смотрите...
   И он достал сразу несколько снимков, где был  сфотографирован  помощник
Президента России во время прибытия в  аэропорт  Хельсинки.  Их  сделал  с
помощью мощного телеобъектива итальянский журналист и продал  американцам.
Манюков посмотрел на фотографии. Он уже понял,  что  интерес  у  гостя  не
случайный. Вернув их Кларку, он сухо сказал:
   -  Я  прошу  вас  уйти,  мистер  Кларк.  Меня  не  интересуют  подобные
фотографии и неприятны подобные разговоры.
   - Вы же демократ, - не сдвинулся с места Кларк.
   - Я повторяю, - чуть повысил  голос  Манюков.  -  Мне  не  интересы  ни
подобные разговоры, ни подобные фотографии.
   - Вы могли бы воспользоваться нашей помощью и  опубликовать  в  газетах
свое мнение. Уверяю вас, что это будет очень интересно для всех читателей.
   - Я постараюсь обойтись без вашей помощи, - сдержанно ответил  Манюков.
- Давайте закончим наш разговор.
   - Но мы ведь раньше так плодотворно вам помогали, - вдруг сказал Кларк.
   - Помогали? - растерялся Виктор Федорович. -  Я  и  не  знал,  что  мне
помогают представители  американского  посольства  и  американских  газет.
Первый раз слышу от вас, что мне кто-то помогал.
   - Вы просто не в курсе. - Кларк улыбнулся, но  в  его  улыбке  сквозило
что-то жесткое. - Вы ведь стали  депутатом  в  восемьдесят  девятом  году,
когда мы познакомились с вашим зятем.
   - Вы считаете, что знакомство моего  зятя  с  вами  помогло  мне  стать
депутатом, - усмехнулся Манюков.
   - Да, - вдруг услышал он ошеломляющий ответ,  -  конечно,  помогло.  Вы
ведь тогда не хотели выдвигать свою кандидатуру. И лишь ваш  зять  настоял
на этом. Вы работали в Туле заведующим кафедрой истории и остались бы  там
навсегда, если бы зять не посоветовал вам дать согласие  на  выдвижение  в
депутаты.
   - Ну и что? - весело спросил Манюков. - Я честно  победил.  С  огромным
преимуществом. Это подтвердила и избирательная комиссия.
   -  Верно.  Только  избирательная  комиссия  не  обратила  внимания   на
несколько статей  о  вашем  сопернике,  которые  появились  в  центральной
печати. Секретарь райкома был серьезно скомпрометирован,  а  вы  прошли  в
депутаты. Неужели вы думаете, что эти статьи появились  просто  так?  Нет,
Виктор Федорович, их заказали и хорошо оплатили.
   - Что вы говорите? - испугался Манюков.
   -  Конечно,  заплатили.  Тогда  действовала  установка  на   выдвижение
подобных  вам  либералов,  которые  никогда  не  были  в  партии  и  могли
противостоять партийным секретарям первой волны. Вот вам и помогли  пройти
в депутаты.
   - Я вам не верю, - шепотом сказал Манюков.
   - Вы еще вспомните о проверке, проводившейся потом по  материалам  этих
статей. Конечно, ничего не нашли, а ваш соперник попал в  результате  этих
газетных публикаций в больницу. И тогда вы триумфально победили.
   - Я не знал, что мне кто-то помогал, - тихо ответил  Манюков,  -  но  в
любом случае я победил честно.
   - Тогда вспомните, что произошло полтора года назад, - продолжал мучить
его Кларк. - Ваш шеф, занимавший очень  жесткую  позицию  по  отношению  к
нашей стране, был уличен  в  отношениях  с  опальными  лидерами  одной  из
противостоящих Президенту группировок. Были даже опубликованы  фотографии,
и в результате он был с позором изгнан.
   - Ну и что?
   - Ничего. За исключением того факта, что  фотографии  были  присланы  в
газету из нашего посольства.
   Кларк дал возможность Манюкову прочувствовать  паузу,  возникшую  в  их
разговоре, и только потом сказал:
   - А потом вы, став помощником Президента, нанесли первый свой  визит  в
Вашингтон и подтвердили, что мы не ошиблись в выборе. Вы меня понимаете?
   - Уходите, - тихо попросил Манюков. - Уходите немедленно.
   - Но послушайте, Виктор Федорович, мы же не просим вас работать на нашу
разведку или становиться нашим  информатором.  Я  просто  хочу,  чтобы  вы
подтвердили или опровергли факт вашего пребывания в Финляндии.
   - Уходите, - твердо повторил Манюков, сидевший  в  кресле  и  боявшийся
пошевелиться. Он побледнел, но все еще держал себя в руках.
   - Это не рационально, мистер Манюков, - сузил глаза Кларк. -  Подумайте
о Саше, о вашем зяте. У него такие  перспективы.  Мне  от  вас  ничего  не
нужно.
   - Уходите, - снова сказал Манюков,  поднимаясь  с  кресла.  -  Уходите,
иначе я могу сорваться.
   - Вы не рациональный человек,  Виктор  Федорович,  -  посетовал  Кларк,
поднимаясь следом за ним. - Простите, что причинил вам беспокойство.
   Он повернулся, чтобы  выйти,  и  протянул  на  прощание  руку.  Манюков
посмотрел на него и убрал свои руки за спину.
   - Ну-ну, - усмехнулся Кларк. - По-моему,  вы  сейчас  нравитесь  самому
себе.
   Он с досадой подумал, что все сорвалось.  С  другой  стороны,  подобная
реакция Манюкова свидетельствовала о том, что  в  Финляндии  действительно
произошло нечто очень серьезное. Он вышел из квартиры, уже прикидывая, как
он  будет  писать  отчет  об  этой  встрече.  Манюков  сидел   бледный   и
потрясенный. Затем он тяжело поднялся, подошел к телефону и начал набирать
номер виллы в Майами. Через пару минут он услышал веселые голоса внуков  и
счастливый голос дочери, осведомившейся по-английски, кто говорит.
   - Это я, - сказал Манюков непослушными губами. - Как у вас дела?
   - Здорово, - призналась дочь, - здесь так здорово,  папа.  Ты  даже  не
можешь себе представить.
   - А дети как?
   - Ты слышишь их крики? Они в бассейне, купаются. Что-нибудь  случилось?
У тебя такой голос?
   - Нет-нет, ничего. Все в порядке. Я позвонил просто так. - Он устыдился
собственной слабости.
   Поначалу он хотел попросить дочь позвать к телефону мужа, но передумал.
И, попрощавшись, положил трубку, прошел в кабинет и долго  сидел  в  своем
кресле. Затем вышел на кухню к жене.
   - Ты знаешь, - сказал он, мучительно подбирая слова, - мне кажется, что
я уже засиделся на своем месте. Все наши ребята из  того  первого  состава
давно ушли, а я все еще сижу в аппарате, занимаю место молодых. Президент,
правда, пока ничего не говорит, но я думаю - мне нужно уходить.
   - Ты хочешь уйти с работы? - изумилась жена.
   - Да. Мне пора уже на пенсию, - криво улыбнулся он,  -  давно  пора.  И
напрасно я полез в политику. Не мое там место. Пойду снова преподавать.
   - Что на тебя нашло? - спросила она. - Ты сегодня какой-то странный.
   - Вот поэтому и хочу уйти. - Он снова вернулся в кабинет.
   Еще через полчаса, когда на часах  было  уже  десять,  он  вернулся  на
кухню.
   - Ты не помнишь, как позвонить в Тулу к Сергеевым? - спросил он жену.
   - Зачем тебе Сергеевы? - спросила она. - Чего ты вдруг о них  вспомнил?
Ты ведь уже несколько лет туда не звонил.
   - Мне нужен их телефон, - уклонился он от ответа. - Найди мне его.
   Сергеев был ректором учебного заведения,  где  заведовал  кафедрой  сам
Манюков. Во время перестройки Сергеева сняли с работы, но с Манюковым  они
еще несколько лет  сохраняли  дружеские,  нормальные  отношения.  Их  жены
учились когда-то в  одном  классе,  и  они  какое-то  время  даже  дружили
семьями.
   - Сейчас принесу. - Жена вышла и вскоре вернулась  со  старой  записной
книжкой. - Вот телефон, - сказала она, с любопытством глядя на мужа.  -  И
зачем он тебе сейчас, ночью, я не понимаю. Или ты думаешь,  что  он  опять
ректором стал? К нему вернуться хочешь?
   Не обращая внимания на жену, он набрал номер  телефона  своего  бывшего
ректора. Довольно быстро трубку подняли. Он узнал голос. Это была  супруга
Сергеева.
   - Варя, здравствуй, - сказал Манюков, - это Виктор говорит.
   - Какой Виктор? - не поняла женщина. - Вы не туда попали.
   - Это Виктор Манюков говорит из Москвы.
   - Виктор Федорович, -  испугалась  женщина.  Раньше  она  называла  его
Витей, но теперь, когда он стал помощником Президента, она  не  осмелилась
назвать его так.
   - Как дети, как Коля? Как вы поживаете?
   - Все хорошо. Коля с сыном на рыбалку поехали. Сегодня же  суббота.  Вы
же помните, как они рыбалку любят.
   - Ты почему мне "вы" говоришь, Варя? Это же я, Виктор Манюков.
   - Вы... ты... вы меня простите, Виктор Федорович, я сама не  знаю,  что
говорю.
   - У меня к тебе просьба, Варя, - попросил  он  женщину.  -  Ты  помнишь
секретаря райкома Кузнецова? Ну, нашего бывшего секретаря райкома. Он  еще
со мной баллотировался в депутаты.
   - Помню, конечно, - испуганно сказала женщина. - Только мы  коммунистов
не поддерживаем, - на всякий случай сказала она. - Мы за  вас  голосовали,
за Президента.
   - Да-да, понятно. Ты мне можешь его телефон дать?
   - Откуда же мне его телефон знать?
   - Послушай, Варя, я тебе серьезно говорю, мне  его  телефон  нужен.  Ты
ведь должна знать. У тебя же брат его свояком был.
   - Я и забыла совсем.
   - Варя, мне очень нужен его телефон.
   - Сейчас посмотрю... - Он ждал довольно долго, минуты три, пока наконец
она снова не подошла к телефону.
   - Спасибо, Варя. А Коля вернется, ты ему привет передай, скажи, пусть в
Москву ко мне приезжает, я его ждать буду.
   - Обязательно передам. Спасибо вам, Виктор Федорович.
   - Ладно, ладно.
   Он положил трубку. Посмотрел на записанные цифры  и  набрал  номер.  На
этот раз не отвечали долго. Потом раздался глуховатый голос:
   - Слушаю вас.
   Это был Кузнецов. Тот самый второй кандидат, против которого  появились
заказные статьи. Тот самый секретарь райкома, который не должен был пройти
в депутаты. Манюков чуть кашлянул.
   - Борис Александрович, - сказал он смущенно, - я звоню,  чтобы  узнать,
как ваши дела.
   - Кто это? - удивился старик. С тех пор прошло уже столько лет.
   - Это Виктор Манюков, помните такого? Наступило молчание.
   - Виктор Федорович? - сказал Кузнецов. - Помню, помню. Следим за вашими
успехами, видим вас часто по телевизору.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Да так, по-стариковски. Жена у меня умерла несколько лет  назад,  вот
теперь остался совсем один.
   - Вы извините, что я так поздно вас беспокою.
   - Да нет, ничего. Я, правда, не ждал вашего звонка. Честно  говоря,  вы
меня даже удивили.
   - Борис Александрович, - чуть дрогнувшим голосом вдруг сказал  Манюков,
- я вот почему позвонил... Хочу перед вами извиниться.
   - За что? Что случилось?
   - За те две статьи в газетах... Помните, про вас писали  в  центральных
газетах, когда мы с вами на выборы вышли?
   - Вот оно что... Помню, конечно. А при чем тут вы?
   - Поэтому и позвонил. Я тогда ничего не знал,  Борис  Александрович.  И
только сегодня выяснил, что их организовали мои так называемые друзья.  Вы
простите меня.
   - Да-а. Вот оно как дело было. Столько лет прошло.
   - Много, - согласился Манюков, - но я ничего не знал.  Поверьте.  Я  бы
никогда не допустил...
   - Что ж... Впрочем, я и тогда не верил, что вы могли знать.  Вы  мне  и
тогда казались очень порядочным человеком. Мне  ведь  советчики  некоторые
предлагали убрать ваши листы и не пускать вас к выборам. А я тогда считал,
что все правильно. Вы моложе меня. Лучше  видели  перспективу.  Поэтому  я
даже рад был, что  такой  у  меня  конкурент  боевой.  А  про  статьи  эти
подлые... Вы про них не вспоминайте. Я ведь и тогда знал, что вы не можете
быть причастны к этой пакости. Вы профессор, доктор  наук,  интеллигентный
человек.  А  статьи  были  пасквильные,  грязные.  Поэтому   напрасно   вы
извиняетесь, Виктор Федорович. Как  я  вас  тогда  уважал,  так  и  сейчас
уважаю.
   - Взаимно, - сказал глухим голосом Манюков, - я вас тоже всегда уважал.
Спасибо вам.
   - Это вам спасибо, что старика вспомнили, позвонили. Успехов вам.
   - Спасибо. До свидания.
   Он положил трубку, повернулся и увидел супругу. Она стояла в  дверях  и
смотрела на него.
   - Может, ты мне что-то объяснишь? - спросила она.
   - Не сейчас. - Он вернулся в кабинет. Нашел чистый  лист  бумага,  взял
ручку  и,  подумав  немного,  написал   сверху:   "Президенту   Российской
Федерации".
   - Что ты делаешь? - спросила жена, вошедшая в кабинет вслед за ним.
   - Это мое прошение об отставке, - честно сказал он, глядя ей в глаза.
   - Странный ты у меня, - вдруг сказала жена, - совестливый больно. Таких
сейчас уже нет.
   - Это плохо? - Он почувствовал, как у него  дрожит  рука.  Она  подошла
ближе, дотронулась до его плеча.
   - Ты ведь знаешь, Витя, что бы ты ни сделал, я  всегда  рядом  с  тобой
буду. Поступай, как считаешь верным. Я  всегда  тебе  верила  и  гордилась
тобой.
   Когда жена говорит подобные слова после стольких десятилетий совместной
жизни, это высшее  признание  для  любого  мужчины.  Это  награда,  равной
которой не может быть. Он почувствовал, как на  глаза  навернулись  слезы.
Взял ее руку, прижался к ней лицом.
   - Я, оказывается, иногда делал бесчестные поступки, сам того не зная, -
прошептал он.
   - Нет, - возразила она, целуя его в лоб, - ты у меня всегда был честным
и порядочным. Думаешь, мы ничего не видим и ничего не знаем?  И  дети  все
видят, и я не слепая. Ты у нас молодец, Виктор.
   - Я в понедельник подам заявление об отставке, -  честно  признался  он
жене.
   - Ну и правильно, - вздохнула она, -  чего  тебе  с  ними  сидеть?  Все
здоровее будешь. И домой вовремя будешь приходить.
   - Мне нужно еще зайти к Лаврову, - задумчиво сказал он. Это был прежний
помощник Президента, уволенный, чтобы освободить место для Манюкова.
   - И к нему зайдешь. - Она вздохнула и пошла к  дверям.  Уже  выходя  из
кабинета, она обернулась и снова посмотрела на мужа. Он писал заявление, и
на его лице читалась столь несвойственная его мягкому характеру решимость.


