Георгий Шах. О, марсиане! ----------------------------------------------------------------------- Авт.сб. "И деревья, как всадники...". М., "Молодая гвардия", 1986. OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000 ----------------------------------------------------------------------- ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ МАРСИАН У Никодима Лутохина собралась компания - сослуживцы и приятели из местных интеллектуалов, если не считать слесаря из домоуправления, позванного за услуги по благоустройству квартиры. Гости отужинали и потягивали коньяк, пребывая в ленивом и возвышенном состоянии, когда склоняет порассуждать о загадках мироздания. Благодаря тонкому расчету хозяйки любители поговорить и добровольцы слушатели соотносились между собой, как говорят англичане, фифти-фифти. В обществе царила гармония. - Главная проблема контакта, это, если хотите, совместимость, - авторитетно говорил Звонский, которого считали поэтом районного значения. - Мы вот, человеки, на одной матушке Земле совместиться не можем, а тут инопланетные цивилизации, возможно, даже иная биологическая форма жизни, попробуй найди общий язык. - Объясниться можно с помощью математики, - вставил молодой Будушкин, давно искавший минуты проявить себя. - Цифры, они у всех одинаковы, а математические действия, умножение или там деление тем более. Я читал у Айзека Азимова... - А если у них двоичная система? - отрезал Звонский. - Да я об языке не в прямом смысле. Кое-как объясниться, хоть на алгебраических символах, хоть на химических элементах, хоть, простите, на пальцах, это еще куда ни шло, это, я думаю, вполне доступно. А вот понять друг друга, суметь сострадать друг другу, можно ли? Красноречие Звонского подавляло, и состязаться с ним явно не имело смысла. Будушкин закивал, давая понять, что разделяет глубокие сомнения поэта. Заметив, что беседа угасает, Никодим распахнул было рот, но осекся под взглядом жены, осознав неуместность того, что он собирался сказать. - О чем вы толкуете, - подала голос сама Диана Лукинична, - какой там контакт с пришельцами, когда с домоуправом не сговоришься. Если бы не любезность Гаврилы Никитича, - хозяйка ласково улыбнулась слесарю, - так бы и жили без ванной. - Ну, это не имеет отношения к разговору, - рискнул возразить ее супруг. - Ах, не скажите, Никодим Лукьянович, - вступилась жена Дубилова, директора школы. - У нас ведь тоже просьба к Гавриле Никитичу. Придете, дружок? - Она заискивающе потрогала слесаря за рукав. - Отчего же! - бодро отозвался тот. - Как говорится, контакт есть контакт! - Путь к контакту лежит через контракт, - сострил Сарафаненко, гитарист. - Вы всерьез отрицаете возможность взаимопонимания с инопланетчиками? - спросил Дубилов, не позволяя себе поддаться общему легкому настроению. Строго глядя поверх очков в глаза Звонскому, он туманно добавил: - Это ведь, знаете, не совсем отвечает. - Давайте-ка, друзья, посмотрим телевизор, - вскочил Лутохин. - Как раз захватим конец программы "Время", узнаем, какая завтра погода. - А у меня свежий кофе готов. Вам подлить, Митрофан? - обратилась хозяйка к Дубилову. Гости дружно уставились в голубой экран. - Вторгшаяся из Арктики волна холодного воздуха, - говорила симпатичная прогнозерша, - столкнулась с мощным встречным потоком. Образовался циклон необычной силы, столбик ртути опустился ниже черты 40 градусов. Последний раз такое случилось 120 лет назад... - Домой нам теперь не добраться, примем конец свой в урагане, согревая напоследок друг друга, - воскликнул Сарафаненко, прижимая к себе пухлую Лену, подругу молодого Будушкина. - Оставайтесь у нас, места хватит, - радушно пригласил Никодим. - Нет уж, не стану доставлять хлопот, да и до работы отсюда далековато. - Завтра суббота. - Подумать только, какая холодина! Что с природой творится? - Я вот читал... - Оставьте, природа как природа. - Смотрите! Смотрите! Все замолкли. На экране действительно происходили странные вещи. Чья-то ладонь легла на руку диктору, сообщавшему, что программа "Время" кончилась и зрители могут посмотреть очередные передачи. Он попытался высвободиться, но безуспешно. Мелькнуло растерянное лицо второго диктора, изображение на секунду потеряло устойчивость, размылось, заплясало, а потом в кадре появился незнакомый мужчина. - Прошу не паниковать и спокойно выслушать мою информацию, - заявил он высоким, почти женским голосом. У него была довольно смазливая наружность, бархатные черные глаза и мушкетерские усики. - Я - марсианин. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что я вас мистифицирую. Конечно, у меня совсем иная природная внешность. Не имеет значения какая. Важно, что мы научились принимать облик землян и находимся среди вас, не опасаясь вызвать подозрений. Наших людей здесь, на Земле, не так много, но они есть практически во всех странах и крупных городах, везде, где это считалось необходимым. Теперь я скажу о том, что наверняка волнует вас больше всего. Что нам надо, с чем мы пришли? Будьте покойны: у нас нет намерения покорить вас, хотя достигнутый нашим обществом уровень техники легко позволил бы сделать это. Мы хотим лишь изучить вас и вашу планету. Если окажется возможным, используем энергетические ресурсы Земли, чтобы пополнить иссякающие источники энергии на Марсе. В этом случае мы не станем грабить вас и найдем способ щедро расплатиться. Вы спросите, почему мы не пришли к вам в открытую? А с другой стороны, почему понадобилось сообщать о нашем присутствии? Я отвечу... Но Лутохин и его гости так и не услышали в тот вечер ответов на эти вопросы. Внезапно погас свет, лицо марсианина, растянувшись в линейку, отчего он, казалось, ухмыльнулся, исчезло. Несколько секунд все сидели как завороженные. Потом Никодим кинулся к окну, крикнул: - У всех погас. Надо же, в такой момент! Он пошел звонить на станцию, дознаваться, в чем дело. Хозяйка принесла свечу. Компания начала приходить в себя. - Поразительно, - сказал Звонский, - рассуждаем, рассуждаем, а когда это наконец случается, не хотим поверить. - Вы всерьез? - спросил Сарафаненко дрогнувшим голосом. - А вы что, сами не видели? - вступился Дубилов. - Теперь они нам покажут! - Но, позвольте, марсианин ведь сказал, что у них нет дурных намерений, - робко возразил Будушкин. - Не будьте ослом, - грубо сказал Дубилов, - с добрым делом в чужой дом тайком не пробираются. - Я боюсь, Гена, я боюсь, - заплакала вдруг Лена, уткнувшись лицом в плечо жениха. Ее стали успокаивать. Вбежал Лутохин и сообщил, что телефон не работает, а света, насколько можно судить по поднявшемуся вокруг переполоху, нет во всем городе. - Не понимаю, чего мы сидим? - вскочил вдруг Дубилов. - А что? - Надо принимать меры. - О чем вы? - спросил Будушкин. - Среди нас марсиане. Их следует выловить, и без промедления. - Как вы собираетесь это делать? - осведомился Звонский. - Пока не знаю. Знаю, что надо браться тотчас. - Тогда беритесь. Прямо здесь советую и начать. Вам ведь, без сомнения, известно, чем пахнут марсиане? Помесь аммиака с шанелью. - Почему вы, собственно, нервничаете? - холодно заметил Дубилов. - Если вы не марсианин, так вам и бояться нечего. - Это уж слишком! - взорвался поэт. - Друзья, друзья, успокойтесь, прошу вас! - взывал Никодим. Звонский и Дубилов стояли друг перед другом в позе изготовившихся к бою петухов. Слесарь Гаврила Никитич готовился разнять, если все-таки начнут, во что он, зная эту публику, в глубине души не верил. Жена Дубилова повисла на своем муже, а Диада - на Звонском. Сарафаненко исчез. Будушкин с Леной пробирались к выходу. ДЕРЖИ МАРСИАНИНА! Гражданин Гудаутов сошел с поезда дальнего следования и прошествовал в вокзальный ресторан, пребывая в отличном расположении духа. Он с энтузиазмом насвистывал популярную песенку "Грусть напрасна, потому что жизнь прекрасна, если ты живешь и любишь как в последний раз". Слова эти находили живейший отклик в его душе, поскольку Гудаутов действительно жил каждый раз, как в последний. Во всяком случае, перед очередной отсидкой. Гудаутова впервые назвали гражданином много лет назад, когда председатель сельсовета вручил ему паспорт, а родня и местная общественность сердечно поздравили с приобретением широкого круга гражданских прав. В следующий раз он был назван так уже в связи с нарушением своих гражданских обязанностей и попыткой присвоить не принадлежащие ему ценности. Потом Гудаутов неоднократно бывал в подобной ситуации, обращение "гражданин" ему полюбилось, он привык так представляться и даже думать о себе в третьем лице. Вот и сейчас. - Гражданин Гудаутов, - мурлыкал он сам себе, шагая мягкой и цепкой поступью барса к свободному столику в темном углу ресторанного зала, - гражданин Гудаутов, ты настоящий мужчина! - Давно не было у него такой удачной операции. Три туго набитых бумажника, добытые в одну железнодорожную ночь. За вычетом стоимости билета и саквояжика с грязным бельем, который пришлось забыть в вагоне, чистая выручка составила 1 тысячу 895 рублей. А какие сюрпризы таит элегантный чемоданчик из желтой кожи, который Гудаутов подхватил на выходе и с чьим содержимым не успел пока ознакомиться? Жизнь и в самом деле была прекрасна! Гудаутов привычно запечатлел в памяти расположение столиков, наметил кратчайший путь на волю и взял на учет ближних посетителей. Карта местности показалась ему благоприятной. Устроившись поудобней и надежно примостив чемоданчик у своей правой ноги, он позвал официанта и позволил себе расслабиться. Прямо перед ним сидели двое мужчин и девушка. Одного из мужчин, крупного и румяного, который подносил бокал ко рту осторожными замедленными движениями, Гудаутов сразу окрестил Лопухом. Второй был худ и истерически подвижен, ерзал на стуле, временами даже подпрыгивал и поглядывал по сторонам, явно не стесняясь привлекать к себе внимание. Артист - определил опытный Гудаутов. Как всегда, он с большим удовольствием оглядел девушку. На его вкус она была "не ахти, но ничего". Хотя девица сидела к нему боком и Гудаутов не был уверен, что знаки одобрения до нее дойдут, он на всякий случай умильно ей улыбнулся. Следующие полчаса его внимание было занято выбором блюд. Официанты в провинции не меньше, чем в столице, проявляли к Гудаутову особое почтение. Чутье, видимо, им подсказывало, что этот смуглый южный человек с бархатными глазами, барскими манерами и фамильярным обхождением умеет легко зарабатывать деньги и привык сорить ими. Словом, сердца людей, занятых в сфере обслуживания, раскрывались перед Гудаутовым. Он был приятно удивлен изысканностью и широтой выбора пищи, предложенной вокзальным ресторанчиком. И лишний раз похвалил себя за решение сделать остановку в Заборьевске. Дожевывая котлету по-киевски, Гудаутов с удовольствием поймал на себе заинтересованный взгляд пухлой девицы и немедленно ответил встречным взглядом, еще более умильным. Его не смутило, что девица поспешно отвела глаза, - все шло как надо. Тем более что Лопух, с которым Гудаутов, учитывая разницу весовых категорий, предпочел бы не вступать в прямой конфликт, куда-то исчез, а Артиста можно было не принимать в расчет. "Интересно, размышлял он, есть ли у нее своя крыша? Откуда, впрочем. Там, братья мои, и папа, и мама, и отряд теток. Нет приюта одинокому путнику, придется выпрашивать койку в местном гранд-отеле, предъявив запасенное на случай командировочное предписание". Шевельнув ногой, Гудаутов вспомнил о чемоданчике. Это несколько его утешило. "Ну, денег, конечно, там нет, не найдешь теперь дураков возить тугрики в такой упаковке. С другой стороны, если человек отправился в дальнюю дорогу с одним только чемоданчиком, значит, в нем должно быть нечто стоящее. Может быть, электробритва "Харьков"? Только, пожалуйста, последнюю модель, с вибратором. Кружевная сорочка для свадебного бала? Тогда, будьте так любезны, воротничок номер 40. И подберите запонки, не обязательно золотые, но с каким-нибудь ярким камушком". Нет занятия более увлекательного, чем угадывать содержимое чужого чемодана, который стал твоим. На секунду выключившись из атмосферы, Гудаутов проворонил возвращение Лопуха и его интенсивное переглядывание с Артистом. Он не смог оценить маневра двух официантов и нескольких