овую роль? -- спросил Гость. Сердце мое оборвалось. Неужели начинается? -- Нормально. -- Психика не страдает? -- Н-нет. -- Обычно мы не трогаем новых сотрудников год-два, -- продолжал Гость. -- Но сейчас случай особый. Вся наша агентурная сеть на Земле будет подключена к выполнению важнейшего задания. -- Он говорил с исключительным тактом, словно опасаясь ненароком задеть мое самолюбие. Именно его тон убедил меня, что мои опасения оказались напрасными. -- Сделаю все, что смогу! -- с энтузиазмом, какой увидишь разве что в фильмах про разведчиков, воскликнул я. -- В таком случае наберитесь терпения и выслушайте одну историю. -- Иван Иванович на секунду задумался. -- Летать к иным мирам мы начали более шестидесяти веков назад. На ядерном корабле путешествие длилось годами. Поначалу экипажи комплектовались исключительно из мужчин. Разумеется, основную часть пути они проводили в анабиозной камере, но исследование далеких планет растягивалось на долгие месяцы... Около пяти тысяч лет тому назад одна из экспедиций достигла Земли. Приняв образ аборигенов, наши парни занялись сбором информации. В ходе этой работы... -- тут он, по-моему, смутился, -- некоторые члены экипажа вступили в интимную связь с земными женщинами. Продолжалось это довольно долго. И активно... Я живо представил себе эту картину, и мне стало весело. А не дураки были древние диарцы и порезвились небось на полную катушку! -- Нравы на Диаре в ту пору были крайне суровые, можно сказать, пуританские, -- продолжал Иван Иванович. -- Проступок экипажа однозначно приравняли бы к преступлению, и потому по возвращении путешественники скрыли этот факт. Возможно, их тайна умерла бы вместе с ними, если бы один из членов команды не написал того, что на вашем языке именуется доносом. Да-да, когда-то и на Диаре писали доносы... Провинившихся ждала жестокая кара. Но власти, скрупулезно все взвесив, решили, видимо, не создавать прецедента и не предали дело огласке. Донос был отправлен на дальнюю полку секретных архивов. Просто чудо, что его не уничтожили... И вот совсем недавно один историк обнаружил этот древний документ. С той поры, как был открыт Тоннель Трех Миров, это, пожалуй, самая большая сенсация. Итак, резюме: среди землян есть потомки диарцев, то есть люди, в чьих жилах течет кровь наших предков. Моральный долг Диара -- установить их личности. Именно в этом и заключается то важное задание, о котором я имел честь сообщить вам в начале нашей беседы. Мамалыгин невозмутимо отхлебывал чай. Видимо, они с Иваном Ивановичем успели подробно все обсудить задолго до моего прихода. -- Но простите... -- Я не знал толком, что говорить. -- Продолжительность человеческой жизни мала. За пятьдесят веков от тех, кого вы хотите найти, даже косточек не осталось. -- Это мы понимаем, -- кивнул Иван Иванович. -- Речь идет, разумеется, об отдаленных потомках тех... тех... Кстати, мы уж пользуемся специальным термином, -- "диз". Это сокращение от "диароземлянин". По нашим прикидкам, их должно быть порядка пятидесяти тысяч. С учетом всех перипетий вашей истории -- войн, стихийных бедствий, мора, голода, миграций и так далее. -- Как же их искать? Иван Иванович снял с руки массивные золотые часы с металлическим браслетом и протянул их мне: -- Сюда вмонтирован высокочувствительный прибор, реагирующий на генетический код. Если вблизи находится диз, прибор легким гулом извещает об этом. К сожалению, более эффективной методики пока не существует. Многое будет зависеть от случайности, от удачи. Я осмотрел подарок со всех сторон: часы как часы. Только кроме обычных стрелок есть еще одна, золотистая, дублирующая секундную, но неподвижная... -- Полагаю, организация вашей работы должна быть следующей, -- продолжал Иван Иванович. -- Вам придется постоянно бывать в местах значительного скопления людей. Сигнал сообщит о наличии объекта, а золотистая стрелка укажет направление. По мере приближения к объекту тональность сигнала меняется. Вы легко разберетесь. -- Понятно. А на каком расстоянии действует прибор? -- Все зависит от степени "разбавленности" первичного кода. Но даже самое слабое его проявление улавливается в радиусе до сотни метров. -- Прекрасно. А что делать дальше? Ну, когда я обнаружу диза? Мамалыгин по-прежнему молча чаевничал. -- Вы должны собрать о нем максимально полную информацию и передать ее Аркадию Андреевичу, -- Гость показал на Мамалыгина. -- Постарайтесь также уточнить, от кого именно диз унаследовал свои гены -- от отца или от матери, затем проследите всю родословную объекта и, естественно, проверьте на реакцию всех выявленных родственников. Любой успех будет поощряться. -- Как быстро я должен выполнить задание? -- уточнил я. -- Вы ни в чем не ограничены. Особенно во времени. Действуйте, как считаете нужным. Лишь бы был результат. -- Я найду их! Обязательно! -- с чувством воскликнул я. -- Завтра же обойду весь наш институт и общежития, а затем пройдусь по всем другим вузам. -- Хорошая инициатива, -- поощрительно улыбнулся Иван Иванович. -- Желаю вам, Вадим, удачного поиска. Вот и все! Ни скучных нотаций, ни грозной выволочки. Ни слова о Кителе, о моих пьянках и развлечениях. А я-то боялся... Да Диару в высшей степени наплевать, как я провожу свободное время. Был бы результат... Я размечтался. Не пожалею сил, но разыщу сотню-другую дизов. Ха! А эти ребятки, древние диарцы, похоже, славно покуролесили. Не хуже, чем я в последний период. Пятьдесят тысяч потомков! Сколько же народу было в экипаже? Интересно, они отметились только на Земле? Или еще куда-нибудь заглянули по пути? Как на крыльях примчался я домой. Завтра впрягусь в работу! Обойду весь город! Найду! А сегодня... Два дня вынужденного воздержания иссушили меня. Я чувствовал себя заплесневелым сухарем. Не прошло и часа, как обнаженные близняшки сидели на моих коленях, музыка гремела, шампанское лилось рекой. Дядя Миша глухо стучал в стенку, а мы шумели еще пуще. * * * Спал я не более двух часов, но с утра рьяно взялся за дело. Сначала обошел все этажи нашего факультета, затем трех соседних, заглянул в общежития... Но прибор молчал. Мои радужные надежды дали маленькую трещинку. Дело оказалось более кропотливым, чем я предполагал. Я уже не чуял под собой ног, а результат оставался нулевым. Но я не отчаивался. Упрямства мне не занимать. Мои вечера и ночи проходили в приятных удовольствиях, но все дни напролет я добросовестно и усердно толкался по городу, крутясь в самых людных местах. Обошел все крупные универмаги и гастрономы, рынки, кинотеатры, гостиницы, стадионы, парки, обшарил километровые очереди, давился в часы пик в общественном транспорте, дежурил на вокзале и в аэропорту, у проходных заводов и фабрик. Теперь город казался мне огромным муравейником, полным хаоса и суеты. Я напрягал слух, стараясь не проворонить долгожданный сигнал. Но прибор по-прежнему молчал. Я даже тряс его над ухом: не испортился ли? Никакого эффекта. Затем я сделал простой расчет. Принял для удобства, что численность населения Земли равна пяти миллиардам. Иван Иванович говорил о пятидесяти тысячах дизов. Значит, один диз приходится примерно на сто тысяч простых смертных. В нашем городе чуть больше миллиона жителей. Следовательно, я могу рассчитывать на десять дизов. Вот тебе и толпа! Да-да, не густо... Притом дизы необязательно распространены повсюду равномерно. Может, все они обитают в Африке? Или в Таиланде. Может, в нашем городе их нет вообще. Ни одного... Я уже готов был совсем пасть духом, но тут одна из моих "ночных бабочек", сама того не ведая, подарила мне блестящую идею. Демонстрируя свой загар, она принялась рассказывать о море, с берегов которого только что вернулась. Поскольку язычок у нее был подвешен что надо, я зримо представил себе чарующую картину: теплое море, солнце и бескрайний пляж, набитый телами... Черт побери! Вот где собираются огромные массы народу, причем из разных уголков страны! Вот где имеется реальный шанс найти дизов! К тому же сам я никогда не видел моря. Мне вдруг страстно захотелось понежиться на песочке в полосе прибоя. Решено! Еду! Немедленно! К чертовой матери институт! Я бросился было звонить Мамалыгину, но вовремя спохватился. А вдруг он велит мне остаться? Вдруг скажет, что дизов я должен искать только в нашем городе или регионе? Но, с другой стороны, сам Иван Иванович предоставил мне полную свободу действий. Говорил же он: "Вы ни в чем не ограничены..." * * * Я влюбился в море сразу же, едва увидел его из иллюминатора ИЛа, пролетевшего над цепью заснеженных гор. Море... Оказывается, не только на Диаре, но и на Земле есть уголки, способные потрясти. Буйство цветущей природы, пиршество красок, снежные вершины на фоне чистой голубизны... А женщины! Притягательные, как никогда, с порочным блеском глаз и зовущими губами, в ярких нарядах, лишь подчеркивающих их прелести... Надо ли говорить, что все мои благие намерения были тотчас похоронены! Увы, я напрочь забыл о бедных дизах и, чтобы не отвлекаться, сунул подарок Ивана Ивановича в чемодан. Колесо закрутилось еще быстрее, достигнув бешеного темпа: шум прибоя, южные звезды, кипарисы и пальмы, рестораны, шашлыки, фрукты, "Цинандали" и "Гурджаани", катера, пикники, бессонные ночи и женщины, женщины, женщины... Я вытворял все, что подсказывала мне моя разгоряченная фантазия. Сопровождаемый разбухающей с каждым днем свитой прихлебателей, я кочевал из одного ресторана в другой, снимал роскошные особняки, сорил деньгами и подарками. Спал я только днем, урывками, во время переезда из одного курортного городка в другой. А с наступлением темноты начиналась очередная разнузданная вакханалия. У некоего профессионального, но излишне самоуверенного шулера я выиграл в покер целое состояние, после чего беднягу хватил удар. Если мне нравилась женщина, ничто не могло послужить причиной для отказа от ее совращения. Я видел, как плакал столичный генерал, у которого я -- из минутного каприза -- отбил любовницу. Некий черноусый джигит, которого я задел, полез было в драку, но я заставил его кричать с эстрады петухом, чем навеки унизил в собственных глазах. Говорили, что он пытался застрелиться. Чем более вызывающе я себя вел, тем жарче меня любили прелестницы, тем раболепнее почитала свита. Кстати, мое биополе не изменяло мне даже при изрядных дозах спиртного. В этом смысле я оказался куда как крепким парнем. Как-то в полночь я велел вынести на берег моря ванну и наполнить ее шампанским. Затем устроил дикий конкурс: обнаженные дамы должны были драться между собой за право окунуться в нее. Победительнице полагался крупный приз. Нашлось немало желающих. Тотчас подыскали подходящую площадку, и гладиаторское сражение закипело. Зрители, сделавшие ставки, громко кричали, подбадривая своих избранниц. Безумие охватило всех. В черном бархатном небе висела полная луна, неестественно огромная, как будто к Земле приблизилась планета Диар, чтобы выполнить некую таинственную миссию. Море, освещенное ею, казалось затаившимся союзником инопланетян, ждущим своего часа. Я стоял прислонившись спиной к обшитому деревянными рейками павильону, куда на ночь запирали лежаки. Мое внимание было приковано к тонкой, гибкой шатенке, стриженной под мальчика. Красотка владела приемами каратэ и имела все шансы стать победительницей конкурса. Как только это случится, я овладею ею прямо в ванне... Я предвкушал желанное сладострастие, как вдруг рейка справа от меня разлетелась в щепки. Не успел я опомниться, как другую рейку -- теперь уже слева -- постигла та же участь. Я ничком бросился на гальку, мгновенно послав команду стрелявшему -- а это несомненно были выстрелы -- приблизиться ко мне. Но никто не подошел. Очевидно, расстояние превышало критическое. Я отполз в густую тень и огляделся. Стрелок явно не принадлежал к моей свите. Эти дармоеды все были на виду, все передо мной. Стреляли, скорее всего, из зарослей высокого камыша, темная масса которого тянулась метрах в тридцати от нашей импровизированной арены. Разумеется, покушавшегося уже и след простыл, иначе он давно