лей и начнется рукопашная. Тогда лук можно будет спокойно отбросить прочь и взяться за меч. Но он хотел успеть всадить в кого-нибудь еще одну стрелу напоследок, а уж затем браться за белое оружие. И вновь сергамена появился совершенно бесшумно. Мгновение назад перед взором стрелков Шоши был только истоптанный снег, трупы да затухающие колебания пышных еловых опахал. Как вдруг к картине прибавился текучий серый силуэт, возникший откуда-то сверху. Он на мгновение замер, неуверенно качнулся влево-вправо и... Начальник над стрелками не успел ни испугаться, ни удивиться. Он просто спустил тетиву. Сдобренная эликсиром стрела пробила чудесную шерсть сергамены и вошла ему в бок. Впрочем, совсем неглубоко: на пути стрелы оказалось широкое, массивное ребро зверя. Шоша мгновенно покинул укрытие в терновых зарослях. Он извлек из длинного сандалового футляра, который висел у него за спиной и был похож на круглые ножны, змееживой бич. Прожужжала, раскручиваясь над головой барона, многозвенчатая цепь. Сергамена коротко, яростно рыкнул. Тетива лука, только что пославшая ему в бок стрелу, лопнула. Зверь прыгнул, не страшась змееживого бича Шоши. Неестественно длинная, двухсаженная цепь с шипастым шариком на конце впилась точно в лоб сергамене. Но даже этот удар, умноженный колдовской мощью и способный уложить наповал быка, не смог пробить черепную кость твари. Сергамена повалил барона наземь, одновременно перерезав ударом когтистой лапы ремень шлема. От его рева у Шоши едва не лопнули барабанные перепонки. Лучники - числом около тридцати - к чести своей сориентировались молниеносно, как и наставлял их барон. Почти все стрелы попали в цель. Бока и зад сергамены ощетинились подрагивающими деревками с белым оперением. Обычные стрелы едва ли смогли бы пробить шерсть, подшерсток и шкуру сергамены. Но даже и тогда они не причинили бы зверю ощутимого вреда. Обычные - но не эти. На снег хлынула густая кровь твари - цвета белой плесени. В воздухе разлился тяжелый, терпкий запах. И все равно удары лап сергамены, сыпавшиеся на шлем, могли сорвать забрало, сломать барону шею, вышибить мозги. Следующий залп лучников вышел не таким слаженным - через поваленные ели наконец-то прорвались пластуны барона Вэль-Виры. Завязалась рукопашная. В сергамене торчало около полусотни стрел. Удары его медленно слабели, но у шлема уже было готово отскочить забрало. Барона спасло то, что его пальцы так и не отпустили рукояти змееживого бича. Недоброе оружие с тихим позвякиванием подобралось, приподнялось над землей - в точности кобра, готовая к броску - и захлестнулось вокруг шеи сергамены, затягивая смертельную, прорезающую насквозь даже двухслойные кожаные доспехи удавку. Теперь пришел черед Зверды. Она была почти безоружна, почти. Но каждый ее палец оканчивался длинной ножевидной насадкой. Она возникла из зарослей терновника, когда Шоша разорался не на шутку. В гневных воплях барона теперь слышались нотки страха. Прогнув спину как акробатка, Зверда легкими шагами подбежала к сергамене, полоснула обратившегося к ней зверя по морде своей правой стальной лапой, а левую с размаху вонзила сергамене в холку. Оттолкнувшись от земли, Зверда перебросила левую ногу в обтягивающей кожаной штанине через спину зверя и оседлала его. Еще одно усилие змееживого бича, еще несколько частых, вскрывающих горло твари ударов Зверды - и сергамена наконец завалился набок. - Чего вы ждали, баронесса!? - прохрипел Шоша, отползая спиной вперед из-под навалившейся на него туши сергамены. - Он же мог меня убить! - У меня пряжки "рысьих лап" на морозе паршиво застегивались, - не изменившись в лице, ответила Зверда. Она лгала, однако Шоша не почувствовал этого. Сама Зверда, пожалуй, не смогла бы толком объяснить свое промедление. Что-то задержало ее на время, которого при других условиях хватило бы существу в обличье сергамены для того, чтобы оторвать голову ее мужу. Как знать? Возможно, Зверда и не возражала бы против подобного исхода. Так или иначе, дело было сделано. Их главный недруг остывал в неряшливой луже грязно-белой крови, посреди грязно-белого снега. Увидев это, пластуны Вэль-Виры, как по команде, бросились бежать. Это "как по команде" в другое время смутило бы подозрительного барона. Но он был так упоен победой, так жаждал поскорее прибрать к рукам обширное наследство Вэль-Виры, что воспринял бегство пластунов как должное. - Перебейте их всех! - крикнул Шоша своим дружинникам. - А потом возвращайтесь к лошадям! Встретимся внизу! Тем два раза повторять было вовсе не нужно. Действительно, если враг бежит, его нужно настичь и истребить поголовно. Вскоре площадка опустела. Только лежали вокруг трупы стрелков из Маш-Магарта и пластунов из Гинсавера. И те, и другие были отменными солдатами, остановившими имперскую армию близ Урочища Серых Дроздов. А теперь их не стало. - Ну вот и все, - улыбнулась Зверда. - Да, все, - барон подошел к каменной чаше и отпил еще глоток горькой, совершенно невкусной и бесполезной для простого смертного воды. - Теперь осталось подать знак Лиду. Ждать больше нечего, пусть топчет обезглавленную дружину. А мы сейчас спустимся и поможем. - Барон, у вас отвратительная привычка держать меня в стороне от ваших планов. Что за знак? Я первый раз о нем слышу. И почему мы должны помогать вашему наемнику делать его работу? - Потому что я жрать хочу, - угрюмо огрызнулся Шоша. - И солдат своих привык беречь, женщина. Мы должны ударить в тыл гинсаверской дружине и облегчить Лиду прорыв через засеку. - Жрать? - Зверда насмешливо заломила бровь. - Так за чем же дело стало? Зверда красноречиво обвела взором трупы посреди догорающих костров. Ее буквально трясло от злости, когда Шоша называл ее "женщиной". Поэтому, хоть она и знала о том, что Шоша побрезгует жилистой плотью "нечистых пластунов", но не могла удержаться от колкости. - Зверда, у нас нет времени на шутки. Знаком Лиду должен послужить крик магдорнской черепахи. Вы понимаете, что это значит? - Понимаю. Мне всегда было интересно, что думает Лид по поводу воплей магдорнской черепахи, которыми полнятся наши леса. Что вы ему лжете по этому поводу? - Что у нас есть специальные сигнальные раковины для этого. Но что по нашим дедовским заветам их нельзя показывать чужеземцам. - Остроумно. Мне б такое в голову не пришло. Последнее Зверда произнесла столь двусмысленным тоном, что барону оставалось только цинично осведомиться: - А зачем вам что-то в голове, баронесса? Зверда открыла было рот, чтобы ответить новой колкостью на мужнино хамство, но барон уже отвернулся, отошел к краю площадки и заорал на пол-леса: - Аллерт, я знаю, вы где-то есть и меня слышите! Не сочтите за труд, подгоните наших лошадей, ваше баронское достоинство! Зверда тем временем уже раздевалась. О чем еще говорить с этим мужланом? Если он вбил себе в голову ночную потеху среди дружинников Вэль-Виры, значит так и быть. Как знать - может, Шоша и прав. Зверда понимала: думать сейчас о том, что они учинили, совершенно бесполезно. Сожалеть - тем более. Наверное, все, что они сделали, действительно хорошо и полезно. Наверное, они действительно войдут в историю Фальма как несравненные воители, истребители нечисти и оборотней. И действительно, пожалуй, не стоило ей надеяться на ночи с Вэль-Вирой. Наверняка результаты оказались бы бесконечно далеки от ее тайных грез. Зверда сняла с себя приталенную меховую куртку, темно-коричневый колет, белоснежную кружевную рубашку, сбросила мягкие сапожки, стянула узкие кожаные штаны и набедренный кушак. Теперь она была полностью обнажена. Как и подобает гэвенгу перед началом правильной трансформации. Зверда почти не мерзла. Много, очень много воды Вермаута выпили они сегодня. И то подумать - теперь их доля в Источнике значительно увеличилась. Потому что в этой доле не участвует больше Вэль-Вира. Зверда старательно упаковала свою одежду, перетянула ее ремнем и вывела ременную петлю наружу. Так Вербелине, ее ученой лошади, будет удобнее подобрать пожитки хозяйки. - А вы красивая баба, все-таки, - причмокнул губами Шоша, изучая высокое и стройное тело жены от ключиц до лодыжек. - Не смотрите. Я не люблю превращаться, когда вы пялитесь. Зверда к своей полной неожиданности запунцовела до корней волос. Ей вдруг пришло в голову, что последний комплимент от мужчины она получала едва ли не год назад. Да и тот от церемонного Лида. Шоша, однако, уже позабыл о том, что снимает с себя нагрудник и все остальное для того, чтобы приступить к правильной трансформации. На его мощных плечах еще болталась рубаха, а барон уже подскочил к Зверде и заключил ее в свои звериные объятия. Шоше вдруг стало невтерпеж. - Экий вы мужлан. Подите прочь... Нас ждут солдаты... - притворно отпихивалась от барона Зверда. Не очень сильно, а ровно в меру. Барон как раз развернул Зверду к себе спиной, а та пристроилась возле чаши, уперев тонкие, мраморно-белые руки в ее каменный борт, когда на краю площадки прошелестел неимоверно деликатный и вместе с тем насмешливый голос: - Супружеской чете Маш-Магарт желает здравия барон Аллерт велиа Семельвенк. Лошади поданы. Зверда и Шоша разом вздрогнули и обратили замутившиеся взоры в сторону источника звука. Это были их лошади, очень непростые животные - единственные из копытных, что умели взобраться на вершину Вермаута и не переломать себе при этом все кости. Плотно вцепившись когтистыми лапками в загривок, на лошади Шоши в совершенно не звериной позе сидел хорек. Это и был Аллерт велиа Семельвенк. - Благодарю вас, барон, - как ни в чем ни бывало, улыбнулась Зверда. Самообладание у баронессы было преизрядным. Хотя и ей оно порою изменяло. - Вы очень любезны, барон. А теперь будьте любезны убраться прочь, бар-рон! - Как вам будет угодно, баронесса. Мое почтение, барон. Мое почтение, баронесса. Желаю приятно провести время. Голосок хихикнул, а его обладатель юркнул куда-то под ноги лошадям и растворился во тьме. - С побе-едой! - донеслось уже откуда-то издалека. - Отстань, - Зверда повелительно оттолкнула своего мужа и нервно прошлась по поляне. - Сыть Хуммерова, Аллерт теряет последние крупицы совести. А с ними, похоже, и последние остатки искусства. Так пойдет дальше - он и в заячий член не обернется. Мельчает племя... - Он же полукровка, не забывай. Барон проводил удаляющиеся стати жены тоскующим взглядом, вздохнул и наконец стянул рубаху. Затем Шоша направился к ближайшему из догорающих костров. На правильное нисхождение человек-зверь требовалось около десяти коротких колоколов. За это время он успеет, пожалуй, замерзнуть. Лошади испуганно заржали. Это их-то лошади - приученные ко всякому! - Вербелина, как это понимать!? - прикрикнула Зверда на свою. По каменному карнизу, нависающему над чашей, метнулась быстрая зарница. Это снова взбунтовалась вода Вермаута. Шоша бросил быстрый взгляд на тело сергамены. Неподвижное. Не столь уж и большое. Безопасное. Бездыханное. В чем же дело? Хрустнули ветви ближайшей из поваленных елей. Среди них в полном боевом великолепии стоял сергамена. Этот был покрупней убитого предшественника. Из его пасти торчали два саблевидных клыка. Будь такие и у первого сергамены, он разорвал бы Шошу на куски вместе с панцирем. Быстрее, чем Шоша успел метнуться к своему змееживому бичу, сергамена мягко опустился на все четыре лапы прямо поверх сандалового футляра. Итак, живых существ на поляне было трое. Мужчина и женщина - абсолютно голые и совершенно беззащитные, и сергамена, облаченный в свое полное боевое снаряжение: когти, клыки, серый мех и сверхпрочную шкуру. Лошади пустились наутек. Лошадь Зверды впервые в жизни оступилась и сломала себе ногу. - Твари... Бессмысленные и злобные твари... Гамэри-кан аруптах... - прохрипел сергамена. Сергамена говорил с видимым усилием, куда хуже Аллерта-хорька. "Это нормально, - пронеслось в голове у Зверды. - Если это и в самом деле он, то просто удивительно, что он еще хоть что-то соображает." Сергамена вновь прыгнул. Зверда завизжала. Она была уверена, что сейчас барона Шоши не