меня катализатором мыслей. В прошлом году, вернувшись в Москву, я долго не мог прийти в рабочую форму и не понимал, в чем причина, хотя чувствовал себя прекрасно. Костя надоумил меня: "Постарайся превратить свою конуру в имитацию островной лаборатории и главное - сооруди аквариум". Как он оказался прав!.. В аквариуме суетилась стайка изумрудных рифовых рыбок, цвели анемоны и морские лилии, по песчаному дну ковылял пестро окрашенный редчайший экземпляр рака, на камне дремал розовый бычок с отделкой из оранжевых кружев. И все это - на фоне пунцовых и фиолетовых кораллов и редких по форме и окраске водорослей. Среди них были и синезеленые, только в этом замкнутом мирке они занимали очень скромное место и не проявляли тенденций к агрессии. "Видимо, все зависит от условий, - размышлял я. - На севере появилось вдруг множество леммингов, почти исчезнувших за последние сто лет, в средней полосе - нашествие бабочек непарного шелкопряда, плодожорки..." Часы пробили двенадцать - пора второго завтрака Еду я готовлю с вечера. В термосах - котлета из хлореллы, желе, кофе. За едой, как всегда, смотрю "Хронику мировых событий". Впервые показали космический корабль "Земля", предназначенный для рейсовых полетов на Марс. Скоро он начнет летные испытания. Наш Антон включен в состав его экипажа и через несколько дней отправится на Лунный космодром. Поражали размеры "Земли" и оригинальность ее конструкции, что объясняется запуском "Земли" с Лунного космодрома. "Земле" не надо пробивать атмосферу, и потому дискообразная форма наиболее выгодна для полета к Марс и спуску в разреженной атмосфере. Затем демонстрировалось интервью космоботаников с "Сириуса-2". Среди маститых ученых вначале как-то несерьезно выглядело' милое лицо Веры, зато, когда ей предоставили слове впечатление мгновенно изменилось. Вера привела очень убедительные доводы причин гибели растений космической оранжереи на "Сириусе". Она горячая сторонница идеи Карло Понти; ей удалось из синезеленой водоросли выделить вещества, тормозящие рост и развитие клеток. Все же сколько у нее и у Карла Понти противников! С каким сарказмом отозвался о ее антивитамине академик Жукризон: - Слишком поспешные выводы, мадемуазель. Неужели вы думаете, что прежде никому не приходила в голову такая простая мысль? - Возможно, - ответила Вера, - только по каким-то причинам она там надолго задержалась. Надо было видеть, как коллеги Жукризона строили гримасы, борясь с ехидными улыбками! Затем в течение десяти минут показывали способы борьбы с синезеленой водорослью и в заключение продемонстрировали колонию этих растений на камнях лунного кратера, возле трещины, через которую из недр просачиваются водяные пары и углекислый газ. Диктор говорил: - Вездесущее растение! Как оно попало на Луну? Нам известно, какой строгий карантин проходят все при посещении нашего спутника. Пока шла дискуссия среди ученых о заселении Луны земными растениями, синезеленая водоросль приступила к делу. Теперь вопрос времени, когда на смену водорослям придут мхи, лишайники, возникнет атмосфера, и по мере уплотнения лунной атмосферы можно будет засеивать лунные кратеры травами альпийских лугов, кустарниками, переселить и высокогорных животных. И тогда человек, наш далекий потомок, сможет наконец снять с себя скафандр на планете, пригодной для жизни. Вероятно, создание атмосферы на Луне займет не менее десяти тысяч лет, хотя прогресс науки и, как следствие, технические революции смогут внести резкие коррективы... Затрезвонил на причале колокол громкого боя. Я подумал, что заглянул кто-либо из дельфинов, обитающих на соседних участках. Каково же было мое удивление, когда я увидел около причала Хоха, а рядом Геру и Нинон, поддерживающих плавниками Пуффи. Вода вокруг порозовела от крови. Я поместил раненого в небольшой бассейн под крышей, служивший лечебницей для моих дельфинов. У Пуффи рана на боку и содрана кожа на голове. Он доверчиво глядел на меня, стонал и плакал от боли. Пришлось сделать ему обезболивающие уколы. Рана оказалась неглубокой. Обработав, я зашил ее и наложил резиновый пластырь, ссадину на голове смазал пастой Иванова; она смывается только спиртом и надежно изолирует поврежденный участок кожи. Пуффи можно было отдать на попечение взрослых, но я решил его подержать сутки под наблюдением. Пуффи после уколов затих на мягкой подстилке. Я поспешил к причалу, чтобы успокоить дельфинов, но там застал только одну Нинон. И она осталась, как выяснилось, не потому, что особенно тревожилась за сына, а только чтобы предупредить меня, что вблизи появились три большие белые акулы и сейчас все ее родичи, а также дельфины с двух соседних участков готовятся к охоте на белых акул. Нинон сказала: - Пуффи останется с тобой. Мы все вернемся. Нам не следовало уплывать отсюда. Гера-мать сказала: "Водоросли нам не опасны". Мы послушались, не желая огорчить тебя. Я уже и сам понял, что поступил необдуманно. Дельфины никогда не едят больную рыбу, особенно лакомка Пуффи. - Передай Гере, что я понял свою ошибку и чуть было не погубил Пуффи. - Нет, - сказала Нинон, - Пуффи было суждено получить урок за непослушание. Благодарение Золотой Медузе, что он так легко отделался. Могло случиться хуже. Пуффи вздумал прокатиться на гребне волны и перескочить через риф. - Как ты могла позволить? - возмутился я. - Он не послушал ни меня, ни Геры, ни Хоха, ни Протея - сына Протея, ни Белы. Теперь он наказан. Бедный мальчик! Ему не очень больно? - Совсем не больно. Помнишь, как я лечил тебя, когда ты поранила плавник? - Помню, Ив. Ты всемогущ, как Золотая Медуза. - Не говори глупостей, Нинон! Ты хорошо знаешь, что у меня просто есть лекарства, изгоняющие боль. - У тебя они есть, поэтому ты и всемогущ, как Золотая Медуза. Я должна плыть. - Плыви, Нинон. Пуффи так и не дал мне засесть за работу. Непоседа потребовал, чтобы я немедленно выпустил его в Лагуну. Пришлось принести гидрофон и объяснить, что с такой раной плавать он не сможет, к тому же все взрослые сейчас охотятся на акулу. Пуффи боднул головой, показывая мне, что станет с акулой, если он, Пуффи, только увидит ее. - В ней будет дырок не меньше, чем у асцидий, что растут на дне у причала! - Все это так, Пуффи, только твоя мать Нинон просила меня не пускать тебя в Лагуну, пока она не вернется. Ты будешь умным мальчиком и будешь себя хорошо вести. Не правда ли, Пуффи? - Правда. Погладь мне спину... Вот так. Еще! Минут пять я гладил его нежное тельце, затем сказал, что устал. - Устал? Что такое "устал"? Я пытался объяснить, что такое усталость. Пуффи не мог понять, как это такое всемогущее существо, как я, может потерять способность к движению, если он, Пуффи, никогда не испытывает подобного чувства. И Гера, и Хох, и мать Нинон, и все, кого он знает, никогда не говорят о странном слове "усталость". Если кто теряет силы, тот уходит навсегда в Вечную Глубину, и это страшно. Он, Пуффи, никогда не опустится в Вечную Глубину. Пуффи болтал без умолку, а я сидел на краю бассейна, слушал и думал, как там сейчас, в глубине, идет бой с отрядом белых акул. СТАРЫЕ ЗАПИСИ Вера в своей космической лаборатории просматривала утреннюю почту. Информационные центры слали ей объемистые пакеты, кассеты с пленками микрофильмов, копии газетных вырезок столетней давности. Вера требовала все, что могло хоть как-то помочь установить закономерность вспышки "зеленой чумы", как теперь все называли синезеленую водоросль. Особенно ее интересовали материалы второй половины XX столетия, когда надвигалась экологическая катастрофа. Вера включила пленку с материалами, относящимися к семидесятым годам XX столетия. На экране возник печальный пейзаж: мертвые остатки леса, залитого мутно-зеленой водой. Хорошо поставленным голосом диктор читал: - Более сорока тысяч лет Homo sapiens терпеливым и неустанным трудом постепенно завоевывал планету, расширял свое господство над всем ее живым миром, подчинял себе силы природы. Из этого поначалу, казалось бы, безнадежного, неравного поединка человек вышел победителем. Ни один уголок Земли не укрылся от его внимательных глаз, ни одно живое существо не смогло противостоять ему. Он покорил реки и моря, изменил лик Земли и сейчас прокладывает дорогу в космос. Победа его кажется полной. Слишком полной, чтобы стать длительной. Всего несколько десятилетий назад, когда триумфальные успехи технической цивилизации, основанной на научных знаниях, казалось, представляли полную победу человека, появились первые признаки опасности. За короткий период своей истории человек настолько подчинил себе природу, что начал уничтожать ее... Печальный ландшафт сменили кадры бурной городской жизни. Запруженная машинами улица. По тротуару плотно друг к другу движется толпа людей. И так на многие километры. - Вы видите скопление людей, вызванное не карнавальным шествием или стихийным бедствием, когда толпы устремлялись на узкие улицы. Перед вами обычная картина: конец рабочего дня в одном из американских городов. В марте 1970 года в Токио проходил международный симпозиум по борьбе с разрушением окружающей среды. Это разрушение можно было видеть прямо из окна машины. Полисмен-регулировщик вынужден был время от времени оставлять свой пост, чтобы глотнуть кислорода из специально установленной колонки. Летом по воскресным дням, когда в Японии идет самая оживленная торговля, сто двадцать две улицы Токио были закрыты из-за загрязнения воздуха для всех видов транспорта... Веру потряс вид широкой реки: берега ее были застроены безобразными сооружениями, завалены горами мусора, но главное - река горела, горела самым настоящим образом! - Штат Огайо, река Кайхога. В нее сливались воспламеняющиеся отходы с заводов: химического, сталелитейного, мясоконсервного и многих других... Теперь читала женщина, в голосе ее слышались скорбные ноты: - Мы все космонавты, все до единого. Мы летим на космическом корабле под названием "Земля", совершающем свое бесконечное путешествие вокруг Солнца. Наш благословенный корабль снабжен системами жизнеобеспечения столь остроумными, что они самообновляются, и столь щедрыми, что они могут удовлетворять потребности миллиардов людей. Испокон веков мы принимали их как нечто само собой разумеющееся, считали их возможности безграничными. Наконец мы решили произвести ревизию, и первые же ее результаты внушают глубокую тревогу. Ученые предупреждают, что нам грозит беда. Если мы не перестанем злоупотреблять нашими системами жизнеобеспечения, они попросту откажут. Мы должны следить за их сохранностью, иначе нас ждет наказание, и это наказание - смерть. Воздух, вода и земля - вот эти системы... В лабораторию осторожно, на цыпочках, вошел Вика Крубер и сел рядом с Верой. - Ты извини. Шел мимо... Как у тебя интересно! Старые хроники... Я на минутку. Не помешаю? Вера улыбнулась, кивнула: - Пожалуйста. С тобой веселей, а то такой грустный материал! Смотри, это Великие озера. Их заполнила синезеленая. - Противная каша! А вот и океан... Его перебил диктор: - Мы в Саргассовом море. Течения занесли сюда желеобразные образования из нефти, сотни тысяч пакетов, ящиков, прочего мусора. Как видите, даже нашим огромным океанам грозит беда, хотя они покрывают почти три четверти поверхности планеты. Каждый год человек выбрасывает в океан от трех до десяти миллионов тонн нефти, не считая загрязнений при авариях танкеров, вроде той, которую потерпел "Торри-Каньон". К несчастью, подобные утечки происходят в самых неподходящих местах, чаще всего в прибрежных водах, которые являются наиболее продуктивной частью моря. В представлении большинства людей утечка нефти связывается только с загрязнением берегов и умирающими морскими птицами... На экране - жалкая стая бакланов на прибрежных камнях. Перья птиц слиплись от нефти, на берег набегают волны, покрытые нефтью. Пляж - черный от нефти. - ...Теперь мы знаем больше о токсичности нефти и последствиях загрязнения моря нефтепродуктами. Помогла авария, из которой сделали нечто вроде лабораторного эксперимента. 