такой Макс? -- Его главный прихлебай. Порядочный подонок. Это он разукрасил меня. Животное! Теперь они нас достанут! Мы пропали! -- Самообладание окончательно покинуло ее. Я глянул в зеркальце. Сзади шел плотный поток машин. -- Какая его? -- Зеленые "Жигули". Я присмотрелся внимательнее. -- Усатый пижон в темных очках на сытой роже -- это и есть Макс? -- Да... Кажется, именно Макс ткнул вчера своего босса носом в салат. Значит, вознамерился заслужить прощение? В машине сидели еще двое амбалов. Вид у них был довольно свирепый. Я позволил "Жигулям" вплотную приблизиться к нам и сосредоточился. Импульс биополя послан! Автомобиль тут же вильнул и, вылетев на тротуар, свободный от пешеходов, врезался правым крылом в бетонную тумбу. Конечно, я мог бы устроить им аварию покрупнее, но не хотелось крови и переломанных костей. А они теперь призадумаются. Не знаю уж, какие выводы сделала Алина, но она бросилась мне на шею, перекрывая обзор. -- Миленький, ты просто чудо! Я отстранил ее. -- Если будешь выражать эмоции подобным образом, мы угодим в переплет похлеще, чем Макс с приятелями. Все же я не мог отказать себе в удовольствии сделать разворот, чтобы проехать мимо разбившихся "Жигулей". Трое громил уже выбрались на тротуар и почесывали помятые бока, кривясь и нехорошо ругаясь. У обочины тормозил "уазик" гаишников. Я посигналил и сделал Максу ручкой. Пламенный привет Кителю! В свою очередь Макс погрозил мне кулаком. Похоже, меня он узнал мгновенно. На привокзальной площади я припарковал машину на стоянке, затем пристроил на коленях блокнот и нацарапал записку: "Иван Васильевич! Фекла Матвеевна! Подательнице сего оказать радушный прием. Устроить удобный ночлег, поить и кормить вдоволь. Но и приглядывать за ней -- ибо оной дамочке присуща нездоровая любовь к чужим вещам. Заберу ее лично через два-три дня. Возможно, несколько позднее, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. С приветом, Вадим Ромоданов. P. S. Купите ей новое платье и белье". Записку я старался писать каллиграфически, помятуя о сетованиях Феклы Матвеевны относительно почерка моего дядюшки. Вкратце объяснил Алине, что ее ожидает и как следует себя вести, оказавшись в Жердяевке. Первый затормозивший таксист мне не прнравился -- слишком блудливые глаза для такой пассажирки. Зато второй был в самый раз -- добродушный пожилой простак с повадками закоренелого семьянина. Я объяснил ему, куда ехать, заплатил вдвое, ему же вручил записку с просьбой передать лично в руки Пономарцов, и махнул Алине: -- Карета подана! Она крепко взяла меня за руку. -- Ты и вправду не боишься? -- Нет. Чего и тебе желаю. -- Ты и вправду все можешь? -- Все, что душа пожелает. -- А ты скоро меня заберешь? -- Как только, так сразу. -- А вспоминать будешь, хоть иногда? Хотите верьте, хотите нет: она смотрела на меня влюбленными глазами. * * * С этими нежданными заморочками я едва успел к первому звонку. Большая покатая аудитория, в которой сейчас собрался весь наш поток -- четыре группы, -- глухо гудела. Ближе к кафедре -- как раз по центру -- расположились оба наши гения -- Виталий и Олег. Вокруг кучковались корифеи помельче. Жанночки сегодня не было. Она -- не самая прилежная студентка и частенько пропускает лекции. Сбоку, возле прохода, в позе роденовского "Мыслителя" сидел Лорен. Похоже, его до сих пор пожирали тайные страхи. Вот хлопнула дверь, и в аудитории установилась мертвая тишина. На кафедру взошел профессор Ермолин -- гроза не только хвостистов и прогульщиков, но и "быстрых разумом невтонов". Ермолин вел курс начертательной геометрии и был твердо убежден, что ни один студент не в состоянии постичь сию науку в совершенстве. Высшая оценка, которую он иногда применял, -- "весьма хорошо". На вид Ермолин был добродушным стариканом с благообразной улыбкой. Но стоило кому-нибудь громко кашлянуть, как он оборачивался, внимательно смотрел на нарушителя и изрекал: "Молодой человек! Если вам неинтересен данный многотрудный предмет, прошу совершить променад". Все знали, что память у старика отменная, и попавший на заметку автоматически недоберет балла на экзамене. Поэтому на его лекциях стояла полная тишина. Голова у Ермолина была совершенно лысая, на самой макушке сидел некий убор, который он не снимал ни зимой, ни летом. Наши остряки прозвали сей убор ермолкой, хотя на самом деле это была обыкновенная цветная тюбетейка. О ней ходили легенды. Рассказывали, что много лет назад один студент-бедолага, доведенный до отчаяния придирками профессора (тогда доцента), обрушил на его темечко мощный удар циркулем. С той поры на голове Ермолина зияет безобразная рана, которую он вынужден скрывать ермолкой, особенно после того, как совершенно облысел. Существовали разные варианты этой легенды: бил, мол, не двоечник, а отличник, которому тот завалил повышенную стипендию; бил не циркулем, а графином; и так далее, и тому подобное. Но все сводилось к одному: на голове у Ермолина страшная рана и оттого он носит ермолку. Никто ни разу не видел его обнаженной головы. Итак, лекция началась. Народ принялся строчить конспекты и срисовывать проекции. Один Лорен задумчиво смотрел в окно. И тут меня посетила забавная идея. Я вырвал из тетради листок и написал: "Спорим, что через десять минут профессор снимет ермолку?" Записка поплыла по рядам и достигла адресатов -- Виталия и Олега. Задал же я им задачку! Выждав положенный срок, я сосредоточился на Ермолине. Профессор как раз стоял спиной к аудитории, вычерчивая на доске очередную проекцию. Вот его левая рука потянулась к затылку и... Эффект был потрясающим! Голова профессора оказалась совершенно гладкой. Как колено. И -- никакой раны. Вся аудитория ахнула как один человек. По-моему, даже стекла в окнах задребезжали. Ермолин надел тюбетейку и недоуменно обернулся: -- Что случилось, друзья? Я ошибся? Ответом было гробовое молчание. Рухнула студенческая легенда, десятилетиями любовно передаваемая из поколения в поколение. После лекций я направился в общежитие. Надо бы забрать кое-какие вещи, главным образом рукописи, которые хранились в тумбочке. Кроме того, поскольку весть о моем наследстве распространилась широко, не помешает помянуть моего любимого дядюшку. Пусть ребята видят, что я остаюсь славным малым, своим в доску. Вот и она, моя 521-я комната. Тут же нашлись добровольные гонцы, резво побежавшие по магазинам. Вскоре скромный товарищеский обед перерос в грандиозный ужин, а далее -- в ночной кутеж. Набилась полная комната. Про дядю забыли быстро. Гонцы только и успевали сновать до магазина и обратно. Напился я в стельку. Позже мне рассказывали, что, спустившись на третий этаж, я долго колотил в дверь Жанны, выкрикивая: "Жанна! Выходи за меня замуж! Выходи, Ж-ж-жанна! Поедем в Ж-ж-жердяевку!" К счастью или несчастью, она не ночевала в общежитии. А вот мне стоило бы немедленно завалиться спать. Но я решил ехать домой -- и баста! После долгих уговоров меня шумной гурьбой проводили до машины. Мотор послушно завелся. Ну, поехали! Чего мне опасаться? Инспектора ГАИ? Да я в секунду внушу ему, что не пил ни капли. В этот поздний час шоссе было абсолютно свободно, я гнал и гнал. Но когда на одном из поворотов машину занесло и она промчалась впритирку с дубом-великаном, мне оставалось только поблагодарить судьбу. Для водителей существуют и другие неприятности, кроме инспекторов ГАИ. Дереву не внушишь, что ты не пил. Мне хватило ума снизить скорость. До дому добрался благополучно, однако поставить машину в гараж уже не оставалось сил. Ну и хрен с ней! Украдут -- куплю другую, еще лучше. Ввалившись в темную прихожую, я потянулся к выключателю, но тут мои ноздри наполнились едкой массой. Сознание помрачилось, я провалился в бездну. * * * Где-то далеко-далеко, за тысячью закрытых дверей, чуть слышно звонил колокол. Затем двери -- с дальнего конца -- начали распахиваться все стремительней. И вот невыносимой силы звук, способный разорвать барабанные перепонки, накрыл меня своими чудовищными волнами. Я слабо вскрикнул и... очнулся. Стояла полная тишина. Было ощущение, что я нахожусь в какой-то тесной и темной норе со спертым воздухом. Некоторое время я лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Мы здорово поддали в 521-й... До дому я добрался... Вошел в квартиру... Кажется, свалился в прихожей... Но почему такой кромешный мрак? Надо включить свет... Я попытался встать, но не тут-то было. Внезапно мне открылась страшная истина: мои руки и ноги привязаны -- по отдельности -- к каким-то опорам, на глазах -- плотная повязка, наползшая краем на губы, отчего и дышится так трудно. А может, я все еще сплю и меня душат пьяные кошмары? Раздался отвратительный скрежет, будто по струнам провели рашпилем. Чей-то голос произнес: -- Кажись, очухался... Второй: -- Приведи в норму. В следующую секунду на меня обрушилась ледяная Ниагара. -- Ну что, баламут, теперь ты убедился, каково шутить с почтенными людьми? -- раздался рядом громовой голос. Очень знакомый. Где-то я его слышал. И совсем недавно. Но где? Однако зачем гадать? Кем бы ни был этот человек, сейчас я пошлю ему мысленный приказ наклониться, снять с моих глаз эту дурацкую повязку и освободить от пут. Вот сейчас он подчинится, сейчас... Но вместо этого мой невидимый враг торжествующе продолжал: -- Когда машина с моими парнями долбанулась в тумбу, я раскусил тебя окончательно. Я на все сто понял, кто ты таков. Ты -- гипнотизер! Честно говоря, никогда не верил в эти штучки, но теперь вижу, что зря. Китель! Это Китель! Мне мгновенно вспомнились предостережения Алины. Этот человек оказался гораздо опаснее, чем я предполагал. Но что творится с моим биополем?! Лихорадочно я принялся посылать новые сигналы. "Сними повязку! Отвяжи! Упади на колени! Моли о пощаде!" Но он продолжал: -- Ты оказался большим пронырой. Я тебя недооценил, признаю. Но на всякий хитрый болт есть своя гайка. И уж я закручу ее до упора, не сомневайся. Биополе не действовало! Я лишился чудесного дара! Но почему, почему?! Мне вспомнились жуткие истории о том, на какую мучительную смерть обрекают бандиты провинившихся, и, не стану кривить душой, я готов был обмочиться. -- Однако тебе повезло, приятель. Жизнь столкнула тебя с умным человеком. Цени и помни! Будь я примитивным дегенератом, вроде Макса, давно бы велел своим ребятам для начала выколоть твои паршивые гляделки, вот и конец гипнозу, ха-ха-ха! Что-то не приходилось слышать о слепых гипнотизерах. Но я даю тебе шанс выкрутиться. Я готов забыть об обиде при условии, что ты будешь работать на меня. Я не понимал смысл слов. Мысли были об одном: биополе не действует, я в руках гнусной шайки! -- Чего молчишь?! -- взревел вдруг Китель. -- Я не собираюсь с тобой цацкаться! Макс! Макс? Тот самый, чью машину я направил на тумбу? Усатый крепыш, избивший Алину, переполненный ненавистью ко мне... Грубая рука схватила меня... Я закричал от острой боли. Кажется, эта двуногая тварь отрезала мне ухо. Я чувствовал, как по шее стекает теплая струйка крови. -- Эге, а ты, оказывается, слабак, -- как бы удивляясь, хмыкнул Китель. -- Чего орать-то по пустякам? Подумаешь, отрезали тебе мочку. Да и то не всю. Так, кусочек... Никто и не заметит, а до свадьбы заживет. Зато теперь ты должен понять, что имеешь дело с серьезными людьми. И если тебя спрашивают, нужно вежливо отвечать. Макс, залепи ранку! Мною овладело позорное желание молить его о пощаде, пасть на колени, целовать его руки, ботинки... Боясь еще пуще разозлить этого страшного человека, я пробормотал: -- Мне надо подумать... Я устал... Ухо горело. -- Ладно, я человек покладистый, -- неожиданно возвестил Китель. -- Когда меня просят по-хорошему, всегда иду на уступки. Похоже, тебе, приятель, и вправду надо малость оклематься. Ну-ка, Макс, влей в него для бодрости глоток. Да смотри, чтобы не захлебнулся. Так, хорошо... Думай, приятель! Но не воображай, что тебе удастся провести нас. Я разных хитрецов перевидал на веку немало. Потому все предусмотрел. Для тебя приготовлен один подарочек. Какой -- скоро узнаешь. Через