Аркадий Григорьевич Адамов. На свободное место -------------------- Аркадий Григорьевич Адамов На свободное место --------------------------------------------------------------------- Книга: А.Адамов. "Инспектор Лосев". Трилогия Издательство "Советский писатель", Москва, 1985 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 февраля 2002 года --------------------------------------------------------------------- -------------------- Роман --------------------------------------------------------------------- Книга: А.Адамов. "Инспектор Лосев". Трилогия Издательство "Советский писатель", Москва, 1985 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 февраля 2002 года --------------------------------------------------------------------- Роман "На свободное место" удостоен премии Всесоюзного литературного конкурса Союза писателей СССР и Министерства внутренних дел за 1982 год на лучшую книгу о советской милиции. Трилогия "Инспектор Лосев" награждена Золотой медалью имени Героя Советского Союза Н.Кузнецова за лучшее героико-приключенческое произведение 1981 года, учрежденной СП РСФСР и ПО Уралмашзавод. Оглавление Глава I. Ловушка Глава II. Ищем чуму Глава III. Возникает некий Гвимар Иванович Глава IV. Странные события во дворе одного дома Глава V. Путь ведет непонятно куда Глава VI. Всякие исчезновения и прочие неудачи Глава VII. Опять не самая приятная командировка Глава VIII. Кое-что становится понятно Глава IX. Все, что имеет свое начало, имеет и конец Глава I ЛОВУШКА Сегодня понедельник. Мнение, что "понедельник - день тяжелый", сложилось, я уверен, у людей, которые в воскресенье и субботу отдыхают, я же провел их на работе и уже не воспринимаю понедельник так трагически. А сегодня день выдался даже чуть спокойнее, чем обычно. Воспользовавшись этим, я пишу всякие бумаги. И вдруг в очередной раз звонит телефон. - Лосев слушает, - говорю, снимая трубку. - Виталий, - торопливо произносит чей-то знакомый голос, который я, однако, сразу не узнаю. - Это Володя говорит, Чугунов. Понял? - А-а, - облегченно улыбаюсь я. - Чего же тут не понять. Привет. Володя Чугунов таксист, причем классный водитель. Мы с ним познакомились около года назад, когда на его машине - она нам случайно подвернулась в самый острый момент - преследовали ночью преступников, совершивших дерзкую кражу. Володя показал себя в тот раз не только асом в вождении машины, но и вообще золотым парнем. Мы с ним после этого еще несколько раз виделись. Однако это было довольно давно. - Ты послушай, чего случилось, - волнуясь, говорит Володя. - Я этого типа у Белорусского посадил. Говорит: "Вези, где пообедать можно". Я ему говорю: "Вот тут, на вокзале, и можно". - "Совался, - говорит. - Только я за обед хочу деньгами платить, а не свободой". Понял? - Приезжий? - Ага. И еще спросил: "Переночевать найдешь где? Полсотни за ночь дам, но чтобы чисто было". Я ему говорю: "Подумать надо. Одно место есть, но там только деловых принимают". Это я уж от себя горожу, понимаешь? "Давай, говорит, вези обедать. Пока я заправлюсь, ты думай. Вот тебе десятка на это дело. Придумаешь, полсотни твои. А я деловой, такой деловой, что у вас в Москве мало таких найдешь". Ну, я его на всякий случай поближе к вам, в "Баку" отвез. Сейчас там обедает. Что делать-то с ним? - А ты куда его собрался везти? - Да никуда! Ты что? Откуда у меня такая хаза? Но только отпускать его нельзя, я печенкой чувствую. Что-то он, подлец, сотворил, ручаюсь. Скорей всего, здесь, в Москве, мне кажется. - Или еще где-то. И в Москву прикатил. Я лихорадочно думаю, как тут поступить. Бежать и советоваться некогда, еще раз Володя может уже не позвонить. Даже, скорей всего, ему это не удастся. И он, конечно, прав, отпускать этого парня ни в коем случае нельзя. Но и задерживать его нет никаких формальных оснований. От всего, что он наболтал, он тут же откажется, и тогда уже ничего из него не вытянешь. А за этим парнем, возможно, серьезный хвост, опасный. И встретиться с ним надо по возможности свободно и для него вроде бы безопасно. И тогда уже хорошенько его прощупать. Но вот как встретиться, где? И тут я вспоминаю один адрес, вполне подходящий адрес. - Володя, - говорю я, - вези его вот по какому адресу. Пиши. У тебя есть чем? - Ага, - торопливо откликается Володя. Я медленно диктую ему адрес и добавляю: - Сам вас там встречу. Ты только не особо торопись. А спросишь дядю Илью. - Ясненько, - весело отвечает Володя. - Не раньше, как через полчаса двинем. Раньше он не заправится. - Самый раз, - говорю. - Привет, - и вешаю трубку. Минуту подумав и взглянув на часы, снова берусь за телефон. Нужный номер я прекрасно помню, хотя прошло уже, наверное, с полгода, как я звонил в тот дом последний раз. Там живет еще один мой знакомый. Его зовут Илья Захарович. Когда-то, лет так шесть-семь назад, он работал у нас, тоже под началом у Кузьмича. Но однажды его сильно ранили, он в засаде был с товарищами. Месяца три по больницам лежал, не одну операцию ему сделали. Словом, кое-как он выкарабкался, но с фирмой нашей пришлось ему проститься. Вот к Илье Захаровичу я сейчас и звоню. Время обеденное, и готовит себе Илья Захарович всегда сам. Так что есть шанс застать его дома. Так оно, к счастью, и оказывается. Илья Захарович с большим интересом меня выслушивает, сразу все понимает и коротко говорит: - Ясно! Приезжай. Будет антураж. Он любит выражаться изысканно. Я выпрашиваю у Кузьмича машину, в двух словах объяснив ему, в чем дело. А дело, между прочим, может оказаться весьма серьезным. В розыске находится ряд опасных преступников, и если этот парень окажется одним из них... На такую удачу я даже боюсь рассчитывать. И все-таки это вполне вероятно. Мы мчимся на самую окраину Москвы, в конец Ленинского проспекта, чуть не к Кольцевой дороге. Там, в снежном поле, выросли гигантские белые дома, одни с красными, другие с синими или желтыми балконами. Снег прикрыл голую, взрытую землю вокруг. Вот такие теперь у Москвы окраины. Когда территорию вокруг приведут в порядок, когда появятся деревья, кусты, разобьют цветники и скверы, отроют пруды, да еще придет сюда метро, лучше всякого центра здесь будет. А пока только свистит злой ветер и гонит поземку по снежному пустому полю. Пейзаж оживляют лишь табунчики обледенелых машин возле бесчисленных подъездов. Гаражей здесь пока тоже еще нет. Наша машина останавливается возле одного из подъездов. Ветер такой, что я с усилием распахиваю дверцу и выбираюсь наружу. Простившись с водителем и запахнув пальто, я кидаюсь в подъезд, вернее, меня прямо-таки вдувает туда, как только я распахиваю невысокую дверь. Бесшумный лифт мчит меня на двенадцатый этаж. Открывает мне сам Илья Захарович. Я сразу начинаю улыбаться. Ну и видик у него! Где он только выкопал такие брюки, такую рубашку? Тут же в передней весь угол заставлен пустыми водочными и винными бутылками. А это он откуда достал, интересно? Илья Захарович довольно похохатывает, подтягивая на толстом животе все время сползающие, немыслимо мятые старые брюки. Он очень доволен произведенным на меня впечатлением. И я, оглядываясь, восхищенно качаю головой, прежде чем снять пальто. - Понимаешь, - улыбаясь, говорит Илья Захарович, - жена на неделю к сестре уехала, ну, а я, понятное дело, гуляю. Всю ночь вот пили, под утро только и расползлись. Видишь, какая у меня рожа? - А зачем вам жена потребовалась? - ухмыляюсь я. - Ну, видишь, все-таки обстановка в целом приличная. Да еще цветы вон. Откуда это все у такого пропойцы возьмется? Он вводит меня в комнату и, оглядывая царящий там бедлам, довольным тоном говорит, чуть шепелявя: - Видал, за час какой антураж навел? Да, Илья Захарович не пожалел труда и проявил немалую фантазию. Впрочем, выдумывать ему ничего не требуется, достаточно навидался за двадцать с лишним лет работы в розыске. Я снимаю пиджак, галстук, отстегиваю плечевые ремни кобуры и прячу ее вместе с остальными вещами в шкаф. Я не перекладываю пистолет в карман брюк, нет в этом необходимости сейчас. Ведь встреча предстоит вполне мирная. В данном случае требуется лишь определить, что за гусь попался нам, и внимательно изучить его физиономию, не числится ли этот парень в розыске. И если даже числится, то брать его немедленно все равно нельзя, ни в коем случае. Квартира Ильи Захаровича должна остаться вне подозрений. Мы задержим его совсем по-другому, в другое время и в другом месте, когда он уже забудет даже о квартире, где ночевал. Тем временем Илья Захарович критически осматривает стол, покрытый на этот раз грязной клеенкой, прожженной в нескольких местах сигаретами. Прямо на клеенке лежат небрежно нарезанная колбаса, ломти хлеба, стоит грубо вспоротая коробка консервов и недопитая бутылка водки, тут же валяются сигареты, спички и старые, засаленные карты. Словом, все, кажется, как надо. Но Илья Захарович задумчиво чешет за ухом и отправляется на кухню, оттуда он приносит небрежно оторванный угол газеты и делает на нем какие-то корявые записи, потом, полюбовавшись ими, удовлетворенно говорит: - Помни. Ты мне уже полсотни проиграл. И как раз в это время в передней раздается звонок. Я валюсь на стул и небрежно закуриваю, потом придвигаю к себе карты, а Илья Захарович идет открывать дверь. И вот уже из передней до меня доносится шарканье ног, возбужденный голос Володи, воркотня Ильи Захаровича. Только третьего голоса не слышно. А, нет! Третий голос что-то гудит, глухо, неразборчиво. Наконец, все заходят в комнату. Ого, вот это экземпляр! Совершенно квадратный малый. Ниже меня на голову, наверное. Впрочем, это как раз неудивительно, рост сто восемьдесят девять повторяется нечасто, и порой моя долговязая фигура приносит ощутимые неудобства в нашей сложной работе. Но у этого парня зато впечатляют поперечные размеры, тут мать-природа расщедрилась; начинаешь при взгляде на него думать, что выражение "косая сажень в плечах" не всегда бывает слишком сильным преувеличением. И сила скрыта, я вам доложу, воловья. При этом довольно неглупая рожа, узкие, с припухшими веками, настороженные глаза, над которыми низко нависли густые брови, все лицо как бы растянуто вширь, все тут крупное, грубое - нос, рот, уши, очень толстые сочные губы, все бросается в глаза. Нет, этот парень не числится в розыске, я почти убежден. Но почему он сбежал из вокзального ресторана, почему испугался? - Садись, паря, садись. Стул только случайно не поломай, - весело шепелявит между тем Илья Захарович. - Гостем будешь, если монета водится. А нет, счастья попытай, вон они, сами в ручки просятся. На худой конец без порток уйдешь, - посмеиваясь, он кивает на карты, потом представляет меня: - Витек, дружок мой закадычный. Только начали, а уже полсотни мне оставил. И выпил всего ничего. Ну, как не дружок, верно? - За дружбу с тобой, дядя Илья, можно и больше оставить, - хитро щурюсь я и поворачиваюсь к гостю. - Как тебя величать-то будем? Взгляд у меня настороженный, даже подозрительный, оценивающий, словом, "деловой" взгляд, никакой приветливости в нем нет. Пусть чувствует, не к новичкам попал, не к "лопухам", пусть сам подмазывается, ищет расположения, доказывает, кто он есть и чего заслуживает в такой компании. - Леха, - гудит он и тянет свою лапу. - Садись, Леха, насмешливо говорю я и отвожу его руку. - Рано суешь. Скажи лучше, как еще тебя кличут? Но гость уверен в себе и спокоен. - Если ты Витек, то я Леха, - снова гудит он. - А сунуть я могу и по-другому. - Пока не требуется, - отвечаю я. - Лучше выпьем по первой за знакомство. Не возражаешь? А уж там будем смотреть, что и как. - Принято, - соглашается Леха, и толстые губы его чуть расползаются в усмешке. - За знакомство можно. - И то, Лешенька, - наставительно говорит Илья Захарович, разливая водку. - Порядок знаешь? Вопросы задаем мы, раз уж ты к нам залетел. А твое дело отвечать. Ты как? - обращается он к Володе и указывает на водку. - Ни-ни, дядя Илья, - вскакивает со стула тот. - Я побегу. У меня еще полплана только. Значит, клиент мой будет доволен? - и он весело подмигивает Лехе. - Если человек свой, то