16 сентября 1969 года у берегов Массачусетса в море вытекло до 175 тысяч галлонов мазута (в галлоне 3,78 литра). Спустя три дня океанографы провели траление в загрязненной зоне. Почти весь улов был мертв. Сейчас, когда прошло три года, придонный слой все еще отравлен. Токсические вещества нефти разносятся течениями... Вика спросил: - Ты ищешь причину бурного размножения своих водорослей? - Да, Вика. - Думаешь, нефть? - Нет, Вика. Океан давно нейтрализовал продукты се распада. - Так думаешь - другое? - Да, Вика, другое. - Может, космические факторы? Ты, Вера, недооцениваешь космос. Поверь... - Верю, Вика. Может быть, и космос, но надо разобраться и на Земле. - Конечно. Что касается космоса, то можешь располагать мною! - Спасибо, Вика... На экране проплывала пустыня (вид с воздуха), тесно уставленная нефтяными вышками. - Какое варварство! Какое варварство! - повторил Вика. - Не суди так. Вика. Перед нами съемки в период энергетического голода. Они только начали использовать атомную энергию, подходили к синтезу гелия, не умели использовать тепло земного ядра и только вели эксперименты по использованию солнечной энергии в больших масштабах. Тогда проекты космических электростанций считались фантастическими. Столько у них было забот и по переустройству общества... - Так ты их оправдываешь? - У меня нет права судить их. Опять вступил диктор: - В 1874 году немецкий химик Зайдлер получил новое химическое соединение с труднопроизносимым названием "дихлордифенилтрихлорметилметан". Нам оно известно как ДДТ. Зайдлер и не подозревал, что нашел мощный инсектицид. Об этом узнали только через шестьдесят пять лет, как раз накануне второй мировой войны. Во время войны ДДТ широко и весьма успешно использовали в качестве средства от комаров и вшей. С тех пор тысячи и тысячи тонн этого вещества были разбросаны в лесах, на полях и в жилых помещениях. Но одно из наиболее ценных свойств этого препарата - стойкость - имеет и свои отрицательные стороны. В минувшем десятилетии выяснилось, что живые существа, обитающие в воде, в воздухе и на земле, включая и самого человека, содержат ДДТ в своем организме. Резкое сокращение количества некоторых птиц связывают с применением ДДТ и его производных. Пестицид пересек океаны. Даже у пингвинов в Антарктике, где ДДТ никогда не применяли, были обнаружены следы этого препарата. ДДТ и другие инсектициды не обладают свойством избирательности. Они токсичны для многих форм жизни. Например, рыба питается организмами, которые заражены инсектицидами, и эти вещества накапливаются в ее жировых тканях. Когда она становится добычей более крупной рыбы, с хищником происходит то же самое. Существует другая группа токсичных химических соединений, которые применяют уже около двадцати пяти лет в производстве пластмасс, красителей и множества других изделий. Поэтому они содержатся во многих производственных отходах, которые спускают в наши реки и океаны. Недавно обнаружено, что они воздействуют на морскую жизнь так же, как ДДТ. Исследования их токсических эффектов пока еще только начинаются. Лента окончилась, Вера стала вставлять вторую в проектор. Вика горячо говорил: - Теперь-то ты видишь, что наши предки были не так уж несведущи. Только я одного не понимаю: почему они так спешили - старались скорей выкачать из земли всю нефть, свести леса, реки превратить в болота. И что они пытались сделать с океаном? И еще этот ДДТ... - Не могу тебе ответить на все сразу. Вот получу данные из Академии социологии, тогда, может быть, станет яснее... Здесь что-то связанное с использованием урана. Вика поплотней уселся в кресле. - Применение атомной энергии сразу же поставило перед человечеством ряд экологических проблем, особенно связанных с изоляцией от окружающей среды радиоактивной золы. Использовались для этой цели глубокие шахты, вода, охлаждающая реакторы, сливалась в море. Вы видите систему трубопроводов на английском берегу Ла-Манша; по этим трубам вода сливалась в канал после использования на атомной электростанции. Некоторые ученые рекомендовали захоронение радиоактивных отходов в океанических глубоководных впадинах, хотя уже в то время стали известны придонные течения и океан рассматривался как целостный организм, части которого взаимосвязаны. Вы видите ночную погрузку свинцовых контейнеров с радиоактивными отходами. Их грузят на корабль, предназначенный на слом. Название корабля и порт приписки тщательно закрашены. Операция ведется в обстановке строгой секретности. Ни докеры, ни команда корабля из военных моряков не знают содержания контейнеров. Корабль в океане. Он попал в жестокий шторм. Видите, как он еле превозмогает силу ветра и волн. Неисправные машины могли в любую минуту остановиться. С большим трудом трагический корабль в сопровождении охранного эскорта достиг Марианской впадины. Эхолот показывает 10 800 метров - одна из самых больших глубин в Мировом океане. Командир, имя его нам неизвестно, как и название корабля, приказывает открыть кингстоны. Экипаж покидает корабль, и он медленно скрывается в синих водах Тихого океана. Марианская впадина - не единственное место в океане, где захоронены ядовитые радиоактивные отходы... Вера выключила проектор. - Хватит на сегодня, - сказала она. - Не я первая, кто ищет причину бедствия в прошлом. - Неужели Так серьезно? - спросил Вика. - Очень. Синезеленой водорослью поражены почти все прибрежные воды, где ведется интенсивное "морское земледелие". Термин не совсем точный. - Я давно заметил - морское да еще земледелие. - Шельф - прибрежные мелководные участки моря - кормит миллиарды людей. - О, это нам известно. Одно время, кажется еще в нормальной школе, я даже хотел пойти на биологический и выводить новые породы рыб. Мне хотелось славы. В дневнике тех лет есть у меня запись, я помню ее дословно: "Пройдет несколько лет, и в энциклопедиях и справочниках, а также в магазинах появятся рыбы, созданные моим гением, например бычок Крубера или камбала-карась Вики Крубера". Но однажды я на уроке по астрономии впервые по-настоящему увидел наш звездный остров, и вопрос о моем призвании решился. - Поздравляю тебя. - Благодарю, Вера. Я ни разу еще не раскаивался в выборе дела всей своей жизни... Я тебе, кажется, мешаю. - Нет, Вика, я могу читать и слушать интересную информацию. - На самом деле я говорю интересные для тебя вещи? - Да, Вика. Я начинаю лучше понимать тебя. - Тебе хочется понять меня до конца? - До конца?.. - Ну, чтобы я раскрылся перед тобой. - Ну, зачем же раскрываться? Интересней, когда в человеке остается хоть что-то загадочное. - Да, но бывают отношения, когда два существа... - Не хочешь ли ты объясниться мне в любви? Вика нисколько не смутился, только вздохнул и проронил уныло: - Да, Вера. Чувство мое безмерно... Вера кусала губы, боясь засмеяться и обидеть Вику. Вика, глядя на нее, морщился и шмыгал носом, вздыхал, кашлял, ожидая ответа. Он был так забавно смешон, что Вера не выдержала и засмеялась: - Вика, милый, ну разве можно так? Ты же сам не веришь тому, что говоришь. Ну посмотри на себя в зеркало. - Что-то не то, не то, - забормотал он, ломая руки, - типичное не то. Извини, Вера. Я тебя не обидел? Понимаешь, никак толком не могу выразить обуревавшие... обуревающие меня чувства. - Конечно, нет, Вика. Ты пошутил? - Хотел серьезно. Мне казалось, что я в тебя влюбился с первого взгляда. И вот решил выяснить. Ты знаешь, я очень решительный человек. Астрофизик должен обладать дьявольской решительностью и самообладанием... В дверь постучали. Вошла Пегги. Взглянула на Веру, брата. Улыбаясь, потерла руки: - Отличный денек, друзья. - В космосе все дни великолепны, - мрачно изрек Вика. Извинившись, что его ждут дела, он покинул лабораторию. - Объяснялся? - спросила Пегги. - Что-то в этом духе. - Не принимай всерьез. Не ты первая. Удивляюсь, что он так долго крепился. И не сердись на него. - На него нельзя сердиться, он милый. - И у него такая каша в голове. Видишь ли, ему пришло в голову, что пора влюбиться, найти подругу жизни, конечно, по возможности астронома, да в эту смену здесь девушек только две - ты да я. Я отпадаю по причине генетической несовместимости, остаешься только ты... - Пегги поняла, что Вере неприятен этот пустой разговор, и она спросила: - Как твои успехи? Вера махнула рукой: - Никуда не годятся. Все надо начинать сначала. Растения не будут плодоносить. Мало того, листья и стебли ядовиты. Дезинфекция, что я провела, сведена на нет вирусом. Видимо, правы мой учитель Мокимото и Карл Понти. - И нет средств борьбы? - Пока нет. Вирус еще не выделен в чистом виде, не изучен. Пройдет не один месяц. - Раз найдена причина, то остальное не так уж сложно. - Ох, Пегги! Ты и представить себе не можешь, как все сложно! А я-то расхвасталась! Действительно, моя зелень радовала глаз, даже началось цветение, и вдруг - крах. Мокимото утешает, как и ты, да мне обидно, что пропало столько времени, что я не оправдала надежд. Ты знаешь, что здесь уже целая комиссия из светил науки? - Да, их представляли по местному телевидению. Вот и прекрасно, пусть займутся. Ты ведь кое-что сделала, нашла вирус, вот пусть они с ним и возятся. Выше нос! - Да я ничего. - Вера взяла новую кассету. - Что это за фильмы? - спросила Пегги. - Видишь ли, мне кажется, что все напасти и с водорослью там, дома, и здесь связаны с прошлым. Предки совершили немало трагических ошибок. А в природе все взаимосвязано, нарушение экологического равновесия не могло пройти бесследно... - Стоит ли ворошить пыль прошлого, Вера? Да ты серьезно взялась за расследование. - Она с некоторым страхом оглядела кипу пакетов на длинном столе, проектор, стопку кассет и сказала: - А я закончила свою программу. Завтра прощальный выход в космос - и домой. Как хочется поскорее избавиться от противной легкости, хочется хоть что-нибудь весить! Ты пойдешь на тренировку? Если пойдешь, то через пять минут надо быть в спортзале. - Пойду. И мне хочется выйти в космос, почувствовать его "всей кожей", как говорит Вика. Идем, Пегги, спасибо, что напомнила. Я тоже через два дня отправлюсь домой! - Вот замечательно! Летим вместе. У тебя еще остается время досмотреть фильмы о грехах предков. Пожалуй, и я к тебе подключусь. Прежде я почему-то не любила историю... - Пегги посмотрела на Веру и неожиданно расхохоталась: - Прости, я представила своего братца, изливающегося в чувствах. - Особых излияний не было, он, кажется, спешил. - Спешил! Он всю жизнь спешит... Они бежали по коридору "прыжками кенгуру", иногда задевая головами мягкий потолок. Спортивный зал пристроили недавно. Круглое здание спортзала находилось ниже обсерватории, и в нем также отсутствовала искусственная гравитация. В спортзале ежедневно по нескольку часов тренировались "старожилы" - те, кто обосновался на "Сириусе" на несколько месяцев, и обязательно те, кто изъявил желание выйти в открытый космос. Вера и Пегги, как и все, - а здесь собралось около тридцати человек, - начали с дыхательных упражнений. Вика подавал бесчисленные советы, пока в порыве усердия не оттолкнулся с такой силой, что улетел к противоположной стене, откуда теперь доносился его бодрый голос, поучающий новичка. В пятиминутку отдыха, когда, расслабившись, можно было остаться неподвижным в любом положении или медленно плавать на определенной высоте, тренер, как диспетчер аэропорта, назначал один из пяти ярусов для каждой группы. Вера и Пегги оказались в первой группе и первом - "желтом" горизонте. Для ориентации здесь обозначались верх и низ разной окраской: верх - голубой, низ - желтой, второй, третий и четвертый - большими цифрами на стене и жирными полосами: белой, черной, сиреневой. В помощь гимнастам спортзал в горизонтальном и вертикальном направлениях пересекали натянутые тросы; с их помощью гимнаст легко занимал нужное положение, добирался до гимнастических снарядов и не чувствовал так сильно свою беспомощность в невесомости. Громко, на весь зал, раздался голос Вики: - Я чувствую себя здесь, как трюфель в пироге!.. - Какой у него завидный характер! - сказала Вера, плавая под самым желтым куполом. Пегги отозвалась, повиснув вниз головой: - Завидный характер? Ты уже почувствовала его очарование? - С ним