полчаса я вернусь, и если снова будешь кобениться, то отрезанный кусочек станет самой крупной частью из того, что от тебя останется. Понял?! Головорезы ушли. Итак, я выиграл полчаса, но какая мне в том радость? Ожидание пытки лишь нагнетает страх. Эх, если бы действовало биополе... Я принялся осыпать себя горькими упреками за собственное легкомыслие. Как бездарно я распорядился поистине безграничными возможностями! Пьянки, пошлые утехи... Я подвел Мамалыгина, напрочь дискредитировал себя в глазах инопланетян... О, если бы они пришли мне на помощь! Клянусь, я переродился бы духовно! На всей Земле не нашлось бы человека более осмотрительного и трезвого. Я вел бы достойную жизнь, полную трудов и забот, а мои нравственность и выдержка служили бы примером для окружающих. Но что же делать?! Мамалыгин! -- вдруг ослепительно вспыхнуло в сознании. Надо каким-то образом информировать о моей беде Мамалыгина, а уж он-то вырвет меня из кошмарного плена. Да, но как достучаться до него?! Ничего путного за эти полчаса я не придумал, но сама мысль о Мамалыгине несколько укрепила мой дух. Появилась смутная надежда. Я не знал, чего хочет от меня Китель, но интуитивно понимал: сейчас главное -- тянуть время, соглашаться на все его требования, а там -- поглядим. Но какая сволочь этот Макс! Хотя мои глаза были завязаны, я чувствовал, что гнусное задание своего хозяина он выполняет с наслаждением. Законченный садист! Возможно, для меня он более опасен, чем Китель. Тому я для чего-то нужен, а Макс яро ненавидит меня -- всеми фибрами своей темной животной души -- и при случае медленно размажет по стенке. Кайфуя при этом... Опять шаги... -- Оклемался? -- Скажите внятно, чего вы от меня хотите? -- ответил я вполне твердым тоном. -- Чего я хочу? -- хмыкнул Китель. -- А вот чего! Есть люди, которые меня не очень-то любят. Но мне эти люди нужны, и я желаю, чтобы они меня полюбили. Есть у меня враги. От них я хочу избавиться. Ты -- гипнотизер. И очень умелый. Я это сам видел. Вот и послужи мне. Теперь все понял? -- В общем, да, -- выдавил я. -- Уже лучше! Думаю, мы сработаемся. Со мной все срабатывались, кто мне нужен. Начнем сегодня же. -- Сегодня так сегодня. -- Макс! -- позвал он, и я непроизвольно сжался, не зная, какой новой гадости ожидать. Но на сей раз ничего страшного не произошло. Просто на моем горле защелкнулось нечто вроде большого металлического браслета. -- Еще одно наставление, и с тебя снимут повязку, -- сказал Китель. -- Но постарайся крепко запомнить все, что услышишь. Это в твоих интересах. Тебе на шею надели обруч с внутренним замком. Этот обруч мне привезли издалека... Дороговатая штука, но полезная. Умные люди изобрели, чтобы сбивать спесь с несговорчивых упрямцев. Это радиоуправляемая бомба. С внутренней стороны идет тоненькая прорезь. Стоит передать сигнал, как происходит взрыв, тихий, неслышный, но голову срезает, как бритвой. Вот сядешь жрать, а твоя башка тебе же упадет в тарелку, понял? Ха-ха-ха! -- Похоже, черный юмор не был чужд этому проходимцу. -- Зачем же тратить на меня такую редкую вещь? -- Слушай дальше. В надежном месте сидит мой верный человек, у него радиопередатчик и единственный ключ от обруча. А теперь навостри уши до предела. Сейчас мы тебя развяжем. Но если начнешь хитрить, гипнотизировать меня или Макса, словом, если хоть что-то будет не так, мой человек при малейшем подозрении врубает сигнал, и ты остаешься без башки. Понял? -- А если ваш человек напутает? Или просто захочет поиграть с передатчиком? Напьется, наконец? -- Не дрейфь! Это железный человек! И не глупее нас с тобой. Все будет зависеть только от твоего поведения. Если ты себе не враг -- делай, что говорят. -- Не очень понятно, какие инструкции имеет ваш железный человек? -- Инструкция у него очень простая: если я соглашаюсь снять этот обруч, значит, ты меня загипнотизировал, и он сразу жмет кнопку. -- Но тогда выходит, что я на всю жизнь обручен с этой штуковиной! Китель рассмеялся: -- Не лезь вперед батьки в пекло. Есть еще другая инструкция. Но про нее -- в свой черед. Снимем с тебя обруч, когда придет время. Если заслужишь, конечно. Я снова ощутил грубые прикосновения. Держу пари, что это Макс освобождает меня от пут. Я медленно разлепил веки и приподнялся со своего ложа -- жесткой кушетки. Я находился в мрачном помещении без окон. Цементный пол, бетонные стены, по которым сочилась влага... Настоящий склеп! Над низкой дверью тускло горела лампа, освещавшая две отвратительнейшие хари. Признаться, я плохо помнил своих мучителей по первой встрече, и сейчас присмотрелся к ним внимательнее. Китель -- он стоял враскорячку в двух шагах от меня -- был плотный, багровый мужчина лет пятидесяти с большим грушеобразным носом. Его рыжеватый чубчик, по мальчишески зачесанный на низкий лоб, придавал ему несколько комичный вид. Но выражение маленьких васильковых глаз не располагало к шуткам. Жаль, что я понял это слишком поздно. Вопреки прозвищу, на нем был дорогой, хотя и несколько мешковатый костюм, светлая сорочка и черный в косую красную полоску галстук. Весь его облик излучал мощную жизненную энергию. Макс был строен и мускулист, наверняка его реакции могла позавидовать пантера. Его физиономию провинциального ловеласа искажала гримаса, вызванная, как легко было догадаться, огромным желанием немедленно расправиться со мной. Казалось, под его холеными усиками вот-вот появятся клыки, которыми он примется рвать мою плоть. Я даже чуял его специфический запах -- запах непримиримого врага. На лбу у Макса вздулась солидная шишка, правую щеку и подбородок украшали царапины -- по всей видимости, результат вчерашней аварии. Я почувствовал себя в роли героя известного рассказа Джека Лондона "Потерявший лицо", который прилагает невероятные усилия лишь затем, чтобы найти легкую смерть, которая избавила бы его от ужасных пыток. И одновременно появилась уверенность, что я выкручусь. Время, мне нужно время. -- А если я не сумею угодить вам? -- начал я торг. -- Ведь получается не всегда. -- Останешься без кочана, -- лаконично отчеканил Китель и добавил: -- Макс, дай ему зеркало! Глухо ворча, тот протянул мне круглое зеркальце. Трепеща, я заглянул в него, страшась увидеть обезображенное лицо. Но нет -- ухо было цело, за исключением нижней части мочки. Но сколь велик ущерб, судить было трудно -- они неумело залепили ранку уродливо скомканной полоской лейкопластыря, который стал коричневым от запекшейся крови. Будто прочитав мои мысли, Китель известил: -- Ты не обижайся на нас из-за уха. Надо было проверить -- ты дьявол или все же из плоти. Не журись! Еще благодарить будешь. Но смотри: начнешь врать -- тут коту и крышка! -- Врать я не собираюсь, но поймите, и вправду не всегда получается. Китель грозно сдвинул брови: -- Приятель, по-моему, тебя уже понесло... -- Сволочь! -- не сдержался Макс и стиснул кулаки. -- Тогда, в кабаке, а после на проспекте у тебя все получилось в лучшем виде. Чего туфту толкаешь?! Фраер дешевый! -- Погоди, Макс, не суйся, -- приструнил подручного Китель. -- Я все же думаю, мы столкуемся. Верно, Вадим? Наступил ответственнейший момент. Именно сейчас я должен был направить разговор в новое русло. -- Давайте говорить в открытую. -- Я напустил на себя деловитость. -- А как же иначе! -- Я никакой не гипнотизер, -- решительно заявил я. -- Чего-о? -- сразу же набычился Китель. -- Я воздействую на окружающих своим биополем. Природа дала мне такое свойство. Краснорожий поморщился: -- Биополе, гипноз -- мне все это до лампочки. Что в лоб, что по лбу. Я в этих вещах не разбираюсь. Да и не хочу. Ты должен выполнять мои указания. Четко и точно. Чтобы был результат. А как ты его добился -- биополем, гипнозом, чертом, хреном -- мне плевать! -- И все же вам придется вникнуть в некоторые детали, -- заметил я с уверенностью обреченного. В сущности, я пускался в путь по лезвию бритвы, и малейшая оплошность становилась роковой. -- Если вам важен результат, то знайте, что биополе имеет свои особенности. И требует обстоятельной подготовки. -- Не морочь мне голову! -- вскипел Китель. -- Надоело слушать пустой треп! Так и водишь по воде вилами! Говори толком, что надо! -- Мне нужна ассистентка. Ассистентка, от которой мое биополе заряжается энергией. -- Так тебе баба нужна? -- тупо уставился он на меня. -- Ассистентка, -- с вызовом повторил я. -- Ну, этого добра хватает! -- с видимым облегчением хохотнул Китель. -- Так бы и говорил сразу, без всяких киселей. Какая тебе: худая -- толстая, блондинка -- брюнетка? Как ни драматична была ситуация, но мне невольно вспомнился Лорен, предлагавший аналогичный выбор. -- Не говорите пошлостей, -- ответил я с такой суровостью, что мой ушлый собеседник на миг смутился. -- Речь идет именно об ассистентке, которая обладает способностью аккумулировать во мне биополе с последующей его регенерацией и трансформацией, имеющих целью векторную направленность на конкретный объект... -- (Побольше туману!) -- Редкая женщина умеет это. -- Тарабарщина! -- шумно выдохнул он. -- Приятель, какой же ты зануда! Интересно, гипнотизеры все такие? Можешь сказать одним словом -- кто тебе нужен? -- Алина. -- Какая еще Алина? -- Главарь повернулся к Максу. -- Та самая шлюха из "Волны", -- ухмыльнулся подручный. -- А-а... -- Китель подозрительно уставился на меня, еще заметнее выпятив отвислую губу. -- Вы не желаете выслушивать подробности, но смысл всего в том, что Алина -- единственная, в чьем присутствии работает мое биополе. Без нее я беспомощнее младенца. Китель задумчиво чесал затылок. -- Хозяин, любить этого фраера у меня нет причин, -- неожиданно вмешался Макс, -- будь моя воля, сейчас же сделал бы его жмуриком. Но, кажись, он не заливает. Оба раза эта потаскушка была с ним. -- Я говорю правду! -- пылко воскликнул я. -- Работать со мной в паре -- исключительно трудное занятие для женщины. Бывшая партнерша не выдержала и попросту сбежала. Я долго болтался без дела и лишь недавно по чистой случайности нашел Алину. Как ассистентка она безупречна. Я только-только принялся обхаживать ее, но тут появились вы и спутали мои карты. Похоже, мое объяснение не рассеяло сомнений Кителя. Он так наморщил низкий лоб, что чубчик налез ему на брови. И вновь мне на помощь пришел Макс: -- Хозяин, по-моему, так оно и есть. Эту шалаву я знаю лет пять. А вообще-то в "Волне" она пасется с пеленок. С ней развлекались многие наши ребята. Спроси кого хочешь. -- Вот я и спрашиваю тебя. -- Тон Кителя был очень серьезный. -- А чего меня спрашивать? -- пожал тот плечами. -- Само собой, и я с ней кувыркался. Гладкая стерва! Такое вытворяет в постели... -- С гадливой ухмылкой он привел некоторые подробности и заключил: -- С характером, но глупа как пробка. Гнусные откровения Макса вызвали у меня примерно такую же реакцию, что и слова Лорена о Жанне. Не правда ли, сколько странных параллелей! Китель снова долго чесал затылок. -- Значит, тебе нужна Алина? Я спокойно выдержал его взгляд. -- Да, но при обязательном условии: никакого насилия. Если вы и ее начнете стращать да вешать дурацкие обручи на шею, толку не будет. Никакого взаимодействия полей не возникнет. Это аксиома. Повторяю: одна из составляющих формулы успеха заключается в нормальных условиях быта для действующей пары: экстрасенса, то есть меня, и ассистентки, известной вам Алины. Китель повернулся к Максу: -- Ты вроде болтал, что она сбежала? -- Да, -- неохотно признался тот. -- Пришлось поговорить с ней крутовато. Вот она и дала деру. -- Бить женщину по лицу у тебя называется поговорить? -- не сдержался я. -- Шалаву! -- заорал тот. -- Ты же и помог ей удрать, падло! Хозяин, голову наотрез, фраер знает, где потаскуха! -- Знаешь, где она? -- Китель просветил меня рентгеновским взглядом. -- Знаю. Мой ответ ему понравился. -- Где же? -- В надежном месте. Я напишу ей записку. Но дело это деликатное. Пусть за ней поедет человек, умеющий разговаривать с женщинами. Китель опять надолго задумался. -- Ладно! -- решительно хлопнул в ладоши. -- Пиши записку, гипнотизер! Да смотри, без