- Следы от вашей пули. - Что вы скажете, ваше величество? - У вас хорошая реакция, вы убереглись от смерти. Надо было бы убрать отсюда тело. Оно уже издает зловоние и мешает трапезе почтенных людей. - Что скажешь? - Иосиф впился взглядом в сановника. - Ты подбил его подсыпать яду?.. Кто это, черный такой, с хвостом? - Я никого не подбивал, - пожал плечами сановник. - И не видел никого с черным хвостом. - Случается, что у двуликих иногда отделяется второй лик, - заметил король. - Я слышал об этом. Это очень опасные типы, в которых живут двойники. Разве я не прав и такое не случается? - Иногда случается, - нехотя подтвердил сановник. - Но крайне редко. - И даже весьма нередко, можно сказать, часто, - возразил король. - И не только после смерти... Это двойник, та самая половина склеенной личности, которая продолжает начатое дело. - Спасибо, ваше величество, за важное пояснение, - поблагодарил Иосиф. - Я учту все это. - Вы очень нервны, - сказал король, глядя на Иосифа. - Вы расколошматили мое окно. Теперь оно будет стоять разбитым до самых холодов... Разговор приобретал болезненный характер, мысль в нем увязала, как ноги на глинистой дороге после осенних дождей. Иосиф понял, что слишком устал. - У меня мало времени, приступим к делу. Ваше величество, проведите нас в помещение, которое не прослушивается. Кивнув, король встал и отвел их в комнату, примыкавшую к кабинету. Ее, кажется, полностью перестраивали - со стен отбита штукатурка, полы разобраны. - В той части дворца, где я живу, нет помещения, которое бы не прослушивалось, - сказал король. - Но вот здесь начат капитальный ремонт, и, я полагаю, здесь можно еще поговорить. - Он радостно потер руки. - Неужели мои подданные подняли восстание? Я многие годы жду этого, но знайте, я не поддержу восставших. Во-первых, я не верю в успех восстания. Во-вторых, очень люблю своих советников и не собираюсь лишать их привилегий, которыми они пользуются исключительно по причине своего ума и мудрости. А в-третьих, с началом восстания я сам подлежу немедленной ликвидации вместе со своим семейством... Сбивчивые, жалкие слова, перечеркнувшие все надежды. - Неужто вам, ваше величество, неизвестно, какие беззакония творятся в королевстве? - Это меня не волнует. Когда я сую нос не в свое дело, меня так же, как прочих, лишают талонов на крупу и масло. И даже к празднику я не могу получить необходимые для детей фрукты. Таковы наши порядки. Кто не подчиняется им, тот не ест. - Что же вы здесь делаете? - Подписываю законы, - уныло сказал король. - Иногда играю в шашки и карты... Скоро в стране будет объявлено десятилетие филологических ренессансов. Каждый город, каждая деревня должны сочинить свой особый язык. Представляете, как возрастет стимул к жизни у людей, которые перестанут понимать друг друга? Все мы любим заграницу, но не можем попасть туда. И вот получится так, как если бы каждый город и каждая деревня очутилась за границей. И даже валюта не потребуется... Иосиф с сожалением оглядел короля. - Вы слыхали что-нибудь о подземной армии? Король заткнул пальцами уши. - Кыш-кыш! Ничего не слышал и слышать не желаю! Иосиф покачал головой. - Видите, - со льстивой улыбкой сказал сановник, - в этой стране революция немыслима, потому что страна и без того изнывает от обилия свободы... Давайте же по-деловому обсудим, что вы хотите получить за свой товар. Спокойно, с глазу на глаз. На основе взаимной выгоды. - Что же, основа не плоха. Посоветуйтесь с королем, а потом поторгуемся! С этими словами Иосиф закрыл короля и сановника в пустом грязном помещении. В отчаянии сказал Бару: - Кругом идиотизм. Я изнемогаю. Я мог бы освободить народ и короля, но я не вижу ни короля, ни народа. Посоветуй, что делать? - Наверно, следует начать с освобождения узников тюрем и упразднения полиции. - Что это даст?.. Можно разрушить все тюрьмы, можно разоружить всех полицейских, разогнать всех насильников, но как разрушить тюрьму страха, невежества и эгоизма, в которую посадил себя каждый человек? Как дать свободу, о которой люди привыкли мечтать как о чем-то, что может переменить их судьбу, но боятся взять ее в свои руки, потому что боятся лишнего труда, лишнего риска?.. Если на место одних душегубов пролезут другие, намного ли переменится отвратительный и тоскливый быт?.. "Что я говорю? - остановил себя Иосиф. - Кто внушает мне эту аберрацию мысли, кто искажает ее?.. Свобода от палачей непременно принесет свободу от страха, честь возродится тотчас, едва станет возможен честный... Да, свобода не декрет, а социальное устройство, при всех условиях гарантирующее справедливость. Без справедливости нет и не может быть свободы... Людей лишили единства, родины, знаний. Народ ослеп и обезумел... Чем выше бог, тем удачливее всякое предприятие дьявола. Но час пробил - пора шаг за шагом разрушать постройки дьявола, камень за камнем созидать новый дом жизни..." Усталость давила. Иосиф чувствовал, что сотни ненавистников посылают в него черные стрелы проклятий, - не мог сосредоточиться и нащупать надежду, которая бы послужила мощным щитом и экраном. - Что ты думаешь обо всем этом, Бар? Мне кажется, ты кое-что понял и постараешься до конца исполнить свой долг. - Да, - кивнул Бар, - я постараюсь. Жизнь, которой мы живем, нестерпима. Пора разрушить всю паутину лжи, которая опутала страну... Пока я сидел в тюрьме, советники короля придумали "Закон об истинном служении отечеству". Отныне каждый житель должен ежемесячно предоставлять властям характеристики на людей, с которыми общается. И вот полуголодные, нищие люди, которые не могут сыскать времени, чтобы заштопать прорехи в собственном платье (а за это платятся штрафы!), каждую свободную минуту строчат характеристики, потому что за них начисляют дополнительный паек. Люди чураются родственников, знакомых и даже на работе не хотят знать никого, кроме надзирателя и нарядчика. Двулицые торжествуют: разве в этих условиях может вызреть хоть какое-то зерно протеста? - Друг мой, - сказал Иосиф, - ты понял правду о положении народа. Теперь у меня нет сомнений: народ воспрянет духом! - Воспрянет. Воспрянет, потому что догадывается о своей несчастной доле... Иосиф слушал своего единомышленника и чувствовал, что теряет нить разговора. Сон все сильнее наваливался на него - сказывались нервные перегрузки. Попросив Бара разбудить в случае чего-либо непредвиденного, Иосиф закрылся в комнате, примыкавшей к той, в которой были заперты король и уцелевший заговорщик, лег на пол и тотчас как в яму провалился... Иосиф спал не более часа и пробудился в тревоге, разбитый неопределенными сновидениями. Подняв голову, тотчас увидел, что кто-то пытается пробраться в его комнату. Стальная пила монотонно, чтобы не разбудить, выпиливала квадрат в дубовой двери. Зловещая работа была близка к завершению. Иосиф кашлянул и поднял пистолет. Пила тотчас исчезла. И тут Иосиф хватился спортивной сумки - сумка пропала! Он вспомнил, что еще сомневался, закрываться ему в комнате или не закрываться - неудобно было перед Баром, - и только в самый последний момент решил, что долг перед всеми важнее щепетильности перед сотоварищем; именно тогда он вытащил пакет с золотым мундиром и спрятал его себе под рубашку. Пакет был на месте. Но куда делась сумка с "часами" - бомбой, которой он устрашал своих противников? - Бар, - позвал Иосиф. - Где ты? - Тут, - отвечал голос из-за двери. - Сижу на стуле и караулю ваш сон. - Что-нибудь случилось? - Ничего особенного. - А все-таки? Он открыл дверь, зная, что теперь уже не представляет серьезной опасности для своих врагов и легко может быть схвачен. Бар сидел на стуле, и, не имея еще никаких улик, Иосиф тотчас заподозрил именно Бара. "С какой стати я доверился этому человеку? Разве не ясно, что говорить можно одно, а делать другое? И почему Бар столько времени сидел в одной и той же камере для новичков? Прибывавшие менялись, а он оставался - почему?.." - Кто приходил сюда? - Заглядывал какой-то слуга. Чернявый такой, тонкий. Ему понравилась спортивная сумка, брошенная здесь в углу. Я даже не знаю, чья сумка. Он предложил десять скублонов, талоны на сахар и куриные потроха. Извините, я посчитал предложение выгодным и согласился. Бар протянул желтые талоны. "Врет, все врет..." - Это была моя сумка. Я по забывчивости оставил ее... Не огорчайся, Бар. Ущерб, который нам причинили, невелик. Мы по-прежнему владеем оружием, способным защитить нас всех... - Что же это за оружие? - Сейчас, сейчас расскажу... Подожди здесь, я сбегаю в туалет, приведу себя в порядок, затем мы продолжим нашу беседу... Почуяв опасность, Иосиф попытался ввести в заблуждение своих противников. Нельзя было терять ни минуты. Выйдя в коридор, он услыхал возбужденные голоса. Из открывшегося лифта на площадку вывалилась целая толпа вооруженных полицейских, - командир уже ставил перед ними какую-то задачу. Не раздумывая Иосиф завернул за угол коридора и бегом устремился к залам канцелярии. Он беспрепятственно миновал два поста. Наверно, их не успели еще оповестить. Так или иначе Иосиф оказался в потоке суетящихся чиновников. Но на него обращали внимание: он был в костюме советника (переоделся во время грозы - в поместье) и на лице имел маску. Он вбежал в первый попавшийся стеклянный бокс и приказал лысому старику, подшивавшему бумаги: - Раздевайся, живо! Вот тебе за твою одежду десять скублонов и талоны на куриные потроха! - Моя одежда того не стоит! - завопил испуганный чиновник. - Это насилие! Иосиф достал из кармана пистолет, после чего беспрепятственно переоблачился, вышел из бокса и затерялся среди снующих людей... Выбравшись из дворца, услыхал, как повсюду включились громкоговорители: - Внимание, внимание! В залах и комнатах дворца находится опасный государственный преступник, пытавшийся совершить покушение на короля и одного из его мудрейших советников! Преступник одет, как советник, но, возможно, уже и переменил одежду. Останавливайте работу, хватайте подозрительных, вызывайте охрану! Кто задержит преступника, получит дом с огородом пожизненно и полное освобождение от налога!.. "Поднимется большой переполох..." Иосиф шел быстро, выбирая наиболее узкие и кривые улочки. У керосиновой лавки задержался, купил бутылку керосина и пачку спичек. Мимо промчался полицейский наряд на мотоциклах. - Вы не знаете, что происходит? - спросил он у продавца. - Что происходит, то происходит, не нашего ума дело. Обо всем объявят в свой час. "Из города мне не выйти... Эх, хотя бы десяток бойцов, мы бы пробились, хотя бы десяток тех, кто не боялся бы умереть, защищая свой бедный народ!.." Увидев в конце улицы толпу полицейских, Иосиф свернул в первый попавшийся двор, пустой и унылый. Из помойного ларя выскочила кошка. Иосиф крикнул на нее, выхватил из-за пазухи золотой мундир, облил его керосином и чиркнул спичкой. Пыхнуло пламя, в небо пополз столб черного дыма. "Прощай, полковник Пуш, отныне ты и твое воинство полностью свободны от присяги перед тряпкой, командовавшей вашими мозгами. Может быть, теперь вы догадаетесь подумать о своей свободе..." Глянув на дом, Иосиф заметил в окнах настороженные лица. Кусая губы, он прошептал: "Я бы не уступил, полковник Пуш, я бы не уступил, будь со мной хотя бы несколько отважных товарищей!.." Растоптав ногой пепел, Иосиф пересек двор, прошел под арку и выглянул на улицу. Шла тотальная облава: с одной и другой стороны приближались полицейские. Увидев дверь в глухой стене арки, Иосиф решительно постучался. Открыл бледный мужчина. Направив на него пистолет, Иосиф вступил в грязное, захламленное помещение. - Что здесь такое? - Парикмахерская, господин, - пролепетал человек. - Вход в нее с улицы. Это вход в жилую комнату. Я думал, жена вернулась с базара. - Кто в парикмахерской? - Никого... Мое дело совсем захирело. Столько рубят голов, что люди уже безразличны к прическам. Прическа для висельника - зачем? - Вот что, - Иосиф выгреб из кармана оставшиеся деньги. - Ты