас с Алиной, будто мы были парочкой манекенов. -- Завтра же вылетишь отсюда к такой-то матери! Улицу пойдешь подметать! Ну! Долго мне еще ждать?! -- За его спиной появились двое накачанных пижонов, наверняка знакомых с приемами каратэ. Вовчик, чуть не плача, подлетел ко мне и сбивчиво зачастил: -- Извините, пожалуйста, произошла ошибка. Оказывается, этот столик был заказан. Очень уважаемым клиентом. Очень! Вы не согласитесь пересесть? Мы живо организуем вам другое место, еще удобнее... И бутылочка за счет ресторана. -- С какой стати? -- громко осведомился я. -- Мне и здесь очень нравится. А тебе, дорогая? Алина молчала. Краешком глаза я заметил, что красотка нервничает не хуже моих однокурсниц перед сдачей зачета. В этот момент краснорожий сделал вид, будто только сейчас разглядел меня -- досадного, невесть откуда залетевшего комара. Его поросячьи глазки сомкнулись в щелки. Он все же соизволил одарить меня, правда, единственным словом: -- Выметайся! Я принял еще более вольготную позу и выпустил в его сторону струйку дыма: -- Вы что-то сказали, товарищ? Должно быть, мое спокойствие его озадачило. Настолько, что он расщедрился на целую фразу: -- Это мой стол! Я от души рассмеялся: -- Товарищ! С каких это пор в советских ресторанах существуют персональные столы? Бедняжка Алина сидела ни жива ни мертва. А рядом безостановочно, как попугай, бубнил Вовчик: -- Ну пожалуйста... Очень вас прошу... Любой другой столик... За счет ресторана... Амбалы за спиной краснорожего придвинулись ближе. На лице одного из них -- этакого героя латиноамериканских фильмов -- появилась блуждающая полуулыбка. А важный тип, наш Каменный Гость, до которого наконец-то дошло, что над ним потешаются, сорвался в штопор. -- Молокосос! Мальчишка! Ссыкун! -- заорал он, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. (А за нашей перепалкой уже наблюдало ползала.) -- Да знаешь ли ты, с кем говоришь?! -- Со старым козлом, -- ответил я. Получилось грубовато, но эффектно. Вдруг он успокоился. -- Ладно, недоумок. Ты, значит, еще не поужинал? Отлично! Сейчас из тебя сделают отбивную и тебе же дадут ее сожрать. Понял?! Ты и твоя стерва! Набычившись, он бросился на меня, рискуя перевернуть стол. Алина взвизгнула. Вовчик готов был грохнуться в обморок. Смолк оркестр, замерли танцующие. Теперь уже весь зал -- до единого человека -- наблюдал за перипетиями нашего скандала. Импульс биополя -- и один из амбалов, тот самый "латиноамериканец", ухватил своего босса за уши и ткнул багровой физиономией в большое блюдо с салатом. Со стороны могло показаться, что парень попросту поскользнулся и все произошло случайно. Тем разительнее был эффект. Когда краснорожий выпрямился, было на что полюбоваться, скажу я вам. Ему бы взять салфетку да утереться, а он для чего-то принялся размахивать руками, вдобавок повернувшись лицом к залу. Майонез, стекающий по щекам, и колечко лука, повисшее на грушевидном носу, делали его похожим на клоуна. Ресторанная публика, притом находящаяся в сильном подпитии, -- особая, не склонная к сантиментам. Вид оплошавшего краснорожего Приводил на память кинокомедии Чарли Чаплина и Макса Линдера, которые в ту пору снова с успехом шли на экранах. Хохот стоял дикий. Наконец мой противник позорно бежал с поля боя -- должно быть, к умывальнику. Оба амбала последовали за ним, при этом усатый бросил на меня взгляд, каким палач награждает будущую жертву, сильно насолившую ему. Я наслаждался триумфом. -- Миленький, пошли скорее, тут есть второй выход... -- потянула меня за рукав Алина. -- Погоди, дорогая... Давай выпьем. Но она уже нервно поднялась: -- Пойдем, миленький... Разве я сам хотел не того же? Тем более враги повержены. Пора в интимную обстановку. У колонны, держась рукой за сердце, страдал Вовчик. Я сунул ему несколько купюр. -- Это за ужин и доставленное удовольствие. Не дрейфь, Вовчик! Резервирую этот столик за собой! А Алина упорно тащила меня прочь от зала -- по каким-то коридорам, через кухню, мимо ящиков и мешков. Похоже, она прекрасно здесь ориентировалась. Наконец мы оказались в тесном дворике. Опять какие-то ящики, затем калитка и -- боковая улочка, темная и пустынная. Мне наскучила эта беготня. Я остановился и привлек Алину к себе. -- Погоди, хочу тебя поцеловать... Красотка дрожала как осиновый листок. -- Это ужасный человек, -- выдохнула она, пряча губы. -- Напрасно ты так с ним. Ой, напрасно! "Козла" он тебе не простит. Никогда. Лучше бы тебе уехать на время. -- Ох, как страшно! -- усмехнулся я. -- Ты не понимаешь... Это же Китель! Да и Макс -- мерзавец не лучше. -- Она принялась заламывать свои пальцы с ярким маникюром: -- Господи! Как мне не повезло! Надо же было оказаться с тобой именно сегодня! Теперь они и меня начнут доставать. Кажется, она была близка к истерике. Я взял ее за плечи и грубо встряхнул: -- Ну, хватит! Мне плевать на этого типа, поняла?! Сожму его как тряпку и вытру ноги. Она посмотрела на меня с каким-то новым выражением: -- Ты по правде не боишься? -- А ты разве не чувствуешь? Она доверчиво прильнула ко мне: -- Чувствую... Ты такой сильный... -- Затем вздохнула, будто преодолевая что-то в себе, и добавила совсем другим -- беспечным -- тоном: -- Ну и пусть! Обратно уже не воротишь, зачем тогда переживать? -- Вот это разумная мысль. За нее стоит поцеловаться. Еще через пару минут все ее страхи улетучились окончательно. -- А вообще, здорово ты его! Ну и рожа у него была, обхохочешься... От "Волны" до моей новой квартиры было метров триста. С проспекта доносились голоса, звон трамваев. Но здесь, в узеньком проулке, обрамленном высокими тополями и кустами сирени, было тихо, темно и безлюдно. Мы то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Алина распаляла мое воображение все сильнее. Наконец мы пришли. Опускаю описание дома и квартиры, ибо вы, мой драгоценный друг, однажды были у меня в гостях и должны помнить подробности. Замечу только, что, хотя в тот вечер я вошел в доставшуюся мне квартиру тоже впервые, как и Алина, у меня было ощущение, что я все в ней знаю: то есть я знал, где находятся выключатели, куда выходят окна, чем наполнен холодильник и так далее. Пока я собирал легкую закуску, Алина успела заглянуть во все углы. С интервалом в три секунды до меня доносились ее восхищенные возгласы: -- Ой, какой у тебя хрусталь! Вот это ковер! А это что? Видик! А кассеты есть? Это родителей квартира? -- Моя собственная. -- Врешь! -- Ну зачем мне врать? -- А жена у тебя есть? -- Нет. -- А любовница? -- А ты, кажется, из любопытных, -- урезонил ее я. Она нежданно смутилась: -- Извини. Я просто хотела узнать, кто же у тебя убирает. Везде так чисто. -- Старуха приходит. С клюкой. -- А вот сейчас точно врешь! Небось меняешь любовниц как