добровольцев из публики, которые заняли стратегические позиции в зале, отрезав путь к отступлению. Но самым большим позором для профессиональной репутации Гудаутова стало то, что он не заметил, как к нему вплотную приблизился статный администратор, и не почуял никакого подвоха, когда тот осведомился, понравилась ли гостю заборьевская привокзальная кухня. - Недурно, совсем недурно, - благодушно ответил он. - Можете, уважаемый, поблагодарить повара от имени, э... номенклатурного командировочного. - Издалека следуете? - дружески поинтересовался администратор. - Из столицы, конечно, друг мой, - ответил Гудаутов. - Как там она? Гудаутов лишь закатил глаза и многозначительно покачал головой, давая понять, что с Москвой все в порядке. Но метр этим не удовлетворился, решив, видимо, выудить как можно больше сведений о положении вещей в столице. - Приезжих небось много? - спросил он полуутвердительно. - Хватает, - Гудаутов начал раздражаться. - И откуда? Это уже было нахальством. - С Луны, - ответил Гудаутов и хотел было добавить что-нибудь покрепче, но тут вдруг до него дошло все сразу: "И пристает неспроста, и пялится подозрительно, и в окружение взяли... Ах, чемоданчик, чемоданчик!" Гудаутов молниеносно привел себя в состояние самообороны. В данный момент главной задачей стало не сказать ничего такого, что могло бы навести их на след. "А что им известно? Неужели по тревоге с поезда опознали чемоданчик? Я-то, идиот, выставил на обозрение! Однако никто вроде его и не замечает, все уставились на мой портрет. Усы не понравились, что ли?" Гудаутов машинально провел рукой по своим мушкетерским усикам. - А с других планет никого не встречали? - обаятельно улыбаясь, спросил статный администратор. - Только с Марса, - быстро нашелся Гудаутов, тоже обаятельно улыбаясь. На какой-то миг ему подумалось, что местные шутники всего-то решили его разыграть. Но эта утешительная версия была перечеркнута сразу же, ибо слово "Марс" вызвало в зале необыкновенное движение. Артист, вскочив с места, завопил: - Он, он, хватайте! Лопух, повинуясь призыву, в два прыжка преодолел расстояние между столиками. В момент оказались здесь и официанты с добровольцами. Дюжина рук цепко ухватила Гудаутова, он оказался в центре плотного кружка, который, быстро обрастая любопытствующими из персонала и посетителей, на глазах превращался в толпу. - В чем дело? Уберите лапы! - возмущался Гудаутов, не теряя самообладания. - Он, не пускайте! - кричал Артист, взявший на себя распорядительские функции. - Кто "он"? Чего орешь? - повысил голос Гудаутов. - Вы, как официальное лицо, - обратился он к администратору, - будете отвечать за это беспримерное издевательство над личностью гражданина. - Он еще хорохорится! - сказал кто-то из ближайшего окружения. - Посмотри-ка, какой кот, - добавил другой. - Не запугаешь, мы вашу породу знаем! - продолжал голосить Артист. - Вы не беспокойтесь, гражданин, - на всякий случай заявил статный администратор, - зря вас задерживать никто не станет. - Чего время терять, отправьте его куда надо, - посоветовала какая-то дама. - А в чем, собственно, дело? - спросил один из подоспевших. - Платить не хочет, - разъяснил ему очевидец. - При чем тут плата? - возмутился Артист. - Вы что, не видите, это ведь марсианин! Кругом охнули. - Что? - удивился Гудаутов. - Да вы все здесь спятили! - Я сразу почувствовала, что он оттуда, - сказала дама, но без всякой враждебности, скорее даже с сочувствием. - Какой там марсианин, чушь! - сердито заметил очевидец. - Он просто жулик! - Я вам покажу жулика! - спокойно оскорбился Гудаутов. - Не покажешь! - А действительно, с чего вы взяли, что он марсианин? - обратился какой-то другой скептик к статному администратору. - Я, товарищи, действовал по сигналу этого молодого человека, - администратор кивнул в сторону Лопуха. - Будушкин, - представился тот. - Я, строго говоря, тоже сомневаюсь в этой гипотезе. - Какой гипотезе? - Ну, что марсиане сумели к нам внедриться. Я читал у Айзека Азимова... - Это к делу не относится! - оборвали его. - Не морочьте нам голову, юноша. Возвели поклеп на человека, учинили скандал, а теперь сваливаете на какого-то ветхозаветного Исака. - Да я, ей богу, ни при чем, - оправдывался Будушкин. - Это вот он, Сарафаненко, меня уговорил пойти к метру. Он его и опознал. - Значит, сам с Марса, раз опознал. Хватайте и его, братцы! - пошутил скептик. Вокруг засмеялись. Общественное настроение явно менялось, и Гудаутов ощутил, что вцепившиеся в него руки ослабили хватку. Но тут на его беду появился невысокий полный и, по всему видно, очень уверенный в себе человечек. - Позвольте, - говорил он, пробираясь через толпу, - позвольте мне, я знаю, я вам сейчас точно скажу. Толпа послушно расступилась. Человечек посмотрел на Гудаутова в фас, потом в профиль и сказал твердо: - Это он, марсианин, я его узнал! - Конечно, он, господи, разве можно сомневаться! - истерически вскрикнула дама. - Что же теперь делать? - растерялся администратор. - В милицию его, - сказал очевидец, - там разберутся, ху ис ху. - Ведите в милицию, - гордо заявил Гудаутов, поняв, что унести ноги не удастся, и вынашивая новый оригинальный план спасения. - За все ответите! - Он энергично погрозил пальцем администратору, ловко отпихнул под стол чемоданчик и двинулся к выходу. Стражи и любопытствующие повалили за ним. ОГРАБЛЕНИЕ ПО-МАРСИАНСКИ Небо было как потолок, выкрашенный в черное, а звезды как прорези в нем. Вселенная чуть пошатывалась. Звонский вдохновился на стишок, который произвел на попутчика заметное впечатление. Но главной темой их задушевной беседы были события прошедшего вечера. - Я к тебе всей душой, - говорил Звонский, - веришь? - Верю, как же! - Хорошо! Посуди, что за подлец этот Дубилов. Ведь опаснейшая в социальном смысле личность. - Подлец, - согласился Гаврила. - Мало. Это, скажу тебе, типичный охотник за ведьмами. - Чего, чего? - За ведьмами. Образное выражение, понимаешь. Есть такая порода людей, хлебом их не корми, дай врага вынюхать. Уж они его в ком угодно распознают, хотя бы и в отце родном. И на костер, и в петлю, и на плаху! К примеру... - Звонский задумался. - Барри Голдуотер, - подсказал Гаврила. Звонский от восхищения споткнулся. - Я ведь, - продолжал Гаврила, - давно заметил, что Дубилов охотник за ведьмами. Сынишка мой у них учится, говорит, зверь, за корень квадратный или там косинус альфа удавить готов. Давеча жена ихняя приглашала кой-какую работенку по дому сделать. Сулила. Не пойду. Тьфу мне на его ведьмины деньги! - Гаврила твердо прислонился к забору. - Не ходи, голубчик, - поддержал Звонский. - Ко мне придешь. У меня тоже есть сломанный кран. А нет, так сломаем. И тоже прислонился. - Как вы считаете, товарищ Звонский, - спросил Гаврила, - выловят марсианца? - Разумеется. А зачем? - Как зачем? - Гаврила внимательно посмотрел на собеседника. - Они же хотят нашу энергию прикарманить. А на Земле и без того энергетический кризис. Даже экологический. - Так марсианин обещал ведь щедро расплатиться. - Я думал об этом, - возразил Гаврила. - Допустим, они с Землей золотом рассчитаются. А что золото, им дом не обогреешь и автомобиль на нем не поедет. Обратно же, что будет с международной валютной системой? С ею и так худо, чудовищная, говорят, инфляция. И нам невыгодно: золотишко на мировом рынке в цене упадет, а мы его добытчики. - Ну, Гаврила, быть тебе министром финансов. - Я бы мог, - сказал Гаврила и, поразмыслив, добавил: - По уму бы мог. Да вот из-за Насти нельзя меня подпускать к государственной казне. А что, если нам по кружке пива выпить, пиво сейчас хорошо пойдет. - Пойдет, - согласился Звонский. - А где? - Я тут одну забегаловку знаю неподалеку. - Гаврила сделал попытку оторваться от забора. Но это оказалось не так просто. Забор обладал притягательной силой. - Прислонишься, не отслонишься, - сказал Звонский, также пытавшийся принять вертикальное положение. В забегаловке был аншлаг, пришлось занять место у подоконника. Кругом только и было слышно: "Марс, Марсу, Марсом..." - Идет всеобщая марсианизация Заборьевска, - сострил Звонский. Между ними вышел спор, кому платить, и, поскольку Звонский уж очень домогался этой чести, Гаврила в конце концов уступил. На редкость холодное пиво прочищало мозги. Повертев головой, Звонский узрел знакомое лицо. - Сейчас, Гаврила, - сказал он, беря-приятеля под локоток, - мы узнаем ответ на твой вопрос. Видишь там, в углу, худощавого? Гаврила кивнул, причмокивая. - Это сыщик по особо важным делам. Если уж он здесь, значит, неспроста. - За марсианцем, должно быть, - возбудился Гаврила. - Может, на след напали? А как его фамилия? Я никому. - Под строжайшим секретом, только тебе: Гвоздика. - Прошептав это на ухо Гавриле, Звонский стал размышлять, почему фамилия сыщика должна держаться в секрете и как могли бы воспользоваться ею злоумышленники. Потом его блуждающая мысль вернулась к Марсу. "Черт-те что, до чего публика легковерна! Впрочем, близкая, рукой подать, и от этого особенно манящая Красная планета вечно будоражила воображение. Сколько шума наделали пресловутые каналы, пока наконец космические лаборатории не установили с максимальной достоверностью: мираж, нет никаких каналов. И атмосферы нет, и жизни не должно быть, разве что примитивные зачаточные формы, из которых когда-нибудь, через миллионы лет, сумасшедшую, невообразимую бездну времени, родится нечто путное, какие-то марсианские динозавры и птеродактили. Возможно, однако, и вовсе не родятся, не успеют, потому что человек вторгнется на территорию соседней планеты, освоит ее, колонизует, мимоходом прервет тягучую эволюцию местного разума. Вот и вся сказка о могущественной и агрессивной цивилизации Марса. А мы, право, с ума посходили: держи марсианина!.." Звонский вздрогнул от звука резко захлопнутой двери. Все обернулись. На пороге стоял человек, лицо которого было затянуто черным чулком. В протянутой руке поблескивал какой-то металлический предмет. - Я марсианин! - сказал он глуховатым голосом. - Всем оставаться на местах, иначе пущу в ход аннигилирующий бластер с Фамагустой. Эта фамагуста и сыграла решающую роль во всем происшествии. Старший лейтенант Гвоздика был безгранично мужественным человеком. Кавалер всех значков ГТО, он стрелял только в яблочко, ходил на лыжах по первому разряду, с одинаковым совершенством владел приемами самбо, дзюдо и каратэ. Ко всем прочим своим достоинствам Григорий Михайлович был примерный семьянин и общественник. Но у этого образцового детектива была, увы, своя ахиллесова пята: любовь к научной фантастике. Он знал едва ли не назубок все произведения завлекательного жанра: отечественные и зарубежные, собранные в оранжевую библиотеку и разбросанные по карманным изданиям с яркими суперобложками, удостоенные признания, не удостоенные и совсем недостойные. Нечего говорить, что старший лейтенант знал о Марсе и его обитателях досконально все, а уж по части бластеров и других моделей космического оружия он, можно сказать, собаку съел. Не могло его устрашить и аннигилирующее устройство, ибо действительно какая разница, хлопнут тебя из пистолета с последующей кремацией или испепелят на месте? Но эта непостижимая фамагуста! А вдруг вся Вселенная взлетит на воздух или провалится в преисподнюю? Кто будет отвечать? Такую ответственность Гвоздика взять на себя не мог. Чудовищным усилием воли он заставил себя не очутиться в два прыжка у порога, не схватить марсианина за кисть руки и не нанести ему одновременно страшного удара ладонью по затылку. Вместо всего этого детектив лихорадочно и, увы, безуспешно, пытался установить этимологию слова "фамагуста". Звонский, ожидавший от Гвоздики решительных действий, пронзил его презрительным взглядом, но тот, сосредоточенный на фамагусте, этого не ощутил. Директриса забегаловки, она же продавец, выронила кружку пива, которая покатилась по наклонному полу прямо к дверям и разбилась о порожек; пивом ("Жигулевским") марсианину залило штанину. Директриса истерично вскрикнула. Марсианин отшатнулся, рука его с бластером, аннигилирующим устройством и фамагустой вскинулась, все зажмурились в ожидании неведомого. Положение, однако, спас невысокий полный и очень уверенный в