екцию?.. - нетерпеливо подумал Земсков. - Для нашего дела от них все равно нет никакой пользы. Только имена, чтобы прикрыть ими комиссию в случае необходимости". Он заметил, с каким интересом слушает академика Машков, и это разозлило его еще больше. Получалось, что полковник знает больше, чем он, генерал. Или он притворяется. Хотя он, кажется, кончал какой-то технический институт, а только потом был рекомендован на работу в органы. - Получить калифорний очень трудно, - продолжал Финкель. - Насколько мне известно, его удалось пока получить только нам и американцам. Использование подобного элемента в ядерной промышленности было нецелесообразно с самого начала, мы об этом много говорили и писали. Калифорний очень дорогой материал. Мы получали его на электромагнитных ускорителях ядерных частиц. И получали только для производства ЯЗОРДов. Он увидел растерянные лица генералов, так ничего и не понявших в его лекции, и улыбнулся, внезапно спохватившись. - Простите, я, кажется, увлекся... Дело в том, что объем калифорния невелик. Его, конечно, нельзя отделить от самого заряда, но он весит граммы. - Значит, его можно было спрятать и пронести через систему охраны? - встрепенулся Земсков, услышав слово "граммы". - Нет. Абсолютно невозможно, даже теоретически. Только в условиях лаборатории, и на это уйдет несколько месяцев, - безжалостно отрезал Финкель. - Дело в том, что количество атомов в одном грамме определяется настолько большим числом, что к нему нужно добавлять двадцать три нуля. Но я не об этом. Самое важное свойство калифорния как раз и состоит в том, что период его полураспада около тысячи лет. Калифорний чрезвычайно радиоактивен, и его нельзя было просто вынести из Центра, не обнаружив себя, как правильно отметил академик Архипов. Даже если были бы использованы научные разработки его института, все равно, хотя бы слабый фон должен был присутствовать. - Что? - Земсков наконец понял, что ученый говорит по делу, по конкретному делу, которое всех так волновало. - Мы обсудили с Константином Васильевичем возможность хищения ЯЗОРДов. Это теоретически возможно. Во время прохода через систему охраны радиоактивность калифорния должна была так или иначе заявить о себе. Для транспортировки подобных зарядов в институте Архипова были разработаны специальные двойные пластины, поглощающие радиоактивность и как бы отражающие ее друг на друга. Конечно, такие пластины долго не выдерживали, но на месяц их хватало. Только при наличии этих пластин хищение ЯЗОРДов представляется возможным. - Я об этом думал, - кивнул Добровольский, не ожидая, пока ответит Земсков, - но у нас строгий контроль. Получается, что ЯЗОРДы все равно должны были остаться в Центре. А их здесь нет. - А отходы? - весело спросил Финкель, словно участвовал в каком-то отвлеченном научном диспуте. - Вы про них забыли, Игорь Гаврилович? Ведь отходы у вас вывозят примерно каждый месяц, а они очень радиоактивны. Очень. И их никто не проверяет. Когда погибли ваши ребята, вы помните? Земсков хотел вмешаться, прекратить эти научные обсуждения, но вдруг понял, что именно сейчас, именно во время этой беседы академики смогут определить то, что не сможет определить никакая комиссия ФСБ, даже составленная из лучших специалистов. - Они погибли одиннадцатого июня. - А когда в июне вывозили отходы? - быстро спросил Финкель. - И узнайте, кто из лаборатории их сопровождал. Обычно наши молодые коллеги очень не любят заниматься вывозом подобного мусора, и их приходится назначать по очереди почти в принудительном порядке. Впрочем, все это можно проверить. Добровольский побледнел, посмотрел на Кудрявцева, словно сам не мог подняться с места. Кудрявцев встал, подошел к столу и, даже не спрашивая разрешения у Земскова, быстро набрал номер. - Когда в июне вывозили радиоактивные отходы? - спросил он дрогнувшим голосом. - И кто из сотрудников лаборатории их сопровождал? Машков встал со своего места. Ерошенко открыл рот, но так ничего и не сказал. Архипов нахмурился. Добровольский держался за сердце. Только Финкель добродушно улыбался. Земсков, затаив дыхание, ждал ответа. Неужели все так просто? Или Финкель действительно гений? Архипов шумно вздохнул. - Если они и вправду вывезли заряды под прикрытием радиоактивных отходов, то ребята действительно были талантливые. Жаль, что они связались с преступниками. - Да, - кивнул Финкель, - конечно, жаль молодых людей. Они сделали неправильный выбор. Но сама идея хорошо продумана, если, конечно, подтвердится наше предположение. Кудрявцев, очевидно, получил ответ. Он поднял голову, посмотрел на директора Центра, сморщился и положил трубку. - Десятого, - выдохнул он, - отходы вывозили десятого. Их сопровождали Глинштейн и Суровцев. - Господи, - вырвалось у Добровольского. Ерошенко с невольным уважением посмотрел на Финкеля и Архипова. "Хоть бы мой сын был похож на них, - подумал он с восхищением, - вот это головы. Шутя разрешили проблему, над которой мы бились два дня". МОСКВА. 6 АВГУСТА Саша приехал на встречу в своем "Мерседесе". Дела шли неплохо, и они с братом зарабатывали прилично. При этом Саша являл собой тот уникальный образец совмещения государственной службы с частным бизнесом, который удавался далеко не каждому. Он все еще числился в Институте США и Канады. Но уже три месяца даже не ходил получать свою зарплату, которой не хватило бы ему и на один приличный костюм. И хотя "Мерседес" не совсем новый, тем не менее это "шестисотый", как раз та модель, о которой мечтал любой начинающий бизнесмен или уголовник. Саша подъехал к назначенному месту, вышел из автомобиля, достал тряпку, словно для того, чтобы протереть стекла. К нему уже спешил Леня, обычно ремонтировавший его машину. Это был центр досуга, открытый для иностранцев, где почти не было местных граждан, за исключением очень привилегированных особ и членов их семей. - Посмотри машину, - лениво попросил Саша, - и масло поменяй. - Он бросил ключи. Леня кивнул. Конечно, можно было не ехать сюда, а менять масло в более современных пунктах обслуживания "Мерседесов", но Саша регулярно приезжал именно сюда, где обычно встречался с мистером Кларком. Ждать пришлось недолго. Мистер Кларк подъехал ровно в двенадцать часов. Он поднялся на второй этаж, где находилось кафе. Усевшись за столик напротив Саши, он улыбнулся, взглянув на часы. Как всегда - пунктуален. - Здравствуйте, Саша, - приветливо сказал мистер Кларк, - вы уже сделали заказ? - Нет, ждал вас, - улыбнулся Саша, - говорят, сегодня есть неплохие устрицы. - Я поэтому такой полный, - замахал руками мистер Кларк, - посмотрите на меня. Любовь к устрицам сделала меня таким. И еще любовь к вашим пельменям. Это очень вкусное блюдо. Я иногда покупаю их в коробках и отвожу домой, в Америку. Но там не могут понять прелести настоящих русских пельменей. - Да, - улыбнулся Саша, - правильно. У вас действительно многого не понимают в нашей жизни, в том числе и в еде. - Давайте закажем устриц, - махнул рукой Кларк, - только по четыре, не больше, иначе я не смогу вернуться на службу. В прежние времени такой контакт советского гражданина с иностранцем был бы немыслимым проступком. За каждым иностранцем, прибывшим в страну, устанавливалось жесткое и плотное наблюдение. Тем более за сотрудниками американского посольства в Москве, половина из которых представляла совсем не Государственный департамент. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что и сотрудники российского посольства в Вашингтоне тоже не все были представителями Министерства иностранных дел. Это было обычным явлением во времена "холодной войны", когда все следили за всеми. И хотя времена изменились, само понятие "холодная война" исчезло, как исчезли Советский Союз, военный блок стран - участниц Варшавского договора, СЭВ. Тем не менее специфические задачи американской разведки сохранились, как, впрочем, и подобные задачи их российских коллег. С той лишь разницей, что представителям России по-прежнему было сложно работать в Америке, тогда как представители США почти не испытывали затруднений в своей работе. Это было связано и с общим развалом страны, и с конкретным развалом спецслужб, и с постоянными потрясениями в контрразведке, когда сотрудников в первую очередь волновало, останутся ли они на своих местах или нет, а уже во вторую они пытались противостоять многочисленным разведкам мира, усилившим свою деятельность в Москве. Саша кивнул официанту и сделал заказ, зная, что все равно платить не придется. Привилегированные члены клуба обслуживались бесплатно, а членские взносы были вполне разумны. Правда, никто не спрашивал, за счет каких средств покрывается весь остальной бюджет и какая именно организация содержит такие клубы. Впрочем, это было бы невежливо, а здесь ценили хорошие манеры. - У вас сегодня какое-то нервное настроение, - сказал мистер Кларк, глядя на своего собеседника. - Что-нибудь случилось? - У меня важные новости, - шепотом сообщил Саша, - тесть вчера был на совещании у Президента. - Ваш тесть каждый день бывает у Президента, - возразил Кларк. - Ваши новости можно увидеть по телевизору, достаточно нажать кнопку, я вам об этом уже много раз говорил. Он привык к тому, что Саша часто сообщал ему о таких вещах, которые можно было узнать либо из газет, либо из сообщений информационных агентств. - Нет, - сказал Саша, - это не те новости. Они вчера обсуждали совсем другой вопрос. Вот вы всегда так: стоит мне что-нибудь вам рассказать, как вы говорите, что эта новость уже прошла по телевидению. - Век информатики, Саша, - развел руками мистер Кларк. - Наш президент Буш узнавал о событиях в Багдаде не из сообщений ЦРУ и Пентагона, а из журналистских репортажей корреспондентов Си-эн-эн. Об этом все знают. - Бывают вопросы, которых никто не знает, - торжествующе сказал Саша. - Вот вы пишете свою колонку в "Нью-Йорк таймс". Как вы думаете, ваших читателей заинтересует информация о небольшом ядерном устройстве? - Это все равно что писать про лох-несское чудовище, - отмахнулся мистер Кларк. - Сейчас это уже немодно. - Можно заинтересовать читателей, указав, что такое оружие действительно существует. - Ученые считают, что его невозможно создать, - возразил мистер Кларк, - про это уже писали много раз. - А вы напишите еще раз, - победно предложил Саша, - и попадете в самую точку. Официант принес устрицы, красиво выложенные на тарелке рядом с лимонами. Нужно было выдавливать лимонный сок на лежавших в раковинах моллюсков, и только тогда их можно было есть. При этом устрицы оставались еще живыми, и, дотронувшись вилкой, можно было заметить, как они реагируют. - Потрясающая идея, - сказал мистер Кларк. - Вы считаете, что такая статья может иметь успех? - Обязательно, - убежденно сказал Саша. Мистер Кларк попросил официанта принести бутылку шампанского. Тот мгновенно выполнил заказ. - Я сегодня получил приятные новости из Чикаго, - сообщил мистер Кларк. - Кажется, они готовы пригласить вас читать лекции на очень выгодных условиях, Саша. Это очень солидная оплата. Выпьем за ваш успех. Саша не любил шампанского. Оно било ему в голову, но он не решился сказать об этом. - А статью вы все-таки напишите. - Это неинтересно, - отмахнулся Кларк, - надо мной просто посмеются. Кого сейчас волнуют проблемы такого оружия. - Если оно существует, то это очень интересная проблема, - возразил Саша. - Вы представляете, что может быть, если его похитят? Он увидел сидевшую в углу зала супругу заместителя министра иностранных дел и кивнул ей, здороваясь. - Сначала нужно доказать возможность его существования, - возразил мистер Кларк. - Вы можете уточнить у ваших ученых, - предложил Саша. - Я думаю вы не ошибетесь, если напишете эту статью. Такой материал может оказаться очень актуален. - Почему? - быстро уточнил Кларк. - А если подобное оружие будет похищено? Вы представляете масштабы опасности? - вдохновенно спросил Саша. Сообщение о Чикаго, шампанское с устрицами, окружавшие его люди - все это настраивало на особый лад. - Представьте, что это экспериментальное оружие, - продолжал настаивать Саша. - Особый тип ядерного оружия, не попадающего под обычные статьи о сокращении вооружений. - Но под договор попадают все ядерные вооружения, - возразил Кларк, чувствуя легкое беспокойство. - А эти не попадают, - торжествующе сообщил Саша. - Вы можете себе такое представить? - Не могу. Кстати, этими проблемами, кажется, занимается ваш тесть. - Да, - испуганно сказал Саша, чувствуя, что разговор уже дошел до опасной грани, - кажется, да. - И такое оружие может пропасть? - с притворным ужасом спросил Кларк и затем махнул рукой. - Оставим эту тему для фантастов, Саша. Нам нужно заниматься конкретными делами. Я все-таки чиновник на службе, а не обычный журналист, хотя мне и разрешено иметь свою колонку в газете. Но это не значит, что я могу позволить себе безответственные заявления. - Да-да, конечно, - охотно согласился с ним Саша. Вернувшись к себе, мистер Кларк составил подробный отчет о беседе, указав на возможное существование у России подобного оружия. Подумав немного, он указал и на возможность хищения такого оружия, отметив, что в разговоре с ним несколько раз упоминалась и эта проблема. Составляя сообщение, он очень волновался. Оно было самым ценным за все время его пребывания в России. Он уже предвкушал успех, еще не подозревая, что это сообщение станет началом конца его карьеры. ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 6 АВГУСТА Теперь уже не было никаких сомнений, что заряды похищены и вывезены из Центра. До этого в подобное никто не верил. Двое молодых ученых имели беспрепятственный доступ в лабораторию, и проверка показала, что они бывали там почти каждую неделю. И их дежурство именно в день вывоза отходов вызывало слишком много вопросов. Земсков обратил внимание, что Кудрявцев сидел какой-то задумчивый, словно вспоминал о чем-то неприятном. Но генералу сейчас было не до сентиментальных рассуждений. Следовало немедленно допросить водителя машины, на которой вывозили отходы, и руководителя смены техников, отвечавших за их погрузку. Пока академики оживленно обсуждали свои проблемы, взбешенный Земсков приказал найти и доставить к нему обоих сотрудников Центра, которые могли оказаться причастными к похищению ЯЗОРДов. Он разозлился не потому, что Финкель и Архипов сумели так быстро обнаружить способ хищения зарядов. Его больше всего злило то, что само хищение подтвердилось и теперь было ясно, что контейнеры стояли пустыми почти два месяца. Он с ужасом подумал, куда могли деться ЯЗОРДы за это время. Докладывать в Москву о том, что заряды похищены два месяца назад, а обнаружено это только в начале августа, означало подписать самому себе немедленную отставку. Но и не докладывать тоже невозможно. Оставалось только выяснить все обстоятельства хищения до конца. Через пятнадцать минут нашли руководителя смены техников, мрачного, неразговорчивого мужчину лет пятидесяти. Когда он вошел в кабинет, Земсков, не сдержавшись, закричал: - Это вы работали десятого июня? Ваша была смена? - Не помню, - с достоинством ответил тот. - А почему вы кричите? Академики с удивлением посмотрели на сорвавшегося генерала, и тот вспомнил, что обязан сдерживаться, хотя после подтверждения самого факта хищения это было очень трудно. Ядерные заряды похищены два месяца назад, а ФСБ только сейчас узнает об этом. Генерал Земсков с ужасом представлял себе реакцию руководства. - Извините, - выдавил он, - у меня нервы шалят. Скажите, это ваша смена работала десятого июня? - Нужно проверить, но мне кажется, что моя. Как раз Глинштейн и Суровцев за день до своей нелепой гибели попросились в смену. Они согласились сопровождать наш груз. Я даже удивился, ведь обычно подобного никогда не случалось. От этой обязанности увиливали все наши сотрудники. - Они попросились именно десятого? - привстал со своего места Земсков. Рассуждения академиков находили более чем убедительное подтверждение. - Нет. Они просили об этом еще за день или за два, чтобы успеть получить "добро" руководства. Я даже докладывал Кудрявцеву, и он тоже удивился. - Вы знали об этом? - обернулся генерал к Кудрявцеву. - Да, - смущенно кивнул тот. - Просто я совсем забыл об этом. Они действительно подошли ко мне восьмого или девятого июня и попросились в эту смену. - А почему вы сразу об этом не сказали? - стукнул кулаком по столу Земсков. - Я не придал этому значения, - опустил голову Кудрявцев. Он снял очки и глухо добавил: - Теперь я понимаю, что мне тогда не следовало разрешать им вот так просто выйти в эту смену. Нужно было уточнить причины, узнать, почему они просятся не в свою очередь. Там была очередь совсем другой пары... Но я им разрешил. Наша обычная запарка, столько было работы, что я даже обрадовался, узнав, что они сами хотят... В общем, вы понимаете, я тогда разрешил. И совершенно забыл об этом. И только сегодня, когда сказали, что они дежурили именно десятого июня, я вспомнил, что это была не их смена. "Почему он такой забывчивый?" - подумал Земсков, но не стал ничего уточнять. Сейчас не время. Главное, узнать, как груз вышел за ворота Центра. - Вы разрешили им поменяться? - спросил он у Кудрявцева. - Да, - тот протер очки и снова надел их. - И ничего у них не спросили? - Нет, ничего. Я не придал этому значения. Простите, Игорь Гаврилович, я, кажется, подвел и вас. - Я бы тоже разрешил и не придал бы этому никакого значения, - благородно ответил Добровольский. - Но теперь-то вы понимаете, что арестованные вами офицеры не имеют к этому хищению никакого отношения? - С ними решим потом, - отмахнулся Земсков и, обращаясь к руководителю смены, спросил: - Вы лично руководили погрузкой? - Конечно. - И вы лично закрывали машину? - Разумеется. У нас очень строгие правила. - И автомобиль потом нигде не останавливался? - По-моему, нет. Он сразу поехал к проходной, чтобы доставить груз на станцию. Там груз перегружают, пломбируют и отправляют для складирования. - Значит, вы должны были видеть, что, кроме отходов, в машину грузятся и ЯЗОРДы? - снова не сдержавшись, рявкнул Земсков. - Нет, я ничего не видел, - все так же не повышая голоса, ответил руководитель смены. - И вы напрасно так нервничаете. При мне никаких зарядов погрузить не могли. Это исключено. - А вот академик Финкель считает, что заряды вывезли именно с радиоактивными отходами, - показал на академика Земсков, - или вы ему тоже не доверяете? - Ему доверяю, - ответил допрашиваемый, сделав ударение на первом слове и демонстрируя полное презрение к генералу ФСБ, - но при мне ничего подобного не грузили. Иначе я бы немедленно остановил погрузку. Грузили только отходы. - Вот чем должна заниматься прокуратура, - показал на руководителя смены генерал Земсков. - Вы ведь возбудили уголовное дело, а ничего не проверяете. - Когда вы закончите, я тут же начну проверку, - спокойно ответил прокурор. - По-моему, сейчас важнее установить не конкретную личность виновного, а место нахождения самих зарядов. Он был прав, и Земскову оставалось только проглотить и этот упрек. - Вот план Центра, - показал на схему Ерошенко, решивший, что пора вмешаться, - пусть он начертит путь автомобиля. Где он загружается и как идет к воротам. Пусть все покажет на схеме. Земсков вспомнил, что руководитель смены - сотрудник Министерства обороны и формально проходит по ведомству военной контрразведки. Водитель тоже был военным. Можно будет в крайнем случае доложить, что ФСБ обнаружило пропажу контейнеров, в хищении которых виноваты военные, подумал он с облегчением. Руководитель смены подошел к столу и быстрыми, четкими движениям карандаша начертил схему. Ерошенко и Земсков наклонились над схемой. К ним подошел Добровольский. - И автомобиль нигде не останавливается? - уточнил Земсков. - Останавливается, - вдруг сказал академик Добровольский. - Вот здесь останавливается, у основных корпусов. Это запрещено, но обычно мы вывозим и другой мусор, который нам не нужен. Вот здесь останавливается. - Рядом с лабораторией Шарифова, - прочитал Ерошенко по схеме, поднимая голову. - Чего же вы молчали? - Я не молчал. Вы спросили, и я вам показал. А раньше вы не спрашивали. - Немедленно найдите водителя машины, - потеряв всякое терпение, приказал Земсков, глядя на полковника Машкова. Тот поспешил выйти из кабинета. - Кто вы по званию? - спросил Ерошенко у руководителя смены. - Майор, товарищ генерал. - Товарищ майор, как вы считаете, могли ли во время остановки погрузить в машину два похищенных из хранилища заряда? Отвечайте честно, как офицер. Могли или нет? Все замолчали. Земсков скрипнул зубами. Вспомнил про офицерскую честь. Еще бы про присягу напомнил. - Могли, - мужественно ответил майор. - Думаю, что могли. - Спасибо, - кивнул Ерошенко. "Вечно так, - зло подумал Земсков, - мы расхлебываем то, что делают военные. Им нужно было следить за порядком в Центре, а не про офицерскую честь помнить". - А почему вы разрешили поменять смену? - снова спросил он у Кудрявцева. - Тем более, если раньше таких прецедентов не было. - Ребята попросили, - пожал плечами Кудрявцев. - Я даже забыл про этот случай. А потом они так нелепо и трагически погибли. - Они чем-то обосновывали свою просьбу? - Нет. Просто сказали, что им нужно поменяться. Земсков хотел задать еще много вопросов. Его немного смущали эти академики, которые были теперь совсем не нужны. Он уже собирался попросить их выйти из кабинета, когда в комнату ворвался Машков. - Его нигде нет, - доложил он тяжело дыша, его нигде нет. - Кого? Генерал не хотел признаваться, что уже просто начал бояться неприятностей этого дня. Он-то посчитал, что все они кончились, он еще не знал, что самая главная неприятность ждет его впереди. - Водителя грузовика, - доложил Машков. - Мы нигде не можем его найти. - Так, - злым голосом сказал Земсков, глядя на Ерошенко. Если исчезает военнослужащий, то это уже прямое дело ведомства Ерошенко. Пусть они покажут, на что способны. Это их проблема. - Как это исчез? - поднялся Ерошенко. - Где он сейчас? - Его нет ни дома, ни на службе. Вчера ночью он не пришел ночевать. Жена не беспокоилась, думала, что он на дежурстве. Его нигде нет со вчерашнего дня. Ерошенко посмотрел на Земскова. Оба генерала поняли, что их главные проблемы еще только начинаются. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 7 АВГУСТА Сухарев хорошо знал, как провозятся нужные грузы. Сириец не впервые поручал ему подобные дела. В этом не было ничего сложного. Все документы на вагон оформлялись, как полагается. И затем в середине вагона бережно укладывалась "посылка", которую следовало перевезти. Обычно перевозили лесоматериалы и бумагу, причем в обе стороны. Так что спрятать "посылку" было легко. Пограничникам и таможенникам, уже знавшим Сухарева в лицо, и в голову бы не пришло разбирать весь груз в вагоне, чтобы найти какой-нибудь ящик. И хотя по правилам сама погрузка должна была проводиться с участием сотрудников таможенных служб, кто следил за этим, если получал щедрое вознаграждение? Система коррупции в бывшем Советском Союзе по-своему уникальное и очень интересное явление. Если на западе страны взятку чиновникам нужно было давать за молчаливое одобрение или за прямую помощь, то ближе к северу чиновники начинали заниматься самым откровенным вымогательством. И если на северо-западе, в Прибалтийских республиках взятка была исключением, то на юге - самым обычным явлением, причем ее размеры принимали иногда невероятные размеры. А на севере страны она могла варьироваться в пределах одного ящика водки или хорошей закуски. Если в Прибалтике чиновники старались вести себя по-западному и придерживались каких-то принципов, то на Украине и в Белоруссии они уже позволяли себе принимать любые подарки. В самой России настоящее взяточничество началось после распада страны, когда суммы за услуги чиновников стали исчисляться миллионами долларов. И наконец, коррупция прочно победила в республиках бывшего Закавказья и в Средней Азии. По-своему уникальная ситуация сложилась в некоторых из них, когда взятку нужно было давать не за незаконный провоз грузов или другое противоправное деяние, а за законный провоз грузов, в противном случае не имевших никаких шансов благополучно миновать границу. То есть платили не за нарушение законов, а за их соблюдение, оплачивая собственные законные действия и такие же действия чиновников. Но на севере, в бывшем Ленинграде, все еще действовали, пусть и относительные, моральные нормы, когда нужно было платить именно за молчаливое согласие на беспрепятственный провоз грузов любого вида. Сухарев