-- Не обижайся -- нет, не будет. Я занята важным делом. -- Я имею в виду того, наверху. -- Да нет, ерунда. -- А вдруг он просил кого-нибудь подстраховать себя? -- Нет! Сказать, что визит сюда, -- опасно. Нет-нет. -- Если я вернусь через час -- не поздно? -- В самый раз. -- И дай мне номер а,Тула. Это же необходимо! Она назвала мне его; с какой-то жалостью, вдруг охватившей меня, я погладил ее по голове и быстро умчался на лифте. Я вскочил в машину, взлетел и быстро погнал ее как можно круче вверх, потом лег на нормальный курс и летел уже медленно и долго, размышляя. Я подумал, может, не стоит говорить с а,Тулом, но правильный текст сам вдруг пришел в голову, я соединил на груди рядом коммуникатор и "плеер" и набрал номер а,Тула. -- Вас слушают, -- сказал голос. Чей-то. -- Говорит мальчик, который купался с девочкой в море. -- И у этого мальчика есть хороший охотничий нож? -- Есть. Он нашел его в скалах. А с кем говорю я? -- С помощником безродного, но старшего. -- Рядом никого нет? -- Нет. -- Пусть так же будет, когда подойдет старший. После паузы я услышал наконец: -- Старший. -- Безродный? -- Еще какой! -- И смех. Конечно, это был а,Тул. -- Был ли один, немного узкоглазый, направлен в город? -- Да, точно. -- Он один из трех. Он улетел в другой мир. Навсегда. -- Вот это да! -- Важный вопрос! Мой голос слышен хорошо?! -- Достаточно хорошо. -- А рядом с ним не слышен другой, такое легкое пение, таинственные звуки? -- Я намекал на мою человеческую речь. -- Да. (Я напрягся.) Но очень слабо, едва уловимый фон. -- Это при определенных атмосферных условиях? -- Нет, всегда. Разница частот. -- Осталось двое. Быстрее обнаружить. -- Ясно. -- А ушедший -- ну, ушел по новой вашей просьбе в далекий город надолго. Послали его вы лично. -- Ясно. -- Есть кто-то в городе, кто очень расстроится, если узнает, что он исчез. Это не факт. Предположение. -- Ясно. И тогда? -- Он пойдет к высокородному и расскажет об исчезновении, не более. -- Ясно. Насколько это возможно? -- Не знаю. Может быть, ваши двое его знают. -- Ясно. -- Долгой жизни почти всем, -- сказал я. Мы разъединились. Я развернулся и "поплыл" обратно. На душе у меня было неспокойно очень. Вопреки логике. -- Ты где? -- вдруг спросил Орик по коммуникатору. -- Лечу. Летаю, -- сказал я. -- А вы с папой? -- Тихо летим к дому, обедать. Мы звонили Пилли. -- А вы где именно? -- Уже виден дом вдалеке. -- Проскочите его прямо на юг и идите на максимальной скорости, встретимся. Я включу прожектор. Мы встретились очень быстро, пошли близко друг к другу и, пока, уже медленно, скользили к дому, я все рассказал папе и Орику. Орик позвонил нам домой и сказал Пилли, что мы очень извиняемся, но еще минуток пятнадцать полетаем, отдохнем от встречи с учеными. А Митя с нами. -- Ну, летайте, ничего страшного. -- Удивительная женщина, -- тихо и в сторону сказал Орик. Он был прав: она сразу поняла, что я им все рассказал, и следовало нам немного "простыть", прежде чем сесть за стол в доме, где лежит убитый предатель. Я пересказал Орику слово в слово только что бывший разговор с а,Тулом и извинился за свою вольность. Собственно, если с помощью великого Сириуса (папа и Орик нахохотались всласть) опасный тип был изолирован навсегда, все было не так уж и плохо. Даже отлично (страшно было представить, если бы он, оставив записку, улизнул). Но обострялась проблема двух других гадов в отряде а,Тула и неясная проблема "кое-кого", который бы донес квистору, что узкоглазый исчез. -- Жаль, -- сказал Орик. -- Похоже, это моя вина. О людях Горгонерра в отряде я узнал вчера поздно вечером и тут же сообщил а,Тулу. Когда мы ранее встретились с а,Тулом, я ничего не знал, -- но мог же допустить, а? Уже дома, легко обняв Пилли, Орик попросил обедать без него. Все отказались. -- Без меня временно. -- То есть? -- спросила Пилли. -- Скоро поймете, -- сказал Орик, укатывая на лифте. Действительно, через пять минут он вернулся с какой-то огромной тряпкой, велел нам выйти в кухню и запереть за собой дверь. Через минуту он прошел мимо кухни, тяжело шагая. Вскоре из открытого окна кухни мы увидели его летящим на своей машине. Пилли начала накрывать на стол. Она делала все обстоятельно и медленно, явно желая дождаться Орика. -- Ну как? -- спросила она, когда он вернулся. -- Есть там, не поймешь где, старая, разрушенная, очень глубокая шахта. Никто туда не сунется. Да, Митя, меня вызвонил а,Тул. Когда вы говорили, оба настолько увлеклись, что ты забыл кое-что спросить у него. Он уверен, что ты расшифруешь его код. Код колоссальный. Я не расшифровал. Он сказал: "Пусть отважный пловец обратится к одному богатому политору огромного роста, такого огромного, что он головой достает до звезд. Я с ним договорился". -- Это Ир-фа! -- Я рассмеялся. -- Смешно, верно? Он сказал, не достанешь топлива, я помогу. Пап, ты понял, о чем речь? -- Вроде нет, -- сказал папа как-то хмуро. Мы уже ели, когда Пилли спросила у меня: -- Какие у тебя планы после обеда? -- "Планирование", -- сказал я. -- О! Это мы сделаем. А папа и Орик пусть потом обдумают ситуацию. -- Пилли, дорогая, -- сказал Орик. -- Уместно ли во время обеда порассуждать о делах? -- Конечно, Орик. Тем более есть же какая-то тревога. -- Итак, есть некто в городе. Если он существует, он может узнать лишь о переводе его дружка в другую группу. Это когда еще он узнает. Но главное, как это узкоглазый мог рассказать что-то в городе, здесь тоже зверье, они могли бы пойти к квистору, не дожидаясь его смерти. Или этого "некто" просто нет, вымысел, способ запугивания меня. И все же -- а вдруг он есть? Может, надо исходить из того, что он есть, но осведомлен узкоглазым о визите ко мне, а не о цели визита? -- Убедительно, -- сказала Пилли. -- Сириус действовал эффективнее. Все засмеялись, а Орик сказал, что тема закрыта. Папа сказал: -- Ну-с, уль Митя, о чем ты думал, что решил? Не убавилось ли сомнений и боязни сглазить? -- Боязнь частично осталась, сомнений меньше... -- И тебя подмывает нам все открыть, да? -- сказал папа. -- Я коротко, -- сказал я. И все рассказал про Ир-фа и Латора. -- Нам с тобой, папа, предстоит составить точную записку Славину. Модель может подавать сигналы о приближении к Земле, ее перехватят, или она сядет в какой-то точке и продолжит подавать сигналы, на ее боку я напишу краской (Ир-фа скажет, какая выдержит перелет) точный адрес. Все. -- Про краску, может быть, я тебе подскажу, узнаю, -- сказала Пилли. -- Видишь, Орик, какая система разработана, чтобы их мама не волновалась? -- Хотя, -- папа был в восторге, -- на случай задержки придется кое-что для мамы приврать! Впрочем, я не очень-то представляю себе, что иметь в виду под словом "задержка". Орик сказал, смеясь: -- Я слышал, Митя, что ты резко против того, чтобы тебе поставили памятник: землянину Мите от благодарных политоров. -- Не резко, а просто против, -- сказал я. -- А если сделать не тебя, а криспу, рассеченную пополам, ну, и конечно, в скульптуре сместить эти части. Красиво? -- Если серьезно, -- сказала Пилли, -- то, что ты продумал с моделью так быстро, разумно и в ситуации некоторого обалдения, -- все это вызывает мое восхищение. -- Пилли, когда меня хвалят, я немножечко... перекашиваюсь... -- Все скоро сбалансируется, стоит тебе нацепить крылья для "планирования". Летим! -- А что встреча с учеными, а, пап? -- спросил я. -- Пришлось исходить из формулы Пилли: квистор хочет знать все о Земле, ничего не сообщая о Политории. -- Так что, ты врал, что ли? -- Да нет. Но я действительно мало знаю о ресурсах. Кстати, есть у вас на Политории детектор лжи? -- А это что за зверь? -- спросила Пилли. -- Машина, определяющая, правду ли ты говоришь. -- Потрясающе. Нет, у нас почему-то нет. А на Земле? -- Да, водится, -- сказал папа. -- Квистор захочет -- будут и у нас, -- сказал Орик. -- Наверное, карманные, для пользования в среде элиты, -- сказал я. -- Для интриг. -- Не такая уж это шутливая мысль, -- горько как-то сказал Орик. -- Ты прав. К сожалению, можешь оказаться правым. -- Смываем слезы, -- сказала Пилли. -- Чаю -- и летим! 8 -- Пилли, мой секретарь сообщил, что билеты в театр будут. -- О! Чудесно. Орик и уль Владимир гуляют, я им передам. -- А вы, уль Митя, пойдете? -- В театр я обязательно схожу. Но ведь у вас есть и детский? -- Конечно. Как вам у нас, весело? -- Очень, уль квистор, -- сказал я. -- Мне все очень нравится. А еще я хочу попробовать "попланировать". -- О! -- сказал он. -- Детям так понравилась встреча с вами! Может, вы выступите в каком-нибудь технициуме? -- Конечно, -- сказал я. -- Скоро будет решен вопрос о скульптуре в вашу честь. -- Уль квистор, прошу вас -- не надо! -- Ценю вашу скромность, но это вопрос чести планеты. -- Благодарю вас, уль квистор, -- сказал я, опустив, как девочка, глаза долу. Эх, ресницы бы подлиннее! -- Долгой жизни, -- сказал он, отключаясь. Пилли тоже отключилась и набрала чей-то номер. Я увидел бледное лицо Оли. -- Оли, как дела? -- спросила Пилли. -- Занимаюсь потихоньку. Привет, уль Митя. -- Здравствуйте, дама, -- сказал я. -- Надеюсь, вы здоровы? -- Не хуже вашего, -- сказала Оли с улыбкой. -- Вы куда-то пропали. -- Это вы пропали, не звоните. Неохота набиваться. -- А теперь звоним, -- сказала Пилли. -- Как насчет "попланировать"? -- Отлично, -- сказала Оли. -- Жду. -- Они разъединились. -- Пилли, я сегодня перешел с вами на "ты" -- это вам как? -- Нормально, -- сказала она. -- Можно? -- спросил я. Она кивнула. -- Как ты думаешь, если человека зовут а, Рук, может он иметь телефон? -- А кто он такой, этот а, Рук? -- Официант у Карпия. -- Тогда да. Капитан корабля должен иметь возможность позвонить любому члену экипажа в любой момент. Найти номер? -- Долгой жизни, -- сказал я чуть позже. -- Простите, с кем я говорю? Я мальчик Митя с планеты Земля. -- О! Очень-очень приятно, а я жена а, Рука. -- Простите, вы-то мне и нужны! -- Мне очень приятно. Чем могу быть полезна? -- Вы тренер по "планированию". А могу я... попробовать... -- О, конечно! Конечно! Через час вас устроит? -- Вполне. А где это? Да, я с Пилли... -- Привет ей. Она знает, где. Я жду вас, уль Митя. -- А вы, как вас зовут? -- Финия, -- сказала она. -- Проблем масса, но меня интересует машина против геллов, -- сказал я Пилли за чаем. -- В каком смысле? -- спросила она. -- В смысле ее уничтожения! -- Даже как-то агрессивно сказал я. -- Уж если мой мирный кот убивает врага-политора... -- Кстати, может, твой мирный кот этим и займется. -- У тебя на все есть ответ, Пилли, -- сказал я. -- Вовсе нет. Спроси у меня, что мне больше нравится -- соус, который я сама приготовила, или формула, которую я вывела, -- я не знаю ответа. Я женщина, глупая и запутанная. -- И хитрая, -- сказал я. -- И хитрая, -- сказала она. -- Порассуждай, пожалуйста, об этой дьявольской машине. -- А почему не ты сам? -- Но ты хоть скажи, как она, по-твоему, большая? -- Думаю, маленькая, -- сказала Пилли. -- Почти все при усовершенствовании уменьшается в объеме. Не корабли, конечно. -- Города есть с любой стороны вашего политорского шара? -- Да, конечно. Городки, скорее. -- И в каждом есть геллы? -- Да, и помногу. -- Ты не допускаешь, что машина есть в каждом городе? -- Наверняка нет. Дорогое удовольствие. Очень. -- И все же вдали от Тарнфила влияние поля не ослабевает? -- Нет. Постоянно. Стабильно. -- Значит -- простые передатчики энергии от точки к точке, и в каждой точке энергия принимается и несложным путем усиливается. -- У меня, гений, такие же соображения. -- Если ты будешь меня подсаживать, Пилли, -- сказал я, -- я сам себе сделаю крылья, склею их, улечу к солнцу, солнце растопит склейку, я рухну вниз и погибну -- как Икар! -- Как кто?! -- Мне показалось, она не просто встала, она вскочила. -- Ну, есть у нас на Земле такой миф, сказка... -- Но и у нас же есть! Будто был в древности политор, который захотел соперничать с геллами. И так же погиб. Я не знаю, кто из нас был поражен больше. -- Слушай, -- сказал я. -- Это странное совпадение. Это у разных народов Земли могут быть сходные мифы, но чтобы... -- А вдруг мы когда-то