будет доволен, - туманно отвечает Илья Захарович. Володя уходит, а мы продолжаем наше застолье, время от времени кидая Лехе всякие вопросики. Его это, однако, не удивляет и не настораживает, "порядок" он, видно, знает. Постепенно мы узнаем, что Леха приезжий, что в Москве он недавно и туда, где он до сих пор ночевал, возвращаться ему сейчас никак нельзя. Потому что он кое с кем тут, в Москве, посчитался, и шум теперь от этого пойдет большой. - Завалил? - деловито спрашиваю я. - Вроде того... - хмурясь, отвечает Леха, и мне кажется, что он сам недоволен тем, что сотворил. А я внутренне невольно напрягаюсь. Неужели убийство? Где, кого? Но такие вопросы уже не положено задавать в лоб. А мы пока ничего не знаем. Возможно, это попадет только в завтрашнюю суточную сводку по городу. И конечно, немедленно задерживать бесполезно, он тут же откажется от своих слов и уже через час нам придется его отпустить, ничего доказать мы все равно сейчас не сможем. Немедленно хватать Леху не только бесполезно и глупо, но еще и вредно. Как только мы его отпустим, он тут же скроется, исчезнет из Москвы. И когда мы наконец узнаем о совершенном им преступлении, когда соберем хоть какие-нибудь улики, сам Леха будет уже далеко. Да и совершил ли он вообще это самое убийство? Может, похвастать решил, "для авторитета" выдумал, "деловым" хочет казаться, "серьезным". Такое тоже довольно часто бывает. Но что-то мне на этот раз подсказывает, что Леха не врет, что он и в самом деле мог нечто подобное сотворить. Ох, мог. Как говорят, "печенкой чую". - Откуда ж ты к нам залетел? - интересуется Илья Захарович. - Где тепло, где урюк растет, - усмехается Леха. После очередной рюмки, когда взгляд у Лехи слегка затуманивается, Илья Захарович снова подступает к нему. - Счеты, соколик, сводил или деньга большая светила? - спрашивает он, с заметным усилием прожевывая колбасу. - Надо было, значит. - неохотно гудит в ответ Леха. Я зло ощериваюсь: - Темнишь? В такой компании этого не любят. Леха должен знать. А если не любят, то бьют. Но драка Лехе невыгодна. Не потому, что он не надеется взять верх. Тут он, кажется, не сомневается. Но он боится снова очутиться на улице. Это его состояние я ощущаю каждым своим нервом. Боится, боится. И, видно, не зря боится. Видно, он и в самом деле натворил что-то серьезное. А раз так, он ссориться ни в коем случае не будет, и на него можно нажать. Во всяком случае, следует попробовать. Надо непременно узнать хоть какие-то детали, обстоятельства совершенного им преступления и подержать его у Ильи Захаровича хоть сутки, пока мы не получим сообщение о каком-либо похожем преступлении и не "примерим" его к этому Лехе, к бандитской его роже, к явно бандитским повадкам, судя по которым от этого парня можно ждать чего угодно. - Ты номера-то брось, понял? - добавляю я угрожающе. - Отвечай человеку, когда спрашивают. Закона не знаешь? Хозяин он. А добродушный Илья Захарович улыбается при этом так многозначительно, что Лехе становится явно не по себе. - Счеты свели, - бормочет он. - Ты в Москве много бывал? - вкрадчиво шепелявит Илья Захарович. - Порядки тут знаешь или как? - Первый раз залетел. Больше не сунусь. - И умно сделаешь, - кивает Илья Захарович. - Потому порядки здесь, паря, особые, чтоб ты знал. Вот я на них зубы все съел, видал? - Он оскаливает зубы, и я на секунду столбенею, но тут же вспоминаю, как он мне перед приходом Лехи жаловался, что уже неделю ждет новый протез и даже стесняется выходить на улицу. А Леха в усмешке кривит толстые губы, но в узеньких глазах его появляется тревога. Ох, и неуютно же ему в Москве, даже страшно. - Чем кончал? - небрежно спрашиваю я. - Перышком? И, продолжая жевать, лениво и равнодушно закуриваю. Между тем вопрос очень важен. Если он ударил свою жертву ножом - это одно. Нож можно выбросить, можно якобы случайно найти. За него не зацепишься. Да и не всякий нож считается холодным оружием. Но если у Лехи пистолет, то все меняется. С пистолетом его можно брать хоть сейчас, и надо брать. Это слишком опасно. И прокурор немедленно даст санкцию на арест. А как же? У нас это ЧП, преступник, вооруженный пистолетом. - Не все те равно чем? - угрюмо и недовольно отвечает Леха. Я пожимаю плечами. - Думал, может, тебе маслята нужны, а ты небось при капитале. Леха в ответ подозрительно щурится и, решившись, говорит: - При себе, робя, ничего нет. Вот, три сотни, и все. Он достает из кармана брюк деньги, красные десятки рассыпаются по столу. А Леха между тем выворачивает карманы. На столе появляется расческа, кошелек, небольшой перочинный нож, которым убить человека никак нельзя, грязный носовой платок. На Лехе толстый старый свитер и, кроме как в брюках, карманов у него больше нет. Но в задний карман брюк он почему-то не лезет. И я коротко приказываю: - Там чего? Покажь! Это все в порядке вещей. На это Леха обижаться и сердиться не должен. Церемониться в таких случаях не принято. Надо знать, с чем пришел незнакомый человек, что от него можно ждать и можно ли ему довериться. Все тут обычно насторожены; за каждым что-то тянется и всем что-то грозит, а кое-кого, бывает, и ищут уже. Поэтому чужака встречают подозрительно, настороженно, и проверка неминуема. Это Леха знает, и кажется, к этому готов. При моем напоминании он поспешно хватается за задний карман, вытаскивает оттуда измятый, замызганный паспорт и небрежно швыряет его на стол. - Вот там чего, - усмехается он. - Глядите. К сожалению, глядеть нельзя. Паспорт тут не пользуется уважением. Наоборот, малейший интерес к паспорту может вызвать подозрение. И я, даже не взглянув на него, с легким разочарованием говорю: - А я думал, тебе маслята нужны. - Пригодятся, - неожиданно заявляет Леха. При этом он хитро и многозначительно усмехается. Но мне почему-то кажется, что он хочет казаться хитрее, чем есть. Какая-то в нем ощущается прямолинейная грубость, ограниченность какая-то, неповоротливость мыслей, часто свойственные тяжелым и очень сильным людям. Но в то же время он недоверчив, насторожен и подозрителен, поэтому с ним надо быть очень осторожным и следить за каждым своим словом, за интонацией даже. - Сколько тебе их требуется? - спрашиваю я. - А у тебя что, склад? - ухмыляется одними губами Леха, в то время как его черные глазки за припухшими веками подозрительно буравят меня и пьяной поволоки в них словно и не было, а ведь выпил, подлец, в два раза больше, чем мы с Ильей Захаровичем. - Твое дело сказать сколько, - отвечаю, - а уж склад у меня или полсклада, мое дело. Интерес у тебя нехороший. Дошло? До Лехи дошло, я вижу. - Ну, к примеру, полсотни можешь? - спрашивает он, поколебавшись. Почему-то он поколебался, прежде чем сказать. - Посмотрим, - отвечаю. - У тебя пушка-то какая? - Пушка?.. Как ее, заразу... - Он скребет затылок и неуверенно говорит: - Кажись, "вальтер", что ли... - "Кажись"! - насмешливо передразниваю я. - А с какого конца она стреляет, заметил, голова? - Твое дело достать что заказано, - озлившись, теперь уже пытается передразнить меня Леха. - А что я заметил, мне знать. Дошло? Последние слова он произносит явно многозначительно. Что бы такое особенное он мог заметить, интересно? - Ты, Леха, не сомневайся, - миролюбиво вставляет Илья Захарович. - Витек что пообещает, то железно. Завтра все будет как штык. Верно, Витек? - Само собой, - киваю я. - Маслята мои, хрусты твои. Счет три один в мою пользу. Сговорено? - Пойдет, - охотно соглашается Леха. Где же, интересно, у него пистолет? И почему он сразу не назвал систему? Не такой уж он темный малый, чтобы не разбираться, что у него в кармане лежит. Недавно приобрел? Все равно, система - это же первый вопрос. Тем более, если стрелял уже из него. А может быть, это не его пистолет? И даже не он стрелял? И в Москву он приехал тоже не один? Тут надо разобраться, внимательно разобраться и не спешить. И не упустить этого Леху, не упустить пистолет. Уже темнеет, и я начинаю прощаться. Напоследок говорю Лехе: - Не сомневайся, все будет в лучшем виде. Готовь хрусты. Будет надо, чего хочешь достанем. Мы тут все дырки знаем. Главное, за дядю Илью держись. - Я в своем городе тоже чего хочешь достану, - говорит Леха. - Это какой такой? Вдруг залететь придется. Леха хмурится. - Придет время, скажу. - Ну, гляди. Как знаешь, - усмехаюсь я. - Голову, значит, доверяешь, а как город звать - нет? Ну, чудик. - Голову я тебе тоже не доверяю и ему, - возражает Леха, кивая на Илью Захаровича, потом, оглядевшись, многозначительно добавляет: - Если что тут не так окажется, вон он первый с двенадцатого этажа через окно навернется. И нехорошая усмешка кривит толстые его губы. - А ты за мной? - мягко спрашивает Илья Захарович. - Ладно, замнем для ясности, - вмешиваюсь я. - До завтра. Утром, на работе, я первым делом просматриваю суточную сводку происшествий по городу. Ничего, однако, что можно было бы "примерить" к Лехе, не случилось. Убийств по городу одно, причем в пьяной драке, и убийца тут же задержан. И все остальное тем более не имеет к Лехе никакого отношения. Три квартирные кражи совершены днем, когда Леха обедал в ресторане или уже сидел с нами. Два уличных грабежа произошли вечером; у мужчины сорвали шапку и у женщины отняли сумку с деньгами, - в это время Леха уже был у Ильи Захаровича, да и ждать от него таких мелочей не приходится. Одно изнасилование случилось поздно, когда Леха небось уже спал, а та женщина сначала пила с полузнакомыми мужиками в котельной, пьяная плясала там, ну, а потом побежала в милицию. И уже, конечно, не относятся к Лехе три автомобильных наезда на пешеходов, угон мотоцикла, два небольших пожара и пропавшие дети. Я сижу в кабинете Кузьмича, и мы просматриваем суточную сводку происшествий по городу. Тут же и Валя Денисов. Он осторожно замечает: - Может быть, они убили тоже приезжего и труп спрятали? - М-да... Вполне может быть и так... что приезжий... - недовольно ворчит Кузьмич, откидываясь на спинку кресла, и трет ладонью седоватый ежик волос на затылке. - Надо, милые мои, вокруг этого Лехи чертова поработать. Кажется, какая-то неприятная перспектива тут для нас все-таки откроется. - Но ведь ни одной зацепки пока, ни одной! - досадливо восклицаю я. - Если бы хоть с пистолетом его прихватить. - Надо узнать, где вообще его вещи, - замечает Валя. - Приезжий все-таки. - Да, - соглашается Кузьмич. - Нужна какая-то комбинация, чтобы он привел на тот адрес, где ночевал. И вторая комбинация, возможно, потребуется, чтобы к пистолету привел. Но патроны ему при этом давать ни в коем случае нельзя. - Но показать? Только показать из своих рук - можно? - с улыбкой спрашиваю я. - От этого ничего не случится? - А что это тебе даст? - Пока не знаю, - честно признаюсь я. - Он плохо знает пистолеты, - напоминает Валя. - И калибры, конечно, тоже. И тут меня осеняет. Валя, сам того не подозревая, подал блестящую идею. Я торопливо развиваю свой план. Кузьмич ухмыляется в усы. - Что ж, попробуй, - говорит он. - Вообще-то неплохо придумано. Одна слабинка только есть. Продумай, откуда все взял. И еще помозгуйте-ка вдвоем пока над первой комбинацией. Адрес надо узнать непременно. - Может быть, и пистолет там? - как всегда, неуверенно, полувопросительно даже, предполагает Валя. - Может, там, а может, и не там, - качает головой Кузьмич. - Даже, скорей всего, не там, мне думается. И третье, что надо узнать, это все, что возможно, о совершенном убийстве. - Если это вообще убийство, - вставляет Валя. В нем сидит "ценнейший дух сомнения", как высокопарно выразился однажды мой друг Игорь Откаленко. Но меня этот "дух" иногда раздражает. - Уверен, что они все-таки что-то совершили, - упрямо возражаю я. - Вот именно, что "они", - многозначительно замечает Кузьмич. - И я так думаю. Один он навряд в Москву заскочит. И вот это, - он грозит мне очками, которые, как обычно, крутит в руках, - это четвертое, что надо узнать: один он или нет и где остальные. Всех подобрать надо, всех до единого, помни. Итак, предстоит выяснить четыре обстоятельства, которые назвал Кузьмич: где пистолет, где