ал голосом старческую надтреснутость, тембр показался Ахимасу знакомым. Он прислушался повнимательней -- никак господин Фандорин! Оборотистый молодой человек, ничего не скажешь. Таких встретишь нечасто. И Ахимас окончательно решил, что рисковать не стоит. С подобным субъектом надо быть вдвойне осторожным. Тем более что сыщик не расслаблялся -- стрелял глазами во все стороны и "герсталь" держал под рукой. Все трое -- Фандорин, японец и связанный трактирщик -- вышли на улицу. Ахимас наблюдал за ними через пыльное оконце. Сыщик, не выпуская портфеля, отправился искать извозчика, японец остался сторожить арестанта. Трактирщик попробовал было брыкаться, но коротышка злобно зашипел и одним движением сбил дюжего татарина с ног. За портфелем еще придется побегать, подумал Ахимас. Рано или поздно господин Фандорин успокоится и расслабится. Пока же следовало проверить, мертв ли должник, Миша Малелький. Ахимас быстро прошел темным коридором, потянул приоткрытую дверь. За ней оказалась тускло освещенная каморка. Кажется, никого. Он подошел к смятой кровати. Пощупал -- еще теплая. Тут из угла донесся тихий стон. Ахимас резко обернулся и увидел съежившуюся фигурку. Миша Маленький сидел на полу, держась руками за живот. Поднял влажно блестевшие глаза, рот плаксиво искривился, из него снова вырвался тоненький, жалобный звук. -- Браток, это я, Миша... Раненый я... Помоги... Ты кто, браток? Ахимас щелкнул лезвием навахи, наклонился и чиркнул сидящего по горлу. Так будет спокойней. Да и долг платежом красен. Бегом вернулся в трактир, лег на лавку. С улицы донесся стук копыт, скрип колес. Вбежал Фандорин, на сей раз без портфеля. Скрылся в коридоре -- это он за Мишей Маленьким. Но где портфель? Оставил японцу? Ахимас скинул ноги с лавки. Нет, не успеть. Снова лег, начиная злиться. Но поддаваться раздражению было нельзя -- от этого все ошибки. Из недр подземного лабиринта вынырнул Фандорин: лицо перекошено, водит "герсталем" во все стороны. Мельком глянул на слепого, бросился из трактира вон. С улицы донеслось: -- Пошел! Гони на Малую Никитскую, в жандармское! Ахимас сорвал бельма. Нужно было торопиться. 14 К зданию жандармского управления он подкатил на лихаче, спрыгнул на ходу и нетерпеливо спросил у часового: -- Тут двое наших арестованного привезли, где они? Жандарм ничуть не удивился требовательности решительного человека в рубище, но с начальственным блеском в глазах. -- Так что прямиком к их превосходительству отправились. Двух минут не прошло. А задержанного оформляют, он в дежурной. -- Черт с ним, с задержанным! -- раздраженно махнул ряженый. -- Мне Фандорин нужен. Говоришь, к его превосходительству? -- Так точно. По лесенке, а потом в коридор налево. -- Без тебя знаю! Ахимас взбежал из вестибюля по невысокой лестнице на первый этаж. Посмотрел вправо -- там в дальнем конце коридора белела дверь, из-за которой доносился звон металла. Ясно, гимнастический зал. Ничего опасного. Повернул налево. Широкий коридор был пуст, лишь изредка из кабинетов выныривали деловитые порученцы в Мундирах и штатском, чтобы сразу же исчезнуть за другой дверью. Ахимас так и замер: после длинной череды нелепиц и неудач, фортуна, наконец, сменила гнев на милость. Перед дверью с табличкой "Приемная" сидел японец с портфелем в руках. Фандорин, очевидно, докладывал начальству о ночных событиях. Почему вошел без портфеля? Хочет покрасоваться, поэффектничать. Событий за ночь произошло много, сыщику найдется что рассказать, так что несколько минут в запасе есть. Подойти неспешным шагом. Ударить ножом под ключицу. Взять портфель. Выйти так же, как вошел. Минутное дело. Ахимас внимательно посмотрел на японца. Тот глядел прямо перед собой, держал портфель обеими руками и был похож на сжатую пружину. В Гонконге Ахимас имел возможность наблюдать, как японцы владеют искусством боя без оружия. Куда там мастерам английского бокса или французской борьбы. Этот коротышка одним броском кинул наземь здоровенного татарина-трактирщика. Минутное дело? Рисковать нельзя. Малейшая заминка, шум, и набегут со всех сторон. Думать, думать, время уходит. Он развернулся и быстро пошел туда, где звенели рапиры. Открыв дверь с надписью "Офицерский гимнастический зал", Ахимас увидел с десяток фигур в масках и белых фехтовальных костюмах. Тоже мушкетеры выискались. Ага, вот и вход в гардеробную. Он скинул рубище и лапти, надел первый попавшийся мундир, сапоги подобрал по размеру -- это важно. Скорей, скорей. Когда бежал деловитой рысцой в обратную сторону, в глаза бросилась табличка "Экспедиция". За стойкой сидел чиновник, сортировал конверты. -- Для капитана Певцова корреспонденции нет? -- назвал Ахимас первую попавшуюся фамилию. -- Никак нет. -- А вы все-таки проверьте. Чиновник пожал плечами, уткнулся носом в конторскую книгу, зашелестел страницами. Ахимас незаметно взял со стойки казенный пакет с печатями, сунул за обшлаг. -- Ладно, не трудитесь. Позже загляну. К японцу приблизился чеканным шагом, отсалютовал. -- Господин Маса? Азиат вскочил, низко