        МОСКВА. 16 АВГУСТА

   Они услышали внизу осторожный  шорох,  потом  дверь  открылась.  Машков
предусмотрительно оставил на дверях листок бумаги, словно дача по-прежнему
была опечатана. Они услышали, как кто-то тихонько вошел в  дом.  Полковник
хотел вскочить, но Дронго покачал головой. В таких  случаях  не  следовало
торопиться.
   Было очень рано, солнце лишь чуть-чуть показалось из-за горизонта. Шаги
послышались на лестнице. Они ждали. Машков на всякий случай достал оружие.
Кто-то подошел к кабинету, потом направился  к  спальне,  постоял  немного
перед  дверью,  словно  решая,  куда  войти,  и  двинулся  дальше.  Вскоре
заскрипели  ступеньки   лестницы,   ведущей   на   второй   этаж.   Дронго
удовлетворенно кивнул. Теперь не было никаких сомнений, что  это  женщина.
Шаги были легкие, женские.
   Женщина пробыла наверху достаточно  долго.  Затем  снова  раздались  ее
шаги. Очевидно, она спускалась вниз. Дронго стиснул руку Машкова.
   - Пора, - шепнул он, и они вскочили и неслышно прокрались к дверям.
   Женщина успела уже сделать несколько шагов вниз по лестнице,  спускаясь
на второй этаж, когда они шагнули в коридор и Машков включил  свет.  Перед
ними стояла потрясенная Мария Суровцева. В руках у нее был большой  пакет,
набитый деньгами.
   - Вы слишком торопитесь, - сказал Дронго.
   - Нет, - потрясенно сказала она, - не может быть.
   Машков поманил ее рукой.
   - Спускайтесь, Суровцева, - предложил он, - и без  глупостей.  На  этот
раз вам далеко не убежать.
   Она оглянулась.  Потом  поняла,  что  бежать  действительно  некуда.  И
незачем, раз она не сможет унести с  собой  этот  пластиковый  пакет.  Она
начала спускаться вниз.
   - Вернулись  забрать  оставшиеся  восемьсот  тысяч  долларов?  -  вдруг
спросил Дронго. Она вздрогнула.
   - Откуда вы знаете, сколько там было денег? Вам Сергей сказал?
   - Нет. Просто я видел "дипломат", который вы успели швырнуть  на  стол.
Обычно в таких чемоданчиках хранят  ровно  миллион  долларов  для  ровного
счета. И я подумал, что Хорьков, наверно, хранил в нем именно такую  сумму
в наличных, когда вы отобрали у него чемодан и перепрятали деньги, за  что
он вас и избил.
   Суровцева пораженно слушала, не  в  силах  что-либо  возразить.  Машков
поднялся к ней, бережно взял из ее рук пакет.
   - Вот и все, - сказал он, - идемте за мной.
   - Подождите, - остановил его Дронго. - С кем вы приехали? - спросил  он
у женщины.
   Она  была,  как  всегда,  красива,  но  на  ее  лице  не  было  прежней
уверенности. Под глазом горел огромный синяк, нижняя  губа  распухла,  она
напоминала сейчас нелепо сделанную куклу, и  это  более  всего  лишало  ее
уверенности. Ничто так не действует на  красивую  женщину,  как  внезапная
потеря собственной красоты. Она привыкла гордиться своим лицом, привыкла к
поклонению и  вдруг  увидела  иронические  улыбки  стоявших  напротив  нее
мужчин. И хотя они были вызваны скорее ее попыткой забрать деньги, чем  ее
внешностью, тем не менее  ей  казалось,  что  она  потеряла  часть  своего
очарования, получив "в подарок" от Хорькова подобную физиономию.
   - Я приехала с Валерой, - призналась она, - он ни в чем не  виноват.  И
ничего не знает. Просто он и раньше был в меня влюблен. Я ему позвонила, и
он привез меня сюда.
   - Что вы ему сказали про ваше лицо?
   - Это не ваше дело. Он меня привез, и все.
   - Я же все равно спрошу у него. Лучше  скажите  вы  сами,  -  предложил
Дронго.
   - Намекнула, что избил пьяный муж. - Она облизнула распухшую губу. -  А
что мне еще можно было ему сказать?
   - Ваш муж уже третий месяц в могиле, - покачал головой Дронго, -  и  по
вашей вине, между прочим. Вы меня поражаете, Суровцева. Вы прямо  какой-то
лживый демон.
   Она пожала плечами и отвернулась. Они вышли  из  дома,  закрыли  дверь,
прошли до ворот дачи.  Там  рядом  с  приехавшими  "Жигулями"  уже  стояла
"Волга" оперативников, которые проверяли документы приехавшего.
   - Вы Валера? - спросил Дронго у водителя "Жигулей".
   - Да, - удивился тот,  поворачиваясь  к  нему.  У  него  были  курчавые
волосы, большие очки и курносый нос.
   - Откуда вы знаете эту женщину?
   - Мы с ней в школе вместе учились, - сказал Валера. - А почему  вы  нас
задерживаете?
   - Мария Суровцева обвиняется  в  нескольких  убийствах,  в  организации
хищений на государственных предприятиях, - пояснил  полковник  Машков.  И,
чуть подумав, добавил: - И в убийстве собственного мужа.
   - Мужа? - изумился Валера, поворачиваясь к ней. - Как  же  так?  Ты  же
сказала...
   Она пожала плечами и молча уселась на заднее сиденье "Волги".
   - Она его убила, - прошептал Валера и обернулся  к  Машкову.  -  Вы  же
видите, что он сделал с ней?
   - Молодой человек, - печально ответил полковник, - муж этой особы погиб
два  месяца  назад,  когда  нанятый  ею  мужчина  прострелил  колесо   его
автомобиля, за рулем которого он находился.
   - Два месяца... - растерянно переспросил Валера, -  два  месяца?  -  Он
посмотрел на "Волгу", где сидела Суровцева.
   - Вам придется поехать с нами, -  предложил  Машков.  -  Один  из  моих
сотрудников сядет к вам в машину.
   - Хорошо, - кивнул молодой человек. - Два месяца... -  почти  простонал
он.
   - А она вам сказала, что это он ее избил? - спросил Дронго.
   - Да. Но тогда кто же... Кто ее так избил?
   - Это долгая история, Валера. Садитесь в машину, - предложил Машков  и,
обращаясь к Дронго, показал на "Волгу". -  Наш  сотрудник  поведет  первую
машину, а другой сядет к этому парню. Значит, нам придется сидеть вместе с
этой стервочкой.
   - Ничего страшного, -  усмехнулся  Дронго.  -  Надеюсь,  она  не  будет
царапаться или кусаться.
   Через пять минут они выехали. На заднем  сиденье  "Волги"  разместились
Дронго и полковник. Между ними Суровцева. Они выехали на трассу.
   - Сигареты у кого-нибудь есть? - спросила женщина, обращаясь к Дронго.
   - Курить вредно, - сказал он, - особенно с вашими данными.
   - Это вы меня вычислили? - спросила она.  У  нее  были  красивые  ноги,
когда она села в машину, юбка поднялась, обнажив ее гладкие колени. Дронго
был довольно грузным человеком, и они  оказались  гораздо  ближе,  чем  он
рассчитывал.
   - Не вычислил, а предположил, что вы придете именно сюда, - сказал  он,
пытаясь отодвинуться.
   - Так я и думала. - Она прижала теснее свою ногу к его и  проникновенно
заметила: - У вас умные глаза. Не то что у этих дурачков, которые  меня  в
больницу повезли. Как только вы вошли тогда в кабинет,  я  сразу  обратила
внимание, какие у вас глаза. Вот вы и смогли все разглядеть.
   - Я не думал, что вы захотите сбежать.
   - Я не убегала, я вернулась за деньгами. А потом сама бы пришла к вам с
ними и с повинной.
   - Это к ним, а не ко мне, - показал Дронго на Машкова. - Однако вы  еще
и потрясающая лгунья. Я должен  сказать,  что  впервые  в  жизни  встречаю
женщину, которую можно охарактеризовать как абсолютное зло.
   - А вы в таком случае абсолютное добро, да? Это вы-то, кагэбэшники?
   - Нет. Я вообще не имею к ним отношения. Я эксперт по расследованиям.
   - В Чогунаше тоже ваша работа?
   - Немного. Но там работала большая комиссия.
   - Знаю я эти комиссии. Они бы без вас ничего  не  нашли.  И  теперь  не
найдут, - уверенно сказала она.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Ничего. - Она попыталась сжать губы, но это не  очень  получалось.  И
тогда она повернулась к Дронго и четко, по слогам произнесла: - Ни-че-го.
   - Можете ничего не говорить, - заметил полковник Машков, - ваш напарник
согласился нам во всем признаться.
   - Сережа Хорьков? - удивилась  женщина.  -  Вот  подленький  тип.  Меня
избивал, а сам сразу лапки кверху. И что вы ему пообещали?
   - Полное помилование, - серьезно ответил Машков. - Но это не я  обещал.
Это наш директор должен был переговорить с Генеральным прокурором  страны.
Как только согласие прокурора получат, так его сразу и отпустят.  Конечно,
в том случае, если он нам  укажет,  где  находится  второй  заряд.  Но  он
клялся, что расскажет все.
   - Он расскажет, - зло сказала Суровцева, - он все расскажет.  -  А  про
деньги свои на Багамах он тоже  расскажет?  Он  там  в  банке  полмиллиона
держит, про это тоже расскажет? - зло спросила она, отодвигая ногу от ноги
Дронго.
   - Он нам много чего расскажет, - строго заметил Машков.
   - Не верьте вы ему, не верьте  ни  единому  его  слову,  -  она  начала
нервничать. - Значит, он на свободе гулять будет, а меня посадят?
   - Обязательно посадят, - поддержал игру Дронго. - На вас  ведь  столько
всего висит. В том числе и убийство собственного мужа.
   - Да вы что? - разозлилась она.  -  С  ума  посходили.  Он  же  убийца,
преступник, рецидивист. Как вы можете даже подумать, что  нужно  отпустить
Хорькова. Меня спросите, я вам все расскажу. Все, все.  Зачем  же  меня  в
тюрьму отправлять? У меня ребенок маленький.
   - Вы и так давно  не  видели  своего  ребенка,  -  презрительно  сказал
Машков. - Вы же сидели в Хельсинки с Хорьковым, ждали, когда оба  ящика  с
грузом туда привезут и переведут вам деньги.
   -  Это  он  вам  уже  успел  рассказать?  -  Она   сильно   нервничала.
Изуродованное лицо, равнодушный к ее прикосновениям  Дронго,  помилованный
Хорьков, отнятые деньги, все это именно в таком порядке  и  сводило  ее  с
ума. - Я вам все расскажу... -  Теперь  Суровцева  чуть  не  плакала.  Она
повернулась к Дронго, решив, что он главный.  -  Вы  ведь  можете  и  меня
помиловать. Я все расскажу.
   - Где заряд? - спросил Машков.
   - Он... - Она уже хотела  ответить,  но  вдруг  метнула  подозрительный
взгляд на Машкова и отрезала:  -  Ничего  я  вам  рассказывать  не  стану.
Сначала я должна Хорькова увидеть. Может, вы мне все врете.
   - Странно, - вдруг сказал Дронго.
   - Что странно? - Она снова повернулась к нему.
   - Странно, что вы себя так ведете. Вы же интеллигентная женщина, имеете
высшее образование, красивая... Как могло получиться, что вы  стали  такой
сволочью.
   - Что? - Она явно не ожидала от него такого слова.
   - Что слышала, - грубо ответил Дронго и отвернулся к окну.  -  Надо  же
такой стервой уродиться, - сказал он вполголоса. -  Я  даже  в  книгах  не
встречал таких подлых тварей.
   Она снова хотела сжать рот, и у нее снова ничего  не  получилось  из-за
опухшей нижней губы. Тогда она прижала  ладони  к  лицу  и  начала  громко
плакать. В ее плаче было нечто театральное, и Дронго, повернувшись к  ней,
презрительно покачал головой.
   - Перестаньте, -  рявкнул  он,  -  свои  актерские  способности  будете
демонстрировать следователям, которые  будут  вести  ваше  дело.  Вам  еще
понадобятся силы. Вы как минимум получите пожизненное заключение.
   Он специально переигрывал, и Машков это понял. С  другой  стороны,  она
при всей своей самоуверенности, ничего не знала ни об  Уголовном  кодексе,
ни о наказаниях, хотя Дронго был прав: пожизненное  заключение  ей  вполне
могли дать.
   - Как пожизненное? - сразу подняла она голову. - Как это? Навсегда?
   - Вот приедем, там и узнаете, - продолжал давить Дронго.
   - Подождите, - сказала она твердо, - остановите машину.  Остановите,  -
закричала она изо всех сил, и водитель, нажав на тормоза, обернулся к ней.
- Подождите, - произнесла она, глядя на Дронго. - Я на все согласна. Я вам
все расскажу. Я все вам расскажу, - дважды повторила она, -  все,  что  вы
хотите. Я все знаю. Не нужно меня в тюрьму. И не нужно отпускать Хорькова.
Я сама вам все расскажу.
   - Останови машину, -  разрешил  Машков  и  посмотрел  на  Суровцеву.  -
Начинайте рассказывать. Впрочем, меня мало интересует ваша  исповедь.  Мне
нужно знать только одно. Где второй заряд? Кто заказал вам его похищение?
   - Он у мистера Ревелли. Он находится у него, - крикнула Маша.