хитростей! Тебе же они и вылезут боком, если что не так. Тут же в их присутствии я написал записку, смысл которой сводился к тому, что я прошу ее, Алину, прибыть в условленное место с человеком, передавшим это послание. Китель долго изучал каждую буковку и, похоже, остался доволен. -- Еще одна просьба, -- обратился я к новому "рабовладельцу". -- Пусть ее привезут сразу ко мне. Я сам введу ее в курс дела. Так лучше. Боюсь, если она сначала увидит вас, в особенности Макса, то надолго впадет в истерику. -- Это можно, -- сразу же согласился Китель. Он еще раз предупредил меня об ответственности, пообещал, что скоро меня накормят, и вышел вместе со своим холуем. Дверь с обратной стороны закрылась на засов. Оставшись в одиночестве, я прилег на кушетку и занялся анализом ситуации. Итак, крохотный плацдарм отвоеван. Но сомнения не покидали меня. В сущности, все весьма туманно. Захочет ли Алина помочь мне? Пойдет ли на огромный риск? Кто я для нее? Один из бесконечной череды мужиков, к тому же нахамивший ей и обвинивший ее в воровстве. Правда, я чем-то приглянулся ей. Тот ее прощальный взгляд на привокзальной площади до сих пор стоит перед глазами. Но ведь я играл перед ней роль этакого супермена, сказочного принца, и играл удачно. Как она поступит, увидев меня побежденным и униженным? Вскоре началось какое-то движение. Два дюжих молодца втащили в мой мрачный склеп раскладной диван, два кресла, столик. Даже палас расстелили на цементном полу. Следом появился обед. Китель соизволил прислать мне жареную курицу, мясное ассорти, овощной салат и бутылку коньяка. Но приступить к трапезе я не успел. Лязгнул засов, вошла Алина. Пребывание в Жердяевке явно пошло ей на пользу. Она посвежела, синяк под глазом был почти незаметен (наверняка Фекла Матвеевна приготовила какую-то особую примочку), а новое зеленое платье, элегантное, но не вызывающее, вносило в ее облик некую утонченность, которой ранее не было и в помине. Осознав внезапно, что я нахожусь здесь в качестве пленника, она издала мучительный стон. У меня возникло опасение, как бы она сгоряча не ляпнула что-нибудь такое, чего уже не поправить. (Хотя нас оставили наедине, но в наличии соглядатаев я не сомневался.) Я быстро подбежал к ней, нежно обнял, поцеловал и сказал как можно спокойнее: -- Здравствуй, Алина, дорогая моя помощница! Успокойся и выслушай не перебивая. Все будет хорошо, хотя нас и ждут небольшие испытания. Она смотрела на меня как зачарованная. -- Алина, я уверен, что через несколько дней мы с тобой сможем осуществить нашу мечту и вместе выбраться на море. Клянусь! А ты знаешь, что свои обещания я выполняю, -- добавил я многозначительно. -- Но ты должна мне помочь. Своей энергией, так надо. Я понимаю, разумеется, что здесь не Сочи, но твоя жертва будет вознаграждена. Очень щедро. Ты не пожалеешь... И тут мне вспомнилась идея, сформулированная, кажется, еще непревзойденным мастером жанра Г. К. Честертоном: то, что надо спрятать понадежнее, помещают на самое видное место (ручаюсь только за смысл). Нас подслушивают? Отлично! Отчего бы не сказать об этом вслух, сохраняя самое простодушное выражение лица? Конечно, Алина, эта непосредственная натура, совершенно не понимает правил моей игры и, кажется, не умеет читать между строк, но неужели ее женское сердце не екнет в нужном месте? -- Алина, прошу разделить со мной скромное угощение, -- я показал на накрытый стол. -- Выпьем по рюмочке и спокойно обсудим ситуацию. -- Как хочешь... -- прошептала она. -- Ты сегодня такая красивая... -- Наконец-то я взял верный тон. -- Пройдись немного по паласу, я тобой полюбуюсь. И это новое платье... Оно так тебе к лицу! Мы расположились за столом. Место для каждого из нас я наметил заранее. Собственно, мы сидели рядом, спиной к двери. Я разлил коньяк и с тонкой иронией заметил: -- Дорогая Алина! Никогда прежде мне не приходилось общаться с очаровательной женщиной в ситуации, когда за нами подсматривают и подслушивают. Уверен, тут есть и записывающая аппаратура... Она вскинула на меня изумленные глаза. Кажется, дошло... -- Но я вполне понимаю нашего хозяина, -- продолжал я. -- Сам поступил бы точно так на его месте. Осторожность и осмотрительность: без этого никуда. Доверяй, но проверяй, как говаривал один великий человек. Ну и ладно. Пусть контролируют. Лишь бы это не повредило концентрации моего биополя... За любовь, Алина! Мы выпили и соединили губы, еще хранящие вкус напитка. Я придвинулся к Алине теснее, прижав ногой ее ступню к полу, и понес какую-то совершеннейшую околесицу насчет психоэнергетики и биоаналитики, отчего, по моим прикидкам, у подслушивающего Кителя минуты через три должны были завянуть уши. Я же разом убил двух зайцев. Во-первых, предупредил Алину. Во-вторых, дал знать Кителю, что раскусил его уловку. Это как минимум ослабит внимание соглядатаев. Они невольно придут к мысли, что я не осмелюсь на их глазах грести под себя. А мне только того и надо. А за нашими ласками пусть наблюдают сколько угодно, если им интересно. После второго тоста я начал целовать Алину откровеннее. Долгими-долгими поцелуями. Припал к ее маленькому уху, лаская мочку языком. Она томно застонала, полузакрыв глаза. Нет, милая, сейчас это ни к чему! Не отрываясь от ее уха, я одновременно нажал на ее ступню и прошептал: "Когда нажму еще, слушай внимательнее и запоминай, поняла?" Тут же резко отстранился: -- Нет, детка, ты меня слишком распаляешь. Давай потерпим до вечера, -- и пристально посмотрел ей в глаза. Я безудержно молол вздор, вспоминал десятки знакомых -- существующих и вымышленных, затем в вольной интерпретации поведал историю посрамления Лорена. Моя болтовня преследовала четкую цель. Мне нужен был безбрежный поток имен, адресов и событий, чтобы в подходящий момент естественно втолкнуть в него ценную информацию, которая, возможно, спасет мою жизнь. И вот, когда мы приступили к курице, я заметил, как бы между прочим: -- Жестковатая цыпа. Я думал, у нашего хозяина повара пошустрее. Помнишь, каких божественных цыплят мы ели у старика Мамалыгина? -- и чувствительно нажал на ее стопу. -- Мамалыгина? -- сощурившись, переспросила она. -- Ну да, того самого боровичка, что живет на проспекте Космонавтов в доме-башне, -- я снова подал тайный сигнал. -- Он еще начал приударять за тобой, старый прощелыга! И, кажется, не без успеха. Сознаешься? Наконец-то и Алина включилась в игру. -- Ничего подобного! -- надула она губки. -- Вечно ты выдумываешь! Если человек выдал пару комплиментов, это еще не значит, что он начал волочиться. -- Пару комплиментов?! -- фыркнул я. -- Ты это называешь парой комплиментов? Думаешь, я слепой? Нет, милая! Зрение у меня как у орла, и на память я пока не жалуюсь. А дело было так. Я вышел на балкон покурить. Тормознулся там, просто смотрел на вечерний город с двенадцатого этажа, -- еще один сигнал. -- Но балконная дверь-то была открыта, и в стекле все отражалось. Ты думаешь, я не видел, как он гладил твои колени? -- Колени! Ну, миленький... Почаще смотри в балконную дверь, еще и не то начнет мерещиться. Да ты просто хватил лишнего в тот вечер. Он гладил свою кошку! Умница, она поняла! Однако теперь надо было срочно вводить в разговор другие имена, чтобы Кителю не втемяшился в башку мой Мамалыгин. Цитата из Штирлица о том, что запоминается последняя фраза, имела широкое хождение уже тогда. -- Кошку? Хороша кошка! -- Я сделал вид, что потихоньку прихожу в ярость. -- Ну, ладно. А Олег? Что вы гладили вместе с Олегом? Твои трусики? Алина тоже не полезла за словом в карман. Мы весьма натурально разыграли сцену бурной ссоры влюбленных, при этом я разразился такими неистовыми проклятиями в адрес мифического соперника, что всякий наблюдавший за нами должен был начисто забыть про какого-то там старикашку Мамалыгина, любителя женских коленок. Наконец я подал Алине знак, что пора кончать комедию. Последовала финальная сцена примирения. А следом и зритель пожаловал, правда в единственном числе. Китель -- собственной персоной -- посетил нашу темницу, превратившуюся на время в театр, чтобы засвидетельствовать свое восхищение нашими талантами. -- Ну, голуби, столковались? -- Судя по его масленой роже, он наблюдал за спектаклем с самого начала. -- Вашими молитвами, -- буркнул я. Алина напряженно затихла. -- Я спрашиваю: ты готов? -- Он ткнул в меня корявым пальцем. -- К сожалению, нет, -- отрезал я. -- Поле совсем слабое. Я даже не чувствую характерного покалывания в кончиках пальцев, а это наивернейший признак. Он недовольно поморщился: -- Так какого рожна тебе еще надо?! Я выполнил все твои пожелания, все до одного. А ты юлишь и юлишь, как та вошь. Последний раз спрашиваю: чего еще не хватает? Подумай хорошенько, прежде чем ответить, потому что я больше не потерплю никакой волынки! Потакать его раздражению не стоило, и я кратко резюмировал: -- Моя ассистентка пережила сильный стресс, и это мешает ей сосредоточиться. Она до сих пор не может успокоиться. Вините своих олухов во главе с придурковатым Максом. Этот грубиян серьезно разрушил ее психологическую гармонию... -- В общем, так! -- перебил Китель. -- Завтра -- крайний срок. Или мы завтра едем к нужному человеку или... сам понимаешь. Никаких твоих объяснений слушать больше не намерен. Что-то здесь жареным запахло. А я рисковать не хочу. Я рискую там, где владею ситуацией. -- В данном случае вы не рискуете ничем, -- возразил я. -- Абсолютно. Рискую я. И мне хотелось бы свести этот риск до минимума. Только и всего. Китель уставился на меня, прищурив левый глаз: -- Итак, твое последнее слово. Он снова загнал меня в угол! Поистине, Китель обладал способностью читать чужие мысли! Я-то предполагал, что эту ночь мы проведем вдвоем с Алиной и в любовной кутерьме я успею шепнуть ей на ушко еще несколько нужных слов, в том числе номер квартиры Мамалыгина. Я не сомневался, что выторгую себе -- для поправки здоровья -- еще хотя бы два-три дня. Но Китель, по сути, выдвигает ультиматум. Значит, передо мной -- один-единственный выход. -- Завтра сделаем по-вашему, -- вздохнув, согласился я. -- Пусть так. И все же я должен усилить свое биополе. Только в этом случае можно рассчитывать на успех. Тем более что требуется совсем немногое: моя ассистентка должна напитаться положительными эмоциями. Отвезите ее в город прямо сейчас, и пусть она расслабится, как сочтет нужным. Как видите, ничего хитрого. Но и вы не хитрите, не шпионьте за ней. Повторяю, ей нужна полноценная психическая разрядка. Пусть вытворяет что угодно. Это в ваших интересах. Завтра днем она вернется, я заряжусь от нее энергией, и мы тут же поедем куда скажете. Китель долго молчал, прокручивая в своем изощренном мозгу какие-то варианты. Затем тяжело уставился на Алину: -- А если эта киска захочет удрать? -- Зачем? -- Она нервно пожала плечами. -- А зачем ты удирала от Макса? -- Этот скот бил меня! Китель хмыкнул: -- Ладно! Сейчас тебя отвезут в город. Завтра будешь ждать на условленном месте. В полдень. Опоздаешь хоть на минуту, твой дружок останется без башки, а там и с тобой приключится неприятная история. Из-под земли достанем! Алина побледнела, но ответила твердо: -- Я не опоздаю. Мы расцеловались, и Китель увел ее с собой. Не сомневаюсь, что мафиози не оставят ее без присмотра. Так что же? Если она все сделает по-умному, риска никакого. Она навестит знакомых, в числе прочих зайдет к Мамалыгину. Может, ей старички больше нравятся? Надеюсь, поиски не окажутся долгими -- в доме-башне на каждом этаже всего четыре квартиры. Даже если Китель вздумает навести справки, то скромный литератор, к ОБХСС да прокуратуре не имеющий ни малейшего касательства, вряд ли вызовет у него подозрения. Нет, все должно пройти гладко. И тут меня как током шибануло. Господи, да ведь главного я ей так и не сказал! Про обруч! И она не спросила, приняв, должно быть, его за одну из тех модных железок, которыми в ту пору увешивали себя многие мои ровесники. И выходит, что дамоклов меч по-прежнему висит надо мной. А Мамалыгин, не зная о том, может так размахнуться, что