е, я, как в Бога уверовал, сразу решил в скиту поселиться? И в голове не держал. Со смеху бы помер, если б мне кто такое сказал. Я сначала как хотел? Чтоб зла поменьше делать, а хорошего побольше, только и всего. Чтоб всех людей любить, такого плана у меня не было, честное слово. Я ведь раньше по другому закону жил. Помню, мне старший брат сказал, семилетнему; "Если ты мужчина, не давай себя..." Нет, не могу это слово сказать - отшельник все-таки. Не давай себя познать, если по-библейскому. Сам всех это, познавай. Такой у меня раньше закон был, пока в Бога не поверил. А познать и полюбить - это две очень большие разницы. Оказывается, не нужно никого познавать. Любить нужно! И все, и больше ничего. - "All you need is love"? - кивнул Николас. - Во времена моего детства эта песня звучала из каждого радиоприемника. Я, помню, слушал и думал: как свежо, как просто и как верно. Всего-то и нужно, что относиться друг к другу с любовью, как люди этого не понимают? Потом, когда подрос, узнал, что ничего свежего тут нет. Люди всегда делились на тех, кто говорил: люби остальных, даже если они тебе ничего хорошего не сделали, и на тех, кто твердил: не. давай себя .... И это еще не самое печальное, потому что, когда так говорят, сразу видно, кто хороший, а кто плохой. А сколько в истории было случаев, когда любовь проповедовали злые? И учили всех любви, и заставляли любить насильно, и убивали тех, кто не хочет любить или любит неправильно? - Э, зачем про этих говорить? - досадливо махнул рукой Сысой. - Какая может быть любовь, если людей не жалеешь? Я вот через жалость пропал. Сначала, чувствую, всех знакомых жалко стало: несчастных, потому что несчастные; счастливых, потому что счастье их когда-нибудь кончится. Дальше - хуже. Бизнесменов, с кем дела вел, жалеть начал. Обвожу их вокруг пальца, делаю, как последних лохов, а прежнего кайфа нет. Жалко. Тогда-то я от менеджмента и отошел, траст создал. Не разориться испугался - жалко стало людей, которые на меня работают. Куда денутся, на что жить будут? И пошло-поехало. Бедных жалко, больных жалко, детей жалко, стариков жалко, жителей Черной Африки жалко... Да не от случая к случаю, а все время. Тогда и решил: уеду в тихое место, буду жалеть там человечество с утра до вечера, с перерывом только на время сна. Правда, теперь и ночью жалею - такие уж сны снятся. Потом, смотрю, человечества мне мало сделалось. Зверей сильно жалеть начал. Зачем, думаю, мы их режем, шкуры с них сдираем? Грех это. И перестал мясо кушать. А помните, как раньше шашлык, сациви любил? Рыб есть тоже не могу. Как представлю: вот плавают они такие безмолвные, пучеглазые, шевелят своими губами, а сверху их сетью, и на палубу, где им дышать нечем... Бр-р-р! Старец передернулся и вдруг с тревогой спросил: - Николай Александрович, я тут в интернете прочел, что растения тоже боль чувствуют, тоже могут любить или ненавидеть. К одному садовнику листочками тянутся, от другого норовят отодвинуться. Как думаете, правда или нет? - Не знаю. - Если правда, то все, конец мне, - печально сказал Сысой. - От голода умру. Как почувствую, что капусту с морковкой жалко, тут-то мне со святыми упокой. Эх, Николай Александрович, Добро - опасная штука, если к нему приохотить человека без тормозов, вроде меня. Вы - другое дело, вы во всем меру знаете. Эти слова, вовсе не показавшиеся Фандорину комплиментом, были произнесены уважительно и даже, кажется, с завистью. Впрочем, старец тут же просветлел, улыбнулся. - Ничего, Господь милостив, даст пропитание. Буду йогурты диетические кушать, синтетические белки. Пшеницу тоже чего жалеть - все равно бы осыпалась. Плоды, которые не с ветки сорваны, а сами упали, тоже сгодятся. Такие даже еще вкусней... Ну вот, поговорил с вами, и на душе легче стало. А теперь вы мне расскажите, зачем пришли. И Николас рассказал, за чем пришел - всю правду, без малейшей утайки. - ...Если кто-то и может мне помочь, то только вы. - Такими словами закончил он свою готическую новеллу. Сысой насупился, долго ничего не говорил. Потом шлепнул пухлой ладонью по столу, выругался по-грузински и вдруг превратился из святого отшельника в прежнего флибустьера. - Шени деда! Раньше бы я вашу проблему легко решил. Узнал бы, кто на вас наехал. Если серьезный человек - разрулил бы ситуацию. Если несерьезный, поручил бы своему департаменту безопасности. Помните, какие были орлы? Нет их больше. Уволил, с выходным пособием. Теперь на других работают. Один Гиви со мной остался. Его куда только не звали, большие деньги давали - отказался. Тут у меня ключником служит. А сам даже в Бога не верует. Во всяком случае, это он так думает. Я бы вам его одолжил, Гиви и один много что может. Но не пойдет он, не захочет меня оставлять... - Но ведь прочие ваши структуры целы! Бизнес продолжается! Значит, и связи остались! - Какие связи? - развел руками бывший олигарх. - Говорю же, траст всем управляет. У меня и денег никаких нет. Половина дохода на благотворительность идет, половина жене и дочке. Жена, конечно, у меня шалава, прости Господи за нехорошее слово [тут старец перекрестил рот], но она же не виновата, что такой на свет родилась. Вот и в Писании речено: "И сказал Господь Осии: иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда; ибо сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа". Не под силу мне вас от суетного мира защитить. Ушел я из него, Николай Александрович. Совсем, безвозвратно. - Значит, спасения нет? Николас побледнел. Неужели рухнула последняя надежда? Нежели долгое путешествие из Москвы было пустой тратой времени? - Спасение, раб Божий, всегда есть, - назидательно ответил Сысой, вновь превращаясь в святого старца. - Это я тебя в миру не могу от зла защитить, а здесь, на этом острове благости, запросто. Бери Алтын, бери детей, ставь избушку - я помогу. Будете жить да радоваться. Никто вас здесь не тронет. Ника на секунду зажмурился, представив себе лесную идиллию. Картина обрисовалась такая: вот он сам, в перепоясанной рубахе навыпуск, с топором в руке тешет бревно; вот Геля и Эраст, оба в лапоточках, несут корзинки с земляникой; а вот главный редактор газеты "Эросс", в платочке, с коромыслом через плечо. - Нет, не получится, - сказал он вслух. - Алтын здесь не сможет. - Это ничего, что она из магометан, - не так понял его старец. - Бог-то один, а все прочее - формальности. x x x Идя по шоссе обратно к железной дороге, Фандорин думал о предстоящем объяснении с женой. Очень вероятно, что она с беглым мужем вообще разговаривать не захочет. Нечего надеяться на то, что Валя успел заменить в почтовом ящике записку. Скорее всего, ассистент уже нянчит свой сломанный нос где-нибудь за тридевять земель, спешно эвакуированный Мамоной подальше от неприятностей. Стало быть, Алтын знает лишь, что муж ни с того ни с сего вдруг устал от семейной жизни и возжелал пожить в одиночестве. Помыслить страшно, в каком она сейчас пребывает негодовании. И ведь даже позвонить нельзя - наверняка прослушивают. Нужно будет исхитриться и найти способ подстеречь ее где-нибудь в безопасном месте. Сначала она, конечно, накричит. Может даже ударить - прецеденты были; Но потом, когда он, наконец, расскажет о случившемся несчастье, они вместе найдут какое-нибудь решение. Какое? К прежней жизни, теперь представлявшейся утраченным раем, возврата быть не могло. Значит, выход только один - бегство. Захочет ли Алтын с ним бежать, бросив дом, работу, родной город? Неизвестно. А если захочет, то куда бежать? За границу? Как это сказал храбрый капитан Волков? "За своего бандосы тебя точно порешат, я их повадки знаю. Хоть в Австралию умотай - все равно достанут". Вот и получалось, что здесь, в лесу, под опекой мудрого Сысоя, безопасней. Никаким бандитам в голову не придет. А что? Все главное, из чего состоит жизнь, тут есть. Алтын будет воспитывать детей, он станет ассистентом у Сысоя - в конце концов, оба они занимаются, в общем-то, одним и тем же делом: помогают людям, которым трудно. Кому из паломников нужно духовное наставление или молитва - будут идти к старцу. Кому довольно практического совета - к Николасу. И будет у них простая, ясная, добрая жизнь. Как у Поля и Виргинии. Сзади зашелестели шины, скрипнули тормоза. Низменные звуки цивилизации вернули Николаса к реальности. Рядом с пешеходом остановился большой автомобиль с темными стеклами. Испугаться Фандорин не успел, потому что одно из них опустилось - за рулем, слава Богу, была женщина. Молодая, стильная и очень, очень красивая, это было очевидно даже несмотря на то, что половину ее лица закрывали огромные сиреневые очки. - Извините, вы местный? - спросила Венера, поглаживая рукой пышный воротник из чернобурки. - Странно, но у Фандорина возникло ощущение, что он эту красавицу уже где-то видел. Быть может, на картине Крамского? Такой же холодный день, посверкивающий серебром мех, и прекрасная незнакомка с надменным, требовательным взглядом. Тряхнув головой, отогнал наваждение. Должно быть, очередная паломница. Видимо, и у нее тоже стряслось какое-то несчастье, от которых, увы, не спасают ни красота, ни богатство. - Мне бы разобраться, где я нахожусь. - Красавица беспомощно улыбнулась. - Я абсолютная топографическая идиотка. Даже не понимаю, в каком направлении еду. У меня тут есть карта, но я в ней запуталась. Не посмотрите? Николас тоже улыбнулся - извечной мужской улыбкой, означавшей примерно следующее: о, современные хозяйки жизни, как быстро теряете вы уверенность и апломб, столкнувшись с неженскими атрибутами - дорогой, картой, простором. Разве можно было отказать в столь невинной и отчасти даже лестной просьбе? Он открыл дверцу, сел на пружинистое кожаное кресло. - Ну г где ваша карта? И ощутил невольный укол разочарования сзади сидел еще кто-то (даже, кажется, двое). Рассматривать постеснялся, да и темновато было в салоне, за тонированными стеклами. Женщина нажала какую-то кнопочку. Полуобернулась к своим спутникам и снисходительно сказала, видимо, продолжая прерванный разговор: Учитесь, мальчики, работать интеллигентно. Без мордобоя, без пальбы. Странные слова все же заставили Николаса посмотреть на сидящих сзади. Один из них обиженно ответил пугающе знакомым голосом: - Ага, без пальбы. А кто мента завалил? Этот голос Ника слышал уже трижды: перед ночным клубом, потом на даче и еще в милицейских "жигулях", из темноты. Главный из бандитов! А рядом с ним сидел еще один недобрый знакомец, Утконос. Фандорин дернул ручку дверцы, та не подалась. Машина взяла с места - мягко, но так мощно, что уже через несколько секунд стрелка спидометра была на отметке 100, не задержалась там, поползла дальше и потом не спускалась ниже 160 даже на поворотах. - Как вы мне надоели, прекрасный сэр, - сказала сумасшедшая водительница, проскакивая в щель между двумя автофургонами и одновременно с этим зажигая узкую черную сигарку. - От самой Москвы за вами ехали, любопытно было выяснить, куда это вас понесло. А вы, оказывается, на богомолье отправились. Выдохнула струйку пахучего дыма, выскочила из потока на встречную полосу. Летящий прямо в лоб бензовоз отчаянно загудел, но столкновения каким-то чудом не произошло - Фандорин только охнул. - Пока тащилась за вашим поездом, мне собирали о вас инфо - и в Москве, и в Англии. Все не могла поверить, думала, недостаточно глубоко копаю. Оказалось, что вы пирожок ни с чем. Затор остался позади, теперь ничто не мешало слаломщице ехать так, как ей нравится. Если бы кто-нибудь рассказал Фандорину, что по неказистому шоссе областного значения можно гнать на двухстах километрах, он нипочем бы не поверил. Как завороженный, магистр смотрел на бешено разматывающуюся серую ленту дороги, а в голове стучало: сейчас один ухаб, и все... - Ну хорошо, теперь вы знаете, что я не представляю для вас опасности, - сказал он, сглотнув. - Зачем же тогда меня похищать? Убили бы, и дело с концом. Вы ведь все равно меня убьете, за вашего рыжего. - Что моего мальчика грохнули, это бы еще полдела. Хуже то, что я впустую потратила на вас столько времени. А один день Моей работы стоит дороже, чем... - Она запнулась, небрежно