перчатки... Не дождавшись ответа, она снова учинила визг: на сей раз по поводу шкуры бурого медведя, что возлежала в спальне перед широкой кроватью. Из оскаленной пасти торчали мощные клыки. -- Миленький, а это у тебя откуда? -- Подстрелил однажды в Забайкалье, -- на ходу сочинил я, входя в комнату. Я собирался пригласить Алину на кухню -- выпить еще немного и, наконец, заняться любовью. Но когда я увидел, как она, склонившись, оглаживает эти клыки, мне безумно захотелось овладеть ею немедленно, прямо на этой шкуре. -- Ой, какой ты у меня храбренький! -- пропела она. -- А я, когда увидела тебя там, в "Волнушке", не знала, что и подумать. Делаешь шикарный заказ, а одет хуже задрипанного инженера. -- Был когда-то такой принц -- Гарун-аль-Рашид. Он любил переодеться в простое платье и побродить среди своих подданных. -- Я присел рядом и принялся расстегивать ее пуговицы. -- Так ты -- принц? Ты и вправду принц? -- Она умело занялась моей одеждой. -- Самый натуральный... Наконец-то я справился с ее пуговками и начал освобождать ее от костюмчика. -- Ой, какой ты горячий... -- прошептала она. -- Люби меня сильно-сильно, обещаешь? Ты мне так понравился сегодня... Она продолжала еще что-то шептать, но я уже не различал смысла слов. Ее облик более не воспринимался мною как вульгарный. Скорее, вульгарно вел себя я, набросившись на нее как изголодавшийся, переполненный похотью и спермой самец. Это была одна из самых чудесных ночей в моей жизни. Может быть, самая чудесная... Разбудил меня неясный шорох. Я разлепил веки. За окном занимался бледный рассвет. Накрапывал мелкий дождик. Нагая Алина стояла возле кресла, куда вчера сама же зашвырнула мою одежду, и воровато шарила по моим карманам. -- Алина! Она вздрогнула и как-то жалко, заискивающе улыбнулась: -- Я... я просто хотела посмотреть... то есть это упало, а я хотела поднять... Мое романтическое настроение как ветром сдуло. Все очарование минувшей ночи рассеялось бесповоротно. Я нехотя поднялся и подошел к ней, имея огромное желание влепить ей оплеуху. Она виновато сжалась, даже ее яблочные груди сморщились. Я достал несколько кредиток и налепил ей на плечи, как погоны. -- Держи! Пять минут на сборы, и чтобы духу твоего здесь не было! -- Но, миленький... -- залепетала она. -- Ничего же не случилось... Ты был такой ласковый... -- Одевайся, не то вылетишь на лестницу в чем мать родила. Я отрешенно наблюдал, как она влезает сначала в свои невесомые трусики, затем в смявшийся костюм. Ее прелести более меня не волновали. Просто я не хотел, чтобы она умыкнула что-нибудь из квартиры. Затем я подумал, что стоит заглянуть в ее сумочку. И точно: там покоились две золоченые ложки из моего парадного столового набора. Она принялась опять что-то лепетать в свое оправдание, но я взял ее за руку, выволок в прихожую и подтолкнул к двери: -- Мотай, с попутным ветерком! Она робко посмотрела на меня: -- Миленький, а там дождик... -- Иди, иди! Не сахарная. Она усмехнулась. В дерзких глазах был вызов. -- Знаешь что, миленький? А пошел ты... -- И она загнула фразу, от которой поперхнулся бы и завзятый матерщинник. Ее каблучки звонко зацокали по узорчатой плитке, которой была выложена лестничная площадка. Вот дурища! Я намеревался провести с ней несколько дней, щедро одарить... Она сама все испортила, шлюха! Ну и пусть катится! Я прошел в комнату и раскрыл створки шкафа. Ого! Гардеробчик-то у меня завидный! Я насчитал четыре костюма: классическую черную тройку, темно-коричневый, светлый летний и джинсовый. Кроме того, я обнаружил три новые куртки, двенадцать сорочек, шесть пар обуви и груду всевозможного белья -- все прекрасного качества. А вообще-то надо поближе познакомиться с доставшимся мне "наследством". Кажется, у меня есть машина, которую я умею водить, и дача где-то в престижном курортном пригороде. Вот и ключи от машины -- висят на бронзовом гвоздике возле зеркала, как и говорил Мамалыгин. Через полчаса я спустился во внутренний двор нашего дома -- тихий, зеленый, чистый, без помоек и мусора. В песочнице возилось несколько малышей. В глубине тянулись капитальные кирпичные гаражи. На одном из них я заприметил табличку с номером моей квартиры -- "32". Открыв ворота, я едва сдержал возглас восхищения. Не гараж, а мечта автолюбителя! На полках вдоль стен аккуратно разложены инструменты, запчасти, метизы... Сбоку -- канистры, в углу -- штабель запасной резины, огненно-красный огнетушитель. А над ремонтной ямой стоит она, нежно-кремовая красавица "Волга" -- новенькая, сверкающая лаком. Ни разу в жизни не доводилось мне держать в руках руль, но сейчас возникло стойкое ощущение, что я довольно уверенно владею навыками вождения и люблю промчаться с ветерком. Усевшись на водительское место, я включил зажигание. Мотор работал как часы. Я вывел "Волгу" во двор, запер двери гаража, после чего помчался в Жердяевку на поиски своей дачи. Рука плавно поворачивала руль, нога в меру нажимала на газ, а глаза автоматически улавливали, каким цветом горит светофор. Я уверенно держал дистанцию, а когда надо, решительно шел на обгон. Я наслаждался скоростью, самим процессом перемещения по утреннему шоссе, хохотал от счастья, вторя пению мотора. Но вот город остался позади. Последние его кварталы укрылись за березовой рощей, перешедшей вскоре в густой хвойный лес. После несильного утреннего дождя воздух был напоен ароматами распускающихся почек, живицы, молодой травы, подземных соков, которые жадно пила вся растительность. Промелькнул мостик через крохотную речушку, чьи берега покрывали заросли орешника. К дороге опять подступили березки, а вот и она -- Жердяевка! После городской суматохи и копоти поселок поистине выглядел райским уголком. На зеленых улочках царила патриархальная тишина. Лишь бодрый стук дятла временами прерывал ее. За высокими крашеными заборами в окружении зелени расположились особняки и коттеджи. Ведомый то ли наитием, то ли информацией на уровне подсознания, я без особых хлопот разыскал нужный тупичок, а в нем -- "унаследованную" дачу. Это был просторный бревенчатый теремок в два этажа с пристроенной верандой. На макушке небольшой башенки, поднимавшейся над правым крылом, трепетал на ветру флюгер в виде задиристого петуха. Двор вполне годился для мини-стадиона. В его глубине тянулись хозяйственные пристройки, а перед крыльцом цвели свежие клумбы. Оставив машину перед запертыми на висячий замок воротами, я с удовольствием размялся и двинулся к дому. Большая комната гостиничного типа на первом этаже была обставлена не хуже моей городской квартиры. Особенно восхитил меня камин, отделанный розоватыми плитками мрамора с узорной литой решеткой. Правда, это чувство несколько поблекло, когда я зашел в помещение, пристроенное с