станет, а вслед за тем не станет и ее. Однако сергамена оказался близ чаши и сразу же припал к ней: частые-частые биения языка, глухое ворчанье, подрагивающий от наслаждения хвост. Зверда тщательно вымеряла на глаз расстояние до бича Шоши, а от бича - до сергамены. Если сильно повезет, можно спеленать его ударом бича, а потом постараться вдуть в ухо нужные заклинания... Но она так и не решилась. Риск был неоправданно велик. Сергамена подошел к похолодевшей Зверде и посмотрел на нее в упор. - Теперь ты, наверное, лучше понимаешь, что ощущала Радна в ту ночь. Смотри, Зверда, одно мое движение - и ты уже никогда не станешь человеком. А потом еще несколько дней - и тебя затравят, как бешеную и опасную суку. Каковой ты, впрочем, и так являешься. После воды Вермаута речь сергамены стала куда более связной. - А ты, Шоша, на кого стал похож ты? Когда последний раз ты входил в медведя? Может, припомнишь? Страховидная тварь, которая стала твоим уделом, и в зеркало-то посмотреться без содрогания не может. Вантэн-гайам! Сергамена прошелся взад-вперед, бросая на своих пленников недобрые взгляды. Зверда понимала, что Вэль-Вира все никак не может принять окончательное решение по поводу их участи. Казнить? Миловать? Что делать? Надо было чем-то отвлечь Вэль-Виру от его мрачных мыслей. - Я до сего дня была уверена, что сергамен больше не существует, что это только ваше обличье... - сказала она, стараясь выглядеть задумчивой. Задумчивость давалась ей с трудом. - Сергамен куда больше, чем вы думаете. И я бы не рекомендовал вам любопытствовать, откуда появился тот бедняга, которого изрешетили ваши люди. Вэль-Вира лег на снег, вытянул лапы, положил на них морду и замолчал. Зверда и Шоша переглянулись. Оба уже не на шутку замерзли. Самым неприятным в их положении было то, что в своих звериных обличьях да еще вдвоем они имели шансы одолеть Вэль-Виру. Но в процессе правильной трансформации они были еще более беспомощны, чем сейчас. Вэль-Вира мог запросто прикончить их - уязвимых, тонкокостных, слизистых и горячих. А на неправильную трансформацию на глазах гэвенга они и подавно не могли решиться. Потому что это был бы уже нешуточный, самый настоящий вантэн-гайам. То, что хуже самоубийства. - Барон, мы бы хотели услышать ваши условия, - скрепя сердце, сказал наконец Шоша. - По логике вещей, я должен был бы вас убить, - сказал Вэль-Вира. - Потому что те, кто проявили такое вероломство, никогда не будут надежными союзниками. Но убить вас означает развязать войну за Маш-Магарт, иначе Маш-Магарт развяжет ее сам. Это большие потери, без них не обойтись. Тогда весной здесь вновь появится имперская армия. Отразить ее будет нечем. Кретины, вы хоть понимаете, что, убей вы меня, вы оказались бы перед лицом тех же точно обстоятельств!!? Вы растеряли бы в штурме Гинсавера две трети своих людей! Чем бы вы встретили по весне харренитов? Витийствами Аллерта? - Барон, мы предлагаем вам вечный мир на любых условиях, - выдавил из себя Шоша. - Вы совершенно правы. Боязнь вашей мести за Радну помутила наш разум. - Одевайтесь и пойдем отсюда. И впрямь холодно, - буркнул Вэль-Вира, подымаясь. 2 - Мы мерзнем тут, сыть хуммерова, - процедил один "бегун" другому, перетоптываясь у костра, - а барон наш небось уже какую-то девку по хуторским сеновалам валяет. - Ты за барона по девкам не разваливайся, - урезонил его второй. - Меня он из петли вынул, когда Вэль-Вировы урядники меня решать вздумали под Белой Омелой. Барон наш сейчас на нечисть идет, гамэри-кан аруптах. Уже давно стемнело, а условного сигнала все не было. Восемьдесят саней обоза были составлены в круг между придорожным камнем и опушкой леса, уходящим к подножию горы Вермаут. Внутрь этого круга были загнаны кони, здесь же расположились Лид и пять сотен солдат. Еще три сотни были выставлены вне круга и ориентированы на Семельвенк, Маш-Магарт и Гинсавер. Лид приказал солдатам этих сотен держать боевой порядок, но разрешил сесть на щиты. Хуже всех пришлось тяжелым пехотинцам, отягощенным холодеющими латами. Этим Лид, скрепя сердце, разрешил усесться на нарубленный еловый лапник. Это было против армейских традиций, но Лид успокоил себя тем, что их времяпровождение трудно назвать войной. Скорее уж все они участвуют в малоосмысленной охотничьей экспедиции. Если только не в очередном розыгрыше барона Шоши. Обозные лошади, которых они взяли с собой, были все сплошь солощими, специально отобранными по этому признаку. Солощими лошадьми назывались на Севере такие, которые будут есть что угодно, лишь бы было соленым. И не только соленым. Солощие лошади доедали за солдатами похлебку из котлов, могли сожрать внутренности рогатой скотины, наполненные непереваренными остатками сена, ели политые соленой водой лишайники, ну а уж сдобренная соленой водою трава, выкопанная из-под снега, приводила этих неприхотливых существ в подлинный восторг. Само собой, боевые кони - такие, какими пользовались бароны - солощими почти никогда не бывали, всякая низкосортная дрянь была не по их аристократическому нутру. Для боевых коней в обозе имелись запасы овса, которые, впрочем, через пять дней должны были подойти к концу. Но, как уверял Шоша, уже через три дня они накормят своих боевых лошадей либо в конюшнях барона Вэль-Виры, либо уже у себя дома, в Маш-Магарте. Лид изо всех сил старался не подавать виду, что потрясен до глубины души. Сегодня он был похищен сергаменой - и остался жив! Солнце садилось, когда он вернулся к дружине. Солдаты уже не чаяли увидеть военного советника не то что живым, а и вообще в цельном человеческом обличье, с руками, ногами и головой. Ничего связного Лид рассказывать не хотел, да толком и не смог бы, хоть его и просили, уважительного оглядывая возвращенца из страны смерти и протягивая ему фляги с гортело. Лид отделался общими формулами вроде "А потом меня поглотила пучина беспамятства" и "В целом это не так страшно, как может показаться". По верхушкам елей горы Вермаут, с которой Лид не сводил глаз, то и дело пробегали сполохи далеких костров. Чуть позже раздался рык зверя. Но это была не условленная магдорнская черепаха. Рычал сергамена - теперь Лид знал это. ГЛАВА 6. ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ПИННАРИНА "Отличается исполнительностью и настойчивостью, граничащими с фанатизмом." Из личного листа эрм-саванна Эгина. Архив Свода Равновесия 1 О Пиннарин, колыбель Пенных Гребней Счастливой Волны! Едва ли половине построек варанской столицы посчастливилось уцелеть. Но до Нового Ордоса по размаху разрушений Пиннарину было далеко. К тому же, когда Эгин, Есмар и пятеро матросов, которым выпал жребий провожать Эгина в Пиннарин с целью получения гонорара, вошли в город через полуразваленные Южные ворота, самые ужасные картины катастрофы успели смениться менее ужасными. Как обычно, больше всего досталось городской бедноте. Кварталы Коричневого Кольца, некогда застроенные наспех двухэтажными домами из плохо обожженных кирпичей, рухнули при первых же толчках, погребая под собой многодетные семьи ремесленников, мелких торговцев, попрошаек, матросов. Чертог Усопших тоже не выдержал натиска стихии. Поэтому трупы складывали штабелями на улицах. Было холодно. И все равно в столичном воздухе витал тепловатый и сладкий душок тления. Красное и Желтое Кольцо пострадали меньше, хотя и там многим зданиям пришлось худо. Во дворце Сиятельной рухнуло два флигеля и провалились крыши многих других строений. "Сиятельная, наверное, сейчас занята непростым вопросом: стоит ли четвертовать придворного архитектора из-за того, что обвалились два флигеля, или следует отменно наградить его за то, что обвалились всего два из восемнадцати?" - подумал Эгин. Зато громада Свода Равновесия по-прежнему возвышалась над городом, кутаясь в кисею серого тумана. Только гигантская двуострая секира на вершине Свода не устояла на своем месте и знаменитый голубой купол, под которым находился кабинет гнорра, потерял большую часть своего зловещего великолепия. Впрочем, Эгин, который готовился к худшему, отсутствием секиры не впечатлился. Его волновали другие вопросы: где искать Альсима и жива ли Овель? - Интересно, работают ли лавки? - поинтересовался Есмар, который после Нового Ордоса потерял способность дивиться картинам катастрофы, зато не забыл о своих планах быстрого обогащения. Эгин не нашелся, что ответить. С таким же успехом Есмар мог спросить: "А где здесь можно найти померанцевые пластыри от мозолей?" 2 "Шилол бы тебя подрал, Альсим, вместе с твоими письмами", - в сердцах повторял Эгин, двигаясь по Желтому Кольцу. Он без устали корил себя за то, что ввязался в это дело. Жилья на Желтом Кольце не нашлось. "Значит, пойдем на Красное", - вздохнул Эгин. Он помнил, сколько стоит жилье с видом на дворец Сиятельной. Но ночевать на улице не хотелось. Наконец Эгин решился и пристроил Есмара с пятерыми матросами в гостинице с многообещающим названием "Обитель блаженства". Стены "Обители" пошли трещинами, штукатурка обвалилась, оконные стекла высыпались на мостовую. Воздушное отопление не работало. Но в целом гостиница производила впечатление сравнительно сносного жилья. Судя по всему, так полагал не только Эгин. В дверях гостиницы он нос к носу столкнулся с двумя экзотически одетыми аристократами - не то северянами, не то наоборот настоящими магдорнскими южанами, которые, памятуя о предстоящем путешествии в "северный" Варан, вырядились с расчетом на местную дождливо-слякотную зиму. Странная это была пара и даже нелюбопытный Эгин остановился, чтобы полюбоваться ею. Среднего роста мужчина, в ярко-алом кафтане с золотым шитьем. Мужчина гордо нес свой живот, похлопывая по руке чем-то, напоминающим сложенный змееживой бич. Его спутницей была высокая женщина, чьи глаза лучились уверенностью и природной силой. Женщина скользнула по Эгину невидящим взглядом - чувствовалось, что не замечать глазеющих на нее мужчин вошло у нее в привычку. Вопреки своему величественному виду пара темпераментно переругивалась, да так негалантно и громко, что было слышно на всю улицу. Переругивались они в столь высоком темпе, что Эгин разобрал одно-единственное слово, которое на харренском значило "полудурок, не понимающий на каком свете он находится". Кажется, так женщина называла мужчину. "Значит, скорее всего северяне", - заключил Эгин. - Здесь заведение высокого класса, - холодно начал приказчик, пытаясь на глаз определить, водятся ли у Эгина деньги. - У нас останавливаются даже иностранные бароны. - Неужели? - с сомнением осведомился Эгин. Не то, чтобы заведение казалось ему недостойным. Но бароны... Нет, бароны-северяне останавливаются в дипломатической гостинице - это Эгин знал совершенно точно. Как и то, что в дипломатической гостинице все, включая поварят, являются друзьями (читай: стукачами) Свода. - Клянусь здоровьем жены. Настоящие бароны! Вон они, кстати, только что из дверей вышли... Видели? - Ну... если это были те самые бароны... - улыбнулся Эгин. "Можно подумать, здесь могли быть еще какие-то другие!" После созерцания загадочных северян и хвастовства приказчика Эгин совсем не удивился, когда за крохотную каморку с него было спрошено как за восьмикомнатные апартаменты с вызолоченными ночными горшками. Все-таки, иностранные бароны обязывают! Эгин, скрепя сердце, согласился. Уж очень не хотелось ночевать на улице. Матросы ни за что не соглашались отпускать Эгина на поиски "богатого столичного гиазира" в одиночестве. Пришлось оставить им в качестве залога свой меч вместе с ножнами из акульей кожи. Ни один благородный гиазир не продаст, не заложит и не бросит свой клинок. Это матросы знали так же хорошо, как то, что Вараном правит Сиятельная Княгиня, а не, допустим, конь в камзоле. Эгину не нравилась эта идея. Но идти к Альсиму в таком блестящем обществе ему не нравилось еще больше. "Что ж, придется гулять по разоренному Пиннарину без оружия", - вздохнул Эгин, ловя на себе совершенно сумасшедшие взгляды совершенно сумасшедших людей, слоняющихся по Красному и Желтому Кольцу. Кое-кто громко звал своих пропавших без вести близких, кто-то попрошайничал или пытался обменять личные вещи на еду. Благородные гиазиры и низкородные бродяги смешались в одно безумное уличное варево, которое мутными потоками растекалось по улицам полуразрушенного города. Эгин помнил, где следует искать Альсима. Как и положено пар-арценцу, Альсим имел должность-прикрытие и, разумеется, свой дом на Красном Кольце, свой выезд и своих слуг. Эгин прекрасно помнил, что человек, которого он и его бывшие коллеги по Своду Равновесия знают как балагура и умеренного похабника по имени Альсим, известен жителям столицы как Четвертый Носитель Малой Печати Дома Недр и Угодий Ера окс Ланай. А его особняк называется "Дом Герольдмейстеров" - это Эгин тоже помнил. Чтобы попасть к Дому Герольдмейстеров, пришлось заложить изрядный крюк, ибо по странной прихоти природы один квартал Красного Кольца все-таки обвалился полностью. Впечатляющие воображение завалы высились там, где некогда располагались театр, самая известная в столице лавка кружев "Респект" и дом Главы Иноземного Дома. Сюда Эгин, живя некогда под фальшивой личиной чиновника все того же Иноземного Дома Атена окс Гонаута, был зван на молочного поросенка с розмарином. Кажется, глава Иноземного Дома присмотрел тогда молодого Эгина-"Атена" в кавалеры своей младшей дочери. "А может и не присмотрел..." - подумал Эгин, осознавая, что с тех времен для него успела пройти вечность. А может и две вечности. 