и помогать будет некому. Я провел кошмарную ночь. Да еще ранка разболелась... Но вот лязгнул засов. Вошел какой-то хмырь, принес воду, бритву, металлический таз. После утреннего туалета мне подали весьма калорийный завтрак, но есть я не мог. Воображение рисовало одну и ту же картину: резкий щелчок, острый удар по мышцам, мгновенная боль и -- сознание проваливается в бездну, душа отлетает от обезглавленного тела Вадима Ромоданова. Около десяти появился Китель, непривычно торжественный и взволнованный. -- Чего такой бледный? -- Волнуюсь... -- через силу пробормотал я. -- И болит... -- Я тоже волнуюсь, -- признался он. -- Ты мне очень нужен, приятель. Не дури, и все будет хорошо. Это я тебе обещаю. А я умею держать слово. А от боли вот тебе таблетки. Глотни пару штук, станет легче. Тип, приносивший завтрак, обработал мою ранку, аккуратно наложил свежий пластырь. Таблетки сняли боль. Мне помогли облачиться в новый костюм, а зловещий обруч замаскировали цветным шейным платком, да так ловко, что он был совершенно незаметен. Я посмотрел на себя в зеркало: молодой респектабельный джентльмен. По мере приближения заветного часа Китель нервничал все сильнее. Ходил из угла в угол, набычившись, ссутулив плечи и сцепив за спиной сильные руки, -- ни дать ни взять этакий Минотавр в своем лабиринте перед отчаянной схваткой. Наконец в каморку просунулась чья-то лохматая голова: -- Привезли! Китель шумно выдохнул: -- Пора! Ну, с Богом! Я не ошибся, предполагая, что меня содержат в подвале. По крутой, выщербленной лестнице мы поднялись наверх и оказались на захламленном дворе, буйно заросшем бурьяном. Яркий солнечный свет, которого я был лишен более суток, слепил глаза. Свежий воздух пьянил. Напротив приземистого бетонного бункера, из которого мы только что выбрались, тянулось полуразрушенное кирпичное здание барачного типа, в стороне ржавело несколько раскуроченных тракторов. Вокруг покосившегося, но высокого забора, обтянутого поверху колючей проволокой, задумчиво шумели о чем-то стройные сосны. Местность была явно загородной. Перед распахнутыми металлическими воротами стояли две "Волги" -- молочная и салатовая. Рядом переминались с ноги на ногу полдюжины подручных Кителя. Среди них -- Макс. В салоне одной из машин я разглядел пышную прическу Алины. Но черты ее лица искажались сияющим на солнце стеклом, и я тщетно силился разгадать, какую весточку она принесла. -- Готов? -- хрипло спросил Китель. -- Да... -- кивнул я. -- Остается выполнить последнюю формальность: перенять энергию у Алины. Этот процесс я совершу на ваших глазах, но прошу ничем не отвлекать моего внимания. Ваши люди должны отойти подальше. И пусть воздержатся от комментариев, если не хотите испортить дело с первого шага. Как ни странно, Китель воспринял мое требование очень серьезно. Тут же отдал распоряжение, и приближенные гуськом потянулись за ворота. Сам Китель отступил к бараку. Я остановился в центре двора, сделав Алине знак. Хлопнула дверца. Алина выбралась из машины. Мне сразу не понравились ее затуманенные глаза, ее сомкнутые узкой полоской губы. Мы сошлись лицом к лицу. Растопырив ладони, я соединил их с ладошками Алины, прижался лбом к ее лбу. Пусть эти подонки думают, что я колдун. Дистанция, на которой они находились, позволяла нам с Алиной переговариваться шепотом без особой опаски. -- Ну? -- Его нет... Вот этого-то я не ожидал! -- Я заходила несколько раз. Днем, вечером. Соседка сказала, что он уехал с чемоданом. Я все равно зашла ночью, потом еще несколько раз с утра. Его нет. -- В ее огромных глазах застыли слезы. -- Миленький, что же будет? А ничего уже не будет. Конечная станция. Просьба освободить вагоны. Самое большее через час Китель убедится, что я водил его за нос. Представляю его ярость! Меня ничто уже не спасет. Похоже, не пощадят и Алину, мою "ассистентку". Бедная бабочка! Я трепетно поцеловал ее в румяную щеку. -- Прости меня, Алина. Она отшатнулась: -- Почему ты так целуешь? -- Как? -- Как мертвую. -- Тебе показалось, милая... Я обвел взглядом сосны, небо, причудливые разводы облаков... Неужели я вижу это в последний раз?! -- Эй, у вас готово? -- нетерпеливо крикнул Китель. Отнекиваться не имело смысла. -- Порядок... -- Тогда по машинам! Ты, гипнотизер, садись в белую, а девка -- в салатовую. Приспешники в свою очередь тоже двинулись из-за ворот к машинам. Впереди шел Макс: наглый, самоуверенный, безжалостный. Его глаза -- острые, с желтоватыми белками -- светились радостью: казалось, он заранее знал о моем предстоящем крушении и предвкушал зверскую расправу. Все мои переживания минувшей ночи, крах надежд, позор и унижение, боль и обида сошлись на этом двуногом. Сволочь, с холодной яростью подумал я. Торжествуй, скотина, блести золотыми зубами, поглаживай свои холеные усики! Твое счастье, что я утратил свой дар. Уж я не пожалел бы на тебя энергии! Ты у меня поплясал бы! Землю бы носом рыл! Ну! И тут... Встав на четвереньки, Макс принялся проводить по пыли длинные бороздки. Носом. Зрелище было настолько же отвратительное, как и забавное. Вся компания, за исключением Кителя, развеселилась. Ослепительный фейерверк вспыхнул перед моим, внутренним взором. Что это?! Значит, мое биополе действует? Оно восстановилось?! Я не понимал, что случилось, но факт не подлежал сомнению. Я снова обрел тайную власть, способность диктовать свою волю! Китель осуждающе заметил: -- Ну и шутки у тебя! -- Должен же я проверить, -- нагло улыбнулся я. -- Ты -- некультурный человек, -- покачал головой Китель. -- Работать нужно красиво. А ты -- одного майонезом перемазал, второму нос поцарапал... Тьфу! Срамота! Про эстетику слыхал? -- Но, кажется, в глубине души он был доволен, сделав вывод, что я играю честно. Зато Макс впал в бешенство. Размазывая по лицу грязь, он ринулся на меня. -- Назад! -- грозно осадил его Китель. -- Знай свое место! Ворча, как побитый пес, тот повиновался. Но я ничуть не сомневался, что отныне возглавил список его личных врагов. Ну и плевать! Нам с Алиной завязали глаза повязками из плотной черной ткани. Вся группа расселась по машинам, и вот мы тронулись в путь, навстречу новым приключениям. Ехали минут двадцать. Полпути автомобиль двигался без остановок, из чего можно было заключить, что мы катили по какой-то загородной дороге, затем начались светофоры, гул городского транспорта. Еще немного, и "Волга" замерла. С меня сняли повязку. Мы находились на центральной площади: безбрежность асфальта, монумент, помпезные серые здания, клумбы, автостоянка, забитая служебными "Волгами", среди которых выделялись приземистые черные "ЗИЛы". -- Значит, так, -- пыхтя, повернулся ко мне Китель. -- Сейчас пойдем к одному большому человеку. Очень большому. И очень нужному. Но вот, понимаешь, какая беда: не любит он меня. По правде говоря, я хотел бы, чтобы он стал моим преданным другом. Если это очень трудно, я не настаиваю. Но вот эту бумаженцию, -- он достал из черной кожаной папки какой-то документ и показал мне, -- должен подписать не глядя. Ты понял? Считай, это первое твое испытание. Выдержишь -- дальше будет легче. -- Сначала мне нужно увидеть этого человека, -- уклончиво ответил я, придерживаясь заранее намеченной тактики. Пусть Китель думает, что каждая акция требует тщательной подготовки. -- Девка нам с собой нужна? -- Обязательно! -- Хорошо! Айда! И не забывай о своем положении. -- Он многозначительно показал на обруч. -- У вас скверная привычка пугать сотрудников, вместо того чтобы их вдохновить, -- не удержался я от укола, отыгрывая очко за его недавнюю нотацию о "красивой" работе. Мы выбрались на асфальт, из второй машины выпорхнула Алина, бросив на меня вопросительный взгляд, полный тревоги. Я ободряюще улыбнулся (теперь я мог себе это позволить без всякой натяжки), мол, выше голову, мы снова на коне. Китель повел нас к респектабельному парадному подъезду с множеством золотисто-пурпурных вывесок у входа. Мы миновали милицейский пост, где Китель предъявил какие-то, пропуска с красной косой полосой, поднялись на третий этаж, прошли по длиннейшему коридору, устланному идеально вычищенной ковровой дорожкой, и оказались в просторной приемной, где при желании можно было играть в футбол. За внушительным полированным столом, напоминающим пульт управления энергосистемой (десяток разноцветных телефонов, селектор, компьютер, бывший тогда в новинку), сидела хрупкая самоуверенная шатенка с гладким фарфоровым лицом. -- Здравствуйте, Зиночка! -- рассыпался мелким бесом Китель. -- Петр Поликарпович у себя? Мне только на минутку... Важный вопрос... -- Он откровенно заискивал. Хм! Непривычная роль для нахрапистого деляги. -- Петр Поликарпович занят, -- ответила секретарша хорошо поставленным голосом. -- Не велено никого пускать. -- А если... -- заикнулся Китель. -- Никого! Китель потерянно посмотрел на меня. Я направил на Зиночку волны биополя. Она мило улыбнулась, поднялась из-за стола и заговорщицки шепнула: -- Я попробую. Может, для вас он сделает исключение. Иногда он такой чуткий... Я подмигнул Кителю. Следом за Зиночкой мы устремились к кабинету, куда вели двойные дубовые двери. Китель почти дружески сжал мой локоть, давая знать, что оценил мои способности. В огромном кабинете за необъятным столом сидел худенький большеголовый человек в строгом синем костюме. При нашем появлении он грозно зыркнул очами. Но было уже поздно. Истосковавшись по экспериментам, я обрушил на него оглушительный импульс. Хозяин кабинета быстренько выбежал из-за стола -- росту в "большом человеке" оказалось метр с шапкой -- и помчался мимо Зиночки к Кителю, раскрыв объятья. -- Кого я вижу! Друг мой сердечный, вы ли это? -- Приподнявшись на цыпочках, он облапал Кителя и поцеловал взасос. Тот едва не задохнулся. А Петр Поликарпович влепил ему еще пару горячих поцелуев, после чего потащил к столу с такой энергией, что Кителю пришлось даже упираться. Ошалевшая Зиночка тихонько, как в трансе, вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой обе двери. Не менее ошалевшим выглядел и Китель. Столь бурного проявления чувств он явно не ожидал. Алина хихикнула. Мне тоже было весело. -- Ну, рассказывай, как живешь? -- заинтересованно вопрошал между тем Петр Поликарпович, продолжая обнимать Кителя за плечи. -- Почему не заходил? Я уже соскучился. Все дела да дела. А отвести душу не с кем. -- И он звонко чмокнул Кителя в щеку. Алина снова хихикнула. Петр Поликарпович строго посмотрел на нас. -- Кто это? -- Мои помощники, -- туманно пояснил Китель. Он только-только начал приходить в себя. -- Да ты не обращай на них внимания. Они ребята смирные. -- Ладно, пусть посидят! -- Петр Поликарпович тут же утратил всякий интерес к нам и снова одарил Кителя пламенным поцелуем. Тому приходилось уже уворачиваться. Воспользовавшись моментом, я нашептал Алине номер телефона Мамалыгина, а затем детально растолковал, какую именно информацию она должна передать. -- Так это бомба! -- громко воскликнула она, притрагиваясь пальчиком к обручу. -- Бедненький... -- Тише, милая. -- Я покосился на "друзей". К счастью, им было не до нас. -- Ну, рассказывай! -- настойчиво требовал "большой человек". -- Какие заботы гложут? Чем могу помочь? Друг ты мой сердечный... Китель быстренько достал из папки заветную бумажку. -- Можешь, Петр Поликарпович, очень даже можешь. Подпиши, сделай милость! Тот заглянул в текст. -- Стройматериалы? Ты же знаешь наши фонды. А тут такие цифры... Но... никому не подписал бы, а тебе -- с превеликим удовольствием, потому как знаю тебя, твою чистую и честную душу. -- Он витиевато расписался в уголке. -- Держи! -- Последовал еще один поцелуй. Китель принялся торопливо прятать бумагу, как бы не веря, что дело сладилось. -- Спасибо, Петр Поликарпович! Век не забуду. Не стану тебе мешать, ты ведь человек государственный... -- Заходи в любой момент! -- пылко ответил тот. -- Моя дверь всегда для тебя открыта. Мой дом -- твой дом. Приходи, друг, пролей бальзам на душу, порадуй сердце! Он с почетом проводил нас до выхода и перед порогом еще трижды