приехал загодя, чтобы получить груз, который обещал привезти Сириец. Загрузка трех вагонов лесоматериалами должна была состояться на комбинате, где благожелательные таможенники готовы были опломбировать любой вагон с любым грузом. Все шло нормально, два вагона были уже погружены, ждали людей Сирийца, чтобы загрузить третий, когда неожиданно подъехали сразу несколько автомобилей. Сухарева очень удивило появление самого Сирийца. Обычно тот не занимался подобной мелочевкой. Еще больше он удивился, когда подъехал небольшой грузовой автомобиль и несколько человек Сирийца выгрузили из него два ящика и занесли их в вагон. - Вот эти два ящика, - показал Сириец, - лично доставишь в Хельсинки к Федору. И не забудь, головой отвечаешь. - Конечно, - привычно быстро откликнулся Сухарев и уверенно добавил: - Все будет в лучшем виде. - С тобой до границы поедут наши. Восемь человек, - показал на выходивших из машины ребят Сириец. Все они были вооружены. Сухарев знал некоторых из них. Это были лучшие боевики Сирийца. "Что это такое интересное мы везем в этих ящиках, раз он охрану с нами посылает, - мелькнула в голове мысль. - Может, Сириец решил денежки свои вывезти из страны или ценности?" - А вот эти двое поедут с тобой через границу, - показал Сириец на темноволосых парней, молча смотревших на Сухарева. - Они вместе с тобой отвечают за груз. - Здорово, ребята, - весело сказал Сухарев, - значит, вместе поедем. Один из незнакомцев, высокий худой, с мертвыми застывшими глазами и землистым цветом лица, промолчал, словно не слышал обращения. Он был в темном костюме, на голове шляпа, которую носили либо иностранцы, либо гангстеры в фильмах. Но гангстеров Сухарев никогда не видел, а иностранцев в таких шляпах сколько угодно. К тому же поза незнакомца свидетельствовала о том, что он действительно не понял обращения Сухарева. Другой, поменьше ростом и поплотнее, одетый в кожаную куртку и в такой же кепке, кивнул в ответ. - Здорово, - сказал он с каким-то непонятным акцентом. И ничего больше не добавил. "Чудные какие-то", - решил Сухарев. Впрочем, это его не касалось. Он должен был доставить груз до места назначения, а там пускай Федор сам разбирается и с этими типами, и с драгоценностями Сирийца, если, конечно, там действительно драгоценности. - Будь осторожен, - тихо предупредил Сириец, - мои ребята будут провожать вас до самой границы. Никому не говори о том, что ты сегодня повез груз. Домой уже не заедешь? - Нет, конечно. Куда домой? Мы вот-вот тронемся. - Вот и хорошо. Телефон мобильный у тебя с собой? Если что случится - сразу звони. Я свой телефон буду при себе держать. Сразу ко мне и попадешь. Это опять удивило Сухарева. Сириец не любил носить с собой мобильный телефон и отдавал его секретарям и водителям, чтобы они сообщали ему о всех возможных звонках. "Какой же все-таки груз мы везем? - снова подумал Сухарев. - Как только приедешь в Хельсинки, позвони мне, - продолжал Сириец. - Федор с людьми уже на месте. Но он встречать вас будет не в городе. Как только пересечете границу, он вас сразу и встретит. Приедет прямо к границе. Пароход в порту тоже готов. Перегрузишь ящики на машины и сразу в порт. И нигде не останавливаться! Ты меня понял? - Да, конечно. Нигде не остановимся. Значит, эти двое поедут со мной через границу? - показал он на незнакомцев. - Вместе с тобой, - кивнул Сириец. - Они все время будут вместе с тобой. - Паспорта у них в порядке, виза есть? Финны сейчас строго проверяют. - За это не волнуйся. Паспорта и документы у них в полном порядке. Они представители нашего совместного предприятия и едут вместе с тобой в Финляндию в командировку. Ты меня понял? Твое дело маленькое - привез, сдал. Будут спрашивать на границе, ты ничего не знаешь. - Если про иностранцев спросят? - Они не иностранцы, - зло ответил Сириец. - Я же тебе объяснил, что они представители нашего совместного предприятия. Один из них россиянин, а другой... в общем, он наш представитель, и все. - А наш лес как же? - Это была уловка вора, он хотел проверить, насколько важен груз для Сирийца. Тот, видимо, думал о чем-то своем, если так легко попался на крючок. - Брось, - сказал он, махнув рукой, - брось его к чертовой матери. - Самое главное - эти два ящика. А все остальные вагоны никуда не пропадут. Кому они нужны в Финляндии? Приедешь из порта и все оформишь. Ты меня понял? - Не беспокойся, все сделаю. - Сумеешь сделать так, чтобы быстро вынуть из вагона эти ящики? - За одну минуту достанем, - усмехнулся Сухарев, - откроем задвижки, первая партия леса упадет, и тогда можно будет доставать ящики. Мы уже так делали. А лес мы потом соберем. Заплатим триста марок, и любая машина-погрузчик нам его за один день соберет. Правда, финны иногда придираются, просят еще и штраф заплатить. - С этим проблем нет. Сириец достал из кармана пачку долларов, протянул Сухареву. - Здесь пять тысяч, - сказал он. - Перевезешь нормально груз - получишь столько же. Заплати любой штраф, но, когда Федор подъедет к тебе с машиной, чтобы ты весь лес забыл к чертовой матери и сам лично проследил за ящиками. Ты меня понял? - Конечно, понял. А лес мы соберем, не беспокойся. Даже если штраф заплатим, соберем. - Это правильно, - кивнул Сириец, потом вдруг спросил: - Ты опять пил? - Да нет, немного коньяку выпил. Как обычно, на дорожку. Вот ребятам везу, для Феди и для остальных. - Ты за старое не принимайся, - строго посоветовал Сириец, - а то знаю я тебя, запой начнется, так тебя потом и не остановишь. - Не волнуйся, - улыбнулся Сухарев, - все будет чин чинарем. - И без глупостей. Сухой, - сказал напоследок Сириец, очевидно, все-таки понявший, почему Сухарев спрашивал об основном грузе. - Ты смотри, - погрозил он, - со мной свои воровские штучки бросай. Я на Колыме вкалывал, когда ты еще сопли утирал. Молод еще меня накалывать. С твоими вагонами ничего не произойдет. Плюнь на них, - снова жестоко повторил Сириец, - ты теперь должен помнить только о ящиках. - И вдруг крепко схватил Сухарева за ворот пиджака, притягивая его к себе. - Не дури только, - сказал он, почти касаясь губами уха Сухарева. - Если вдруг ящики не дойдут до Хельсинки, тебя будут искать по всему миру. Вся братва искать будет. Сам понимаешь - шансов у тебя никаких. И, оттолкнув опешившего Сухарева, зашагал к своему автомобилю. ВАШИНГТОН. АГЕНТСТВО НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ. 7 АВГУСТА Когда Ньюмену принесли сообщение из ЦРУ, он не поверил собственным глазам. Вчитываясь в слова сообщения, он изумленно спрашивал себя, как такое могло произойти. И сразу, подняв трубку, позвонил государственному секретарю США, решив, что сначала нужно посоветоваться с ней, прежде чем беспокоить Президента. Она находилась в самолете, возвращаясь из Европы, и была как раз над Великобританией, когда Ньюмен потребовал соединить его с ней. Впервые в истории на посту государственного секретаря США оказалась женщина, и она отличалась характером и напором ретивого, наглого бульдога. - Что случилось, Ньюмен? - тяжелым голосом спросила она. - Я только собралась отдохнуть перед приездом в Вашингтон. - У нас срочное сообщение, - быстро произнес Ньюмен, - передано из Москвы. Кажется, у русских большие проблемы. - У них всегда большие проблемы. - В голосе государственного секретаря почувствовалась легкая ирония. - Что вы имеете в виду, говорите конкретнее. - У меня на столе сообщение из Лэнгли. Похоже, в России пропали ядерные боеголовки. - Этот сюжет оставьте для фантастов, Ньюмен, или для авторов дешевых детективов, - злым голосом посоветовала государственный секретарь. - Мне надоело объяснять всем, что ни одна русская боеголовка не может исчезнуть так, чтобы мы этого не заметили. Точно так же, как и наше оружие не может перемещаться, чтобы это не засекли со спутников русских. Позвоните военным - они вам все объяснят. Мы полностью контролируем ситуацию, я много раз получала по этому поводу самые серьезные заверения военных. У вас ко мне больше ничего нет? - Подождите, - попросил Ньюмен, понимая, что она собралась прервать разговор. - Речь идет не об обычном ядерном оружии, а о так называемых "ядерных чемоданчиках". У русских в ядерном Центре обнаружена пропажа. Вы меня понимаете? По этому поводу уже было созвано срочное совещание у Президента России. Речь идет об исчезновении миниатюрных ядерных зарядов, которые могут быть использованы террористами. Наступило молчание. Очевидно, государственный секретарь переваривала информацию. - Вы меня слышите? - забеспокоился Ньюмен. - Слышу, - ответила государственный секретарь. - Я узнавала, когда мы приземлимся в Вашингтоне. Я буду через пять часов. Сообщите обо всем президенту, Ньюмен. И переговорите с военными. Я сразу приеду в Белый дом. Он понял, что получил ее согласие, и сразу же позвонил директору ЦРУ и строго спросил: - Ваше сообщение уже отправлено президенту? - Вы же знаете, что наш офицер отвозит аналитический обзор в Белый дом каждое утро, перед завтраком президента, - ответил директор ЦРУ. - Я его визировал, еще не зная о сообщении из Москвы. Но я уже звонил и просил президента принять меня после ленча. - Это слишком поздно, - разозлился Ньюмен. - Я еду в Белый дом, и вы немедленно отправляйтесь туда же. Проблема слишком серьезная, чтобы мы могли ее игнорировать. - У нас нет абсолютного подтверждения этого сообщения, - осторожно заметил директор ЦРУ. - Достаточно и того, что такое сообщение появилось вообще, - отрезал Ньюмен. - О ядерных зарядах малой мощности не знает никто. Выдумки журналистов мы не берем в расчет. Даже в ЦРУ мы не сообщали о создании подобного оружия. У нас о нем известно лишь единицам. - Да, - согласился его собеседник, - наши специалисты знают о нем. Они считают, что французы также близки к созданию подобного оружия. Но пока миниатюрные ядерные бомбы есть только у нас и у русских. - Я еду в Белый дом, - решительно сказал Ньюмен. - Это слишком серьезная проблема, чтобы мы могли обсуждать ее по телефону. Он положил трубку, задумался, глубоко вздохнул и снова поднял трубку телефона, попросив секретаря соединить его с президентом. - Он занят, - сухо сообщила секретарь. - Срочно соедините, - настаивал Ньюмен. - У меня важное дело. - Вы не можете подождать? - Нет. - Сейчас попробую найти его. Президент обсуждал с дочерью проблемы ее учебы в университете. Он, как обычно, пребывал в хорошем настроении, и ему нравилось играть роль тактичного отца, наставляющего молодую девушку. Когда ему доложили, что звонит директор агентства по национальной безопасности, он поморщился. Президент не благоволил этому желчному, рассудительному и прагматичному аскету Ньюмену, который был как бы вечным укором жизнерадостности самого президента. Но как политик и руководитель, он высоко ценил Ньюмена, умевшего мыслить аналитически и всегда выдавать точные, емкие формулировки. Президент подошел к телефону. - Что случилось, Ньюмен? Вы опять беспокоите меня по вашим неотложным делам? - пошутил президент. - Господин президент, - сухо обратился Ньюмен, - мне нужно срочно с вами увидеться. - Что, так срочно? - спросил президент, изменившись в лице. Он знал, что Ньюмен не станет беспокоить его по пустякам. - Очень срочно, - подтвердил тот. - Тогда приезжайте. - Президент положил трубку и рассеянно посмотрел на дочь, забыв о роли заботливого отца. Она поняла, что случилось нечто серьезное, и, улыбнувшись ему на прощание, вышла из кабинета. Он остался один и задумчиво смотрел в окно, пока не решил, что нужно пройти в Овальный кабинет. Ровно через полчаса приехал Ньюмен, почти одновременно с директором ЦРУ, который воспользовался вертолетом, чтобы успеть вовремя. Вдвоем они прошли к президенту. Тот уже успел переодеться и принял их в своем кабинете. - Господин президент, - начал Ньюмен, - речь идет о серьезной опасности, которую мы не можем недооценивать. Судя по сообщениям ЦРУ, в России исчезли два ядерных заряда малой мощности, которые могут быть использованы террористами или любыми экстремистами в своих целях. - Ядерное оружие, - покачал головой президент. - Если бы случилось что-нибудь подобное, мне сразу бы сообщили военные. Они уверяют меня, что держат под контролем все ядерные боеголовки русских. На эту тему мы много раз говорили с Президентом России. Наши эксперты выезжали