Леха скрывался все предыдущие дни в Москве, что и где он, в конце концов, совершил, и, наконец, последнее - один ли он приехал в Москву, и если не один, то где находятся его сообщники. Что касается пистолета, то я, кажется, придумал неплохую комбинацию, идею которой подал Валя Денисов. Когда мы выходим от Кузьмича, он по поводу моего плана замечает, как всегда, негромко и полувопросительно: - Может быть, пистолет приведет и к тому адресу, и к преступлению, и к соучастникам. Не думаешь? - Надо бы так сделать, - отвечаю я. Но как это сделать, я пока не знаю, и это не дает мне покоя. Ведь других зацепок у нас пока нет. Мы с Валей заходим ко мне в комнату. Стол Игоря пуст. Игорь уже неделю как в командировке, и, когда вернется, неизвестно. - Я думаю, его надо испугать, - предлагает Валя. - Чтобы растерялся, понимаешь? Чтобы совета попросил, помощи. А для этого ему придется и кое-что о себе рассказать, никуда не денешься. И тогда... Валя не успевает закончить. Звонит телефон. Я поспешно хватаю трубку, потому что все время жду каких-то звонков, из разных концов города, от самых разных людей. Одновременно у меня крутится с десяток самых разнообразных, неотложных дел. Будьте спокойны, мы зря деньги не получаем. Ну, а звонок может означать и появление нового срочного дела. Вот такая у меня сумасшедшая, проклятая и любимая работа, без которой я уже не проживу. - Лосев слушает, - говорю я в трубку. - Здорово, Витек, - усмехаясь, отвечает знакомый голос. - Привет от Лехи. - Здорово, дядя Илья, - смеюсь я в ответ. - Чего он делает? - Спал как убитый. А сейчас меня с хлебом ждет. Завтракать будем. Звонил при мне бабе какой-то. Видно, на работу. Зовут Муза Владимировна. - Что он ей говорил? - Ничего не говорил. Ее на месте еще не было. Боюсь, как бы без меня не дозвонился. Ты когда приедешь? - Часа через полтора. - Придумали кое-чего? - Не без того. А Леха ничего по делу не говорил? - Нет. Опасается, я вижу. Очень насторожен. - Ладно. Вы номер, который он набирал, не заметили? - А как же? Пиши. Илья Захарович диктует мне номер телефона. Экий молодец. Глаза такие, что молодой позавидует. Мы прощаемся. Я передаю номер телефона Вале. - Уточни, что это за учреждение и кто такая Муза Владимировна, где живет, ну, и все прочее, что требуется. Через час я уже мчусь в машине к Илье Захаровичу, по дороге лихорадочно соображая, как себя там вести. Врываюсь я в маленькую квартиру как буря, не то испуганный, не то обозленный, это пусть уже Леха сам решает. И, едва успев поздороваться, накидываюсь на него: - Что ж ты, дурила, наделал? Ведь труп-то нашли. Леха, опешив от моего напора, секунду смотрит молча на меня, потом неуверенно говорит: - Не... - Вот тебе и "не". Приметы же сходятся! - Какие такие приметы? - не понимает Леха. - Да твои, дурья голова, твои! - Ну да? Леха пугается. Он даже меняется в лице. А маленькие черные глазки под припухшими веками продолжают зло и недоверчиво буравить меня. - Уж будь спокоен, - говорю я. - В Москву небось попал. Это тебе не под алычой пузо греть... - И деловито спрашиваю: - Где ты его хоть завалил, какой примерно район? - А я знаю ваши районы? - пожимает широченными плечами Леха. - Почем я знаю какой? - Ну, ты хоть примету дай. Я Москву всю обегал. - А тебе зачем? - Во, доска! - призываю я в свидетели Илью Захаровича и снова обращаюсь к Лехе: - Ты соображаешь, куда попал? Да если тебя ищут по мокрому делу, то целый ты отсюда не выберешься, понял? - Сам - нипочем, - подтверждает Илья Захарович. - Если только кто поможет. - А что он, к примеру, сделать может? - довольно нервно спрашивает Леха, торопливо закуривая и, словно на улице, прикрывая спичку ладонями, потом откидывается на спинку стула и испытующе смотрит на меня. - Что может сделать? - переспрашиваю я. - Да все, что потребуется. К примеру, скажем, маслят добыть, как договорились. Не передумал? - Ты что? - оживляется Леха. - А ну, давай. - Нет, милый человек, - спокойно качаю я головой. - Связываться с тобой таким делом я погожу. Мои маслята небось не в лесу растут. И мне еще свобода не надоела. А за такие дела знаешь что отламывается? - Чего же ты ждать собрался? - А вот охота мне, понимаешь, знать, в самом деле тебя ищут или тут ошибочка вышла. - Ты же говоришь, ищут, - хмурится Леха. - Или брешешь? - Брешет пес! - огрызаюсь я. - А твои приметы вроде бы те самые, что мне шепнули. - Я вглядываюсь в Лехину круглую рожу. - Но все дело в трупе. Где ты его завалил? - Говорю, не знаю. - Темнишь, Леха? - угрожающе говорю я. - Ну, гляди. Сам все равно теперь из Москвы не выберешься. Захлопнуло тебя здесь. И я энергично сжимаю перед его носом кулак. Лехе становится явно не по себе, он нервно затягивается и яростно мнет недокуренную сигарету в стеклянной пепельнице. - Ладно, - решается он. - Сейчас вспомним. Леха морщит лоб и энергично скребет затылок. - Значит, так, - говорит он. - Здоровущая церковь там недалеко. Видно ее с того двора даже. Потом, вокзалы рядом. Вот в том дворе мы его... вечером. "Мы"! Леха впервые сказал "мы". - Неужто пальнули? - пугается Илья Захарович. - Еще чего, - самодовольно усмехается Леха. - Мы его - чик! И не кашляй. А потом Чума камнем по лампочке. И тикать. - Так, может, вы его не до смерти? - спрашиваю я и с трудом подавляю даже малейшую нотку надежды в своем голосе. - Все точно, - отвечает Леха. - Не дышал уже. - Да ведь вы утекли, - настаиваю я. - Вернулись потом. В сарай чей-то затащили. И за доски спрятали. Теперь до весны, это точно, - словно сам себя успокаивая, говорит Леха. - А сарай-то чей был? - продолжаю расспрашивать я. - Хрен его знает. Мы петлю вывернули, а потом на место поставили. Так что ничего они не нашли, брехня все, - убежденно заключает Леха. И лениво тянется снова к сигаретам. - А что, Леха, не страшно тебе было убивать, а? - спрашивает Илья Захарович, и я вижу, как чуть заметно задрожали вдруг толстые Лехины пальцы, в которых он уже зажал сигарету. - Чего ж тут страшного? - храбрясь, отвечает он. - Чик и... готово. - Много страшного, - вздыхает Илья Захарович. - Если в первый раз, конечно. Человеческая жизнь, Леха, чего-нибудь стоит. Что твоя, что другого. Как считаешь? Охота тебе, скажем, помереть? - Кому ж охота? - Ну вот. А ты говоришь, отнять ее нестрашно. - Пьяный я был, - хмуро говорит Леха, отводя глаза и стараясь не смотреть на свои руки. Нет, совсем не спокойно у него на душе, мутно там, тошно и страшно, я же вижу. И это больше, чем любые его слова, свидетельствует о том, что Леха и в самом деле замешан в таком жутком преступлении, как убийство. И замешан, оказывается, не один. Но мы, однако, ничего об этом убийстве не слышали. Неужели они на самом деле спрятали труп в каком-то сарае? - Ну, кое-чего я вспоминаю в том районе. Ты меня поправь, если не так, - медленно говорю я, словно в самом деле роясь в своей памяти. - Двор этот проходняк... Оттуда как раз Елоховская церковь видна... Ворота железные, на цепи, но пройти можно... - Прямо в доме ворота, забора нет, - вставляет Леха. - Точно, - соглашаюсь я. - Двор небольшой такой, тесный, - продолжаю как бы вспоминать я. - Детская площадка посередине, а справа сараи, штук шесть, так, что ли? - Точно, - удивленно таращится на меня Леха. - Только сараи прямо будут, за площадкой. А справа дом. - Ага. Трехэтажный, кирпичный... - Не. Пяти. А с третьего этажа тот шел, ну которого мы... Леха вдруг запинается, решив, что сказал что-то лишнее, и, усмехаясь, добавляет, надеясь, видимо, отвлечь мое внимание: - Лопухи! Среди зимы надумали ворота красить зеленью какой-то. - Да ладно, - небрежно машу я рукой, словно и думать мне надоело над всей этой ерундой. Что ж, теперь пожалуй, можно попробовать отыскать тот двор. Вполне можно попробовать. Мне, однако, не дает покоя пистолет. Я ни на минуту о нем не забываю, пока веду разговор с Лехой. Это дело нешуточное. Если я этот пистолет не найду, если он останется у кого-то из бандитов, страшно подумать, что может случиться. И все, что случится, будет целиком на моей совести, чья-то оборванная жизнь, например. С ума можно сойти от одной этой мысли. Итак, следует перевести теперь разговор на пистолет, надо реализовать нашу "домашнюю заготовку". Я небрежно достаю из кармана патроны и рассыпаю их на столе перед Лехой. Он недоверчиво, с любопытством рассматривает их, ни к одному, однако, не притрагиваясь. - Узнаешь? - насмешливо спрашиваю я. - Чего ж тут не узнать, - в тон мне отвечает Леха. - Эх, темнота, - уже с откровенной насмешкой говорю я. - Это же все разные калибры, вон, на глаз видно, - и кладу рядом два патрона. - Вот "вальтер" номер три, а это - наган. А вот этот, - я придвигаю ему третий патрон, - от ТТ. Лавка к тебе приехала, дура. Выбирай чего требуется. Ну? Леха озабоченно чешет затылок. - Вроде "вальтер"... - "Вроде!" - передразниваю, я. - А номер какой? - Хрен его знает какой. - Ну, тащи тогда, примерим, чего тебе требуется. - Ишь ты, какой "примерщик", - недоверчиво усмехается Леха, наклоняясь над столом и рассматривая патроны, по-прежнему не решаясь, кажется, к ним прикоснуться, потом откидывается на спинку кресла и, сунув руки в карманы, объявляет: - Вот я их отнесу, там и примерят. - Там пусть свои примеривают, - зло отрезаю я. - А эти, милый человек, я из рук не выпущу, понял? Не мои они. - Так я тебе гроши оставлю. Я знаю, что Лехе уже не выйти просто так из этого дома. Стоит ему показаться на улице, как его возьмут под наблюдение и он сам приведет наших ребят к месту, где спрятан пистолет, или к его истинному владельцу. Может быть, он приведет нас к Чуме? Или к третьему, если он существует? Однако отдавать Лехе патроны я все же не должен. Еще не хватает снабжать этих гадов патронами, даже если подойдет только один. Это может стоить одной человеческой жизни. Кроме того, такая подозрительная доверчивость - отдать ему все, а главное разные патроны, большинство из которых ему не подойдет, при их очевидном дефиците, способен только последний "лопух", и это может насторожить Леху или того, другого, к кому он понесет патроны. - Значит, так, - решительно говорю я, поворачиваясь к Лехе. - Хочешь маслята примерить или нет? Давай сразу говори. - Хочу, - не задумываясь, отвечает Леха. - Тогда ноги в руки, и пошли, - все так же решительно заключаю я. - Так и быть, гляну, что за пушка у вас. - С тобой... ехать? - Со мной. Чего вылупился? - усмехаюсь я. - Не бойся, не обижу. - Ну зачем обижать, - неуверенно гудит Леха, все еще не придя в себя от моего неожиданного решения. - Мы зазря тоже никого не обижаем. - И того, значит, не зазря, - вполне к месту интересуется Илья Захарович. - За дело, выходит, а, Леха? - За дело, - хмуро соглашается Леха. - Как же вы с ним перекрестились, ежели ты первый раз в Москве, а он, выходит, тутошний? - не отстает Илья Захарович. - Он тоже из наших мест. - Чего же вы его там не завалили, у себя? - удивляется Илья Захарович. - Чего проще-то, лопухи? - Значит, надо было так, - недовольно отрезает Леха и предупреждает: - Не цепляйся, дядя Илья. Больше трепать об этом деле не буду. Нельзя. - О! - поднимает палец Илья Захарович и обращается ко мне: - Видал, Витек? Я ж тебе говорю, деловой мужик, - указывает он на Леху. - Вполне можешь доверить ему... кое-что. Как он нам. - Ну, так как, едем, что ли? - спрашиваю я таким тоном, словно проверяю Леху, "деловой" он мужик или так, и в самом деле мелочь пузатая, как выразился Илья Захарович, и можно ли вообще с Лехой иметь дело. - Некуда пока ехать, понял? - горячо, даже с каким-то надрывом отвечает мне Леха, как бы принимая мой вызов и изо всех сил демонстрируя искренность. - У Чумы она, пушка-то. Его она. А маслят нет. Он чего хочешь за них отдаст. - Ну, а за чем дело? - За Чумой и дело, - все так же горячо отвечает Леха, совсем утеряв свою сдержанную солидность. - Мы как в тот вечер разбежались, так и не сбежались пока. Побоялся я по тому адресу идти, куда меня ночевать определили. К бабке одной. Вот к вам, значит, прибился. Ну, Чума меня и потерял. И я про него пока ничего не знаю. - Ну и что дальше? - холодно