поклонился. -- Я к вам по поручению господина Фандорина. Фандорин, понимаете? Японец поклонился еще ниже. Отлично, кажется, по-русски ни бельмеса. -- Вот письменное распоряжение забрать у вас портфель. Ахимас протянул пакет и одновременно показал на портфель. Японец заколебался. Ахимас ждал, отсчитывая секунды. В спрятанной за спину левой руке был зажат нож. Еще пять секунд, и надо будет бить. Ждать больше нельзя. Пять, четыре, три, два... Японец еще раз поклонился, отдал портфель, а пакет взял обеими руками и приложил ко лбу. Умирать ему, видимо, еще было рано. Ахимас отдал честь, развернулся и вошел в приемную. По коридору уйти было невозможно -- это показалось бы японцу странным. Просторная комната. Впереди кабинет начальника -- Фандорин наверняка там. Слева окно. Справа табличка "Секретная часть". Адъютант маячил у двери начальника, что было кстати. Ахимас сделал ему успокоительный жест и нырнул в дверь справа. Там снова повезло -- фортуна добрела прямо на глазах. Не кабинет, где пришлось бы импровизировать, а коридорчик с окнами во двор. Прощайте, господа жандармы. Ахимас Вельде переходит к последнему, третьему пункту своей программы. * * * На присутственный этаж генерал-губернаторского дома вошел бравый жандармский капитан, строго спросил у служителя, где кабинет надворного советника Хуртинского, и зашагал в указанном направлении, помахивая тяжелым портфелем. Хуртинский встретил "срочного курьера из Петербурга" фальшиво-любезной улыбкой. Ахимас тоже улыбнулся, но безо всякой фальши, искренне -- давно ждал этой встречи. -- Здравствуй, мерзавец, -- сказал он, глядя в тусклые серые глаза господина Немо, лукавого раба monsieur NN. -- Я -- Клонов. Это -- портфель Соболева. А это -- твоя смерть. -- И щелкнул навахой. Лицо надворного советника сделалось белым-белым, а глаза черными-черными, потому что расширившиеся зрачки начисто съели радужную оболочку. -- Я все объясню, -- беззвучно прошелестел начальник секретной канцелярии. -- Только не убивайте! -- Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже лежал с перерезанной глоткой. А мне нужно от тебя другое, -- повысил голос Ахимас, изображая ледяную ярость. -- Все что угодно! Только ради бога тише! Хуртинский высунулся в приемную и велел, секретарю никого не впускать. -- Послушайте, я все объясню... -- зашептал он, вернувшись. -- Великому князю объяснишь, Иуда, -- перебил Ахимас. -- Садись, пиши. Пиши! -- Он замахнулся ножом, и Хуртинский в ужасе попятился. -- Хорошо-хорошо. Но что писать? -- Правду. Ахимас встал за спиной у дрожащего чиновника. Надворный советник пугливо оглянулся, но глаза вновь стали из черных серенькими. Должно быть, хитроумный господин Немо уже раскидывал мозгами, как будет выкручиваться. -- Пиши: _"Я, Петр Хуртинский, повинен в том, что из алчности совершил преступление против долга и предал того, кому должен был верно служить и всемерно помогать в его многотрудном деле. Бог мне судья. Довожу до сведения Вашего императорского высочества, что..."_ Когда Хуртинский дописал слово "судья", Ахимас ударом ладони переломил ему шейные позвонки. Подвесил труп на шнурке от фрамуги. С удовлетворением посмотрел в удивленное лицо трупа. Неблагодарное занятие -- валять дурака с Ахимасом Вельде. Все, дела в Москве были закончены. * * * С почтамта, все еще не сняв жандармского мундира, Ахимас отправил телеграмму monsieur NN по резервному адресу. Из газет было известно, что Кирилл Александрович еще вчера отбыл в Петербург. Депеша была такого содержания: _"Расчет получен. Г-н Немо оказался недобросовестным партнером. Возникли осложнения с г-ном Фандориным из московского филиала компании. Требуется Ваше содействие. Клонов"._ Поколебавшись, указал адрес в "Троице". Определенный риск в этом, конечно, был, но, пожалуй, в пределах допустимого. Теперь, когда известно, кто таков NN, вероятность двойной игры представлялась незначительной. Слишком важная персона, чтобы суетиться. А вот помощь великого князя, действительно, нужна. Операция закончена, но не хватало еще потянуть за собой в Европу хвост полицейского расследования. Зачем это нужно будущему графу Санта-Кроче? Господин Фандорин чересчур сообразителен и быстр. Пусть его попридержат. Потом заехал на Брянский вокзал, купил билет на парижский поезд. Завтра, в восемь утра, Ахимас Вельде покинет город, где выполнил свой последний заказ. Блестящая профессиональная карьера завершилась с подобающим размахом. Вдруг захотелось сделать себе подарок. У вольного человека, тем более уже удалившегося от дел, могут быть свои слабости. Написал письмо: _"Завтра в шесть утра будь в "Троицком подворье", что в Хохловском переулке. Мой номер седьмой, вход со двора. Постучи два раза, потом три, потом еще два. Уезжаю, хочу проститься. Николай". Отправил с вокзала городской почтой, обозначив на конверте: _"Г-же Толле в собственные руки. Нумера "Англия", угол Петровки и Столешникова"._ Ничего, можно. Все убрано чисто. Самому, конечно, соваться не стоит -- за Вандой могут негласно следить. Но