рассуждаешь слишком смело для своей профессии, из чего я заключаю, что ты связан с полицейскими. Так это или не так, покажет ближайшее время. Вот тебе деньги, спрячь меня и никому ничего не говори, получишь еще столько же. Парикмахер проворно сунул деньги под фартук. - Будьте спокойны, я все исполню. "Гешефт есть гешефт, - как говорит первый министр короля, - гешефт выше политики". Политика меня не интересует. Он провел Иосифа до стенного зеркала, отодвинул его за край, обнажив тайник, - крохотный закуток с табуреткой. Иосиф вступил в тайник, сел на табуретку, зеркало встало на свое место, и сразу выступили из темноты щели под потолком - для притока воздуха и дырочки в зеркале, позволявшие наблюдать за клиентами. "Зря я доверился, - подумал Иосиф о парикмахере. - Это, несомненно, проходимец, он тотчас заложит меня..." Увидев, что парикмахер вышел, Иосиф выбрался из тайника, осмотрел комнату и спрятался между стойкой для пальто и обшарпанным диваном. Не прошло и минуты, как в парикмахерскую ввалилась свора полицейских. Вперед протолкался низенький чернявый тип. Он держал за шиворот парикмахера. - Говоришь, преступник за зеркалом? Посмотрим, посмотрим. Всем приготовиться, стрелять только по моему приказу! Чернявый рывком отодвинул зеркало. Некоторое время все изумленно созерцали пустой тайник. - Он был тут, - растерялся парикмахер. - Я сам посадил его туда. В это время где-то на верхнем этаже упал таз, звеня, что-то покатилось. - Часть людей - наверх! - скомандовал чернявый. "Где я видел этого мерзавца? - подумал Иосиф. - Ах, это же двойник полицейского майора!.. Отделившаяся гнусность, которую носил в себе двуликий, уже возомнивший себя королем этой страны!.." Полицейские, выполняя приказ, затопали по лестницам. - Ты что, вздумал смеяться надо мной? - чернявый тряхнул парикмахера и несколько раз ударил его рукой в перчатке по щекам. - Сколько он тебе заплатил? - Вот все, что он мне дал, - униженно бормотал осведомитель. - Моя честность известна полиции. Все мои деньги - ваши деньги... - Всыпать ему плетей! Полицейские поволокли парикмахера, который размахивал руками и кричал, что он самый честный и порядочный парикмахер в городе, что полиция всегда пользовалась его услугами и была довольна. Чернявый достал из кармана какой-то прибор. Полицейский офицер почтительно стоял рядом. - Он должен быть здесь, - сказал чернявый, постукивая пальцем по прибору. - Последние измерения указали именно на этот квадрат. Вошел полицейский, неся на вытянутых руках жестяной таз. - Во дворе обнаружены останки сожженного предмета, - доложил он. - Осведомитель с верхнего этажа показал, что нечто, похожее на сложенное платье, было сожжено молодым человеком среднего роста минут за пять до нашего прихода! Чернявый поковырялся в пепле. - Да, это именно то, что они ищут. Но это детали, они меня не интересуют. Меня интересует человек, который знает слишком, слишком много для того, чтобы оставаться на земле. Пока он жив, наше царство не будет прочным... Отнесите это в мою машину! Жестом руки он выпроводил полицейского. Но тут вбежал другой полицейский. Он беспрестанно козырял и заикался. - В подвале дома обнаружен ход к подземному каналу! - Отсюда можно туда добраться? - Да, лестница ведет прямо в подвал, там люк. Правда, люк был закрыт на замок. А замок затянут паутиной. - Так что же ты морочишь мне голову, бревно? - взорвался чернявый. - Ищите, лучше ищите! - И когда полицейский выбежал, повернулся к офицеру: - Возьмите запасную роту, начинайте новый прочес! Охватите весь квартал, сдвигаясь сюда, к этому дому! Офицер козырнул и вышел. Иосиф тотчас же выскочил из своего убежища, поднял пистолет: - Стоять смирно, повиноваться точно! Лицо чернявого исказила гримаса ненависти: - Нам тесно на этой земле! Или ты, или я! - задыхаясь, выкрикнул он. - Смерть, только смерть рассудит нас! Иосиф не успел выстрелить - ловким движением чернявый выбил из его руки пистолет. Тогда Иосиф схватил за ножку сушильный колпак и обрушил его на чернявого - раз и другой. Зашатавшись, чернявый упал, но в следующую секунду нанес Иосифу сильнейший удар ногой в живот. Противники сцепились в борьбе. Одолевал чернявый, он душил Иосифа, прижав его к полу. Задыхающемуся Иосифу подвернулся под руку аппарат, с помощью которого следили за местоположением золотого мундира. Схватив его, он из последних сил ударил по голове чернявого. Чернявый отвалился, как насосавшийся клещ. Зная хорошо повадки негодяя, Иосиф хотел добить врага, но сдержался: не привык бить поверженного. Оглядевшись, бросился в коридор, нашел дверь, ведшую в подвал, и побежал вниз, не зная еще, выберется ли на волю. В подвале горел свет, его, конечно, включили полицейские, только что побывавшие здесь. Иосиф метнулся в одну сторону - уперся в глухую стену, кинулся в другую сторону и - увидел в полу люк. Люк был раскрыт - подле массивной железной крышки лежал огромный замок. Иосиф заглянул в люк, но ничего не увидел. Прислушался - где-то далеко внизу шумел поток. Он зажег спичку и бросил ее. Но спичка погасла, не долетев до воды. И тут он услыхал топот ног - полицейские хлынули в подвал. Раздался голос чернявого: - Одни - налево, другие - направо! Не стрелять, брать только живьем! И тогда Иосиф, зажмурившись, прыгнул в люк... 10 Доктор Шубов тряс за плечо, добродушно повторяя: - Очнись, очнись, дорогой, ты рядом с друзьями, которые не дадут тебя в обиду!.. Иосиф лежал на кровати. Голова кружилась, тело болело, будто после жестоких побоев. И в самом деле, на руках, на ногах, повсюду были свежие ссадины. Не хотелось и думать о пережитом. Одно удивляло: как могли жить люди в таком аду? Откуда черпали терпение и надежду? - Учитель, - сказал он, чувствуя неодолимую усталость, - я чуть не захлебнулся. - Пожалуй, - кивнул доктор. - На этот раз ты, действительно, чуть не погиб. Но я, видишь, сумел уберечь тебя. - Разве вы сопровождали меня? - Иногда я наблюдал за тобой и, скажу честно, остался доволен... Это я заносил в парикмахерскую лохань с сожженным золотым мундиром. Я вернулся тотчас, намереваясь освободить тебя из лап негодника, но ты опередил меня. - Вы имеете в виду чернявого? Кто это такой? - Долгий разговор. Скоро ты сам сумеешь ответить на свой вопрос. Ты чувствуешь себя все уверенней. Твой нынешний опыт, умение чувствовать и находить определяющие связи между событиями жизни позволяют надеяться, что ты уже недоступен для махинаторов. Тебя не обманешь, не проведешь на дешевке, не внушишь чепухи... Знакомясь с подлинной историей, ты убеждаешься, сколько лапши вешают людям на уши фальшивые "друзья народа". - Кто такие? - Те, кто не любит работать, но любит роскошно жить. Это все предполагает разбой, обман и беззастенчивый грабеж народа. В конечном счете, всеобщий заговор против него. - Учитель, меня интересует недавняя история нашей страны. - Успеется... Мне, например, гораздо интереснее беседовать со Святославом, с Плутархом Херонейским или знакомиться с Римом времен Диоклетиана... Сколько раз история могла выбрать иное русло!.. Обстоятельства, которые решают пути великих народов и даже целых цивилизаций, - вот вопрос, который никого не должен оставить равнодушным. Сколько открытий! И как величава вечность даже среди малозначащих, монотонных событий!.. Иногда, утомившись от прозы календарных дней, я наведываюсь в гости к старику Синь Ци-цзину. Молодость его прошла в седле, "в пыли походов, в подвигах геройских". Он перевалил в XIII век, и до самой смерти сердце его горело решимостью сражаться с иноземными завоевателями. И поэт он отменный. Но где же, где былые хризантемы? Их прежде много было в этом месте. Их вновь увидим - надо только верить, им не помеха эта стужа злая и этот ветер западный студеный. Настанет час, и мы их вновь увидим! - Счастливый вы человек, - сказал Иосиф. - Нельзя не любить жизнь, когда знаешь о ней самое сокровенное. - Прекрасная мысль, - похвалил доктор Шубов. - Но ты тоже счастливый - ты понимаешь великую роль знания. Без знания невозможна любовь. А без любви жизнь не имеет смысла... Пока ты странствовал, я помирил твоих родителей. Сегодня они должны приехать сюда. Лесник привезет их на своем "Москвиче". Так что скорее приводи себя в порядок. Пойдем, обольешься холодной водой из бочки, добавишь себе здоровья... Никто не свершит задуманного, если не научится разумно пользоваться своими силами. Тратить на пустяки дары богов более чем глупо. Как история отсеивает все второстепенное, так и личная судьба. Мало ли тех, кто впустую потратил себя? Ел, пил, развлекался, зарабатывал деньги - зачем? Что принес судьбе своего народа?.. Помни, не существует раздельной жизни тела и духа. Малая жизнь духа определяет малую жизнь тела, если даже человек занимается атлетикой и устанавливает рекорды. Великая жизнь духа определяет совершенно иной уровень жизни тела. Задача человека - подняться на вершины духа. Конечно, это сложно, тысячи преград на пути, но человек способен преодолеть сложности своего быта и противоречия эпохи... Я все чаще задумываюсь о том, что индивидуальные погружения в эпохи, как бы ни были поучительны, ничего не дают, нужны коллективные, а это требует общих высот духовного совершенства. Там, в глубине столетий или в просторах будущего, особенно нужны единомышленники. Все эксперименты нужно перенести туда... Убежден, что можно научиться управлять ходом исторических событий. Но прежде необходимо освободить историю от подтасовок и лжи. Не сосчитать, сколько настоящих героев оклеветано, сколько великих имен стерто, сколько негодников пользуется чужой славой! - Можно своротить горы, если найти побольше единомышленников, - сказал Иосиф. - Учитель, вы пробудили во мне новую мечту! - Это хорошо. Мечта, замысел - это начало любых свершений... Восстанавливай свои силы, а мне нужно сделать кое-что по хозяйству... Иосиф и не подозревал, насколько чудодейственна ледяная вода. Облившись, он почувствовал себя опять бодрым и свежим. И все же тревога не покидала его. Хотелось поговорить обо всем с доктором Шубовым обстоятельней. Со двора донеслись сигналы подъехавшей машины. "Лесник привез отца и мать", - радостно подумал Иосиф и заторопился навстречу. Машина сигналила, но никто не выходил. В окне кухни мелькнуло обеспокоенное лицо доктора Шубова. Едва Иосиф приблизился к машине, из нее выскочил юркий старичок - грива белых волос и белая борода. Он был в кожаной куртке и синих джинсах. Темные очки скрывали его глаза. - Иванов, журналист, - отрекомендовался он. - Телевидению стало известно о вашей истории, я хотел бы снять пару кадров для репортажа... Не давая опомниться, он потащил Иосифа за дом, поставил у стены, отступил на несколько шагов и поднял камеру с необыкновенно длинным объективом. "Какое телевидение? Какая история? Журналист, видимо, все перепутал..." Не успел Иосиф сказать об этом, как откуда-то вихрем налетел доктор Шубов, толкнул журналиста, из объектива "камеры" выкатился столб пламени, раздался выстрел, и заряд, предназначенный для Иосифа, ушел в воздух. Между "журналистом" и доктором завязалась борьба. Несмотря на свой грузный вид, доктор оказался необычайно сильным и ловким. Он бросил "журналиста" на землю, сорвал с него белый парик и бороду, и Иосиф тотчас же опознал в "журналисте" чернявого двойника отравившегося полицейского майора. Изумленный Иосиф кинулся на помощь доктору, но злодей бросил дымовую шашку и внезапно исчез. - Что с вами? - Иосиф наклонился над доктором, недвижно лежавшим на земле. - Я ранен. Не трогай меня... Сейчас все пройдет. - Как же пройдет? Как же пройдет? - Иосиф чуть не плакал от досады. Доктор дышал тяжело и говорил медленно: - Мерзавец охотился за тобой. Это доказывает, что ты далеко продвинулся в постижении истины... Посмотри, стоит ли еще там машина? - Странно, никакой машины я не вижу. - Ничего странного. Это была не настоящая машина, а внушенный образ ее. Мерзавец в совершенстве владеет приемами сгущения психической