жили на Земле? Была цивилизация, потом начались катаклизмы... -- Скажем, ледниковый период, да? -- Допустим. Мы улетели сюда, земляне погибли. А когда ушел лед на Земле, началась новая жизнь, новая цивилизация, но вы все забыли о прошлом, точнее -- не знали. -- А вы не забыли, в легендах, в книгах, вы же были разумны, если долетели сюда! -- Или мы прилетели сюда, а потом и здесь ледниковый период, а при возобновлении жизни сработали общие гены... -- Которые жили в ледниках, да? -- Зачем? В космосе. Схожесть генов родила схожие мифы. -- Мы так с тобой с ума сойдем, -- сказал я. -- Полетели-ка! -- Да-а. Две схожих сказки, а между нами -- пропасть. -- Пропасть? Просто схожесть психики. Убить собрата по крови за деньги -- эта схожесть тебя не смущает? А миф смутил. -- А миф смутил. -- Да, а кино вы снимаете? -- Хронику. А если не хронику, то без политоров. Политоры -- это для театра, этого достаточно. -- Какое же тогда кино? -- Цветные пятна, полосы, объемы, все плывет... -- Абстракция? -- спросил я. -- Да, конечно. Ну, полетели. Через пять минут Оли впрыгнула к нам в машину. -- Привет, -- сказала она мне, плюхаясь рядом. И тут же поцеловала меня в щеку. -- А то не дождешься! Но ты не забывай! Захочешь -- скажи. До клуба "Голубые крылья" я летел красный. Возле двухэтажного домика клуба стояла на краю горы вышка, вроде как для прыжков в воду, многоэтажная, но наклоненная вперед: если ты падал вниз, то нижний "этаж" ты гарантийно не задевал, и, как объяснила Пилли, падать было не страшно, площадь крыльев была велика и падение было не быстрым. Падение было безбольным, после -- соскальзывание вниз, а обратно -- бесступенчатые эскалаторы. -- А как его искать? Поток воздуха, -- спросил я. -- Щекой, крыльями, всем телом, -- сказала Пилли. -- А если вдруг поток резкий и лобовой? -- спросил я. -- Привет, Финия! -- О! Пилли! Здравствуйте, уль Митя и Оли. -- Финия, для нас троих будут крылышки? -- Конечно, Пилли, дорогая, -- сказала Финия. На руках у нее был маленький политорчик, но уже с горбинкой на носу. -- Сын? -- спросил я Финию. -- А, Рук говорил мне. -- Да, -- сказала она гордо. -- Еще маленький, не "планирует" Я -- вся к вашим услугам! Мы вошли в клуб и разделились: Пилли с Оли пошли в свою раздевалку, я и Финия -- в другую. Народу никакого не было. -- Уль Митя, -- сказала Финия. -- Я выйду, а вы наденьте вот эти брюки и захватите с собой эту вот трубу. -- А зачем брюки, Финия? -- На трубке посередине вы видите шарик, он с легким сжатым газом. Когда вы нажимаете на трубке левую, белую, кнопку, раскрываются крылья, выбрасываются в стороны телескопические хлысты и одновременно баллончик наполняет нужным количеством газа обе брючины, чтобы в полете ноги не висели вниз, а были во взвешенном состоянии, только тогда вы, вращая вот это колесико на лямке, крепящей трубу, можете регулировать количество воздуха в брюках, то есть положение тела и угол атаки крыльев. Все очень просто, да? -- Да уж просто! -- засмеялся я. -- Я-то, конечно, брякнусь. -- Мне кажется, у вас получится, -- мягко сказала Финия, выходя. Я надел брюки, взял с собой трубу и вышел. Финия помогла мне надеть трубу на лямках, с трубы свисала очень тонкая желтая беспорядочная ткань, Финия собрала ее в комок, перевязала тонкой ниткой почти у конца хвоста ткани, сам хвост строго по середине кончался замковым устройством, и Финия, велев мне надеть и затянуть пояс, присоединила щелчком этот "замок" сзади к поясу. После соединила гибкими трубочками баллон-шарик с брюками и с колесиком на левой лямке. -- Теоретически это так: вы прыгаете с вышки вперед с одновременным нажатием белой кнопки слева -- крылья раскрываются, наполняются воздухом брюки, и вы начинаете полет, сразу же регулируя колесиком количество воздуха в брюках и меняя, как надо, угол атаки. Если вы, спланировав или упав, оказываетесь на земле, нажмите правую, красную, кнопку: труба-телескоп сложится, и ничто не будет вам мешать подняться к вышке, -- сказала Финия. -- Как все просто, да? -- сказал я. -- А мне страшно. -- Это до первого прыжка. -- И плюс талант, -- сказал я. -- Ведь нужен же талант! -- О да, талант точных ощущений в полете. Финия была тоже красивой женщиной, но иной красоты, чем Пилли. Она привела меня к вышке, на лифте мы поднялись на самый верх (своего политорчика она так и держала на руках), Пилли и Оли уже ждали нас. -- Свой полет, если я не брякнусь, конечно, -- сказала Пилли, -- я посвящаю хладнокровному охотнику на крисп. -- Тут же она прыгнула с огромной высоты резко вперед, и, обалдевший, я увидел, как выстрелила в обе стороны труба Пилли, и из него возникли длинные узкие крылья. Одновременно Пилли "лежа" в воздухе как бы параллельно земле опустила левое крыло чуть вниз, правое -- вверх и, набирая высоту, постепенно мягко и быстро ушла высоко в небо. Я еще не опомнился, а Оли уже тоже уплывала в небо вслед за Пилли. -- Нет, я так не смогу, я помру со страху, -- сказал я. -- Поехали вниз, -- сказала Финия. -- Не забывайте, что, если сразу ничего не выйдет, вы упадете мягко -- крылья вам помогут. Когда мы спускались вниз, я подумал, что не в кнопках или в колесике дело, а в том, что я, мое тело совершенно не знают, что ему делать в воздухе. -- С какой высоты вы прыгнете? -- спросила Финия. -- С... ну, с серединки... можно? -- робко промямлил я. -- Нормально, -- сказала она. -- Там еще легко ловится поток. Я думаю, вы отлично плаваете под водой, если сумели убить криспу, а это одно и то же. Я отошел поглубже назад, положил руку на белую кнопку, разогнался и, удержавшись от лихого крика, прыгнул вперед, одновременно нажав кнопку. Тут же я почувствовал плечами резкие и одновременные выбросы "моих" крыльев, а ноги мои чуть "всплыли" вверх, и я ощутил, как "опираюсь" на воздух и будто вишу в небе. -- Отлично! -- крикнула Финия. И тут же я почувствовал легкое соскальзывание вниз, правда, подо мной была уже порядочная высота. Подкрутив колесико, я немного "опустил" ноги, руки с крыльями сами нащупали поток, даже точнее -- крылья, и, слегка наклоняясь вбок, я по широкой кривой стал уходить в небо. Честно говоря, я не понял, сколько я летал. Я подымался вверх и опускался вниз, делая плавные при этом повороты, и, когда пообвыкся чуть-чуть, заметил наконец в воздухе Пилли и Оли, почти рядом; я "направился" к ним, они ко мне, и, когда мы, "повстречавшись", снова разошлись в небе, Пилли успела показать мне кулачок с оттопыренным большим пальцем вверх, мол, отлично (что такое? Абсолютно земной жест!), а Оли, разумеется, -- язык. Хорошая девочка, ничего не скажешь. Я стал кружить под ними, глядя, что они вытворяют в воздухе, и, хотя мой полный восторг не проходил, я понял, что мне само собой еще ого как далеко до них, особенно до Пилли. Они постепенно снижались к обширной ровной площадке вокруг клуба, и я догадался, что они "пошли на посадку", и дунул ближе к ним, чтобы все увидеть и попробовать это же сделать самому. Одновременно девушки сделали вот как: снизились до земли, сбросив скорость, нажали кнопку, сбрасывая давление газа в брюках, и, как бы продолжая движение, пробежали несколько шагов по земле. И все. Очень просто, да? Я осторожно покрутил колесико, то чуть задирая, то чуть опуская ноги в воздухе, ощутил, сколько оборотов надо, чтобы воздух из брюк вышел весь и ноги перед "посадкой" смогли первыми коснуться земли. Это я и исполнил. Крылья резко "спрятались", воздух из брюк ушел, но я немного не справился со скоростью и расстоянием до земли, поэтому слегка поджал ноги, выпрямился на них и вынужденно быстро побежал вперед и упал, сделав, чтобы не покурочиться, мягкий кувырок через голову. Пилли, Финия и Оли окружили меня, тиская, целуя и говоря, что это просто гениально, и вовсе не для первого раза, а вообще, и в пятидесятку Политории я мог бы войти уже. И это без подготовки-то! После мы трое отнесли в клуб аппараты, вышли, и тут же, обомлев, я увидел, как ушла в воздух Финия, причем со своим сыном-политорчиком на руках. -- Финия -- прелесть, -- сказала Пилли. -- В душе она еще девчонка и каждый раз хочет напомнить мне, чего она стоит. Мы же с ней основные соперницы в первенстве Политории. -- И кто из вас выше? -- спросил я. -- Она, -- просто ответила Пилли и улыбнулась. Да-а, если верить романам, которые мне удалось прочесть, и если бы, скажем, мне было лет шестнадцать, я влюбился бы в Пилли по уши, как щенок, забыв обо всем на свете, о папе-маме, науке, "планировании"... даже -- что же делать? -- о Натке... Вернулась Финия. На лице ее сына-политорчика я не заметил ничего, что бы обозначало, что он проделывал акробатические трюки в небе. Этот всем даст звону. Летать будет как господь бог! Может быть, со своей девушкой. Может, даже захватив провизию и чай. Может быть, там под вечер он ей и предложит руку, а также -- сердце. И она согласится, и они поцелуются, задевая крыльями политорские звезды. И вдруг я вспомнил: что такое, что за состояние? Я напрочь забыл, что сегодня днем при мне был убит политор. Дрянь, но убит недавно, я (могло и так получиться) мог и сам его прикончить... Я видел его предсмертные судороги и так легко, хоть и ненадолго, забыл; забыть следовало, но почему так быстро, что за смена состояний на этой планете, что за волны проходят через меня, что за темпы событий? Три дня, а я в сложнейшем клубке чужой жизни, к которой напрочь привязан. А Пилли? Впервые в жизни убила человека несколько часов назад -- и хоть бы что, летала, улыбается. Да, это было отвращением к подлости, да, это защита Орика и Любовь к нему. Все ясно. Но ведь убила?! И тут же забыла. Или я не прав? У нее все внутри, но железная воля? А может, -- это действительно какие-то волны, убыстряющие здесь любые психические процессы, как бы даже снимающие их, особенно отрицательные, -- отсюда и их долголетие, так, что Ли? Я не знал. Мы распрощались с Финией, взаимное "спасибо", конечно, "приходите еще", и полетели обратно. -- Оли! -- сказал я. -- Можно вопрос? Но серьезный? -- Поняла. Можно. -- Вспомни момент своего самого сильного потрясения под водой. Сколько времени ушло на то, чтобы успокоиться эмоционально абсолютно? -- Думаю, уже к ночи. -- И ночью ты спала нормально, хорошо? -- Вполне. И тут же Пилли, будто помогая мне, сказала: -- Я от своей истории освобожусь через час. А что? -- Прости, Пилли! Оли, и это не возвращалось? -- Нет. -- Видишь ли, Пилли, кое-что я почувствовал по себе, а на вас я проверяю. Может быть, не только ваша психика, но и моя отчасти подвержена каким-то сугубо политорским волновым явлениям, которые помогают быстро, быстрее изгонять из себя тяжелое или страшное. У вас так всегда? -- Поняла, -- сказала Пилли. -- Не знаю. -- Не в этом ли причина вашего долголетия? -- Это мысль. Но если ею заниматься, то с аппаратурой. За ужином мужчины спросили, поучился ли я летать. Он летал, а не учился, -- сказала Пилли. -- Уму непостижимо (я покраснел; что-то часто я стал краснеть). -- Он способный, что ли? -- спросил папа. -- Слово неточно, -- сказала Пилли. -- Орик, даже без трюков, которые он пока не знает, Митя через месяц вошел бы в пятьдесят сильнейших в Политории. -- Детям это дается легче, -- скромно сказал папа. -- Детям? Ребенок не может с ходу бросаться на криспу, стоять с лазером над противником и летать почти по высшему классу. Уль Владимир, вы родили колоссального человека. Перестань краснеть! -- сказала она мне. Но папа был не так прост. -- Это у него все от нашей мамы, -- сказал он. -- Он ведет со мной беседы, ну, как бы болтает, но каждая его тема -- минимум важная гипотеза. -- Хорошо-то как, -- сказал папа, -- что все это он вываливает не на меня. -- Пилли, ладно уж, -- сказал я, -- я устал. -- А скромность какая! -- сказала, хохоча, Пилли. -- Мне сорок лет. По-земному -- двадцать. Улечу с вами на Землю, подожду лет семь, и мы с ним поженимся. -- А меня и Оли бросите? -- смеясь, сказал Орик. -- Нечестно. -- Не бросим. С собой возьмем. Найдем вам там девушку, Орик. Краса-вицу. Разницу и незаметите, они там на затылке тоже безглазые, а некоторые, простите, как и