скоро слежка будет снята и дело прекращено, об этом позаботится monsieur NN. Сделать Ванде прощальный подарок -- дать ей эти несчастные пятьдесят тысяч, чтобы почувствовала себя свободной и жила так, как ей нравится. И, может быть, договориться о новой встрече? В другой, вольной жизни. Голос, с некоторых пор поселившийся у Ахимаса в левой половине груди и до поры до времени заглушаемый деловыми соображениями, теперь совершенно распоясался. "А зачем расставаться? -- шепнул он. -- Граф Санта-Кроче это совсем не то, что Ахимас Вельде. Его сиятельству необязательно быть одному". Голосу было велено заткнуться, но Ахимас все же вернулся в кассу, вернул билет и взял вместо него двухместное купе. Лишние сто двадцать рублей -- пустяк, а путешествовать без соседей будет приятнее. "Ха-ха", -- откомментировал голос. Завтра решу, при встрече, приговорил Ахимас. Она или получит пятьдесят тысяч, или уедет со мной. Вдруг вспомнилось: это уже было. Двадцать лет назад, с Евгенией. Только тогда, еще ничего не решив, он не захватил для нее коня. А теперь конь приготовлен. Весь остаток дня Ахимас думал только об этом. Вечером лежал у себя в комнате и не мог уснуть, чего раньше никогда не случалось. Наконец, мысли начали путаться, вытесняемые бессвязными, мимолетными образами. Возникла Ванда, ее лицо чуть колыхнулось и, неуловимо изменившись, превратилось в лицо Евгении. Странно, а он думал, что ее черты давно стерлись из памяти. Ванда-Евгения нежно посмотрела на него и сказала: "Какие у тебя, Лия, глаза прозрачные. Как вода". От негромкого стука в дверь Ахимас, еще толком не проснувшись, рывком сел но кровати и выдернул из-под подушки револьвер. За окном серел рассвет. Снова постучали -- подряд, без интервалов. Неслышно ступая, он спустился по лесенке. -- Господин Клонов! -- раздался голос. -- Вам срочная депеша! От monsieur NN! Ахимас открыл, держа руку с револьвером за спиной. Увидел высокого человека в плаще. Лица под длинным козырьком кепи было не видно, только по-военному подкрученные усы. Отдав пакет, посланец безмолвно удалился, скрылся в мутных предутренних сумерках. _"Господин Вельде, расследование прекращено, однако возникло маленькое осложнение. Коллежский асессор Фандорин, действуя самопроизвольно, узнал ваше местонахождение к намерен вас арестовать. Об этом нам сообщил московский обер-полицеймейстер, запросив нашей санкции. Мы приказали не предпринимать никаких действий, однако коллежского асессора об этом не извещать. Фандорин явится к вам в шесть утра. Он придет один, не зная, что полицейской поддержки не будет. Этот человек своими действиями ставит под угрозу результат всей акции. Поступите с ним по своему усмотрению. Благодарю за хорошо выполненную работу. NN"_ У Ахимаса возникла два чувство: одно приятное, второе скверное. С приятным все было понятно. Убить Фандорина -- это красивый штрих в завершение послужного списка. И для дело необходимо, и давний счет закроет. Аккуратно получится, чисто. Но вот со вторым чувством выходило сложнее. Откуда Фандорин узнал адрес? Ведь не от NN же. И потом, шесть часов -- это время, назначенное Ванде. Неужто выдала? Это все меняло. Он посмотрел на часы. Половина пятого. Времени для подготовки более чем достаточно. Риска, конечно, никакого, все преимущества у Ахимаса, но господин Фандорин -- человек серьезный, небрежность недопустима. Опять же возникла дополнительная сложность. Убить того, кто не ожидает нападения, легко, однако нужно, чтобы Фандорин сначала ответил, откуда ему известен адрес. Только бы не от Ванды. Ничего важнее этого для Ахимаса сейчас не было. * * * С половины шестого он занял пост у окна, за шторой. В три минуты седьмого в залитый мягким утренним светом двор вошел человек в щегольском кремовом пиджаке и модных узких брюках. Теперь Ахимас имел возможность рассмотреть лицо старого знакомца во всех подробностях. Лицо ему понравилось -- энергичное, умное. Достойный оппонент. Только с союзниками ему не повезло. Фандорин остановился у двери, вдохнул полную грудь воздуха. Зачем-то раздул щеки, выдохнул мелкими толчками. Гимнастика, что ли, такая? Поднял руку и негромко постучал. Два раза, три, потом еще два. Часть третья. Белое и черное Свейские ворота или Глава предпоследняя, в которой Фандорин превращается в ничто Эраст Петрович прислушался -- тихо. Постучал снова. Ничего. Осторожно толкнул дверь, и она внезапно подалась, недобро скрипнув. Неужели капкан пуст? Выставив вперед руку с револьвером, быстро взбежал по лесенке в три ступени и оказался в квадратной комнате с невысоким потолком. После яркого солнечного света комната показалась совсем темной. Справа темно-серый прямоугольник зашторенного окна, дальше, у стены -- железная кровать, шкаф, стул. Что это там, на кровати? Силуэт, накрытый одеялом. Кто-то лежит. Глаза коллежского асессора уже привыкли к тусклому свету, и он разглядел руку, вернее рукав, безжизненно свесившийся из-под одеяла. Кисть в перчатке была вывернута ладонью вверх. На полу лежал револьвер "кольт", рядом