энергии. Но сила его невелика. Материализованные им вещи тотчас же распадаются... Погоди, ты будешь владеть гораздо большей силой, вот отчего тебя стремятся убрать. - Он один или их много? - Их немало, но все они подобны друг другу. И все связаны друг с другом, так что общаясь со многими, ты, в сущности, имеешь дело с одним, воздействуя же на одного, влияешь на всех... Их могущество - вызов законам природы, оттого оно висит на волоске. Отсюда ненависть и вероломство... Кризис миновал, мне уже лучше. Доктор осторожно поднялся с земли и, держась за грудь, направился к дому. Иосиф шел следом. - Как только вы уцелели? - Эта наука посильна для каждого, кто стремится к правде... Скоро и ты научишься пропускать через себя сгустки разрушительной энергии и оставаться неуязвимым. Он вошел в дом и не раздеваясь прилег на диван. - Ничто не дается без потерь, мой друг... Будь осторожен, не попади впросак. Знай, этот тип не может поразить тебя с дальнего расстояния. - Жалею, что еще там не прикончил негодяя. - Он боится тебя. Как всякий сгусток зла, он поглощает биоэнергетические поля. И если даже ты промахнешься, если стрела твоей правды пройдет рядом, она все равно поразит его. Напротив, твой потенциал добра создает вокруг тебя такой мощный панцирь, что все поля лжи не могут преодолеть его. Вот для чего он идет на сближение. Он ищет дыру или пробоину в твоем биоэнергетическом экране. Иосиф не все понял в объяснениях, понял только, что надо быть готовым к поединку. - Я готов сразиться. Доктор Шубов усмехнулся. - Он никогда не пойдет на честный бой. Он будет нападать исподтишка и действовать незаметно. И, в сущности, победить его можно только последовательным постижением все более полной правды... Со временем совершенный становится неуязвимым, недоступным для вражеского удара. Тогда противник гибнет сам собой, едва попадает в его лучистое биополе. Вот отчего он смертельно боится твоего совершенства... К полудню лесник привез родителей Иосифа. Обрадованные, они поочередно обнимали сына и без конца повторяли, что очень соскучились, что теперь дома его ждет мир и покой. Иосиф был доволен, но старался скрыть свои чувства, чтобы мать и отец глубже осознали ошибку. Мать сказала со вздохом: - Господи, как же мы глупы! Считаем свои мелкие царапины, а про то, что и другие страдают, не хотим даже и знать. И что мы не поделили? Это ведь счастье, к тому же очень короткое, жить на земле среди друзей, стараться, чтобы все было лучше. И отец, видимо, многое понял за те дни, что провел вне семьи. - Да-да, - поддержал он мать, - вымещать на ближних досаду от невезения - самое последнее дело... Иосиф познакомил родителей с доктором Шубовым. Кто бы сказал, что он ранен и только что расслабленно лежал на кровати! Он смеялся так радушно и говорил так забавно и умно, что, кажется, в него влюбились и мать и отец Иосифа. А когда сели за стол, доктор сказал, и каждый это отнес на свой счет: - Подлинное - объединяет. Если люди не находят дороги друг к другу или внезапно теряют ее, значит, подлинное от них уходит или ушло... Завидую тем, кто своими руками творит подлинное. Вот у Ивана Ивановича, нашего хозяина, - сад, видели, какой сад? Под осень он приглашает воспитанников из детских домов: "Собирайте, ребята, яблоки!" А они, как увидят всю эту красоту, как почуют щедрость земли, так все озорство из них вон - даже стесняются рвать яблоки, верно я говорю?.. Всякий бескорыстный плод роднит человека с человеком... Все смеялись, всем было весело, все чувствовали себя непринужденно, будто давние друзья. - Переночуйте у нас, - предложил родителям лесник. - Отведу на сеновал, небось забыли в своем городе, что это такое. На свежем воздухе (какой он ни есть теперь на планете, лучшего-то нет!) не сон - сказка. А после завтрака отвезу вас домой. - Вместе поедем, - сказал доктор Шубов ("Ай, умница!" - восхищался Иосиф). - Представьте, мне хорошо знаком директор школы, где учится ваш сын. Думаю, будет лучше, если я объясню причину пропуска, не так ли?.. Ожидание покоя и лада в родном доме напомнило о том времени, когда не было ни покоя, ни лада. Иосифу захотелось подумать обо всем спокойно и обстоятельно, чтобы каждый момент занял в душе свое положенное место. Доктор Шубов будто прочитал его желание. - Приглашаю всех в лес - рубить сухостой. Кто рубить, кто носить, кто складывать, кто красотой любоваться... Чаще всего люди сами губят свои сокровища... Процветал человек, пока использовал разум для необходимой защиты, а чуть приобрел защищенность, примитивный эгоизм заговорил в нем, захотел он гарантий и легкого хлеба. Оружие пошло, армии, крепости, запасы продовольствия, а за всем этим - рабы, обиженные, казни несогласных... Назначение разума - не повредить чудо жизни, созданное не нами, повсюду отстоять гармонию. Самое разумное - нести добро другому, а кто себе одному несет, неслыханно себя обирает, приближая общую печаль... Жизнь научит, когда болото дойдет до горла. Тогда закричат, запричитают, но, пожалуй, уже не смогут отыскать ни козла отпущения, ни подлинного виновника... - В личных отношениях - то же самое, - сказала мать Иосифа. - В семейной жизни нельзя искать себе выгоды, это разрушает семью. - А как надо жить? - Надо о других заботиться больше, чем о себе. Едва каждый станет думать о том, как бы другому было хорошо, будет хорошо всем. - Сильная мысль! - просиял доктор. - Но одно звено все же упущено, ай-яй-яй, упущено!.. Ну, Иван Иванович? Лесник пожал плечами. Может быть, нарочно. - Иосиф? Иосиф тоже не нашелся. - Мы хотим, чтобы сообщались два отдельных сосуда, чтобы содержимое одного свободно переливалось в другой... - Надо их соединить, - сказал отец Иосифа. - Вот! - торжествующе поднял палец доктор Шубов. - Чтобы люди хотели и могли заботиться друг о друге, нужно жизнь так перестроить, чтобы все сосуды сообщались. Но как это сделать - подумайте!.. В лес, друзья, в лес!.. Иосиф видел, как радуются эти люди, как весело им и интересно друг с другом, и невольно думал о словах доктора: что же это такое "сообщающиеся сосуды", которые позволят людям по-иному дышать, мыслить и чувствовать?.. 11 Не хватало воздуха, пора было выбираться на поверхность, но Иосиф тянул до последнего. И вот взмахнул судорожно руками и тотчас ощутил сильный удар... Он стоял среди небольшой группы людей. Голова кружилась, сердце чуть ли не выскакивало из груди. Впереди шумела поднятая плотиной река. За мостом гладкое, выложенное из бетонных восьмигранников шоссе уходило в старый еловый лес. Сыростью веяло оттуда: стоял апрель, и снежные сугробы еще светились по укромным местам. В стороне разворачивался автобус. Девушка в голубом пальто, помахав рукой, крикнула: "До свиданья, товарищи! Через неделю приеду за вами!" Поднялась по ступенькам, и автобус покатил прочь. Люди махали в ответ, пока машина не скрылась за поворотом, а потом повернулись к другой девушке, ожидавшей на мосту, миловидной, но строгой - с экскурсоводческой сосредоточенностью на загорелом лице. - Меня зовут Люся. Кто-то из вас, дорогие гости, видимо, не сдал свою путевку. Иосифу показалось, что люди вопросительно поглядели именно на него. Словно убеждая себя, что он ни при чем, Иосиф сунул руку в карман куртки и... вытащил оттуда небольшую книжечку. - Именно эта, - улыбнулась девушка, приобщая книжечку к пачке точно таких же. - Еще совсем недавно, когда интерес к общинам, подобным нашей, был не так велик, экскурсии проводились бесплатно. Но поток посетителей все изменил. Выросли расходы, стали ощущаться помехи. Одним словом, мы ввели небольшую плату, - она организует гостей и частично компенсирует наши расходы. Мы ведь работаем полностью на принципах хозрасчета: собственным трудом обеспечиваем и достойный уровень жизни, и постоянную модернизацию своего хозяйства. Разумеется, сполна выплачиваем налоги в бюджет района, в котором живем, а также в бюджет центрального правительства. Кстати сказать, и район, и центр пользуются правом преимущественного заказа нашей продукции. - Разрешите спросить, Люся, - с акцентом сказал черноволосый бородач, стоявший подле Иосифа. - Я Фриц Кайзер, психолог из Гамбурга... Ваша путевка довольно дорогая. Есть ли скидка для молодежных организаций? - Да, господин Кайзер, для школьников, студентов, военнослужащих и пенсионеров существует скидка... Итак, мы вступаем на территорию общины с южной стороны. Сейчас пешком пройдем через лес мимо грибопитомника, пашни и выйдем к оздоровительному комплексу, где пройдем санитарное обследование, - процедура отлажена и займет не более 20 минут, а затем разместимся в жилом корпусе номер восемь, куда уже отправлен ваш ручной багаж. После короткого отдыха пообедаем, а после обеда уточним программу ознакомления с хозяйством и бытом общины. - Мы долго ехали в автобусе, - сказала пожилая женщина. - Нельзя ли где-либо уединиться? - Вот здесь слева, смотрите, уже виден "Теремок путника". Слева - туалеты, справа - павильон, где можно выпить березового сока или хлебного кваса... Иосиф заглянул в "теремок", поразился чистоте и удобной планировке помещений, а затем вместе с другими туристами направился в павильон. Люся открыла входную дверь, желающие уселись за столики, где стояли бутылки с напитками. - И умывальники, и дезинфицируемые полотенца - убедительная реклама, - заметила пожилая седоволосая дама в брюках, активистка шведского движения за гуманное обращение с животными. - Но реклама - еще не жизнь. Отражает ли она повседневный быт? Насилие добра - тоже насилие... Я читала в английском журнале об этих новых общинах. Специалисты утверждают, что это пропагандистская, рабская по существу система, которая загоняет личность в железную клетку, предписывая ей ритм жизни, навязывая работы, короче говоря, это нечто фабрики по выращиванию шампиньонов, только вместо грибов получают безликих, со всем согласных людей. Люся отбросила со лба светлую челку. - Не торопитесь, я покажу все монеты из нашего кошелька, вы возьмете на зуб любую. Госпожа Лундстрем (я, кажется, правильно запомнила вашу фамилию?) приводит мнение тех, кто в принципе отрицает целесообразность общинного быта. Что же, давайте проэкзаменуем каждый элемент нашей жизни прежде всего с точки зрения свободы личности. Ищите, настойчивей ищите противоречия или неясности в моих объяснениях. Вам самим предстоит ответить на вопрос: значит что-нибудь наш опыт для раскрепощения каждого человека или ничего не значит?.. Я убеждена, что община не допускает никакого насилия над общинниками. Поскольку принцип вступления в общину - полная добровольность, общинника не может неволить ежедневный трудовой урок, кстати, без понуканий - быстрее, больше!.. Вообще, стратегия нашей общественной жизни совсем иная, нежели та, что еще преобладает среди человечества. Преобладающая стратегия требует возможно большей прибыли, ради нее вздуваются масштабы производства, происходит технологическая гонка. Кто быстрее, кто лучше, кто навязчивей, тот господствует на рынках, стало быть, получает дополнительные козыри: эксплуатирует уже не только трудящихся своей страны, но и население прочих стран, которые продают сырье или покупают готовые изделия... Стратегия развития в нашей общине иная: эффективность производства - лишь следствие подчинения всех общественных сил задаче непрерывного развития, совершенствования каждой личности. Мы не участвуем в эксплуатации более слабых, но не позволяем эксплуатировать себя более сильным, памятуя о том, что первоблаго - благоприятная среда жизни. Отсюда - минимум производства при максимуме заботы о природе, ее ресурсах и досуге, необходимом для развития созидательного потенциала человека... Если бы не внешние обстоятельства, мы бы производили ровно столько, чтобы нам хватало на потребление и на воспроизводство. Мы вынуждены пока поддерживать состязательную мощь государства, поэтому подстраиваем технологические возможности к высшему международному уровню, успешно