легко. - Не всегда. Его следует принимать малыми дозами. Вера засмеялась и почувствовала, что движется, ее потянуло к стенке; оттолкнувшись от нее ногами, она стремительно налетела на Пегги, и они закружились, обняв друг друга, задыхаясь от смеха. Наконец они натолкнулись на спасительную оттяжку и повисли неподвижно. Пегги спросила: - Ты не находишь, что мы как воздушные шарики? - Сходство есть. - Еще какое! - У меня закружилась голова. - Пройдет. Дыши ровней и глубже. К тяготению наши бесчисленные предки привыкали миллиарды лет, и вдруг мы, их земные потомки, вышли в космос и закувыркались в пустоте. Они помолчали, затем Вера сказала мечтательно: - Как хорошо сейчас дома! Я вчера вечером разговаривала с Костей и его другом Ивом, очень славный... - Костя великолепен! - Костя исключительная личность, я об Иве. У него необыкновенный взгляд, теплый, располагающий, и голос... Ты не улыбайся так многозначительно. Да, он мне нравится, но не больше. Ребята приглашали пройтись на яхте. На днях они кончают недельную вахту на своих островах, у них целая команда - Костя, Ив, Тосио-сенсей, возможно, и Антон... Хотя Антон не сможет, у него скоро начинаются тренировочные полеты. - Он пилот? - Астронавигатор. - Космонавт? - Да, Пегги, ужасная специальность! - Ну, почему же. Не хуже любой другой. Самая романтическая из всех. Это не его ли корабль готовят на Лунном космодроме? Вера кивнула: - Да, Пегги. Мы думали провести вместе мой отпуск. - Ну, и что же мешает? - Водоросли. И еще мне показалось, что он хочет побыть один. Собраться. Сосредоточиться. Он сейчас на одной из биостанций Барьерного рифа. - Только показалось? - Почти уверена. - Ты же ученый человек, Вера, как же, в таком случае ты не попытаешься установить истину? - Пытаюсь. Знаю, что, когда я буду ему нужна, он придет, Пегги... Пегги спросила, лукаво щурясь: - Не он ли является причиной твоего выхода в открытый космос? - Да, мне хочется узнать, что он будет чувствовать там... Мелодичный удар гонга прервал трудный для Веры разговор. Раздался голос тренера: - Сейчас все на дорожку. Проведем разминку перед велосипедными гонками. Не делайте резких движений!.. Кто там запутался в сетке для волейбола? Ах, это вы, Крубер. Профессор Мендельсон, помогите Круберу обрести свободу. Несколько человек поплыли на выручку. Вика говорил умоляюще: - Не беспокойтесь! Я сам. Пустяки. Проклятая сетка! Для чего она здесь? Езда на неподвижных велосипедах оказалась увлекательной спортивной игрой. Последние усовершенствования в голографии позволяли воссоздавать эффект присутствия до такой степени близкий к действительности, что при некоторой доле воображения технические шероховатости исчезали. Велосипедисты, ахнув от изумления, неожиданно очутились на горной дороге, как оповестил тренер - в Южных Саянах. Навстречу промчался автобус на магнитной подушке, полный туристов. Вера обратила внимание, что на "горизонте" горы перерезаны белой полосой, а на склоне седой сопки можно различить жирную цифру "три". Вера скоро забыла об этой детали, так все остальное было бесподобно, и она сама стала верить, что очутилась на Земле и участвует в настоящих гонках. Впечатление еще больше усилилось, когда тренер "вышел" на шоссе и объявил об условиях соревнований, указал, где расположены питательные пункты. - В случае выхода из строя машин, что почти исключено, вам немедленно предоставляют новую. В наших рядах следует машина технической помощи. ...Вере казалось, что она действительно мчится под уклон: в ушах свистел ветер, мелькали сосны, каменистые склоны, пестрые указатели. И как тяжело было взбираться на подъемах! А во время спусков спидометр поднимался до ста двадцати километров! Вера промчалась по висячему мосту, внизу ревел голубой поток, ворвалась в сырое, темное ущелье, перегнала Вику, он что-то крикнул и помахал рукой. Впереди ярким пятном светился выход из ущелья. Вера увидела, как там мелькнула красная майка Пегги. Вот и она пересекает финиш. Она пришла третьей, Вика - восемнадцатым... Приняв душ, Вера вернулась в лабораторию. Там она застала всю комиссию - академика и двух докторов наук. Все встали ей навстречу и, как показалось Вере, снисходительно улыбались. - Мы знакомились с вашими выводами, коллега, - сказал академик Крейцер... - Он сделал паузу и, вытянув тощую шею, посмотрел на докторов, словно ища подтверждения своим словам. Вера вся напряглась. - ...и, признаться, - продолжал академик, - не можем не согласиться с ними, хотя каждый из нас, как вам известно, привез свою гипотезу. Опять Крейцер посмотрел на докторов, а те расплылись в улыбке: рыжий круглолицый ирландец О'Брайнен и мексиканец Хуан Перейра. Мексиканец смотрел на нее с любопытством и немалой долей восхищения. Он сказал по-русски: - Мы постараемся за время, отведенное нам для работы здесь, на "Сириусе", проверить ваши выводы. Надеемся, что они подтвердятся. О'Брайнен извинился, что знает русский не так хорошо, как его коллега Хуан Перейра, на что мексиканец с гордостью заметил, что окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. - Мне последнее известно, - сказал О'Брайнен, - в свое время я упустил такую же возможность, о чем не мудрено - так, кажется, я выражаюсь? - или не трудно догадаться: запас русских слов у меня чудовищно беден, обеднен, малодостаточен, что заставляет меня предложить для беседы английский, немецкий или французский. - Какой для вас удобнее. - В вашей гипотезе, - начал он по-английски, - есть та простота и смелость, которые почти всегда гарантируют правильность намеченного пути. Если подтвердятся ваши выводы, то откроется возможность ликвидации агрессии синезеленой водоросли там. - Он показал пальцем в пол, забыв, что "Сириус-2" вращается и в эту минуту ботаническая лаборатория своим полом обращена в сторону созвездия Козерога. - Идея мутации вируса принадлежит моему учителю, доктору Кокиси Мокимото, и доктору Карлу Понти. Вирус... - Смущаясь, Вера стала объяснять этим светилам науки, как могло получиться, что здесь, на космической станции, вирус, живший в симбиозе с водорослью, вдруг стал ее врагом и начал убивать и саму водоросль и растения, за счет которых существовал. Ее терпеливо слушали. Когда она умолкла, академик Крейцер сказал: - Пока трудно проследить связь с событиями на Земле. Но гипотеза очень стройная. Конечно, требуется еще много уточнений, и все же приходится удивляться вашему учителю, его таланту провидца. До сих пор дерево Мокимото является одним из чудес нашего времени, не так-то уж бедного на всевозможные открытия и изобретения. Мы с женой держим ваше ходячее дерево, и поистине оно доставляет нам минуты высшей радости и гордости за гений человека, когда начинает разгуливать по террариуму... Из лаборатории Вера сразу отправилась в бюро обслуживания - продиктовала компьютеру свое желание по возможности скорее отправиться на Землю. - Последний рейс в двадцать три часа пятьдесят девять минут по местному времени. - Оставьте мне место на рейс двадцать три пятьдесят девять. - Исполняю, - ответила машина, справилась, есть ли багаж, и в заключение сказала, что ее предупредят за пятнадцать минут до отлета рейсовой ракеты. Вера, по привычке, поблагодарила, хотя знала, что этим загружает каналы памяти компьютера ненужной информацией. Она тут же вызвала по видеофону Пегги и сказала, что обстоятельства заставляют ее лететь на Землю сегодня. - О-о! - обиженно протянула Пегги. - Как жаль! А я не могу, мне еще осталось скорректировать небольшой кусочек дна океана в районе Мальдивских островов. До отлета оставалось около десяти часов. Вера быстро распределила это время: ей надо досмотреть полученную почту, сделать стенографические записи, поговорить с мамой, с Мокимото, провести часок с Пегги, Викой, потом подойдет время экскурсии в космос. Вера старалась не думать об этой экскурсии. Как расстроится учитель, если узнает, а ведь он узнает - Вера никогда не лгала, разве только удастся выбрать время, чтобы сказать, что не сдержалась, что ей так хотелось; Мокимото улыбнется и закивает головой, скажет что-нибудь вроде: "Вот и хорошо. Главное, что ты со мной. Не каждому суждено победить дракона желаний". Вера принесла к себе в комнату проектор и поработала не больше часа, как вдруг на экране внутренней информации появилось незнакомое мрачноватое лицо. - Ответственный за выход в открытый космос Ян Дево, - представился мрачный человек загробным голосом. У Веры сразу пропало желание пойти на рискованную прогулку, вспомнились опасения Мокимото. Главное, сам Дево всем своим видом подтверждал самое худшее, что могло случиться. - Прежде чем окончательно решиться на прогулку в открытом космосе, советую собраться с мыслями и подумать, готовы ли вы, достаточно ли у вас сил ступить в бесконечность. Всех, кто не переменит своего решения, прошу явиться в зал "три ноля" ровно через тридцать одну минуту. - Прежде чем исчезнуть с экрана, мрачная личность загадочно улыбнулась. В комнату влетел Вика Крубер, ударился о мягкую обшивку, сделал двойное сальто и сел на пол. - Так! - многозначительно произнес Вика. - И ты, как и Пегги, даешь задний ход. - Что-то мне расхотелось в бесконечность, - сказала Вера. - "Расхотелось"! Слышали все этот жалкий лепет! Мне стыдно за вас перед будущими поколениями! По меньшей мере миллиард землян добивается возможности очутиться в открытом космосе. И когда двум избранницам выпадает такая честь, они, видите ли, празднуют труса! - А тебе не страшно? - спросила Вера. - Мне? Ха-ха! Я же астрофизик - межзвездный скиталец. Мое заявление лежит в Космоцентре, и мне сообщили, что у меня есть шансы попасть в экипаж "Первой Звездной". Ты, Вера, никогда не простишь себе, если упустишь такую возможность. Решайся! Ты будешь со мной в двухместном космолете. Здесь их зовут почему-то "тачками". Положись на мой опыт, Вера. - Ты уже... тебе случалось?.. - спросила Вера. - Шесть раз, - соврал Вика, - и, как видишь, невредим, только мои горизонты познания распростерлись... - ...в бесконечность, - подсказала Вера. - Именно, в бесконечность. Если не согласишься, Вера, то... - ...ты будешь глубоко несчастен. - Именно! Несчастен. Пойми - вдвоем в космосе! - Сколько длится экскурсия? - Десять минут, Вера! Всего десять. Но они войдут эпохой... - ...в нашу жизнь? - Вера, ты читаешь мои мысли. Тише. Кажется, приближается моя сестричка. Вошла Пегги. - Здесь демон-соблазнитель? Он тебя, Вера, заманивает в этот противный космос. Неужели ты дашь уговорить себя? Неожиданно для себя Вера ответила: - Меня и уговаривать нечего. Мне так давно хотелось. Очень хотелось. И потом, ты знаешь... - Тогда полечу и я, - заявила Пегги. - Кажется, не было еще ни одной катастрофы? Вика на это сказал: - Вероятность катастрофы что-то один к миллиону, но ее шансы все увеличиваются и увеличиваются с каждой новой экскурсией. Приготовления к выходу в открытый космос заняли два с лишним часа. Почему-то загадочный Ян Дево не показывался всей своей персоной, а по-прежнему давал указания через внутреннюю связь, иногда мелькая на экране видеофона. Он давал указания, как надевать скафандры, прочитал целую лекцию о плавании в гондолах. В помещении, смежном со спортзалом, где ощущалось действие искусственной гравитации, собралось всего девять человек, остальные по разным причинам отказались участвовать в экскурсии. Вика шепнул Вере: - Они думают, что полет в ракете и пребывание в колесе может заменить плавание во Вселенной! О Вера, как я рад, что ты... - ...