добил бы меня третьим выстрелом. Но почему он промахнулся? Расстояние было ничтожным, я представлял отличную цель. Или... это не промах? Предостережение... Проверка на испуг... Кто-то затеял охоту на меня. Крики стали громче (эти болваны по-прежнему не замечали, что -у их благодетеля едва не вышибли мозги). Узкобедрая шатенка все-таки победила и плюхнулась в ванну, призывно и бесстыдно раскинувшись в ней. Но мое желание уже пропало. Впервые за эти дни я подумал о том, что восстановил против себя множество людей, обзавелся ярыми врагами. Обиженный генерал и продувшийся шулер -- это так, семечки. Оскорбленный кавказец -- серьезнее. Но главная опасность исходила от женщин. Ведь каждую я осыпал цветами и подарками, клялся в любви, обещал достать луну с неба, но лишь стоило моему семени излиться в нее, как я терял к даме всякий интерес и холодно выпроваживал ее. А ведь далеко не все из них были легкомысленными особами. В числе соблазненных и покинутых было немало сильных и независимых натур. Таким не подходит роль обманутой простушки. Они умеют мстить и не откладывают дела в долгий ящик. Открывшаяся мне истина мгновенно отрезвила меня. Пуля -- это пострашнее, чем приснопамятный обруч Кителя. Выпущенную пулю не заговоришь. Как, впрочем, и нож из-за угла, и яд в бокале, и внезапно отказавшие тормоза... Да мало ли существует способов устранить человека, демонстративно ставящего себя выше других! Только сейчас я осознал, какому смертельному риску подвергался все это время. Нет, приятель, хочешь жить долго, как Мамалыгин, -- решительно меняй привычки. Долой всякую рисовку, позерство и пижонство! Долой безделие и тунеядство! Пора браться за ум. Пора стать серьезным мужчиной. Ведь ты, дружище, деградируешь на глазах, бессмысленно прожигаешь дни. Вот уже три месяца, как ты стал агентом Диара, получив все необходимое для творческой работы, но за весь этот период написан один маленький рассказ. Ты убаюкивал себя мыслью, что изучаешь жизнь. Себе-то не ври! Ты всего-навсего удовлетворял свои эгоистические желания. А сделал ли ты кому-нибудь добро? Утешил несчастного? Помог слабому? Сострадал? Нет, нет и нет. Ты только тешил свою плоть и дошел уже до той стадии, что потерял остроту ощущений, утратил способность радоваться простым вещам. Еще немного, и твоя душа омертвеет... Ты у края пропасти. Опомнись! Драгоценный мой читатель! Догадываюсь, с какой усмешкой ты читаешь эти слова. Опять, мол, показное раскаяние, за которым последует новый виток разнузданности. Ничуть! На сей раз это была речь не мальчика, но мужа. Никем не замеченный, я тихонько пробрался к санаторию и попросил вахтера из местных найти мне машину, пообещав щедро заплатить. Тот позвонил одному из приятелей, и вскоре я был в адлерском аэропорту. * * * Первым, кого я увидел, подходя к дому, был дядя Миша. Он как раз выходил из подъезда. Судя по наряду -- трико и, безрукавка, -- он направлялся в гараж. Вот подходящий случай загладить свою вину перед хорошим человеком, подумал я. Но пока я собирался с мыслями, он молча прошел мимо. Броситься за ним вслед? А не поступить ли мне проще? Облучу дядю Мишу блокиратором, и он забудет все дурное. А когда мы заведем знакомство по новой, я не дам ему повода для обид. Едва я вошел в комнату, как затрезвонил телефон. -- Вадик? -- послышался игривый голос. -- Это Марина. Куда ты пропал? Две недели не могу дозвониться... -- Ездил на море. -- Ну и как? -- продолжала она с прежней интонацией. -- Не простудил свой бегунок? -- Точно пока не знаю. Как раз собираюсь к врачу. -- Нет, ты серьезно?! -- всполошилась она. -- Абсолютно. Делюсь с тобой как с близким человеком. -- Извини, мне надо бежать по делам. Я тебе перезвоню. Пока! Усмехнувшись, я повесил трубку. Что ж, найден предлог, чтобы избавиться от опостылевшего окружения. "Морская" болезнь! Полундра! Пройдя в кабинет, я выглянул в окно, выходящее во двор. Дядя Миша возился со своим стареньким "Москвичом". Я взял блокиратор и, нацелив его на могучего старика, включил луч. Минут через пять тоже вышел во двор и принялся открывать гараж. -- Кхе-кхе! -- раздалось за спиной громовое покрякивание. Я обернулся. Ну да, дядя Миша, собственной персоной. На его румяных щеках играла благодушная улыбка. -- Ты, стало быть, Вадим? -- утвердительно поинтересовался он. -- А я -- дядя Миша. -- Очень приятно. Между нами состоялся диалог, тот же, что и при первом знакомстве. Как и тогда, мы прониклись взаимной симпатией. И никаких обид. Вечером я нанес видит Мамалыгину. -- А, Вадим! Как дела? Много дизов нашел? -- Ни одного, Аркадий Андреевич! -- Что так? -- нахмурился он. Кажется, впервые за весь период нашего знакомства. Я рассказал о своих мытарствах и вроде бы невзначай ввернул, что ездил на море, разумеется, с той же целью. -- Может, их и вовсе нет в городе? -- Есть, -- уверенно заявил он. -- Надо искать. И поактивней. Не только в людных местах. Дизом может оказаться ночной сторож. Или инвалид, прикованный к постели. Мало ли... Чем еще занимаешься? -- Вообще-то хочу поменять профиль учебы. К строительству меня совсем не тянет. Это был случайный вариант. Есть идея поступить в университет, на филфак. -- Поступить в университет... -- покачал он головой. -- А какое сегодня число? -- Кажется, девятнадцатое августа. -- Ну? Разве не знаешь, что вступительные экзамены начались первого числа? Мне оставалось только обреченно развести руками. Девятнадцатое августа! Да с такими загулами собственное имя забудешь и, ей-Богу, проснувшись однажды поутру, с удивлением узнаешь, что завтра Новый год! -- Но ты вполне успеваешь подать заявление на вечернее отделение. Или на заочное. Через год сможешь перевестись на дневное. Это и впрямь был дельный совет. -- Ищи дизов, Вадим, -- напомнил он на прощание. На улице давно стемнело. Накрапывал мелкий дождик. В мокром асфальте отражались желтые фонари. Редкие | прохожие торопились под крышу. Я задумчиво вышагивал по тротуару. Дождя я не боялся, напротив, он навевал на меня мечтательное, даже романтическое настроение с оттенком легкой грусти. Я размышлял о том, что по-настоящему так ничего и не добился в жизни. Одни только планы. Одни надежды, как и три месяца назад, и год, и пять лет тому. Мое творчество остается на уровне претензий, у меня нет истинного друга, которому можно открыть душу, в моей судьбе так и не появилось женщины, к которой я испытывал бы глубокие чувства... Что толку в долголетии, если каждый день уходит в никуда? Неужели и полвека спустя я буду точно так же идти один под холодным дождем и грустить о несбывшемся? Я настолько погрузился в самоанализ, что не сразу понял, откуда раздается это негромкое, но настойчивое бибиканье. Но через секунду меня огорошило: сигнал подавал молчавший так долго подарок "Ивана Ивановича". Рывком я поднес часы к глазам. Золотистая стрелка слегка подрагивала, прямехонько указывая на стеклянный, задрапированный зелеными шторами фасад ресторана "Волна", возле которого я очутился неведомым образом, будто ноги сами привели меня сюда. После того памятного вечера, давшего толчок длинной цепочке событий, я избегал этого заведения, а вернувшись с моря, вообще зарекся бывать в ресторанах. Но тут-то случай особый. Там, в зале, находился диз. Этот успех перечеркивал многие мои прегрешения. Может, с этой минуты и начнется новый отсчет моей жизни... Окрыленный, я устремился вперед. У закрытой двери, как и следовало ожидать, толпились парочки, но швейцар, заарканенный моим биополем, любезно пропустил меня в холл: -- Тихо, дамочки! Столик заказан. -- Затем одному мне: -- Милости просим, уважаемый! Сегодня замечательная бастурма... Я нетерпеливо прошел в зал. Полумрак, разомлевшая публика, музыка, сбившиеся с ног официанты... Сигналы усиливались. Колонны заслоняли от меня часть столиков. Лавируя между ними, я продвигался к дальнему углу. Сигналы сливались в сплошной гул. Я обогнул последнюю колонну... Теперь прибор гудел ровно, золотистая стрелка застопорилась. Это -- диз?! Передо мной сидела Алина. * * * Почему-то я даже не удивился. Из подсознания никогда не выветривалась мысль, что мы с ней еще встретимся. Она изменила прическу, подстриглась, загорела -- может, и ей удалось побывать на море? На ней было то самое платье, которое по моему распоряжению подобрала ей Фекла Матвеевна. Выглядела Алина весьма недурно. -- Здравствуй, Алина! -- сказал я. Она недовольно сощурилась и надула губки: -- Ошибаетесь, я вас не знаю. Странно было слышать эти слова, видеть неприязненный взгляд, хотя я и помнил, что Мамалыгин стер все воспоминания обо мне из ее бедовой головки. Ах, как она смотрела на меня на привокзальной площади! Между тем подал голос ее спутник -- золотозубый вальяжный мужчина лет сорока в дорогом импортном костюме. -- Послушайте, приятель! Вам не кажется, что вы здесь лишний? -- Его холодный прищуренный взгляд не предвещал ничего доброго. -- Это как посмотреть, -- приветливо улыбнулся я, посылая ему чувствительный импульс. Он тут же просиял и дружелюбно выдвинул из-за стола соседнее кресло. -- Извините меня за резкость. Я вижу, вы вполне приличный человек. Отчего бы вам не присесть за наш столик? Здесь очень удобно. -- С удовольствием, -- ответил я, располагаясь ближе к Алине. -- Что может быть приятнее общения с хорошим человеком? -- Вот это верно! -- Зачем ты его пригласил? -- обратилась она к спутнику. -- Уймись! -- коротко бросил он. -- Не видишь, человек хочет отдохнуть. Она фыркнула и уткнулась в свою тарелку. Конечно, я мог бы настроить в свою пользу и Алину. Но это от меня не убежит. А пока мне хотелось проверить, действительно ли я стал ей абсолютно чужим. Было и другое побуждение -- смутное, затаенное. Неужели мне не удастся добиться ее симпатии обычными человеческими средствами? Однажды это получилось очень даже неплохо. Тем временем золотозубый наполнил коньяком свободную рюмку и придвинул ее ко мне: -- Пока не приняли ваш заказ... Сделайте одолжение. Давайте вздрогнем за знакомство! -- Нет возражений. -- Меня зовут Леонид. -- Он склонил крупную голову. -- Вадим. Мы чокнулись и выпили. Алина сидела опустив глаза. Наш тост она не поддержала. В ней бродили какие-то вулканические силы, которые она сдерживала с трудом. -- Мне кажется, я где-то вас видел, -- сощурился Леонид. -- Вы не в ЦУМе работаете? -- Нет, по строительной части... -- А я -- заместитель директора обувного магазина. Того, что на площади Мира. Вам нужна хорошая обувь? Мы всегда держим в подсобке для нужных людей. Загляните на днях ко мне, подберем из последних поступлений. -- Вы очень любезны. Подошел официант. Чтобы не оставаться в долгу, а заодно произвести выгодное впечатление, я сделал дорогой и обильный заказ. Но в Алину будто бес вселился. Леонид, кивнув ей, снова обратился ко мне: -- Я так понял, что вы ее знаете? -- Его тон при этом оставался добродушным. -- Говорю ж тебе, что вижу его в первый раз! -- со злостью отрезала она. Нагнетать обстановку я пока не хотел, а потому ответил дипломатично: -- Произошла ошибка. Прошу меня простить. Дело в том, что ваша спутница, Леонид, как две капли воды похожа на мою знакомую, которую, по странному стечению обстоятельств, тоже зовут Алиной. Мудрено ли тут обознаться? Леонид спокойно слопал мою туфту, но на красотку она не произвела ни малейшего впечатления. -- Так нечего было и лезть! Неужели вам не ясно, что вас здесь не ждали?! -- Эй, перестань! -- резко оборвал ее Леонид. -- Ишь, взяла моду огрызаться! Вадим -- мой друг, заруби это себе на носу! Она яростно скомкала салфетку. Я обвел взглядом зал, задержавшись на том самом столике, за которым три месяца назад мы познакомились с Алиной. Какой она была тогда послушной! Постой-ка! Меня она "забыла", но Кителя-то помнить должна. Не подойти ли с другого конца? Официант принес мой заказ. Я взял бутылку, потянулся к бокалу Алины, но она резко сорвала его со стола. Вздохнув, я налил Леониду и как бы невзначай поинтересовался: -- Вы, наверное, знаете Когтева? Краешком глаза заметил, как вздрогнула Алина. -- Константина Петровича? Конечно! В