и напористо продолжаю спрашивать я, словно экзаменуя Леху. - А дальше вот - звоню Музке-Шоколадке, бабе его, - охотно продолжает Леха. - Она по телефону темнит. Чуму даже называть не хочет. Встретиться, говорит, надо. В городе. К себе, видишь, не пускает. - А вообще-то ты с ней знаком? - Какой там знаком. Издаля видел два раза. - Чума у нее живет? - Хрен его знает. Может, и у нее. - Ну, и как же ты его теперь найдешь? - спрашиваю я. - А вот с Музкой-Шоколадкой в четыре часа свидимся, она и скажет. Отсюда до Белорусского вокзала далеко? - Отсюда куда хочешь далеко, - рассеянно отвечаю я. - Это же конец Москвы. Однако и болтлив же стал Леха. С чего бы вдруг? Неужто так напуган? Положение у него, конечно, такое, что не позавидуешь. Это он видит. Вот-вот задымится, если не сгорит. Хотя на паникера он никак не похож. Он мне кажется парнем крепким. Впрочем, чужая кровь на руках многое меняет в психике. И состояние его сейчас необходимо использовать. - Ты помни. Намертво себе заруби, - внушительно говорю я ему. - Если за тобой мокрое дело, это всегда может вышкой обернуться. И ты тут никому не верь. Ни богу, ни черту. Вот твой Чума, к примеру. Ты его как знаешь? - Этот по гроб свой. - По гроб никто не свой, помни. Ни брат, ни сват. Только мать, понял? У тебя она есть, мать-то? - Ну, есть... - неохотно отвечает Леха. - Во. Больше на свете никого у нас нет. Никто по тебе не заплачет. - Чума - кореш мой старый Чего у нас только не было, упрямился Леха, - ни разу не подвел. Так что будь спокоен. Он, кажется, готовит меня к встрече с этим Чумой. - Ха! - иронически восклицаю я. - А чего у вас было-то? Морду кому вместе били? Или из ларька шоколад утянули пацанами еще? - Было кое-что получше, чем ларьки, - самодовольно возражает Леха. - Где работали? - У себя. - Это где же? - В... Южноморске. - Ишь ты. У самого синего моря, значит? - Ага. - А тебя оттуда отдыхать отправляли? - Было дело, - невольно вздыхает Леха. - Два раза хватали. Двояк и пятерку имел. Сто сорок четвертая, часть вторая и восемьдесят девятая, тоже вторая часть. По двум крестили. Насчет первой статьи у меня сомнения не возникают, скорей всего квартирная кража, это вполне к Лехе подходит. А вот насчет второй статьи он, скорей всего, врет, цену себе набивает, авторитет. Это у них водится Никак к нему эта статья не клеится - крупная кража государственного имущества группой или с применением технических средств. Конечно, врет. - Где последний раз сидел? - продолжаю спрашивать я. - В Мордовской, строгого режима, - с оттенком хвастливости даже сообщает Леха. - Там Чуму и встретил. Там и скорешились. Из наших мест оказался. Потом вместе и вышли. - А у него в Южноморске кто? - Мать, жена и дочка, - усмехается Леха. Три бабских поколения по нему ревмя ревут. Я смотрю на часы и говорю: - До Белорусского нам переть долго. Пора, Леха, двигаться. Говорю я это таким тоном, словно вопрос о нашей совместной поездке уже давно обговорен и решен. - Ага, - беспечно и как будто даже обрадованно подхватывает Леха Пошли. Эх, познакомлю я тебя с такой кралей, что закачаешься. И мне почему-то кажется, что игра у нас с ним пошла взаимная, и притом серьезная. Глава II ИЩЕМ ЧУМУ В то утро, когда мы расстались с Валей Денисовым, он вернулся к себе в комнату и, скинув пиджак, принялся за работу. Валя вообще, надо сказать, щепетильно аккуратен и педантичен, как старый холостяк, во всем, а в работе особенно. Я уже рассказывал о нем. Он никогда ничего не забывает, он все собранные сведения по делу, даже самые мелкие и, казалось бы, пустяковые, располагает так точно и аккуратно, что становится в сто раз легче работать дальше. И одет Валя всегда очень тщательно, я бы даже сказал - франтовато. Известная пословица "по одежке принимают, по уму провожают" в первой своей половине вовсе не несет иронического оттенка А вообще внешность Вали Денисова многих вводит в заблуждение: невысокий, худощавый, изящный такой, белокурые волосы подстрижены весьма модно, на узком лице большие задумчивые голубые глаза, тонкие руки музыканта и эдакая благородная бледность разлита на челе. Ну, прямо-таки бедный Вертер с его страданиями, а не оперативный работник милиции. Валю надо хорошо узнать, чтобы это впечатление исчезло. Ну, а для некоторых его обманчивая внешность оборачивается крупнейшими неприятностями. В то утро Валя, как всегда, основательно принялся за дело. Прежде всего, по имеющемуся у него номеру телефона он узнал, какому учреждению этот телефон принадлежит. Он поступил куда проще, чем обычно в таких случаях официально принято. Он сразу позвонил по этому телефону и вежливо осведомился: - Извините, девушка, это поликлиника? Веселый женский голос ему насмешливо ответил: - Я, молодой человек, скоро уже бабушкой буду. А во-вторых, это не поликлиника. В поликлинику, случается, после нас попадают. Или в милицию. - Ого! - удивился Валя. - Сразу два таких интересных открытия. Ну, девушку с бабушкой еще можно по телефону спутать. У вас удивительно молодой голос. Но кого же вы отправляете в поликлинику? И тем более - в милицию? Вам не трудно сказать? Очень уж вы меня заинтриговали. - Отвечаю вам молодым голосом, - засмеялась женщина. - Кто переест - того в поликлинику, кто перепьет - в милицию. - Все понятно, - ответил Валя. - И у вас так вкусно кормят, что можно объесться? Вы не приукрашиваете суровую действительность? - А вы приезжайте и попробуйте. Не пожалеете. - Отлично. И сам приеду, и друзей привезу. Как вы называетесь и где расположены? Диктуйте, записываю. Задорный Валин голос никак не вязался с его томной внешностью. И это было только первое и, пожалуй, самое безобидное из всех обманчивых впечатлений, которые он внушал. Итак, Валя отправился в тот ресторан, естественно, даже не упомянув в разговоре с неизвестной женщиной имя Музы Владимировны. Про себя он только решил, что сама эта женщина Музой Владимировной никак быть не может, той, надо думать, до бабушки еще далеко. Однако предварительно Валя заехал в трест, которому подчиняются все московские рестораны, зашел к кадровикам и, представившись по всей форме, попросил выдать временное удостоверение инспектора по кадрам. - Кое-что требуется по двум районам проверить, - туманно сообщил Валя. Уголовный розыск не служба ОБХСС, и это обстоятельство было воспринято, как и ожидал Валя, с очевидным облегчением. И все же начальник одного из отделов, к которому Валю в конце концов отправили, седой, полный, барственного вида человек, небрежно и снисходительно спросил словно о сущей безделице: - Имеете конкретные подозрения? - Конкретных не имею, - коротко ответил Валя, моргая своими длинными, как у девушки, ресницами. Весь вид его, очевидно, не вызывал у этого величественного старика ничего, кроме иронического пренебрежения. На холеном, розовом его лице с отвислыми, как у дога, щеками было ясно написано: "И такие вот цыплята работают в уголовном розыске? Ну, знаете..." - Наобум, выходит, идете, - не то спросил, не то констатировал он и насмешливо предложил: - Можем помочь, если угодно. - Вряд ли, - снова коротко ответил Валя. - Что, простите, "вряд ли"? - толстяк поднял одну бровь. - Вряд ли вы сможете, - невозмутимо пояснил Валя. - Ах, во-от оно что, - насмешливо протянул тот. - Но мы тоже ведь не лыком шиты, молодой человек. И я, например, с людьми начал работать, когда вас небось и на свете не было. Так что не советую пренебрегать. Валя бесстрастно посмотрел на него своими синими глазами и все тем же невозмутимым тоном произнес: - Вы плохо разбираетесь в людях. Мне, например, это сейчас на руку... - И сухо добавил: - Будьте добры меня не задерживать. Толстяк слегка опешил от неожиданности и несколько секунд растерянно и неприязненно смотрел на Валю, потом наконец пробормотал: - Что ж, извольте. Он сделал торопливый росчерк на бумаге, которую положил перед ним Валя, и, откинувшись на спинку кресла, пояснил: - В порядке исключения. Следующий раз озаботьтесь специальным отношением руководства. Желаю успеха. К нему вернулась обычная небрежная самоуверенность. - Благодарю, - вежливо ответил Валя, беря бумагу. - Следующий раз непременно озабочусь. Всего доброго. Начальник отдела, видимо, соображал, как бы подостойней ответить этому мальчишке и поставить его на место, но ничего подходящего в голову не приходило. И он, сцепив руки на огромном животе и крутя большими пальцами, лишь изобразил на толстом лице заговорщицкую улыбку и утвердительно кивнул головой. - Работайте, - сказал он покровительственно. Валя не спеша спрятал бумагу в карман и все тем же бесстрастным тоном произнес: - Вам, конечно, не надо говорить, как пострадает дело, если хоть одна душа в тех ресторанах узнает о моей просьбе к вам. Не так ли? - Ну что вы! Конечно, не надо, - поспешно развел тот пухлые руки, всем видом своим давая понять, что все это само собой разумеется. Но от Вали не ускользнула и легкая тревога, мелькнувшая в глазах его собеседника, некое даже опасение, что ли. Этот человек терпеть не мог лишней ответственности. А кроме того, он неожиданно ощутил, что стоящий перед ним щуплый, голубоглазый, похожий на девушку паренек оказался не таким уж робким простачком и способен причинить ему, в случае чего, немалые неприятности. Черт их знает, кого они только берут в этот уголовный розыск. Валя между тем, не теряя времени, отправился в ресторан, который находился совсем в другом районе, нежели те, что он назвал в тресте. Ехать до него было недалеко. Время уже подходило к обеденному, и Валя с самым беззаботным видом вошел в зал, решив поначалу присмотреться к незнакомой обстановке, может быть, даже пообедать. Почему бы и не пообедать в самом деле? Не каждый день удается это вовремя сделать. Ресторан оказался совсем неказистым, несмотря на пышное название, сулившее что-то и вовсе неземное. Все тут было скучно, буднично, тускло. Не очень свежие скатерти на столиках, местами закапанные чем-то или с круглыми следами жирных тарелок, дешевые, розовые, из пластмассы, стаканы для четвертушек бумажных салфеток, унылые стены с какими-то темными разводами, незажженные, очевидно из экономии, стандартные, безвкусные люстры, потертые, из зеленого плюша занавеси на узких окнах. Ждать официантку пришлось довольно долго, несмотря на полупустой зал. За это время Валя успел вполне освоиться и поразмыслить. Интересно, кто такая эта Муза Владимировна - официантка? Скорей всего. И тогда ее знакомство с этими приезжими парнями могло произойти очень легко. И уже сразу дала им телефон, назначает встречу? Но Валю это не очень удивило, даже вовсе не удивило. И не к такому привык. У его столика появилась наконец и официантка, толстая, немолодая и сонная. Она вяло достала из кармашка блокнотик и молча приготовилась слушать заказ. - Во-первых, здравствуйте, - усмехаясь, сказал Валя. - Здрасте, - раздраженно ответила официантка. Кажется, ей Валя чем-то не понравился, хотя это случалось весьма редко. И все тем же нелюбезным тоном она спросила: - Что будем есть? Валя с интересом оглядел ее и неожиданно спросил: - Скучно у вас, правда? - А какое тут днем может быть веселье? Вот возьмите грамм триста коньячку, сразу станет веселее, - на бледном, рыхлом ее лице, похожем на невыпеченную лепешку, появилась нагловатая усмешка. - Да-а... Вот тут и проверяй жалобы, - вздохнул Валя. - Это какие же такие жалобы? Официантка насторожилась. - Обыкновенные. Которые к нам в трест приходят. - Ну конечно! Им бы только писать! - возмутилась официантка. - Знаете, какой народ пошел? Выпьют на копейку, а обслуживания требует на сто рублей. Фон-барона из себя строят, особенно если с дамой. А как что - так писать. Больно грамотные все стали. - Но и наш персонал бывает не на высоте, - назидательно заметил Валя. - Самокритики не хватает. - Нервов на каждого не хватает! - запальчиво возразила официантка. - А самокритики у нас во как хватает. - И она провела пухлой рукой по горлу, потом, не скрывая любопытства, спросила: - И на кого же у вас жалобы, интересно? - Не имею права раньше времени говорить, - важно ответил Валя