конкурируя на внешних рынках... Нас стараются вытеснить, нам создают массу помех, но мы не делаем из этого трагедии, понимая, что реальная история всегда накладывает свои ограничения, а несовершенный мир всегда упорно борется против всякого совершенства. - Как бы вы строили отношения, если бы вокруг существовали такие же общины? - Мы бы свели производство до неотложных потребностей и не торопились бы менять технологию, не получив полной отдачи от прежней. Зато шагали бы не с одной технологической ступеньки на другую, а сразу через две-три ступеньки... Торговали бы по гораздо более справедливым ценам, а в перспективе перешли бы к эквивалентному обмену... Вообще говоря, будущее общины, как и будущее всего людского сообщества, - в том, чтобы покончить с зависимостью от старого мирового рынка, орудия хищничества и кабалы. В конце концов, технология поможет построить совершенно иные внешние торговые отношения. Растет духовный обмен. Пока ведь он - та же торговля и та же пропаганда... В более совершенном мире станет аксиомой: насколько опасны сила и богатства у одних за счет других, настолько же опасна и односторонняя бедность, не связанная с бездарностью и ленью... Туристы неспешно шли по дороге. Лесной воздух бодрил. Выглянувшее солнце поднимало настроение: люди шутили и смеялись... Иосиф плелся в хвосте. Его подмывало спросить, который на календаре год, но это выдало бы его с головой, и потому он молчал. - Справа и слева грибопитомник, - объяснила Люся. - Никакой промышленной технологии мы не используем, просто поддерживаем нормальный естественный режим. Тут в изобилии растут белые грибы, рыжики, лисички, моховики. Сбор грибов - великолепнейший вид отдыха, полная психологическая разгрузка. В течение часа грибник проходит от трех до шести километров... Дорога вывела к полю - зеленела ровная, крепкая озимь. Мимо проехал на велосипеде с коляской пожилой мужчина в куртке с эмблемой общины - цветком одуванчика в овальном круге. Из коляски выглядывали стеклянные бутыли. Мужчина приветствовал гостей улыбкой и поднятием кепки. - Все в порядке? - спросил Люсю. Она кивнула. - Куда он? - спросила девушка из Китая. - В березовую рощу. Это наш пекарь. Замечательный мастер. И тонкий знаток леса. В свободное время заготавливает для общины березовый сок. - Вы говорите, что нет никакого принуждения, - сказала шведская активистка. - Но если за счет своего свободного времени собирают березовый сок, как это учитывается?.. Экономическое и физическое принуждение - это всем понятно. Но не действует ли у вас моральное принуждение? Это ведь тоже принуждение - долбить человеку изо дня в день: "Ты можешь не повышать выработку, но община нуждается, община ждет". - Да, да, - поддержали другие. - Ехать на спине более благородных - разве это справедливость? Люся улыбнулась. - Совершенный человек среди совершенных испытывает не только радость, но и потребность трудиться для всех... Впрочем, общинный вычислительный центр, который распределяет и учитывает ежедневно все произведенные работы, по четвергам, перед общим советом, выдает каждому контрольную карточку; из нее видно, сколько основной и сколько дополнительной работы произведено за неделю, за месяц, с начала года, за весь период работы. Работа исчисляется по времени, которому соответствует подвижная шкала оценок в денежном выражении... Вот, смотрите, моя карточка, - Люся остановилась, и все обступили ее. - За последний месяц я наработала сверх общей нормы шесть часов восемь минут, а всего с начала года двадцать шесть часов семнадцать минут. Вот цифра за весь период моего пребывания в общине: тридцать восемь дней с хвостиком... Каждый общинник имеет право распорядиться этим временем по собственному усмотрению. Я могу отгулять эти тридцать восемь дней, просидеть дома или пропутешествовать за границей. Могу забрать это время в рублях или в конвертируемой валюте... Всякая работа по коллективно утвержденным нормам тотчас переводится на время. Если в свое свободное время я захочу поработать, перечень необходимых общине работ я прочитаю с любого телеэкрана, подключенного к вычислительному центру. - Я представляю Российскую академию наук, - волнуясь, сказал краснощекий юноша, - институт геронтологии. Пожалуйста, поясните подробней, как это делается. Люся достала из сумки миниатюрный, плоский телевизор: - Включаю канал центра... Вот перечень текущих потребностей и код. Здесь идет по три строки, потому что маленький экран... Можно повторить, провести поиск желаемого или приемлемого... Вот эта клавиша - связь с вычислительным центром. Сообщаю свой персональный код, код избранной работы и время, которым располагаю... Тотчас получаю ответ... Разумеется, желательно выполнить взятую на себя работу. - А если почувствуете недомогание? - Могу прерваться, могу отдохнуть, могу вовсе отказаться от продолжения работы. - Все дело в свободном времени. Вот главное богатство, и оно растет за счет индивидуального мастерства, - задумчиво сказал краснощекий юноша. - Я полагаю, организация общины возможна только при использовании компьютеров. Люся улыбнулась: - Наша община начинала без вычислительного центра и тоже справлялась со своими обязанностями. Но теперь, конечно, все упростилось... Пришли к оздоровительному пункту. Измерили температуру тела (сразу в нескольких точках), давление крови, сдали на экспресс-анализ выдыхаемый воздух. Терапевт задал контрольные вопросы. Все оказались совершенно здоровы, только у одной женщины из Грузии заподозрили грипп. Ей предложили пройти курс интенсивной терапии. Женщина расстроилась: - Что вы, доктор! Я месяц ожидала очереди. Не увидеть то, что я хочу увидеть - нет-нет, это невозможно! - Сударыня, - сказал терапевт, - сегодня для группы не будет никаких посещений. А к вечеру мы вас переведем из изолятора в вашу жилую комнату... Мы не имеем права рисковать здоровьем общинников, это подсудное дело... Санируем носоглотку, ротовую полость, проветрим легкие, дадим стимуляторы из целебных трав. - Доктор, и меня поместите в изолятор, - попросила шведская активистка. - Мне интересно посмотреть. - Здоровых не принимаем. Дорогостоящая процедура. - Сколько же заплатит госпожа из Грузии? - Ничего, она советская гражданка. - А во что это обошлось бы мне? - С гостей не берем. - Так вы же на хозрасчете! - На хозрасчете хозяйство, а не совесть и не сердце!.. За поворотом дороги у стога сена под крышей кормились лошади. - Глядите, лошади! Экзотика или хозяйственная необходимость? - Замечательные создания, - сказала Люся. - Не только рабочая сила, предпочтительная там, где не требуется больших усилий и желательно сохранять чистую среду, но еще и необходимый фон быта. Мне кажется, человек, который не любит животных, не связан с ними и не умеет с ними обходиться, никогда не сможет по-настоящему любить человека. В группе заспорили. Откуда ни возьмись, среди лошадей появились подростки. Один стал подбирать вилами сено, другой повел лошадей к конюшне, видневшейся за деревьями. - Школьники, - объяснила Люся. - У каждого из них свои обязанности по хозяйству. - Культа, культа не ощущаю, - сказал гость из США. - У вас непременно должен быть какой-либо культ. Меня интересует: какой именно? Люся растерялась, пожала плечами. - Культ?.. Вообще-то, конечно, есть. Например, культ равноправия, культ истины... Пожалуй, прежде всего культ более совершенного человека. Вся наша жизнь здесь, в общине, сопряжена с любовью и уважением к более совершенным. И это соответствует традициям нашего народа. - Какие традиции? - напирал американец. - У вас же интернационал! - У нас равенство всех наций, - поправила Люся. - Но каждая община, насколько я знаю, имеет все-таки явно выраженное национальное лицо. Люди иной национальности, принятые в общину, чувствуют себя вполне комфортно, потому что общинная национальная культура ничуть не уступает высшим достижениям общечеловеческой культуры... Перед двухэтажным зданием были аккуратно сложены вещи прибывших. - Сейчас мы разместимся в жилом доме. Этот дом для общины на нынешнем этапе развития является стандартным. Он рассчитан на 24 взрослых человека. В нем 12 квартир, каждая квартира - две раздельные комнаты с лоджией, общей ванной, общей кухней, двумя раздельными душевыми и туалетами. В таких домах живут как семейные пары, так и холостяки. Вам выпала участь холостяков. Разберитесь по парам, отдельно - мужчины, отдельно - женщины... Иосиф поселился с бородачом из Гамбурга Фрицем Кайзером. - Я вас не обижу, - сказал немец. - Вы, кажется, забыли внизу свой багаж. Я спрашивал, все уже разобрали свои вещи... Иосиф недоумевал: ну, хорошо, спиритуальная энергия вынесла его за пределы своего времени, но при чем здесь вещи? Он вышел на крыльцо и поднял красный саквояж. "Если меня остановят, скажу, что обознался..." Иосиф всегда жил стесненно. На его долю обычно доставалась раскладушка, а тут, сияя чистотой, ожидала просторная комната с видом на луг и лес. Все радовало глаз: диван-кровать, платяной и книжный шкафы, телевизор, кассетный магнитофон, репродукция картины какого-то знаменитого мастера - умиротворяющий, старинный пейзаж - пышная, вовсе не знавшая стеснений природа... Вдвоем с Фрицем осмотрели выложенную цветным кафелем ванную, душевые за пластиковыми занавесками, кухню с газовой плитой и холодильником. - Маловата кухня, - разочарованно сказал немец. - За стол могут сесть не более четырех человек. Хозяйке здесь не развернуться... - Я слышал, никто из общинников не питается дома. Да и дети с трех лет живут отдельно. - Это все проблематично, - сказал немец. - Впрочем, жизнь в нашей стране, пожалуй, тотчас же потускнела бы, если бы мы отказались от общины. Человек не должен жить и умирать среди чуждых себе людей... Иосиф умылся, присел на диван, попытался привести в порядок свои мысли. Необходимо было отыскать главную мысль или задачу, тогда побочные тревоги рассеялись бы сами собой. "Расслабляясь волевым усилием, учимся концентрировать свою волю", - вспомнил он доктора Шубова. Взгляд задержался на саквояже. Все закрытое будит желание открыть, увидеть, убедиться - этот первоинстинкт глубже банального любопытства, и все наше воспитание сводится, пожалуй, к тому, чтобы расширить представление о закрытом... В саквояже Иосиф обнаружил зубную щетку и записку. Записку от доктора Шубова! "К сожалению, я не смогу сопровождать тебя в этом путешествии, - говорилось в ней. - Поверь, оно особенно опасно. Есть этажи истории, где преломляются все силовые поля, там бушуют вихри злой воли. Опасайся "знакомца"..." Иосиф сразу почувствовал усталость. "Выходит, и в этом райском уголке, где мужество, честь и знание так разумно устроили жизнь, продолжается преподлейшая борьба, которую я пережил недавно в стране обмана и тюрем?.." Разумеется, он не впал в уныние и не раскис, зная, чем чревато ослабление воли и сомнение в успехе дела. Скорее всего, он просто задремал. Очнулся от включившегося динамика - женский голос приветливо повторял: "Уважаемые гости! Прошу выйти на площадку перед домом. Через пять минут отправляемся на обед!.." Иосиф вспомнил про соседа, бросился предупредить его, но оказалось, что он давно одет и собирается спускаться вниз. - Мой русский друг, - сказал он, - если даже все, что мы здесь увидим, окажется абсолютно негодным, я все равно поклонюсь отцам общины - за одно то, что они используют радио и телевидение в целях эффективного управления. Я не спал, нет, я слушал разную информацию... Община уберегает своих людей от унификации, от постоянной навязчивой пропаганды, вербовки, склонения к определенному, кому-то нужному выводу... Не секрет, кто преобладает в средствах пропаганды, тот влиятельнее всех в политической жизни... Вышли на лестничную площадку. Фриц закрыл дверь. - Вы не забыли свой ключ? - Нет, не забыл, - взглянув на соседа, Иосиф подумал: "Не этот ли - "знакомец", о котором предупреждал доктор?.." Кажется, это был не он - не те ужимки, не та