3 Когда Эгин увидел, что Дом Герольдмейстеров в целом устоял, у него отлегло от сердца. Он бодро взбежал на крыльцо. Ни молоточка, ни шнурочка... Ничего, чем посетитель мог бы культурно провозвестить свое появление. Помявшись, Эгин как следует двинул в дверь кулаком. Довольно долго внутри не было слышно никакого движения. Эгин двинул еще раз. "Неужели Альсим съехал? Надо же быть такой скотиной: съехать - и ни строчки не написать в письме!" Эгин ведь, все-таки, не был в столице уже больше двух лет. Сколько всего могло измениться за это время! Наконец привратницкое окошко отворилось. Через решетку Эгин увидел незнакомое лицо немолодого человека, заросшее черной щетиной. - Желаю видеть милостивого гиазира Еру окс Ланая, - вполне конспиративно начал Эгин. - Это совершенно невозможно, - монотонно, как механическая кукла, отвечал привратник. - Это ведь Дом Герольдмейстеров? - переспросил Эгин, окидывая фасад траченного стихийным катаклизмом строения более внимательным взглядом. "Мало ли! Может и правда ошибся, перепутал?" - Да, это Дом Герольдмейстеров, - без выражения ответили из окошка. - Значит, этот дом принадлежит Еру окс Ланаю. Верно? - Эгин сдобрил свои слова светской улыбочкой. - Не верно. - Кому же он принадлежит сейчас? - Сейчас он продается. - А где гиазир окс Ланай? - Не могу знать. - Когда он съехал? - Четыре дня назад. - Прямо во время землетрясения? - с нарочитым сомнением поинтересовался Эгин. - Вот прямо так: стены падают, а слуги кресла с зеркалами на подводы грузят? - Не могу знать. Эгин заметил, что в глазах привратника мелькнула тень замешательства. - А кто может знать? - с нажимом спросил Эгин. Вместо ответа привратник, не выдержавший словесного состязания, захлопнул окошко. Но не ушел. Он стоял с той стороны двери и ожидал реакции Эгина. Эгин осознал, что следует срочно менять репертуар. Видимо, с Альсимом и впрямь неладно. Если упустить момент - будет поздно. Прямо здесь, в Доме Герольдмейстеров, нужно выяснить все, что только знает эта мелкая шушера. - Ладно, мне надоел этот маскарад, - с усталым вздохом произнес Эгин. Он был уверен, что привратник его слышит. - Я прибыл сюда из Нового Ордоса с поручением к господину Альсиму. Я - аррум Свода Равновесия. Открывайте дверь. - Покажите Внешнюю Секиру, - пробурчал из-за двери привратник. - Увольте. Это вы покажите мне вашу. Бьюсь об заклад, я старше вас по званию по меньшей мере на ступень. Думаю, Йор, пар-арценц вашей родной Опоры Единства, не придет в восторг от вашей непочтительности, когда я расскажу ему, как вы со мной разговаривали. Сказано это было с унылой ленцой бывалого служаки. То есть именно так, как разговаривают старшие офицеры Свода. О том, что все его вранье пойдет коту под хвост в случае, если достопочтенный кровопийца Йор уже не пар-арценц Опоры Единства, Эгин старался не думать. Спустя два коротких колокола привратник снова открыл окошко и смерил Эгина взыскующим взглядом служивого. "Э-э, да я, кажется, попал в яблочко! Долгие лета господину Йору, который не по зубам даже саблезубым коллегам-паукам из Опоры Единства!" - с облегчением подумал Эгин. Поколебавшись с минуту, привратник открыл дверь. Все-таки, никто кроме старших офицеров Свода не знал истинных имен пар-арценцев. Точно так же, как Альсима все, включая членов Совета Шестидесяти, знали под именем Ера окс Ланай, Йор был известен при дворе, во флоте и в армии как Вурм окс Шаатта. Эгин вошел. Лязгнули дверные засовы за его спиной. - Ну, моя вот, - сказал привратник и сунул под нос Эгину жетон эрм-саванна. Как и положено, Сорок Отметин Огня отозвались своему владельцу резвыми искорками. - А моя - вот, - спокойно сказал Эгин. В переносицу эрм-саванна врезался его тяжелый кулак. В ту же секунду другой кулак Эгина повстречался с солнечным сплетением привратника. Вот уже два года, как у Эгина не было Внешней Секиры, как не было и Внутренней. Ему нечего было показывать. Привратник, кряхтя и плюясь кровью, скорчился у дверей. А Эгин, сдернув с карниза портьеру из тяжелого кружева, уже вязал его по рукам и ногам. Он был совершенно уверен в том, что эрм-саванн вообще не понял, что происходит. Обычные человеческие существа не мыслят в таких промежутках времени, в каких научил мыслить Эгина последний маг народа эверонотов господин Авелир. Потому что слова "Раздавленное Время" почти ничего ни для кого не значат. Эгин не стал рукоприкладствовать дальше. Он был уверен - привратник запомнил мощь его ударов и не станет подставляться под них снова. Все внутренности привратника жгло, как огнем. Сотня раскаленных игл медленно входила в его мозг. Плавая на волнах боли, привратник пытался сообразить, где ставят такие удары. Но ничего путного не шло ему в голову. Тем временем, Эгин умудрился полностью спеленать свою жертву. Потрепав эрм-саванна по щекам, он заставил его открыть глаза. - Слушай меня, эрм-саванн, внимательно. Ты слышишь? Привратник судорожно кивнул. - Я знаю, как убрать боль, которая сейчас подтачивает твой мозг. И я уберу ее, если ты скажешь мне правду. Советую тебе не торговаться со мной. Ты понимаешь меня, эрм-саванн? - Да, - прошептал привратник. - Спрашиваю тебя еще раз. Где Альсим? - Я не знаю. Не знаю! Меня приставили сюда вчера... Говорили, что по указанию самого гнорра... Здесь уже никого не было. - Кто еще есть сейчас в этом доме? - Мой напарник... Он сейчас спит... - Какое поручение дали вам в Своде? - Просмотреть все вещи... Прочитать все письма... Сообщать обо всем подозрительном... Обо всех, кто приходил... - Где слуги Альсима? - Когда мы сюда пришли, в доме никого не было. - Сколько дней ты здесь? - Один день! Ровно один! - прохрипел привратник. - Как ты думаешь, что случилось с Альсимом? - Я ничего не думаю... Меня не учили думать! Меня учили выполнять приказы... - Альсим жив? - Эгин приблизился к лицу лежащего на полу привратника почти вплотную. Его колено давило в живот несчастному, причиняя ему невероятную боль. Эгину очень не нравилось то, что он делал с привратником. Но других вариантов быстро узнать правду у него не было. Ничем иным, кроме иссушивающей мозг боли, заставить офицера Свода переступить через так называемый "порог правды" было невозможно. Судя по выражению лица эрм-саванна, но, главное, по беззащитным мыслям-рыбкам, сновавшим у самого дна его глаз, он действительно не лгал Эгину. - Не знаю... я не знаю! Я не знаю-ю-ю! Мне никто ничего не объяснял, мне никто ничего не докла... Но Эгин не дослушал. На лестнице, ведущей в покои второго этажа, скрипнула половица. Эгин почувствовал присутствие другого человека. Возможно, напарника эрм-саванна. Спустя секунду воздух рассекла сталь метательного кинжала. Эгин бросился на пол и, перекатившись, оказался в самом темном углу прихожей. С характерным струнным звуком метательный кинжал встрял в деревянный пол на расстоянии в ширину ладони от головы привратника. Эгин мгновенно пришел к выводу, что хоть рукопашной офицеры Опоры Единства толком и не обучены, зато кинжалы метать у них получается вполне профессионально. Если бы он не выполнил опережающего уклонения, между его шейными позвонками сейчас звенела бы сталь из кузниц Свода. Противник затаился. Эгин тоже не спешил обнаруживать себя. Привратник начал возиться в своих путах, стремясь высвободиться из них и, возможно, прийти на помощь товарищу. "Мы еще повоюем!" - так следовало понимать его упрямство. Однако, боль и слабость делали его попытки тщетными. Шло время. Эгин привстал на одном колене. Лестница на второй этаж была укрыта роскошной ковровой дорожкой. Такие изготовлялись только по особому заказу из бобровых шкурок, нашитых на сукно. Насчет этой самой дорожки из бобровых шкурок Эгин некогда слышал на дружеской пирушке следующую инсинуацию: дескать, ночами пар-арценц Альсим любит прогуливаться по дому голым и босым. Вот потому-то, чтобы ноги не мерзли, он и измыслил себе такие ковры. Мастер кинжала из Опоры Единства начал тихо, словно ласка, спускаться по лестнице. Вот сломалась под стопой офицера сосновая иголка, лежащая на ковровой дорожке, вот дерево еле слышно отозвалось опустившейся на него пятке... Эгин не был уверен, что два года назад, став аррумом, то есть пройдя через Второе Посвящение, он мог бы слышать то, что он слышал теперь. Но на Медовом Берегу его человеческий слух явно улучшился и стал более чем человеческим. "Жаль только, что применять его приходится в точности так же, как два, три или пять лет назад." Судя по звукам, противник Эгина преодолел уже четыре ступеньки. Это значило, что еще два шага - и он окажется на финишной прямой, отделяющей его от ступенчатого спуска в прихожую, а значит он снова станет садить в Эгина кинжалами. В темноту или в Эгина - в данном случае не столь важно. Как вдруг в этот момент вся разыгрывающаяся сцена показалась Эгину до крайности неуместной. Более того - виденной им в тех или иных вариациях великое множество раз. Ему надоело таиться. Надоело противостоять. Возможно, потому, что он знал - ни спеленутый эрм-саванн, ни его напарник, недурно управляющийся с кинжалами, не являются для него равными противниками. Вопрос, являются ли они вообще противниками. Так почему же он, Эгин, тратит на весь этот фарс драгоценные мгновения собственной, не такой уж длинной жизни? С такими мыслями Эгин выскочил из своего укрытия, подбежал к краю лестницы, крепко-накрепко схватил руками край ковровой дорожки и что было сил дернул ее на себя. Эгину повезло. Его визави успел ступить на край дорожки, но когда дорожка вдруг резко поехала вниз, он не успел сделать ровным счетом ничего. Эгин стремительно тащил дорожку на себя, а вместе с ней по крутой лестнице Дома Герольдмейстеров кубарем катился второй офицер, приставленный гнорром Свода Равновесия для наблюдения за домом Альсима. Связку метательных кинжалов, с которыми он вступил на тропу войны, офицер выронил сразу же. Эгин слышал, как рукояти кинжалов звякнули, ударившись о лестничные перила. Спустя минуту грохот утих. Кинжал, предусмотрительно выдернутый Эгином из досок пола, уже приблизился к горлу молодого офицера. На офицере были только светло-серые рейтузы и несвежая рубаха, которую тот даже не успел перехватить поясом. Похоже, привратник не соврал: его напарник еще совсем недавно мирно посапывал в покоях Альсима. - Офицер, поверьте, вам нет никакого смысла снова ввязываться со мной в драку. Ничего хорошего из этого не получится. Разве что я могу случайно вас убить, а мне бы этого не хотелось. Поэтому извольте проследовать сюда. Осторожно, но крепко взяв парня за волосы сзади, Эгин, не опуская кинжала, повел его туда, где, как он знал, расположен нужник. После этого Эгин, наподдав для острастки по почкам, запер Мату, рах-саванна Опоры Единства, в мраморном нужнике дома чиновника Иноземного Дома Еры окс Ламая. Затем он еще туже затянул узлы на изрыгающем проклятия привратнике и поспешил наверх, в комнату Альсима. Эгин все еще не терял надежды прояснить для себя, что же здесь, Шилол всех разнеси, происходит. Или, в крайнем случае, раздобыть в доме Альсима немного денег. 