        МОСКВА. 17 АВГУСТА

   На совещании у директора ФСБ  на  этот  раз  собрались  все,  кто  имел
отношение к расследованию  преступлений,  совершенных  в  Чогунаше.  Здесь
присутствовали его заместители  Потапов  и  Земсков.  Приехали  специально
приглашенные Ерошенко и Ильин. Находились вызванные сюда Машков и Левитин.
Были и другие офицеры, проводившие параллельно оперативную работу в Москве
и Финляндии. Не было только Дронго, пригласить  которого  никому  даже  не
пришло в голову. Земсков, узнавший о том, что  Суровцеву  нашли  благодаря
эксперту, ничего не сказал, только  кивнул  головой  Машкову.  Сегодня  он
сидел мрачный и торжественный.
   Суровцева дала подробные показания. Она  рассказала  обо  всем,  о  чем
только могла. Когда Хорькову показали протокол ее допроса, он  понял,  что
дальнейший торг ни к чему  не  приведет,  и  согласился  отвечать  на  все
вопросы, лишь умоляя сохранить ему жизнь.  Правда,  при  этом  он  страшно
ругался, не подозревая, что и она ругала его не меньше, правда,  не  столь
отборными и смачными выражениями, как у него. Докладывал Машков,  которому
было поручено завершение последнего этапа операции.
   -  Можно  считать  доказанным,  что  вся  операция  была   спланирована
Хорьковым  под  влиянием  его  сожительницы  Суровцевой,  с   которой   он
познакомился  несколько  месяцев  назад.  Она   ему   подробно   и   часто
рассказывала о Научном центре, где  работал  ее  муж.  Когда  к  Хорькову,
имевшему виллу в Италии, обратились итальянцы,  он  быстро  согласился  на
сотрудничество. Все преступление было разработано в деталях, с учетом того
факта, что само хищение будет совершено сотрудниками Центра  Суровцевым  и
Глинштейном. Они действительно сумели проникнуть в хранилище, вынести  два
заряда, а подполковник Волнов подменил пленку, на которой был зафиксирован
выход из хранилища обоих ученых.
   Затем груз был вывезен из Центра вместе с радиоактивными отходами.  Нам
удалось проследить всю цепочку. Ящики были отправлены вместе с отходами  и
приняты на месте Полухиным; он выгрузил оба ящика  в  Норильске,  рядом  с
которым и находится захоронение. Этот груз, конечно, не охранялся, так как
никому и в голову  не  могло  прийти,  что  кто-то  захочет  посягнуть  на
радиоактивные отходы. Хотя по  правилам  груз  должен  строго  охраняться,
однако караульная рота почти не занималась охраной состава, что и  привело
к подобному результату.
   Груз был переправлен по железной дороге сначала в  Москву,  а  потом  в
Санкт-Петербург, а там его поручили заботам местного авторитета Сирийца  -
Ованесова  Михаила  Аршаковича,  имевшего  пять  судимостей.  Он,  в  свою
очередь, поручил переправку груза некоему Сухареву, который числился в его
компании, но в основном занимался рэкетом  и  выбиванием  денег,  а  также
сопровождал различные грузы. Сухарев провез оба ящика через  границу,  но,
видимо, из любопытства вскрыл первый ящик и доставил его в  Порво,  где  и
получил в мотеле огромную дозу радиации. Когда в Хельсинки состоялась  его
встреча в порту с сообщниками, он, видя, что его  окружили  люди  Сирийца,
застрелился.
   Хорьков и Полухин вместе с Суровцевой, которая  была  вдохновительницей
всей операции, решили не оставлять  свидетелей.  В  Чогунаше  подполковник
Волнов  метким  выстрелом  пробил  колесо  автомобиля,  в  котором   ехали
Глинштейн и Суровцев, и те свалились в овраг и погибли. В  Москве  тот  же
Волнов и Полухин вместе с неустановленными  убийцами  ликвидировали  семью
доктора  наук  Сиротина  Александра  Никодимовича,  который  способствовал
хищению ЯЗОРДов, разработав для этого систему защиты.
   После обнаружения хищения двух зарядов в Центре был также убит водитель
Мукашевич, а Хорьков приказал убрать Ованесова,  причастного  к  неудачной
перевозке груза. Благодаря комиссии, работавшей в Центре, и... - Полковник
сделал паузу, но все-таки решил сказать:  -  И  эксперту,  оказавшему  нам
большую помощь... - он видел удивленные лица других офицеров,  но  смотрел
прямо в глаза директору, когда продолжал свой доклад, - нам удалось  выйти
на Хорькова и Суровцеву, и те были арестованы на  даче.  Полухину  удалось
скрыться.
   Выяснилось, что  оба  заряда  были  заказаны  неким  мистером  Ревелли,
проверка которого  проходит  по  линии  управления  генерала  Потапова.  В
настоящее время идут  активные  поиски  исчезнувшего  Полухина  и  некоего
Законника, имя которого упоминается все время в показаниях Суровцевой. Кто
это такой - Хорьков отказался  пояснить,  заявив,  что  это  один  из  его
знакомых. Мы имеем основания утверждать, что Законник является также одним
из руководителей этой операции. Однако пока что конкретных сведений о  нем
не получено.
   - У вас все? - спросил директор.
   - Так точно.
   - Спасибо, садитесь. Генерал Потапов, теперь мы слушаем вас.
   - Нам удалось установить, что под  именем  синьора  Ревелли  скрывается
Антонио Конти, разыскиваемый Интерполом за многочисленные преступления.  В
настоящее время в Италии его нет, кстати, там он  приговорен  к  тюремному
заключению. Очевидно, Конти все-таки посредник.  Зная  его  специализацию,
трудно  предположить,  что  он  переквалифицировался  в  террориста.   Это
известный мошенник, связанный  с  итальянской  мафией,  но  не  убийца,  и
поэтому он вряд ли решился бы на подобное  в  одиночку.  У  нас  есть  все
основания предполагать, что за ним стоят другие люди, настоящие заказчики.
Хорьков упоминает, что Ревелли - Конти несколько раз настаивал на том, что
заряды должны прибыть в Европу к началу  августа.  Очевидно,  они  готовят
свою акцию именно в августе, и поэтому счет может идти даже не на  дни,  а
на часы.
   Потапов замолчал, словно обдумывая следующую фразу, и продолжал:
   - Деньги на счет Хорькова в немецком банке переводились из французского
банка, из Парижа. Сейчас наши сотрудники уточняют номера счетов  Хорькова,
который согласился на сотрудничество. Однако уже ясно, что поиски  Ревелли
и людей, заказавших ЯЗОРДы, должны вестись именно в Париже.
   - У вас есть конкретные предложения?
   -  Есть,  -  кивнул  Потапов.  -  Дело  в  том,  что  Суровцева  видела
приезжавшего вместе с Ревелли итальянца, с которым договаривался  Хорьков.
Разумеется, видел их  и  сам  Хорьков.  Мы  считаем  возможным  немедленно
выслать в Париж бригаду наших сотрудников. Целесообразно было бы  взять  с
собой либо Хорькова, либо Суровцеву.
   - Лучше Хорькова, - сразу же предложил  Земсков,  -  с  женщиной  будут
проблемы. Она очень неуравновешенный человек.
   - А если он попытается сбежать? - спросил Потапов. - Мы можем не знать,
где он хранит часть  своих  денег,  и  он  спокойно  от  нас  скроется.  А
Суровцева наверняка не захочет повторять своей позавчерашней попытки,  так
как ни знакомых, ни денег в Париже у нее нет.
   - Согласен, - кивнул директор, - пусть летит Суровцева.  Кто  возглавит
бригаду?
   - Полковник Машков. Мы  уже  связались  с  Интерполом  и  попросили  их
оказать содействие. Разумеется, мы не объясняем им, почему мы  разыскиваем
Ревелли - Конти, но Машков будет иметь в виду  свою  сверхзадачу  -  поиск
ЯЗОРДа.
   - Да, это правильно, - согласился директор. - Не нужно  раньше  времени
поднимать панику. Они в Европе все паникеры. Чуть  что-нибудь  не  так,  и
сразу начинают нервничать.
   - Мы хотим показать в местном отделении банка  фотопортреты  Ревелли  и
того  итальянца,  который  приезжал  вместе  с  ним.  По  рассказам  обоих
подследственных, именно он говорил на  русском  языке,  переводя  разговор
Хорькова и Ревелли.  Но  Суровцева  вспоминает,  что  по-русски  итальянец
говорил с сильным акцентом. Хорьков не хочет или не  может  вспомнить  его
фамилию, но Суровцева дала довольно  подробное  описание  переводчика.  Во
всяком случае, деньги переводились именно из Парижа. С  пограничниками  мы
уже договорились. Всю группу пропустят с личным оружием.
   Потапов замолчал, но продолжал  стоять.  Директор  несколько  удивленно
посмотрел на него:
   - У вас все?
   - Все...  но...  -  Генерала  явно  что-то  смущало.  -  Разрешите  мне
высказать свое личное мнение.
   - Мы вас слушаем. - Директору не нравилось,  когда  возникали  какие-то
посторонние обстоятельства. Потапов сейчас  импровизировал,  что  на  него
было совсем не похоже.
   - Прошу включить в состав группы, вылетающей в Париж, нашего  эксперта.
Я считаю, что он реально сможет помочь Машкову в решении стоящих перед ним
сложных проблем.
   - Он не наш  эксперт,  -  разозлился  директор,  -  и  вообще,  давайте
заканчивать  с  этой  порочной  практикой  привлечения  к   нашей   работе
посторонних. Как вы считаете, Земсков?
   Машков огорченно вздохнул. Генерал вряд ли станет возражать. Он  всегда
был настроен против Дронго.
   - Поддерживаю мнение генерала  Потапова,  -  вдруг  сказал  Земсков,  -
считаю, что наличие такого специалиста очень поможет работе нашей бригады.
   Директор удивленно взглянул на него и покачал головой. Он хотел  что-то
спросить, но его опередил гость.
   - Да, -  подтвердил  генерал  Ерошенко,  -  это  правильно,  он  весьма
толковый специалист. Он очень хороший аналитик.
   Директор нахмурился. Получалось, что все высказались против его мнения.
Такого еще никогда не было. Он посмотрел на Машкова.
   - Вы руководитель группы. Как вы считаете, полковник, вам  нужен  будет
этот внештатный эксперт?
   - Так точно, товарищ генерал, - вскочил со своего места  Машков,  -  он
нам просто необходим.
   - Ну, тогда я просто не знаю, - пожал плечами директор. - Если  он  вам
всем так нужен, то пусть летит в Париж. Может, там от  него  действительно
будет  какая-нибудь  польза.  На  Суровцеву  обратите   особое   внимание,
полковник. Чтобы у нее не было ни единого шанса сбежать. Вы за  это  лично
отвечаете.


        ПАРИЖ. 18 АВГУСТА

   Они прилетели в Париж группой в восемь человек. С виду это была обычная
туристическая группа. Две молодые женщины и шесть молодых  мужчин.  Внешне
они казались такими беззаботными и веселыми.  По  предложению  Дронго  они
поселились в маленькой дешевой гостинице "Бел Мон", расположенной недалеко
от Елисейских Полей. Дронго предложил этот отель еще  и  потому,  что  там
были длинные узкие коридоры и номера со смежными комнатами. Он сделал  это
намеренно, поселив Машу Суровцеву вместе с сопровождавшей  ее  сотрудницей
ФСБ в самой дальней комнате, откуда Суровцева не смогла бы сбежать. Вторая
женщина была  придана  группе  специально  для  сопровождения  Суровцевой.
Капитан Шалимова разместилась в одной комнате с Суровцевой.
   Остальные офицеры по двое, а Дронго и  Машков  получили  индивидуальные
номера. Весь день восемнадцатого числа они провели в банке, предъявляя его
сотрудникам фотографии Ревелли  и  неизвестного  итальянца.  Но  все  было
тщетно. Никто не мог вспомнить ни первого, ни  второго.  В  конце  концов,
служащие банка были не обязаны помнить всех своих  клиентов  в  лицо,  тем
более что многие совершали самые рядовые операции  по  переводу  денег.  К
этому времени основные договоренности о единой  валюте  в  странах  Европы
были достигнуты, и уже не имело принципиального значения, в  каком  именно
банке лежат ваши деньги. Все равно  все  европейские  банки  готовились  к
переходу на единую валюту - евро.
   С  сотрудниками  Интерпола  они   встретились   вечером.   На   встречу
отправились Машков, Дронго и один из офицеров,  говоривший  по-французски.
Остальные остались в отеле. Особенно  светиться  не  стоило.  Не  дай  Бог
всплывет новость, что в Париж прибыло так много сотрудников ФСБ. Это сразу
вызвало бы ненужный интерес прессы. Сотрудники сильно нервничали, так  как
понимали, что каждый потерянный  день  может  оказаться  роковым.  Встреча
состоялась в национальном бюро Интерпола во Франции.
   Их принимал Жак Корню, элегантный, высокий, худой  мужчина  с  короткой
щеточкой усов, длинным носом, добрыми, мягкими глазами. Он  был  похож  на
киноактера или шансонье и уж меньше всего на  полицейского.  Улыбаясь,  он
долго слушал гостей, но в конце беседы лишь развел руками:
   - Вы думаете, так просто найти Ревелли в нашей стране? Мы ищем его  уже
несколько месяцев. В самой Италии его разыскивают за мошенничество в особо
крупных размерах. Суд состоялся в июне, а он до сих пор не найден. Все его
прежние конторы оказались закрытыми.  Нельзя  найти  человека  по  старому
банковскому счету, это нереально.
   - Может быть, то,  что  он  связался  с  представителями  нашей  мафии,
поможет выйти на его след? - предположил Машков.
   - Возможно, - добродушно улыбнулся  француз.  -  Но  вы  представляете,
какая у нас сложная задача? Сейчас  во  Франции  практически  нет  границ.
Достаточно человеку попасть в Шенгенскую зону, как все  поиски  становятся
очень трудными. Если Ревелли  -  Конти  когда-нибудь  выедет  из  Западной
Европы, тогда, конечно, мы сможем его арестовать. Но пока... -  он  развел
руками. - У  нас  нет  границ,  и  мы  не  можем  знать,  куда  именно  он
перемещается. Надеюсь, вы меня понимаете?
   Они понимали. И поэтому в отель возвращались в подавленном настроении.
   - Сегодня уже восемнадцатое  августа,  -  задумчиво  сказал  Машков.  -
Хорьков уверяет, что Ревелли  требовал,  чтобы  груз  доставили  именно  в
августе. Интересно знать, почему?
   - Не знаю. - Дронго шел по тротуару, глядя себе под ноги. -  Я  был  во
Франции на пятидесятом Каннском фестивале с  сотрудниками  Службы  внешней
разведки. У нас тогда была очень сложная задача, но мы знали, кого  и  где
искать. Этот Корню  прав.  Мы  так  не  найдем  Ревелли.  Нужно  придумать
какой-то трюк.
   - Дать объявление в газету, - пошутил Машков, - что мы ищем исчезнувшую
атомную бомбу? Или синьора Ревелли - Конти, которого должны допросить. Это
несерьезно. Но как нам тогда найти его?
   - Подождите, - остановился Дронго. - Хорьков дал нам телефоны  Ревелли,
которые не отвечают, и адреса его старых офисов, которые закрыты. Но,  как
нам сообщила Суровцева, в последний день перед арестом он вызвал  Полухина
и поручил ему убийство Ревелли. Правильно?
   - Да. Но при чем тут Полухин?
   - Они нас обманывают,  -  убежденно  сказал  Дронго,  -  и  Хорьков,  и
Суровцева нас обманывают. Они не договаривают всей правды до  конца.  Если
Хорьков вызвал к себе Полухина, то  он  должен  был  дать  ему  конкретный
адрес, где именно искать Ревелли. Он же не мог сказать киллерам, чтобы они
рыскали, как мы, по всему Парижу. Он знал точный адрес. Как же я этого  не
понял в Москве! Сейчас вы сказали про объявления, и я  сразу  же  подумал,
что нельзя посылать убийц к человеку, адреса которого ты не знаешь. И еще.
Хорьков должен иметь телефон Ревелли, чтобы оперативно с ним  связываться.
Он ведь до последней минуты сидел в Хельсинки  и  верил,  что  груз  будет
найден. Быстрее в гостиницу!  Я  же  говорил,  что  нельзя  доверять  этой
"сладкой парочке".
   Они остановили такси и поехали  в  отель.  Быстро  поднялись  наверх  и
прошли к номеру, где разместились женщины. Постучали, но никто не ответил.
Они постучали еще, но никто не откликнулся и на этот раз.
   - Черт возьми, - разозлился Машков, -  будем  ломать  дверь!  Куда  они
могли деться?