себе человек, стоявший у стойки. Он схватил продавщицу за руку, поднял ее, чтобы было явственно видно, что ей не шевельнуться, и крикнул марсианину: - Не тревожьтесь, товарищ, она вам ничего не сделает! - Благодарю вас, - вежливо ответил тот и шагнул вперед. - Теперь всем повернуться к стене и поднять руки! Живо! Команда была исполнена. Гвоздика скрипнул зубами, и перед его взором мелькнула пенистая волна, набегающая на усыпанный галькой берег. "Галлюцинации", - подумал он. Марсианин подошел к ближайшему от него посетителю и запустил руки в карманы, потом к следующему. Гаврила, наблюдавший за ним уголком глаза, заметил, что он ограничивается наружными карманами и не посягает на внутренние, где люди хранят основной капитал. Вполголоса поделился этим наблюдением со Звонским, но тот не успел его осмыслить: как раз в этот момент очередь дошла до наших собеседников, и они покорно подверглись процедуре обыска. Звонскому представились отвратительные щупальца, тянувшиеся к горлу, а Гаврила со злорадством подумал, что в его наружных карманах ни шиша. Оставался невысокий полный. Марсианин не стал его обшаривать, только дружески хлопнул по плечу. - Молодец, - вдруг похвалил он, - быстрая реакция! Не посрамил землян. - А я, товарищ, - ответил тот невпопад, - вашего коллегу видел. - Вот как! - удивился марсианин. - Где же это? - А на вокзале. В ресторанчике. - Ага. Так никому об этом ни слова, - сказал марсианин и еще раз похлопал полного по плечу, на этот раз бластером с аннигилирующим устройством. - Будьте покойны! - Полный обмер от страха. - Внимание, - сказал марсианин. - Я ухожу. Пять минут всем не двигаться, иначе... сами знаете, что будет! Дверь хлопнула. Все представили, что будет. Все, кроме Гвоздики. Со скоростью компьютера его тренированный мозг решал задачу высочайшей сложности: выбор цели. Здесь, рядом с ним, можно сказать, руку протянуть, находился расхититель госсобственности, которого Гвоздика преследовал по городам и весям в течение целого квартала. Это была захватывающая дуэль двух интеллектов, нечто вроде схватки Шерлока Холмса со злокозненным профессором Мориарти. Сколько раз Глобус с украденным полумиллионом ускользал из-под самого следовательского носа - на паровозе, пароходе, самолете и даже вертолете! Как часто они ощущали присутствие друг друга в ресторанах, кафе, чайных и пельменных, на стадионах, в музеях, кинотеатрах и библиотеках - везде, где Глобус прожигал жизнь в ожидании возмездия, а Гвоздика, неумолимый, как рок, его настигал. И вот теперь, когда настала пора брать преступника, появился марсианин. Покончить с Глобусом было для Гвоздики и делом чести, и крупным достижением по службе, своего рода личным рекордом. Он вправе был рассчитывать на повышение в ранге, ибо провел операцию безукоризненно и мог с документами в руках доказать до копейки, как Глобус присвоил и как прокутил полмиллиона. Но упустить марсианина! Да еще с фамагустой! "Прощай, старик. - Гвоздика мысленно улыбнулся полному невысокому человеку с очень уверенными движениями. - Нет, не прощай, а до свидания!" В два прыжка он покрыл расстояние до двери и пулей вылетел вслед за марсианином. КТО ИЗ НАС МАРСИАНИН? Свет в Заборьевске погас в 21 час 31 минуту. Спустя 12 минут дежуривший по городу младший лейтенант милиции Стенькин принял некую Лютикову Алевтину Никаноровну, которая явилась сделать государственной важности сообщение и исполнить тем самым свой патриотический долг. Занеся в протокол фамилию и домашний адрес заявительницы, установив, что она одинокая, по профессии медсестра и третий год как вышла на пенсию, Стенькин подкрутил фитилек мощной керосиновой лампы и приготовился выслушать главное. - Уж не знаю, с чего начать. Я бы тебя, сынок, не стала беспокоить, если б не такое дело. - Не стесняйтесь, излагайте все как было. - Сосед у меня марсианин. - Вот как! - Младший лейтенант пытливо поглядел на Лютикову. Она показалась ему нормальной: небольшая, сухонькая, аккуратно одета, волосы седые, коротко острижена, на правой щеке родинка, глаза карие, ясно смотрит из-под очков в золотой оправе. - Давно обнаружили? - спросил он. - Сегодня. - А живете вместе сколько? - Через неделю два года будет. Прежним соседям отдельную квартиру дали, у них четверо. - Как же это вы, Алевтина Никаноровна, два года с человеком бок о бок прожили, можно сказать, пуд соли вместе съели - кухня-то общая - и только сейчас заметили, что он марсианин? - Замечать-то я и раньше замечала, а вот додуматься не могла. Нынче, когда по телевизору этот с усиками выступал, меня и осенило. Стенькин, естественно, телепрограмм в тот вечер не смотрел, да и вообще видел в голубом экране одну забаву, предпочитая черпать информацию из газет. Поэтому он не стал выяснять, что там было по телевизору: "Мало ли, может статься, какой-нибудь профессор читал лекцию про жизнь на Марсе". - Какие же симптомы? - спросил он. - Разные. - Лютикова помедлила, должно быть, припоминая и заново осмысливая факты. - Вот, например, интересное обстоятельство. Каждый день в ванне моется, а по субботам и воскресеньям, бывает, и дважды. Я по занятию своему гигиену весьма уважаю, но, извините, голубчик, думаю, вы не обидитесь, если я скажу, что такой чистоплотности у мужчин не бывает. Стенькин неопределенно покачал головой, не то соглашаясь, не то протестуя. - Бог с ним, с мытьем, я ведь не против, пусть моется, если по душе. Возьмем, однако, другое. За два года не привел к себе ни одной девицы. Вы можете, конечно, предположить, что сам куда-то хаживает или водит к себе тайком, без моего ведома. Ничего подобного. Все вечера дома, а уж мимо меня мышь не прошмыгнет. Я всегда начеку, будьте покойны. Дав дежурному время запротоколировать эти сведения, Лютикова продолжала: - Разве я не понимаю, что это может показаться пустяком. Подумаешь, нашла старая, чем укорить: "С бабами не знается!" Да напротив, по всему видно, нравственный человек. Но, скажите на милость, почему он тогда каждое утро на голове стоит? По полчаса, проверено по хронометру. Почему стены в своей комнате раскрасил в четыре цвета? Почему огурец сахарным песком, а дыню солью посыпает? Почему на жэковские собрания его не затащишь? И вот так по всем пунктам, хотите верьте, хотите нет. Все не как у людей. Стенькин почесал затылок. - Как я понимаю, гражданка Лютикова, - возразил он, - сосед ваш не дерется, не сквернословит, порядка в доме не нарушает, вас не беспокоит? - Да разве обо мне, миленький, речь! - воскликнула Лютикова, оскорбленная и негодующая. - Не о себе пекусь, по мне лучше соседа не сыщешь. Но я с ним расстанусь без колебаний, если будет доказано, что он из отряда марсианских захватчиков! Сказав это, бывшая медсестра поджала губы, отчего ее лицо, поначалу показавшееся младшему лейтенанту добродушным, приобрело жесткий и неумолимый вид. Стенькин поежился. - Ну хоть какие-то еще симптомы замечали, Алевтина Никаноровна? - спросил он, досадуя, что говорит с посетительницей несвойственным ему извиняющимся тоном, а поправиться не может. - Постарайтесь припомнить. - Есть еще симптом, - торжествующе сказала Лютикова, - я его на конец держала. Знаете, какое хобби у моего соседа? Он радиоманьяк. Это я его так окрестила, поскольку дни и ночи крутит-вертит всякие сопротивления, динамики, репродукторы, микрофоны и прочую технику. Вся его комната, а там ни много ни мало двадцать квадратных метров, завалена этим хламом. А главное... - Она приподнялась со стула и, приблизившись к младшему лейтенанту вплотную, отчего тот даже отшатнулся, со значением произнесла: - Каждый день в эфир выходит. Стенькин даже зажмурился. Ему почему-то представился щуплый, отмытый до жуткой белизны человечек, распахивающий окно и плавно вылетающий над крышей самого большого в Заборьевске дома, в котором разместился горсовет. В полете человечек чуть помахивал руками, а вместо кистей у него были обыкновенные клешни, прикрытые манжетами. - На чем выходит в эфир? - спросил младший лейтенант, стряхивая с себя наваждение. Лютикова посмотрела на него с недоумением. - Как на чем? На радиопередатчике, разумеется. "Черт-те что! - подумал Стенькин, - я и впрямь настроился на марсианина". - С кем же у него связь? - спросил он строго. - Это уж вам надлежит установить. А вполне вероятно, что и другому ведомству. Лично мне все ясно как божий день: с базой на Марсе. Докладывает, что разнюхал, получает задания. - Ладно, - махнул рукой Стенькин. - Распишитесь здесь, товарищ Лютикова. У вас все? - Вот что еще, голубок, - сказала заявительница, опять превращаясь в милую пожилую дамочку, - если будете выселять марсианина, намекни начальству, комнату его не худо бы мне отдать. Я человек вполне заслуженный, тридцать лет в больницах проработала, скоро шестьдесят стукнет, а все по коммунальным квартирам мыкаюсь. - А марсианина, значит, на Марс? - спросил ошарашенный младший лейтенант. - Куда же еще? Стенькин смял в руке протокол. - Это что же, гражданочка, получается? Выходит, все ваши марсианские хроники - один лишь голый навет на безвинного человека с умыслом захватить его жилплощадь? Да вы знаете, что по закону полагается за ложный донос? Лютикова, однако, ничуть не испугалась. Напротив, она грудью двинулась на младшего лейтенанта, так, что тот поневоле должен был шаг за шагом отступать. А голос ее при этом металлически звенел, гулко отдаваясь в отделенских коридорах. - Хочешь, милок, марсианина взять под крылышко? Может, у тебя с ним сговор? Ты и сам, должно быть, из их породы? Так мы вас на чистую воду выведем! Уж я об этом позабочусь, будьте покойны. Стенькин растерялся и уже не знал, что делать: прикрикнуть на старую каргу, поднять тревогу или самому прыгнуть в окно. Но тут, на счастье, зажегся свет и одновременно послышался за дверями дикий шум. В помещение ввалилась целая орава людей, которых безуспешно пытался удержать сопровождавший их постовой милиционер: - Всем сюда нельзя, граждане, имейте совесть! Марсианин и свидетели останутся, прочие могут разойтись по домам! Услышав, что привели марсианина, Стенькин схватился за голову, а Лютикова даже взвизгнула - не то от страха, не то от восторга. Кое-как гомон улегся. - Кто здесь марсианин? - решительно и зло спросил Стенькин. - Я! - спокойно ответил Гудаутов, выходя на передний план. Он уселся на стульчик, который только что занимала Лютикова, закинул ногу на ногу и изобразил одну из обаятельнейших своих улыбок. Свита, сопровождавшая его с вокзала, дружно выдавила: "Сознался!" У одних это прозвучало удивленно, у других торжествующе. - Я говорил, говорил... - заволновался Сарафаненко. Будушкин, собиравшийся в очередной раз сослаться на своего кумира Азимова, лишился дара речи. - И давно вы, гражданин, стали марсианином? - ехидно спросил Стенькин, решивший, что больше дурачить себя никому не позволит. - От рождения, - резонно возразил Гудаутов. - Как сейчас помню родной марсианский поселок у канала, в котором мы беззаботно резвились с другими марсианятами. Папу-марсианина, маму-марсианку. Обоих, увы, давно нет в живых. Видели бы они сейчас своего малыша! В толпе кто-то сочувственно засопел. - У нас живут недолго, - сказал Гудаутов, входя во вкус. - До тридцати лет. Но очень культурно. Работать никому не надо, все кругом растет, подходи - бери. - Как же с промтоварами? - поинтересовался кто-то. - Тоже растут. Получаем путем скрещивания. Очень сложное дело. Объяснить не могу, все равно не поймете. Не доросли вы еще. - А что едят? - Разное, - ответил Гудаутов, вспоминая свой недавний ужин в привокзальном ресторанчике. - Например, котлеты по-киевски, шашлык по-карски, пельмени по-сибирски. - Все как у нас! - одобрительно воскликнул Сарафаненко. - Значит, и овец разводите? - А как же, - оскорбился Гудаутов, - что мы на Марсе, не люди, что ли! - Товарищи, опомнитесь! - воззвал скептик. - Это же прохвост высшей марки, да еще над нами издевается. Он такой же марсианин, как я китайский император. - В Китае нет императора, там председатель, - поправил Будушкин. - Попрошу официальное лицо, - сказал Гудаутов, обращаясь к Стенькину, - оградить меня от оскорблений. - Если бы кто-нибудь из жителей Заборьевска приехал к нам на Марс, - добавил он с горечью, - его бы так не