облобызал очумелого Кителя. В приемной какой-то вальяжный тип канючил возле стола неприступной секретарши: -- Зиночка, ну пожалуйста... Вопрос жизни и смерти... -- Не принимает! -- стойко оборонялась она. При нашем появлении на ее бесстрастном кукольном личике промелькнуло новое выражение: испуга, смешанного с любопытством. -- Спасибо за содействие, Зиночка. -- Китель прижал руку к сердцу. -- С меня причитается... Она машинально кивнула, уставясь на него как на чародея. Не на того смотрела... На лестнице Китель долго утирался платком. -- Что-то ты чересчур зарядился... Но -- хвалю, хвалю... Ловко это у тебя выходит, ай да гипноз, ай да наука! -- Он выудил из черной папки документ и уставился на него взглядом пирата, раздобывшего карту с координатами острова сокровищ и все еще не верящего в свою удачу. Полюбовавшись, бережно спрятал. -- Хвалю! -- Похлопал он меня по плечу. -- Сейчас заедем еще в одно место. Задача примерно такая же. Только, знаешь, -- он состроил гримасу, -- давай без этих поцелуев, понял? Я же не гомик какой-нибудь. Чистая срамота! Против отмены поцелуев я не возражал, но решительно воспротивился тому, чтобы браться сегодня еще за одно задание, не желая обнаруживать перед обнаглевшим хапугой легкость моих побед. -- Вся моя энергия растрачена. Алина тоже пустая. Не забывайте, что пришлось воздействовать и на Зиночку. А до нее -- на Макса. -- Хорошо... -- согласился Китель. Удачный визит к Петру Поликарповичу сделал его более покладистым. -- Сколько тебе надо, чтобы восстановить эту самую энергию? -- Неделя! -- нахально потребовал я. Он вдруг крепко схватил меня за больное ухо. -- Не хитри! -- Кажется, я переоценил его благодушие. -- Машину с Максом ты долбанул через день после ресторана. Какая, к дьяволу, неделя! Даю тебе сутки. И чтобы без фокусов! -- Я не хитрю, -- обиделся я. -- Просто хочу действовать наверняка. Макс -- это так, баловство, детские шалости. А вы-то требуете серьезных дел. Да еще с большими людьми. А на тех и заряд нужен помощнее. Короче, дополнительный день я выторговал. Эх, знать бы, надолго ли уехал Мамалыгин! Впрочем, теперь ситуация изменилась, и не исключено, что я сумею выкрутиться сам. А это куда заманчивее. С Мамалыгиным-то надо объясняться. Когда мы вернулись к машине, злобная харя Макса выдала его разочарование. Видимо, он полагал, что из этого здания меня вынесут ногами вперед. Я понял, что ради мести он пойдет на любую авантюру. Даже нарушит запрет хозяина. Чрезвычайно опасный тип... Мне снова завязали глаза. Пользуясь тем, что Китель сидел ко мне спиной, я напустил туману на охранявшего меня мордоворота, и тот, затягивая повязку, слегка задрал ее. Образовалась узкая щелочка, через которую я мог незаметно наблюдать за дорогой. Мы попетляли по городскому центру, затем пересекли район новостроек и выехали на Восточное шоссе. На тринадцатом километре "Волга" свернула на заброшенную лесную дорогу. Еще несколько километров, и мы въехали в уединенный двор, откуда началось наше путешествие. Так вот где находится моя темница! До чего же не хочется вновь очутиться в затхлом бункере! А что если мягко нажать на Кителя? Кажется, получилось. Мафиози беспечно повел нас с Алиной к бараку. Я уже отмечал, что снаружи это строение выглядело полуразрушенной хибарой. Но, войдя внутрь, мы ахнули. Коридор был отделан не хуже, чем в солидном офисе. Китель открыл одну из дверей. Мы увидели прилично обставленную комнату: мягкая мебель, ковры, телевизор, магнитофон, холодильник... -- Ну что, уютное гнездышко? Я же говорил, что со мной можно иметь дело. Только служи верой и правдой. -- Он открыл холодильник, набитый продуктами и бутылками: -- Это заморить червячка. А горячее вам принесут. -- То есть у нас новоселье? -- уточнил я. -- Ха-ха! То ли еще будет! -- Он открыл узенькую боковую дверь. -- Здесь санузел. Совмещенный. Ванной нет, но душ имеется. Ничего, ребятки, будете паиньками, заживете по-человечески... Мне стоило трудов утаить усмешку. Между тем Алина, подойдя к окну, отдернула тяжелую гардину. Окно выходило на зады участка и было забрано прочной решеткой. -- А по двору можно погулять? -- поинтересовался я. -- Местность уединенная, в доме полно охраны... Притом не дурак же я, чтобы сбегать с этим гнусным заморским ошейником! -- Остынь, приятель! Сказано: всему свое время. Он достал из холодильника бутылку марочного коньяка, а из серванта -- три хрустальных бокала. -- Давайте обмоем удачу! Эх, завидую вам: молодые, красивые, свободные... А у меня каждая секунда на счету. Кручусь, как та белка... Да еще ты, гипнотизер, с твоим упрямством, столько времени отнял! -- Позволю себе, однако, заметить, -- тонко ввернул я, -- что вы не слишком огорчены сегодняшней потерей времени. -- Ха-ха! -- залился тот булькающим смехом. -- А ты, приятель, не лезешь в карман за словом, а? Ну, будем! -- Он выпил, вернее, влил в себя, не глотая, содержимое бокала, затем глянул на часы: -- О, мне пора! Через пять минут отчаливаю. Говори, гипнотизер, что делать с твоей ассистенткой... Еще по дороге у меня сложился новый план, диаметрально противоположный тому, который я нашептывал Алине на ушко в кабинете "большого человека". -- Для начала неплохо бы пообедать. Алина останется со мной. В дальнейшем можно обойтись без ее отлучек, если вы выполните одну мою просьбу. -- Говори, пока я добрый. -- Нельзя ли убрать подальше Макса? Он раздражает и меня, и Алину, а это отнимает часть энергии. -- Макса? Пожалуйста! Считай, его уже здесь нет. -- В голосе Кителя проскользнуло пренебрежение, из чего я заключил, что хозяин невысокого мнения о своем холуе. С души свалилась огромная булыга. -- Захотите пообедать или чего другого, нажмите вот эту кнопку. Человек все принесет. Но помни, гипнотизер, тебе ни в коем разе переступать порог нельзя. Иначе... -- Он провел рукой по горлу. Едва за Кителем защелкнулся замок, как Алина прильнула ко мне. -- Миленький, а как же Мамалыгин? -- Забудь о нем. Да, я решил отказаться от помощи Мамалыгина. Зачем она, если биополе восстановилось? Выкручусь сам. Окажу Кителю еще пару услуг, подобных сегодняшней, он воспылает ко мне доверием, станет уступчивее и снимет с меня ненавистный обруч. А уж тогда я что-нибудь придумаю. Макса рядом нет, остальные менее опасны. Я вернусь к прежней жизни и сохраню свое реноме перед инопланетянами, ибо они так и не узнают об этом постыдном инциденте. Даже здорово, что Алина не застала старика! Сама судьба позаботилась об этом. Алина не стала утомлять меня расспросами. Похоже, она беспредельно уверовала в мою силу. -- Миленький, я так соскучилась! Люби меня сейчас! Пойдем под душ! Тут и мною овладело острое, почти звериное желание. Опасность, подслушивание, обруч теперь не казались препятствиями к акту любви, напротив -- соблазнительной приправой, которой я еще не пробовал и которая разжигала аппетит. В несколько приемов избавившись от одежды, мы буквально вломились в тесную кабину и здесь набросились друг на друга с такой неистовостью, что я и впрямь потерял голову. Около девяти нежданно пожаловал Китель. -- Решил поужинать вместе с вами, голуби. Молчаливый служка быстро накрыл на стол. Ужин подали отменный: свиные отбивные величиной с подошву, картофель фри, соус из шампиньонов, не было недостатка и в холодных закусках. Китель цвел. Видимо, бумага, подписанная Петром Поликарповичем, сулила ему неслыханный доход. Он выпил полбутылки коньяку, и у него развязался язык. Мы услышали немало любопытных историй из жизни торговой мафии, хлесткие характеристики отцов города. Кстати, как литератор могу засвидетельствовать: рассказчик он был отменный. -- Держитесь за папу Кителя, голубки, -- то и дело повторял он. -- Со мной не пропадете. Пристрою вас к стоящему делу. Хватит фокусами заниматься. Помяните мое слово: лет через десять-пятнадцать эта система лопнет, вот тогда-то мы, настоящие купцы, развернемся во всю силу. Не нужно будет таиться да кланяться всякой шушере. Этот Петр Поликарпович сам будет ждать меня под дверью как собачонка. В открытую заживем! На выходные -- в Париж, зимой -- в жаркие страны... Это тебе не в "Волне" щи хлебать! -- Он слегка похлопал Алину по плечу. -- Все от вас зависит, голубки, только от вас. Иные ждут крупного везения -- болваны! Умный человек сам организует свое везение. Кем я был в твоем возрасте? -- Он ткнул меня пальцем в грудь. -- А никем! Но, по счастью, встретился мне человек, который открыл передо мной всю мудрость жизни и повел за собой. А сейчас я сам хозяин! А вот ты, Вадька, никто. Мудило! Не обижайся уж. Служи мне честно, и я выведу тебя в люди. Далеко можешь пойти! Пользуясь его настроением, я закинул удочку: -- Константин Петрович, нельзя ли снять обруч? Спать мешает. Он развел руками: -- Не могу, приятель! Хотел бы, да не могу. Тебе же хуже выйдет. Потерпи малость. Недолго уже осталось. -- Сколько это -- недолго? -- От тебя зависит. Может, завтра и снимем... Он поднялся, пыхтя как паровоз: -- Ладно, голуби, отдыхайте. Запасайтесь энергией. Значит, встречаемся, как договорились... Бывайте! ...Всю ночь Алина не давала мне сомкнуть глаз. Начав с душа, мы перебрались на диван, с него на стол, оттуда -- на подоконник... Она проявляла такую неистощимость и ненасытность, словно предчувствовала, что это наша последняя ночь. Что ж, в определенном смысле она оказалась права... Впрочем, не буду забегать вперед. * * * И вот мы готовимся к новой поездке. Действующие лица те же, кроме Макса. В центре двора мы с Алиной совершаем безобидный и бесполезный ритуал "передачи энергии". Садимся в машины. Опять повязки, езда, смачные реплики Кителя... Очередной нашей жертвой стал начальник железнодорожной станции, который, как выяснилось, недооценивал Кителя и не выделял ему нужного количества вагонов. Это был расплывшийся, но все еще могучий мужчина, похожий на борца, покинувшего арену, но хранящего ей верность. Черная железнодорожная форма едва сходилась на его животе. Китель запретил мне "поцелуи", и все же, будучи в озорном настроении, я решил похохмить. Во время доверительной беседы начальник то и дело сдувал со своего кителя пылинки, оглаживал его и поминутно повторял: "Ха-а-роший китель! Ха-ароший! Ах, какой у нас славный кителек!" Именно с такой интонацией владельцы собак и кошек гладят своих любимцев. Бумага тем не менее была подписана. Однако Китель смотрел на меня как-то странно. Неужто обиделся? Пожалуй, я перегнул палку. К чему эти эскапады? Хоть прощения проси. Мы вернулись к машинам. Некоторое время Китель сидел молча, затем сказал, не оборачиваясь: -- Выйдите все, кроме гипнотизера. Водитель Нечитайло -- широколицый улыбчивый мужичок в кожанке -- и мой охранник Серый -- долговязый парень с челочкой "под Кителя" -- оставили нас одних. Я ожидал упреков. Но Китель сказал совсем другое: -- Молодец! Все было нормально. Но по-моему, энергии сейчас ты потратил негусто? Думаю, еще на разок осталось? Желая его умаслить, я кивнул: -- Да. -- Вот и хорошо... Он надолго задумался, затем проговорил с расстановкой: -- Вижу, залучать друзей ты умеешь. Два больших человека меня полюбили. Есть еще парочка кандидатур, но думаю, с ними потерпит. А теперь пришла пора заняться врагами. -- Они вас тоже полюбят, -- с наивной беспечностью заверил я. -- От всей души и от чистого сердца. -- Враг не может полюбить, -- отчеканил Китель, -- Врага надо уничтожить. У меня мурашки пробежали по коже. Только сейчас до меня дошло, что он загодя приготовил ловушку и я попал в нее, как кролик. -- Я покажу тебе одного человека, -- продолжал Китель, буравя меня острым взглядом. -- Он должен отбросить копыта. Сегодня. -- Лучше давайте я сделаю из него вашего друга! -- взмолился я. -- В задницу таких друзей! -- Но зачем вам брать грех на душу?! Китель хрипло рассмеялся: -- На мне греха не будет. Грех ляжет на тебя. Ведь это ты замочишь его. -- От так крепко взял меня за грудки, что рубашка затрещала по швам. -- Да-да! -- продолжал он свистящим полушепотом. -- Я хочу, чтобы его кровь была на тебе. Это повяжет нас крепче любой