4 Кабинет Альсима выглядел так, будто его только что покинул хозяин. Спираль с излюбленным Альсимовым благовонием "лесная птица", составленным из восемнадцати ароматов, среди которых преобладали чабрец, жимолость и багульник, стояла на подставке для благовоний незажженной. В комнате витал легкий болотный аромат. "Сюда не так уж часто заходили, - определил Эгин, - иначе тонкий запах лесов Северной Лезы выветрился бы от постоянных сквозняков за день. Да и без сквозняков он не продержался бы больше двух дней. Из этого следует, что по крайней мере позавчера Альсим еще жег свою любимую пакость. Значит, офицеры все-таки сказали правду." На спинке рабочего кресла висел расшитый жемчугом чиновничий камзол со знаками отличия чиновника Дома Недр и Угодий. На столе стоял стакан с жидкостью для полоскания рта. У Альсима, и Эгин это помнил, частенько болели зубы. А походы к Знахарю Свода пар-арценц любил той же трепетной любовью, какой маленькие девочки любят пауков и мокриц. Эгин осторожно взял в руки стакан и посмотрел его на свет. Оставленная некоторое время назад без движения жидкость начала отстаиваться. Осадок стал понемногу собираться внизу - там цвет раствора был интенсивнее, чем сверху. "По крайней мере три дня назад Альсим был еще здесь..." Если бы Альсим не прикасался к стакану неделю, следы разложения раствора были бы более явными. Если бы он брал стакан в руки вчера - жидкость тоже выглядела бы не так. "Значит, буквально до последних дней у Альсима все было в относительном порядке, иначе едва ли у него нашлось бы время печься о своих зубах. А потом? Потом начались неожиданные неприятности. Если после землетрясения, когда люди Свода нужны буквально всюду, в доме у Альсима находят возможным оставить двух дуроломов, значит эти неприятности очень серьезны. Неужто Альсим впал в немилость у Лагхи?" Эгин бросил беглый взгляд на бумаги, которые лежали на столе. На чернильницу, под хрустальной крышкой которой плескались свежие темно-малиновые чернила. "Считаю правильным направить двух рудознатцев в район Нашлаимского хребта." И подпись: Ера окс Ланай. "Это Альсим тренировался исполнять перед иностранными лопухами роль чиновника Дома Недр и Угодий", - сразу понял Эгин. "Драгоценный Ваин, жду тебя сегодня вечером. Прихвати доску. Свою я залил компотом". "А это Альсим зазывал кого-то на партию в Хаместир, да письмо не отправил". А это? Перед Эгином лежал белый лист бумаги, на котором было изображено нечто, отдаленно похожее на большого медведя. Или медведицу. Страшные, глубоко посаженные и по-человечески выразительные глаза были проработаны Альсимом с особым тщанием. Могильным холодом веяло от фигуры животного и от странной фарфоровой чашки для крюшона, которая стояла у его передних лап. Убедившись в том, что с обратной стороны не написано ничего важного и что бумага не содержит следов тайнописи, Эгин вернул лист с медведицей на стол. Да, так он и думал. Офицеры Свода не оставляют на своих столах важных бумаг. "Значит, придется искать деньги", - вздохнул Эгин. Ему ничего не оставалось, как споро выворотить на пол содержимое верхних ящиков стола, опустошить шкатулку с ерундовыми драгоценностями и прихватить кошелек с семьюдесятью золотыми аврами, который спокойно лежал нетронутым на тумбочке возле кадки с засыхающим миртовым деревцем. "Будто меня дожидался!" - подумал Эгин и спрятал кошелек за пазуху. - У тебя твердая рука. Неплохо управляешься с кинжалом, - сказал Эгин рах-саванну, которому посчастливилось пересчитать ступени лестницы при помощи своих ребер. - Благодарствую, - буркнул тот, с опаской поглядывая на Эгина. - Развяжи своего друга, - бросил Эгин, указывая ему в сторону скорчившегося в муках привратника. - И скажи ему, что через час боль уйдет. Офицер бросился выполнять указания Эгина. - Между прочим, в ваших интересах ничего никому не рассказывать. Вам ведь не поверят, если вы скажете, что двух офицеров Свода одолел какой-то штатский грабитель, - Эгин выразительно потряс кошельком. Бесшумно закрыв за собой дверь Дома Герольдмейстеров, он вышел на улицу и почти сразу исчез в ранних зимних сумерках. 5 По поводу текущего местоположения Альсима у Эгина оставалась одна-единственная версия. "После неких недавних событий, о которых мне знать пока не дано, он просто перебрался жить в Свод", - решил Эгин. Ноги сами несли его в нужном направлении. На площадь Двух Лагинов, под сень пирамидальной громады Свода Равновесия. Если у Пиннарина и было нечто, что можно было бы приравнять к Золотому Цветку, или, если угодно - центру средоточия силы, то находился этот центр не в княжеском дворце, как полагали некоторые подхалимы, и не в военной части морского порта, как полагали некоторые патриоты (то есть подхалимы другого рода), а в здании Свода Равновесия. Когда Эгин вышел на площадь Двух Лагинов, на краю которой красовалась серая громада Свода, он обнаружил, что ноги "сами принесли" на эту площадь не только его, но еще и тысчонку-другую жителей столицы. Походило это все на несанкционированное народное гулянье во время холеры. Прямо на греовердовых плитах, на некотором отдалении от парадного входа в Свод, жгли костры, на которых грелась в огромных котлах благотворительная похлебка. Эту похлебку жаловала своим подданным Княгиня. По площади, словно Измененные лучи розы ветров, змеились многоголовые очереди за дармовщиной. Рядом расхаживали солдаты, присматривающие за порядком. Мимо страждущих похлебки сновали сноровистые коммерсанты. Они предлагали пирожки с крысятиной, хлеб с отрубями и воду. Пресная вода в Пиннарине стала ценой с молодое вино. Два акведука, снабжавших водой большую часть столицы, были разрушены на протяжении многих лиг. Третий обещали починить к послезавтрему. А из многих колодцев вода ушла в один день, не считая тех, что оказались погребенными под развалинами. А было их и так не больно много. "Налетай, лучшая вода в столице! Кишки так и продирает!" - орал мальчик с бурдюком. Но Эгину не нужно было продирать кишки. Ему нужны были холодные мраморные ступени, приводящие к центральному входу в Свод. Как известно, этим входом не пользовался никто, кроме впервые доносящих в Опору Благонравия, страдавших размягчением мозгов и тех, кто решил попробовать свои силы в Комнате Шепотов и Дуновений, или, иными словами, в борьбе за должность гнорра. И те, и другие, и третьи были по-своему сумасшедшими. Сумасшедших в Варане не любили и боялись. Поэтому, когда стало понятно, куда именно направляется неплохо одетый молодой гиазир с коротко остриженными волосами цвета спелой ржи, люди, что стояли поближе ко входу, стали расступаться, перешептываться и указывать на Эгина пальцами. - Милок, не ходил бы ты туда. Молод еще, не воротишься, - схватила Эгина за рукав сердобольная бабка, стоявшая в очереди к котлу со своей деревянной кружкой. Во рту у нее не сочлось бы и четырех зубов. - Значит, не судьба мне будет воротиться, бабушка, - усмехнулся Эгин. 6 Перед огромной высоты дверями Эгин остановился и закрыл глаза. "Что ты делаешь, безумец?" - спрашивал Эгина собственный рассудок голосом наставника из Четверного Поместья. "Ты поступаешь правильно. Главное - не бойся", - успокаивала Эгина его собственная душа голосом Авелира. "Не лучшее место для дебатов", - закрыл дискуссию Эгин и его пальцы сжали ледяную ручку из черненого серебра. Он никогда не заходил в Свод через парадный вход. В бытность свою офицером он всегда пользовался тоннелями, которые, подобно кротовьим лазам, пронизывали всю подземную часть варанской столицы. Но воспользоваться тоннелем сейчас Эгин не имел никакой возможности. Во-первых, шансы Эгина пройти через тоннель были еще ниже, чем здесь. Впрочем, и здесь они равнялись почти что нулю. Только в тоннеле его попросту зарубили бы на входе при попытке объясниться - стражи тоннеля куртуазными манерами, как и разговорчивостью, не отличались. Да и вопрос еще, какие из тоннелей уцелели после землетрясения и какие сейчас работают. Эгин знал, даже и без всяких землетрясений: проходы, что были рабочими еще неделю назад, сегодня запросто могут оказаться закрытыми на неопределенный срок. Роль стража в обширном холле Свода Равновесия выполнял один-единственный офицер с дивными, до плеч, рыжими волосами и высокомерной улыбкой человека, многого добившегося в этой жизни своими собственными усилиями. Точнее, можно было видеть только одного офицера. Эгин знал, что сейчас за ним наблюдают по меньшей мере четыре пары глаз. Двое - из-за зеркала, украшающего стену по правую руку от него. Двое - из-за зеркала слева. И Шилол знает, сколько еще. - Вы в Комнату Шепота и Дуновений? - поинтересовался рыжеволосый офицер, вальяжной походкой приближаясь к Эгину. - Нет. - В таком случае, вам, должно быть, есть, что рассказать служителям Князя и Истины? Эгин невольно усмехнулся. Его опрашивали по стандартной схеме. Неужели он похож на доносчика? Все доносчики, которых доводилось ему видеть в кабинетах Свода, были малого роста, плюгавы, сероглазы и, обычно, уже в летах. Те, что были помоложе и выглядели попрезентабельней, кажется, предпочитали доносить письменно. - Нет, мне нечего донести. Но мне есть что рассказать служителям Князя и Истины. - Что именно вы хотите рассказать? - Меня зовут Эгин. Еще два года назад я был аррумом Опоры Вещей. Но по личному распоряжению гнорра Лагхи Коалары я был почетно уволен из рядов Свода по состоянию здоровья. Молодой офицер внимательно оглядел Эгина с ног до головы. Разумеется, ему совсем не верилось, что у Эгина плохо со здоровьем. Прекрасно сложенное, мускулистое тело Эгина, его глаза, манера двигаться и говорить - все это источало жизненную силу в количестве, несовместимом со словом "болезнь". Еще меньше рыжеволосому офицеру верилось в то, что надменный гнорр Лагха Коалара станет принимать участие в почетном увольнении каких-то там аррумов, которых в Своде как собак нерезаных. Но самое главное, офицеру совершенно не верилось в то, что человек в расцвете сил и карьеры может "уволиться" из Свода. Ведь с младых ногтей его учили - из Свода можно уйти либо вперед ногами, либо на пенсию, по выслуге лет. Да и сама "пенсия" будет скорее всего протекать в одном из Поместий, где учат молодежь Свода. А вовсе не на курорте с целебными грязями, как представляется некоторым дуракам. На каких же жерновах Хуммера смолота та пудра, которой обильно посыпает его мозги этот безумец, говорящий с легким аютским акцентом? - Офицер, этот шрам - след от Внутренней Секиры, которую извлекли из моего тела два года назад, - продолжал говорить Эгин, до самого плеча задирая рукава рубахи и камзола. - Вы видите? - Я вижу. Но если вы и впрямь были офицером Свода, то должны понимать, что такой шрам легко подделать, - с подозрительным прищуром сказал рыжеволосый. - Легко. Но зачем? Скажите, зачем его подделывать? - спросил Эгин с убийственной интонацией. - Неужели вы думаете, что харренский сотинальм станет подсылать своих шпионов к центральному входу в Свод? Подозрительность его бывших коллег начинала изрядно действовать ему на нервы. Как всегда, проверяют все что угодно по триста раз, пока под носом у всех проверяющих, в самых верхах, не созревает опаснейший заговор, наподобие заговора Норо окс Шина. Да и вообще - Пиннарин в руинах, а эти здесь, как обычно, сама бдительность! Сама сдержанность! - Или, может, Гиэннера повредилась в уме и решила заняться такими трюками? - нажимал Эгин. - Это не входит в сферу моей компетенции, - холодно сказал офицер. - Послушайте, я не настаиваю на том, чтобы меня непременно пустили... - Об этом не может быть и речи, - вставил офицер. Он знал, что за ходом их разговора внимательно следят офицеры, расположившиеся за зеркалами. Он очень не хотел, чтобы кто-то из них составил рапорт, в котором отмечалось бы неполное служебное соответствие офицера такого-то, выразившееся в неподобающей манере вести беседу. Он знал: стоит ему подать людям за зеркалами знак - и Эгина уведут туда, откуда нет возврата. Туда, где существуют только "расследования", "доверительные расспросы", "довыяснение подробностей". Но рыжеволосый офицер не торопился подавать этот знак. Возможно, из-за того, что стоять в вестибюле Свода, ожидая таких вот, как Эгин, тронутых, было очень и очень скучно. - ...