убе из золотистого мутона, шикарный и свежий, как какой-нибудь цикламен в оранжерее. - Перед отъездом в Америку, так сказать, не мог не засвидетельствовать... - Добро пожаловать, камарадо Моска или Моску, ну да это почти одно и то же, - сказал Фима, помогая профессору снять шубу. - Никогда не сомневался в вашей проницательности, - ответил столь же любезно Муха. Розе Марковне также досталась порядочная доза комплиментов. С непривычки она аж зарделась, и, чтобы уйти из зоны повышенного внимание к собственной персоне, она постаралась перевести разговор на другую тему. - Так вы все-таки наши Анубиса, как вам это удалось? - спросила она, любуясь умной собакой, которая деликатно расположилась вдалеке от стола, за который хозяева пригласили нежданного гостя. - Ценю вашу деликатность Роза Марковна, но я думаю, что нет смысла более скрывать, что это Тролль - собака моего покойного племянника Симы, которую я на время занял у него, чтобы иметь возможность войти в контакт с господином Блюмом, - Муха слегка кивнул Фиме, - и воспользоваться результатами его расследования, как прежде писали в газете "Правда", в своих неблаговидных целях. - Вы блестяще обвели нас вокруг пальца, - Фима заерзал на стуле, - но мне все же не совсем ясно, зачем вы к нам пожаловали. Не такой, что приходить, как в "Правде" писалось в "логово врага", лишь для того, чтобы лишний раз показать нам какие мы идиоты. - Бог с вами, мне бы такое и в голову не пришло. Я просто хотел узнать, куда вы определили Кукулькана? - Вот и я вас хотел спросить об этом, - опешил Фима. - Мы были в полной уверенности, что вы забрали его из собачьей гробницы и продали его какому-нибудь коллекционеру. - У меня и в мыслях такого не было, - удивился Муха. - Мне, конечно, хотелось его иметь. Иначе я бы не стал организовывать его похищение из музея, но продавать я его не собирался. Я, видите ли, болен и болезнь у меня неизлечимая, врачи мне дали год, а этого совершенно недостаточно, чтобы закончить мои исследования в области духовной культуры древних египтян. Ко мне в руки неожиданно попали материалы, которые в корне меняют подход к этой проблеме. Вот я хотел продлить отведенный мне срок. - Вы надеялись, что Пернатый Змей поменяет вашу судьбу? Но ведь в таком случае через год должен был умереть кто-то другой. - Наука вещь жестокая, чтобы сказать в ней свое слово, ученые иногда идут на преступления. Вы можете сказать, что никакое открытие не стоит даже ничтожной человеческой жизни. С точки зрения общепринятой морали это так, но кто как не сами люди нагородили эти условности. Вокруг нас полно людей, которые не только бесполезны для общества, но и крайне вредны. - Где-то я уже это слышал, - сказал Фима. - Впрочем, не буду вас прерывать, нам с розой Марковной не терпится узнать, как вы осуществляли свой план. Ведь и мы в какой-то степени были его частью. - Я предложил Организации выкрасть Кукулькана из Хофбурга, чтобы сделать его символом их борьбы. Знаете. Как всякого рода революционеры падки на такие штучки. Они тут же ухватились за мою идею и откомандировали в мое распоряжение двух экстрасенсов или, если угодно, колдунов. Они отлично справились со своей задачей и переправили идола в Испанию, на виллу Вартанова, который был тесно связан с моим племянником Денисом. Да, он был сыном моего младшего брата, хотя и носил фамилию матери. Это долгая история, мой отец был репрессирован, и брат из соображений безопасности записал сына под фамилией жены. Дурацкая такая фамилия, хотя его матери она даже шла, Лариса была женщина розовая, как попка младенца и носила блузки с рюшами. А Денис ее стеснялся, и страдал от этого. Отсюда и всякие его псевдонимы. Только самые близкие знали как его фамилию, он им ее дарил в знак особой близости. В этом было что-то интимное с привкусом извращенности - конек племянника. - Труссик - звучит не так уж плохо, во всяком случае лучше, чем Генштапп, хотя я знала человека с такой фамилией, который ей страшно гордился, - вставила свое слово Роза Марковна. Профессор взял ее руку и торжественно поцеловал. - Я поражен вашей осведомленностью. Вы, конечно, знаете, кто убил Дениса, - спросил профессор так просто, как спрашивают который теперь час. - Разве это сделали не вы, когда он отказался отдать вам Змея? - удивился Фима. - Он, конечно, был порядочным свинтусом, и мог вывести из себя кого угодно, но только не меня. Я прекрасно понимал, что рано или поздно он придет ко мне с повинной и принесет божка. У него не было никаких возможностей продать этот раритет, слишком известная вещь, слишком дорого стоит. Он тянул время, чтобы спровоцировать меня на какую-нибудь подлость. Для него это был бальзам на раны. А убить его мог кто угодно, за свою бестолковую жизнь он успел насолить почти всем, кто хоть как-то был с ним знаком. Это был человек, сплошь состоящий из комплексов. Он считал, что весь мир в заговоре против него, что все хотят его унизить и растоптать, и, чтобы этого не сделали другие, он сам себя опускал все ниже и ниже, пока не оказался на самом дне. Но и там он не успокоился, в отместку за свое падение он валял в грязи всех, кто оказывался на его пути, родственников, друзей, любовниц, любовников. Кстати, этот