согласилась? - Да, и что мы будем вдвоем. История космонавтики еще не знает случая, чтобы... - Еще слово. Вика, и ты останешься один в бесконечности. - Молчу, как Великий Немой. Кто, между прочим, этот "немой"? Недавно где-то читал или слышал. Звучит торжественно: "Великий Немой"! Трое изъявили желание выйти в открытый космос в скафандрах, остальные избрали двухместные "тачки". У Веры часто забилось сердце, когда за ними захлопнулась тяжелая дверь и они с Викой остались вдвоем. Кислородно-гелиевая смесь искажала голоса. Высокопарные фразы Крубера напоминали птичье щебетание. Вера нервно смеялась. - Шестая кабина! Успокойтесь! - раздалось в репродукторе. На крохотном экране Вера опять увидела загадочного Дево. Он пожелал счастливого пути. Кабина поплыла к шлюзам, там, в зеленоватом сумраке, они находились около двух минут. Постукивали вакуумные насосы. "Тачка" двигалась и неожиданно останавливалась. Дево сказал: - Приготовиться! Мы выходим в открытый космос. Желаю приятных впечатлений. Вера почувствовала, как дрогнула их "тачка", и они поплыли от "Сириуса". - Свершилось! - пискнул Вика и, глубоко вздохнув, умолк. Вера осмотрелась. Кабина напоминала "летающее блюдце", только из стекла. Со стороны солнца стенки автоматически затемнялись. Пол также стеклянный. Вера невольно схватила за руку спутника, увидев под ногами Землю. Вика успокоил ее, слегка заикаясь: - Н-не волнуйся. До нее сорок тысяч километров... От мрачных мыслей Веру отвлек голос Дево: - Мы направляемся в сторону солнечных батарей. Вы видите сверкающие полотнища. Их площадь - десять квадратных километров. Получаемой энергии с лихвой хватает для нужд спутника и местных заводов, избыток энергии скапливается в аккумуляторах и транспортируется на Землю. Мы остановились в самой оптимальной точке наблюдения нашего спутника, электростанции и уникального металлургического завода для получения абсолютно чистых металлов и шариков для подшипников. Завод полностью автоматизирован. В данный момент к нему подлетает грузовая ракета, чтобы выгрузить сырье и забрать готовую продукцию. - Вера! - Что, Вика? - Ты ощущаешь, как нас обнимает вакуум? - Разве пустота может обнимать? - Вполне. Непередаваемое чувство. - Вика совсем оправился, и голос его обрел былую самоуверенность: - Теперь ты, надеюсь, поняла, в чем заключается разница между полетом в ракете, плаванием в "Космосе" и выходом в открытый космос! Стоит только мельчайшему метеориту столкнуться с оболочкой нашей "тачки", - он ободряюще взглянул на Веру и взял ее руку, - и мы - в небытии. Причем все произойдет мгновенно. В этом преимущество.... - Замолчи, пожалуйста! - Изволь. Ты не находишь, что сталелитейный завод мог выглядеть более эффектно? А то какие-то баки, трубы, этажерки... - Не дожидаясь ответа, он поднял руку: - Вега! Звезда, как ты знаешь, первой величины в созвездии Лиры. И тут произошло невероятное - по черному фону космоса проползла золотая линия, обозначив очертания Лиры, возникли надписи звезд созвездия. - Какой красивый детский рисунок! - сказала Вера. Дево сказал: - Небольшое техническое усовершенствование. Давайте воспользуемся им для того, чтобы воскресить в памяти и запомнить навсегда все остальные созвездия. Появился второй "детский рисунок" - человек с дубиной. - Геркулес! - провозгласил Дево. - Лебедь!.. Лисичка!.. Стрела!.. Дельфин!.. Пегас!.. Северная Корона! Один рисунок стирался, на смену ему возникал другой. - Пожалуй, на сегодня достаточно, - сказал Дево. - Желающие могут приобрести звездный ролик с альбомом пейзажей планет Солнечной системы. Последние три минуты можете использовать как хотите. Будьте осмотрительны. Граждан в скафандрах прошу включить двигатели на одну секунду и двигаться к шлюзу "Сириуса". Парные гондолы могут облететь спутник. - Как жаль, что у нас с тобой так мало времени! Все же прогулка оставляет впечатление. - Вика нервно ощупывал пальцами клавиши управления. - Как правы были древние китайцы, которые говорили, что все надо испытать самому, что лучше один раз увидеть подлинник, чем тысячу раз рассматривать его копии и читать о нем. "Тачка" описывала круг, в центре которого находился спутник. Внезапно, словно по наитию, Вика нажал одну из клавиш. Веру прижало к спинке сиденья. Спутник, завод, солнечная электростанция - все стремительно летело назад. Вера сжалась в комочек под ослепительным каскадом звезд. Ей казалось, что Млечный Путь вот-вот обрушится на их скорлупу. Пытаясь остановить "тачку", Вика стал судорожно нажимать все клавиши подряд. Счетчик показывал 8 - 9 - 10 километров в секунду. - Ничего, ничего, - шептал Вика, - подходим ко второй космической скорости. Вера сидела, не вмешиваясь, глядя, как над головой проносятся созвездия. Ошеломленная случившимся, она не испытывала страха, а только подумала: "У нас нет никаких запасов, даже воды". Вика, оставив клавиши управления, сказал совсем нормальным голосом: - Ты никогда не простишь меня, Вера. Я знаю. Какой я безумец! Все погибло... - Ничего еще не погибло. Попробуй повернуть назад. - Пробовал. Дьявольская техника. Одна надежда - что нас перехватят возле Луны. - Вот видишь... Не так уж безнадежно... И тут чудесной музыкой пролился голос Дево: - Мы вернулись из нашей прогулки в открытый космос. Прошу оставить кабины, снять скафандры. Надеюсь, все себя прекрасно чувствуют? - Все! Все! Все! - яростно выкрикнул Вика. Они с Верой выпорхнули из дверей "тачки" и поплыли в невесомости спортивного зала. - Ты не догадываешься? - спросил он Веру. - О чем? - Как о чем? Нас надули! Провели, словно желторотых птенцов. Опять этот эффект присутствия с помощью электронной оптики. Мы же не покидали этого ангара! - Он увидел сестру и закричал: - Пегги, что ты думаешь обо всем этом? - Я в восторге! - Но у нас испортилось управление! И зачем нам вся эта фальсификация? Я буду жаловаться! Дево сказал через мощный усилитель: - Все возникшие в нашей прогулке-аттракционе претензии принимает синий компьютер. Связь со мной имеется в каждой квартире, а также в общественных местах. Приношу извинения пассажирам шестой гондолы, там действительно неисправен спидометр. Что касается фальсификации, как заметил наш талантливый астроном Вика Крубер, то на современном уровне техники этот термин не соответствует действительности. Ваши переживания действительно идентичны переживаниям человека в свободном космосе. Мною использовались биозаписи космонавтов-профессионалов, так что вы сопережили происходившее в действительности. Что касается пейзажей, то наша лаборатория получила за них первый приз на Выставке новейшей кинотехники и голографии. Благодарю за внимание. Рекомендую принять душ и выпить стакан тоника номер три дробь двадцать восемь. Всегда к вашим услугам - Ян Дево! Он же синий компьютер. ХВАСТУНИШКА ПУФФИ - Все почему-то считают меня маленьким, хотя разве я маленький? Я очень большой. Больше мурены-убийцы, не той, что я скормил рыбам, а той, что живет в большой норе, вход в которую охраняет тридакна. Я больше барракуды, больше осьминога, которого ты зовешь Крошкой; только кажется, будто одна манта Матильда переросла меня, и потому что она тонкая, ее расплющили в детстве, а если ее свернуть, как морскую капусту, в трубочку, то получится жалкое существо вроде Чарли-Скрипуна, ведь он даже говорить не умеет, а только скрипит жабрами. Я бы давно его съел, не будь он твоим другом и таким жестким. Я тебе все это рассказываю, чтобы ты знал, кто я, и относился ко мне больше чем хорошо, потому что ты ко всем относишься хорошо и даже противную мурену кормишь кусочками дохлой рыбы, а манте Матильде чешешь брюхо. Почеши и мне животик... Вот так. Какой ты счастливый, Ив: ты можешь почесать себе где угодно своими плавниками, они у тебя такие длинные и на концах отростки, как на мягких кораллах, только те обжигают, а твои не обжигают. Может, и ты был прежде кораллом? Скажешь - нет? Ведь был? Только почему-то не хочешь сознаться. Все, Ив, прежде кем-нибудь были. Вот я долго плавал китом. Самым большим из китов. Я уплывал далеко-далеко, затем снова возвращался на ферму, где много красных бокоплавов. У меня были дети: Фок и Грот. Потом мне расхотелось быть такой неповоротливой тушей, и я снова стал Пуффи. Разве кит может так быстро плавать над рифом, проникать в расщелины, ловить рыб-бабочек и креветок, тянуть за хвост мурену? Конечно, нет. А если бы попробовал, то ободрал бы себе всю кожу. На что у меня крепкая кожа, и то я содрал ее, когда хотел перелететь все рифы и очутиться в твоей Лагуне. Почеши теперь мне возле больного места на голове и на боку. Я уже здоров. Отпусти меня в Лагуну. Здесь так неудобно!.. Нельзя? Понимаю. Ты меня еще не вылечил, потому что, когда я двигаю хвостом, у меня где-то болит. Прогони, пожалуйста, боль. Боль мешает плавать и думать и даже говорить с тобой. Пуффи замолчал, наблюдая, как я пишу. Он знает, для чего я оставляю знаки на бумаге, и все же считает это одной из странностей, присущей людям. У самого Пуффи абсолютная память. Он может запомнить все, что угодно. Я пробовал прочитывать ему целые страницы непонятного для него текста на многих языках, и он повторял его почти без ошибок. - Знаешь, почему ты пишешь? - задает он, как всегда, неожиданный вопрос. - Знаю, конечно. Таким путем закрепляются мои мысли. Ты сам все это прекрасно знаешь. - Мысли должны закрепляться в памяти. Так говорит бабушка Гера, хотя она почему-то считает, что записи, и особенно книги, сделали вас, людей, первыми в океане. - Ну, а ты как считаешь? - Я? - Да, ты. - Я считаю, что пишешь ты потому, что твои плавники все время должны двигаться. Вот ты и пишешь. Но мне не нравится, когда твои мысли превращаются в некрасивые завитушки. Я больше люблю, когда ты рисуешь. Вот чем бы я хотел заняться, так это изображать красками все, что вокруг. Я бы нарисовал риф, когда он так красив и над ним носятся разноцветные рыбки, нарисовал бы осьминога и шустрых креветок. Сейчас ты нарисуй, как Пуффи победил барракуду. Иди, Ив, и принеси краски, кисти и полотно. Пожалуй, лучшего нельзя было придумать, чтобы скоротать время у постели больного. Я расположился под тентом так, чтобы Пуффи мог наблюдать за каждым мазком. Мне захотелось написать этюд облаков. Они громоздились над вершинами гор, многоярусные, разноцветные: внизу темно-сиреневые, затем пепельно-серые и наконец верхние - ослепительно белые, пронизанные снопами солнечных лучей. С правой стороны облака почти черные; время от времени их прорезывает зеленая молния, и через минуту доносится глухой рокот грома. Пуффи следил за моей рукой, набрасывающей контуры облаков. Он сказал: - Скорей размазывай краски, а не то все изменится. Смотри, как рассердилась Золотая Медуза! Почему она дерется коралловыми ветками? Кто там, внизу? - Видишь ли, Пуффи... - Я ищу слова, чтобы наглядно объяснить суть происходящего. Пуффи изнемогает от нетерпения: и взрослые дельфины испытывают подлинные мучения, ожидая, пока наш неповоротливый ум сконструирует очередную фразу, а для нетерпеливого Пуффи разговор еще тяжелее. - ...Видишь ли, дорогой мой, Солнце рассердилось на Землю. - За что? - Ну... за то, что Земля закрывается от него облаками. - Почему закрывается? - Земле жарко, как нам с тобой. Мы вот тоже закрылись тентом. - Так она и нас может ударить коралловой веткой. Нет, сейчас это уже гарпун. Кого Золотая Медуза бьет гарпуном? Рыбу? Осьминога? Кита? - Кита, Пуффи. Солнце выковало свой гарпун из частичек света... - Так я угадал, Ив! Золотая Медуза охотится на китов! Какой у нее длинный гарпун, как морской змей! Вот если я стану Золотой Медузой, тогда смогу делать все-все, что захочу! Не правда ли, Ив? - Ну конечно, Пуффи... - Нет, я не хочу превращаться в Золотую Медузу. Ты только представь себе, что всегда плаваешь один в пустынном небе, должен все время смотреть, что делается внизу, и тебе нельзя опуститься в Лагуну. Нельзя плавать среди кораллов, нельзя ловить рыб, нельзя играть ни с тобой, ни с Протеем - сыном Протея. Нельзя потянуть за усы лангуста, нельзя охотиться на акул! Нет, Ив, я ни за что не буду Золотой Медузой, или Солнцем, как ты ее называешь. Лучше я останусь Пуффи... Ив! - Что, Пуффи? - Ты совсем ничего не рисуешь. И не надо рисовать облака. Они уже теперь как куча водорослей. Надо рисовать то, что было и быстро прошло. - Вот я и пытаюсь... - Неинтересно. Ты лучше нарисуй, как я победил барракуду. - Потом, Пуффи... Вот только поправлю облако. - Нет, у тебя другое облако. Там оно похоже на асцидию. Большую-пребольшую асцидию, а у тебя - на пузо акулье. Теперь оно стало как Чарли... - Нет ничего изменчивее облаков, Пуффи. Смотри, и твоя "асцидия" и "пузо акулы" уже напоминают Великого Кальмара. - Настоящий Великий Кальмар! - уверяет Пуффи. - Самый-самый настоящий. - Великий Кальмар живет в океане. - Он живет везде! Так говорит моя бабушка Гера. Гера знает все! Смотри, какие у него щупальца общипанные. И знаешь, отчего? - Конечно, не знаю, Пуффи. - Однажды Великий Кальмар схватил меня своими щупальцами, да я чик-чик и откусил их, вот почему они теперь такие короткие. Видишь, совсем крохотули! - Вижу, Пуффи. Только, прошу тебя, не брызгайся, а то видишь, что получается с краской. Ведь сегодня я пишу акварелью. - Так лучше получается: будто в воде, когда смотришь издалека. Теперь нарисуй меня, как я схватил барракуду за хвост, как появились еще барракуды и я их всех перекусил на маленькие кусочки и отдал рыбам... Как ни отвлекал Пуффи, меня все время беспокоила судьба Геры и ее семейства. Большие белые акулы - очень серьезный противник, пожалуй, самый опасный в океане. И как они ухитрились пройти мимо автоматов-заградителей? Наверное, нашли незащищенный проход. До сих пор большая белая акула, или "белая смерть", как ее называют в австралийских водах, внушает ужас. На протяжении веков за ней утвердилась трагическая слава людоеда. Недавно я просил Центральную библиотеку в Сиднее прислать мне все, что известно об этой акуле. Через два часа пришел ответ, что существует около двух тысяч монографий о белой акуле, а упоминается она в десяти тысячах работ. Спрашивали, действительно ли меня интересуют все без исключения или только некоторые, особенно полные работы. Я пожалел библиотекаря, Норму Стивенсон, кстати, очаровательную молодую женщину, и сказал, что меня устроят две-три солидные работы. - .