Сергей Гайдуков. Вендетта по-русски --------------------------------------------------------------- © Copyright Сергей Гайдуков OCR: Gray отсутствует 40 страниц в конце книги --------------------------------------------------------------- Человека сбивает машина, но это похоже скорее на хладнокровное убийство, чем на несчастный случай. Сына этого человека находят в петле, но вряд ли это самоубийство. Частный детектив Константин Шумов, расследующий обстоятельства этих смертей, выходит на след убийц, но доказать их вину очень сложно. Тем более что смерть словно играет с сыщиком в прятки, то,опережая его на пару шагов, а то неотступно идя за ним по пятам, - Костю "заказали" киллеру-профессионалу Филину. Но настоящий сыщик должен любой ценой - пусть даже очень жестокой - довести дело до конца. Пролог Это непременно должно было случиться и я удивился, что случилось это только по прошествии шести недель моего пребывания в роли сторожа загородного коттеджа одной состоятельной дамы. Я сидел на балконе и смотрел в темноту. А темнота смотрела на меня. Мы с ней пытались загипнотизировать друг друга. Это длилось уже слишком долго, и я был рад отвлечься на незваных гостей. Свет в коттедже не горел, и эти двое придурков решили, что дом пуст и представляет из себя легкую добычу. Они перебрались через забор, отряхнулись и, настороженно оглядываясь по сторонам, пошли к двери. При свете луны они были видны мне, как видны из главной ложи актеры. Правда одет я был не в костюм, а в джинсы и свитер. И театрального бинокля у меня не было. Зато был дробовик. Я ласково погладил его приклад, осторожно вытащил свое тело из кресла и ступая на носки поспешил с балкона в комнату, а потом по лестнице - вниз, на первый этаж. Конечно дробовик я прихватил с собой. Без этой штуки я к гостям обычно не выхожу. Как действительно гостеприимный хозяин, я оставил дверь незапертой. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь придурок сломал замок или высадил дверь. Нет я заботился о сохранности доверенного мне имущества. И совершенно не заботился о сохранности здоровья тех двоих, что поздним вечером наведались сюда, лелея явные преступные намерения. Когда первый из них потянул дверь на себя и я узрел очертания человека на крыльце, я сказал: - Привет! Мне не ответили. Вежливость встречается все реже и реже, особенно среди молодых людей. Печально, но факт. Эти двое также не были образцом хороших манер, они не произнесли ответного приветствия. Может первому помешало то обстоятельство, что, сказав <Привет!>, я тут же ударил непрошеного гостя прикладом дробовика в лицо? Возможно. А второй не ответил потому, что испуганно отпрыгнул назад, оступился и полетел с крыльца наземь? Может, и так. Всегда можно сочинить какое-нибудь оправдание. Первый все стоял, зажав ладонями лицо и что-то лопоча себе под нос. Он был так увлечен своими переживаниями, так смаковал только что полученные новые волнительные ощущения, что совсем не обращал на меня внимания. Он мешал мне пройти. Тем самым он вынудил меня пустить в ход приклад вторично - теперь уже не в лицо, а совсем наоборот. Грабитель взвизгнул, схватился за промежность и упал на колени. Я прошел мимо, попутно не преминув пнуть несчастного ногой, чтобы окончательно очистить путь. Жалобные причитания были мне ответом. Я спустился по ступеням. Второй уже оправился от испуга и падения. На подгибающихся ногах он бежал обратно к забору. Точнее, пытался бежать. - А если побыстрее? - спросил я и приложил приклад дробовика к плечу. Указательный палец лег на спуск. Второй обернулся, увидел вскинутый дробовик, и ноги у него подкосились окончательно. Он рухнул в траву, панически поднял руки. И завопил. Текст был обычный - что-то типа <Не стреляйте! Я больше не буду!> Более точно сказать не могу, поскольку звук выстрела заглушил истошные выкрики. Первый выстрел предупредительный, - пояснил я. Не думай, что я промахнулся. Даже не надейся. Не стреляйте! Нет!!! - надрывался он. Этот тип уже не поднимал руки к небу, он старался вжаться в землю, но выпяченные ягодицы в сумраке казались небольшим холмиком, и это было моим ориентиром для второго выстрела. Забор ждет тебя, - напомнил я. Уткнуться носом в землю и вопить, как баба - это не выход. Считаю до пяти. Успеешь добраться до забора и перелезть - твое счастье. Не успеешь - мое. Но как вы?.. Как вы можете? Так?! - Он все еще всхлипывал, но уже отползал назад. - По живым людям! Стреляют всегда по живым людям, - возразил я. Это уже потом они становятся мертвыми. Ничего необычного в этом нет. Почему бы мне не пострелять по людям, которые считают, что могут таскать чужое имущество? Я