близились, стали походить, на огромные бесформенные кляксы какого-то красителя. Края псевдоподий амеб хищно шевелились. Помощник снова изменил курс, увеличил скорость. Амебы ринулись вслед, и они понеслись по заранее рассчитанной траектории к границе Окна. "Клюнули, - с удовлетворением подумал Илья. - Одно уже и сейчас можно считать доказанным: на человеческий фактор им, конечно же, наплевать. Они его тоже... "кушают". Значит, это или осознанная агрессивность (нет, не верю, слишком уж они тупые), или форма питания - годится все, что из атомов, или функция защиты, запрограммированная то ли разумными существами, то ли самой природой". - Они маневрируют, - сообщил Помощник. - Тактика весьма примитивная. Если только Простейшие не обладают резервом скорости. Амебы скользнули в противоположные стороны, намереваясь таким образом окружить беглеца. - Вверх или вниз перпендикулярно плоскости их полета, - приказал Илья. Амебы тотчас повторили маневр человека. "Нет уж, - с внезапной злобой подумал Илья. - Я вам все равно не дамся! Достаточно с вас тишайшего Юдзо Сакаи, Анджея... И еще шести умнейших, прекрасных людей... Достаточно слез Марии! Я не хочу, чтобы и моя Поль... Подожди, почему ты вдруг решил, что Полина твоя и что она станет оплакивать первого встречного Садовника?" Он инстинктивно потянулся к кобуре "универсального инструмента", но тут же вспомнил: амебы не материальны в буквальном смысле этого слова и могущественное антивещество ничего этим мерзким сгусткам полей не сделает. Помощник опять бросил его куда-то в сторону, причем так резко, что Илья на миг потерял сознание. - Простейших четверо, - доложил Помощник. - Вновь появившийся пытался атаковать. "Уже недолго, - устало подумал Илья. - Все решится в считанные минуты..." Он летел в самой гуще желтоватого эфемерного "прибоя". Неподалеку уже начиналась зона затишья, а еще дальше открывались холодные глубины обычной вселенной. Туда проникали лишь жалкие отзвуки энергетических страстей Окна. Краем глаза Илья заметил, что одна из амеб, замыкающая, вдруг резко ускорила ход. Черные полотнища псевдоподий начали загибаться, чтобы схлопнуться затем над жертвой. И тут Илью осенило. Маловероятная, смехотворная догадка, но это было уже хоть что-то. Это был шанс выиграть смертельный марафон. Ефремов убрал защитное поле до нуля, а когда черные полотнища ринулись на него сразу со всех сторон, резко включил - на полную мощность. Псевдоподии отпрянули. Амеба, оглушенная внезапным силовым ударом, поотстала. - Не нравится?! - захохотал Илья. Это была неожиданная, пьянящая удача. Ну кто мог предположить, что чудовища, не обращающие внимания даже на стационарные защитные поля космоботов, так болезненно реагируют на силовые удары? Это была удача и на случай неудачи. Потому что где-то рядом летело металлическое "яблоко" зонда, послушно повторяя все виражи Ильи, и до мельчайших подробностей фиксировало погоню. На Станции, конечно, разберутся что к чему. - Начинаю торможение, - сообщил наконец Помощник. - Мы находимся в обычном мире. В случае атаки... - Помощник помедлил, - буду маневрировать и применять силовые удары. - Можно еще успеть помолиться господу богу, - машинально заметил Илья. - Не понял вас, - отозвался логический блок. "Я тоже не все понимаю, - подумал Илья. С какой-то холодной беспечностью он наблюдал, как приближаются черные полотнища. За спиной его уже" сияли звезды, желтой дымки вокруг не было, только впереди кипело ее безбрежное варево. - Я тоже не понимаю... По всем расчетам получалось, что наш мир "аллергичен" для Окна. Этому подтверждение - смехотворная толщина переходного слоя. А на деле амебы сейчас легонько позавтракают и умчатся дальше... И Полина Лоран на деле не моя, и плакать, конечно, не станет". В глаза ему словно плеснули кипятком, и он зажмурил их от нестерпимой боли: "Тот же симптом, о котором успел сообщить Марков... Это конец!" И тут боль отступила. Илья попробовал протереть глаза: руки скользнули по колпаку шлема, но он все же кое-что разглядел - мельком, преодолевая резкое жжение, - и понял: экспансии не будет. Амебы остановились. Они вяло болтались в эфемерных волнах туманности. Псевдоподии их прятались в "тела". Простейшие сейчас выглядели, будто усталые, но довольные собой воины, только что изгнавшие врага. "Какая дикая аналогия, - подумал Илья. - Мы же им не враги. Хотя, если они запрограммированы как стражи..." - После силового удара я зарегистрировал слабое электромагнитное эхо, - сообщил Помощник. - Это значит, что появилась возможность локации простейших. Приступаю к ее реализации. Амебы уходили. Черные полотнища быстро погружались в туманность, растворялись в желтом блеске. Через несколько секунд они исчезли. - Ты у меня умница, - ласково ответил Илья логическому блоку. Он подлетел к Станции, совершенно очистившись от разных глупых мыслей, беспочвенных переживаний, душевной смуты и суеты. Это было несложно - каскад давным-давно отработанных аутогенных приемов плюс непреходящее чувство успеха быстро помогли сознанию освободиться от всего наносного и ненужного. После этого Илья еще покопался в камнепаде последних стрессов и отобрал полезные; полезные стрессы - великолепный строительный материал для здания душевной гармонии. Шлюз принял его, напоил озоном, обдал ионным душем. Илья выключил костюм-скафандр, и тот буквально на глазах стал оседать. Вспомогательные блоки и устройства, выращенные механическими генами, тотчас рассосались, активное вещество вернулось в ячейки подкладки. Теперь, на обратном пути, ему казалось, что дверей на Станции стало гораздо меньше. Да и открывались они как-то быстрее. Он влетел в сумрачный и оттого бездонный зал прогулочных уровней и резко затормозил. Из горловины центрального коридора, обозначенного голубыми бусинками плафонов, навстречу ему стремглав летел человек в белом. - Ты?! - удивился Илья. - Что ты делаешь здесь, Поль? Она молча и сильно рванула его к себе. Ее бледное лицо, застывшие зеленые глаза приблизились и растворились у его лица, а дальше случилось и вовсе невероятное. Илья почувствовал, что тело Полины бессильно сползает вниз (разве тут есть низ, разве тут, черт побери, есть куда падать!), подхватил ее - растрепанную, измученную, в каком-то нелепом халате или рубашке, и услышал ее шепот. Жаркий, бессвязный, сквозь слезы: - Как ты мог? Ненаглядный мой, мучитель... Я будто чувствовала... Ну как же ты мог так, любимый! У меня сердце весь вечер ныло, ныло... Жив! Ох, люди, милые, жив он! - Полина уже смеялась, и это тоже было непостижимо: как можно одновременно плакать, смеяться и говорить. - Я потом не выдержала... Прилетела в каюту, ничего не понимаю, а там это письмо... Такое глупое и страшное письмо... Ну что же ты молчишь, душегуб?.. Я тогда в рубку. Чтоб ходовые запустить. Может, думаю, успеем... - Полина