Мне всего лишь нужно поговорить с Альсимом, пар-арценцем Опоры Вещей. Или с гнорром. Мне нужно, чтобы вы передали Альсиму или Лагхе Коаларе сообщение из двух слов. "Эгин в столице". Я могу рассчитывать на это? - продолжал Эгин, прилагая огромные старания к тому, чтобы не потерять самообладание. - Нет. Вы не можете на это рассчитывать. Офицеры Свода не подрабатывают почтовыми голубями. Если вы и впрямь знакомы накоротке с теми людьми, имена которых вы здесь упомянули, значит у вас должны быть особые каналы для связи с ними. Разве вам, бывшему офицеру Свода, если принять за правду то, что вы мне тут понарассказывали, это внове? - с издевкой поинтересовался офицер. - Разумеется, нет. Но сегодня, когда я пришел к особняку чиновника Дома Недр и Угодий Еры окс Ламая, под личиной которого долгое время в столице проживал гиазир Альсим, я обнаружил там засаду из людей Свода. Вследствие этой причины связаться с гиазиром Альсимом по каналу, который был мне ранее указан, я не мог. Эгин заметил, что при упоминании о Ере окс Ламае глаза молодого офицера блеснули тусклым огнем любопытства, хотя это было всего лишь конспиративное имя, известное, по идее, очень и очень немногим. Видимо, офицер решил, что на этом странном человеке, выдающем себя за его бывшего коллегу, можно наиграть лишнюю ступень своей карьеры. Секунду спустя Эгин заметил, что офицер пытается подать знак людям в левом зеркале - это означало, что начинается второй тур переговоров. Эгин очень надеялся, что этого второго тура не последует вовсе. Что ж, значит надеялся он напрасно. Как ни в чем ни бывало, офицер заткнул большой палец левой руки за кожаный поясной ремень. Это означало, что он просит подмоги у левого зеркала. Но знак рыжеволосого был принят совсем с другой стороны. Правое, а не левое зеркало повернулось вокруг своей оси и в ярко освещенный вестибюль вышел человек, чье лицо показалось Эгину смутно знакомым. Быстрыми шагами человек подошел к Эгину и рыжеволосому, показал левому зеркалу знак "отбой". - Меня зовут Тэн, я - рах-саванн Опоры Единства. Вы, наверное, меня не помните, но я, Эгин, вас помню отлично. Эгин всматривался в костистое лицо рах-саванна, терзая свою память. Но она отказывалась выдавать соответствующие этому Тэну время, место и обстоятельства. - Мы встречались на мятежном "Венце Небес". Мы встречались и во время штурма Хоц-Дзанга. Я помню, как вас, раненного в спину, принесли на "Венец" и как гнорр, можно сказать, сдувал с вас пылинки. Эгин дружелюбно улыбнулся. "Сдувал пылинки" - это, конечно же, слишком крепко сказано. По-настоящему гнорр сдувал с Эгина пылинки на Медовом Берегу, после того, как он убил потворного девкатра. - Я знаю, что вы говорите правду. И я очень хочу вам помочь. Эрм-саванн, оставьте нас на минуту, - бросил он начальственным тоном в сторону рыжеволосого офицера. Нехотя повинуясь, тот пошел прогуляться по холлу, с нарочитой беспечностью разглядывая лепные гербы на потолке. - С вашей стороны было чудовищной глупостью являться сюда. Но если выдастся возможность, я передам гнорру то, о чем вы просили. Гнорр не дает увольнений кому попало - думаю, он вас помнит. А теперь - немедленно уходите. И не оборачивайтесь. Эгин понял, что спорить с этим рах-саванном бессмысленно. И что если бы не Тэн, скромный служака с "Венца Небес", сейчас он вел бы нудные беседы со своими, не столь благожелательно настроенными к нему, бывшими коллегами. - Спасибо, Тэн, - бросил Эгин и поспешил к стеклянным дверям, провожаемый удивленным взглядом молодого рыжеволосого карьериста. ГЛАВА 7. ДИПЛОМАТИЯ В БУДУАРЕ "Время от времени сильные мира сего допускают серьезные ошибки." Вик Грамматик 1 Три сторожевые галеры перехватили этот необычный корабль в семи лигах мористее пиннаринского порта. Корабль шел под косым парусом, каким часто пользуются смеги, но был значительно длиннее пиратской фелюки. Шел споро - начиналась пора "грютто", западных и северо-западных ветров, с завидным постоянством несущих на Пиннарин туман, дождь и мокрый снег. Да и конструкция корабля, судя по всему, была выбрана весьма удачно. Капитан флагманской галеры прикинул на глазок скорость пришельца и заключил, что при таком ветре угнаться за ним на веслах было бы непросто. Впрочем, это если гнать в сторону Пиннарина. А вот уйти в море паруснику никак не удастся - ветер не в его пользу, после разворота скорость его по меньшей мере уполовинится. Над "вороньим гнездом", в котором виднелись фигурки двух наблюдателей, был укреплен большой архаический штандарт, отличный от варанских, ре-тарских и харренских: бело-голубой, с двумя длинными алыми лентами по краям. На фоне чередующихся белых и голубых полос в форме правильного ромба располагались четыре семиконечных звезды. Ни капитан флагманской галеры, ни его помощник никогда не видели вживую такого штандарта. Пробили тревогу и послали юнгу в капитанский шатер (ни кают, ни надстроек на сторожевых галерах не было) за реестровой книгой. - Оружие - к бою! - раскатилось над носовыми площадками варанских сторожевиков. В считанные мгновения были сброшены парусиновые чехлы, поползли по направляющим желобам казенники многозарядных стрелометов, палубная пехота выстроилась в колонну за перекидным абордажным трапом, "вороном". Капитан поднес к губам медный раструб: - Зарифляй паруса! Повторил по-харренски. По ре-тарски. И на языке смегов. Неопознанный корабль не отреагировал. Юнга притащил реестровую книгу. В самом конце, в разделе "Непроверенные редкости", значилось: "Владеют ли князья Фальма своим флотом - в том полной уверенности нет. Однако следует знать, что обычным для Фальма гербом внешних сношений являются четыре семиконечных звезды в поле из белых и голубых полос." Зверда, Шоша и капитан Цервель - такой же наемник, как и воевода Лид - пристально следили за варанскими галерами. За свою шкуру Зверда и Шоша почти не боялись. А вот Цервель, единственный мореход Маш-Магарта, трусил преизрядно. - Я вам говорил, у них отлично поставлена дозорная служба, - с укором сказал Цервель. - Надо было ночью идти, тогда был бы шанс проскочить. - Мы не тати, чтобы красться в нощи, - гордо сказал Шоша. - Зарифляй паруса-а! Возьму на абордаж - хуже будет! - донеслось с варанской стороны. - Что там они бубнят? - переспросил Шоша у Цервеля. - Что-что... Остановиться просят, вестимо. - Флаги! - коротко скомандовала Зверда. И, поднеся к губам спиленную с одного конца раковину, ответила на варанском: - Мы - мирное посольство Фальма! Мы просим свободного прохода в пиннаринскую гавань! Ее голос разнесся удивительно звонко. Зверду было слышно куда лучше, чем гундосого варанского капитана. Одновременно с этим фальмский парусник выбросил аж четыре черных флага - по два с каждого борта. Капитан варанской галеры видел, что фальмский корабль не вооружен и на его палубе не видно никого, кроме хозяев и нескольких матросов парусной команды. Однако это не было аргументом для служаки, располагающего четкими инструкциями. - Не имею на ваш счет особых указаний! Вы должны быть досмотрены и отбуксированы к Вересковому мысу! Затем ваше дело будет рассмотрено! - Я же тебя предупреждала, - повела плечом Зверда. - У них так принято: по два месяца послов мурыжить, а потом выдворять к шилоловой матери. - Командуй, капитан. Пришло время, - Шоша хохотнул в предвкушении веселья и ободрительно хлопнул Цервеля по плечу. - Двойную прибавку всем дам, когда прорвемся! "Если прорвемся", - подумал капитан, но перечить не стал. - Давай бортовые! - крикнул он матросам. - Пошевеливайтесь, бакланы, нечего пялиться! Смерти давно не видели!? До варанских галер было самое большее сто саженей. Одна из них попадала на левый траверз фальмского парусника, две других, в том числе и флагманская - на правый. Расстояние между галерами было таким, что в него можно было достаточно свободно пройти. Однако при этом оба борта оказывались под обстрелом. - Что наши рыбки? - вполголоса осведомился Шоша у Зверды. - Здесь. Чуть не от самого Маяка Скворцов все собрались. - Я их не чую, - признался Шоша. - Мельчаете, любимый. Прав был Вэль-Вира... Зверда и Шоша посмотрели друг на друга в упор. Кровь ударила Шоше в голову, но ему хватило ума не скандалить посреди чужого моря. Зверда неожиданно нежно погладила мужа по щеке. Шоша просиял. Капитан варанского дозора видел, что фальмские матросы суетятся на палубе, да только что-то парус на рее никто зарифлять не торопится. - Считаю до десяти! Потом стреляю! - сообщил капитан самоубийцам с Фальмского полуострова. К этому моменту на его галерах были взведены уже и громоздкие четырехлучевые машины, мечущие гарпуны на цепях - незаменимое средство при абордаже. Стоит фальмскому неслуху оказаться меж галерами - его загарпунят с двух сторон. И не рыпнется, голубчик! Фальмский корабль неожиданно выбросил две невиданных скошенных мачты, которые свешивались за каждый борт и несли по одному дополнительному прямоугольному парусу. Паруса громко хлопнули, наполняясь ветром, и корабль полетел вперед еще быстрее. Это была первая неожиданность. - Раз, два... десять! - сорвался обозленный капитан. Зачастили полуавтоматические стрелометы варанских галер. Впрочем, высокий фальшборт смог надежно защитить и непрошенных послов, и залегших на палубе матросов. Такое оружие было эффективно против морской пехоты неприятеля, выстроившейся на палубе перед абордажным броском. Или против пугливого "купца". На на фальмском корабле не было ни морской пехоты, ни ценных грузов. Когда форштевень фальмского гостя вышел на одну линию с форштевнями варанских галер, вода вокруг него - и с бортов, и и за кормой - забурлила от несметного числа плавников, серебристых тел, беспокойно бьющих хвостов. Полчища рыб, мелких придонных и больших глубинных рыб моря Фахо поднялись на границу с чуждой им стихией. Некогда варанский капитан слышал басни о том, что раз в столетие из пучин морских подымаются полчища сельди во главе с сельдяным королем и, шествуя огромной ордой, проходят через все море. По пути они губят без разбору мелкие суденышки и рыбачьи лодки, вздымая их на высокий гребень живой волны. А в завершение своего разорительного шествия орда находит на побережье самого доброго человека и преподносит ему жемчуга, золото и другие богатства из глубин морских. Что-то подобное происходило теперь на его глазах. Правда, сельди в этой ораве было мало, жемчугов при них не было вовсе, а сельдяным королем, кажется, рыбы избрали корабль фальмских пришельцев. Однако расчеты гарпунных машин были чужды всякого почтения к новоявленному "сельдяному королю". Упругие пучки жил, на совесть сплетенные в мануфактуре Имерта окс Гашаллы, рванули метательные рычаги, казенники громыхнули о стопорные брусья и две иззубренных железных стрелы, гремя цепями, проломили борта нарушителя. Натяжные пояски при ударе соскользнули со сложенных наконечников и уже внутри корабельного корпуса раскрылись их подпружиненные лепестки. Такой гарпун и секирой не перешибешь, и молотом не вышибешь. Корабль вздрогнул и резко замедлил свой бег. Шоша и Зверда, которые теперь стояли, припав на одно колено, чтобы не стать жертвой залетной стрелы, с трудом удержали равновесие. - Барон, извольте проверить, что за дерьмо прилипло нам на хвост, - сверкнув немного