бомбы. Вот тогда-то мы и снимем обруч. Тогда он уже не понадобится. -- Он как клещ вцепился в мое плечо. -- У тебя будет все: деньги, власть, девчонки... Я же говорил вчера: приближаются новые времена. А я редко ошибаюсь. Ты -- способный парень, но без царя в голове, ты не имеешь цели в жизни. Я дам тебе цель. Мы нужны друг другу. Я буду твоим поводырем, а ты -- моим орудием. Мы скрепим наш союз кровью, и он будет нерушим. Не переживай! Работы не много -- моих врагов всего трое. Но все они -- твои. Я вырвался из его рук и забился в дальний угол. -- Я ошибся! Во мне больше нет энергии! Китель, перегнувшись, схватил меня за шкирку одной рукой и с силой притянул к себе. Его глаза излучали бесовский огонь. -- А ты все же надеешься обвести меня вокруг пальца! Я вижу. Чую! Играешь с огнем, приятель! Улизнуть не удастся! Ты -- мой. Навсегда. Понял? Не хочешь уговорами, заставлю силой. Ты замочишь этого ублюдка сегодня же, сейчас, клянусь хлебом, а я приготовлю кой-какие документики и спрячу в надежное место. Будешь дальше хитрить да кобениться -- документики пойдут по назначению, лягут на милицейские столы. А там свои гении, их гипнозом не прошибешь. Так-то, приятель! Не хочешь со мной, я тебя сломаю -- для науки -- руками государства. Дошло?! Покуда я тебе не верю ни на грош, ни на кончик пальца, ни на волосок, понял? Я поверю только после первой крови. Какой же я олух! Упустил последний шанс, решив выкрутиться без содействия Мамалыгина. И вот -- расплата. -- Слушай внимательно, -- сощурившись, продолжал Китель. -- Я не случайно отослал своих. Об этом пока знают двое: ты и я. Не будешь ослом, никто и не догадается. Дело совсем простое... -- Он посмотрел на часы. -- Ровно через тридцать четыре минуты этот хрен поедет к своей шалаве. У него такая же молочная "Волга". Номер я тебе назову. Знаешь перекресток возле центрального рынка? Там постоянно гоняют рефрижераторы. Тебе надо проделать примерно то же самое, что ты вытворил с "Жигулями" Макса. Небольшой поворот руля, и "волжанка" аккуратно влетает под рефрижератор. Может, управление отказало. Или. тормоза подвели. Ну, чего молчишь? -- Я не могу... -- пролепетал я. -- У меня не получится... -- Получится, да еще как! -- уверенно заявил он. -- Не трусь, гипнотизер! Хочешь, сделаю маленькую поблажку? Поедем туда на одной машине. Возьмем только твою бабу и Серого, нельзя же совсем без охраны... -- Я не могу... -- Меня словно заклинило. -- Хватит дурака валять! Думаешь, я тебя на невинную овечку натравляю? Да это подлец, каких поискать! -- Он снова глянул на часы. -- Осталось тридцать две минуты, а ехать нам четверть часа, да еще запас нужен. Некогда рассусоливать! В путь! И попробуй только сдрейфить! До ужина не доживешь! -- Он высунулся в окошко и заорал: -- Нечитайло! Тотчас подбежал водитель в кожанке. -- Тащи сюда бабу и Серого! Едем! Через минуту весь экипаж был в сборе. -- К Центральному рынку! -- скомандовал Китель. "Волга" с ревом сорвалась с места. Вот так и бывает: когда нужно принять важное решение, времени на раздумья нет. Что мне делать? Выполнить приказ мафиози -- значит навсегда остаться в его власти. Отказ равносилен лишению головы. Я готов был выбрать второе. Лучше мгновенная смерть, чем пожизненное рабство. Стоп! У меня все же есть шанс. Крохотный, призрачный, но есть. По дороге к рынку мы будем проезжать неподалеку от дома-башни, и если Мамалыгин уже вернулся... Я смогу продержать Кителя десять минут в зоне действия своего биополя. Что будет дальше -- не хотелось думать. Ну! Сейчас или никогда! Я нашел руку Алины и крепко сжал ее. Она ответила мне чутким пожатием. Пора! Я сконцентрировал волю. Тотчас Китель повернулся к водителю: -- Давай направо! -- Чего? -- обомлел тот. -- Направо! -- Вы же сказали -- Центральный рынок... -- с обиженной гримасой напомнил Нечитайло. -- Я сказал -- проспект Космонавтов! -- рявкнул зав-базой. -- Выходит, я не расслышал, -- пробурчал водитель. -- Не то поехал бы другой дорогой. Тут же одностороннее движение, сами видите. А теперь придется делать крюк. -- Да хоть петлю! Хватит болтать! -- рассвирепел Китель. -- Делай, что тебе сказано! -- Всегда я у вас виноват... -- не сдавался настырный Нечитайло. -- Заткнись! Я ни на миг не ослаблял контроля над сознанием Кителя. Вот наконец и дом-башня. -- Тормози у подъезда! -- приказал Китель. "Волга" замерла у обочины. -- Мы зайдем ненадолго к одному хмырю, -- лениво бросил Китель. -- Ждите здесь. Подъезд, лифт, двенадцатый этаж, площадка. Мое биополе работало уже более пяти минут. Я позвонил. Ну, судьба! За дверью стояла тишина. Текли томительные секунды. Я не убирал пальца с кнопки, понимая, что проиграл. Удача против меня. Еще три-четыре минуты -- вот все, что мне оставалось. В какой это сказке персонаж чувствовал, что его голова отделяется от туловища? И тут дверь бесшумно распахнулась. За порогом стоял Мамалыгин -- в банном махровом халате и резиновых шлепанцах, с мокрыми прядками волос. Глаза за толстыми линзами очков выражали высшую степень удивления. Я покачнулся. Силы оставляли меня, но боковым зрением я все же успел заметить, как безучастный доселе Китель опрометью бросился к лестнице. Должно быть, мое биополе снова исчезло. Хуже всего, что Мамалыгин не видел Кителя. По стеночке я медленно сполз на пол, шепча: -- Верните его... Иначе я погиб... Очнувшись, я обнаружил, что лежу на кожаном диване в кабинете Мамалыгина, напротив -- в кресле -- с осоловелым видом сидит Китель, а хозяин озабоченно расхаживает вокруг письменного стола. -- Что случилось, Вадим? -- Обруч... -- Я быстро распутал шейный платок, обнажив ненавистный ошейник. -- Это бомба... может взорваться в любую секунду... Я погиб! -- Спокойно! -- Мамалыгин достал откуда-то серебристый предмет, напоминающий утолщенный карандаш, и провел им по обручу. Тот сразу же обуглился, хотя никакого жара не было и в помине. Мамалыгин переломил его легко, как сухарь, и бросил обломки на стол. -- Как он оказался на тебе? Сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, я поведал о случившемся. Разумеется, без постыдных для меня подробностей. Дескать, на меня напали в темноте, оглушили, а затем, надев этот обруч, принялись шантажировать. Мамалыгин слушал внимательно, но наводящих вопросов не задавал. -- Понятно... -- Выдвинув ящик стола, он достал обыкновенный электрический фонарик и, отрегулировав какой-то рычажок на корпусе, направил невидимый луч на лоб дремлющего Кителя. -- Ты знаешь этого человека? -- поинтересовался он. -- Это главарь шайки похитителей, -- обтекаемо ответил я. -- Это некто Когтев Константин Петрович, по прозвищу Китель, -- тихо поправил Мамалыгин, впрочем, безо всякого стремления уличить меня во лжи. -- Один из четырех крупных подпольных воротил города. На будущее старайся избегать с ним конфликтов. -- Он продолжал обводить голову того фонариком. -- Что вы делаете? -- спросил я. -- Блокирую память. Когда он очнется, то забудет все, связанное с тобой. Кстати, вы пришли сюда вдвоем? -- Нет, у подъезда стоит машина, в ней еще трое. -- Они участвуют в этой истории? -- Да. -- Ну-ка, пошли... -- Мамалыгин двинулся к балкону. Я поплелся следом, подумав внезапно о том, что сейчас навсегда исчезну из памяти Алины. Я вспомнил ее ласки, горячее тело, восторженный взгляд... На миг захотелось упросить Мамалыгина не вмешиваться в память Алины. Но малодушие взяло верх. Зачем мне женщина, видевшая мой позор? И многого ли стоят ее слова о любви? Должно быть, она говорит их каждому либо через одного. А ко мне она приклеилась с единственной целью: поживиться. Все это фальшь. Город битком набит подобными Алинами. У нас с ней было две хорошие ночи, и довольно. Прощай, Алина! Извини, но ты -- не мой идеал. Мамалыгин перегнулся через перила, подзывая меня к себе: -- Эта? -- Она самая. Молочная "Волга". Хмыкнув, он навел на машину луч фонарика. Через минуту мы вернулись в комнату. Китель по-прежнему сидел в кресле в позе истукана. Мамалыгин распростер перед его лицом ладони, совершая плавные, как бы охватывающие движения, и резко опустил руки. Китель тотчас встрепенулся и уставился на нас как баран на новые ворота. Моя персона не вызвала у него никакого интереса. -- Где я? -- недоуменно спросил он. -- Кто вы такие? -- Случайные попутчики, -- мягко пояснил Мамалыгин. -- Вы поднимались в лифте и лишились сознания. Пришлось оказать посильную помощь. Как вы себя сейчас чувствуете? Вам нужно носить с собой валидол. В вашем возрасте шутки с сердцем плохи. -- Точно. -- Тот помассировал грудь. -- И вправду -- отпустило. Ну, спасибо! Это управление железной дороги? -- Вовсе даже нет. Жилой дом на проспекте Космонавтов. -- Ни хрена себе! -- присвистнул Китель. -- А какого черта я здесь делаю? -- О том, вероятно, нужно спросить у вас. Китель потер свой бычий лоб. -- Что значит текучка! Скоро собственное имя забудешь. -- Он достал из верхнего кармана пиджака визитную карточку и протянул ее Мамалыгину. -- Позвоните в ближайшие дни, я вас отблагодарю... Когтев умеет помнить хорошее! -- К нему вернулась привычная самоуверенность. -- Весьма вам признательны, -- вежливо кивнул Мамалыгин. -- Найдете дорогу? -- Это я-то?! Еще бы! Он встал и, громко ступая, вышел. Мамалыгин проводил его до дверей и вернулся в кабинет. Я невольно напрягся, ожидая дотошных расспросов, а затем и крепкой взбучки, возможно, даже изгнания из рая. Но и намека на недовольство не было в его взгляде. Наоборот, он смотрел сочувственно. -- Ты все-таки пострадал... Не переживай. Сейчас восстановим твое ухо. Даже шрама не останется. Он извлек из ящика стола еще один компактный чудо-аппарат, похожий на небольшую резиновую грушу. Легкое жужжание, приятное покалывание в мочке и -- ранки будто не бывало. Мое ухо приобрело первоначальную природную форму. Я не уставал дивиться богатству необычного арсенала Мамалыгина. Вот кто поистине всемогущий человек! -- Среди твоих похитителей, чью память мы еще не заблокировали, остались опасные люди? -- спросил он. Я сразу же вспомнил Макса и того второго, неизвестного мне "железного" человека. Беда в том, что я его не знал. -- К сожалению, да, -- вздохнул я. -- По меньшей мере двое. -- Тогда держи блокиратор. -- Мамалыгин протянул мне "волшебный" фонарик. -- Как им пользоваться? -- Я повертел в руках чудесный подарок. -- Очень просто. Он уже настроен на твою волну. Включаешь эту кнопку и наводишь луч на верхнюю часть головы объекта. Продолжительность облучения не менее тридцати секунд. Дальность -- до ста метров. Луч стирает, вернее, запирает, блокирует связанную с тобой информацию, которая хранится в сознании твоего оппонента. Подчеркиваю, речь идет только о тебе. Если, к примеру, твой противник видел тебя верхом на слоне, то после облучения тебя он забудет, но слона -- нет. Понимаешь? -- Ага, -- кивнул я, прикидывая, что вспомнит Макс после знакомства с блокиратором. Значит, меня он забудет, а вот Алину будет помнить и при случае... Да, но ведь Алина уже не помнит обо мне. Круг замыкался. -- Ну? Сошлось? -- улыбнулся Мамалыгин, словно прочитав мои мысли. -- Еще вопросы есть? -- Да... -- Пожалуйста. -- Знаете, Аркадий Андреевич, был момент, когда мое биополе исчезло. -- Биополе не может исчезнуть, -- покачал головой Мамалыгин. -- Но иногда оно не проявляется. Тут две основные причину. Первая: большая доза алкоголя или наркотиков. Вторая: страх. Чтобы управлять биополем, нужна ясная голова и твердая воля. Если, скажем, птица засомневается, умеет ли она летать, то, скорее всего, упадет и разобьется. Никогда не теряй головы, мой мальчик, -- вот лучший совет, какой я могу тебе дать. -- Понятно... -- пробормотал я, вспоминая то гаденькое чувство, которое охватило меня в подвале Кителя, когда он не откликался на мои команды. От Мамалыгина я уходил переполненный противоречивыми чувствами. Было больно и стыдно за глупые проделки, за пошлые развлечения, за то, что, обладая гигантскими возможностями, я принялся растрачивать их по пустякам. Из-за собственного легкомыслия я едва не оказался в вечном полоне