тыла. Это был бассейн. Такой домашний крытый бассейн с застекленным фонарем наверху. Лестница, ведущая наверх, слегка поскрипывала, не то приветствуя нового хозяина, не то желая о чем-то поведать. На втором этаже я насчитал три спальни и два чулана. В конце коридора виднелась узкая винтовая лесенка, ведущая куда-то наверх. Я вспомнил о башенке с флюгером. Со двора она показалась мне обычным архитектурным украшением. Но, очевидно, внутри тоже имелось помещение. Я поднялся по узким ступенькам и оказался перед низкой дверцей, запертой на английский замок. Странно. Ведь ни одна другая дверь в доме не была закрыта. Я достал из кармана связку ключей и принялся подбирать подходящий. Замок щелкнул, дверь распахнулась. Внутри была комната -- более просторная, чем можно было ожидать, глядя на сооружение снизу. Посередине стоял стол старинной работы с выгнутыми дубовыми ножками и массивной столешницей, а на нем -- пишущая машинка. Рядом лежали стопка чистой бумаги и папка с копиркой. Впритык к столу был придвинут тяжелый стул с высокой резной спинкой. На стене -- так что со стола не составляло труда дотянуться рукой -- висело несколько пустых полок. В башне имелось два окна: одно, широкое, -- выходило в сад, за которым тянулся лесной массив; второе, круглое, похожее на иллюминатор, смотрело во двор. Сколько раз, лежа на студенческой койке и тихо страдая оттого, что в этом бедламе нельзя сосредоточиться и засесть за рассказ, просящийся на бумагу, я мечтал о такой вот уединенной башне с окном, выходящим в весенний сад, о башне, где нет ничего лишнего, но есть все необходимое для творческой работы! Где никто не врубит шлягер, от которого тебя тошнит, не заведет банальной истории об очередной девице, не пристанет с просьбой растолковать последнюю лекцию по сопромату. И вот передо мной -- точное воплощение моей мечты. Отчего же на душе становится все тревожнее? Почему шумит в висках? Что за голоса тихонько шушукаются в пустоте? Во дворе промелькнула легкая тень. Я опрометью бросился на крыльцо. На дорожке, вымощенной кирпичом, стоял сухонький подтянутый старичок в выцветшей офицерской рубашке. -- Здравия желаИм! -- почтительно воскликнул он. -- Добрый день! -- Стоило мне оказаться на солнечном свету, как смутные страхи рассеялись. -- Выходит, вы и есть молодой наследник? -- плутовато сощурился он. -- Допустим. А вы кем будете? Он прокашлялся и бодро отрапортовал: -- Разрешите представиться: Иван Васильевич Пономарец, собственной персоной! Сторожил дом в отсутствие вашего дядюшки. А моя супруга, Фекла Матвеевна, стряпала, когда он отдыхал от своих важных занятий. Ваш дядюшка, царствие ему небесное, привечал нас как родных. Вот я и решил разузнать, захотите ли вы, чтобы все оставалось по-старому, или будете искать замену? -- Он махнул рукой через улицу: -- Мы живем неподалеку, у нас свой дом еще с тех времен, когда здесь деревня была. Нас тут все знают, можете поинтересоваться, ежели желаете. -- Что ж, пусть все остается как при дяде. Он почтительно вытянулся: -- Премного благодарны! -- Кстати, почему вы решили, что я -- дядюшкин наследник? Может -- обыкновенный жулик? Он хихикнул: -- Как можно! По машине сразу и признал. Да и по повадке видно. Разве жулик станет открыто ходить по чужому дому? Притом дядюшка говорил о вас. -- Говорил обо мне? -- Ну да! Был-то он вдов, своих детей не имел. И часто говорил -- если вдруг случится беда, то завещаю все свое имущество любимому племяннику -- Вадиму Федоровичу Ромоданову. Мы вас уже который день поджидаем... -- Вы хорошо знали дядю? -- Да как сказать... Лет с полтора десятка будет. Бывало, наедет он, крикнет с порога: "Васильич, рюмку выпьешь?" Как не выпить? Ну, расспросит о том о сем, а после скажет: "Ладно, Васильич, иди, мне работать пора". Душевный был человек! -- И часто он... наезжал? -- Да не сказать чтобы очень. Все больше летом. А зимой дом, считай, пустовал. -- Отчего он умер и как? -- Я направил на старика сильный импульс. -- Одному Богу известно, -- вздохнул он. -- Постойте, разве вы не присутствовали на похоронах? -- Выходит, так, -- смутился Пономарец. -- Помер-то он, значит, не в Жердяевке и даже не в городе, а где-то за границей, в командировке. Даже не знаю, в какой стране. Ведь ваш дядюшка был, значит, из секретного института и лишнего ничего не говорил. Но однажды признался: если умру, говорит, то завещаю свое тело для научных опытов. Так что хоронить нам его не довелось. -- Он печально вздохнул. Было о чем призадуматься. Я-то после беседы с Мамалыгиным полагал, что "дядя" -- некое вымышленное лицо, необходимое для правдоподобия моей легенды. Но вот оказывается, что этот человек существовал на самом деле и исчез в тот самый момент, когда мне предложили стать агентом планеты Диар. Странная смерть где-то "за бугром"... Странное завещание относительно своего тела... Мне подумалось, что ни в квартире, ни здесь, на даче, на мои глаза так и не попалось ни одной бумажки, проливающей свет на "дядюшкину" жизнь. А ведь как ученый он должен был оставить хоры рукописей, архив... -- Гости у него бывали? -- Вот чего не было -- того не было. Очень он личный покой уважал. -- А женщины? Пономарец хихикнул: -- Никогда! Однажды я говорю ему: "Хозяин, не пора ли тебе жениться, как всем нормальным людям?" А он отвечает: "Я, Васильич, сызмальства к этому племени интереса не имею. Одна суета!" Ужимки старика мне не очень понравились. -- Дядя был прекрасным человеком, -- строго сказал я. -- Память о нем должна оставаться светлой. -- Само собой, -- понятливо кивнул он. -- Это я только вам, как молодому наследнику... А так -- ни гу-гу, даже соседям. Плутоватость старика была для меня очевидна. Может, стоило от него избавиться? Но я прикинул, что со временем смогу вытянуть из него еще кое-какую информацию. Вслух сказал: -- У меня другие привычки. Теперь в этом доме часто будут появляться гости. Работы у вас прибавится. Я согласен доплачивать, если у нас будет полное взаимопонимание. -- Не сумлевайтесь! -- заверил Пономарец, и я мог бы поклясться, что он умышленно коверкает язык. -- Будете очинно довольны! -- Рюмочку выпьете? -- С превеликим удовольствием! -- крякнул он. -- Вот ваш дядюшка, бывалоча, наедет да так крикнет с порога... -- Это вы уже рассказывали. Я провел его к машине, достал из "бардачка" бутылку и налил почти полный стакан. -- Ну, за вате здравие, молодой наследник! Он выпил со сноровкой, доказывавшей многолетнюю практику. -- Ох, хороша! Забориста! -- А что за башенка наверху? -- А-а, с хлюгером... В ней ваш дядюшка любил заниматься своими учеными трудами. И все больше по ночам. Бывалоча, вся Жердяевка спит, одно только круглое окно у него и светится. Я однажды говорю: "И охота тебе, хозяин, на эту верхотуру