уже ухожу! Я не буду больше... - Судя по тембру голоса, ему было не больше двадцати. Он говорил <я ухожу>, забыв про своего приятеля, который тихо мычал от боли где-то неподалеку от крыльца. Молодежь, молодежь... - Раз, - сказал я. И посмотрел на первого, который так самозабвенно корчился, что даже не понимал, что происходит вокруг. - А тебе что, особое предложение надо? - А? - прохрипел он. - Два, - сказал я и качнул стволом дробовика в сторону забора. Это подействовало. Все еще придерживая ладонями ушибленные гениталии, первый неловко поспешил к забору, где его напарник уже совершал дикие прыжки, в надежде перебраться на другую сторону. - Три, - сказал я, когда первый доковылял до забора. Потом было <четыре>, потом было <пять>. Они все еще нервно прыгали, материли друг друга за бестолковость... - Все, - сказал я, и они вмиг замерли. Потом я нажал на курок, целясь в забор, чуть левей, примерно в метре от этих двух неудачников. Выстрел подействовал как лошадиная доза допинга - они каким-то чудом перелезли через забор. Некоторое время были слышны их торопливые шаги. Потом все стихло. Я повернулся и медленно зашагал к коттеджу. Я испытывал неожиданный прилив сил, словно мою старую, усталую, больную кровь в долю секунды выкачали из меня и в ту же долю секунды заполнили мои артерии пятью литрами молодой - яростной плазмы, которая теперь и циркулировала внутри меня с бешеной скоростью. Чужая боль - наркотик почище героина. Я знаю, меня научили. Чужая боль заглушает боль собственную. Но это продолжается недолго. Мое сердцебиение замедляется, когда я закрываю за собой дверь коттеджа. А когда я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, на место своих ночных бдений, мои шаги становятся тяжкими, словно я поднимаюсь на эшафот. А причина? Причина все та же. После того как двое сопляков перепуганы насмерть и вышвырнуты прочь, - единственным, с кем мне остается общаться здесь, вновь становится она - кромешная тьма осенней ночи. Она пугает меня. Я закрываю глаза, стараясь убежать, но темнота настигает меня и здесь. Я не хочу видеть то, что выплывает из тьмы - образы, лица, голоса... Это могло произойти и по-другому. Черт побери, это наверняка произошло совсем иначе. Но только темнота или же вступившее в сговор с ней мое больное воображение раз за разом рисует одну и ту же картину... Открываю ли я глаза или закрываю - передо мной все та же тьма, убежать от нее невозможно, и приходится смотреть, смотреть на то, что видеть у меня нет никакого желания. И я вижу: трое мужчин сидят за столом. Они играют в карты. Вероятно, в <дурака>. Вероятно, они старались выбрать игру попроще. Они уже не, хотят играть в преферанс, потому что слишком долго сидят за этим столом, потому что уже слишком много времени убито карточной игрой. И еще неизвестно, сколько времени предстоит убить. Они устали ждать. Они сидят с одинаково равнодушными лицами и поочередно швыряют карты на стол. В их глазах нет азарта и нет радости, которую вроде бы должна приносить игра. Четвертый мужчина просто спит. Он лежит на широкой деревянной скамье, что поставлена вдоль стены, и спит, тихо посапывая. Наверное, трое игроков завидуют ему - тому, кому не нужно притворяться. Он просто спит - вот и все. Беда в том, что трое остальных не могут последовать его примеру: спать может только один. Это закон. И трое продолжают безрадостную игру. Проходит какое-то количество секунд и минут. Возможно - часов. Внезапно один из играющих кладет свои карты на стол рубашками вверх. А потом быстро выскальзывает из-за стола. Именно выскальзывает - бесшумно, стремительно, легко. Будто его всю жизнь только и учили, как выскальзывать из-за стола. Затем следует столь же быстрое и не менее плавное движение - и в руке мужчины возникает пистолет. Он выглядит не особенно угрожающим, будучи зажат в большом кулаке, но это скорее говорит о потенциальной мощи кулака. Пистолет настоящий, и размеры тут ни при чем. Двое других мужчин также бросают карты. Один подскакивает к окну и осторожно разглядывает в щель между занавесками внешний мир. Насколько можно разглядеть мир в пятнадцатисантиметровую щель. А еще один поспешно исчезает в соседней комнате, которая отделена пологом из темной плотной ткани. Полог свисает до самого пола, и кажется, что между комнатами - черная дыра прямоугольной формы. После того как мужчина скрывается за пологом, тот почти не колышется, и это лишь усиливает тревожное впечатление. Прежде чем уйти в соседнюю комнату, мужчина успевает тронуть за плечо спящего, и тот немедленно открывает глаза, словно бы и не спал все это время, а притворялся. Он вскакивает с лавки, хватается