постепенно затихала. - Лечу, лечу, а тут ты навстречу... Ну что ты молчишь, окаянный?! Лицо Полины было соленым от слез. И губы тоже. И даже жилка на шее. Они давно потеряли ориентацию и теперь плыли во тьме, задевая мокрые от росы листья деревьев. С шумом взлетела сонная птица, треснула какая-то ветка, но ни Илья, ни Полина не заметили этого. Они падали вверх. Ее тело обжигало Илью. Оно было доверчивым и требовательным, и он задыхался от внезапного зноя, обрушившегося на сонный сад. Казалось, сейчас остановится сердце. Вздрогнет еще раз - и остановится... Ее отчаянная щедрость вконец ошеломила Илью. ЗНАКОМЫЙ СИМПТОМ Он долго и крепко спал. Проснулся в четверть десятого и, решив, что весь день будет отдыхать, отправился в сад. В кафе, несмотря на поздний час, было многолюдно. - Брат Илья, - окликнули его с крайнего столика. - Садись к нам. Он узнал Драгнева и обрадовался. Как-то так получилось, что после прибытия на Станцию Илья с болгарином ни разу больше не встречался. - Здравствуй, Калчо. За одним столом с Драгневым сидел Крайнев. Федор Иванович был хмур. Возле его бокала лежала "пуговица" проектора, над ней дрожал и переливался перламутровый шар голографического объема. "Запись кончилась, а он даже не замечает", - подумал Илья. - Редкое зрелище сейчас будет, - лукаво прищурился капитан "Бруно". - Бой титанов, сражение былинных богатырей... Или же новейший вариант "Преступления и наказания". Учтите, Илья, у руководителя Станции тоже солидные полномочия. - Достоевщина отменяется, Калчо. - Илья наугад нажал несколько клавиш синтезатора. Он понял, что на Станции уже каким-то образом узнали о ночном эксперименте. - Будет дружеский завтрак и краткое объяснение. - Я отказываюсь вас понимать, - не выдержал Крайнев. Лицо его побагровело от сдерживаемого гнева. - Вы проповедуете благоразумие и осторожность. Вы требуете их от нас, а сами... Тайком! Какие-то гонки с амебами... Да вы хоть представляете, чем это могло кончиться? Для вас, для всех нас. Ну что это за цирк?! Крайнев сердито ткнул "пуговицу". В объеме изображения закипело знакомое желтое варево, и три зловещие черные тени начали смыкать кольцо вокруг крошечной фигурки в скафандре. - Это не гонки, Федор Иванович, - негромко, но твердо сказал Илья. - Какие могут быть гонки? Да мне на этих тварей глядеть тошно. А вот что тайком - виноват. Дело, сами понимаете, рискованное. Не хотелось мне да и не мог я ни с кем из вас делить ответственность. И ожидать две недели тоже не мог. Слишком уж активизировались амебы. - Ничегошеньки не понимаю, - Крайнев помотал головой, выключил "пуговицу". - Остальные, наверное, тоже? - спросил Илья и протянул руку. - Федор Иванович, позвольте ваш браслет связи. Я объясню сразу всем. Кратко и четко он изложил цель эксперимента, упомянул о своем "завещании" с приказом об эвакуации на случай выхода амеб в открытый космос, а в конце сообщения заметил: - Только не обвиняйте себя в беспечности, друзья. Каждый из нас делает свое дело. Повторяю: Службу Солнца интересует не только гармония личности, но и, прежде всего, гармония общества. А в данном случае и того больше - безопасность его. Вы изучаете Окно как явление, в целом. Меня же интересует одна деталь. Насколько оно опасно для людей. За столом воцарилась тишина. - Это серьезно... - пробормотал наконец Драгнев и поднялся. - И неожиданно. Никогда даже не задумывался... Он ушел. Крайнев упрямо покачал головой: - И все же так нельзя, Илья. Нельзя одному! Мы бы обязательно что-нибудь придумали. Эх, пора Службе Солнца тобой заняться, пора. Чуть легче стало. Самую малость. Боль вытекает из меня тонким ручейком, а внутри ее море бездонное, просторы немерянные... Мама, ты пришла? Спасибо, мамочка. Посиди возле меня. Нет, нет, только не прикасайся ко мне. А то вдруг и на тебя выплеснется эта проклятая, тоскливая боль. В ней можно утонуть, мама... Четвертый раз, четвертый раз я выплываю, выкарабкиваюсь, выживаю. Это так страшно, что я каждый раз схожу с ума. Не потому, что боль такая острая, нет. И даже не потому, что она безбрежная. Да, да, она не вмещается в моем маленьком теле, ей не хватает клеток, она разливается так широко... Теперь я понимаю, почему о ней иногда говорят - беспредельная. Нет ей предела, мама, понимаешь? Но я не потому схожу с ума. Все, что можно описать словами, можно пережить. Меня убивает то, что эта боль качественно иная - _чужая_. Я чувствую это ежесекундно, всеми аксонами и дендритами, всей нервной тканью. Бедная нервная ткань! Она не признает, не принимает, она несовместима с тем, что обрушивает на меня Окно. Это _нечеловеческая_ боль, мама! _Не от человека_! ...Еще отпустило. Красный свет каюты напоминает кровь, которую сердце как-то умудряется проталкивать в спазматически сузившиеся сосуды. Не хватает только, чтобы главный врач Станции умер от кровоизлияния в мозг... Ты уже уходишь, мама? Ладно. Значит, мне в самом деле лучше... Илюшенька, ангел мой, хранитель! Где же твои большие и добрые руки, которые умеют снимать боль? Глупая я, глупая! Господи, до чего же глупыми бывают женщины в третьем тысячелетии. Почему я так боялась тебя, милый? Почему? Неужто только из боязни, что ты, узнав правду, отправишь меня с "Бруно" на Землю? Или я боялась другого? Того неизбежного вопроса, который возникнет, расскажи я всю правду: "А какая, собственно, связь между хаотической информацией Окна и чужой болью?.." Все! Дальше молчать нельзя. Не могу! Я не знаю, какая может быть связь, здесь все так странно, ответов на этот вопрос тысячи, но у меня нет больше сил... Нет их. Кончились. Будь проклято это Окно и его Боль! Полина с трудом поднялась. Ее мутило, перед глазами все колебалось и плыло. Неуверенно ступила раз, другой. Затем, догадавшись, выключила поле гравитации и неуклюже выплыла в коридор. Несколько минут безжизненно висела в воздухе, соображая, где же искать Илью. "Командная рубка... - подумала наконец. - Если не он... Там всегда есть люди". Она вошла так тихо, что ее даже не заметили. За бортом Станции стоял полный штиль - в желтой мгле центрального экрана плавало всего несколько амеб. Однако исследователи, расположившись в креслах, разговаривали именно о Простейших. Крайнев увлеченно доказывал, что, узнав сущность амеб, они фактически определят роль Питателя в этой энергетической системе, а отсюда вытекает... "Боль вытекает, как вы не понимаете этого", - сцепив зубы, подумала Лоран. Она покачнулась от усталости и боли, тихо позвала: - Брат Садовник! Илья обернулся первым, остальные - за ним. - Что с вами? - вскочил встревоженный Крайнев. Полина жестом остановила его. - У меня заявление для представителя Службы Солнца. - Она поискала точку опоры, но не нашла и решила сказать все быстро, очень быстро. - Три моих прежних отчета о сеансах приема хаотической