сумасшедшими глазами, попросила Зверда. - Слушаю и повинуюсь, моя баронесса! Шоша выхватил из заспинных ножен свой боевой бич, с которым был неразлучен, и с изумительной ловкостью подбежал к фальшборту. - Мелкая мелочь, - осклабился Шоша, заметив гарпун, который торчал неподалеку. - Сложить оружие, зарифляй паруса! - без умолку орал варанский капитан. Он отметил про себя, что если фальмские бандиты не уберут паруса сами, то их скоро сорвет "грютто". Выворотит с мясом, с крепежом и реями. Варанский капитан полагал себя победителем. Его галера потихоньку вытравливала гарпунную цепь, в то время как другая галера свою цепь стравливала. Таким образом, не в меру прыткий парусник скоро должен был оказаться в сфере досягаемости абордажного трапа. Третья же галера заходила паруснику с кормы - так ей было сподручнее - и тоже должна была вот-вот достать его своим абордажным крюком. Все четко, как на учениях! Барон Шоша тем временем прытко подбежал к тому месту, где из середины борта торчал гарпун. Он отпустил змееживой бич на всю длину - ее как раз хватило, чтобы захлестнуть гарпун у самого основания - и рванул на себя. "Вжж-ж-ж-ж" - искры, звон - "вжжжиу"! У варанского капитана полезли на лоб глаза. Гарпун остался торчать в борту, неведомый волхв исчез из поля зрения - видать, побежал к другому борту - а перегрызенная колдовским металлом цепь упала в море. Туда, где бесновались рыбьи орды. Сила ветра был такой, что, освободившись от одной цепи, фальмский парусник сразу же тронулся с места, выказывая намерение волочить за собой загарпунившую его вторую варанскую галеру. - Барон, повремените! Давайте проучим негодяев! - прокричала Зверда, видя, что барон уже готов перерезать своим чудо-оружием вторую цепь. Вместо ответа Шоша зареготал. Он понял, что имеет в виду его многомудрая супруга. Барон для виду попыхтел над второй цепью, не применяя заклинаний-мыслеобразов, и - вроде как разочарованный - спрятал боевой бич обратно за спину. Рыбья орда, со всех сторон подпирающая и подталкивающая повыше, прочь из воды, своего "короля", и попутный ветер понесли корабль к Пиннарину. Следом за ним, волочась на гарпунной цепи, потащилась варанская галера. Неуправляемая, ломающая весла о волны при попытках табанить, совершенно беспомощная. Две других галеры лихорадочно разворачивались вслед ускользнувшему нарушителю, выпустили еще около двадцати стрел и достали-таки одного матроса. Та галера, что заходила на фальмский парусник с кормы, метнула свой гарпун, да в спешке промахнулась. А догнать стервецов на веслах при такой погоде шансов не было... Лагха Коалара, работавший в своем кабинете под куполом Свода Равновесия, не почувствовал ни малейших магических возмущений. Могучий Зрак Истины оставался безмятежен. День как день, отличный зимний денек. Ни скука, ни праздное любопытство не заставили его подойти к лебяжьим шеям дальноглядных труб, выведенных по периметру кабинета. Звуки из порта сюда тоже при закрытом куполе не проникали. Поэтому Лагха прозевал отменное зрелище: столкновение сторожевой галеры с каменным молом на входе в гавань, и - мириады серебристых молний, прыснувшие из-под неведомого парусника. Молнии быстро растворились в морских глубинах за молом, а парусник вполне степенно вошел в пиннаринскую гавань и бросил якорь у крайней пристани возле Арсенала. Спустя полчаса двери подъемника распахнулись, впуская в кабинет запыхавшегося "лосося" в сопровождении двух рах-саваннов Опоры Единства. Только от них гнорр Свода Равновесия узнал, что в порту, под прицелом шести "молний Аюта", пятидесяти семи тяжелых метательных машин и пятисот лучников находится посольство Фальма, неведомо как упущенное морским дозором. На посольском корабле исполняют диковатую, но приятную для слуха музыку, а борта его увешаны черными флагами вперемежку с шитыми золотом добрыми пожеланиями. Взоры Аррумов и Зраки Истины не могут нащупать ровным счетом никакой магической крамолы. Только лишь змееживой бич в руках главы посольства, благородного Шоши, является подсудным оружием. Но законы о подсудном оружии, увы, искони не распространяются на предводителей иноземных посольств. Однако фальмское посольство появилось в порту против правил, да еще привело в негодность одну из сторожевых галер, экипаж которой рассказывает... Лагха внимательно слушал "лосося", не перебивая. Латы офицера морской пехоты поблескивали так, словно тот весь день специально готовился к аудиенции у гнорра. "А ведь он здесь первый раз в жизни. И никогда не мог помыслить, что вообще попадет в Свод. И не попадет уже сюда никогда. Если ему, конечно, повезет", - рассеянно размышлял Лагха. Одновременно с этим его мозг вел лихорадочную аналитическую работу. Так он умел сызмальства, а в последние недели эта способность стала проявляться все чаще. "Фальм и Харрена - враги с начала имперского периода; Эпизодический союз: на время Тридцатидневной войны; Фальм внутри - союз вольных баронств; бароны... упрямые бараны с ворохом древних привилегий; привилегии... сохраняются веками, бароны воинственны, замки укреплены, Фальм - болота, леса, горы; болота, леса, горы... Вермаут! 12-й год: глубокое проникновение аррума Сайтага; судьба проникновения: нет достоверных данных; Вермаут: гора, магическое значение - неопределенное; Версии: бывший Золотой Цветок, бывший форпост ледовооких, бывшая резиденция диоферидов, бывший храм Гаиллириса; войны: Харренский Союз, смеги; эпизодически - Варан; есть ли внутренние усобицы? нет достоверных данных; Шоша? нет достоверных данных; Фальм... Фальм... Эгин! Отчет Эгина, 62 год: вероятное место назначения беглых мятежников во главе с Дотанагелой; связь? да спросить теперь не с кого, надо было при себе хоть кого-то из мятежников придержать, хоть бы Иланафа, да с мразью всякой нянчиться тогда не хотелось, шилолова кровь!" Лагха, покусывавший обветренную губу, ощутил на языке солоноватый привкус крови. "Действия Свода: - уничтожить корабль вместе с послами незамедлительно, формальный повод есть: сопротивление дозорным галерам; - интернировать посольство, замордовать, допросить всех поголовно, этого Шошу - с особым пристрастием; - принять как послов и выслушать; - отказать в приеме и под прицелом "молний Аюта", в сопровождении трех-четырех "Голубых Лососей" принудительно отправить корабль обратно на Фальм." Остальные варианты отличались друг от друга только деталями. Вслед за офицером в надраенных латах подъемник успел доставить в кабинет Первого Кормчего, Альсима, Сонна, Йора, коменданта порта и главу Иноземного Дома. С ними был еще десяток офицеров Свода из внутренней охраны. Морской офицер в парадных латах закончил доклад и молчал уже пять коротких колоколов. Молчал и Лагха. Гнорр обвел скучающим взором всех собравшихся. Когда истинный властелин Варана вдруг заговорил, вздрогнули все, включая Альсима. - Милостивые гиазиры, все вы здесь. Но кто же в порту остался? - спросил гнорр без тени улыбки. - Пар-арценц Опоры Безгласых Тварей! - отрапортовал Сонн. Ему казалось, что гнорр все-таки шутит, но лучше было не опережать событий понимающими улыбочками. А то можно было остаться навек без улыбочки. - Ну вот идите и скажите ему, чтобы сняли машины с боевого взвода. Сейчас сыро. Неровен час какая-нибудь дрянь сорвется - скандал на всю Сармонтазару. Если послы к нам с такими трудами прорвались, значит, у них есть что нам сказать. Головы рубить легко. Мало кто их обратно пришивать умеет. Альсим и Сонн украдкой переглянулись. Согласно тайному распоряжению человеколюбивой княгини Сайлы боевые машины были разряжены еще четверть часа назад. 2 После приема послов Лорм окс Цамма - Первый Кормчий, то есть главнокомандующий варанского флота на всех морях и в Океане - нагнал Альсима, также известного как Ера окс Ланай. Альсим степенно вышагивал по направлению к своему дому. Он был один. Лучшего случая поговорить с ним могло не представиться еще очень долго. - Как вы находите поведение гнорра? - Молод. Наш гнорр по-прежнему молод душой. - Скажите, считаете ли вы, лично вы, предложения баронов выгодными? - Нет. Не считаю. Я полностью разделяю мнение гнорра. Целиком и полностью. - Вы лжете! Как может верный слуга Князя и Истины не желать всем сердцем обрести таких союзников? Возможно, вы плохо понимаете значение Фальма! Вы человек мудрый, но вы не военный. Фальм - это нож, направленный в самое сердце Харренского Союза. Любой из многочисленных извилистых и глубоких заливов Фальма - превосходная база для полусотни боевых кораблей! Стоит разместить на полуострове две-три эскадры во главе с "Лепестком Персика" - и... - ...И начнется война с Харренским Союзом. Да такая, по сравнению с которой Тридцатидневная покажется веселым народным гуляньем. - Возможно. Ну и пусть! Северную империю давно пора пнуть со всего размаху. Пусть, наконец, познает свое ничтожество! На нашей стороне смеги - это раз. Не делайте таких невинных глаз, я знаю о тайном трактате, подписанном три года назад при помощи этого скандального аррума, Ервина. "Эгина", - мысленно поправил Альсим. Но перебивать не стал. Он видел, что Лорму нужно выговориться. Что же, пусть впадающий в маразм служака болтает побольше. Все аргументы "партии войны", которая за каких-то полтора часа успела сложиться на Совете Шестидесяти во время первого круга переговоров, Альсим уже слышал. Дальше будут только вариации. Однако ему, стороннику отказа от каких бы то ни было сношений с Фальмом, оказавшемуся вместе с Лагхой в "блистательном одиночестве", требовалось не просто понять, но прочувствовать настроения и мысли ключевых персон из "партии войны". - Далее. Ткачи на острове Кад и их хозяева недовольны налоговой политикой материка. Они тоже наши потенциальные союзники. Вспомните также о настроениях в Орине, Ирвере, Итарке. Вспомните, что Дельта в последнее время предпочла бы независимость с варанскими или тернаунскими гарантиями... - Ненавижу кретинов... - неожиданно для самого себя прошипел Альсим, останавливаясь. - Ты в Хаместир играл когда-нибудь, Лорм, твою мать!? Если фигурки сделаны из лакированного дерева и если стоит много башен рядом, что бывает? Одну толкнул - и вслед за ней все разъехались, сколько их ни есть! Пихаешь башенку, она валится, валит соседнюю, та - третью... Если войны не будет - хвала Шилолу. Но тогда и союз с Маш-Магартом для нас не имеет смысла. Что они хотят!? Убрать нашими руками, моими, вот этими самыми руками, между прочим, какого-то Вэль-Виру. Кто это такой - я не знаю. Лагха не знает, никто не знает! Разбить его дружину, разрушить замки его вассалов, захватить какой-то Гинсавер... А за это, понимаешь ли, мы получим несколько заливов на каменистом побережье, пару клочков земли для своих форпостов и союз с уцелевшими баронами Фальма. Каковые бароны, заметь, последний раз покидали свои вотчины ради того, чтобы вместе с харренитами высадиться у нас, в Варане! Кто Ордос брал, а? Уроженцы Харрены? Итарка? Северной Лезы? Хуммерово очко, Ордос штурмовали баронские дружины Фальма! Даром, что под союзными знаменами!.. Последние фразы Альсим выкрикивал уже в спину удаляющемуся Лорму. Прохожие с испугом шарахались от престарелого чиновника Дома Недр и Угодий, который беззастенчиво крыл всенародно любимого героя "известных событий", как обтекаемо именовался мятеж Норо окс Шина. Из разговора ничего путного не вышло. Каждая сторона еще больше утвердилась в своей правоте. Альсим окончательно осознал, что военная верхушка Варана состоит из идиотов. А Лорм отныне не сомневался, что его вспыхнувшая некогда дружба с Альсимом оборвалась не случайно, что с этим человеком он теперь рядом даже и не сядет. 