манера говорить. Но все же не исключались ни ловкая игра, ни притворство, и потому нужно было соблюдать осторожность. - Знаете, - спускаясь по лестнице, говорил Фриц, - может, я не вполне современный человек, может, у меня свой комплекс, но я не приемлю телевизора, хотя и пользуюсь им. Люди думают, что этот цветной ящик с картинками развивает их, показывая им мозаику всего мира. Это не совсем так. Могу засвидетельствовать профессионально: это все пока арифметическая информация, которую очень легко трансформировать в выводы, не отвечающие свободному выбору. Только большая культура способна подавлять эту постороннюю агрессивную волю... На крыльце, вдыхая воздух, чистый от недавних морозов, Иосиф услыхал петуха. Голосистой птице вторила другая, в переклич включилось еще несколько дальних голосов. - Поют петухи, - сказала дама в брюках, глядя на экскурсовода. - Наши петухи, - сказала Люся. - Доказано, что спокойные голоса животных более всего стимулируют жизненную энергию человека. Более того, ряд тяжелых заболеваний психики поддается лечению только с помощью этих голосов... Итак, мы снова идем пешком... Можно, конечно, воспользоваться велосипедами. Видите, это велосипедная стоянка. Каждому жильцу положена такая "машина" - для внутрихозяйственных сообщений. Экономично. Полезно для здоровья. Необременительно для среды... Иосиф присматривался к экскурсантам. Ни единый не будил в нем подозрений. По пути в столовую обогнули стадион. В разных концах его шли занятия - состязались в прыжках школьники, бежали по дорожкам дяди и тети среднего возраста. - Зачем маленькой общине большой стадион? Окупить его не так просто. - Не просто, - согласилась Люся. - Но все же дешевле построить надолго прочное сооружение, чем постоянно ремонтировать времянку... Когда-нибудь, может быть, скоро мы будем на этом стадионе собирать три-четыре-пять общин, проводя свои олимпийские игры... Пока рядом с нашей территорией нет ни одной общины, но километров за сто южнее уже открыта новая община. Ее основной профиль - разработка малогабаритной сельскохозяйственной техники. Люди там строят опытный завод. Мы подумываем уже о кооперации. Все-таки удобнее полагаться на партнера-единомышленника... Соборность, артельность, община - это формы социального быта, исторически сложившиеся в нашем народе, но затем насильно разрушенные врагами нашего народа. Нас лишили великих ценностей. Теперь мы вновь обретаем их. - Скажите, а что это за терема? - Детский сад-интернат. Посещение не предусмотрено: карантинный режим. Но если группа заинтересуется, я покажу... Пожалуй, именно детский сад более всего характеризует цели и смысл нашей работы: человек ведь входит в мир таким, каким создало его детство... Общинная столовая поражала отнюдь не сельским размахом и в то же время уютом. Здесь питание считали первостепенным по важности делом. Кормили общинников три раза в день (детей и стариков - четыре), но один из залов работал постоянно, так что проголодавшийся всегда мог подкрепить свои силы: от самых дальних жилых корпусов столовая отстояла всего в десяти минутах спокойного хода. Умывальни и туалеты отличались безукоризненной чистотой, холлы с креслами и высокими окнами, за которыми открывался великолепный ландшафт, собирали любителей передохнуть и перекинуться словом. Преимущества коллективного питания были налицо. Общинники, как потом убедился Иосиф, были избавлены от всех форм изнурительного, дорогостоящего самообеспечения, вызывающего обычно нервотрепку, соперничество и "скользящую мораль". Централизованное обеспечение позволило не только находить необходимые продукты, но и - что не менее важно - эффективно использовать пищевые отходы, значительная часть которых вовсе пропадает в современных городах и поселках. Главными критериями работы столовой были гигиена, санитария и искусство приготовления пищи. Каждого человека кормили с учетом его желаний и здоровья. Столы были снабжены специальными пультами. Посетитель выбирал необходимые блюда, корректировал величину порции (больше нормы, норма, меньше нормы, половина нормы); в раздаточной сразу же выполнялся индивидуальный заказ и все подавалось на специальной тележке. Иосиф насчитал в меню пять первых блюд, восемь вторых, десять видов закусок и десять видов напитков, - ни одна хозяйка в домашних условиях не могла бы предложить такого разнообразия. Через несколько минут светловолосый подросток, по виду школьник, вкатил на тележке заказанный обед, объяснив, что он "дежурный по развозке". - Совместная трапеза у всех народов считается праздником. Мы сделали праздник постоянным, - гордо объяснил он. - А если кто-нибудь очень торопится? - Торопиться есть вредно, - смущаясь, ответил подросток. - Виноват и тот, кто торопит, и тот, кто торопится. - Но если необходимо? - Вот здесь в меню обозначены три вида комплексного обеда. Он подается немедленно... Все туристы заказали гораздо больше того, что могли съесть: то ли хотели проверить возможности столовой, то ли попробовать побольше аппетитных блюд. Иосиф съел порцию отварного филе морского окуня с салатом из свежей капусты и горошка, борщ с мясом, блины с красной икрой и выпил два стакана клюквенного напитка. После обеда посыпались вопросы. - Это санаторная жизнь! - воскликнул молодой ученый. - Откуда община берет такие колоссальные средства? - Колоссальные? Отнюдь нет, - возразила Люся. - Вы измеряете богатство нашего стола мерками своей семьи. Да, такое питание в семье вряд ли возможно. А коллективу посильно, и обходится намного дешевле... Выходило, что община - самая экономичная в мире социальная ячейка. И даже то, что она почему-то несколько уступала по технике и технологии самым новейшим производствам, с лихвой компенсировалось качеством товаров и услуг, экономией по прочим статьям повседневного быта: в общине не было "руководящего слоя", отделенного от людей функциональной и психологической стеной, не было традиционных служб торговли, суда, милиции и т.п. Материальное потребление в общине было безденежным, равным по жилью, питанию, одежде, медицинскому обслуживанию, по доступу к образованию и культуре. Потребление определялось научно и нравственно обоснованными нормами достаточности (даже если экономические возможности общины позволяли большее). Объяснения Люси вызвали бурные дебаты. - Эта пропаганда надоела, - закричала госпожа Лундстрем. - Если играть, то уж не краплеными картами! Сознайтесь, вы профессиональный идеологический работник? - Нет, я математик, инженер вычислительного центра. Я вернулась из отпуска, и меня попросили на неделю подменить слесаря нашей фабрики, который входит в группу по связи с общественностью. Он не только опытный слесарь, но и журналист. Дискуссии об опыте общины - его хобби. К сожалению, он на операции, но не в нашей больнице, - мы такие сложные операции у себя пока не делаем, - у него камни в почках. - Но вас, конечно, готовили для того, чтобы ловко промывать мозги? - не отставала седая шведка. - Зачем кому-то промывать мозги, если мы базируемся на ценностях, которые для нас незыблемы? Нам довольно правды. Более совершенная жизнь делается не пропагандой и насилием, а экономическим и духовным интересом, сознательным выбором своей перспективы. - Какой же экономический интерес может существовать в общине, если каждый уравнен со всеми в потреблении материальных благ? Это уравниловка, которую мы заклеймили как порок неразвитого социализма! Разве вы, в СССР, не утверждали, что не может быть общего богатства без богатых людей? Все вытянули шеи, стараясь не пропустить ни единого слова в ответе экскурсовода. - В общине существует "коллегия мудрецов", переизбираемая ежегодно. Коллегия обсуждает стратегию нашего хозяйственного и духовного роста до того, как она предлагается на обсуждение общего собрания: зачем тратить время на сырые предложения? Так вот, эти люди могли бы, конечно, дать исчерпывающий ответ на все ваши вопросы. Но, думаю, и меня они не поставили в тупик... Начнем с суждения о том, что без богатых людей не может быть богатого общества. Вот это как раз пропагандистское, безосновательное и зловещее суждение, его цель - разрушение социализма. В нашей общине богатство создается как раз без богатых людей, иначе говоря, без имущественного расслоения, морального разъединения и узурпации власти. Но мы строим впервые не руками нищих рабов, а руками свободных людей, располагающих всеми необходимыми материальными средствами для полноценной жизни. Мы все богаты в одинаковой степени... Да, социализм - не уравниловка, качество жизни каждого должно определяться трудовым вкладом, а не спекуляцией, не групповым сговором, не "тихими" хищениями, не подкупом должностных лиц и тому подобное. В то же время не должен быть нанесен ущерб равенству людей. Уравниловка - одно, равенство - совсем другое... В нашей общине нет уравниловки в качестве жизни, но господствует правовое и материальное равенство, без которого всякий разговор о социальной справедливости лишен смысла. Обеспечение жильем, пищей, одеждой, отпуском и отдыхом, средствами развития личности - это не привилегия, а, по нашему убеждению, право трудящегося, как вода, воздух, солнце, нормальная окружающая среда. Степень нашего общего богатства и нашей духовной свободы сделала это правом, от которого мы уже не откажемся никогда. Да отчего и не торжествовать этому праву, если каждый общинник сознательно и совершенно добровольно работает на всю мощь своих физических и нравственных сил? Мы ведь в общину никого силой не загоняли, каждый сам выбрал свою судьбу. Мы положили конец вопиющей несправедливости, когда одни трудятся изо всех сил и не имеют ничего, а другие ловко и нагло прикарманивают чужие богатства, умножая ложь, подлость, разврат и преступления. Все те люди у нас, которые благодаря наследственным особенностям и личным стараниям превосходят других силой ума, мудростью, способностью к самоорганизации и тому подобное, получают льготы. Вернее, сами реализуют эти льготы - более полно, чем другие, пользуются возможностями для самосовершенствования личности. Чем же еще может отличаться свободный от свободного, если не степенью личного совершенства? Утверждать, что хозяин и его работник, сытый и голодный могут быть равными - это нагло лгать... Сегодня я покажу вам символическую арку, парадный вход на территорию общины. На Аллее Памяти вы увидите деревья, посаженные в честь самых совершенных из тружеников общины. Один из них закончил свой земной путь, его бронзовый бюст украшает теперь наш форум, зал для общего собрания. Это наша история, наша слава, и она не подлежит пересмотру, потому что освящена свободной волей общины. - Хорошенькая награда - награждать новым трудом! - воскликнула шведка. - Никогда не соглашусь выбиваться из сил ради того, чтобы вновь выбиваться из сил! Это новая форма рабства! - Но ведь никто не навязывает вам этого "рабства", сударыня, - неожиданно для самого себя сказал Иосиф. Все повернулись к нему, но он не растерялся: - Я был в других землях... Когда навязывают то, что правящая группа считает свободой, это рабство. А какое же рабство в том, если я хочу личного совершенства? Если нахожу в созидании совершенного свою свободу, одно из самых величайших удовольствий жизни? Вы не хотите жить в общине - это ваше право. Но зачем же ставить под сомнение право других людей - жить так, как они хотят, не нанося никому ущерба? - Этот человек прав, - сказал Фриц. - Я бы добавил к его словам: счастье - всякая работа, пока она радует и утешает сердце. Немца поддержали. Но шведка осталась при своем мнении: - Отложим спор. Столовая - чудесно. Но я хочу видеть людей, которые делают возможной такую столовую. - Наверно, есть все-таки смысл посмотреть сад-интернат? - спросила Люся. - Опять идти пешком? - пожаловался кто-то. - Современный человек отвыкает от ходьбы и тем наносит невосполнимый ущерб здоровью. - А что, и малые дети ходят пешком в столовую? - И