взмахнула рукой с сигарой. - Если из вас вынуть все внутренние органы и продать на пересадку престарелым нефтяным шейхам, столько не получится. Метафора была такая сильная, что Николас на секунду оторвал взгляд от шоссе. - Грохнуть вас - штука нехитрая, - раздраженно продолжила красавица. - Вытолкнуть в дверцу, чтоб размазало по асфальту, и дело с концом... Она сдернула очки, швырнула их под ветровое стекло, и Фандорин впервые разглядел се лицо. Он действительно видел эту женщину раньше, и "Незнакомка" Крамского здесь была ни при чем. Как он мог не узнать голос? Правда, тогда грохотал "музон", да и говорила она не зло и отрывисто, а протяжно, с придыханием ... Соблазнительница из "Холестерина", вот кто это был. Так что логика событий прояснилась. Сначала эта охотница за черепами попыталась заманить Николаса в ловушку при помощи женских чар. Когда не удалось - позвонила своим головорезам, поджидавшим на улице. И у пакгаузов станции Лепешкино, перед тем как погиб Волков, из подъехавшего джипа тоже вышла она, никаких сомнений. Тут в голову готовящемуся к смерти магистру пришла отличная идея: схватиться обеими руками за руль и вывернуть его на себя, чтобы бешено несущийся автомобиль швырнуло под откос. А там уж пускай Господь решает, всех ли ездоков забрать к Себе на разбирательство или явить чудо и кого-нибудь пока оставить. От этой сумасшедшей мысли страх немного отступил. - Пожалуй, нет, - задумчиво произнесла Венера. - Грохнуть вас означало бы списать потраченное время в непродуктивные расходы, а я к этому не привыкла. Она посмотрела на Николаса таким долгим, оценивающим взглядом, что он снова похолодел. Психопатка, а кто будет следить за дорогой, ведь сто девяносто! - Будете отрабатывать долг, а там посмотрим. - Даже не повернув головы, Венера чуть шевельнула рулем - пропустила между колес неширокую, но довольно глубокую выбоину. - За вами числится следующее. Во-первых, четыре дня моей работы. Во-вторых, вы застрелили одного из моих помощников. Ну, и в-третьих, из-за вас скушал пулю капитан из МУРа, а это лишние хлопоты. Общая сумма выходит серьезная. - Какая? - встрепенулся Фандорин, обнадеженный переходом на язык бухгалтерии. - Я небогат, но если мы договоримся о рассрочке... Жестокая богиня коротко, зло рассмеялась: - Из-за вас я осрамилась перед заказчиком. Пострадала моя репутация, а в профессии, которой я занимаюсь, репутация - самое главное. Этот ущерб деньгами не искупишь. Вы задолжали мне свою жизнь, Ника. В устах страшной женщины это домашнее обращение прозвучало так дико, что Фандорин вздрогнул. Она же вдруг заулыбалась, кивнула каким-то своим мыслям. Пробормотала: - Так-так-так... Умница девочка. Кажется, у вершительницы Николасовой судьбы прямо на ходу зарождался какой-то план. Фандорин нервно заерзал, оглянулся назад - оба пистолеро сидели неподвижно. Утконос бесстрастно смотрел в окно; второй же, которого Ника раньше так боялся, по сравнению с безжалостной Венерой показался ему не столь уж страшным. По крайней мере, в глазах бандита было что-то человеческое - пожалуй, даже сочувственное. И подумалось: представительницы прекрасного пола, конечно, в целом лучше мужчин - мягче, добрее, милосердней, но уж если женщина исчадие ада, то любого злодея за пояс заткнет. - Мират ищет гувернантку для своей Золушки, - сказало исчадие ада таким тоном, будто рассказывало о каких-то общих знакомых. - Что? - удивился Николас. Она продолжила, не обратив внимания на вопрос, и стало ясно, что это не приглашение к диалогу, а рассуждение вслух. - Билингвальный англичанин, да еще настоящий баронет. Инга будет в восторге. Ни у кого такого гувернера нет, все подруги от зависти полопаются. От кого бы наводку кинуть, чтоб не догадалась? От агентства, чего уж проще. Она ведь посылала туда заявку. Элементарно! Решено, Фандорин, вы станете гувернером. - Я? Гувернером? - пролепетал он, ожидавший чего угодно, быть может, даже приказа совершить убийство, но никак не такого мирного задания. - Но где? - В семье одного богатенького дяденьки. Будете учить его обожаемую дочурку английскому языку и изящным манерам. Вы ведь джентльмен? - засмеялась она. - А что еще я должен буду там делать? - спросил Николас, пытаясь уразуметь, в чем здесь подвох. Улыбка с ее лица не исчезла, но голос стал жестким: - Все, что скажу. Прикажу - ночью к Мирату в спальню залезешь и зубами ему глотку перегрызешь. Прикажу - станешь Ингину болонку трахать. Понял? Переход к прямой агрессии и грубости был таким внезапным, что Ника отшатнулся. - Послушайте, как вас... - Ну, допустим, Жанна, - ответила она и снова чему-то рассмеялась. - Послушайте, Жанна, я вам не зомби и не стану делать ничего, что противоречит моим принципам. Лучше сразу выкиньте меня из машины. - Не хотите моську трахать, - резюмировала она. - И горло незнакомому дяде тоже грызть не желаете. Такие у вас принципы. Отлично вас понимаю. Конечно, лучше быть выкинутым из машины. Но это не самое ужасное, что может произойти с человеком. Особенно, если он такой примерный семьянин... - И тем же ровным тоном приказала. - Макс, подержи-ка господина Фандорина, а то не дай бог начнет за руль хвататься. Мужчина, сидевший сзади (тот самый, в чьем взгляде Николасу привиделось сочувствие), легко и уверенно взял магистра в стальной зажим. - Я вас убивать не стану, - продолжила Жанна. - Живите себе на здоровье. Но долг отдавать все равно придется. Согласна взять в уплату любого из ваших очаровательных двойняшек. Вы кого больше любите - Эрастика или Ангелиночку? Я не зверь, мне кого-нибудь одного хватит. Можете сами выбрать. Николас забился, захрипел, мечтая только об одном - поскорее проснуться. Только теперь ему стало ясно, что все безумные события последних дней - кошмарный сон, и виноват во всем сумасшедший посетитель, назвавшийся судьей. Это он завел речь про заложников и про чудовищный выбор между собственными детьми. И вот нате вам, приснилось. Но это, конечно, был самообман, защитная реакция ошалевшей психики. В следующую секунду Ника о пробуждении уже не думал - с ним случилось нечто странное, совершенно необъяснимое. Он вдруг увидел происходящее извне, со стороны. Шоссе; мчащуюся по нему машину; в машине человек, которого держат за горло. Наблюдать за этой сценой было мучительно. Но потом он увидел ту же машину сверху - сначала в натуральную величину, потом, по мере того как точка обзора перемещалась все выше и выше, автомобиль превратился в жука, в букашку, в крошечную точку. Мир не был единым - их оказалось два: большой и маленький. В маленьком происходило несчастье, большой же сохранял величавость и равновесие. И мелькнула непонятная мысль: я могу все перевернуть. В моих силах восстановить в маленьком мире гармонию, но тогда большого мира больше не будет. Почему то это дикое допущение - что большого мира не будет - показалось Фандорину Совершенно невыносимым. - Нет, - просипел Николас. - Нет? - удивилась Жанна, но тут же сама себе объяснила. - А, это у вас с воображением проблемы. О! Как кстати. Сейчас продемонстрирую. Не поняв, что она имеет в виду, Николас проследил за ее взглядом. За все время кошмарной поездки машина к первый раз остановилась - как раз подъехали к железнодорожному переезду. Мимо с грохотом несся поезд. У шлагбаума других автомобилей не было, только стоял белобрысый деревенский мальчишка, держа за руль слишком большой для него велосипед. Он с любопытством глазел на роскошное авто, вглядывался в темные стекла, от нечего делать состроил рожицу собственному отражению и засмеялся. В ухо Николасу хмыкнул железнорукий Макс - сорванец его развеселил. Потом раздался звонок, шлагбаум поднялся, и мальчишка, вихляя тощим задом, покатил вперед. На спине у него подпрыгивал ранец с цветными наклейками. - Смотрим внимательно, - сказала Жанна, трогаясь с места. Все дальнейшее происходило на протяжении одной бесконечной, зависшей во времени секунды. Увидев, как бампер разгоняющегося джипа нацеливается прямо в заднее колесо велосипеда, Николас закричал и рванулся. Макс тоже охнул, зажим не расцепил, но - видимо, непроизвольно - чуть-чуть ослабил. Этого люфта в два-три сантиметра хватило для того, чтобы Фандорин в отчаянном рывке достал до руля. Нос машины вильнул влево, едва чиркнув по велосипедной шине. И тем не менее, маленький седок полетел в кювет. Тут охранник вовсе выпустил Николаса, оба обернулись и увидели, как мальчишка сидит на земле рядом с упавшим велосипедом, машет вслед джипу кулаком и гневно разевает рот. Слава Богу, жив! Утконос, тоже оглянувшийся назад, невозмутимо принял прежнюю позу. Макс же коротко дернул подбородком, и ресницы его слегка дрогнули, а когда он снова взял шею пленника в захват, то гораздо свободнее, чем прежде. - То же самое я сделаю с вашим славным толстячком Эрастом, - пояснила Жанна. - Только отвести руль будет некому. Доходчиво показала? Нет? Тогда исполняю на бис. В этой глуши можно хоть все население передавить - никто не почешется. Впереди, держась поближе к обочине, ехала целая стайка маленьких велосипедистов. Должно быть, где-то неподалеку находилась школа. - Держи его крепче, - велела Жанна, разгоняясь. Макс сглотнул, но приказ выполнил. И снова Николасу было то же самое видение, только в обратной последовательности. Сначала он увидел сверху грязный бинт шоссе, по которому шустро ползла жирная, блестящая муха. Зум дал увеличение, и муха превратилась в автомобиль. Стала видна внутренность автомобиля: четверо людей, искаженное лицо самого Ники. А потом мир сжался до размеров Никиного тела, и сделалось ясно, что маленький мир с немногочисленным его населением - Алтын, Геля, Эраст - куда важней мира большого. Без большого мира жить можно, без маленького - нет. И Фандорин быстро сказал: - Да. Да. - То-то же, - усмехнулась Жанна. - И нечего про принципы болтать. У человека, который ради своих принципов не готов пожертвовать всем, нет права говорить "нет". Свою часть сделки она выполнила - за долю секунды до столкновения с последним из маленьких велосипедистов слегка повернула руль. Краткий миг облегчения в череде наползающих друг на друга кошмаров - вот что такое настоящее счастье, понял вдруг Николас. И в течение нескольких последующих секунд был по-настоящему счастлив - насколько человек вообще может быть счастлив. Глава четырнадцатая. ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ - Ваше счастье, что я спешу! - вскричал коллежский советник, видно, утратив терпение. - У нас в Новгороде с невежами поступают просто. Сейчас кликну полицейских, сволокут на съезжую да отсыпят полста горячих. Не посмотрят, что в сюртуке. - Вы грозите мне поркой? - недоверчиво переспросил Фондорин. - Ну это, пожалуй, уже слишком. Раздалось два звука: один короткий, хрусткий, второй попротяженней, будто упало что-то тяжелое и покатилось. Откинулась крышка проклятого короба, сильные руки вынули Митю из капкана. - Дмитрий, ты цел? - с тревогой спросил Данила, наскоро ощупывая освобожденного пленника. Тот утвердительно замычал, еще не вынув изо рта кляп. А когда вынул, показал на неподвижно раскинувшееся тело: - Вы его убили? Фондорин укоризненно развел руками: - Ты же знаешь, что я убежденный противник намеренного смертоубийства. Нет, я вновь применил английскую науку, но только не палочного, а кулачного боя. Она называется "боксинг" и много гуманнее принятого у нас фехтования на колющих орудиях. С этими словами он перевернул лежащего чиновника и коротко, мощно ударил его ногой в пах. Митя аж взвизгнул и присел - братец Эндимион один раз двинул его этак вот между ляжек, притом не со всего маху, а коленкой и несильно. Больно было - ужас. - Зачем вы его? - Для его же пользы. - Данила обхватил Митю за плечи, повел назад в гостиницу. - Видишь ли, Дмитрий, на свете есть изверги, у которых разгорается похоть на малых детей. После пропажи сына я к таким особенно пристрастен, хотя понимаю, что с медицинской точки зрения они никакие не изверги, а больные люди. Одним кратким ударом я произвел человеколюбивую хирургическую операцию, помог этому господину избавиться от плотских забот и вернуться в ряды цивилизованного общества. Причем прошла операция безо всякой боли, ибо, как ты мог заметить, твой обидчик пребывал в бесчувствии. В сенях он еще прибавил: - Друг мой, не расстраивайся из-за этого безобразного происшествия. На свете много темного, но немало и светлого. И вот еще что. Давай не будем рассказывать об этом маленьком случае Павлине Аникитишне, у нее слишком чувствительное сердце. Хорошо? - Хорошо. - Однако ты весь дрожишь. Неужто так замерз? А ведь и в шапке, и в бекеше. Дрожал Митя не от холода, а от пережитого страха, но разве объяснишь это человеку, который, дожив до седин, кажется, так и не узнал значения этого слова? Как, должно быть, замечательно: жить на свете и ничегошеньки не бояться! Ничего-преничего. Можно ли этому научиться или сие дар природы? - Годами ты львенок, но умом и сердцем настоящий лев, - сказал Данила. - Если б ты не принялся колотиться - и мычать, я поверил бы этому хитроумному безумцу и отпустил его. Я - храбрый? Я лев? Митя перестал дрожать и стал думать о том, сколь велика разница между тем, каков ты есть на самом деле, и тем, как тебя видят другие люди. Вот плотоядный чиновник Сизов назвал его "бесенышем". Почему? Что такого привиделось его больной фантазии в семилетнем мальчике? Сколь интересно было бы заглянуть в мозг, помраченный недугом! - Позволь спросить, - прервал его размышления Фондорин. - Отчего ты разговариваешь с госпожой Хавронской так странно? Верно, тут есть какая-нибудь особенная причина? Митя заколебался: не рассказать ли всю правду - про коварного итальянца, про яд, про жизнь в Эдеме и изгнание из оного? - Ты сомневаешься? Тогда лучше промолчи, Я вижу, здесь какая-то тайна. Не нужно раскрывать ее мне из одной лишь признательности. Данила Фондорин любознателен, но не любопытен. Давай лучше решим, как уберечь доверившуюся нам даму от хищных зверей. Один раз ты уже спас ее, - присовокупил он, великодушно уступая всю заслугу Мите, - так давай же доведем дело до конца. Павлину Аникитишну не оставят в покое, в этом можно не сомневаться. Путь до Москвы еще долог, изобилует пустынными местами. Я не стал говорить этого при графине, но вряд ли случайные попутчики станут ей защитой от гонителей. - Это верно, Пикин свидетелей не испугается. - Митя оглянулся на дверь, ведущую на улицу. - Прежде всего нужно побыстрей уехать. Вы ведь слышали, что этому прооперированному подвластна городская полиция? Когда он вернется в сознание, гнев его обратится против нас. Фондорин вздохнул. - О, несчастная Россия! Отчего охрану закона в ней всегда доверяют не агнцам, но хищным волкам? А об этом человеке не беспокойся. Когда он очнется от полученного удара, ему будет о чем подумать и чем себя запять. x x x - ...И посему мы с Дмитрием пришли к выводу, что нам лучше расстаться. Так закончил Данила речь, обращенную к Павлине, - краткую и весьма убедительную. Только Дмитрия зря приплел. Впрочем, Хавронская приняла последнее за шутку, призванную скрасить мрачный смысл сказанного, и слегка улыбнулась, но всего на мгновение. - Вы покидаете нас, добрый покровитель? - грустно спросила она и поспешно оговорилась. - Нет-нет, я не ропщу и не осуждаю. Я и так подвергла вас слишком большой угрозе. Благодарю вас, Данила Ларионович, за все. У нас с Митюшей есть карета, есть кучер. Доберемся до Москвы сами. Бог милостив, Он не оставляет слабых. Фондорин закусил губу, кажется, обиженный ее словами, но разуверять Павлину не стал. Вместо этого сухо сказал: - Вы заблуждаетесь, графиня, по всем трем пунктам. У вас не будет ни кареты, ни кучера, ни мальчика. Я забираю их себе. - Как так? - пролепетала она. - Я не понимаю! - Карета хорошо известна вашим преследователям, по ней вас легко выследить. Нанятый кучер не понадобится - у вас будет другой возница. А что до Дмитрия, то он поедет со мной. - Но я по-прежнему не понимаю... - Да что тут понимать! В вашей карете поеду я. Сяду у окошка, надену ваш плащ, надвину на лицо капор. Казачок сядет на козлы к кучеру, чтобы его все видели. Никому в голову не придет, что вас в карете нет. Вашим преследователям скажут, что вы отправились дальше по Московскому тракту. - А куда же я? - Павлина захлопала длинными ресницами. - Сейчас я посажу вас в извозчичьи санки и отправлю к своему доброму знакомцу, о котором уже поминал. Вот письмо, в котором я прошу его отправить вас окольной дорогой в Москву в сопровождении верного слуги. Модест исполнит все в точности, он мерный человек и мой брат. - Родной брат? Графиня все не могла опомниться. - Духовный брат, а это больше, чем родной. - Но... но гнев этих злых людей обратится на вас, когда они обнаружат подмену! - Пускай это вас не беспокоит. - Как это "не беспокоит"?! - перешла она от растерянности к сердитости. - Неужто вы, Данила Ларионович, так про меня полагаете, что я способна бросить своего малыша на растерзание Пикину? Да и ваша судьба мне небезразлична. Нет-нет, ваш план решительно нехорош! Лучше оставим карету здесь и воспользуемся великодушной помощью вашего друга. Поедем окольной дорогой вместе! Павлина порывисто вскочила, бросилась к Фондорину, умоляюще воздев руки. Ее глаза заблестели от слез. Сидевшие в зале наблюдали за этой сценой с любопытством. Митя подумал: эк мы их нынче развлекаем, чистая пантомима. - Ну пожалуйста! - прошептала графиня и вдруг пала на колени. Данила осторожно погладил ее по волосам. - Милая Павлина Аникитишна, нужно повести погоню по ложному следу. И не тревожьтесь за нас. Мы с Дмитрием никому не интересны. Догонят нас, увидят, что обмишурились, да и отпустят. На что им старик с младенцем? А вот если вы с мальчиком поедете в своем дормезе, вас непременно догонят и похитят. Какая участь тогда ожидает и вас, и бедного малютку? Последние слова златоуст произнес с особенной выразительностью и подмигнул Мите: каково тебе понравилось про "малютку"? Хавронская медленно поднялась. - Вы правы, сударь... Но обещайте, что доставите мне Митюнечку в Москву, я так полюбила этого несмышленыша! - Тихо прибавила. - И вас, Данила Ларионыч, я тоже буду ждать... Отъехали от "Посадника" самым явственным манером. Митя сидел на козлах рядом с кучером, Данила прислонился к окошку, лицо прикрыл и обмахивался белым платком, вроде как от духоты, хотя к ночи приморозило. На крыльце стояли двое из гостиничной прислуги, глазели. Прискачет погоня - расскажут: искомая особа отбыла со своим казачком в направлении Московской заставы. А подлинная госпожа Хавронская тем временем выскользнула через заднюю дверь, никем не замеченная. Потом Митя переместился в дормез. Разогнались по снежку, оставили старый город Новгород мерзнуть под желтой луной, ждать рассвета. Что-то Фондорин был на себя не похож. Спать не спал, а рта не раскрывал и на вопросы, даже самые соблазнительные, вроде наличия на Луне фауны или химического состава эфира, отвечал одним хмыканьем. А когда Митя, отчаявшись подбить спутника на ученую беседу, начал клевать носом, Данилу вдруг прорвало. - Это у них в крови, - заговорил он горячо, словно продолжая долгий и жаркий спор. - Даже у самых лучших! И они в том неповинны, как неповинен в жестокости котенок, забавляющийся с пойманным мышонком! Как неповинна роза, что источает манящий аромат! Вот и они манят, следуя голосу своего инстинкта, порождают химеры и несбыточные мечты! - Кто "они"? - осведомился Митя, дождавшись паузы. - Женщины, кто ж еще! Ах, друг мой, дело даже не в них, дело в тебе самом. Все ждешь, что эта напасть тебя оставит, надеешься, что с сединой придет блаженное упокоение и ясность рассудка. Увы, годы проходят, а ничто не изменяется. "Буду ждать", сказала она тем особенным тоном, каким умеют говорить только прекрасные женщины. Можешь не уверять меня, я и сам знаю: она не имела в виду ничего такого, что я хотел бы себе вообразить. Любезность, не более ТОГО И даже быть ничего не может! Кто она и кто я? Довольно взглянуть в зеркало! О, как завидую я господину Сизову, что лежит сейчас в постели и досадует на приключившуюся с ним метаморфозу. Он должен быть благодарен мне за то, что я навсегда избавил его от проклятого бремени чувственности! Митя слушал сетования старшего друга очень внимательно, но смысл слов, вроде бы понятных, ускользал. Однако последнее замечание было интересным. - Вы избавили его от чувственности посредством удара в область чресел? Неужто центр, ответственный за чувства, находится именно там? - живо спросил Митридат и осторожно потрогал рукой мотню. Фондорин покосился, проворчал: - Беседуя с тобой, забываешь, что ты еще совсем дитя, хоть и весьма начитанное. Отвернулся, больше делиться мыслями не захотел. Ну и пожалуйста. Митя поднял воротник, прижался к печке и проспал до самых Крестцов, где поменяли графининых лошадей на казенных. Они, может, и плоше, зато свежие. Поели горячей картофели с постным маслом. Покатили дальше. Теперь уснул Данила, Митя же глядел в окно на белый зимний мир, кое-где чернеющий редко разбросанными деревеньками, и размышлял про страну Россию. Что это такое - Россия? То есть, можно, конечно, ответить просто, не мудрствуя: пятнадцать мильонов квадратных верст низменностей и гор, где проживает тридцать мильонов народу, а теперь, с присоединением Польши, и все тридцать пять. Так-то оно так, но что общего у этого огромного количества людей? Почему они все вместе называются "Россия"? Что, у всех у них один язык? Нет. Одна вера? Тоже нет. Или они подумали-подумали и договорились: давайте жить вместе? Опять-таки нет. Может, у них общее воспоминание о том, как оно все было в прошлые времена? Ничего подобного. Вчера нынешние сограждане воевали между собой и вспоминают про эти прежние свары всяк по-своему. У русских татары с поляками плохие, у тех, надо думать, наоборот. А что же тогда всех нас соединяет? Первый ответ пришел на ум такой: Россия - это воля, называемая государственной властью, на ней одной все и держится. Тут стало страшно, потому что Митридат видел власть вблизи и знал, что она такое: толстая старуха, которая любит Платона Зурова, боится якобинцев и верит в волшебные зелья адмирала Козопуло. И старуху эту, наверное, скоро отравят. Но ведь со смертью Екатерины Россия быть не перестанет. Значит, Россия - не власть, а нечто другое. Он зажмурился, чтобы представить себе, непредставимо широкие просторы с крошечным пятнышком столицы на самом западном краю, и вдруг увидел, что это пятнышко источает яркое, пульсирующее сияние. Так вот что такое Россия! Это сгущение энергии, которая притягивает к себе племена и земли, да так сильно, что притяжение ощущается на тысячи верст и год от года делается все сильнее. Пока светится этот огонь, пока засасывает эта таинственная сила, будет и Россия. И сила эта не пушки, не солдаты, не чиновники, а именно что сияние, подобное привидевшемуся Даниле чудесному граду. Когда сияние станет меркнуть, а сила слабнуть, от России начнут отваливаться куски. Когда же пламень совсем затухнет, Россия перестанет быть, как прежде перестал быть Древний Рим. Или, может быть, на ее месте зародится некая новая сила, как произошло в том же Риме, а будет та сила называться Россией либо как-то иначе - Бог весть. По быстрой езде да под сонное Данилино дыхание размышлялось хорошо, размашисто. Мчать бы и мчать. Так, останавливаясь лишь для смены лошадей, пролетели за ночь да за день три сотни верст. Фондорин на станциях платил щедро (видно, разжился у своего новгородского знакомца деньгами), и никакой задержки путникам не было. Заночевали в Твери. Не в гостинице и не на почтовом дворе, а в обывательском доме, для незаметности. Утром, еще до света, двинулись дальше. Если этак нестись, уже к вечеру можно было и к Москве пригнать. x x x Как бы не так. Часа через полтора после Твери, когда проезжали большую деревню, расковался коренник. Кучер повел его в кузню, а путешественники вышли пройтись, размять ноги. Деревня называлась Городня, и творилось в ней что-то непонятное. Отовсюду неслись бабьи вопли, солдаты в треугольных шляпах, белых гамашах, с длинными косами волокли из дворов молодых парней. Кто упирался - колотили палкой. - Что это за иноземное