растеклась темная лужица. Вот это сюрприз. С тоскливо защемившим от разочарования сердцем Фандорин сунул в карман ненужный "герсталь", пересек комнату и отдернул одеяло. * * * Ахимас неподвижно стоял у окна за плотной занавеской. Когда сыщик постучал в дверь условным стуком, на душе сделалось мерзко. Значит, все-таки Ванда... В комнате все было подготовлено для того, чтобы Фандорин не шарил взглядом по комнате, а сразу сфокусировал зрение в ложном направлении, повернулся спиной и убрал оружие. Все три цели были благополучно достигнуты. -- Ну вот, -- вполголоса сказал Ахимас. -- А теперь руки на затылок. И не вздумайте поворачиваться, господин Фандорин. Убью. * * * Досада -- вот первое чувство, охватившее Эраста Петровича, когда он увидел под одеялом примитивную куклу из одежды и услышал сзади спокойный, уверенный голос. Как глупо попался! Но досаду тут же вытеснило недоумение. Почему Клонов-Певцов был готов? Караулил у окна, увидел, что вместо Ванды пришел кто-то другой? Но назвал-то по имени! Получается, знал и ждал. Откуда знал? Неужто Ванда все-таки успела известить? Но тогда почему ждал, почему не скрылся? Выходило, что объект знал о предстоящем визите "господина Фандорина", но не о полицейской операции. Чудно. Впрочем, строить гипотезы было не ко времени. Что делать? Метнуться в сторону? Попасть в человека, прошедшего курс обучения у "крадущихся", гораздо сложнее, чем себе воображает фальшивый жандармский капитан. Но в любом случае на выстрелы нагрянет полиция, откроет пальбу, и тогда объект взять живьем не удастся. Фандорин положил руки на затылок. Спокойно, в тон оппоненту, спросил. -- И что дальше? * * * -- Снять пиджак, -- приказал Ахимас. -- Бросить на середину комнаты. Пиджак брякнул весьма ощутимо -- видно, кроме "герсталя" в карманах было припасено что-то еще. Сзади на поясе у сыщика была кобура с маленьким пистолетиком. -- Отстегнуть "дерринджер". Под кровать его, подальше. Теперь нагнуться -- медленно. Задрать левую штанину. Выше. Правую. Так и есть -- у левой лодыжки рукояткой вниз закреплен стилет. Хорошо экипировался господин Фандорин. Приятно иметь дело с предусмотрительным человеком. -- Теперь можете повернуться. Повернулся сыщик правильно: безо всякой спешки, чтобы попусту не нервировать противника. Зачем это у него на подтяжках четыре металлических звезды? Верно, опять какие-нибудь восточные хитрости. -- Отстегнуть подтяжки. Под кровать. Смазливая физиономия сыщика исказилась от ярости. Длинные ресницы дрогнули -- Фандорин щурился, пытаясь разглядеть лицо своего визави, стоявшего спиной к свету. Что ж, теперь можно и показаться, проверить, хорошая ли у молодого человека зрительная память. Оказалось, что хорошая: Ахимас сделал два шага вперед и с удовлетворением заметил, как щеки красавчика сначала покрылись багровыми пятнами, а потом сразу побелели. Так-то, юноша. Судьба -- дама с причудами. * * * Это не человек, а какой-то дьявол! Даже в сяринкенах распознал оружие. Эраст Петрович клокотал от бешенства, лишившись всего своего арсенала. Или, точнее, почти всего. Из всех многочисленных предметов обороны (надо же, а казалось, что переусердствовал со сборами) осталась только стрелка в рукаве рубашки. Стрелка была тонкая, стальная, закреплена на пружине. Достаточно резко согнуть локоть, и пружина распрямится. Но убить стрелкой трудно -- разве что если точно в глаз угодить. Да и какое может быть резкое движение, если тебя держат под дулом шестизарядного "баярда"? Тут темный силуэт придвинулся, и Фандорин наконец разглядел черты противника. Эти глаза! Эти белые глаза! То самое лицо, которое столько лет снилось Эрасту Петровичу по ночам. Не может быть! Опять кошмар! Поскорее проснуться. * * * Надо было воспользоваться психологическим преимуществом, пока объект не пришел в себя. -- Кто сообщил адрес, время и условный сигнал? Сыщик молчал. Ахимас опустил дуло ниже, целя в коленную чашечку, но Фандорин, кажется, не испугался. Наоборот, бледности вроде бы поубавилось. -- Ванда? -- не выдержал Ахимас, и в голосе прорвалась предательская хрипотца. Нет, этот не ответит, подумал он. Умрет, но не скажет ни слова. Такой уж типаж. И тут сыщик вдруг разомкнул уста: -- Отвечу. В обмен на мой вопрос. Как был убит Соболев? Ахимас покачал головой. Его не уставала удивлять человеческая экстравагантность. Впрочем, профессиональное любопытство на пороге смерти заслуживает уважения. -- Идет, -- кивнул он. -- Но ответ должен быть честным. Слово? -- Слово. -- Экстракт амазонского папоротника. Паралич сердечной мышцы при учащенном сердцебиении. Никаких следов. "Шато-икем". Дополнительных пояснений не понадобилось. -- Ах, вот оно что... -- пробормотал Фандорин. -- Так это Ванда? -- сквозь стиснутые зубы спросил Ахимас. -- Нет. Она вас не выдала. Ахимас чуть не задохнулся от неимоверного облегчения -- на миг даже закрыл глаза. * * * Когда лицо человека из прошлого напряглось в ожидании ответа, Эраст Петрович понял, почему он до сих пор еще жив. Но едва прозвучит ответ на вопрос, имеющий