малые, конечно. - А если дождь или метель? - Вот там, глядите, стеклянная галерея. Это переход из интерната в здание столовой... Люся вновь дала повод для спора. Показывая детскую площадку (пустовавшую, потому что у детей был послеобеденный отдых), сказала, что задумано построить специальный ландшафтный парк - со скалами, водопадом, диковинными растениями и даже небольшим зоопарком. - Футурум цвай, - усмехнулся корпулентный кооператор из Одессы. - Теперь и я подозреваю, что кто-то втихаря финансирует эту вашу общину. Для рекламы. В том же духе высказались шведка и один из американцев, низкорослый человек, когда-то эмигрировавший из Винницы. - Скоро я ознакомлю вас с бюджетом общины, - мягко возразила Люся. - Позорная цивилизация вкладывает наибольшие средства если не в оружие, не в дестабилизацию своих конкурентов и предметы роскоши, то в орудия и средства производства. Мы вкладываем в человека. Это эффективней и справедливей. Не люди - для производства, а производство - для людей. Не свершения - для жизни, а жизнь - для свершений... Это и есть социализм... Следуя предостережению доктора Шубова, Иосиф повсюду внимательно вглядывался в людские лица. Когда осматривали интернат для школьников, ему показалось, будто из соседнего класса выглянул чернявый тип, похожий на негодяя, который преследовал его в тюремном королевстве. Иосиф смело толкнул дверь в класс, вошел, но, увы, никого не обнаружил: класс был пуст. Правда, дрожала вода в графине на столе, но Иосиф подумал, что это от сквозняка, - была распахнута форточка. Мелькнула мысль - заглянуть под стол и под парты, но в класс вошли уже другие туристы. "Показалось. С какой стати негодяй мог очутиться здесь?.." Интернат не вызвал бурных восторгов, хотя Иосиф никогда не видел лучших условий для учебы и жизни. Школьники размещались в отдельных комнатках, оборудованных телевизором и телефоном, а малышня жила по двое, на каждые десять человек - воспитатель. Воспитатели, сплошь симпатичные молодые люди, были влюблены в своих детей... Потом посетили школу, которая управлялась советом из учителей и учеников. Председатель совета, физик, стал показывать физический и химический классы, но гости из западных стран сказали, что у них такие классы не хуже, а даже лучше, и физик с обидой в голосе заявил, что дело не только в оборудовании классов, а в умении им пользоваться, что его ученики готовы встретиться на международной олимпиаде с кем угодно и командное первенство будет, несомненно, за ними. - У вас такой высокий уровень преподавания и успеваемости? - удивился коротышка-американец. - Нам надо срочно обменяться опытом. Мы пришлем приглашение. - Зачем приглашение? - засмеялся физик. - Приезжайте со своими учениками и преподавателями. Мы поделимся педагогическими секретами. Но, честно скажу, вам их не освоить. Главный секрет - это наша община. Я был в США. У вас одаренный мальчишка тянет из себя жилы прежде всего для того, чтобы преуспеть лично. Не скрою: это мощный стимул в мире, где сильные топчут слабых, а слабые - слабейших... Но у наших ребят стимулы мощнее - слава общины, величие нашего типа демократии, нашего типа социальной справедливости с ее коллективной собственностью. Каждый из ребят хочет стать совершенной личностью, а совершенство - это не только мудрость личной жизни с ее умеренностью и ритмом, но и собственные открытия в технике и технологии, достижения в музыке, поэзии и философии, любовь к родным очагам и своему народу... - Мы задели его достоинство, и он надавал обидчикам по щекам, - улыбаясь, сказал немец Иосифу, когда группа вышла в коридор. - Поделом. Лично я не сомневаюсь, что этот учитель способен воспитать в учениках непоколебимую жажду победы. Я несколько раз прочитал Достоевского и, кажется, понял характер русского человека: уверясь в чем-либо, он пойдет до конца, достигая высочайшего совершенства. Мы, немцы, чем-то похожи... Твердость и долг - одно, а гордость - совсем другое. Иосиф чуть не пустил слезу, глядя на старшеклассников, собранных на встречу с туристской группой. Эти ребята, его одногодки, выглядели и физически крепче, нежели он, и нравственно намного здоровее - это читалось в их открытых, спокойных лицах. - Вот ты, - седая шведка указала пальцем на широкоплечего юношу, - знаешь ли ты, куда пойдешь после окончания школы? - Знаю, - с достоинством отвечал юноша. - Я бы хотел освоить три-четыре специальности, но реально пока рассчитываю на две: одну - из числа необходимых для общинных интересов и одну - выражающую мои личные склонности. - Что же ты выбрал? - Мой личный интерес - астрономия, общинный - моделирование и технология пошива верхней мужской одежды. Но есть еще страсть, которой я бы хотел придать профессиональный характер - музыка. Я люблю классику и сочиняю небольшие произведения. - Как же ты поступишь? Разорвешься на три части? - допытывалась шведка. - Приоритет за моим желанием. В общинах нашего типа, их по стране пока немного, нет нужного мне вуза, придется поступать в обычный университет. Я думаю закончить его не за пять, а за три-три с половиной года. Община подыщет мне подобающее место работы. Если работа устроит нашу или какую-либо из родственных общин, я останусь членом общины "на вольном поселении". Если общину не устроит моя работа, мне придется выбирать. И я, конечно же, останусь в общине, - я не принимаю порядки и нравы, существующие вне общины, - они примитивны и унизительны. - Но как практически ты выйдешь из положения? Проблемы твои не из легких. - Если человек не способен решать свои проблемы - это слабый, никчемный человек. Проблемы - жизнь, глупо бояться жизни... Вот мой друг, - десятиклассник показал на соседа, - ему проще: он хочет изучать иностранные языки, международное право, работать в системе министерства иностранных дел или в другой подобной сфере. Его желания вписываются в интересы общины. - Вы не о друге, о себе, пожалуйста, - настаивала шведка. - Как вы выйдете из своего положения? - Могу поступить в консерваторию, музыка тоже входит в круг нынешних приоритетов общины. Окончу консерваторию и, не переставая заниматься музыкой, освою моделирование верхней одежды. Буду работать в общине и писать музыку. В перспективе родственные общины намерены создать камерный оркестр. Это потребует профессионалов. - А как же астрономия? - Буду осваивать самостоятельно, беря очные и почтовые консультации. Община выделит деньги на использование необходимых технических средств. У нас прекрасная библиотека. Мы микрофильмируем многие зарубежные издания. Через пару лет будем иметь единый общинный банк научных знаний. - Короче говоря, твои муки выбора еще не кончились. - Проблема выбора - главная и для человека, и для общества, - заметил десятиклассник. - Еще вопрос, - сказала шведка. - У вас есть родители? Братья? Сестры? - Отец и мать, два брата и сестра. - Какое духовное значение в вашей жизни имеет семья? Нам сказали, что дети воспитываются в семьях только до трех лет, после поступают, как болванки, для обточки в общинные учреждения - в детский сад и школу-интернат... Какие чувства вы сохраняете к родному дому, если и дома у вас, по существу, нет? Иосифу стало не по себе: в вопросе было не много такта. Но юноша умел держать себя в руках, усмехнувшись, он подчеркнуто вежливо наклонил голову: - До второго класса мы жили вне общины... Мои братья родились уже здесь. Сейчас они в интернате. Звонят родителям ежедневно, часто приходят домой, но еще чаще родители навещают их... Это, конечно, не самая идеальная система устройства семьи. Наше поколение, закрепив новую мораль и двинув выше экономику, пожалуй, создаст более совершенную... Братья не хотели вначале ходить в детский сад. Старший плакал, уходя даже на полдня. А потом ему понравилось, он уже рвался в сад - там интереснее и полезнее проходит время... Община вырабатывает в людях самостоятельность, даже автономность. Хотя мы привыкаем к высокому уровню жизни, к труду и творчеству в спокойной обстановке, каждый в состоянии жить и работать вне общины, пользуясь деньгами и всеми незрелыми отношениями, построенными на выгоде и преобладании... Тем не менее все мы постоянно сознаем, что кроме общины у нас есть еще святыня - семья, родители... Отец и мать для меня - друзья, единомышленники, люди, которые не только всегда поймут, но и сделают все, чтобы помочь... Иосиф гордился толковым сверстником, был доволен его ответами, но что-то защемило в груди, обида или досада, - подумалось, что все проблемы жизни - вечные, но те, что приходится решать ему, Иосифу, порою слишком унизительны, хотя, конечно, люди жили гораздо хуже и проблемы их были еще запутанней и неразрешимей. "По крайней мере, здесь, в общине, найдено средство гармонизации отношений между родителями, и это, конечно, очень важно для детей - знать, что отец и мать дружат, никогда не ссорятся, не оскорбляют один другого, что дом был и остается святым..." Видимо, других людей тоже интересовала эта проблема, потому что, нагнав группу, Иосиф услыхал слова Люси: - ...Положение семьи находилось на грани катастрофы. Семья - зеркало, где сходятся лучи всех общественных недостатков. Более половины семей распадалось, положение в оставшихся двух третях было вопиющим: вражда, война на истощение, которая уже сама по себе загоняла общество в тупик, разрушала его творческий, созидательный потенциал... Спрашиваете, отчего не расходились и эти? Оттого, что негде было жить, некуда было деть детей, не было вообще никаких иных вариантов существования, никакой отдушины, кроме дикого самогубства - пьянства и нравственного падения. Миллионы людей губили в себе человека из-за семейных неурядиц... Община поставила заслон губительному, разрушающему процессу: мы принимаем пока не каждого из желающих, а отбираем людей, как команду на корабль, берем только тех, которые готовы вместе с нами к долгому и успешному плаванию... За последние шесть лет у нас не распалась ни единая семья, хотя условия для супружеской свободы вполне подходящие: если испортился климат и невозможно уже договориться, супруги могут в тот же день расселиться в такое же точно жилье - для холостых... И дети не особенно потеряют, поскольку родителей не освобождают от общей ответственности по воспитанию детей. В группе стали шутить. - Я бы только тем и занимался, что женился бы да разводился, - сказал коротышка-американец. - Все это прекрасно, разрешает многие проблемы, но все же не идеал, - сказал сотрудник Российской академии. - Не идеал, - согласилась Люся. - Идеал наш, конечно, гораздо выше того, что мы осуществили. Мы развели конфликтующую семью по сторонам. Но вообще мы хотим, проводя демографическое планирование, собрать под одной крышей все три поколения - так жили традиционно в нашем народе. Это оздоровит психическую жизнь каждого поколения. Представляете: вместе - при полной возможности уединения?.. По дороге к "товарному центру" общины опять проходили мимо стадиона и столовой. "А не пошутил ли доктор Шубов?" - подумал Иосиф. И только подумал, глядь, катит на велосипеде какой-то тип. Не доезжая до группы, остановился на обочине и смотрит. "Чернявый?.." Чувствуя щупальцы ненавидящих глаз, Иосиф смело направился к своему противнику. Взоры скрестились, как шпаги. - Узнал? - прохрипел двойник отравившегося полицейского. - Хочешь, я скажу людям, кто ты такой? Двойник зловеще рассмеялся: - Люди не поверят, и я доставлю тебя в медицинский пункт, где и забальзамирую, сделав необходимый укол. Тебе уже не уйти. - Я принял вызов и не уступлю. Ты ведь силен только там, где тебя боятся. - Придет час, затрясешься, - злобно прошипел двойник, толкнул велосипед и, вскочив на него, заторопился прочь, озираясь, словно ожидая погони или выстрела. - Кто такой? - спросили в группе. Люся пожала плечами. - Это не общинник, нет... Кажется, подменный медицинский работник. Вчера у нас неожиданно скончался терапевт. Вообще-то мы не пользуемся услугами вольнонаемных, но тут ситуация оказалась безвыходной - разгар эпидемии гриппа. Облздравотдел порекомендовал своего лучшего специалиста. Возможно, это он... "Не этот ли тип виноват в смерти терапевта?" - предположил Иосиф. Зная, что предстоит померяться силами, Иосиф раздумывал о том, имеет ли он право обратиться за помощью к общинникам. Занятый своими мыслями, он уже не особенно вникал в объяснения, которые давала Люся. Они только усиливали досаду: вот, люди построили и успешно испытали совершенно новую модель социального быта, впервые исключавшую проникновение в этот быт бездельников и эксплуататоров... Осматривали "форум", внушительное сооружение, предназначенное для общих собраний. Круглое, под куполом, оно походило на римский цирк: в самом низу находился стол председателя собрания и место для секретаря. Вокруг стола, поднимаясь все выше и выше, шли скамьи для общинников. - ...