я, -- безмозглые. -- Это у нас бывает, -- сказал папа. Вечером, когда папа и Орик ушли в театр, я побывал у Пилли дома, в ее лаборатории. Дом у нее был вроде нашего. Когда погибли Пиллины родители, ей не предложили даже отдельный дом поменьше -- из уважения к ее роду и не без поддержки Горгонерра, который с ее родителями был дружен. Я знал уже скорость корабля Карпия и, помня время, которое мы летели с ним, сосчитал расстояние от точки пленения до Политории. Я помнил его курс, знал расстояние от Политории до обеих Тилл и вычислил, на каком расстоянии (в двух случаях) пройдет модель уровень точки пленения. Плюс путь до Земли со скоростью модели. "Идти" модели именно через точку пленения было нерезонно: довольно резкий получался угол смены курса, и я его "спрямил". Так возникли две бумажки для Латора: курс модели в зависимости от того, на какую Тиллу их повезут. -- Есть у меня еще одно дело, -- сказал я чуть позже. Она, кивнув, набрала номер: -- Роси? Это я, Пилли. ("Химик и художница", -- шепнула она мне.) Я здесь несколько свихнулась: есть возможность мою машину сделать чуточку космической и гораздо быстрее... Ага! Подскажи мне, какая краска на борту уже в космосе на скорости будет хорошо себя вести?.. Поняла, поняла. А не дала ли бы ты мне немного этой красочки? Спасибо. Лечу. Все это мы с Пилли проделали очень быстро, и вскоре я уже высаживал ее возле ее дома и сказал: -- Покажи мне рукой направление к тому спуску под землей, где мы гуляли вчера. Она показала, и я улетел, проведя прощальный разговор как-то очень комканно, наверное, потому, что мне хотелось еще побыть с Пилли и я этого стеснялся. ... Мелодично "запела" дверь при моем прикосновении к ручке, тут же открылась, передо мной стояла очень милая гелла и улыбалась мне огромными глазами. Карими. -- Здравствуйте! -- сказал я. -- Вы -- Лата? -- А вы -- уль Митя, с Земли. Проходите, Латора нет... -- Простите, я ненадолго. Я по делу. -- Говорите, я слушаю. Не стесняйтесь. -- Попросите Латора завтра позвонить мне из Селима. -- Не сомневайтесь, я попрошу. -- Вот номер моего малого аппарата. Пусть позвонит обязательно. А встреча вечером, само собой. Мики спит? -- Да, -- она улыбнулась мне с благодарностью. -- Как крылышко? -- Легче. Это легкий был ушиб, хвала небу! -- Можно, я взгляну на нее? -- О, конечно, это такая честь! Она провела меня в маленькую комнатку с лампочкой слабой и закрытой тряпкой. Мики спала на животике, чтобы крылышки были свободны. Она была хорошенькая, с огромными ресницами и смуглая. Я легонько погладил ее по голове и на цыпочках вместе с Латой вышел в микроприхожую. -- До свиданья, Лата, -- сказал я. -- Пусть Мики поправится. -- Спасибо вам, -- сказала она. -- Спасибо за Оли. -- Не за что, -- неуклюже ответил я, и Лата закрыла за мной дверь. Пропади пропадом та криспа, которой следовало сидеть у самого дна, на севере! Через пять минут я был дома. Папа и Орик -- тоже. -- Как театр? -- спросил я, ставя емкость с краской у двери на балкон. -- Колоссально! -- сказал папа. -- Их актеры играют так темпераментно, будто сейчас съедят друг друга. -- А что за пьеса? А? -- О бешеной любви высокородного политора к безродной политорке. Пьеса что надо. Все время плакать хотелось. Орик сказал: -- Я улетаю. Есть вопросы? -- Интуиция? -- спросил я. -- Если Латора не отпустят на Тиллу, вы сможете помочь? Извините, Орик. -- Да, -- сказал он. -- Это не проблема. Он ушел, улетел, явно озабоченный своей ситуацией. -- Пап, сели за текст записки, да? -- Давай, -- сказал он. -- Сначала о наружной надписи. Вон там -- краска, Пилли достала, держит космическую скорость. "Земля. Наш городок. Космический центр. Славину. Вскрыть переднюю верхную часть мощным магнитом". -- Нормально. Поправок нет. -- Та-ак. Записка внутри: "Взяты в плен далекой высокоразвитой цивилизацией, обратный курс не используйте -- не долететь, попытаемся выбраться сами, возможна задержка, а вернется мама, ей приветы с планеты "икс", мол, обнаружили ценные металлы, нам заброшены продукты, аппаратура, работаем, вернемся через месяц-два, пусть не прилетает -- там сезон дождей, сообщи газетчикам; а двум-трем представителям высокого начальства изложи правду, но с твердым настоянием молчать, надеемся на встречу. Рыжкины". Я прочел это медленно вслух, папиных поправок не было. -- Я боюсь, что вспышка здесь может произойти раньше, чем обговоренный день отлета, -- сказал я. -- Просить раньше вроде нет оснований. Мы же не в курсе дела. Принимают нас хорошо, отлет в срок -- обещали... Да вроде нам и самим интересно здесь, не так ли? -- Мне так очень! Так бы хотелось половить рыбу, дунуть в другой город, еще раз "попланировать", увидеть Малигата, а,Тула, да и эта машина против геллов не идет из головы. -- Я тоже об этом много думаю, -- сказал папа. -- Хочешь, я изложу тебе кое-что. -- Давай. Поразительно, он пересказал мне мои соображения. -- Такую игрушку квистор от себя далеко не отпустит, значит, она в Тарнфиле. Где? Вроде бы в трех местах: лаборатория, тюрьма, сама квистория. Лаборатория скорее всего отпадает: если внутри нее есть засекреченное место, куда есть доступ лишь двум ученым, -- это ненадежно. Другие -- не идиоты, могут допустить, что машина там. Тюрьма? Нет. Приходящие ученые очень заметны. Это настораживает. Остается квистория. Но иметь засекреченный, но видимый вход во что-то, -- тоже подозрительно; хотя народ там вышколенный, есть и другие, например, Орик. Нет, вход к машине должен быть невидим. Значит (тут я напрягся), он в кабинете самого квистора с невидимой дверью в него. Даже сейф, если он там есть, может быть входом. -- Сейф не сейф, а дверь, вход -- это здорово! -- Спать, -- зашипел папа, так что Сириус зашипел тоже. -- А как наши лаборатории, научные институты, заводы? Вы ведь там не были? -- Так началась встреча с молодыми учеными в технициуме. Со мной был Орик. -- Нет, там я еще не был и, может, не буду. -- А причина? Вам и вашему отцу это разве не интересно? -- Это, как говорят у нас на Земле, -- риторический вопрос. -- Понятно. -- По нашим планам и с согласия правительства, вашего, до нашего отлета осталось несколько дней. Увидеть можно не так уж и много, объем информации был бы минимальным. И еще: нам никто ничего подобного не предлагал. -- Почему, как вы думаете? -- И дней мало, и, главное, существует мысль, что, возможно, наши цивилизации могут скрывать агрессивные намерения -- тогда нам по лабораториям разгуливать нечего. -- А как убедиться в неагрессивности? -- Не знаю, допустим, все же запустить нас в недра вашей науки: это было бы проявлением и вашей силы, и уверенности в себе. И доверия. -- Так за чем дело стало? На ваш взгляд. -- Не знаю. Это мы у вас в гостях, а не наоборот. По общему впечатлению, вы сильнее нас и бояться вам нечего. -- Почему вы так решили? -- Ну... хотя бы потому, отвернись я сейчас от вас, я могу получить выстрел в спину (шепот, волнами), не буквально, конечно. А дайте мне автомат, отвернитесь вы и -- вы все видите! Третий глаз! -- Хохот в зале, маленькая буря. -- Как считает мой отец (а он ученый), беглые встречи, прогулки по городу, поход в театр, "планирование", охота в море -- это и есть нормальный первый контакт, доверие, или недоверие рождается на этом простом уровне. Лаборатории -- дело десятое. -- Вы разумно рассуждаете, а ведь вы очень молоды. Откуда это? -- Насобачился. -- То есть? Поясните, пожалуйста. На-со-ба-чил-ся. И только тут, балда, я вспомнил, что ведь у политоров нет собак, мы же не видели, а были бы -- тоже не просто объяснить, -- это же не прямое выражение. Кое-как я объяснил им, что такое собака, но само свое выражение объяснить не смог и заменил его словом "натренировался". -- Простите! Мы ученые, но с нами беседует не ваш отец, а вы -- совсем еще мальчик... Надеюсь, вы не обижены?.. -- Нет, конечно. Мой отец беседовал с уже учеными, а вы -- только будущие. Я -- тоже будущий ученый. Через три года я буду работать в сложнейших лабораториях Земли. -- Мы этого не знали. Как это получилось? -- Дело было сложное. Оно касалось нового межпланетника суперкласса, он был сосчитан весь, кроме одной детали двигателя, -- и я предложил наиболее правильное решение. Мой папа поначалу был моим подчиненным... Мама миа! Как они хохотали. -- Я стал известной фигурой на Земле, много выступал, вот и... насобачился. -- Вы философ? По склонностям. -- Нет, я ученик, школьник, Митя. Зовите меня просто Митя, уль -- меня смущает. Они улыбались. Я быстро подошел к доске, взял мелок и быстро нарисовал мой корабль в разрезе. -- Вот он, тот корабль. -- Значительная пауза. -- Понятен он вам? Я быстро стер рисунок. Несколько перекрещивающихся реплик, восклицания, потом один политор сказал, а легкий гул согласия обозначил, что это не только его впечатление: -- Разумеется, неясно ваше топливо, ясно по некоторым узлам, почему он способен летать, но вообще досконально конструкция не ясна. -- Превосходный корабль, -- сказал я. -- Но не может долететь до вас пока. Вопрос о нашей агрессии отпадает. -- А мы до вас долететь можем? -- Не скажу, -- сказал я, и все заржали. -- В общем, -- сказал я, -- мы вам собак доставить на Политорию не сумеем. Вернувшись на Землю, мы можем вычислить, где установить между нами маленькую плакетку-переходник, тогда я обещаю вам несколько собак. Пользуйтесь, существа отличные! -- Это было бы прекрасно! Митя, судя по тому, что тот ваш корабль вышел в космос, вы -- настоящий ученый, но вам не кажется, что вы -- прежде всего -- психолог, философ и политик? -- Ну, если я политик, то по случайности, жизнь заставила, а если философ и психолог, то вы тоже философы и психологи, если вы, конечно, ученые. Кстати, разговор о чем попало гораздо ценнее, в нем больше рациональных зерен. Это -- ощущение. А как ваше? -- Многие закивали. -- Задавайте мне любые вопросы, но лучше не из сферы науки. -- У нас много общего. Кино, театр, цирк... Спорт у вас есть? -- Да, -- сказал я. -- Все есть. Это тем более поразительно, что вы произошли от птиц, а мы, как моро, от обезьян, которых у вас нет, и вы не видели их никогда. -- На кого они похожи? -- На меня. Но я покрасивей и могу говорить, а они нет. -- А они думают, рассуждают? -- В известном смысле. -- Почему же между нами много общего? Если мы птицы, а не... Я изложил им "гипотезу" Пилли. Что они -- тоже земляне. -- Но они же позамерзали и на Земле, и у нас -- наши и ваши гены. -- Да? А вдруг они "летали" в космосе, как ваши миленькие птички -- галли? -- Опять это была Пиллина мысль. -- Потрясающе! Что-то цирковое, а ненаучное! -- Иногда это может совпасть. Кстати, я жутко удивлен, что вы не умеете аплодировать. -- А это что еще за штучка? -- Вчера я впервые в жизни "планировал". В воздухе, пролетая мимо меня и желая показать, что я молодец, одна милая девушка сжала вот так кулак, а большой палец -- вверх. Это же наш, земной, жест! Вы понимаете?! Это намек на нашу схожесть помощнее, чем разница в принципах космотехники. А аплодировать вы не умеете! Уль Орик, что сделали вчера политоры после спектакля, если он им понравился? -- Молодые люди, -- обратился Орик к аудитории, -- покажите Мите, пожалуйста, как это выглядит. Все встали и будто бы громко, но и нежно запели с паузами. -- А на Земле делают так. -- И я стал хлопать в ладошки. -- Прошу вас, сделайте это все вместе! И-и-и... И они зааплодировали! Это было здорово и абсолютно как на Земле. Я закрыл глаза. И вдруг подумал о маме. О Натке. О моих ребятах из школы. Ч-черт, плакать хотелось. Я открыл глаза -- они аплодировали, Орик -- тоже. Я сделал знак, и аплодисменты кончились. -- Понравилось?! Удобно?! -- Да-а-а!!! И действительно -- удобно. -- Можете этим пользоваться, Земля вам это дарит, кроме собачек. (Смех.) Вопрос на засыпку. Что вы испытывали, когда аплодировали, тренинг? Освоение нового жеста? Они все уже "секли", даже про "засыпку" не спросили. -- Да, тренинг, еще какой, ладошки горят. -- И только? -- Нет. (Несколько голосов.) Мы аплодировали вам, Митя! -- Спасибо. За что же? -- За встречу, за жест-новинку, за дочку уля Орика. Орик встал и поклонился им и мне. -- Это, Митя, ваша первая криспа? У вас есть такие? -- Есть. Да, первая и, надеюсь, последняя. Но, честно говоря, я от борьбы с криспой устал меньше, чем от разговоров о ней. Я сделал то, что полагалось. -- Демонстрируя сейчас, что вы еще и скромны. -- Не знаю. Вряд ли я скромный. Папе, маме видней... Мы с вами достаточно схожи. Одно племя. А в одном племени легко возникает и дружба, и вражда. Наша общая задача, по-моему, она и научная, избежать вражды. На этой высокой ноте (все меня поддержали, кстати, с помощью аплодисментов) мы и закончили встречу, разве что некоторые наперебой предлагали более интимную встречу в их клубе, и я согласился. -- Мы полюбили вас, как младшего брата. Тебя, вернее!