информации полностью выдуманы. Каждый раз я чувствовала боль. Огромную, ни с чем не сравнимую, чужую нечеловеческую боль! Если можете, простите мой обман... Она почувствовала, что падает, но в последний миг Илья подхватил ее на руки. И боль, будто ей, наконец, открыли шлюзы, выплеснулась, ушла в эти огромные сильные руки. Это было нечто совершенно новое - боль в Окне. Признание Полины ошеломило всех. Как грибы после дождя, стали множиться догадки и предположения - робкие, туманные, ибо все усложнилось до таких пределов, что даже никогда не унывающий Крайнев в сердцах сказал Илье: - Мы стремительно проваливаемся в болото противоречивых фактов. Мы их систематизируем, а осознать, как говорит ваш Дангулов, не можем... Кстати, что с Лоран? - Ничего опасного, - ответил Илья. - Небольшое нервное истощение. Ввожу ей нужные препараты и заставляю отсыпаться. Он вспомнил, как не хотела вчера Поль отпускать его, как прижималась к нему маленьким телом и вздрагивала, вздрагивала. А вот собственных слов не помнил. Знал только, что были они нелепые и почему-то веселые: "Это ерунда, боль. Вот мы..." Они совершенно не соответствовали моменту, и, может, поэтому Полине стало чуточку легче и она согласилась на гипносон. - Это хорошо, - порадовался Крайнев и, скупо улыбнувшись, добавил: - Вы и потом ее жалейте, ладно? Илья хотел отшутиться, но передумал. - Федор Иванович, - спросил он. - Где сейчас может находиться кибернетик? Хозяйство Антона размещалось в двадцать-первом коридоре - подальше от всевозможных вибраций и полей лабораторных отсеков. Здесь было тихо, в многочисленных иллюминаторах лениво плескался сбитый желток псевдотуманности. Антон рисовал на магнитном экране синтезатора какие-то схемы. Синтезатор сердито гудел, выбрасывая одну за другой пластинки модулей - одинаковые, как две капли воды, и все же разные" Антон беспрестанно что-то вычеркивал, добавлял. - Вы его замучаете, - кивнул Илья на синтезатор. - У него, по-моему, воспроизведение запрограммировано только с уже отработанных схем. Не так ли? - А я нарочно, - глаза у Антона оказались серыми и прохладными, будто осеннее утро. - Пусть умнеет. Программа-то у него не жесткая, а целевая, страх не люблю жестких программ. - И в жизни тоже? - поинтересовался Илья. - О-о-о! - Антон воздел руки к потолку. - Я обязательный через необязательность. Друзья это знают. И чем срочнее что-либо нужно, тем небрежнее и вскользь меня об этом просят... Что за человек этот Антон? - удивился кибернетик самому себе. Получилось смешно и непосредственно. - Кстати, - как бы невзначай заметил Илья. - Ходят упорные слухи, что логический блок Станции дает... сбои. - Слухи! - взвился Антон. - Да это чудовищная ложь! У нас не блок, у нас, запомните, мозг! Прекрасный мозг! - А постоянные перепланировки Станции? - возразил Илья. - Уж очень смахивает на пунктик. Кибернетик скис. - Это есть, - пробормотал он, присаживаясь на какую-то коробку, - тут вы правы... Однако все проверки дают норму. Мы даже на Землю возили энергослепок нашего любимца. Показывали там лучшим специалистам. Примеривались они к нему так и эдак и говорят: великолепный мозг, подарите, - смеются, - его нам, мы шефу на день рождения подарим... Да, дела... - А вы вот чем поинтересуйтесь, - посоветовал Илья. - Раз он у вас такой умница, то мог все эти перемены декораций не только для целевой, но и для любой другой программы приспособить. - Любопытно. Вы говорите: приспособить? Для целевой? - Антон решительно повернулся и пошел к пульту связи с логическим блоком. - Вдруг что выяснится - позвоните! - крикнул ему вслед Илья, но кибернетик, очевидно, уже не слышал его. Вся работа с утра валилась из рук. Илья пошел было в Пустыню, - захотелось побыть одному, - но там кружил с застывшим взором Треверс, и Ефремов вернулся в медотсек. - Опять Кен кружит, - пояснил он, отвечая на безмолвный вопрос Полины. - Неприятно. - Делится? - И, по-моему, активно. Вот бедняга. Идет, идет, потом вдруг останавливается и давай себя ощупывать: цел ли. Илья снова уткнулся в ленты: вот уже четыре дня он проверял архив электронного диагноста. Полина сидела молча, демонстративно скрестив руки на груди. - Ил, неужели тебе не надоело? - наконец спросила она. - Да, я сама советовала проверить психику членов экипажа. Ты это сделал. Разве записи диагноста не убедили тебя, что на Станции все в порядке? - Убедили, - рассеянно кивнул Илья. - Я теперь только "лунатиками" занимаюсь. Ищу частности. Они представляются мне как отдельные понятные слова в потоке бессвязной речи, внятно произнесенные слова. - Ты что? - Полина не скрывала недоумения. - Ты в самом деле считаешь хаотическую информацию речью? Ищешь в ней смысл? - Нет, конечно. Волноводы, наверное, и есть волноводы - связующее звено... Команда - отчет о выполнении, опять команда... Но, может, кто-нибудь из медиумов понял команду? Илья устало отстранил подставку с кассетами, и лентами. Он смотрел на Полину: ненавязчиво, ласково, будто приглашал вспомнить об их тайне, о тех безднах доверчивости, которые открылись им. Полина замерла. Она дышала неровно и горячо, прикрыв глаза и покусывая губы. Смуглые руки ее, до сих пор свободно лежавшие на столе, вдруг напряглись, будто что-то отталкивали. - Не надо, Илюшенька, - она покачала головой. - Не смотри на меня так... Мы должны разгадать тайну Окна. А потом... Потом мы найдем остров. Необитаемый остров. Я не могу любить между делом, Ил. Да, да, я, наверное, бешеная, ненасытная, чересчур искренняя. Какое счастье, что я родилась именно теперь, а не в прошлые века. Тогда все путали, путали... И ничего не понимали до конца - ни душу, ни тело... - Не обижай предков, - улыбнулся Илья. - Ты несправедлива. Просмотрев остальные ленты, он вызвал Антона. - О-о-о! - обрадовался кибернетик. - Вы, конечно, не Норберт Винер, Илья, но кое-что в машинной логике соображаете. Вы знаете, что учудил наш общий друг? Знаете, откуда эта лавина перепланировок? Илья пожал плечами: - Наверное, увлекся театром. Смена декораций. - Нет, нет! - Антон замахал руками. - Никаких отклонений. Наш друг всего-навсего развил целевую программу, причем в лучших традициях гуманизма. - То есть? - их разговор заинтересовал и Полину. - О-о-о! Мы с вами не поняли элементарного, уважаемая Лоран. Я же всем говорил - на Станции великолепный мозг. Так вот. Целевая программа обязывает его производить корректировки нашего "изменяющегося мира" раз в шесть-семь месяцев. Верно я говорю?! Но программа рассчитана на нормальных людей, работающих в нормальных условиях. А у нас что? Одни неврастеники. - И логический блок решил... - начал Илья. - Вот именно, вот именно, - экспансивный Антон чуть не захлопал в ладоши. - Машина решила нас ублажать. И мебель перетаскивает, и Григом потчует. - Ну и ладно, - Полина устало улыбнулась. - На