Существующие типы демократии превозносятся пропагандой как вершина справедливости, но это, конечно, ложь. Все демократии обслуживают свой тип несправедливого общества, и народ, хотя и голосует, остается постоянно жертвой сговорившейся кучки. Его властью пользуются демагоги, преследующие свои цели. Люди обычно не задумываются над тем, что они не свободны прежде всего в выборе кандидатов... - Не совсем так, - перебила старая шведка. - Но, в сущности, именно так, - повторила Люся. - Я бывала в западных странах, жила в семьях и вела доверительные разговоры - такие, какие мы ведем сегодня. - В огороде бузина, - сказал кооператор из Одессы. - Думаю, наш очаровательный экскурсовод здорово-таки искажает сущность западной демократии, пусть неумышленно, но искажает, - добавил коротышка-американец. - Это бредни, будто какие-то империалистические силы тайно готовят политических лидеров и навязывают их народу. Все делается свободно, у нас существуют законы, которые запрещают махинации подобного рода. - Слушайте, господин Фишмэн, - вмешался, скривившись, как от зубной боли, другой американец, молчаливый, замкнутый человек, о котором говорили, что он бывший офицер-ракетчик. - Всегда вы суетесь со своим мнением, выдавая его за мнение американской или даже мировой общественности. Зачем дурачить честных людей? Да, у нас дирижируется все сверху донизу, и вы хорошо знаете об этом!.. Я совершенно согласен с леди: вся наша демократия, какими бы побрякушками ни обставлялась, на выходе имеет чуждую нам диктатуру! Люся попыталась унять вспыхнувшую размолвку: - Я вовсе не навязываю своего мнения, друзья. Я хотела всего лишь подчеркнуть мысль об относительности, исторической обусловленности каждой демократии... Кстати, я невысокого мнения и о той демократии, которой недавно пользовалась сама. Почему кандидат от одного коллектива имеет преимущество перед кандидатом от другого коллектива? Не конкурируют ли не столько кандидаты, сколько стоящие за ними силы?.. В общине все иначе, и это мне по душе. Мы, действительно, впервые управляем сами - власть непосредственно исходит от нас, общинников, она никому не передоверяется. У нас вообще нет устойчивой группы "властителей". Какими бы талантливыми ни оказывались те или иные люди, мы не позволяем им обрасти мохом зазнайства. Они не могут изменить принципов устройства нашей жизни. Эти принципы - достояние всех общин нашей страны... Группа общинных судей, а эти люди пользуются наивысшим доверием, постоянно следит за тем, на какой основе складываются противоположные мнения. Любой общинник в любое время вправе поднять любой вопрос перед общиной. Мы ведем тщательный учет всех предложений, всех инициатив, и это помогает избегать образования противостоящих групп. Каждый из нас бдителен: стремится не допустить положения, при котором один человек мог бы использовать во вред другому преимущества своего положения. Если, скажем, общинники по графику чистят свинарник, то своей очереди, какая бы обстановка ни складывалась, не избежит ни старший специалист, ни член "коллегии мудрецов". То обстоятельство, что никто из общинников не получает преимуществ в материальном и правовом положении, притормаживает эгоистические и эксплуататорские наклонности. Вот он - принцип равенства. Все нынешние общества страдают прежде всего от расслоения, от монополизации власти и информации, от насилия в отношениях между трудом и формой присвоения его результатов... После осмотра "форума" Люся провела гостей по залам общинной библиотеки. Это было что-то сказочное. Читательские кабинеты располагались по всей окружности здания, из каждого окна открывалась прекрасная панорама, стимулирующая напряженную умственную работу и компенсирующая нагрузки для зрения. Кабинеты были тоже именными - бумаги и книги лежали в них в том порядке, в котором их оставил хозяин: не дай бог спугнуть чужой замысел! В каждом кабинете стоял диван для отдыха. Тут же находился вывод от музыкального компьютера. Можно было послушать (надев наушники) любую музыку. Библиотека занимала верхние этажи "форума", в нижних размещались кружки по интересам, - десятки кружков. Самым примечательным было то, что в них стабильно и совершенно добровольно занимались люди. - Непобедимо общество, в котором не пропадают таланты, - заключил молодой ученый из Владивостока. - Оно возьмет любые вершины духа, организации и производства. Здесь - истинное богатство нации. Боже, как же мы этого не понимали? - Мы? - сощурилась Люся. - Мы понимали. Не понимали и не могли понять те, кому навязали ложь как правду, кто за десятилетия бесконтрольности привык к положению работодателя, усвоил его "философию", только в самой низкой, тюремной форме, когда не жаль ни единого человека, когда человек и не замечается, потому что не замечается и собственная личность, - ее нет, она функция старшего начальника - и в интеллектуальном, и в национальном измерении... - Лучше бы не приезжать мне сюда, - сказал ученый из Владивостока. - Только расстроился... Иосиф переживал тоже. Внезапно соединилось в нем все увиденное и услышанное. "Могут же, могут люди счастливо и радостно устроить жизнь! Кто же мешает, кто стоит на пути, кому поперек горла их добрые, сердечные отношения?.." И понимал: поперек горла те, кто ехал, едет и хочет всегда ехать на людской спине, кто оттого и сеет повсюду ложь и насилие, чтобы сохранить в незыблемости эксплуатацию. "Всесильные люди - бессильны, если разъединены неравенством, невежеством, голодом, страхом, бедностью, гибелью своих духовных очагов!.." - С чего вы начали? - Начинали не мы, - сказала Люся. - Инициаторы объединились в кооператив высшего, "цивилизованного", как говорил Ленин, типа. Их поддержало социалистическое государство, это его прямая обязанность. Нам дали кредиты, помогли создать инфраструктуру, наладить производство... Короче, организовать общину как обычное предприятие. Но впервые это было социальное предприятие. Социализм, таким образом, впервые начал выполнять свою прямую и главную задачу - он начал с предоставления благ больших, чем дает людям капитализм. Никто не стремился к поголовной "общинизации", всем было интересно, что даст опыт первой общины. И опыт оправдал себя. - Ваш социализм переживал кризис именно потому, что он не выполнял своей прямой задачи, - со вздохом заметил американец, бывший офицер-ракетчик. - Я давно догадывался о значении целей и стимулов. Застой в России был вызван прежде всего этим - утратой высоких целей и стимулов. И как задачи, и как повседневной практики. Ваши враги сумели добиться многого, не прибегая к атомным бомбам. Люся пожала плечами. - Теоретические споры - не моя сфера. - И все же, - сказал американец, - люди не хотят участвовать в созидании того, о чем имеют смутное представление. Вам запрещали даже фантазировать. - Я тоже не люблю пустых философствований, - вмешался коротышка-американец. - Если хотите знать мое мнение, я считаю, что, насаждая общины, ваше государство поступает несправедливо по отношению к другим гражданам. - А вот это антисоциалистическая пропаганда, - сказал бывший офицер-ракетчик. - Зачем же тогда социализм, если он не открывает людям путь к подлинной свободе и подлинному равноправию? Его главная функция - созидать клеточки нового общества. Слава богу, что народная власть, опомнившись, стала искать и нашла путь к стабилизации без насилий, без общей команды... Община - это, действительно, предприятие. Но, в отличие от грабительского, частного, оно приносит пользу всему обществу. Оно быстро самоокупается, оно рентабельно во всех смыслах, дает ту перспективу развития, которой не было раньше... Даже сложнейшие проблемы национального самосознания и национальной культуры приобретают в ее условиях совсем иное звучание. - Опять вы за теорию, - упрекнула Люся. - Смотрите больше на практику, именно она подтверждает или отрицает все теории. Общину никто не выдумывал, она явилась последовательным продолжением хозрасчета, самофинансирования и аренды... Кстати, мы уплачиваем равные со всеми другими предприятиями налоги, но уплачиваем стабильно, накапливая резервы значительно быстрее. Общинник пользуется месячным доходом примерно в 400 - 500 рублей, это гораздо меньше, чем срывает с общества спекулянт и частник, спрятавшийся за кооперативную вывеску. Но доходы спекулянта не создают никакого нового качества жизни. Мы же создаем новое, гораздо более высокое качество жизни, оттого нас поддерживают, - мы наглядно реализуем революционные обязательства перед народом нашей страны и всего мира. - Одно волнует меня более всего, - сказал молодой ученый из Владивостока, - то, что община поняла, наконец, роль и значение свободного творческого времени. Вот оборотная сторона человеческого совершенства... Именно здесь я понял: я живу слишком бездарно, сражаясь за каждую минуту творчества. Это беспомощная кустарщина. Общинник, в сравнении со мной, проживает в 5-6 раз более продолжительную жизнь, если жизнь измерять по возможностям творческой самореализации личности. - А ее только так и следует измерять, - сказала Люся. - Каждый из нас стремится к совершенному образу жизни, но это предполагает все больший резерв свободного времени. Чтобы получить его, мы поневоле рационализируем производство и ищем самую результативную технологию. Мы кровно заинтересованы в постоянном обновлении, поскольку заинтересованы в более совершенной жизни своего духа... - Ах, не преувеличивайте, - воскликнул кооператор из Одессы, с явным раздражением принимавший многие разъяснения Люси. - Пройдет какое-то время, и мы явимся свидетелями нового загнивания. Общины такого типа уже были. В СССР и Китае их называли коммунами. - Заблуждаетесь, - сказала Люся. - Или заблуждаете, что гораздо хуже... Никогда прежде не предпринималось серьезных попыток создания общин нашего типа, а то, что делалось, - было либо издевательством над идеей, компрометацией ее, либо полным невежеством. Для того чтобы заработал механизм, нужны строго определенные условия. Оборвите в моторе только один проводок, и мотор заглохнет. Не дайте критическую массу, и реакция ядерного деления не пойдет. Те же принципиальные условия требуются и в случае социального механизма. Община на нищете и принудиловке жить не может. Ее "критическая масса" - раскрепощающий материальный достаток, появление людей, стремящихся к постоянному повышению качества своей личности, испытывающих потребность во все более полном постижении сущности вещей и все более полном единении с природой... Осматривали общинный товарный центр. Утомленный своими переживаниями, Иосиф хотел поскорее возвратиться в свою комнату, лечь на спину, закрыть глаза и передумать все с самого начала, потому что хаос и сумбур поднялись в душе, - будто взболтнули сосуд с осадком и вся прозрачная жидкость замутилась хлопьями медленно оседающих частиц. Он понимал, что нужно взять себя в руки, вникнуть в разговор, потому что товарный центр был одним из главных учреждений общины... Денежного обращения в общине не было, деньги сохранялись лишь для учета и расчетов с внешним