Сергей Жемайтис. Большая лагуна

---------------------------------------------------------------
     Изд. "Детская литература", Москва, 1977
     OSR&Spellcheck: Д.Гордеев (DimGo@risp.ru), 04.06.2000
---------------------------------------------------------------



        СИНЕЗЕЛЕНАЯ ЧУМА
     "Колибри",   ярко-желтая   авиетка,   медленно   летела   над   пестрой
поверхностью  Большой  Лагуны.  Справа в золотой  дымке  испарений дрожал  и
переливался  изумрудный берег Австралии, слева,  за Большим Барьерным рифом,
стелилась до горизонта синяя пустыня  Кораллового моря. Внизу медленно плыли
навстречу   рыбные   пастбища,   плантации   водорослей,   поля   планктона,
поблескивали  окна  одиноких  ферм,  крыши  заводов,  служившие  посадочными
площадками; локатор нащупал поселок, на экране мелькнула только одна  из его
улиц,  проложенных на бетонных столбах,  два дома  - белый  и  кремовый  - с
широкими  верандами,  стайка мальчишек и  девчонок в разноцветных  трусиках,
стремительно пролетевшая над улицей верхом на аэрогиппи.
     Авиетка  проплыла  над  группой коралловых  островков,  густо  поросших
кокосовыми пальмами;  в  лагунах  застыли  яхты и  катамараны туристов.  Все
подковообразные атоллы обращены закрытыми сторонами навстречу юго-восточному
пассату. Ветер треплет космы пальм, гонит нескончаемые валы на рифы, кипящие
в  ослепительной  пене.  Ниже  промчалась  полосатая  авиетка  метеорологов.
Смуглый  австралиец,  возникший на экране видеофона,  поднял руку и  пожелал
счастливого возвращения.
     - И тебе, Генри, счастливо приводниться! - ответил на приветствие Чаури
Сингх, инспектор.
     -  Ставим  новую  аппаратуру,  -  сказал   Генри,  -  автоматы  Ильина.
Удивительные  механизмы! Проводят  весь  комплекс  наблюдений.  Теперь у нас
будет время для научной работы. А ты на очередной осмотр?
     - Да, Генри. Все-таки пока наш глаз иногда надежней автоматики.
     -  Бывает,  Пьер,  и  так.  Все  же  рекомендую  автоматы  Ильина,  они
универсальны.
     - Благодарю!
     - Да ты не один?
     - Со мной новая лаборантка, Наташа Стоун. А перед нами, Наташа, - Генри
Свифт, метеоролог.
     - Жду вас у себя! - радостно воскликнул Генри Свифт, улыбаясь Наташе.
     -  Лучше  ты загляни  к нам,  - сказал инспектор. - Мне кажется,  у нас
наступают беспокойные дни.
     - Когда?
     - Ну, хоть завтра.
     - Приглашение принято! - сказал Генри и добавил со вздохом:  - Мне  все
приходится летать одному, не хватает людей...
     Наташа улыбнулась и кивнула Генри Свифту. "Колибри" с легким  жужжанием
плыла над судоходным каналом, отгороженным от хозяйственной зоны бесконечным
бетонным "забором", служившим также местом для причалов, складов и небольших
отелей.
     Наташа сидела в кресле пилота, положив  пальцы на клавиши управления, и
делала вид, что всю ее без остатка поглотил процесс вождения "Колибри", в то
же время она  краем  глаза  ловила  в зеркале заднего обзора лохматую голову
инспектора, его аскетическое лицо, взгляд черных глаз, то устремленный вниз,
на  гигантскую  акваторию,  то  на  экран  портативного  компьютера.  Наташа
старалась  угадать по  выражению лица инспектора, что происходит там, внизу.
Ей,  новичку,  все  было  захватывающе интересно и многое непонятно,  но она
знала  также, что расспрашивать  инспектора  бесполезно,  в лучшем случае он
ответит  междометием  и  порекомендует  обратиться  к  ежесуточному   отчету
деятельности предприятий и научных центров Большой Лагуны.  Действительно, в
отчете  со  скрупулезной точностью  отражается жизнь всей  водной  страны за
Большим Барьерным рифом. Только в  отчете  сотни графиков, схем, бесконечное
число  формул  и очень специальный  текст. Единственный раздел в отчете,  не
требовавший  особых  усилий  при чтении,  -  это ролики  магнитных  записей:
главным  образом  суточная хроника событий  в  глубине теплых вод Лагуны,  и
Наташа  с интересом  их  просматривала  вместе  со всем  штатом  станции  на
вечерней  летучке, только этого было очень мало, чтобы  вникнуть  в  сложную
жизнь Большой  Лагуны,  не говоря уж  о взаимосвязи  множества лабораторий и
хозяйственных  предприятий.  Какая уйма знаний требовалась для этого! Наташе
хотелось вот  так же, как инспектор,  с одного  взгляда определять положение
дел, по крайней  мере видеть отклонения от нормы и тут же через ЭВМ получать
исчерпывающий ответ  и  давать  указания машинам и  людям,  занятым  на этом
необозримом пространстве.
     Чаури Сингх сказал:
     - Натали, сделайте круг диаметром с километр над этим полем  планктона.
Видите темные пятна и полосы?
     Авиетка,  слегка  накренившись  на   правое   крыло,  стала   описывать
правильную окружность.
     -  Теперь ниже  и  двигайтесь к центру поля,  остановитесь  над  темным
пятном.
     Летательный аппарат повис в  воздухе, его медленно  относило  бризом  в
сторону берега.
     - Отлично, Натали! - сказал инспектор. - Вы прекрасно водите машину.
     Наташа покраснела: на ее памяти инспектор еще ни разу так прямо и ни по
какому поводу никому не высказывал своего одобрения.
     - Я знаю, меня считают...  - он помолчал, подыскивая слово, - холодным,
черствым руководителем, и вы сейчас подумали об этом.
     - Что-то в  этом роде, -  призналась  Наташа, - хотя  все считают вас и
справедливым...
     - И только?
     - А также очень добрым.
     - Убийственная оценка для руководителя! -  Инспектор улыбнулся,  но тут
же лицо его приобрело обычную суровость.
     Наташе хотелось  спросить,  что его так  тревожит, но  она  сдержалась:
инспектор мог бросить в ответ один из своих "убийственных" взглядов.
     "Ясно!  Его беспокоят сине-зеленые  пятна на  поле  хлореллы. Пятна как
пятна. Какие-то  водоросли. Надо  вызвать пару уборочных катамаранов, и  они
живо разделаются с ними".
     Чаури Сингх прочитал мысли девушки.
     - Все  гораздо сложнее, Натали. Если вы  знакомились  с  сообщениями за
последнюю неделю, то  не могли не обратить внимание на сообщения о появлении
сине-зеленой водоросли.
     Наташа улыбнулась и пожала плечами.
     - Признаюсь,  я как-то  пропустила,  хотя об этой водоросли  слышала на
станции. О ней сейчас только и говорят. Насколько я помню из курса биологии,
это крохотное одноклеточное безобидное существо...
     - Безобидное с виду, пока занимает отведенную ей экологическую нишу.
     - Что, она сильно размножилась?
     - Невероятно! Появилась в массовом количестве  везде  в районах шельфа,
где ведется "морское  земледелие". Мы не знаем еще  причин активизации этого
далеко не  безобидного  существа. Синезеленые водоросли  отравляют планктон,
губят рыб. Трудно  предсказать последствия. Сто первый участок уже полностью
поражен  этой  синезеленой чумой...  Опуститесь  еще  немного... Достаточно.
Сейчас  мы свяжемся  с нашими  лабораториями. Да, да,  надо принимать  меры.
Главное - найти  причины активизации этой синей чумы. - Он  вызвал дежурного
лаборанта с ближайшего поста и попросил познакомить с последними анализами.
     На  экране  компьютера появилась  заросшая физиономия  "дикаря"  -  так
называли  лаборантов,  дежуривших по  неделе на биологических станциях. Лицо
лаборанта  обрамляла  рыжая  борода,  во  все стороны торчали  выгоревшие на
солнце белесые космы волос на голове.
     "Прическа а ля папуас", - отметила Наташа и пыталась вспомнить, где она
видела эту физиономию и такие широченные плечи.
     -  Привет,  Натка! Привет, Пьер! - Лицо лаборанта расплылось в  улыбке,
сверкнули белейшие зубы и голубые глаза.
     - Костя! - наконец узнала Наташа. - Как ты дивно одичал!
     - Принимаю  без лишней  скромности твой  комплимент. Действительно, мое
одичание перевалило за одиннадцать баллов. -  И кивнул  инспектору: -  Через
три минуты передам последний ролик анализов. - Кивнув Наташе, Костя  исчез с
поля крохотного экрана.
     - Очень  симпатичный  юноша,  - сказал  инспектор,  -  и  за  его дикой
внешностью и бравадой  скрыт ум исследователя, талантливого исследователя. -
Он  посмотрел на часы. - Вот увидите, что  ровно через  три минуты мы с вами
получим анализы. Уверен, что он не только отращивает свою пышную шевелюру.
     Действительно, ровно через  три  минуты на  экране компьютера появились
клетки   синезеленой   водоросли   в   студенистой   среде.   Клетки   стали
увеличиваться.  Чуть  подрагивали  гранулы, рибосомы,  бусинки ДНК. Там  шла
сложнейшая жизнь, несмотря на снятие с нее покровов, все еще полная тайн.
     Инспектор сказал:
     - Жизнестойкость и консерватизм этого творения природы поразительны! За
последние три миллиарда лет она, пожалуй, совсем не изменилась. За это время
сколько  произошло   геологических   катастроф,  какие   были  климатические
перепады, как менялся состав воздуха! Создается впечатление,  что на  нее не
действуют законы эволюции. Как будто в данном варианте природа исчерпала все
свои возможности.
     - Может быть, природа бережет этот вид для более поздних экспериментов?
     - Хорошая мысль! Материал для дальнейших экспериментов!  Кстати, такого
материала на Земле очень много. И это - признак ее молодости.  Что для нашей
Земли какие-то три-четыре миллиарда лет! Она еще полна возможностей.
     Он опять погрузился в просмотр ленты, затем сказал:
     - В свое  время  эти безобидные с виду растения  принесли  человечеству
много бед. Они заполняли резервуары равнинных гидроэлектростанций, превратив
большие  водохранилища, содержащие миллиарды  кубометров воды,  в  зловонные
лужи. Когда нужда в энергии рек отпала, воду из резервуаров спустили в моря.
Зеленая водоросль надолго присмирела, заняла свое скромное место в водах рек
и морей. Люди долго не создавали ей  условий для чрезмерного размножения. За
последнее  столетие  мы  почти полностью справились  с  задачей  невероятной
трудности:  очистили от вредных примесей  наши  реки, озера, воздух, почву и
как   будто   помогли  природе  восстановить   нужное  ей  равновесие   сил.
Оказывается,  то немногое,  что  осталось  нам  сделать,  приводит  к  таким
явлениям,  как нашествие водоросли.  Возможно  также, что  толчком послужили
космические причины или изменение состава  воды. Например, последнее время в
воде наблюдался повышенный процент фосфора. В прошлом  году в Средней Европе
необыкновенно размножился дубовый шелкопряд. В океане появились  новые  виды
животных  - мутанты некоторых рыб,  брюхоногих моллюсков, иглокожих.  Что-то
неприметное для  нас происходило и  с  синезеленой  водорослью. Оказывается,
многие годы она ждала удобного момента, чтобы предъявить свои права.
     -  Права?  - удивилась  Наташа. -  Вы  говорите таким  тоном, будто эти
жалкие клеточки в студне действительно имеют какие-то права!
     - Ну конечно, Натали. Как и  все живое. Права у всех в принципе равные,
неравны возможности. Человек пока захватил инициативу, покорил сушу и сейчас
ведет битву  за  покорение  океана.  Первые шаги сделаны уже  давно. Человек
пользовался Мировым  океаном вначале  как средством  связи и  резервуаром  с
неисчерпаемым запасом пищи только вблизи берегов.  Между прочим, и сейчас мы
обрабатываем в  основном  прибрежную  зону, мелководье  -  шельф; глубины во
многом для нас менее изучены, чем космос в пределах нашей Солнечной системы.
Нам  - я имею в виду человечество, - несмотря на все  невзгоды, в  общем-то,
очень  везло,  особенно  после  утверждения коммунистического  строя,  когда
наконец  мы могли  по-настоящему заняться  устройством своего  дома - Земли.
Теперь - только человек и природа. Две силы. Разум и миллионы  случайностей.
Пока мы побеждаем...
     - Вас все беспокоит эта противная водоросль?
     - Ну, уж не  в такой степени. С ней мы справимся, хотя будет и нелегко.
Могут возникнуть и другие опасности, и там, где мы не ожидаем... Возьмите на
пять  градусов влево... Вот так, благодарю вас. А теперь давайте постоим над
полем бедствия и попробуем выяснить всю серьезность положения...
     На крохотном  экране видеофона, вмонтированного  в  панель  управления,
вновь появилась лукавая физиономия Кости Ложкина.
     - Инспектор, вас устраивает мой ролик? - спросил он, щуря глаза.
     Было  ясно,  что его не особенно  тревожили анализы и  снимки, а  очень
хотелось поговорить c Наташей Стоун, которую он долго не видел.
     -  Благодарю,  - сказал довольно  сухо инспектор. - Утешительного мало:
водоросли вытесняют  хлореллу,  а мы не знаем,  что  стимулирует агрессию...
Извините, Костя... - Инспектор защелкал клавишами компьютера.
     Костя тихо сказал:
     -  Просто  отлично,  что  ты оставила космическую  связь! У  нас  здесь
необыкновенно хорошо, все ребята будут рады и особенно Тосио-сенсей, и Ив, и
прочие "дикари". Я  еще пять  дней проторчу в своем  гнезде.  Звони. Я  тебе
покажу свои апартаменты... А  может, заглянешь? Я живу на рифе,  в нем полно
всякой живности. Питаюсь, как папуас триста лет назад.  Все достаю из воды и
варю на ультразвуковой печке. Ты когда-нибудь ела сасими?
     - Кажется, ела. Что-то японское?
     - Не только.
     - Ах, да, сырая рыба!
     - Опять не  только. У меня сасими  из морского  рака, с  приправами  по
рецепту Тосио-сенсея.