одну загадку меньше. А то уж очень неуютно было: за бортом амебы изощряются, а тут еще на Станции чудеса. Ты уж попроси свои машины, Антон. Пусть помогают нам. До конца исследований. - До победного! - согласился кибернетик. - Послушай, Антон, - попросил Илья. - Требуется помощь твоего "великолепного". Есть сейчас свободный канал? - О-о-о! - оживился кибернетик. - Служба Солнца у меня вне очереди. Сколько исходной информации? - Пустяк, - Илья приподнял ворох лент. - Хочу систематизировать архив диагноста. - Ладно, присылай. Антон отключился. Несколько минут в медотсеке царило молчание. Затем Полина резко отодвинула пульт управления диагностом, поднялась. - Ты ведь не просто частности ищешь, Илья? Все они - в отчетах "лунатиков". Ты ищешь то, чего нет в отчетах. Ты ищешь Боль? - Да! - Илья упрямо сдвинул брови. - Если боль чувствуешь только ты, то это, наверное, в самом деле частность, странный вторичный эффект, присущий только твоей психике. Но если это действительно Боль, то такое сильное чувство не может обойти других медиумов. Значит, другие тоже мучаются и... тоже скрывают. А раз так, то Большая Боль - суть реальность и реальность чрезвычайно странная для волновода хаотической информации. Ты же знаешь - я бывший хирург, для меня боль слишком знакомый симптом. Полина поморщилась. - Не понимаю, к чему ты клонишь, - с досадой сказала она. - Но все равно - не мучай людей, Илья. Им и без тебя тошно. Это моя боль, мне за нее и расплачиваться. Отправь меня на Землю - и дело с концом. - Буду рад, - Илья приоткрыл дверь и заглянул в бокс, куда поместили после операции Исаева. Иван дремал или делал вид, что дремлет. - Это нелепо звучит, но я в самом деле буду рад, если твоя боль окажется только твоей. Станция спала. Было около трех условной ночи. - Дин-дон, дин-дон! - отозвался колокольчик, и Илья, мгновенно сбросив покрывало сна, пригласил видеовизитера. Однако объем экрана не зажегся. - Ваш срочный заказ выполнен, - сообщил бесцветный голос большого логического. - Информация обработана. Данные анализа отосланы. Илья поспешно взял из окошка, доставки тонкий рулончик, развернул ленту. - Так, та-а-ак, - бормотал он, всматриваясь в кривые графиков. - Пусто, пусто, и слава богу, что пусто. И здесь - норма. Прекрасно. Тоже пре... Он замер. "Это оно! - подумал Илья. - Четыре случая, как у Полины... Но пики на ленте, что за пики?! Они в несколько раз выше, чем на контрольной ленте Лоран. Значит... Бедняга, как он выдерживал? Как он мог выдержать такое!" Ефремов поспешно надел тяжелый кокон формы. И сразу же тихий голос Помощника обрадованно прошелестел в сознании: - Требуется ли помощь? Определите сферу моих действий. - Я еще сферу своих не определил, - вздохнул Илья. - В общем так. Сейчас будет сплошная юриспруденция прошлых веков: сначала изобличение, потом дознание. А ты веди протокол - то есть фиксируй наш разговор. В коридорах Станции не было ни души. Илья нашел нужную дверь, положил руку на белый квадратик вызова и не убирал ее до тех пор, пока дверь не распахнулась. - Позвольте, - сказал Илья и, не ожидая приглашения, шагнул в каюту. "Для начала неплохо, - подумал он. - Противник ошарашен моей немыслимой бесцеремонностью, моей бестактностью - ворваться к человеку среди ночи!" - Что-нибудь случилось? - спокойно поинтересовался Юрген Шварц. - Вы... так неожиданно да еще при полном параде. - Помните, Юрген, нашу первую встречу? - Илья присел, а Шварц, чью костлявость и нескладность не мог скрыть даже пушистый халат, стоял возле дивана. - Вы тогда заявили, что это по моей части - разобраться в аномалиях психики отдельных исследователей. Я внял вашему совету и - разобрался! Я даже больше сделал: теперь я определенно знаю, почему вы, когда остальные с нетерпением ожидали выброса Скупой, сидели в кресле и вас снедала дикая тоска. - Любопытно, - Шварц отпрянул в тень, затаившуюся в углу каюты. - Вы говорите так, будто я преступник, а вы - удачливый детектив. Илья не принял шутки. - Отчасти это, наверное, так и есть, - жестко сказал он. - Можно быть вредным для общества и для дела не только какими-то действиями, но и бездействием... А теперь выполните, пожалуйста, мою небольшую просьбу. Мне нужен подробный отчет о ваших действительных ощущениях во время приема хаотической информации. Слово "действительных" Илья произнес громче остальных, и во взгляде Юргена что-то дрогнуло. - Не морочьте мне голову, - грубо сказал он. - Я давным-давно сдал все необходимые отчеты. - Ваши отчеты - фантастика! - Илья оставался совершенно спокойным. - Иначе говоря, - фальсификация, выдумка, ложь. А мне нужна правда. - Я свободный человек, - гордо заявил Шварц. Он ступил шаг вперед, в круг света, выпрямился. - И никто не заставит меня делать то, чего я не хочу делать. Вы мне надоели, Садовник, кроме того, я не приглашал вас в гости. - Странное у вас понимание свободы, - покачал головой Илья. - Вы что, забыли: жить в обществе и быть свободным от него... - Не трудитесь вспоминать, - Шварц, по-видимому, вконец разъярился. - Я тоже читал классиков марксизма-ленинизма... Но я вовсе не обязан выворачивать перед вами душу. Кстати, меня ограждает право вето. Или вы и об этом забыли? - Юрген, - устало сказал Илья, - вы же умный человек, умнейший даже. Как вы не понимаете, что нам крайне важно выяснить сущность этой Боли. Узнать, что скрывается за ней. И ваша ложь сейчас вредит общему делу. Впрочем, как вредила и раньше, как вредит любое сокрытие истины... Мне некогда вести дискуссию об аморальности вашего поведения. Мне нужна информация. И немедленно. Если вы не расскажете обо всем сами, я буду вынужден просить совет Мира прозондировать ваше сознание. Шварц побледнел. - Вы не посмеете, - прошептал он недоверчиво. - Это унизительно... И для меня, и для вас... - Еще как посмею, - заверил его Илья. - У меня, повторяю, нет выбора. - А чего вы хотели? - закричал вдруг Юрген. Космолог заметался по каюте, пиная попадающиеся на пути предметы. - Чтобы я разнюнился, как ваша Лоран? Чтобы случайная, глупая боль, - да, я уверен, что это тоже вторичный эффект, в крайнем случае, сигнал о каких-то неполадках в энергетической системе, - чтобы эта боль обрушила на Окно и его исследователей океан вашего безотказного гуманизма?! Да эта "беспредельная боль", - он явно передразнивал Полину, - в сравнении с океаном вашей обязательной доброты - жалкая лужица! Я расскажу, если вы настаиваете, я, конечно, все расскажу... Шварц как-то сразу потускнел, сгорбился, будто прошлая боль вдруг вернулась к нему, нахлынула, и не было сил сопротивляться неизбежному. В Пустыне было страшно холодно. Ефремов знал всю подноготную этой человеческой выдумки, да в конце концов форма-скафандр могла оградить его даже от космического холода, и тем не менее шел и шел, забыв обо всем, ежась и кутаясь