для белоглазого такое значение, как немедленно грянет выстрел. Тут не упустить бы миг, когда палец чуть шевельнется на спусковом крючке, начав движение. Имея дело с безоружным, вооруженный неминуемо приглушает свои инстинкты, ощущая себя в безопасности, чересчур полагается на бездушный металл. Реакции такого человека замедленны -- это азбука искусства "крадущихся". Правильно угадать момент -- главное. Первый рывок вперед и влево, пуля пройдет правее. Потом броситься под ноги -- вторая пуля пройдет над головой. И тогда подсечку. Рискованно. Восемь шагов -- многовато. А если объект догадается чуть отступить назад, то вообще пиши пропало. Но выбора не было. И тут белоглазый впервые совершил оплошность -- на секунду прикрыл глаза. Этого было достаточно. Эраст Петрович не стал рисковать, бросаясь под пули, а вместо этого прямо с места пружинисто прыгнул в окно. Локтями вышиб раму, вылетел в вихре стеклянных осколков, перевернулся в воздухе и благополучно приземлился на корточки. Даже не порезался. В ушах звенело -- видимо, белоглазый все же успел выстрелить. Но, разумеется, не попал. Фандорин побежал вдоль стены. Рванул из брючного кармана свисток и подал условный сигнал для начала операции. * * * Никогда еще Ахимас не видел, чтобы человек двигался с такой быстротой. Только что стоял на месте, и вот лаковые штиблеты с белыми гамашами уже исчезли за окном. Он выстрелил, но на долю секунды позже, чем следовало. Не задумываясь, перескочил через засыпанный стеклом подоконник. Упал на четвереньки. Сыщик бежал и отчаянно дул в свисток. Ахимасу даже стало его немного жаль -- бедняга рассчитывал на подмогу. Легкий, как мальчишка, Фандорин уже сворачивал за угол. Ахимас выстрелил с бедра -- от стены брызнула штукатурка. Нехорошо. Но внешний двор побольше внутреннего. До ворот объекту не добежать. * * * Вон они, ворота -- с деревянным навесом, с резными столбами. Исконно русские, допетровской конструкции, а зовутся почему-то "свейскими". Видно, в незапамятные времена научились москвитяне этой плотницкой премудрости у какого-нибудь шведского купца. Посреди двора застыл с метлой в руках дворник, разинув щербатый рот. Тот, что изображал пьяного, так и сидел на скамейке, пялился на бегущего коллежского асессора. К стенке испуганно жалась давешняя бабенка в ковровом платке и балахоне. Эраст Петрович вдруг понял -- это не агенты! Просто дворник, просто забулдыга, просто побирушка. Сзади звук бегущих шагов. Фандорин сделал зигзаг в сторону -- и вовремя: плечо обожгло горячим. Ерунда, по касательной. За воротами виднелась золотая от солнца улица. Вроде бы близко, а не успеть. Эраст Петрович остановился, развернулся. Какой смысл пулю в спину получать? Остановился и белоглазый. Было три выстрела, значит, в "баярде" еще три пули. Более чем достаточно, чтобы прекратить земной путь господина Фандорина, двадцати шести лет от роду, родственников не имеющего. Расстояние -- пятнадцать шагов. Слишком много, чтобы пытаться что-то предпринять. Где Караченцев? Где его люди? Думать об этом было некогда. Под манжетом была стрела, вряд ли действенная на таком отдалении. Тем не менее Эраст Петрович поднял руку, готовясь резко согнуть ее в локте. Белоглазый тоже неспешно нацелил ему в грудь. У коллежского асессора возникла мимолетная ассоциация: сцена дуэли из оперы "Евгений Онегин". Сейчас белоглазый запоет: "Паду ли я, стрелой пронзенный". * * * Две пули в грудь. Потом подойти и третью в голову. На выстрелы никто не прибежит. В этих местах городового днем с огнем не сыщешь. Можно не торопиться. Тут, угловым зрением, Ахимас уловил какое-то быстрое движение. Стремительная приземистая тень метнулась от стены. Резко развернувшись, он увидел перекошенное в свирепой гримасе узкоглазое лицо под нелепым ковровым платком, увидел разинутый в клекочущем крике рот. Японец! Палец нажал гашетку. * * * Бабенка, что робко жалась к стене, вдруг издала боевой клич иокогамских якудза и кинулась на белоглазого по всем правилам дзюдзюцу. Тот проворно обернулся и выстрелил, но бабенка нырнула под пулю и исключительно грамотным ударом _мавасигири_ из четвертой позиции сбила стрелявшего с ног. Нелепый ковровый платок съехал на плечи, показалась черноволосая голова, обмотанная белым полотенцем. Маса! Но откуда? Выследил, проходимец! То-то так легко согласился отпустить хозяина одного! И не платок это вовсе, половичок из "Дюссо". А балахон -- чехол от кресла! Но проявлять запоздалую наблюдательность было некогда. Эраст Петрович ринулся вперед, выставив руку со стрелой, но стрелять поостерегся -- не угодить бы в Масу. Японец ударил белоглазого ребром ладони по запястью -- "баярд" отлетел в сторону, ударился о камень и грохнул прямо в синее небо. В следующую секунду железный кулак со всей силы ударил японца в висок, и Маса обмяк, ткнулся носом в землю. Белоглазый мельком глянул на надвигающегося Фандорина, на валяющийся поодаль револьвер, гуттаперчево вскочил на ноги и кинулся обратно, к внутреннему двору. * * * До "баярда" было не достать. Противник