     - Тогда что-то необыкновенное?
     - Вот именно. Ну, так до встречи!..
     Костя, сверкнув белозубой улыбкой, покинул экран.
     Наташа сказала:
     - Мы  с  ним вместе  учились  еще  в школе. Потом разошлись. Он  всегда
увлекался биологией, а я всем и ничем...
     В  голосе ее  слышалась  грусть,  что  не укрылось от инспектора, и  он
сказал, не отрываясь от экрана компьютера:
     - Мы  разными путями находим свое  призвание.  Одни сразу,  со школьной
скамьи, другие долго ищут. У вас есть еще время для выбора.
     - Мне кажется, я останусь здесь навсегда.
     - Не следует утверждать так  категорически, но  я  советую. У  нас идет
острая  борьба   как   нигде.  Очень  давно  наши   предки  нарушили  связи,
установившиеся в природе миллиарды лет назад. Вы все это знаете...
     - Вы только что говорили об этом, да и мы проходили в школе.
     -  Теперь  будете проходить  в  жизни...  Сейчас Тосио  даст нам полный
анализ  воды, белка хлореллы,  водорослей.  Смотрите внимательней!  -  Чаури
Сингх сказал в микрофон:  - Пожалуйста, дай содержание клеток сине-зеленой в
миллилитре воды.
     На желтом экране появилась цифра: 350 000.
     - Рост на пятьдесят тысяч за сутки! - сказал инспектор.
     - Это  средняя, - сказал дежурный по станции, - на мелководных участках
- четыреста тысяч и больше.
     - Скверно, Тосио.
     - Да,  Пьер.  Но не  будем расстраиваться.  После темной  ночи приходит
утро, а потом - день.
     - Мудрая сентенция, Тосио.
     - Проста, как жизнь. Я только что читал изречения древних.
     -  Жаль,  Тосио,  что  мы  не можем услышать еще несколько утешительных
строк из твоей книги.
     - Хорошо, Пьер. Даю ролик анализов. Привет, Наташа!
     - Привет и тебе, читающий книги мудрых! Я только что виделась с Костей.
Он приглашал меня на сасими.
     - Советую. Может, вырвусь и я.
     - Вот было бы  отлично! Кивнув,  Тосио исчез с  экрана видеофона. Между
тем  по  желтоватому  полю  экрана  компьютера побежали  символы  химических
элементов  по  мере  возрастания  их атомных  весов и процентное  содержание
элемента в воде.
     - Даже золото! - сказала Наташа. - Но какое мизерное количество!
     - Да, немного на первый взгляд. Хотя  каждый день  мы добываем  до пяти
килограммов только с одного сравнительно небольшого участка нашей зоны.
     -  Вся  таблица Менделеева! -  с удивлением сказала  Наташа. - Я так не
любила химию...
     Инспектор ничего  не ответил  и  остановил  взгляд  па  последнем  ряду
формул;  на  его лице  отразилась такая  тревога, что  Наташа в  безотчетном
страхе оглянулась по  сторонам и тут же успокоилась: что могло им угрожать в
такую погоду,  на  машине с гарантированной безопасностью  полета! Даже если
они  не услышат предупредительных сигналов  в случае приближения  шквала, не
редкого здесь в это время  года, то  сработает автоматика, и  они выйдут  из
опасной  зоны на рекордной  скорости. "Колибри" к тому же амфибия... Нет, их
жизни  не угрожает опасность, да и  не такая уж трусиха Наташа Стоун. Просто
ее поразило лицо спутника.
     - Инспектор, что произошло? - спросила она.
     -  Вы  не  обратили  внимания  на  присутствие  в  воде   радиоактивных
элементов?
     - Нет. Эти элементы ведь тоже входят в состав земной коры и встречаются
в воде...
     - Да, но в каких количествах?
     Наташа с тревогой спросила:
     - А с Тосио, Костей, Ивом, Антоном ничего не случится?
     - На их участках радиация в пределах допустимых норм. И мы примем меры,
чтобы она не повышалась.
     Чаури Сингх стал отдавать приказания  остановить  консервный  завод  на
сороковой ферме, вывесить карантинные знаки по границе ее акватории, а также
на  прилегающих  фермах,  где  разводили  креветок  и  лангустов,   приказал
лаборантам и дежурному инженеру с завода покинуть ферму  и срочно обратиться
в пункт врачебной помощи.
     - А теперь  - домой, - устало  сказал инспектор.  -  Я  не помню ничего
подобного, такого у нас не случалось много лет.
     - Вы считаете, что эти противные водоросли действительно нам угрожают?
     - Все очень  серьезно,  Натали.  Очень. Надвигается что-то  похожее  на
катастрофу в Атлантике.
     -  Не может  быть! - сказала  Наташа, улыбаясь.  -  Просто  вы  устали,
инспектор.  Думаю, что у вас  подскочило давление. Я ведь немного врач, чуть
не окончила школу космической медицины.
     "Ну какая может быть катастрофа в такую дивную погоду, в наше время!" -
подумала она.
     Наташа верила во всесилие человеческого разума и  могущество техники, и
после таких  слов  инспектор  что-то потерял в  ее глазах, он уже стал менее
загадочной фигурой, ей даже стало немного жаль его.
     "Что же произошло в Атлантике?" - подумала она.
     Он улыбнулся:
     - Тогда вам было четыре года. И дни стояли не менее прекрасные.
     - О! Так вы действительно видите... читаете чужие мысли?
     - Иногда, Натали. Простите. Это от привычки сосредоточиваться, находить
волну, на  которой мыслит собеседник. Иногда  такой контакт  с  собеседником
происходит  помимо  моей воли.  Особенно когда  я  устаю  и  начинаю  терять
контроль над собой.  Не огорчайтесь, вы были правы: теперь  не так-то просто
захватить нас врасплох... Ну хорошо, хорошо.  Так об этой  катастрофе. Тогда
погибла почти вся  жизнь в Карибском море.  Произошло  это  после извержения
подводного вулкана, когда в воде появились сильнодействующие яды.
     - Неужели яды образовались в недрах планеты?
     -  Нет.  Как удалось выяснить по архивным  данным, в  семидесятых годах
прошлого  века в  районе вулкана  сбрасывались  контейнеры  с ядами, которые
предназначались для военных целей.
     - Вулкан вскрыл контейнеры?
     -  К счастью, не все, а не то бы течения разнесли яд  по всему Мировому
океану, и трудно сказать, как вышло бы из такой катастрофы все человечество.
После этой  трагедии люди  взялись  за  очистку  вод и дна океана,  а  также
подземных хранилищ, в которых наши недальновидные  потомки пытались упрятать
и яды и радиоактивные отходы атомных электростанций, хотя и тогда уже знали,
что  в океане  непрестанно  движутся водные потоки.  Появление радиоактивных
элементов  в  какой-то  мере  может  объяснить и  мутации  многих  животных,
замеченные в  морях  за  последние  тридцать  лет. И  может  пролить свет на
происхождение  тигровых звезд.  Ясно, что и  они мутанты.  Вначале  тигровки
появлялись мелкими  группами, затем  хлынули целой  лавиной и неожиданно для
нас  уничтожили ценнейшие  плантации  коралловых  полипов у  Новой Гвинеи, а
следовательно,  и  все  живое там,  связанное с жизнью кораллов. В настоящее
время  звезды почти исчезли. Боюсь, что не  навсегда. Теперь вам стала яснее
причина моих тревог?
     Наташа покачала головой:
     -  Нисколечко, инспектор. Ведь даже хорошо, что природа не смирилась, а
продолжает следовать своему плану жизни. Представляете, что бы с нами стало,
если бы  океан  превратился  в спокойную лагуну, а  космос раскрыл все  свои
секреты?
     - Если смотреть с таких позиций, то действительно - все отлично. Мне же
приходится думать о  тех,  кто ежедневно получает пищу с наших водных полей.
Мы  снабжаем  пищей  около  миллиарда  людей,  Натали,  даже  больше  -  все
континенты получают более пятисот видов изделий из вод Большой Лагуны.
     Наташа Стоун прикрыла веки и покачала головой.
     -  Нет, я  не могу себе представить,  -  сказала  она,  - стол,  вокруг
которого  сидит  миллиард  человек  за  завтраком  или  обедом.  Воображение
отказывается. Стол обовьется вокруг Земли... Вы знаете, инспектор, вот когда
я  действительно  решила остаться с вами,  выращивать хлореллу,  сражаться с
тигровками.
     - Я знаю, знаю, Натали...
     - Да, вы все знаете, но все-таки это - главная причина.
     - В вас, как и во всякой женщине, не иссяк еще инстинкт кормления.
     - А я  и  не подумала  об  этом!  И  ведь вы правы.  Не  зря я пыталась
представить себе гигантский стол и за пим - миллиард гостей.
     Они засмеялись, довольные друг другом и собой.
     - Вот теперь я слышу и ваши  слова и ваши мысли, Наташа. Да, вы решили,
и решили  правильно: вы останетесь с нами... - Он несколько  помедлил. - Мои
ученики и друзья зовут меня Пьер...
     - Благодарю вас, Пьер!
     - Тебя! - поправил инспектор.
     - Благодарю тебя, Пьер!
     - Вот и отлично. Самое лучшее в жизни - приобретать друзей.
     - О  да, Пьер! У меня  всегда было много  друзей... Смотрите!  - Наташа
накренила авиетку. - Смотри, Пьер!
     Внизу  навстречу  в  пене и брызгах  мчался  отряд  дельфинов. Они  шли
журавлиным клином, строго сохраняя равные интервалы.
     Инспектор послал приветствие дельфинам и  тут же получил  восторженный,
но неразборчивый для Наташи ответ.
     - Протей  - сын Протея ведет свой отряд  в  акваторию китовых  акул. На
этих безобидных  созданий  напали косатки.  Местный  отряд не  может  с ними
справиться.
     - Мне рассказывали о косатке - Черном Джеке.
     - В высшей степени незаурядная личность этот  Черный Джек. Своеобразный
революционер.  Он  боролся  за  свои права.  Его отряд вселял ужас не только
одиноким операторам в  лабораториях и на фермах, но  даже населению плавучих
островов.  Надо  было использовать всю нашу технику, чтобы  оградить себя от
налетов  Черного Джека.  Новый вожак  -  самка,  ее назвали Роза,  мало  чем
уступает  своему  предшественнику.  Уверен,  что  она  организовала  дальнюю
разведку и уйдет, не приняв боя против отряда Протея,  вооруженного ампулами
и электрическими гарпунами.
     - Я видела прирученных косаток.
     -  Пока косатки молоды, их что-то удерживает возле человека. Думаю, что
им  льстит  внимание и  дружба с  людьми.  Они  охотно  выполняют  несложные
обязанности  "пастухов",  но   при  этом   количество  рыб   катастрофически
уменьшается. Все же в конце концов эти романтики уходят в дальние странствия
в Арктику  или в Антарктику, поближе к стадам китов. Они охотятся на  китов,
как  некогда  наши  предки  охотились  на слонов.  Обнадеживающие  опыты  по
одомашниванию  косаток  ведутся  на западном берегу  Австралии. Там  косатки
охраняют пляжи  от акул.  Все же я  не  уверен, что  они останутся на  своем
посту, покажись поблизости Роза со своими сородичами.
     Их разговор прервал дежурный диспетчер.
     -  Докладывает  Дэвид Тейлор, - послышался  самоуверенный голос,  и  на
экране появилось холодное красивое лицо.
     - Слушаю, Дэв. Что-нибудь срочное?
     -  Протей -  сын Протея  атаковал отряд Розы. Косатки уходят на восток.
Есть возможность их атаковать с фланга  отрядом  Хоха. Мы можем  покончить с
пиратами одним ударом.
     - Ни в коем случае, Дэв. Мы не ведем с косатками войну. Война объявлена
только синезеленой водоросли.
     - Ну, какая там война!
     -  Весьма  серьезная  и  более  трудная, чем если  бы  мы  сражались  с
косатками.
     - Вы направляетесь к нам, инспектор?
     - Будем через час.
     - Да вы не один! У меня тоже гости.
     - Наталья Стоун - не гостья. Она наша соратница.
     - Прошу прощенья и у  вас,  инспектор,  и  у Натальи Стоун. Я  не хотел
никого обидеть.
     -  Ну что  вы, Дэв, - сказала Наташа,  - в ваших словах не  было и тени
обидного.
     - Вы правильно меня поняли, Ната, и я чрезмерно рад...
     Чаури Сингх перебил:
     - Извините, Дэв! Меня интересуют сведения о тигровках.
     - Пока  не  поступало, инспектор. Я распорядился, чтобы  посты сообщали
немедленно...
     - На этот счет есть приказ Центрального управления.
     - О да. Но я просто напомнил патрулям и лаборантам.
     - Желаю спокойной вахты, Дэв.
     - Благодарю, инспектор.
     Когда Дэв Тейлор отключился, Наташа сказала:
     -  Странный человек.  У меня такое  впечатление, что  он  изо  всех сил
старается  не  уронить  свое  достоинство и  показать себя только  с  лучшей
стороны.
     -  Все мы этого хотим, Натали. Хотя ты права относительно  достоинства.
Сейчас у него экскурсанты из Лусинды, и, конечно, он стремится выглядеть как
можно  лучше,  и  поверь,  от него  все  там в  восторге...  Извини, Натали,
познакомьтесь: Серж Берзин, лаборант восемьдесят седьмого участка...
     Серж Берзин, с виду мужчина лет  семидесяти, только покосился с  экрана
на Наташу, кивнул и сразу захватил внимание инспектора отрадными сообщениями
о небывалом "урожае" устриц...
     Наташа некоторое время прислушивалась к их разговору и недоумевала, как
такой человек, как Чаури Сингх, может интересоваться какими-то моллюсками.
     Потом она  вспомнила застолье с миллиардом человек,  улыбнулась. Ведь и
она ест бифштекс, в котором, судя по рецепту на упаковке, двадцать процентов
мидии.  И  она  подумала,  что  ей  надо  серьезно  заняться  самоконтролем,
возобновить  занятие  йогой,  и,  может  быть, под руководством самого Чаури
Сингха,  который  состоит членом  высшей  лиги йогов...  Затем  мысли Наташи
перенеслись  в   резиденцию  инспектора.  Там  сейчас  весело,   Дэв  Тейлор
холодно-любезен, подавляет  всех  своей значительностью: главный оператор  в
отсутствие инспектора  распоряжается  всей  Лагуной,  конечно,  в  известных
пределах, но ведь этого не знают экскурсанты.