деловом мире его все знали, -- ответил Леонид. -- Что-то давненько его не видать. Да и за его персональным столиком какие-то другие люди... Очень странно! -- Когтеву теперь не до ресторанов. -- А что случилось? -- удивился я. -- Разве вы ничего не слышали? -- в свою очередь удивился он. -- Нет, -- простодушно признался я. -- Только что вернулся из-за границы... -- Так слушайте, -- словоохотливо начал Леонид. И, склонившись над столом, зашептал: -- Ходят слухи, что он хитростью выманил у больших людей разрешение на вывоз фондовых материалов. Получил, ну и, естественно, запустил в оборот. Только этот орешек оказался ему не по зубам. Кому-то он страшно не потрафил, вот и напустили на него обэхаэсэс, -- при последнем слове Леонид готов был перекреститься, как суеверная старушка при упоминании черта. -- А тут и его враги подключились. Компромат, разумеется, нашли. Кто-то из больших людей лично санкционировал эту проверку. Так что откупиться было никак нельзя. Он слишком рискнул, не ожидал, что так повернется. Ну, завели дело, передали материалы в суд. Процесс шел недолго. Двенадцать лет с конфискацией! Кто бы мог подумать! Могущественнейший был человек! Я, например, себя уважаю и всякие ходы-выходы знаю, но, скажу откровенно, ему и в подметки не гожусь. А теперь... Конец Когтеву! За этим столиком ему еще не скоро придется посидеть. Если вообще придется. Не дай Бог никому! -- И он залпом осушил бокал. -- Ты бы придержал язык! -- неожиданно вспылила Алина. -- Неужели не видишь, что он вынюхивает? -- Алина, вы несправедливы ко мне, -- улыбнулся я. -- Ой-ой! -- скривилась она. -- Нашел кому баки заливать! Да я тебя насквозь вижу! -- Перестань! -- прикрикнул на нее Леонид. -- Заткнись со своими советами, дура! Она обиженно замолчала, а он опять улыбнулся мне и хвастливо заметил: -- Я стукачей и прочую шушеру за версту чую. А вы -- человек порядочный. Я это сразу понял. Вы -- наш. Мы выпили за людей, умеющих крутиться, и за то, чтобы в один прекрасный день ОБХСС с полном составе отправили на пенсию. Затем обменялись визитками, и Леонид повторил приглашение посетить его магазин. Я уже давно снял биополе, но, похоже, Леонид воспылал ко мне дружескими чувствами. Зато эта стерва Алина так и кипела злобой. Я чувствовал, что она с наслаждением запустила бы в меня тарелкой. Она кусала губы, дерзила и поминутно награждала меня взглядами, полными откровенной ненависти. Надо было предпринимать что-то радикальное. Тем временем веселье в зале достигло апогея. Дым висел коромыслом, со всех сторон доносился нетрезвый смех, на танцевальном пятачке творилось что-то невообразимое. И только за нашим столиком медленно, но верно собиралась гроза. -- Разрешите пригласить вашу даму на танец? -- вежливо обратился я к Леониду. -- О чем речь, дорогой! Конечно! -- Я не хочу! -- с вызовом ответила она. -- Э, брось ломаться, -- процедил Леонид. -- Сделай приятное нашему другу. Тебя не убудет. Она поднялась с каменным лицом и молча направилась к эстраде, я -- следом. Когда моя рука легка ей на талию, она передернулась. -- Мне показалось, что ваш спутник не слишком ценит вашу красоту. -- Я решил проторить дорожку к ее сердцу древним испытанным способом -- через комплименты. -- Вам-то какое дело?! -- дерзко бросила она. -- Свалились на нашу голову, испортили настроение, напакостили, а теперь еще чего-то хотите! -- Прошу простить, если что-то не так. Я готов немедленно искупить свою вину. -- Вы легко этого добьетесь, если смотаетесь куда-нибудь подальше. Прямо сейчас. И это говорит женщина, горячо шептавшая мне "миленький..." и не скупившаяся на ласки! Притом по доброй воле! Мне вдруг страстно захотелось вернуть ее былое расположение. -- А что если нам исчезнуть отсюда вместе? Вы мне очень нравитесь, Алина. -- Ход немножко рискованный, но я был готов подкрепить его в нужный момент биополем. -- А ты мне -- нет! -- в сердцах воскликнула она. -- Отчего же? -- Рожа у тебя слишком постная, меня от нее тошнит. Ну чего привязался, прощелыга?! На нас начали оглядываться. Постепенно и мое терпение таяло. Ах ты, шлюха, подумал я. Кому ты пыль в глаза пускаешь?! -- Сколько он обещал заплатить? -- Да как ты смеешь, подонок! Придержи свой грязный язык! От него смердит! -- Алина, не ломай комедию. Я все про тебя знаю. -- Что ты знаешь, что? -- Она остановилась, прекратив нервный танец и уперев руки в бока. -- Например, твою таксу. Хочешь, заплачу в десять раз больше? Я -- выгодный клиент. -- Погоди-ка! -- Она откинула голову назад. -- Я с тобой сама рассчитаюсь. Получи на бедность! -- И звонкая пощечина отпечаталась на моей щеке. От неожиданности я "потерял лицо", забыв на минуту о биополе. Вокруг послышались смешки, одобрительные возгласы. Танцующие расступились, а затем снова сомкнулись, скрыв от меня Алину. Девчонка исчезла, а я стоял как отвергнутый, вызывающий насмешки истукан. Глупейшая ситуация! В некотором смысле я оказался в том же пикантном положении, что и некогда Китель. Позор! Я унижен дешевой потаскушкой! Я бросился на улицу. Тварь! Подлая продажная девка! Я хотел сделать ей приятное, избавить от докучливого клиента, предложить помощь. И вот -- благодарность. По-прежнему накрапывал дождь. От мокрой листвы веяло свежестью. В окнах гас свет. Город засыпал. Постепенно я успокоился. Ладно, я все равно приручу ее. Завтра она запоет другие песни. Тоже мне -- святая мадонна! Постой-ка, но ведь она -- диз! (Или диза?) Я должен немедленно сообщить о своем открытии Мамалыгину. И что тогда? Вдруг диарцы возьмут ее под свою опеку? Тоже дадут все, включая биополе? В этом случае я потеряю Алину навсегда. Нет, ее нельзя "раскрывать". По крайней мере до той поры, пока я не добьюсь от нее взаимности. Только не надо пороть горячку! Сначала все взвесим, обмозгуем и лишь затем возьмемся за дело. Нелепейший выдался вечерок! Все, что мне оставалось, это отправиться восвояси. Мелкий дождик все же основательно промочил меня. Дома я с удовольствием принял горячую ванну, переоделся и уселся перед телевизором с чашечкой кофе. Но не успел сделать первый глоток, как раздался телефонный звонок. Я снял трубку: -- Слушаю. -- Это ты? -- послышался чей-то До удивления знакомый голос. Но чей именно -- сразу сообразить не получилось. Столько народу перебывало в моих компашках! -- Кто говорит? -- Сейчас узнаешь, вшивый гипнотизер... Да, я узнал, и по моей спине пробежал холодок. -- Макс? -- Он самый. Не ожидал? Ка-азел! Тебе удалось выкрутиться, как ужу, ты большой проныра, ты свалил Кителя и упек его на нары, но меня-то ты не проведешь. Я тебя сразу раскусил и знаю, чем тебя взять. Готовь белые тапочки, падла! -- На море ты стрелял? -- Ха-ха! А ты перетрусил, а, гипнотизер? Признайся, напустил в штаны? Пулю ты не обманешь. А вот поиметь ее между рогов можешь! Это я тебе гарантирую! Понял, ты?! Он уже кричал в каком-то диком исступлении, словно забыв о цели своего звонка и желая одного -- как можно скорее выплеснуть накопившийся яд. Что ж! Пусть парнишка выговорится до конца, авось невольно даст мне хоть какую-нибудь зацепку. (Сейчас я бравирую, но, признаться, в тот момент мне было жутковато.) -- Ты пытался улизнуть, ты подколодная змеюка! -- продолжал орать Макс. -- Не на тех нарвался! Пока ты ошивался по курортам, мы не трогали Алину. Но сейчас твоя девка, твоя ассистенточка в надежном месте, понял, гад?! Плакало твое биополе... Внезапно голос умолк, но шорохи в трубке не прекращались. Очевидно, кто-то, находящийся рядом с Максом, прикрыл микрофон рукой, недовольный тем, как протекает беседа. Алина! Значит, эти мерзавцы похитили ее? В секунду я осознал, в какой страшной беде оказалась девушка -- и снова по моей вине. Ее могут пытать, требуя каких-то сведений обо мне, а что ей сказать, кроме того, что сегодня в "Волне" она влепила мне пощечину? Но кто ей поверит?! Мое недавнее ожесточение против Алины рассеялось бесповоротно. Надо выручать глупышку. Я постучал ногтем по микрофону: -- Эй, Макс! Уснул, что ли? На сей раз он ответил сдержаннее: -- Думаю, ты хорошо понял? -- Я-то понял. А теперь слушай меня внимательно. -- Я старался говорить сдержанно, но твердо. -- Вы совершили очередную глупость. Наш союз с Алиной давно распался. Если вы следили за мной на море, то сами должны знать. Сейчас у меня другая ассистентка. А с Алиной вышла неприятность -- она перенапряглась и потеряла память. Если сомневаешься, пойди в "Волну", сто человек тебе расскажут, как два часа назад она влепила мне оплеуху и обзывала по-всякому. Лучше отпустите девчонку. Вам от нее не будет никакого проку. На том конце опять возникла заминка. Видимо, бандиты совещались. -- Посмотрим... Но Алина -- дело десятое. Речь идет о тебе, гипнотизер. -- Макс громко шмыгнул носом. -- Утри сопли, старина. -- Ты поделишься с нами! -- рявкнул Макс. -- Китель сгорел, и мы остались на мели. А у тебя водятся деньжата. Не знаю, как ты их печешь, но они у тебя есть. Я видел, как ты швыряешь тысячи направо и налево. Навостри уши, гипнотизер! Нас тут трое решительных парней, и мы поклялись прихлопнуть тебя, как пьяного таракана, если вздумаешь вилять. В милицию не обращайся -- это тебя не спасет. Хочешь жить -- плати! Понял? -- Куда уж понятнее! С этого и следовало начинать. Жаль, что Китель не успел до нар научить тебя культурному обращению. Но у тебя-то все впереди, да, Макс? -- Скот! Я с тобой по-своему потолкую! -- Сколько вы хотите? -- Сто тысяч! -- (Напомню, что в те времена "Жигули" стоили около семи тысяч.) -- Даем тебе день, чтобы собрать деньги. Завтра в это же время я позвоню и скажу, куда принести пакет. Учти, забирать его будет посторонний человек. Подставной, он ничего о нас не знает. Раскручивать его бесполезно. -- Хорошо, -- согласился я. -- Вы получите деньги, но при условии, что отпустите Алину. -- А-а... -- ухмыльнулся он. -- Она тебе все-таки нужна... Снова крутишь, падла! Ну, жди звонка! -- И он повесил трубку. Я устроился в глубоком кресле и закурил. Мой случайный каприз потянул за собой какую-то бесконечную ленту нелепых событий. Надо оборвать ее раз и навсегда. Я должен добраться до Макса и облучить его блокиратором. Пока этот подонок помнит обо мне, спокойной жизни у меня не будет. Хотя дело не только в Максе. Первую скрипку играет наверняка не этот красавчик с его куриными мозгами. Испытать мою реакцию на выстрел, установить слежку, похитить Алину, разработать план шантажа... Нет, тут не Макс. Тут другой карусельщик, посмышленее... "Надежный человек" Кителя -- вот кто это такой. Тот самый неизвестный, кто держал руку на кнопке, покуда мою шею холодил проклятый обруч. Это противник тем более серьезный, что я ни разу его не видел и даже не знаю его имени. А не он ли ездил к Пономарцам за Алиной? Маленький, плюгавенький, с быстрыми глазами... Притом Макс все же проговорился -- "нас тут трое решительных парней". Кто третий? Тоже загадка. Деньги я, конечно, приготовлю. Пока буду их передавать, попробую раскрутить курьера. Возможно, тот что-то знает... А дальше -- действовать по обстоятельствам. Интересно, где они прячут Алину? Образ легкомысленной красотки словно воочию предстал передо мной. А что? Если я самолично вырву ее из лап этих ублюдков, то, пожалуй, она снова увидит во мне сказочного принца, всемогущего покровителя и снова отдаст мне свое сердце. Мне до безумия захотелось зажечь любовный огонь в ее глазах. Что ж, нет худа без добра. Макс, сам того не ведая, предоставил мне отличный шанс. Но сыграть надо ювелирно. * * * На следующий день я долго гонял по городу -- по самым пустынным и просматриваемым улицам. Затем часа полтора толкался в ЦУМе с его обилием зеркал. Но слежки так и не заметил. С наступлением сумерек я не отходил от телефона. Обещанный звонок не заставил себя ждать. Макс, как всегда, был исключительно вежлив. -- Что, паскуда, приготовил денежки? -- Давай-ка я еще раз послушаю твой вопрос? -- Приготовил то, о чем тебя просили? -- неохотно повторил он. -- Так-то лучше. Приготовил. -- В чем они у тебя? -- В "дипломате". -- Смотри, если не будет хватать