приняли. Мы гостей уважаем. Хлеб-соль даем, всякие почести оказываем. Неважно, откуда ты - с Луны, с Земли, с этой, как ее, Венеры, хоть с Солнца. Важно, что ты гость. - Заметив, что аудитория внимает ему развесив уши, Гудаутов и вовсе уверился в правильности избранной им тактики. Он ткнул пальцем в сторону скептика и строго сказал: - Он - скептик, он ни во что не верит. Такой человек может не верить даже в свой родной коллектив. Пусть поедет со мной, пусть любой из вас поедет, проверим. И Гудаутов приподнялся, готовый немедленно отправиться к себе на Марс. Все посмотрели на скептика. - Вот еще, - сказал тот, - нашел дурака! С меня хватит! - И исчез, лишь напоследок из-за дверей послышалось приглушенное "авантюрист". Пожевав губами, Будушкин сказал: - Что ж, извольте, я готов проверить эту версию. Стенькин решил вернуть себе инициативу. - Ваши документики, гражданин! - потребовал он. - Моя фамилия Гудаутов. У марсиан тоже есть фамилии. Будьте любезны, - Гудаутов протянул паспорт и командировочное предписание. Все молча ждали, пока младший лейтенант изучал бумаги. - У вас все по норме, как полагается обыкновенному гражданину, - сказал наконец Стенькин. - Чем докажете, что вы марсианин? Такого поворота дела Гудаутов не ожидал. Вся его тактика строилась на предположении, что человек, объявляющий себя марсианином, должен быть признан безумным и немедленно отправлен в желтый дом. А там можно через пару дней прийти в себя и быть отпущенным официально, либо, на худой конец, исчезнуть не прощаясь. Как должен вести себя человек, свихнувшийся на марсианской почве? Гудаутов вдруг засмеялся, и чем больше видел вокруг себя недоумения, тем с большим смаком хохотал, визжал, почти закатывался. Терпение у Стенькина истощилось, он хлопнул кулаком по столу, требуя объяснений. - Они мне не верят! - воскликнул Гудаутов, утирая слезы. - Сами сказали, что я марсианин, а теперь я еще должен доказывать. Нет уж, я свои права знаю. Либо отпускайте, либо доказывайте. Стенькин взглянул на Гудаутова с уважением: этот марсианин знал о презумпции невиновности. Что делать? Его взгляд пробежал по лицам присутствующих, напряженно следивших за развертывающейся драмой. И остановился на остренькой физиономии Лютиковой, которая скромно примостилась во втором ряду, явно не стремясь привлечь к себе внимания. - А ну-ка, Алевтина Никаноровна, подойдите поближе, помогите установить личность подозреваемого. Узнаете своего соседа? - Ничуть, - ответила Лютикова, делая шаг вперед. - Этого товарища вижу впервые. - И правильно. Он ведь совсем из других мест. Но сходство какое-то есть? - Очень даже похожи, - заметила Лютикова, так прилежно разглядывавшая Гудаутова, что тот даже засмущался. - Как братья. - Ну вот, - удовлетворенно хмыкнул Стенькин. - Теперь, гражданин Гудаутов, скажите, как часто вы принимаете ванну? Гудаутов наморщил лоб, соображая, какой ответ должен пойти ему на пользу. Не решив этой задачи, он на всякий случай сказал, что каждый день, а в иные дни и по два раза. Стенькин и Лютикова со значением переглянулись. - А как вы насчет особ слабого пола? - витиевато спросила Лютикова. Ей явно пришлось по душе участие в допросе. Гудаутов опять пораскинул мозгами и пришел к выводу, что этой ханже, да и постному лейтенантику должно импонировать полное безразличие к сексу. О чем и сообщил. - Есть у вас какое-нибудь хобби? - спросил Стенькин. - Чего?! - Ну, увлечение. Например, радиоделом. - Угу, - неопределенно мотнул головой Гудаутов. Все сошлось, как дважды два. А раз так, значит, подумал Стенькин, мы имеем в Заборьевске двух марсиан. Не много ли для районного центра? Зазвонил телефон. - Дежурный по городу, - сказал Стенькин, беря трубку. И услышал взволнованный голос Гвоздики. - Звоню из автомата на Шекспировской. Только что некто, назвавшийся марсианином, совершил вооруженное ограбление в пивном баре. Угрожал бластером с аннигилирующим устройством и фамагустой... - Как, как? - переспросил Стенькин, лихорадочно записывая сообщение детектива. - Фамагустой. Откровенно, сам не знаю, с чем это едят. Иду по следу. Вынужден на время оставить Глобуса. Все. - Погодите, товарищ старший лейтенант, не вешайте трубку, - сказал Стенькин. Он отвернулся, прикрылся ладонью, чтобы не услышали в комнате. - У меня самого здесь марсианин. Гвоздика присвистнул. - Улики? - Сам признался. - Конец света! - вздохнул Гвоздика. - Он не грозил бластером? - Нет. Держится мирно. - Потяни до моего возвращения. - Раздались отбойные гудки. Стенькин был вполоборота к присутствующим, лица его они не видели, голоса тоже услышать не могли. И все же Сарафаненко с интуицией, какая бывает у истеричных женщин и артистов, догадался. - О! - сказал он. - Еще марсиане. Вражеский налет. - С чего вы взяли? - рассердился младший лейтенант. - Глупости! Ох уж эти паникеры! Будучи, однако, человеком честным, Стенькин не смог скрыть смущения, и все поняли, что Сарафаненко догадался правильно. Произошло всеобщее тревожное движение, сопровождаемое приглушенным коллективным полувздохом. Сарафаненко с необыкновенной ясностью увидел себя с гитарой на филармонической сцене, только в зале были одни марсианские рожи, и все улыбались ехидной гудаутовской улыбкой: "Пусть, мол, поиграет, а там мы ему покажем жулика!" "Это же надо, - подумала Лютикова, - выходит, сосед и впрямь марсианин. Если эта банда захватит город, так ему могут мою комнату отдать. Нет, конечно, такого закона, чтобы человека на старости лет оставить без своего угла, но какие законы для марсиан? Не исключено, однако, сосед переедет в трехкомнатную ближе к центру". Бывшая медсестра чуть приободрилась. "Какая странность! - подумалось Будушкину. - С другой стороны, как говорил Звонский, когда-то это должно было случиться. Трудно поверить? А легко было современникам поверить в нашествие Тимура, в открытие Америки, в изобретение паровой машины? Обыденный разум не допускает исхода за рамки привычного порядка вещей. Даже пытаясь заглянуть в завтрашний день, мы строим его из кирпичиков дня вчерашнего. Но у будущего свой строительный материал, своя конструкция и логика. Отчего же нельзя предположить, что именно нынче настал черед всему этому, что земля вступила в новую эру, марсианскую?" И как всегда у него бывало, размышлял Будушкин об одном вяло и отвлеченно, а параллельно созревала у него совершенно иная мысль, причем в четкой и ясной форме. - Товарищи, - сказал он вдруг, - товарищи! Если действительно в Заборьевске появились марсиане, так почему их надо допрашивать в милиции? Ведь это же скорее всего наши собратья по разуму, с которыми следует установить дружеские отношения. Так, кстати, полагает и Айзек Азимов. Нам их надо бы передать в Академию наук, а до той поры в гостиницу, да в лучший номер. - Очень правильно, молодой человек, - сказал Гудаутов, дотянувшись до Будушкина и поощрительно хлопая его по плечу. - И обязательно с ванной. - А платить за него кто будет? - полюбопытствовала Лютикова. - Я сам расплачусь. По-вашему, с Марса на Землю посылают без командировочных? - Нет уж, повременим с гостиницами! - вмешался Стенькин. - Сначала разберемся, с кем имеем дело. Может, эти субчики к нам с бластерами... - он заглянул в блокнот, - и фамагустами, а мы их в Академию наук. Говоря это, младший лейтенант пристально вглядывался в Гудаутова и был готов при малейшем движении на него навалиться. Но тот ничем себя не выдал, даже не шевельнулся, и взгляд его был по-прежнему безмятежен и добродушен. - Фамагуста? - пробормотал Будушкин. - Где я слышал это слово? "Не вооружен, - подумал Стенькин. - Впрочем, возможно, не все марсиане налетчики. Среди них тоже могут быть разные, нельзя всех стричь под одну гребенку". Гудаутов между тем не только понятия не имел о космическом оружии, но и был занят разработкой очередного тактического маневра. "Один марсианин, - размышлял он, - плюс один - это уже два марсианина. А если еще марсиане, много марсиан, если налет, как сказал Артист, что тогда? Тогда паника, суматоха, кто куда и просто смыться". - У меня важное заявление, - с достоинством сказал он младшему лейтенанту. - Прошу занести в протокол. - Что еще? - Довожу до вашего сведения, гражданин начальник, эти двое... - он кивком указал на Будушкина и Сарафаненко, - из моего отряда. - Как это понимать? - Марсиане. Сами не видите? - Что?! - завопил Сарафаненко. - Я марсианин? Да меня весь город знает, я гитарист, в филармонии на концертах выступаю. - На Марсе каждый второй гитарист, - отпарировал Гудаутов. Стенькин посмотрел на Будушкина, свою последнюю надежду. - Может быть, он прав и мы все действительно марсиане, - философски заметил Будушкин, пребывавший в глубоком раздумье. И добавил: - В известном смысле. Гудаутов развел руками и, обратившись к своим вновь обретенным соотечественникам, произнес фразу на чистейшем марсианском языке. Уголком глаз он наблюдал за произведенным эффектом. Рука Стенькина невольно потянулась к кобуре. Лютикова тихо охнула и, уцепившись за стену, поползла к выходу. Задребезжал телефон. Не спуская глаз с марсиан, младший лейтенант взял трубку. - Милиция? - спросил мужской голос. Обладатель его был явно на грани истерики. - Слушаю, дежурный по городу. - Давай на выручку, браток! Марсианец у нас побывал! Украл тело! Поспешайте! - Адрес! - крикнул Стенькин. Но в трубке уже загудело. Сомнений не стало: Заборьевск подвергся массированному нападению марсианского десанта. Возможно, пришельцы успели уже захватить жизненные центры и кинулись мародерствовать. Но его они так просто, за здорово живешь, не возьмут. Сукины сыны, комедию ломают, потешаются. Младший лейтенант вскочил на стол и, выхватив пистолет, заорал: - Руки вверх, ложись!.. ЛЮБОВЬ ПО-МАРСИАНСКИ Едва Гвоздика выскочил вслед за грабителем, как пивная наполнилась шумом и сумятицей. Сбросив оцепенение и мигом протрезвев, посетители первым делом принялись обследовать свои карманы. Послышались недоуменные возгласы. - Деньги целы! - Странное дело, у меня спички взял. - Немного-то их было, копеек 70, да все тут. - И у меня спички. Вскоре выяснилось, что марсианин не взял ни медяка, зато экспроприировал с десяток спичечных коробков. - Что бы это значило? На кой ему спички? - Нет, вы лучше скажите, почему он на деньги не польстился? - Может быть, затеял спалить город? - предположила хозяйка заведения, оправляясь от страха. - Если так, разве нельзя было накупить спичек в киоске? - усомнился кто-то. - Много брать подозрительно. - Выходит, меньший риск грабить? Это, товарищи, несерьезно, - вступился Звонский. - А что за машинка у него была? - Похоже на парабеллум. - Ничего подобного, я ближе всех к нему стоял, успел разглядеть: такая блестящая штучка, вроде небольшой гранатки. - Бластер, он говорил, бластер. - Что это? - В научно-фантастических романах, - пояснил Звонский, - так называют обычно космическое оружие. - А фамагуста? - Честно: не знаю, никогда не приходилось слышать. - Надо бы в милицию заявить, - догадалась вдруг хозяйка. - Не тревожьтесь, - сказал полный с очень уверенными движениями. - Тут среди нас находился весьма опытный оперативник, так он уж пошел по следу. Все поглядели на полного с уважением. И вспомнили о его поступке. - Молодчина, - похвалил Гаврила, - быстро скумекал, как его утихомирить. Не то он бы нас всех в тартарары отправил. - Кто знает, возможно, и не только нас. Полный не без удовольствия принимал комплименты. - Кто все же это был? Неужто настоящий марсианин? - Вполне даже похож на того, что по телеку выступал. - По какому телеку? - Эх ты, самое интересное прошляпил! Ну-ка, мать, плесни нам по кружке. - Я, пожалуй, побегу домой, товарищ Звонский, - сказал Гаврила. - Что-то на душе свербит. - И мне пора. Они распрощались и отправились восвояси. Гаврила поторапливался, пугливо озираясь по сторонам. Пожаров вроде пока не замечалось, но атмосфера ночи, сгустившаяся перед летней грозой, была насыщена тревогой. Все встречавшиеся на его пути нечастые прохожие до удивления походили на марсианина. Время от времени Гаврила вздрагивал от случайных звуков, необычно гулких в безлюдной поздневечерней тишине. По мере приближения к дому напряжение в нем нарастало. Уже почти на месте, когда он