и, как бы давая понять, что разговор на эту тему окончен, взял в руки замусоленный листок с дежурным дневным меню. - Ну-с, что бы такое покушать, - и поднял глаза на официантку. - Вас, кстати, как зовут? - Катя. Лавочкина... - Она сделала паузу и, пересилив себя, жеманно спросила: - А на меня-то, случайно, не жалуются? Валя добродушно улыбнулся. - Так и быть, открою вам служебный секрет: на вас - нет. - Ой, я знаю, на кого, - обрадованно всплеснула руками Катя. - Ну точно. На Верку небось. Воронина, да? - Нет, - загадочно покачал головой Валя, подзадоривая ее на новые догадки. - Ну, тогда Мария. - И не Мария. - Неужели Любка? - загораясь, продолжала перечислять Катя. - Спиридонова. - И не Любка, - улыбнулся Валя, давая понять, что сам он назвать имя не может, но не возражает, если Катя угадает. - Ну, кто же тогда? Не Музка же? Ею-то уж всегда довольны. - Почему же это ею всегда довольны? - поинтересовался Валя, впрочем, как можно безразличнее. - Ой, она так умеет, позавидуешь, - махнула рукой Катя. - Характер ужас какой. Ну, всем умеет угодить, представляете? И буквально каждому улыбается. Надо же? Я, например, так не могу. И потом, Музка красивая. Тоже, знаете, имеет значение, - Катя невольно вздохнула. - Ей, если что, все простят. - Ударник комтруда? - деловито осведомился Валя. - Ясное дело. И в местком ее выбрали. - Значит, жалобы не на вашу смену, - заключил Валя и снова занялся меню. - Что же мы все-таки будем есть? - Пожалуйста, - с готовностью откликнулась Катя. - На закуску можно будет рыбку организовать. Севрюжку, например, завезли. Очень свежая. - Но в меню... - Можно будет, - энергично прервала его Катя. - А еще язычок... Словом, обед у Вали неожиданно получился отменный, нанесший немалый урон его бюджету. Катя проявила, видимо, небывалую для нее расторопность, и блюда сменяли друг друга с такой быстротой, что Валя едва успевал с ними покончить. При этом с пухлого лица Кати не сходила льстивая, даже, пожалуй, кокетливая улыбка. - Спасибо, товарищ Лавочкина, - под конец торжественно сказал Валя и, не удержавшись, все же оставил ей на чай всю сдачу. Катя удивленно посмотрела ему вслед и пожала плечами. А Валя проследовал в кабинет директора. Там он застал средних лет человека, высокого, смуглого, с сухим лицом, тонким, орлиным носом и глубокими залысинами на висках. Он был в модном костюме цвета маренго, белоснежной сорочке и бордовом полосатом галстуке. На широком, заросшем густыми волосами запястье видны были какие-то необыкновенные часы на широком золотом браслете. Это, без сомнения, был сам директор, так барски развалился он в широком кресле за столом. А перед ним стоял другой человек, помоложе, потоньше, в черном бархатном пиджаке, серых брюках и с пестрым шейным платком вместо галстука. В тот момент, когда вошел Валя, он самоуверенно произнес, заканчивая, видно, какой-то деловой разговор: - Все будет в лучшем, виде, Сергей Иосифович. Даже не сомневайтесь. Внимательно взглянув на вошедшего Валю и, видимо, что-то уловив в его облике, директор сделал нетерпеливый жест рукой, и молодого человека выдуло из кабинета как ветром, он лишь успел торопливо извиниться перед Валей. - Прошу, - любезно произнес директор, широким жестом приглашая Валю располагаться в кресле возле письменного стола. - Чем могу быть полезен? - Пока не знаю, - улыбнулся Валя. - Пока прошу ознакомиться. Он протянул через стол полученное в тресте временное удостоверение, и директор, бегло взглянув в него, тут же вернул. - Все понятно. Слушаю вас. Было видно, что его уже успели предупредить о появлении инспектора. Валя коротко объяснил, что ему требуется, и добавил: - Чисто профилактическая мера, учтите. Никого конкретно ни в чем не подозреваем. Так, для общего знакомства с кадрами. - Понимаю, - невозмутимо кивнул директор. Он выдвинул один из ящиков письменного стола, порывшись в бумагах, достал какие-то списки и протянул Вале: - Для оперативного руководства дубликат держу всегда под рукой. Вот тут фамилии, должности, домашние адреса и телефоны. - Очень предусмотрительно, - кивнул Валя. Он просмотрел список и положил его перед собой. - Что ж, давайте займемся. - Минуточку. Директор пружинисто поднялся, подошел к двери и, приоткрыв ее, сказал кому-то в узкий коридор: - Валечка, я уехал. После чего он запер дверь и, возвратясь к столу, с готовностью спросил: - Ну-с, так как? Начнем, пожалуй, с официанток? - Прекрасно, - согласился Валя. - Прошу только с полной откровенностью. И характер, и образование, и поведение, конечно. Если можно, то и семейное положение тоже. Что делать, - он с улыбкой развел руками. - Все надо знать. Такая уж работа. - Понятно, понятно, - сурово кивнул директор. Он стал называть фамилии официанток и каждой давал короткую характеристику. Валя внимательно слушал, время от времени задавая дополнительные вопросы, и делал краткие пометки у себя в блокноте. А директор, между тем, добросовестно перечислял всякие прегрешения и беды своих подчиненных, не забывая, впрочем, и о их положительных качествах. Одна уже три раза была премирована и носит звание, другая совсем недавно послана делегатом, но с мужем живет плохо, у третьей мужа вообще посадили, пьяница он и дебошир, она в синяках на работу приходила, четвертая была нечиста на руку, но теперь исправляется. А вот пятая и добросовестна, и приветлива, и культурна, и все у нее налицо, как говорится, но другое плохо - любой мужчина ей голову кружит, а потом всякие трагедии, и топиться хочет, и вешаться, и травиться. Ну, а вот эта ленива, к тому же врет на каждом шагу, давно бы уволил, но детей жалко, трое их у нее, и, между прочим, от трех отцов, а никаких алиментов, дура, не требует. Дурой этой была Катя Лавочкина. Словом, директор проявил отличное знание своих кадров и весьма тактично подчеркнул полную свою беспристрастность, а также гуманность. Наконец он хмуро сказал: - Ну-с, а теперь Леснова Муза Владимировна. Тут я, пожалуй, ничего особенного сказать не могу. Так себе человек. Заносчивая, дерзкая, я бы сказал, грубая эгоистка. Плохого за ней, впрочем, ничего не числится, - с неохотой добавил он. - Семейное положение вам известно? - равнодушно и торопливо спросил Валя, словно утомившись этим однообразным перечислением, но про себя удивляясь, как рознятся два отзыва об этой самой Музе. - Почти одна, - небрежно заметил директор. - То есть? - Ну, кажется... кто-то говорил... мать у нее в Москве... А сама Муза Владимировна... ребенок у нее, кажется. - На работе она как? - Так, жалоб нет. В местком выбрали. С гостями, правда, любит пококетничать. Это, знаете, мешает... Всякие приставания, ухаживания. Приходится реагировать. Ну, и, конечно, всякие разговоры отсюда. И вообще... - Что значит "разговоры"? Какие идут разговоры? - Ну, как вам сказать?.. - замялся директор. - Так и сказать, Сергей Иосифович, - сурово предложил Валя. - Как о других говорили. Все, что вам известно. Мы же условились. - Ну, вроде бы кто-то у нее есть. Завелся, - досадливо сказал директор. - Влюбилась, одним словом. - Вам тут что-то не нравится? - Да нет, так сказать нельзя... прямо так... Но все-таки... случайные связи... Вдруг Валю осенило. Так он же, директор, сам, очевидно, пытался приударить за Музой, и ничего не вышло. Вот он и кипит, вот и пытается бросить тень на нее. Подлец все-таки. Но с другой стороны, если Муза предпочла ему того бандита, Леху, то как это охарактеризовать? Интересно, знает ли Сергей Иосифович, кто его счастливый соперник. - А вы знаете, кто именно у нее есть? - напрямик спросил Валя. - Это не пустое любопытство. Если человек хороший, то, как говорится, на здоровье. А вот если плохой, то сами понимаете... - Откуда же мне знать, - по-прежнему с досадой ответил Сергей Иосифович, сдвинув свои черные длинные брови над орлиным носом. - Подружка лучшая и та, кажется, не знает... То есть, я так думаю, конечно, - торопливо поправился он, чуть заметно смутившись при этом. "Неужели он и подружку расспрашивал?" - подумал Валя. - Кто же она такая, эта подружка? - Наш счетовод, Ниночка. - Ладно, до бухгалтерии мы еще дойдем, - невозмутимо сказал Валя. - Давайте кончим с официантками. Кто там после этой Лесновой? И директор поспешно, словно обрадовавшись, что неприятная тема наконец исчерпана, принялся называть новые фамилии. Валя все так же внимательно слушал, делал пометки, уточнял, переспрашивал. Когда директор наконец дошел до бухгалтерии и упомянул Нину Скворцову, Валя довольно равнодушно осведомился: - Та самая? - Именно, - с готовностью подтвердил Сергей Иосифович. - Что же она из себя представляет? - Очень хорошая девушка. Это уж я вам точно говорю, абсолютно. Честнейшая девушка. С матерью живет, с отцом. Никаких кавалеров. Скромница, красавица. Отца ее знаю, вместе работали. Очень хорошая девушка. Комсомолка. - Чего ж тут хорошего, если кавалеров нет? - улыбнулся Валя. - Есть, наверное. Только вы, конечно, знать про это не обязаны. - А я говорю, нет! - запальчиво воскликнул Сергей Иосифович и тут же смутился. - Конечно... Вполне возможно... - Тогда пойдем дальше, - предложил Валя. Он терялся в догадках. Вот, оказывается, какая у нее подруга. Характеристика не вызывала у него сомнений. Что же представляет собой сама Муза? Не мешает побеседовать с этой Ниной Скворцовой, осторожно, конечно, не вызывая у нее никаких подозрений. Когда наконец беседа с директором была закончена и ни один из сотрудников не остался без исчерпывающей характеристики, Валя, помолчав, сказал: - Что ж, прекрасно. Теперь я полностью в курсе. Это, знаете, не каждый руководитель вот так может. Я бы только напоследок вас попросил... Не могли бы вы мне на часок отвести какой-нибудь кабинет... Ну, словом, для двух-трех коротких бесед? - Да ради бога, дорогой! - с готовностью воскликнул директор, чрезвычайно польщенный высокой оценкой, которую дал их беседе Валя. - Берите кабинет главного бухгалтера. Заболел бедняга, вторую неделю лежит. Он окончательно сбросил с себя всякую суровость и сейчас казался необычайно приветливым и по-восточному гостеприимным. Что ни говорите, а совместная работа всегда сближает. А главное, Сергей Иосифович был, видимо, крайне заинтересован в хороших отношениях с новым инспектором треста. - Отлично, - одобрил его предложение Валя. - А для беседы пришлите мне ну, скажем, по одному человеку из официанток, с кухни и из бухгалтерии. Но, сами понимаете, из актива, посознательней. Через некоторое время Валя уже беседовал в маленьком кабинетике главного бухгалтера с официанткой Верой Ворониной, крупной, неуклюжей, рыжеволосой девушкой с веснушчатым бледным лицом и усталыми глазами. И хоть была она активисткой и даже делегатом какого-то общемосковского совещания, но держалась скованно и еле отвечала на вопросы. Минут через пятнадцать Валя с облегчением простился с ней, так и не получив ни одного толкового ответа. Кажется, с неменьшим облегчением рассталась с ним и Вера, так и не разобравшись, чего хотел от нее услышать молоденький инспектор из их треста. Пышная немолодая повариха, краснолицая, распаренная и громкоголосая, принесла Вале некоторое облегчение своей энергией и напористостью, когда жаловалась на недостатки и нужды ресторанной кухни. Вале даже стало совестно, что он ее обманывает и все ее разумные требования не дойдут по назначению, и еще он невольно удивляется многообразию и сложности этих кухонных проблем. Энергичная и веселая повариха выпалила все это ему с пулеметной скоростью, поминутно вытирая красное, разгоряченное и потное лицо большой белой тряпкой, которую носила заткнутой за длинный, тоже белый фартук. Наконец ушла и повариха. А за ней в кабинет заглянула Нина Скворцова. Валя сразу догадался, что это она, девушка даже не успела назвать себя. Видимо, со слов директора у него сложилось именно такое представление о ней. Кроме того, Валя был уверен, что из бухгалтерии директор пришлет конечно же Нину, после той характеристики, которую он ей дал. Девушка оказалась невысокой, худенькой, с роскошными золотистыми кудрями, спадавшими на спину. Большие серые