хотя бы рубля... -- Специально для тебя добавлю еще на успокоительные капли. Макс хмыкнул: -- Ладно. Слушай внимательно. Сиди у телефона. Тебе позвонят еще раз. В какое время -- не знаю. Разговора не будет. Просто звонок. После него ты сразу садишься в свою "волжанку" и жмешь к железнодорожному путепроводу на кольцевой бетонке. Справа тянется территория комбината стройматериалов. Сворачивай и езжай вдоль насыпи. Увидишь штабель плит. Ставь "дипломат" рядом и уматывай подобру-поздорову. Да смотри -- приведешь хвост -- за твою жизнь и ломаного гроша никто не даст. И тут я провел свою игру. -- А почем я знаю, что не получу пулю в спину? Какие ты можешь дать гарантии? -- Мое честное слово, -- издевательски заявил он. -- Железная гарантия! -- Другой не заслужил. Надо было меньше выпендриваться. Слишком подлая у тебя натура. Забавно, как он отозвался о моей натуре, не правда ли? -- Хорошо, а как с Алиной? -- Будут деньги, будет и девка! Тут я запустил особо коварный шар. -- Деваться некуда, я вынужден принять ваши условия. Вы приперли меня к стенке. Но после этого вы оставите меня в покое? Не будете требовать еще? Он засопел как простуженный бык. Только сейчас до него дошло, что они продешевили, что из меня, человека, так легко, без препирательств согласившегося на их условия, можно вытянуть куда больше. Я наслаждался его молчанием. -- Успокойся, нам не надо лишнего, -- выдохнул он наконец. -- Наш девиз: живи сам и давай жить другим. Мы не разбойники. Мы нормальные деловые люди. Но помни, гипнотизер: хвост -- твоя смерть. Жди звонка. -- Этой лаконичной фразой Макс завершил разговор. Что ж! Буду ждать. Закинув ногу на ногу, я блаженно закурил. Нетрудно представить, какая жаркая словесная баталия разгорится сейчас среди шантажистов. Стотысячный выкуп ими, разумеется, назначен наугад, и даже подразумевалась готовность скостить эту сумму, взмолись я о том. А я возьми да и согласись. Вот тут-то их мозговые извилины и зачесались. Они должны прийти к выводу, что я -- та самая курица, что несет золотые яйца. Зачем же ее резать? Теперь можно быть уверенным, что меня не навернут дубиной по затылку. А видимо, именно такой вариант и замышлялся поначалу. Я неплохо знал то место, куда меня завлекали. На комбинате промстройматериалов наша группа проходила производственную практику после первого курса. Предприятие располагалось на пригорке, ограниченном с одной стороны кольцевой дорогой, с другой -- железной, а с задворков -- городской свалкой. Территория комбината была тесновата, и зачастую готовую продукцию -- плиты, блоки, панели, столбы, арки, консоли -- складывали за оградой -- вдоль железной дороги. Днем здесь все кипело -- пылили грузовики, надрывались краны, грохотали составы... Но ночью трудно было найти более глухое и зловещее место. Поблизости -- ни жилья, ни иных производств. Немногочисленная охрана коротала дежурства в двух сторожках с узкими, как бойницы, окошками. Идеальный уголок, чтобы инсценировать несчастный случай или самоубийство, подложив труп под ближайший товарняк. Я приготовил блокиратор. Замечательная штука! Очень удобно, что он походит на электрический фонарик. Это не вызовет подозрений, особенно ночью. * * * Звонок раздался в половине второго ночи. Я сорвал трубку. Молчание. Затем отбой, короткие гудки. Ну, пора! Через двадцать минут я подъехал к путепроводу, свернул направо и по извилистой, разбитой дороге поднялся на пригорок. Вот и плиты, освещенные прожекторами, установленными на высоких мачтах внутри комбината. Тишина, лишь издалека, со стороны свалки, доносится собачий вой. Впрочем, поговаривают, что там есть и постоянные обитатели -- несчастные бомжи. Не использует ли Макс и К° одного из них в качестве курьера? Никого. Но ведь кто-то должен прийти за "дипломатом"! Я бродил по закоулкам, куда в эту пору не рискнул бы ступить ни один нормальный человек, и посылал мысленный сигнал: "Выйди из укрытия! Подойди ко мне!" Никого. Мошенники оказались хитрее. Я поставил "дипломат" на условленное место и вернулся к машине. Покидал я этот пустынный уголок с немалым облегчением. Береженого Бог бережет. Разумеется, я и в мыслях не держал, что в обмен на "дипломат" мне немедленно предложат Алину в праздничной упаковке. Даже пересчитав деньги, они ее не отпустят. Аппетит приходит во время еды. Что ж, тем лучше. Спасти женщину, внеся за нее выкуп, -- поступок по-своему благородный, вполне достойный ее признательности. Но предстать перед ней в роли отважного рыцаря с возгласом: "Мадам, вы свободны!" -- разве не романтичнее? Я добьюсь, чтобы Алина снова полюбила меня! Вернувшись домой, я устроился у телефона, в полной уверенности, что вскоре Макс напомнит о себе. И точно. Под утро раздался звонок. -- Гипнотизер? "Дипломат" получили. Нормально. -- Голос у него был умиротворенный. -- Вы обещали вернуть Алину. -- Обещали... Сначала надо кое-что проверить. Вдруг твои бумажки меченые? -- Не мели ерунды! -- Я дело говорю. Проверим. Если нормально, получишь свою красотку. Может быть... -- Что значит -- "может быть"? -- Завтра жди звонка. Покедова, гипнотизер! Итак, первый тайм остался за моими противниками. Что же делать? Как вычислить их логово? Я перебирал варианты -- один нелепее другого, пока совершенно случайно не вспомнил о недавнем ресторанном Знакомом. Леонид! Он хорошо знал Кителя. Наверняка располагает сведениями и о Максе. Правда, после моей ссоры с Алиной он может держать на меня обиду. А на что биополе? * * * В обувной магазин на площади Мира я приехал к открытию. Кабинет Леонида Николаевича, как мне подсказали, находился на первом этаже. Подойдя к дверям, я дал мысленную установку, постучал и нажал на ручку. Леонид сидел за куцым письменным столом, вороша кипу накладных. Завидев меня, блеснул золотом зубов. -- О-о, друг! Сколько зим сколько лет! Я пожал его руку и уселся напротив. -- Тесновато у тебя. -- В тесноте, да не в обиде, -- подмигнул он и наклонился ко мне через стол: -- Получили австрийские туфли. Писк сезона! Коричневые, отличная кожа, пряжки -- представляешь? Какой у тебя размер? -- Спасибо, Леонид, с обувью у меня проблем нет. Он страшно огорчился. -- Чем же тебе помочь? -- Ищу одного человечка... -- Кого? -- Макса. Он искренне удивился: -- Кто такой Макс? -- Человек Кителя. Высокий, плотный, с черными усиками и наглыми зенками. Леонид развел руками: -- Извини, друг! Полный пролет. Кителя я, конечно, знал, но его людей... -- Что же делать? К кому посоветуешь обратиться? Леонид прищурил глаз и надолго задумался. Наконец его румяное лицо просветлело: -- Вадим, дружище! А водило? Персональный шофер Когтева? Наверняка он в курсе дел, даром, что ли, возил его столько лет. Мысль была здравой. Странно даже, что она не пришла мне в голову самому. Я живо вспомнил улыбчивого, несколько инфантильного водителя в кожаной куртке. Вспомнилось даже, что Китель называл его Нечитайло, а Макс, напротив, -- Читарем. Стоило где-нибудь остановиться, как Нечитайло-Читарь немедленно брал в руки газету и читал все подряд -- от передовицы до спортивной хроники. Вот какая ерунда застряла в памяти! Подумал я и о том, что Нечитайле меня не узнать, ведь Мамалыгин облучил его блокиратором вместе с Алиной. -- Да, но где его искать? -- Там же, на базе. По-моему, он возит нового хозяина. Ладно, отправимся на поиски Нечитайлы, но прежде... Я незаметно достал блокиратор и под столом направил его на своего собеседника. Тот закрыл глаза. Когда через минуту его веки поднялись, он смотрел на меня с удивлением: -- Товарищ, вы по какому вопросу? -- Слышал, вам австрийские туфли завезли. Коричневые, с пряжкой... Плутоватые глаза Леонида округлились. -- Това-арищ... Вас дезинформировали. Товар из Западной Европы мы вообще не получаем. Я поднялся: -- В таком случае извините. До свидания. * * * Мне повезло. Молочная "Волга" стояла перед конторой базы. За рулем, уткнувшись в газету, сидел он -- Нечитайло-Читарь в своей потертой кожаной куртке, несмотря на жаркий день. Я послал ему мысленный приказ воспылать ко мне безграничной симпатией. Он тут же отложил газету и распахнул передо мной заднюю дверцу. -- Как новый хозяин? -- спросил я, усаживаясь поудобнее. -- Э-э, -- кисло скривился Нечитайло. -- Слабак! До Кителя ему далеко. -- Да, -- согласился я. -- Китель был личностью. -- Человек, -- уважительно изрек Нечитайло. -- Сам жил и другим давал жить, -- продолжал я свой панегирик. -- Точно! -- горячо подхватил тот. -- Максу, например... -- Макс -- свинья! -- резко отрубил Нечитайло. -- Вот это правильно. Кстати, за ним должок. Надо бы получить... Поможешь -- сам не останешься без навара. -- Э-э, получить с Макса -- дохлый номер! -- присвистнул мой собеседник. -- Я как-то давал ему взаймы, так, не поверишь, полгода выколачивал обратно. -- И все же попробую. Где его найти? -- А хрен его знает! -- пожал плечами Нечитайло. -- Давно его не видал. -- Может, знает тот, кому Китель доверял больше других? -- Саныч, что ли? -- простодушно переспросил Нечитайло. -- Он такой невысокий, лысоватый, с быстрыми глазами... -- Саныч! Кто же еще?! -- Саныч -- дружок Макса? -- Ну, Саныч -- не дружок. Саныч сам себе голова. -- Он работает на нового хозяина? -- Новый хозяин -- мелкая рыбешка. Чего с ним работать? -- Отвезешь меня к Санычу? -- Раз плюнуть. Только куда везти: на квартиру или на Лесную Дачу? -- Давай на Лесную Дачу. -- Я целиком положился на интуицию. -- Мне-то что. Поехали... Только не такой Макс человек, чтобы расстаться с денежками. Прижимистый, гад! Китель еще держал его в кулаке. А сейчас, думаю, Макс совсем скурвился. В этот момент на крыльцо вышел пузатый господин в роговых очках и уверенной походкой двинулся к нам. Новый хозяин, понял я. Заметив, что водитель в машине не один, он скорчил недовольную гримасу. -- Поехали! -- жестко приказал я. "Волга" рванулась с места под самым носом у пузатого господина, обдав того клубами пыли. Он разинул рот, да так и застыл. Когда машина выехала на шоссе, я снял воздействие. Надо поберечь силы. По инерции Нечитайло послушно гнал вперед пару минут. Но вот он оглянулся на меня разок-другой... -- Эй! -- В его голосе было безмерное удивление. -- Кто вы такой? -- Ну как же? -- Я ответил ему кристально чистым взором. -- Лучший друг твоего хозяина. -- Да? А куда мы едем? -- На Лесную Дачу. -- Хозяин велел? -- Конечно! Нечитайло запустил левую ладонь в шевелюру и некоторое время упорно ерошил ее. -- Когда он это говорил? Я рассмеялся: -- Дружище Нечитайло! Обалдел ты, что ли? Он умолк, но вид у него оставался ошарашенным. Попетляв по городу, "Волга" вырвалась на Восточное шоссе. На тринадцатом километре Нечитайло свернул на грунтовую дорогу ведущую в глубь леса. Вот оно что! Мы едем в то самое логово, где Китель держал меня в заточении. Лесная Дача -- надо запомнить. За окошком мелькали замшелые сосновые стволы, буйные заросли шиповника и дикой малины. Ни одной встречной машины. Да и грибников не видать, хотя сезон в разгаре. Настоящая глухомань. Лес расступился. Показался высокий покосившийся забор, разобранные тракторы, полуразрушенный кирпичный, барак с заколоченными окнами. Ну, здравствуй, Лесная Дача! Я собрал волю в кулак. -- Когда-то здесь был тарный заводик нашей базы, -- доверительно объяснил несколько оклемавшийся Нечитайло. -- Потом открыли новый цех, в городе, а этот вроде как ликвидировали. Здесь уже лет десять никто не работает. Хозяин для отвода глаз держал старую технику, а вообще-то тут он любил расслабляться. Подальше от посторонних. Мне как: подождать вас? Или останетесь? Машина въехала в открытые ворота. Из-за угла барака вышел сердитый паренек с хорошо развитыми плечами. Он энергично жевал резинку. Пиджак у него подозрительно оттопыривался. -- Это Саныч? -- на всякий случай спросил я. Нечитайло даже хохотнул: -- Что вы! Это Харитоша. Так, шестерка... Харитон приблизился, держа руку под полой пиджака и продолжая методично жевать. -- А-а, Читарь... Каким ветром занесло? Кого привез? -- Он в упор разглядывал меня. -- Своего, -- бросил тот. -- Что значит -- своего? Ты-то давно вышел из игры. Пора было действовать. Я дал Харитоше мысленную установку. Тот сразу подобрел, открыл дверцу и развалился на заднем сиденье. -- Уф! -- выдохнул он. -- Приятно видеть хороших людей. -- Что у тебя за поясом? -- спросил я. -- Дай-ка сюда! Он безропотно протянул мне пистолет. Я сунул его в "бардачок" и приступил к расспросам: -- Кто еще в доме? -- Макс. Он магнитофон гоняет, а я -- сторожи! -- А кого сторожить-то? -- Девчонку, дьявол ее побери! Не дай Бог сбежит, Саныч нам головы поотрывает. -- А где он сам, Саныч? -- Поехал в город. Говорит: а вдруг денежки меченые? Хочет проверить через одного фраера. Если того заметут, значит, дело нечисто. -- Давно он уехал? -- С утра. Скоро уж должен вернуться. -- Понятно... Надо было спешить. Я имел дело с решительными людьми, которые ни перед чем не остановятся. Я кивнул в сторону барака: -- Пошли. Он пожал плечами и покорно выбрался наружу. У порога я приказал: -- Стой здесь. И не двигайся с места, что бы там ни случилось. Понял? -- Так точно! -- Он вытянулся в струнку. Я вошел внутрь. В "предбаннике" царил полумрак, стоял удушливый, гнилой запах. Я открыл вторую дверь и оказался в знакомом коридоре. Еще недавно сверкающий чистотой, он был завален мусором. Вот что значит дом без хозяина. Одна из дверей была приоткрыта, из-за нее доносилась громкая ритмичная музыка. Я осторожно подошел ближе. Та самая комната, в которой мы с Алиной провели чудесную ночь... Алина! Я спасу тебя! Через несколько минут ты будешь со мной, и в твоем сердце проснется былое чувство ко мне. Крепко сжимая блокиратор, я рывком распахнул дверь. Макс сидел, развалясь, на кожаном диване и, закинув ногу на ногу, Покачивался в такт оглушительным аккордам. Разумеется, он не мог ожидать моего появления, но столь велика была его ненависть ко мне, так прочно я вошел в его мысли и чувства, что ему хватило ровно одной секунды, чтобы оценить ситуацию. Как пантера метнулся он к столу, на котором лежал пистолет с глушителем. Допусти я ничтожное промедление, он вышел бы победителем. Но и я неплохо подготовился к встрече. -- Назад, Макс! Сядь! Успокойся! Он повиновался, рыча как затравленный зверь. -- А теперь ляг! -- продолжал я. -- Закрой глаза! Ты хочешь спать! Ты устал, Макс! Сейчас ты уснешь, и тебе приснится, как славно было бы прокутить те денежки, которых вашей шайке уж не видать. Через несколько секунд он захрапел. У меня возникло сильнейшее желание огреть его блокиратором по башке, но я сдержался и лишь облучил спящего негодяя. Основательно. Может, даже больше, чем следовало. Намного больше. Но мне так хотелось, чтобы он забыл все подчистую. Чтобы на тех самых полочках его дремучего подсознания, о которых толковал Мамалыгин, оказался огромный заржавленный замок, а ключ потерялся бы навсегда. Харитоша исправно нес караульную службу. -- Где девушка? -- В подвале. -- Ключ у тебя? -- Там засов. -- Открывай! Мы подошли к бункеру. Он отбросил тяжелую железку. Из темноты пахнуло плесенью. Мерзавцы, в каких условиях они содержат ее! А ведь получили обещанный выкуп... -- Приведи ее сюда. Только нежно. Мое воображение нарисовало эффектную картину. Появляется Алина в сопровождении громилы. Я отсылаю его назад, облучив блокиратором, закладываю дверь засовом и объявляю Алине, что она свободна. Потом везу ее в Жердяевку, она приводит себя в порядок, и мы закатываем пир горой! Она моя! Снизу послышался сдавленный крик, зазвенели и покатились какие-то банки. Ну и грубиян этот Харитоша! Ну вот, кажется, поднимаются. Я сосредоточил биополе на Харитоне, приказав ему остановиться на верхней ступеньке. И в этот момент из затхлой темноты выскочила Алина. Растрепанные волосы, плотно сжатые губы и пылающие глаза делали ее похожей на фурию. В руках она держала здоровенное полено. Не успел я опомниться, как она обрушила его на меня с диким воплем: -- Получи и ты, постная рожа! Уклонился я недостаточно резво. Тем временем Алина успела выбежать из ворот и броситься в лес. -- Стой! -- приказал я ей, но было поздно. На таком расстоянии биополе не действовало. Глубокое отчаяние охватило меня. Роль благородного избавителя оказалась бездарно проваленной. Я даже не понимал, как это случилось, в чем моя ошибка. Стопроцентный успех обернулся сокрушительным поражением. Очевидно, Алина вообразила, что именно я -- главарь шайки, которая похитила ее и заключила в этот зловонный подвал. Никакие объяснения уже не помогут. Все, что мне остается, это снова стереть память Алины обо мне и заново, уже в третий раз, добиваться ее благосклонности. Раздосадованный нелепым поворотом событий, Я спустился в подвал, тот самый, где Китель одарил меня обручем. И здесь она провела две ночи?! Харитоша сидел на полу, постанывая и держась за голову. Я приказал ему крепко спать, тем более что в его, положении сон -- лучшее лекарство. Он тут же захрапел, а я обработал его блокиратором. Ладно, нет худа без добра. Алину я позорно упустил, зато банде, кажется, конец. Макс для меня уже не опасен. Остается загадочный Саныч. Что ж, дождусь... Мне есть о чем его расспросить, да и деньги не мешает вернуть. А уж после пущу в ход блокиратор. Я поднялся наверх. Голубое небо, тишина, смолистые сосны, в высокой траве стрекочут кузнечики. Идиллия! Нечитайло высунул голову в окошко: -- Долго еще? Хозяин осерчает. -- Не волнуйся, друг. Скоро поедем. Заметив в глубине двора колодец, я решил напиться -- меня давно уже мучила жажда. Вытянув наверх ведро с водой, я наклонился над ним. Вода была студеной и удивительно вкусной. И тут что-то произошло. Напротив ворот резко скрипнули тормоза. Я увидел зеленый "Москвич", окутанный облачком пыли. Услышать его приближение помешало звяканье колодезной цепи. Роковая случайность. Из окошка "Москвича" высунулась рука в перчатке, держащая пистолет. Щелкнул выстрел. Второй щелчок, и ведро в моих руках дернулось, из возникших дырок брызнули струйки. Я ничком бросился на землю, хоронясь за бетонными кольцами колодца. Раздалось еще два выстрела, затем мотор взревел, и "Москвич" умчался. Все произошло так стремительно, что я ничего не мог исправить. Да и расстояние от колодца до ворот превышало двадцать метров. Саныч -- а это мог быть только он -- благополучно улизнул. Ноль два. В пользу соперника. Я проклинал собственную беспечность. Упущен вернейший шанс нейтрализовать "железного" врага. Впрочем, еще не все потеряно. В погоню! Нечитайло сидел, неестественно запрокинув голову. Кровь тоненькой струйкой стекала на актуальную передовицу. Пуля угодила ему в левый висок. В горячке я совсем уж собрался вытащить беднягу Нечитайлу из машины и устремиться в погоню за Санычем, но тут увидел, что один из баллонов прострелен. Саныч все предусмотрел. Он и вправду -- голова. Успокойся, приказал я себе. Поразмысли хорошенько и найди наилучшее решение. Итак, что мы имеем? Один труп, служебную "Волгу" с пулевыми пробоинами и двух спящих бандитов, которые прежде были связаны с убитым... Кто-нибудь видел меня рядом с Нечитайло? Новый завбазой... Нет, его негодующий взор был устремлен на водителя. Алина! План сложился быстро. Оставалось -- действовать. Тело Нечитайло я затащил за колодец, рядом поставил пробитое пулями ведро. Затем заменил колесо, после чего смоченным платком тщательно протер все поверхности, где мог оставить отпечатки своих пальцев. На "Волге" я доехал до первой телефонной будки и набрал ноль два. -- Алло! Милиция? Записывайте. Убийство на Лесной Даче, бывшем тарном заводе. Если поторопитесь, можете взять подозреваемых горяченькими. Некие Макс и Харитон. Главарь по прозвищу Саныч, которого они хорошо знают, бежал. Кто говорит? Свидетель обвинения. Успехов вам! Теперь Максу с Харитошей не выкрутиться. Через них обязательно выйдут на Саныча. Вот и пусть разбираются. А все ниточки, ведущие ко мне, оборваны. Остается Алина. Второй вариант романа с ней не заладился. Что ж, начнем с чистого листа. Мне, литератору, не привыкать переписывать начало произведения. Надеюсь, на этот раз выйдет удачнее. А если что не так, воспользуюсь биополем. Она полюбит меня. Пылко и горячо. Да, начнем сначала. Но прежде -- уничтожим старые черновики. * * * Вечером, как и ожидалось, я обнаружил Алину в "Волне". На сей раз она веселилась в компании азиатских торговцев. Хохотала, кокетничала, строила глазки. Как будто и не было заточения в мрачном подвале. Вот дрянь! Ярость душила меня. Кого она предпочла мне! Я осторожно приблизился к ее столику, стараясь держаться за колонной. Затем мысленно приказал ей выйти в холл. Она вспорхнула, поигрывая крутыми ягодицами. Я еще раз окинул взглядом ее ладную фигуру, словно прощаясь с ней, нынешней, и решительно направил на ее затылок блокиратор. Вот Алина обернулась. Ее взгляд с этакой порочной ленцой равнодушно скользнул по мне, она вскинула голову и своей дразнящей походкой прошествовала мимо. Алина Третья. Ну ничего! Отгуляй сегодня, потешься! А завтра, милая, мы начнем сначала. Но, клянусь, отныне наши отношения будут развиваться исключительно по моему сценарию! * * * С раннего утра город наполнился самыми невероятными слухами о происшествии на Лесной Даче. Рассказывали всякие небылицы. То о сбежавшей из тюрьмы банде, то о заезжих убийцах, проигравших кому-то в карты дюжину горожан. "Вечерка" сообщила, что арестованы двое подозреваемых, фамилии которых в интересах следствия до поры не подлежат разглашению. Но я-то понял, о ком речь! Если Саныч еще не удрал, то теперь сделает это непременно. Он убедился, каково шутить со мной. Во второй половине дня я заглянул в "Волну" и заказал, не поскупившись на расходы, отдельный столик на вечер. Затем разыскал Вовчика, того самого официанта, который когда-то познакомил меня с Алиной. Прежде чем подойти к нему, я облучил этого живчика блокиратором, дабы избежать идиотских вопросов с его стороны. Пусть все будет как в первый раз. -- Вова, привет! Алина еще в твоей обойме? Он оценивающе посмотрел на меня и надолго задумался. Я сунул ему несколько крупных купюр. Он сразу же расслабился и доверительно шепнул: -- Есть кое-кто посвежее. Линдочка. Высший класс! -- Мне нужна Алина. -- Сделаем! -- Вот-вот. Но смотри, чтобы без осечки. Отбрей от нее всех клиентов. Заинтригуй моей персоной, но туманно. Дескать, очень щедрый клиент. Я приду к семи. Если не подведешь, получишь еще столько же. -- Можете не сомневаться! -- Смотри же! Ни на одно свидание я не собирался с такой тщательностью. Зашел в парикмахерскую. Отутюжил светлый летний костюм и сорочку, начистил туфли, долго выбирал галстук... Минуты тянулись еле-еле. В "Волне" я появился в половине седьмого, проследил за сервировкой стола. Мне не понравились бокалы, и я велел их заменить. Непривычный трепет охватил мою душу. Наконец я увидел ее. Она вошла в зал, огляделась и уверенной походкой направилась к моему столику. Сегодня на ней была короткая черная юбка и смелая, но простенькая кофточка. Выглядела она как старшеклассница перед выпускным балом. -- Простите, у вас не занято? Я поднялся: -- Буду счастлив разделить ужин с такой очаровательной дамой. Показавшийся у эстрады Вовчик подмигнул мне. Я ответил ему легким кивком: все в порядке. Но так ли это? Я чувствовал странную скованность, меня одолевало давно забытое косноязычие. Я не сводил с Алины глаз, зная, что сегодня ее тело будет принадлежать мне. Но этого было уже мало. Меня охватило безумное желание покорить ее душу... * * * Следующие семь лет прошли относительно спокойно. Ничто не предвещало страшной развязки. (Как я ни тороплюсь, мне все же придется в нескольких абзацах обрисовать события этого периода.) Если говорить о внешней стороне моей жизни, то она вроде бы представляется спаянной цепью удач и достижений. Я получил диплом, закончив филфак университета. Вышло две мои очерковые книжки, после чего меня без особых мытарств приняли в Союз писателей, где я стал, кажется, самым молодым членом городской организации за всю историю ее существования. Я обрел настоящего друга. Продолжая работать на Диар, я нашел два десятка дизов, выполнил