в куртку. Он вспомнил все. Скупые сведения и пышные гипотезы о сущности Окна промелькнули пред его внутренним взором. Боль Полины умножилась на боль Шварца, а изо всех признаний космолога вдруг высветлилась одна странная фраза: "Вы знаете, Илья, я удивляюсь не силе боли, не ее масштабам, а ее отвлеченности. Мне постоянно казалось, что это какая-то инородная боль. Будто возле сердца трется и трется кусочек металла". Илья присел на камень. Какая-то зверюшка - суслик, тушканчик? - пристроилась у его ног. Немного отогревшись, запищала, засуетилась. Мысли не складывались. Наугад, интуитивно Илья, наконец, выстроил цепочку: инородное тело, то есть Станция, находится в энергетической системе, об этом поступают сообщения, так называемые сигналы боли, и, как результат, как защитная функция Окна, - деятельность амеб. Единственным, что не вписывалось в логическое построение, была Боль. Откуда она? И почему? Почему энергетическая система, то есть главный узел ее - пульсар Скупая, реагирует на их присутствие в Окне именно Болью?! Так ли это? Как проверить, что боль не просто боль (вторичный, третичный эффект восприятия человека), а непосредственная реакция системы на инородное тело? "А что если попробовать усилить эффект инородности? - обожгла Илью догадка. - Каким образом? Очень просто. Берем предполагаемый жизненно важный центр системы и... воздействуем на него. Центр в данном случае пульсар. Господи, как я могу воздействовать на пульсары? Где я возьму раздражитель для звезды? Нет, это утопия!" Зверек - тушканчик, крыса, мышь? - отчаянно пищал и теребил Илью за брюки. Так и не определив, какая живность беспокоит его, Садовник встал и пошел вслед за зверюшкой. Серое тельце сливалось с песком, пропадало в сумерках, по зверек постоянно пищал - жалобно, призывно - и Илья определял его местонахождение "по голосу". В ложбинке, под сенью колючих кустов, чернел колодец водосбора. Оттуда тоже послышался писк - еще более жалобный и тоненький. Зверек заметался вокруг колодца. - Как же тебя угораздило, малыш, - сказал Илья, доставая из ямы крохотный теплый комочек. - Бегите домой, прячьтесь. "Ну и что? - подумал он. - Мы в самом деле еще не экспериментировали на уровне звезд. Но это же ровным счетом ничего не значит! На Станции должны быть запасы антивещества, а через четыре дня придет "грузовик". Вот и прикинь..." ...ТЕМ НЕ ВЛАДЕЮТ Грузовой корабль автоматы разгрузили за полтора часа. Его широкий черный цилиндр был виден на всех экранах, и на Станции царило оживление: прибыли долгожданные космоботы, мощный блок неформальных аналогий для "лунатиков", еще целая куча какой-то аппаратуры, свежие фрукты. В командную рубку поминутно заскакивали нетерпеливые получатели грузов, торопили Крайнева, и только один человек, контрольный пилот "грузовика" Вячеслав Ганюшкин, смотрел на эту суету безучастно и устало. Он уже знал, какая судьба уготована его верному спутнику, сотни раз битому на Наковальне и успевшему побывать во всех Обитаемых мирах. Знал, но никак не мог свыкнуться с мыслью, что еще ходовой, как говорят звездолетчики, корабль сегодня бросят на такую "наковальню", где от него останется облачко электронного пара. Впрочем, пара тоже не будет - на борт корабля уже начали погрузку контейнеров с антивеществом. - Не грустите, Вячеслав, - успокоил его Крайнев. - Вам, как пострадавшему, Служба Солнца выхлопочет та-а-кой лайнер... Куда там нашему "Бруно". Верно я говорю, брат Илья? Илья развел руками: куда мы, мол, денемся. Все эти дни "Галактика" готовилась к эксперименту. Навигаторы рассчитали курс "грузовика", специалисты защиты позаботились, чтобы корабль пробился к звезде сквозь любые скопления амеб, а Крайнев лично проверил рекомендации логического блока Станции относительно силы заряда. Пока готовились, пока ждали ни о чем не подозревающего Ганюшкина, Илья чувствовал себя сносно. Но когда Крайнев, выпроводив из командной рубки очередного "анархиста от науки", вдруг выключил один за другим все каналы связи, прошлые опасения и дурные предчувствия вновь вернулись к Илье. - Через два часа - старт, - сказал Федор Иванович. - Все готово. - О транквилизаторах не забыли? - встревожился Илья. - Сразу видно новичка, - укоризненно покачал головой руководитель Станции. - В космосе не принято забывать о чем бы там ни было. Я не разделяю ваших опасений, но тем не менее за полчаса до взрыва весь экипаж получит ваше снадобье. Шварц, который во время их разговора что-то пересчитывал на малом логическом блоке, насмешливо хмыкнул и вышел из рубки. "Не забыл Юрген ночной разговор. И не простил. Что ж, ему виднее". - А что у нас с защитой? - спросил он. - Дадим максимум. Этого вполне достаточно, даже если на нашу "Галактику" набросятся все амебы Окна. - Ладно, - кивнул Илья. - Пойду проведаю больного. А то он за своих помощников распереживался. Причем совершенно напрасно. Про себя же подумал: "Больше всех распереживался ты сам. Нехорошо, брат. Вон даже. Шварц заметил..." В холле медотсека он встретил Полину и обрадовался ей так, будто расстались они не утром, а по крайней мере год назад. - Поль, - прошептал Илья, обнимая ее маленькие плечи. - Я начинаю бояться своей затеи. Плохие предчувствия. Полина на миг прижалась к нему. - Все будет хорошо, милый. Станция защищена, психику людей мы тоже защитим. Все будет хорошо. - Да, да, защитим, - встрепенулся Илья. - Проследи, пожалуйста, Поль, чтобы все приняли препарат. Лоран и Шварц - максимальную дозу. - Будет тебе командовать, - Полина потерлась подбородком о его плечо. - Крайнев уже предупреждал. Она ушла, а Илья в который раз подумал, что не будь здесь руководителем Крайнев, кто знает, не свернули бы работу Станции еще несколько месяцев назад. Из-за кажущейся или явной - опять же, кто знает? - несостоятельности исследований, из-за враждебности Окна, которое уничтожает все земное... Плохо, правда, что Крайнев воспринял идею эксперимента так схематично: взрыв - раздражитель - ответная атака амеб. Ну и что? "А чего бы ты хотел? - кольнул его внутренний оппонент. - Чтобы все поверили в твое смутное, страшное предположение? Ну, допустим, поверили. Допустим, что Боль в самом деле естественная реакция системы на инородное тело, то есть на наше присутствие, на нашу "Галактику". Но ведь это шаг в сторону. Есть огромное болото непонимания. И есть маленький, зыбкий островок наших представлений о сущности Окна. Шаг в сторону ведет к мысли о живой материи. А ведь даже тебе кажется нелепостью усмотреть в Окне жизнь. Пульсар, амебы, Питатель и... жизнь? Ты запутался, брат". "Нет, нет, - ответил воображаемому сопернику Илья. - Как бы там ни было, но Боль - суть реальность, а я слишком хорошо знаю боль в лицо. И сбросить ее со счетов, отнести к разряду курьезов восприятия "лунатиков" я не могу. Никак не могу!" Станция