3 Поздним вечером Лагха прихватил четыре больших бутылки аютского вина, выбрал в своей личной оружейной комнате дагу-тройку в подарочном исполнении для особ диктаторского ранга, тайком сорвал в оранжерее своей жены громадную нежно-кремовую лилию и отправился на прогулку. Сиятельная Сайла закатила ему вслед истерику. "Если ты сейчас пойдешь к этой курве, можешь ночевать под забором". Звучало это грозно, убедительно. Особенно если учитывать, что Лагха владел личной резиденцией, располагал своими, по закону положенными апартаментами во дворце, имел спальную комнату под кабинетом в здании Свода и около двадцати тайных служебных квартир по всему Пиннарину. Сайле Лагха довольно мягко ответствовал, что направляется делать большую политику, а не бляжить. Что при наличии в его корзине лилии и четырех пузатых вместилищ аютского напитка любви звучало, по мнению княгини, весьма цинично. На входе в коридор со многими комнатами, который был отведен в дипломатической гостинице фальмскому посольству, стояли четыре истукана. Это были вассалы Маш-Магарта, в полных доспехах, с мечами и золочеными боевыми топорами. Так велело Право Народов - посольства оберегают свой покой сами, не полагаясь на охрану, предложенную гостеприимцами. - Кто таков? - осведомился старший караула. Этот вояка не мог не знать кто перед ним. На дневном приеме он был в свите Шоши и Зверды и видел гнорра в парадных одеждах, об руку с Сиятельной. Но не в обычае Лагхи было скандалить. - Лагха Коалара, гнорр Свода Равновесия. - Как доложить? - Так и доложить. Пришел хозяин Варана, с дружеским визитом. - А если беспокоить не велено? - Ну так я велю! Лагха вовсе не злился, он повелевал. И - одновременно - уважал пустоголовых клевретов, говорящих на чудном "диалекте", а в действительности на чистейшем харренском языке шестивековой давности. Старший с чувством выполненного долга поклонился и приказал пропустить Лагху, а сам вызвался проводить. - Могу ли я задать вам один вопрос? - почти шепотом осведомился страж, когда они подошли к двери в самом конце коридора. - Извольте. - Правда ли, что у вас мужику могут отрезать язык, если он, как бы выразиться... у своей жены, гм... - Неправда. За Второе Сочетание Устами без отягчающих обстоятельств его просто выставят к позорному столбу. - А с обстоятельствами? - Сошлют на галеры. Они стояли возле двери. Страж пытливо глядел на Лагху. Лагха умилялся. - Это очень плохо, - заключил страж. - Это все обернется против вас. Я видел ваших галерных рабов. Они только ждут случая, чтобы отомстить. Люди должны быть друг с другом так, как они хотят. Впервые за день Лагха потерял дар речи не от усиленной работы мысли, а от полного отсутствия мыслей. Наконец он вспомнил: - В Варане низкие налоги. Много еды. Почти нет воров, убийц и насильников. У нас порядок. Больше ста лет мы не вели больших войн. Бунт невозможен, ибо лишен почвы. Лагха никогда не думал о том, как устроен Варан на самом деле. Он знал только, что должен сохранять эту страну такой, какой она есть. Защищать от всех мыслимых внешних врагов и от внутренней магической скверны. Лагха знал, что и это - чушь, ерунда, ничто по сравнению с ним самим, Лагхой. Однако если уж ты родился и живешь вновь, если в твои руки попал Свод Равновесия - значит, ты должен им распоряжаться мастерски. Даже если понимать людей как фигуры Хаместира, играть ими нужно хорошо. В неудачах меньше смысла, чем в победах. Это верно даже тогда, когда и победы, в свою очередь, тоже лишены смысла. - Еще мальчиком я слышал о Своде Равновесия и восхищался вами, гнорр. Я верю вашей мудрости, - неожиданно сказал страж. - В любом случае желаю вам удачи. "Когда ты был мальчиком, я был младенцем, а гнорром был славной памяти Карувв, которого я некогда проткнул, как жирный окорок. Ну, будем считать, что я тут Гнорр Вечнозеленый", - подумал Лагха и это вернуло его в доброе расположение духа. - Удачи и тебе. 4 Первые полчаса пили вино и болтали о пустяках. Воодушевленно полыхали дрова в камине, за окнами выл ветер, рафинированное масло в светильниках почти не давало копоти. Все вели себя так, будто и не было сегодняшнего резкого разговора в Совете Шестидесяти. - ...Так мы на них и напоролись, - посмеиваясь, рассказывала Зверда. - Все трое - навеселе, оружие - на съехавших в задницу перевязях. Вдруг вылетает из темноты копье, бьет Шошу прямо в зерцало, валит на землю... Пока мы с Аллертом за мечами лезли - кругом уже смеги! Вот тут нас только бич-самодав и смог выручить, без него может и всех перебили бы. Потому что один смег как заверещит: "Железная змейка, варанцы, Свод, ноги-ноги!" Зверда залилась смехом. Лагха тоже от души посмеялся, ему было не жалко. Шоша поглядывал на варанского красавчика со смесью уважения и ревности. Уж больно обходителен, зараза! А взгляд - как у ледовоокого. Родственная душа, гамэри-кан аруптах... - Да, был у нас один такой бич когда-то, - закивал головой Лагха. - Удивительно, как смегам в память врезался! - Один? Да как бы не так! - неожиданно брякнул Шоша. - Ну может два. Один - у Опоры Единства, а другим я жену воспитываю, - отшутился Лагха. Аютское действовало на барона Шошу со сногсшибательной скоростью. Причем, учитывая особенности его расы, дивный напиток из соседней страны отнюдь не вызывал в нем неудержимого любовного желания. Скорее уж просто бил по голове, как кувалда. Зверда чувствовала то же самое, но эффект был многократно ослаблен заблаговременно принятым под предлогом переодевания напитком из цинорских водорослей, настоянных на ее собственной крови. Проверенное средство. Шоше она о настое не напомнила, поскольку не сомневалась, что гнорр станет сговорчивей, оставшись с ней наедине. А самоуверенный барон, отродясь не пробовавший аютского, был уверен, что сможет перепить весь Свод Равновесия. - Без змееживого бича воину никак нельзя, - серьезно сказал Шоша. - Если б не он - ваши галеры нас арестовали бы средь бурного моря. И сидели бы мы сейчас не с вами в теплой гостинице, а в гнилом бараке на Вересковом мысу. Это было правдой. Посольства в Варане, да еще зимой - редкость. В Варане не любят чужих дипломатов, справедливо полагая в них шпионов и провокаторов. Головокружительные интриги плетутся в Орине, "дипломатической столице" Сармонтазары. Неисчислимые делегации и постоянные представительства реально (или номинально) независимых провинций двух империй, вольных городов, Варана и Северной Лезы тратят в Орине казенные денежки, решают десятки старых и создают сотни новых проблем, весьма далеких от судьбоносных решений войны и мира. А войны со времен Эгина Мирного принято начинать внезапным, вероломным ударом, оканчивать же - на бранном поле по колено в крови. Так живут две громадных империи, так решают дела их далекие провинции, имеющие подчас больше свободы действий, чем правители в метрополии. В Варане иначе. Великое Княжество неохотно впускает к себе даже иноземных торговых представителей. А официальные делегации, как правило, имеют все шансы прождать у Грютских Столпов или в Замке Отчуждения на Вересковом мысу месяца полтора. А потом воротиться домой не солоно хлебавши. Для Варана, худо-бедно проводившего политику самоизоляции, в подобной практике был свой смысл. Еще Инн окс Лагин подметил, что почти каждое посольство, прибывшее в Варан, означает крупную резню. Будет ли резня называться "войной", "усмирением бунтовщиков", "водворением справедливости" или "возмездием" - не важно. Важно, что резня будет. - Это верно, - с легкостью согласился Лагха, собственноручно пополняя кубки. - Но, как я понял из разговора с капитаном-растяпой, было еще кое-что, без чего вам никогда не прорваться бы в пиннаринский порт. Зверда была готова к намеку на помощь рыбьей орды. Ответ у нее был заготовлен заранее. Но для начала следовало испробовать более простой вариант, а именно: проигнорировать вопрос. - Он еще жив? - Зверда умело изобразила тревогу за судьбу "капитана-растяпы". - Я вас очень прошу, не наказывайте его строго. Он вовсе не виноват. На нашей стороне были ветер и бич-самодав. - Жив-жив, какой мне прок от его смерти? У него хороший послужной список, отдохнет немного - и снова вернется в строй... Это было правдой. После молниеносного допроса в Своде, который проводился Лагхой лично, капитана посадили под домашний арест. Арест, впрочем, не спасет ему жизнь. Пройдет не так много времени, и один из лучших капитанов Флота Охраны Побережья будет погребен под руинами собственного дома во время землетрясения. Однако об этом не догадывался даже Лагха. - ...Вы мне не ответили. Поставлю вопрос прямо: какой магией вы смогли призвать к себе на помощь морских существ в таком количестве? - Это не магия. Вы сами это знаете лучше меня, - твердо ответила баронесса. - Я не знаю как случилось то, что случилось. Я знаю лишь, что такие вещи нет-нет да и происходят в море: рыбы избирают короля. На этот раз королем избрали наш корабль. Я слышала о подобных чудесах от своего деда, благородного барона Санкута велиа Маш-Магарт. Лагха видел, что баронесса не лжет. Или, по крайней мере, не лжет в том смысле, что магия тех форм, о которых ведомо в Своде, в повелевании рыбами замешана не была. В противном случае, сверхчуткий Зрак Истины в его кабинете не преминул бы поведать об этом еще утром. Выводов можно было сделать два, весьма противоречивых. Либо бароны Маш-Магарт владеют некими сверхъестественными искусствами, о которых не знали даже Звезднорожденные, а это практически невозможно. И, главное, весьма оскорбительно для Свода, магические техники которого основаны на заветах Шета окс Лагина, Элиена и Октанга Урайна, чьи тексты имеют статус абсолютно неоспоримых. Либо бароны Маш-Магарт владеют некими "естественными" (без "сверх-") искусствами, то есть не магией-наукой, а магией-природой. Но какова же тогда природа самих баронов? - Положим. То есть вы утверждаете, что бароны Маш-Магарт магией не владеют. Хотя у них и есть один завалящий змееживой бич, сложное в обращении и крайне дорогое магическое оружие. Но забудем о нем. А как же бароны Гинсавер, о которых вы рассказали сегодня столько кровавых ужасов? Как быть с ними? Вы уверяли Совет Шестидесяти, что барон Вэль-Вира велиа Гинсавер - оборотень. Помимо прочего, он обращается в сергамену. Я уже не говорю о том, что сведения о сергамене - фальшивка, состряпанная когда-то Опорой Безгласых Тварей... Расчет был верным. Барон Шоша так рассердился, что неловко подался вперед всем телом и залил вином свой парадный бархатный жакет. - Ничего себе фальшивка! По-вашему, лекарь Аваллис состоял на службе у Свода? Ерунда. Его записки подтверждаются независимыми свидетельствами Радзамтала Ринского. Ну а кроме этого, я видел своими собственными глазами, как Вэль-Вира превращается в сергамену! Своими. Собственными. Глазами. Шоша не лгал: он действительно был очевидцем того, о чем рассказывал. Это Лагха чуял. Как и в случае с рыбьим потопом, Лагхе оставалось только развести руками. Тут встряла Зверда. - Справедливости ради добавлю: кое-какими немудрящими магиями, дошедшими до нас из глубины веков, мы, бароны Маш-Магарт, все-таки владеем. Наиболее сильная из них - это магия составления эликсиров, при помощи которых можно убить сергамену. Зверь неимоверно прыток и живуч, требуются колоссальные усилия. Учитывая, что у Вэль-Виры полно преданных солдат, придется гонять сразу двух зайцев: сражаться с ним как с обычным человеком-военачальником и, одновременно, постараться уничтожить его как человека-оборотня. - Если придется. Напоминаю, я не намерен вмешиваться в ваши дрязги. Кроме этого, раз у вас есть мертвительные магии против барона-сергамены, так применяйте их на здоровье! При чем здесь Варан? - Уже пытались. Но оказалось, что сергамена сильнее наших специально снаряженных лучников. Для этого-то нам и нужна помощь боевых магов из Свода Равновесия. - Свод Равновесия славен не своими боевыми магами. А организацией, которая позволяет сотне не искушенных в магии рах-саваннов задавить под началом пар-арценца любую хуммерову скверну. Это признание не выдавало особых государственных тайн. И все равно подобной откровенности перед лицом чужеземцев Лагха от себя не ожидал. Ему почудилось, что кто-то легонько потянул его за язык. Аютское? Но оно на него почти не действует. "Надо за собой следить повнимательней." - О да, конечно, - улыбнулась Зверда. - Не кажется ли вам, гнорр, что мы чересчур много