его гомосексуализм был ничем иным, как орудием мести, вместе с садизмом, мазохизмом, наркотиками и прочими страшилками из учебника психиатрии. Единственным живым существом, к которому он относился более или менее прилично, был Тролль, хотя кто теперь расскажет, что между ними было. Мне кажется, пес не слишком глубоко переживал потерю хозяина. - Так у кого же все-таки находится Пернатый Змей? - спросил Фима, почти не рассчитывая на правдивый ответ. - Не знаю, может у Аристидиса, может у Лангера, может у этого вашего приятеля, который мечтает делать деньги на дохлых собаках и кошках, но скорей всего Змей у той экзальтированной сеньориты, которую вы вырвали из лап полоумных авантюристов, называющих себя марксистами и революционерами. Вы люди благородные, и вам, конечно, не пришло в голову проверить ее вещи, а зря. Однако это лишь предположения, а факт лишь то, что когда я вскрыл могилу Тролля, Змея там уже не было. И, странное дело, это меня не только не огорчило, но даже как будто обрадовало, как будто тяжесть какая свалилась с плеч. Я даже физически почувствовал себя много лучше, и анализы это подтверждают. Мне до конца не ясен механизм влияния древних духов, заключенных в предметы поклонения, на жизнь современных людей, но то, что связь между ними и нами существует - это неоспоримо. Надо будет как-нибудь всерьез заняться изучением этих связей. - А может быть все куда проще, - усмехнулся Фима, - скажем, завелась молодая любовница? - Одно другого не исключает, - не по возрасту озорно подмигнул ему профессор, и легко поднявшись стола, стал прощаться. - Очень приятно было с вами познакомиться, когда еще доведется встретиться неизвестно. Послезавтра вылетаю в Нью-Йорк, к себе в Калифорнию, так что не поминайте лихом. - Все-таки он обаятельный, хотя и негодяй, - вздохнула Роза Марковна, когда за профессором закрылась дверь, - а в то, что он тут наговорил про Машу, не верьте. Она не злодейка, а жертва во всей этой истории. - Как и мы с вами, - сказал Фима. - Она хоть поняла, как глупо и опасно играть в чужие игры, а мы-то с вами это и раньше знали В Москве уже вовсю хозяйничала зима, там сугробы выросли уже чуть ли не до колена, а здесь в Нью-Йорке шел мелкий дождичек, и деревья даже еще не сбросили листву. "Интересно, что было бы с самовлюбленными американцами, если бы им приходилось по пять месяцев в году перекладывать с места на место горы, и отапливать миллионы кубометров воздуха? Смогли бы они тогда родить Тома Сойера или у них сплошь получались бы Ваньки Жуковы? - думал Фима, наблюдая из иллюминатора "Боинга" компании "Финнэйр", только что приземлившегося в нью-йоркском аэропорту "Гуардия", как жизнерадостные негры в фирменных комбинезонах дурью маются, гоняя по полю жестянку из-под кока-колы. Клаус встретил Фиму как старого друга, хлопнул его по плечу, так что Блюм едва удержался на ногах и загремел на весь зал: - Здоров, бисов сын, добре що приихав, у менэ до теби добре висти. Сотни встревоженных глаз уставились на них, а полицейский, который следил за тем, как прилетевшие пассажиры проходят таможенный досмотр, схватился за кобуру. После терактов в Нью-Йорке американцы стали пугаться шумных публичных сцен. - Тише ты, чертяка, зачем людей пугать, и вообще говори лучше по-английски, а то я тебя плохо понимаю, - попытался утихомирить друга Фима, но тот явно был настроен бравурно. - Не надо стесняться своей самобытности, - продолжал он орать на весь зал уже по-английски. - Вы, русские, чудной народ, дали миру Гоголя и Шевченко, а ведете себя за границей, как нашкодившие школьники. - Ладно, Коля, мы с тобой об этом еще поговорим, а сейчас расскажи, зачем я тебе понадобился в Америке. Из нашего телефонного разговора я понял только, что это связано с пернатым Змеем и, что ты берешь на себя все расходы по моей поездке в Штаты. - Поговорим об этом в дороге, у нас будет много времени, чтобы обменяться информацией. - А куда мы едем? - В Нью-Хейвен, штат Коннектикут, это в полутора часах езды отсюда на такси, если нам повезет, и мы не попадем в пробку. - Вот как, тогда давай сначала заглянем на Брайтон-Бич, чтобы купить подарки, я как-то не рассчитывал, что буду гостить у своей драгоценной сестры. - Твоя сестра живет в Нью-Хейвене, - обрадовался Кучка. - Так нам просто повезло, не нужно будет останавливаться в гостинице, где нас могут засечь. Пока друзья заезжали на Брайтон за водкой и икрой, пока мчались по хайвэю на северо-восток, Фима рассказал все, о своей поездке в Фирсановку, о расследовании Розы Марковны и о визите профессора, а Клаус поделился своими парагвайскими впечатлениями и планом поимки похитителя Кукулькана. После того как Лангер рассказал ему о Гринфилде, австриец связался по телефону с миллионером. Юджин Гринфилд, несмотря на свои миллионы, нажитые на биржевых спекуляциях, и страсть к коллекционированию редких вещей, оказался вполне добропорядочным и законопослушным обывателем. Он тут же открестился от краденого раритета и согласился сотрудничать с Интерполом, при условии, что на это дадут санкцию американские спецслужбы. После недолгих колебаний американцы согласились, теракты их все-таки кое-чему научили. Теперь