к ним, а русские эксперты побывали у нас. Возможность хищения ядерных боеголовок практически равна нулю. - Это не обычное ядерное оружие, - пояснил Ньюмен, - не то, за которым мы следим и которое попадает под наши договоры об ограничении стратегических вооружений. Обычный ядерный заряд без носителя взорвать невозможно, а похитить ракету действительно невероятно трудно. Но речь идет о ядерных зарядах малой мощности, которые были разработаны по специальной программе КГБ для использования в особых целях. - Но КГБ уже давно нет, - развел руками президент. - А оружие осталось, - с нажимом произнес Ньюмен. - Это как раз то оружие, о котором мы постоянно напоминали русским. Это не обычная ядерная боеголовка, для которой нужны шахты, пускатели, стационары, носители и другая техника. Это небольшой ядерный заряд, который можно доставить в любую точку страны, в любое место и взорвать по своему усмотрению. Это так называемые "ядерные чемоданчики". - Они действительно как чемоданы? - встревоженно спросил президент. - Нет. Они чуть больше, но это не имеет принципиального значения. Главное состоит в том, что такое оружие может сработать где угодно, в любом месте, в любой точке планеты. - Я позвоню Президенту России, - решительно сказал президент. - Нет, - вмешался директор ЦРУ, - в окружении Президента России у нас есть ценный человек. Если вы сейчас позвоните в Москву, мы его рассекретим. А мне не хотелось бы терять столь важный источник информации, господин президент. - Тогда что вы от меня хотите? - поднял брови президент. - Мы должны уже сейчас передать рекомендации во все наши посольства, во все представительства, предупредить наших военных, особенно на кораблях, стоящих в Персидском заливе. Им необходимо тщательно проверять каждый груз, который будет доставлен к ним. Проверять прежде всего на радиоактивность, - предложил директор ЦРУ. - Как уверяли меня наши специалисты - это оружие очень радиоактивно. Я думаю, в ближайшие два-три дня мы будем иметь более оперативную и свежую информацию. - А если что-нибудь случится до этого? - спросил Ньюмен. Директор ЦРУ молчал. Он не имел права соглашаться и выдавать свой источник информации. Но и отвечать на вопрос Ньюмена тоже не хотел. Поэтому он сидел и молчал, предоставив право решения самому президенту. - Хорошо, - вздохнул президент, - мы подождем один день. Продумайте за это время ваши рекомендации. Мне бы, конечно, не хотелось вмешиваться в работу ЦРУ, но всему есть предел. Когда речь идет о безопасности страны... - Он посмотрел на директора ЦРУ, и тот поднялся, мрачно кивая головой. Ньюмен поднялся следом. - Я жду ваших рекомендаций, - уже более строго сказал президент. - Это проблема не только русских. Это и наша проблема. Наша с вами. ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 7 АВГУСТА В это невозможно было поверить, но водителя так и не смогли найти. Он во второй раз не пришел ночевать домой. Была объявлена общая тревога, перекрыты ближайшие железнодорожные станции, аэропорт. Земсков понимал, что все это запоздалые меры. Если водитель был виноват, то он уже далеко. Офицеры ФСБ прочесали весь научный городок, весь Центр, но обнаружить водителя нигде не удалось. Семен Мукашевич, сорокавосьмилетний прапорщик, работавший водителем спецавтомобиля и получавший большие деньги, даже по сибирским меркам, за вредность своей работы и выслугу лет, исчез, не оставив никаких следов. Объяснение могло быть только одно - он был связан с погибшими учеными и решил скрыться, чтобы избежать их участи. Или избежать ареста, если это он убил их. В квартире Мукашевича был произведен обыск, но, кроме небольшой пачки долларов неизвестного происхождения, больше ничего обнаружить не удалось. Пачка, правда, была дохлая, всего восемь бумажек по сто долларов. Жена Мукашевича слезно уверяла, что это их собственные деньги, которые она обменяла в прошлом году в Нижнем Новгороде, когда была у своей матери. К утру в кабинете Добровольского, ставшем штабом расследования, собрались офицеры - Ильин, Левитин, Машков. Генерал Ерошенко почернел за этот день. Он понимал, что теперь основная вина ложится на его ведомство. Исчез не просто водитель спецмашины, исчез военнослужащий, оказавшийся к тому же убийцей и виновным в хищении двух ядерных зарядов. Правда, винтовку пока не нашли, но все были уверены, что стрелял именно Мукашевич. Он был охотником и в свободные дни часто уезжал на охоту, довольно далеко от поселка. Его собственная винтовка была другого калибра, чем та, из которой было пробито переднее колесо автомобиля погибших ученых, но многие уже считали именно Мукашевича виновным в их смерти. Хотя бы потому, что другого кандидата в убийцы в Центре пока не обнаружилось. Добровольский настаивал на немедленном освобождении Сырцова и Волнова из-под домашнего ареста, и Земскову скрепя сердце пришлось согласиться. Хотя бы для того, чтобы оба офицера помогли в поисках Мукашевича. Оба предстали перед генералом мрачные и хмурые, понимая, что их карьера все равно закончена. Сырцов был немного старше своего заместителя. Оба стояли перед Земсковым, ожидая его дальнейших распоряжений. Он не предложил им садиться. Рядом с Земсковым устроился Ерошенко. Еще трое старших офицеров, проводящих расследование, сидели в разных местах. От Земскова не укрылось то, с каким недовольством Машков посмотрел на него, когда он не позволил Сырцову и Волнову отвечать на вопросы сидя. - Как могло получиться, что ядерные заряды были украдены еще в июне, а вы обнаружили их отсутствие только сейчас? - грозно спросил Земсков. В кабинете не было академиков и не велась запись беседы. И теперь он мог не сдерживать своего гнева. - Плановая проверка проводилась в начале июня, - хмуро ответил Сырцов. - По правилам - контейнеры нельзя все время вскрывать. Мы проверяем их каждый день, не входя в хранилище. А контейнеры вскрывают только ученые раз в несколько месяцев. Похитители все рассчитали, - добавил он угрюмо. Волнов был заметно угнетен. Земсков посмотрел на него. Рыжеватые волосы, волевое, умное лицо. - Хотите что-то добавить, подполковник? - спросил генерал. - Да, - кивнул Волнов. - Я проводил разработку Мукашевича. У него брат живет в Германии, он женат на немке. Вообще-то раньше с такими связями на подобную работу не принимали, но теперь другие времена... - Раньше нужно было об этом думать, - прервал его Земсков и закричал: - Нечего оправдываться - вы оба пойдете под суд. Офицеры молчали. Произошло нечто такое, что не укладывалось в их сознании. Оба понимали чудовищность происшедшего. - Два месяца! - закричал Земсков. - Целых два месяца! За это время заряды можно было переправить в Полинезию, в Африку, на Луну. Если бы не прокурор, мы бы до сих пор ничего не знали. Как мы объясним руководству ваш провал, что скажем о том, куда делись бомбы? В кабинете повисло тяжелое молчание. Земсков нервно отвернулся, потом нехотя сказал: - Возьмите стулья и садитесь, может, от вас будет хоть какой-то толк. Оба офицера сели в углу. Земсков оглядел собравшихся. - Нам нужно найти Мукашевича, - твердо сказал он, - видимо, он и был главным организатором случившегося. Кому еще могла прийти в голову идея использовать вывоз радиоактивных отходов для похищения ядерных зарядов? Он подговорил ученых, которые неизвестно каким образом сумели вытащить ЯЗОРДы из хранилища и вывезли их на его автомобиле. И на следующий день он выстрелил в колесо их машины, отчего произошла авария и оба погибли. Он видел, как согласно кивнул даже Ерошенко, уже осознавший, что и ему придется несладко. - Нет, - вдруг вмешался Машков, - не получается. Я уже проверил. - Что не получается? - разозлился Земсков. У него появилась наконец стройная теория заговора военных и ученых, к которому ФСБ не имел никакого отношения. Но этот упрямый полковник все портил. - Почему не получается? - еще раз спросил генерал. - Десятого числа машина, за рулем которой находился Мукашевич, вывезла груз, а одиннадцатого он был отправлен в командировку в Иркутск, - пояснил Машков. - Я уже все проверил. Командированных было четверо, и Мукашевич все время находился с ними, никуда не отлучаясь. Он бы не сумел прилететь обратно в Центр, прострелить переднее колесо и улететь снова. - Тогда скажите, кто мог это сделать, - предложил с неприятной улыбкой Земсков, увидев, как обрадовался Ерошенко. В его словах был скрытый подтекст. Раз ты такой умный, то найди убийцу, как бы говорил генерал. - Думаю, в любом случае не Мукашевич, - твердо ответил Машков. - Я просмотрел его личное дело. У него не было даже высшего образования. Продумать такую схему похищения он не мог. Это сделал кто-то другой. - По-вашему, все убийцы должны быть обязательно с высшим образованием, - усмехнулся Земсков. - Не все. Но тот, кто спланировал это похищение, обязательно должен был все учитывать, - твердо сказал Машков. - И этот человек сумел рассчитать траекторию падения машины, выстрелив в нее именно на обрыве, именно в нужной точке. - А где же тогда винтовка? - Ее уже давно здесь нет, - убежденно ответил полковник. - Убийца не настолько наивен, чтобы оставлять ее в Центре. Он давно избавился от нее. - Все у вас складно получается, - вмешался Ерошенко. - Но где заряды и кто убийца? Вы знаете ответ? - Нет, товарищ генерал. - Тогда сидите и молчите, - махнул рукой Ерошенко, - а когда будете знать - скажете. Хорошо вам вот так сидеть и философствовать. А мы обязаны доложить своему руководству, кто виноват и где эти проклятые "ядерные чемоданчики". Машков молчал. Утерли ему нос, с неожиданным злорадством подумал Земсков. - Нужно искать следы Мукашевича, - настойчиво заговорил генерал. - Он не винтовка, два месяца назад не пропал. Машков - ответственный за розыски, - добавил он. - Левитин и Ильин продолжают допрос свидетелей. Подключите всех офицеров в помощь. Пусть Сырцов и Волнов вам помогают. Мы должны знать, останавливалась ли машина у лаборатории во время выезда или нет. - Разрешите, товарищ генерал. - Опять этот Машков лезет со своими вопросами. Вот пусть поищет Мукашевича и, когда не найдет его, получит свое взыскание... Тоже мне умник. - Что у вас? - раздраженно спросил генерал. - Я подумал, что мы можем применить метод, который позволит нам определить возможность вывоза из Центра похищенных зарядов. Метод, так сказать, академика Финкеля. Надо проверить наличие радиоактивности у дверей лаборатории, там, где обычно останавливался автомобиль. Если ядерные заряды грузили оттуда, то радиоактивность еще должна была сохраниться, хотя бы фон, даже по истечении двух месяцев. - Что вы кончали? - спросил генерал. - Какой институт? - Физтех, - улыбнулся Машков, - собирался стать ученым, но так уж получилось... Тогда отправляли в КГБ по комсомольскому набору. - Ясно. - Земсков впервые посмотрел на своего офицера с некоторым удовлетворением. Если это сработает, то уже неплохо, можно будет точно доказать, что действительно виноваты ученые Центра, который находился в ведении Министерства обороны, а помогал им военнослужащий. Все происходящее генерал рассматривал только с точки зрения собственного благополучия. Он понимал, что ему все равно придется несладко. Но одно дело разделить эту ответственность пополам и получить выговор, и совсем другое - отвечать за все лично и быть уволенным из органов ФСБ. - Проверяйте, - сказал он, - все проверьте и доложите. Вошел офицер и, спросив разрешения у генерала, протянул Машкову лист бумаги. - Только что получили, товарищ полковник, - доложил он. - Что у вас? - быстро спросил Земсков. - Результаты экспертизы видеопленки, товарищ генерал, - пояснил Машков. - Я посылал в Москву, чтобы срочно проверили. Эксперты установили, что один и тот же сюжет повторен дважды. Причем второе повторение прошло девятого июня. Кто-то изменил программу компьютера и сумел провести один сюжет дважды. - О чем вы говорите? - не понял Земсков. - Каждый, кто входит в хранилище, фиксируется на пленке камеры слежения, и этот эпизод вносится в компьютерную память, - пояснил Машков. - Я проверил журналы учета и обнаружил, что Суровцев и Глинштейн входили в хранилище несколько раз в начале июня. Каждый, перед тем как войти в лифт, еще и отмечается в специальном журнале. Вот я и решил сличить данные журнала и компьютерной записи. Попросил