        ПАРИЖ. 18 АВГУСТА

   Он вышел из дому в хорошем настроении. В этом пригороде Парижа, где  он
жил, всегда тихо и спокойно. Ревелли только что поговорил  с  Френвалем  и
имел все основания радоваться. Френваль обещал  закончить  свою  работу  к
завтрашнему вечеру. Значит, двадцатого августа у этого  несносного  Абделя
будет второй ящик. Ну и черт с ним, пусть будет.  Пусть  делают  все,  что
хотят. Лишь бы он наконец точно знал, что все деньги придут на  его  счет.
Все остальное не так уж и важно. Пусть Абдель получает свой второй ящик  и
убирается ко всем чертям,  хоть  в  преисподнюю.  Он  улыбнулся.  Френваль
обещал, что все будет в порядке, а это самое главное.
   Ревелли прошел  к  своему  автомобилю,  огляделся  по  сторонам.  Какая
сегодня хорошая погода. Похоже, не  будет  изнуряющей  жары.  Нужно  будет
заскочить в "Крийон" к Абделю и наконец сообщить ему,  что  теперь  все  в
порядке. Он сел в машину, мягко  выехал  со  стоянки.  Пусть  теперь  этот
Абдель попробует что-нибудь сказать. Ребята на Сицилии все приготовят  как
нужно. Пусть увозит  свой  второй  ящик.  Он  немного  прибавил  скорости,
направляясь к центру.
   Все получилось не так, как он планировал. Абделя не оказалось в  отеле.
Этот любитель французских женщин шляется по всем злачным местам  города  и
не угомонится, пока не получит СПИД, зло думал Ревелли, сидя в баре  перед
лифтом и ожидая, когда наконец появится нужный ему человек. Абдель приехал
в третьем часу и сразу прошел в  бар.  Его  предупредили,  что  его  ждут.
Абдель сел за столик и, сухо поздоровавшись, спросил:
   - Какие новости?
   - Все в порядке, - злым голосом ответил Ревелли. - Я жду вас уже четыре
часа. Мы же договаривались, что по утрам вы будете в номере.  Каждый  день
до двенадцати.
   - Я ушел немного раньше,  -  равнодушно  сообщил  Абдель.  Он  даже  не
извинился.
   - Вы уже проверили содержимое  первого  ящика?  -  спросил  Ревелли.  -
Надеюсь, вы остались довольны?
   - Да, все в порядке. Но учтите, что нам нужен и второй ящик. Нам  нужно
обязательно два груза, как мы и договаривались.
   - Будет, будет у вас второй ящик. Через два дня он прибудет на Сицилию,
как условились. Но учтите, что мы сразу потребуем перевода денег.
   - Это пусть вас не беспокоит, - ухмыльнулся Абдель, - с деньгами у  нас
нет никаких проблем.
   - Тогда все в порядке, - Ревелли поднялся, - запишите мой коньяк и кофе
на счет этого господина, - показал он бармену.
   "Пусть  платит,  -  удовлетворенно  подумал  он,  -  они  богатые,  эти
мерзавцы. Пусть за все платят".
   Он развернулся и поехал домой. В баре он успел легко закусить и  теперь
собирался пообедать рядом со своим домом, где снимал квартиру. Подъехав  к
дому, он припарковал машину, закрыл дверцу,  поправил  пиджак.  Он  был  в
синем  бархатном  пиджаке,  серых  брюках,  клетчатой  рубашке.   Ревелли,
улыбаясь, пошел к дому, навстречу ему шли два парня. Ему  показалось,  что
он их видел. Потом он вспомнил, что точно видел их в отеле, где только что
сидел. Он по инерции сделал несколько шагов вперед,  с  ужасом  припомнив,
что пистолет остался в "бардачке" его автомобиля. Один  из  парней  поднял
пистолет с навинченным на  ствол  глушителем.  Ревелли  понял,  что  через
секунду будет покойником. И никаких шансов сбежать или спастись у него уже
не оставалось. Они стояли в пяти метрах от него, что-либо  предпринять  он
явно не успевал.
   Раздался громкий щелчок. Один, второй. Ревелли зажмурился, потом открыл
глаза. Один из убийц, нелепо изогнувшись, падал боком на тротуар. Глаза  у
него были широко раскрыты. Ревелли обернулся.
   Рядом с его  машиной  стоял  какой-то  неприятный  старик  с  таким  же
оружием, как и у нападавших. Второй киллер,  увидев  старика,  бросился  к
нему, словно пытаясь что-то объяснить, но старик  снова  поднял  пистолет.
Сухо щелкнули два выстрела. Пули отбросили тело второго киллера. Все  было
кончено. Ревелли почувствовал, как у него дрожат колени. Он  непроизвольно
ощупал голову и грудь. Все было в порядке.
   - Все о'кей, мистер Ревелли, - подошел к нему старик, убирая оружие. Он
сильно хромал.
   - Кто вы такой? - спросил по-английски Ревелли, все еще опасаясь своего
нежданного спасителя.
   - Они, - показал  старик  на  убитых,  -  тебя  убивать.  -  Он  сделал
характерное движение рукой, и Ревелли испуганно отпрянул в сторону. -  Они
Хорьков, Хорьков, - несколько раз повторил незнакомец.
   "Их послал Хорьков, - понял Ревелли,  -  этот  сукин  сын,  который  не
вернул моих денег. Ах мерзавец!"
   - Кто ты такой? - строго спросил он уже  по-французски,  но  старик  не
знал и французского. Он просто показывал на убийц и твердил: "Хорьков".  -
Я понял, понял, - раздраженно сказал, оглядываясь, Ревелли. В этот час  на
улице никого не было.
   "Придется уходить и отсюда, - подумал он, - нужно быстрее уезжать".
   - Садись в машину, - показал он старику и побежал в квартиру за  своими
вещами.
   Лопухин, хромая, прошел к автомобилю. Он был доволен. Ему удалось  уйти
от сотрудников ФСБ три  дня  назад,  затем  пересечь  российско-украинскую
границу, сесть в самолет, улетавший в Берлин, получить в Берлине оружие  и
случайно найти в кармане тот самый адрес Ревелли,  который  он  дал  своим
киллерам. Он вдруг понял, что это  его  единственный  шанс  закрепиться  в
Европе. Нужно только все рассчитать правильно и появиться в нужном месте и
в нужное время.
   Весь вчерашний день он терпеливо ожидал, когда наконец ребята приступят
к работе. Но они  были  осторожны.  Они  выслеживали  Ревелли,  а  Полухин
выслеживал  их.  Полухин  понимал,  что  на  несколько   тысяч   долларов,
вывезенных из Москвы, он в Европе закрепиться не сможет, тем более что ему
нужны будут новые документы. А на это потребуется и много  денег.  Значит,
оставался единственный шанс - убрав собственных киллеров, услужить мистеру
Ревелли и стать его личным телохранителем. Только в  этом  случае  у  него
появлялся шанс зацепиться в Европе. Труднее всего ему было сегодня  утром,
когда Ревелли поехал в отель, а ребята двинулись за ним, устроив настоящую
гонку. Он чудом нашел случайную машину и, пообещав сто долларов,  рванулся
за ними следом. В отеле он старался не попадаться им на  глаза,  но  позже
все-таки решил, что лучше сделать вид, что  он  будет  работать  вместе  с
ними. Ребята очень обрадовались, увидев его.  Они  договорились,  что  все
произойдет в этот день. Он был спокоен, ребята его никогда не  обманывали.
В тот момент, когда они решили,  что  можно  начинать,  он  выхватил  свой
пистолет. Нужно было видеть лица обоих дурачков. Они решили, что он  сошел
с ума. Если бы они знали, как помогли ему.
   Ревелли вернулся в машину с большой сумкой, опасливо покосился на мирно
сидевшего старика и уселся за руль.
   - Клянусь святой Девой Марией. Никогда в жизни  больше  не  буду  иметь
дела с этими русскими, - пробормотал он, выезжая со стоянки.


        ПАРИЖ. 18 АВГУСТА

   Они постучали еще раз в дверь и в этот момент увидели, что по  коридору
идут Суровцева и Шалимова.
   - В чем дело, капитан? - строго спросил Машков.
   - Мы вышли с ребятами погулять, - объяснила Шалимова, - нас было  трое,
а она одна. Вы напрасно беспокоитесь.
   - Ясно. Суровцева, вы мне нужны, - сказал Машков.
   Она вошла в комнату. Дронго и полковник быстро прошли следом за ней.
   - Мне нужен адрес Ревелли, - без обиняков сказал Дронго.
   - Какой адрес? - притворно  удивилась  женщина.  Синяки  у  нее  начали
проходить, и она уже несколько пришла в себя.
   - Быстрее... Адрес Ревелли, - требовал Дронго.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите. - Она  неторопливо  прошла  к  своей
кровати, села на нее.
   - Вы говорили, что  Хорьков  решил  послать  киллеров  убрать  Ревелли.
Правильно?
   - Да, правильно. Ну и что?
   - Куда он их послал? Он же не мог послать их куда попало. Или  поручить
им искать Ревелли по всей Европе. Он дал им  конкретный  адрес.  Где?  Где
адрес Ревелли?
   - Да, - растерянно сказала она, -  он  дал  адрес.  Я  совсем  про  это
забыла.
   "Или она гениальная  актриса,  или  действительно  забыла",  -  подумал
Дронго и быстро переспросил:
   - Где адрес?
   - Остался на даче, на столе Хорькова, - вспомнила женщина.
   - Вы изъяли все бумаги Хорькова? - повернулся Дронго к Машкову.
   - Да, они все сейчас в ФСБ.
   - Звоните в Москву. Срочно. Пусть поднимут все бумаги. Там должен  быть
адрес Ревелли.
   - Они и так сейчас занимаются всеми бумагами Хорькова.
   - Нам не нужны все,  полковник.  Нам  нужны  только  адреса  в  Париже.
Звоните в Москву.
   Машков вышел, чтобы позвонить от себя. Дронго  задумчиво  посмотрел  на
Суровцеву. Она улыбнулась:
   - Вы бываете такой строгий.
   - Не стоит стараться, - поморщился он, - не люблю самок.
   - Что?
   - Не люблю животных самок, - повторил он, глядя на нее с отвращением.
   - Вы негодяй, - убежденно произнесла она,  -  вы  оскорбляете  женщину,
которая зависит от вас. Вы настоящий негодяй.
   - Я не вижу здесь женщины, - возразил он, - если  вы  относите  себя  к
представительницам женского пола, то должен  вам  сказать,  что  вы  своей
принадлежностью к ним оскорбляете весь женский  род.  Здесь  нет  женщины,
Суровцева. Настоящая женщина никогда не  позволит  себе  так  хладнокровно
планировать  убийство  собственного  мужа,  отца  своего  ребенка.  Вы  не
женщина, вы чудовище. Хорьков рассказал Машкову, что вы обманули его  даже
в последнюю секунду, заявив, что беременны от  него.  Врачи,  которые  вас
осматривали, не  нашли  никакой  беременности.  Вы  чудовище,  -  повторил
Дронго, - лживое и подлое.
   - А вы гнусный женоненавистник,  -  разозлилась  она.  -  Вы,  наверно,
импотент. Или голубой. Я думаю, скорее первое. Поэтому вы так и ненавидите
меня, что сами ничего не можете сделать.
   - Я не собираюсь вам ничего  доказывать.  Думайте  как  хотите.  У  вас
просто-напросто извращенная психика.
   - Дурак! - Она отвернулась и  замолчала,  потом  несколько  раз  нервно
повторила: - Дурак, дурак, дурак!
   Он вышел из комнаты и прошел к Машкову. Тот положил трубку и  обернулся
к Дронго.
   - Едем быстрее. Они дали мне шесть адресов. Три в Париже, один в Ницце,
один в Милане и один в Палермо. Адреса, написанные от руки, нашлись  среди
других  документов.  Наши  сотрудники  как  раз  их  разбирали,  собираясь
отправить запросы с указанием адресов в Интерпол.
   - К этому женоподобному Корню, - кивнул Дронго. -  Он  бы  вам  ответил
через год, когда взрыв уже давно  стер  бы  с  лица  земли  часть  Европы.
Поехали по парижским адресам.
   Захватив переводчика, они, не мешкая, выехали. Первый оказался  адресом
известного французского борделя. Машков хмуро улыбнулся и велел  следовать
дальше. Зато у дома, значившегося во втором адресе, их встретила толпа.
   - Здесь только что произошло убийство, - объяснил один из  прохожих.  -
Убили двух молодых людей. Говорят, что они русские.
   - Опоздали, - прошептал с досадой Машков, - мы опоздали.
   - Нет, - возразил Дронго, - здесь что-то не так. Скорее  всего  погибли
те двое убийц, которых посылал Полухин. Странно, почему убиты  они,  а  не
Ревелли? Здесь что-то не так.
   - Надеюсь, вы не хотите предложить свои услуги полиции? - хмуро спросил
Машков.
   - Нет. Но здесь произошло что-то непонятное. Время, время!  У  нас  нет
времени. У нас  совсем  нет  времени.  Послушайте,  Машков,  кажется,  нам
все-таки понадобится этот ваш Корню. Вы можете завтра снова поехать к нему
со мной?
   - Конечно, - озабоченно кивнул Машков, - а зачем это нужно?
   - У меня такое предчувствие, что мы можем не успеть. Вы видите, как все
работает против нас? Мне ужасно интересно, как  Ревелли  ухитрился  убрать
двух подосланных к нему профессиональных киллеров. Без посторонней  помощи
он явно не обошелся.