вздрогнула. Это был не толчок, а скорей всего легкая дрожь освобождения: громадина "грузовика" сорвалась с магнитных захватов и, ведомая автоматикой, устремилась к Скупой. Разговоры в рубке затихли. Илья, посидев в кресле минут десять, не выдержал: - Пойду в народ, - объявил он. Федор Иванович кивнул. Взгляд его говорил: понимаю, мол, но все же напрасно твое беспокойство. На смотровой палубе негде было повернуться. По ярким нарядам женщин, радостному возбуждению, сквозившему в каждом взгляде, Илья понял: эксперимент в самом деле интересен исследователям и только дисциплина мешает им сейчас вернуться к своим приборам - там работали только дежурные. С Ильей дружески здоровались, незнакомые люди улыбались ему. "А меня, оказывается, приняли, - смущенно подумал он. - Я - свой. Уже свой, несмотря на все их опасения относительно моих пресловутых полномочий". - Садовник, - позвала его смуглая девчушка в форме медработника. - Ваше снадобье. Примите, пожалуйста, при мне. - Уговорила, глазастая, - рассмеялся Илья и разгрыз кисленькую таблетку. Над головами людей в объеме большого экрана привычно кипело желтоватое варево туманности. Черная иголка земного корабля в этом беспредельном пространстве казалась чем-то игрушечным, особенно в сравнении с огромным шаром Скупой, пылавшим в правой полусфере экрана. Илья знал, что это ощущение обманчиво - в "грузовике" до поры таилась огромная мощь. Шло время. Вокруг корабля на экране уже кружился вихрь черных полотнищ. Амебы пока не нападали, но число их множилось с каждой секундой. Зонд-наблюдатель следовал за "грузовиком" на постоянном удалении, и перспектива в объеме изображения почти не менялась. Только вырастал и вырастал беспокойный лик звезды да беспрестанно сыпались отовсюду "листья" амеб. Илья вызвал Крайнева. - Нет, - покачал тот головой. - Нет никакой атаки. В районе Станции их крутится десятка три. Так сказать, дежурные. - Хорошо, - кивнул Илья, а сам подумал: "Одна задача решена. Нет у амеб никакого разума, ибо они не поняли очевидного: связь корабля и Станции. И "руководства извне" у них нет - по той же причине. Чистая функция защиты, слепая функция. Как, например, у лейкоцитов в крови - найди и уничтожь врага". В объеме изображения вдруг выделился контур видеоокошка. Из него выглянуло встревоженное лицо Лоран. Рядом с ней стоял Шварц. - Садовник, - Полина метнула в сторону космолога колючий взгляд. - Профилактика экипажа закончена. Юрген Шварц категорически отказывается принять препарат. - А почему я должен верить вашим выдумкам и мифическим угрозам? - сердито бросил Юрген. - И хватит меня понуждать. Разговоры на смотровой палубе стихли. Исследователи и звездолетчики непонимающе поглядывали то на Илью, то на космолога. - Юрген, - как можно мягче сказал Илья. - Я не знаю, почему вам во всем видится понуждение и принуждение. Вы их путаете с понятиями дисциплины и самодисциплины. Отсутствие таковых в самом деле рождает понуждение... Так вот. У нас в запасе еще семнадцать минут. Если через три минуты вы не выполните просьбу врача Станции, я дам команду медавтоматам, и они принудительно введут вам препарат. Не унижайте себя, пожалуйста. - Нас рассудит совет Морали, - надменно буркнул Шварц. - Я подчиняюсь грубой силе. - Одиннадцать минут, - прошептал Калчо Драгнев, касаясь руки Ильи. - Посмотри, что творится. Огромный лик светила заполнил уже половину экрана. В сиянии Скупой давно потерялась иголка корабля, и только все густеющий рой черных точек указывал на его местонахождение. Амебы слетались туда целыми роями, будто лесные пчелы, потревоженные непрошеным гостем. Живой клубок разрастался, грозно шевелился. Простейшие во что бы то ни стало пытались остановите уничтожить чужака, ворвавшегося в их владения. - Лоран, Садовник, - загремел вдруг над толпой голос Крайнева. - Треверсу плохо. Что предпринять? - Где он? - спросил Илья. - Здесь, в рубке. - Немедленно отнесите его в медотсек. Там экранизация, - приказал Илья. - Поспешите! Зонд-передатчик, сопровождавший корабль, порядком поотстал. Детали баталии стали неразличимы, однако приборы свидетельствовали: защита "грузовика" успешно справляется с атаками амеб. - Время! - выдохнул Калчо. Илья одновременно увидел эти разные события: черный клубок, шевелившийся уже в атмосфере звезды, вдруг ярко вспыхнул и исчез, в тот же миг безжизненно рухнул Шварц, а Полина, чье лицо все еще было в видеоокне, негромко вскрикнула... Острая кинжальная боль пронзила каждую клеточку тела, ударила так сильно и стремительно, что у Ильи подогнулись ноги. Невидимая волна бросила людей на пол, исковеркав их лица гримасами отчаяния и непонимания, плеснула в глаза безумием, разверзла их рты для крика. Волна ударила и ушла. Илья, бессознательно хватаясь за воздух, стал подниматься. Он видел, как рядом с ним пытается встать Ганюшкин - пилот очумело вертел головой, как судорожно дышит позеленевший Калчо. Не сразу, напрягая все свои силы, он, наконец, понял: чужая Боль ушла, импульс кончился. С запоздалым ужасом Илья подумал, чем мог кончиться эксперимент, если бы люди не приняли препарат или окажись импульс сильнее. Надсадно выла сирена биологической тревоги. На смотровую палубу и во все отсеки Станции хлынули ледяные потоки кислорода, насыщенного комплексом стимуляторов. Ступая нетвердо и тяжело, Илья ходил между людьми, вглядываясь в их растерянные лица, и никак не мог сообразить, куда подевалась его маленькая Поль, его одуванчик, существо настолько драгоценное, что смутную мысль о возможной беде он отогнал как невозможную. - Я же здесь, - позвала его Полина. - Ты что, забыл? Тебе плохо? Голос шел откуда-то сверху. Он поднял взгляд, но не сразу понял, почему лицо любимой плавает над ним в объеме изображения да еще рядом с грозным пылающим шаром звезды. Глаза Полины после болевого удара выцвели, она машинально оттирала с рассеченного подбородка кровь. - Успокойся, милый, - сказала она, кривя губы. По-видимому, отголоски чужой боли все еще звучали в ее сознании. - Все обошлось, все живы-здоровы. У Юргена, правда, шок, но он скоро придет в себя. Илья кивнул ей, улыбнулся и вызвал Крайнева. - Федор Иванович, - попросил он, превозмогая головокружение. - Переключите на меня общую связь. - Вы все решили? - спросил руководитель Станции. - Да, решил, - твердо ответил Садовник, и слова его облетели все закоулки "Галактики". - Мы уходим, друзья. Немедленно и безоговорочно. Полномочия у меня на этот счет простые - разум и совесть. Илья сделал паузу, обвел взглядом знакомые лица. В большом объеме изображения появились десятки видеоокон - его слушали, за ним наблюдала вся Станция. - Мы, - продолжал Илья, - предположительно нашли путь к пониманию Окна, как некой гигантской энергетической системы. Система эта принадлежит другой вселенной, случайно приоткрывшейся нам. Мы