за полу висящей на гвозде синей джинсовой куртки с меховой подкладкой и вытаскивает из кармана куртки пистолет. Теперь и он готов. Несколько секунд тишины. Затем становятся слышны шаги человека. Кто-то поднимается по ступеням крыльца. Кто-то останавливается у двери дачного домика и стучит костяшками пальцев по дереву. Раз. Потом еще два. Потом пауза. И еще два раза. Видимо, стоящий за дверью человек все сделал правильно. Его стук признан за пропуск. Все в комнате опять приходят в движение. Никто больше не задерживает дыхание и не прикидывается предметом интерьера. Первый мужчина, убрав пистолет за брючный ремень, идет открывать дверь. Второй сгребает со стола карты, и это напоминает легкую суету в офицерском общежитии, когда становится известно о возможном приходе командира части. Третий, тот, что недавно проснулся, крутит головой, разминая позвонки. Но пистолета из рук не выпускает. На всякий случай. Дверь открыта, и в комнату входит еще один мужчина, ничем особым не отличающийся от тех, кто его встретил. Средний рост, средний возраст. Он не выделяется в толпе, он всегда совпадает с окружающей средой. А что касается его души... Ну да речь не об этом. Вошедший в комнату хмуро кивает остальным и садится за стол. Его ладони поглаживают поверхность стола. Он не торопится начинать разговор, но три пары глаз пристально смотрят на него. А возможно, и четвертая пара также устремлена на него сквозь крохотную щель между пологом и дверным косяком. - Ну как тут у вас? - произносит наконец гость. - У нас все нормально, - говорит один из мужчин, тот, что открыл гостю дверь. Фраза звучит незавершенно. Будто бы мужчина хотел что-то спросить, но не решился... За него это сделал другой. - Какие новости? - нетерпеливо произносит он. - Что там? Гость мрачно глядит в стол и говорит жестокое слово: - Бесполезно. Его слушатели одновременно и неосознанно двигаются по направлению к гостю, высказывая свое напряжение и свой интерес, разъедающий их изнутри словно кислота. - Бесполезно? - удивленно переспрашивает тот, кто задал вопрос. Он не верит. Он не может поверить. Ведь если все бесполезно, тогда... Остальные молчат. Они ждут дальнейших слов гостя. Понимая, что после такого начала продолжение не может сулить ничего хорошего. И гость оправдывает их ожидания. В полной мере, - Короче говоря, - бесстрастно говорит он, - приходится идти до конца. Раз это не подействовало, тогда перейдем к следующей стадии. Ничего другого не остается. В этот момент он поднимает глаза и пытливо вглядывается в лица троих стоящих перед ним мужчин. Он отслеживает реакцию на сказанное. Реакция... Что ж, реакция удовлетворительная. Выражения восторга на их лицах гость не ожидал, достаточно обычного согласия и понимания. Но все-таки в этих лицах что-то изменилось. Трое привыкли скрывать свои истинные переживания, поэтому сложно понять, что именно охватило их в эти секунды: испуг? облегчение? брезгливость? Во всяком случае, мгновение спустя все эмоции подавлены. - Вот так, - говорит гость. Его ладони отрываются от стола - в твердой опоре уже нет необходимости, его люди восприняли известие так, как нужно. Можно и перестать хмуриться. - Вот так, - еще более решительно повторяет он, и ни у кого из присутствующих не остается сомнений: все будет именно так, как сказано. Один из мужчин вновь не сдерживает любопытства: - Когда? - Сейчас, - быстро отвечает гость. - Немедленно. Тянуть нельзя. И тут из-за полога появляется четвертый мужчина. Гость бросает на него мимолетный взгляд и убеждается, что данный тип слишком возбужден. Но и это не проблема. - Сейчас? - переспрашивает вышедший из-за полога. Гость утвердительно кивает. - И кто это будет делать? - следует вопрос. - Все, - коротко отвечает гость. Мужчина медленно отходит от полога, приближаясь к столу. Может показаться, что он растерян, что его шаги неуверенны... Но это ложное впечатление. Под неотрывным взглядом сидящего за Столом гостя он быстро приходит в себя. Он прислоняется к стене, скрещивает руки и кивает. Кивает с пониманием. - Не будем тянуть, - говорит гость и обводит остальных взглядом, который должен подтолкнуть их к каким-то действиям. В этот момент из-за полога слышится шорох. Звук негромок, не громче шелеста ветвей за окном. Но все пятеро немедленно поворачиваются. Они не вздрагивают, нет. Они вообще не имеют привычки вздрагивать. Они просто обращают внимание на раздавшийся звук. Гость первым встает из-за стола. Остальные четверо, не глядя друг на друга, следуют за ним в чулан. Они скрываются за темным пологом, который словно театральный занавес, опускающийся в конце спектакля, покрывает тайной все, что