друзьям предстояло сыграть простенькую "партитуру", которую сочинил Клаус, то есть выйти на связь с Гринфилдом, который уже согласился принять продавца Змея, чтобы обговорить с ним условия покупки, и ждать, пока миллионер сообщит, где и когда состоится встреча. Эксперт Гринфилда убедится в подлинности раритета, но продавцу заявит, что это копия и сделка не состоится. После того, как продавец со своим товаром покинет дом миллионера, он будет задержан. Фима должен опознать преступника, а Клаус арестовать его. Ловушка должна была сработать на все сто, вопрос состоял лишь в том, когда это произойдет. Последний раз продавец выходил на связь с миллионером три дня назад. В своем электронном послании он сообщил, что намерен прибыть в Нью-Хейвен на этой неделе. - Как ты думаешь, кто этот таинственный продавец? - по большому счету Клаусу было все равно у кого сейчас золотая фигурка, главное, что он вернет ее в Хофбург, но он хотел дать приятелю понять, что он не сбрасывает со счетов и его заслуги в раскрытии преступления и потому спросил. - До последнего времени я был уверен, что это Муха, а сейчас даже не знаю на кого и думать, - ответил Фима, который похоронил было "дело Змея", но все еще не потерял к нему интереса. - Продавец подписывается буквой "М", так что это может быть все-таки Муха. - А может быть Мария, или кто-нибудь из ее дружков-мексиканцев - я перед отъездом так и не успел позвонить в Харьков. Такси в котором ехали друзья, миновало гряду лесистых холмов и взорам путешественников открылся уютно прильнувший к морю Нью-Хейвен, самый европейский и даже можно сказать "австрийский", несмотря на голландское происхождение, из всех американских городов. Почему "австрийский"? Да потому , что зеленые холмы в округе напоминали Венский лес, а псевдоготический собор в центре - сразу все городки Тироля - Нью-Хейвен, - объявил шофер, как итальянцы на свадьбах объявляют очередное блюдо. - Где живет твоя сестра? - спросил Кучка. - На Вустер сквер. Это на другом конце города. Только, знаешь, Коля, давай все-таки остановимся в отеле. Моя сестра и ее муж люди небогатые, они будут рады нас приютить, но боюсь - это будет их тяготить. - Сколько у них комнат? - Пять, но с ними живет еще дочка, которая играет на виолончели. - Я думаю, что они смогут оплатить ее занятия на полгода вперед за те деньги, за те деньги, которые мы им заплатим. - Если так, то лучшего места, чем у них в городе не найдешь, - сказал Фима и стал втолковывать шоферу, как проехать на Вустер сквер. Лия и Герман Субботины жили в собственной квартире трехэтажного дома, фасад которого был обращен к парку. Собственно эта квартира, доставшаяся Герману по наследству от дяди - эмигранта второй волны, которого война забросила аж за океан, и послужила причиной того, что Субботины решили уехать из России. "Самое главное - жилье, а с работой как-нибудь уладится, мы ведь не претендуем на теплые места, - рассуждала Лиля, перед тем как уехать, - на первых порах можно сидеть с детьми, ухаживать за пожилыми людьми, да мало ли еще что... А потом, когда оглядимся, устроимся получше. Все так делают". Герман ничего не говорил, но в тайне надеялся устроиться в какую-нибудь эмигрантскую газету. В Москве он работал в журнале и не собирался менять свою престижную профессию ради заработка. Но с газетой у него не заладилось, в "Новом русском слове" от него отмахнулись - своих борзописцев хватает - из бывших диссидентов, а тут какой-то Субботин, который в России лизал жопу "новым русским" пожаловал, без имени, без связей с одним только гонором. В "Вестях" предложили делать интервью с российскими звездами политики и культуры по двадцать долларов за штуку. Герман обрадовался и сдал им сразу все, что было у него в загашнике --на двести долларов. Победу обмыли дома пивом "Миллер" и водкой, привезенной из "московских" запасов, но дело не заладилось: свежего "товара" не было, а за визитерами из России гонялись все кому не лень, к тому же оказалось, что Герман совершенно неспособен к изучению английского языка. Все что он усвоил, было "плиз", "сенкью" и "найс". И тогда он решил попробовать себя в роли собкора какого-нибудь российского издания, разослал письма с предложением своих услуг во все газеты и журналы от "Абаканского рабочего" до "Яранских известий". Клюнули немногие - Россия потеряла интерес к зарубежью, и сосредоточилась на своих проблемах, но долларов пятьсот "на круг" выходило, в рублях конечно. Лиле на новом месте повезло больше, и все потому, что она не брезговала никакой работой. Перед отъездом она окончила курсы массажа, а если учесть, что у нее за спиной была консерватория и язык она знала довольно прилично, то можно сказать, что на оказалась во всеоружие. Через знакомых дяди мужа и их знакомых она сразу же нашла место бейби-ситтерши, стала давать уроки музыки соседским детям и время от времени делать массаж их мамам. А вскоре ей повезло по-настоящему: в булочной за углом освободилось место продавщицы. Для вновь испеченной американки с консерваторским образованием это была настоящая находка - 300 долларов в неделю плюс хлеб, который к закрытию оставался непроданным, в Америке вчерашний - это уже не хлеб. Вот