лазить?" А он отвечает: "У меня, Васильич, вдохновение там появляется"... -- Язык у Пономарца начал заплетаться. -- Бассейн в доме работает? -- прервал я его излияния. -- В лучшем виде! -- ухарски воскликнул он. -- Насос, подогрев, все как в аптеке. Если желаИте поплескаться, я мигом включу. -- Мигом не надо. А попозже включите. Возможно, я сегодня еще вернусь. С гостями. -- Хозяи-ин! -- Он покачнулся. -- Встретим в лучшем виде! Поручив деду навести в доме и вокруг идеальный порядок, я сел в машину и направился на лекции. * * * Мой родной институт располагался тоже за городом, только с противоположной -- северной -- стороны. Шесть корпусов -- из них три общежития -- выстроились елочкой в довольно-таки унылой местности. Тогда была мода возводить вузгородки на отшибе, словно какие-то вредоносные объекты. Сразу же за объездной дорожкой тянулись колхозные поля, которые регулярно обрабатывались ядохимикатами. Когда оттуда дул ветерок, в аудиториях -- даже при закрытых окнах -- стояли отнюдь не жердяевские запахи. Я припарковал свою "Волгу" на общей стоянке. Обычно здесь съезжались дюжины две-три "Москвичей" и "Запорожцев", принадлежавших преподавателям и студентам из имущих семей. На нашем курсе машиной не владел никто. Я уже выбрался из салона, когда со стороны города показался переполненный "Икарус". Допыхтев до остановки, он распахнул двери, выпустив из своих недр едва не полфакультета. А вот и наши корифеи -- Виталий и Олег. Оба долговязые, но спортивные. Виталий темный, Олег светлый. Идут, отчаянно о чем-то споря. Должно быть, спорили и в автобусе, не обращая внимания на давку. Интересно, если их высадить на необитаемый остров, долго ли продлится эта дружба? -- Привет, старики! Оба остановились, удрученно глядя на меня. -- Вадик, мы тебе сочувствуем. От всей души, -- сказал Виталий. Олег солидарно кивнул. -- Сочувствуете? -- сощурился я. -- А что за беда стряслась? Меня сняли со стипендии за прогулы? Или влепили выговор по комсомольской линии? Они удивленно переглянулись. -- Ну как же... -- осторожно проговорил Виталий. -- Умер твой близкий родственник... Или мы что-то напутали? Вот те раз! Надо же было сунуться к ним с сияющей рожей! Но я и понятия не имел, что слух о кончине моего дорогого дядюшки успел так широко распространиться. Четко работают диарцы! Как же выкрутиться? Я выдал первое, что пришло в голову: -- Все так, к сожалению... Мой славный дядя... Понимаете, он был большим оригиналом, верил в переселение душ и перед смертью завещал вспоминать его только с улыбкой... Они опять переглянулись, синхронно похлопали меня с двух сторон по плечам и двинулись дальше. Конечно, мне ничего не стоило воздействовать на этих гордецов биополем, вызвав у них прилив дружеского чувства ко мне. Но я не хотел легкой победы. Ребята, я сделаю так, что вы сами попроситесь в мою компанию. И тут я увидел Лорена. Вот на ком я отыграюсь сегодня! Коварный план сложился сам собой. -- Привет, старина! -- крикнул я ему. -- А-а, ты... -- Он кивнул и тут же забыл о моем существовании. Биополе я пока держал в резерве. Для начала пустим в ход оружие попроще. -- Как насчет того, чтобы малость развеяться? -- бросил я ему в спину. -- Есть тачка, свободная хата и холодильник, набитый жратвой и выпивкой. Но решать надо быстро. Купить его оказалось проще, чем я думал. -- Дело! -- Наконец-то в его глазах я заметил искорку интереса ко мне. -- Я смотрю, ты малый не промах. А тебе не кажется, что свободная хата и выпивка лучше всего сочетаются с аппетитными телками? Он даже не поинтересовался, откуда у меня такие возможности. Привык, сволочь, все получать готовым. -- Я потому к тебе и обратился, старина. Думаю, в твоей коллекции найдется что-нибудь подходящее? Он самодовольно улыбнулся: -- Я погляжу, ты мудр. -- Так что предложишь? -- Хм! Есть Томочка из "Интуриста". Подруг у нее -- море. На любой вкус. Мы это дельце живо обтяпаем. -- Приятная перспектива зажгла его. -- Ты каких больше любишь -- малышек, длинных, тощих, пухленьких? -- Не важно. Как получится. -- Зачем "как получится", если есть выбор? -- Он задумался. -- Вообще-то замечено, что каждый тянется к партнеру-антиподу. -- Он смерил меня оценивающим взглядом: -- Ты, например, худой и замкнутый, значит, мечтаешь о веселой и разбитной красотке, этаком сладком пончике, верно? -- Если следовать твоей логике, то ты с твоей ангельской рожицей и легкомысленным нравом мечтаешь о добропорядочной старой деве, -- нашелся я. Он даже растерялся: -- Парень, а ты бо-ольшой философ... -- Ладно, хватит трепаться, -- одернул я его. (Я уже мог позволить себе это!) -- Говори, куда ехать? -- К ближайшему телефону. Когда мы прошли к моей "Волге" и я по-хозяйски открыл дверцу, глаза у Лорена полезли на лоб. -- У тебя тачка? Вот эта самая? -- А ты думал, мы поедем на велосипеде? Садись! -- Послушай-ка... А она точно твоя? Понимаешь, я не люблю сомнительных приключений. -- Не дрейфь! Богатый дядька дал дуба и оставил мне наследство. Вот права. -- Эх, мне бы такого дядьку! -- искренне позавидовал Лорен, разваливаясь на сиденье и закуривая. Я высадил его возле телефонной будки. -- Будет тебе телка экстра-класса, -- сообщил он через пару минут. -- Жми к "Интуристу". * * * От парадного входа по широким ступеням величественной походкой к нам приближались две женщины той породы, о которой я мечтал, прогоняя Алину: ухоженные, элегантные, с изысканными манерами. Черненькая мне понравилась больше: чуть вздернутая верхняя губа придавала ей живость и неповторимый шарм. Однако же я сразу понял, что это подруга Лорена. Но и шатенка была хороша, несмотря на некоторую холодность во взоре. Обе были старше нас лет на семь, но это только добавляло пикантности. Последовал ритуал знакомства. -- Тамара! Валя! А это -- мой лучший друг Вадим! Ого! Быстро же я стал его лучшим другом! Красавицы сняли с себя легкие плащи, оставшись в облегающих коротких платьях. В тот год в моду входили глубокие декольте. Обе наши спутницы отдали надлежащую дань этому течению, так что сомнений по поводу зрелости их форм не возникало. Лорен и Тамара устроились на заднем сиденье, Валя села рядом со мной. Возможно, я ошибся насчет ее холодности, ибо она уже дважды ободряюще улыбнулась мне. Ободряюще и вместе с тем снисходительно. Затем демонстративно поправила платье, край которого все равно на добрую ладонь не доставал до ее круглых загорелых коленей. Не могу сказать, что Валя околдовала меня. Возможно, это оттого, что половину моих мыслей занимал Лорен. Но смотреть на ее прелести, зная, что она доступна в той же мере, что и Алина, было приятно. -- Вадим! Вперед! -- кинул клич Лорен. Не успели мы проехать и сотни метров, как на заднем сиденье началась кутерьма. В зеркальце я видел, как