в Москве срочно проверить в нашем отделе. - Ну и что? - Дважды повторен один и тот же эпизод. Кто-то внес в программу изменение. Очевидно, эти двое все-таки выносили заряды из хранилища. - А как они их потом подняли наверх? - Там охрана стоит не всегда, - пояснил Сырцов, - иногда офицеры отлучаются. По правилам они не должны там находиться все время, только дежурный. - Когда зафиксировано смещение эпизодов? - Девятого, как раз в день вывоза отходов. - Дежурный мог не знать, что это заряды, - пояснил Сырцов. - Он не проверяет, что и куда несут ученые. Его задача не пускать в лифт посторонних и не выпускать посторонних. - Все правильно, - зло сказал Земсков. - Он охраняет хранилище от людей, вместо того чтобы охранять заряды. - По нашей инструкции он обязан проверять всех входящих и выходящих, а не ученых с их оборудованием, - пояснил Сырцов. - Поэтому у вас и случаются хищения, что у вас такие дурацкие инструкции, - закричал Земсков. - Срочно проверьте, кто имел доступ к компьютеру. Все срочно проверьте и доложите. - Слушаюсь. - Возьмите людей и проверьте эту чертову радиоактивность, - продолжал бушевать генерал. - Все проверьте. У вас тут не Центр, а настоящий вертеп. Никакой дисциплины, каждый делает что хочет. Проверьте все наконец и найдите, куда могли деться эти проклятые заряды. Опросите соседей убитых, может, они их дома прятали, - зло закричал он, понимая, что этого не может быть. - Должны же остаться хоть какие-то следы. Раздался резкий телефонный звонок. Все вздрогнули, настолько были напряжены нервы. Ерошенко, сидевший рядом со столом, протянул руку и взял трубку. Потом сказал: - Вас, товарищ генерал. Земсков выхватил трубку. Это был директор ФСБ. - Что у вас там происходит? - спросил он. - Есть новости? - Мы проводим расследование, - чуть запнувшись, доложил уже совсем другим голосом Земсков. - Установлена и доказана вина двух погибших ученых, которые похитили заряды из хранилища. Большую помощь нам оказали академики Финкель и Архипов. - Он специально говорил много, оттягивая самое важное сообщение, которое больше всего интересовало директора. - Где заряды? - перебил тот своего заместителя. Нужно было решаться. Все равно рано или поздно придется сообщить. Земсков взглянул на напряженно глядевших на него офицеров и глухо сказал: - Нами установлен сообщник погибших ученых, который помогал им вывозить заряды с территории Центра. - Он все-таки не рискнул сказать, что ядерных зарядов в Центре уже нет. - Как это "помогал вывозить"? - спросил директор. - Значит, их нет в Центре? - Нет, товарищ генерал, - сообщил Земсков убитым голосом. На другом конце провода шумно задышали. У директора было невероятное терпение, если даже в этот момент он не выругался. - Чего ты мне басни рассказываешь? - прошипел он. - Значит, у нас из-под носа украли бомбы, а мы ничего не знали. Когда их украли? - Земсков молчал. - Ты меня слышишь? - Директор никогда не позволял себе обращаться к своим подчиненным на "ты", и это было самым верным показателем его раздражения. - По нашим сведениям, их вывезли из Центра два месяца назад, - сообщил Земсков, ожидая нового взрыва. В трубке воцарилось долгое молчание. Потом директор, не сказав больше ни слова, просто положил трубку. Очевидно, опасаясь сорваться. Земсков тоже положил трубку и целую минуту ждал, когда аппарат снова зазвонит. Не дождавшись, он с потерянным видом обратился к Машкову: - Продолжайте ваше расследование, полковник. У нас мало времени. И в этот момент снова зазвонил телефон. Земсков схватил трубку, ожидая, что это звонит по прямому проводу директор ФСБ, и услышал незнакомый голос. - Кто говорит? - раздраженно спросил голос. - Это не вы, Игорь Гаврилович? - Нет. Говорит генерал Земсков, - четко, по-военному ответил Земсков, понимая, что по этому телефону может позвонить только очень ответственный руководитель. - Там у вас должен быть генерал Ерошенко, - сказал руководящий баритон. - Дай мне его к телефону, генерал. Сумеешь найти его? - Он рядом. - Земсков протянул трубку своему коллеге, понимая, что теперь настала очередь того выслушивать очередную порцию недовольства. Он наконец узнал этот голос. Это был министр обороны. Ерошенко взял трубку. Очевидно, министр не обладал терпением директора ФСБ. Да и к тому же нравы в военном ведомстве были куда круче, чем в контрразведке. Министр, узнавший, что заряды пропали два месяца назад, не стесняясь в выражениях, крыл своего контрразведчика пятиэтажным матом. И под конец бросил трубку. Ерошенко оперся дрожащими руками о стол. Его в жизни так не ругали. Офицеры молчали, понимая, что именно мог сказать ему министр. - Ищите, Машков, - то ли предложил, то ли попросил Земсков. - Может, у вас действительно что-нибудь получится. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ГРАНИЦА РОССИИ С ФИНЛЯНДИЕЙ. 7 АВГУСТА Вечером состав вышел из Санкт-Петербурга. До границы было недалеко, но все восемь боевиков Сирийца сидели по вагонам, словно им обещали особую награду за усердие. Кроме трех вагонов с лесом, здесь было еще несколько вагонов с разного рода товарами, которые обычно переправлялись за рубеж единым составом. Но боевиков Сирийца интересовали именно их вагоны, вернее, единственный вагон, в котором находились ящики и за которым они обязаны были наблюдать. Перед самой границей они сошли с поезда, даже не пожелав остальным счастливого пути. Просто, когда состав замедлил ход, они спрыгнули. Машинисты, которые видели сопровождающих, ничего не сказали. Во-первых, им хорошо заплатил Сухарев, во-вторых, грузы до границы часто сопровождали вооруженные люди, когда владельцы хотели гарантировать неприкосновенность собственного товара. Вагон, в котором находились ящики, был в середине состава, и плотный незнакомец в кожаной куртке провел все время пути на подножке вагона, словно собираясь ехать так до Хельсинки. На границе состав остановился, и пограничники начали смотреть грузы. За ними пошли таможенники. Все шло как обычно. Но Сухарев все-таки волновался. И когда проверяли документы у машинистов, и когда проверяли документы у него, и когда проверяли паспорта сопровождающих. Все было в порядке, но он продолжал волноваться. А от волнения он знал только единственное лекарство. Это был коньяк, к которому он пристрастился на свободе. По странному стечению обстоятельств, коньяк ему тогда предложил именно Сириец. Сухарев после этого почти не пил водки, предпочитая хороший коньяк, армянский или грузинский, французский или еще какой, ему было все равно. Лишь бы это был коньяк. И сейчас, поминутно прикладываясь к бутылке, он подумал о том, что все может пройти и не так гладко, как рассчитывал Сириец. Ведь грузы пропускают только благодаря самому Сухому. А иначе шиш бы кто-нибудь сумел договориться с этими таможенниками и пограничниками. Один из пограничников почему-то принес прибор, проверяющий радиоактивность. - А это зачем? - улыбаясь спросил Сухарев, доставая бутылку коньяку и щедро презентуя ее пограничнику. - Не жалко? - спросил тот. - А у меня этого добра хватает, - кивнул на полупустой ящик Сухарев, - все равно финны не пропускают. Вези что хочешь, хоть динамит, но только не спиртное. Строго следят. А у меня еще восемь бутылок осталось. На две перебор, больше не пускают. Шесть могу записать за собой и за пассажирами. Правила ведь знаешь, не больше литра. А наши ребята там просят - спиртного вези, и все тут. - Да, у них с этим делом туго, - согласился пограничник, принимая бутылку и пряча прибор в сумку. - Так зачем тебе прибор? - усмехнулся Сухарев. - Ты мне не сказал. - Черт его знает, - честно признался офицер, - приказано проверять все грузы. Чего, например, ваш лес проверять, не знаю. В бревнах какая радиоактивность, если они, конечно, не из Чернобыля. Наверно, скандинавы боятся заражения. - Осторожные. - И чего проверять, - продолжал пограничник, - сейчас у всех плохой фон. Я слышал - даже алмазы фонят, когда их из земли достают. - Может быть, - улыбнулся Сухарев. - Значит, ты алмазы ищешь? - Откуда мне знать? - Ну и проверяй другие вагоны, может, там что-то не в порядке, - показал Сухарев. - Да ладно, - отмахнулся офицер, - тебе зачем алмазы прятать? Сейчас время такое, можешь все на карточку положить и там в Хельсинки получить. Глупо даже проверять. Давай иди, можете ехать. Когда состав пересек границу, Сухарев вдруг вспомнил, что ни один из сопровождающих, да и сам Сириец не подходили к ящикам. Может, они действительно радиоактивны, с интересом подумал он. Что там могут везти люди Сирийца? Ящики небольшие, но, видимо, тяжелые. Может быть, все-таки какие-то ценности. Он вдруг подумал, что с одним ящиком, который лежит в этом вагоне, он может остаться на Западе, стать миллионером и плюнуть на свою прежнюю жизнь и на Сирийца. Можно будет жить в свое удовольствие. Семьи у него все равно нет, а баба, оставшаяся в Санкт-Петербурге, не пропадет. И потом он всегда сможет ее выписать к себе. Чем больше он об этом думал, тем больше загорался идеей овладеть одним из ящиков. Алмазы, вспомнил он слова офицера-пограничника. А если действительно алмазы? Ящики ведь такие тяжелые. Состав уже разгонялся, пересекая границу. Сухарев сидел в купе для сопровождающих, в первом вагоне, который был прицеплен сразу к локомотиву. Рядом с ним сидел молчавший все время Иностранец. Третий сопровождающий, очевидно соотечественник, подсел к ним уже после проверки, ожидая, когда они пересекут границу. Если проедем границу, то будет поздно, подумал Сухарев. У него только один шанс стать наконец миллионером. Иначе он всю жизнь будет подтирать зад Сирийцу и слушать его мальчиков. Сухарев посмотрел на своих попутчиков, облизнул губы. Оружия у них явно нет, они бы не решились тащить его через границу. Значит, можно попробовать, подумал Сухарев. Нужно решать, иначе потом он всю жизнь будет укорять себя за то, что не воспользовался этим единственным шансом в своей жизни. - Скоро проедем границу, - сказал он попутчикам негромко, чтобы как-то разрядить обстановку. Иностранец молча смотрел в окно. Он даже не повернул головы. Второй только кивнул, но тоже не удостоил Сухарева ответом. "Брезгуют, - зло подумал тот, - за "шестерку" держат. Думают - сейчас меня используют и выбросят". Он достал новую бутылку и, налив себе целый стакан, залпом опорожнил его. Потом, подумав немного, вышел из купе, забрав бутылку с собой. Пить одному не хотелось, а с этими было противно. "Сучьи дети, - зло и пьяно размышлял он, - брезгуют мной. А я вот возьму и сброшу один ящик. Посмотрю тогда, как они запоют". Он повернулся и увидел коренастого типа в куртке. - Чего следишь? - зло спросил Сухарев. - Не бойся, не убегу. - А я и не боюсь, - пожал тот плечами. - Врешь, сукин сын, боишься, вон как за мной кругами ходишь. Все думаешь, что я твои поганые ящики стащу. - Пить меньше нужно, - поморщился тот и ушел обратно в купе. - Ах ты, сука, - негромко сказал Сухарев и снова выпил. Потом подумал немного и сделал еще один затяжной глоток. Ящик, подумал он. Ящик, который может сделать его наконец счастливым. И зачем Сирийцу столько денег? Он ведь все равно их не проест. Никого он не любит, никого у него нет. Все под себя, под себя... Нет чтобы со старыми товарищами поделиться. Ведь вместе на нарах чалились. Почему все так несправедливо получилось. У Сирийца и "Мерседесов" полно, и охраны всякой, и бабы у него гораздо лучшие, хотя он, Сухарев, своей вполне доволен. И дома у него есть где-то там, за бугром. Почему все так несправедливо? Сирийцу все достанется, а ему, Сухареву, ничего. И он снова вернется к себе домой и снова будет зарабатывать свои несчастные несколько тысяч, на которые даже приличный "мерс" не купишь. Чем больше он думал, тем больше зверел. Гнусное свойство ущербного человеческого существа приписывать свои собственные недостатки везению других. Когда жизнь не устроена, когда впереди ничего нет, а позади не было ничего хорошего, так хочется обвинить в этом кого-нибудь другого, но только не себя. Очевидно, это одно из главных составляющих человека, когда неприятие смерти делает его разум словно бессмертным, а неприятие самокритики - ущербно односторонним. Может быть, поэтому среди титанов человеческой мысли нет ни одного, кто не верил бы в собственную смерть или страдал бы от