так и жили "новые американцы" Субботины, перебиваясь в прямом смысле с хлеба на воду. Хорошего мало, а тут еще Лилин брат нагрянул с каким-то австрияком, но все опасения рассеялись, когда Клаус выложил тысячу баксов за приют. Встречу отметили по-семейному, за чаем с пирожными, а потом Фима пошел в парк навестить Корвалола. Итальянец встретил его как друга, хотя сразу предупредил, что места у него сейчас нет, двое парней, которых он нанял после ухода Фимы вполне справляются на кухне и развозят пиццу по домам, тем более, что после терактов люди неохотно стали заказывать пиццу на дом из опасения, что под видом курьеров в дом могут проникнуть террористы. Пуганая ворона -куста боится. Опять же экономический спад, безработица - все это плохо сказывается на бизнесе. Дон Корвальо угостил Фиму стаканчиком виски и горячей пиццей. Проблему надвигающегося кризиса итальянец решал по-своему, в его пицце стало еще меньше фарша и маслин чем прежде, зато прибавилось острых перцев пиперони. Откусив кусочек, Фима вспомнил старый анекдот о том, какие дрова выгоднее покупать. Оказывается с сучками - первый раз можно согреться, когда их колешь, а второй - когда они горят. Поблагодарив итальянца, Фима уже собрался уходить и тут увидел, что в зал вошли две до боли знакомые фигуры, два молодца одинаковых с лица - Диас и Санчес. Перепутать их с кем-либо было невозможно, хотя они и напялили на себя плащи и шляпы. Стараясь быть незамеченным, Фима схватился рукой за щеку, как будто у него болел зуб, и кинулся в туалет, просидев там некоторое время, он через кухню вышел в парк и, то и дело оглядываясь, побежал к Субботиным. Дома было все мирно и тихо, Герман с Клаусом сидели за шахматами, и о чем-то тихо переговаривались на украинском языке, Герман был родом из Одессы и мог кое-как объясняться на суржике, то есть на смеси русских и украинских слов. - Эти сволочи уже здесь, - сходу заявил Фима, разбив вдребезги гармонию тихого вечера. - Я их сейчас встретил у Корвалола. Теперь я знаю, кто продавец, точнее кто продавцы, это проклятые колдуны Диас и Санчес. - Так, - Клаус перешел на английский, - значит они уже здесь. Есть два варианта: или они сопровождают продавца, или, как и мы поджидают его. - В этом доме лучше говорить подъевреивают, - пошутил Фима. - А почему ты считаешь, что они сами могут оказаться продавцами, даже роботы иногда бунтуют, а они люди. Представь себе, что им надоело выполнять чужую волю, и они взбунтовались, завладели Пернатым Змеем и... - ...Послали Гринфилду письмо по интернету. Я, конечно, с ними не имел счастья общаться, но судя по твоим рассказам, они и в разговоре то двух слов связать не могут, тем более на бумаге, а о компьютере я вообще не говорю. Это просто два деревенских остолопа, которым засрали мозги лозунгами о равенстве и братстве, и заставили зомбировать людей. Неплохо было бы установить за ними слежку, чтобы выяснить с кем они приехали или кого ждут. - Не скажу, что это хорошая идея, - возразил Фима. - Гринфилд сам нам сообщит, когда к нему пожалует продавец и мы возьмем его тепленьким, точнее ты возьмешь, а я засвидетельствую. - Все так и будет, - согласился Клаус, - но только в том случае, если Гринфилд не водит нас за нос. В нашем деле до конца нельзя быть уверенным ни в ком. - И в первую очередь во мне, - согласился Фима. - Ты никогда не задумывался над тем какую странную роль я играю в этом деле. Разве не подозрительно, что какой-то собачий детектив вдруг оказался на службе у человека, на вилле которого прятали Змея? А как понять, что он вошел в контакт с мексиканцами и их резидентом? А то, что увязался с тобой в Испанию? - Ну, допустим, насчет Испании - это была моя инициатива, а насчет всего прочего твоя правда, - рассмеялся Кучка. - Ты действительно оказываешься в самой гуще событий, и играешь очень странную роль. Где гарантии, что Змей не у тебя? Завтра ты поедешь его продавать, а меня по пути убьешь и закопаешь где-нибудь в лесу, как это любят делать у тебя на родине. - Почему завтра? - Я связывался с Гринфилдом, полчаса назад продавец по электронной почте сообщил ему, что посетит его завтра с семи до восьми вечера, и просит приготовить двести тысяч наличными. - Откуда пришло сообщение? - Как всегда с Бермудских островов. - Неплохо бы посмотреть место действия заранее. Где свил себе гнездышко миллионер? - спросил Фима план города, купленный на бензоколонке у въезда в Нью-Хейвен. - На плане его нет. Дом Гринфилда в десяти милях на север от города в сосновом лесу. Можем поехать прямо сейчас, только лучше бы не на такси. - Гера, вы собирались купить машину? - спросил по-русски Фима зятя, который во время разговора двух детективов безучастно дымил, невесть откуда взявшейся беломориной, и обдумывал ситуацию на шахматной доске. - Лиля купила какую-то французскую развалюху, то ли "рено", то ли "пежо", я в них не разбираюсь. Ты же знаешь, что я никогда не умел водить машину и не интересовался автомобилями, - ответил Герман и с удовольствием затянулся вонючей папироской. - Она внизу в гараже, а ключи висят в прихожей на гвоздике. Только не знаю, есть ли в баке бензин. - Хорошо хоть знаешь, что машины ездят на бензине, а не на