миром. Каждый общинник заявлял о своих материальных нуждах, выбирая необходимые ему вещи по образцам или товарным каталогам, которые постоянно обновлялись. Заказы в пределах личного лимита потребления удовлетворялись, как правило, очень быстро: в центре работали асы, широко использовавшие компьютеры для обработки запросов и связей с поставщиками. Товарный центр занимался как реализацией товаров, произведенных общиной, так и приобретением необходимого сырья, оборудования, строительных материалов, продовольствия, предметов бытового назначения. Тут производился учет всех материальных поступлений и всех расходов. Гостей ознакомили с основными цифрами. Финансовые обязательства перед общиной намного превышали ее задолженность по платежам. - За счет чего такая высокая рентабельность? Как удается работать в ритме, исключающем авралы, спешку, гонку, взаимные упреки? Главный специалист товарного центра покосился на часы. - Мы дисциплинировали всех, с кем имеем дело. Но прежде того дисциплинировались сами. Нашим контрагентам известны не только наши имена и телефоны, но и время обеда или вечернего чая - до минуты. Многие предпочитают иметь дело с нами. Повсюду все более ценится выигрыш во времени. - И все-таки - как удается обеспечить такой высокий уровень накоплений? Передовая технология, высокая профессионализация, практическое отсутствие брака и простоев - это понятно. Но это не все. - Слагаемых много, - кивнул главный специалист. - У нас нет посредников и прихлебателей. Исключено головотяпство. Трассы мы копаем один раз, дороги и здания строим так, что не требуется постоянного ремонта. Нерадивый переделывает работу трижды - это аксиома. И потом - забота всех о сохранности общинного имущества, высочайший уровень утилизации отходов. Вам, конечно, уже сказали, что в общине не выбрасывается в мусорный ящик ни единое бритвенное лезвие, ни единая разбитая стеклянная банка - все накапливается и идет в дело... Но главное - мы устранили причины, по которым социализм хромал на обе ноги... Мучила бессонница. Хотелось спать и было невозможно заснуть. Мерещилось, будто кто-то открывает ключом дверь, кто-то уже проник в квартиру и ждет момента, чтобы наброситься со страшным оружием, похожим на заостренный стальной крюк... Пассивно ожидать Иосиф не хотел и не мог. Да и сознавал силу правды: разве он желал или желает чьей-либо несвободы? Разве не всеобщее благоденствие - его цель? И разве это только одного его желание - освободить людей от кровопийц и обманщиков, дать им возможность свободно и радостно творить, постигая сущность земной доли?.. Поразила такая мысль: "Если сатанинское существо явилось из того мира, стало быть, рассчитывает на прибыль себе и в новом мире. Стало быть, если не довести до конца схватку, что-то непременно изменится повсюду..." Иосиф более не колебался. Оделся, запер своим ключом дверь, спустился вниз и вышел на улицу. Моросил дождь, едва слышно крапал по подоконникам. Было около двенадцати, но во всем доме не светилось ни единого окна: свободные от ночных дежурств общинники ложились спать рано. Иосиф подошел к дороге, ведущей к школе и столовой: поблескивали мокрые бетонные плиты. Фонари горели скупым ночным светом, но все же позволили разглядеть вдали людей. Не желая объясняться, отчего бродит по территории общины, Иосиф затаился за дорожным щитом. Приближались двое. Облик одного из них был знаком - двойник, "князь тьмы", как назвал его однажды доктор Шубов. Второго человека Иосиф видел впервые - толстый, массивный, в дождевике с капюшоном. Шаги были хорошо слышны, но разговор можно было разобрать только вблизи. - Я живу в этом корпусе, - сказал двойник, останавливаясь у развилки дороги, ведущей к жилому дому. - Ступай и хорошенько выспись: завтра расплатишься. Завтра, как договорились. В обед, когда он придет. - Не знаю, - дребезжащим от страха голосом ответил мужчина в дождевике с капюшоном. - Я дал слово, но не знаю, сумею ли сдержать его. - Зато я знаю, - повысил голос двойник. - Мало того, что ты будешь изобличен перед всеми в преступлениях, я погублю твоего ребенка и лишу рассудка твою жену! - Хорошо, хорошо, - чуть не плача, сказал мужчина и зашагал по мокрым плитам. "Князь тьмы" поглядел ему вслед, произнес какие-то слова на незнакомом языке, но едва мужчина скрылся за поворотом, побежал к рыбхозу. Иосиф тотчас последовал за ним, держась обочины, далеко обходя фонари. Несколько раз попадал в глубокие лужи, в одном месте растянулся на глине, вымазал одежду и руки, но - ни на секунду не упускал из виду коварного негодяя. Вскоре двойник вышел на дамбу возле рыбопитомника, там остановился и согнулся, как будто завязывал шнурки на ботинках. Иосиф расслышал звук упавшей железной крышки. После этого двойник вернулся к дороге, походил взад-вперед, словно убеждаясь в безопасности, заторопился к жилому дому и вошел в тот же подъезд, где поселился Иосиф. Это была задача! В растерянности Иосиф отправился к дамбе. Как, вероятно, и двойник, он исходил из того, что община охраняется только с внешних сторон, но в отличие от двойника очень хотел, чтобы его заметил сторож. Но сторожа не было. Возбужденный до предела, Иосиф обшаривал места, где ходил двойник, с такой тщательностью, словно хотел найти потерянное кольцо. Фонарик, которым он пользовался, был слаб - батарейка в нем села, и лампочка горела все хуже. Но труд был все же вознагражден: у механизма, регулирующего слив, Иосиф обнаружил железный люк, с трудом поднял крышку и посветил внутрь. То, что он разглядел, едва не заставило в ужасе отшатнуться: в люке, который вел к механизмам и предназначался для ремонтников, на веревочных петлях, как муха в паутине, висел связанный по рукам и ногам человек. Светилось его лицо, изо рта торчал кляп. При виде Иосифа человек открыл глаза и слегка пошевелился - закачался над водою, рискуя вывалиться из петель и тотчас же утонуть. "Вот кто поможет разгадать замыслы негодяя!.." Иосиф забрался в люк и вытащил изо рта несчастного кляп. - Умираю, - простонал человек, - умираю от холода и жажды! - Теперь уже близка свобода, - сказал Иосиф и ножом, который носил с собою, срезал веревки, стягивавшие руки и ноги человека. - Выбирайтесь отсюда, а я подстрахую снизу. - Нет-нет, у меня не хватит сил, все затекло, мышцы одеревенели. Иосиф снизу подсоблял человеку, и тот со стонами начал потихоньку высвобождаться из тенет, хватаясь руками за перильца железной лестницы. - Кто вы? - спросил Иосиф, закрыв люк и выключив фонарь. - Говорите быстро, ваш истязатель недалеко. - Страшный тип! Скорее отсюда... Через минуту Иосиф узнал, что человек - тот самый врач, которого облздравотдел послал в общину, чтобы заменить на время скончавшегося терапевта. Врач ехал на своей машине. В нескольких километрах от общины "проголосовал" какой-то тип. Не остановиться было нельзя, потому что он выскочил на самую середину дороги. Сев в машину, незнакомец оглушил врача выстрелом из газового пистолета, завладел его документами, связал, затолкал в багажник и так въехал на территорию общины. Машину поставил на специальной стоянке, а вечером перевез связанного к дамбе и спрятал в люк. - Это опасный преступник, и затеял он, конечно, какое-то непростое дело... Боже, как я рад, что снова стою на земле! - Вырваться из когтей стервятника - еще не все, - сказал Иосиф, обеспокоенный заговором против ничего не подозревающих мирных людей. - Мы должны изобличить негодяя. Сейчас пройдем к птицеферме. Там нет сторожа, но есть внутренний телефон... "Неужели и общину погубит ротозейство? - думал Иосиф, отворив двери фермы. - Неужели общинники убеждены, что все люди хотят им добра?.." Иосиф ошибался. У людей, которым хватило мужества и мудрости отстаивать совершенство посреди несовершенного мира, хватало и осторожности: они-то уж наверняка знали, кто не заинтересован в успехе их предприятия. Иосиф отыскал телефон, но едва стал набирать номер дежурного, помеченный на специальной табличке, появился сторож. На груди у него висел миниатюрный радиотелефон. Все, что он говорил и что говорили ему, по всей видимости, могли слушать и другие люди, охранявшие покой общины. - Кто здесь? - сторож ослепил Иосифа и его спутника мощным фонарем. - Я прибыл с группой туристов, - сказал Иосиф. - Это врач, посланный облздравотделом, его функции в настоящее время исполняет самозванец. Совершено преступление, требующее срочного разбирательства. - Человек, которого вы назвали врачом, очень слаб. Следует вызвать машину? - Не знаю. Боюсь, как бы мы не вспугнули преступника... Через пять минут подошел электромобиль. Еще через пять минут Иосиф оказался в диспетчерском пункте. - Вот человек, которому вы можете доверить все без утайки, - сторож указал на спортивного вида мужчину, сидевшего за пультом. Диспетчер дружески кивнул Иосифу и сказал сторожу: - Проверь исправность систем в овощехранилище. Отчего-то на градус повысилась температура. - И когда сторож вышел, пригласил: - Садитесь, пожалуйста. - Видите ли, - сказал Иосиф, - то, что я хочу сообщить, может быть, преждевременно слышать моему спутнику. Разрешите ему обождать в коридоре. - Это, пожалуй, правильно, - согласился врач. - Тем временем я постараюсь хоть немного прийти в себя. Я голоден, не найдется ли у вас стакана молока? - Молока нет, а вот кефиром угощу, - диспетчер вышел в коридор, сопровождая врача. Через минуту вернулся. Иосиф начал рассказывать с жаром, упомянув про доктора Шубова, и хотя его слушали внимательно, он чувствовал, что ему не верят, принимая рассказ за маниакальное самовнушение. - Быть может, в природе и существуют двойники, "съемные личины" и все подобное, - наконец мягко сказал диспетчер. - Но мне об этом неизвестно. Путешествия по эпохам - не слыхал... И потом, я хорошо помню врача, присланного облздравотделом. Это именно тот человек, которого вы привели сюда. Да, он почти в невменяемом состоянии, хотя утром я видел его вполне здоровым, но я объясняю это исключительно воздействием вашего психического поля... Иосиф разинул рот: как? как это может быть, чтобы преступник и жертва, двойник и несчастный соединялись в одной внешности? - Учитывая поздний час, - продолжал диспетчер, - я советую вам вернуться в свой корпус и постараться хорошенько уснуть, дать отдых нервной системе... По вашим словам, что-то замышляется против вас или кого-либо другого только в полдень. До полудня я проверю все версии, и мы найдем способ нейтрализовать злоумышленника. Это я обещаю твердо и готов поручиться. - И все же, - сказал Иосиф. - Вы принимаете меня за идиота. Пусть так. Но постарайтесь утром найти присланного врача и сравните его с тем человеком, которого я привел. "Детский лепет, - подумал о своих словах Иосиф. - Как трудно растолковать истину тем, кто слышит о ней впервые! Ум смущает всякая неожиданность!.." - Да, да, конечно, я обещаю, - диспетчер вышел в коридор вслед за Иосифом. - И наш уважаемый врач... Он не договорил: в коридоре врача не было. На подоконнике стояла бутылка кефира, окно было отворено, на полу перед окном, размазанная, остывала лужа свежей крови. Капли крови были и на подоконнике. Диспетчер бросился к окну, закричал в темноту: - Доктор, доктор?.. Когда он повернулся, Иосиф увидел на его лице изумление и тревогу. Диспетчер тотчас сверился с какой-то таблицей, нажал какие-то кнопки. - Телефон врача не отвечает. И это доказывает... - Ничего не доказывает, - перебил Иосиф. - Но это уже целиком ваше дело. Он вышел на улицу. Дождь почти прекратился. Но ветер, кажется, усилился. - Найдете дорогу? - выглянул из дверей диспетчер. - Вот эта бетонка приведет вас сначала к стадиону, а затем к жилому корпусу, где вы остановились. Пожалуйста, никого больше не вовлекайте в это дело!.. Потрясенный, Иосиф поплелся к дому. События ночи исчерпали его силы. "Вот сейчас, пожалуй, сойдись я на узкой тропке с "князем тьмы", я бы уступил, - дух мой ослаблен. Дух ослаблен всегда, когда человек не видит перспек