ряд других заданий, за что удостоился чести еще раз побывать на планете. Наконец, я стал семейным человеком. Да-да, после той встречи в ресторане я предложил Алине выйти за меня замуж, и она охотно согласилась. Неплохой букет? Но не было мне покоя. Почему? Начну с Алины. Я и сам поразился, когда понял, как дорога мне эта женщина. Ради нее я был готов на все. Я не уставал повторять ей все ласковые слова, какие только существуют в русском языке. Я носил ее на руках. Я осыпал ее подарками и цветами, купил на ее имя дом в престижном районе, "Жигули" последней модели, выполнял малейшие капризы. Увы! Я так и не добился того, чтобы она смотрела на меня влюбленными глазами. В ее бесстыжих синих зрачках читались равнодушие, насмешка, неприязнь, раздражение, вызов, дерзость, иногда -- подобие нежности, -- все что угодно, но только не любовь. Та, первая, Алина исчезла без следа, вторая была браком, а из третьей я так и не сумел вылепить желанной модели. Пигмалион из меня получился неважный. Поначалу, правда, казалось, что мои тайные надежды сбудутся и Алина ответит мне взаимностью. Но прошло совсем немного времени, и я убедился, какое это лживое и неблагодарное существо, насколько глубоко порок проник в ее душу. Она была готова спариваться с кем угодно, всегда и везде, в том числе и на нашем семейном ложе. Незаметно я уподобился расхожему персонажу популярных анекдотов об обманутых мужьях. Я думал, что такое может произойти с кем угодно, но только не со мной. Уж я-то не дам наставить себе рога! Святая простота! Я был обманут самым пошлым образом. И кем? Женщиной, которую я вызволил из трясины, избавил от необходимости торговать своим телом, женщиной, которой обеспечил будущее. Я полагал, что только неблагоприятные обстоятельства заставляли ее идти на панель. Ничуть! Она сама стремилась к плотским утехам -- по склонности натуры. Я не мог понять, в чем дело. Ведь я сам был любовником не из последних. Я пытался воздействовать на нее биополем. Страсть вспыхивала в ней, но только на те самые десять минут. Притом необходимость держать под контролем ее подсознание во время любовной схватки действовала на меня угнетающе, мучительно, я терял остроту ощущений. У меня начали развиваться комплексы. Да, это было кино. После того как в первый раз я уличил ее в измене, последовала бурная сцена, разрыв. Но я вытерпел всего неделю. Я не мог без нее. Я простил все, находя тысячи причин для ее оправдания. Алина приняла меня с распростертыми объятиями. Казалось, мир восстановлен. Какой там! Стоило мне отлучиться в Жердяевку, как все повторилось. Я застукал ее в постели с сантехником, который пришел отрегулировать новый смеситель. На сантехнике я, конечно, отыгрался, но Алине опять все сошло с рук. Теперь ссоры и примирения мелькали с калейдоскопической быстротой. Иногда я умышленно исчезал из города на два-три дня. Пусть насытится, похотливая тварь, если не может иначе. Должна же когда-нибудь иссякнуть ее эротическая энергия! Но она, похоже, была неисчерпаема. Я пытался избавиться от любовного дурмана и найти забвение в объятьях других женщин. Не помогало. Меня неудержимо тянуло к Алине. Не было ни счастья, ни покоя. Не было и надежды. Не она, а я оказался в ловушке необузданной страсти. Возможно, я нашел бы в себе силы порвать с ней, если бы не воспоминания о тех двух ночах, которые мы провели в период нашего первого знакомства. Я знал, что в ее душе есть и нежность, и ласка, и сострадание, но пути в тот заповедник были заказаны. Это-то меня и мучило больше всего. А может, в Алине проявилась наследственность того диарца, который когда-то дал жизнь ее далекому предку? Быть может, именно благодаря диарцам на Земле существуют донжуаны и мессалины, думал я иногда. Этакие неудержимые сексуальные гиганты. Кстати, тайну Алины я тщательно скрывал от Мамалыгина. Он так и не узнал, что она -- диз. Никто не узнал. Я будто предчувствовал, что, передав информацию, лишусь Алины навсегда. Разумеется, я провел осторожную разведку, "прощупав" ее немногочисленных родственников. Материнская линия отпала сразу же. А отцовской не было вовсе, ибо мамаша, которая, к слову сказать, тоже провела весьма бурную молодость, так и не вспомнила, кто был отцом ее дочери, хотя я "просветил" ее чердак насквозь. Вот и гадай, чья тут наследственность. Стоит упомянуть, что Алина была одержима еще одной страстью -- к мелкому воровству. Я выдавал ей любые суммы по первому же требованию, но стоило оставить на видном месте даже рубль, как тот немедленно исчезал, причем Алина беззастенчиво отрицала свою причастность к пропаже, хотя несколько раз я ловил ее с поличным. Мания -- иначе не скажешь. Но не врожденная, а наработанная. Так протекала моя семейная жизнь. Семь лет, а? Впрочем, довольно об Алине. Теперь о дизах, тем более что я частично коснулся этой темы. Я обнаружил их около двух десятков, а если быть точным -- восемнадцать особей, не считая Алины, чем чрезвычайно порадовал Мамалыгина. Чувствовалось, что к этому делу у него есть свой, особый интерес. К моему тайному удовлетворению, все дизы оказались весьма затрапезными, ничем не примечательными личностями. Строго говоря, сначала я нашел двоих, а список расширился за счет родственников. Первым по списку шел рядовой инженер из захудалой строительной конторы. Его внешность удивительно точно гармонировала с фамилией -- Ошметкин. Серое затюканное существо, примирившееся с унылым существованием и вечно озабоченное одной и той же проблемой: у кого бы перехватить до зарплаты. Жена Ошметкина ни малейшего отношения к дизам не имела, а вот их сынишка двенадцати лет и дочь десяти, если верить прибору, вкупе с папашей являлись отдаленными потомками неугомонных диарцев. Следующий диз вывел меня на целую орду своих родичей. Но это был типчик! Я обнаружил его в пивбаре, неподалеку от Центрального рынка, мимо которого как-то проезжал. Часы вдруг загудели, я остановился и отправился на поиски. Золотистая стрелка привела меня в заплеванную, пропахшую потом и кислятиной пивнушку, битком набитую помятой, похмеляющейся публикой, большей частью с городского дна. Пришлось немало потолкаться, прежде чем я вычислил красноносого, бомжеватого вида старика в серой засаленной куртке, который ходил от столика к столику, допивая из оставленных кружек и собирая из пепельниц более-менее пригодные окурки. В его карманах гулял ветер, щеки покрывала трехдневная щетина, но держался он с подчеркнутой независимостью, зло парируя подначки таких же, как он, приятелей. Общение с ним не сулило радостных минут. Но долг обязывал. Я внушил ему мысль обратиться ко мне с просьбой дать закурить. Разговорились. Звали оборванца Захаром Сапожниковым, но он запросто откликался и на прозвище Сапог. Оказалось, что живет Сапог рядом. -- Выпьем за знакомство? -- предложил я. -- Ну, угости. -- Он показал сточенные почерневшие зубы. С бутылкой водки мы отправились к нему домой. Это была убогая коммуналка -- обшарпанная, зловонная, как пивнушка, из которой мы ушли, с наэлектризованной атмосферой нескончаемых скандалов. Все имущество Сапога заключалось в железной кровати, кочковатом матрасе, пропитанном то ли высохшим пивом, то ли мочой, и трех ящиках -- один использовался в качестве стола, два других -- как табуретки. Хлопнув стакан, старик окончательно окосел и готов был поведать что угодно. Вскоре я знал, что у него есть сын, отбывающий срок за вооруженный грабеж, и два младших брательника, живущих в деревне, которых он не видал уже лет двадцать -- живы ли? А далеко ли деревня, спросил я, полагая, что она -- на другом краю России. Нет. Оказалось, что родимая деревенька Сапога находится в восьмидесяти километрах от города. Отчего же не встречаетесь? Некогда. Да и денег на проезд нет. Такая вот неразрешимая проблема. Я, придумав какой-то повод, предложил навестить его родичей хоть завтра, пообещав прихватить выпивку и закуску. Назавтра мы отправились в путь. Брательники Сапога, к счастью, здравствовали. Это были такие же опустившиеся личности. Двор, заросший бурьяном и чертополохом, полузаброшенный огород, темная, вросшая в землю изба, пропитанная все теми же дурными запахами... Застолье закончилось тем, что брательники, а также вся многочисленная их родня сцепились в пьяной драке. Если бы не мое биополе, досталось бы и мне на орехи. Физиономия Сапога украсилась лиловым синяком под правым глазом и широкой ссадиной на левой скуле. Вдобавок он лишился двух зубов. Думаю, последних. Зато мои часы гудели не переставая. Золотистая стрелка металась по кругу, словно не ведая, на кого указывать. В деревне я обнаружил аж тринадцать дизов! Таким образом, с учетом самого Сапога, его отпрыска, томящегося за решеткой, а также семейства Ошметкиных, моя коллекция возросла до восемнадцати персон. Принимай, Диар, своих сынов и дочерей! Я составил анкету на каждого и передал сведения Мамалыгину. После этой поездки мои представления об особых качествах дизов отпали сами собой. Но следующий обнаруженный мною диз -- молодой ученый Федор Пабышев -- был действительно неординарной личностью. Он стал самым близким моим другом. С ним связана моя первая публикация. И он же, вернее, память о нем -- моя постоянная незатихающая боль... О Федоре я должен рассказать подробнее. Все началось с редакции одного из журналов -- "Молодая смена", куда я давно уже похаживал, пытаясь пристроить цикл своих рассказов о "космическом волке" Аристархе Парамонове. Редактору рассказы понравились, он обещал давать их по одному, но сроки откладывались от номера к номеру. Даже мое биополе не помогало. Устав от бесконечной волынки, я однажды потребовал разъяснений. -- А хочешь опубликоваться в следующем номере? -- загадочно спросил редактор. -- Еще бы! -- Напиши хороший очерк. Прозу и стихи в редакцию несут чемоданами. А очерки почему-то никто не пишет. Брезгуют! Даю тебе отличную тему! В Институте сплавов недавно создана лаборатория по "проблемам порошковой металлургии. Работают в ней в основном молодые ребята. На энтузиазме. Напиши страниц пятнадцать-двадцать. Получится -- сразу отправим в набор. Слово! Прямиком из редакции я отправился в Институт сплавов. Руководителем лаборатории оказался молодой человек года на два старше меня -- худощавый, смуглый, брызжущий энергией. Звали его Федором Пабышевым. Своей увлеченностью он невольно вызвал в моей памяти образ Виталия и Олега, моих когдатошних институтских кумиров. Выслушав меня, он весело вскинул лобастую голову с копной черных, артистически взъерошенных волос: -- Идея заманчивая! Но... Вы что-нибудь знаете о порошковой металлургии? -- Нет, -- честно признался я. -- Но я два года учился в техническом вузе, так что, надеюсь, разобраться смогу. -- Попробуйте. Популяризировать идею нужно. Тем более что порошковая металлургия -- такое же древнее творение человека, как и египетские пирамиды... В течение двух часов он рассказывал мне о возможностях этого метода в ракетостроении, авиации, автомобильной промышленности, о том, что металлический порошок легко сплавляется с размельченной керамикой, пластмассой и стеклом, рождая сказочные комбинации и открывая необозримые перспективы. Дешево, выгодно, экологично! Безотходное производство! Словом, именно порошковая металлургия, а не какие-то там утопии -- светлое будущее человечества. Поведал он и о том, что финансируется лаборатория крайне скудно, отношение к ней со стороны руководства снисходительное, как к некой забаве. Он не жаловался. В его голосе звучал веселый задор, желание вытянуть дело, одолев все преграды. Расстались мы проникнувшись взаимной симпатией. (Я еще не знал, что он -- диз, поскольку в тот раз на мне не было часов-прибора.) Чтобы не ударить лицом в грязь, я отправился на следующий день в библиотеку, набрал литературы по порошковой металлургии и в течение недели добросовестно штудировал ее, делая многочисленные выписки. Еще неделю я работал над очерком, затем явился к Пабышеву с готовым экземпляром. Читать он начал со скептической миной, которая быстро разгладилась. -- Недурно! Не