сладкая парочка принялась обниматься и целоваться взасос, рука Лорена скользнула под юбку любовницы. Послышался томительный стон. Внезапно Лорен резко отпрянул от нее. -- Нет! -- воскликнул он. -- Надо потерпеть. Потому что еще немного, и я захочу заняться любовью прямо здесь. -- Почему бы и нет? -- поддразнила она, то ли в шутку, то ли всерьез. -- В мчащемся автомобиле -- это было бы оригинально... -- Так-то оно так, -- согласился Лорен. -- Только я боюсь, что наш друг Вадик переволнуется и опрокинет тачку. А я пока не собираюсь на тот свет, крошка. Даже в твоих объятиях. Я, конечно, не ханжа, но эти речи, эта свобода нравов, признаться, поначалу меня смутили. Но тут я подумал, что меня, скорее всего, испытывают. Попадусь на удочку -- стану предметом язвительных насмешек. -- Да? -- удивилась Тамара, будто продолжая игру. -- Он что, такой нервный? -- Он вообще-то скромняга, -- в той же манере ответил Лорен. -- Краснеет при виде красивых женщин и теряет дар речи. Ему нравится одна девчонка из нашей группы, Жанночка, но он никак не решится пригласить ее на рюмку крюшона. А с той переспала уже половина факультета, включая наших мудрых наставников. И что ты думаешь? Даже наставники, опытнейшие мужи, не смогли довести ее до оргазма! -- А ты откуда знаешь?! -- вспылила вдруг Тамара, и, кажется, всерьез. -- Ты тоже с ней спал, да?! -- Упаси Бог, крошка, -- весьма натурально ужаснулся Лорен. -- Это же шутка, ты не поняла? Я просто хотел раззадорить Вадима. Он, видишь ли, парень трудной судьбы. Босоногое детство, общага... Перебивался, бедный, с хлеба на воду. И вдруг здорово подфартило -- его дядька скопытился и оставил ему целое состояние. Эй, крошка, ну-ка, улыбнись! Тамара молча смотрела за окошко. Обидчивая штучка! Вот и хорошо. Мне это на руку. -- Вы и вправду краснеете при виде красивых женщин? -- томно спросила Валя, щуря зеленоватые глаза. Она сидела вполоборота, опершись правой рукой на подлокотник, а левую вытянув вдоль спинки моего сиденья. Картина была впечатляющей. -- Разве вы не знаете Лорена? Это известное трепло! -- Обижаешь, парень, -- отозвался Лорен не без досады. Кажется, он не ожидал от меня столь независимого тона. -- По-моему, Лорен сегодня шутит не очень удачно, -- поддержала меня Валя. -- Правда? -- и, будто невзначай, слегка коснулась ноготками моего колена. -- Кстати, куда мы движемся? -- В Жердяевку, на мою дачу. -- В Жердяевку?! Ты слышишь, Тома?! -- Она повернулась к подруге. -- Дай мне сигарету, -- отозвалась наконец та. Я молча открыл "бардачок". Внутри лежало несколько пачек американских сигарет. В ту пору их можно было купить только в "Березке". -- О! -- Валя удостоила меня еще одним откровенным взглядом. -- Может, музыку? -- Я включил магнитофон. Полилась мелодия модного французского оркестра под управлением Мориа. Мои пассажиры притихли. Глянув в зеркальце, я увидел трогательную картину: Лорен и Тамара прижались друг к дружке, закрыв глаза, тихие, как голубки. Ну, посмотрим... Промелькнул мостик перед въездом в Жердяевку. Еще немного, и мы добрались до места. Опять начались восторги, ахи, охи; Валечка поглядывала на меня все пристальнее. Я провел гостей по дому и двору, показав им все, кроме башенки. Особое восхищение вызвал бассейн, до краев наполненный прозрачной голубой водой. (Я-то полагал, что после утреннего угощения мой сторож пьяненько спит, и подивился расторопности Пономарца. Расстарался же! Притом в шкафчике я обнаружил стопку чистых, свежевыглаженных простыней.) Выходя, я слышал, как Валя шепнула подруге: -- Вот живет парнишка, а? Это тебе не Лорена подкармливать. Наши прелестницы тут же заявили, что сядут за стол лишь после того, как окунутся хотя бы разок. Я предупредил, что накрывать будем на веранде, и пожелал им порезвиться от души. Некоторое время Лорен наблюдал, как я выставляю на стол деликатесы и бутылки, затем спросил, не скрывая удивления: -- Парень, кем же был твой дядя? -- Шпионом, -- ухмыльнулся я. -- Я в шпионы бы пошел, пусть меня научат, -- продекламировал Лорен. -- А ты? -- А я уже пошел. -- Слушай, похлопочи за меня, а? -- шутливо взмолился он. -- Могу, если откровенно ответишь на один вопрос... -- Насчет Жанны, что ли? -- ухмыльнулся он. -- Ты лично платил когда-нибудь женщинам? -- Я? -- Он чуть не задохнулся от возмущения, но тут же самодовольно заявил: -- И зачем? -- и вскинул голову, как бы предоставляя мне возможность полюбоваться его лицом античного бога. То ли разговор в машине его чем-то уколол, то ли мое неожиданное богатство раззадорило, но он вдруг разоткровенничался, заговорив назидательно-поучающим тоном: -- Есть ведь, парень, и другая сторона медали. Существуют в этом мире женщины, у которых водятся деньжата. И не только всякие там богатые старухи. Уверяю тебя. И им тоже хочется кой-чего для души. И они не скупятся на расходы. А ведь красивых мужчин мало. -- Он снова вскинул голову. -- А меня, как видишь, природа не обделила, за что я весьма ей благодарен. Знаешь, как они кидаются на меня? Знаешь, что позволяют? Как будто последний день живут на свете. Состарюсь -- обязательно напишу мемуары, вот тогда мир узнает, кто такой Лорен! -- Он выдержал паузу. -- Если бы я захотел, у меня уже давно было бы все. Куда там твоему дяде! Но я не тороплюсь. Еще годика три -- до окончания института -- попасусь в свое удовольствие, а там займусь обеспечением будущего... -- Тамара тоже делает тебе подарки? -- Нет, парень. Это тот редкий случай, когда сошлись крайности. Мы наслаждаемся друг другом и пока что взаимно счастливы. -- Он оглянулся на дверь: -- Уговор! О моих похождениях на стороне -- ни слова, ни намека. -- Затем снова принял расслабленную позу. -- А вот тебе, парень, стоило бы сделать Валечке достойный подарок. Не обижайся, но разница в классе все же чувствуется. Только без грубостей. Очень тактично. Мы ведь цивилизованные люди и должны все делать красиво... Кстати, в какой келье приземлиться нам с царицей Тамарой? Я без раздумий указал на дверь рядом с лестницей. -- А вот и мы, -- послышался мелодичный голосок Тамары. -- Не соскучились? Обе женщины появились на веранде -- разрумянившиеся и посвежевшие, повязавшись простынями на манер древнеримских туник. Зрелище было волнующим. -- Ого, как нас встречают! -- Ну-с! С легким паром! -- Лорен вскочил с кресла и схватил бутылку. -- Мы же не из бани, -- рассмеялась Тамара. -- Кстати, -- вмешался я, -- тут у меня на довольствие взята одна старушенция. Стряпает божественно. Может, закажем шашлыки? -- Прекрасная идея. -- Улыбка Вали обещала все! -- На вечер, -- решительно заявила Тамара. -- Надо же немного отдохнуть с дороги... -- Она призывно посмотрела на Лорена. Тот чувствовал себя как в родной стихии. -- Коньячок? Водочка? Ром? С