нашествие? - нахмурился Данила. - Мундиры-то прусские! Однако на вторжение германской армии было непохоже, ибо солдаты употребляли выразительные слова, которых подданные прусского короля знать никак не могли. Пленников сгоняли на площадь, к церкви. Туда Митя с Фондориным и направились. На площади лениво постукивал барабан, стояли телеги, а на складном стуле сгорбился офицер в наброшенном на плечи полушубке, скучливо возил тростью по снегу. Лицо у начальника было мятое, похмельное. Данила подошел, спросил: - Могу ли я узнать, господин поручик, что здесь происходит? С какой целью ваши солдаты забирают и вяжут веревками этих юношей? Быть может, все они преступники? Офицер посмотрел на вопрошавшего, увидел, что имеет дело с благородным человеком, и поднялся. - Обычное дело, сударь. Берем рекрутов, а они прячутся, не желают служить отечеству. Одно слово - скоты безмозглые. Не понимают, что на солдатской службе и сытней, и веселей. Поблагодарив за разъяснение, отошли в сторонку. Слушать душераздирающие крики несчастных матерей, у которых отбирали сыновей, и взирать на слезы дев, лишавшихся своих суженых, было тяжко. - Что ты о сем думаешь, друг мой? - спросил Данила. Митя увлеченно стал излагать свои мысли по поводу армии свободных людей - те самые, которые не так давно пытался привить государыне и которые привели к неожиданным и печальным следствиям. Фондорин слушал, кивал. - Как это верно, мой добрый Дмитрий. Странно, что наши властители не понимают простой вещи. Оборона отечества - важнейшее и благороднейшее из занятий. Как можно поручать его зеленым юнцам, которые к тому же, судя по их сетованиям, не испытывают к сему ремеслу ни малейшей склонности? Я бы вообще поостерегся доверять столь ненадежным гражданам смертоносное оружие еще, не приведи Разум, нанесут увечье себе или окружающим. Пускай под ружье встают те, для кого этот жребий желанен. - Так ведь одних волонтеров, наверное, не хватит? - усомнился Митя. - Где их столько взять, чтобы всю империю оборонить? У нас недоброжелателей много. Только турков с поляками и шведами побили, а уже вон французы подбираются. - Хватит, отличным образом хватит. Видишь ли, Дмитрий, природа устроила так, что каждый год на свет нарождается известное количество храбрых и непоседливых мальчиков, от которых в мирной жизни одно беспокойство. Войдя в возраст, они начинают безобразничать, буйствовать, бить своих жен, а иные даже становятся ворами и разбойниками. Вот из подобных нелюбителей спокойной жизни и нужно набирать войско. Плати таким воинам за опасную службу щедро - деньгами, уважением, нарядной одеждой - и будешь иметь лучшую армию в мире. Очень большого войска и не понадобится, потому что один твой солдат десять этаких горе-вояк побьет. Данила показал на зареванных рекрутов и жалостливо поморщился, Тут подошел партионный начальник, и интересная беседа вынужденно прервалась. - А что, сударь, - обратился к Фондорину офицер, помявшись, - нет ли у вас в карете погребца с каким-нибудь напитком? Простыл по морозу таскаться. Так недолго и внутреннюю застудить. - Отчего же, есть, - вежливо ответил Данила. - И не в погребце, а прямо с собой. Ром для медицинских целей, первое средство от простуды. И достал из кармана плоскую медную фляжку. - О да! - просиял поручик. - Лучше рома только можжевеловая водка! Вы позволите? Потянул лапу к фляжке, но Фондорин накапал ему в крышечку - на один глоток. - Более не рекомендую. Вы ведь на службе. Офицер опрокинул крышечку и протянул ее за добавкой. - Скажите, поручик, а 'что это у вас за невиданный мундир? Я думал, букли, пудра, гамаши, тесный кафтан в русской армии давно отменены? - В русской точно отменены, а в нашей, гатчинской, все заведения по уставу великого короля Фридриха. Одна пуговка где расстегнись, двадцать палок. Даже офицерам. Недопудришься - пощечина. А просыплется пудра на воротник - того хуже, гауптвахта. Его высочество государь Наследник с этим строг. - Ах вот оно что, вы из Гатчины... - протянул Фондорин и выразительно взглянул на Митю. - Точно так. Велено набрать в Новгородском и Тверском наместничествах новый батальон. О, нас теперь много, целая армия! - Офицер получил-таки добавку, выпил и снова протянул руку. - Случись что в Петербурге... Ну, вы понимаете? - Он подмигнул. - Через три часа форсированного марша будем у Зимнего. - Через три часа? В этаких тугих рейтузах и штиблетах на кнопочках? Навряд ли, - отрезал Данила и отобрал крышечку. - Всего хорошего, сударь. - Наслышан я о гатчинских заведениях, - продолжил он уже для одного Мити. - У Наследника там свое маленькое немецкое княжество. Дома для крестьян преотличные, каменные, стоят по ранжиру. Поселяне одеты чисто, на европейский манер. У хозяек на кухне одинаковый набор кастрюль и сковородок, его высочество сам устанавливает, каких именно. За нарушение бьют. Нужно, чтобы подданные ничем не отличались друг от друга - такое у Наследника мечтание. - Сущая правда, - подтвердил поручик. Он, кажется, нисколько не обиделся на Фондорина и, вероятно, надеялся получить еще одну порцию противу простудного средства. - Давеча стою на вахтпараде. Все в роте как есть в полном аккурате: сапоги носочек к носочку, усы у солдат торчат одинаково, глаза тоже пучат единообразно. А его высочество, гляжу, хмурится - недоволен чем-то. Присел на корточки, головой этак вот повертел. "Это, говорит, что такое?" И показывает шеренге на середину фигуры, где обтяжные панталоны спереди топырятся. Я рапортую: "Сие у роты причинные места, ваше императорское высочество!" А он мне: "Вижу, что причинные, болван! Почему в разные стороны глядят - у одних направо, у других налево? Чтоб у всех было направо!" Вот как у нас в Гатчине. Хм. Не позволите ли еще ромом одолжиться? Данила отдал ему всю фляжку. Покачал головой. - Пойдем, Дмитрий. Спаси Разум бедную Россию. Что ожидает ее с этаким императором? Митя подумал немного и спросил: - Так не лучше ли, если следующим императором станет Внук государыни? Я видел его. Он производит впечатление юноши умного и доброго. - Возможно. Правда, Наследник тоже некогда был отроком добрым и рассудительным. Увы, мой славный друг: жизнь близ престола губительна для ума и для сердца... Они были на середине площади, когда один из конвойных, приложив ладонь к глазам, присвистнул: - Ишь чешет. Как только шею не свернет. Со стороны Москвы, сопровождаемый Шлейфом снежной пыли, мчался верховой. - Не иначе кульер, на казенной, - лениво сказал капрал, пыхнув дымом из трубки. - Свою лошадку так гнать не станешь. Фондорин взял Митю за руку. - Вернемся к карете. Полагаю, операция по перемене подковы завершена, и мы можем следовать дальше. Всадник тяжело проскакал мимо, Митя разглядел только развевающийся черный плащ и круп вороного жеребца. Видно, дело у казенного человека было срочным. Но возле дормеза тот вдруг осадил коня и гаркнул: - Вот она где, голуба! Голос был осипший от холода, но до дрожи знакомый. Пикин! Догнал! - Если я не ошибаюсь, этот господин явился по нашу душу, - спокойно молвил Данила, чуть ускоряя шаг. Митя же ничего не сказал, потому что стало очень страшно. Ужасный капитан-поручик соскочил с коня, постучал в дверцу: - Ваше сиятельство! - крикнул он. - Пустая затея от Пикина бегать! Как это я мимо-то прогрохотал, ведь по одной дороге ехали! В Твери на заставе говорят: был дормез, в Завидове говорят - не было. Чудеса да и только. Дай-ка, думаю, вернусь. Павлина Аникитишна, что вы молчите? Ау! Он распахнул дверцу, а тут как раз и Данила подошел. Митя благоразумно остался сзади. Ну сейчас будет! Фондорин тронул преображенца за плечо: - Кто вы, сударь, и что вам нужно в моей карете? - В вашей карете? Пикин озадаченно уставился на незнакомца. - Это дормез графини Хавронской, я отлично его знаю! - Карета прежде и в самом деле принадлежала даме, имя которой вы назвали, однако от самого Новгорода в ней еду я. Графиня была так любезна, что уступила мне свой экипаж, причем за самую скромную цену. Вам дело до ее сиятельства? Сожалею, но не имею представления, где она сейчас находится. - Черррт! Пикин в бешенстве двинул кулаком по дверце. - Триста верст зря! Проклятая баба! - Он еще и ногой размахнулся, чтоб ударить ботфортом по колесу, но вместо этого спросил. - А не было ли с ней старого мужика - косматого, звероподобного, с седой бородищей? Данила насупился, сдержанно произнес: - Нет, описанного вами субъекта я рядом с ее сиятельством не видел. С ней был маститый, почтенный поселянин зрелых лет. Пикин оглядел Фондорина с головы до ног. - А вы-то кто такой? Назовите имя! Тот скрестил руки на груди. - Сначала представьтесь вы, как это заведено у приличных людей. - С чего вы взяли, что я приличный? - хмыкнул капитан-поручик. - С того, что на вас мундир ее императорского величества Преображенского полка. Спокойные, с достоинством произнесенные слова возымели действие. Злодей вскинул голову, представился: - Гвардии капитан-поручик Пикин. - И, выдержав паузу, со значением прибавил. - Адъютант его светлости князя Платона Александровича Зурова. Ну, а вы кто? Куда едете? Зачем? - Данила Фондорин, отставной гвардии капитан и кавалер. - Митин покровитель слегка наклонил голову и в следующую секунду совершил страшную, неисправимую ошибку - произнес. - Путешествую со своим воспитанником из Санкт-Петербурга в Москву, где проживал прежде и намерен обрести жительство вновь. Позвольте же и мне, в свою очередь, осведомиться... Он не договорил, заметив, что преображенец его более не слушает и смотрит мимо, да еще разинул рот. Вероятно, это была всего лишь гримаса изумления, но бедному Митридату померещилось, что капитан-поручик хищно, по-волчьи ощерил зубы. - Шишки зеленые! - задохнулся Пикин. - Вот удача! - Что вы хотите этим... Капитан-поручик оттолкнул своего визави в сторону. - Уйди, старый дурень! Если это твой воспитанник, то я - персидский евнух. Ну, Андрюша, нынче твоя масть! И пошел на Митю, растопырив руки - будто куренка ловил. - Вы меня толкнули, и весьма невежливо, - сказал ему вслед Данила. - Что вам нужно от мальчика? Мы еще не закончили разговор про графиню. Пикин отмахнулся. - Черт с ней, с Хавронской! За нее князь обещал чин и только! А за этого цыпленка другая особа сулила мне много больше! Иди-ка сюда, цып-цып-цып. Митя попятился. Он отлично знал, о какой особе толковал Пикин. Слыхал и о награде - половине долга. За момент до того как монстр ухватил бы его за шею, самого капитан-поручика взяла за ворот крепкая, жилистая рука и развернула к Мите спиной. - Во-первых, вы оскорбили достойнейшую даму, послав ее к черту. Во-вторых, оскорбили моего воспитанника, обозвав его детенышем нелетающей птицы. В-третьих же, вы оскорбили меня - дворянина и кавалера. Пикин был так доволен встречей с Митей, что даже не озлился. Только сбросил Данилину руку. - Не знаю, старый брехун, чего ты там кавалер и какой отставной козы капитан, но ежели ты сей же миг не уберешься, я вобью тебе в глотку твою собственную челюсть. Фондорин удивился: - Это так в Преображенском полку нынче принимают вызов на дуэль? В мои времена были другие обычаи. - Дуэль? - поразился капитан-поручик. - С тобой? Да ты шпагу-то удержишь, Полтавский ветеран? - Это не ваша забота, - наставительно сказал Данила. - Ваша забота - восстановить честь, которой я сейчас нанесу рукоприкладное оскорбление. С этими словами он звонко, хоть и несильно, шлепнул преображенца по щеке. На лице капитан-поручика отразилась крайняя степень изумления, он даже дотронулся до уязвленного места, словно желая удостовериться, в самом ли деле с его щекой могла произойти подобная оказия. Фондорин развел руками: - Ну вот, сударь. Полна площадь свидетелей, в том числе военного сословия. Или бейтесь, или из гвардии вон. Так гласит дуэльный статут. Задумчиво глядя ему в лицо, преображенец негромко произнес: - Что ж, старичок, будь по-твоему. Это я сгоряча, на радостях, тебе убираться велел. А отпускать тебя, пожалуй, нельзя. Начирикал, поди, тебе воробьишка, о чем не следовало... - Нет! - крикнул Митя. - Я ни слова! - А все же так, шишки моченые, верней выйдет. Пойдем, Аника-воин, пыряться. Где