знаю, как с литературной точки зрения, но проблему вы ухватили за жабры. Редактор выполнил свое обещание, и через месяц я держал в руках журнал, где на пятьдесят восьмой странице черным по белому была крупно набрана моя фамилия. Первая публикация, дурманящий запах типографской краски, приятное кружение в голове -- все это описано не раз. Я решил достойно отметить свой первый успех. Фекла Матвеевна приготовила пельмени, напекла пирогов, на которые я пригласил редактора журнала и героя моего очерка. Тогда-то я с изумлением обнаружил, что Федор Пабышев, помимо всего прочего, еще и диз. И снова, как в случае с Алиной, какая-то сила удерживала меня от того, чтобы передать информацию Мамалыгину. Симпатия, возникшая еще при первой встрече, быстро переросла в дружбу. Федор был колючим, ершистым человеком. Он не признавал никаких авторитетов. Не из зависти или зловредности. Из желания докопаться до сути. Старик Ньютон был неправ, утверждал он. Что такое гравитация? Нет никакой гравитации, хотя на этом понятии строится вся классическая физика. Гравитоны -- такая же выдумка, как теплород. Искусственная конструкция, чтобы втиснуть конкретные факты в некую рамку. Природа тяготения совершенно иная! И старик Эйнштейн был неправ. Ну, в некоторых вещах. Скорость света не есть предельная величина в природе. Выяснилось также, что Федор временами почитывает фантастику, безжалостно вышучивая содержащиеся в ней псевдонаучные идеи. Тут мы зачастую схлестывались всерьез, споря до хрипоты. Я доказывал, что та или иная научная проблема в фантастическом романе -- всего лишь предпосылка, повод для обрисовки чисто человеческих отношений. Он же требовал полной достоверности, ссылаясь на пример Жюля Верна, многие идеи которого осуществились. Я кричал в запальчивости, что осуществилось далеко не все, полет из пушки на Луну вообще невозможен, и что если Жюля Верна еще читают, то вовсе не из-за технических описаний в его романах. В ответ он предлагал мне написать интересную книгу о будущем порошковой металлургии, обещая предоставить фактический материал. Федор будоражил меня, не давал закиснуть. С его легкой руки я обратился к другим научным идеям; написал еще несколько очерков, часть которых дала "Молодая смена", а часть -- городские газеты. Постепенно публикаций набралось на книжечку. Я отправился с рукописью в издательство, где меня встретили весьма радушно. Оказалось, что и здесь та же ситуация, что в журнале: стихи и проза поступают вагонами, а добротных очерков нет. (Сейчас этот повышенный интерес к очеркам трудно понять, но в те времена издательствам вменялось в обязанность строго соблюдать жанровое разнообразие.) Словом, через пару лет вышла моя книжка (сто восемь страниц) с очерком о порошковой металлургии. Еще через пару лет поспела вторая книжка. Тоже очерковая. В перерыве между ними в "Молодой смене" вышли два моих ранних рассказа об Аристархе Парамонове -- "Укрощение таранозавра" и "Большие Королевские гонки". Словом, я сделался маститым литератором. Благодаря хлопотам Мамалыгина меня приняли в Союз писателей. Я стал похаживать на собрания, выступал на обсуждениях и в дискуссиях, примелькался и вскоре был избран в совет по работе с молодыми авторами. Теперь уж не меня учили -- я сам учил писать. Однако увлечение очерками не прошло бесследно. У меня вдруг перестали получаться рассказы. Чего-то им недоставало. Не писалась и моя первая большая повесть "Молодые Миры". Бывали ночи, когда я до рассвета сидел в башенке с флюгером, вымучивая страничку-другую, а после рвал написанное, чувствуя, что абзацы не складываются в целое. Диалоги героев постоянно сбивались на обсуждение научных проблем. Федор меня, что ли, сглазил? Наконец, я решил, что у меня нормальный творческий кризис и на время надо прекратить перевод бумаги. После Федора новых дизов я не нашел. Может, их и не было больше в городе? Изредко Диар подкидывал другие задания. Получал я их от Мамалыгина, и все они отличались предельной простотой, бесившей меня. Однажды я спросил его напрямую: -- Аркадий Андреевич, почему Диар не дает нам настоящей работы? -- Ты недоволен? -- Я не понимаю. -- Чего? -- Очень многого. -- Например? -- Слишком щедрое вознаграждение... Мамалыгин характерным жестом погладил розовую лысинку. -- Милый мой... Ну откуда ты знаешь? Быть может, наша информация представляет для них небывалый интерес. И напротив -- вознаграждение кажется слишком скромным. Не забывай, у них иная шкала ценностей... -- Но я способен на большее. -- Не торопись, Вадим, твое время еще впереди. Как творческие дела? Над чем работаешь сейчас? Я уже заметил за ним эту привычку: стоило мне обострить вопросы относительно своей агентурной деятельности, как Мамалыгин немедленно переводил разговор на литературные темы. Поначалу мне это даже льстило, но со временем стало раздражать. Куда охотнее я обсудил бы с ним не тонкости литературного процесса и не достоинства той или иной рукописи, а нашу невнятную службу чужой планете. Но Мамалыгин уходил от прямого ответа. И не потому, что не знал его. Я чувствовал, что он знает гораздо больше, чем говорит мне, что он очень заинтересован, а со мной попросту валяет дурака. А на самом деле ему известно все: и про убийство Нечитайло, и про то, что я скрываю от него Алину и Федора, и про прочие мои прегрешения. Он выжидает с какой-то целью... Пару раз, когда Мамалыгин поворачивался ко мне спиной, я пытался проникнуть в его подсознание, до предела напрягая свое биополе. Усилия, разумеется, были тщетными. Я увязал в густом клубящемся тумане, из которого доносилось снисходительно-добродушное хихиканье. Защита Мамалыгина был непробиваемой, его биополе -- в сто крат мощнее моего. При желании он мог бы смять меня, как бумажный стаканчик. Иногда мне казалось, что при каждом моем визите он прокачивает мое подсознание насквозь, считывая все мои тайные помыслы. Но тогда почему я не слышу упреков и призывов к совести? И вообще, кто скрывается за маской тихонького розового старичка? Я пытался взяться за дело с другого конца, решив выяснить, кто еще навещает скромного литературоведа. Напротив дома-башни, в скверике, располагалось уютное кафе "Золотые купола", из которого хорошо просматривались интересующий меня подъезд и балкон Мамалыгина, откуда когда-то он облучил блокиратором экипаж молочной "Волги". Долгие часы провел я за угловым столиком, потягивая сухое вино и фиксируя всех, кто заходил в дом, но никаких плодов эта моя затея не принесла. Тогда я вознамерился проследить за самим Мамалыгиным. Казалось, чего уж проще! Ходил он не торопясь и никогда не оглядывался. Но и тут меня ожидал крах. Мамалыгин внезапно исчезал из-под самого моего носа. Будто улетучивался. Вот вроде бы только что мелькнула в толпе его розовая макушка -- и уже нет человека. Я не приблизился к разгадке ни на шаг. А между тем приближалась буря. Однако, прежде чем вернуться к тому дню, когда в мой дом постучалась беда, я еще ненадолго отвлеку ваше внимание, рассказав в двух словах о своих родственниках. Как вы позднее убедитесь, без этого не обойтись. Моя матушка -- Татьяна Николаевна -- и младшая сестренка Людмила жили в среднестатистическом районном городе в семистах километрах отсюда. Отец -- Федор Григорьевич -- умер, когда я учился в десятом классе. Моя мама -- чрезвычайно добрая, отзывчивая и мягкая по натуре женщина. Но у нее есть принципы, от которых она, думаю, не отступит никогда. Воспитанная на лозунгах "Рабы -- не мы", "Холуи отменены в семнадцатом году" и им подобных, она свято чтит Государство, смутный, но величественный образ которого, как мне кажется, заменяет ей Бога. Она убеждена, что ради Государства каждый должен жертвовать самым дорогим, включая жизнь. Если бы я только заикнулся, что получил богатое наследство, она, несомненно, ответила бы: -- Вадик, жить надо только на Честно Заработанные Деньги, чтобы не было стыдно перед людьми. Тебе не кажется, что будет достойнее, если ты сдашь свое наследство Государству? А оно само выделит тебе все необходимое. Моя бедная, добрая мама... Я не стал сообщать ей о резкой перемене в судьбе. Она так и продолжала считать, что я учусь на строителя и обитаю в общежитии, тем более что письма я переадресовал на Главпочтамт, до востребования. Я знал, что она с моей сестренкой живут очень скромно, но помочь им крупной суммой не мог, хотя денег было некуда девать, -- это породило бы со стороны матушки недоуменные вопросы и целый рой треволнений. И лишь когда вышла моя первая книжка, я с легким сердцем выполнил свой сыновний долг. Ибо в представлении матушки люди, которые издают книжки в Государственных типографиях, приобщены и допущены к святыням и устоям Государства. Оно, Государство, знает, кому и сколько нужно платить. Если платит кому-то много, значит, так нужно для Государства. Это Честно Заработанные Деньги. (Знать бы моей совестливой матушке, что за один визит Алины в Институт красоты я плачу вдвое больше, чем получил за свои очерки.) На побывку я приехал вместе с Алиной. Моя драгоценная супруга резко не понравилась матери. При Алине она вела себя сдержанно, но смотрела мимо, а мне сказала наедине: -- Вадик, не могу тебя поздравить с выбором жены. Ты не будешь с ней счастлив. Она тебя не любит. Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но сказать тебе правду -- мой материнский долг. Да ведь это я и сам знал. Пользуясь случаем, я попытался навести справки о сводном брате матери, моем дорогом дядюшке. Мама поджала губы, как если бы я задал неприличный вопрос. Наконец, после долгой паузы ответила: -- Твой дед, царствие ему небесное, бросил нас с твоей бабушкой в самое тяжелое время. Такие, как он, легко предают и близкого человека, и Государство. К тому же он не брезговал Нечестно Заработанными Деньгами. Мне стыдно, что я его дочь! -- Ее глаза гневно блеснули. Она не простила до сих пор. -- А про его новую семью ничего не знаю. Да и знать не хочу. Что касается моей сестренки Людмилы, то за те два года, что мы не виделись, она превратилась в симпатичную восемнадцатилетнюю брюнетку. Я приехал с надеждой устроить ее судьбу, может быть, забрать с собой, купить ей квартиру. Уж Людмилка не стала бы морочить мне голову рассуждениями о благе Государства. Увы, я опоздал. Или она поторопилась? У моей Людмилы, которую я в мыслях видел все еще играющей в классики, заметно, округлился животик. Малышка была уже на седьмом месяце. А где жених? А жених оказался подлецом -- из тех, кто без зазрения совести предаст и близкого человека, и Государство. Все та же песня... Я как мог приободрил Людмилу, тайком от матери дал ей еще денег и поклялся сделать все от меня зависящее для нее и будущего ребенка. Через два с небольшим месяца после моего возвращения принесли телеграмму. У Людмилы родился сын, весом три шестьсот, назвали Анатолием. У меня появился племянник. Запомните это. А я перехожу к описанию роковых событий. * * * ...