пепси-коле, и на том спасибо, - слегка уколол зятя Фима, но тот не обратил внимания на шутку, встал из за стола, сладко потянулся, протяжно и печально пукнул, вложив в этот звук всю тоску русского человека, вынужденного страдать на чужбине, и полез в холодильник за пивом и сэндвичами. Лиля оказывается купила подержанный "Ситроен". Машина была еще в очень приличном состоянии, на прямых участках шоссе запросто давала 130 километров. Из нее можно было бы выжать и больше, но дорога все время петляла в холмах. - Где-то здесь, - сказал Клаус, после того, как они свернули на Нортон-Хилл, - это уже земля Гринфилда. Думаю, нам не стоит заявляться в дом, потопчемся у ворот, осмотрим место действия и назад. Возможно, у продавца есть свои люди среди прислуги. Тогда операция сорвется. Машина проскочила еще километра два и уперлась в высокую металлическую ограду. Шоссе продолжалось за воротами, но никаких строений отсюда видно не было. - Хреново, - высказал свое мнение Фима, - ни служб, ни будки для охраны, ворота, видимо, открываются автоматически по сигналу из дома. В общем, для засады места нет. Если продавец не дурак, а я в этом сильно сомневаюсь, то он непременно что-то заподозрит и постарается смыться. - Тебе так кажется, потому что сейчас еще светло, но продавец приедет, когда уже стемнеет, - возразил Клаус. - Мне вообще не нравится, когда в операции задействовано много фигур, - сказал Фима. - Ну, на кой люд нам сдался этот миллионер да еще эксперт. Ты можешь надо мной смеяться и называть это классовым чутьем, но я не доверяю этим толстосумам. Кто знает, а может, он уже сговорился с продавцом по интернету, чтобы кинуть нас за милую душу. Подлинник он оставит у себя, а подделку всучит нам. Надо срочно менять весь план. - Что ты предлагаешь? - спросил Кучка. - Продавца нужно перехватывать не на обратном пути, а когда он поедет к Юджину. Засаду нужно делать возле моста через реку. Там есть что-то вроде шлагбаума и машину там есть где спрятать - по обеим сторонам дороги густой лес. Мы его легко возьмем, если конечно с ним не будет охраны. - По договоренности с Гринфилдом, продавец должен приехать на такси и без всякой охраны. - Что стоят эти договоренности... На всякий случай нужно будет отключить Диаса и Санчеса, и я даже знаю, как это сделать. Возвращаемся в город. Уильям Томас Крэнберри, как он сам любил называть себя, или Большой Билли, как его назвали его штукатуры, или Черный Вилька, как называл его Фима, при виде русского гостя скривил рожу, как будто у него живот заболел. - Обормот, мать твою, за каким чертом тебя опять принесло в Америку. Разве ты не понял, что здесь нужно работать? - Прикуси я зык Билли, а то я тебя сейчас возьму за жопу, как сомалийского шпиона и сподвижника Усамы, - принял условия игры Фима. - Все равно, козел, я не приму тебя в бригаду, потому что ты козел каких мало, и не умеешь вкалывать. Вы там в своей сраной России только и делаете, что клянчите подачки и трахаете белых медведиц. Я, кажется, тебе уже однажды сказал, чтобы ты обходил меня за милю. Мне не нужны работники, у которых два часа обед и три - перекур. Ты меня достал в прошлый раз своими рассказами про то, как полезно садится голой жопой в снег после бани. Все, канай отсюда, Обормот. Не мешай людям работать. Билл сидел на строительных лесах, свесив ноги, и поливал Фиму на чем свет стоит. Он был неплохим парнем, этот Черный Вилька, просто любил всем показать, как хорошо он умеет ругаться. Он умел еще и хорошо работать, но этим в Америке никого не удивишь. А вот виртуозно ругаться могут далеко не все. Это был его способ самовыражения, его баскетбол, бокс и регби, и он в нем преуспевал, как мог. Фима это понимал и делал вид, что восхищен. Он сидел внизу на бетонных плитах и слушал Вилькину "музыку", как зачарованный, лишь изредка прикладываясь к бутылке бурбона. И только, когда он почувствовал, что Билли вот-вот иссякнет, он подал голос, чтобы выручить приятеля. - Я тебя слушаю и удивляюсь, как ты классно ругаешься, ты превзошел всех сквернословов, которых я когда либо знал, как в Старом , так и в Новом Свете. Ты просто Моцарт и Эллингтон этого дела вместе взятые, - польстил Фима бригадиру, хотя любой московский школьник по части ругательств мог заткнуть его за пояс. - Ты так думаешь, - расплылся Билли. - Можешь подняться сюда и угостить меня своим пойлом. - Ну, как ты тут старина? - спросил Фима уже серьезно, протягивая Билли бутылку виски. - И не надоело тебе строить капитализм? - Надоело, - сказал бригадир, как следует хлебнув из бутылки. - Но это лучше, чем по шею в говне строить ваш гребаный социализм, или что там вы теперь строите? - Как твои? Мамаша, брат? - Мать ударилась в религию, из церкви не вылазит, все, что я ей даю на хозяйство норовит снести туда. После того, как умер Пит, старуха просто свихнулась, блюдет меня на каждом шагу, не разрешает водить к себе баб, пить и ругаться. Ну, бабы и выпивка куда ни шло, пить и трахаться я могу и на стороне, а вот ругаться... Нет, Пит мне насрал в самую душу, а еще брат называется. - Когда он умер? - Полгода назад, от передозировки наркотиков. - Жаль, неплохой был парень. Я помню, как ты ему говорил, чтобы он завязывал