у безжалостного и кровожадного негодяя! Но была и окрыленность. Теперь я знал, что мне делать. Литературная работа, учеба, умные друзья, интересные люди, театр, спорт -- как богат и красочен мир, когда ты ведешь здоровый образ жизни! Это мой выбор, и никогда более я не отступлю от столбовой дороги ни на шаг. ПЕРВАЯ ЧАШКА КОФЕ Я неловко перевернул очередной листок рукописи Вадима Ромоданова, он соскользнул со стопки и, кувыркнувшись, улегся на пол. Волей-неволей пришлось подниматься с кресла. Вот и кстати. Чтение несколько утомило меня. Надо бы чуть размяться, сварить кофе, придвинуть поближе пепельницу -- словом, устроиться поудобнее. Не могу сказать, что к этому моменту рукопись всецело захватила меня. Притом постепенно крепло убеждение, что я стал жертвой литературной мистификации. Очевидно, Вадиму Ромоданову осточертели собственные научно-популярные очерки и он решил испытать свои силы в ином жанре, выбрав меня в качестве первого читателя. Все говорило бы в пользу подобной версии, если бы не одно обстоятельство: я по-прежнему не мог объяснить, каким образом письмо, а с ним и рукопись оказались в моей комнате. Желание рассеять туман и было, собственно, главной причиной, побуждающей продолжить чтение. Но, должен признаться, тут присутствовал и чисто профессиональный интерес: в повести завязывались некоторые узелочки, о развязке которых я пока не догадывался, и оттого было любопытно, насколько выпукло автор расставит все точки над "i", сумеет ли гармонично соблюсти законы жанра, все ли ружья, которыми он густо оснастил страницы своего сочинения, выстрелят в финале. Одновременно я размышлял о самом Вадиме Ромоданове. Если правы те, кто утверждает, будто по любому произведению можно с полной определенностью судить о характере автора, то многие ремарки господина Ромоданова выставляли его в довольно-таки неприглядном свете. Это была не то чтобы противоречивая, а, скорее, безнравственная личность, человек, не имеющий ни малейших моральных устоев, способный из пустой прихоти на самый низкий поступок, несмотря на все свои пространные рассуждения о порядочности. Примеров тому я обнаружил предостаточно. Тут-то и заключалось наиболее уязвимое место повествования. Дело в том, что, будучи любителем и, смею надеяться, знатоком фантастики, я, как и Вадим Ромоданов, охотно допускаю мысль о множестве населенных миров, о различных уровнях цивилизаций, о контактах тайных и явных и всем таком прочем. Не вызывает особых возражений и фигура агента, работающего на иную, более высокоразвитую цивилизацию. Но как можно поверить, что могучий разум выберет на эту должность человека совершенно безответственного, эгоистичного и порочного?! Да еще наделит его уникальными дарованиями при полной бесконтрольности! Дай такому волю, он со временем затмит не только примитивного хапугу Кителя, но и куда более зловещих персонажей истории. Кстати, с Кителем тоже явная натяжка, избитая литературная схема: если торговый начальник -- значит, обязательно жулик, причем непременно глава подпольного синдиката, "кровожадный и безжалостный негодяй" (цитирую Ромоданова). Как будто жуликов нет среди представителей других уважаемых профессий! Кофе вскипел. Я, как обычно, растворил две ложечки сахара, после чего вернулся к рукописи. ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ ВАДИМА РОМОДАНОВА Прошла всего неделя после моего освобождения, а я уже не мог без усмешки вспоминать свои недавние благочестивые намерения. Какого черта! Я получил урок. Я его усвоил. Но не для того же, чтобы вести монашеский образ жизни! Я не испытал еще и сотой доли доступных мне наслаждений. Добровольно отказываться от них -- верх кретинизма. Впрочем, в тот, первый, вечер в голове моей бродили иные, более смиренные мысли. Подойдя к подъезду моего дома и не обнаружив перед ним оставленной в роковую ночь "Волги", я не удивился. Угнали-таки машину! Может, Макс или кто другой из команды Кителя. Бог с ней, с тачкой! Куплю новую. А вот рукописей, которые лежали на заднем сиденье, теперь не вернешь. Пропал весь мой творческий багаж, все, наработанное с той поры, когда я впервые ощутил в себе Призвание. Кое-что удастся, пожалуй, восстановить по памяти, а вот дневники, выписки, наброски утрачены навсегда. Я поднялся на свой этаж, достал ключи. -- Кхе-кхе! -- раздалось за спиной громовое покрякивание. Я обернулся. В дверном проеме соседней квартиры стоял мужчина в спортивном трико и белой майке, которая, казалось, вот-вот треснет под напором могучих мышц. Этакий русский медведь, Иван Поддубный на пенсии. На его румяных щеках играла благодушная улыбка. -- Здорово, сосед! -- Его бас был слышен, вероятно, вдоль всей улицы. -- Здравствуйте, -- ответил я. -- Ты, стало быть, Вадим? -- утвердительно поинтересовался он. -- А я -- дядя Миша. -- Очень приятно! -- Что же ты, Вадим, бросаешь машину где попало? -- продолжал он. -- Угнать ведь могут. Народ ушлый! -- Кажется, уже угнали, -- вздохнул я. -- Как бы не так! -- лукаво подмигнул он. -- Скажи мне спасибо. Вижу -- соседская машина стоит без присмотра. Ночь стоит, день стоит. Я звонил, стучал, никто не открывает. Ну, думаю, племянник весь в своего дядюшку. Тот такой же рассеянный был. Умчится по делам, когда на неделю, когда и поболе, а машину бросит. Бывало, что и с ключами... Так что я загнал ее во двор, -- заключил нежданный собеседник. -- Вот спасибо! -- Я едва не задохнулся от радости. -- Стоит у гаража, -- победно улыбаясь, известил дядя Миша. -- Двор у нас, слава Богу, тихий, спокойный. Оттуда не уведут... -- Славное лицо у дяди Миши! -- Только ты уж на будущее будь повнимательнее, -- добавил он. -- Обязательно... Еще раз -- огромное вам спасибо, дядя Миша! Может, зайдете на пару минут? Как насчет рюмочки коньяка? -- Не пью и не курю, -- с молодецким вызовом ответил он, не отвергая, впрочем, предложения в целом. Его вид мог бы послужить отличной рекламой здорового образа жизни. Чем не пример для подражания? Берись за ум, Вадим Ромоданов, будешь таким же бодрым и уравновешенным. -- Тогда чашечку кофе? -- Кофе на ночь вреден. -- Улыбка стала еще шире. -- А как насчет кваску? -- Это можно, -- кивнул он, выходя наконец на площадку. Открывая дверь, я внезапно подумал о том, что в квартире, не исключено, царит полный разгром. Но, к моему удивлению, ничего не было тронуто. Мы прошли на кухню. Я открыл холодильник, разыскал на нижней полке бутылку кваса. Мельком глянув в окно, увидел в густеющих сумерках знакомый силуэт у гаража. Вот она, моя красавица! Ай да дядя Миша! Вот так услужил! Чтобы составить компанию соседу, я и себе налил квасу. Не пора ли полностью перейти на подобные напитки? Вымету из квартиры весь алкоголь как сор! Да здравствует трезвость! -- Я хоть и на пенсии, а без дела не сижу, -- рассказывал между тем дядя Миша. -- Меня тут каждая собака знает. Машину ли починить, сантехнику отладить, электричество -- все могу. Просто так, по-соседски. Так что, возникнет какая нужда, милости просим, обращайся без всякого. Эх, хорош квасок! Ядреный! Люблю! -- Стало быть, вы хорошо знали моего дядюшку? -- Юрия Михайловича? Как не знать! Сколько лет на одной площадке прожили! -- Наверное, часто заходили к нему в гости? -- Этого не скажу, -- покачал головой дядя Миша. -- Очень замкнутый был человек. Все сам да сам. Ученый! Голова! Спросишь его о чем-нибудь, ответит, а так, чтобы первым заговорить, -- никогда. Вот только... -- Он задумался. -- Как раз перед его последней командировкой случилось... Я возился в гараже, а он третий справа от твоего, слышу, Юрий Михайлович свою "Волгу" выводит. Вдруг заходит ко мне. "Михайло", -- говорит. Это он меня так называл -- "Михайло", вроде как под Ломоносова. Так вот. "Михайло, -- говорит, -- я уезжаю далеко и надолго..." И вид у него, понимаешь, какой-то опущенный. "Что-то, -- говорит, -- Михайло, сердчишко стало барахлить в последнее время. Если что случится, то знай, что все свое имущество я завещаю любимому племяннику Вадиму Ромоданову. Прошу тебя по-соседски, поддержи парня морально, помоги, если надо..." После вздохнул как-то странно, махнул рукой, вяло так махнул и вышел. Я кричу вслед: "Не беспокойся, Юра!", -- а он и не слышит уже. Сел и уехал. Так и не довелось больше поговорить. А через неделю узнаем: умер Юрий Михайлович в чужой стороне, на каком-то ученом съезде, прямо в зале заседания, от разрыва сердца. Такие вот дела. -- Как вы об этом узнали? -- с жаром спросил я. -- Нотариус приходил. Я-то сам не видел: как раз за картошкой ездил на рынок. А дома жена была, Маша. Вот ей он и сообщил, что, значит, Юрий Михайлович приказал Долго жить, а все его имущество переходит племяннику. Мы потолковали еще немного, но ничего существенно нового о любимом дядюшке я не узнал. Складывалось впечатление, что этот человек оставался загадкой даже для соседа, жившего с ним рядом, через стенку, на протяжении многих лет. Когда дядя Миша ушел, я спустился во двор. Поставил машину в гараж, забрал рукописи и вернулся домой. Полночи я сидел за столом, разбирая и сортируя архив. Несмотря на мое творческое младенчество, бумаг набралось предостаточно. Во-первых, еще лет с четырнадцати, когда я впервые ощутил в себе потребность писать, я более-менее регулярно вел дневник. Кроме того, записывал меткие фразы и реплики, подслушанные диалоги, хохмы, сценки, собирал редкие пословицы и поговорки. Когда мне в голову приходил очередной сюжет, я вкратце записывал его на первом подвернувшемся клочке бумаги. Постепенно таких набросков набралась целая папка. О некоторых сюжетах я забыл, зато другие ветвились, роились, углублялись, обрастали плотью. Но в целом эта папка еще ждала своего часа. Была у меня начата и первая повесть -- "Молодые Миры", а также цикл рассказов. "Одиссея космического "волка"" со сквозным персонажем -- бывшим пилотом звездолета Аристархом Парамоновым, любителем порисоваться и прихвастнуть. Да, не густо... Хотя как посмотреть. Ведь все это я написал по строчке, по абзацу, урывками, тайком, в отсутствие мало-мальски пригодных условий для творчества. К тому же я был молод и впереди меня ждала целая вечность. Некоторое время я перекладывал папки с места на место, не зная, какой отдать предпочтение. Наконец, оставил для работы "Одиссею космического "волка"", а остальные отнес в кабинет, разместить в книжном шкафу. Ну вот! Завтра вечером засяду за своего Аристарха... * * * ...С утра я отправился в институт. Первая пара начиналась в 8.30. Я был полон энтузиазма и рвения к учебе. Хватит лодырничать! Сессия на носу! Когда я подходил к факультету, меня поразило странное ощущение: как будто я отсутствовал вечность. Войду сейчас внутрь, и окажется, что мои однокурсники давно уже защитили диплом и стали солидными людьми... Теперь, после того как я побывал в руках Кителя, многое виделось мне почему-то в ином свете. * * * После лекций я поехал в Жердяевку. По двору важно расхаживал бравый Пономарец. -- Здравия желаИм! -- лихо откозырял он, комично вытянувшись в струнку. -- Здравствуй, Васильич, -- ответил я. -- Рюмочку выпьешь? -- С превеликим удовольствием! Мы прошли на веранду. -- Как дела? -- поинтересовался я, наливая ему стакан. -- Лучше не бывает! -- вскинулся он. -- Девицу обиходили, как ты, хозяин, велел, одели, накормили. Ох, и хороша девка! Одно слово -- персик! У тебя, хозяин, губа не дура. Я так думаю, ты хорошенько попасся, а? -- и он подмигнул. -- Васильич, не болтай лишнего! -- строго потребовал я. -- Кто за ней приезжал? -- Какой-то мужик. -- Каков он из себя? -- Такой плюгавенький, плешивенький, а глазки быстрые-быстрые. Передал записку от тебя, мы все в аккурат исполнили. Или что не так? -- Все так... Хм! Плюгавенький, плешивенький... Нет, такого человека в окружении Кителя я не знал. Пономарец мастерски осушил стакан и сразу же окосел. -- Какие будут указания, хозяин? -- пропел он. -- Пусть Фекла Матвеевна приготовит обед. Да и ужин, пожалуй. Заночую сегодня в Жердяевке. -- БуИт исполнено! Пока Фекла Матвеевна стряпала, я зубрил конспекты. После довольно плотного обеда завалился спать и проснулся около полуночи. Поднялся в башенку с набросками "Космического "волка"" и просидел за столом почти до шести утра. Работалось легко. Я завершил начерно двенадцатистраничный рассказ. За одну ночь! Таких темпов у меня еще не бывало. Если так пойдет и дальше, то к Новому году я подготовлю свою первую книжку. * * * Наутро все городские газеты вышли с сенсационной информацией об аресте ответственного работника торговли Когтева К. П. Сообщалось, что, используя поддельные визы на заявках, Когтев сумел получить крупную партию пиломатериалов и вагоны для их вывоза в одну из безлесных южных республик. Приводилась умопомрачительная сумма преступной сделки. Вместе с Когтевым арестована группа должностных лиц из его окружения. Я почувствовал, как целая гора свалилась с сердца. Однако же меня беспокоил Макс. Скажу откровенно, я побаивался этого типа. Что-то подсказывало, что его фанатичная ненависть принесет мне еще немало неприятностей. Но теперь получалось, что Макса либо тоже арестовали, либо он дал деру. В любом случае ему сейчас не до меня. Пусть на время, но он исчезает из моей жизни. * * * Позади -- еще один учебный день. Я приехал в Жердяевку, прокручивая в голове распорядок до утра: обед, подготовка к экзаменам, ужин, сон, затем ночное бдение над приключениями Аристарха Парамонова. Поначалу все шло строго по плану. После обеда -- грибной суп и вкусйейшие голубцы -- я несколько часов подряд добросовестно разбирал проекции по начерталке, затем поужинал котлетами с фасолью и прилег на диване. Едва моя голова коснулась подушки, как наступил глубокий сон. ...