     Недолго думая, Наташа  включила большую рубку, где Дэв  Тейлор принимал
гостей.  На маленьком экране видеофона  она вначале  не разбирала лиц, затем
подстроила  изображение   и   невольно  улыбнулась:  какие   это  были  юные
восторженные ребята, какими глазами они  рассматривали  панели,  напичканные
электроникой,  большой телеэкран, на  котором  транслировалась жизнь Лагуны!
Конечно,  многие  экскурсанты  сами  были  аквалангистами  и им  не  были  в
диковинку  красоты коралловых  рифов,  но  сейчас,  на  экране,  они, затаив
дыхание, увидели настоящий бой дельфина с серой акулой, один на один. Причем
дельфин не был вооружен ни ампулометом, ни дротиком.
     -  С голыми  руками! - прошептал кто-то из ребят. Дельфин наносил удары
носом  в  самые  чувствительные части акульего  туловища,  и  наконец  акула
остановилась,  словно  парализованная, перевернулась кверху  брюхом и  стала
медленно опускаться в глубину. Дельфин пулей вылетел на поверхность.
     -  Обычная  сцена, - проронил Дэв  Тейлор, хотя  сам  видел бой акулы с
дельфином  впервые. - А теперь прошу  внимания, я вас, друзья, познакомлю  с
самим Френсисом Дрейком. Надеюсь, вы слышали о нем?
     -  О  да, да,  конечно!  -  послышались голоса. В операторскую,  тяжело
ступая, вошел робот в опереточном костюме, с  огромным подносом, уставленным
запотевшими стаканами.
     - Френсис! - обратился к нему Дэв Тейлор. - Как ты уже догадался, у нас
гости  с континента. Будь с ними любезен и, пожалуйста, не наступай дамам на
ноги.
     - Есть, сэр!  -  прогудел Френсис простуженным басом. -  Прошу,  дамы и
господа! Пейте  коктейль "Большая Лагуна".  Пусть меня проглотит сам дьявол,
если кто-нибудь из вас когда-либо пил  что-то подобное.  -  Выпалив  все это
единым  духом,   Френсис  замолк.   Гости  зааплодировали  и  потянулись  за
стаканами... Инспектор сказал:
     - У Новой Гвинеи вчера поймали тигровую звезду.
     - Это вас очень тревожит?
     - Не больше, чем  все остальное.  Я отдал распоряжение вести наблюдение
за дном в районе всего Большого рифа.
     Наташа вспомнила  выражение  лица  Дэва  Тейлора и  не  могла  сдержать
улыбку.
     - Дэв умеет принять гостей, - прочитал ее мысли и ответил Чаури Сингх.
     - Как это вы... - начала было Наташа.
     - Извини меня, я опять читаю твои мысли. Все от усталости. Мне  следует
отдохнуть тридцать минут. Отрешиться от всего.
     - Погрузиться в нирвану.
     -  О нет, Натали.  Все  не так сложно.  Надо только сосредоточиться  на
чем-то отвлеченном, например, на полете чайки, воссоздать его или вообразить
себя рыбой, волной, облаком...
     - Совсем просто, Пьер. Иду на посадку.
     -  Опускайся в малую  гавань. Еще раз  извини. Я  опять подслушал  твою
мысль: почему у индийца двойное имя - Чаури Сингх и Пьер?
     - Да, я подумала так.
     - Чаури Сингх  традиционное имя, его дают  первенцу в нашей  семье. Так
звали множество моих прапрапра-дедов. Мама у меня француженка, и она назвала
меня Пьером. Мама моя иногда приезжает к нам. Она художница по тканям.
     "Колибри"  повисла  над группой мелких островков  в окружении рифов. На
самом  большом  островке, площадью около  квадратного  километра,  в  густой
зелени белели  крыши  строений.  Волноломы  соединяли  рифы  тонкой  линией,
образуя два вместительных ковша, где стояло десятка три яхт разных типов, от
могучих  океанских   "Сирен"   с  тридцатиметровыми   мачтами  до  крохотных
спортивных "Чаек" с ограниченным районом плавания.
     -  Опускайтесь  в  малый  ковш.  Сейчас  туда  входит  "Тайфун",   наша
патрульная  яхта;  они также  вытащили  тралом  небольшую  тигровую  звезду,
увидите, что это за создание.
     Наташа   нажала   на  клавишу   автоматического  спуска,  и   "Колибри"
заскользила по спирали вниз.

        ПОЛЕТ НА "СИРИУС"
     Доктор  Мокимото  не  любил,  когда  его  сотрудники  надолго  покидали
институт. Он говорил,  что тогда  рвутся  или, по  крайней мере,  до предела
натягиваются связующие нити: "Образуется пустота,  которую невозможно  ничем
заполнить. Человек неповторим, его нельзя заменить. Можно только примириться
с  потерей.  Допустим, вы мне не нужны пока, но все равно  ваше  присутствие
здесь,  поблизости,  помогает мне,  так как  я  знаю, что вы  рядом и можете
всегда  прийти  на  помощь".  -  "Но существуют идеальные  формы  связи!"  -
возражали ему. "Да, но все это копии. Ничто не может заменить оригинал..."
     Сейчас, подъезжая  к  космодрому,  Вера представила  себе  лицо  своего
учителя и улыбнулась. Профессор  долго  напутствовал  ее,  предостерегал  от
возможных и мнимых опасностей. Взяв ее за руку на прощание, он сказал:
     -  Вера,  пожалуйста,  прошу тебя, не выходи в открытый космос.  Сейчас
стало модным плавать в пустоте.
     - Да разве я решусь на это? - спросила она его.
     -  О, не решайся! Никогда не решайся... Профессора мучило сознание, что
он направляет слабую девушку в такое  опасное путешествие. Мокимото не любил
космос,  даже  воздушным транспортом  воспользовался всего  один раз - когда
получил  известие   о  болезни  внука.   Он  предпочитал   древние   способы
передвижения по земле и  воде.  На "Сириус" уже летали три его ассистента, а
оазис в космосе по-прежнему находился на  грани  гибели.  И вот он с болью в
сердце решил отправить туда свою любимую ученицу.
     - У тебя, Вера, легкая рука, как говорили наши предки. Что это такое, я
до сих  пор не знаю, это понятие лежит за  пределами логики.  Все делают так
же,  и у них не получается, а берется человек и делает  чуть-чуть не так, не
по правилам, и у него получается...
     Два робота-грузчика  взяли из  багажника аэробуса  довольно  большой  и
тяжелый контейнер с рассадой, семенами, сложным набором удобрений и скрылись
в одном из тоннелей, ведущих в недра космодрома. Вера посмотрела им  вслед с
некоторой тревогой: что, если они доставят ее груз не на ту ракету?
     - Ваш  билет?  - спросил  мягкий, вкрадчивый голос.  Перед Верой стояла
главная достопримечательность Бомбейского  космодрома - малиновый контролер.
Робот в малиновом камзоле с золотыми пуговицами на две головы возвышался над
Верой. Конструкторы придали ему формы "идеального мужчины".
     Вера  вытащила  из  кармана  брюк  овальный жетон.  Малиновый контролер
только повел "глазами" и сказал:
     -  Все правильно.  Отлет  "Сириуса-2" через  двадцать семь с  половиной
минут. Транспорт - синий автокар.
     - Благодарю, я пойду пешком.
     - Тогда следуйте по  синей  дорожке. За всеми  справками  обращайтесь к
любому из моих коллег. Счастливого пути.
     Вера еще раз поблагодарила обязательного робота.
     Центральный зал, где  она находилась, поражал размерами: она не увидела
его   противоположной   стены.   Перед  глазами  колыхалась   пестрая  толпа
пассажиров, люди  двигались в разных  направлениях,  и все  же чувствовались
размеренность и порядок. Как вехи, там и сям виднелись малиновые контролеры.
     Вера  быстро  шла  по синей  дорожке среди  плотной  толпы  людей.  Она
удивилась, что ей никто не  мешает, будто дорожка  проложена только для  нее
одной. В зале стоял  густой  шум  от  шарканья  и  стука  тысяч ног, говора,
каких-то  мелодичных звонков.  Иногда этот деловой  шум  покрывал отдаленный
грохот, пол вздрагивал - в небо уходила ракета.
     Робот-диктор  оповещал  о  времени  отлета  следующего  корабля  или  о
прибытии  лайнера  из   дальнего  рейса  -  с  Луны,  спутников,  с  другого
континента.
     В  синем зале, кроме  робота в  красном  фраке,  находился  всего  один
человек, одетый по-дорожному - в серую куртку и такие же  брюки. Он сидел  в
глубоком кресле  и,  видимо,  слушал  "говорящую  книгу".  С  его  цветущего
молодого лица не сходила улыбка. Все-таки он  заметил проходившую мимо Веру,
поднял руку в приветствии и сказал:
     - Потрясающе смешно! Ты слушала "Веселую семейку"?
     - Привет! - улыбнулась Вера. - Слышала в отрывках.
     - Ты всю  пьесу прослушай, я  одолжу тебе ее в ракете. А  если  хочешь,
бери сейчас. У меня еще есть кое-что. - Он подмигнул. -  Детектив двадцатого
века. До жути  мрачная история.  Я начал читать, да пульс у меня достиг  ста
двадцати  в  минуту.  Это  во  время   погони  за  этим...  как  они  у  них
назывались...  да-да, вспомнил:  преступниками.  От слова "переступить".  То
есть нарушить  закон. Там  есть одно  место... Тоже можешь воспользоваться в
дороге. Или я расскажу тебе сюжет?
     - Нет, благодарю, как-нибудь в другой раз...
     -  Прости,  ты  чем-то  озабочена, а  я  врываюсь  со  своими дурацкими
предложениями.
     -  Ну, почему же... Меня тревожат мои растения.  Их  куда-то унесли два
робота.
     - О, да ты биологиня! - Розовощекий молодой человек вскочил. - Тебя там
ждут. Представляешь,  что-то проникло в  оранжерею,  и  вся зелень...  -  Он
выразительно  подмигнул  и прищелкнул  языком. - Так  ты реставратор? Та, та
самая  Вера! Прелестно, Вера. -  Он  постарался без  особого успеха  согнать
улыбку  с лица и  представился: - Вика Крубер. Викентий Крубер, конечно,  да
меня все зовут  Викой. Я  ассистент  астрофизика Аллана Хааса. Это имя  тебе
ничего не говорит? - спросил он, протягивая руку для пожатия.
     - Извини, Вика,  нет. У меня подруга Биата - тоже астрофизик. Она долго
работала здесь в период вспышки сверхновой. Сейчас она в длительном отпуске.
     - Биата, Биата... Может, Беата?
     - Нет, Биата.
     - Нет, не знаю Биату.
     - А Беату?
     - У  меня была соученица Беата, только она занимается плазмой. А твоя -
сверхновыми звездами?
     - Да, Вика. Она одержима космосом.
     -  Как  я  ее понимаю! Как понимаю! Я  тоже весь  в  космосе.  Ты также
станешь в наши ряды. Ты не могла ничего лучше придумать, отправившись на наш
"Сириус".  Вот увидишь, какой это отличный  островок во  Вселенной, особенно
после  введения  искусственной  гравитации.  Но  здесь и  невесомость  можно
ощутить,  прямо  в  нашей обсерватории.  Тебе еще  не приходилось  парить  в
космосе?
     Вера с трудом высвободила свою руку, удивляясь странной манере молодого
человека так вести себя и его многословию.
     Она ответила:
     - Я  первый раз.  Только  однажды, еще  в школе, мы  летали  с  папой в
кругосветку.
     - О, блаженные годы детства! - нараспев сказал Вика.
     - Меня никогда не тянуло от Земли. Я так не люблю холод, пустоту и риск
неизвестно ради чего.
     На этот раз с лица Вики сползла улыбка, он стал необыкновенно серьезен,
даже суров.
     - Неизвестно,  ради  чего? - прошептал пораженный Вика, прижимая руки к
пухлой груди.  - А познание Вселенной! Раскрытие  тайн бытия!  Только там, в
стерильной чистоте  космоса, сбросив земную атмосферу, мы  стоим перед лицом
Вечности, Вера, и перед нами  раскрываются тайны рождения клетки и звезды. -
Вика огорченно вздохнул: - Нет, Вера, у тебя  неверные представления о наших
задачах.  Между  прочим,  сейчас многие  недооценивают  наши  завоевания  за
пределами  Земли.  Стало  модным  тянуться  к  земной  природе  -  ручейкам,
кустикам.
     - Вика!
     - Что, Вера? - испуганно спросил студент.
     - Оставь в покое кустики. Без кустиков -  так, видимо,  для удобства ты
обобщаешь весь растительный мир - не прожить  в  космосе. Я везу эти кустики
на "Сириус", чтобы вы могли открывать свои тайны бытия.
     - Прости, Вера... иногда я делаю несколько поспешные заключения.
     Вера обвела взглядом Синий зал. Вика понял ее.
     - Возможно,  больше никого и не будет, кроме нас, - сказал он весело. -
Даже если  мое общество тебе  не нравится, то  все равно придется смириться.
Если любишь шумную компанию, то надо было лететь неделю назад, когда менялся
состав  станции.  Я  должен  был тоже тогда  лететь,  да  опоздал.  Клянусь,
проспал,  забыл поставить будильник.  Такого  со  мной  еще не  случалось до
работы  в обсерватории.  Я становлюсь рассеянным, как мой  патрон: ведь он в
состоянии выйти без скафандра в открытый космос!..
     Вика без умолку щебетал и в  ракете. Он необыкновенно  легко менял тему
разговора и с таким же увлечением рассказывал Вере  и о своих наблюдениях за
астероидами, и об устройстве спутника, и о спорте  - Вика увлекался игрой  в
мяч, - и о своих воззрениях на современный балет.
     Вера уснула под его ровный голос: Вика предался воспоминаниям о детских
годах, когда он подавал огромные надежды как художник-пейзажист.
     Ракета облетела Землю и на втором витке стала приближаться к спутнику.
     Вера слышала сквозь сон:
     - ...Ну как можно спать... Подлетаем... Ну проснись же!
     Вера открыла глаза, не понимая еще, где она находится и что  за человек
тормошит ее за плечо.