шпагу возьмешь? - Одолжу у господина партионного начальника. - Данила указал на гатчинского офицера, наблюдавшего за ссорой с чрезвычайным интересом. - Поручик, вы окажете мне эту любезность? - С великим удовольствием, - немедленно откликнулся тот, и видно было, что не соврал - глаза так и заблестели. - Дворянин дворянину! В деле чести! Всегда! Могу и секундантом быть. А вторым... - Он оглянулся на своих солдат. - Ну вот хоть капрал Люхин. Он служака исправный и грамоте знает. - По мне хоть кто. - Пикин уже скинул плащ и шляпу. - Условие одно: бьемся до смерти. Посему господ секундантов прошу не соваться, не разнимать, а кто полезет - уши отстригу. Ясно? Поручик с готовностью пообещал, что лезть ни в коем случае не станет, а капрал Люхин даже встал навытяжку, из чего следовало заключить, что он без приказа и не шелохнется. - Ну и орудие у вас, - вздохнул Фондорин, разглядывая шпажонку гатчинца. - Только на вахт-параде салютовать. Ладно, делать нечего. Приступим, пожалуй? Они встали друг напротив друга: Данила в одной рубашке, Пикин же раздеваться поленился - очевидно, не сомневался, что и так легко совладает с противником. Телеги и пойманных рекрутов поручик велел убрать на края площади, чтобы не мешали поединку. Он и капрал встали шагах в десяти, прочие зрители боязливо жались на отдалении. Более всего Мите хотелось зажмуриться или вовсе убежать, чтобы не видеть, как Пикин зарежет Данилу. Но он заставил себя выйти вперед и смотреть. От подлого гвардейца можно было ждать любой каверзы, на щепетильность секундантов тоже рассчитывать не приходилось, но ведь он, Митридат, не зря обучался фехтованию. Заметит от Пикина какую-нибудь пакость - не спустит, закричит. Взглянув на небрежно помахивающего оружием капитан-поручика, Фондорин спросил: - Я вижу, вы отдаете предпочтение женевской позитуре? А я придерживаюсь мантованской школы, она из всех мне известных наилучшая. И принял позу неописуемого изящества: одна нога согнута в колене и выставлена вперед, другая вывернута носком в сторону, левая рука уперта в бедро, правая воздела шпагу диагонально вверх. - Ого! - хохотнул Пикин. - Бойкий старичок! Подагра не скрючит? - Подагра происходит от неумеренности в потреблении вина и жирной пищи. - Данила быстро переступил вперед-назад, пробуя, достаточно ли утоптан снег. - Я же сторонник умеренности. И, прошу вас, перестаньте называть меня стариком. Мне шестой десяток, а эти лета мудрецы древности почитали возрастом мужской зрело... Фраза осталась незаконченной, потому что Пикин вдруг сделал выпад. Это было не вполне правильно, поскольку секундант еще не выкрикнул "En avant!", но в то же время не могло почитаться и явным нарушением артикула - ведь оба противника уже стояли друг к другу лицом и с обнаженным оружием. Тяжелый клинок ударился о неубедительную шпажонку Данилы и со звоном отскочил, а Пикину пришлось отпрыгнуть, чтобы не получить удара в грудь. Развивая успех, Фондорин мелко засеменил вперед. Его выставленная рука шевелила одной только кистью, однако шпага перемещалась так стремительно, что казалась подобием серебристого конуса. - Шишки еловые! - Капитан-поручик отбежал назад, стал снимать кафтан. - Кажется, будет интересно. - Я вам говорю: в фехтовальной науке итальянцы продвинулись значительно далее швейцарцев, - уверил Данила противника, дожидаясь, пока тот выдернет руку из рукава. Митя воспрял духом. Если лекарь изучал науку-фехтования столь же усердно, как премудрость дубинного и кулачного боя, то берегись, Пикин. Снова сшиблись, только теперь преображенной был осторожней: на рожон не лез, пытался достать врага издали, пользуясь преимуществом в длине клинка. И все же медленно, шаг за шагом отступал. Через минуту-другую он уперся спиной в телегу, и Фондорин тут же отошел, жестом приглашая гвардейца вернуться на середину. Пикин снял и камзол, швырнул на солому. Схватились в третий раз. Данила качнулся вбок, пропуская выпад капитан-поручика, а сам перегнулся вперед и достал острием ключицу противника. Если б его клинок был на вершок подлинней, тут бы поединку и конец, а так Пикин только шарахнулся назад. Сорвал и жилет. На белой рубашке расплывалось красное пятно. Что, выкусил? Это тебе наука, а не душегубство! - Куда, оголец? - ухватил Митю за кушак гатчинец. - Затопчут! Оттащил от дуэлянтов подальше. - Давай, Данила, круши его! - закричал Митя, начисто позабыв об артикуле. Фондорин, видно, и сам решил, что хватит. Поднял кисть до уровня глаз, а шпагу, наоборот, направил сверху вниз. Выписывая в воздухе свистящие круги, стал апрошировать к преображенцу, переступая все быстрей и быстрей. Вдруг, при очередном скрещении клинков, раздался пронзительный звук, словно лопнула струна - проклятая гатчинская спица переломилась! Поручик жалобно охнул: - Пятьдесят рублей! Пикин немедленно перешел от обороны к наступлению - теперь Данила едва успевал отбивать своим обломком мощные удары сверху. - Остановить схватку! - заголосил Митя. - Не по правилам! И партионный начальник тоже вступился: - Господин гвардии капитан-поручик, остановитесь! Вы его убьете, а кто за шпагу заплатит? - Прочь! - взревел преображенец. - Уговорено на смерть, значит на смерть! Как ужасно все переменилось! Фондорин был обречен, в этом не оставалось ни малейшего сомнения. Пикин сменил тактику. Убедившись, что эфеса и десятивершкового куска стали противнику довольно, чтобы парировать рубящие удары, он перешел к беспроигрышной атаке посредством быстрых коротких выпадов, против которых у Данилы защиты не было. Некоторое время тот пятился, уворачиваясь от уколов. Потом остановился. - Увы, - сказал обреченный, вытирая пот со лба. - Следует признать, что с таким огрызком наука мантованской школы бесполезна. Капитан-поручик дернул усом. - Хоть на колени повались, не помилую! - Сударь, во всю свою жизнь я вставал на колени только перед иконой, да и того давно уж не делаю. - Фондорин взглянул на свое жалкое оружие. - Пожалуй, придется разжаловать тебя из шпаг в рычаги. И вдруг выкинул штуку: достал из кармана платок, быстро обмотал лезвие и взялся за него рукой, так что теперь сломанная шпага была выставлена эфесом вперед. Все же решил сдаться на милость победителя? Тщетно! Этот не помилует. Митя застонал от безнадежности. Так и есть - Пикин рыкнул: - Капитуляций не принимаю! И сделал выпад, целя противнику прямо в живот. Данила поймал острие в позолоченную петлю гарды, чуть дернул кистью, и шпага вырвалась из руки опешившего капитан-поручика, отлетела в сторону. Фондорин же размахнулся и ударил противника рукоятью по затылку, что, конечно, тоже не предусматривалось дуэльным артикулом, но Митя все равно завизжал от восторга. Оглушенный, Пикин упал лицом в снег. Почти сразу же перевернулся, но поздно: Данила наступил ему сапогом на грудь, а обломок, уже перевернутый сталью вперед, уперся побежденному в горло. Клинок, хоть и тупой, при сильном нажатии несомненно пропорол бы шею до самых позвонков. - Ara! - возликовал Митя, бросаясь вперед. - Что, съел? Прочие зрители тоже подбежали, чтобы увидеть, как гвардейца будут лишать жизни. Но Фондорин, не оборачиваясь, сказал громко: - Прочь! Смерть - великое таинство, оно не терпит досужих глаз. И как прикрикнет зычным голосом: - Прочь, плебеи! Все шарахнулись, один Митя остался. Не потому что дворянин, а потому что уж он-то имел право видеть, как поверженный змей будет пронзен булатом и испустит дух. Фондорин сказал: Судя по тому, что я о вас слышал и что наблюдал собственными глазами, вы дряннейший из людей. Я убежденный противник смертоубийства, но все же сейчас лишу вас жизни - не сгоряча и не из мести, а во имя спасения дорогих мне существ. Если веруете в Бога, молитесь. Пикин облизнул губы, оскалился: - Молиться мне поздно. Одолел - коли. Мне еще когда цыганка насулила от железа умереть. И не стал больше смотреть на клинок, перевел взгляд на небо, раздул ноздри, открыл рот - жадно вдыхал напоследок холодный воздух. Фондорин подождал - очевидно, давал негодяю попрощаться с жизнью. Или дело было в ином? - Опыт учит меня, - произнес он раздумчиво, - что если в самом закоренелом злодее сыщется хоть одна привлекательная черта, значит, он еще не потерян для Разума и человечества. У вас же я обнаруживаю целых две: вы смелы и не чужды понятия о достоинстве... Вот что. Хотите отдалить час своей смерти? Преображенец закрыл рот, посмотрел на победителя. - Кто ж не хочет? - Дайте мне слово офицера и дворянина, что впредь не станете преследовать ни этого мальчика, ни известную вам даму. Никогда и ни при каких обстоятельствах, даже если вам прикажут ваши начальники. Пикин часто заморгал. Лицо у него сделалось сначала безмерно удивленное, а потом бледное-пребледное. Даже странно: пока жизнь висела на волоске, он был румян, теперь же, обретя надежду на спасение, вдруг побелел. Ах, Данила Ларионович, что вы делаете? Да этот бесчестный даст какую угодно клятву, а после над вами же и смеяться будет! Митя даже замычал от обиды за простосердечного верователя в Добро и Разум. Однако преображенец за соломинку хвататься почему-то не спешил. Лежал молча, смотрел Фондорину в глаза. Наконец, сглотнул и заговорил - тихо-тихо: - Даю слово офицера, дворянина и просто Андрея Пикина, что ни черт, ни дьявол, ни сам Еремей вкупе с Платошкой не заставят меня больше гоняться за этим воробьишкой и за той ба... - За Павлиной Аникитишной, - строго перебил его Данила. - За Павлиной Аникитишной, - еще тише повторил капитан-поручик. - Хорошо. - Фондорин убрал обломок от пикинского горла. - Я тоже дам слово - слово Данилы Фондорина. Если вы нарушите обещание, клянусь, что найду вас и убью, чего бы это ни стоило. И можете мне верить: любые ваши ухищрения избежать сего конца - хоть спрячьтесь под самый царский трон, хоть сбегите на край света - будут с полным основанием названы тщетною предосторожностью. Глава пятнадцатая. ГОСТИ СЪЕЗЖАЛИСЬ НА ДАЧУ Все предосторожности оказались тщетны. Нарочно позвонил в одиннадцать утра, когда Алтын на работе, а дети в саду. Собирался наговорить на автоответчик заранее обдуманный, неоднократно отредактированный и заученный наизусть текст. Если Алтын вдруг окажется дома, намеревался повесить трубку. Все начиналось нормально: гудки, включился автоответчик. После сигнала Николас заговорил, стараясь, чтобы голос звучал как Можно жизнерадостней: - Алтын, это я. Записка в почтовом ящике - чушь, Валина самодеятельность. Дело совсем в другом. У меня срочный и очень важный заказ. Извини, но объяснять ничего не могу, по контракту должен соблюдать конфиденциальность. Я не в Москве, поэтому... - А где же ты? - раздался голос жены. Фандорин стукнулся плечом о звукозащитный эллипсоид телефона-автомата и глупо пролепетал: - Ты дома? - Что случилось? Где ты? Во что ты вляпался? Почему Глен в больнице? А ты? Ты здоров? Чтобы прервать пулеметную очередь коротких, истерических вопросов, Николас заорал в трубку: - В какой он больнице? - Где-то за границей. Мать не сказала, где именно. Она вообще была очень груба. Я спрашиваю про тебя, а она мне: "Жаль, что ваш муженек исчез, а то бы я ему за моего Валечку хребет сломала". Господи, я две ночи не спала. Все мечусь по квартире, не знаю, звонить Семену Семеновичу или нет. Это был полковник из Управления по борьбе с организованной преступностью, оберегавший газету "Эросс" от всякого рода неприятностей как с нарушителями закона, так и с его блюстителями. Алтын мужа не посвящала в подробности этих деликатных отношений, говорила лишь: "Сейчас все так делают". - Не надо Семена Семеновича, - быстро сказал Фандорин и, поняв, что версия с "важным заказом" не пройдет, добавил. - Вообще ничего не предпринимай! Сиди тихо! Алтын судорожно втянула воздух. Николас понимал, что врать бесполезно - слишком хорошо она его знает. Но и говорить правду тоже было нельзя. Отправить бы ее с детьми подальше из Москвы, как осмотрительная Мамона Валю, но разве Жанна позволит? - Все очень плохо, милая, - глухо проговорил он. - Но я постараюсь. Очень постараюсь. Надежда есть... И нажал на рычаг, чувствуя, что сейчас разрыдается самым