ловок, владеет навыками рукопашного боя. Пока будешь с ним возиться, очнется японец, а с двумя такими мастерами в одиночку не справиться. Назад, в комнату. Там на полу, возле кровати, заряженный "кольт". * * * Чуть замедлив бег, Фандорин подхватил с земли револьвер. На это ушло каких-нибудь полсекунды, но белоглазый успел свернуть за угол. Снова, как давеча, возникла неуместная мысль: будто дети в салочки -- то дружно бежим в одну сторону, то так же дружно обратно. Было пять выстрелов, в барабане всего один патрон. Промахнуться нельзя. Эраст Петрович обогнул угол и увидел, что белоглазый уже схватился рукой за дверь седьмого номера. Не целясь, коллежский асессор пустил стрелу. Бесполезно -- объект скрылся в проеме. * * * За дверью Ахимас вдруг споткнулся, подломилась нога и больше/не желала слушаться. Он недоуменно глянул -- сбоку из щиколотки торчал металлический штырь. Что за наваждение! Превозмогая острую боль, кое-как преодолел ступеньки, на четвереньках пополз по полу -- туда, где чернел "кольт". В то мгновение, когда пальцы сомкнулись на рифленой рукоятке, сзади ударил гром. * * * Есть! Темная фигура вытянулась во весь рост. Из разжавшихся пальцев выскользнул черный револьвер. Эраст Петрович в два прыжка пересек комнату и подхватил с пола оружие. Взвел курок, на всякий случай попятился. Белоглазый лежал ничком. Посреди спины набухало мокрое пятно. Сзади раздался топот, но коллежский асессор не обернулся -- узнал короткие шажки Масы. Сказал по-японски: -- Переверни его. Только осторожней, он очень опасен. * * * За сорок лет жизни Ахимас не разу не был ранен, очень этим гордился, но втайне страшился, что рано или поздно везение кончится. Смерти не боялся, а ранения -- боли, беспомощности -- да, страшился. Вдруг мука окажется невыносимой? Вдруг он утратит контроль над телом и духом, как это много раз на его глазах происходило с другими? Больно не было. Совсем. А вот тело слушаться перестало. Перебит позвоночник, подумал он. Граф Санта-Кроче на свой остров не попадет. Мысль была будничная, без сожаления. Потом что-то произошло. Только что перед глазами были пыльные доски пола. Теперь вдруг оказался серый, затянутый по углам паутиной потолок. Ахимас переместил взгляд. Над ним стоял Фандорин с револьвером в руке. Какой нелепый у человека вид, если смотреть снизу. Именно такими нас видят собаки, червяки, букашки. -- Вы меня слышите? -- спросил сыщик. -- Да, -- ответил Ахимас и сам удивился, какой ровный и звучный у него голос. Кровь лилась не переставая -- это он чувствовал. Если ее не остановить, скоро все кончится. Это хорошо. Надо сделать так, чтобы кровь не останавливали. Для этого нужно было говорить. * * * Лежащий смотрел пристально, будто пытался разглядеть в лице Эраста Петровича что-то очень важное. Потом заговорил. Скупыми, ясными предложениями. -- Предлагаю сделку. Я спасаю вам жизнь. Вы выполняете мою просьбу. -- Какую просьбу? -- удивился Фандорин, уверенный, что у белоглазого бред. -- И как вы можете спасти мне жизнь? -- О просьбе после. Вы обречены. Спасти могу только я. Вас убьют ваши же начальники. Они вас вычеркнули. Из жизни. Я не смог вас убить. Другие сделают это. -- Чушь! -- воскликнул Эраст Петрович, но под ложечкой противно засосало. Куда подавалась полиция? Где Караченцев? -- Давайте так. -- Раненый облизнул серые губы. -- Я говорю, что вам делать. Если вы мне верите, то выполняете просьбу. Если нет -- нет. Слово? Фандорин кивнул, заворожено глядя на человека, явившегося из прошлого. -- Просьба такая. Под кроватью портфель. Тот самый. Его никто искать не будет. Он всем только мешает. Портфель ваш. Там же конверт. В нем пятьдесят тысяч. Конверт отошлите Ванде. Сделаете? -- Нет! -- возмутился коллежский асессор. -- Все деньги будут переданы властям. Я не вор! Я чиновник и дворянин. * * * Ахимас прислушался к тому, что происходило с его телом. Кажется, времени остается меньше, чем он думал. Говорить становилось все труднее. Успеть бы. -- Вы никто и ничто. Вы труп. -- Силуэт сыщика начинал расплываться, и Ахимас заговорил быстрее. -- Соболев приговорен тайным судом. Императорским. Теперь вы знаете всю правду. За это вас убьют. Государственная необходимость. В портфеле несколько паспортов. Билеты на парижский поезд. Отходит в восемь. Успеете. Иначе смерть. В глазах потемнело. Ахимас сделал усилие и отогнал пелену. Соображай быстрей, поторопил он. Ты умный, а у меня уже нет времени. * * * Белоглазый говорил правду. Когда Эрасту Петровичу это стало окончательно ясно, он покачнулся. Если так, он -- конченый человек. Лишился всего -- службы, чести, жизненного смысла. Негодяй Караченцев предал его, послал на верную смерть. Нет, не Караченцев -- государство, держава, отчизна. Если остался жив, то лишь благодаря чуду. Точнее Масе. Фандорин оглянулся на слугу. Тот таращил глаза, приложив руку к ушибленному виску. Бедняжка. Никакая голова, даже самая чугунная, такого обращения не выдержит. Ах, Маса, Маса, что же нам с тобой делать? Связал ты свою жизнь не с