Я так и думала, - улыбнулась Норма Стивенсон. В диссертации некоего Казимира Полевски приводится страничка из "Истории рыб Британских островов" Джонатана Кауча. Там есть краткая и очень выразительная характеристика "белой смерти": "Для моряков нет ничего страшнее большой белой акулы, потому что ни в одном из обитателей моря желание убивать не сочетается с такой великолепной возможностью осуществить это желание". ...Морской бой - скоротечный. Схватка уже закончилась, так почему же никто не оповестит меня о ее результатах? Самые скверные мысли полезли в голову. У Геры не было никакого оружия. Я принес под тент видеофон и вызвал соседнюю ферму, где сейчас несли вахту Стюарды - Алан и его жена Бейда. Подошла Бейда. - Ив! Алло, сосед! Все в порядке. Мы только что вернулись с Аланом. Гонялись за акулами на катере. Их было пять. Одна ушла. Где-то здесь поблизости шляется. Учти и не суйся в воду в одиночку. Ты слышал, конечно, о тигровых звездах? Так, разделавшись с акулами, твое семейство во главе с Герой, наша шестерка, а также отряд Спенсера сейчас прочесывают рифы до самого обрыва. Нам не хватало только еще тигровок, как ты считаешь? У Бейды круглое лицо, все в веснушках, и коричневые насмешливые глаза. Я спросил, не заросли ли их поля синезеленой водорослью. - Пока только в западном углу на мелководье. Мы с Алланом применяем против них новый коагулятор, образуется что-то вроде зеленого пирога. Затем пускаем в дело прополочную машину, брикетируем и отправляем на берег. Но там принимают с трудом - боятся инфекции. У тебя есть новые средства, идеи? Пришлось признаться, что нет ни того, ни другого. Бейда ободряюще улыбнулась: - Выкрутимся, Ив. Звезды, по-моему, пустяк, пусть даже новый вид. А скорей всего, океан дарит нам сюрприз, они жили всегда где-то в укромном месте. Как мы еще мало знаем интимную жизнь старика океана! Извини за такую пышную фразу, проще ничего не подвернулось в моей усталой голове... Нет, нет, Ив, с тобой я отдыхаю. Все же я тебя отпущу сейчас же, как только ты мне скажешь, кто там у тебя плещется под боком. - Пуффи. - Ах, малютка Пуффи! Да он же ранен. Ну-ка, дай мне на него взглянуть. У ты мой милый! Больно? Ну, ничего, ничего. Ты скоро поправишься и тогда приплывешь ко мне в гости, и мы с тобой будем ловить креветок. - Она послала нам воздушный поцелуй. - Что рассказала тебе Бейда? - спросил Пуффи. Его не удивила и не обрадовала победа над акулами. Иначе и не могло быть. Он только заметил: - Если бы там находился Пуффи, то акула бы не убежала. - Безусловно. Все же тебе необходимо вести себя очень осмотрительно... - начал было я. Пуффи перебил: - Ты всегда говоришь мудро, как бабушка Гера. В словах Пуффи чувствовался явный подвох, и я не ошибся. Сделав небольшую паузу, он продолжал: - Если бы Гера вылезла сейчас из воды, она бы спросила: "Пуффи ты очень голоден? Тебе надо поесть, Пуффи". Тогда я бы ответил ей: "Голоден, очень голоден, я могу съесть всех рыб в Лагуне". Тогда она взяла бы меня и отнесла в Лагуну. Ведь так, Ив? Пришлось объяснить ему, что плавать ему рано. Он не поймает сейчас ни одной рыбы. Разве что старого Чарли. - Чарли есть нельзя. Он же Чарли! Твой друг. Я догоню корифену. - Нет, Пуффи, не догонишь. - Тогда наемся моллюсков. Ими устлано все дно. Мне с трудом удалось уговорить Пуффи побыть еще немного в ванне. Я сказал, что сам опущусь в Лагуну и принесу ему все, что он пожелает. - Плыви, Ив. Пока ты будешь там гоняться за рыбами, я стану таким, как ты. Мои плавники станут руками, только я оставлю себе хвост, чтобы всегда плавать быстрее тебя. Гера сказала, что хвост кормит нас. Благодаря хвосту мы движемся быстрее птиц. Ты хотел бы иметь хвост? - Конечно, Пуффи. Только где его взять? - Ты прав, Ив. Никто не отдаст тебе свой хвост. Так ты плыви за едой. Принеси мне три корифены, побольше креветок и устриц. Потом я все-таки приделаю тебе хвост от акулы. Хочешь? - Он издал тонкий свист - смеялся, представив себе, как я, и так далеко не красавец, стану выглядеть с хвостом. В глубине Лагуны царили мир и покой. Казалось, что все ее бесчисленные обитатели занимались самыми безобидными делами: порхали над цветущими клумбами, дремали на солнцепеке или грызли кораллы. Кровавая борьба за жизнь, что шла здесь с бесконечной дали веков, приобрела своеобразные формы, неприметные для непосвященного на отвлекающем фоне пышных декораций. Для охоты я поплыл подальше от подножия моего островка, где все обитатели относились ко мне с подкупающим доверием. Я был для них пришельцем из другого мира, существом непонятным и в то же время полезным. Меня можно было не опасаться. Групер Чарли плыл справа возле моего плеча, выполняя обязанности лоцмана. Придется поделиться с ним добычей. Думаю, что, кроме выгоды, его влекло ко мне и чувство привязанности. Чарли внезапно изменил занимаемую позицию: спрятался в мою тень. Групер ничего не делал зря. Что-то его обеспокоило. Его тревога мгновенно передалась и мне. Одна из уцелевших акул могла появиться поблизости. Встревожила Чарли манта Каролина. Чудовище приближалось, медленно махая крыльями, размах которых достигал четырех метров. Чарли узнал Каролину и занял прежнее положение у моего правого плеча: манта питалась улитками и мелкой рыбешкой. Манта плыла ко мне. У нас с ней, как и с групером Чарли, приятельские отношения, только держится она без тени заискивания, с большим достоинством. Наше знакомство началось еще месяц назад, когда я только осваивал коралловые леса вокруг моего острова, бегло знакомился с его обитателями. Вначале манта с любопытством разглядывала мою особу, настороженно держась на почтительном расстоянии. С каждым днем дистанция сокращалась, и настала минута, когда я смог почесать ее белесое брюхо рукояткой остроги, чем и положил начало дружескому сближению. В последующие встречи я снимал с ее кожи паразитов, и она, по всей видимости, зачислила меня в штат личного врача, а может быть, как и Чарли, ей нравилось мое общество, избавлявшее ее от одиночества. На этот раз я только погладил ее ушастую голову и занялся охотой. Вскоре мне удалось подстрелить небольшого тунца, килограммов около пяти. Затем я опустился в заросли водорослей, где кишели крупные темно-зеленые креветки. Несколько движений сачком - и я почти наполнил свой ягдташ. Когда я направился к дому, за мною увивался пестрый хвост рифовых рыбок, жадно глотавших сгустки крови раненого тунца. По дороге к дому, на отмели, я прибавил к улову десяток устриц; правда, я не точно выполнил наказ: вместо мелких корифеи загарпунил только одного крупного тунца, зато от креветок и устриц вздулась сетка. Я плыл к причалу, придерживаясь темневшей подо мной расщелины; она, как тропинка в подмосковном лесу, вела к дому, обрываясь у скал, заросших красными кораллами. Как-то я попытался заглянуть в эту расщелину и ужаснулся ее глубине. Наверное, там в дневное время пряталось чудовище, светящиеся глаза которого достигали шестидесяти сантиметров в диаметре. Мне посчастливилось увидеть эти жуткие фары всего один раз, за полчаса до того, как тайфун с нежным именем "Мари" чуть было не снес лабораторию с рифа. Костя считает, что глаза принадлежали глубоководному кальмару-гиганту. Гера сказала, что в ту ночь она с семьей, как всегда в бурю, вынуждена была уйти подальше от рифов. Когда я стал настаивать, чтобы она ответила, кому из жителей Лагуны принадлежат такие глаза, она ответила, что, возможно, я увидел двух больших медуз. До сих пор дельфины не могут избавиться от суеверного страха перед кальмарами и считают, что всякие разговоры о них приносят несчастье... По всей вероятности, расщелина соединялась с лабиринтом, пронизывающим весь Большой Барьерный риф. Что таится в нем? Какие формы жизни существуют там, в абсолютной темноте? Я стал думать, как организовать исследование лабиринта. Лучше всего для этой цели подходили роботы-скалолазы и гляциологи... Я не заметил, как исчез групер Чарли, и, когда хватился своего спутника, подо мной уже расстилалась большая колония морских лилий. До причала оставалось пятьдесят метров. Я внимательно осмотрелся. Все спокойно. И тут я увидел тусклый силуэт акулы. Я поплыл быстрее. Она стала обходить меня слева. Пришлось сбавить скорость... Сейчас решало дело другое и главное - осмотрительность и экономия сил. Предстояла борьба. Надо не показать, что я боюсь ее. Я не так уж плохо вооружен, у меня гарпун и нож. Необходимо все время не спускать с нее глаз. Я остановился. Акула прошла в двадцати метрах, перед ее носом летела кавалькада лоцманов. Акула стала ходить вокруг меня кругами, показывая свое ослепительно белое брюхо. Спина у нее почти черная, бока серые, длина не менее восьми метров. "Еще не самый крупный экземпляр, - старался я себя ободрить, - бывают и побольше". Акула все кружила, кружила, я поворачивался, следя за ней, и медленно двигался к рифу, пока акула не загородила мне дорогу. Наверное, несколько минут мы толклись на одном месте, любуясь друг другом. Не знаю, как ей, а мне это не доставляло особого удовольствия. Я пробовал обойти остров, акула немедленно становилась на моем пути. Два пестрых акульих лоцмана подошли ко мне и стали тыкаться носами в сетку. Они явно показывали своей госпоже, где можно легко поживиться. Лоцманы оказали мне огромную услугу. Хотя мне и казалось, что я полностью сохранил присутствие духа и "ни капельки не испугался", вид "белой смерти" так подействовал на меня, что я забыл про сетку с добычей, которая к тому же изрядно мешала мне двигаться и служила приманкой для акулы. Я выпустил сетку из рук, за ней бросились и те два лоцмана, что подошли ко мне первыми, и все остальные. Я быстро поплыл в сторону. Акула пошла к сетке, точно рассчитав угол атаки. Рука моя лежала на ступеньке трапа. Взглянув назад и не увидев акулы, я выскочил наверх и растянулся на бетоне. Сняв маску, не мог надышаться теплым, душистым воздухом. Меня потянуло ко сну. Спать я не мог, не имел права, пока "белая смерть" стояла у порога. Вот-вот могли вернуться дельфины, беззаботные, радостные, обсуждая удачную охоту; они подойдут к рифу, не ожидая встретить здесь врага, так как знают, какими я располагаю средствами защиты и нападения. Пуффи вертелся в своей ванне, засыпая меня вопросами и выражая возмущение. Из гидрофона неслось: - Почему ты меня оставил? Где мои рыбы, креветки, устрицы? Ты не поймал ничего! Почему ты молчишь? Подойди ко мне, я укушу тебя за плавник. Схватив в тамбуре ампуломет, я на ходу рассказал