        МОСКВА. 18 АВГУСТА

   В это утро он передал свое заявление в приемную, сообщив, что будет  на
работе. Манюков даже не предполагал, что визит Кларка в  их  фешенебельный
дом был зафиксирован сотрудниками ФСБ  и  соответствующая  записка  уже  в
понедельник утром была отправлена директором  ФСБ  Президенту  с  пометкой
"Секретно". К этому времени  Манюков  сидел  у  себя  в  кабинете,  ожидая
решения своей судьбы.
   Весь день его не вызывали, пока наконец к вечеру Президент не пригласил
к себе своего помощника. Когда Манюков вошел в кабинет, там уже  находился
руководитель администрации Президента, которому формально подчинялись  все
помощники.
   - Садитесь, Виктор Федорович, - подчеркнуто любезно произнес  Президент
и, когда помощник сел за стол, улыбнулся ему. - Я читал ваше заявление. Вы
просите освободить вас от занимаемой должности по состоянию здоровья.
   - Да, - мрачно кивнул  Манюков.  Меньше  всего  ему  хотелось  уточнять
подробности.
   - Мне казалось, что вы еще достаточно молодой  и  здоровый  человек,  -
сказал Президент. - Ведь мы с вами работаем уже столько лет, и вы  никогда
не жаловались на здоровье.
   Манюков молчал. Врать Президенту он не  хотел,  а  раскрывать  причины,
побудившие его подать заявление, было неприятно. И больно.
   - Мы все немного устали из-за этой  истории  с  похищенным  оружием,  -
продолжал Президент. - Я думаю,  что  вы  поступили  очень  мужественно  и
честно. В то время как виноватые в наших министерствах и ведомствах  сидят
на своих местах,  вы  решили  взять  на  себя  всю  вину.  Это  не  совсем
правильно.
   "О чем он говорит? - с недоумением подумал Манюков. - Какую  вину?  При
чем тут похищенное оружие?"
   -  Мне  сегодня  звонил  американский  президент,  -  продолжал  хозяин
кабинета.  -  Его  интересует  эта  неприятная  история,   случившаяся   в
Финляндии. Как мы и думали, скрыть все оказалось невозможно. Он знает, что
на  границе  произошла,  неприятная  история  с  вывезенным  оружием.   Мы
договорились, что к нам в Москву прилетит известный вам Ньюмен, и вместе с
ним мы согласуем наши позиции.
   Манюков понял, что положение еще хуже, чем он предполагал. И понял, что
назойливый иностранный гость, побывавший у него в субботу, уже  передал  в
Вашингтон свои подозрения, сработав достаточно оперативно.
   - Вы, конечно, не виноваты, - продолжал Президент. - Хотя, знаете,  мне
сообщили о ваших неофициальных контактах с американцами. Они у вас  бывают
дома и дружат с вашей семьей... И дочь ваша сейчас в Америке отдыхает.  Вы
знаете, где она отдыхает?
   - Догадываюсь. - Во рту у Манюкова стадо непривычно сухо.
   - Мне тут прислали бумагу из ФСБ. - Президент кивнул на папку, лежавшую
сверху. Там находились особо секретные документы из ФСБ. - Они утверждают,
что вилла принадлежит сотрудникам ЦРУ.
   "Я так и знал, - почему-то равнодушно подумал Манюков. - Все правильно.
Так и должно было быть".
   - Мы вас ни в чем не виним, - закончил Президент, - но  с  иностранцами
нужно было вести себя поаккуратнее. Ньюмена мы примем и объясним все,  что
он захочет узнать. А ваше заявление...
   Президент чуть помедлил и решительно закончил: - Я его подпишу, раз  вы
сами так решили. Куда вы хотите пойти работать?
   - Я думал вернуться в науку.  -  Теперь  ему  стало  легче.  Теперь  не
придется  врать,  изворачиваться,  обманывать  себя  и  других.  Все  было
правильно.
   - Можно и так, - согласился Президент.  -  Мы  ведь  вас  тогда,  можно
сказать, силком тянули. Я помню, как вы не хотели уходить со своей работы.
   Он помедлил. Расставаться вот так было не в правилах Президента.  Но  и
тянуть не  имело  смысла.  Президент  встал.  За  ним  поднялись  оба  его
сотрудника.
   - Спасибо вам за все. - Президент протянул Манюкову руку. - Вы и сейчас
своей отставкой помогли нам. Я всегда считал вас, Виктор Федорович,  очень
принципиальным и порядочным человеком.
   - Спасибо. - Он был действительно взволнован.
   Когда Манюков вышел из  кабинета.  Президент  остался  с  руководителем
своей администрации и спросил у него:
   - Кто будет разговаривать с Ньюменом?
   - Министр обороны. Он был в Финляндии. Он знает ситуацию лучше  других.
Но американцы  могут  потребовать  провести  непосредственную  ревизию  на
местах. Так сказать,  проверить  обоюдные  запасы  ЯЗОРДов.  Тогда  будет,
конечно,  хуже.  Ни  мы,  ни  американцы  пока  официально   не   признаем
возможность существования подобного оружия.
   - Ясно. - Президент нахмурился. - Приказ  на  Манюкова  подготовьте,  я
подпишу. До приезда этого Ньюмена. Чтобы успели.
   Виктор Федорович, вернувшись в свой кабинет, впервые почувствовал  себя
необыкновенно легко  и  хорошо.  Словно  спал  тот  груз  ответственности,
который лежал на нем все эти дни, когда он узнал о случившимся  в  далеком
сибирском Научном центре в Чогунаше. Теперь ему стало  гораздо  легче.  Он
поднял трубку и позвонил домой.
   - Все в порядке, - сообщил он жене, - подписали мое заявление.
   - И даже не просили тебя остаться? - Жена,  как  и  все  женщины,  была
непоследовательна. Она, похоже, забыла о том, что говорила два дня назад.
   - Просили, - немного соврал он, - даже говорили, как ценят меня.  Но  я
настаивал. Она поняла, что он несколько преувеличивает, и поэтому  прежняя
рассудительность вернулась к ней.
   - Все правильно, Витя, - сказала жена, - ты все сделал правильно.
   - Я думаю позвонить детям, пусть они возвращаются, - сообщил он.
   - Подожди немного, - попросила она. - Я говорила сегодня с ними. Им там
так хорошо. Пусть побудут еще несколько дней.  Какая  разница,  когда  они
вернутся?
   Он хотел  возразить,  но  даже  у  его  принципиальности  был  какой-то
разумный предел. В конце концов, нет ничего страшного, если  дети  побудут
там еще несколько дней. Он уже и так заплатил за их  отдых  очень  высокую
цену.
   - Хорошо, - согласился он с женой, - позвоним завтра.
   Положив трубку, Манюков начал собирать свои личные  вещи.  Нужно  будет
принести из дома сумку или чемодан, чтобы сложить туда  все  это,  подумал
он.  Открыл  ящик.  Там  лежали  его  бумаги,  документы,  фотографии.  На
некоторых  он  был  в  составе  различных  делегаций.  А  вот  и  семейные
фотографии. Он перебирал  карточки,  пока  вдруг  не  наткнулся  на  одну,
заинтересовавшую его. На переднем плане стоял он сам, жена,  дочь  и  двое
его внуков. А на заднем, чуть сбоку, были видны улыбавшиеся мистер Кларк и
Саша. Манюков долго смотрел на эту фотографию. Потом  вздохнул,  убирая  в
папку и ее. "Если бы знать про все опасности, которые подстерегают тебя  в
жизни, - подумал он, -  тогда  жить  было  бы  гораздо  легче.  И  гораздо
неинтереснее".
   Он продолжал доставать из ящиков стола свои личные вещи, уже  не  думая
об американце, столь резко и неожиданно повлиявшем на его судьбу.