тем, с кем нужно. -- Просьбу. Обещайте, -- едва слышно прошептал умирающий. -- Выполню, -- нехотя буркнул Эраст Петрович. Белоглазый улыбнулся и закрыл глаза. * * * Ахимас улыбнулся и закрыл глаза. Все хорошо. Хорошая жизнь, хороший конец. Умирай, приказал он себе. И умер. Глава последняя, в которой все устраивается наилучшим образом Вокзальный колокол ударил во второй раз, и локомотив "эриксон" нетерпеливо засопел дымом, готовый сорваться с места и побежать по сияющим рельсам вдогонку за солнцем. Трансевропейский экспресс "Москва--Варшава--Берлин--Париж" готовился к отправлению. В спальном купе первого класса (бронза-бархат-красное дерево) сидел мрачный молодой человек в испачканном, порванном на локтях кремовом пиджаке, невидящим взглядом смотрел в окно, жевал сигару и тоже попыхивал дымом, но, в отличие от паровоза, безо всякого энтузиазма. Двадцать шесть лет, а жизнь кончена, думал отъезжающий. Всего четыре дня назад вернулся, полный надежд и сил. И вот вынужден покидать родной город -- безвозвратно, навсегда. Опороченный, преследуемый, бросивший службу, изменивший долгу и отечеству. Нет, не изменивший, это отечество предало своего верного слугу! Хороши государственные интересы, если честного работника сначала превращают в бессмысленный винтик, а потом и вовсе собираются уничтожить. Читайте Конфуция, господа блюстители престола. Там сказано: благородный муж не может быть ничьим орудием. Что теперь? Ославят, выставят вором, объявят розыск на всю Европу. Впрочем, вором не выставят -- про портфель предпочтут не поминать. И в розыск тоже не объявят, им огласка ни к чему. Будут охотиться, рано или поздно найдут и убьют. Трудно ли найти путешественника, которого сопровождает слуга-японец? А куда Масу денешь? Один он в Европе пропадет. Где он, кстати? Эраст Петрович вынул брегет. До отправления оставалось две минуты. На вокзал приехали вовремя, коллежский асессор (собственно, уже бывший) даже успел отправить в "Англию" некий пакет на имя госпожи Толле, но без четверти восемь, когда уже сидели в купе, Маса взбунтовался: заявил, что голоден, что есть в вагоне-ресторане куриные яйца, мерзкое коровье масло и сырое, пропахшее дымом свиное мясо решительно отказывается, и отправился на поиски горячих бубликов. Колокол ударил в третий раз, паровоз бодро, полнокровно загудел. Не заплутал бы, пузырь косолапый. Фандорин обеспокоено высунулся в окно. Вон он, катится по платформе с бумажным кульком изрядного размера. Голова замотана белым с двух сторон: шишка на затылке еще не прошла, а теперь и на виске кровоподтек. Но кто это с ним? Эраст Петрович прикрыл ладонью глаза от солнца. Высокий, худой, с пышными седыми бакенбардами, в ливрее. Фрол Григорьевич Ведищев, личный камердинер князя Долгорукого! Он-то что здесь делает? Ах, как некстати! Ведищев заметил, замахал рукой: -- Господин Фандорин, ваше высокоблагородие! Я за вами! Эраст Петрович отпрянул от окна, но тут же устыдился. Глупо. И бессмысленно. Да и разобраться надо, что за чудеса такие. Вышел на перрон, держа портфель подмышкой. -- Уф, еле поспел... Ведищев отдувался, вытирая пестрым платком распаренную лысину. -- Едемте, сударь, их сиятельство ждут. -- Но как вы м-меня нашли? Молодой человек оглянулся на вагон, медленно тронувшийся с места. Что ж, пусть себе. Какой смысл бежать по железной дороге, если маршрут известен властям? Дадут телеграмму и арестуют на первой же станции. Придется выбираться из Москвы как-то иначе. -- Не могу я к его сиятельству, Фрол Григорьевич. Мои обстоятельства таковы, что я вынужден покинуть службу... Я... Я должен срочно уехать. А князю я все объясню в п-письме. Да-да! Написать обо всем Долгорукому. Пусть хоть кто-то узнает подоплеку этой страшной и неприглядной истории. -- Чего зря бумагу переводить? -- добродушно пожал плечами Ведищев. -- Обстоятельства ваши его сиятельству преотлично известны. Поедемте, самолично все и обскажете. И про убивца этого, чтоб ему в геенне сгореть, и про то, как вас полицмейстер-иуда обманул. Эраст Петрович задохнулся: -- Но... но каким образом?! Откуда вам все известно? -- Имеем свои возможности, -- туманно ответил камердинер. -- Про сегодняшнее ваше дело узнали заблаговременно. Я и человечка своего послал -- посмотреть, чего будет. Не заприметили там? Такой в картузе, пьяным прикидывался. Он вообще-то трезвейшего поведения, в рот не берет, даже на пасху не разговляется. За то и держу: Он и сообщил, что вы велели извозчику на Брянский ехать. Ох, насилу я за вами поспел. А отыскал просто промыслом Божьим. Хорошо, вашего косоглазого в буфете усмотрел, а то бегай тут по всем вагонам. Мне, поди, не двадцать лет, как вам, сударь. -- Но известно ли его сиятельству... что здесь дело особенной тонкости? -- Нет тут никакой тонкости, и дело самое простое, полицейское, -- отрезал Ведищев. -- Вы договорились с полицмейстером подозрительного человека заарестовать, мошенника, который себя за рязанского купца выдавал. Говорят, почтеннейший человек -- настоящий Клонов-то, семи пудов весу. Караченцев, дурья башка, время перепутал и пришлось вам самому жизнью своей рисковать. Жалко, не вышло злодея живьем взять. Теперь не узнаем, какой у него умысел был. Ну, хорошо хоть вы, батюшка, живой да здоровый. Его сиятельство уж все как есть в Питер отписал, самому государю. А дальше ясно: полицмейстера за дурость в шею погонят, назначат нового, ну а вашему высокоблагородию награждение выйдет. И очень просто. -- Очень п-просто? -- переспросил Эраст Петрович, пытливо глядя в выцветшие глазки старика. -- Куда проще. Или еще чего было? -- ...