     - Подлетаем! Спутник справа по борту! Да не смотри на экран,  там  лишь
бледное отражение...
     Вера действительно не могла оторвать глаз от экрана на передней стенке,
где в черной пустоте плыл навстречу, увеличиваясь в размерах, "Сириус-2".
     - Да ты плюнь на экран!  - с отчаянием в голосе  выкрикнул  Вика. -  Ты
что, никогда не видала его таким крохотным? Ты поверни голову влево!
     Вера послушно подчинилась, и Вика сказал с облегчением:
     - Ох,  уж эти мне женщины!.. - и,  прижавшись щекой к ее  плечу, стал с
таким же интересом, как и  его спутница, рассматривать надвигавшееся на  них
ажурное колесо. Казалось, что ракета неминуемо врежется и разрушит  это чудо
инженерного искусства, вынесенное  за  сорок тысяч километров от поверхности
Земли.
     Колесо  диаметром  в  сто  десять  метров  медленно  вращалось  на фоне
холодных   немерцающих   звезд   космоса.   В  ободе  колеса   располагались
лаборатории,  различные  службы,  склады,  энергетические блоки. Сходство  с
колесом  гигантской арбы древних дополняли спицы, сходящиеся в  центре,  где
находилась Главная обсерватория с телескопом гигантской мощности.
     Вика сыпал сведениями, как заправский гид. Пораженная,  Вера  молчала и
только попросила показать, где находится оранжерея.
     -  Вот,  пожалуйста,  сорок  девятый  отсек.  Видишь  ли,  для  полного
жизнеобеспечения  колесо  разбито  на герметически  изолированные  отсеки. Я
понимаю,  что  ты  хочешь спросить.  Герметизация  в жилой  части происходит
только  в  случае,  если  обнаруживается  службой  безопасности  приближение
метеорита. Дело это простое - наши приборы фиксируют даже  микрометеориты за
три  тысячи километров.  Дистанция  дает возможность сработать автоматике  и
подготовиться к встрече. Создается поле, отклоняющее в сторону от  "Сириуса"
небесные камешки.  Так что все предусмотрено, Вера...  Ну вот, поздравляю  с
прибытием! Пилот уравнял скорость с  колесом. Сейчас подадут шлюзотрап, и мы
дома!
     - Только не делай  резких движений, -  говорил Вика, - плавность  и еще
раз плавность, и  ты будешь  порхать как мотылек. Вот  так! -  Вика  сидел в
кресле  и  вдруг  поднялся  в воздух, перелетел  через всю  комнату и плавно
опустился на диван.
     - Ты, Вика,  акробат,  я никогда не добьюсь такого  мастерства. Мне  бы
только сносно передвигаться в оранжерее и ходить по коридорам, не налетая на
встречных.
     -  Адаптируешься! Я  тоже  пережил нечто  подобное, хотя перед  полетом
работал на тренажере, и  к тому же  на втором курсе мне пришлось побывать на
Луне. В лунной обсерватории. Что-то вроде экскурсии. Уже в то  время на меня
имели виды...
     Вера  уже  спала  в  глубоком,  необыкновенно  мягком кресле,  почти не
чувствуя собственной тяжести.
     Вика встал и плавно перелетел к двери...
     Проснулась  Вера в том же кресле,  только  спинка  у него  теперь  была
откинута и оно превратилось  в удобную кровать. Вера, по привычке, вскочила,
и ее подбросило к  потолку; она ударилась о мягкую обшивку  спиной и  плавно
опустилась посреди  комнаты.  Послышалось  легкое потрескивание,  как дома в
стареньком приемнике, и диктор - земной диктор, Вера узнала его по голосу, -
поздравил с добрым утром и предложил заняться утренней гимнастикой. Только с
первых же упражнений Вера поняла, что они разнятся от обычных. Очевидно,  их
составили специально для космонавтов, жителей  Луны и спутников. На  большом
телеэкране  девушка-тренер   проделывала  упражнения  и  поощрительно,   так
казалось Вере, улыбалась. Вера и сама не так давно считалась на студенческих
олимпиадах  одной из лучших гимнасток,  и сейчас ей хотелось  блеснуть перед
объемной тенью  на телеэкране; упражнения не отличались особой трудностью, а
лишь требовали точности движений.
     Музыка  оборвалась, диктор пожелал "творческого  дня", и  партнерша  по
гимнастическим упражнениям шагнула с экрана в комнату Веры.
     - Доброе утро! -  сказала  она. - Извини, что я вторгаюсь к тебе, но ты
ведь новичок и сама почувствовала, что упражнения не так уж просты, особенно
режим  дыхания. У  нас  избыток кислорода, поэтому вдохи надо  делать  менее
глубокими,  особенно без привычки. Я твоя соседка  по  комнате,  у нас общий
душ.  Звать  меня  Пегги. Я австралийка.  Вот, пожалуй, и  все  обо  мне, не
считая, что я  здесь  уже три дня и занимаюсь  тем,  что  корректирую  карту
глубин Индийского океана... Ты чем-то удивлена?
     - Ну конечно, Пегги, как не удивиться, когда человек сходит с экрана!
     Пегги звонко рассмеялась.
     - Значит, получилось! -  Она стала объяснять: - Телеэкран у нас с тобой
находится на двери, а дверь задвигается в стенку. Я создала фон вот из этого
занавеса. Прости за  мистификацию.  Мне  вчера  Вика  рассказывал о тебе. Не
правда ли, он очень мил? - И, не дожидаясь ответа, так как была уверена, что
нет существа во  Вселенной, которому бы не нравился Вика,  она задала второй
вопрос:  -  Ты наш новый  огородник?.. Какое смешное  слово, где его  только
выкопал Вика!
     - Огородниками  прежде  называли  ботаников-практиков,  они  выращивали
овощи для  всеобщего  потребления. Да, пожалуй,  Вика  прав, я действительно
буду  у  вас огородником  и  садоводом в придачу.  Сейчас овощи и  фрукты вы
получаете только с Земли.
     -  Я  над  этим  не задумывалась. По  мне,  хоть с  Марса.  - Пегги так
заразительно засмеялась, что улыбнулась и Вера. Ее соседка сильно напоминала
Вику.
     "Может, все дело в невесомости, - подумала  Вера, - и  я изменилась под
влиянием среды?"
     - Ты подумала что-то обо мне? Да? - спросила Пегги.
     - Да, Пегги. Я подумала, что ты чем-то напоминаешь Вику.
     - Ну, а как же! Ведь он мой брат.
     Теперь Вера засмеялась первой, и Пегги присоединилась к ней.
     - Ты подумала... Между прочим, не ты одна пришла к такому выводу. У нас
разные  отцы.  Мы  похожи только  характерами. Оба  в  маму...  Ну, а теперь
довольно. Давно  я так не смеялась.  Как хорошо,  что ты прилетела! А сейчас
марш в душевую. Без разговоров. Ты моя гостья. После  душа - завтрак у меня.
Затем ты пойдешь к своим огурцам,  а  я  примусь разглядывать рифы и глубины
Индийского океана.
     - В прошлом году здесь  проходила практику моя подруга Биата, - сказала
Вера.
     - Биата? Нет, не встречала. Здесь часто  меняются  составы лабораторий,
да  и самих лабораторий  уйма. Ведь  здесь работает триста двадцать человек!
Вот  когда достроят  новый спортзал, ресторан,  театр,  тогда  общение будет
более тесным. Но  я, пожалуй, сюда больше не вернусь, с меня хватит и одного
пребывания в  космосе. Ну, а  ты  как себя чувствуешь здесь?  Тебе  нравится
вертеться в этом колесе?
     -  Еще  не  знаю.   Пока  только  удивляюсь.   Все  необычно.  Какой-то
фантастический мир. Мне  кажется,  что здесь  и мысли должны быть  другие. Я
ловлю себя на этом.
     -  Не  беспокойся,   мысли  останутся  прежними.  Все  от   непривычной
обстановки.  Я  встречала  ребят, которые торчали здесь по два месяца, и  не
скажу, чтобы  они поражали оригинальностью мышления. Отсюда  привозят данные
наблюдений и любовь к нашей старушке Земле. Хотя я, пожалуй, ее обидела, она
еще так молода. Ее недра клокочут от избытка энергии, продолжают мигрировать
материки.  А океан! Он  еще  так юн! И все же здесь фантастически  хорошо, -
услышала Вера, уже стоя под тонкими, колючими струями воды.
     ...В   оранжерее  Вера   нашла  прекрасное   оборудование.  Автоматика,
направляемая  компьютером,  регулировала  свет, подачу минеральных  солей  в
пористый пластик, служивший здесь почвой; специальное  устройство  подрезало
ветви и складывало  их в контейнеры; чувствительные фотоглаза  зорко следили
за   созреванием    плодов   и   овощей:    как    только   регистрировалась
запрограммированная окраска, эластичные присоски срывали урожай и передавали
упаковочному агрегату, а механический аналитик брал пробы и  отпечатывал  на
ленте  процентное содержание  витаминов  и  других  компонентов. Люди  редко
посещали  оранжерею,  так  как  там  поддерживалось  повышенное   содержание
углекислоты и распылялись воздушные подкормки растений.
     Веру  сопровождал  инженер-генетик  Сюсаку   Эндо,  высокий,  худой,  в
старинных очках  в роговой  оправе  - такие очки  стали  входить  в  моду за
последние  полгода.  Сюсаку Эндо находился на спутнике  уже  вторую неделю и
бился над разгадкой причин  гибели растений в оранжерее.  Представившись, он
сказал, что много слышал  о ней от доктора  Мокимото,  с интересом читал  ее
последнюю работу в "Зеленых тетрадях" и что  он не желал бы лучшего партнера
в работе,  чем она,  Вера.  Инженер  улыбался, но  в его глазах  она уловила
тревогу  и  усталость.  Еще  она   почувствовала,  что  Сюсаку  Эндо  сильно
разочарован,  что он не видит  особого прока  в ее появлении  на "Сириусе" и
досадует  на  Мокимото,  который,  вместо того  чтобы прилететь  самому  или
прислать  кого-либо  из  солидных  ученых  -  своих помощников,  навязал ему
студентку-пятикурсницу,  видимо,  на  том основании, что  она  печатается  в
"Зеленых тетрадях".
     Между тем он сказал, плавно разводя руки:
     - Можете  убедиться, что какие-то таинственные силы обрушились  на этот
крохотный оазис. Я  все удалил,  за  исключением вот  этих  кустарниковидных
манго. Не  надейтесь  увидеть на  них  цветы или  плоды,  сейчас  это просто
декоративное растение, к тому же, боюсь, пораженное неизвестным нам вирусом.
Над поисками неуловимого  вируса бьюсь я, и  сейчас  занимаются  этим же  на
Земле, придется заняться и вам, Вера-сан.
     - Не знаю, чем  я смогу помочь,  - несколько растерянно ответила Вера и
спросила: - Может быть, космическая усталость?
     - О нет. Вера-сан, все растения были посажены два месяца назад. Слишком
мало  времени  прошло,  чтобы  растения  могли  испытать  усталость.  -   Он
улыбнулся.  - Вот  вам,  Вера-сан,  придется  испытать  усталость,  если  вы
действительно займетесь решением проблемы.
     - Вы думаете, безнадежно?
     - Конечно, все разрешится, только не так скоро. - Он повторил: - Не так
скоро, - и улыбнулся, показав прекрасные зубы из  фтористого перламутра. - К
сожалению,  я  не смогу  участвовать  в  дальнейших песках,  по крайней мере
здесь. У меня кончается срок пребывания в космосе. Но я буду работать там, -
он  показал  в  пол,  -  и,  по  возможности, поддерживать с  вами  общение,
Вера-сан.
     "Далась  ему  эта  Вера-сан! Небось рад-радехонек,  что избавляется  от
проблемы", - подумала она и спросила, сорвав листок манго:
     -  Так вы действительно считаете,  что  растения погибают,  подвергаясь
каким-то космическим излучениям?
     -  Да,  Вера-сан.  Все  самые тонкие  анализы  не  подтвердили  наличия
бактерий или вирусов. На них дышит космос. "Сириус" пронизывают частицы типа
нейтрино, но не такие безобидные. Хотя исследования еще не закончены, другой
гипотезы пока нет. -  Он спросил,  склонив голову набок: - У вас,  Вера-сан,
нет каких-либо предположений?
     - Нет, доктор. Я не настолько гениальна, чтобы при одном взгляде делать
заключения.
     Сюсаку Эндо закивал головой  и лучезарно улыбнулся. Он был обижен, даже
оскорблен, усмотрев в словах Веры  обвинение в  скоропалительности суждений,
Одном из самых тяжких грехов, в которых только можно обвинить ученого.
     -  Если  вы  не  утомились,   Вера-сан,  то  я  попрошу  вас  пройти  в
лабораторию, там  вы сможете убедиться,  что  мои  предположения сделаны  не
только путем беглого осмотра растений.
     - Я не думала так, доктор,  извините, если допустила хоть намек. Я знаю
вас как очень осторожного в своих выводах человека...
     "Боже,  ведь  он  же  подумает,  что  я  намекаю  на  его  исследования
коралловых полипов, которыми он занимается безрезультатно лет десять..."
     Ее так и понял Сюсаку Эндо, озарив самой ослепительной улыбкой...
     В   биологической  лаборатории   Сюсаку   Эндо  поразил  Веру  огромным
количеством  материалов, оставленных  предшественниками, выяснявшими причины
гибели оранжереи.
     Здесь  находились  тысячи диапозитивов, фотографий, несколько  довольно
объемистых работ, магнитофонных записей и даже получасовой кинофильм.
     Сюсаку Эндо, видя ее замешательство, сказал:
     - Как вам известно,  Вера-сан, здесь до меня работало десять выдающихся
ученых  самых  различных  воззрений  на  природу  клетки,  а  следовательно,
сделавших много противоречивых заключений...
     -  Чтобы во  всем этом разобраться, надо  по  крайней  мере  полгода, -
сказала Вера, - а у нас так мало времени.
     -  Согласен  с  вами,  Вера-сан, доставка  продуктов обходится  слишком
дорого. Я  кое-что сделал  для  облегчения вашего  труда, Вера-сан.  Советую
просмотреть мои обобщения.
     Вера рассеянно просматривала записи  на клочке бумаги, иллюстрированные
забавными рисунками сцен на "Сириусе".