глаза смотрели серьезно, чуть тревожно. Аккуратный белый халатик подчеркивал стройность ее фигурки. Словом, Вале девушка показалась очень симпатичной, он даже поймал себя на мысли, что хорошо было бы познакомиться с такой девушкой совсем в другой обстановке и куда-нибудь ее пригласить. Ну, а тут ему пришлось представиться вполне официально, хотя, как вы понимаете, и не слишком откровенно. И Валя вторично за последний час ощутил неловкость. На этот раз, однако, это его рассердило, и он с излишней, пожалуй, сухостью обратился к девушке: - Расскажите, как вам тут работается? Девушка чуть заметно улыбнулась. Эта улыбка очень шла ей. Валя нахмурился и опустил глаза, делая вид, что просматривает свои записи. - Мне хорошо работается, - мягко ответила Нина, словно успокаивая его. - И жалоб у меня никаких нет. - А меня интересуют не только жалобы. - Что же вам рассказать? - совсем просто спросила Нина. И Валя ощутил вдруг какую-то неуверенность, что вовсе было на него не похоже. При взгляде на эту девушку мысли у него начинали незаметно путаться, и на место нужных и важных то и дело пробивались совсем пустяковые и к делу не относящиеся. Наконец Валя спросил: - Вы давно здесь работаете? - Всего два года. - Впрочем... это значения не имеет, - махнул рукой Валя. - Я хотел узнать, нет ли у вас каких-нибудь замечаний по работе, пожеланий? Что-то, может быть, надо изменить в системе учета, отчетности. - Ой, что вы! - улыбаясь, пожала плечами Нина. - Нет у меня никаких пожеланий. Я еще мало для этого работаю. И пришла сюда, можно сказать, со школьной скамьи. Это вам лучше мой начальник скажет, - она обвела глазами кабинет. - Он только болен. Грипп у него. Сколько у нас больных, если бы вы знали. - Эпидемия, - вздохнул Валя. - Даже в газетах пишут. А вы не болели? Последний вопрос вырвался у него как-то непроизвольно и внезапно разрушил официальную сдержанность разговора. - Я - нет, а вот папа болен, - огорченно сказала Нина. - И еще моя близкая подруга одна тоже больна. И так тяжело. Даже "неотложку" вызывали. - Она тоже здесь работает? - Нет. Мы с ней учились. А у нее еще грудной ребенок. Знаете, как это опасно? - Ну, у вас, наверное, и здесь немало подруг. Здесь работают, мне кажется, неплохие девушки, как вы считаете? - Всякие. И подруги, конечно, есть. - Подруги нужны такие, чтобы во всем можно было положиться, как на себя, - с обычно не свойственной ему горячностью сказал Валя. - Вот у меня, например, такие друзья есть. Четверо нас. - Как мушкетеры, - засмеялась Нина. - Вроде, - Валя тоже улыбнулся, ему было приятно беседовать с этой девушкой. - А с кем вы дружите здесь, на работе? - спросил он. - С кем? Ну, есть тут две-три девушки, - Нина улыбнулась и чуть удивленно спросила: - Почему вы меня об этом спрашиваете? - Потому что человек лучше всего знает того, с кем дружит. А я тут познакомился с одной официанткой. И она мне про вас уже кое-что рассказала. Одно хорошее. Ну, и про ваших подруг тоже. - Каких же моих подруг она вам назвала? - улыбнулась Нина. - Например, Мария, - с готовностью отозвался Валя. - Вот и неправда. Никакая она мне не подруга... - Тогда... - Валя помедлил. - Как же ее зовут?.. Муся. Мура... Вдруг, знаете, выскочило из головы... Что-то вроде... - Наверное, Муза, да? - оживленно подсказала Нина, - Ну, это хоть чуть-чуть правда. - Что значит "чуть-чуть"? - Она действительно моя подруга. Не самая, конечно, близкая. Но хорошая подруга. - Ну, если хорошая подруга, то и сама, наверное, хорошая? - Конечно, - убежденно согласилась Нина и с улыбкой добавила: - Только у нее очень много кавалеров. Это мешает с ней дружить. - А у вас меньше? - весело осведомился Валя. - Что вы! Муза, во-первых, очень красивая. А во-вторых, у нее очень веселый и общительный характер. И она обожает всякие компании. - Вы тоже красивая. - Ну, значит, мне не хватает ее характера, - засмеялась Нина. - А это очень важно для кавалеров. Как вы считаете? - Общительный характер не всегда приносит одни радости, - назидательно сказал Валя. - Это иногда переходит в неразборчивость. - А это во что переходит? - насмешливо спросила Нина. - А это... Ну, тут, знаете, всякое уже может случиться. - Ну, так у Музы общительность не перешла в неразборчивость. Хотя я уже голову потеряла от ее знакомых. - Неужели она вас со всеми знакомит? - Представьте себе. - Вы знаете, - заговорщически понизил голос Валя, - я вам еще кое-что скажу по секрету. Только если я ошибаюсь, вы уж тем более никому не говорите. Обещаете? А то совсем некрасиво получится. Нина с любопытством кивнула. - Ну конечно, обещаю. - Так вот, мне показалось, что Сергей Иосифович сам пытался ухаживать за Музой. Это правда? - Правда, - тихо засмеялась Нина, опустив глаза. - Только ничего у него не вышло. - И это мне тоже показалось, - ответно засмеялся Валя. - У нее, наверное, просто сейчас другой кавалер. Вот и все. - Верно. И потом, Сергей Иосифович уже совсем старый. Ему ведь пятьдесят шесть лет. Правда, Мария влюбилась в Мазепу, - беззаботно засмеялась Нина. - Но это очень редкий случай. - А сколько же лет должно быть Музиному кавалеру или... вашему? - шутливо спросил Валя. - Ну, ему, как мне показалось, лет двадцать пять, - пожала плечами Нина. - Показалось?! - невольно вырвалось у Вали. - Конечно, - улыбнулась Нина. - Не могла же я его об этом спросить. - Где же вы его видели? - как можно безразличнее спросил Валя, словно ему было все равно, о чем спрашивать, лишь бы продолжить с Ниной этот доверительный разговор. И вероятно, потому, что желание было вполне искреннее, вопрос его не вызывал у девушки удивления. - У Музы, - ответила она спокойно. - Он приехал в командировку, ненадолго. - Значит, он не москвич? - Нет. Он, кажется, из Харькова. Валя не верил своим ушам. Чтобы такой бандит и подонок, как Леха, которого я описал ему утром во всех подробностях, мог выдать себя за командировочного? И вообще заморочить голову двум таким девушкам, да еще чтобы избалованная мужским вниманием красотка Муза в него влюбилась? Все это у Вали никак не укладывалось в голове. Он еще не знал, что за Музой ухаживает не Леха, а его приятель, по кличке Чума. Впрочем, этот последний не очень-то должен был отличаться от Лехи. А если еще обратить внимание на кличку... Но, повторяю, всего этого Валя не знал. Он "примеривал" к ситуации только Леху и не мог поверить его успеху у Музы. - Ну, и как он вам понравился, этот командировочный? - спросил Валя, давая понять, что его интересует вовсе не Музин кавалер, а Нинин взгляд на человека, именно ее оценка. - Мне, мне он не очень понравился, - поколебавшись, ответила Нина. - Сама не знаю почему. Вежливый такой, мягкий, какой-то обволакивающий. Но Музе он нравится очень. И фигура такая спортивная. Вот тут уже Валя окончательно насторожился. Описываемый Ниной человек был решительно не похож на Леху. В то же время чутье сыщика подсказывало Вале, что этим новым человеком пренебрегать нельзя, что он, видимо, связан не только с Музой, а, возможно, и с Лехой. Почему бы иначе Муза так легко согласилась на встречу с Лехой? Параллельный роман? Это почти исключается. Так кто же он, этот Музин кавалер? - Наверное, скоро поженятся? - спросил Валя. - Ой, тут целая история, - махнула рукой Нина. - Николай... Его зовут Николай. Он сперва должен получить развод. А та женщина не дает. Только... Что-то я не очень верю. Я вообще ему не верю. А Муза верит. С ним веселая, а ко мне прибежит и плачет. - И давно они знакомы? - Чуть не год. Он за это время уже раза четыре приезжал. - И останавливается у Музы? - Кажется... - слегка смутилась Нина. - Да, посочувствуешь... - вздохнул Валя. - Ну уж ладно. Пусть сами разбираются. А вот если мне понадобится с вами еще раз встретиться, вы не рассердитесь на меня? Нина улыбнулась в ответ. - Нет... наверное. - И... вам можно позвонить? Нина справилась с охватившим ее на миг смущением и спокойно кивнула в ответ: - Пожалуйста. При этом она серьезно и испытующе взглянула на Валю. Они расстались. Возвращаясь на работу, Валя всю дорогу раздумывал над важными сведениями, которые ему удалось получить. Но все его мысли невольно были как бы согреты теплом необычной встречи, которая у него случилась. Это неизбежно кое-что искажало в сложившейся у него картине. И Валя пришел к совершенно, казалось бы, очевидному выводу, что Леха и тот подозрительный командировочный, каждый по-своему, просто заморочили голову веселой и легкомысленной дурочке Музе, а этот командировочный Николай еще и неплохо устраивается каждый раз, приезжая в Москву. Добравшись наконец до своей комнаты в управлении, Валя прежде всего позвонил Илье Захаровичу. И тот вернул меня уже из передней, где мы с Лехой одевались, чтобы ехать на встречу с Музой. Так я в последний момент получил важные сведения о Кольке-Чуме и о его, по мнению Вали, легкомысленной, доверчивой, но вполне, однако, честной подружке. На улице Леха решает взять такси. Я не возражаю. Пусть тратится. Интересно только, откуда у него деньги? Эта мысль лишь торопливо возникает и тут же исчезает у меня из головы. Всему свое время. Сейчас есть более важные и срочные вопросы. Мы забираемся в пропахшее бензином старенькое нутро подвернувшегося такси и некоторое время едем молча. Мне кажется, Муза незнакома с Лехой. Это вполне согласуется с тем, что Валя успел сказать мне но телефону. Николай, наверное, не решился знакомить девушку с такой бандитской рожей. А сам он... Как это Валя выразился?.. Обволакивающий. Очень выразительное словцо. Но если Леха Музу не знает, то как же они встретятся? Об этом я у Лехи по дороге спрашиваю, тихо, чтобы не слышал водитель. Леха усмехается. - Она меня не знает, а я ее знаю. Понял? - Нет, - твердо и требовательно говорю я. - Ну, мы с Чумой в ресторане ее видели. Он и показал. - А чего ж не познакомил? - Так надо, значит. - Толково, - соглашаюсь я. - И адреса ее не знаешь? - Ага. - Еще толковее. Чума так решил? - Ну... вместе решили, - неохотно бурчит Леха, не желая, видимо, показывать свое подчиненное положение. - А звонить ей на работу разрешил? - не отстаю я. - Чего ж делать-то, раз потерялись? Мы некоторое время молчим и рассеянно смотрим на мелькающие за окном дома и бесконечный поток прохожих, мимо которых несется машина. Все вдали засыпано снегом, дворы, деревья, крыши домов, а на мостовых и тротуарах он превратился в черное, жидкое месиво и веером летит из-под колес машин. Совсем низкое уже солнце на бледно-голубом чистом небе медным пламенем зажигает стекла в верхних этажах высоких зданий. Еще совсем светло. День стал заметно длиннее. - Тебе чего от нее надо-то? - спрашиваю я Леху. - Где Чума, надо знать, - бурчит он и многозначительно добавляет: - У него все, понял? - Ты гляди, культурнее с ней, а то напугаешь. - Ничего, не глиняная, не рассыплется, - ворчит Леха, но я замечаю, что предстоящая встреча его чем-то все же смущает. Наконец мы приезжаем на площадь Белорусского вокзала. Место встречи - вход на кольцевую станцию метро. Здесь, как всегда, тьма народу. Мы отходим в сторону, и Леха принимается внимательно разглядывать всех проходящих. Я стою чуть поодаль от него, и можно подумать, что мы с Лехой вообще незнакомы. Он так поглощен непростой, видимо, задачей узнать и не пропустить Музу - ведь видел-то он ее всего один раз и без пальто, - что, кажется, даже не замечает моего маневра. А я в толпе замечаю наших ребят. Видно, приехали следом за нами и держат Леху цепко. Так проходит минут десять, как вдруг Леха устремляется куда-то в толпу. Ясно, увидел Музу. Я медленно следую за ним, давая на всякий случай понять, что навязываться не собираюсь. Но Леху из виду не теряю. Вот он подходит к высокой девушке в красивой дубленке с пушистым воротником и большой, из светлого меха шапке. Очень эффектная девушка. Рядом с ней громадный и неуклюжий Леха в дешевеньком пальто нараспашку, под которым виден расстегнутый ворот мятой рубахи, и в кепке на затылке выглядит совершенно нелепо. Я описываю вокруг них в толпе некий полукруг и теперь вижу смуглое, чернобровое лицо девушки с ярко накрашенными, пухлыми губами. На губах у нее пренебрежительная гримаска. Разговор ей, очевидно, неприятен, а сам Леха и подавно. Да, действительно, красивая девушка, ничего не скажешь. Меткую они ей кличку дали - Шоколадка. Она, судя по Валиной характеристике, наверное, и не подозревает о такой кличке. Интересно, как выглядит этот Колька-Чума, в которого она, тоже по словам Вали, по уши влюблена. Почти незаметно я совершаю в толпе еще некоторые маневры и приближаюсь к этой паре настолько, что могу уже уловить кое-что из их разговора. - ...