позорным образом. Хороший получился разговор, нечего сказать. Называется, успокоил жену. Слабак, разамазня! "Очень постараюсь, надежда есть". Бред, жалкий лепет! Бедная Алтын... А, с другой стороны, что еще мог бы он ей сказать? Даже если б за спиной не стояли Макс с Утконосом. x x x На новую службу Ника ехал, как на эшафот. Нет, хуже, чем на эшафот, потому что, когда везут на казнь, от тебя требуется немногое: не выть от ужаса, перекреститься на четыре стороны, положить голову на пахнущую сырым мясом плаху, да покрепче зажмуриться. Тут же задача была помудреней, с мазохистским вывертом. Не просто явиться к месту экзекуции, но еще и лезть вон из кожи, чтобы позволили подняться на проклятый помост. В загородном доме господина Куценко, директора клиники "Фея Мелузина" (да-да, того самого Куценко, из шибякинского списка приговоренных), кандидата на гувернерскую должность ожидают, он рекомендован хозяйке самым лестным образом, но все равно нужно пройти собеседование. Если же Николас будет почему-либо, не важно по какой причине, отвергнут, то... - Жанна разъяснила последствия с исчерпывающей ясностью. И еще присовокупила (словно слышала совет, не так давно данный Фандориным по поводу именно такой ситуации): "Только не думайте, что если вы наложите на себя руки, то тем самым спасете своих детей. Просто в этом случае я заберу в счет долга не одного вашего ребенка, а обоих". Ни перед одним экзаменом магистр истории не трясся так, как перед этим. Вступительный экзамен в ад, каково? Пальцы так крепко сжимали руль, что побелели костяшки. Фандорин вел машину совершенно несвойственным себе образом - рывками и зигзагами, обгонял и слева и справа, а после поворота с Кутузовского на Рублевку, когда поток несколько поредел, разогнался за сотню. Что это было: нетерпение пациента перед мучительной, но неизбежной операцией или подсознательное стремление угодить в аварию, причем желательно с летальным исходом? Вспомнив, к каким последствиям приведет подобный поворот событий, Николас резко сбрасывал скорость, но ненадолго - через минуту "фольксваген-гольф" снова начинал рваться с узды. Машина была хорошая, хоть и не новая. Жанна сказала, что именно на такой должен. ездить небогатый, но уважающий себя аристократ, который вынужден зарабатывать на жизнь учительством. Одежду Николасу купили в магазине "Патрик Хеллман": два консервативных твидовых пиджака, несколько двухсотдолларовых рубашек, неяркие галстуки. Продавщицы умиленно улыбались, наблюдая, как стильная дамочка в мехах экипирует своего долговязого супруга, а он стоит бука-букой, ни до чего ему нет дела. Ох уж эти мужчины! : Сверяясь по плану, Фандорин свернул па загородную трассу, потом еще раз, на Звенигородское шоссе. Теперь уже близко. Вот он, съезд на новехонькую асфальтированную дорогу, обсаженную молодыми липами. Указатель с витиеватой надписью "Усадьба Утешительное" (новорусский китч во всей красе), под указателем "кирпич". Усадьба была видна издалека: ложноклассический дом с колоннами, флигели и хозяйственные постройки, вокруг - высокая каменная стена. Подъехав ближе, Николас увидел, что на стене через каждые десять метров установлено по видеокамере, да и ворота непростые - бронированные, такие танком не прошибешь. Непросто будет "Неуловимым мстителям" добраться до этого "гада и обманщика". Агент по внедрению зажмурился, затряс головой. Нужно взять себя в руки, успокоиться. Не дай боже, чтобы нанимательница уловила в его голосе или мимике искательность - тогда все, провал. - Опустите стекло, - сказал механический голос из динамика. Опустил, раздвинул губы в равнодушной улыбке. - Въезжайте, господин Фандорин. Стоянка для гостей справа от клумбы. Ворота бесшумно раздвинулись. Въехал. А дом-то был не новодельный, как показалось Фандорину издали. Самый что ни на есть настоящий русский классицизм. Если приглядеться, то сквозь позднейшие перестройки и перелицовки в фасаде и колоннах проглядывало восемнадцатое столетие. Жаль только, нынешние нувориши еще не научились понимать красоту обветшалости - очень уж все свежекрашенное, прилизанное. Ничего, научатся. Богатству, как бронзе, нужно время, чтобы покрыться благородной патиной. Николас нарочно заставил горничную (до смешного кинематографичную - в фартучке и даже с кружевной наколкой) немножко подождать, пока со скептическим видом разглядывал потолок в прихожей: облака, упитанные амурчики, Аполлон на колеснице - ерунда, бескрылая стилизация под рококо. Неопределенно покачал головой. Мол, не решил еще, согласится ли работать в доме, где хозяева столь невзыскательны к интерьеру. В гостиную вошел с видом снисходительный и чуть-чуть настороженным: художник Маковский, картина "Посещение бедных". А сам диктовал сердцу ритм биения: не тук-тук-тук-тук, а тук... тук... тук... тук. Сердце изо всех сил старалось, но получалось у него плохо. Только все это было зря - и напускная величавость, и насилие над адреналиновым балансом. Хозяйку интересовал только один вопрос: правда ли, что Николас настоящий баронет. (А Мадам Куценко оказалась женщиной молодой и неправдоподобно красивой. Все в ее лице было идеальным: кожа, рисунок губ, изящный носик, форма глаз. Николас попытался мысленно хоть к чему-то придраться, но не сумел - Инга Сергеевна являла собой само совершенство. Ей бы легкое косоглазие, или чуть оттопыренные уши, или рот пошире - одним словом, хоть какой-то дефект - и была бы неотразима, подумал Фандорин. А так вылитая кукла Барби, свежезамороженная клубника. - People at the agency told me that you have a hereditary title. Is it true?{Мне сказали в агентстве, что у вас наследственный титул. Это правда? (англ.)} - спросила хозяйка, произнося английские слова старательно, но не очень чисто. - I am afraid, yes, - по-аристократически скромно улыбнулся соискатель, да еще слегка развел руками, как бы извиняясь за это обстоятельство своей биографии. - Nobody is perfect{Боюсь, что да. У всех есть свои недостатки (англ.)}. Правда, баронетство наше недавнее, первым баронетом Фандориным стал мой отец. - Для британца вы слишком хорошо говорите по-русски, - забеспокоилась госпожа Куценко. - И потом... - Она замялась, но все-таки спросила. - Скажите, а как человек может ну... подтвердить, что он действительно имеет титул? Что, прямо в паспорта пишут: лорд такой-то или баронет такой-то? - Зачем в паспорте? Выдается грамота, подписанная монархом. Хотите, покажу, как это выглядит? Она у меня с собой. Там собственноручная подпись королевы Елизаветы. Фандорин сделал знак горничной, чтобы принесла из прихожей саквояж, а сам подивился Жанниной предусмотрительности. Вместе с ключами от машины, водительскими правами и телефоном он получил отцовский баронетский патент, который должен был храниться дома, в шкафчике, рядом с прочими родовыми реликвиями. Выводов отсюда проистекало как минимум два. Первый: оказывается, помощники Жанны умеют проникать в чужие квартиры и производить там обыск, не учиняя погрома и вообще не оставляя каких бы то ни было следов. И второй вывод, еще более пугающий: Алтын и дети от подобных вторжений абсолютно ничем не защищены. Именно это Жанна, должно быть, и хотела ему лишний раз продемонстрировать. Пока Инга Сергеевна с любопытством разглядывала геральдических зверей на грамоте, Николас для пущего эффекта прибавил: - Как видите, нашему баронетству нет и тридцати лет, но вообще род Фандориных очень древний, еще от крестоносцев. Хозяйка смущенно попросила: - Можно я сделаю ксерокопию? Нет, нет, не для проверки, что вы! - Блеснув голливудской улыбкой, призналась. - Хочу подругам показать, а то не поверят. Знаете, я ведь тоже из дворянского рода. Мой прадед, Серафим Пименович Конюхов, при царе Александре Третьем получил личное дворянство. Вот он, видите? Я по старой фотографии заказала. Посреди стены, на самом почетном месте, висел сияющий лаком портрет чиновника, судя по выпученным глазам и носу картошкой, а в особенности по имени-отчеству, выслужившегося из поповских детей. Николасу стало стыдно, что он расхвастался своими крестоносцами, однако Инга взирала на своего предка с гордостью. Наверное, полагала, что личное дворянство - это какая-то особенно почетная разновидность аристократии, с личным шофером и личной охраной. А дальше разговор перешел в аспект практический: сколько гувернер будет получать, где жить, с кем питаться. Из этого Николай понял, что пропуск на эшафот он себе благополучно добыл, и внутреннее напряжение немного ослабло. - Наша Мирочка - девочка необыкновенная, вы сами увидите, - стала рассказывать хозяйка про ученицу. - В чем-то она гораздо взрослее своих сверстниц, а в чем-то, наоборот, сущий ребенок. Могу себе вообразить, кисло подумал Фандорин, представив себе, что за чадо могло взрасти в этом кукольном доме за глухой стеной, сплошь утыканной видеокамерами. Что было, действительно, необычным, так это имя. Во внешности Инги Сергеевны ничего семитского не было. Быть может, господин Куценко? - Девочку зовут Мирра? - переспросил Николас. - Нет-нет, - засмеялась хозяйка. - Имя у нее, конечно, ужасное, но не до такой степени. Не Мирра, а Мира, уменьшительное от "Миранда". Претенциозно, согласна, но нас не спрашивали. Это загадочное высказывание поставило Фандорина в тупик, однако лезть с расспросами он не решился. - Во-первых, нужно заняться с Мирочкой английским - чтоб был такой же чудесный выговор, как у вас. - Инга Сергеевна стала загибать тонкие пальцы с серебристыми ногтями. - Во-вторых, хорошо бы, чтобы она и по-русски тоже говорила, как вы. Неграмотное строение фразы, вульгаризмы - это еще полбеды, но ей нужно избавиться от этого жуткого прононса! Далее. Общий уровень. Выработайте культурную программу, привейте ей хороший вкус, базовые представления об изобразительном искусстве, музыке. Особенное значение мы с мужем придаем правильному чтению. Не обязательному, которое включено в школьную программу, а внеклассному. Именно по начитанности этого рода тонкие люди определяют, что ты за человек. Николас с серьезным видом кивнул, подумав, что потуги новой элиты на утонченность по-своему трогательны. Мужьям, конечно, не до "внеклассного чтения", они слишком заняты проблемами выживания и пожирания себе подобных, всякими там откатами, обналичками и заморочками. Но женщины, извечные оберегательницы и покровительницы культуры, уже устремляются душой к прекрасному, даже если пока оно еще имеет вид пухлых купидончиков на расписном потолке и чудовищных портретов в золотой раме. Ничего, они наймут своим отпрыскам дорогих бонн и гувернеров, научатся отличать искусство от китча. Скоро, очень скоро взбитое молоко российской жизни обрастет слоем нежнейших сливок. - Агбарчик, золотце! - воскликнула вдруг хозяйка, прерывая свой монолог. Вытянула губы трубочкой, протянула руки книзу, и на колени ей впрыгнула беленькая ухоженная болонка. - Познакомься, это наш новый друг. Лаять на него нельзя, кусать тем более. К собакам Фандорин всегда относился с симпатией, но от вида этой его передернуло - вспомнились слова Жанны, сказанные во время безумной гонки по шоссе. Болонка соскочила на пол и дружелюбно потыкалась Николасу в ботинок. С отвращением глядя на ее мокрый нос и болтающийся розовый язычок, магистр сдавленным голосом сказал: - Славный песик. Но почему "Агбар"? Разве это не мужское имя? - А он у нас и есть мальчик, - просюсюкала хозяйка, подхватывая повизгивающего Агбара на руки. - Смотрите, как он на вас смотрит. Вы ему понравились... Так на чем я остановилась? Ах да. Про внеклассное чтение я уже сказала. Теперь самое главное. Девочку нужно обучить манерам, она монструозно невоспитанна. Школьные предметы - не ваша забота. К Мирочке ходят профильные учителя, и она очень неплохо успевает по всем дисциплинам. Но как она держится, как разговаривает, как ходит! Девочка кошмарно запущена. Во весь рот зевает, даже не прикрываясь ладонью. Когда икнет, говорит: "Икотка-икотка, беги на Федотку". Если кто-то чихает, желает доброго здоровья. Представляете? Николас сочувственно покивал. - Я бы хотела, чтобы уже к Новому году ее можно было вывозить в свет. Он с