смутно догадывались, а теперь наконец убедились, что амебы не хозяева ее и даже не посланцы хозяев, а нечто непонятное для нас, выполняющее, однако, вполне понятную роль в Окне. Их функция - защита. Действия амеб ясно показали, что наше присутствие в Окне крайне нежелательно. Наша Станция - инородное тело для этого мира. Более того, мы - активный раздражитель. Чужая Боль, отголоски которой воспринимали Лоран и Шварц, - следствие нашего присутствия в Окне. Сегодняшний эксперимент убедительно доказал это. Прямое воздействие на звезду вызвало немедленную ответную реакцию. И реакция эта теперь известна нам всем... Илья помедлил, будто собирался с мыслями. - Я не хочу сейчас гадать о сущности чужой Боли. Это уводит в такие дебри, где нет и намека на истину. Живая звезда? Возможно! Сверхгигантская космическая медуза? И это возможно! Целый мир, обладающий чувствами, живой и неделимый? Кто знает? Короче, возможно все, что способно испытывать боль. Мы не можем пока и не знаю сможем ли в будущем заглянуть в эту маленькую щелку и определить, чем или частью чего является псевдотуманность Окно в иной вселенной. А раз так, надо уходить! Великий Гете давным-давно говорил: "Чего не понимают, тем не владеют". Мы же, ничего не понимая, пытались хозяйничать в Окне, пытались владеть. И причинили... Мне даже страшно подумать, что мы по неведению могли причинить иному миру боль! Станция уходила. Мелкая вибрация проникла даже сюда, в жилые каюты, и у Ильи возникло странное ощущение: будто Станция вовсе и не станция, а огромное животное, все ускоряющее свой бег, чтобы в какое-то из мгновений взвиться в прыжке. Ощущение не исчезало, хотя Илья, как и все остальные, знал: прыжка не будет. Станция уходила из Окна с тем, чтобы лечь в дрейф у его границ и продолжить исследования. На совещании, которое закончилось полчаса назад, было оговорено: кроме обычных наблюдений, остается в силе и расширяется программа зондирования, так как амебы, очевидно из-за крошечных размеров зондов, этими разведчиками человеческого разума пренебрегали. - Ты улетаешь с "Бруно"? - спросила Полина. Она сидела на низкой тахте, опершись подбородком о колени. Взгляд у нее был усталый и грустный. - Завтра, - ответил Илья. - Я тоже улетаю, - Полина решительным движением отправила золото волос за спину. - Завтра. С тобой. Илья стремительно пересек каюту, опустился перед Полиной на колени, чтобы лучше видеть, что творится сейчас в зеленых глубинах ее глаз. - И это говоришь ты? Женщина, привыкшая быть свободной и сильной? Считающая, что любовь расслабляет? Полина молча потянулась к нему, и Илью вновь захлестнул тонкий и несравненный аромат. Любимая пахла молоком, травой и еще бог знает чем - сладко, волнующе, знакомо. - Разве ты не понимаешь, что о музыке говорят только до тех пор, пока не зазвучит первая скрипка... Так и со мной... После всего, что было, после четвертой боли, ты мне однажды приснился. Я проснулась вдруг от ужасной мысли, что настанет какой-то день - и ты улетишь, а меня раздавят месяцы ожидания. Месяцы без жизни. Мертвые месяцы. Я вскочила с постели и побежала к Крайневу, чтобы сказать ему: на Станции больше нет врача. Я поняла тогда, что думаю о тебе, о себе больше, чем о других. А в космосе - ты же знаешь это - так нельзя. Я сказала ему, что улетаю. Немедленно. С тобой! Старик, - да, да, ему уже сто сорок шесть, - хлопал глазами и, казалось, не понимал мою сумбурную речь. - И что он тебе сказал? - Ничего, - Полина вздохнула, расслабилась. Голова ее откинулась назад. - Ничего, - прошептала она. - Рассмеялся, поцеловал меня и ушел в свою каюту. Я тогда почувствовала, что все слова мои и мысли умные опали с меня, как листья с деревца. А ты говоришь о свободе! Все - былые волнения и страхи, чувство бессилия перед лицом тайны и яростное желание познать ее, опасность и боль - все это ушло от них. Ушло легко и просто, как вздох облегчения. А еще ушло то, главное, скорей всего даже неосознанное, - ощущение абсолютной чуждости окружающего мира. С каждой секундой Станция все глубже погружалась в лоно обычной вселенной. Понимать это было несказанно приятно. С неким внутренним содроганием Илья подумал, что они, экипаж станции, наверно, единственные из людей познали чувство родины в масштабе вселенной: после Окна даже самые отдаленные галактики приблизились к ним на расстояние сердца, а в вечной мерзлоте вакуума за бортом угадывался аромат Земли. Услышав сигнал торможения, Полина воскликнула: - Включи, пожалуйста, иллюминатор. Там - звезды. Им открылся родной, знакомый мир. Не было больше отвратительного желтого варева, перенасыщенного чужой и непонятной энергией, растворились, сгинули в черной бездне призрачные тени амеб. Знакомые узоры созвездий, как старые друзья, вошли в каюту. Они говорили: "Вы - дома!" - Мы увлеклись, - спохватилась Полина. - Тебя давно вызывает рубка связи. - Слушаю вас, - отозвался Илья. В объеме изображения появилось смущенное лицо дежурного связиста. - Вам ментограмма, Садовник, - сказал он. - Текст, правда, не очень понятный. Возможно, сказываются помехи Скупой. Мы можем послать дубль-запрос. - Что за текст? - нетерпеливо спросил Илья. - "Ольга может и хочет тебя видеть. Мир чертовски прекрасен. Егор". - Не надо запроса, - Илья рассмеялся. - Разве не ясно - мир чертовски прекрасен! "Чертовски" - архаизм. В дальней дали, на вышивке звездного неба, тускло светилось пятно псевдотуманности. Оно так напоминало окошко, в котором по ночам теплится мягкий желтый свет, что Илья подумал: человеку, давшему псевдотуманности название, право, не пришлось напрягать воображение. И еще он с грустью подумал: "Увы, друзья мои, свет в окне не всегда обозначает приглашение в дом". Но грусть была легкая, тающая, как льдинка на языке, потому что Садовник знал и другое: были бы у дома хозяева, пусть самые неприветливые, а договориться с ними можно. Рано или поздно. Боль, наконец, ушла. Нейтронный ветер был свеж и приятно ласкал псевдоэпителий. Он вызвал сложную гамму свечения в листьях кодо, и на них распустились нежные венчики. Кодо жадно пили нейтронный ветер, и структуры их полей, несколько апатичные после промежуточной пульсации Светила, наполнялись живительной энергией. Сад просыпался, и утро Пульсации обещало новое возрождение, в котором уже не будет ни апатии, ни, тем более, этого противного жжения в области сердца. После возрождения он обязательно искупается в Ядре галактоса, а потом отправится по делам: в остывающих мирах всегда хватает работы. При упоминании об этих вырождениях материи Ирр-медлительный с сочувствием подумал об обитателях параллельных вселенных. Если и там высшие цивилизации не сумели изменить закон цикличности, то и они, несомненно, несут тяжкое бремя наведения порядка в остывающих мирах. Как странно и расточительно поступает