     Сюсаку Эндо сказал:
     - Шаловливые записи нашего коллеги Понти...
     - Карло Понти? Открывшего загадку свечения глубоководных рыб?
     - Представьте,  он самый. Не могу понять, как ему удалось сделать такое
открытие.
     - Почему же? Он выдающийся ученый!
     - Возможно. Я не  занимаюсь глубоководными обитателями океана, и не мне
судить.   Но   здесь...   советую  отнестись  к   его   гипотезе  с  большой
осторожностью.
     - Он выдвинул гипотезу?
     - Усмотрел странную связь между  активизацией синезеленых  водорослей и
печальным событием в нашей оранжерее.
     В  глазах  Веры  блеснули  искорки.  Инженер   заметил  это   и  сказал
предостерегающе:
     -  Только  не  идите  этим  опасным  путем.  Я  вижу,  и  вас   смущают
многочисленные колонии синезеленых водорослей в  питательной среде и  даже в
тканях растений,  но это же нормальный симбиоз! Нет, Вера-сан,  здесь другая
причина.
     - Посмотрим, - ответила Вера.
     На  следующий  день Сюсаку Эндо  отбыл на  Землю с.  рейсовой  ракетой,
пожелав на прощанье Вере великих успехов, и если она позволит, то он даст ей
один совет: ничего не предпринимать до выяснения причины гибели растений. "Я
бы не рекомендовал вам производить новые посадки..."
     Вера поблагодарила и тут же принялась за дело. Она заставила работать с
предельной нагрузкой все механизмы оранжереи, убрала пластик-почву  вместе с
последними кустами  манго,  сменила  воздух,  провела  дезинфекцию  жесткими
излучениями и уже к  вечеру второго дня  высадила взятую  с Земли  рассаду и
высеяла семена. Теперь оставалось только ждать.
     Мокимото одобрил Веру.
     - Всегда опыт разрешает споры, - сказал он. - Скоро мы узнаем, кто прав
-  Сюсаку  Эндо  или  Карло  Понти. Хотя  вот тогда-то и начнется  настоящая
работа:  надо будет найти средства  или  от  излучений, или  от  синезеленой
водоросли. -  На прощанье он  умоляющим тоном  попросил: -  Вера,  только не
выходи  в   открытый  космос   и,   как   только   почувствуешь   усталость,
возвращайся...
     Вика и Пегги, сменяя друг друга, помогли  Вере с пользой  заполнить дни
ожиданий. Они провели ее по всему ободу колеса. Там в сотнях ячеек трудились
ученые самых различных специальностей  -  от  биологов до металлургов.  Вера
поражалась удобством, перенесенным с Земли.
     -  Ты представляла,  что  мы  здесь  заточены  в крохотных  капсулах, -
говорил  Вика.   -  Разве  ты  не  видишь,  сколько  пространства   в  нашем
распоряжении? Сейчас доставка строительного материала очень упростилась. Вот
ты посмотришь,  что здесь  будет через  год, когда  закончится строительство
нового гимнастического зала, ресторана и Большого астрономического центра!
     - Но я не собираюсь ждать этого события целый год.
     - Не  смейся, ради звезд  первой величины! Во-первых, тебе  не позволят
остаться на такой срок, а во-вторых, тебя снова и  снова потянет  к нам. Как
знакомо мне это чувство! Наверное,  его испытывают  перелетные  птицы. Когда
там,  на  Земле, ночью среди звезд  я  нахожу  свой "Сириус",  то мне  так и
хочется взвиться в  высоту.  Нет,  не  смейся.  Вера,  и ты,  Пегги.  Именно
взвиться!
     Пегги сказала, стараясь сохранить серьезность:
     - Да, Вера, тяга в космос  у  него  настолько сильна,  что ученый совет
института  решил  держать его  в контейнере, а не то он улетит  в космос без
скафандра.
     Вика обиделся:
     - Пегги! Это не остроумно.
     -  А  тебе  изменило чувство  юмора. -  Она кивнула  Вере: -  Теперь он
поведет  тебя  показывать звезды и жуткое небо. Один раз это  можно вынести.
Затем приходи ко мне в лабораторию океанографии.
     - Пегги! - возмущенно выдохнул Вика. - Как ты можешь...
     - Могу, как видишь. - Пегги со смехом выскользнула за дверь.
     Вика сказал, глядя на дверь:
     - Вообще Пегги  необыкновенный  человек,  только ей  нравится втыкать в
меня шпильки. - Он тряхнул головой. - Идем, Вера. Ты не пожалеешь! Пользуйся
поручнями. Делай, как я. Главное - плавность движений.
     Они шли по  узкому  коридору,  устланному дорожкой с вытканными на  ней
полевыми цветами, мимо разноцветных дверей с большими цифрами на них.
     - Чтобы не  ворваться  в  чужую комнату, -  пояснил  Вика. - Здесь  все
продумано. Например, здесь существует два способа передвижения. Для новичков
- тихое хождение с помощью поручней, для  "стариков", которые  дорожат своим
временем, - реактивные бутсы-скороходы.  Ты  разве не заметила, какие на мне
туфли?
     -  Представь, нет... О, какая оригинальная обувь! - искренне  удивилась
Вера, рассматривая Викины ботинки на толстенной подошве,
     - В  них микродвигатель. Очень  удобно. Вот смотри! Викины  ноги  резко
вынесло вперед. Затем он описал в воздухе полный круг и неожиданно покатился
кубарем по зеленой  дорожке, то  подлетая к потолку,  то ударяясь об пол. Он
сбил с  ног женщину,  вышедшую  из комнаты  в коридор, и  покатился  дальше,
издавая короткие вопли. Женщина поднялась с дорожки и укоризненно посмотрела
вслед удаляющемуся Вике. Глаза ее смеялись. Она сказала встревоженной Вере:
     - Ничего не  произойдет.  Молодой человек снял ограничитель. Вот уже  и
сработала  автоматика.  Ваш  друг попал в спасительную  сеть.  Я  сторонница
нормального способа передвижения.  Хотя бутсы изобретены  еще  в пору первых
орбитальных станций, они что-то  плохо прививаются. Да и  нужны они только в
полной невесомости, а здесь, слава богу, хоть  какая-то тяжесть. Ты ботаник?
- удивила она Веру.
     - Да... Но как вы определили?
     -  Милочка  моя! Твой приезд  транслировался по местному телевидению. С
тобой  прибыл  неповторимый Вика.  Вот уже барахтается в сетях. - Кивнув  на
прощанье, она ушла в противоположную сторону.
     Передвигалась  она  очень  уверенно,  не   держась  за   поручни.  Вера
попробовала  последовать ее  примеру  и  тотчас  же подлетела к потолку, при
второй  попытке  ей  удалось  пройти  несколько   шагов,  затем  она  пошла,
удивляясь, как это  легко и  просто:  только  надо  не  напрягаться,  плавно
ставить ступни и плавно отрывать их от пола.
     Вера видела, как Вика разулся, связал шнурки, перекинул бутсы-скороходы
через плечо  и ждал  ее, крепко держась за поручни.  Когда она подошла, Вика
спросил с легким смущением:
     - Надеюсь, тебе понятно, что произошло?
     - Приблизительно, Вика.
     -  Так  знай,  что я проделал трюк,  чтобы показать тебе, как осторожно
следует   пользоваться  космической   техникой,  даже  такой  невинной,  как
бутсы-скороходы.  Запомни,  что  реактивные  двигатели   толкают   в  пятку;
следовательно, чтобы в  лучшем случае не шлепнуться  на пол,  надо  посылать
корпус вперед. Ясно?
     - О, вполне.
     - Да ты превосходно научилась ходить! Пожалуй,  не хуже Пегги. Наверно,
дома работала на тренажере?
     - Нет, Вика. Пригодились советы Пегги и милой дамы, что встретилась мне
после того, как ты превратился в сегнерово колесо.
     - Ах, это Лиза Иванова, микробиолог. - Вика помрачнел.
     -  Она успокоила  меня, сказав,  что ты  не будешь  вечно  носиться  по
коридору, тебя изловят сетью.
     - Да, это Лиза. Представляю, как она  информирует Пегги!  Ну, да ладно.
Вот мы и  пришли. Заметь, что двери  наших  лабораторий цвета неба Марса. Мы
занимаем самую большую площадь  на  "Сириусе", и неспроста. Собственно,  для
нас и сооружен спутник. Все остальные ютятся под нашим крылом. Нам не жалко,
места  здесь всем хватит. Вот, пожалуйста, - главная обсерватория.  Сейчас я
тебя представлю доктору Аллану Хаасу. Вот это личность! Железный человек!
     "Железный человек"  оказался небольшого  роста,  щуплым  с виду и,  как
отметила  Вера,  с  маленькой  головой  и   заурядным   лбом.   Трудно  было
представить,  что  перед  ней один из  выдающихся астрофизиков,  опровергший
теорию "разбегающейся Вселенной".
     -  Вы прилетели к нам в  очень удачное  время, - сказал доктор  Хаас. -
Всего несколько дней назад закончен монтаж системы ретрансляции. Теперь  нам
не надо надевать скафандры и...
     - ...болтаться в невесомости, - вставил Вика. Доктор Хаас улыбнулся:
     - Как образно выразился Вика, теперь мы действительно редко болтаемся в
невесомости.  Изображения,  получаемые  телескопами,  сейчас  переносятся на
экран.
     Веру усадили в кресло. Обсерватория занимала большой эллипсовидный зал,
напоминавший  ходовую  рубку на  подводном  гидрографическом  судне,  только
несравненно  больше; зато множество приборов на стенах,  компьютеры,  экраны
невольно вызывали  сравнение с  подводным кораблем. И действительно, и там и
здесь  работали  в  герметически  закрытых помещениях  и  только  с  помощью
различных  технических ухищрений  могли наблюдать за тем,  что происходит за
стальной оболочкой.
     Кроме доктора Хааса и Вики,  в  обсерватории находился еще один ученый.
Он настолько углубился в какие-то расчеты, что  только кивнул Вере  и  снова
повернулся к каретке компьютера, выдававшего ровные ряды цифр.
     - Доктор Джозеф Рейда, - представил его доктор Хаас.
     Доктор Джозеф Рейда  еще раз торопливо кивнул, щеки его дернулись, что,
видимо, заменяло ему улыбку.
     - Он на грани величайших открытий, - шепнул Вика  Крубер, усаживая Веру
в кресло против мерцающего экрана.
     -  Вам Вика  покажет  обозримую  Вселенную,  -  сказал  доктор Хаас  и,
извинившись, отошел  в  противоположную часть обсерватории, где, как пояснил
Вика, он просматривает первые снимки пульсара, открытого вблизи центра нашей
Галактики.
     - Пульсар, пульсар... - Вера вопросительно посмотрела на Вику.
     - Ну, пульсирующая звезда, и только.
     В  словах Вики Вера почувствовала неприязнь к  доктору  Хаасу, который,
видимо,  по  мнению  Вики,  занимается пустяками,  вместо  того чтобы дальше
развивать свою гениальную теорию.
     Вика отошел  к  панели со  множеством приборов. Экран  засветился ярче.
Затем  Вере  показалось, что  экран ушел в стену, образовалось окно, и она в
нем увидела Млечный Путь, до того яркий, что прикрыла глаза рукой,
     - Не та фокусировка, -  сказал Вика. - Вот  теперь смотри.  Ну как? - В
голосе Вики звучали торжествующие ноты.
     Действительно,  у  Веры  захватило  дух, когда в черной  бездне засияли
звезды созвездия Орион. Звезды именно  сияли, не лучились, а сияли, казались
меньше, чем на Земле, и неизмеримо дальше. Вера искала, с чем можно сравнить
цвет космоса, и  не  находила сравнения. Вначале ей казалось, что  перед  ее
глазами абсолютно черный цвет. Всматриваясь, она почувствовала, как пробежал
холодок   по   спине:  никакого  цвета  не   было,  перед   ней  разверзлось
пространство, неизмеримое,  бесконечное пространство, не имеющее цвета,  как
не имеет его пустота. Она поняла, что черный цвет - кажущийся, им  заполняет
сознание пустоту, и если бы не эта особенность,  то  перед  ней открылось бы
нечто страшное, немыслимо страшное. Захотелось домой,  на Землю,  под защиту
теплого неба, под защиту облаков,  захотелось  услышать шелест  листьев, шум
волн, ворошащих гальку.
     Вика перешел к метагалактике,  взволнованным  шепотом называл  звездные
острова во Вселенной:
     -   Крабовидная  туманность...   Туманность   Андромеды...   Шаровидная
туманность... - Называл расстояния - миллионы и миллиарды световых лет.
     -  Благодарю.  Достаточно,  Вика, -  наконец сказала Вера,  подавленная
необыкновенным зрелищем.
     - Да ты что? - удивился Вика. - Сейчас мы  пройдемся по нашей Солнечной
системе.
     - В другой раз. Вика.
     Она  поднялась.  Поблагодарила  доктора  Хааса.  Теперь этот  маленький
человек  неожиданно  вырос  в ее  глазах. Она поняла: какую надо иметь силу,
какой  полет  воображения,  чтобы  оторваться от Земли,  проникнуть  в тайны
Вселенной, объяснить законы ее движения, понять жуткую жизнь звезд!
     Вера пошла к своим растениям и сразу обрела покой и уверенность в себе.
Крохотные зеленые существа храбро  карабкались к свету; особенно ее радовали
ананасы и скороспелые огурцы. В ней крепла уверенность, что с ее легкой руки
возродится космическая плантация. Только Вера никак  не  могла  понять,  что
произошло.  Она придерживалась старого  состава питательной смеси, разве что
применила новый  стимулятор  и чуточку изменила световой режим.  Все  это не
имело  существенного  значения.  Нововведения  не  могли  принести  коренных
изменений.
     Она  вызвала  по  видеофону профессора  Мокимото  и поделилась с  ним и
своими успехами и недоумениями.
     Профессор улыбался, его добродушное лицо из-за помех стало еще шире.
     -  Нельзя ничего  отвергать,  не проверив. Может  быть,  Сюсаку Эндо  в
чем-то прав, -  сказал  он,  - может быть, действительно с  помощью растений
будет  открыт  еще  один  вид  всепроникающей  радиации.  Кто  прав, покажет
будущее.  Ты  не  задерживайся.  Оставь строгие инструкции.  Я  же  говорил,
Вера-сан, что у тебя легкая рука.