Нет, больше ничего не было, -- немного подумав, ответил Фандорин. -- Ну вот видите. Ишь, какой портфельчик-то у вас. Хорошая вещь. Поди, иностранной работы? -- Портфель не мой, -- встрепенулся коллежский асессор (никакой не бывший, а самый что ни есть действительный). -- Собираюсь в городскую Думу переслать. Крупное пожертвование от анонимного дарителя, на завершение устройства Храма. -- И сильно крупное? -- внимательно взглянул на молодого человека камердинер. -- Почти миллион рублей. Ведищев одобрительно кивнул. -- То-то Владимиру Андреичу радость. Покончим наконец с Храмом, будь он неладен. Хватит из городской казны деньги тянуть. -- Он истово закрестился. -- Ох, не перевелись на Руси благодетели, дай им Бог здоровьичка, а когда помрут -- мирного успокоения. Недокрестившись, Фрол Григорьевич вдруг спохватился, замахал руками: -- Едем, Эраст Петрович, едем, батюшка. Его сиятельство сказали, что без вас завтракать не сядут. А у них режим -- в полдевятого надо кашку кушать. На площади губернаторская карета ждет, вмиг домчим. Об азиате вашем не беспокойтесь, я его к себе заберу, сами-то мы тоже еще не завтракамши. У меня вчерашних штец с потрошками целый чугунок -- больно хороши. А бублики эти выкинем -- нечего тестом-то напираться, одно пучение живота. Фандорин сочувственно посмотрел на Масу, который, раздувая ноздри, блаженно принюхивался к аромату из кулька. Беднягу ждало тяжкое испытание. Дополнения Литературный проект Б.Акунина "Приключения Эраста Фандорина" Все жанры классического криминального романа в одной серии Издано: "Азазель" (1876) -- конспирологический детектив "Турецкий гамбит" (1877) -- шпионский детектив "Левиафан" (1878) -- герметичный детектив "Смерть Ахиллеса" (1882) -- детектив о наемном убийце "Особые поручения" (1886,1889) -- повесть о мошенниках и повесть о маньяке "Статский советник" (1891) -- политический детектив А потом: Великосветский детектив, декадентский детектив, этнографический детектив, мистический детектив, недетективный детектив и прочая, и прочая... В изданиях Захарова с 1998 года Отзывы "КРУТО СВАРЕННЫЙ СЮЖЕТ ДЕТЕКТИВА, МИЛЫЙ ГЕРОЙ, ОЧАРОВАТЕЛЬНОЕ, УТЕШИТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ, ОТЛИЧНАЯ СТИЛИЗАЦИЯ ТЕКСТА И ПРЕКРАСНОЕ ЗНАНИЕ РЕАЛИЙ". Коммерсант-daily "ИНТЕЛЛИГЕНТНАЯ ПУБЛИКА ДАВНО УЖЕ ТОСКОВАЛА О КОМ-ТО ПОДОБНОМ. ОМЕРЗЕНИЕ, С КОИМ ОНА ОТВЕРГАЕТ ГРУБЫЕ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИСТОРИЙКИ,.. ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ВОЗНАГРАЖДЕНО ПОЯВЛЕНИЕМ ЛЕГКОГО, НО ИЗЯЩНОГО И ПОБУЖДАЮЩЕГО К РАЗМЫШЛЕНИЯМ ПИСАТЕЛЯ. ЕСЛИ БЫ БАКУНИНА НЕ БЫЛО, ЕГО СТОИЛО БЫ ВЫДУМАТЬ!" Афиша "КРЕПКОЕ ЖАНРОВОЕ НАЧАЛО ПРОДУКТИВНО СОЧЕТАЕТСЯ С АВТОРСКИМ. ЭТО РАВНО ДАЛЕКО И ОТ СКУЧНЫХ МИЛИЦЕЙСКИХ РОМАНОВ, И ОТ НОВОРУССКОГО УГАРА. МОГУЧИЙ ВТОРОЙ ПЛАН. КРАСИВО, УМНО, СТИЛЬНО". Культ личностей "ТАКИЕ РАЗНЫЕ РОМАНЫ. НО ОТО ВСЕХ ВКУСНО ПАХНЕТ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ. ВСЕ РАЗВИВАЮТСЯ ДИНАМИЧНО, ПО ЛУЧШИМ ЗАПАДНЫМ СТАНДАРТАМ. ВСЕ НА ОДНОМ ВЫСШЕМ УРОВНЕ ВЛАДЕНИЯ МАТЕРИАЛОМ, КАК ИСТОРИЧЕСКИМ, ТАК И ЛИТЕРАТУРНЫМ". Ex Libris "ЕДИНСТВЕННЫЙ ДЕТЕКТИВ, СОЧЕТАЮЩИЙ ОСТРОУМНУЮ ПАРАДОКСАЛЬНОСТЬ СЮЖЕТА С БЛЕСТЯЩЕЙ СТИЛИЗАТОРСКОЙ МАНЕРОЙ". Известия "ГЛЯНЦЕВЫЕ РОМАНЫ Б.АКУНИНА МОГУТ ПРИМИРИТЬ С КОММЕРЧЕСКИМ ПИСЬМОМ ЛЮБИТЕЛЕЙ ИЗЯЩЕСТВА И СЛОВЕСНОСТИ". Время МН "ГЛЯНЦЕВАЯ СЛОВЕСНОСТЬ ОЧЕНЬ ВЫСОКОГО УРОВНЯ, ЮВЕЛИРНЫЙ СЮЖЕТ, ТОНЧАЙШАЯ СТИЛИЗАЦИЯ, БОГАТЫЙ КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ, СИЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ". Неприкосновенный запас "ЧИТАТЕЛЬ, ВЗЯВШИЙ В РУКИ ТРУД АКУНИНА, ДОЛЖЕН ЗНАТЬ НАПЕРЕД, ЧТО НИКАКИХ ДЕЛ ОН НЕ ПЕРЕДЕЛАЕТ, НИКАКИХ ТЕЛЕПРОГРАММ НЕ УВИДИТ И КО СНУ НЕ ОТПРАВИТСЯ РОВНО НА ТОТ ВРЕМЕННОЙ ОТРЕЗОК, ЧТО ПОТРЕБУЕТСЯ ЕМУ ДЛЯ ПРОЧТЕНИЯ ДЕТЕКТИВА ДО ПОСЛЕДНЕЙ СТРОКИ. БУДТО ЧЕРТ КАКОЙ СВИЛ ГНЕЗДО СВОЕ НА НЕУТОМИМОМ ПЕРЕ ПИСАТЕЛЯ И ЗАСТАВЛЯЕТ ЕГО ВЫПИСЫВАТЬ НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО И НЕ ВИДАНО НИКОГДА БЫЛО В ПРИРОДЕ. НАПИСАНО И ВПРЯМЬ ТАК, ДА ЕЩЕ ТАКИМ ЧИСТЫМ, ФИЛИГРАННЫМ РУССКИМ ЯЗЫКОМ, ЧТО ИЗГОТОВИТЕЛИ И ГОНИТЕЛИ МАКУЛАТУРНЫХ ВОЛН, КАКОВЫЕ САМОЗВАННО ДЕРЗАЮТ ИМЕНОВАТЬСЯ ПИСАТЕЛЯМИ, ДОЛЖНЫ ЛИБО ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ ПУТЕМ ВЫСТРЕЛИВАНИЯ ИЗ ПИСТОЛЕТА "ЛЕПАЖ" В ВИСОК, ЛИБО ЗАРЫДАТЬ, ОЧИСТИТЬСЯ И НАЧАТЬ ДРУГУЮ ЖИЗНЬ. ТРУД Б.АКУНИНА -- ЖИВОЕ НАПОМИНАНИЕ О ТОМ, ЧТО НЕТ ВЫСОКИХ И НИЗКИХ ЖАНРОВ, А ЕСТЬ ХОРОШАЯ И ПЛОХАЯ ЛИТЕРАТУРА". Эхо Москвы