уделяем внимания ерунде? В то время как пора перейти к главному. "Куда уж главнее?" - растерялся Лагха. Зверда наклонилась, протянула руку, легко коснулась век и ресниц барона Шоши, словно бы смахивая паутинку с лица своего мужа. Лагха изумился. Барон Шоша, оказывается, уже некоторое время спал с открытыми глазами. Или заснул только что - от прикосновения Зверды. Гнорр был не из робкого десятка, но даже он не сразу осмелился легко прикоснуться вслед за Звердой к барону. Впрочем, не к лицу, а к его огромной лапе, которая возлежала на закрученном гребнем счастливой волны подлокотнике кресла. Тело не лжет: теперь Лагха был точно уверен в том, что барон не притворяется, а действительно спит непрошибаемым сном усталого, счастливого, пьяного человека. Человека ли? Со всей определенностью, След Шоши был человеческим. Это Лагха понял еще на официальных переговорах. И все-таки сейчас, когда барон заснул, Лагхе почудилось, что где-то в теле этого невысокого, но поразительно ширококостного северянина шевельнулась некая иная природа. Отраженный? Одновременно с этим Лагха краем глаза видел, как Зверда совершенно бесшумно поставила бокал на стол, поднялась во весь свой недюжинный рост и улыбнулась. - Спит как убитый, - сказала она. Лагха откинулся в низком кресле, застеленном медвежьей шкурой, и посмотрел на баронессу. Так, словно бы видел ее впервые в жизни. Весь день гнорр воспринимал Зверду только как ловкую чужеземную интриганку, у которой есть определенный политический интерес в Варане. То есть не как предмет любви, а как предмет чуждой власти, который хочет использовать подвластные Лагхи силы для достижения своих целей и который, в свою очередь, можно использовать для того же. Но не более. Теперь же Зверда представала перед Лагхой во всем блеске своей великолепной, воинственной, необузданной женственности. От нее шел зов такой силы, что, казалось, еще немного - и бокалы на столе разлетятся вдребезги. Лагха тоже встал из кресла. Он был все-таки выше, пальца на два. Но не более того! Лагха почувствовал себя до крайности двусмысленно. С одной стороны, ему хотелось тут же, почти не раздеваясь, овладеть Звердой прямо перед камином. С другой - вежливо откланяться и немедленно уйти ночевать под забором. В его душе, непростой душе Отраженного, наперебой звенели две струны, и каждая кричала о своем. - Ты права. Пора перейти к главному, - еле слышно сказал гнорр. Они не тискали друг друга в глупом нетерпении, не рвали одежду, не целовались и не сопели попусту. Лагха расшнуровал штаны, Зверда деловито подобрала свое длинное парчовое платье, развязала набедренный кушак и опустила платье на плечи. Лагха осторожно заключил в свои ладони ее литые груди с маленькими сосками нерожавшей женщины. Зверда нежно подтолкнула Лагху в плечи, чтобы он лег на спину. Лагха не возражал. От Зверды шел запах молодого холеного тела и земляники. Ни духами, ни благовонными притираниями баронесса либо не пользовалась вообще, либо не пожелала воспользоваться. Лицо Зверды стало невообразимо серьезным. Лагха почувствовал, как ее горячее лоно обволакивает его черен. Лагха тоже посерьезнел. Он не понимал, отчего ему не хочется молоть ласковую ерунду, к которой его приучила Сайла. Целоваться со Звердой ему тоже не очень-то хотелось. Заглянув в свое сердце, Лагха понял: ему страшно. Так они и любили друг друга: почти беззвучно, без единого слова, в тягучем, исступленном сосредоточении. Когда Зверда, едва слышно взрыкнув, откинулась на спину, Лагха проливал семя столь долго, что, думал, отдаст сейчас всю свою жизнь без остатка. Судя по экстатической дрожи баронессы, ей тоже стоило великих трудов оставаться в сознании. ГЛАВА 8. БОЛЬШАЯ РАБОТА "Ворожить - не сено ворошить." Харренская пословица 1 Лараф взял книгу, оделся, заткнул свою "подругу" за пояс, тщательно закрыл тайник и вышел во двор. Он подошел к парадному входу и отворил дверь. Он проходил здесь сравнительно недавно - около часа назад. Парадное еще не заперли на ночь, а могли и вообще не запереть. Специального человека на дверях у них в доме не было, поскольку дом был обнесен высокой и крепкой оградой, которая хорошо охранялась. Да и делать подле их дома праздношатающемуся недругу было нечего. Все дальние подступы к Казенному Посаду находились под наблюдением Свода. Мануфактурские же своей дисциплинированностью превосходили, пожалуй, личную охрану Сиятельной Княгини. И мастерам, и простым рабочим было запрещено покидать свои подворья и казармы с наступлением темноты. Ослушников на памяти Ларафа не случалось. Лараф поднялся на второй этаж и прошел в женское крыло дома. Там жили его сестры Тенлиль и Анагела со своими служанками. В коридоре горели две масляных лампы, так что найти дверь в комнату Анагелы не составило труда. Быть замеченным здесь Лараф не боялся. У него был заготовлен целый букет отговорок, начиная от прозаической "зашел за книгой" и заканчивая романтической "некому излить душу". Он и впрямь когда-то часто заходил к Анагеле то за очередным романом о непобедимом морском офицере-"лососе" Эр окс Эрре, то просто поделиться с ней своими ночными страхами. Правда, "Семь Стоп Ледовоокого" быстро отучили его от подобной ерунды. Лараф постучал тихим-тихим узорчатым стуком, который при достатке воображения можно было принять за псевдоритмичную крысиную возню. Долго не открывали. Лараф повторил тайную последовательность. Наконец Анагела бесшумно подкралась с той стороны. - Кто там? - шепотом осведомилась она. Вместо ответа Лараф, в душе посмеиваясь, повторил стук. Дверь отворилась и Лараф мгновенно ступил внутрь комнаты, оттесняя Анагелу назад. В ее глазах Лараф прочел смесь крайнего удивления, испуга и неоправдавшихся ожиданий. Лараф приложил палец к губам, затворил дверь и только тогда прошептал: "Не бойся. Мне нужна твоя помощь". 2 Условный стук, на который отозвалась Анагела, Ларафу не мог быть известен. Не мог! Им пользовался молодой человек из крепости, бесшумный ночной гость, имени которого Лараф не знал и о котором едва ли узнал бы когда-либо, если б не его древняя подруга в деревянном окладе. Анагела была шокирована и "раскололась" довольно быстро. Полгода назад Лараф, как обычно перед сном, открыл книгу и попал в Синий Раздел, на разворот, обещавший "показать ближайший секрет". Краткий рецепт требовал немедленно проколоть указательный палец, написать прямо на этой же странице кровью слова "Отворяю врата свои" и лечь спать. На той странице уже чернели четыре надписи. Лишь в одной из них Лараф смог узнать нечто, напоминающее харренские буквы. Однако не могло быть сомнений в том, что все эти надписи означали одно и то же: "Отворяю врата свои". Лараф повиновался. Той же ночью врата его сознания приоткрылись и Лараф оказался в том самом знакомом до боли коридоре, который сегодня привел его к Анагеле. Лараф понимал, что должен подождать, поскольку никаких секретов пока что не видел. Книга обладала своеобразным чувством юмора: Лараф прождал почти три часа, причем все это время по полу коридора ползала нечеткая, но, как ему казалось во сне, голодная тень. Такую тень, пожалуй, мог бы создать клоп или паучок, лазящий по стеклянному колпаку масляной лампы. Пришлось стоять затаившись, чтобы призрачная тварь не отреагировала на движение и не присосалась к нему, ведь и сам-то он, Лараф, был всего лишь тенью. Откуда появилась мысль о том, что тварь обязательно захочет к нему присосаться, Лараф не брался судить. Однако проще было довериться этому подозрению, чем потом казнить себя за опрометчивость. Наконец в коридоре, ступая мягче первого снега, появился некто в яловых сапожках. Вполне во плоти, вполне. Его появление сразу же спугнуло мелкую призрачную дрянь, а крупная призрачная дрянь в лице Ларафа продолжала стоять неподвижно. Этот человек, которого Лараф видел со всей определенностью первый раз в жизни, постучал тихим семитактовым стуком в дверь Анагелы, Анагела открыла ему и... все понятно, казалось бы. Можно уходить. Однако бесстыжий Лараф, отважившись просочиться в замочную скважину, битый час простоял в углу комнаты, созерцая альковную сцену по всех подробностях. О том, что к его сводной сестре пожаловал именно "человек из крепости", легко было судить и по оружию, которое скрывалось под плащом, и по тому, с какой легкостью он переступал через Уложения Жезла и Браслета, нашептывая Анагеле, чтобы та ничего не боялась. Офицер отправился восвояси не один, а в обществе Анагелы. Лараф хотел последовать за ними. Однако увиденное и услышанное, вся эта милая альковная возня и в буквальном смысле слова телячьи (собачьи?) нежности чересчур распалили его воображение. Лараф проснулся и уже не смог заснуть. Тогда же пришел испуг: а что если Свод пронюхает о его ночной прогулке-вне-плоти? Впрочем, к рассвету Лараф уговорил себя, что это была не магия, о нет, вовсе нет - так, просто невинный сон, да и страницу со своей кровью он отыскать больше не смог, как не тщился. С книгой такое случалось: один раз открытая наугад страница куда-то пропадала, а прочитанное некогда предостережение "в хорошего друга закладки не пихают" Лараф не отважился нарушить. Всеми этими подробностями Лараф не стал делиться с Анагелой. Он просто объяснил ей, что является ее преданным другом и не хотел бы, чтобы в одну из ночей ее застукали в обществе "человека из крепости" другие такие же "человеки". Свою осведомленность Лараф худо-бедно объяснил собственным любовным походом к Тенлиль. - А он лгал мне, что с его появлением все в доме, кроме меня, даже против собственного желания проваливаются в глубокий сон, - всхлипнула Анагела. - Значит, врал, - соврал Лараф. - Чтобы бабу раком ставить, надо бабе басню впарить. Хм, извини... Анагела посмотрела на Ларафа с нескрываемой ненавистью. Странный у нее братец. Вроде бы и застенчивый, серьезный, когда хочет - вежливый и почти обходительный. Но временами совершенно несносен, хуже солдафона. Не говоря уже о выражении абсолютного превосходства, которое все чаще проступает у него на лице. - Я не доносчик, я никому ничего не скажу, - примирительно пообещал Лараф. - Но, умоляю тебя, выведи меня из дома тем же путем, каким сюда приходит твой... друг. И Анагела провела его, потому что понимала: запираться бессмысленно. Она еще подумает над тем, как поставить на место этого сопливого шантажиста. А пока что препирательства могут себе дороже выйти. Все оказалось так просто, что он мог бы и сам догадаться. Впрочем, догадаться было мало. Потому что для всей процедуры требовался еще второй человек на башенке-голубятне, который вытравил бы канат обратно. В противном случае канат с хитрой кошкой-самохватом на конце так и остался бы болтаться до утра в воздухе. А значит - поутру был бы обязательно обнаружен прислугой. Когда Лараф ковылял ночным лесом по колено в снегу, его как громом поразило: а как же, в таком случае, смог проделать это сам-один любовник Анагелы, когда приходил к ней среди ночи? Кто бросал ему канат через забор? Ох, до чего же все странно здесь, в этом проклятущем Казенном Посаде! Прочь, скорее прочь отсюда! Лараф уже углубился в лес не то что на сорок, а на все двести саженей. Шел мягкий, неспешный снег. Это позволяло надеяться, что глубокий след, целая борозда, оставленная им, к рассвету окажется засыпанной в достаточной мере. Да и вряд ли вообще кто-либо обратит на нее внимание, поскольку окна жилых комнат дома выходят на три других стороны. На лес смотрят только разные хозяйственные пристройки, конюшня, кузница, заброшенная голубятня, соединенная с домом не менее заброшенной галереей... Лараф остановился. Постоял немного, прислонившись спиной к стволу ясеня, чтобы сосредоточиться. Потом он достал нож и сделал на коре кольцевой надрез. Чуть ниже сделал второй такой же точно кольцевой надрез и снял полоску коры. С первого же раза ему удалось то, чего требовала книга: получить цельный "поясок", который был бы прерван лишь в одном месте. Его Лараф сразу же надел на голову, как шутовскую диадему. С "браслетами" дело обсто