        ПАРИЖ. 19 АВГУСТА

   - Уверяю вас,  мистер  Машкофф,  что  вы  напрасно  так  волнуетесь,  -
благодушно улыбался Корню, глядя на сидевших  перед  ним  этих  непонятных
русских. Он не понимал, почему они так нервничают, почему ворвались к нему
в бюро без предварительного звонка и  чего,  наконец,  хотят  эти  нервные
типы.
   - Поймите, мистер Корню, речь идет о нашей мафии, - горячился Машков. -
Эти люди способны на все. Вы же можете позвонить комиссару полиции,  чтобы
он нас принял.
   - У нас с полицией разные функции, - развел  руками  Корню.  -  Полиция
занимается  совсем  другой  категорией  преступников.  А  наша  задача   -
информационное обеспечение полиции. Мы не обязаны арестовывать кого-либо и
тем более принимать участие в разных операциях.
   - Но вы можете позвонить комиссару, - теряя терпение,  спросил  Машков.
Учитывая, что весь разговор шел еще и через переводчика, то они тратили на
беседу времени в два раза больше.
   - Я позвоню, - вздохнул  наконец  корректный  Корню,  приглаживая  свои
немного подкрашенные волосы, - но вы  напрасно  считаете,  что  это  может
привести к каким-то конкретным результатам. Кроме того, сейчас  август,  и
многие находятся в  отпуске.  Комиссар  Жерар  только  вчера  вернулся  из
отпуска, и мне будет очень неловко, что я беспокою его в первый же рабочий
день.
   Корню со вздохом поднял трубку и попросил позвать к телефону  комиссара
Жерара. Он долго объяснял ему что-то. Очевидно,  комиссар  тоже  не  очень
хотел видеть у себя иностранцев. Но наконец  они  договорились,  и  Корню,
положив трубку, удовлетворенно вздохнул:
   - Он будет ждать вас после трех часов дня.
   - Сейчас, - разозлился Машков, - поймите, речь  идет  об  очень  важных
преступниках.
   - Но вы же видели, что я с трудом  добился  его  согласия!  -  изумился
Корню.
   - Поехали, - встал Дронго. - Давайте без  всяких  разговоров  поедем  к
этому  комиссару.  Эти  самовлюбленные  кретины  не  понимают,  что  здесь
происходит. Если первый ящик попал в Париж, то он может взорваться в любую
секунду. Представляешь, что останется от этого города?
   Они вышли из здания, сели в автомобиль. Переводчик шел за ними  следом.
К этому времени Машков и  Дронго  уже  перешли  на  "ты",  их  сблизили  и
совместное расследование, и общие трудности.
   - Ты так беспокоишься за этот город, как будто родился здесь, -  устало
заметил Машков.
   - Верно, - согласился Дронго, - я очень люблю этот  город.  Считаю  его
одним из самых прекрасных городов мира.
   - Что будем делать, если этот Жерар нас не примет?
   - Я переверну  что-нибудь  в  полицейском  участке,  и  нас  отведут  к
комиссару, - пошутил Дронго. - Примет. Он профессиональный полицейский,  а
не чиновник, как Корню, к тому же всего-навсего замещающий начальника.
   - С чего ты взял?
   - На дверях его кабинета  другая  табличка.  Тот,  наверно,  в  отпуске
загорает, а Корню остался на работе. Он прав насчет отпусков. В августе  в
Париже не остается ни один мало-мальски уважающий себя руководитель.
   - Психолог, - покачал головой Машков. Они  приехали  в  комиссариат,  и
Жерар  действительно  принял   их.   Он   оказался   добродушным,   рыхлым
пятидесятилетним   человеком.   Комиссар   внимательно   выслушал    своих
неожиданных гостей и разрешил  им  ознакомиться  с  протоколами  вчерашних
событий. Он  даже  не  очень  вникал  в  их  документы  и  командировочные
удостоверения, а также письма, подписанные руководством Интерпола. Его  не
интересовали подобные мелочи. Переводчик долго  и  обстоятельно  переводил
протоколы французских полицейских. Выяснилось, что оба киллера были  убиты
выстрелами из одного и того же оружия, причем сходного с тем, какое было у
них самих. При этом один из убитых получил две пули  в  спину,  а  второй,
напротив, две пули в грудь. В карманах убитых были обнаружены  авиационные
билеты Берлин - Париж, адрес  дома,  у  которого  они  были  убиты,  пачки
долларов и франков, расчески, пистолеты с глушителями,  ножи,  гостиничные
карточки отеля "Норд", спички  из  отеля  "Крийон",  зажигалки,  сигареты,
часы. Переводчик перечислял все  добросовестно,  французский  полицейский,
сидевший рядом и вслух читавший протоколы, сонно кивал, а Машков и  Дронго
внимательно слушали.
   Далее следовало описание белья покойных, характер их ранений,  действия
каждого из обнаруживших трупы полицейских.
   - Так мы ничего  не  узнаем,  -  сказал  Машков.  -  По-моему,  мы  зря
потратили время. Эти ребята явно приехали за Ревелли - Конти  и  здесь  их
кто-то ждал. Видимо, у Конти есть свой телохранитель.
   - Который успел выстрелить раньше двух профессионалов?  -  с  сомнением
спросил Дронго и продолжал, поясняя свою мысль: - Все четыре выстрела были
сделаны  из  одного  пистолета.  Каким  бы  суперменом  ни  был   человек,
стрелявший в киллеров, он не смог бы сделать четыре выстрела из  пистолета
с глушителем менее чем за три-четыре секунды. Я уж не  говорю  о  секунде,
которая ему понадобилась, чтобы перевести  оружие  с  одного  на  Другого.
Итого  четыре-пять  секунд.  Обрати  внимание,  что  соседи   не   слышали
выстрелов. А это значит, что стреляли из пистолета  с  глушителем.  Такого
же, какой был и у убитых. Единственный вывод из  этого  может  быть  очень
конкретным. Киллеры знали человека, который  стрелял  в  них,  и  сами  не
стреляли в него, пытаясь  осознать,  что  случилось.  Кто  мог  быть  этим
человеком, который точно знал, что они приедут к Ревелли,  и  поджидал  их
именно здесь? Не понимаешь? Хорьков и Суровцева  арестованы.  А  упало,  Б
пропало, что осталось на  трубе?  -  улыбнулся  Дронго,  вспомнив  детскую
считалку. - Связующее их И, - пояснил он. - Этим человеком мог быть только
Полухин, который неизвестно каким образом оказался во Франции.
   - Зачем тогда ему убивать своих людей? Он бы  скорее  помог  им.  Здесь
что-то не сходится.
   - Для чего? - спросил Дронго. - Почему он должен был  помогать  им?  Во
имя кого? Хорьков уже сидит в тюрьме и не заплатит  положенного  гонорара.
Сам Полухин вряд ли хочет вернуться в Россию. Ему нужно закрепиться здесь.
И единственный выход  -  сделать  своим  должником  такого  человека,  как
Ревелли - Конти. Он все рассчитал правильно.  Это  был  он.  Это  был  сам
Полухин.
   - Похоже, ты прав, - задумчиво  сказал  Машков.  -  Но  это  ничего  не
меняет. Даже если мы знаем, что с Ревелли был он.
   - Нужно затребовать его фотографию  из  Москвы  и  попросить  комиссара
Жерара раздать ее  парижским  полицейским.  У  Полухина  есть  одна  яркая
примета - он хромает, и это сразу заметно. Черт возьми, как обидно, что  у
нас совсем нет времени.
   - Ты думаешь, что они могут устроить взрыв?
   - Они могут устроить все что угодно. Ты помнишь,  когда  мы  гуляли  на
Елисейских Полях, ты обратил внимание, что там нет мусорных урн? Так  вот,
их убрали оттуда после того, как произошло несколько  взрывов.  Взрывчатка
закладывалась именно в мусорные ящики.
   - Нужно предупредить Жерара, -  согласился  Машков,  -  и  связаться  с
Москвой. Давай обратно к комиссару.
   На все следующие действия у них ушло  еще  около  четырех  часов.  Пока
ждали фотографий из Москвы, они втроем, вместе с офицером-переводчиком,  в
один голос проклинали французских  и  российских  чиновников,  которые  не
могут и не хотят работать быстро и оперативно.
   Они уже  собирались  выйти  из  комиссариата,  но  тут  наконец  пришла
фотография Полухина. Комиссар внимательно рассмотрел ее, положил на  стол,
достал трубку, вытащил спички и закурил. Дронго невольно обратил  внимание
на спичечный коробок. Он был большой и плоский. Он задумчиво взял  спички.
Какая-то мысль пришла в голову.
   - Эти спички я покупаю  специально  для  трубки,  -  пояснил  Жерар.  -
Вообще-то они предназначены для сигар.
   - Спички,  -  повторил  Дронго,  -  спички  из  отеля  "Крийон".  Нужно
немедленно  проверить  телефон  на  той  квартире,  где  жил   исчезнувший
постоялец. В  доме,  рядом  с  которым  убили  двух  киллеров.  Немедленно
проверить все телефоны в доме и все телефоны в отеле "Крийон". И если хотя
бы один совпадет...
   Он не договорил, ибо комиссар вскочил и спросил:
   - Почему вы считаете, что именно в "Крийоне" нужно проверять телефоны?
   - Они первый раз в жизни попали в Париж и остановились в дешевом  отеле
"Норд" у Северного вокзала, - пояснил  Дронго.  -  Посмотрите  их  билеты.
Прошли только сутки,  как  они  прилетели  в  Париж.  Посмотрите  даты  на
билетах, когда они прилетели из  Берлина.  Прошу  вас,  комиссар,  быстрее
проверяйте телефоны. Эти парни не могли просто так оказаться в  "Крийоне".
Там ведь, кажется, рядом американское посольство. Проверяйте  телефоны,  -
закричал он, теряя терпение. Переводчик переводил все очень  добросовестно
и даже, в свою очередь, тоже закричал. Комиссар бросился к дверям.
   Еще через полчаса никаких сомнений  уже  не  оставалось.  За  последние
несколько дней из квартиры внезапно исчезнувшего  жильца,  походившего  по
описанию на Ревелли - Конти, звонили несколько раз  в  отель  "Крийон",  в
номер пятьсот десять. Там проживал  некий  мистер  Абдель,  приехавший  из
Алжира.
   - Алжир, - побледнел Жерар, - только не Алжир!
   - Мусорные ящики, - кивнул Дронго. - Это они, Машков, мы нашли  тех,  у
кого находится наш первый ящик. Это они. Но  почему  они  так  торопились?
Почему именно в августе? Почему в августе?.. Что будет в августе в Алжире,
комиссар? Вспомните, может, там что-нибудь состоится? Какое-нибудь событие
или какой-нибудь важный визит. А может,  что-нибудь  важное  произойдет  в
Париже?
   - В августе в Париже ничего не может произойти, - усмехнулся  комиссар.
- Вся Франция в отпуске, и весь Париж отдыхает на море. А вот в  Алжире  -
да. Там двадцать третьего августа должны состояться выборы. Об этом  пишут
все наши газеты. Разве вы не знаете?
   - Двадцать третьего августа... - Дронго посмотрел на Машкова. -  У  нас
всего четыре дня. Немедленно в "Крийон". Комиссар, я прошу вас  немедленно
арестовать мистера Абделя. Немедленно. Это чрезвычайно важно. У  нас  есть
все   основания   подозревать,   что   он   причастен    к    готовящемуся
террористическому акту.
   - Не нужно торопиться. - Комиссар поднял трубку, набирая номер отеля. -
Сначала я узнаю, проживает ли он еще в этом  отеле.  Вы  не  были  в  этом
отеле? Это произведение искусства. А какой  там  ресторан,  -  восторженно
сказал комиссар. - В нем работает сам  господин  Бушэ!  В  ресторане  "Лез
Амбассадор". Алло, мсье, это говорит комиссар Жерар. У вас проживал мистер
Абдель из Алжира. Прошу вас, проверьте, не выехал ли он из вашего отеля...
Да, господа. Там такой  ресторан.  Вы  обязательно  должны  сходить  туда.
Гусиная  печень,  консервированная  в  собственном  жиру.  А   какие   там
запеченные омары! Это потрясающе.
   Комиссар, очевидно, был гурманом.  Машков  и  Дронго  переглянулись,  с
трудом сдерживая улыбки.
   - Что, мсье? Он выехал сегодня  днем?  Очень  хорошо.  Какой  билет  он
заказывал? Рим - Палермо? Прекрасно. - Комиссар положил трубку. - Ну  вот,
видите, все выяснилось. Он улетел сегодня в Италию, но  зарезервировал  за
собой номер на двадцать третье августа. Он вернется в Париж, и вы  сможете
его допросить.
   - Когда состоятся выборы в Алжире? - переспросил Дронго.
   - Двадцать третьего, - улыбнулся  комиссар  и,  вдруг  осознав,  почему
именно один из его гостей задал этот вопрос, тревожно повторил: - Двадцать
третьего августа.
   - Нужно срочно передать в Интерпол, чтобы они связались  с  итальянской
полицией. И с корпусом карабинеров. Нужно арестовать Абделя в Палермо  или
хотя бы найти его.
   - Я позвоню. - Комиссар вынул трубку изо рта. Он начинал понимать,  что
его  посетители  действительно  могут  оказаться  правы  и  у  него  могут
возникнуть крупные неприятности. - Вы  думаете,  они  решатся  на  крайние
меры? - спросил он, взглянув на гостей.
   Оба молчали. Их проблема была намного сложнее. Они должны были  сделать
все, чтобы обнаружить первый похищенный ЯЗОРД еще до того, как  террористы
воспользуются им. Хорошо еще, что только как средством шантажа. А  если...
Но об этом им даже не хотелось думать. Даже офицер  ФСБ,  переводивший  им
слова комиссара, и тот встревожился.
   - Передавайте сообщение в Интерпол, комиссар, - тихо попросил Машков, -
и позвоните мистеру Корню.
   Через полчаса они возвращались в отель. На площади  Конкорд  автомобиль
сделал круг, чтобы  повернуть  на  Елисейские  Поля,  проехал  мимо  отеля
"Крийон" и находившегося рядом американского посольства.
   - Американское посольство, - показал на здание Дронго.
   - Я знаю, - подавленно кивнул полковник. И, чуть помедлив, признался: -
Даже страшно подумать, что может случиться, если они попытаются что-нибудь
сделать в центре Парижа.
   -  Они  попытаются,  -  убежденно  сказал  Дронго,  -  они  обязательно
попытаются. И я теперь знаю, почему им нужны были именно два заряда.  Один
будет установлен во Франции, второй в  Алжире.  В  самом  лучшем  для  нас
случае они попытаются отменить или сорвать выборы. И под  угрозой  шантажа
заставят мир признать первые выборы, которые у них состоялись до  этого  и
на которых триумфально победила исламская партия. В худшем - они  применят
оружие, не раздумывая. Хотя я не знаю, что для нас хуже или лучше. В любом
случае это катастрофа.
   - Цивилизованный мир  не  может  признать  таких  методов,  -  дернулся
Машков.
   -  Неужели?  -  немного  удивленно  спросил  Дронго.   -   Неужели   вы
действительно верите в  какие-то  нравственные  критерии  западного  мира?
Здесь  все  давно  построено  на  чистом  прагматизме,  на  политике  двух
стандартов. Абсолютно все, полковник. Когда  в  Алжире  законно,  по  всем
стандартам  демократии,  победила  исламская  партия,  военные   совершили
переворот и заявили, что не признают итогов выборов. И весь так называемый
цивилизованный западный мир приветствовал это  решение.  Политика  двойных
стандартов настолько очевидна, что примеров можно привести сколько угодно.
В Турции наибольшее число голосов на  выборах  получила  исламская  партия
Эрбакана. Но опять военные под  сильным  давлением  Запада  отстраняют  от
власти  демократически  избранное  правительство.  И  никто  в   мире   не
протестует. Это считается нормальным. И, наконец, вспомни, что произошло в
девяносто третьем году в Москве.  Нарушая  собственную  Конституцию,  явно
попирая все существующие на тот момент нормы права,  Президент  расстрелял
законно избранный парламент из танков, и  весь  мир  промолчал.  Весь  мир
словно воды в рот набрал.
   - Это разные вещи, - не выдержал Машков.
   - Нет. Я вспоминаю знаменитую  историю  о  карточных  игроках,  которую
читал у Джека Лондона. Один парень видит во время  игры,  что  шулер  сдал
себе четыре туза. Он подходит к другому игроку  и  шепчет  ему  на  ухо  о
нечестности первого. К его изумлению, тот  реагирует  абсолютно  спокойно.
Когда наивный молодой человек спрашивает, почему он не протестует,  второй
игрок поворачивается к нему и говорит: "Ничего ты  не  понимаешь,  парень.
Сейчас же его сдача. Все правильно".
   - Смешно, - мрачно кивнул Машков.
   - Сейчас сдача западного мира, - продолжал Дронго, - и все, что хорошо,
по их стандартам, навязывается всему остальному миру. Если бы  на  выборах
девяносто шестого в России победили бы коммунисты, а их  противники  снова
бы  расстреляли  их  из  танков  и  вообще   запретили   бы   деятельность
коммунистической партии, весь мир приветствовал бы это  решение.  Политика
двойных стандартов, полковник. Это и есть современный прагматизм западного
мира.
   - Сегодня ты настроен агрессивно, - заметил Машков. - По-моему, это  на
тебя так подействовали наши неудачи.
   - Я всегда так настроен. - Дронго смотрел  прямо,  словно  разговаривая
сам с собой. - В восьмидесятом году я был в Польше. Тогда я еще учился  на
юридическом факультете и был в этой стране в  качестве  обычного  туриста.
Там тогда начинались забастовки "Солидарности". Когда через год президент,
обрати внимание,  законный  президент  Польши  Войцех  Ярузельский,  решил
ввести военное положение, весь мир встал на дыбы. Его  и  до  сегодняшнего
дня считают диктатором, тираном, убийцей, палачом. Каких только ярлыков на
него  не  вешают.  Так  вот,  во  время  введения  военного  положения   в
сорокамиллионной Польше погибло девять  человек.  Это  тоже  трагедия,  но
давай сравним с  Чили,  где  генерал  Пиночет  совершил  переворот,  сверг
законно избранного  президента  Альенде  и  уничтожил  в  десятимиллионной
стране, физически  уничтожил,  двадцать  тысяч  человек.  Надеюсь,  ты  не
сомневаешься, что пытки и убийства, о которых говорил  весь  мир,  это  не
советская пропаганда. Так в чем дело?  Почему  Ярузельский,  спасший  свою
страну от советских танков Устинова, - палач и убийца, а  настоящий  палач
Пиночет - спаситель нации?
   - Мне не нравится твой обличительный тон, - спокойно заметил Машков.  -
Я  согласен,  что  существует  политика  двойных  стандартов,  но  так  уж
получилось, что в мире на каждую  ситуацию  сегодня  торжествует  западная
точка зрения. И с этим уже ничего не поделаешь.
   - Ну да, все правильно. Нужно быть прагматиком и  циником,  что  они  и
делают. Нужно приспосабливаться к окружающему миру. - Дронго повернулся  к
Машкову. - А для меня всегда неприемлемы разные  стандарты.  Если  человек
порядочен, то он порядочен до конца. А если  нет...  Хотя  бывают  случаи,
когда порядочный человек идет на небольшую сделку  со  своей  совестью,  и
тогда он гибнет... - Дронго замолчал. - Мне ведь не так много  лет.  Мы  с
тобой  ровесники.  И  оба  выросли  на  фильмах  одного  очень  известного
советского, а сейчас российского режиссера. Как все мы любили его  фильмы.
Я до сих пор считаю их киноклассикой советского периода жизни. Один из его
фильмов каждый раз показывали на Новый год, и мы привыкли  к  его  героям,
появлявшимся в наших домах как раз в канун новогоднего праздника. Я до сих
пор считаю, что ничего лучше, острее, честнее никто не  снимал.  Некоторые
его фильмы становились просто  символами.  И  сам  он  был  обаятельным  и
глубоко симпатичным человеком.
   - О ком ты говоришь?
   - Какая разница, как его фамилия. Повторяю, он был для меня  человеком,
достойным всяческого уважения. Я считал его просто примером гражданина.  И
прекрасного режиссера, ставшего классиком нашего кино.
   - К чему ты это рассказываешь?
   - В девяносто третьем, когда в России должен был пройти референдум,  он
отправился    к    Президенту    и    снял    катастрофически    позорный,
верноподданнический фильм. Я пытался  понять  его  позицию.  Возможно,  он
считал, что это правильно и  нужно  помочь  ему  в  противостоянии  против
левых. Я даже хотел оправдать его позицию. Но когда увидел, что он снимает
откровенную ложь о "котлетах, покупаемых в магазине" для Президента, когда
увидел эти кадры, я понял, что все. Настоящий  художник  не  пошел  бы  на
такой компромисс.  Чем  это  закончилось,  известно  всем.  Он  измельчал,
перестал снимать хорошие фильмы. Однажды изменив  себе,  он  уже  не  смог
держаться на высоком уровне. Двойной стандарт губителен для человека и для
всего общества. Разве ты со мной не  согласен?  Я  по-прежнему  его  очень
люблю, я по-прежнему обожаю смотреть его фильмы,  но  что-то  сломалось  в
душе. В его и в моей. И этого уже никогда не склеить.
   - В результате твоей яркой речи я понял,  что  ты  оправдываешь  методы
террористов. Может, нам стать пацифистами и уехать из города на  несколько
дней, чтобы Ревелли - Конти, Полухин, Абдель, все эти Хорьковы, Волновы  и
прочие творили бы свои бесчинства? - гневно спросил Машков. - Ты  к  этому
призываешь?
   - Добро должно быть с кулаками, - задумчиво сказал Дронго. - Мне всегда
нравилась эта поговорка. Нет, я не призываю уезжать.  Просто  речь  у  нас
зашла о двойных стандартах и о компромиссах. Те, кто стоит за Абделем,  не
пойдут на компромисс, можешь не сомневаться. Однажды против них  применили
силу. Значит, теперь они готовятся  применить  силу  в  ответ.  Это  закон
действия и противодействия. У нас нет  другого  выхода,  кроме  конкретной
задачи - найти ящик до двадцать третьего августа. Найти во что  бы  то  ни
стало. Иначе потом действительно будет поздно для всех нас.
   - Полетим в Италию? - предложил Машков.
   - У тебя в группе есть люди, владеющие итальянским?
   - Нет, но...
   - В том-то и дело, что но...  Я  говорю  по-итальянски,  но  там  может
возникнуть масса непредвиденных ситуаций. Я уже не говорю о том, что у нас
командировочное удостоверение выписано во Францию, и в случае  чего  очень
трудно будет объяснить итальянской полиции, почему туда прилетело  столько
вооруженных офицеров российских спецслужб.
   - Что думаешь делать?
   - Не знаю, - честно  ответил  Дронго.  -  Думать.  Прежде  всего  нужно
продумать, как нам быть дальше. Если уже не поздно...
   Автомобиль  развернулся,  направляясь  к  отелю.  Дронго  взглянул   на
Машкова.
   - Нам нужно лететь вдвоем, - сказал он, - и как можно быстрее. Сразу  в
Палермо. Но утром мы должны  еще  раз  навестить  этого  Корню,  чтобы  он
предупредил о нашем появлении сотрудников Интерпола в Италии, и  комиссара
Жерара, чтобы тот послал аналогичное сообщение в полицию Палермо.
   - Не успеем, - засомневался Машков.
   - В том-то все и дело. Конечно, не успеем. Абдель и Ревелли,  если  они
там, уже завтра покинут Сицилию. Но лететь нам  все  равно  нужно.  Может,
узнаем что-нибудь интересное на месте. Понимаешь, полковник, у нас с тобой
нет другого выхода.