природа! Даже представить трудно, что из мертвой материи, скатившейся по энергетической лестнице в самый низ, могут образовываться стабильные структуры или более того - жизнь. И уж вовсе невероятным казалось открытие Ирром-неугомонным на окраинах остывших миров разумной жизни. Жизнь - на уровне атомов! Абсолютно нерационально. Зачем природе такие эксперименты, если она даже им - иррам - не дала совершенства? Каждый раз растворяйся и возникай заново в слабеньких пульсациях Светила, когда рядом щедрое лоно Ядра галактоса, в котором жизнь их обрела бы и новое могущество, и новый смысл... Рядом возник Ирр-неугомонный и прервал размышления приятеля. "О, так ты до сих пор еще в коконе, - послал он насмешливую мысль. - Или ты выращиваешь дополнительный мозг?" У самого Неугомонного их было уже целых шесть: сквозь псевдоэпителий проглядывали их пылающие сфероиды, которые вращались вокруг общего центра. "Нет, я заболел, - грустно ответил Ирр-медлительный. - После промежуточной пульсации я вдруг почувствовал жжение в области Питателя. Попытался отыскать причину, но ничего, кроме исчезающе малой инородности, там не нашел..." "Ты становишься мнительным, - беспечно заявил Неугомонный и поудобней расплылся вокруг силовых линий ближайшего кодо. - Надо поменьше нежиться в коконе. К тому же твои защитные тела уже давно бы растворили любую инородность". "Я не все еще рассказал, - Ирр-медлительный хотел было обидеться, но передумал. - На четырнадцатом толчке утра Пульсации резкий укол в сердце заставил затрепетать все мои волноводы информации... Правда, после этого вроде стало легче. Жжение прекратилось". Неугомонный тотчас вырастил гравитационный щуп и ввел его в тело приятеля. "Ничего там нет, - заявил он микротолчок спустя. - Насыщенность нейтронного потока нормальная. Период вращения и температура сердца - стабильные. Есть незначительная остаточная флуктуация, но это абсолютно не страшно... Инородность, кстати, тоже рассосалась. Так что ты здоров, как Ядро галактоса". Ирр-медлительный потускнел и начал разматывать свой силовой кокон. Чтобы успокоить его окончательно. Неугомонный послал еще одну мысль: "Что тело? Скоро возгорится день Пульсации, и мы, растворившись в его тепле, возродимся опять - еще более сильными". - Ты кричал во сне. Что-нибудь приснилось, милый? Илья задыхался. Сознание его только что вернулось в тело - крохотное, неуклюжее, отвратительное человеческое тело, не умеющее не то что играть наперегонки со светом, но даже просто парить, растекаться, ощущать сладкий ток нейтронного ветра, не знающее возрождений. Он больше не Хозяин Вселенной! Он - обломок остывающего мира, жалкая капелька протоплазмы. Нет, не искупаться теперь, никогда не искупаться ему в Ядре галактоса! Ощущение потери было столь огромное и безвозвратное, что Илья заплакал. - Что с тобой, Ил, ты слышишь меня, Илюша? Ты заболел? Сейчас, милый, сейчас... Выпей! Ну выпей же лекарство. Зубы Ильи отбили дробь по чашке. Преодолевая отвращение ко всему земному - воздуху, воде, этим грубым чужим рукам, - он глотнул горько-мятную жидкость, всхлипнул. Сознание, наконец, завладело телом. Истерика, вызванная несовместимостью духа Хозяина Вселенной и человека (так потом объяснил свое поведение Илья), кончилась так же внезапно, как и началась. Он сидел в постели - потный, измученный - и сжимал в руке микроблок поливита. Индикатор приема пылал, будто глаз дьявола. - Почему он включен? - хрипло спросил Илья и тут же вспомнил: они играли вечером в подслушивание мыслей - кто ласковей подумает, наверное, уснул, забыв выключить. - Ты знаешь, Поль, - он говорил медленно, словно заново осваивал человеческую речь. - Я только что был им... Существом. Это параллельный мир... Мы вовремя ушли, Поль. Иначе нас бы уничтожили. Как инфекцию... Они - хозяева своей вселенной. Это жизнь на уровне энергии звезд и звездных скоплений... Извини, Поль. Возвращаться было очень страшно! - Я понимаю, - прошептала Полина. - Ты отталкивал меня... Я понимаю. У меня тоже было нечто похожее. Тогда, во время приема... Нет, ничего конкретного, я бы рассказала. Ощущение недуга, что ли? Ощущение разума? Нет, нет, просто ощущение присутствия чужого. Илья встал, пошатываясь, подошел к иллюминатору. Желтый огонек Окна по-прежнему теплился среди стылых звезд. "Скоро он уйдет, - подумал Илья. - Через год, два, а может, через месяц. У них там другое течение времени. Само Окно, может, и останется, что с него возьмешь - прореха. Но Ирр выйдет из кокона, и не станет ни Скупой, ни волноводов, ни амеб..." - Если это так, - обрадовалась Полина, - то ты нашел универсальный способ общения с разумом - любой формации и уровня. Прямой контакт. Перевоплощение. Не изучение и понимание, а осознание. Изнутри. Подумай на досуге, Ил. - Я не напугал тебя? - Илья целовал соленые глаза, щеки. Затем они долго пили кофе и ждали конца условной ночи. Тихонько бормотал Инфор. В объеме изображения шли сюжеты из жизни Обитаемых миров. Илья разговаривал, шутил, а сердце продолжало щемить. Были в этой тонкой боли и жалость к невообразимо огромному существу, которое они заставили страдать, и необъяснимое послевкусие, которое всегда бывает после прикосновения к великому, будь то музыка, индийская пагода или параллельная вселенная, и, наконец, странная смесь тоски: ему сейчас одинаково дороги были и Птичий Гам, и Ядро галактоса, в котором - увы, увы! - не суждено нырять и смеяться светом. - Посмотри, - позвала его вдруг Полина. - Красота какая. Инфор показывал берег неведомого океана. Там синело и таяло небо. Там мчался, оседлав крутую волну, смуглый наездник, а вдоль кромки прибоя бегали смуглые дети. Там зеленые валы вырастали на отмелях и выбрасывали на песок гирлянды подводных цветов. Там весело кипел, котел пляжа, а в кругу отдыхающий человек пятнадцать юношей и девушек исполняли ритмичный танец Мануэля Косты. Такова была "визитка" планеты. Может, поэтому, когда объем экрана трижды полыхнул малиновым огнем - спецсвязь! - дальнейшее сообщение диктора показалось нелепой шуткой, розыгрышем: - Ненаглядная, - сказал он. - Ведущий курорт Обитаемых миров, аналог Земли. Вчера среди отдыхающих и обслуживающего персонала зарегистрирована вспышка острой спонтанной лейкемии. Больным оказывается помощь. В этот же день на планету прибыли консультанты Объединенного медцентра. Решением совета Мира в зоне Ненаглядной объявлен карантин". - Там Антуан! - с тревогой воскликнул Илья, обращаясь к Полине. - Кто бы мог подумать: планета-курорт, здравница на здравнице и такое редчайшее заболевание... Что же там произошло?! Никаких особых поводов для тревоги не было - мало ли где объявляют карантины, - однако сердце Ильи вдруг сжало предчувствие беды. Необъяснимое, но тем не менее, пронзительное, требующее каких-то немедленных действий. Конец второй части