-- крикнула малюсенькая политорочка, тоже "по традиции" красавица. -- Я бы с удовольствием потанцевала с тобой в клубе, Митя! -- Я тоже, -- сказал я. -- В этом деле -- я мастер. Аплодисменты -- и мы простились. -- Я к квистору, -- сказал Орик. -- Привет. До обеда. Он улетел. Я немного замешкался, и ко мне подошел молодой политор, почему-то боязливо оглядываясь. -- Я только что был на вашем выступлении, меня зовут Трэг. Надо поговорить. Может, это важно, а может, и нет. -- Если вы так и не заметили слежки, садитесь в машину, -- сказал я, он впрыгнул, и мы взлетели. -- Я не задержу тебя, -- сказал он. -- Если окажется, что все это бред, я извиняюсь за потраченное тобой время. -- Не стоит, -- сказал я. -- Я слушаю. -- Я один из лучших кулачных бойцов Политории и состою в том же клубе, что уль Орик. Я не рискнул подойти к Орику (кстати, в кулачном деле Орик у нас -- лучший боец), он торопился; ты передашь ему то, что скажу я, он разберется. Вчера вечером была тренировка, работало пар двадцать, все устали, расслабились под душем, кто молчал, кто вяло болтал, и я услышал один разговор, очень непонятный, но чем-то он меня задел. Болтали двое, шум воды, но я хорошо слышу, я акустик... Я почему-то напрягся. -- Один сказал: "Ну, ты помнишь, он зашел утром, все объяснил и отправился по делу. К нашему лучшему". "Ну и что?" -- сказал второй. "Ты забыл, что ли, что он обещал зайти, но не зашел". "Ну и что, задержался, надо было возвращаться, он и укатил в скалы, подумаешь". "Может, и так, но вечером перед тренировкой из Селима позвонил а, Пик и сказал, что тот не вернулся, так как получил еще в городе распоряжение главного принять кое-какие функции в другой группе. Странно". "Не особенно", -- сказал второй. "Но к нам-то он не зашел. Не есть ли это плохой знак?" "Поди знай". "Я считаю так: нам не обязательно ждать, можно и так пойти куда надо, им будет явно интересно узнать про нашего лучшего бойца. Они нам спасибо скажут, а может, и деньжат отвалят". "Во, разбежался!" "А я считаю, что мы должны его опередить". Все, -- сказал Трэг. -- Вы что-нибудь поняли, Митя? -- Ничего, -- сказал я. -- Абсолютно. -- Я тоже мало что понял. Но все же это про "нашего первого", то есть про Орика. Это тревожит. -- Я все запомнил и передам улю Орику, а вы, чтобы он смог во всем разобраться, назовите мне имена этих двух. -- Пожалуйста: а,Грип и а,Урк. -- А, Грип и а,Урк, -- повторил я. -- А звонил а, Пик, верно? -- Да, еще первый добавил: только идти нам надо дня через два-три, вдруг глазастого уберут с работы вообще, как-то будет на душе легче. -- Если здесь есть угроза Орику, то последнее -- важная деталь. Куда вас подвезти? -- Никуда. Спасибо. Я пройдусь. Я снизился, и он вышел. -- Странно, эти двое -- безродные, но в одном клубе с Ориком. -- Это неэлитарный клуб. Элитарный только в смысле подготовки бойцов. Высокородные и безродные на бойцовской площадке -- равны. Привет. -- Привет. Еще раз спасибо. Мы расстались. Я быстро маханул в небо и позвонил квистору. -- Уль Горгонерр, -- сказал я. -- Долгой жизни. Это Митя. Простите, что отрываю вас от важных дел. Я хотел поблагодарить вас за мое выступление в технициуме. Было интересно. -- Правда? Превосходно! И вам спасибо, уль Митя. -- Простите, уль Горгонерр, не у вас ли уль Орик? И удобно ли прервать на секунду вашу беседу? -- О, вполне! -- Орик? Это Митя. Я лечу в планетарий, там будут дети, Ир-фа мне говорил, что они очень хотели повидать и вас, просто очень, раз уж вы мой гид тем более. -- То есть обязательно до обеда? -- Да, да, да! -- жестко сказал я. -- Постарайтесь! -- Договорились. Долгой жизни. -- Я именно об этом, -- сказал я. Я был очень напряжен, когда со своей краской, запиской и курсом на бумажке летел к Ир-фа. И тут же позвонил Латор. -- Уль Митя, -- сказал он. -- Мне поручили привезти вам с Тиллы-один целебные корни. Завтра рейс состоится, а тут заболел мой приятель-рабочий, и начальник работ согласился взять меня, а в Селиме меня отпустили. Очень хорошие корни, вы обрадуетесь. Спасибо, Латор, -- сказал я, и мы попрощались. ... С Ир-фа мы управились быстро. Я сделал на модели внешнюю надпись Пиллиной краской, крышку носа модели Ир-фа снял заранее и заправил модель топливом. Мы пристроили нашу с папой записку для Славина, и Ир-фа установил курс модели из расчета, что она уйдет с Тиллы-1. -- Еще раз объясняю, как ее запустить, а ты, Митя, постарайся, чтобы Латор понял все точно, -- сказал Ир-фа. Он (я вздохнул) пристроил на место крышку модели специально для меня -- неаккуратно, и я увидел, как крышка легко "поползла" своими краями по краям, соответствующим ей на нижней части носа модели, и "стала" тютелька в тютельку на свое место; Ир-фа еще раз показал мне систему запуска. -- Я узнал, -- сказал Ир-фа, водворяя модель на место (к стене тем боком, где я написал текст), -- кто ведет корабль. Я сказал ему про Латора с большой сумкой и про корни. Пусть его не удивляет большая сумка. Все хорошо, Митя. Я долго и крепко жал руку Ир-фа, тут позвонил Орик и сказал, что летит мне навстречу. -- Вылетаю, -- сказал я и добавил Ир-фа: -- Можно я забегу просто так, уль Ир-фа? Ну, просто так. Можно? -- Конечно. Я буду очень рад. Удачи, -- сказал он. -- И не волнуйся. Мы встретились с Ориком в воздухе и медленно, летя совсем рядом, "поплыли" на обед. Он молчал. Я сказал: -- Увы, есть ситуация, и все хуже, а не лучше, чем нам бы хотелось. Вы знаете Трэга? -- Да. Славный парень. Кулачный боец. Классный. -- Информация от него. Важная. Она его встревожила, и он мне все рассказал, хотя я понял, что сам-то он ничего не понимает, но и я сделал вид, что тоже. Я пересказал ему ситуацию Трэга. -- Знакомые лица и опасные бойцы, -- задумчиво произнес Орик, -- а,Грип и а,Урк. -- Он протянул через оба борта руку и сжал мою до боли. -- Спасибо, малыш, -- сказал он. -- А, Тулу следует поскорее узнать имя а, Пик, -- сказал я. -- Это мы сделаем немедленно. -- Еще а, Пик жаловался, что их там двое всего, и если он позвонит с такой идеей из Селима в квисторию, не исключено, что пошлют не этих. Опасность остается. -- Верно. -- Орик кивнул и тут же соединился с а,Тулом. -- Слушай, -- сказал он. -- Вы отправили политора на задание, пусть тебе помогает его друг а, Пик, понял? Возможно, пришлем еще одного, может меня переиграть в кулачном бою, умный и хитрый. А то и двоих пришлем. -- Все понял. Все? Долгой жизни. -- Среди кода вы назвали а, Пика. Это не опасно? -- Нет. Имя а, Пик скажет им многое, но они подумают, что кто-то из квистории звонил, кто причастен к лазутчикам. А я и есть из квистории! -- он засмеялся. К обеду мы поспели вовремя. Я быстренько рассказал всем о визите к Ир-фа, а после уже Орик рассказал о том, что Трэг сообщил мне. -- Да, мы верно решили исходить из худшего. А история с Трэгом -- это колоссальное везение. Надо этого а,Урка заслать туда, -- сказала Пилли. -- Да и второго. -- Обдумаем, -- сказал Орик. -- Ждать и делать это не сразу -- опасно. А быстро -- не заподозрит ли чего а,Урк? Он хотел пойти в квисторию через два-три дня, а если его вызвать туда завтра, он заодно может все и рассказать. Здесь нужно подумать. Митя, ты говорил о серьезном разговоре за обедом. Я готов. Кстати, Митя научил молодых ученых аплодировать, похоже, теперь это может прийтись по душе всей Политории. -- А это что за номер? -- спросила Пилли. -- Потом, ладно? -- сказал Орик. -- Митя, я слушаю. -- Послушайте папу. Пилли, помнишь, как мы рассуждали об антигелловой машине? Пап, расскажи. -- Орик, я вычислил, что все упирается в вас. В сейф! Ха-ха! -- Папа коротко изложил суть. Потом добавил: -- Скрытую дверь вы не обязаны знать, вы из непосвященных. Но вспомните-ка, как стоит сейф и есть ли он? -- Есть, большой. -- Прижат ли он к стене... и, если нет, прижат ли он к полу или он на ножках? Орик задумался, спрятав лицо в ладони. -- Он... без ножек, на полу. И он -- прижат к стене. -- Значит, сейф не отпадает, -- сказал папа. -- Да-а, чувствую, что вы можете оказаться правы. Это задачка посложнее, чем с а,Урком. Надо думать. -- Надо ночью геллу проникнуть в окно квистора! -- сказала Пилли. -- Ну а там... Мысль была непродуманной, но такой быстрой и простой, что мы с папой, не сговариваясь, зааплодировали. -- Что это? -- спросила Пилли. -- Что за игры? -- Это аплодисменты, -- сказал Орик. -- Аплодировали тебе. -- И это все? А что это значит? -- Не узнаю Пилли, -- сказал Орик. -- Представь, ощути (со мной это сегодня было), когда громко весь зал аплодирует артистам в театре. Это колоссальное впечатление! Пилли закрыла глаза, задумалась и сказала: -- Да. Точно. Это у нас может привиться. Подарок Земли. -- Митя еще обещал с помощью межпланетной станции доставить и подарить политорам собачек. -- Кого-кого?! -- сказала Пилли. -- Со-ба-чек? Я описал Пилли собак, полаял, изобразил их разный рост, вид, хвосты, два слова о несении службы, поиск преступника... Пилли, умница, моментально мне зааплодировала. Веселый был обед, ничего не скажешь. И тут папа сказал Орику: -- Уже с помощью разных дел, пахнущих восстанием, кровью, секретностью, опасностью, мы быстро и прочно связали себя друг с другом. Я давно не испытывал такого полного доверия, как к вам и Пилли, Орик. И все же -- мы гости, чужие, и не всякий вопрос к вам уместен... -- Да ну вас, уль Владимир, -- сказала Пилли. -- Ваш сын спасает Оли, готов был прикончить врага Орика, а вы... -- Я слушаю вас, -- сказал папе Орик. -- Пилли права. -- Ситуация на Политории и наш отлет могут совпасть, и тогда... Скажите, вы знаете, когда ваши начнут? -- Нет, -- сказал Орик. -- Я только чувствую ситуацию. Думаю, что я буду знать обо всем заранее и скажу вам, но не исключено, что по ситуации я узнаю все, когда все и начнется. -- Спасибо. Заранее -- это хорошо. Хотя, для чего? -- Если совпадет, я все равно постараюсь помочь вам улететь. -- Это будет очень непросто! -- Я спать хочу, -- неожиданно заявил я. -- Хвала небу! -- воскликнула Пилли. -- Ребенок устал. А то как вечный двигатель. Ложись. -- А мы трое, -- сказал Орик, -- махнем с едой на речку, Владимир возьмет снасти для ловли рыбы... -- И я хочу, -- сказал я сонно. -- Мы кое-что обсудим. Мне кажется несколько опасным мой вызов в квисторию а,Урка. Но если меня вдруг возьмут -- то не расстреляют, я слишком много знаю о повстанцах, за это и возьмут, и я им буду нужен, -- сказал Орик. -- А если это случится, как мы узнаем? -- спросил папа. -- Если я опоздаю на два часа куда-либо и не позвоню. -- И как тогда быть? -- Добирайтесь до моро, или связь с Ир-фа. -- Я не об этом, -- сказал папа. -- Как вас спасать? -- Но не самим же! -- Я должен проснуться, когда стемнеет, обещаете? -- сказал я. -- Да. Спи, -- сказала Пилли. -- Мы прилетим вовремя. ... Проснулся я сам; рядом дрых Сириус. За окном начало темнеть, вернее, пока сереть, и я подумал, что надо позвонить своим: пришла вдруг в голову мысль кое о чем попросить Орика. Я дозвонился до папы и спросил, где они. -- А не знаю, на речке какой-то. -- Попроси, пожалуйста, Орика, взять для меня подзорную трубу, ладно? А ты ловил рыбу? -- Ловил. На блесну. -- Поймал кого-нибудь? -- Одну. А две сорвались. -- Крупную? -- Кило. -- А на кого похожа? -- На ведьму. Глядя в вечернее небо, я подумал вдруг, что сегодня что-то многовато всяческого транспорта в небе, не космического, конечно. Кроме