пересекал внутренний двор, ужасная мысль мелькнула в его голове. Обожженный ею, он рванулся к подъезду, мигом взлетел на четвертый этаж, распахнул дверь и, упав на колени у самого порога, начал торопливо шарить под паркетной плиткой. "На месте, целехоньки родимые!" Гаврила сел на пол и постарался унять охватившую его мерную дрожь. На какой-то момент ему даже стало стыдно за свой страх, он мысленно себя укорил: "Вот ведь что делает жадность с человеком!" И успокаивающе сам себе улыбнулся: "А ведь есть чего жалеть. Не у каждого в загашнике такие деньжата. И все собраны собственным трудолюбием, да хитростью, да бережливостью". Уже пришедши в себя, Гаврила рывком поднял с пола свое крупное, грузное тело и шагнул в маленькую уютную кухоньку, обставленную своими руками, точь-в-точь по модному западногерманскому журнальчику. В укромном местечке за шкафчиком надежно хранилась от жены, не проявлявшей особого рвения к хозяйству, бутылка спиртного. Прикладывался Гаврила не часто, очень гордился своей воздержанностью и смотрел свысока на приятелей-мастеровых, охочих до зеленого змия. Но временами принимал. Сейчас это ему было просто необходимо, чтобы окончательно успокоиться. Он ловко вытолкнул пробку, налил себе с полстакана, степенно выцедил, как лекарство. Упрятав бутылку, Гаврила открыл продуктовый шкаф, обнаружил там тарелку с какой-то снедью, поковырял вилкой, пожевал чуть и отставил. Внезапно его чуткое ухо уловило звук, какому в квартире, где жили они вдвоем с женой, никак не должно было быть места. Могла случиться, конечно, и ошибка, но Гаврила готов был побожиться, что услышал мужской храп. Еще не пытаясь осмыслить, что бы это могло означать и какие повлечь последствия, Гаврила развязал шнурки, скинул ботинки и отправился в спальню на разведку. Гостиную он, шагая на цыпочках, пересек бесшумно. А вот дальше не повезло. Уже взявшись за никелированную ручку и сдержанно нажав на нее, так, что дверь поползла без скрипа, Гаврила ухитрился задеть локтем изящную тумбочку, на которой красовался бронзовый канделябр в стиле рококо. Он лихорадочно попытался схватить его в свои объятия, но не удалось: подсвечник грохнул об пол, покатился с металлическим скрежетом, да вдобавок ударился с налету о каминные щипцы, произведя веселый протяжный звон. Сообразив, что таиться дольше нет прока, Гаврила ринулся в спальню. А там уже был полный переполох. Чья-то тень, отделившись от кровати, метнулась к окну, но, не рассчитав, зацепила стойку балдахина, отчего это великолепное сооружение колебнулось, потеряло равновесие и рухнуло. Истошно завизжала накрытая тяжелым шелком супруга Гаврилы Настя. Он же, решив отрезать тени путь к спасению, мощным прыжком, достойным Игоря Тер-Ованесяна, перепрыгнул через кровать и едва сам не вылетел в окно. Воспользовавшись его минутным замешательством, тень изменила направление, молнией обскакала кровать с другой стороны и выскочила из спальни. Раздались шлепки босых ног по толстому туркменскому ковру, хлопнула входная дверь и... ищи ветра в поле. Гаврила смачно выругался, подошел к кровати, сгреб балдахин и отбросил его, освободив Настю, которая предстала перед ним в чем мать родила. Он широко развернулся, собираясь отвесить ей полновесное наказание за блуд, но пока кулак опускался, тяжести в нем поубавилось, и покорно подставленная под удар Настина спина и что пониже остались без повреждений. Мог ли Гаврила своей рукой изуродовать принадлежащую ему плоть! - Говори, кто был! - вся его злость и обида сосредоточились в этом выкрике. - Видишь, какой ты, - возразила Настя, - сначала бьешь, а потом спрашиваешь. - До чего ты нахальная баба, - сказал Гаврила, - сколько раз давал зарок развестись с тобой, да все тянул, думал, совесть в тебе проснется. Пустые, видно, надежды. Проучить бы тебя как следует, пересчитать ребра, тогда, может, перестанешь с каждым встречным путаться, мужа срамить. Ребер Гаврила подсознательно не жалел: они не на виду и жизненных функций вроде не исполняют - не печень, не почки, обходятся люди без ребер, да без многих. - И чего тебе только не хватает? - продолжал Гаврила, не отдавая себе отчета, что с грозного крика переходит на жалостные причитания, чего Насте только и нужно. - Все есть в доме. Ни у кого в округе, хотя бы у тех же интеллигентов Лутохиных, нет такого богатства. И не распихано по сундукам, как в деревне, а ласкает глаз. Канделябр в комиссионке за бесценок взял, восстановил собственноручно, теперь за него, не поверишь, семьсот целковых готовы отвесить... Настя между тем суетливо думала, как и на сей раз выкрутиться. Зная своего муженька, она не обольщалась: если и не изуродует телесно, так попреками изведет. Был у нее опыт, и не единожды. - Прикройся, - вдруг перебил сам себя Гаврила. Настя не шевельнулась: уж ей-то был известен кратчайший путь к примирению. Мысль эта, однако, вернула ее к предшествовавшим переживаниям, и были они настолько сладостны, что пухлые губы сдвинулись в улыбке, а черные продолговатые глаза, за которые ее в детстве прозвали "татарочкой", заискрились. На Гаврилу это подействовало, как красная тряпица на быка. - Ах ты!.. - выругался он. - Потешаешься?! Ну-ка, говори, с кем блудила, не то убью на месте! Настя перепугалась всерьез. Гаврила добавил торжественно и спокойно: - И наш народный суд меня оправдает. Мысль о том, что смерть ее останется безнаказанной, окончательно ввергла Настю в отчаяние. Она начала всхлипывать, пытаясь выиграть время. - Скажешь? - Гаврила, возбуждаясь, схватил ее за шею, чуть придавил своими толстенными пальцами. И в эти мгновения, когда Настя уже готовилась принять полную кару за грехи свои, мелькнуло перед ней смуглое мужское лицо с усиками, выпуклый лоб, горбатый нос, аккуратно уложенные напомаженные черные волосы... - Марсианин! - выкрикнула она из последних сил. Гаврила выпустил женину шею. - Врешь! - сказал он, потрясенный ее признанием. - Марсианин, - повторила Настя, ликуя. - Клянусь всеми святыми. Гаврила присвистнул и чуть отодвинулся от жены. Появившееся в ней новое качество требовало особого отношения. Какого - он пока не ведал. И вообще не представлял Гаврила, как ему следует вести себя дальше: негодовать или радоваться, ревновать или гордиться. - Как же он с тобой развлекался? - спросил Гаврила после некоторого раздумья. Настя недоуменно развела руками. - Как люди или иначе? - По-марсиански, - мигом сообразила Настя. Гаврила хотел было полюбопытствовать дальше, но очередной вопрос был перебит внезапно мелькнувшей у него догадкой. Схватив жену за плечи и пристально глядя ей в глаза, он спросил: - На марсианце твоем чулок был? - Был, - ответила Настя, пытаясь сообразить, как марсиане носят чулки и почему Гаврила употребил единственное число. - Угрожал бластером? - Угрожал. - Он, - сказал Гаврила, - тот самый, что бар ограбил. Ай-яй-яй, как быстро работает, злодей. Свалилась беда нам на голову. - Какой бар? - спросила Настя, и Гаврила начал рассказывать ей о приключившемся. Делал он это не без гордости, ибо действительно, шутка ли, стать очевидцем и жертвой ограбления по-марсиански. Увлекшись, он, сам того не замечая, начал поглаживать жену по крутому бедру. Жест этот был принят как сигнал прощения и вызвал некоторые ответные действия с ее стороны. Когда же к Гавриле вернулась способность размышлять, он вдруг понял, что злость и досада на жену его покинули, уступив место состраданию. "Бедняжка, ей пришлось подвергнуться грубому насилию, и никто не мог прийти на помощь!" Гавриле стало совестно, что он опять провел вечер на стороне. Он мысленно дал зарок отныне не покидать своего очага, или нет, покидать его только в крайних случаях, когда зовут на большой калым. - Слушай, Настя, я вот что подумал, а вдруг марсианец тебя обрюхатил? - Ой, нет, нет! - испугалась она. - Да ты не бойся, - возразил Гаврила. - Я ведь тебя не укоряю. Сам видел, какие они насильники. Напротив, хотел, чтобы ты знала - ежели родишь, я усыновлю. Я так рассуждаю: раз марсианец пришел к тебе в человеческом облике, значит, и дитя от него ничем не должно быть хуже человеческого. А у нас с тобой, сколько лет живем, нет детишек, некому достояние передать. Настя даже всхлипнула от такого благородства и не без сожаления сказала: - Спугнул ты его, Гаврюша, не будет тебе наследника. Это очень огорчило Гаврилу. Почувствовав потребность глотнуть из припасенной бутыли, он выбрался из постели и собрался было отправиться на кухню. Но споткнулся обо что-то и растянулся на полу, изрядно ушибив локоть. Чертыхаясь, подбадриваемый Настиными сочувственными охами, Гаврила поднялся и включил свет, чтобы рассмотреть досадивший ему предмет. Это оказался обыкновенный мужской ботинок. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить фирму, которая его произвела. Такой элегантный каблучище, такая радужная многоцветная окраска, такой солидный вес могли быть только у модельной продукции Заборьевского обувного завода. - Господи, Настя! - воскликнул Гаврила, пораженный. - Ведь твой марсианец либо ограбил кого из наших, либо украл тело. - Что ты, опомнись! - Да, да. Давеча у Лутохиных рассказывали, будто марсианец может вселиться в наше, человечье тело. И так живет среди нас, а мы и не догадываемся, ушами хлопаем. Насть, а он тебе никого не напомнил? Тут Настя наконец сообразила. Перед ее глазами возник Фантомас, прячущий под чулком обаятельную улыбку Жана Маре. - Так ведь он в чулке был, - ответила она. - Ах да. Но все-таки остальное... - Что остальное? - Фигура, походка... Никого не напомнили? Настины мысли опять заметались. - Пожалуй, Никодима Лукьяновича, - сказала она неожиданно для самой себя. И, сразу же спохватившись, добавила: - Разве что самую малость. Я и ошибиться могла... Но Гаврила ее почти уже не слушал. Лихорадочно натянув штаны, не позаботившись застегнуть пуговицы на рубахе и завязать тесемки на ботинках, он рванулся к выходу. - Куда ты? - успела вскрикнуть Настя. - К ихней супруге, - донесся его ответ. В несколько прыжков Гаврила одолел лестницу, добежал до телефонной будки, расположенной, к счастью, у самого их дома, рядом с продмагом, снял трубку, бросил десятикопеечную за неимением двух копеек, набрал 03. - Милиция? - спросил он, услышав мужской голос. И, получив подтверждение, завопил: - Давай на выручку, браток! Марсианец у нас побывал! Украл тело... Поспешайте! Швырнув трубку на рычажок, Гаврила помчался на пятый этаж, остановился у солидной, обитой красным дерматином двери, нажал кнопку. Раздался мелодичный звон на мотив "Вернись в Сорренто", и вспомнилось, что за обивку двери и установку звонка он содрал с Лутохина пятьдесят целковых. Послышались шаги, его осмотрели в глазок, дверь распахнулась. - Это вы, Гаврила Никитич, - спросила Диана Лукинична, запахиваясь в халатик. - Что-нибудь случилось? - Да в общем ничего особенного, - сказал Гаврила, переминаясь с ноги на ногу. - Только вот марсианец вселился в тело вашего Никодима и навестил мою Настю. Гаврила ждал, что Диана рухнет в обморок, и готовился даже бежать звонить в "Скорую", но он недооценил своей заказчицы. Это была железная женщина. Она только поджала губы. - Я подумал, что, если марсианец захватил тело вашего муженька, так Никодим Лукьянович ни за что не ответственны. Они же не по своей воле. Так что у меня к ним никаких, можно сказать, претензий. Вы не беспокойтесь, я в милицию позвонил, они схватят этого насильника... Гаврила остановился, вспомнив, что второпях не сообщил дежурному по милиции адреса и фамилии не назвал: "Где же и кого они искать будут? А если даже найдут, как изгнать марсианца из лутохинского тела? А если изгонят, вернется ли Никодимов дух в свою обитель?" Будучи атеистом, Гаврила внутренне наморщился при необходимости употребить понятие "дух", но ничем заменить его не смог. И мелькнула у него мысль, что изгнанная марсианином душа едва ли вообще цела, следовательно, нет больше на свете самого Лутохина. Он поднял на вдову сострадательный взгляд и хотел было осторожненько подготовить ее к трагическому выводу, но осекся, заметив, что Диана с интересом разглядывает его бычью шею и выпирающую из распахнутого ворота волосатую грудь. - Вот как я поверила в марсианина! - сказала она, ловко