о встрече с акулой. Пуффи кричал мне вслед: - Ты отдал белобрюхой акуле мой обед! Почему не проткнул ее гарпуном? Ив, Ив!.. Вот сейчас... Я не расслышал угрозы в его последних словах и, приняв все возможные меры предосторожности, спустился к подножию трапа: в случае стремительного нападения я мог спрятаться за бетонные станины и оттуда вести огонь. Акула исчезла. Там, где я бросил сетку, копошилось множество рифовых рыбок; видно, что-то осталось от тунца. Я плыл почти у самого дна, чтобы обезопасить себя от нападения снизу. Акула мне попалась на глаза минут через десять. Она медленно плыла над трещиной, лоцманы словно прилипли к ее тупому рылу. Плыла очень-очень медленно, словно подкрадывалась к добыче. Любопытство удержало меня от выстрела. "Кого она выслеживает?" - подумал я, теперь уже стараясь не спугнуть ее, и даже немного поотстал. Я плыл, держа ее на мушке. Автоприцел показывал дистанцию в девятнадцать метров. Движения ее стали совсем медленными, тяжелыми. Акула стала опускаться; мне показалось, что она сопротивляется силе, увлекающей ее в трещину, хотя здесь не наблюдалось сильных течений в глубь рифа. Я поймал себя на том, что и меня тянет какая-то сила в глубину. Кто-то легонько толкнул меня в спину. - Пуффи! - радостно воскликнул я. - Как ты посмел оставить ванну? И почему ты здесь? Я обхватил его трепещущее тельце, и мы оба, объятые ужасом, смотрели, как из расщелины протянулись две "руки" чудовища, схватили акулу и очень осторожно стали опускать в расщелину. Акула не сопротивлялась. Так она и скрылась вместе со своими лоцманами в чернильно-черной щели. Пуффи первым пришел в себя, выскользнул из-под моей руки и стал подниматься на поверхность. Превозмогая сонную скованность, за ним последовал и я. Пуффи ждал меня у трапа. Он что-то говорил мне с невероятной скоростью, что служило признаком необычайного волнения. С ним можно объясняться без помощи гидрофона только в том случае, когда он спокоен, сейчас же он говорил со скоростью пяти слов в секунду, часто переходя на ультразвуковой диапазон. Я повесил ружье на крюк у трапа, дав себе зарок никогда больше не опускаться в Лагуну без надежного оружия, затем взял вздрагивающего от боли Пуффи на руки. Я перенес это обмякшее тельце в бассейн под тентом, где он мгновенно ожил; из гидрофона полился нескончаемый поток вопросов вперемежку с самой беззастенчивой похвальбой и критикой моего поведения. - Если бы не я, - горячился Пуффи, - то она съела бы тебя вместе с ружьем, гарпуном, ластами и ножом! Акула испугалась меня. Видел, как она удирала? Как только лоцманы сказали ей: "Пуффи близко", она испугалась. У тебя было ружье, убивающее рыб, но не акул. Почему ты плыл за ней, а не стрелял? ' - Хотел узнать, почему она так медленно плывет. Я тогда не знал, что это ты так напугал ее. Оказывается, она удирала, завидев тебя, и попала в руки кальмара. Ты никогда не слыхал, что у нас поселился кальмар? Может, это сын самого Великого Кальмара? Как только разговор коснулся кальмаров, Пуффи сразу притих, по его коже прошла мелкая дрожь. Мне большого труда стоило его успокоить. - Как я хочу есть! - сказал он наконец и осуждающе посмотрел мне в глаза. Пришлось опять спуститься в Лагуну. Я далеко обходил теперь черную трещину. Близился вечер, в глубине стояли сумерки, на причудливый рельеф дна легли густые темные тени. Мне все казалось, что и там притаился длиннорукий, хотя я знал, что акулы ему хватит надолго. Охота у меня не ладилась; корифены куда-то ушли, рыб-ангелов и горбоносых кораллоедов, похожих на бизонов, Пуффи не ел. По счастью, меня окружил косяк индийской сельди, и я быстро наполнил сетку. Еще под водой послышался характерный шум, который напоминал "походку" дельфинов. Они летели на крыльях радости после битвы с акулами, увенчанные победой. Перед причалом вся семья, включая солидную старушку Геру, прошлась на хвостах. После ужина меня вызвали к видеофону Костя с Антоном. Костя сказал: - Я два раза вызывал тебя, да каждый раз твой видик отвечал, что ты занят. Все ползаешь по своему полю? У тебя что, опять отказали комбайны? Я поведал им о событиях сегодняшнего дня. Оба необыкновенно оживились, когда я описал, как "руки" кальмара схватили большую белую акулу. Антон спросил, не скрывая сомнения: - Говоришь, что она метров восьми? - Если не больше. - Не показалось? Мы представляем, какое эмоциональное воздействие она могла произвести на тебя. - Пусть даже шесть метров, - сказал Костя, - два метра можно сбросить на эмоции, тогда в ней что-то около трех тысяч килограммов! И говоришь, взял ее, как креветку с тарелки? Я не приводил таких сравнений, Костя, как всегда, импровизировал, но все же я согласился, что сравнение вполне подходит, Антон сказал с тревогой в голосе: - Ты, Ив, весишь гораздо меньше акулы, учти. Тебе нельзя одному опускаться в Лагуну, да и твоим дельфинам оставаться там небезопасно. Я сказал, что Гера давно знала об этом кальмаре и не говорила мне о нем из чисто суеверных соображений. - Кальмары - табу для дельфинов. "Кальмар, что поселился в рифе, добрый, - сказала она, - он там живет давно, выходит в Лагуну только ночью, и мы пригоняем ему тунцов и макрель". - Час от часу не легче! - сказал Костя. - Эти их языческие верования могут дорого нам обойтись. Все-таки я бы попробовал прогнать его от своего порога. - Каким способом? - спросили мы разом с Антоном. - "Каким, каким"... надо подумать... Посоветоваться с Тосио-сенсеем. Наш философ мгновенно найдет способ переселить длиннорукого в пещеру по соседству или спровадить в Коралловое море. Что-то сегодня он не появляется. Тосио-сенсей также нес вахту в трехстах милях к югу. Он специализировался на разведении устриц. Его славное лицо возникло в правом углу экрана, над головами Антона и Кости. - Вот и я, ребята. Извините за опоздание. И у меня появились синезеленые водоросли, пока немного. Их приносит придонное течение, создаваемое насосной станцией. Пришлось остановить подачу глубоководной воды на всей акватории. Пьер согласился со мной, теперь остановлена половина насосных станций. Пьер сказал, что пусть это повлияет на урожай, зато, возможно, прекратится размножение синезеленой. К тому же он уверен, что радиоактивные элементы поступают к нам вместе с глубинными водами. Анализы подтвердили. Тосио живо заинтересовался длинноруким и сказал, что избавиться от его общества можно - уничтожить его или надо создать ему условия, при которых он должен будет переселиться в другое место. - Что ты предлагаешь в качестве условий? - спросил Костя. - Кальмар - высокоразвитое существо, у него есть и симпатии и антипатии. - О Тосио-сенсей! - воскликнул Костя. - Истинное решение мудреца! И, как всякое мудрое решение, оно проще пареной репы. Антон спросил: - Пареной репы? Откуда это сравнение? И почему пареная репа проста? И для чего ее парить? - Загадка предков. Вычитал в словаре четверть часа назад. Мне понравилось. Какое-то древнее блюдо. - Мне тоже нравится, - сказал Тосио. - Надо найти вещества, которые неприятны кальмарам. Поручите мне, ребята, и я сделаю запрос в Институт головоногих моллюсков. - Единогласно! - сказал Костя и добавил мечтательно: - Скоро, друзья, мы закончим вахту и поплывем на "Корифене". Яхточка ждет нас. Сегодня я говорил с Наткой Стоун. Вы знаете, что ее избрали капитаном "Катрин"; у девчонок какой-то экспериментальный рейс, затем кончается вахта у Дэва Тейлора, он оставляет своих китовых акул и - тоже в рейс. Хотя Пьер постарается нагрузить нас, да ведь дело придает смысл плаванию! Расстались мы поздно. Пуффи недовольно кряхтел и посвистывал на своем пористом тюфяке. Впервые в жизни он попал в такую обстановку, разлучился с матерью. Я включил гидрофон. Нинон успокаивала сына: - Завтра ты снова будешь в Лагуне. Сейчас лежи смирно, а не то у тебя не заживет рана. Закрой глазки, и не заметишь, как пройдет ночь и появится Золотая Медуза, принесет тепло и радость всем в Лагуне. Я расскажу тебе, как мы победили белобрюхих акул, как нашли необыкновенную морскую звезду. Она опасней косатки-убийцы. Она очень большая, ее покрывают ядовитые шипы, во много раз длиннее, чем шипы ежей на рифах, ее нельзя убить: из каждого куска ее тела вырастает новая звезда, такая же большая и страшная... Ты слушаешь меня, Пуффи?.. Вечерний бриз нежно ласкал натруженное за день тело. Поверхность Лагуны местами тускло мерцала, в ее черной глубине вспыхивали и гасли купола гигантских медуз. Крохотные кальмары выскакивали из воды, поднимая огненно-зеленые брызги. Один кальмар шлепнулся у моих ног, я поднял его и бросил в воду. Там с еще большей силой, чем днем, шла борьба за жизнь, за ее продолжение. Океан, породивший все живое, добродушно урчал на дальних рифах, он-то знал, зачем все это... Мои мысли прервал плеск в бассейне: Пуффи требовал, чтобы я его перенес в Лагуну. Ему было страшно одному без матери. Тот длиннорукий мог схватить его и утащить в свою щель. Пришлось накачать резиновую лодку, опустить с причала, наполнить водой и перенести туда Пуффи. - Вот бы сейчас появилась еще одна белобрюхая, - донесся из гидрофона голос Пуффи. - Ну, и что бы ты сделал? - Перекусил на шесть частей... ЭКСПЕДИЦИЯ РУДОЛЬФА Мне не давал покоя кальмар, живший в глубине рифа. Я больше не мог плавать над расщелиной, меня стало пугать "черное дно", стало казаться, что две гигантские руки всегда наготове и только облюбовывают жертву. Вчера, пересекая расщелину в самом широком месте, я увидел зеленоватый свет глаз чудовища; по крайней мере, так мне показалось. Я опрометью вылетел на поверхность и поплыл к причалу. Меня сопровождал Пуффи, издававший пронзительный свист, что служило у него выражением восторга: ну как здесь остаться равнодушным, когда человек так уморительно хлопает по воде своими "плавниками"! Взрослые дельфины все так же замалчивали присутствие кальмара и, как я заметил, далеко обходили расщелину. Я спросил Пуффи, почему он не плавает над "черным дном". - Нельзя. Мне запретили, хотя там на коралловых глыбах полно устриц, гребешков и улиток. - И тут же предложил: - Там есть красные кораллы, которые ты для чего-то собираешь, и раковина, похожая на луну. Хочешь, я все это принесу тебе? - Расхваставшись, он даже пообещал спуститься на самое "черное дно" и вытащить оттуда длиннорукого. Я был не рад, что затеял этот разговор. Пуффи действительно мог выполнить все свои обещания и погибнуть. С трудом мне удалось уговорить Пуффи дать слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не подплывет к расщелине. - Ладно, - сказал Пуффи, - только не понимаю, почему и ты так боишься - у тебя столько оружия. Мы могли бы с тобой вместе спуститься... - Пуффи осекся, услышав грозный окрик бабушки Геры. Она была рассержена, особенно на меня, и настолько, что не остановилась у гидрофона переброситься новостями. Она увела с собой внука в самый дальний конец плантации и, как потом я узнал от Пуффи, "очень долго воспитывала его". Через два дня конец моей вахты, прилетят мои сменщики Сережа Вавилов и Пьер Сен-Гили, люди довольно опытные, но все же нельзя им оставлять у самого порога гигантского кальмара, характер которого, повадки нам неизвестны. Что, если исчезновение всего состава экспедиции на "Мери Грант" два года назад дело рук этого чудовища? Чаури Сингх вчера прислал мне свой единственный экземпляр робота-водолаза последней конструкции, прозванного острословами Центральной станции Рудольфом-Пронырой. Бионики придали ему форму гигантского краба. Вот он стоит передо мной в тени лаборатории, как кошмарный выходец из океанической бездны. У него две передающие телекамеры, ультразвуковой передатчик, четыре мощных прожектора, в его чрево вмонтированы гидроскопы, индикаторы инфракрасного и биоизлучений, локаторы и еще множество приборов, наделяющих его качествами высокоорганизованного живого существа. От любопытных глаз Пуффи, конечно, не могло укрыться появление Рудольфа, и теперь он выскакивал на два метра из воды, стараясь получше рассмотреть необыкновенного краба. Я сказал Пуффи, что скоро Рудольф спустится в воду и там он его рассмотрит со всех