трудом сдержал улыбку, представив этот "свет": вчерашних завмагов, райкомовских работников и бухгалтеров, изображающих из себя салон Анны Павловны Шерер. - Но еще до того, в ближайший вторник, Мирочку ждет первое серьезное испытание. Отец решил устроить прием в честь ее дня рождения. Соберется много гостей. Она не должна ударить лицом в грязь. Как вы думаете, сэр Николас, многого ли вы сумеете добиться за столь короткий срок? Он озабоченно покачал головой и нахмурил лоб, как это делает ДЭЗовский сантехник, когда говорит: "Ну не знаю, командир, сам гляди, работы тут много, а у меня смена кончается". Окончательно входя в роль, сказал: - Сделаем. Зевать она будет с закрытым ртом, это я вам гарантирую. Кстати, сколько вашему ребенку лет? Ответ был неожиданным: - Через три дня исполнится восемнадцать. Вот тебе на! Хозяйка выглядела максимум лет на тридцать. Инга Сергеевна улыбнулась, правильно истолковав удивление собеседника в лестном для себя смысле. - Вы думали, что Мирочка моя дочь? Нет-нет, это дочь моего мужа. Там целая романтическая история... - Госпожа Куценко сделала неопределенный жест, однако от пояснений воздержалась, вместо этого сочла нужным сообщить. - Вместе мы живем совсем недавно, но я успела полюбить Миру как родную дочь. За окном раздался шелест колес по гравию, и лицо хозяйки просветлело. - Это муж! Он ненадолго, скоро снова уедет по делам, но я хочу, чтобы он на вас взглянул. Посидите, пожалуйста. И вышла, оставив Фандорина одного. Вежливей было бы сказать: "я хочу вас познакомить", мысленно поправил он работодательницу и сам усмехнулся - надо же, учитель изящных манер. Не поменять ли профессию? Пятьсот долларов в неделю на всем готовом, плохо ли? Госпожа Куценко вернулась в гостиную, сопровождаемая невысоким мужчиной лет сорока пяти - пятидесяти с некрасивым, но, пожалуй, значительным лицом: высокий лоб, бугристый плешивый череп, внимательные глаза за толстыми стеклами и неожиданно сочный, толстогубый рот. Так-так, вычислил Николас. История семьи угадывалась без большого труда. Этот самый Куценко несколько лет назад разбогател, женился на молодой фифе, а прежнюю подругу дней своих суровых, как это водится у мужчин предклимактерического возраста, отправил в отставку. Недавно же отобрал у нее и дочку, должно быть, хорошо за это заплатив. Нет повести банальнее на свете. Вошедший протянул руку с длинными, как у скульптора или пианиста, пальцами и тихо сказал: - Мират Виленович. Рад, что вы понравились Инге. - Очень приятно познакомиться, Марат Виленович, - ответил на рукопожатие Фандорин, решив, что не совсем точно расслышал имя. - Не "Марат", а "Мират", - поправил хозяин. Примечательные губы тронула мягкая ироническая улыбка. - Сокращенное "Мирный атом". Отец работал инженером в КБ, а времена были технократические. - Пообедать успел? спросила Инга Сергеевна, сняв нитку с его рукава. Он помотал головой, перестав обращать внимание на гувернера. Устало потер веки. - Некогда было. Сделай какой-нибудь бутерброд и поеду. В дороге нужно еще видеодосье пациентки посмотреть. Жена со вздохом подала ему пластмассовую коробочку. - Так я и знала. Вот, с докторской и огурчиками, как ты любишь. Рубашку смени, несвежая. Мират Виленович, кажется, не на шутку проголодался. Цапнул из коробки красивый маленький сэндвич, откусил половину и пошел к дверям. - Извините, - бросил он на прощанье Фандорину, сосредоточенно работая челюстями. - У меня в час операция. И удалился. - Я дам рубашку! - крикнула Инга Сергеевна и бросилась вдогонку. Эта сцена произвела на Николаса самое удручающее впечатление. Он бы предпочел, чтобы хозяин оказался противным, тогда было бы не так тяжело за ним шпионить. Но Куценко магистру скорее понравился, да и отношения между обитателями кукольного дома были вполне человеческие, не как у Барби с Кеном. - Ваш муж оперирует? - спросил Фандорин, когда хозяйка вернулась. - Я думал, он бизнесмен. - Да что вы! - удивилась госпожа Куценко. - Мират - светило косметологической хирургии. У нас в стране ему нет равных, а, может, и во всем мире. Он один из первых, еще в конце восьмидесятых, открыл частную клинику. Сейчас, конечно, менеджмент отнимает много времени, но он продолжает оперировать сам. Неужели вы не слышали о методике Куценко? - Да, что-то такое читал, про чудеса омоложения и рукотворную красоту. И рекламу видел: как фея касается Золушки волшебной палочкой, и чумазая замарашка превращается в ослепительную красавицу. - Напрасно вы улыбаетесь, - строго сказала Инга Сергеевна. - Это не преувеличение, а истинная правда. Мират настоящий кудесник. Дурнушку он делает интересной женщиной с шармом, а лицо обыкновенное, так сказать, среднестатистическое, превращает в настоящее произведение искусства. Он хирург от Бога! Снисходительно улыбаться, кажется, не следовало. Николас поспешил исправить свой faux-pas: - Я заметил, какие у него тонкие, красивые пальцы. Прекрасные глаза хозяйки затуманились, голос стал мечтательным. - Ах, вы даже не представляете, какие у него гениальные руки! Иногда они бывают сильными, даже безжалостными, а иногда такими нежными! Знаете, как Мирата любят растения? Они чувствуют животворную энергию! У нас в зимнем саду есть ужасно капризные цветы. Когда их поливает прислуга, они начинают сохнуть, а у Мирата расцветают, как в джунглях. И животные к нему тоже льнут - собаки, кошки, лошади. Они тоже умеют видеть настоящую, внутреннюю силу! Николас несколько растерялся от столь откровенной демонстрации супружеского обожания. На душе стало совсем отвратительно. Господи, зачем кошмарной женщине по имени Жанна, верней, ее таинственному заказчику понадобился этот доктор? Последняя надежда оставалась на дочку, эту новорусскую инфанту, наверняка испорченную скороспелым папашиным богатством, и к тому же еще, очевидно, редкостную тупицу, раз она, несмотря на всех репетиторов, к восемнадцати годам не сумела закончить школу. Хозяйка вела Фандорина знакомиться с падчерицей - через анфиладу комнат, в которых евроремонт причудливо сочетался со старинной мебелью и сохранившейся кое-где лепниной, рассказывала про историю усадьбы. Кажется, ее не то выстроил, не то перестроил кто-то из приближенных императора Павла - впрочем, Николас слушал вполуха, готовясь к встрече с ученицей: никаких нервов, максимум терпения, главное же - сразу правильно себя поставить, иначе учительство превратится в унизительную пытку. Комната принцессы находилась на втором этаже. Через огромное полукруглое окно открывался прелестный вид на поле, лес, реку, но Николасу было не до любования природой. Он быстро оглядел просторную - нет, не комнату, а самую настоящую, залу, с белыми колоннами и небольшой галереей, опоясывавшей внутреннюю стену. Самой обитательницы чертога видно не было, однако, судя по разбросанным там и сям нарядам, по отсутствию книжных полок, по навороченному компьютеру, на здоровенном мониторе которого застыла жалкая игра "Крестики-нолики", Никины предположения относительно интеллектуального уровня девицы Куценко полностью оправдывались. - Мирочка, ты что, спишь? - позвала хозяйка, направляясь к завешенному портьерой алькову. - Нет, Инга Сергеевна, - донесся откуда-то сверху, будто с самих небес, звонкий, чистый голосок. - Я здесь. Николас обернулся, задрал голову и увидел над перилами балюстрады истинного ангела: тоненькое личико в обрамлении очень светлых, почти белых волос, широко раскрытые голубые глаза, худенькие голые плечи с бретельками не то от лифчика, не то от комбинации. - Почему ты там сидишь? И почему неодета? - Сняла платье, чтобы не испачкать. Тут пылища - ужас. Не вытирает никто, так я решила тряпкой пройтись, - ответила спрятавшаяся за перилами нимфа, разглядывая Николаса. - А села, потому что неодетая. Стыдно. Вы ведь не одна... Опомнившись, Николас смущенно отвернулся. - Сейчас поднимусь, принесу тебе платье и туфли. Сэр Николас не смотрит. Кстати, познакомься. Это гувернер, он будет руководить твоим воспитанием и готовить тебя к балу. - Здравствуйте, - проворковал ангельский голос. Фандорин, не оборачиваясь, слегка поклонился, что было довольно глупо. Определенно мадам Куценко самой не помешал бы гувернер. Неужто не могла подождать с представлениями, пока девушка оденется и спустится вниз? Но вот Мира сошла с небес на землю, и оказалось, что никакая она не девушка, а девочка, совсем еще ребенок. На вид ей можно было дать лет тринадцать, да и то без поправки на современную акселерацию. Ее макушка приходилась магистру где-то на уровне локтя, фигурка была щупленькая, без каких-либо намеков на женские округлости. Уж во всяком случае, лифчик, проглядывавший сквозь тонкое батистовое платье, Мире был точно ни к чему. - Я вас оставляю наедине, чтоб вы могли как следует познакомиться. Не дичись. - Госпожа Куценко ласково погладила девочку по кудрявой головке. - Обещаешь? - Хорошо, Инга Сергеевна. - Сколько раз говорить, называй меня просто "Инга". Сэр Николас, я скажу Клаве, чтобы она пришла через десять минут и помогла вам разместиться. Когда за хозяйкой закрылась дверь, Мира сделала два шага назад - не от застенчивости, а чтобы удобнее было рассматривать двухметрового учителя. - Вас че, правда "сэр Николас" зовут? - недоверчиво спросила она и не удержалась, прыснула. - Зовите меня "Николай Александрович". И давайте сразу договоримся: я буду исправлять неправильности вашей речи, а вы за это не будете на меня обижаться. Идет? Дождавшись, когда она кивнет, Николас продолжил: - Первое. Слово "что" по-русски произносится нередуцированно, то есть полностью: што. Второе. Вместо просторечного "правда" в данном случае изысканней было бы употребить выражение "в самом деле". И третье. В беседе с малознакомым человеком, каким я для вас пока являюсь, одного кивка в знак согласия недостаточно. Нужно обязательно произнести вслух: "Да" или "хорошо". Вы меня поняли? - Да. Только не говорите мне "вы", ладно? Я себя на "вы" покамест не ощущаю. Мира посмотрела куда-то вниз - Николас подумал, от стеснения. Но нет, это она украдкой полюбовалась на свои часики. Поймав взгляд учителя, прошептала: - Это французские, с настоящими бриллиантами. "Картье" называются. Папа купил. Ужас какие деньжищи стоят. Правда, красивые? Ой, - спохватилась она, - я хотела спросить: в самом деле красивые? Фандорин вздохнул. О, великий и могучий, сам черт в тебе ногу сломит. А девочка ему, увы, понравилась. Да и как она могла не понравиться - такая славная, хорошенькая, и к тому же совсем неиспорченная, а искренняя, простодушная. И так мило, по-волжски окает. Должно быть, именно это госпожа Куценко обозвала "жутким прононсом". Вероятно, Мира жила с родной матерью не в Москве, а где-нибудь в провинции. Чтобы с самого начала не обозначить себя как педанта и зануду, Николас не стал придираться к "покамест" и к "ужасу". Подошел к письменному столу, склонился над компьютером. - В "Крестики-нолики" играешь? Нравится? - Воще-то не очень, - призналась Мира и шмыгнула носом. - Но я ни во что другое не умею. У меня раньше компьютера не было. - Лучше говорить не мягко "компьютер", а твердо: "компьютОр". И каким же играм ты хотела бы научиться? - А вы умеете? В самом деле? - Мира схватила его за рукав. - Я по телеку видела, там пацаны играли по компьютОру в приключения! Подземелье с сокровищами, скелеты, а неправильно угадаешь - тебе кранты! Вы в такую играть умеете? Он кивнул, глядя в ее ясные, полные радостного ожидания глаза, и подумал: очень инфантильна для своего возраста, но это делает ее еще очаровательней. - Ага, а сами кивнули, - засмеялась Мира. - И "да" не сказали! Так научите меня играть в приключения? Улыбнувшись, Ника пообещал: - Научу. Не только играть. Если захочешь, мы будем с тобой сами придумывать новые игры. Это еще интересней. Девочка взвизгнула от восторга, подпрыгнула и с меткостью дрессированного дельфина чмокнула Фандорина точно в середину щеки. Похоже было, что контакт с ученицей наладился. x x x Из "детской", как внутренне окрестил Ника комнату Миры, гувернера отвели к управляющему усадьбой, уютному усачу Павлу Лукьяновичу с белорусским выговором