А я говорю: нет, - сухо произносит Муза. - Коля не велел. Дайте номер телефона, он вам сам позвонит. - Да срочно он мне нужен, поняла? - сердито гудит в ответ Леха. - Его сейчас все равно нет дома. А вы сами... Тут меня сносит с толпой в сторону, и я перестаю слышать их разговор. Когда мне удается снова занять подходящую позицию, разговор их уже принял явно другой характер. - Ну, и где этот ваш парень? - без прежнего холодка спрашивает Муза. - Да тут вот, со мной, - умиротворенно рокочет Леха, кивая в сторону, где оставил меня. - Ждет, понимаешь. - Тогда зовите его, и поехали, - нетерпеливо говорит Муза. На ее разрумянившемся, смуглом лице блестят сейчас решительные, а вообще-то, наверное, веселые, лукавые и доверчивые глаза. И овал лица у нее нежный, черные волосы красиво выбиваются из-под шапки. Ну, в самом деле, Шоколадка. Валя сказал, что она даже замуж за этого Чуму собирается. А он перед ней дурака валяет, командировочным представляется, о разводе якобы хлопочет. Одета она как куколка. Уж не Чума ли ей подарки такие делает? Откуда все-таки у них деньги, и, видимо, немалые? Вот узнаем причину убийства, тогда, наверное, найдем и источник дохода. А Муза может стать нашим союзником в этой шайке, если узнает правду. Это большая удача. Молодец Валя. Тем временем, лавируя в толпе, я возвращаюсь на свое место, возле входа в метро, и тут же появляется Леха. - Поехали, - коротко бросает он, не останавливаясь. И я устремляюсь за ним. Муза нас поджидает в стороне, у края тротуара. Мы знакомимся, и я чинно представляюсь: - Витя. - Муза. Она протягивает мне руку и, не скрывая интереса, оглядывает меня. Потом обращается к Лехе: - Леша, возьмите такси. Вон там стоянка, - она указывает на площадь. - А мы здесь вас подождем. Я чуть не предлагаю свои услуги, но вовремя удерживаюсь. Не солидно. Даже в глазах Лехи. Он помельче, вот пусть и побегает. И Леха, не возражая, торопливо направляется в сторону стоянки. Мы остаемся одни. Но я не считаю нужным первым начинать разговор. И Муза, конечно, долго не выдерживает этого молчания. - Вы тоже приезжий? - спрашивает она, мило улыбаясь. - Нет. Москвич. - Как же вы с Лешей познакомились? - Случайно, - туманно отвечаю я и, тоже улыбаясь, добавляю: - Представляете? С первого взгляда потянуло друг к другу. - Ой, что-то я вам не верю, - смеется Муза. - А с Колей вы тоже знакомы? Вас к нему не потянуло? - Это уж Леша меня к нему тянет, - в тон ей отвечаю я и, в свою очередь, спрашиваю: - А вас к кому из них тянет? Ничего, немного развязности не мешает. Потом она все поймет. А пока пусть потерпит. Ее приятели тоже деликатностью не отличаются. А я сейчас ничем не хочу отличаться от них. Муза вздыхает и без всякой последовательности неожиданно заявляет: - Знаете, Коля очень хороший, но такой неудачливый. - И уже с интересом спрашивает: - А вы где работаете? - В мастерской, - беспечно сообщаю я, заранее готовый к подобному вопросу. - Починка кожгалантереи. На Сретенке, знаете? - Ой, у вас там, наверное, хорошие вещи попадаются? Я хитренько улыбаюсь. - Случается. Для близких друзей, конечно. - А вдруг мы с вами станем друзьями? - кокетливо спрашивает Муза. - Мне ужасно нужна сумка к синим туфлям. Только не наша, конечно. Я в "Березке" видела прелестные сумки. Французские или итальянские, не помню. К вам такие не попадают? - У нас, как в Греции, все бывает, - улыбаюсь я. - Ой, Витя, вы бесценный человек! - всплескивает руками Муза. - С вами надо дружить, я сразу это поняла. - Обязательно надо, - подтверждаю я и, уже не стесняясь, спрашиваю в свою очередь: - А вы где работаете? - В ресторане. Вот я у вас куплю итальянскую сумку, а вы у меня получите такой обед... Увидите. - Идет, - с энтузиазмом отвечаю я. - Что значит случай. Вы так и с Колей познакомились, наверное? Муза бросает на меня лукавый взгляд, чуть повнимательнее, однако, чем раньше. Вопрос мой вовсе ее не насторожил. Ей почудились в нем обычные игривые интонации мужчин, завязывающих с ней флирт. - Нет, нас познакомили, - кокетливо ответила она. - А что? - Да так. А с Лешей уже он вас познакомил? - А с Лешей, - смеется Муза, - я сама только что познакомилась. Я даже не знала, что у Коли есть такой знакомый. И вдруг звонит мне на работу. Представляете? Мне вообще мужчины на работу не звонят. - А чего тут такого? - беспечно пожимаю я плечами. - Он же Колю разыскивает. По делу. - По какому делу? - немедленно любопытствует Муза. - Ну, уж это пусть вам сам Коля скажет. Муза кокетливо грозит пальчиком: - Витя, ничего от меня не скрывайте, я это не люблю. - А разве мы так условились - ничего не скрывать? - Ну, так давайте условимся. - Согласен, - киваю я. - Но только взаимно. Вы тоже от меня ничего не скрывайте. Как, согласны? - Ой, это для женщины опасно. - Иногда и для мужчины тоже. Мы продолжаем болтать в ожидании Лехи и его такси. Я расспрашиваю Музу все смелее и настойчивей, особенно про ее приятеля Колю... У нее, кажется, возникает ощущение, что я уже ревную ее к нему, и это ей нравится. - Он, наверное, не каждый день в командировку приезжает? - спрашиваю я. - Через день, - смеется Муза. - Где же он работает? Она снова грозит мне пальчиком. У нее такая кокетливая манера, кажется. - Зачем вам это знать? - Расширяю кругозор. - А вы расширяйте в другую сторону. - Можно в вашу? Муза смеется и грозит пальчиком. Ей сейчас хорошо, она в своей, можно сказать, стихии. Между прочим, я уже начинаю подмерзать. Музе, конечно, тепло в ее роскошной дубленке и меховых сапожках. А мне в старом пальто, которое я специально держу на работе для таких вот свиданий, как с Лехой, становится совсем неуютно. К вечеру здорово холодает. Ветер тоже усиливается. И ноги начинают коченеть. - Куда же мы сейчас едем? - спрашиваю я. - К Колиному приятелю. Он за границей. Оставил Коле ключи. - Ишь ты, какие у него приятели. - А почему бы и нет? Коля говорит, что и сам скоро поедет за границу. - Совсем скоро, да? - с улыбкой спрашиваю я. Муза смеется и, как водится, грозит пальчиком. - Не надейтесь, не очень скоро. Кажется, через год. За это время много чего успеет случиться. - Не сомневаюсь, - убежденно говорю я. И в который раз, уже теряя терпение, поглядываю в сторону стоянки такси. Сколько можно ждать, черт возьми? Наконец такси подъезжает. Я помогаю Музе усесться на заднее сиденье и опускаюсь рядом. Муза называет адрес, и я его запоминаю, конечно. Машина снова несется по уже окутанным зимними сумерками улицам центра. Изо всех щелей тянет ледяным холодом. Ну и ну, ведь еще утром было около нуля. Дикие скачки какие-то. Муза неожиданно смотрит на часы, сосредоточенно хмурится, что-то, видимо, прикидывая в уме, потом наклоняется к водителю: - Пожалуйста, остановитесь где-нибудь у телефона-автомата. Я позвоню. Тот кивает в ответ. Муза не считает нужным нам что-либо объяснять. Вскоре машина останавливается возле большого продовольственного магазина. У входа в него, на тротуаре, выстроились стеклянные будки телефонов-автоматов. Я помогаю Музе выбраться из машины, но сопровождать не решаюсь. Перед тем как отправиться звонить, Муза наклоняется к сидящему впереди Лехе и говорит, указывая на магазин: - Леша, зайдите пока. В голосе ее прорезаются некие командирские нотки. Однако быстро же она их усвоила, ведь только сегодня с Лехой познакомилась. Тот бурчит что-то в ответ и неохотно вылезает из машины. А я с удовольствием занимаю прежнее место, я на нем успел даже пригреться. Муза звонит долго, наверное, не по одному телефону. Леха тоже пока не возвращается. У меня есть время подумать. Интересно, в чьей же квартире произойдет встреча с Чумой? Узнать это не составит труда, поскольку адрес мне известен. А сейчас надо решать, как вести себя дальше. Ну, познакомлюсь я с Чумой. Брать его сейчас так же бесполезно, как и Леху. Тут же придется отпустить. Нет обвинений, нет улик. Не установлен пока даже сам факт преступления: труп ведь еще не обнаружен. Ни один прокурор не даст сейчас санкцию на арест. Значит, остается лишь знакомство с Чумой, выяснение всяких обстоятельств, связанных с убийством. Словом, разведка. И разведка боем. Хотя нет! Если у Чумы пистолет, его уже можно брать. И нужно. Необходимо брать. Что ж, тогда я его привяжу к себе патронами. Он сам постарается меня не потерять. Ну, а пока... Ребята исправно следуют за нашим такси. Я их только что засек невдалеке. Они, конечно, будут ждать, когда я выйду из того дома. Они даже попробуют установить, в какую квартиру мы зайдем. Это для них не так уж сложно. И будут рядом. Это, знаете, не последнее дело в такой ситуации, как сейчас. Оба парня не желторотые щенки, и кто знает, что им вдруг придет в голову. Особенно Чуме. Ишь ты, приятель уехал за границу! Какой шик! А девчонка верит... Да, так вот эта Муза... Она, конечно, не бог весть как умна. Но при всем ее легкомыслии она смелая и твердая девушка, как мне кажется. А Валя утверждает, что еще и хорошая, а это самое главное. Ее просто обманули. Ловко обманул Колька-Чума. В то же время она многое знает. Следовательно, она может быть очень ценным союзником. Но пока открываться ей не следует, да и срочной надобности сейчас такой нет... Я вижу, как бежит к машине Муза. Итак, все решено. Пока что - разведка боем. Я снова вылезаю на тротуар и помогаю девушке забраться в машину. Краем глаза фиксирую, что ребята по-прежнему рядом. Муза усаживается на свое место и возбужденно говорит: - Ой, как я поругалась! Жутко просто. Какое-то крепостное право. На час уйти нельзя. Плевала я на их выговор. Подумаешь! - Это вы на работу звонили? - Ну да! И время сейчас спокойное. Обеды кончились, ужины только начинаются. Могли бы навстречу мне пойти, все-таки член месткома, - не без гордости добавляет она. - Сами выбирали. - Да-а... - сочувственно тяну я. - Долго вы их уговаривали. - А я еще маме позвонила. - И Коле, - в тон ей добавляю я. Она, улыбаясь, смотрит на меня своими карими бойкими глазами и насмешливо спрашивает: - А вы откуда знаете? Вы в машине сидели. - Не трудно догадаться. - Ну, верно, - она машет рукой. - Звонила. Как мне хочется взять ее сейчас за руку и, глядя в эти ясные, такие выразительные и веселые глаза, предупредить, удержать ее. Ну, что ты, дурочка, делаешь? Куда ты, шальная голова, лезешь? Ведь бандит твой Коля, самый обыкновенный бандит, понимаешь? Уйди ты от него, пока не поздно. Но я ничего не могу ей сказать. По крайней мере, сейчас. Я только смотрю ей в глаза и вдруг замечаю, как мелькнуло в них сначала удивление, а потом, как мне кажется, тревога. Неужели испугалась? Но не меня же. Я дружески улыбаюсь ей. Теперь уж она сама пытливо вглядывается в меня. И вдруг словно мостик неожиданно возник между нами, мне кажется, мостик взаимной симпатии и доверия. Выразительные, однако, у нее глаза. Я невольно вспоминаю слова Вали по телефону: "Мне ее хвалил человек, заслуживающий полного доверия". И вот сейчас этот мостик, который вдруг возник между нами. - Договорились? - загадочно спрашиваю я. Она, улыбаясь, кивает мне в ответ, не сводя с меня глаз. В этот момент с треском распахивается передняя дверца, и в машину вваливается Леха с большим свертком в руках, и вместе с ним врывается волна холода. - Трогай, шеф, - хрипит Леха. И мы снова несемся по улицам Москвы. Заметно темнеет. Но фонари еще не зажглись. Плохо видно. Самое опасное время для пешеходов, да и для водителей тоже. Количество дорожных происшествий в это время, наверное, самое высокое. Тем более что наступил уже час "пик" и машин на улицах становится