     На прощанье он  протянул руку за рамку экрана и жестом фокусника извлек
горшок   из   темно-зеленой   эмали   с   орхидеей:   алые  лепестки  цветов
необыкновенной  формы  были  окаймлены  светлым  золотом,  тычинки,  пестик,
жемчужно-серая пыльца - все поражало в этом необыкновенном создании.
     Вера всплеснула руками:
     - Не может быть!
     - Да, Вера-сан, твоя "Заря  Цейлона". Сегодня ночью  зацвела. Как жаль,
что я не могу передать тебе ее аромат! Все наши друзья приходят взглянуть на
нее, все восхищаются, все поздравляют тебя. Жду тебя, Вера-сан.
     Почтительное "сан"  почему-то растрогало  Веру.  У  них  с  профессором
навсегда  утвердились  простые,  приятельские  отношения.  Сейчас  Мокимото,
видимо,  чрезвычайно  высоко оценил  ее подвиги. Перегнувшись в поклоне, его
изображение растаяло на экране.
     Пегги  застала  Веру  посреди  комнаты.  Та  стоя  покачивалась,  глаза
закрыты, на губах застыла улыбка. Пегги осторожно обошла ее кругом.
     Вера приоткрыла веки:
     - Не тревожься, Пегги, со мной все в порядке. Я "вспоминаю" запах своей
орхидеи,  она  сегодня ночью расцвела,  и ее  только  что  показывал мне мой
учитель. Какая прелесть!
     - Учитель? - спросила Пегги с веселыми огоньками втлазах.
     - И учитель и орхидея.
     - Кто из них прекрасней?
     - О, Пегги! Профессору Мокимото восемьдесят лет, да и он прекрасен, как
может быть прекрасен человек.
     - Прости. Я, кажется, сказала лишнее. Орхидея действительно хороша!
     Они  сели на  тахту,  и Вера  стала рассказывать ей  о своей  работе  в
Институте растениеводства.
     - Профессор считает, что у меня легкая рука.
     Пегги посмотрела на ее руки:
     - Не  знаю,  каков  их вес,  но руки  у  тебя изящны, только  ты их  не
бережешь, все пальцы пожелтели от реактивов.
     - Все забываю надевать перчатки. Мокимото имел в виду не вес моих рук.
     - Какое-то иносказание?
     - Ну  конечно. Это идет от глубокой древности. Считалось, что некоторые
люди обладают магической силой. У  них  все получалось  лучше, чем у других,
они даже лечили болезни наложением рук.
     - Психотерапия?
     -  Нет, сложнее. И Мокимото - не  знаю, в  шутку или всерьез - считает,
что  и я наделена некой таинственной силой.  Поэтому он меня и  послал сюда,
хотя  все  до  обидного  просто решается.  И здесь с  оранжереей, и  с  моей
орхидеей, и даже с движущимися растениями. Все основное  сделал мой учитель.
Я только  переставила их в тень, и они "пошли",  вернее, медленно поползли к
свету. Практически эта их особенность не нужна  в сельском  хозяйстве, важно
научное значение опыта.
     - Я что-то читала или видела в хронике твои ходячие кустики.
     -   Именно  кустики,  гибриды  из  семейства  манговых.   Они  медленно
передвигаются в более освещенную сторону, сами ищут более влажную почву.
     - И только?
     Вера с удивлением посмотрела на Пегги.
     - Как только?
     - Я имела в виду практическую пользу.
     -  Никакой. Только  научное значение. Разве мало  -  заставить растение
ходить?
     - О да... Шаги к познанию жизни?
     Вера обняла ее за плечи.  Они смеялись долго,  до слез.  Затем смотрели
"Обзор  событий".  В конце  передачи  в разделе  "Важные новости" целых  две
минуты уделили нашествию синезеленых водорослей. Вера просияла, увидев Костю
в  его  лаборатории,  дающего  интервью  молоденькому репортеру,  увешанному
самыми совершенными приборами для записи изображения и звука. Затем показали
злосчастные "поля" хлореллы, пораженные  синезеленой водорослью,  и  парящую
над  ней  авиетку  с  инспектором  и   Наташей  Стоун.  Оператор   ухитрился
запечатлеть   крупным  планом  сумрачного   Чаури  Сингха  и  очаровательную
водительницу машины.
     -  Натка уже перелетела  в Лагуну!  - с восхищением воскликнула Вера. -
Она  необыкновенная! Всегда  в  центре событий! Мы  с ней  учились  в  школе
второго цикла. И  тогда Натка отличалась от всех нас  стремлением везде быть
первой. И, представь, преуспевала в этом. Отлично училась. Получила лавровый
венок на  олимпиаде за победу в соревнованиях по  художественной гимнастике.
Ей прочили большое будущее. Но она пока все ищет, ищет и ни на чем  не может
остановиться.
     - Ей не хватает внутренней дисциплины, -  сухо заметила Пегги. - У всех
у  нас   было  влечение  ко  многому.  Но   мы  же  остановились  на  чем-то
определенном, остальное  имеет  второстепенное  значение  или  же  стоит  на
очереди. Вот я, например, сразу увлеклась геологией моря и "утонула" в  нем.
Может быть, лет  через  пять -  десять  переменю профессию. Займусь серьезно
кристаллографией. Сейчас эта наука для меня только хобби, не больше.
     - Нет, я ее не осуждаю, - сказала Вера. - Иногда даже завидую ее  жажде
новизны.  Она всегда  в  центре событий, среди новых людей, ее волнуют новые
идеи. Везде она вносит романтическую приподнятость. Сколько мужчин влюбились
в нее!
     - Да,  она  красива, -  согласилась  Пегги, -  даже,  пожалуй,  слишком
красива. Все же этого мало для заполнения всей жизни. Тебе не кажется?
     - Нет,  Пегги! У нее талант быть красивой, красивой  во  всем. Я только
недавно  узнала,  что все  компьютеры  Космоцентра  говорят  ее голосом. Она
доставляет  радость  нашим  межзвездным  скитальцам.  Вот  только  не  знаю,
счастлива  ли она сама. Пожалуй,  нет.  Она  все  время  ищет. Ей, да  и нам
кажется,  что она  не  устроена, зря  растрачивает таланты. Как  мы неправы!
Такие люди скрашивают монотонность бытия. Они редки, как гении...
     - Вера!
     - Да, Пегги. Эта мысль пришла мне только сейчас, и как она верна! Пусть
Наташа  не  создаст  нового  вида  растения,  не  получит  еще  одного  вида
пластмассы, даже не откроет  нового  физического закона, - существование  ее
оправдано.
     - Не знаю, не знаю. Я бы лично задумалась...
     - Пегги!
     Пегги выжидательно повернула голову.
     - А не посмотреть ли нам передачу о Сером Ушке?
     С лица Пегги сошла  озабоченность, вызванная судьбой Наташи Стоун,  она
улыбнулась.
     -  Ну конечно,  Вера!  Я  сейчас  переключу на  двадцать  первый  канал
Северного полушария.
     Девушки, забыв о размолвке, стали следить за приключениями Серого Ушка,
попавшего на планету, заселенную наивными чудовищами, невероятно страшными и
очень  добрыми; перетрусивший  заяц  не  знает  этого  и попадает из  одного
комичного положения в другое...
     Затем,  выключив экран,  они  несколько  минут  сидели молча, отдавшись
своим думам. Вера посмотрела на погрустневшее лицо Пегги и спросила:
     - Тебе очень хочется домой?
     - Конечно, Вера, очень!
     - Мне нестерпимо хочется. Мне каждую ночь снится, будто я хожу по своим
аллеям  с орхидеей в руках и кого-то ищу, чтобы похвастаться,  какая  у меня
необыкновенная орхидея.
     - Я не вижу снов, - грустно сказала Пегги. - Я даже обращалась к врачу.
Врач еще там, на Земле, сказал, что сны я вижу, но забываю их, что все видят
сны...
     Послышался осторожный стук.
     - Вика, -  сказала Пегги. -  У него одна из особенностей  -  появляться
некстати.
     - Нет, почему же. Пожалуй, он сейчас развеет нашу хандру. Заходи, Вика!
     И Вика вплыл как-то боком, опустился на ковер у ног девушек, спросил:
     - Как у меня походка?
     - Верх изящества, - ответила Пегги.
     - Я все стремлюсь делать изящно. Добрый вечер. Поздравьте меня!
     - Охотно, - сказала Вера. - Только с чем?
     - Видите ли...  Мне  удалось взять параллакс у звезды Арсеньева,  самой
дальней...  ну,  не  совсем,  пожалуй,   все   же  одной  из  отстающих,  на
умопомрачительном расстоянии от Земли. И вот только что, десять минут назад,
компьютер выдал результаты, - он прищурился, лицо залила блаженная улыбка, -
миллиард световых лет!
     Вера и Пегги от души поздравили Вику.
     -  Охотно принимаю ваши  поздравления,  - сказал  Вика,  - не  скрою  -
приятно. Жаль, что закрыт  бар, а не то я бы угостил вас, девочки, коктейлем
"Галактика". Ты, конечно, Вера, еще не пила ничего подобного! Сразу впадаешь
в нирвану...
     Избавившись от Вики, девушки  еще  с полчаса слушали  концерт из  Дели,
затем Пегги  ушла  к  себе, а Вера взяла трубку радиотелефона, назвала зону,
номер.  Компьютер  мгновенно  попросил  подождать  минуту...  Они  давно  не
встречались с Биатой. Сразу после замужества Биата уехала в Москву, работать
в  Институте  имени  Штернберга.  У  нее  родился  сын.  Вначале  они  часто
встречались  у  видеофона,  затем   паузы  между  встречами  удлинились.  На
"Сириусе" Вера все время вспоминала подругу, ей все казалось, что она увидит
ее, "плывущую" по коридору, прильнет к ее плечу...
     Минута  прошла,  на   экране  видеофона  появился  пейзаж  Подмосковья:
клеверное  поле,  обрамленное  с одной стороны  березовой рощей, с другой  -
еловым  бором. Впереди виднелась синяя гладь озера.  По клеверному полю  шла
Биата.  Она  остановилась,  вытащила из  пляжной сумки портативный видеофон.
Взглянула на крохотный экран и крикнула: "Верка! Ты!.."
     Из-под  ног  Биаты  вылетел  жаворонок  и,  набирая  высоту,  торопливо
рассыпал хрустальные рулады...

        ПОЛЕ ХЛОРЕЛЛЫ
     Скоро  из-под темной черты горизонта покажется краешек солнца. Осталось
не больше  минуты  до этого торжественного  мгновения.  Природа настороженно
ждет.  Большие серые чайки сидят на крыше лаборатории, повернувшись  головой
на  восток, чайки  похожи на солнцепоклонников с древней  гравюры, ожидающих
появления своего  владыки.  Вереница  прожорливых  бакланов, торопливо махая
крыльями, пролетела на кормежку к дальним рифам, откуда доносится густой шум
волн.
     В  десяти милях от  крохотного островка, на  котором стоит  мое жилище,
лаборатория  и  гараж для лодки и комбайнов,  рефрижератор,  темнеет высокий
берег, вершины пологих гор, скорее, холмов, уже золотятся в солнечных лучах.
Оттуда тянет пряным настоем из запахов тропического леса.
     Мои друзья дельфины,  подчиняясь моему торжественному настроению, также
ждут восхода солнца. Они находятся  возле причала. Одни  медленно плавают по
кругу,  другие замерли, высунув голову из воды. Только маленький Пуффи шумно
снует  между  взрослыми, теребит  их за плавники,  перепрыгивает  через них,
поднимая  каскады  брызг. Его  не  останавливают.  Ребенок должен оставаться
ребенком. Всему свое время.
     Дельфинов шестеро: Хох,  Протей  - сын Протея,  Гера  - родоначальница,
дочери Геры - Бела и Нинон, Пуффи - сын Нинон.
     Заря пылает,  охватив полнеба. На поверхности  воды отражается небесный
фейерверк.
     Глаза серых чаек вспыхивают, как угли.
     Я, видимо, очень резко взмахнул руками,  приветствуя солнце, потому что
чайки,  все как одна, снялись  с крыши  и полетели, пересекая  Лагуну, как и
бакланы,  в открытое море.  Их перья окрашены  краской  зари,  и они  теперь
похожи на розовых фламинго.
     Вода,  еще в меру  прохладная,  бархатная, как  говорит Костя,  вливает
бодрость в  каждую  клеточку тела. Я погружаюсь в  глубину  медленно,  гребя
одними  перепончатыми  ластами.  Дно у причала всего  на глубине  пятнадцати
метров, я могу  не  дышать более  минуты  и потому не  спешу.  Мое  утреннее
погружение в  воды  Лагуны,  кроме  гигиенических  и  гимнастических  целей,
открывает также начало моих дневных занятий.
     Я - дежурный биолог. У меня множество электронных приборов, следящих за
малейшими изменениями в водной и воздушной среде, автоматические анализаторы
и прочая техника, необходимая для присмотра за полем хлореллы. Все же нельзя
полностью доверяться хитроумной технике.
     Прозрачность  воды  идеальная.  Передо  мною,  внизу, раскинулось  дно,
похожее на изысканный цветник, по сторонам мягкая голубизна. Мимо, тараща на
меня  глаза,  проплыла стайка  макрели;  рыбы  остановились,  провожая  меня
взглядом,  затем  мгновенно  метнулись в  сторону, заметив  пеструю  морскую
лилию, которой вздумалось переменить место на коралловом дне. Лилия медленно
машет  своими  листьями-щупальцами. Среди  рыб  у меня  есть  давние друзья:
большой групер, манта и  китовая акула. Уже полгода, как мы ведем безмолвное
общение, довольные друг другом.  Акулы  сегодня нет - видимо, она завтракает
на  ближней отмели, - не видно  и  манты, а  групер  как будто ждет меня: он
стоит между желтых коралловых кустов,  усеянных  алыми актиниями. У  Чарли -
так я  назвал  групера, -  как всегда, праздничный  вид, чешуя  его отливает
перламутром, глаза похожи  на золотистые бриллианты. Все же Чарли  сразу мне
не понравился: бросалось в глаза его частое  дыхание.  Когда он плыл ко мне,
то движения его были вялы.