сторон и даже сможет потрогать. Пуффи, конечно, тут же спросил: - А что Рудольф будет делать в воде? И я имел неосторожность сказать об исследовании ущелья. Пуффи издал радостный свист и помчался поделиться сенсационной новостью со всей своей родней. Скоро ко мне явилась целая делегация: к пирсу подплыла встревоженные Гера, Нинон и Протей - сын Протея. Чувствовалось, что все они необыкновенно взволнованы. Пуффи вертелся в отдалении. Гера спросила без обиняков: - Зачем ты хочешь убить Большого Кальмара? Я стал объяснять, что и не думал посягать на его жизнь, а только хочу попросить Большого Кальмара уйти в другое место и не ловить здесь рыбу. - Все здесь принадлежит Большому Кальмару, - сказала Гера. Нинон и Протей повторили: - Все! Все! Все! Гера продолжала: - Большой Кальмар схватил и унес на "черное дно" белую акулу. Кальмар защищает нас. Его нельзя прогонять отсюда. - Хорошо, - пообещал я. - Рудольф не тронет его. Он только проверит, нет ли отсюда прохода в Коралловое море. Это очень важно знать. Если ущелье сообщается с глубокой водой, тогда из него можно прямо орошать поля, не надо будет после каждой бури ремонтировать толстые трубы, по которым идет глубинная вода. Четверть часа мне пришлось внушать дельфинам, что Большой Кальмар останется невредим. Прилетел на двухместной авиетке Костя. Подрулил к пирсу, откинул колпак, рядом с ним улыбалась Вера. - Это тебе сюрприз, - сказал Костя, выдвигая трап. Вера сбежала на причал и бросилась мне на шею. От нее шел нежный запах, напомнивший "Звездную пыль" и Биату. К Вере у меня навсегда осталось нежное братское чувство, я люблю ее, пожалуй, сильней, чем свою сестру; наверное, сказывается общность интересов и еще что-то необъяснимое, что сближает людей. Вера придирчивым взглядом осмотрела мою лабораторию, гараж, холодильник, комбайны, полюбовалась видом австралийского берега и сказала: - Нестерпимо прекрасно! Слезы навертываются на глаза. Сколько времени мы не виделись? Вот так, а не по видеофону? - Почти год! - Мне кажется, целую вечность. Тебе привет... Я знал, от кого... Сердце застучало. - У нее все в порядке? - спросил я. - Все, все. - Она почувствовала, что напрасно воскресила во мне память о Биате, и подошла к роботу, возле которого стоял Костя. - Это и есть Рудольф? Боже, какое сооружение! Нет, у тебя здесь дивно хорошо. Дельфины! Нет ли здесь моих знакомых? - Ну конечно, есть, - сказал я. - Гера и ее семейство. Они узнали тебя, приветствуют. Вера спустилась с трапа и стала ласкать подплывших к ней дельфинов. - А это что за прелесть? - спросила она, протягивая руки к сыну Нинон. - Я Пуффи, - довольно внятно сказал Пуффи. Мы стояли с Костей и наблюдали за этой сценой. - Дочь Земли и Дети Моря! - изрек Костя. Я только сейчас по-настоящему разглядел, как изменился мой друг: бороды и усов как не бывало, вместо копны волос неопределенного цвета - модная прическа, волосы приобрели металлический блеск, что говорило о применении марсианского бриллиантина. В довершение - шорты умопомрачительной расцветки и такая же рубаха-безрукавка, на ногах японские шлепанцы. Костя говорил Вере, похлопывая Рудольфа по корпусу: - У нас ты отдохнешь. Дня через два "Корифена" поднимет паруса. Ты представляешь себе, что это будет за прогулка? - Представляю, Костя. Но я не смогу. Ты посмотри, как разрослась эта синезеленая гадость! - Она протянула руку в сторону моего поля, всего усеянного зелеными полосами и пятнами. - Скоро она вытеснит всю хлореллу, отравит придонную фауну, погибнет весь риф. - Ну, я не верю, что риф может погибнуть. Наверное, не раз за последние пятьсот миллионов лет синезеленая водоросль пыталась заселить весь земной шарик. Мы со школьной скамьи знаем, что цель каждого живого существа - мировая агрессия. Все стремятся вытолкнуть соседей и занять их место. - Но ты забываешь, что соседи сопротивляются. - Межвидовая борьба? - Ты ничего не забыл, Костя. Все так: в борьбе устанавливаются связи, содружества, обусловленные взаимной выгодой. Случается, что связи, поддерживающие относительный мир и порядок на Земле, нарушаются. Прежде вспыхивали эпидемии, насекомые-вредители опустошали поля, и главным образом потому, что человек неумело вмешивался в установившийся на его планете порядок. - И ты считаешь, что сейчас мы тоже нарушили порядок? - Нет, мы стали осторожней. Последние годы вмешиваются космические силы. - Сверхновая? - И сверхновая и повышенная активность Солнца, а также отголоски деятельности наших предков. Ты же знаешь, как повысилась радиация в океане. - В нашем районе в норме. - А вот у Ива повысилась в десять раз! - В двенадцать, - поправил я. - Вот видишь! - Откуда же она?.. - спросил Костя, устанавливая большой экран. Костя работал быстро, красиво, и мы с Верой залюбовались им. Помолчав немного, Вера сказала: - У меня есть предположения. Я читала старые записи. Древние сбрасывали в океан радиоактивную золу. Костя покачал головой, присоединяя провода к ультразвуковой установке: - Вот сообразили!.. Ив, включай! Рудольф расправил свои членистые ноги, приподнялся и осторожно сделал первый шаг. Вера отпрянула к веранде и, стоя в дверях, сказала, глядя на ожившего Рудольфа: - Кому пришло в голову создавать такое чудовище! - Вера! - с укоризной сказал Костя. - Не узнаю тебя. Кто говорил не раз, что нечего мудрить, ломать голову, придумывая новые формы, все уже создано природой, копируйте и совершенствуйте. Вот ребята-бионики и взяли за образец глубоководного краба. Ив, дай запасной блок три-ноль-семь... Рудольф прошелся по кругу своей тяжеловатой, но все же преисполненной грации походкой и остановился у трапа. Вера вышла из своего укрытия и даже дотронулась пальцем до одной из его восьми ног. Костя сказал: - Рудольф абсолютно безвреден. Ведь это всего-навсего передвижная телекамера. Причем достаточно умная. Видишь у него на спине ручки с клешнями? Так, если он найдет что-либо заслуживающее внимания, то возьмет и положит в одну из сеток на боку, сначала наполнит левую, затем правую. Видишь круглую пластину, припаянную у Рудольфа между глаз? - Да, вижу. Что-нибудь важное? - Отверстие для пушки. - Это еще зачем? - Ребята запроектировали пушку, да Пьер велел ее не монтировать. - Какой он молодец, ваш Пьер! - В случае необходимости пушку легко установить, она лежит в запасных частях. Вдруг кальмары нам объявят войну. Или появится множество белых акул. - Я противница уничтожения даже акул. Надо находить отпугивающие средства, а не убивать. - И в этом ты права. Я говорю - на случай крайней нужды. - Крайняя нужда и привела людей к загрязнению океана, атмосферы, вырубке лесов, уничтожению тысяч видов животных и растений. - С тобой, Вера, невозможно говорить - ты все знаешь, всех защищаешь, как наш Пьер. - Я влюблена в него. - Ничего нет удивительного, в него все влюблены. Инспектор - выдающаяся личность, под его руководством наш риф благоденствовал и будет благоденствовать во веки веков. Вот сейчас ты увидишь небожителя Пьера в окружении его свиты. Костя перевел изображение с видеофона на большой экран, на нем Рудольф покажет, что творится в подводных каньонах и пещерах, а сейчас, до спуска Рудольфа, там, как на семейной фотографии, разместился почти весь штат Центральной станции. Сбоку стоял Чаури Сингх, озабоченный больше обычного, в центре ослепительно улыбалась Наташа Стоун. После взаимных приветствий инспектор кивнул: начинайте. Костя помедлил, улыбаясь Наташе Стоун, затем подал команду, и Рудольф двинулся вниз по трапу. На большом экране у стеклянной стены веранды изображения инспектора и его свиты исчезли и перенеслись на маленький экран видеофона. Рудольф скрылся под водой, и поверхность большого экрана окрасилась в цвет полуденного неба, затем вода приобрела устойчивый оттенок слабого раствора берлинской лазури. Рудольф поймал в один из телеобъективов стайку рыб-бабочек, они пересекли экран и исчезли, оставив поле Чарли. Групер с оторопелым видом опускался на дно вместе с Рудольфом, тараща на него свои золотые глаза. . Оставляя за собой жемчужный шлейф из пузырьков воздуха, промчался дельфин. - Пуффи! - воскликнула Вера. - Теперь ему влетит, - сказал Костя. - Я уверен, что ему запрещено приближаться к трещине по крайней мере на пятьсот метров. А вот и его мамаша! Нинон пронеслась следом за Пуффи. По краям экрана появились цветущие кораллы, морские лилии, тридакна раскрыла свои страшные створки. Я знал эту тридакну; на ее мускуле росла килограммовая жемчужина неправильной формы и грязно-коричневой окраски. Низко над Рудольфом проплыли Хох, Протей - сын Протея и Гера, прощупывая его своими локаторами, что служило как бы предупреждением, что если он не уберется из их зоны охоты, то пусть пеняет на себя. Костя выключил две телекамеры по бокам робота, оставив одну - у него во лбу и вторую - в хвосте, выдвинув ее на гибком шланге. Теперь можно было видеть, как Рудольф шагает по рифу, осторожно ставя ноги то в колонию грибовидных кораллов, то между ярких анемонов; от него летели в стороны, поднимая песчаные облачка, гребешки, большой рак-отшельник выбросил свою клешню и уцепился за переднюю ногу Рудольфа. Сработала ультразвуковая защита, и парализованный рак застыл с поднятой клешней. Через час-полтора шок пройдет, но этот рак уже никогда больше не станет так безрассудно нападать на пришельцев. Рудольф запутался ногами в зарослях кораллов. - Придется убрать ноги, - сказал Костя. Теперь Рудольф стал похож на небольшое порхающее блюдце, два миниатюрных винта толкали его над рифом в сторону "черного дна". Экран потемнел. Прожектор освещал стену, заросшую кораллами, водорослями, колониями трубчатых червей, асцидиями, губками. Все тянется к свету, вверх. Рудольф перенес на экран изображение медленно ползущей огромной улитки; на ее желтом теле выделяются яркие бородавчатые полосы и угольно-черные пятна, так гармонирующие с пестрым фоном выступа скалы, по которому она ползет. Светили опять все четыре прожектора. Рудольф медленно опускался, что было заметно по убегавшему вверх склону. На глубине семидесяти метров склон ущелья оборвался, свет прожекторов не достигал стен; Рудольф находился в подводной пещере. Костя стал поочередно включать локаторы: стены отодвинулись на расстояние примерно от шестидесяти до ста десяти метров. - Глубина сто пятьдесят метров. Темно, как в стенном шкафу, - сказал Костя и повернул рычаг управления так, что Рудольф стал "на голову", направив лобовой прожектор в глубину. На экране смутно обозначилось каменное дно или широкий выступ. Локатор показал, что до него шестьдесят два метра. Дно надвигалось, засветились отраженным светом серые глыбы, покрытые студенистыми губками, медленно полз морской еж. Вера прошептала: - Что это? Какая-то химера. Движется к ежу. Да у нее ноги! По дну довольно бойко бежал небольшой бронтозавр, коричнево-серый, с зубчатой спиной и рыбьим хвостом; у него были огромные глаза с фиолетовым отливом и отвратительная пасть, усеянная мелкими зубами. Бронтозавр не реагировал на свет. Он подбежал к морскому ежу и стал ловко откусывать у него иглы. Рудольф, видимо, попал в поток подводного течения, его отнесло в сторону, и бронтозавр со своей жертвой исчезли с поля экрана. Костя обратился ко мне: - Помнишь свиноящеров у плавающего острова? Я сказал, что действительно бронтозаврик напоминал этих мутантов, но и только. Было ясно, что перед нами совершенно новый вид животного. Со мной согласился Чаури Сингх: - За миллионы лет в недрах рифа должны были возникнуть своеобразные виды животных, и мы видим одного из их представителей. В прошлом году Овидий Бергсон во время отлива обнаружил на рифе часть скелета и голову рыбы неизвестного вида, она не встречается даже среди ископаемых. Один ее глаз уцелел. Анатомия его показала, что у рыбы ультразвуковое зрение, что-то вроде локатора, встроенного в глазное яблоко. В свет фар попала стайка незнакомых рыбок, длинных и прозрачных, с красными плавниками. Рыбки без опаски, медленно плыли, обтекая бока Рудольфа. Все глубже опускался Рудольф, хотя его движение можно было определить только по шкале эхолота, на экране он казался неподвижным. На глубине трехсот пятидесяти метров с левого края экрана показалась пестрая морда глубоководной каракатицы, и тут же экран окрасился в густой черный цвет: каракатица поставила дымовую завесу. Чаури Сингх сказал: - Каракатица оказалась недотрогой, ее обеспокоили локаторы Рудольфа. Прозвучал встревоженный голос Наташи Стоун: - Но теперь мы больше ничего не увидим! Костя успокоил ее: - Рудольф скоро выкарабкается из облака. Наташа сказала: - Да уже посветлело, и опять ничего нет. Где же ваш большой Кальмар, сын или близкий родственник легендарного Великого Кальмара? Инспектор сказал: - По всей вероятности, кальмар, схвативший большую белую акулу, того же вида, что и Великий Кальмар, которого видели наши друзья Ив и Костя. Возможно, нам больше не посчастливится его увидеть - такие события редкость. Все же наше вторжение должно заставить кальмара переменить место жительства. Конечно, если он там прочно обосновался, хотя, судя по размерам пещеры, вряд ли. - Экскурсант, - вставила Наташа. Чаури Сингх засмеялся, а за ним и мы все. Инспектор продолжал: - Судя по всему, риф пронизан гигантской сетью ходов, пещер и, конечно, сообщается с внешним морем, в глубинах которого обосновались кальмары; сюда он забрел, как в свое дальнее охотничье угодье. Костя оповестил: - Дно в тридцати метрах! Промелькнуло безобразное рыло скапаноринхуса - акулы-носорога, или, как ее .