чего начнем, милые дамы? Тебе, Томочка, сухого, как всегда? -- Коньяк! -- капризно потребовала красавица. -- Мне тоже, -- вторя подруге, сказала Валя. -- Чего хочет женщина, того хочет Бог, -- напыщенно заметил Лорен, легко и непринужденно входя в роль тамады. Бокалы наполнились. -- Первый тост -- за любовь! -- воскликнула Тамара. -- Нет, царица моей души! -- мягко возразил Лорен. -- Первый бокал, дорогие друзья, мы поднимаем за святого человека, благодаря которому оказалась возможной сегодняшняя встреча. Я имею в виду благороднейшего дядюшку нашего общего друга Вадима. Подумайте сами, насколько счастливо сложились обстоятельства, что Вадику выпала честь быть единственным его наследником! А если бы дядюшка был женат?! Расхаживала бы сейчас по этим чудесным коврам какая-нибудь старая карга, уныло ворча и ругая молодежь за безнравственность. Бр-р-р! Я уверен, -- патетически воскликнул он, -- что дядина душа взирает в этот момент на нас с небес и радуется нашему трогательному согласию. Так отдадим же должное его светлой памяти! Пусть и ему нальют ангелы и он выпьет вместе с нами. За дядю! Второй тост, не заставивший себя ждать, был, разумеется, за любовь. Третий -- за благополучие этого дома. Вскоре мои гости захорошели, чему я был рад. Сам я пил глоточками. Постепенно общий разговор за столом становился все более откровенным. -- Танцуют все! -- возвестил Лорен и, включив магнитофон, выдернул Тамару из-за стола. Я, естественно, пригласил Валю. "Туники" наших прелестниц оказались с секретом. Они так ловко повязали простынки, что при резких движениях края расходились, обнажая соблазнительную полоску тела от самого плеча. Лорен и Тамара вновь принялись целоваться. Валя на миг, будто случайно, прижалась ко мне, так что сквозь тонкую ткань я ощутил ее твердые соски, и тут же легко отстранилась. Но я не торопился воспылать. Не из-за ее прелестей я организовал это мероприятие. Впрочем, и любовные утехи никуда от меня не денутся. Лорен, не отрываясь от губ Тамары, уводил ее все дальше и дальше. Наконец они оказались у заветной двери и скрылись за ней. Ну, пора! Я направил на Лорена мощный импульс биополя. -- Вадим, что с тобой? -- недоуменно спросила Валя. -- Все в порядке. -- Ты какой-то... вялый... -- Извини... Сейчас пройдет. Кстати, как ты относишься к подаркам? -- Положительно. -- На ее губах появилась улыбка. Я подвел ее к серванту. В одном из отделений хранилась шкатулка с "дядиными" драгоценностями. Не знаю уж, как они у него оказались, коли он не интересовался женщинами. Выбрав изящные сережки с бриллиантами, я протянул их Вале: -- Тебе нравится? -- О Боже! Зеленые глаза красавицы вспыхнули огнем, мне даже показалось, что ее ухоженные наманикюренные ногти превращаются в коготки, когда она тянулась за подарком. -- Они твои. -- Милый! -- Теперь в ее голосе было столько искренней нежности! -- Ты меня хочешь? -- Конечно. -- Куда идти? Я молча кивнул на лестницу. Поднимаясь, она небрежно, с величавой бесстыдностью, сбросила с себя простыню. Затем, взяв меня за руку, ввела в комнату и подтолкнула к постели, шепча: -- Ложись... Нет, не так... Я умею быть благодарной... Безусловно, ей удалось бы вскружить мне голову, если бы часть моего сознания -- даже в самые сладострастные моменты -- не была направлена на Лорена. Я так неистово ненавидел этого ангелоподобного пошляка, этого эгоистичного хамелеона, что не смог в полной мере оценить умелые ласки Валентины. Наверное, поэтому мне вдруг подумалось, что вчера с Алиной, этой дешевой проституткой, я испытал более острые ощущения. Я поднялся. -- Ты куда? -- удивилась она. -- Пойду распоряжусь насчет шашлыка. Ты не против? -- Конечно, нет. А после мы повторим, да? -- Обязательно. -- Будешь возвращаться, захвати мое платье и трусишки. -- Она сладко потянулась на постели. Натянув брюки, я, насвистывая, спустился вниз, в гостиную. Лорен сидел в кресле, кутаясь в простыню, и нервно курил. Вид у него был растерянный. Я бы даже сказал, пришибленный. -- Старичок, я иду заказывать шашлычок, -- невольно срифмовал я, садясь напротив. -- Информируй свою царицу Тамару. Он провел ладонью по лицу, не слыша меня. -- Ч-черт, кажется, я перебрал. Ну и забористый у тебя коньяк! Я весело пожал плечами: -- По тебе не скажешь, что ты перебрал. Выглядишь как огурчик! -- Дьявольщина... -- пробормотал он. -- Такое со мной впервые. Я сделал вид, что не расслышал. -- Слушай, давай вмажем еще по рюмашке? За прекрасных дам и их страстных кавалеров! -- Попозже... -- Он встал и снова скрылся за дверьми спальни, где, как я знал наверняка, закончился только первый акт драмы. Я с наслаждением закурил. Какое счастье -- видеть посрамление врага! Из-за закрытой двери глухо доносился раздраженный голос Тамары -- сладкая музыка для меня. Я прошел в бассейную, разыскал в шкафчике вещи Валентины и поднялся наверх. Мое биополе по-прежнему было направлено на Лорена. Эту пьесу я намеревался довести до конца. Валентина, все еще обнаженная, сидела перед зеркалом, разглядывая свое отражение. При моем появлении она повернула ко мне сияющее лицо и провела по мочкам своих ушей, где уже красовались подаренные сережки. -- Вадик, ну скажи, что теперь я стала еще красивее! -- Ты восхитительна. -- Я протянул ей одежду. Она повесила платье на спинку кровати и, покачиваясь на стуле, призывно посмотрела на меня: -- Хочешь еще? Откровенно говоря, я не отказался бы. Но вот-вот должен был начаться заключительный акт то ли драмы, то ли комедии, и я, как автор, не хотел его пропустить. -- Хочу, но нас ждут внизу. -- А-а... наши влюбленные... -- Она неспешно принялась расправлять платье. -- Послушай, мой благоверный на следующей неделе уматывает в командировку. Я смогу оставаться у тебя на ночь. Хочешь? -- Конечно. Мы спустились вниз как раз к финальной сцене. Дверь спальни резко распахнулась. Оттуда выскочила Тамара, закутанная в простыню и злая как мегера. Она взяла со столика сигарету, поднесла ее к губам, но тут же отшвырнула далеко в сторону. -- Шашлычок уже маринуется, -- радостно сообщил я. Тамара не ответила. Взрыв назревал. Появился Лорен. Он пытался улыбаться, но это получалось скверно. Взяв сигарету, он долго чиркал зажигалкой. -- Друзья! -- воскликнул я. -- Не пора ли нам продолжить? Лорен, наливай! Он тяжко вздохнул: -- Что-то я сегодня не в форме... -- Надо меньше таскаться по бабам, если имеешь дело с порядочной женщиной! -- сорвалась Тамара. -- Тогда всегда будешь в форме! Валя удивленно вскинула голову. Все еще поглощенная созерцанием сережек, она проглядела перемену в поведении приятелей. -- Это я-то таскаюсь?! -- вспылил Лорен. -- Да я уже полгода ни на кого другого не смотрю! Скоро совсем евнухом заделаюсь. -- Полгода?! -- яростно выкрикнула Тамара. -- Думаешь, не знаю, что ты регулярно трахаешься с Валькой?! За дурочку меня держите?! -- Тамара, как тебе не совестно... -- сощурилась Валентина, великолепно разыгрывая искреннее возмущение. -- Заткнись, сучка! -- Ну, знаешь, милая... Придержала бы язычок. На самой клейма негде ставить. Да-а... Блестящей получилась концовка. Я, признаться, и не надеялся на подобное. Как автор, я мысленно аплодировал себе. -- Твари! -- бушевала Тамара, впадая в транс. -- Они еще меня же упрекают, б...