     Семейство  дельфинов также  занято исследованием  утренней Лагуны. Хох,
Гера, Протей - сын Протея, Бела вне пределов моего зрения, возле меня только
Нинон и ее сын Пуффи. Вот Пуффи, увидев Чарли, метнулся к нему и потянул его
за хвост. Этим  Пуффи  каждый день начинал свои  проказы. Чарли и сам был не
прочь   поиграть   с   дельфиненком.   Обыкновенно  групер,  завидев  Пуффи,
молниеносно  скрывался  среди  кораллов  и  морских  лилий,  затем  внезапно
появлялся в тылу у Пуффи и уносился  в сторону. Групер считался у  дельфинов
табу. Они  в угоду мне не только  не трогали  его, но и охраняли от огромной
барракуды, которая  жила здесь  в недосягаемых  подводных джунглях.  И Чарли
жирел и хорошел под нашей опекой.
     Сегодня Чарли мне явно не нравился. Я окинул его взглядом, провел рукой
по скользкому  боку.  Дышал  он, судорожно  раскрывая жаберные щели. Я сунул
пальцы под жаберную крышку и вытащил  тусклый  комочек слипшихся синезеленых
водорослей.
     Хронометр на запястье  левой руки  зазвонил - прошла минута,  как я под
водой, пора подниматься на поверхность. Оставив Чарли, я всплыл, поднялся по
лестнице на причал  и, сделав несколько глубоких вдохов, пошел в кабину, где
хранилось  подводное   снаряжение.  Там  я   взял  маску  Рааба,  коробку  с
инструментами.
     Дельфинов я  попросил  внимательно осмотреть окрестности -  нет ли  где
колоний синезеленых водорослей, а Нинон и Пуффи остаться со мной.
     Чарли   ждал  меня.  Он   позволял  делать  с   собой  все,   что   мне
заблагорассудится.  Так, вначале  я  положил его  на  левый бок  и тщательно
очистил   жабры  -  сперва   пинцетом,  потом  специальной  щеточкой.  Затем
перевернул его  на правый бок и проделал ту же процедуру. Теперь Чарли дышал
нормально.  Казалось,   он  остался  очень  доволен  успешным   лечением.  Я
подтолкнул  его в спинной плавник, и он, видимо вспомнив, что сегодня еще не
завтракал, стал подкрадываться к  стайке рифовых рыбок,  что,  как  бабочки,
порхали между коралловых кустов и носились вокруг меня. Нет. Чарли знал, что
ловить  этих  шустрых рыбок  на открытом  месте  безнадежно,  а вот  в  тени
кораллов  - другое дело. Вскоре я потерял  его из виду. Чарли замаскировался
под цвет кораллов  или водорослей.  Теперь он  станет  терпеливо ждать, пока
рыбки подплывут поближе, тогда он молнией врежется в их стаю.
     Я  стал обследовать ближайшие  кораллы,  актиний, кольчатых червей, чьи
венчики из щупальцев похожи на нежнейшие лепестки цветка, морских ежей, даже
заглянул  в  распахнутые  створки  гигантской   тридакны,  где  на  медленно
пульсирующем  мускуле  поблескивала мутноватая  жемчужина  килограмма  в два
весом. Пуффи  сунул было  туда  нос,  но  как ужаленный метнулся в  сторону,
видимо подстегнутый  неслышным  для  меня окриком матери. Пуффи давно знает,
как  опасен  этот  моллюск, и,  конечно, тридакне  никогда  не удастся сжать
створки над тельцем Пуффи, но все же, наверное, мать не удержалась, чтобы не
одернуть сорванца.
     Мне  не попадалось больших  колоний  ни  одного  из  видов  синезеленой
водоросли.  Видимо, Чарли  забил  себе  дыхательные  пути где-то  в  верхних
горизонтах, ближе  к берегу,  где последнее время бурно размножается один из
самых  опасных видов этой  водоросли. По  каким-то непонятным пока  причинам
токсичность  этой водоросли возросла, и  она захватывает огромные площади на
акваториях, засеянных белковыми водорослями в Большой  Лагуне,  а  также  на
акватории  шельфа   всего  Мирового  океана.  Некоторое  время   размножение
синезеленой водоросли сдерживал  вирус АЕ-03, созданный Токийским институтом
защиты  моря. Водоросль нашла  средство защиты,  переродившись  в новый вид,
который стал  жить  с вирусом  в симбиозе,  выполняя какие-то  полезные  для
вируса функции, и она стала катастрофически разрастаться,  покрывая ядовитым
ковром прибрежные воды.  Тысячи научных коллективов отдают  все силы,  чтобы
избавить Землю  от  нависшей угрозы.  Вчера прилетали ко  мне Чаури  Сингх с
Наташей Стоун (удивительная девушка, неустанно ищет свое место в жизни!..).
     Чаури  Сингха  сильно  встревожил   анализ  воды,  который  выдали  мои
автоматы: соли тяжелых  металлов,  стронций, правда в мизерных  количествах.
Академик  Коровин  считает,  что  радиоактивные элементы  в  морской воде  -
следствие последнего подводного извержения в Индийском океане...
     Эти мысли вертелись у меня в голове, пока я оказывал помощь Чарли.
     Хронометр предупредил,  что осталось полчаса до отправки первой сводки,
к тому же я пропустил время завтрака,  и мне  сильно захотелось есть. Прежде
чем оттолкнуться от дна, я, по привычке, огляделся. Солнце поднялось, и вода
приобрела  нежный  изумрудный  цвет,  подводный сад  радовал  взгляд  своими
нежными красками и причудливыми формами. Почти вертикально опускались ко мне
Нинон и Пуффи, покрытые пузырьками  воздуха, словно изморосью. Пуффи подплыл
ко  мне, и  я, как  всегда, погладил его  нежное  брюшко. Нинон  завтракала,
поймав большую макрель. К ней подплыла стайка рыбок-бабочек, и они принялись
жадно хватать сгустки крови.
     Ко  мне  направлялись  два групера  и  морской  окунь.  Все  трое  тоже
числились у меня в приятелях,  я иногда оказывал им мелкие услуги, удаляя  с
чешуи  паразитов.  Обыкновенно  эти  функции  у  тропических  рыб  выполняют
очаровательные рыбки-санитары; видимо, и меня морские обитатели принимали за
такую рыбку  и сейчас доверчиво терлись об меня.  У груперов  в жабрах также
оказалось довольно много водорослей, а окуню не давала жизни большая пиявка,
присосавшаяся к животу. Откуда-то  появился  и  Чарли. Он стоял  в сторонке,
пожевывая  толстыми  губами;  вид у  этого хищника  был  самый  добродушный,
этакого   рубахи-парня.  Приплыли   еще  четыре  групера  и  остановились  в
отдалении,  видимо,  новички  и   в   добром  здравии,   прибыли  просто  из
любопытства, посмотреть  на гигантского санитара,  о котором они наслышались
за последнее время.
     Пуффи несколько раз поднимался на  поверхность, чтобы  набрать в легкие
воздуха, и снова опускался  ловить креветок; он не упускал случая подразнить
огромного лангуста,  что  сидел в  норе  под  глыбой  коралла; здесь  где-то
неподалеку притаилась  и страшная  барракуда.  Сейчас  барракуда спала;  она
охотится  главным  образом  ночью  на  небольших  кальмаров.  Все  же  Пуффи
высмотрел  хвост  хищницы.  Та  несколько не рассчитала,  выбрав для  отдыха
небольшую пещеру, и, как ей казалось, заняла самое удобное положение. Голова
ее  была обращена  к широкому  входу,  а  хвост торчал  из противоположного,
узкого выхода, замаскированный  бурыми водорослями; все-таки  Пуффи  углядел
его и, не колеблясь, ухватил зубами. Барракуда, обезумев от ярости и страха,
пыталась  вырваться.  Шалость Пуффи могла окончиться бедой:  я  не  захватил
оружия, мать озорника находилась где-то в стороне. Пуффи понимал,  что зашел
слишком далеко и,  выпусти  он  сейчас хвост чудовища,  ему несдобровать.  Я
изловчился и  нанес барракуде  рану  возле головы - пустяк для такой живучей
твари - и,  пожалуй, только усложнил обстановку: кровь и облако песка скрыли
барракуду. Неожиданно  для меня груперы ринулись в кровавое  облако, избавив
нас с Пуффи от весьма серьезных последствий.
     Отправив утреннюю  сводку Чаури  Сингху,  я  позавтракал,  затем принял
донесения от  Геры.  За  час  дельфины  обследовали  большой участок  вокруг
островка.
     Гера докладывала:
     -  С запада,  где  рифы  в новолуние показываются из  моря,  на  ветвях
кораллов  и  на дне  лежит много мертвых рыб-попугаев, две  черепахи,  шесть
песчаных акул. Одну рыбу я принесла тебе, как ты просил.
     Неподвижный,  поблекший  попугай  лежал на второй  ступеньке  бетонного
трапа. Я взял его, чтобы отнести, заморозить и отправить на Центральный пост
для анализа.
     - Что ты можешь сказать по этому поводу? - спросил я.
     - Вся  рыба,  моллюски,  морские черви непригодны для еды  к западу  от
острова.
     - Чем они отравились?
     - Водорослями,  похожими на  икринки.  И ты,  Ив, не  ешь такую рыбу. С
тобой может случиться то же, что и с попугаем.
     Я   согласился   с   предостережением  Геры   и   посоветовал  особенно
присматривать за Пуффи.
     -  Ему запрещено  есть  все, что  он добудет сам,  -  ответила  Гера  и
спросила: - Ты не находишь, что здесь оставаться опасно? Протей - сын Протея
считает, что  тебе и нам  надо уплыть  дальше  от  берега, там  нет ядовитых
водорослей.
     Я  ответил, что разделяю их опасения, им действительно следует плыть за
Барьерный риф и ждать там, пока мы справимся с водорослями. Я же не в  такой
опасности,  потому  что  нахожусь  на  берегу  и могу  без  особой нужды  не
погружаться в воду.
     Гера закончила наш разговор глубокомысленной фразой:
     - Вода объемлет все, везде проникает.
     С этим нельзя было не согласиться.
     Дельфины издали прощальный свист и поплыли к далекому  Барьерному рифу.
Впереди плыли  Гера и Хох,  затем мчался Пуффи в  окружении  матери, тетки и
деда Протея - сына Протея.
     Я помахал им вслед, пожелав счастливого плавания. Предостережения  Геры
на  мой счет тогда  показались  мне не  особенно  обоснованными: синезеленые
водоросли появились не сегодня и  пока еще не оказывали вредного воздействия
на людей.
     Я  долго стоял  на причале, провожая  взглядом семейство Геры. Я сильно
привязался к этим удивительным созданиям - умным,  лишенным чувства зависти,
незлобивым, преданным, готовым пожертвовать за вас своей жизнью и  ничего не
требующим взамен. Теперь целую неделю  до конца моего дежурства мне придется
пребывать в одиночестве. Все же  я  остался доволен, что уберег своих друзей
от  опасности. За Барьерным  рифом синезеленые водоросли еще  не появлялись,
океанский прибой не дает им и носа показать из лабиринта рифов.
     День только начинался, и  у меня накопилось немало дел. В семь тридцать
дежурный   лаборант   выпускает   из  гаража   биокомбайны,   они   работают
самостоятельно: забирают насосами воду и процеживают ее через сита, оставляя
хлореллу и, конечно, какую-то долю синезеленой водоросли, которую пока мы не
умеем отделять, но пищевики уже  научились нейтрализовать вредные примеси, и
наша  хлорелла  идет  на  изготовление  бесчисленного  множества   продуктов
питания. Я  только  что позавтракал бифштексом  из хлореллы  с  гарниром  из
морской спаржи.
     В управляющее  устройство  одного из комбайнов я заложил  программу  на
извлечение  только  синезеленых  водорослей.  Фотоэлементы реагируют на цвет
водоросли и включают насосы  на сильно зараженном участке. К следующей вахте
прибудут  сюда  еще три  специальных  комбайна.  Все же так  нам  не  решить
проблемы:  синезеленая  водоросль  размножается быстрей  хлореллы,  истощает
верхние горизонты воды.
     Десять белых комбайнов вышли  из распахнутых дверей гаража, выстроились
уступом и приступили  к  работе. В гараже находится  еще катер-рефрижератор,
его назначение - принимать от комбайнов брикеты  хлореллы,  замораживать их,
затем, когда  трюмы  заполнятся, сдавать  продукцию в склад-рефрижератор  на
берегу  за лабораторией. У  плавучего  холодильника  довольно старой  модели
что-то  неладно с  программным  устройством;  вчера в середине дня  раздался
сигнал  тревоги  -  зазвонил  колокол  громкого боя  на причале.  Вначале  я
подумал, что опять озорник  Пуффи вызывает меня поиграть в  салочки. На этот
раз  звонил  Хох:  всю  поверхность воды  возле  острова  покрывали ящики  с
брикетами  хлореллы. Дельфины  быстро собрали брикеты,  не  дав  им утонуть.
Остальную часть дня  мне  пришлось работать  на катере, заменяя  испорченный
автомат. Сегодня мне также придется стоять у штурвала,  нажимать на кнопки и
поворачивать  рычажки  на  панели  ручного  управления;  видимо,  ребята  из
Института  холодильной  техники,  проектируя эту модель,  заранее предвидели
недолговечность автоматики. Надо будет вечером сообщить  им подтверждение их
далеко идущего предвидения.
     Пока  бункера  комбайнов потребуют разгрузки,  должно пройти  не  менее
часа, за  это время  мне  нужно  отправить мертвого попугая  Чаури Сингху. Я
оглядел  жаркое  небо. Где-то  в недосягаемой  для  взгляда вышине  прорычал
межконтинентальный  лайнер,  низко  и  очень  медленно  пролетел  туристский
аэробус, пестрый,  как театральная  афиша. В  сторону  Лусинды пролетели две
авиетки  метеорологов.  Наконец  я  увидел, как прямо на  станцию спикировал
спортивный биплан и  благополучно  плюхнулся возле причала. В нем сидели два
обгоревших  на  солнце парня.  Они  улыбались,  глядя  на  меня. Их  взгляды
спрашивали: "Как, ловко мы приводнились?".
     - Откуда, ребята? - спросил я по-русски.
     - Саратовские мы, - ответили они разом и раскатисто захохотали.
     И я не мог не рассмеяться, глядя на эти счастливые физиономии.
     - Мы туристы, - сказал один.