Как-то раз я скучал в одиночестве в нашей городской квартире. Алина недавно уехала в свой дом, где хранился ее основной гардероб. Вечером мы собирались в театр. Она, моя милая, в последнее время явно начала дрейфовать в сторону идеала. Уже дней десять у нас не было скандалов и ссор, а все ночи Алина проводила со мной, ласкаясь и мурлыкая, и даже несколько раз вполне искренне назвала меня "миленький"... По вечерам она не тащила меня в кабак, не требовала устроить грандиозную пирушку для ее дружков и приятельниц, а подсаживалась ко мне, склонив голову к моему плечу. Под звуки тихой мелодичной музыки мы потягивали легкое сухое вино и улыбались друг другу. Что еще нужно для полного счастья? А сегодня она согласилась пойти со мной в театр -- небывалый случай! Неужели она перебесилась? В дверь позвонили. Я набросил халат и пошел открывать. На лестничной площадке стоял невысокий худощавый мужчина средних лет с блестящей и смуглой, будто отполированной лысиной, окруженной венчиком рыжеватых волос. Его выразительные, необыкновенно живые карие глаза смотрели с тревожным ожиданием. На тонких губах застыла виноватая улыбка. В правой руке он держал потертый "дипломат". В том, что я вижу этого человека впервые, не возникало ни малейших сомнений, и все-таки в глубинах памяти зашевелился некий смутный образ. -- Здравствуйте, Вадим Федорович! -- мягко произнес незнакомец и почтительно склонил голову. Я кивнул в ответ, по-прежнему теряясь в догадках. -- Разрешите представиться, -- продолжал между тем незнакомец. -- Меня зовут Виктором Александровичем. Фамилия простая -- Балашов. Впрочем, есть у меня и прозвище, которое, вероятно, вам хорошо известно. Я -- Саныч. Я невольно отступил в глубь прихожей. Семь лет прошло с той поры, когда он стрелял в меня во дворе Лесной Дачи. Я полагал, что он навсегда исчез из моей жизни. Но вот он стоит передо мной -- загадочный Саныч, "железный человек" Кителя, фантом-невидимка, мой давний враг, залегший на дно и для чего-то явившийся в мой дом. Единственный, чью память о неприятных для меня событиях я не стер. -- Что вам угодно? -- холодно спросил я, готовый в любой момент обрушить на нежданного гостя мощную волну биополя. Саныч прижал руку к сердцу: -- Вадим Федорович! Я пришел как друг. Умоляю, пожертвуйте мне десять минут! Выслушайте! Не спешите с выводами! Если мои слова вас не убедят, поступайте как сочтете нужным. Отдаю себя в полное ваше распоряжение. -- В его глазах светился недюжинный ум, но ум изощренный, созданный для плетения интриг. Несмотря на смиренный тон, я не спешил доверять ему. На миг мне даже показалось, что мое горло перехватывает стальной обруч с прорезью, а источник сигнала на взрыв по-прежнему находится в руках Саныча. Понадобилось усилие воли, чтобы избавиться от наваждения. -- Проходите, -- кивнул я, пропуская его и контролируя каждый его шаг. -- Десять минут для вас я найду. Но не более того. Я очень тороплюсь. Надо немедленно взять блокиратор. Облучу его так же основательно, как в свое время Макса. Саныч должен забыть о моем существовании раз и навсегда. -- Поэтому-то я здесь... -- пробормотал он и принялся развязывать шнурки. Я бросил ему тапочки и, пока он переобувался, быстро прошел в кабинет. Блокиратора на привычном месте не оказалось. Странно... Неужели я оставил его в Жердяевке? На сердце стало тревожно. Саныч покорно ждал меня в прихожей. -- Прошу. -- Я провел его в кабинет и показал на диван, а сам сел в кресло напротив, собравшись внутренне в пружину. Саныч раскрыл на своих острых коленках "дипломат", повернув его ко мне. Я увидел пачки денег в банковской упаковке. -- Вы пришли купить что-нибудь? -- Прежде всего, Вадим Федорович, разрешите мне вернуть ваши деньги, -- проговорил он с видом кающегося грешника. -- Было страшной глупостью с моей стороны пойти на эту неумную авантюру. Я редко ошибаюсь, но это была такая ошибка, которой я до сих пор не могу себе простить. А простите ли вы меня -- не знаю. Хм! А я уже и забыл про тот выкуп. Однако же какая демонстративная покорность! Если только этот плут не задумал новую хитрость. -- Неужели те самые? -- хмыкнул я, кивая на содержимое "дипломата". -- "Дипломат" тот самый, а деньги, конечно, нет, -- смущенно ответил он. Но по поводу общей суммы не сомневайтесь. Все точно. Как в аптеке. -- Как в аптеке... А вам не кажется, любезный, что я вправе требовать проценты? Все же семь лет прошло. Да и за моральный ущерб с вас кое-что причитается. Он подался ко мне всем своим субтильным телом: -- Вы совершенно правы! Меня охватила злость. Я заорал на него: -- Вы с вашей мерзкой бандой испортили мне полжизни! Из-за вас все у меня пошло наперекосяк! Понимаете или нет? А сейчас вы хотите, чтобы за ворох этих вонючих бумажек я простил вас?! А покой вы мне можете вернуть?! Он стойко выдержал мой напор. -- Может, и смогу... Несколько успокоившись, я поинтересовался: -- Кстати, кто забрал деньги в ту ночь? -- Сторож. Он наблюдал за вами из окна сторожки и, как только вы ушли, взял "дипломат". -- Он тоже был в вашей банде? -- Нет. Мы просто объяснили ему, что ночью привезут товар, надо позаботиться. За три бутылки водки он согласился. -- Ладно... Деньги оставьте на диване. Вместе с "дипломатом". -- Как прикажете. -- Саныч защелкнул замки, подвинул "дипломат" к боковому валику, а сам проникновенно посмотрел на меня. Почему же он пришел, этот прожженный тип со смышлеными глазами? -- Что вы еще имеете сообщить? -- Очень многое! -- горячо воскликнул он. -- Но прежде, уважаемый Вадим Федорович, разрешите сказать вам, что я искренне восхищаюсь вашими талантами. С той самой минуты, когда я впервые осознал ваш замечательный дар, я понял, что вы -- великий человек, служить которому -- огромное счастье. -- Знаете, Саныч, или как вас там... -- не выдержал я, взбешенный этой смесью показной учтивости, завуалированной наглости и откровенной лести. -- Врите, да не завирайтесь! Я имел возможность наблюдать ваше восхищение в действии. Вы попросту промахнулись. Если бы тогда, на Лесной Даче, пуля прошла чуть правее, меня отвезли бы в морг вместе с беднягой Нечитайло и вам не пришлось бы сейчас расточать дешевые комплименты. Только не лгите, что опять хотели меня испытать. Тогда, на море, -- да, тогда вы меня испытывали. Вы и эта скотина Макс. Но на Лесной Даче вы метили мне прямо в голову. Точно метили. Меня спасло ведро с водой. Так что ступайте с вашим искренним восхищением в задницу! Его подвижная физиономия исказилась страдальческой гримасой: -- Вадим Федорович, я знаю, что не заслужил вашего доверия. И все же попробуйте понять... Клянусь, я не хотел вашей смерти! К тому моменту я осознал, что совершил дикую глупость и что ее надо немедленно исправлять. У меня сложился новый план. Я собирался идти к вам с повинной, но вы опередили меня, чего я никак не предполагал. Я был уверен, что на Лесной Даче мы в полной безопасности и время еще терпит. А когда вернулся из города и неожиданно увидел во дворе чужую машину, то страшно перепугался. -- Чего вы там мелете?! -- поморщился я. -- Какая, к черту, чужая машина? Не станете же вы утверждать, что не узнали Нечитайлу? Того самого Нечитайлу, с которым вы не раз ездили по своим грязным делишкам. -- Хлебом клянусь! -- экспрессивно воскликнул он, глядя мне прямо в глаза. -- Я неглупый человек, уверяю вас, Вадим Федорович, но страх совершенно парализует мой рассудок. Я видел -- чужая машина, чужие люди, надо спасаться, и действовал как в бреду. Это не я стрелял, Вадим Федорович. Стрелял мой страх. Я не сумел совладать с ним. И поэтому не устаю благодарить судьбу за промах. Страх... Мне тоже знакома его парализующая сила. Первые минуты пребывания в плену у Кителя, торжествующий Макс с окровавленным куском уха, взрывающийся на горле обруч до сих пор являются мне в ночных кошмарах. -- Ну и где же вас носило семь лет? Почему объявились именно сегодня? Тянули срок? -- Бог миловал! -- Он мгновенно вытянул руку и постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице. -- В разное время неприятностей с милицией у меня хватало, но осужден не был ни разу. Перед законом я чист, Вадим Федорович. Имейте это в виду. -- На кой черт мне это нужно! -- Как знать... -- опять загадкой ответил он и продолжал: -- После того случая мне пришлось бежать. Обосновался в другом городе. Залег на дно. Вот тут-то, извините, ваши денежки и пригодились. Окольными путями узнавал, как идет следствие по известному вам делу. Я был счастлив, когда выяснилось, что вы не только не пострадали, но и даже в свидетелях не числитесь. Я был восхищен той ловкостью, с какой вы избежали ненужной огласки. -- (А умел он льстить, мерзавец.) -- Именно тогда я до конца осознал всю мощь вашего таланта, достойного преклонения. Но вернуться в город я не мог, ведь меня искали. Макс и Харитон рассказали все. Я проходил как соучастник убийства. Но затем у следствия возникла другая версия, и обвинение было предъявлено только тем двоим. Я остался в стороне. -- Вы ловкий пройдоха, Саныч! -- В тот раз мне просто повезло. -- А сколько получили они? -- Макс -- десять, Харитоша -- восемь. -- Хм! Меньше Кителя? -- Да, ведь Китель совершил преступление против государства. -- Однако! -- Послушала бы его моя матушка! Прищурившись, я посмотрел на Саныча: -- А вам не жалко своих приятелей? Все же они угодили за решетку по вашей вине. -- Они получили свое! -- В его мягкой интонации промелькнули жесткие нотки. -- За ними много чего есть другого, особенно за Максом. Если между нами, он свободно тянет на вышку. -- Убийство? -- Много чего, -- потупясь, отвечал Саныч. -- Я тысячу раз говорил: в делах нужны деликатность и культура, тонкий подход. Тупая жестокость к добру не приведет. За нее рано или поздно придется платить. Вот они и расплачиваются. Это справедливо. -- Вы, Саныч, прямо-таки невинная овечка. А Нечитайло-то на вашей совести. -- Нечитайлу жалко, -- горестно вздохнул Саныч. -- Положительный был человек. Хозяйственный. Семьянин. И механик хороший. Не чета разной шантрапе. Я очень его уважал. И не желал ему зла. Да, видать, такая ему выпала судьбина. -- Должно быть, сейчас он переворачивается в гробу. От умиления. Саныч, потупясь, проглотил шпильку. -- Ваши десять минут истекли, -- напомнил я. -- Заканчиваю, -- встрепенулся он. -- К тому времени, когда все улеглось, мои траты сравнялись с моей наличностью. Я мечтал засвидетельствовать вам свое глубочайшее уважение, но являться с пустыми руками было стыдно... Прошло несколько лет, прежде чем я собрал необходимую сумму. Но идти к вам только с деньгами? Только со словами восхищения, которые вы, конечно же, посчитаете ложными? -- Он поморщился, как от зубной боли. -- Я понял, что обязан оказать вам услугу, такую важную, чтобы вы безоговорочно оценили мою преданность. Находясь в тени, но поблизости от вас, я ждал подходящего случая и наконец дождался. Сегодня я с лихвой уплачу проценты на весь капитал, которым временно попользовался. -- Вы ошиблись, милейший, я не ростовщик. -- Мой тон был холоден как лед. -- Пожалуй, и я сделал ошибку, пустив вас в дом. Ничего принципиально нового вы мне не сообщили. Извольте выйти вон! И благодарите Бога, что мне лень звонить в милицию. -- Еще полминуты! -- взмолился Саныч, заламывая свои тонкие пальцы. -- У французов есть меткая поговорка: "Ищите женщину". Мне не раз доводилось убеждаться в ее мудрости. Решив оказать вам достойную вас услугу, но не зная, как приступить к делу, я обратил внимание на женщину, которая все эти годы была рядом с вами. Я сразу же понял, что она, к сожалению, не ценит вас. Зная немного о ее прошлом, я предположил, что она может стать серьезным источником опасности для вас и нанести удар в спину. Увы, я не ошибся. Лучше бы он не говорил этого! Значит, он следил еще и за Алиной? Этот чертов соглядатай посмел сунуть свой длинный и тонкий, будто навсегда сдавленный невидимой прищепкой, нос в мою личную жизнь?! Ну и что он собирается мне выложить? Что у нее есть любовники, которых она принимает в уютном гнездышке, приобретенном на мои деньги? Что она ласкает этих подонков жарче, чем меня? И он взялся открыть мне глаза на это? Ду-урак! Ах, будь со мной блокиратор! Но тут Саныч, выдержав мой раздосадованный взгляд, произнес четыре слова: -- Женщина знает вашу тайну. -- Что-о? -- Я невольно вздрогнул. -- Она знает вашу тайну, -- твердо повторил он. -- Не пойму, о какой тайне вы толкуете? -- Она знает о некоем удивительном фонарике. У меня невольно перехватило дыхание. Алине известно про блокиратор? Да не может быть! Каких только мер предосторожности я не принимал, чтобы уберечь его от чужого глаза!. Я хранил его среди своих рукописей, к которым Алина испытывала полнейшее равнодушие. Это-то и казалось надежной защитой. Но с другой стороны, ее неискоренимая привычка тайком шарить по углам... Однако откровенничать с Санычем я не собирался. -- Ваши слова для меня -- загадка. -- Вам виднее, -- понятливо отозвался он. -- Лично я не желаю знать, какими способами вы вершите свои чудеса. Я дошел до границы дозволенного и почтительно остановился у нее. Дальше -- запретная зона. Это не мое дело, и я уже забыл о своих словах. Но женщина