еще зовут, домового. Это редчайший вид акулы. Впервые скапаноринхуса поймали еще в конце XIX века у берегов Японии. Считалось, что скапаноринхус вымер около ста миллионов лет назад. В последующие годы раз в двадцать - тридцать лет ловили этих акул. Еще одна акула этого вида показалась на экране - больше, чем первая, ее длинное рыло в профиль напоминало нож для разрезания бумаги. Костя направил Рудольфа на самой малой скорости горизонтально дну, к западной стороне пещеры. Дно усеивали рухнувшие сверху коралловые глыбы, покрытые мшанками. Здесь они жили в абсолютной темноте. Фары Рудольфа освещали морских ежей, брюхоногих моллюсков, глубоководных креветок. Стоило Косте выключить свет фар, как на экране стали вспыхивать голубоватые клубочки света - "нервничали" крохотные кальмары, обеспокоенные появлением Рудольфа, посылавшего во все стороны ультразвуковые волны своих локаторов. Встретился еще один бронтозаврик, доедавший морского ежа, да туманным облаком прошел по экрану косячок стеклянных рыбок. Рудольф подошел к западной стене пещеры, неровной, покрытой пестрым ковром известковых водорослей, серо-зелеными мшанками, кое-где виднелись воронки коричневых губок и венчики бесцветных анемонов. В стене зияли черные дыры ходов; в один из них скользнула стайка стеклянных рыбок, из другого выглянула кошмарная голова с огромными глазами. Рыба пренебрежительно пожевывала тонкими губами. Костя увеличил скорость Рудольфа, ноздреватая стена пещеры бесконечной лентой потекла по экрану. Робот плыл на расстоянии тридцати метров от стены, так что телеглаз захватывал довольно значительную ее площадь. Снимался фильм, и потом мы сможем, прокрутив магнитную запись, лучше рассмотреть детали, мелькающие сейчас перед глазами. Чаури Сингх сказал: - Удивительное сооружение! Какая колоссальная энергия потребовалась на его создание! Какой памятник неиссякаемости жизни, ее вечности! Наш Пьер никогда еще не говорил таким патетическим тоном. Вера сжала руки, прошептав: - Как верно, как верно! Ведь мы видим только самый верхний ярус, до основания еще более двух километров. Какая же бездна времени потребовалась, чтобы создать все это, если в год риф поднимается всего на два-три сантиметра! На экране проплыл темный вход в туннель. Чаури Сингх сказал: - Костя, верни Рудольфа к туннелю. - Есть вернуть к туннелю! - повторил Костя, как матрос на древнем корабле. Рудольф направил лобовой прожектор в черный проход. Засветились серые стены, местами покрытые колониями мшанок. Туннель достигал десяти метров в высоту и шести в ширину. Рудольф плыл по подводной галерее уже десять минут. Временами видимость прекращалась или по экрану бежали полосы помех. Костя поставил регулятор на "автономное плавание", в течение тридцати минут Рудольф мог плыть, самостоятельно ориентируясь с помощью всех своих локаторов, затем он должен повернуть назад и выбираться в Большую пещеру. Костя сказал: - Странные помехи. Кто-то работает на нашей волне или отказывает передатчик, хотя у него не может отказать ни один узел, если только его не расплющит обвалом. - Возможно, сказывается эхо? - сказал кто-то из свиты инспектора. Чаури Сингх покачал головой: - Возникает невероятное предположение... Вера воспользовалась паузой и вставила: - Мешают кальмары. Подстраиваются на волну Рудольфа. Принимают его за одного из своих. Чаури Сингх кивнул: - Именно, Вера. Они стремятся помешать нам. Костя! - Я слушаю тебя, Пьер. - Нельзя ли изменить волну и усилить мощность? - Я только что подумал об этом. Сейчас, Пьер, попробуем. Исчезли полосы на экране. Появилась зеленовато-серая стена, гладко отшлифованная водой. Затем мы увидели разбегающиеся круги волн на ультрамариновой воде: Рудольф плыл по озеру. Воздух не давал воде заполнить довольно вместительную пещеру с куполообразным потолком. Низко, у самой кромки воды, выступал широкий карниз, на нем тесно друг к другу лежали двухметровые "бронтозаврики". Чудовища как зачарованные пялили свои стекловидные глаза. По экрану побежали широкие разноцветные полосы, все же озеро и карниз с "бронтозавриками" еще можно было различить. Неожиданно пейзаж озера исчез, и на экране, в самом низу его, вспыхнули два огромных глаза; они переместились к центру экрана, стали расти, заняли весь экран, потом медленно начали удаляться, оставляя за собой два серебристых луча, по крайней мере так мне да и всем показалось вначале. Последнее, что передал Рудольф, была непомерной величины голова кальмара, выросшая перед объективом. На этом связь оборвалась. Как ни старался Костя, робот не реагировал на его усилия. Еще с полминуты никто не проронил ни слова. Вера первой нарушила молчание, спросив у Кости: - Серебряные лучи - это что? Неужели "руки" кальмара? Тогда какой же он? - Метров тридцати, не меньше, - ответил Костя и сам спросил у Чаури Сингха: - Пьер, ты не находишь, что стоит послать в пещеру дублера Рудольфа, снабдив его пушкой? - Ни в коем случае. Мы не знаем ничего об этом виде глубоководных кальмаров. Совет по охране природы никогда не допустит подобного варварства. - Не обязательно убивать, - смущенно сказал Костя. - Просто прогнать его отпугивающими гранатами. - Я думаю, что такой экземпляр не испугается гранаты. У него нет врагов, кроме кашалота, да и кашалот вряд ли сравнится с ним. Надо поставить сигнальные посты, чтобы они оповещали о приближении кальмара и этих страшилищ, которых кто-то назвал бронтозавриками. По всей вероятности, они ночью поднимаются в Лагуну. Будьте осторожней, друзья мои, мы еще и не представляем себе всей опасности нашей работы. Сегодня мы открыли новый для нас, таинственный мир подводных катакомб. Будем планомерно изучать их, вот только избавимся от нашествия синезеленых водорослей и тигровых звезд. Правда, последних еще нельзя считать серьезной угрозой, но это сегодня, за завтрашний день никто не может поручиться. Тигровые звезды тоже выходцы из глубин океана. Еще раз предупредив об осторожности, особенно в ночное время, инспектор выключил видеофон. Вера с опаской смотрела на Лагуну. Она отошла от причала и села под навес возле бассейна. Костя унес экран на веранду и вернулся за пультом управления, смонтированным в небольшом чемодане. Я подошел к Вере. Она застенчиво улыбнулась: - Как ты сможешь теперь жить здесь совсем один? Я сказал, что о кальмарах такого размера уже известно, и напомнил ей о Великом Кальмаре. - Все это так. Все же страшно, Ив, после всего увиденного. Я как вспомню эти лучи-руки, мне становится жутко. Бедный Рудольф... Из гидрофона послышался голос Геры: - Ив, мы пришли. В лагуне спокойно. - И ни звука о Большом Кальмаре. Пуффи поймал на обед макрель килограмма на два. Вера взялась приготовить ее по-малайски. Спустившись на нижнюю ступеньку, она выпотрошила рыбу, счистила с нее чешую, стала мыть. Тотчас же появились рыбы-бабочки. Пуффи все время вертелся возле трапа, стараясь обратить на себя внимание: он совершал двухметровые прыжки, приносил устриц, кораллы. - Пуффи! Куда я все это дену? Ну, спасибо, милый, не приноси больше ничего. - Она погладила его по спине, и Пуффи от избытка чувств радостно прошелся на хвосте. Макрель удалась на славу. Мы обедали под тентом. К Гере пришли гости с соседней фермы, в их числе двое сверстников Пуффи. Лагуна огласилась шипением и свистом, дельфинята носились по Лагуне - играли в пятнашки. Вера за десертом необыкновенно оживилась и стала рассказывать о своем полете на "Сириус", о Вике Крубере, его сестре Пегги, об ученых, с которыми она встречалась на "Сириусе", о старых записях, которые она читала и просматривала на спутнике. Потягивая через соломинку коктейль из высокого стакана, Костя сказал: - Теперь уже не остается сомнений, что и синезеленые водоросли, и свиноящеры, и тигровые звезды - реакция океана на изменение в его составе солей, и он неожиданно для нас выдает свои новые произведения, не считаясь с нами. - Ты, Костя, грубый материалист, - сказала на это Вера, срезая кожуру с груши. - Океан - живое существо, невообразимо огромное. Собственно, океан - это вся наша планета с островками суши. Прежде, когда человек стоял ближе к природе, был ее неотъемлемой частицей, он с почтением и страхом относился к океану, обожествлял его. Вспомни Посейдона, Протея, сирен. Затем, с ростом сведений, открытий - всего того, что мы называем культурой, - океан становится просто массой воды, хотя ученые уже к тому времени открыли великие связи жизни и рассматривали планету как единый сложный организм. - Она улыбнулась, взяла в рот кусочек груши. - К чему я, говорю это все вам, океанопоклонникам, спросите вы? Да только потому, что ты, Костя, непочтительно отозвался об океане, свел все к изменению состава солей. Соли только следствие, симптом болезни, главное - мы такие же его дети, как и дельфины. Костя поставил стакан на стол: - Сдаюсь, Вера. Ты во всем права. У людей недоставало нежности к чуду, которое перед нами. - Он широко развел руки, быстро встал. - Спасибо, Ив. Нам пора. Что-то не нравится мне горизонт, хотя прогноз отличный. Может, собираются местные духи вод и атмосферы продемонстрировать нам свое могущество? Вера тоже встала: - До свидания. Я боюсь тропических бурь. - Она пробежала по трапу на авиетку. Костя хлопнул меня по плечу: - До послезавтра! "Корифена" ждет. Тосио-сенсей поставил новый такелаж и счистил с днища все ракушки. Теперь ей не будет равных во всей Лагуне. С километр они летели в десяти метрах от воды и очень тихо, чтобы доставить удовольствие Пуффи и его друзьям. За ними, охватывая малышей полукругом, мчались взрослые. Судя по их строю, они явно чем-то были обеспокоены и охраняли детей. Все объяснила Гера. Она осталась у причала,, чтобы сообщить мне, что десять минут назад с большим отрядом охотников прошел Менелай. Этот опытный следопыт выслеживал трех южно-австралийских мако, прорвавшихся в Лагуну из открытого моря. Мако - одна из самых красивых, быстроходных и свирепых акул, достигает четырех метров длины. Гера попрощалась, сказала, что всю ночь она с семьей проведет возле моего острова, и, если появятся мако, она разбудит меня колоколом громкого боя, и тогда я должен буду взять Пуффи в бассейн. Я остался один. Костин прогноз не оправдался. Дымные облака на северо-востоке рассеялись, там голубело небо, глубокое и теплое. Чайки возвращались с рифов; в их полете чувствовалось довольство, сытость: Они садились на крышу и начинали свой вечерний туалет. Здесь у них полустанок, живут они на скалистом островке в миле от берега. Что-то им понравилось у меня. Кажется, скоро здесь образуется колония чаек. Несколько флиртующих молодых пар явно не прочь устроить здесь свои первые гнезда; для этой цели о