Длинноногая загорелая красавица с пшеничными волосами в невесомом полупрозрачном одеянии появилась у моего изголовья. Отбросив одеяло, она принялась умело массировать мои мышцы легкими, почти неощутимыми движениями. Нега разлилась по всему телу, плоть моя восстала. Я проснулся, будто меня кто-то толкнул изнутри. В комнате царил полумрак. Никакой красавицы не было и в помине. Несколько минут я лежал неподвижно, все еще очарованный магией сна. На что я трачу свое время, свое драгоценное время, пришла в голову коварная мысль. Зачем зубрить все эти формулы, которые не пригодятся мне никогда в жизни?! Разве мне трудно внушить любому преподавателю, что мои знания безупречны? Какого дьявола я, при моих-то возможностях, соблюдаю воздержание, как столетний старец? Как глупо, что в моей записной книжке нет двух-трех десятков телефонов красоток всех типов, каждая из которых охотно откликнется на зов! Алину я потерял, Валечку не найти, Жанна по-прежнему чужая... Я посмотрел на часы. Половина десятого. Всего лишь? Ресторанная жизнь только-только набирает обороты. Через полчаса я буду в городе. Только не в "Волну". К черту этот дерьмовый кабак! Но почему бы не заглянуть в "Интурист"? Попасть туда невероятно трудно, но для меня-то это не проблема. А именно в "Интуристе" гуляет золотая молодежь. А рассказ? -- пискнул внутри тоненький голосок. Ну что -- рассказ? Вчера я уже написал один. Гнать вал тоже нельзя. Замысел нужно выносить, как младенца. Нет, я имею полное право немного расслабиться. Я его заслужил. Китель арестован, его бандиты, включая Макса, вероятно, тоже. Почему бы не отметить это событие? Я рывком вскочил и бросился к бассейну. Через десять минут, взбодренный и принаряженный, жаждущий новых приключений, я уже был во дворе. На лавочке под соснами сидел Пономарец. Завидев меня, резво вскочил: -- Хозяин, послушай, что я удумал! А не завести ли нам собачку? Бульдога, а? Или овчарку? Лишний сторож не помешает. -- На твое усмотрение, Васильич. Я не против. Присматривай тут. Я, скорее всего, переночую в городе. -- Гуляем, хозяин? -- ухарски подмигнул неисправимый плут. * * * Гостиница "Интурист" полукругом охватывала центральный городской сквер. Шестнадцать этажей стекла и бетона, мраморные ступени, бронзовые светильники. По слухам, кроме основного ресторана, здесь имелось еще четыре бара, два кафе, пивной зал и по буфету на каждом этаже. Простор! Экскурсии я совершать не стал, ибо, заглянув в первый же бар, увидел у стойки именно такую женщину, которая явилась мне во сне: длинноногую, загорелую, с копной пшеничных волос, перехваченных алой лентой. Я без обиняков предложил ей поехать ко мне в гости, показав для убедительности пачку банкнот. Напились мы до чертиков, затем полночи отплясывали голыми какой-то дикарский танец под орущий магнитофон, занимаясь в перерывах тем, что моя новая партнерша называла эротическим массажем. С этого дня я будто с цепи сорвался. Прошла какая-то неделя, а я уже знал вдоль и поперек все городские рестораны, где обслуга испытывала ко мне глубочайшее почтение. Каждую ночь у меня была новая женщина, иногда две. Кроме того, периодически я набирал компанию из числа студентов факультета, тормозил какой-нибудь "рафик" или автобус, и мы ехали в Жердяевку, где вечеринка продолжалась до утра. Чтобы попасть в компанию, мне льстили, передо мной заискивали. Одних я приближал, других подвергал опале и ежедневно тасовал эту колоду. В институт я ходил лишь затем, чтобы собрать очередную команду для предстоящей оргии. Лекции я послал подальше, а конспекты выбросил в мусорный бак. Девчонки сами вешались мне на шею. Была ли среди них Жанна? Она сама приехала в Жердяевку, сама вошла в мою спальню. Ее первые слова, обращенные ко мне: -- Мне нравится одна кожаная куртка... -- Считай, что она твоя. -- А если добавить туфли? -- Туфли, а к ним сумочку и пояс. И кое-что на мелкие расходы. Она кивнула, затем молча разделась и вытянулась на кровати поверх одеяла. -- Ну? Груди у нее и вправду были великолепные, талия -- осиная, но мне почему-то захотелось, чтобы она оделась и ушла. Что-то перегорело. И одновременно я не хотел ее отпускать. Ведь я мечтал о ней два года! Это была наша первая и последняя близость. * * * А между тем наступила летняя сессия. Первым экзаменом была начертательная геометрия. Всю группу лихорадило. Я спокойно уселся перед Ермолиным, напряг биополе и в течение трех минут уверенным тоном рассказывал ему, чем отличается ермолка от тюбетейки, колпака, а также фески. При этом вместо проекций я бодро рисовал перед ним чертиков. Ермолин просиял: -- Молодой человек! Впервые в своей практике лицезрею студиоза, владеющего столь обширными познаниями по данному многотрудному предмету! -- и жирно вывел в ведомости "отлично". Надо было видеть физиономии Виталия и Олега, когда они узнали о моем успехе! Сами-то они едва вытянули на "хорошо". А по институту пошла гулять новая легенда о Парне, Сдавшем Самому Ермолину На Отлично. Примерно так же я общался с другими экзаменаторами. Зато мои дружки по кутежам тряслись от страха, как осиновые листики. Застолья, танцы, купания при луне сейчас аукнулись. Никогда еще в истории факультета урожай "бананов" не был столь обилен. Бедняга декан хватался за голову после каждого экзамена. Конечно, кое-кого я мог бы взять под опеку. Но я не хотел. Принципиальна. Пусть каждый отвечает за себя. К тому же эта компания мне наскучила. Все повторялось. Одни и те же лица, одни и те же подначки и хохмы... Я уже не говорю о том, что я оплачивал все удовольствия, а они воспринимали это как должное. Этакие новые римляне: "хлеба и зрелищ!" К черту! Нет, решено бесповоротно! Прощай, институт! Летом буду поступать в университет, на филфак. В этот же период расстроились мои отношения с дядей Мишей. На следующее утро после той, первой, ночи, когда я снял в "Интуристе" длинноногую красавицу, раздался звонок в дверь. Мы с красоткой только-только продрали глаза. Я набросил халат и пошел открывать. На площадке стоял дядя Миша. -- Привет, Вадим. -- Он улыбался, но несколько натянуто. -- Что-то у тебя сегодня шумно было очень. Маша всю ночь глаз не сомкнула. -- Извините, такого больше не повторится. -- Ладно, Вадим, извини, если что не так, и пойми правильно, по-соседски. Обещание, данное дяде Мише, мгновенно вылетело у меня из головы. В этот же вечер я привел домой стройную брюнетку, и все повторилось. Мы так разошлись, что бегали друг за другом, сбивая стулья. Да еще для чего-то стучали в стенку, за которой обитали мои соседи. На следующее утро дядя Миша выглядел более сурово. -- Вадим, -- улыбки на его румяном лице уже не было, да и сам румянец наполовину исчез, -- я все понимаю, дело молодое, но и ты нас пойми: мы -- старики, ночью нам нужен покой. Я обещал исправиться, а через день привел к себе целую орду, и мы устроили такой бедлам, что стены ходили ходуном. Дядя Миша перестал со мной здороваться. Зато с Пономарцами обходилось без проблем. Фекла Матвеевна оставалась улыбчивой, успевая готовить на всю компанию, после чего уходила домой. Иван же Васильевич вился вокруг вьюном. Его гонишь в дверь, он лезет в окно. Хлопнув пару стаканов, он довольно лихо исполнял чечетку, чем немало веселил народ. Любил он заглянуть в бассейн, особенно когда разомлевшие девицы сбрасывали с себя последнее. Глазки его масляно блестели. Мужик он был шумный, суетливый, но не вредный. Мы ладили. * * * Как-то раз, когда в своей квартире я устроил вместе с двумя близняшками самую разнузданную оргию, раздался телефонный звонок. -- Вадим? Здравствуй! Жду тебя послезавтра, в шесть вечера, -- раздался торжественный голос. Сначала я даже не понял, кто звонит, и собирался было послать непрошенного абонента к чертям собачьим, но тут он добавил: -- Чего молчишь? Прибывает гость... Оттуда... Ты понял? Мамалыгин! Это он! Сообщает о скором прибытии посланца Диара, который, вероятно, снимет с меня стружку, спросит за все... -- Да, понял, очень рад, буду... -- пролепетал я. -- Вот и хорошо. Приходи обязательно, есть важный разговор, -- туманно заключил Мамалыгин и повесил трубку. Мое блаженное настроение улетучилось. Прогнав разобиженных близняшек, я отправился в ванную, где долго держал голову под струей холодной воды. Значит, дождался? Вот уж зададут мне перцу! От Диара невозможно что-либо скрыть. Они все видят, все знают. Другое дело, что им не всегда ясны наши побуждения. Но я столько всего натворил, что расплата неизбежна. Не исключено, что послезавтра у меня отнимут эту квартиру, дачу в Жердяевке, автомобиль... Лишат биополя, блокиратора... Я стану тем, кем и был, -- нищим, вечно полуголодным студентом. Внезапно я ощутил, как больно мне терять все это. Можно ли что-то исправить? Надо чистосердечно раскаяться, молить о прощении, объяснить, что весь этот кавардак был с моей стороны всего лишь неудачной попыткой как-то разнообразить жизнь, познать ее изнанку. Я понял, что пошел по неверному пути! Я торжественно отрекаюсь от него. Начиная с этой минуты не будет в нашем городе более скромного, добросовестного и трудолюбивого парня, чем я. Только не прогоняйте меня. Пощадите! В течение двух дней я истово замаливал свои грехи, осознавая в глубине души смехотворность запоздалого раскаяния. * * * Наступил назначенный час. Ровно в шесть я звонил в дверь квартиры Мамалыгина. Пальцы мои подрагивали, зуб не попадал на зуб, но это было ничто по сравнению с внутренней дрожью. Дверь открыл Мамалыгин. -- А-а... Вадик! Ну, здравствуй! Заходи, тебя ждут. -- Тон его был любезным, однако я не строил иллюзий. Мы прошли в комнату. За столом, накрытым для чаепития, сидел он, мой судия. Должен отметить, что я до сих пор не знаю, какова же истинная внешность обитателей Диара. Не исключаю, что постоянной формы у них вообще нет. Диарцы обладают способностью придавать себе любую наружность, причем мгновенно, -- от фантастического существа до легкого облачка. Гость был мужчиной средних лет с приятным интеллигентным лицом. Его коротко подстриженные волосы серебрила благородная седина. Встав, он крепко пожал мою руку: -- Добрый вечер, Вадим! Рад с вами познакомиться. Меня можете называть Иваном Ивановичем. Прошу, -- он указал на стул напротив себя. Произношение у него было безукоризненное -- дикторская категория. Хм! Непохоже, что меня собираются песочить и драить. Мамалыгин принялся разливать из самовара чай. -- Как вы вживаетесь в н