        СОРТИНО. СИЦИЛИЯ. ИТАЛИЯ. 20 АВГУСТА

   Они с понятным интересом следили, как к ним приближается  микроавтобус.
Ревелли стоял на холме рядом с Абделем  и  от  волнения  покусывал  нижнюю
губу. Почему-то было довольно прохладно, и он мерз в легком  пиджаке.  Или
ему казалось, что  ему  холодно.  Чуть  ниже  стоял  Полухин,  внимательно
следивший за Ревелли. Они кое-как объяснились. Во всяком  случае,  Ревелли
знал, что этот опасный русский бандит спас ему жизнь от наемных  киллеров,
присланных Хорьковым. Полухин объяснил, что Хорьков уже арестован  и  вряд
ли когда-нибудь выйдет на свободу. Ревелли решил оставить  рядом  с  собой
этого типа, который умеет так быстро и  жестоко  расправляться  с  людьми.
Хорьков мог послать следующую пару даже из тюрьмы. Или Абделю могла прийти
в голову подобная мысль. До тех пор, пока все не будет сделано и деньги не
будут получены, следовало проявлять осторожность.
   Именно поэтому вместе с двумя итальянцами у развилки дороги, ведущей на
Сортино и дальше на Лентини, находился  и  прилетевший  вместе  с  Ревелли
Полухин.  Неподалеку  стояли  два  автомобиля,  в  которых  сидело  восемь
боевиков Абделя, готовых принять груз.
   Машина медленно и осторожно спускалась с холма. Дорога после прошедшего
дождя была скользкой и мокрой. Ревелли сдержал улыбку. Френваль всегда был
молодцом. Он знает, как  нужно  подать  товар,  чтобы  убедить  заказчика.
Абдель нетерпеливо взмахнул рукой, глядя на часы.
   - Если они не поторопятся, мы не успеем. У нас мало времени. Яхта уйдет
через полтора часа.
   - Отсюда до порта Аугусты полчаса езды, - успокоил его  Ревелли,  -  не
волнуйтесь. Вы успеете получить свой товар и выйти в море.  Только  будьте
предельно осторожны.
   - Почему они так медленно спускаются? - разозлился Абдель. - Они  могли
бы поторопиться.
   - Вы же знаете почему, -  укоризненно  произнес  Ревелли,  -  разве  не
видите, какая скользкая дорога. Хотите,  чтобы  машина  перевернулась?  Вы
представляете, что с нами случится тогда? Я уже не говорю про всю Сицилию,
про Италию. Не нужно так нервничать, мистер Абдель, все будет  в  порядке.
Деньги у вас с собой?
   - Сначала мы проверим груз.
   - Обязательно. Но раз мы доставили вам первый ящик и там все  оказалось
в порядке, зачем нам обманывать вас со вторым? - спросил Ревелли.
   Его собеседник отвернулся. Сделал  несколько  шагов  по  направлению  к
автомобилю, который уже был совсем близко, и снова вернулся к Ревелли.
   - Десять миллионов наличными, как обещали, - кивнул  Абдель,  -  они  в
нашем автомобиле, в чемодане. Надеюсь, второй ящик с тем же грузом, что  и
первый?
   - Конечно, - улыбнулся Ревелли, - наши  русские  друзья  поставили  нам
такой же груз. Они гарантировали, что с ним все нормально.
   - Признаюсь, я не верил до последней секунды,  -  признался  Абдель.  -
Наши эксперты осмотрели  первый  ящик  и  были  поражены.  Суметь  вывезти
подобное из страны, для этого нужно  больше,  чем  везение  и  расчет.  Вы
счастливчик, Ревелли. Я думаю, что они сейчас рыщут в поисках своих ящиков
по всему миру.
   - Я тоже так думаю, - кивнул Ревелли, - но мы  дали  слово,  и  мы  его
сдержали. Сегодня, между прочим, двадцатое августа, мистер Абдель.
   Автомобиль наконец подъехал и остановился около них. Из кабины водителя
выпрыгнул сидевший рядом с ним Френваль. Увидев Абделя, он  строго  кивнул
ему и предложил:
   - Принимайте груз.
   Абдель взволнованно поднял руку, и  несколько  его  людей  поспешили  к
микроавтобусу. Они осторожно выгрузили ящик. К ним  уже  спешил  невысокий
эксперт, намереваясь осмотреть содержимое ящика. Груз осторожно  поставили
на землю, один из людей Абделя принес инструменты, чтобы открыть ящик.
   И в этот момент раздался громкий звонок мобильного  телефона  Френваля.
Тот достал телефон и быстро заговорил по-итальянски. Боевики Абделя начали
открывать ящик. В этот момент Френваль  закончил  говорить  и  бросился  к
Ревелли.
   - Уходим, - закричал он, - быстро уходим. Скоро  здесь  будет  полиция.
Они уже выехали. Мне позвонил наш друг из комиссариата.
   - Что случилось? - растерялся Абдель.
   - Несите свой ящик в автомобиль и скорее убирайтесь отсюда, - продолжал
распоряжаться Френваль. - Сейчас здесь будет полно полицейских.
   - Но мы должны проверить, - нерешительно настаивал Абдель.
   - Вы же уже проверяли первый ящик, - разозлился Френваль. -  Это  такой
же груз. Или вы хотите, чтобы нас всех забрали  с  этим  ящиком?  Уезжайте
быстрее. Дорога каждая секунда, пока можно проехать в порт и погрузить его
на вашу яхту.
   - Но мы хотели проверить...
   - Тогда оставайтесь и ждите, когда вас арестуют, - закричал Френваль.
   - Это же все равно половина оставшейся суммы, - сказал Ревелли, - а еще
десять миллионов вы останетесь нам должны. Давайте быстрее деньги, Абдель,
у нас мало времени.
   Тот, уже не раздумывая, что-то гортанно крикнул по-арабски.  Чемоданчик
с деньгами вынесли из автомобиля, а ящик,  наоборот,  погрузили  в  салон.
Абдель протянул чемоданчик Ревелли:
   -  Это  ваши  деньги.   Остальную   сумму   переведем   в   банк,   как
договаривались.
   - Где мы увидимся? - уточнил Ревелли, видя нетерпеливое желание  своего
собеседника поскорее уехать.
   - В Париже двадцать третьего августа, - усмехнулся  Абдель,  -  если  к
вечеру город все еще будет существовать.
   Он побежал к своему автомобилю, сел рядом с водителем.
   - Поехали, - приказал он.
   Ревелли, Френваль и их люди также сели в машины. Автомобили разъехались
в разные стороны. Полухин, видя общее смятение, успел влезть в машину,  на
заднем сиденье которой устроились сам Ревелли и его компаньон.  Чемоданчик
был помещен в багажник автомобиля.
   Они проехали метров пятьсот, стремительно удаляясь от места их встречи,
когда Френваль начал громко смеяться. Ревелли - Конти оглянулся  назад  и,
не увидев автомобилей клиентов, тоже залился смехом. Водитель улыбался,  а
Полухин изумленно глядел на них, не понимая, чему они так радуются.
   - Получилось, - радостно заливался Френваль, - все получилось.
   Он довольно подмигнул своему компаньону.
   - Надеюсь, там нет ничего опасного? - спросил Ревелли.
   - Обязательно есть. Большой заряд взрывчатки. Если  начнут  рыться,  то
она рванет. Взрыв получится грандиозный. Правда, он не будет столь  мощным
и радиоактивным, как в случае с настоящим  грузом,  но  это  уже  проблемы
качества. Мы  же  не  можем  удовлетворить  все  капризы  наших  клиентов.
Случаются некоторые недоработки.
   Они снова залились смехом. До Полухина стало наконец доходить, что  эти
двое провели арабов, всучив им другой товар. Все  было  разыграно  как  по
нотам. Долгая задержка  в  пути,  медленный  спуск  с  холма,  неожиданное
известие по телефону  и  страх  Френваля  перед  приближающимися  стражами
порядка. Все было разыграно как по нотам.
   - Если они захотят проверить, то взлетят  на  воздух  вместе  со  своей
яхтой, - продолжал хохотать Френваль.
   - Надеюсь, что так и случится, - поддержал его Ревелли. -  Это  избавит
нас от утомительной процедуры объяснения с этими придурками.
   - Куда сейчас?
   - Быстрее в Палермо.  Мой  самолет  уходит  в  Амстердам  через  два  с
половиной часа. Насчет денег ты знаешь, что делать. Передай Симиону, чтобы
все сделал чисто. Деньги нужно провести через банковские счета уже  завтра
утром. Потом может быть уже поздно, если эти типы действительно решат, что
нужно все проверить, и сумеют при этом не взлететь на воздух.
   - Нужно было и с первым ящиком сделать то  же  самое,  -  с  сожалением
сказал Френваль.
   - Нет. Тогда они не поверили бы  во  второй,  -  рассудительно  ответил
Ревелли. - Сейчас важнее сбежать куда-нибудь, чтобы  нас  не  нашли,  ведь
через три дня на рога встанет вся  полиция  Европы.  И  эти  ребята,  если
останутся в живых, тоже.
   - А вдруг они применят оружие? - спросил Френваль. - Ведь  первый  ящик
настоящий.
   - Нет, - убежденно сказал Ревелли, - не посмеют. Они же  не  психи.  Им
нужно получить то, что они хотят. Зачем им устраивать побоище?
   - Ну а если они психи? - продолжал настаивать Френваль.
   - Я не знаю, - разозлился Ревелли. - Что  ты  у  меня  спрашиваешь?  Мы
сделали свою работу. Мы  стали  богатыми  людьми,  очень  богатыми.  А  ты
спрашиваешь меня о каких-то глупостях. Конечно, они могут сделать все  что
угодно. Но это не наше дело. Если я продаю пистолет человеку,  то  это  не
значит, что я должен бегать за ним по всем городам мира и  следить,  чтобы
он не убил из этого пистолета своего врага. Во всем мире торгуют  оружием.
Это самый прибыльный бизнес на  земле,  Френваль.  И  ты  об  этом  знаешь
гораздо лучше меня. Откуда мне знать, зачем им это оружие? Может, они  его
действительно хотят применить, но это не мое дело.
   - Мы никогда не торговали таким оружием, - напомнил Френваль.
   - Значит, теперь будем торговать, - крикнул Ревелли. -  И  если  завтра
будет еще более опасное оружие, то мы будем продавать и его. Это  не  наше
дело - зачем им такое оружие. Наше дело его продать.
   - Ладно, - примирительно сказал Френваль, - не нужно кричать. Я  просто
подумал, что, если в Париже что-нибудь случится, это может докатиться и до
Италии. А у меня ведь в Милане семья.
   - Они не посмеют, - убежденно заявил Ревелли. -  Ведь  они  не  захотят
выглядеть убийцами в глазах всего мира. Зачем им устраивать  такую  бойню?
Они не посмеют. - Он достал платок, вытер лоб и добавил: - А свою семью ты
можешь увезти хоть  на  Гавайи,  хоть  на  Багамы.  Ты  теперь  миллионер,
Френваль, а это самое главное.