     -  Нам бы до Лусинды добраться,  -  в  тон ему добавил второй,  - а там
сдадим эту этажерку - и на ракете домой. Завтра занятия начинаются.
     Ребята  оказались  студентами  технологического института (строительные
пластмассы). Они  оставили свой дурашливый  тон,  как  только  я объяснил им
обстановку, и  немедленно согласились  доставить попугая Чаури  Сингху,  тем
более что они только что были у него - осматривали аквариум.
     Володя и  Серж  попросили только  напоить их. Прихватив несколько банок
сока, они снялись и взяли курс на пристанище нашего инспектора.
     Комбайны, сохраняя строй и  дистанцию, двигались на мои остров, издавая
низкий, протяжный рев и тем оповещая, что пора приступать к разгрузке.
     Последние дни  я устал, трудясь над своей работой о кольчатых червях, и
сидение  под тентом в бамбуковом кресле напоминало мне плавание  на "Золотой
корифене". Размечтавшись, я  чуть было  не вывалил целый  бункер брикетов  в
воду. Надо внимательней наблюдать за сигналами с комбайнов, а не то придется
останавливать  всю флотилию  и одному  вылавливать сотню-другую  пластиковых
ящиков.  Скоро  я  сосредоточился  настолько, что  несложные  манипуляции  с
кнопками стал выполнять, как заправский автомат.
     На  катере  находился старенький видеофон, и я вызвал  Костю. На экране
появилось туманное изображение, отдаленно напоминающее моего друга.
     Костя обрадовался:
     - Как хорошо, что ты позвонил!..
     Я стал было ему рассказывать о своих бедствиях, да он перебил:
     - Мне бы твои заботы!  Океан разберется. Попугаев, наверное,  уже съели
крабы, и все опять на дне по-старому. У нас...
     Костина станция находится в двухстах  милях к юго-востоку,  где нет еще
синезеленой  водоросли,  и, может  быть, она там  и  не появится, так как не
любит  большую  глубину и  неспокойное  море.  На попечении Кости  и  Антона
Федорова  находится  большая  плантация  бурых водорослей, из  них  получают
альгинат  натрия,  который   используется  в   пищевой  промышленности.  Его
применяют   при   замораживании  и  обезвоживании  продуктов,  для  быстрого
приготовления  пудингов,  мороженого,  пива, смесей  для  кексов,  приправ к
холодным  блюдам и еще в сотне-другой  случаев кулинарной  практики. Костя и
Антон  хотят еще  более  увеличить  значение своих водорослей, создать новый
вид, приносящий плоды.
     - У нас  опять провал,  - сказал Костя, - тридцать первый посев дал сто
тысяч уродов!  Даже  нет и  намека на  плоды. Сейчас Антон  еще  раз  меняет
генетический  код.  Что-то   будет!  По  нашим  расчетам,  в  плодах  должно
содержаться  до  восьмидесяти   процентов  белка.  Если  нам  удастся  этого
добиться, то вашу хлореллу придется извлекать из морей, как синезеленку.
     Тогда мне не приходило в голову, что их  работа  может иметь неоценимое
значение, я видел только, как изменился Костя. Я не стал с ним спорить. Явно
мой друг  нуждался в особенно бережном  отношении. Надо было отвлечь  его от
изнуряющих мыслей, и я,  придав своему  голосу  как можно больше  теплоты  и
участия, сказал:
     -  Все  обойдется, дружище. У тебя были задачи и потрудней. Может, есть
смысл отложить  все и немного поразвлечься? Или  лети ко мне и переключись с
коричневых водорослей на синезеленые.
     Костя болезненно поморщился, но тут же улыбнулся:
     - Ты не обижайся,  Ив, я все понимаю, да это и не мудрено, стоит только
взглянуть  на твою физиономию. Не  бойся, я не болен, все  дело в  проклятой
"травке". Они, эти  водоросли, дорого нам обходятся. Зато представляешь... -
И  он  стал подробнейшим образом посвящать меня  во  все детали  их  опыта с
изменением генетического кода бурой водоросли Тасманова моря.
     Только когда  я  смог  вставить, что виделся с Верой и  Наташей  Стоун,
Костя словно сбросил с себя тяжелый груз, засмеялся и сказал:
     - Ведь жили же мы в свое время! Вспомни плавучий остров!
     О  Биате  мы оба избегали упоминать:  ее замужество  казалось нам тогда
изменой. Зато  наперебой  вспоминали  множество событий,  происшедших  в  те
памятные каникулы: как мы были китодоями, воевали с Черным Джеком, вспомнили
Великого Кальмара. За всем этим незримо присутствовала наша любовь к  Биате,
придавая воспоминаниям горьковатый оттенок.
     - Ну, спасибо тебе, Ив, - сказал наконец Костя, - давно  мы так с тобой
не  отводили душу...  Да,  я чуть было  не забыл  тебе сообщить  потрясающую
новость -  водорослями  вся голова  забита.  Ты ничего не  слышал о тигровой
звезде?
     Я сказал,  что видел недели  две назад  в хронике событий, ее  выловили
где-то у Суматры.
     -  Ну нет, старое сообщение. Два экземпляра сегодня  поймала экспедиция
австралийских гидрогеологов, изучающих Большой Барьерный риф. Очень  большие
экземпляры. О них сообщалось  только  в  Океанографическом вестнике.  Мы все
подсмеивались  над опасениями  инспектора,  который  считает,  что  в океане
возникли труднообратимые процессы. Дело, Ив,  очень серьезно.  Взять хотя бы
твою синезеленку...
     - Почему мою?
     - Все же ты причастен к ее распространению.
     Почему-то Костя  считает, что, будь он в  "зоне бедствия",  синезеленой
водоросли давно не было  бы и в  помине. Он-то нашел бы способ избавиться от
нее, не будь так занят более важным делом. Спорить я не стал. Слишком у меня
было хорошее  настроение: комбайны работали прекрасно, я  случайно обнаружил
дефект  в  работе  автоматики,  заменил  блок  и  сейчас  сидел  сложа руки,
наблюдая, как разумно действует мой плавучий морозильник.
     -  Что-то мешает размножаться тигровым  звездам, - продолжал Костя, - а
не то эти чудовища быстро  уничтожили  бы все  живое на  рифе. Мы  с Антоном
сегодня крепко поспорили, и  я  был неправ.  Антон считает, что  тигровка  -
сейчас главная опасность. Надо  все силы бросить на ее уничтожение;  следует
немедленно  найти и размножить ее врагов, - конечно, если они у нее  есть, а
нет,  то  создать:  старый  и  единственно  верный   способ,  не  нарушающий
экологического равновесия в природе.
     Костя говорил, имитируя профессора Бочарова Евгения Петровича, и у него
здорово получалось.  В довершение  полного  эффекта Костя  сделал  вид,  что
протирает  очки,  сморщился,  чихнул  и  повел  взглядом,  словно  оглядывал
аудиторию.
     - Вот так, мои друзья, - закончил он и первым засмеялся.
     Нет, с Костей все  было в порядке. Я завел разговор о "Корифене", нашей
океанской яхте, и  Костя горячо стал отстаивать необходимость  замены  всего
бегучего такелажа.
     Я простился  с  Костей,  довольный, что мастерски поставил его на ноги.
Скорей бы пролетала последняя неделя нашей вахты, а там, поставив все паруса
на "Корифене", мы будем перепахивать воды Большой Лагуны и Кораллового моря.
     Комбайны подошли к  центру  моего поля; здесь всегда бурно размножалась
хлорелла, потому что здесь, на  дне,  оканчивалась система трубопроводов, по
которой сюда  перекачивалась вода из глубин  Кораллового моря - своеобразные
удобрения, широко  применяющиеся  в морском  земледелии. Сегодня синезеленые
водоросли совсем заглушили хлореллу. Пришлось повернуть комбайны в сторону и
направить на ядовитое пятно прополочную машину.
     Меня не оставляло хорошее настроение, разговор с  Костей взбодрил меня,
и, что греха  таить, он был нужен и  мне не меньше, чем моему другу. Все эти
дни я  чувствовал полную беспомощность  перед микроскопическими водорослями.
Костя прав, я ничего не сделал для защиты хотя бы своего участка. Мог ведь я
хотя бы изменить  режим  питания.  Почему, например, я не остановил насосную
станцию  и  не  лишил  водоросли  обильной  пищи?  Пусть  поголодает  и  моя
хлорелла...
     Надтреснутый  голос  моего  видеофона  хрипло прозвенел и, вместо  того
чтобы сказать, кто вызывает меня, выдавил из себя только одно бранное слово:
"Дубина". Не результат ли это Костиного  ремонта?  В последнее  посещение он
возился с ним. Видимость  улучшил, но аппарат  стал ругаться.  Расплываясь в
улыбке, появились саратовские ребята. Серж сказал:
     - Не  беспокойся, твою дохлую рыбу довезли в целости. Только не застали
главного  инспектора,  уехал  к  австралийцам.  Говорят,  что  там  выловили
каких-то чудовищ, не то кальмаров, не то морского змея.
     - Звезду! - подсказал Володя. - Морскую звезду.
     - Ага, звезду, - согласился Серж.
     - Девушка, которой  мы хотели отдать дохлую рыбу, как будто не очень ей
обрадовалась, а два  парня прямо вырвали ее у меня из  рук, даже не  сказали
спасибо. А девушка - неописуемой красоты.
     - Наташа  Стоун,  -  вставил Володя.  - Тебе передавала привет.  Просто
удивительная девушка!
     - Спасибо, ребята.
     Серж спросил:
     - У тебя что, рыбья холера?
     - Нет, водорослями объелись.
     - Будешь - заходи, - пригласил Володя. Саратовцев будто  смыло  волной:
наверное, вышел из строя аппарат или их "этажерка" попала в тень Лусинды.
     Плавучий холодильник  выгрузил контейнеры с  брикетами  на  причал, два
погрузчика стали подтаскивать  их к  люку, над которым курилось  серебристое
облачко кристалликов  воды и угольной кислоты. Катер уже уверенно подходил к
первому комбайну, ловко подхвати, хоботом крана ярко-желтый ящик и, поставив
на ленту транспортера, направился к следующему комбайну.
     Смотря  на умные  машины, я временами чувствую себя совсем  мальчишкой,
когда  электронные   игрушки   вызывают   восторженный   трепет   и  кажутся
действительны  живыми,  разумными  существами.  Схожее чувство я переживал и
сейчас, стоя на  причале и наблюдая за слаженной работой своих машин. Я имел
полное  основание  гордиться,  что  нашел  поломку  и  вправил  холодильника
"мозги";  вчера над этим целый час бился наш инженер Генри Эберт и  при этом
все  время  ворчал,  что  нельзя доверять такую высокую  технику "случайным"
людям.
     Я  хотел  было наконец  пойти в  лабораторию и  засесть  за электронный
микроскоп,  как вдруг послышалось знакомое  тарахтение. Авиетка Генри всегда
издавала эти аварийные звуки. Он  довольно удачно плюхнулся метрах в  десяти
от причала  и откинул колпак. У Генри костлявое  лицо с мощным  подбородком.
Его лысина окаймлена венчиком из жиденьких волос неопределенного цвета.
     - Ты что, вызывал аварийку из Лусинды?
     - Ну как я мог, Генри!
     - Не крути мне голову!
     - И не думаю, Генри. Просто у меня выдалась минута...
     - Не ври!
     - Клянусь океаном!
     Клятва была сильной, и он недоверчиво улыбнулся:
     - Честное слово?
     - Нашелся под рукой блок...
     - Где нашелся?
     - В шкафу запчастей.
     -  Молодец! Не ожидал.  Все-таки общение  со  мной  принесло  тебе хоть
какую-то пользу.
     - Огромную, Генри.
     - До свидания. Ив.
     - До свидания, Генри.
     - У тебя не найдется чего-нибудь промочить горло?
     - Сколько угодно, Генри.
     Я  бросил  ему  конец,  подтянул  авиетку,  и  мы  минут  десять  мирно
побеседовали, распивая охлажденный сок манго.
     -  Мне пора. - Он поморщился. - Каждый день летаю на семьдесят  восьмой
участок. Вчера вышел из строя анализатор воды, сегодня утопился  робот... Не
смейся, Ив, действительно упал с причала. Робот специального назначения, для
переноски тяжестей, там  они  переоборудовали всю  систему  транспортировки,
чтобы  облегчить  участь Абдуллы  -  так они  его назвали и сделали из  него
мальчика на побегушках; ну, ясно, бедняга поскользнулся и сыграл в пучину.
     Мы дружески простились.
     Совсем неплохой парень этот Эберт.
     В лаборатории, здесь, на  острове, я пользуюсь портативным микроскопом.
"Великий всевидец",  увеличивающий в миллион раз, есть только на Центральном
посту,  меня  пока устраивает и моя  "малютка",  увеличение в  триста  тысяч
вполне достаточно для  моих целей. Еще  на  Плавающем  острове я  думал  над
загадкой  консервативности  некоторых  видов животных и  растений. Почему не
изменились  за сотни миллионов лет памакантус,  кораллы, морские губки и еще
множество  других животных,  населяющих  океан?  Или  они закончили  процесс
развития на данной  стадии, великолепно приспособившись  к окружающей среде,
или прожили  лишь еще незначительную часть времени, отведенного им природой;
тогда  в  ближайшие десять миллионов лет они  наверстают упущенное, и  будем
надеяться, что человек сможет пройти через такую  даль времен  и увидит, как
из   этих  сравнительно  простых   форм  разовьются  удивительные  создания,
недоступные представлениям даже современных фантастов.
     Я  размечтался,  глядя на  пульсирующую  клетку  перьевидного  морского
червя. Ведь стоит  только изменить  ее генетический код,  и  может  начаться
необратимый  процесс  развития  -  что-то  похожее  получилось   с  морскими
звездами, давшими тигровку. Я  не могу себе этого  позволить: подобные опыты
запрещены законом, только в нескольких лабораториях они проводятся в строгой
изоляции от окружающей  среды. Я подумал: что, если тигровую  звезду  создал
студент-шестикурсник,  просто небрежным  жестом  выплеснув  в  море  кусочек
морской звезды, подвергшейся жестким облучениям?..
     Работа сегодня совсем не шла на ум, как я ни пытался углубиться в тему.
Я  сделал несколько  срезов тканей  морского червя, подошел к аквариуму. Вид
частички Лагуны,  заключенной в стекло, всегда успокаивал, служил  для