сформировав из трех пальцев фигу и поводя ею перед самым Гаврилиным носом. - Сукин сын, Никодим, я давно догадывалась, что он мне изменяет, но не знала с кем. Что же, ты этого хотел, Жорж Данден! - И она потянула Гаврилу за рукав. - Кто это, Жорж? - спросил он, еще не соображая, куда и зачем его приглашают. - Один мой знакомый, - ответила Диана, улыбаясь. - Идемте, Гаврила Никитич, я вам сейчас все растолкую. МАРСИАНСКАЯ ПРОПОВЕДЬ Городу Заборьевску не менее трех столетий. В местном краеведческом музее есть данные, что назван он так не потому, что в нем много заборов, а потому, что расположен "за бором". С течением времени, однако, бора не стало: должно быть, мало-помалу его перевели на заборы. Чего не случится за триста лет! Вот только марсианское нашествие горожане испытали впервые. Ближе к полуночи тьма установилась на улицах кромешная. Словно какой-то озорной маляр прошелся кистью по поднебесью и наглухо зачернил все отверстия, сквозь которые пробивался на землю звездный свет. Вдобавок вязкий туман от реки окутал электрические фонари, и мерцали они без проку. Прохожему стало совсем худо - что ни шаг, рискуешь споткнуться о булыжник или угодить в лужицу. Словом, лучше ночи для захвата города космическими пришельцами не придумаешь. - Вот они ее и выбрали, - сказал человек вполголоса и самодовольно хмыкнул. Он шел посередине пустынной улицы, ухитряясь обходить препятствия, будто ведомый неким внутренним локатором. И бормотал себе под нос: - Пусть спящий проснется. Рожденный ползать пусть взлетит! Это вам, уважаемый Сергей Сергеич, не дебит-кредит, и не опять ты напортачил, мать твою перетак, и не когда же ты ума-разума наберешься! Я-то набрался. Все ваши гнусные делишки, все хитроумные приемчики, посредством коих вы запускаете ручищи в государственную казну, вижу. Всегда видел, а теперь скажу кому надо, учтите. Бьет час, экспроприаторов экспроприируют! И вас, моя любезная помыкательница, поставим на место. В ногах будете ползать, просить прощенья за тюрю, за квашу, за "у всех мужья как мужья...". Прочь сомнения, настала пора действия! Вперед, и ни шагу назад - вот наш, марсианский, девиз! Окончание этой странной тирады пришлось как раз на угол Шекспировской и Кранопрудской, где в новом белокаменном здании, гордости заборьевских архитекторов и городских властей, разместилась центральная аптека. Была она непомерно велика и с шиком отделана: иные критиканствующие горожане утверждали, будто денег, затраченных на ее сооружение, хватило бы на Петергоф или, по крайней мере, на три дюжины жилых домов. Но большинство относилось к аптеке одобрительно, резонно полагая, что не крышей единой жив человек, надо заботиться и об эстетике, а главное - оставить нечто стоящее потомкам. Безоговорочно и с воодушевлением приняла аптечный дворец молодежь. Причиной тому был грандиозный холл со стенами из красного пластика и с навесным ажурным бревенчатым потолком, опиравшимся на 64 изящные коринфские колонны. В холле, таким образом, образовалось множество укромных уголков, что делало его, особенно в ненастье, незаменимым прибежищем для всякого рода интимных и деловых встреч. Так его и окрестили - "домом свиданий". - Перст судьбы! - сказал человек, вглядываясь в освещенную витрину, где на фоне кумачового полотнища с лозунгом "Лечись заблаговременно!" были выставлены противогриппозные медикаменты. - Конечно, - продолжал он рассуждать вслух, - можно было бы ограничиться и одним разом. Но раз это вдохновение, это порыв, а в известном смысле и случай. Нужна привычка. Нужна система. Надо навсегда отбросить слабость и подавить страх. Вперед, и ни шагу назад! Он дрожащей рукой достал из кармана чулок, натянул его на лицо и распахнул аптечную дверь. В зале было десятка два людей: часть стояла у прилавков, у касс, прочие, попрятавшись за колоннами, были заняты выяснением отношений. Несмотря на то что пришелец изо всех сил хлопнул массивной дверью, никто и ухом не повел. - Я марсианин! - крикнул было он, но как-то вяло, уже соображая, что для просторов, воплотивших эстетические амбиции заборьевских градостроителей, крик его подобен муравьиному писку. Нет, ограбить эту аптеку можно было только с помощью портативного мегафона с усилителем. Грабитель в полнейшей растерянности топтался у входа, его трясло от обиды на мироустройство, а также на злокозненное стечение обстоятельств, помешавших деянию совершиться. И тут случай пришел ему на выручку. Его узрели и признали острые глаза невысокого полного, очень уверенного в себе человека, который торчал у ближней к входу аптечной секции, с интересом разглядывая лечебные травы и время от времени бдительно озираясь. Надо же было Глобусу, уйдя от своего преследователя, искать передышки именно в аптеке! - Это он, смотрите, он, марсианин! - завопил Глобус, шарахаясь назад, отчего из стоявших рядом покупателей чуть ли не получилась куча мала. Голос у него был высокий, визгливый, так что услышан он был во всех уголках холла, и отовсюду "заколонники" ринулись к месту происшествия. Пришелец сумел использовать предоставившийся ему шанс. В несколько прыжков он добрался до ближайшего прилавка, вскочил на него и, выставив на обозрение маленькую блестящую коробочку, заявил: - Этот человек прав. Я действительно марсианин. Всем оставаться на местах, иначе пущу в ход аннигилирующий бластер с фамагустой. Повернуться ко мне спиной, руки поднять! Эй ты, вихрастый, не слышишь, что я говорю?! Тут с услугами выскочил все тот же Глобус. Тыча кулачком под ребро верзиле с рыжим чубом, который явно не хотел выполнять приказов инопланетчика, он шумно возмущался: - Тебе же по-русски сказали, что надо делать, дурья голова. Давай, давай, разворачивайся. Товарищ марсианин может ведь отправить всех нас в пекло. Ты подумал, что станется с аптекой? Глобус, как все жулики, был незаурядным психологом. Он затронул, можно сказать, самое чувствительное местечко в заборьевских душах. Образ прекрасной колоннады, обращенной в руины, был для них настолько нестерпим, что все прочие зашикали на чубатого. Уступая давлению общественности, он подавил в себе волю к сопротивлению и тоже повернулся спиной к грабителю. Последовала знакомая нам процедура осмотра карманов с отбиранием спичек. Женщины были оставлены в покое - на этой основе позднее была выдвинута гипотеза о господстве на Марсе матриархата. Сделав свое дело и предупредив, чтобы не двигались, пришелец направился к выходу. Самообладание его восстановилось полностью, ликуя, он бормотал по своей привычке: - Вот и все. Куда как просто. Что вы теперь скажете, уважаемый Сергей Сергеич и моя любезная?.. Эта преждевременная расслабленность чуть его не погубила. Рыжий верзила, так до конца и не вразумленный, решил, видимо, рискнуть аннигиляцией и кинулся вдогонку. К тому же из-за колонны какой-то молодой человек подставил ему подножку. Грабитель потерял равновесие, но сбалансировал и лишь вынужден был оттолкнуться от пола ладонью. Потерянные секунды могли оказаться для него роковыми, не вступись опять Глобус. Он ухватил рыжего за плащ и крикнул: - Идите спокойно, товарищ марсианин, сознательные граждане Заборьевска не позволят вас спровоцировать! Уже в дверях недосягаемый марсианин сделал странную вещь. Он вновь поднял свой бластер и, угрожающе им помахивая, сказал: - Эй ты, толстый сукин сын, попадешься мне в третий раз - аннигилирую! - Это вы мне? - с изумлением и обидой вопросил Глобус. - А кому еще! - Выскальзывая за дверь, пришелец услышал позади звуки мощных шлепков и визг: рыжий и другие били Глобуса за коллаборационизм. - До чего же гнусная личность! - подумал, как всегда, вполуслух грабитель, продолжая переживать происшедшее. - А ведь очень даже знаменательно, что всего один такой пособничек и нашелся. - Вы имеете в виду Глобуса? - сказал некто, неожиданно возникая из тьмы. Железная рука сжала плечо пришельца, и, пока он находился в состоянии полнейшей прострации от страха, боли и неожиданности, другая рука твердо и мягко изъяла у него заветную металлическую коробочку. - Успокойтесь и постарайтесь не сопротивляться, чтобы мне не пришлось сделать вам больно. - Голос был мягок, даже ласков, и это как-то не вязалось с решительными действиями незнакомца. Пришелец совсем размяк и вдруг начал всхлипывать. - Ну зачем вы так, возьмите себя в руки. Я, оперуполномоченный Гвоздика, гарантирую вам беспристрастное расследование. И напугали вы меня своим бластером. Кстати, эта штука не срабатывает от тряски? - Нет, - машинально ответил грабитель. - Вот и хорошо, сейчас пойдем ко мне, побеседуем как положено, выясним, что к чему. - Успокоительно все это приговаривая. Гвоздика, однако, не ослаблял хватки и быстро вел пришельца своим маршрутом. - А как на Марсе с преступностью? - завел он новую тему. - Индивидуальная, групповая, профессиональная, любительская... Что преобладает? Ладно, ладно, вижу, вы еще не пришли в себя. А зачем вам понадобилось столько спичек? Марсиане случайно не питаются серой? Гвоздика был в превосходном настроения. Еще бы, ему удалось взять не какого-то заурядного жулика, тут пахнет делом государственной важности. И ведь он его, можно сказать, вычислил, логически установив, что следующим объектом нападения будет аптека, поскольку в столь поздний час никакие другие общественные заведения в городе не работали. Но, как бывает всегда или часто, жизнь бьет под ребро как раз в момент триумфа. Внезапно Гвоздика ощутил непривычную для себя слабость, в ушах явственно зазвучала мелодия морского прибоя, а перед глазами возникла панорама берега с накатывающимися на песок пенистыми волнами. Сознание его оставалось ясным, он хорошо понимал, что вторично стал объектом того же мощного психического воздействия. Полагая, что исходит оно от его спутника, Гвоздика попытался прервать излучение ударом в солнечное сплетение, но не сумел даже собрать в кулак вялые пальцы. Все его тело обмякло, и он уже не держал грабителя, а, напротив, сам к нему привалился, чтобы сохранить равновесие. Подавленный и запуганный пришелец почувствовал наконец, что представителю закона не по себе, но не сразу решился этим воспользоваться. - Вам плохо, товарищ Гвоздика? - участливо спросил он. - Сердце? Сейчас, сейчас, здесь неподалеку аптека... Что я мелю, господи, - спохватился он, - какая аптека, только туда мне сейчас недоставало сунуться. Но не бросать же здесь этого несчастного. Он остановился в нерешительности, испытывая желание бежать без оглядки и кляня себя за неизбывную совестливость. И вдруг отчетливо услышал хриплый повелительный голос: - Не бойтесь за следователя, через минуту с ним будет о'кэй, идите за мной. - Грабитель готов был поклясться, что голос идет откуда-то сверху. "Куда же мне идти?" - подумал он и услышал в ответ: - Прямо, прямо, а теперь сворачивайте направо. Он покорно пошел, позабыв о Гвоздике, подчиняясь чьей-то явно превосходящей воле. - Входите в сад, двигайтесь по боковой аллее, - диктовал голос. - Вялите скамью под платаном? Грабитель плюхнулся на указанную ему скамейку и вдруг вспомнил, что в оторопи забыл отобрать у Гвоздики бластер. - Не беспокойтесь о своей коробочке, там ведь конфеты, так пусть старший лейтенант их съест. На этот раз голос прозвучал где-то близко. Грабитель обернулся и увидел высокого худого человека, попыхивающего сигаретой. При этом слабеньком освещении на лице незнакомца можно было разглядеть лишь длинные, до подбородка, баки, мясистый нос да отвислую нижнюю губу. - Не пора ли, кстати, снять чулок, - сказал незнакомец. - Кто вы такой? - Я марсианин, - не задумываясь ответил грабитель. - Не валяйте дурака, это я марсианин. Грабитель охнул. - Так кто же вы все-таки? Впрочем, ладно, можете не говорить, имя для меня не так уж важно. Меня интересуют ваши мотивы. - Мотивы? - Да. Зачем вам понадобилось воровать спички? Насколько я разбираюсь в местной коммерции, это ведь не столь уж большая ценность. Грабитель перебрал мысленно причины, толкнувшие его на рискованное дело, и, хотя они и сейчас показались ему достаточно вескими, признаться было стыдно. - Ага, - сказал незнакомец, - значит, вам захотелось доказать самому себе, что вы не разгильдяй, как полагает ваш шеф, и не тюря, как думает о вас