неумения критически взглянуть на собственные достижения и возможности. Может, по этим параметрам и можно судить об истинном величии человека, осознающего свою смертность и совершающего поступки, отрицающие бренное существование, осознающего свое ничтожество и бросающего ему вызов. Но Сухарев не был ни титаном, ни гением. Он даже не был нормальным человеком с устоявшейся психикой. Поэтому он выпил еще немного и решил, что нужно действовать. Оглянувшись на купе, он быстро пошел к выходу из вагона. У него всегда были с собой специальные ключи. Открыл дверь, вышел на площадку. Состав шел довольно спокойно, на границе поезда обычно не разгоняются. Он знал, что Федор будет ждать в двадцати километрах от границы, в первом поселке, который встретится на их пути. Значит, у Сухарева минут десять-пятнадцать, не больше. Он закрыл дверь и вернулся в купе, злорадно поглядывая на своих попутчиков. Финских пограничников он встретил уже основательно нагрузившись. Это не помешало финнам обыскать вагон и, несмотря на протесты Сухарева, отобрать две бутылки коньяка. Правда, они не составили обычный протокол, как и рассчитывал Сухарев. Отечественные нравы постепенно приживались и у соседей, которые охотно конфисковывали спиртное, не проверяя остального груза. Иностранец впервые повернул голову, и Сухарев увидел некое подобие улыбки на его землистом лице. Он с отвращением посмотрел на своего попутчика и снова вышел из купе. Теперь все зависело от удачи и его собственного умения. Он открыл дверь вагона, оглянувшись на купе. Там все было тихо. Сухарев быстро вышел на подножку. Состав по-прежнему шел очень медленно, он только набирал скорость. Сухарев чуть не упал, попытавшись ухватиться за поручни другого вагона. - Ах ты... - грязно выругался он, с трудом сохраняя равновесие, и наклонился. Ему было нелегко отцеплять этот проклятый вагон. Поезд все ускорял ход, и сохранять равновесие становилось все труднее. Но наконец сцепка подалась, и локомотив с первым вагоном, набирая скорость, начал удаляться. Сухарев успел перепрыгнуть на площадку отцепленного вагона и состроил злорадную рожу. Пусть теперь Иностранец пьет коньяк вместе с Сирийцем, злорадно подумал он. Раз они брезговали Сухим, станут сами мокренькими. Отцепленные вагоны начали замедлять ход. Теперь следовало их остановить. Сухарев соскочил и, подождав, пока проедет весь состав, вспрыгнул на площадку последнего вагона. Состав шел совсем медленно, так как дорога шла в гору. "А вдруг он пойдет обратно?" - испуганно подумал Сухарев. Это заставило его действовать быстрее. Он начал лихорадочно крутить колесо тормоза. Состав со скрежетом останавливался. Еще немного, и он встал. - Вот и все, сучьи дети, - сплюнул Сухарев, - вот я и стал миллионером. Он спрыгнул и подошел к своему вагону. Теперь предстояло открыть его таким образом, чтобы не попасть под свалившийся лес, но он умел это делать. Сначала нужно отодвинуть дверь до конца. Потом открыть среднее отделение вагона и успеть отскочить в сторону, когда лес покатится вниз. Он делал это несколько раз и знал, как все рассчитать. Вскоре он уже оказался в вагоне. Внутри специально было оставлено больше места, чем в обычных вагонах, и коротко нарезанные доски лежали в три продольных ряда, чтобы можно было, быстро сбросив один из них, освободить ящики. Он резко дернул задвижку и отскочил в сторону, глядя, как доски сыплются из вагона на землю. Показались ящики. Сухарев вздохнул. Нужно торопиться. Эти балбесы могут спохватиться и вернуться. А ему одному с двоими не справиться, тот в куртке явно профессиональный спортсмен, сразу видно по его плечам. Сухарев оглянулся, одному ему ящик явно не вытащить. Нужна помощь. Но где ее взять? Пока сопровождающие спохватятся, он должен быть далеко. В последнем вагоне есть небольшая тележка, вспомнил он. Как раз подойдет под один ящик. С трудом, но подойдет. Он снова побежал к последнему вагону, открыл двери, залез внутрь. Все это требовало немалых физических усилий, и он почувствовал, что задыхается. Сбросил тележку вниз, потащил ее к своему вагону. Теперь предстояло сбросить вниз один из ящиков. - Врешь, Сириец, - шептал он ожесточенно, - врешь, сукин сын, я все равно буду первым, буду как ты. Он схватился за ящик. К его удивлению, он оказался не очень тяжелым. Сухарев потащил его к выходу из вагона. С трудом подтянул к краю, чуть отдышался. Потом спрыгнул вниз, подставил тележку, которую использовали только для мелких грузов. Нужно будет повернуть ящик боком, подумал он. Сириец наверняка набил в него все свои ценности. Теперь важно, чтобы ящик не разбился. Он огляделся вокруг, потом снял с себя пиджак, брюки и бросил на тележку. Костюм он себе купит новый. Полез снова в вагон и осторожно начал сталкивать ящик на свои вещи. В последний момент ящик выскользнул из рук, послышался глухой стук, но дерево выдержало. Сухарев перевел дыхание, спустился вниз. В семейных трусах и в черной рубашке, весь запыхавшийся и растрепанный, он выглядел комично. Теперь следовало достать брюки. Он с трудом вытянул их из-под ящика, потом достал пиджак. Повернул ящик на тележке боком и чуть ли не бегом поспешил к дороге. "Нужно проверить оба ящика", - подумал он. Но каким-то звериным чутьем уже слышал дальние крики людей, спешивших к отцепившемуся составу. Нужно было торопиться. Он бежал, толкая перед собой тележку, зная, что впереди за кустами должна быть дорога. Добежав до поворота, он обернулся и увидел, как к вагонам бегут люди. "Пусть считают, что случилась авария", - злобно подумал он, тяжело дыша и выкатывая тележку на дорогу. Теперь главное быстро остановить машину, которая идет в Хельсинки. А там он знает где укрыться. И в кармане у него пять тысяч долларов, а с такими деньгами он найдет в Финляндии и машину, и дом, где можно спрятаться. Он выскочил на дорогу и почти тут же увидел машину. Кажется, "Форд-Мустанг". - Стой, - закричал изо всех сил Сухарев, - остановись. Водитель, очевидно недавно проехавший границу и свернувший сюда по неизвестным причинам, резко затормозил. - Что случаться? - на ломаном русском спросил водитель. - Тьфу ты, черт, финн попался, - разозлился Сухарев, - слушай, браток, у меня важный груз, очень важный, ты понимаешь? - Я понимать русский. - Мне в город срочно нужно, в город, - кричал Сухарев, показывая в сторону города. - Я понимать, - кивал водитель. - Помоги, браток, давай погрузим мой ящик к тебе в машину. - Он не пойдет. Багажник не закрываться, - покачал головой финн. Это был добродушный, полноватый и рыхлый человек лет сорока. - Ничего, ничего, родной, - уговаривал его Сухарев, - мы его обвяжем веревками, веревками обвяжем, чтобы не упал. Ничего, родимый. - Нельзя веревка, машина портиться, - показал финн на свой автомобиль, - машина садиться и портиться. - Да-да, правильно. Но мне срочно нужно, - умолял Сухарев, - я тебе заплачу. Сколько хочешь заплачу. Хочешь триста долларов дам, хочешь пятьсот. - Не нужно денег. Машина портиться. - Тысячу дам. Исправишь свою машину. Только отвези меня в город, - закричал в отчаянии Сухарев, обезумев от волнения. - Давай грузить твой ящик. Деньги не надо, - сказал финн, - но ты платить за мои рессоры и шины, если они рваться. - За все заплачу, я и за бензин заплачу, - ликовал Сухарев, - только давай быстрее, дорогой, давай быстрее. У оставленного состава уже суетились люди. Землистое лицо Иностранца, обнаружившего, что пропал один ящик, стало белого цвета. Он что-то гневно кричал своему спутнику, и тот, грязно ругаясь, звал Сухарева. Вокруг суетились люди, в том числе и машинисты, не понимавшие, как могла произойти такая авария и куда исчез Сухарев. А тот в это время поднимал ящик вместе с водителем, пытаясь уложить его в багажное отделение машины. Спутник Иностранца увидел следы тележки и, показывая на нее, перестал ругаться. Он, очевидно, не слишком хорошо понимал напарника, но быстро соображал в таких случаях. И поэтому побежал в сторону проселочной дороги, туда, где за кустами грузили в машину один из ящиков. Погрузив его и связав багажник, Сухарев сел рядом с водителем. - Трогай, дорогой, - устало сказал он. Водитель кивнул, и машина тронулась. Когда коренастый добрался до дороги, там было только облако пыли от отъехавшего автомобиля. Сидя в машине и немного успокоившись, Сухарев вдруг с ужасом представил себе гнев Сирийца. И понял, что дороги назад у него нет. Алкоголь окончательно выветрился во время его физических упражнений по доставке ящика к машине, и теперь ему стало грустно и немного страшно. "И зачем только я это сделал, - вдруг подумал он, - нужно поскорее позвонить домой и предупредить Надю, чтобы сматывалась. Они и ее не пощадят". И тут он заметил мобильный телефон, висевший на проводе питания в автомобиле. Он схватил трубку. - Можно я позвоню? - показал он на телефон. - Нельзя, - упрямо сказал водитель, - это мой телефон. - Знаю, что твой, - усмехнулся Сухарев, - одну минуту говорить буду. Надо, вот тебе за минуту разговора. Он достал из кармана стодолларовую бумажку и вложил ее в карман водителя. Тот ошалело покачал головой, но позвонить разрешил. Для финского водителя была неприемлема непомерная плата за помощь в доставке груза, но за телефонный звонок он взял деньги безо всякого угрызения совести. Телефонные разговоры стоили денег, и иностранец должен был за них заплатить. Сухарев схватил телефон и быстро набрал номер. Нетерпеливо ждал, пока трубку возьмет Надя. Неужели ее нет дома, неужели нет дома... Но она сняла трубку. - Слушаю, - сказала она. - Надя, это я, - пробормотал Сухарев, - я сильно залетел. Бери все деньги, какие только есть в доме, и дуй в Москву. Оттуда вылетишь в Хельсинки. Ты поняла? Никому ничего не говори. У тебя виза стоит в паспорте. Только быстро собери вещи и мотай в Москву. Не забудь про деньги, которые у нас лежат в шкафу под полотенцами. - Что случилось? - испуганно спросила она. - Потом объясню, дура. Беги, говорят, из дома. У тебя минут пять есть. Потом за тобой придут. Ты поняла? Не "мусора" придут, совсем другие люди. Убегай, говорю. - Все, все поняла, - забормотала Надя. - А как же ты? - Я тебя встречу. Хотя нет, подожди. Так не пойдет. Они будут ждать тебя в Хельсинки. Сделаем по-другому. Езжай в Киев к своей тетке. Туда езжай и там спрячься, я тебе туда позвоню. Помнишь, ты мне рассказывала про свою тетку? Помнишь? - закричал он изо всех сил, как будто от его крика что-то сейчас зависело. Водитель испуганно покосился на него, не понимая, почему так нервничает этот ненормальный иностранец. - Ты меня поняла? К тетке езжай! - кричал он, надеясь, что она хотя бы осознает степень опасности. - Все поняла, - почему-то начала плакать Надя. - Ты не беспокойся, миленький, я все сделаю, как ты говоришь. Прямо сейчас уеду. - У тебя уже четыре минуты. Все вещи бросай, возьми только деньги и документы. И никому не говори, куда ты едешь. Он отключился, чтобы не задерживать ее больше у телефона. Посмотрел на водителя. - Чухма ты финская, рыло, - сказал он, тяжело дыша. - Не понимай, - ответил водитель. - И правильно делаешь, что не понимаешь, - вздохнул Сухарев. "И почему я полез в этот вагон", - снова подумал он с сожалением. Он еще не знал, что сделал самую большую ошибку в своей непутевой жизни. ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 8 АВГУСТА Несмотря на все поиски, следов Мукашевича по-прежнему не обнаруживалось. Земсков, не спавший нормально уже третьи сутки, бросался на всех с дикими криками, не сдерживаясь теперь даже в присутствии академиков. Самих ученых больше волновал вопрос возможного несанкционированного применения ЯЗОРДов, и все трое приходили к неутешительному выводу, что такая возможность более чем велика. Из Москвы пришло подтверждение, что группам КГБ специального назначения никогда не разрешалось пользоваться ЯЗОРДами даже во время учений. Выносить ЯЗОРДы из Центра могли только после специального письменного разрешения одновременно председателя КГБ, министра среднего машиностроения и министра обороны СССР да еще с визой секретаря ЦК, курировавшего эти вопросы. Правда, после развала такой строгий порядок был ликвидирован, но все равно для вывоза из Центра любого ЯЗОРДа требовалось как минимум хотя бы разрешение министра обороны или директора ФСБ. Проверка на радиоактивность дала очень неприятные результаты. Очевидно, Суровцев и Глинштейн действительно сумели каким-то образом поднять из хранилища наверх два заряда и разместить их у себя в лаборатории. А после они погрузили их в машину и вместе с радиоактивными отходами вывезли из Центра на машине Мукашевича. Никому из проверяющих фон автомобиля и в голову не могло прийти, что в этот раз перевозят не отходы, которые и должны были фонить, а ядерные заряды. Машкову удалось доказать и очевидное вмешательство неизвестного злоумышленника в работу компьютера - тот поменял картинку выноса из хранилища зарядов, заменив ее одной из предыдущих пленок. Офицеры продолжали допрашивать всех сотрудников лаборатории. К ним подключился прокурор, он вызвал дополнительно несколько своих сотрудников, имевших допуск к подобной работе. Правда, им не сообщали в подробностях об объекте пропажи. Для всех это был лишь непонятный калифорний, который нужно было найти или хотя бы точно определить, как его похитили. Ерошенко сидел вместе с Земсковым, посасывая валидол, когда к ним в кабинет вошли Финкель и Архипов. Они о чем-то оживленно спорили. За ними молча вошел Добровольский. События этих дней отразились на нем еще сильнее, чем на генералах. Он как-то осунулся, постарел и выглядел поникшим, словно сам участвовал в хищении зарядов и теперь готов был нести любое наказание. Земсков, увидев посетителей, поморщился, - только их ему не хватало, - но привычно поднялся, застегивая пиджак. Встал и Ерошенко, почтительно кивнув головой. После того как академики столь наглядно продемонстрировали свой умственный потенциал, уважение к ним военного контрразведчика явно возросло. - Вы простите, что мы вас беспокоим, - сказал Финкель, - но на этом настоял Константин Васильевич. Он считает, что мы обязательно должны переговорить именно с вами по этому поводу. - Что еще случилось? - обреченно спросил Земсков. Истекал третий день поисков, а пока ничего конкретного найдено не было. К ужасу самих членов комиссии, удалось подтвердить лишь факт исчезновения двух зарядов из хранилища, их транспортировку наверх и вывоз за пределы Центра. Все это произошло почти два месяца назад. Если не считать погибших ученых и исчезнувшего Мукашевича, то можно было сделать выводы об оглушительном провале работы комиссии. Завтра нужно докладывать в Москву, а результаты более чем плачевные. - Мы все время думали об этих молодых ученых, - продолжал Финкель, когда все трое уселись в кабинете, даже не спрашивая разрешения у генералов. - Судя по тому, как их нам представляет Игорь Гаврилович, это были настоящие ученые, с головой. Особенно этот Глинштейн. Я смотрел его диссертацию и результаты его научных опытов. Очень даже неплохо. "Только не хватает, чтобы они еще хвалили этих погибших негодяев", - зло подумал Земсков, чуть шевельнувшись от напряжения. - Но мы пришли к вам не за этим. - Финкель был проницательным старым человеком и понимал состояние генерала. - У нас возникли некоторые подозрения, которыми мы хотели бы с вами поделиться. Дело в том, что Глинштейн и Суровцев работали как раз над проблемой безопасного использования ЯЗОРДов. Но по этому вопросу есть блестящие разработки в институте академика Архипова. Там уже проведены эксперименты, подтвердившие стабильность полученных результатов. - Простите, Исаак Самуилович, - не выдержал Земсков, довольно невежливо перебивая академика, - я понимаю, что это интересно, но не могли бы вы кратко сформулировать суть ваших слов. Мне трудно следить за вашими мыслями, я уже трое суток не спал. - Конечно, конечно, - кивнул Финкель, - вкратце все обстоит следующим образом. Оба молодых человека, которые, очевидно, и проникли в хранилище, точно знали о радиоактивности калифорния. Это ведь не студенты-практиканты и не водитель с десятилетним образованием. - Понимаю, - кивнул Земсков. - А раз они знали, то наверняка использовали защитные материалы, которые разрабатывались в институте Архипова, - победным голосом доложил Финкель. - И как раз, - быстро добавил Добровольский, - мы получили одну партию этих материалов в апреле этого года. - Ну конечно, они предохранялись от радиоактивности, - наконец понял Земсков, разводя руками, - это было очевидно с самого начала. Ерошенко, не совсем понимавший, о чем они говорят, пытался разобраться, почему академики пришли к ним с новыми предложениями. - Все дело в том, что в институте Константина Васильевича в мае этого года произошло очень неприятное событие, - продолжал Финкель, - был убит очень талантливый человек, ученик академика Архипова, доктор наук Сиротин Александр Никодимович. Многие считали тогда, что это случайное бандитское нападение, что бандиты перепутали его квартиру с квартирой конкурента, живущего в другом блоке. Были убиты Сиротин и его жена. Ерошенко заинтересованно придвинулся ближе. Он не думал, что академики могут говорить и на такие темы. Земсков отодвинул бумаги. Неужели и сейчас ему помогут эти ученые "сухари". - Милиция тогда не очень искала убийц, - вмешался Архипов. - Мы его хоронили всем институтом. А он как раз занимался проблемами защиты людей от радиоактивных материалов. И имел очень перспективные разработки. - Когда его убили? - Земсков переглянулся с Ерошенко. Это уже не просто зацепка. Это уже стройная версия. - В середине мая, кажется, точно не помню. Но милиция тогда считала, что все это произошло случайно. Но теперь мы увязали смерть нашего ученого с гибелью молодых людей в Чогунаше, и получилась довольно неприглядная картина... Земсков уже не слушал. Это уже целый заговор, нити которого ведут в Москву. Это уже не просто Научный центр в далекой Сибири. Теперь он может оправдаться. Они столкнулись не с хищением ЯЗОРДов двумя учеными и бестолковым водителем. Они столкнулись с организацией, может, даже с иностранной разведкой, работавшей в Москве. А чужих шпионов должен ловить совсем другой заместитель директора и совсем другие отделы, которые он не курирует. Он обрадованно потянулся к телефону. Кажется, ученые и в этот раз помогли ему. - А сами заряды? - спросил нетактичный Ерошенко. - Куда они могли деться? - Если правильно применена защита от радиоактивности, то их можно погрузить и вывезти куда угодно, - безжалостно ответил Финкель, - и наверняка в мире есть очень много организаций, готовых заплатить огромные деньги за обладание подобным оружием. Кроме всего прочего, оно еще и стоит огромных денег. - Конечно, - кивнул Земсков, поднимая трубку, - бомбы всегда дорого стоят. В мире столько террористов... - Нет, - улыбнулся академик Финкель, - я имел в виду не этот аспект. Чтобы получить хотя бы одну ядерную боеголовку, нужна определенная масса расщепленного урана. Американцы поэтому так и беспокоятся, когда мы помогаем Ирану строить атомную станцию и даже готовы поставлять им некоторые материалы. - При чем тут наши ЯЗОРДы? - снова не понял Земсков. - Очень даже при чем, - ответил Финкель. - Если обычная ядерная боеголовка стоит невообразимо дорого, хотя я мог бы назвать конкретные цифры, то грамм калифорния стоит еще дороже. Настолько дорого, что я не могу назвать цену даже вам. Насколько я знаю, это тоже секрет, и я не уверен, что должен говорить о нем. Мы получаем калифорний на ускорителях электромагнитных частиц, о чем я вам уже имел честь докладывать. С учетом наших возможностей на создание одного ЯЗОРДа уходит месяц напряженной работы, я уже не говорю о затратах. Такие траты могли позволить себе только Америка и Советский Союз. Даже богатые Франция и Великобритания были вынуждены отказаться от подобных экспериментов, просчитав, что их цена непомерно высока. Поэтому ЯЗОРДы представляют и вполне определенную коммерческую ценность. - Здесь можно говорить, Исаак Самуилович, - взял на себя ответственность Земсков, - и у меня, и у генерала Ерошенко есть абсолютный доступ ко всем атомным секретам. Можно даже сказать, что мы главные охранники этих секретов. Сколько может стоит один ЯЗОРД? - Я думаю, однако, полмиллиарда долларов, - скромно ответил Финкель, - и то я сознательно занижаю его стоимость. - Сколько? - встал со стула Ерошенко. - Вы шутите? Как это полмиллиарда долларов? Да у нас ведь этих ЯЗОРДов... - Он посмотрел на Земскова и сокрушенно развел руками. - Много, - согласился академик, с интересом посмотрев на Ерошенко. - И я даже знаю, о чем вы думаете. Народ голодает, а они тут такие дорогие "игрушки" клепают. И я так думал. Ну, во-первых, мы их делали тогда, когда был Советский Союз и денег на эти "игрушки" не жалели. А во-вторых, что прикажете с ними сейчас делать? Продавать? Покупателей полно. Вы представляете, что может случиться, если такое оружие разойдется по миру? Если вообще станет известно, что производство калифорния в принципе возможно. Это ведь будет похуже атомной бомбы, которую трудно спрятать. Сколько стран уже стоят на пороге создания атомной бомбы. А когда они узнают о том, что можно сделать миниатюрную ядерную бомбу, которую невозможно засечь из космоса... Вы думаете их остановят какие-нибудь расходы? - Но их могли украсть из-за этих денег, - сказал Ерошенко. - Конечно, могли. И я думаю, что, к сожалению, деньги явились решающим фактором для наших бывших молодых коллег. Просто, польстившись на деньги, они забыли главную заповедь любого порядочного человека. С негодяями нельзя договариваться, те не признают никаких законов и всегда действуют по собственным правилам. К сожалению, погибшие молодые люди прочувствовали эту истину на себе. И это очень печально. Земсков уже звонил в ФСБ. Нужно срочно проверить факт гибели Сиротина из института Архипова. Если его убили в мае, то теория заговора получит свое блестящее подтверждение. И тогда он уедет отсюда искать преступников уже в Москве. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 8 АВГУСТА Когда рано утром Сирийцу позвонили и сообщили, что груз не прибыл на место, он просто не поверил услышанному. Бросив трубку, он сам перезвонил в Хельсинки, чтобы убедиться в случившемся. Ему даже пришло в голову, что этой чей-то глупый розыгрыш. Но когда один из его людей сообщил, что в квартире Сухарева никого нет, а его жена явно сбежала из дому, Сириец понял, что случилось страшное. Самое страшное, что только могло произойти. Он не боялся ничего на свете, не боялся ни прокуроров, ни судей, ни заключенных. Человек, отбывающий наказание в тюрьме, проходит там своеобразный тест на мужество. Если ему удается сохранить себя в тюрьме, значит, он и в дальнейшей жизни не пропадет. Если не удается, то его участь плачевна. Но если в тюрьме заключенный становится паханом или его коронуют, то это уже человек, не знающий, что такое страх смерти. Сказанное, конечно, относится к тем ворам в законе, которых короновали по-настоящему и которые заслужили это право своей судьбой. Сириец был именно таким вором в законе, своего рода "заслуженным" рецидивистом, заслужившим свое звание в лагерях. Но когда он представил, что с ним могут сделать за утерю груза, у него потемнело в глазах от страха. Он приказал собрать всех своих людей, всех, кого только можно было найти в эти утренние часы. И сам позвонил нескольким очень авторитетным людям, чтобы они помогли ему своими боевиками в столь трудный час. Он все боялся сообщать заказчику, все оттягивал этот момент, пока не позвонил его мобильный телефон. - Здравствуй, Сириец, - сказал кто-то неприятным басом. - Здравствуй. - Он сразу узнал говорившего. Да и кому, кроме него и придурка Сухарева, пришло бы в голову побеспокоить Сирийца в такой момент? Но Сухарев был далеко. - Говорят, у тебя проблемы? - тяжело прошипел в трубку бас. - Небольшие. Но это не так страшно. Мы все исправим. Все быстро исправим, - пообещал Сириец. - Исправляй, - согласился позвонивший, - мои друзья звонили из Парижа, очень волнуются. А раз они волнуются, то и я начинаю нервничать. Ты понимаешь. Сириец, сколько людей из-за тебя нервничает? Это была угроза, открытая угроза. Никто и никогда не смел так говорить с Сирийцем, даже позвонивший, но Сириец знал, что сейчас он виноват. И сейчас на него могут спустить таких собак, что обижаться просто нецелесообразно. Он может спрятать свою гордость куда-нибудь подальше и вспомнить о ней потом, позже, когда вопрос будет решен. - Не пугай, - хрипло сказал он, - я все знаю. Груз