особенно много. Так что выражение "несемся" я употребил лишь по привычке. Мы двигаемся в сплошном потоке машин короткими, судорожными рывками. Во время одного из таких рывков мы даже проскакиваем на красный свет какой-то перекресток. На минуту все оживляются. Муза тихо охает, я чертыхаюсь, а Леха одобрительно гудит: - Молодец, шеф. Хотя свистка ниоткуда не последовало, наш водитель на всякий случай резко сворачивает в сторону и начинает улепетывать по путанице каких-то незнакомых переулков. Это мне уже не нравится. В машине мы почти не разговариваем. Все как-то уходят в себя. Воцаряется напряженное молчание, точно каждый из нас с беспокойством чего-то ждет. Ну, мне-то еще есть от чего беспокоиться, а им-то чего? Могли бы и поболтать. Но они же едва знакомы, и болтать им не о чем, тем более при постороннем, то есть при мне. И Леха угрюмо смотрит перед собой, жуя погасшую сигарету. Мы с Музой изредка перебрасываемся пустяковыми замечаниями о погоде и дороге. Между тем мы уже давно катим по проспекту Мира и вскоре сворачиваем в какую-то боковую улицу. За минуту до этого в полную силу засияли яркие фонари над головой. И улица, куда мы сейчас сворачиваем, тоже хорошо освещена. Водитель легко находит нужный номер дома. Машина останавливается возле высоченной башни. - Приехали, - говорит водитель. Леха, сопя, лезет за деньгами. А я поспешно выкарабкиваюсь из машины и оглядываюсь по сторонам. Так и есть! Я как чувствовал. Конечно, ребята нас потеряли. Не могли не потерять в такой обстановке. Эти чертовы рывки из-под светофоров. И тот, последний, на красный свет. Ну, теперь уже все. Теперь они нас не найдут. Это, конечно, осложняет ситуацию. Я помогаю Музе выбраться из машины. Она улыбается мне. Очень дружески улыбается, с долей кокетства, конечно. Леха все еще возится в машине с деньгами, к тому же ему мешает пакет. - Я вас сейчас оставлю, - озабоченно говорит Муза. - И так уже опаздываю. Только открою вам квартиру. Вы там подождите. Коля скоро приедет. - Очень жаль, что вы нас покидаете, - улыбаюсь я. - Женщина всегда украшает мужское общество, даже облагораживает. Мне и в самом деле жаль, что она уходит. Мне кажется, что без нее мне будет труднее. Положение ведь и без того осложнилось в связи с тем, что ребята нас потеряли. Сейчас они уже, наверное, докладывают по радио о своей неудаче. И тут у меня неожиданно мелькает одна мысль. А что, если... Ведь положение создалось безвыходное. Без ребят я наверняка упущу Кольку-Чуму. Они же с Лехой после этой встречи снова разойдутся. Да, да, пожалуй, стоит рискнуть. Другого пути я не вижу. Леха все еще возится в машине, и нигде поблизости я не вижу телефона-автомата. И я решаюсь. Однако предварительно спрашиваю Музу на всякий случай: - Музочка, а там, в квартире, случайно нет телефона? Тоже надо бы предупредить, не думал я, что так задержусь, понимаете. А клиенты, между прочим, и дома ждут. - Нет, - качает головкой Муза. - Нет там никакого телефона. - Тогда, Музочка... Может быть, вы позвоните? - Конечно, - охотно откликается она. - Куда позвонить? - Я вам сейчас запишу номер. На клочке бумаги я пишу шариковой ручкой номер телефона Ильи Захаровича. Служебный свой телефон я писать не решаюсь. И передаю записку Музе. - Это мой знакомый, - поясняю я. - Вы ему скажете, чтобы он через часок за нами сюда заехал. Леха у него ночует. Не трудно вам? Какую-то я все же чувствую неловкость, точнее неуверенность, обращаясь к ней со своей просьбой, хотя, казалось бы, никаких опасений и тем более враждебности Муза у меня не вызывает. Наоборот, у нас с ней как будто бы даже возник некий дружеский контакт, какая-то симпатия друг к другу. Да и просьба моя, мне кажется, не должна вызвать у нее каких-либо сомнений. На ее взгляд, все это должно выглядеть вполне безобидно. Вот тех двоих, особенно, наверное, Чуму, моя просьба непременно насторожила бы. А эта девушка далека от их дел, от их состояния. Валя же сказал. - Ну, ясное дело, позвоню, - безмятежно говорит Муза, пряча бумажку с номером телефона к себе в сумочку. - Прямо как приеду, сейчас же позвоню. Ой!.. Она вдруг спохватывается и кидается к машине. Муза обегает ее и, приоткрыв переднюю дверцу, говорит водителю: - Пожалуйста, молодой человек, подождите меня пять минут. Ужасно опаздываю. Хорошо? Не прогадаете. Она обворожительно улыбается. И эта улыбка в сочетании с чаевыми, на которые можно тут рассчитывать, делают свое дело. Такси остается ждать Музу. Мы все трое поднимаемся на лифте до десятого этажа, выходим на площадку, и Муза открывает нам дверь квартиры. - Ну, мальчики, располагайтесь, - говорит она. - Придется самим накрыть на стол. Вот глядите, - она идет на кухню, и мы послушно следуем за ней. - Здесь посуда, видите? Леша, кладите пакет сюда. Коля придет через полчаса, наверное. Леха оставляет пакет на столе, и мы снова возвращаемся в тесную, крохотную переднюю. Там Муза с нами прощается и шутливо грозит пальчиком напоследок. Хлопает дверь, и мы остаемся с Лехой вдвоем. - Ну, - говорю я, - давай оглядимся. Ты тут бывал? - Не, - крутит головой Леха и не спеша закуривает. Квартирка однокомнатная, обставлена скромной и совсем какой-то ветхой мебелью. В комнате я замечаю две полки с книгами, явно случайными, к тому же запыленными. Тахта в углу под стареньким, вытертым ковром, в другом углу груда старых подрамников. На стенах висят какие-то фотографии и большая, написанная маслом картина. Городской пейзаж, тихая улочка зимой, скверик. Картина - единственное живое, свежее пятно в этой душной, запущенной, какой-то даже нежилой комнате и смотрится совершенно неожиданно. - Ладно, - говорит Леха. - Пошли на кухню. Мы возвращаемся на кухню. По пути я окончательно убеждаюсь, что телефона тут действительно нет. И замок в наружной двери самый простой и дешевый. Хозяину, очевидно, наплевать на безопасность квартиры. Да и в самом деле, красть тут решительно нечего. В кухне я начинаю доставать из шкафа какие-то убогие черепки и дешевые, кривые вилки, а Леха разворачивает на столе свертки с хлебом, колбасой, сыром, выставляет какие-то консервные банки и, конечно, водку. Без последней теперь никакая трапеза, тем более мужская, не обходится. А уж наша сегодняшняя и подавно. Проходят упомянутые Музой полчаса, но Колька-Чума не появляется. Проходит час. Не приезжает и Илья Захарович. Впрочем, он и не должен здесь появиться. Он, конечно, поймет, что от него требуется лишь передать адрес, который сообщит Муза, нашим ребятам. И они, скорей всего, уже ждут там, внизу, на улице. - Может, он не придет? - спрашиваю я наконец. - Мне тут торчать до завтра не светит, учти. - Придет, куда денется? - басит в ответ Леха и придвигается к столу. - Давай лучше по первой рубанем. Ну его к лешему, Кольку. Мы выпиваем, закусываем, и Леха, закурив, настраивается на благодушный, даже мечтательный лад. - Эх, елки-палки! - вздыхает он. - Ведь вот живут же люди с деньгами, большими деньгами, я тебе скажу, громадными прямо. - Где берут? - с набитым ртом спрашиваю я. - Где берут, там нас с тобой нет, - хмыкает Леха. - Вот ведь какая Америка. Туда нашего брата не пускают. - Дело какое, - безмятежно говорю я. - Значит, они берут там, а ты бери у них. И порядок. Чего тебе еще? - Они тысячи гребут, а тебе копейки кидают, - сердито ворчит Леха. - Такое понимаешь, у них расписание. - И Чуме копейки кидают? - интересуюсь я. - Ну, ему и рублики когда отламываются. - Вот где надо кое-что иметь, - важно стучу я себе пальцем по лбу. - Тогда они от тебя копейками не отделаются. - Во, во! К ним попробуй чуть поближе сунься. Перо в бок как раз и схлопочешь. Так они тоже отделываются. На одного меня у них всегда еще два таких найдется. И - чик! Как мы с Чумой того. Все в лучшем виде. - Выходит, чего-то, значит, тоже не поделили? - Ну да. И вот: Леха давай, Леха вали. Пачкайся за их копейки. С тюрягой в прятки играй. А то и с вышкой. Что, я не знаю? - А ты плюнь. Охота тебе? - Из "плюнь" рубашки не сошьешь и бутылка не капнет. А так все же кое-что, как ни крути, а имеем. Могу даже кое-кому подарочек сделать. - Музе-то дубленку небось Чума купил? - А кто же, ты думал? Ясное дело, он. Говорю ж тебе, он поболе меля зашибает. Давно у них на цепи бегает. Разговор становится все интереснее. Впервые Леха вдруг разоткровенничался. И дело тут не в том, что мы уже выпили по третьей. Пили мы и больше. Но тут другая обстановка, другая и степень близости. И еще распирают Леху то злость, то зависть, то тоска. Да, тоска тоже тут присутствует, не думайте. Волчья тоска, лютая, одинокая, всегда она с ним. И нет его душе покоя, ни днем, ни ночью нет. Тоска эта то проступает на поверхность, то уходит вглубь, оттесняемая на время вспышками злости, азарта или страсти. Но никогда она не исчезает из его души, эта одинокая, волчья тоска, как предчувствие дальних бед. Это сильный рычаг а подходящий момент, чтобы такую душу перевернуть, заставить выбрать другой путь в жизни. Когда у нас с Лехой подвернется такой момент, интересно? А ведь когда-то подвернется, я чувствую. Что-то в Лехе еще до конца не пропало. И какие-то искры симпатии в нем ко мне возникли. - Да-а, большие дела делают, - завистливо вздыхает между тем Леха. - Долго готовят. Не как-нибудь. Мастера-а... Я внимательно слушаю. Видимо, речь идет о какой-то шайке, где Леха и Чума лишь на третьих ролях. Что же это за дела, что за преступления готовит и совершает эта шайка? Вот ведь в Москву приехали. Лехе и Чуме было велено свести с кем-то счеты. Ну, а чем заняты остальные, что готовят? Возможно, Леха сейчас еще что-нибудь сообщит. Но тут вдруг в передней лязгает замок, слышно, как распахивается входная дверь. Кто-то входит в квартиру, топчется в передней. И мы слышим веселый, возбужденный возглас: - Эй вы, люди! - Эге, Чума!.. Леха неуклюже вскакивает со стула, чуть не опрокинув на меня стол со всеми закусками, я еле удерживаю его. А из передней к нам на кухню уже идет высокий, чуть не с меня ростом, худощавый, гибкий парень. Светлые волосы зачесаны назад и падают чуть не на плечи модной гривой, розовое, пухлое, как у херувимчика, лицо с маленькими сочными губами, пустоватые голубые глаза, но очень уверенные и твердые. Что-то красивое, даже грациозное улавливается в гордой посадке головы, во всей его стройной, изящной фигуре. Он скинул в передней пальто и шапку, и сейчас на нем модный коричневый костюм, а под пиджаком - красивый, салатного цвета тонкий свитер. Да, это тебе не Леха. Во всех отношениях. Голубые настороженные глаза останавливаются на мне. - Ага, вот он какой, новый знакомый, - медленно говорит Чума. - Как звать-то? - Витька. Ну, а ты, выходит, Чума. Ясно, - спокойно отвечаю я, развалясь на стуле, подчеркнуто спокойно и дружелюбно. Но холодок в голубых глазах не исчезает и настороженность тоже. - Что ж, будем знакомы, раз так, - сдержанно говорит Чума и подсаживается к столу. - Наливай, - приказывает он Лехе, не поворачивая к нему головы. - Выпьем сперва за знакомство. Потом, значит, дальше пойдем. Леха с готовностью разливает по рюмкам водку. А Чума тем временем обращается ко мне и говорит с насмешкой: - Ну, расскажи, Витек, как тут у вас честному вору живется. Как тут ваш великий МУР воюет, а? Трясетесь, значит? - Живется трудно, - усмехаюсь я. - Но, как видишь, живем. - Хорошие дела делаете, слыхал? - Для кого хорошие, для кого и не очень, - туманно отвечаю я, как и положено в таких случаях. - Кто на что тянет. - Есть чего предложить? - А тебе что, в Москве делать нечего? - спрашиваю я насмешливо. Слишком уж наседает этот блондинчик. - Тихо, Витек, - улыбаясь одними пухлыми губами, с угрозой предупреждает Чума. - Тихо. Против шерсти не гладь. Ты ко мне, а не я к тебе пришел. Помни. Вот и говори, с чем пришел. - Твой кореш за тебя, я гляжу, похлопотать решил, - я киваю на Леху, который с обычным своим, угрюмым видом слушает наш разговор, не пытаясь вставить и слово. Когда я указываю на него, он в ответ только мрачно кивает, зажав в зубах погасшую сигарету, и тут же, словно спохватившись, тянется за спичками. - Так. Пока ясн