с наркотой... - А он смеялся и посылал меня на хер, вот и допрыгался, щенок. - Молодому парню трудно устоять, когда на каждом шагу тянут за рукав и предлагают рай, расфасованный в пакетики. А Пит, насколько мне известно, и сам приторговывал наркотиками. - Я говорил ему, что это не доведет до добра, но он увяз в этом дерьме по уши, и никакой лебедкой его нельзя было вытащить оттуда. Я знаю, вы, белые считаете, что все черные уже рождаются сутенерами и наркоторговцами. А мне насрать на то, что вы думаете, потому что все вы насквозь прогнили и воняете на весь мир. Я бы собственными руками оторвал яйца ублюдкам, которые пичкают черных наркотой, чтобы они меньше думали и больше вкалывали на вас. - У тебя есть такая возможность. - О чем ты говоришь, я знаю дружков Пита. Это такие же пропащие мальчишки, как и он, хотя и хорохорятся. У меня нет на них зла. - Я говорю не о них, а о боссах, которые наживают миллионы на таких, как Пит. Это дельцы из Колумбии, вчера я видел их в пиццерии на Вустер-сквер. Они и сегодня там были. У них есть план - сделать этот благопристойный городок наркостолицей Новой Англии. - Я тебе не верю, ты еврей, русский и коммунист, ты только и мечтаешь, как покончить с Америкой, ты хуже бен Ладена. Он, хотя бы не скрывает, что ненавидит американцев, а вы клянетесь в дружбе, и гадите исподтишка. Почему ты не сообщил копам, что видел наркодельцов? - А что толку, они их и пальцем не тронут, ты ведь знаешь, кого они хватают - кого можно подоить. А на тех, как сядешь, так и слезешь, они всех купили с потрохами. И потом, я иностранец, мне никто не поверит, а неприятности гарантированы. - Пожалуй ты прав. Ладно, покажи мне их как-нибудь, мы с ними поговорим. - Это нужно сделать сегодня, потому что завтра они снюхаются с местной коза-нострой, и городу крышка, не с проста же они околачиваются у итальяшки. - Хорошо, сегодня ты нам их покажешь. К месту засады Фима и Клаус приехали за два часа, до срока, назначенного Гринфилдом продавцу. Лес уже начал сбрасывать листву, но заросли бересклета были еще зелеными и густыми настолько, что укрытый в них зеленый "Ситроен" с дороги совершенно невозможно было разглядеть. Трудней всего пришлось со шлагбаумом возле моста через реку. Он заржавел и никак не желал опускаться, торчал над водой, как заколдованный регулировщик с поднятым вверх жезлом, пришлось слить из машины немного масла, чтобы смазать ему "подмышку". - А если кто-нибудь поедет со стороны усадьбы? - подумал вслух Клаус. - Скажем, что мы из дорожной службы - проверяем надежность моста, - ответил Фима, глядя вниз на воду. - А здесь глубоко, и наверно полно омутов, вон какие водовороты. Жаль, не взяли с собой удочки. - Ты рыбак? - Нет, но я очень не люблю ждать и догонять. - Для детектива это равноценно профнепригодности. - А я и не рвусь в детективы. Приеду домой открою ветеринарную поликлинику на дому, буду лечить кошечек, собачек, попугаев. У меня ветеринарное образование. - Странный вы народ, русские, рулите не туда куда надо, а куда хочется. - Восток, Коля, дело тонкое. Есть такая китайская притча про двух поэтов, они жили во время династии Цинь или Минь, хрен его знает. Один служил чиновником при дворе императора, ходил в шелковых халатах и ел ласточкины гнезда, а другой был нищим бродягой, но они уважали друг друга и любили беседовать о высоких материях, но встречались они только раз в пять лет. Однажды чиновник так соскучился по своему нищему другу, что решил его навестить. А тот в это время скитался где-то в горах. Чиновник взял посох и пошел его искать. Целый год он шел по следам отшельника и наконец увидел вдалеке хижину друга. Но было уже поздно, чиновник подумал, что его друг уже спит, и решил, что навестит его утром. Наутро, когда чиновник проснулся, он так и не повидав отшельника, отправился в обратный путь. Когда его спросили, почему же он не зашел к другу, хотя был рядом с его жилищем, он ответил: "Я отправился в путь под влиянием чувства и почти достиг цели, но чувство прошло, и больше не было смысла тревожить поэта". - Что-то я не уловил смысла. - Ты, прости, Коля но тебе этого не понять, ты живешь в другом мире. У вас главное орднунг. В бледном свете угасающего дня вода в реке казалась черной и маслянистой. Фима плюнул в реку и пошел в машину. Было сыро и зябко. Ноябрь они и в Америке ноябрь. Продавец подкатил, когда уже стемнело. Сначала послышался шум двигателя, потом пучки света пробили тьму и, наконец, к шлагбауму подкатило желтое такси. Шофер вылез и молча уставился на шлагбаум, как будто хотел устранить препятствие одной силой воли. И тут Фима с Клаусом выскочили из засады. Куска наставил пистолет на шофера, а Фима рванул дверцу машины и оказался лицом к лицу... с Зиночкой. Она смотрела на него круглыми от страха глазами и прижимала к груди сумку. - Какими судьбами? - удивился Фима. - Я с мужем, то есть с женихом... Вацлав Иванович хочет на мне жениться... - Зиночка приходила в себя с трудом. - А это приданое? - Фима вырвал у нее из рук сумку и расстегнул молнию. Там была только одна вещь - коробка из-под обуви, внутри которой лежала завернутая в несколько слоев бумаги, статуэтка величиной с ладонь статуэтка - отвратительное зубастое существо со злыми глазками навыкате и перепончатыми крылышками, нечто среднее между летучей мышью и дикобразом. - Отдай, - Зиночка попыталась вырвать фигурку из рук Фимы, но, сообразив, что это бесполезно, расплакалась. - Отдай, прошу тебя, это может быть единственный шанс в моей жизни. Хочешь, я дам тебе половину... это много... пятьдесят тысяч. - Сто, - сказал Фима, копируя героев американских боевиков, - и ни центом меньше. Но только после того, как ты расскажешь, как тебе удалось заполучить эту штуковину. - Ты сам надоумил меня, где ее искать, помнишь, тогда в Испании. Ты уехал на следующий день, а я ночью, после того, как ушла от тебя. Мой самолет вылетел на пять часов раньше твоего. В Шереметьеве я взяла такси и сразу в Фирсановку. Вы говорили про немца в Парагвае, я нашла в интернете его адрес и списалась с ним, а он мне порекомендовал Гринфилда. - Что там у тебя? - крикнул Клаус, который все еще не сводил дула пистолета с таксиста. - Все в порядке, разбираемся, тут тебя ждет приятная встреча, - ответил Фима. Он еще раз взглянул на Змея и, брезгливо поморщившись, сунул его за пазуху. - А теперь, голуба, скажи, зачем ты убила Дэна? Ты знала, что он прячет эту игрушку у себя, и хотела ей завладеть? - Как ты узнал, что мы знакомы? - Во время нашего первого разговора ты назвала его фамилию, а ее знали только самые близкие люди. - Он был моим любовником и обещал на мне жениться. Он показывал мне Змея и говорил, что за этого уродца можно получить бешеные бабки, что мы продадим его и на эти деньги откроем в Италии русское кафе. Я развесила уши, как дура, а он, как только убили Алика, ушел к этой старой костлявой кляче Веронике. Ну, я рассказала охраннику Араму про Змея. Тот хотел только попугать Дэна, а он сам полез на нож. Так мне Арам сказал и я ему верю. Дэн как будто специально нарывался на неприятности. Мне, кажется, он от этого испытывал удовольствие, что-то вроде оргазма. - Как тебе удалось понести Змея через таможню. Где ты его прятала? - Я и не думала его прятать. Он у меня в сумке лежал на виду. Если бы спросили. Я бы сказала - сувенир купила в киоске в аэропорту, но никто не спросил. - Правду говорят, что лохам везет. Меня бы уже сто раз взяли за жопу. А Муха знает, что Кукулькан у тебя? - Он понятия об этом не имеет. Старик с ума по мне сходит, сделал предложение. Как в книгах: пригласил в "Метрополь", заказал шампанского и признался в любви. Я чуть не расплакалась. Но он мне на фиг не нужен. К тому же за ним по пятам ходят какие-то чурки. Рано или поздно они его достанут. Поедем к Юджину, получим деньги и вернемся в Москву. Ты мне нравишься больше всех. - Юджин сотрудничает с Интерполом с благословения ФБР. - Тогда поедем к Мухе, у него связи, он пристроит Змея. - Поделимся. - Не получиться, за десять лет безупречной службы в должности инспектора Интерпола он получит больше, а уж если станет старшим инспектором и подавно. Ему не к спеху. Он свое возьмет честной службой на благо Альпийской республики. - Что же делать? - Как говорит моя подружка Роза Марковна, не нужно умирать раньше смерти. Я сейчас скажу Клаусу, что ты все придумала насчет Гринфилда. Одним словом, разыграла нас в отместку за то, что мы тебя проигнорировали. Не слишком убедительно, конечно, но на первых порах сойдет. Тем более, что он считает, что от русских можно ждать каких угодно глупостей. Вы поедете в город на такси, а я за вами на нашей машине. По дороге я "потеряюсь" и потом найду тебя. Где вы с профессором остановились? - В отеле "Квайт" на Джордж-стрит. А где гарантии, что ты не обманешь? - Я не хочу тебе зла, и вообще у меня шоколадное сердце. - Ладно, зови Клауса, буду вешать ему на уши лапшу про то, как я на него обиделась, когда заметила, что он неравнодушен к Веронике. - Отбой. Оставь в покое таксиста, Коля, - крикнул Фима по-русски, вылезая из машины, - он здесь вообще не причем. Тут одна наша старая знакомая хочет с тобой поговорить. Думаю, ты будешь в восторге. - Зина?! - обомлел полицейский, увидев секретаршу, - що ты тут робишь? От уж нэ очикував тебе тут зустрити. - Вот и я про то же. В общем, Колян, оба мы с тобой ни к черту не годимся, как детективы. Обвела нас дивчина вокруг пальца "як дурнив". Вы поезжайте в город, она тебе по дороге все расскажет, а я догоню вас на "Ситроене". - А Змий, а продавец, а Юджин? - Все это лажа на которую нас купили, лабуда по-вашему. Впрочем, Зиночка тебя на этот счет лучше просветит, тебе будет не безынтересно поговорить с ней о любви и женской ревности. Пока. Кучка, поколебавшись, полез в машину. Натерпевшийся страха шофер трясущимися руками вцепился в баранку, развернул машину и погнал в сторону города. Когда шум мотора стих, Фима достал Змея из-за пазухи. В мутном свете луны, наполовину завешенной рваными тряпками туч, Кукулькан казался живым существом, которое прикидывается сучком или камнем, чтобы подпустить ближе свою жертву, а потом накинуться на нее и впиться в глотку вонючими зубами. - Крови хочешь скотина, - неожиданно для самого себя заговорил с идолом Фима. - А что ты предпочитаешь? Сердце, печень, почки или может быть кожу. - Сердце, - ответило чудовище и голос его был