твой я найду. Куда он денется? Один ящик уже на месте. Сейчас ищем второй. Там авария небольшая произошла, вагон открытым оказался. Найдем твой ящик, не нервничай. - А мне говорили, что твой человечек сбежал, - откровенно издевался позвонивший, - и жена его сбежала сегодня утром. Может, ты не тому груз доверил. Сириец? - Пошел ты... - не сдержался Сириец, подсознательно отмечая, что звонивший владеет слишком исчерпывающей информацией. Это означало, что в окружении самого Ованесова есть информатор. Если бы звонивший знал только о пропавшем ящике и сбежавшем Сухареве, то это было бы не так страшно. Ему могли позвонить из Финляндии его люди и рассказать, что случилось. Но раз он знает и про жену Сухарева, которую вот уже второй час ищут по всему городу, то это очень плохо. Это может означать, что в окружении Сирийца есть не только информатор, но и предатель. В решающий момент по сигналу со стороны он может выстрелить в спину Сирийца, а это единственная опасность, которая всегда угрожает в таких случаях. Когда предают свои. - Не дергайся, - посоветовал его собеседник, - у тебя есть время до завтра. Если не найдешь груз... я даже не знаю, что будет. - Я заплачу, - предложил на всякий случай Сириец, - порядки знаю. Я за груз отвечал, значит, я и заплачу. - Дурак, - тоже сорвался позвонивший. - Как ты заплатишь? Всех твоих денег не хватит, чтобы рассчитаться. И моих не хватит. И всего общака всех зеков, которые есть в нашей стране, не хватит. Ты меня понял? Примерно так Сириец и думал. Он задержал дыхание и спросил: - Что делать? Он задал такой вопрос первый раз в жизни. Первый раз за всю жизнь он растерялся, не зная, что ему делать. И, видимо, его собеседник это понял. - Я тоже не знаю, - честно признался он. - Плохо, Сириец, очень плохо. Ты говорил, что у тебя самый надежный человек, все переправит как нужно, вот я и поверил. Я даже не знаю, что тебе сказать. Если не найдешь второго ящика, значит, нам вместе в дерьме лежать. Тебе и мне. Такие вещи не прощают, сам понимаешь. У нас есть сутки. Если хочешь, я тебе еще людей переброшу, с визами помогу, чтобы срочно в Финляндию вылетали, но только найди ты своего человека и этот проклятый ящик. Иначе я не знаю, что с нами сделают. Он говорил открытым текстом, уже ничего не опасаясь. Сириец знал, что говоривший не боится прослушивания. Его не беспокоила местная милиция или прокуратура. Он знал, что они с ним ничего не смогут сделать. И боялся совсем другого. Сириец положил трубку и заорал на весь дом, собирая перепуганных охранников. Схватив за шиворот одного из своих боевиков, он закричал так, что зазвенели стекла: - Найдите ящик, найдите его где хотите. Достаньте мне Сухого хоть из-под земли. Испуганный охранник кивал головой, не понимая, почему так взволновался шеф. Сириец обернулся к другому: - Это ты говорил, что Сухой твой друг? Это ты мне говорил, что он самый надежный из всех... Он выхватил пистолет из рук другого охранника и выстрелил. Несчастный, в кого он стрелял, провинился лишь тем, что однажды сидел в лагере вместе с Сухаревым. Он дернулся и упал. - Кто еще его хвалил? - кричал Сириец, и изо рта у него шла пена. Он отбросил пистолет, схватил нож из столового набора, лежавший на столике, и начал кромсать свою левую руку. Нож был не очень острый, но кровь мелкими каплями брызгала во все стороны. - Вот, вот, вот, - орал Сириец, - век свободы не видать. - Он был в таком состоянии, когда начинается безумие. Охранники испуганно смотрели на него. - Найдите, - орал Сириец, - найдите его. В комнату кто-то вошел, и охранники почтительно расступились. Сириец увидел туфли вошедшего. Бордовые туфли хорошей выделки. Еще не вставая, он прошептал: - Что, Папаня, прилетел, как стервятник, по мою душу? - Вставай, - посоветовал владелец бордовых туфель, - нужно искать твоего бедолагу. Куда он убежит с ящиком? Мы ему все границы в Финляндии перекроем, а языка он не знает. Вставай, Сириец, потом будешь комедию устраивать. - Ты зачем приехал? - прохрипел, приподнимаясь, Сириец. - К тебе приехал, - засмеялся Папаня, - если тебе будет плохо, и мне несладко придется. Мы же с тобой компаньоны. - Мне звонил Законник, - сказал Сириец, приподнимаясь на локте. - Знаю. Он и мне утром звонил. Советовал к тебе поехать, успокоить тебя и помочь. Вставай, еще успеешь себе вены перерезать, - цинично добавил приехавший и, обернувшись к испуганным охранникам, властно приказал: - Принесите йод и бинты, нужно сделать перевязку. Сириец медленно поднялся, отбросил нож. Пнул ногой убитого. - Уберите эту падаль, - зло приказал он, придерживая руку. Один из охранников потащил труп убитого в другую комнату, оставляя кровавую дорожку. - Подними его, - заорал Сириец, морщась от боли в руке, - полы испачкаешь. - Принесите пока бинт, - приказал гость Сирийца. Хоть ему явно было под семьдесят, но был он краснощеким и мордастым. Жесткие седые волосы, густые брови. Охранники знали, что это компаньон Сирийца, которого весь город называл Папаней. Никто не знал, почему такая кличка пристала к этому еще очень крепкому старику. Но уже лет сорок он носил эту кличку с добродушием мудрого философа и умом закоренелого негодяя. Может, его называли так потому, что сам он никогда никого не убивал, доверяя эту процедуру своим "шестеркам". Может, потому, что одно время сидел на общаке - воровской казне - и тогда получил свое прозвище от приходивших с зоны молодых воров, которым помогал. А может, потому, что у него, по рассказам других рецидивистов, было несчитанное число детей в разных городах и поселках огромной страны. Папаня не употреблял спиртного и никогда в жизни не курил. Единственной его слабостью были женщины, которым он часто и охотно дарил свое внимание. В лагерях, где не было женщин, он обычно держал гаремы из трех-четырех опущенных, соглашаясь даже на такую, несколько своеобразную "семью". Он был тем человеком, кто мог зайти к Сирийцу без предупреждения и кого охрана не смела останавливать. Сириец морщился от боли, пока один из охранников обрабатывал его раны йодом. - Терпи, терпи, - добродушно приговаривал Папаня. "Может, этот и будет моим палачом, - вдруг подумал Сириец, метнув подозрительный взгляд на Папаню, - может, он и выстрелит мне в спину. Конечно, не он сам, но кто-то из его подонков". - Успокойся, - громко сказал он Папане, когда все охранники вышли из комнаты, - я еще в своем уме. Просто решил немного ребят поучить. Пусть побегают, им полезно будет. МОСКВА. 8 АВГУСТА Он уже собирался уходить домой, когда раздался этот звонок. Это его испугало и насторожило одновременно. По строгой договоренности между ними они никогда не звонили друг другу на службу. Мистер Кларк работал в американском посольстве, и Саша знал, что все телефоны там прослушиваются. А звонить Саше в Институт США и Канады, где телефоны наверняка прослушивают не меньше, тоже было нецелесообразно. Хотя подобные контакты между американцами и сотрудниками института по логике вещей должны были приветствоваться. Правда, позвонил не сам мистер Кларк, а его секретарша. Она передала Саше, что сегодня его ждут в клубе, где состоится презентация сборника какого-то американского профессора, приехавшего в Москву. Девушка любезно сообщила, что будет присутствовать и господин посол. Приглашение уже было послано с нарочным, и Саша понял, что придется пойти. Ему пришлось отложить все свои планы, позвонить жене и сообщить, что задерживается, а потом тащиться в этот клуб, где он обязательно должен был быть и где, он это подсознательно понимал, обязательно будет и дотошный мистер Кларк, даже если выяснится, что у посла сегодня вечером важная встреча в другом месте, а приехавший американец всего лишь специалист по бабочкам. В прежние времена, при всемогущем КГБ, такие наивные уловки ни за что бы не сработали. Но теперь, когда столица была наводнена иностранными гражданами, многие из которых не очень таясь, почти открыто работали на иностранные спецслужбы, а агенты влияния той или иной разведки даже не считали нужным скрывать свои взгляды, работа контрразведчиков стала по-настоящему трудной. По большому счету, следовало бы арестовать ряд высших чиновников государства, которые откровенно игнорировали проблемы собственной страны, лоббируя интересы западных стран. Примером подобного бессовестного использования своего служебного положения был один из министров иностранных дел, который всегда принимал решения, устраивавшие прежде всего американцев, а уже во вторую очередь думал о собственной стране. Его даже не смущало, что американцы неприкрыто издевались над ним, удивленные столь верноподданническим рвением. Коллеги открыто возмущались, но ничего не менялось. Дело дошло до того, что американцы даже присвоили министру прозвище Господин Да, так как на все американские запросы он давал однозначно положительные ответы. В конце концов министр слетел со своей должности под восторженное одобрение и левых, и правых, а его дачу в элитном поселке Жуковка, охраняющемся как режимный объект, где жили только самые высокопоставленные чиновники, просто сожгли, чтобы не иметь по соседству такого конформиста. Саша не считал себя шпионом. Впрочем, таковым он никогда и не был. Он не передавал американцам никаких секретов, даже тех, что касались всего лишь его института, он не рассказывал им о Секретных и служебных записках. Правда, это американцев и не очень интересовало. Их больше волновали его отношения с тестем, их доверительные разговоры. Вот эти разговоры Саша охотно и подробно пересказывал. Он был учеником бывшего министра иностранных дел и не видел в том, что он делает, ничего зазорного. Правда, американцы делали ему очень щедрые подарки и часто приглашали почитать лекции где-нибудь в университете или выступить на престижной презентации. Разумеется, дорога и пребывание в Америке щедро оплачивались. Вообще водить дружбу с американцами было выгодно. Частые приглашения на различные симпозиумы по всему миру, включение в разные делегации, именные приглашения на семью - все это практиковалось для людей, которые так или иначе могли быть полезны американцам. Мистер Кларк никогда бы не позволил себе грубо потребовать от Саши какие-нибудь документы или записи. Он никогда не позволял себе даже намека на служебную деятельность своего подопечного. Достаточно было и того, что они часто встречались в разных ресторанах и кафе, где обсуждали современные проблемы. Разумеется, в беседах говорили и о тесте Саши, занимавшем такую большую должность в руководстве страны. Конечно, Саша понимал, что некоторые их беседы выходят за некую грань. Он сознавал и то, что иногда слишком откровенничает с мистером Кларком, рассказывая ему все новости. Но, во-первых, ему было приятно встречаться с американцем, который всегда делал такие роскошные подарки. Во-вторых, он уже привык к своему привилегированному положению. Ведь его приглашали на приемы, устраивавшиеся в западных посольствах, куда обычно не попадали даже руководители его института, а бывали лишь министры и послы других государств. И, наконец, Саша не скрывал, что рано или поздно собирается переехать со своей семьей в Америку и дать образование детям в этой свободной стране, что возможно было только при наличии благожелательного отношения к себе со стороны американских иммиграционных служб. Наличествовал и момент тщеславия, когда сравнительно молодому человеку приятно было показать степень своей осведомленности, поделиться с американцем своими мыслями, выдавая за них мысли тестя, которые Саша лишь озвучивал. Народу собралось много, но он еще издали увидел мистера Кларка, который помахал ему рукой. Опытный американец не стал подходить к нему сразу. Выбрав время, он подошел к вышедшему на балкон Саше, когда тот оказался один. Несмотря на работавшие в полную силу мощные кондиционеры, в зале было душно. - В этом году в Москве такая духота, - сказал мистер Кларк. - Да, - согласился Саша, - я собираюсь уехать с семьей куда-нибудь на отдых. - Куда, если не секрет? - оживился мистер Кларк. - Наверно, на Бермуды, - сказал Саша. - Мы еще там не были. А реклама такая заманчивая. - Фу, какой ужас, - сморщился мистер Кларк. - Это же моветон, Саша. Как вы можете верить в рекламные ролики туристических компаний. Много солнца и воды. И больше ничего не