и! Да пошла ты подальше, любимая подруга! А ты, красавчик, хрен моржовый, займись, пока не поздно, своим стерженьком! Что-то он стал у тебя слишком мягким! И не вздумай мне больше звонить! -- Она раздраженно пнула стул и опрометью бросилась к бассейну. За одежкой, надо полагать. -- Лорен! -- Я посмотрел на опозорившегося бонвивана. -- Беги за ней, не дай Бог, утопится. Мрачнее тучи, он проследовал за любовницей (бывшей?). Валя подошла ко мне и легким движением взъерошила мои волосы. -- Тамара -- истеричка. Да и фантазерка к тому же. Все, что она сказала о нас с Лореном, -- выдумка. -- Ее чистые глаза излучали трогательную невинность. -- Завтра сама прибежит извиняться. Но мне ее заскоки уже осточертели. Знаешь, Вадик, а пусть они оба проваливают ко всем чертям со своей любовью! Хочешь, останусь на ночь? Дома будет скандал, но я останусь. Хочешь? Нет, я уже не хотел. Я призвал биополе, возбудив у Валентины страстное желание позаботиться о несчастной подруге. В комнату вновь ворвалась Тамара и решительно остановилась возле меня. -- Отвезите меня в город! -- Томочка, я бы с удовольствием, но дальше первого поста ГАИ мне не уехать. Она едва не испепелила меня ненавидящим взглядом. -- Вы тут все заодно! -- Ее губы прыгали. -- Дай Бог, чтобы этот дом сгорел! Чтоб он провалился сквозь землю! Чтобы его разорвало! Она круто развернулась на каблучках и быстро выбежала, громко хлопнув дверью. -- Валя! -- Я пристально посмотрел на недавнюю партнершу. -- Ее нельзя оставлять одну. Видишь, в каком она состоянии? Вот деньги на такси. -- Кажется, ты прав. -- Она взяла деньги, горячо поцеловала меня в губы, затем сунула в руку бумажку: -- Мой телефон. Позвони, когда захочешь. -- С удовольствием, милая. Когда она вышла, я смял бумажку и бросил в пепельницу. Лорен сидел будто пришибленный мешком. -- Не переживай, -- философски изрек я. -- Завтра помиритесь. -- Да при чем здесь Тамара! -- воскликнул он. -- Первый раз со мной такое, понимаешь?! -- Послушай, Лорен, не делай трагедии из пустяка. -- Хороши пустяки! -- Плюнь! Сейчас выпьем, закусим... Или вот что... Давай пригласим других дам? Попробуешь еще разок. Вдруг получится? Он посмотрел на меня как на привидение, поднялся и вдоль стеночки скользнул к выходу. -- Старичок, теперь ты знаешь, где можно славно повеселиться, -- напутствовал я его. -- Приходи в любое время. Один или с девицами. Всегда рад тебя видеть. Лорен вдруг сиганул, как заяц, в открытую дверь, а там его и след простыл. Я вышел во двор и устроился на лавочке под разлапистыми соснами. Хорошо! Калитка медленно открылась. На кирпичную дорожку ступила румяная и полная благообразная старуха, этакая бабушка-сказочница, бабушка-няня, закутанная в три платка. -- Здравствуйте, Вадим Федорович! Мой дед передал, что вы велели прийти. Ага, вот она какая, Фекла Матвеевна! -- Не велел, Фекла Матвеевна, а просил. -- Наверное, хотите, чтобы я приготовила ужин, -- продолжала она, улыбаясь. -- Я хочу, Фекла Матвеевна, -- ответил я, -- чтобы вы посидели немножко рядом со мной и рассказали про моего дядюшку. -- Да уж не знаю, чего и рассказывать, -- развела она руками, однако на скамеечку села. От нее пахло топленым молоком и свежим хлебом. -- Что он был за человек? -- Человек как человек. Приличный. Вежливый. Порядок в доме любил. -- Вы приходили убирать в башенке? -- Это на верхотуре? А как же! Там-то он и писал свои бумаги. Ночи напролет. -- Писал или печатал на машинке? -- Никаких машинок я у него не видала. Рукой он писал. Шариковой ручкой. А вот что да зачем -- врать не буду. Свои бумаги он всегда держал под замком. Ничего на столе не оставлял. А хоть бы и оставлял -- мне без разницы. Я его каракули еле-еле разбирала. Да и сама не шибко грамотная. -- Про какие каракули вы говорите? -- Ну как же... Он сидел в своей башенке когда до шести утра, когда до семи, а после укладывался на боковую. А мне, значит, оставлял записку, что приготовить на обед да что по дому сделать. Вот и гадала иной раз по целому часу, что он там такое написал: то ли винегрет просит, то ли виноград. А перепутаешь, он сердится. А разве я виноватая? Сколько раз просила: "Юрий Михайлович, да напиши ты разборчивей, я и не напутаю". А он: "Ладно, ладно". А сам -- опять по-старому. Нет, хороший человек был ваш дядюшка, грех жаловаться, вот только почерк имел совсем скверный. -- У вас остались эти записки? -- Зачем они мне? -- простодушно удивилась она. -- Прочитаю -- да в печку. Не люблю, когда в доме собирается сор. -- Тут она снова посмотрела на меня: -- Так приготовить вам ужин? У меня вдруг разыгрался аппетит. -- А не состряпаете ли пельмени, а, Фекла Матвеевна? -- Это можно, -- покладисто кивнула она. -- Пельмени у меня как раз фирменное блюдо. Ваш дядюшка уважал их без памяти. Бывало, по две сотни за раз откушает. Вам какие -- сибирские, уральские? С маслицем, с уксусом? Или, может, обожаете со сметанкой? -- На ваше усмотрение, Фекла Матвеевна. -- Не сомневайтесь, -- по-домашнему улыбнулась она. -- Жить будете как у Христа за пазухой. * * * Над Жердяевкой быстро сгущались сумерки. Я остался один в этом огромном доме. Медовый запах весенней зелени проникал в раскрытые окна. Тишина была полной, лишь иногда где-то в стороне стучала электричка. Двор, обсаженный по периметру кустами и деревьями, казался изолированным от всего мира. Иногда в недрах дома скрипела половица или ступенька, и тогда казалось, что это дядя -- или его призрак -- бродит по бывшим своим владениям. Неожиданно я вспомнил, что у меня и вправду был дядя -- Юрий Михайлович -- сводный брат моей матери. Но они с детства росли в разных семьях и даже не переписывались -- связь была утрачена. Лишь однажды по какому-то случаю у нас дома возник разговор о мамином брате, и моя память, оказывается, сохранила его имя. Надо будет съездить к матери да расспросить о нем поподробнее. Я поднялся в башенку и, включив свет, расположился за столом перед пишущей машинкой. Неважно, откуда она взялась. Хотя -- тоже вопрос. Вставил в каретку чистый лист бумаги. Печатать я не умел, но надеялся овладеть этим навыком. Совсем недавно у меня возник сюжет нового рассказа. Несколько первых абзацев уже отшлифовались в сознании. Я принялся печатать одним пальцем: Наш спасательный