того, что постоянно по городу и над городом летали машинки типа наших, обычные, летали еще какие-то блюдца с иллюминаторами, вероятно, только верхолетные и грузовые, и часто проплывали большие корабли (тоже грузовые), может быть, военные. Я ощущал какое-то "брожение" в небе, что-то их было многовато. Что это? Случайное совпадение многих рейсов или что-то началось? Вон тот, например, зеленый и узкий, промчался с какими-то дырками на морде, -- может быть, для пушек или пулеметов? А где же наши? Я посмотрел на часы -- поздновато. Часы, кстати, политоры носили, цифры были не наши. Занятно, что политоры не курили, не то чтобы курили, но сто лет назад все бросили, а просто не курили, не знали, что это такое. Я спрашивал об этом у Пилли, и она, удивившись и с трудом поняв о чем речь, сказала, нет, такого у нас нет. И алкогольных напитков у них не было (тоже пришлось кое-как объяснить, что это за штучки), пили они какие-то, кроме чисто целебных, успокаивающие или сильно возбуждающие травы, но это было вовсе не то. Наконец вернулись Пилли, папа и Орик. И Оли прилетела, наверное, Орик взял ее с собой, когда трубу забирал. -- Спасибо, Орик, -- сказал я. -- Извините, вещь ценная, но что-то мне неспокойно. -- Бери-бери. Кстати, а для чего? Планетарий? Я кивнул, сказал всем, что отлучусь минут на пятнадцать, и дунул к Латору. Машину я, чтобы она не примелькалась, оставил до спуска в нижний город. Латор был дома. -- Вы выспитесь, если мы все сделаем ночью? -- Конечно, конечно, -- сказал Латор. -- Прилетайте ко мне в двенадцать ночи на самый верх, ладно? До Ир-фа полетим вместе. Вскоре я вернулся в дом. -- Давай твою рыбину, покажи, -- сказал я папе. -- Если ее Пилли еще не разделала на кухне. -- Ка-ак?! -- заорал я, бросаясь на кухню. Нет, Пилли с ножом еще только тянулась к рыбине. -- Да что ты, Пилли, странная какая! -- сказал я. -- Это же -- инопланетная рыба! Мне ее видеть надо! Я стал разглядывать папину "ведьму". Я думал, что она на вид должна быть, как и на Земле, поскромнее морских. Ничего подобного. Не ведьма, конечно, но... Почти черная, даже фиолетовая, с продольной узкой красной полосой. Рожа страшноватая, тупая, а глаза не по бокам, а очень близко друг к другу на лбу и очень выпуклые. -- Как ее зовут? -- спросил я. -- Алабия, -- сказала Пилли. -- Довольно вкусная. Я вернулся в столовую. Орик задумчиво играл с Сириусом. -- Что, тоже о памятнике для него подумываете? -- Ну и шутка. -- А знаешь -- мысль мелькнула. -- Орик улыбнулся. -- Кстати, -- сказал папа. -- На Политории верят в бога? -- Это кто -- бог? -- спросила Пилли, входя. Папа, как мог, объяснил, хотя это было очень непросто. -- Нет, такой веры у нас нет. -- Но какая-то есть, если даже как и на Земле, не всеобщая? -- Конечно, мы без этого не обошлись, -- сказала Пилли. -- Мы верим в чистый разум с большой буквы: Чистый Разум. -- Это лишено божественного смысла? -- спросил папа. -- Ну, как вера в любовь, в доброе начало... -- Если идти от вашего бога, то Чистый Разум -- понятие божественное. Это некий сгусток, невидимое облако там, куда и корабли долететь-то не могут. Чистый Разум вбирает в себя все, что есть в нас: и высокое, и дурное, он руководит нами, нас судит и решает наши судьбы. Все это связано с высокой идеей. -- А у вас были, наверное, времена, когда политоры ели мясо политоров? -- Случалось. В глубокой древности. -- С массовым размахом? -- Нет, в отдельных племенах. -- Как и у нас на Земле, -- сказал папа. -- Ну, если и у вас так было, и рабство было, -- вы не менее парадоксальное общество, чем мы. -- Иногда мне кажется, -- сказал папа, -- что надо не только не позволить элите улететь, но нужно улететь самим, элиту бросить, улететь на огромную хорошую планету и зажить на ней большим и свободным сообществом. -- Орик, он бог, что ли, уль Владимир? Попал в точку: ведь бродят в воздухе и такие идеи, правда, втихую. Я чудом вдруг ощутил, что через минуту мне следует быть наверху иглы. Корабли в ночи проплывали чрезвычайно редко. В общем, Латору не сложно было уйти в темное небо и потом спуститься ко мне, что он и сделал, прилетев, конечно, с сумкой и фонарем. Он возник на перилах балкона как черный ангел, едва видимый в темноте; мы спустились вниз, он поздоровался со всеми, и мы быстро съехали вниз и моментально взлетели. Сразу же я все подробно объяснил ему. Не дожидаясь моего предложения, он все повторил. Мы летели высоко, но отыскали планетарий точно (геллы отлично видели в темноте), я сделал широкую дугу, спустился на уровень галереи метрах в двухстах от нее и сказал Латору: пора. С сумкой и фонарем в ней он легко скользнул вниз, волна от его крыльев пробежала мягко по моему лицу, и он стал удаляться, бесшумно толкая крыльями свое тело вперед; я немного спустился, завис над землей и достал трубу Орика. Было тихо кругом, пусто и достаточно темно; какой-то неясный свет все же шел с неба, и кое-как я видел Латора вдалеке. Вот он долетел до окон, пошарил, видимо, рукой, глазами нашел щель, секунда-другая -- и он исчез в галерее. Я был очень напряжен, было нелепое ощущение, что опасность притаилась где-то внутри галереи. Мелькнул на секунду слабый свет фонарика Латора, потом большая пауза, вновь я едва различил Латора уже снаружи, опять -- пауза (он закрывал окно), и очень скоро его крылья оказались над моей головой, и он опустился в кресло. -- Закрыли окно хорошо? -- шепотом спросил я. -- О, да. Щелочка с палец. Махонькая. -- Отлично. Погнали. Я ушел в небо, мы тихо скользили в теплом воздухе, я попросил Латора раскрыть сумку, он раскрыл, и этого было достаточно, чтобы все ему объяснить. -- Модель топливом заправлена, -- сказал я. -- Теперь только полет. И сделаете вы вот так. -- Я зажег фонарь и, светя им прямо в сумку, показал ему систему запуска. Он все время кивал головой и после медленно и дважды, как бы успокаивая меня, повторил все, что сказал я. -- Ир-фа сказал, что обыскивать вас не будут. Во время работ, до отдыха, не надо оставлять сумку в корабле. (Он кивнул.) Если вдруг вас забросят на Тиллу-два, не смущайтесь, установленный курс годится. Вот и все. А как Мики? -- О, завтра уже будет летать, как птичка. -- Это прекрасно, -- сказал я. -- А я попробовал "планировать". -- И как? Понравилось? -- Потрясающе! И получилось, главное, с первого раза. -- Здорово, это не часто бывает. Так говорят. -- Я не полечу в нижний город, ладно? Добросить вас поближе? -- Это неважно, -- сказал он, -- летите пока вот так. -- Жест рукой. Я ускорился, Латор закрыл сумку и, положив мне руку на плечо, сказал: -- Не волнуйтесь. Будем надеяться. Я сказал: -- Да, да. Спасибо. Вы вернетесь к вечеру, да? Сразу звоните мне. Если я буду не в лучшем месте, я дам понять. Привет Лате и Мики! Он сжал мою руку и исчез за бортом моей машины. 10 Орик улетел на свидание с а,Тулом, а мы с папой полетели посмотреть Тарнфил сверху. Пилли мы дали передохнуть после завтрака, и она укатила к какой-то подруге шить платье. Народу днем было не так уж и много, и мы полетели сначала по надземному Тарнфилу, нечто в виде слалома между домами-шарами. На улицах, вчера и сегодня, было больше, чем обычно, военных, точно мы не знали, что это именно военные (хотя, как оказалось, не ошиблись), просто они были в особой форме, отличавшейся от формы полиции. После мы связались с Ориком и попросили его позвонить на космодром, чтобы нам разрешили навестить наш "Птиль" и кое-что забрать, в том числе аппараты и пленки. -- А что можно снимать? -- спросил папа. -- Все. -- Помилуйте, как это все? -- А все объекты стратегического значения скрыты. -- А космопланы? Такие, как у Карпия? -- Разве по внешнему виду на Земле сумеют создать аналогию, то есть корабль, способный долететь до Политории? -- Думаю, нет. -- Вот и я так думаю. Я им позвоню, на космодром. И мы с папой дунули на центральный космодром. Прилетев, мы убедились, что охрана в курсе дела и мы спокойно можем посетить "Птиль", корабль Карпия "на приколе" и там уже предупреждены. До корабля (он стоял далеко) мы можем подлететь на своей машине. На корабле Карпия нас принял не он сам, а Ол-ку. Он любезно довез нас на машине до "Птиля", в наш кораблик с нами не поднимался, ничего не контролировал, то же самое было и при выходе с космодрома -- никакой проверки. Быстро взяв, что нам было нужно, мы с папой все же секунд двадцать молча посидели на наших легоньких креслах: какая-то грусть накатила на нас -- не передать. Когда мы взлетели и "поплыли" в центр, папа выдал мне свою маленькую тайну: он, будучи на "Птиле", включил на полную катушку излучатель биополя. Если это будет замечено и кому-то не понравится, можно будет отключить и извиниться, мол, проверяли приборы (по-хозяйски, это было понятно), отключили, а этот канал -- забыли, эко диво. Излучатель биополя стоял, как правило, на всех наших космолетах и машинах, развивавших большую скорость в воздушном пространстве, -- поток, довольно мощный, биополя, как ветродуем, сдувал с пути корабля птиц и птичек, чтобы корабль их не "шлепнул". То, что это поле на "Птиле" вполне пробивается сквозь стенки Карпиева корабля, стало ясно сразу же, как мы начали от корабля удаляться: маленький сигнализатор с "Птиля", который папа давно забрал с собой, легко регистрировал его, этого поля, наличие и силу. И то, что стенки корабля эту силу значительно уменьшали, было нам, как оказалось, только на руку, потому что частично папин замысел сводился к тому, что влияние нашего биополя по мере удаления от "Птиля" должно по шкале сигнализатора быстро упасть до нуля. Так оно и произошло, папа заулыбался, довольный, и сказал: -- Понял, куда я клоню? Я сказал: "Пока нет". -- Тебе ведь понравилась моя логика детектива? -- хохотнув, спросил папа. -- Правда, это было предположение, не более, хотя и логичное, я хочу к нему добавить кое-какие доказательные детали, если это выйдет. Теперь понял? -- Нет, -- сказал я, -- не понял, пап. -- Думай о птицах, -- сказал он, но я ничего не понимал, как пень; космодром был довольно далеко от Тарнфила, и папа, как оказалось, специально "плыл" очень медленно, а мне велел глазеть на шкалу биополя нашего сигнализатора. Папа сказал: -- Как ни крути, птицы Земли и здешние имеют много общего. Геллы и политоры в процессе развития наверняка закрепили некоторую разницу своих биополей. Гак вот, их машина -- излучатель не некоего биополя, но биополя, направленного на организм птиц, геллы -- куда более птицы, чем остальные политоры, и не исключено, что, при всей разнице устройства на "Птиле" и этой машины, на шкале нашего сигнализатора кое-что появится (я уже все понимал) по мере приближения к квистории, то есть к машине-излучателю. В конце этой его фразы стрелочка шкалы дрогнула, и по мере того как мы углублялись в город, держа курс прямо к квистории, влияние некоего биополя росло и стрелочка довольно бойко ползла к максимуму. Метрах в ста от квистории мы свернули в сторону подземного входа в нижний город -- стрелочка уже твердо уперлась в край шкалы, потом начала смещаться обратно. -- Понял? -- сказал папа, когда мы уже пешком шли по подземному городу. -- Это еще ничего не доказывает, но сам довод посильнее, чем просто мысль, что машина должна быть в квистории. -- Это дело, -- сказал я. -- Разве что проникнуть к этой машине не станет легче. Ну ты и голова! Куда мне... -- Зато попытка -- осмысленней, да и риск -- тоже. Видимо, обеденный перерыв кончился, народу поубавилось, приветствия, подходы к нам и "руки на плечи" сошли почти на нет, и мы, "прячась" от них, да и из-за интереса, отдали себя во власть приветствий продавцов магазинов. Они-то и напомнили нам, что все для нас -- бесплатно. Смущаясь, мы все же кое-что "подарили" себе: легкую и большую сумку, разные симпатичные игрушки для Латоровой Мики, костюм и платье для Латора и Латы, симпатичные украшения для Пилли и Оли и "местный" фотоаппарат с объективом, меняющим свое фокусное расстояние, с десятком разных пленок. Это оказалось все же заразительным, и я сказал, что перед отлетом надо будет поднабрать "товару" для привоза на Землю, для мамы, по крайней