жена. Извините, что такое разгильдяй и тюря? - Разгильдяй - это, как вам сказать, несобранный, неорганизованный человек, что ли, - последовало неохотное пояснение. - Допустим. А тюря? - Невозможно объяснить, - решительно заявил грабитель, упуская "из виду, что незнакомец легко читал его мысли. - Итак, это подобие каши. Насколько я понимаю, некий синоним разгильдяя. Редкий случай, однако, когда мнение жены совпало с мнением начальства. - Нечего острить! - взорвался грабитель. - Побывали бы в моей шкуре. - У вас было тяжелое детство? - участливо спросил собеседник. - Били родители? Обманывали друзья? Какой-нибудь комплекс на сексуальной почве? Мне как-то попалась на глаза популярная брошюра по фрейдизму... Постойте! - Незнакомец хлопнул себя по лбу. - Я, кажется, начинаю понимать: у вас типичный случай подавленной агрессивности с маниакальным желанием ее высвободить. - Чепуха! - сказал грабитель. - Как чепуха? - обидчиво возразил марсианин. - Я могу доказать, я следил за всеми вашими налетами. - Откуда следили, если не секрет? - Для вас не секрет. Я, видите ли, путешествую, чтобы собрать побольше информации о жизни на Земле: природные ископаемые, экономика, культура, быт, нравы, общественное устройство и тому подобное. Но поскольку в поезде какой-то прохвост стянул мой чемоданчик, в котором вещи необычайно для меня ценные, я вынужден был высадиться в Заборьевске. А тут, скажу вам, престранная обстановочка, какой-то необъяснимый марсианский психоз. - Да, влипли вы в историю. - Кто влип? Это нахальство. Я вас вызволил из цепких лап закона и вместо благодарности выслушиваю грубости. - Марсианин, разволновавшись, свирепо затянулся, закашлялся. - Вы бы не курили, - сказал ему грабитель. - На Марсе, между прочим, тоже табаком балуются? - Теперь балуются. - А скажите все-таки, коллега, почему вы именно ко мне привязались? - Не мог допустить, чтобы у землян сложилось впечатление о нас, марсианах, как о грабителях и насильниках. Понятно, коллега? Как видите, своих мотивов я не скрываю. Вернемся к вам. Кто такой Сергей Сергеич? - Заведующий местной лабораторией треста Морречрыбпром, где я состою научным сотрудником. - Так это и есть ваш пресловутый шеф? - Он, - угрюмо ответил грабитель. - Ну и что же, третирует вас, плохо обращается? - Ходу не дает. Пятнадцать лет я работаю на Морречрыб, не хвалясь, могу сказать, что вся лаборатория на мне одном держится. Так, между прочим, и в центре думают. А до сих пор сижу в младших. Да разве во мне дело? Поверьте, товарищ марсианин, я не гонюсь за лишней полестней, хотя она и не повредит. Мой шеф не только хам, он еще и плут. Конечно, так, с ходу, к нему не подкопаешься, отчетность у нас в ажуре. А копни всерьез - такая картина откроется, ахнешь! Нормы занижаются, ставки завышаются, там приписки, здесь отписки... Что говорить, если он ухитрился за год сам себе шесть месячных окладов отвалить в качестве премий за сверхударный труд. - Значит, он вор? - Вор, может быть, и слишком сильно сказано, - засомневался грабитель, - но снять его надо бы. - Однако, если в этом вашем тресте знают, что здесь творится, почему Сергей Сергеичу все сходит с рук? - А потому, что у него рука есть. - И у вас есть. Даже две. - Эта рука в переносном смысле: дружок, покровитель. - Очень любопытно! - Марсианин извлек из кармана малюсенький серебряный шарик, подержал его секунду перед носом грабителя и спрятал. - Что это за штука? - поинтересовался тот. - Портативный мыслезаписец. Еще один вопрос. Почему бы вам не вывести шефа на чистую воду или... как это у вас говорится... - Марсианин опять достал шарик. - Ага, выступить с принципиальной критикой в его адрес? Грабитель молчал. - Боитесь. Духу не хватает. Вы, товарищ, обыкновенный трус. Нечего удивляться, что я жена вас тюрей зовет. - Марсианин освоил это словечко и выговаривал его смачно, даже с некоторой лихостью. - И никакие дурацкие походы за спичками вам не помогут. Разве что попадетесь вторично и окончательно себя погубите. Вообще, уважаемый грабитель, - прошу прощенья, что вынужден вас так именовать, - вы представляете любопытный социальный феномен. Родители вас не били, друзья не предавали, нужды вы не знали. Вам ведь не приходится из последних сил добывать себе хлеб насущный, живете в достатке, не случайно столь равнодушно рассуждаете о прибавке в пятьдесят целковых - состояние для иного вроде меня, грешного, вынужденного проживать на командировочные из расчета два шестьдесят в сутки. Установлено, кстати, по вашему стандарту, и никак не вдолбишь нашим твердолобым финансистам, что жизнь на чужой планете всегда дороже. Правда, есть еще гостиничные и представительские. Словом, вы баловень судьбы. Общество сделало все, чтобы вы жили достойно, как подобает человеку. Но вы не сумели им стать и пытаетесь превратиться в сверхчеловека - самое весомое свидетельство слабости духа. И не только у вас на Земле, но и у нас на Марсе, и на обитаемых планетах в созвездии Быка, и везде, где еще существует разумная жизнь. Слабость духа - вот источник всех бедствий, причина всех преступлений, питательная почва для всех несправедливостей. "Каков демагог", - подумал не без зависти грабитель. - Глупости, - уловил его мысленную реплику марсианин. - Слушайте, когда вам говорят правду, и постарайтесь наконец взяться за ум. Нет, я далеко не считаю вас злодеем. Напротив, весьма вероятно, что вы неплохой специалист, приносите даже какую-то пользу, добросовестно исполняя свои служебные обязанности. Но пренебрегаете главным - своим гражданским долгом. Отовсюду вас призывают бороться за правду, думать о народном благе, быть нетерпимым ко всякому безобразию. Как вы отвечаете на этот призыв? Никак. Вы маетесь, калькулируя каждый свой шаг с учетом того, как это отразится на вашей сытной, устроенной, хотя и нудноватой, но привычной и спокойной жизни. Вы успешно потребляете свой кусок общественной справедливости, но не участвуете в ее расширенном воспроизводстве. И в этом смысле вы социальный паразит! - Вам бы в районный агитпроп лектором, - не удержался уязвленный грабитель. - Почел бы за честь, - сухо ответил марсианин. Он давно уже поднялся со скамьи и произносил свой монолог, стоя перед собеседником, тыча ему под нос палец, разводя руками и жестикулируя иным образом. - Разумеется, земная цивилизация не погибнет от таких, как вы, грабителей. За время моих скитаний по этой планете я встречал много славных, по-настоящему сильных духом людей и проникся к ним искренней симпатией. Скажу больше: вашему обществу предназначено большое будущее. Правда, вы пока уступаете нам в техническом отношении, не втянулись еще полностью в эру единения, основанного на общем благе. Но ресурсы Земля несравненно богаче ресурсов Марса, причем и материальные и духовные. Кто знает, может быть, нам удастся слить ко взаимной пользе две культуры, рожденные одним солнцем. В этом, в конце концов, назначение и моей миссии. "Я действительно истосковался по аудитории", - подумал марсианин. Ему привиделся храм науки в Марсополисе. Просторный актовый зал заполнен до отказа. Контрольные фонарики, аккумулирующие энергию мысли, излучают интенсивный поток света - студенты, аспиранты, профессора живо общаются. Но вот по сигналу ректора он усаживается в кресло, подключенное к мощному усилителю. С этого момента все настраиваются только на его разум, никто не в состоянии думать о чем-либо постороннем и тем более вступать в диалог. Он в родном марсианском обличье, от которого почти отвык за год земной жизни. Волнуясь, начинает: "Я избрал темой своей кандидатской диссертации психологическую сущность землян, их этику. Нет нужды говорить об актуальности этой проблемы сейчас, когда люди выходят в космос и ставится в повестку дня установление уже не одностороннего, а обоюдного контакта. Мною скрупулезно изучены труды крупнейших марсианских ученых, прежде всего академиков Ора, Дуя, Вия и Круя, членов-корреспондентов Зена, Мона, Ума. Более всего, однако, я обязан своему научному руководителю профессору Друпу. Хочу также поблагодарить всех моих коллег, которые благожелательным отношением и дружескими советами безмерно споспешествовали моей работе. Я сознаю, что вклад мой в исследование темы скромен, а некоторые выводы диссертации могут показаться спорными, поскольку не подкрепляются экспериментальным материалом". И так далее. Он помнил каждое свое слово, каждый взмах щупальцами. Вопросы, которые ему задавали, дружелюбные или ехидные реплики с мест и свои удачные ответы, не раз вызывавшие в аудитории дружный смех. Аплодисменты, торжественное вручение диплома, пирушку в окружении друзей и при участии членов ученого совета. Особенно вспомнилась ему беседа у ректора Буя, который сказал: "Мы рекомендуем тебя в первую исследовательскую группу на Землю. Это большая честь, постарайся быть ее достоин. Ты вместе с другими избранниками проложишь путь к слиянию двух культур, рожденных одним солнцем". Горячо поблагодарив, он спросил, почему первая экспедиция на Землю должна быть секретной, ведь, идя с добром, от хозяев не прячутся? Ректор ответил: "Одни видят на Земле родственную цивилизацию, другие - природные богатства. От тебя теперь тоже зависит, какая идея возьмет верх. Будь праведен и силен духом". "Вот проблема, - подумал марсианин, отрешаясь от воспоминаний, - быть одновременно тем и другим. Не все праведники сильны духом, не все сильные духом - праведны. Хорошо, что землянин не способен читать мысли". Он наклонился к грабителю, потрепал его по плечу, сказал, переходя на "ты": - Не поддавайся унынию. Может быть, я был излишне резок. В конце концов, у тебя есть желание одолеть свою слабость. А это уже кое-что. - Прикажете благодарить за моральную поддержку? - задиристо возразил тот. - Я вот все гадаю, кто вы такой есть, какой у вас интерес ввязываться в мои дела и читать мне пошлые проповеди. И черта с два я поверил в эти бредни о марсианстве. Вы чревовещатель и гипнотизер, это точно. Ублаженный собственным красноречием и высокими мыслями, марсианин не обратил внимания на грубый тон. - Веришь ты или нет, - сказал он благодушно, - не имеет значения. Сейчас я сотру из твоей памяти все переживания этого вечера... - Как сотрете? - встрепенулся грабитель. - Выходит, все насмарку! - Успокойся. Вычеркиваются только факты, нравственный опыт остается. Если тебе действительно удалось переломить свою натуру, тогда... - он улыбнулся, - тогда согласно нашему марсианскому девизу вперед, и ни шагу назад! В тот вечер Никодим Лутохин приплелся домой чуть ли не во втором часу ночи и, когда Диана Лукинична отворила ему дверь, ни с того ни с сего дал ей пощечину. Впрочем, она-то знала за что. Потом Никодим слезно просил прощенья, ссылаясь на излишек принятого спиртного. Потом он строчил длинное, хорошо аргументированное заявление куда надо о противоправной деятельности своего шефа. Потом порвал его, выбросил в унитаз, аккуратно смыл и пошел спать. БОРЬБА С МАРСИАНСТВОМ По субботам Заборьевск обычно отсыпался за прошедшую неделю и за воскресенье вперед. На этот раз он поднялся до зари. Город был как потревоженный улей, все бегали за информацией к соседям, обзванивали родственников и сослуживцев, приняв сообщение, заслуживающее внимания, спешили немедленно передать его по кругу. Молва гуляла по домам и улицам беспрепятственно, поскольку остановить ее было некому: районная газета выходила только по будням, а центральной прессе только и дела - следить за положением в Заборьевске. Рассказывали, что в вокзальный ресторан ворвалась группа марсиан, находившихся в сильном подпитии, вели себя непотребно, скандалили, били посуду, досталось и официанту. На увещевание метра отвечали с вызовом - погоди, мол, высадится основной десант, не то еще будет. Потом, видимо по команде, разом исчезли. Не исключено, что передвигаются они методом радиотранспортировки: дезинтегрируются на атомы, передаваемые волнами в место назначения, а там реинтегрируются. По другим данным, дело обстояло проще: марсианские шлемы, оказывается, обладают свойствами шапки-невидимки. Сообщали, что какой-то озорник марсианин воплотился в тело директора местной филармонии, вытеснив хозяина неизвестно куда, и провел ночь с его ничего не