и повадками армейского отставника. Он вручил новому жителю Утешительного ключи от "партаментоу" (апартаментов) и магнитную карточку, чтобы открывать ворота. Предупредил, что на "террыторыи объекту" действуют особые правила безопасности, потому что "Мырат Виленовитш большой тшеловек, а у большого тшеловека и проблэмы большие". Эти слова Павел Лукьянович сопроводил странным безулыбочным подмигиванием, что, видимо, означало: шучу, но не совсем. Следуя за горничной в свои "партаменты", Фандорин видел из окна, как хозяин выезжает из ворот: впереди джип охраны, сзади еще один, а в лимузин рядом с шофером сел какой-то человек-гора - ростом с Николаса, но вдвое шире. Что-то многовато лейб-гвардейцев для светила хирургии, подумал Ника и спросил, кивнув в сторону великана: - Личный телохранитель? - Нет, это секретарь Мирата Виленовича, Игорек, - ответила горничная, милая женщина средних лет по имени Клава. - Он в Америке университет закончил. Должно быть, по футбольной стипендии, предположил Николас. "Партаменты" оказались, двухкомнатной квартиркой, небольшой, но вполне комфортабельной. Правда, вид из окон был так себе - на хозяйственные постройки. Развешивая в шкафу вещи, Клава попросила: - Вы уж, Николай Александрович, помягче с Мирочкой, без строгостей. Такая девочка хорошая, деликатная. Не обвыклась еще здесь. У нас в обслуге все ее знаете как жалеют. - За что же ее жалеть? - удивился Фандорин. - Дай бог всякой девочке расти в таких условиях. Горничная аж рубашку уронила. - Всякой? Да вы что! Над Мирочкой вся страна слезы лила! На лице гувернера отразилось полнейшее недоумение, и Клава шлепнула себя по лбу: - Ах да, вы же англичанин. Очень уж чисто по-русски говорите, я и забыла. "Надейся и жди", наверно, не смотрите? - Это ток-шоу, да? Нет, я телевизор почти не смотрю, только новости по шестому каналу. - И газет наших не читаете? О Мирочке писали "Комсомольский москвич", "Факты и аргументы", "Фитилек", да все писали! Ника виновато развел руками: - Нет, я этих изданий не читаю. Только газету "Таймс". - И, просветлев, вспомнил. - Еще иногда еженедельник "Эросс". - А-а, тогда понятно, - протянула Клава и отвернулась. Кажется, Николас безвозвратно погубил себя в ее глазах. Она быстро закончила свою работу и вышла, даже не попрощавшись. Ну и ладно. Фандорину сейчас было не до ханжеских предрассудков обслуживающего персонала. Он встал у окна, попытался собраться с мыслями. Итак, пропуск в ад получен. Оттого что это место скорее напоминает рай, только хуже. Тогда получается, что он прислан сюда соглядатаем от Сатаны. Никаких инструкций или заданий Николасу не дали - только устроиться гувернером, и все. Но телефон ему выдан не случайно. Скоро он зазвонит, можно в этом не сомневаться. Неизвестно, чего именно потребует Жанна от своего агента, но это наверняка будет нечто, несущее обитателям Утешительного беду... Короткий стук в дверь. Снова вошла горничная. Положила на стол какую то папку, сухо сказала: - Хорош учитель, не знает, кого учить собрался. Вот, почитайте. Это я подбираю публикации, про Мирочку. И с надменным видом удалилась. Фандорин развязал тесемки. Увидел сверху женский глянцевый журнал "ККК". На обложке - робко улыбающаяся Мира. И крупно анонс: "МИРАНДА КУЦЕНКО: ЗОЛУШКА НАШИХ ДНЕЙ". Сел в кресло, стал читать. ФЕЯ ПРИЕХАЛА НА "МЕРСЕДЕСЕ" ...В детском доме райцентра Краснокоммунарское таких девочек и мальчиков больше двух сотен. Большинство попали сюда совсем крошками, прямо из Дома малютки. "Детский дом" или "интернат" - слова неправильные, обманные. Не нужно стесняться названия "сиротский приют", потому что именно этим святым делом здесь и занимаются: дают приют сиротам - уж как могут. У этих детей никогда не было настоящей семьи, они всегда носили только казенную одежду и питались только казенной пищей - увы, скудной, потому что область здесь бедная, дотационная, и своих сироток ей баловать особенно не на что. Но чем суровей и безрадостнее реальная жизнь, тем больше человеческая душа стремится к полету, к мечте, к несбыточному. И каждый из маленьких жильцов приюта, конечно же, грезит о том, что родители его не бросили, а потеряли, что они ищут свое драгоценное дитятко и однажды непременно найдут. Сколько трогательных, наивных и совершенно фантастических историй впитали крашенные масляной краской стены спален! О папах-разведчиках, о мамах-актрисах, о роковых подменах в родильном доме... Как рассказал автору этих строк директор Краснокоммунарского детдома Р.Мовсесян, обычно такого рода фантазии иссякают к тринадцатилетнему возрасту, когда подрастающий человечек начинает готовить себя к реальной, взрослой жизни. Иссякают, но не исчезают совсем, они продолжают жить на самом донышке юного сердечка. О, как всколыхнулась, забурлила вода в этих глубоких омутах после чуда, которое произошло в тихом волжском городке! Сказка спустилась с небес на землю и озарила жизнь всех сироток нашей бескрайней страны волшебным светом надежды. И рассказывать эту историю нужно именно так - как сказку. Жила-была на свете девочка с чудесным именем Миранда. Но кроме звучного имени ничегошеньки у нее не было, даже отца с матерью. Росла она, как травинка в поле. Мамина ласка и папина забота не оберегали ее ни от злого ветра, ни от ледяного дождя, и потому выросла она тоненькой и чахлой. В детстве много болела, из-за этого два раза оставалась на второй год, а потом, хоть и выздоровела, но осталась худенькой и бледненькой, совсем не такой, как ее румяные сверстницы, у кого есть родители. Больше всего на свете Миранда, как и многие ее подружки, любила сказку про Золушку, к которой однажды явилась добрая фея и одним взмахом волшебной палочки подарила ей новую, чудесную жизнь. Годы шли, сказка оставалась сказкой, а жизнь жизнью. Другие девочки-сироты уже зачитывались повестью "Алые паруса" и мечтали не о фее - о принце, Миранда же взрослеть не торопилась, она по-прежнему верила в свою детскую сказку. И была вознаграждена за верность. А теперь позвольте перейти от языка сказочного к языку фактов. В феврале 1983 года молодой москвич с необычным именем Мират проводил отпуск в крымском санатории. Отдыхала там и юная пермячка по имени Настя. Мертвый сезон, холодное море, пустые пляжи. Стоит ли удивляться, что между ними завязался короткий, но бурный курортный роман? Любовники знали друг друга только по имени, даже фамилией поинтересоваться не удосужились. И вдруг, месяца через два, в московской квартире Мирата зазвонил телефон. Это была Настя. Она сказала, что ждет ребенка. "Как ты меня нашла?" - спросил молодой человек, одолеваемый самыми недобрыми подозрениями. "По имени, - ответила она. - Оно у тебя такое редкое!" "Сделай аборт, - сказал он и мрачно прибавил, уже догадавшись, что, как говорится, запопал. - Я вышлю денег. Диктуй адрес". Но Настя разрыдалась и бросила трубку. Больше она его не беспокоила. Шли годы. Мират стал знаменитым хирургом и преуспевающим предпринимателем, владельцем нескольких косметических клиник, Вы наверняка видели рекламу этой фирмы и в нашем журнале, и в других гламурных изданиях. Называется фирма - вот он, мистический почерк судьбы! - "Фея Мелузина". Мират Виленович женился на писаной красавице, и все у них с женой было прекрасно, только вот детей им Бог не дал. Тогда-то миллионер и вспомнил давнюю историю. Стал разыскивать Настю из Перми, только оказалось это совсем не просто, ведь имя у нее было не то что у него, а самое что ни на есть обыкновенное. Но Мират Виленович не жалел ни средств, ни усилий, и после нескольких лет беспрестанных поисков выяснил и фамилию Насти, и адрес. А также то, что она умерла, родив девочку, и что ребенка отдали в детский дом. Дальнейшее было делом техники, и здесь я снова перехожу на сказочную волну. Однажды семнадцатилетняя воспитанница Краснокоммунарского интерната Миранда открыла окно палаты, где она жила с пятью другими девочками, и увидела, как по дороге, сверкая черной полировкой, катит чудо-экипаж, каких в райцентре отродясь не видывали..." Статья была длинная, но Николас прочитал ее до конца. Иногда морщился от слащавости стиля, но история и в самом деле была необычная, трогательная. Посмотрел и другие публикации, их было несколько десятков, и почти все с портретами трогательной большеглазой девчушки: и на фоне детдома, и в лимузине, рядом со смущенным Куценко. Вот сколько шума, оказывается, наделала история краснокоммунарской золушки и владельца "Феи Мелузины". Еще бы, настоящая мыльная опера, "Богатые тоже плачут". Фандорин закрыл папку, подошел к зеркалу. Лицо у него было такое же, как всегда, но он-то знал, что видит перед собой не Нику Фандорина, а оборотня. Спасти маленький мир ценой большого? Зажмурился. Чтоб не раскиснуть, заставил зрительную память показать жителей маленького мира: вот Алтын, вот Эраст, вот Геля. Вдруг вспомнилось, как дочка спросила: "А как это - душу потерять?" Передернулся. Задал бессмысленный вопрос, звучавший с библейских времен бессчетное количество раз. Господи, за что мне такое испытание? Оно выше моих сил. Я не выдержу! Потом открыл глаза и сказал своему отражению: "Я подлец". x x x По договоренности с хозяйкой, уроки должны были занимать два часа перед обедом (воспитание и английский) и два часа перед ужином (английский и воспитание), но с первого же дня сложилось так, что учитель и ученица расставались лишь на время ночного сна, да еще утром, до двенадцати, когда Мира занималась с предметниками. То есть урокам английского-то отводилось столько времени, сколько полагалось по расписанию, но вот "воспитание" растягивалось самым недопустимым образом, поглощая весь вечер, а то и половину ночи - до тех пор, пока гувернер, спохватившись, не отправлял девочку спать. Собственно воспитание и обучение изящным манерам происходило урывками, от случая к случаю, как гарнир к главному делу - разработке компьютерной игры про Эраста Петровича Фандорина. Незаконченного "Камер-секретаря" Ника трогать не стал, поскольку та история уже наполовину сложилась, а затеял сочинять новый сценарий. В первое утро, пока Миранда была на уроках, сгонял в Москву за необходимыми программами. Убедился, что дома никого нет, и только тогда вошел в квартиру. Повздыхал в детской, глядя на аккуратно убранную кроватку Эраста и разбросанные куклы Гели. Жене записки не оставил - просто положил на постель купленную по дороге лилию, символ надежды. Алтын поймет. И скорей назад, в Утешительное. Как раз обернулся к назначенному часу. Азы программистской науки Мира схватывала на лету, тем более что он не стал утомлять ее техническими деталями - поскорее перешел к рассказу про своего замечательного предка. Вывел на монитор его портрет и был очень доволен, когда девочка воскликнула: "Красивый - помереть!". Даже вульгаризм поправлять не стал. Миранде было предложено на выбор три приключения героического сыщика (ни про одно из них сколько-нибудь достоверных сведений не сохранилось, так что простор фантазии не был ограничен): "Эраст Петрович против Джека Потрошителя", "Эраст Петрович в Японии" и "Эраст Петрович в подводном городе". К изумлению учителя, выяснив исходные данные каждого из сюжетов, ученица без колебаний выбрала самый кровавый, про Уайтчепельского монстра. Сначала Николас решил, что это следствие запоздалого эмоционального развития - нечто вроде ностальгии по детским "страшилкам", которыми, должно быть, пугали друг друга по ночам маленькие детдомовки. Но, узнав свою воспитанницу поближе, он понял, что ночная готика про "Летающие гробики" и "Желтые перчатки" здесь ни при чем. Ангелоподобная инженю с поразительным хладнокровием относилась к вещам, которых обычно так боятся девушки ее возраста: к смерти, крови, страданиям. А впрочем, ничего поразительного тут не было. За свою недолгую, да к тому же проведенную в замкнутом пространстве жизнь Мира не раз видела, как мучаются и умирают ее сверстники, ведь многие из них были от рождения болезненны, а казенному уходу, каким бы он ни был добросовестным, далеко до родительского. - И лекарства не всегда достанешь, особенно если дорогие, - беспечно рассказывала Мир