мере. Из машины по дороге к дому папа позвонил Орику и выяснил, что тот через полчаса будет, и папа спросил у Орика, не подскажет ли ему наша дама какого-нибудь очень хорошего специалиста по бионолям. Орик сказал папе, что мы, наверное, окажемся дома раньше и он просит папу ждать его на балконе столовой, он пролетит мимо, сделав два круга. Все это было несколько загадочно, и Пилли сказала, что Орик кое-что, видно, затеял. Впрочем, ничего более разумного она сказать и не могла, так как любовалась бусами и колечком, которые мы с напой ей подарили: оказалось, что это классные подарки. Улыбаясь, папа вышел на балкон. -- Пилли, -- сказал я. -- А у тебя есть знакомый ученый, который разбирается в биополях и любит геллов? -- Покопаться -- есть, наверное. Л что такое? -- Папа показал мне кое-что толковое, но нуждается во мнении специалиста. Вероятно, в этот момент Орик пролетел чуть ниже уровня балкона и довольно медленно, так что я услышал: -- Я сделаю большой круг, а вы втроем быстро спускайтесь вниз, оставьте двери открытыми, я сяду к самой двери, а вы трое встаньте между машиной и входом в сад дома. Мы в темпе скатились на лифте вниз, распахнули двери и встали так, чтобы оставить место для машины. Орик быстро сел, и раньше, чем он сам вылез из машины, из ее "салона" в дверь мгновенно метнулись две тени, не тени, конечно, но так это ощущалось. -- Поезжайте наверх, -- сказал нам Орик. Честное слово, я никого не видел. Мы поднялись и прошли в столовую. Вскоре появился и Орик, с ним были два молодых моро. Они поклонились нам, и каждый назвал свое имя: Олуни и Кальтут. После они отошли и сели на ковер. Один из них поманил и взял на руки Сириуса. -- Они знают, что он не ядовит? -- спросил я у Орика. -- Они знают, что он ручной. Но если вдруг он захочет их укусить -- они быстрее. Пилли, -- сказал он. -- Как видишь, у нас гости, и я жду еще двоих. Как у нас с едой? -- Еды хватает, -- сказала она и ушла на кухню. Вскоре внизу раздался сигнал. Орик спустился, приведя Трэга и Палифа, и всех перезнакомил. С Трэгом мы поздоровались, улыбнувшись друг другу, как старые знакомые. Орик сказал: -- Кое-что мы изобразим до обеда, после -- будет просто тяжело. Отодвинем стол. -- Он, папа, Палиф, Трэг и я сместили стол к окну, Трэг и Орик ненадолго вышли и вернулись босиком, по пояс обнаженные, в узких брюках и перчатках для кулачного боя. В сравнении с нашими боксерскими они были по длине почти до локтя, а части, покрывавшие кулаки, были вдвое меньше и, вероятно, жестче -- удар болезненный. Все. кроме Орика и Трэга, разошлись по стенкам, и те начали бой. Сразу же я понял, что это бой показательный, в полсилы, и что он очень непохож на наш бокс. Защита, в общем, была похожа, да и нападение тоже, разве что участвовали и ноги, правда, как я понял, удар ногой следовало наносить тоже выше пояса и только так, чтобы пальцы ног были обязательно собраны в "кулачок". И Трэг и Орик двигались очень быстро, много было финтов, связанных с ударами ног, ни разу ни одному из них не удалось нанести удар ногой в голову. Было много прыжков и ложных замахов, все делалось в диком темпе. Наконец оба иод-устали, тем более что Трэгу удалось "попасть" Орику два раза в голову рукой, а Орик попал в голову трижды и дважды сильно по корпусу ногой. Оба подняли руки, показывая, что бой окончен. Пилли молчала; не знаю, как папе, но мне не показалось, что это нас, землян, так развлекают. Трэг сказал: -- Хотя бой показательный, уль Орик сильнее меня. -- А каков ваш уровень, Трэг? -- спросил я. -- Я был один раз вторым в Политории, но никогда выше. Наконец бойцы отдышались. -- Теперь вы, Трэг? -- спросил Орик. -- Как угодно, -- сказал Трэг, вновь выходя на середину, а Орик кивнул моро Олуни, тот снял легкую кожаную обувь, плащ и рубашку и тоже вышел на середину комнаты, оставшись в легких брюках и головной повязке зеленого цвета. -- Бой тоже показательный. Трэг будет работать в своей технике, моро Олуни в своей, то есть каждый ограничен лишь правилами своего вида единоборства. Они начали. В первую минуту нападал только Трэг и только руками. Олуни либо едва заметным движением уходил от ударов, либо не закрывался от удара, но как бы быстро перехватывал руку Трэга, отбрасывая ее вниз. То же самое он делал, когда Трэг пустил наконец в "дело" ноги. Олуни только защищался. В какой-то момент вдруг он перехватил (но не отпихнул вниз) руку Грэга и, резко повернув ее, бросил Трэга через себя, тот с удивительной ловкостью вскочил с одновременным ударом ноги в голову Олуни. Олуни поймал его ногу, резко падая, увлек Трэга на пол, Трэг упал на живот, а Олуни оказался у него на спине и одной рукой резко, но только обозначив, опустил прямую кисть на шею Трэга. Потом оба встали. После бой провели Кальтут и Орик. Орик был сильнее Трэга, но и Кальтут, должно быть, был посильнее Олуни. Бой продолжался тоже не долго. Орик "работал" только ногами, а Кальтут лишь защищался, "сбрасывая" удары Орика вниз. В какой-то момент Кальтут перехватил ногу Орика, но не "сбросил" ее, а вытолкнул резко вверх, но причем так, что и вторая нога Орика взлетела. Он падал на ковер, Кальтут подсел рядом с ним, и Орик упал на его ладонь. Потом встал. -- Если бы в первом случае Олуни ударил Трэга ладонью посильнее, а Кальтут подставил мне под спину не ладонь, а косточки сложенной в кулак кисти -- это было бы очень больно. Обедать. Папа спросил Палифа, не ученый ли он по биополям, тот улыбнулся и кивнул. -- Да, -- сказал он. -- Я узнал через Орика, что вы хотите меня видеть, и очень польщен. Перед тем как все сели за стол, Орик извинился и сказал, что хотел бы перед обедом сделать короткий звонок. Он вышел на балкон и позвонил по коммуникатору, но мы все слышали. -- Уль Горгонерр, -- сказал он. -- Долгой жизни, это Орик. Вечером вы просили меня быть на совещании и я буду, тем более, что наши гости приглашены в клуб технициума не для беседы, а для чисто дружеской встречи. Среди студентов есть один кулачный боец, который предложил устроить показательные, но классные бои для наших гостей... Да? Одобряете? Вы не могли бы попросить вашего секретаря позвонить в мой клуб главному тренеру, чтобы он выделил троих лучших бойцов, один есть. Именно лучших. Мне неловко просить его об этом, я бы хотел оставаться его учеником, а не членом правительства, которому он не может отказать. Благодарю вас. Обед прошел размеренно и спокойно, наверное, потому еще, что, как это ни странно, общий тон задали моро -- Олуни и Кальтут: они молчали. Остальные беседовали очень тихо. -- Палиф, -- сказала Пилли, -- вы хорошо ведь относитесь к геллам? -- Да, вполне. Я бы даже хотел стать геллом, -- улыбнулся он. -- Даже при наличии машины? -- спросила она. -- Нет, -- сказал он, -- сначала разобравшись с ней. -- Уль Владимир, -- сказал Орик, -- считает, что машина обязательно в квистории, дверь в помещение, где она стоит, -- обязательно невидима, а потому -- в кабинете квистора, может быть даже -- это сейф. -- Это лишь мое предположение, -- сказал папа. -- Неплохое, -- сказал Палиф. -- А чем бы я мог помочь? Папа достал из кармана куртки сигнализатор "Птиля", передал его Па-лифу и сказал: -- Я пока отключил его. Простите нас, этот аппарат сообщает нам, не делается ли чего плохого с нашим космолетом, пока он стоит внутри корабля Карпия. Мы с сыном были сегодня на нашем "Птиле" и, летя обратно, проделали один эксперимент. Для нас, землян, все это связано с птицами, и я прошу прощения за включение птиц в эту тему, так как вы -- птицы. -- Не ожидал, -- сказал Палиф. Все, кроме моро, рассмеялись. -- Особенно, геллы, -- продолжал папа. -- Я исходил из посылки, что за многие века развития некоторые различия, скажем так. в химии тела политоров и геллов закрепились. -- Вполне допустимо, -- сказал Палиф. -- Может быть, этим и объясняется разница реакций политоров и геллов на биополе машины. -- Вот именно, -- сказал Палиф. -- Разница некоторых желез. -- Еще находясь сегодня на "Птиле", я включил на нем наш поток биополя, правда, потом частично перекрытого, к счастью, стенками корабля Карпия. Когда мы быстро летим над Землей в воздушном пространстве, мы включаем этот мощный поток биополя, и птицы, чувствуя его, "сходят с курса" корабля, а раньше они часто гибли. Так вот, на этом сигнализаторе есть шкала, регистрирующая силу потока биополя. Мы с Митей включили его, отлетая на машине от Карпия; он показал небольшую дозу, и, пока мы отлетали, доза эта упала до ноля, а когда приблизились к Тарнфилу, летели по нему и подлетели метров на сто к квистории, стрелка шкалы была на максимуме, на пределе. Наше "поле" -- для птиц, и у вашей машины "поле" -- тоже в расчете на птиц... геллов... -- И не есть ли это доказательство, что машина в квистории? -- спросил Палиф. -- Х-м, хотя теперь я почти в этом уверен, -- добавил он. -- Не знаю, что мне мешает сказать просто "да", может быть, сознание того, что геллы -- давно не птицы, что наши птицы, возможно, биологически очень несхожи с вашими или несколько несхожи. Может быть, есть разница какая-то в типах наших аппаратур... Но тогда на что же в квистории реагирует эта ваша "штучка", если в этом здании только политоры и, кроме предполагаемой машины, нет миллиона маленьких птичек галли, чтобы был такой эффект? -- А что, -- сказал папа, -- если политоры иные, чем геллы... но все же -- птицы для нашей "штучки"? Трэг, -- сказал он. -- Клуб технициума далеко от квистории? -- Хорошая мысль, -- сказал Палиф, -- если моя догадка верна. -- На другом конце города, далеко, -- сказал Трэг. -- Отлично. -- Наша штучка не очень чувствительна, скоро мы увидели на ней ноль, когда отлетели от космодрома. И полную реакцию -- возле квистории. В квистории тьма политоров, и если это реакция на них, как все же на птиц, это можно проверить сегодня в клубе, где не будет геллов. -- Толково, -- сказал Палиф. -- Когда я слушаю этого мальчика и его папу, я иногда думаю о тех, верующих в Чистый Разум, которые говорят, что когда-нибудь он пришлет нам своего гонца, чтобы избавить нас от раздоров, -- и Пилли добавила: -- Обожаю высокие идеи и высокие слова! -- Захватите с собой эту штучку, ладно? -- сказал Трэг. -- Она всегда со мной, -- сказал папа, а Палиф добавил: -- Вы меня взволновали. Закончился обед. Орик спросил у папы, можно ли, сохраняя огромную предосторожность, сделать так, чтобы этой ночью моро переночевали у нас или ему забрать их к себе? -- У нас это абсолютно удобно, -- сказал папа. -- Пусть они отдохнут сейчас, -- сказал Орик и добавил моро, что если они устали, то могут отдохнуть, и показал им на третий этаж. Поклонившись, оба моро вышли. Ушли Палиф и Трэг, долго благодаря Пилли за обед. -- Мы, я надеюсь, увидимся? -- сказал мне и папе Палиф, -- Я был рад узнать вас. Мы сказали, что тоже очень рады. -- В семь вечера я залечу за вами, -- сказал нам Трэг. Когда они ушли, Орик снова набрал какой-то номер. -- Уль Ки-ол? -- сказал он. -- Долгой жизни. Это ваш ученик, Орик. Я слышал, что вас собираются попросить выделить несколько учеников для показательных выступлений в клубе технициума. Да? Я-то не могу. А земляне очень хотели посмотреть. Благодарю вас. Кого вы пошлете, чтобы это было сильным впечатлением? Отлично. Кланяюсь вам. 11 Вечером Трэг залетел за нами, и мы отправились в их клуб. Орик улетел в квисторию; он сказал, что моро пусть спят, Пилли тоже останется. -- Почему-у? -- спросил я. Пилли раз десять повторила одну и ту же фразу, но перевода я не слышал, наверное, "плеер" "думал", наконец все стало ясно -- он "искал" аналогию и нашел: "Любопытному на днях прищемили нос в дверях". Н-да, это был класс! Мы с папой и Трэгом полетели на другой конец Гарнфила; волнуясь, я подумал, что скоро мы будем в клубе, не так уж удобно мне будет говорить с Латором, если он позвонит, и тут -- хвала небу! -- он и позвонил. Он радостно прокричал, что все в порядке, он привез нам целебных корней. -- А птичка-то как?! -- заорал я, хотя и так все было ясно. -- Ой, она улетела. Быстро-быстро. Не поймал! -- Ну, ладно, -- сказал я, смеясь. -- А за корни -- огромное спасибо, не знаю, как сегодня, но вскоре повидаемся, да? -- Да, -- сказал Латор. -- Я, мы были бы рады. Во время этого разговора (я видел) папа был напряжен дико, даже когда, улыбаясь, понял, что все в порядке. Свободной от руля рукой он обнял меня, лицо его светилось. -- Молодец, Митька, "молоток"! Ну, будем надеяться! Все в голове и в душе у меня перекрутилось, какие-то разные клочкообразные мысли запрыгали, заметались в моей голове, в том числе и такая: а будет ли в клубе та девуля, которая хотела со мной потанцевать? Я им там дам звону! Клуб оказался в нижнем Тарнфиле и действительно далеко от квистории. Это был отдельный небольшой домик, состоящий только из зала и сцены. Зал был уставлен столиками с разными напитками. Конечно, здесь, в основном, была та же публика, что и на встрече со мной, и нас с папой встретили аплодисментами, отчего он немного растерялся. Зальчик был хорошо радиофицирован, говорить громко было легко, играла тихая с малой дозой металлического звучания музыка -- больше было, что ли, флейт и ударных, и легко угадывался ритм, одновременно незнакомый и какой-то знакомый. На сцену вышел политор, не Трэг, другой, Трэг сидел с нами, и еще какая-то девушка с темно-медными волосами. -- Мы снова приветствуем уля... -- сказал этот, незнакомый. -- Просто -- Митю! -- сказал я с дурацкой поспешностью. -- Приветствуем... Митю, но прежде всего вас, уль Владимир, ученого, которого кое-кто из нас видел только по стереотелеку. Папа встал и долго "отвешивал" поклоны. -- Я буду вести эту встречу. Она пройдет... как пройдет, как ей захочется, но будут танцы, будут концертные номера, вероятно, о чем-то мы поболтаем, в общем, все... Сцена была неким круглым возвышением в центре зала. Как я потом понял, в серединке она имела скрытую "яму", занавес опускался с потолка, скрывая всю сцену по кругу, и тогда артисты через "яму" сменяли друг друга. Кстати, если нужно, она могла вращаться с разной скоростью. Вероятно, под сценой было нечто вроде артистической уборной, а из нее -- выход в то же помещение наверху, где была раздевалка и куда мы вошли с улицы. Нашу соседку по столику, девушку с темно-медными волосами, звали Тикки, лицом она напоминала одну из богинь Древней Греции, не помню только -- какую, и я сказал ей об этом. Тикки была смущена, польщена и прочее; что такое богиня, я объяснил ей легко и добавил, что, пожалуй, на Диану, богиню охоты. -- Бр-р, -- сказала она. -- Я же птица. Неуютно как-то. -- Но вы же и богиня, -- сказал я, и папа посмотрел на меня так, как будто хотел сказать -- не слишком ли взросло я себя веду с незнакомой девушкой. Тикки, вероятно, от соседства с нами и начала общий, так сказать, непринужденный разговор, громко, на весь зал, попросив меня или папу рассказать о том, смотрим ли мы здесь телек и как он нам нравится. -- Понимаете, -- сказал папа. -- Ваш телек для нас -- сплошной парадокс. Конечно, стереоэффект поразительный и цвет блестящий, но... мы его почти не смотрим. -- Ка-ак? -- сказала Тикки. -- А информация -- ведь вам же все интересно, а возможно, и необходимо ее иметь. Тем более, говорят, увы, скоро вы нас покинете. -- В этом-то и парадокс. Не будем касаться того, что не любой информации мы можем доверять. Вы должны уяснить себе и легко поняли бы это, окажись вы на нашем месте. Даже форма политорской логики -- для нас информация. Нам все интересно. -- Так в чем же дело?! -- Абсолютно нелепо сидеть дома и видеть ваш мир через телек, -- сказал папа. -- Вид живой птицы, реки, решетки дома эмоционально важнее вида завода по телеку. Гул голосов показал, что они поняли папину мысль, и тогда другая девчушка (тут-то я и узнал ее, она встала) сказала: -- А что, например, уль Владимир думает о войне между Землей и Политорией. О ее возможности. А потом и потанцуем, да?! -- Вот что, дети, -- сказал папа, а они заржали. -- Вы-то смотрите телек, читаете газеты? С этим вопросом вроде все ясно. -- Да вроде не все! Телек и газеты -- это полдела. -- Ладно. Ясны неясности. Война предполагает обоюдное желание воевать или желание одной из сторон. И хочет ли этого Земля -- совершенно неважно. -- То есть как это неважно?! -- сказала Тикки. -- Рядом со мной сидит Тикки, -- сказал я. -- Такое впечатление, что она не будущий ученый, а беззаботная птичка галли. -- Это я такая! -- сказала танцорша. -- Пока не знаю, -- сказал я ей. Папа посмотрел на меня строго. -- Простите, мне стыдно за вашу недогадливость. Земля не знает о вас ничего, и вы это знаете. О вас знают лишь двое землян: папа и я. Но мы точно не хотим воевать с вами, вы нам симпатичны. На кой леший нам война? Если мне что-то и нужно от Политории, то это я бесплатно могу получить в магазине -- уль Горгонерр разрешил мне и папе. Война же бывает, если кому-то что-то от другого надо, а тот не отдает. -- Да, но вы же вернетесь на Землю и все расскажете. -- Но расскажем мы далеко не все, мы мало знаем, а главное, что же мы скажем: политоры, мол, очень славные, мы их полюбили, давайте на них нападем, так, что ли? -- сказал папа. -- Ну, не так. Вы двое -- еще не вся Земля. -- Верно. Но мы с папой уже говорили, что возможность войны на самой Земле была связана с таким оружием, что Земля бы просто погибла, перестала бы существовать -- этого не случилось, хвала небу, война была буквально задушена людьми, и вкус к ней отбит. Вообще. К агрессии. К тому же, повторяю. Земля крупнее вас, на ней много государств, много уль Горгонерров: решение воевать может быть только коллективным, а это не так просто. Да и чего нам на Земле может не хватать? -- Возможно, каких-то наших ресурсов. -- Ого! Значит, кое-что вы знаете! Тогда есть еще одна детская причина, по которой мы на вас не нападем. -- А именно? Хотя, что вы можете знать о наших ресурсах? -- И это. По виду и строению нашего с сыном космолета, маленького, на котором сами бы мы до вас не долетели, политоры сделали вывод: наши большие корабли по конструкции и характеру топлива таковы, что не долетят до вас. Вот и все. -- Танцы! Танцы! -- крикнул кто-то. -- Да погодите вы! -- крикнул высоченный политор. -- Ну, ладно, уль Владимир, а как с войной по инициативе Политории? -- Ну, этого я не знаю, -- сказал папа. -- Ощущение такое, что основная масса политоров против войны с нами. А уж геллы -- наверняка. Хотя... -- Хотя что? -- А вот что: почему вы так много об этом говорите и думаете? Был печальный опыт? -- Нет. -- Разве что вы завоевали Тиллу-один и Тиллу-два? Не так ли? Но ведь вы завоевали их без оружия. Точнее, не пуская его в ход. Чего вам бояться? Тем более есть мнение, что вы-то до Земли долететь можете? -- Но мы не собираемся!!! -- Лично вы -- да! Тут кто-то все же "врубил" музыку, довольно энергичную, и Тикки пригласила папу, а моя танцорша мигом оказалась рядом. Или у них было так принято, или просто было не до приличий. ("Я танцевала с землянином, моя дорогая! Вот так-то!") -- Я -- Лития, -- сказала она. Я старался понять, как танцуют политоры, и легко это уловил. Похоже на нас. -- А вы кто, Лития? -- спросил я. Она уже увела меня в сторону, и мы танцевали на самой эстраде. Танцевала Лития классно. -- Я занимаюсь сверхпрочными металлами. -- Здорово, -- сказал я. -- У нас есть металл "литий", а у вас? -- Конечно, есть, -- сказала она. -- А по-политорски он произносится, как и ваше имя? -- Не, по-другому. Наша беседа совсем не помешала нам вдвое увеличить темп танца, когда Лития этого захотела. Но я тоже -- как я говорю -- не в лесу родился, танцевал по высшему разряду, хотя и чуточку иначе, чем она. Когда же само собой она начала задыхаться, одновременно кончилась музыка, я проводил ее на место, и она сказала мне: -- Ну, я чувствую, вы там на Земле даете! -- и тут же ведущий объявил номер. А нам с Литией здорово хлопали. Потом запела какая-то милая светловолосая девушка, плюс две дудочки и легкий барабан. Песня была грустной до жути, о несчастной любви, я "отключил" свою присоску, чтобы слышать чистое политорское пение, по-моему, оно было красивым, или я начал уже вникать, проникать... Она спела еще пару песен, потом снова были танцы, потом пара политоров (мне сказали, что они классные "планировщики") показали номер с подкидными досками -- это была фантастика! Номера и танцы сменяли друг друга, и внезапно я увидел, как группа музыкантов на кружочке главного круга "уехала" вниз, а когда кружочек вновь поднялся, на нем стоял ведущий и... двое моро: Олуни и Кальтут! Они низко поклонились и ведущий сказал: -- Один из наших опоздавших к началу друзей встретил моро, они прилетели за покупками. Он уговорил их зайти к нам и познакомиться с землянами. -- Пошептавшись с моро, он объявил, что сейчас они покажут один из танцев моро. Вышли музыканты, Олуни немного поиграл на дудочке, Кальтут -- на барабане, так сказать, "обозначили" музыку, музыканты потом легко ее продолжили, а Олуни и Кальтут станцевали красивый резкий какой-то танец, с падениями и выпадами, с плавными переходами и гортанными криками. Им долго аплодировали, йотом усадили за столик. -- Уль Владимир, а у вас одна жена? -- спросила какая-то из девушек. Странно, я никогда не видел таких сине-черных глаз. -- Конечно, -- сказал папа удивленно. -- Но и у вас так же. -- Не совсем. -- Что вы имеете в виду?! -- Высокородные политоры, если они занимают первый, второй и третий пост в правительстве, имеют право иметь несколько жен. -- Вот это да! -- сказал папа. -- Не ожидал. А я тут же вспомнил улыбки в квистории на самой первой встрече, когда папа спросил у уля Горгонерра, любит ли он свою жену. -- Особая традиция, идущая из глубины нашей истории. "Тьфу, -- сказал я себе, -- заслушался". И показал папе руками, чтобы он дал мне сигнализатор. Он передал, я включил шкалу биополя (зажмурившись при этом), открыл глаза -- стрелка была на ноле, на биополе политоров реакции не было. Улыбаясь, я показал шкалу папе, и он радостно тоже закивал. -- Стало быть, у уля Горгонерра -- несколько жен?! -- Да, пять! -- весело закричали папе девушки. -- И... и как они, у них разные функции в обычной жизни? А главная -- есть? -- Нет, официально главной среди них -- это было когда-то -- нет, разве что он сам кого-либо выделяет. Вроде бы одна -- хозяйка очага, кухни, вторая -- лучше других компетентна в вопросах науки для бесед с квисто- ром, третья -- "по поэзии", четвертая -- музыкантша, пятая... не знаем. Но все очень красивые. -- И сколько же у квистора детей? -- спросил я. -- Восемь, кажется. -- Ого! -- сказал папа. -- Вероятно, среди них первые претенденты на пост главы Политории? -- Разумеется. Правда, важен возраст. Сложная система. В этот момент Трэг извинился и вышел из зала, а ведущий тут же объявил: -- Если волнующая тема многоженства завершена, я хотел преподнести всем, и особенно нашим гостям, сюрприз: мы решили показать вам выступления классных политорских кулачных бойцов. Тикки подскочила и захлопала в ладоши первая, а потом и все. Малый круг опустился, затем поднялся. На нем стояли обнаженные по пояс, босиком и в перчатках Трэг, какой-то еще юноша и... а,Грип и а,Урк. Мы с папой быстро переглянулись, когда ведущий торжественно объявил имена бойцов. -- Площадка большая, пары будут работать одновременно. Трэг вышел против а,Грипа, незнакомый политор -- против а,Урка. Бой начался, он был, конечно, показательный, но жесткий. Пары "работали" стремительно, так что уследить за всем было трудно. Минуты через три а,Урк нанес сильный удар Трэгу, и тот упал, и, отойдя в сторону, оба они сели на край сцены. Вскоре незнакомый нанес два удара в голову а,Грипу, тот закачался, и его противник отошел от него. Некто и а,Урк поднялись на сцену, и ведущий поднял руки победителей. -- Небольшой отдых, и бойцы поменяются противниками, -- сказал он. Опустился занавес-цилиндр, потом поднялся, бойцы исчезли, остался лишь ведущий; тут я увидел, что моро Олуни поднял вверх очень прямую руку, и ведущий подошел к нему. Они коротко поговорили, потом ведущий объявил: -- Наши гости, моро, готовы показать свое искусство боя с нашими кулачными бойцами. Правда, у них свой стиль