подозревавшей женой. По одной версии, тело утром было возвращено владельцу, по другой - горемыка так и остался без телесной оболочки, хотя представить это и непросто. По некоторым данным, за прошедшую ночь в городе было совершено не менее шести дерзких ограблений. Не обошлось и без жертв, одного смельчака, вступившего в борьбу с марсианином, тот аннигилировал. Изымались ценности, документы, предметы одежды, продовольствие и даже медикаменты. Отсюда напрашивалось заключение, что марсиане создают где-то в укромном месте базу, и реквизиции будут продолжены. Особо отмечалась охота марсиан за спичками - либо они намеревались заняться поджигательством, либо, напротив, хотели не допустить, чтобы заборьевцы, покидая оккупированный город, предали его огню. Поступали и более утешительные вести: марсиан немного, они вовсе не агрессивны, а главное - милиция напала на их след, часть уже отсиживает, остальных выловят к исходу дня. Особым успехом пользовались сведения о подвигах старшего лейтенанта Гвоздики, который, в одиночку схватившись с тремя пришельцами, сумел накостылять им по-нашенски, отобрал бластеры и доставил троицу в отделение. Упоминалось также имя оперуполномоченного Тенькина, ухитрившегося распознать марсианина в совершенно нормальном на вид пассажире скорого поезда. В кругах местной интеллигенции распространились вести, что сразу же после телепередачи в городе появился марсианин, официально предложивший установить контакт между двумя родственными цивилизациями. Перспектива эта сулила огромные выгоды, ибо в обмен на минеральное сырье марсиане предложили баснословную технику, вплоть до лицензий на производство машины времени, аппаратов, позволяющих за день выучить любой иностранный язык, а также таблеток, полностью излечивающих от пристрастия к алкоголю и табаку. Возникали, правда, сомнения, почему руководство Красной планеты решило направить своего представителя не в одну из столиц, а именно в Заборьевск. Однако это мог быть тонкий дипломатический ход, рассчитанный на то, чтобы не порождать международных раздоров. Как бы то ни было, марсианское послание было немедленно передано в центр. Говорили даже, будто правительство уже обратилось в Организацию Объединенных Наций и выдвинуло инициативу установить с Марсом отношения мирного сосуществования, но какой-то делегат наложил вето, заявив, что речь идет об очередных кознях сверхдержав, пытающихся монополизировать марсианскую технологию. Цены на рынке изрядно подскочили. На вопрос покупателей, чем это вызвано, продавцы отзывались: что ты, мил человек, с луны свалился, не слыхал про марсиан? Когда ж иной любопытствующий пытался уразуметь, почему появление инопланетчиков должно повлиять на механизм ценообразования, ему отвечали уклончиво. И вообще горожане разделились на два сектора. Одни верили в марсиан, другие не верили. Последних было несравнимо больше, но на стороне первых было преимущество - вера. В спорах они брали верх. Что, в самом деле, можно возразить, когда оппонент божится, что вот этими самыми, собственными глазами видел, как марсианин грозился бластером с фамагустой? Тут и самый опытный полемист спасует. Да и невольно лезет на ум читанная в обилии научная фантастика, и думаешь: а что? А почему бы нет? Век-то у нас какой - стыкуемся в космосе, ходим по Луне, фотографируем Венеру с заездом на Галлею. Когда-то ведь пришельцы должны объявиться!.. Явившись поутру в неосторожно вверенную ему школу, Дубилов отложил все занятия, велел распустить ребятню, подкинув добавок к домашнему заданию, и назначил на 10:00 учительское собрание с участием родительского актива. Пока скликали народ, он, запершись в кабинете, спешно дописывал речь, над которой протрудился всю ночь. Выйдя на трибуну, он не чувствовал усталости. Вовсе нет, Дубилов ощущал прилив жизненных сил, какого не помнил со времен борьбы с космополитизмом. Но тогда он был лишь начинающим, едва с педвузовской скамьи, и не мог, понятно, претендовать на заглавные роли. Теперь другое дело, он сам и по своему почину начинает кампанию, теперь ему есть где развернуться. Аудитория была встревожена экстренным характером собрания. Такое бывает не часто, и если уж бывает, то по веским причинам. "Ждут сенсации", - подумал Дубилов. Он широко расставил локти, вперился в зал, тянул минуту, чтобы нарастить напряжение, и начал эффектно: - Есть ли у нас в коллективе марсиане? Полуминутная пауза, на протяжении которой слушатели лихорадочно перебирают свое прошлое, пытаются припомнить, чем, когда не угодили докладчику. Инфарктная пауза. - Вопрос ставлю в связи с создавшимся положением. И отвечаю уверенно: безусловно, нет! Вздох облегчения. - Я бы и не стал терпеть подобных лиц во вверенном мне учреждении. Всеобщее ощущение чистоты и слитности. - Но... - пауза, на этот раз короче, предынфарктная, - скажем прямо, есть такие, кто увлекается марсианством, нет-нет да и поглядывает, образно говоря, в сторону Марса. Внимание аудитории сконцентрировано предельно. Раздается чье-то нервическое сопение. - Взять хотя бы... не буду называть фамилий... руководительницу 6-го "Б" класса. Ведь это же факт, товарищи, что она попустительствует ученикам. Спрашивается, разве это метод воспитания полноценной смены - доверять подросткам самим выставлять друг другу оценки? Разве это есть у Макаренко, разве этому нас учил великий педагог? Нет, дорогие коллеги, так дело не пойдет. С другой стороны, возьмем опять же преподавателя физкультуры. За десять лет в школе не выращено ни одного мастера спорта. Видимо, ему не дорога честь коллектива. И как же товарищ объясняет свою нерадивость? Для нас, мол, главное, чтоб молодое поколение росло здоровым. Это искусственное противопоставление, ошибочный, я бы даже сказал, вредный подход. Нам нужны и здоровье и мастерство. Слушатели осмысливают молча. - С подобными настроениями, - продолжает Дубилов, - пора кончать, выкорчевать их, как сорную траву. - А при чем тут марсианство? - неожиданно раздается из зала звучный родительский голос. Но Дубилова так, с ходу, не возьмешь. - Вот вам, товарищи, живой пример, - говорит он, разводя руками. - Нужно ли отвечать на этот вопрос? Крик из зала: - Нет! Дубилов: - Ну вот, аудитория выразила свое отношение. Пока в школе таким образом разворачивалась борьба с марсианством, Гвоздика и Стенькин посвящали друг друга в события минувшей ночи. Дежурный принес им по стакану чая. Старший лейтенант взялся было за сахар, но, вспомнив, достал из кармана блестящую коробочку и протянул ее товарищу. - Угощайся, - сказал он, нажимая кнопку, от чего крышка коробочки распахнулась. Стенькин удивился: - Вот уж не знал, что вы сластена. - И взял конфету. - А ты знаешь, что сейчас ешь? Марсианский бластер. Стенькин поперхнулся. - С аннигилирующим устройством? - машинально спросил он. - С аннигилирующим. - А как же фамагуста? - Есть такой городишко на Кипре. Пришло мне в голову, хотя с опозданием, заглянуть в энциклопедический словарь. - Дурачили, значит? Гвоздика кивнул и, усмехнувшись, добавил: - Не одного меня. Стенькин покраснел. - Я действовал по обстоятельствам. Тут такое творилось, не поверите. Инструкцией не предусмотрено. - Ладно, не оправдывайся, давай сюда своих задержанных. Через десять минут Сарафаненко и Будушкин были отпущены с миром и извинениями. На ковер вызвали Гудаутова. Выйдя из милицейского участка, Сарафаненко обрушился на Будушкина: - Это по вашей милости я впервые в жизни провел ночь в арестантской. Я, артист! Какой срам, что будут говорить в филармонии! - Пустяки, подумаешь, одна ночь. - Для вас, возможно, и пустяки, но для художника - потрясение. Ну, что вы хотели сказать этой вашей идиотской фразой: "Может быть, мы все марсиане"? Начитались своего Азимова и туда же, умничать. - Позвольте, - защищался Будушкин, - а кто поднял шум в ресторане, кто сказал, что Гудаутов марсианин? - Гудаутов здесь ни при чем. Еще не доказано, что он не марсианин. Проявлять бдительность - наш гражданский долг. - И потом, раз вы художник, так вам должно быть интересно испытать переживания арестованного. Вы читали Камю "День приговоренного к смертной казни"? Сарафаненко махнул рукой: о чем, мол, с ним говорить. - У вас мозги набекрень от неорганизованного чтения. Советую прекратить это занятие, пока окончательно не свихнулись... Вот так, - сказал он, обращаясь уже к самому себе, - вступайся за общественный интерес, тебя же еще и сажают. - И, рассерженный, удалился. Будушкин постоял секунду, пожал плечами и тоже пошел. Но едва он завернул за угол, как чья-то рука ухватила его за локоть. Оглянувшись, Будушкин увидел высокого худого человека в потертом твидовом костюме. В наружности незнакомца не было ничего примечательного, разве что длинные баки, крупный нос и отвисшая нижняя губа. - Вы не из милиции? - спросил субъект. - А что? - Уделите мне пару минут, товарищ. Я - марсианин. Вконец расстроенный перепалкой с гитаристом, Будушкин не выдержал и интеллигентно отматерился. - О, - воскликнул субъект, - этого выражений нет в моем словаре, видимо сленг! - Иди отсюда, - сказал Будушкин, и подумал: "Вот еще привязался". - Я действительно к вам привязался, - сказал носатый, делая ударение на последнем слове, - и прошу нижайше меня извинить, но выслушать. Будушкин готов был поклясться, что не произносил вслух слово "привязался". Уж не читает ли этот тип мысли? - Вы угадали, я читаю мысли. Вот и доказательство, что я вас не обманываю. - Положим, - возразил Будушкин, - это еще ничего не доказывает. Современная наука зарегистрировала несколько случаев чтения мыслей, внушения на расстоянии и тому подобное. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, споры продолжаются, но... - Не спорю, - перебил его незнакомец, - хотя и вижу, что сами вы до сих пор в это не верили. В этом случае на Земле речь идет пока об отдельных индивидах, чьи парапсихологические свойства имеют природное происхождение и должны рассматриваться как отклонение от правил, в известном смысле даже болезнь. На Марсе же телекинез, мысленное общение выработаны наукой, введены в генетический код и относятся ныне к разряду нормальных врожденных способностей. - Любопытно. У меня нет оснований вам не верить, и я должен принести извинения за грубость. - Мелочи жизни, - сказал марсианин. - Я даже остаюсь в выигрыше, поскольку смогу теперь пользоваться вашим сленгом. - Он протянул руку. - Давайте знакомиться. - Охотно. Будушкин. Гена Будушкин, радиотехник. - Меня зовут Зуй, - представился марсианин. - А по батюшке? - Увы, у меня нет определенного батюшки и матушки. На Марсе потомство давно выращивают искусственным способом. - Вы считаете это прогрессивным? - Мы находим такой метод деторождения рациональным. Что касается прогрессивности или регрессивности, то я не уверен, что всякое явление может оцениваться под углом зрения этих критериев. - Я с вами решительно не согласен, Зуй, - с жаром возразил Будушкин. Он был на седьмом небе: надо же, такая удача - познакомиться с настоящим марсианином! Продолжая дискуссию, они направились в диетическое кафе и заняли уютный столик. Геннадий заказал яичницу с поджаренной колбасой, а Зуй - пшенную кашу, признавшись не без смущения, что яичница ему не по карману. Он твердо отклонил настойчивые попытки Будушкина взять на себя расходы, заявив, что на Марсе это не принято. - Вы давно на Земле, Зуй? - спросил радиотехник, когда они покончили с едой и, закурив, ждали кофе. - Около года. - И какие впечатления? - Я в восторге. Здесь еще столько неустроенности. Вам предстоит решить уйму проблем: предотвратить мировую атомную войну, добиться разоружения, покончить с голодом, искоренить болезни, преодолеть враждебность и разобщенность, утвердить общий язык, завершить вступление в эру единения, основанного на общем благе, которую вы называете коммунизмом. Всего не перечислишь. Я не говорю о технических проблемах, во многих отношениях не менее сложных, - защите и восстановлении природной среды, овладении энергией ядерного синтеза и так далее. - Побойтесь бога, Зуй, чем тут восторгаться? Марсианин искренне удивился. - Как чем? Подумайте, какое поле для борьбы и творчества, сколько возможностей для дерзания духа и нравственных подвигов! Эх, др