крейсер "Гепард" достиг планеты Скалистая Пустошь в звездной системе Амальбара. За последние полгода здесь бесследно исчезли два коммерческих звездолета. Пропажу первого еще можно было списать на роковую случайность. Но когда в том же секторе при тех же загадочных обстоятельствах сгинул второй корабль, стало ясно, что дело нечисто. Потому-то к Скалистой Пустоши и был направлен "Гепард"... Замысел рассказа казался мне оригинальным, но ведь произошло столько событий! Я стал агентом планеты Диар! Может, я -- единственный из фантастов, пусть даже и начинающих, кто контактирует с внеземным разумом. Не лучше ли мне подождать, пока эти контакты оформятся определеннее? Наверняка мое творчество получит невиданный импульс. Я совершу прорыв в избранном жанре. Говорил же кто-то из великих, что плод должен созреть. Куда мне торопиться теперь, когда мне обещана долгая и спокойная жизнь? Пусть зелень нальется сладким соком. А пока... Разве мало в жизни других радостей? Задал же я сегодня перцу Лорену, перессорил близких подруг, которые поначалу собирались поднять меня на смех, -- чем не наслаждение? А завтра затею новую кутерьму... Я встал из-за стола и отправился в постель, пожалев, что не оставил Валентину на ночь. Находиться одному в темном уединенном доме было жутковато... * * * Поднялся я ранним утром. Живой и невредимый, несмотря на странные, полукошмарные сны. Завтракать после вчерашней обжираловки не хотелось. Я поплескался в бассейне, вспоминая гримасу Лорена, с которой тот сбежал со двора. Хорошо! Одевшись, выпил чашку кофе и вывел машину за ворота. После недолгих колебаний решил заскочить домой, чтобы облачиться посногсшибательнее, -- сегодня на очереди стояла Жанна. Мне не терпелось удостовериться, так ли она доступна, как распинался о том Лорен, оплошавший любовник. Асфальт летел под колеса, свежий ветерок приятно обдувал лицо, жизнь обещала радости, удачи, блаженство... Я и не заметил, как домчался до дому. Я -уже подходил к подъезду, когда за густым кустарником, которым была обсажена дорожка, послышался подозрительный шум. Передо мной появилась... Алина. Вид у нее был великолепный: прическа взлохмачена, под правым глазом синяк; платье на боку разорвано. Дрожа то ли от страха, то ли от утренней прохлады, она бросилась ко мне. -- Миленький, у тебя машина? Вот как здорово! Давай отъедем подальше, я должна рассказать тебе кое-что интересное. Я здесь полночи караулила, замерзла, как бездомная кошка... Не очень-то мне хотелось вступать в беседу с этой девицей, но она выглядела такой жалкой и напуганной, что спровадить ее, не выслушав, я не мог. Я кивнул на "Волгу": -- Ладно, садись. Но имей в виду -- времени у меня мало. Говори только по делу. Твои фокусы больше не пройдут. Она судорожно всхлипнула. Сразу же за домом был тихий тупичок, туда я и свернул. Мне не улыбалось, что кто-нибудь из соседей увидит меня в обществе шлюхи, получившей, очевидно, на орехи, о чем я ее, кстати, и предупреждал. -- Выкладывай. -- Ты не представляешь, что со мной было! -- затараторила она. -- Прихожу вечером домой, а меня уже ждут. Видишь, что они со мной сделали? Все добивались, кто ты такой да где живешь. Чуть пальцы не сломали. Но я тебя не выдала. Сказала, что ехали в машине и дорогу я не запомнила. Они не поверили, грозились... А потом я убежала, -- Алина разревелась. Я, признаться, ничего не понял. Но ее надрывные завывания раздражали. -- Утрись! -- Я протянул ей чистый носовой платок. -- А теперь расскажи то же самое, но нормальным человеческим языком. Кто тебя избил? -- Громилы Кителя. -- А кто такой Китель? -- Да ты что, Вадик?! Ну, тот тип из "Волнушки". Которого перемазали салатом. Ах, тот самый... Краснорожий с чубчиком... -- Почему -- Китель? Это кличка? Он что -- уголовник? Она даже обиделась: -- Скажешь тоже, уголовник! Вовсе даже нет. Большой начальник! Заведующий торговой базой. Вот. Это его так прозвали -- Китель, а настоящая фамилия -- Когтев Константин Петрович. -- Нелогично. Если он большой делец, то и прозвать должны были Когтем, а не каким-то там задрипанным Кителем. -- Откуда мне знать! Просто раньше он ходил в кителе, так и прилипло. -- Ну ладно. Отставим филологические изыски. Чего он хочет, этот Коготь-Китель? -- Господи! -- опять запричитала она. -- Я ведь предупреждала, он отомстит! -- Не понимаю, чего ты мучаешься? Расскажи этим придуркам все, что знаешь. С любыми подробностями. Я не обижусь. Ее глаза страшно округлились. -- Как ты можешь шутить?! Он ведь убьет тебя. Понимаешь, убьет! -- Алина, все, -- устало сказал я. -- У меня нет времени на пустяки. Иди домой. Прими душ и передохни перед очередной вылазкой за клиентурой. А мне пора. Она как клещ вцепилась в мой рукав. -- Миленький, у тебя ведь есть деньжата? Давай махнем на море, а? Там сейчас солнце, фрукты, все веселятся, загорают... Снимем отдельную комнату. Там он нас не найдет. А я буду тебя любить. Сильно-сильно. Я чуть не расхохотался ей в лицо. Так вот в чем дело! Она придумала дрянную пьеску в надежде, что я обеспечу ей вояж к теплому берегу. Синее море, белый пароход. Бедная дурочка! -- Иди, Алина. -- Я открыл дверцу с ее стороны. -- Да куда же мне идти?! -- воскликнула она, заламывая руки. -- Теперь мне все равно не будет житья в этом городе! Он и мне ни за что не простит, потому что я была с тобой и видела его позор. Даже не так Китель, как Макс! -- Вот уж не думал, что ты такая пугливая, -- вздохнул я. -- Клянусь, дело выеденного яйца не стоит. Но сейчас мне нужно в институт. Так что операция "Защита" откладывается до вечера. -- Миленький, мне до вечера и спрятаться негде. Они уже ищут нас с тобой по всему городу. -- Алина! Во-первых, успокойся. Я могу тебя спрятать в надежном месте на два-три дня. А во-вторых, выберу время, чтобы заняться этими пройдохами. Гарантирую -- вскоре ты сможешь спокойно вернуться к своему бизнесу. Никто тебя и пальцем не тронет. Кстати, где мне разыскать Кителя? -- Говорю же -- он заведует торговой базой. -- Какой именно? Их много. -- Не знаю точно. -- Проблема. -- По вечерам он часто бывает в "Волнушке", -- вспомнила Алина. -- Чудесно. Я сделаю так, что у него навсегда пропадет желание грозить мне и моим знакомым. Он -- круглый дурак, если задумал устроить мне пакость. Считай, его карьера в нашем городе подошла к концу. Ее взгляд стал чуточку осмысленнее. -- Почему-то я тебе верю... Я дал задний ход, выводя машину из тупичка. -- Куда ты меня везешь? -- Пока на вокзал. Там найдем такси, и я все объясню. Я вырулил на проспект и перестроился в левый ряд. Алина вертела шеей как марионетка. -- Так я и знала?! -- воскликнула она, обнаруживая панический страх. -- Что еще? -- Машина Макса! Они нашли нас! Вот чертовщина, еще и Макс какой-то! -- Кто