        ПАЛЕРМО. СИЦИЛИЯ. 20 АВГУСТА

   - Я совсем по-другому представлял себе Сицилию, - признался Машков. Они
сидели в летнем кафе.
   - Ну да, - кивнул, улыбаясь, Дронго, - расхожие штампы. Ведь считается,
что здесь живут только бандиты и мафиози. Полиция находится в  осаде,  все
боятся друг друга. А на самом деле  -  патриархальная  обстановка,  сонные
полицейские и еще более сонные пастухи. Я и сам был поражен, когда впервые
попал на Сицилию. Конечно, здесь есть и мафия, и  преступники,  но  не  до
такой степени, как показывают в кино и пишут в романах.
   - Нужно было взять кого-нибудь из Рима, - проворчал полковник.  -  Твой
итальянский не настолько хорош, чтобы втолковать им, чего именно мы хотим.
   - Боюсь, что, если бы я знал его в совершенстве, они тоже ничего бы  не
поняли, - возразил Дронго.
   - Который час? - спросил Машков, отодвигая чашечку кофе.
   - Уже пятый.  Минут  через  двадцать  нас  будут  ждать.  Надеюсь,  они
все-таки что-то найдут.
   - Не уверен, - пробормотал  полковник.  -  Ты  видел  их  сонные  лица?
Вообще, я понял одну истину. Нельзя приезжать в Европу по делам в августе.
Все в отпуске, а у оставшихся сонное отпускное настроение. Боюсь, что  наш
визит на этот остров станет всего лишь туристической прогулкой.
   -  У  них  должны  быть  свои   осведомители,   собственная   агентура,
наблюдатели. Ну хоть что-то знать они должны. И потом, я очень рассчитываю
на Полухина. Он наверняка будет сопровождать  Ревелли  в  его  поездке  на
Сицилию. Если,  конечно,  они  прилетели  на  Сицилию.  У  Полухина  очень
запоминающаяся внешность. К тому же он не знает языков  и  сильно  хромает
при ходьбе. Не заметить такого невозможно.
   - Если мы все рассчитали правильно, -  возразил  Машков.  -  Но,  может
быть, киллеры, которых он убрал, просто случайно вошли в отель,  а  мы  на
этом основании сделали ложные выводы.
   - Нет, - возразил Дронго, - такого совпадения не может  быть.  Ведь  из
квартиры, которую снимал Ревелли  в  Париже,  кто-то  звонил  в  "Крийон",
именно в тот самый номер, где жил этот самый Абдель.
   - А ты обратил внимание, что ни у  Интерпола,  ни  у  полиции  на  него
ничего нет? Я считал, что они работают лучше.
   - Они просто расслабились. Эра великих террористов кончилась.  "Красные
бригады", ультралевые и  ультраправые  безумцы.  Все  это  было  хорошо  в
полярном мире, когда можно было при  малейшей  опасности  скрыться  по  ту
сторону "железного занавеса". Сейчас занавеса нет, великих террористов  не
осталась. Конечно, если они не  поддерживаются  мощными  религиозными  или
государственными организациями.
   - Неужели они пойдут на такое? - задумчиво спросил Машков.
   - Обязательно пойдут. Вспомни, как их обмакнули с выборами,  когда  они
фактически  победили,  а  у  них  отняли  победу.  Если   так   называемый
цивилизованный мир не придерживается общих правил игры  в  демократию,  то
почему  мы  должны  требовать  соблюдения  этих  правил  у  Абделя  и  его
товарищей?
   - Пойдем в комиссариат, - поднялся  полковник,  -  ты  опять  начинаешь
рассуждения на отвлеченные темы. А у нас конкретная задача.
   Они поднялись и вышли из кафе. В Палермо было прохладно,  ночью  прошел
дождь, и  было  приятно  наслаждаться  почти  деревенской  идиллией  после
судорожно-пыльного августовского лета в Париже. В комиссариате  их  принял
Даниэль Бове, молодой комиссар полиции. Сначала они решили, что и он всего
лишь  исполняющий  обязанности  или  заменяющий  самого  комиссара  в  его
отсутствие. Но затем  выяснилось,  что  Бове  прибыл  сюда  из  Неаполя  и
работает здесь уже второй год.  Он  был  действительно  молод,  не  больше
тридцати пяти. К тому же он замечательно молодо выглядел. Буйная шевелюра,
смущенная улыбка, какой-то молодой задорный взгляд, несмотря на опасную  и
сложную работу. Словно этот молодой человек  еще  не  потерял  способности
улыбаться и любить жизнь, не превратился в циника, замкнувшегося  в  своей
грязной работе.
   Едва гости вошли в комиссариат, как Бове выскочил им навстречу. У  него
было радостное лицо, словно он только что одержал некую победу.
   - Мы нашли вашего соотечественника, - закричал он с порога. -  Когда  я
передал сообщение в аэропорт, выяснилось, что на самолет, следующий в Рим,
действительно сел тот самый человек, чью  фотографию  вы  мне  показывали.
Хромой, седой и не знающий итальянского языка.
   - У него билет в Рим? - спросил Машков. Дронго перевел его вопрос.
   - Нет, - ответил комиссар, - у него билет на маршрут Рим - Амстердам.
   - Опять перелеты, - зло прошептал Дронго и спросил у  комиссара:  -  Он
был один?
   - Этого мои люди не заметили. Но на него обратили  внимание,  когда  он
проходил  к  самолету.  Он,  очевидно,  не  знает   ни   английского,   ни
итальянского языков, так как прошел мимо указателей и  едва  не  попал  на
другой самолет.
   - В Амстердам, - повторил Дронго, - значит, нужно лететь  в  Амстердам.
Когда у него пересадка?
   - Он уже в Риме. Сейчас  должен  пересесть  на  самолет,  вылетающий  в
Амстердам. Мы можем дать указание в Рим, чтобы его остановили.
   - Нет,  -  быстро  возразил  Дронго,  -  он  наверняка  не  один.  Если
полицейские его остановят, то сбежит другой, тот, который нам так нужен. Я
думаю, Ревелли вместе с ним.
   - Вряд ли, - улыбнулся  комиссар,  -  он  бы  не  рискнул  приехать  на
Сицилию. Здесь его хорошо знают. Пойдемте ко мне в кабинет.
   Они прошли в кабинет, комиссар сел прямо на стол и спросил:
   - Что вы предлагаете делать?
   - Искать мистера Абделя, - ответил Дронго, - искать по  всему  острову.
Он обязательно должен быть где-то здесь.
   - Вы представляете, какой у нас остров и как здесь легко спрятаться?  -
спросил комиссар. - Даже если бы у нас было достаточно людей, мы не смогли
бы прочесать все города и селения Сицилии. Это нереально. Мне нужно  знать
конкретное место, где может быть ваш Абдель. Я уже разослал его фотографии
по всему острову. Но все равно его вряд ли найдут.
   - Не будем терять  времени,  -  согласился  Дронго,  -  ваша  задача  -
постараться хотя бы обнаружить следы этого типа здесь. А нам нужно  срочно
отправляться в Амстердам. И желательно попасть туда быстрее, чем убийца со
своим спутником.
   - Значит, он обвиняется в убийстве? -  переспросил  комиссар.  -  А  вы
говорите, чтобы мы его не трогали.
   - У нас мало времени, синьор Бове, - напомнил Дронго. - Узнайте, сможем
ли мы попасть в Амстердам раньше, чем они.
   - Это невозможно, но я  сейчас  попытаюсь  узнать.  -  Комиссар  поднял
трубку.
   Через пять минут они уже знали, что для того, чтобы попасть в Амстердам
примерно в одно и то же время с Лопухиным, им нужно через  двадцать  минут
вылететь в Турин, а там успеть на рейс в Амстердам.
   - Быстро в аэропорт, - закричал комиссар, - иначе вы не успеете.
   Не раздумывая, они бросились к выходу. Комиссар спешил впереди. Он взял
полицейскую машину, стоявшую  во  дворе,  и,  приказав  водителю  включить
сирену, велел ему как  можно  быстрее  доставить  их  в  аэропорт.  Машина
понеслась на полной скорости.
   - Вы не взяли  своей  охраны,  синьор  комиссар,  -  напомнил  водитель
автомобиля.
   - Передай  им,  чтобы  приехали  в  аэропорт,  -  крикнул  комиссар  и,
обернувшись, сказал Дронго: - Ваши вещи остались в  отеле.  Может,  успеем
заехать за ними?
   - Отправьте их в  Париж,  в  отель  "Бел  Мон",  -  отмахнулся  Дронго.
Комиссар улыбнулся.
   - Вы мне нравитесь, - крикнул он.  Они  успели  к  самолету,  буквально
вбежав по трапу в последний момент. Самолет уже должен был  выруливать  на
полосу. Комиссар что-то кричал им вслед.
   - Что он кричит? - спросил Машков.
   - Кажется, обещает  позвонить  в  Турин,  чтобы  задержать  самолет  на
Амстердам, - улыбнулся Дронго. - А ты еще говорил, что они все сонные. Вот
тебе и сонный комиссар.
   - Он, по-моему, единственный не сонный, - засмеялся Машков.
   Через полтора  часа  они  уже  были  в  Турине.  Самолет  на  Амстердам
действительно задержали на двадцать  минут.  Теперь  все  зависело  от  их
собственной расторопности в Амстердаме.
   - Десять минут, - вспомнил Дронго, - у нас  с  ними  разница  в  десять
минут. Они прилетят раньше нас и могут уехать из аэропорта  еще  до  того,
как мы приземлимся.
   - За десять минут они не успеют никуда уехать, -  усомнился  Машков.  -
Пока будут проверка документов, таможня, граница  -  ничего  не  будет,  -
возразил Дронго,  -  это  же  Шенгенская  зона.  Никаких  границ,  никаких
паспортов, никаких документов. Мы можем не успеть.
   - Ничего не поделаешь, - философски заметил Машков, - мы  же  не  можем
выпрыгнуть из самолета раньше времени.
   - Я пойду поговорю с пилотами, - поднялся из кресла  Дронго,  -  может,
они попытаются прилететь в Амстердам чуть раньше. Я думаю, это не  так  уж
невозможно.
   - Ты думаешь, это автомобиль, просто взять и прибавить скорости?
   - Господи,  если  бы  ты  только  знал,  как  я  ненавижу  самолеты,  -
наклонился к полковнику Дронго, - но у меня нет другого выхода. Приходится
каждый раз влезать в это чудовище.
   Он двинулся к кабине пилотов. У самых дверей его остановила стюардесса.
   - Туда нельзя, синьор, - улыбнулась она Дронго.
   - Передайте пилотам, что я из полиции, у  меня  очень  важное  дело,  -
попросил Дронго, - важное сообщение, - поправился он.
   В Италии не принято шутить на тему полиции.  И  тем  более  в  воздухе.
Девушка бросилась в кабину пилотов и уже через минуту открыла дверь.
   - Входите, - пригласила она Дронго.
   - Синьор командир, - сразу начал Дронго, - у нас очень важное дело.  Из
Рима в  Амстердам  сейчас  летит  самолет,  в  котором  находится  опасный
преступник. Нам нужно опередить тот самолет хотя бы на несколько минут. Мы
не могли бы приземлиться в аэропорту на  десять  минут  раньше,  чем  этот
самолет?
   - Вы сказали, что вы из полиции, - мрачно спросил командир лайнера, - у
вас есть документы?
   Он почувствовал по  акценту,  что  говоривший  иностранец.  И  это  его
насторожило.
   - У  меня  есть  командировочное  предписание,  -  попытался  объяснить
Дронго, - есть письмо в Интерпол.
   - Вы не гражданин Италии? - уточнил пилот.
   - Нет, - признался Дронго.
   - И не служите в итальянской полиции?
   - Нет, - он уже понимал, что его затея с треском провалилась.
   - Выйдите из кабины, - приказал пилот, - это не частный самолет.  И  мы
не выполняем заказов наших пассажиров. Самолет прибудет в Амстердам  точно
по графику. Если у вас есть очень важное дело, вы можете оплатить разговор
кредитной карточкой и позвонить в полицию Амстердама  прямо  из  самолета.
Ничего другого я вам предложить не могу. Уходите, синьор, здесь  запрещено
находиться посторонним.
   - Что и следовало ожидать, - уныло сказал Дронго, выходя из кабины.
   Он вернулся на свое место. Сел рядом с Машковым.
   - Ну, что? - спросил полковник. - Получилось?
   - Спрашивали, где мои документы, - признался Дронго, - и, выяснив,  что
я не итальянский полицейский, прогнали из кабины пилотов.
   Машков усмехнулся.
   - Так тебе и надо, - сказал  он,  -  привык  все  решать  кавалерийским
наскоком. Ничего не получится, они сядут все равно точно по графику.
   - Как это не получится? - вдруг спросил Дронго. - Еще как получится.
   Он снова поднялся и, достав свою кредитную карточку, прошел к телефону,
установленному между салонами самолета. Вставив карточку, он быстро набрал
номер и минут пять с кем-то оживленно разговаривал. Потом  снова  вернулся
на свое место.
   - С кем ты говорил? - поинтересовался Машков.
   -  Сейчас  узнаешь,  -  победно  улыбнулся  Дронго,   -   минут   через
десять-пятнадцать.
   Полковник кивнул и не стал больше  задавать  вопросов.  Ждать  пришлось
долго, минут  двадцать,  пока  в  салоне  авиалайнера  не  раздался  голос
командира экипажа.
   -  Мы  совершаем  полет  по  маршруту  Турин  -   Амстердам.   Вниманию
пассажиров, наш самолет прибудет в аэропорт Схипхол на десять минут раньше
срока. Температура в аэропорту плюс восемнадцать  градусов.  Благодарю  за
внимание.
   - Как это тебе  удалось?  -  изумленно  спросил  Машков,  когда  Дронго
перевел ему сообщение командира экипажа.
   - Очень просто. Я позвонил в Палермо комиссару Бове. Он позвонил в Рим,
а оттуда уже позвонили в Турин и связались  с  самолетом,  подтвердив  мои
полномочия. Теперь мы прилетим в столицу Голландии  почти  одновременно  с
Лопухиным и людьми, которые находятся с ним в лайнере. Наша  задача  -  не
упустить его в Амстердаме.
   Машков ошеломленно смотрел на Дронго. Потом признался:
   - Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше убеждаюсь, что ты уникальный
человек. Для тебя не существует барьеров. Никаких барьеров.  Я  могу  тебе
только позавидовать.


        АМСТЕРДАМ. 21 АВГУСТА

   Они действительно прилетели в Амстердам на десять минут раньше срока, и
командиру даже пришлось запросить разрешение на незапланированную посадку.
Их посадили у другого терминала, и хотя они первыми выскочили из  самолета
и бегом добирались до другого выхода, все же потеряли несколько минут. Они