похож на шелест осеннего леса. - Тебе не понравиться, - сказал Фима, - одно у меня шоколадное. Он двумя руками поднял фигурку над головой и, что есть силы, закинул ее в реку. Маслянистая вода плотоядно облизнулась - Попей водички и остынь, - сказал Фима и пошел к машине. Снег растаял, На улице было опять сыро и промозгло. Женщины, облачившиеся было в шубы и дубленки, опять достали демисезонные пальто. Фима сидел на кухне у окна и смотрел как на улице пешеходы огромную лужу у входа в магазин. Кто-то пытался ее перешагнуть, кто-то перепрыгивал, а были и такие, что просто не замечали лужу. Без Розы Марковны квартира утратила шарм убогого, но все-таки гнездышка, и напоминала безликую каморку в общаге. Подумав об общаге, Фима вспомнил таинственные трусики на веревке и тяжело вздохнул. Фима достал бумажник и пересчитал наличность - двести тридцать пять рублей. Он достал из шифоньера свое синее габардиновое пальто, приобретенное по талону еще до перестройки. В нем Фима он ощущал себя трехстворчатым шкафом. За годы носки интенсивный синий цвет местами стал голубым, а кое-где фиолетовым. "Надо бы обновить гардеробчик", - подумал Фима, разглядывая мелкие дырочки на шарфике - следы кропотливой работы как минимум трех поколений моли, - новую жизнь хорошо начинать в новой одежде... или хотя бы обуви". Он полез в сумку, которую еще не разбирал после приезда из Америки и достал оттуда пару почти новых ботинок на толстой подошве - подарок сестры. Она приобрела их для мужа на распродаже, но Герману они оказались малы, а в магазине обратно "уцененку" не принимали. Ботинки немного жали, но выглядели много лучше чем прежние "коровьи морды". Фима их надел и пошел в магазин и, конечно же, влез в лужу. Это, однако, его ничуть не смутило. На последние деньги он купил торт "Полет" - бизе с орехами, бутылку молдавского кагора, и несколько сосалок "чупа-чупс". С такими гостинцами не стыдно было заявиться к любимой женщине, что он и сделал. Рита очень обрадовалась Фиме, она не знала, куда и посадить гостя. Достала одну скатерть, на ней оказалось пятно, достала вторую, накрыла стол на кухне, потом передумала и хотела перенести чаепитие в комнату, но Фима ее остановил. - Да не суетись ты, Рита, давай лучше сядем и поговорим. Мне давно уже нужно было прийти вот так на чашку чая и обсудить нашу с тобой жизнь. Ведь согласись, дальше нам нельзя жить так, как мы сейчас живем иначе мы потеряем друг друга, а мне бы этого не хотелось. Он ожидал, что после этих слов и говорить-то ничего особенно не придется: она сядет, посмотрит ему в глаза и все станет ясно без слов. Но Рита вдруг повела себя странным образом, вместо того, чтобы присесть и выслушать его доводы, она засуетилась еще больше: накричала на дочурку, которая все время вертелась под ногами, рассыпала сахар, пролила на пол заварку. - Что с тобой происходит? Ты сегодня какая-то не такая. Что-то произошло? - Я вышла замуж. Фима почесал в затылке, встал из-за стола, подошел к окну. На улице опять шел снег. Да что это за погода такая, как можно жить в таком климате. - И кто он? - Он ведет кружок хорового пения у Аннушки в школе. Очень хороший человек, только нервный - его контузило в Афганистане. - Я за тебя рад и за Аннушку тоже. К сожалению, не смогу с ним познакомиться - через час у меня поезд в Харьков, совсем знаешь ли, загоняли с этими командировками. Фима чмокнул Аннушку в щеку, надел пальто и ушел. Снег валил даже не хлопьями, а прямо гирляндами и тут же таял, оставляя после себя на асфальте рыхлое холодное пюре. Фима вскоре промочил ноги, но все шел и шел пока не почувствовал в ногах свинцовую усталость. И тогда он направился домой. Дома было еще хуже. Он сидел на кухне, не включая света, и с сожалением думал о кагоре, который остался у Риты. И тут зазвонил телефон, и голос Розы Марковны прозвучал через заснеженные поля, продрогшие леса, разъезженные вдрызг проселки, как звонок на урок: "Наконец-то я вас застала. Завтра вечером мы с Машей приезжаем в Москву. Она тут совсем было собралась замуж, но ее жених, Боря Лапидус, может вы знаете, поехал к родителям в Зарайск на денек и пропал. Вот уже три дня его нет и никто не знает где он. Вы слышите, Ефим, слышите?...Почему вы молчите?". Примечания Непутевый (идиш) 1 Боже мой! (идиш) 1 Сумасшедший мальчишка (идиш) 1 Дерьмо (идиш). 2 Интерес, дело (идиш). 3 Караул! (идиш). 1 Презрительная кличка американцев и белых вообще (исп.) 2 Колдуны 1 Последовательница идей Бенито Хуареса (президент Мексики в 1867- 1872 гг., борец за социальные и политические права коренного населения) 1 Ребята, уходите. Он согласился. (исп.) 1 За жизнь! (иврит). 1 Еврейский праздник. 2 Еврейские праздники. 1 Привет, товарищ! (исп.) 2 Эмилиано Сапата (1879-1919), один из вождей Мексиканской революции 1910-1917 гг. 1 Майта! Выходи, сеньор хочет с тобой познакомиться. (исп.) 2 Поцелуй, любимый, я тебя желаю (исп.) 1 Приехали. Дальше лучше идти пешком. Здесь очень узкие улочки (исп.) 2 Порядок превыше всего (нем.) 1 Добрый день, господа! (Исп.) 1 Сердце (исп.) 2 Нос, ухо, щека, рот (исп.) 3 Грудь, задница, нога, член (исп.) 1 Альфредо Стреснер, парагвайский диктатор. Правил страной в 1954-1989 годах.