борьбы, и они просили узнать у выступавших, не против ли они того, что каждый моро и его противник будут пользоваться только своими приемами. Сейчас выясним. Я посмотрел на папу -- у него было очень серьезное лицо. Тикки подпрыгивала от нетерпения. -- А вы сама -- спортсменка? -- спросил я. -- Да. Вы ведь знаете Пилли? Я тоже "планирую". -- Я и Финию знаю, -- сказал я. -- О! Так вот они -- первые номера Политории, а я -- ну четвертая, пятая. -- Это высокий класс! -- сказал я. -- Очень. -- Ну, более или менее. Они классом выше. Ведущий поднялся вместе с бойцами, они дали согласие, и первыми в круг вышли Трэг с Кальтутом и незнакомый боец с Олуни. Моро быстро разделись. Бой был очень интересным и красивым, моро навязали небыстрый темп, и можно было наблюдать за обеими парами сразу, смотреть -- как балет. Некоторое сходство с балетом было и в том, что к восторгу публики и -- как я заметил -- к явному неудовольствию а,Грипа и а,Урка моро выиграли каждый свой бой в одно и то же мгновение: р-раз -- и Трэг, и второй политор были прижаты к полу, а,Грип и а,Урк вскочили; я чувствовал, они рвались в бой, и наверняка очертя голову, так как, видно, сообразили, что моро -- это оч-чень крепкий орешек. Трэг и второй проигравший "уехали" вниз. На площадку поднялись а,Грип и а,Урк. Опытный а,Урк, видно, сообразил, что Кальтут чуть сильнее Олуни, и выбрал его. Я был очень напряжен, хотя и знал, что моро бой выиграют. Но что меня поразило, что когда их бои с интервалом в десять секунд закончились, то закончились по уже знакомой мне схеме (моро делали то, что хотели). Олуни оказался на а,Грипе и пробил ему распрямленной ладонью по шее, чуть позже я увидел, как падал сверху на спину а,Урк и Кальтут присел и подставил ему под спину (чего никто не видел) не ладонь, а жестко сжатый кулак. Публика была в восторге, бой был очень энергичным, но только я и, может быть, папа видели, что и а,Грипп, и а,Урк вели бой очень заведенные, вполне серьезно и на грани травмы, видимо, их взвинтил проигрыш их товарищей, ощущение мастерства моро и, я думаю, особые свойства их мерзких характеров. Под аплодисменты опустился занавес, через какое-то время поднялся вновь, ведущий сказал, что и те, и другие бойцы благодарят публику за внимание и прощаются с ними. Не знаю, сколько времени продолжалась еще наша уютная встреча, может, час, -- не знаю. Мне было не по себе от того, что увидел я, папа, Трэг, вероятно, незнакомый мне боец-политор и -- больше никто. Всем было весело. И я тоже веселился, танцевал, отвечал на вопросы, сам их задавал, спорил; никто по мне, кажется, ничего не заметил. Когда все закончилось и народ схлынул, мы остались вчетвером у своих машин: я и папа, Трэг и Пилли, которая и привезла моро. Как сказала Пилли, а,Грипа и а,Урка без сознания она отправила в соседнюю знакомую ей клинику. -- А кто четвертый боец? -- спросил я у Трэга. -- Эл-ти, -- сказал он. -- Он хороший парень. Мы распрощались с Трэгом и сели в свои машины. В воздухе Пилли "повела" нас за собой, куда-то не в центр, связалась по коммуникатору с Ориком, и вскоре уже три наших машины летели рядом спокойно и тихо, с одним прожектором на троих, в ночь. Пилли коротко все объяснила Орику, и он позвонил в клинику, главному врачу. -- Ну как они? -- спросил он у него. -- Все еще без сознания. -- Серьезные травмы? -- Да, но не смертельные. -- И сколько они пролежат? -- Долго. С неделю. Но еще не придут в норму. Тонкая работа, скажу я вам. За что это они их так? -- Я думаю, моро бы их просто убили, если бы к тому делу причастны были именно эти двое. Когда-то два политора из кулачников пытались обидеть их девушку. Это месть. -- Но сегодня было еще двое бойцов, -- почему они выбрали этих? -- У моро очень развито чувство более совершенное, чем интуиция. Двоих они ощутили -- как добрых и спокойных, а тех -- как агрессивных и злобных. -- Понятно. Работа ювелирная. -- О да! Если в вашей клинике их выздоровление будет идти медленно из-за отсутствия нужной аппаратуры, можно будет их перебросить в Калихар или Ромбис. -- Конечно. Мне они не дороги. Они распрощались, и Орик сказал, мол, ладно, тренеру он позвонит завтра. -- А он как? -- спросил я. -- Покалечили-то лучших... -- Ки-ол ценит классных бойцов, но права своих сограждан, моро, он ценит выше, как и главный врач больницы. -- Моро дома, -- сказала Пилли. -- Их логичнее переправить обратно днем, ночью возможен контроль. А днем... патрули знают меня, обыск отпадает, -- сказал Орик. Я набрал номер Ир-фа: -- Уль Ир-фа?.. Да, это я. Мне звонил Латор, он привез много целебных корней, и для вас тоже. Я их вам занесу. А птицу, синюю такую, он поймать для меня не сумел: она, когда он подкрался, улетела с бешеной скоростью. Огромное вам спасибо и долгой вам жизни. -- Долгой жизни, малыш. Мы залетели за Оли, потом -- домой. -- Так вот, -- сказал я. -- Сегодня в клубе было полно политоров, но их биополе никак не подействовало на шкалу нашего сигнализатора. Из квистории идет мощный поток биополя несколько иной природы. -- Да, -- сказал папа. -- Такие вот дела. -- И отлично, -- сказал Орик. -- Спасибо вам. -- О! Пока птичка в клетке -- говорить не о чем. -- Но если что-то делать -- риск уже осмысленнее. Правда, я думаю, что же лучше: найти ее, ликвидировать, и у нас будет целая армия свободных геллов, или не рисковать: когда заварится каша, отыскать эту машинку будет куда проще. А из светских дел ясно одно: с помощью моро я стал куда свободнее, и пора подумать о нашем путешествии. Уль Горгонерр -- за. И ему пока и не до вас, и не до Земли. -- Пилли, Орик! Ваша модель с запиской, что мы живы, ушла на Землю! -- выпалил наконец папа и захохотал. 12 Утром Орик залетел к нам, и снова улетел -- отвезти моро. А наш вылет был назначен на утро завтра. -- Начнись здесь военная заварушка, а по сути -- гражданская война, мы с тобой должны помочь политорам максимально! -- сказал папа. -- Понял? Это его "мы" выглядело по-детски наивным. -- Надеюсь, ты понимаешь, почему? -- продолжил он. -- Это, так сказать, наша двойная задача. Просто помочь им и тем самым помочь Земле. Да, Земле! Если режим Горгонерра падет, можно ожидать кардинальных перемен на Политории, намечается борьба отнюдь не мелких группировок. Пади Горгонерр -- и новая Политория не полетит к Земле ее завоевывать. Эта война, Митя, война здесь -- против войны вообще, против войны с Землей, против войны космической. Я кивнул, все так и было, но его уверенность в нашей помощи Политории, нас двоих, когда он говорил об этом вслух, выглядела жутко по-детски. Заверещал стереофон. Кто там еще? Папа нажал кнопку -- это был улыбающийся второй помощник Карпия. -- Долгой жизни, -- сказал он. -- Извините, что помешал. Я забыл вам сказать, когда вы прилетали, что на нашем корабле намечается бедствие. -- А что такое? -- напряженно спросил папа. -- Забыл сказать: дети несут и несут подарки, всякие... Боюсь, несколько дней -- и корабль будет погребен. Конечно, это была шутка, но и намек: забрать подарки. -- Как же быть? -- сказал папа. -- Нам хранить негде. -- Знаете, -- сказала появившаяся Пилли, -- уль Владимир прав, мы к тому же летим знакомиться с Политорией. Есть же подсобные помещения, уль Орик позвонит начальству космодрома. Хорошо? -- Это было бы очень мило с его стороны, Карпий меня убьет, ведь все это происходит при мне. -- Договорились, -- сказала Пилли. -- Странно, -- сказал папа, -- если я вдруг оказался прав и эта адова машина -- в квистории, то почему вы сами-то этого не отгадали? Пилли, хвала небу, не почувствовала себя уязвленной, задумчиво сказала: -- Не знаю. Наверное, обычный вариант: заскок в голове у нас и прямой ход свежего взгляда со стороны. Многие полагают, что эта дрянь -- никак не в городе, а зарыта в каком-то мрачном лесу. Полетели, уль Владимир, я от- везу вас в музей скульптур наших знаменитостей. Да, это свежий взгляд со стороны, а мы замордованы вечными и разными проблемами. Особенно теперь. -- А из чего они? Скульптуры? -- Из одного мягкого материала, который быстро застывает. -- У нас на Земле есть буквально подобное. -- Ого! Ваши гении с третьим глазом? -- Некоторые знаменитости на Земле были такими, будто действительно имели еще один глаз, скорее всего, где-то внутри себя. Ну, полетели? Я вскоре тоже вылетел и довольно быстро добрался до Ир-фа. Мне повезло -- у него было часа полтора до какой-то экскурсии. -- Завтра мы с Ориком улетаем на несколько дней. Я думаю, Латор сам занесет вам корешки, вы уж простите. Он положил мне руку на плечо, мол, ерунда. -- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- Я на машине, время есть, давайте слетаем куда-нибудь, ну, на природу, посидим. -- А что, -- сказал он. -- Очень неплохо. Я готов. Я "привез" его в клуб "Голубые крылья", но там было пусто, никого. Мы поднялись на середину вышки и сели на край доски, свесив ноги вниз. Чем-то мне это напоминало сидение с удочкой на пристани, на земной речке. -- Наверное, неловко об этом говорить, уль Ир-фа, -- сказал я. -- Но мне очень-очень жаль, что вы из-за той травмы с рукой перестали водить корабли в космос. Вы же любите космос! -- Здесь дело не в этом, мальчик, -- сказал он, вздохнув, -- не в руке, хотя травма была и остается. -- Корабли же ходят на автопилоте, -- сказал я. -- Это придирка, мол, может быть такая ситуация, когда командир корабля обязан взять управление в свои руки буквально. Но я и мог бы это сделать, травма мне не мешала. Врачи специально дали неверное заключение. -- А за что? Вот гады. -- За разное. Но их "доконало" одно мое выступление на совещании деловых и летных кругов. Я позволил себе сказать, что мы обираем обе Тиллы. Кто-то зло сказал, уж не предлагаю ли я помочь Тиллам или тем более моро создать цивилизацию. Я им возразил, что моро цивилизации не хотят, а на Тиллах глупо ее создавать искусственно. "Да она им и ни к чему, -- сказали мне. -- Они ленивы". Я сказал им, что я о другом: мы очень многое берем, редчайшие металлы и сколько угодно, а даем практически ноль. "Нужны им эти металлы", -- возразили мне. "Возможно, и нет, -- сказал я, -- хотя вдруг и понадобятся, они принадлежат им, и это трудно оспорить". "Но они расстаются с ними с огромной легкостью". "Ну, что ж, -- сказал я. -- Это верно. Но мы должны с легкостью -- не с легкостью давать им что-то эквивалентное". "Это очень дорогие металлы, -- возразили мне. -- Их эквивалент -- высшая техника, которая тиллитам не нужна". "И пусть, -- сказал я. -- Пусть это будут предметы быта". "Вы что, смеетесь? -- сказали они. -- Если исходить из эквивалентного обмена, то, учитывая стоимость металла, мы должны завалить их предметами быта, это неэквивалентно". "Почему?" -- спросил я, понимая при этом, почему и для кого. "Да потому, что горы всяких чашек -- это тысячи дорогостоящих рейсов на Тиллы. Это наш проигрыш". Этого я и ждал. "Вот это и было бы подлинным балансом", -- сказал я. "Как прикажете вас понимать?" "Вы же не меняетесь с ними, а отбираете у них редкие металлы. Дебаланс в их пользу -- за ваш произвольный отбор". "Вздор. Они им цены не знают, и они им не нужны". "Но это уже не ваша забота, -- сказал я. -- Юридически -- это их металлы".... Этого-то выступления, с опорой на псевдотравму, они мне и не простили. И конечно, им не нравится моя дружба с моро. Мне показалось, что Ир-фа говорит со мной, ребенком, так охотно, потому что его просто прорвало от долгого молчания, которое его гордость выбрала сама. -- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- А будет война? И когда? Это вопрос дней или недель? Он засмеялся: -- Где-то посерединке. Мы помолчали. -- Я знаю все о размышлениях твоего отца о том, где эта адова машина. И о вчерашней проверке в клубе вашего сигнализатора на предмет реакции его на биополе геллов. По ощущению отец близок к истине. Вы многое сделали для нас буквально за несколько дней. Я не знал, что сказать, потом спросил: -- Как мне вас искать, вдруг возьмут уля Орика и начнется заварушка? Он велел держать связь с вами. И моро. -- Связь обычная, если не возьмут и меня. Может, меня даже скор