происходит за ним. Можно лишь предположить, что им было тесно в этом чуланчике. Но так было нужно. В тот миг, когда кажется, что происходящее за пологом надежно скрыто от посторонних глаз, ткань стремительно отлетает в сторону, один из мужчин пулей вылетает из чулана, не задерживается в комнате, выскакивает на крыльцо... Раздаются звуки, обычные в ситуации, когда взрослого и крепкого мужчину тошнит. Это маленькое происшествие комментирует досадливый возглас из-за полога, вырвавшийся у гостя. Но случившееся с одним из пятерых - не проблема - Все идет как нужно, и лишь тот, у кого оказался слишком слабый желудок, стоит на коленях у крыльца, тупо смотрит в землю и глотает широко раскрытым ртом холодный мартовский воздух... Он стыдится своей слабости. Он обязательно попросит у остальных прощения. Когда все кончится... Кстати, в тех картинах, что рисовало мое проклятое воображение, эти пятеро мужчин почему-то имели одинаково серые и одинаково овальные лица. Они были неотличимы друг от друга. Хотя на самом деле все пятеро были совершенно разными людьми. И снаружи и, так сказать, изнутри. Теперь, по прошествии нескольких лет, я могу сформулировать одно бесспорное качество, объединившее пятерых: каждый по-своему, но они обрели покой. В отличие от меня. Мне, которому охрана загородного коттеджа была прописана как своеобразное лекарство для излечения расшатанной нервной системы, покой и не снился. Мне снилось совсем другое. Сидя на балконе коттеджа и поглаживая ствол дробовика, я пристально вглядываюсь в темноту, которая с некоторых пор стала моим единственным собеседником. Часть первая ШЕСТНАДЦАТЬ ВИЗИТНЫХ КАРТОЧЕК 1 Поздней осенью того года я вдруг стал обнаруживать себя в довольно странных местах. С трудом поднимая голову и разлепляя веки, я видел в табачном дыму, заполнявшем и без того плохо освещенное помещение, незнакомых мужчин, незнакомых женщин, незнакомую мебель, Я слышал незнакомую музыку, и каждый удар басового барабана отдавался резкой болью в моем черепе. Если бы я мог встать и подойти к зеркалу, то я бы наверняка увидел там незнакомое лицо. Я вновь закрывал глаза и погружался в безразличное забытье. А по прошествии некоторого времени выныривал на поверхность. Рано или поздно моим погружениям и выныриваниям приходил конец - бар закрывался, меня любезно вытаскивали из-за стола, любезно выводили на улицу, не обращая внимания на то, что при подъеме по лестнице мои ноги колотятся о ступени. Потом столь же любезно подталкивали в спину, придавая моему телу нужное направление. Иногда, если персонал бара был особенно раздражен, мне перепадало и по шее. Возможно, это было последним словом в борьбе с алкоголизмом. Бесполезно. На следующий вечер все повторялось сначала - в другом месте, но со столь же чужими людьми. Просто мне очень было нужно напиться. Никто не мог остановить меня на пути к этой светлой цели. Никто и ничто. Кроме разве что прямого попадания из гранатомета. Но что-то я не видел желающих выстрелить из этой штуковины. Генрих, мой деловой партнер, наверное, удивлялся моему внезапному исчезновению. Он пытался дозвониться до меня, он оставлял мне записки в почтовом ящике, но мне было плевать. Тогда Генрих предпринял коварный маневр - он явился ко мне в шесть часов утра. Я был дома и только что расслабился на диване после тяжелой ночи, приготовившись забыться минут на шестьсот; длинная настойчивая трель звонка пронзила меня словно автоматная очередь. Бессознательно, будто зомби, я дотащился до двери и отпер замок. Если бы там были воры, то они не встретили бы в своей жизни более гостеприимного хозяина. Я бы махнул рукой и позволил им делать все, что угодно, лишь бы мне дали лечь и уснуть. Но это были не воры. Все обстояло значительно хуже. На пороге стоял Генрих. - Н-да, - сказал он. А я просто покачал головой. От вида его аккуратного серого костюма под столь же аккуратным черным плащом меня едва не стошнило. Особенно отвратительным показался мне в этот момент золоченый зажим на темно-бордовом галстуке Генриха. И вообще весь он был олицетворением упорядоченного, рассудочного и правильного мира. Я ненавидел этот мир. По крайней мере, в данный момент. Я был не из этого мира. Меня уронили с другой планеты. Невнятно промычав нечто приветственное, я понял, что силы мои на исходе, изображать и дальше в прихожей радушного хозяина я не могу. Я быстро двинулся в обратный путь, лопатками чувствуя неодобрительный взгляд Генриха. Но пружины дивана заныли столь же устало, как и мои кости, и я забыл про Генриха. Мне был нужен только диван. Он меня понимал. Мы подходили друг другу. Мы составляли идеальную пару. - Н-да, - произнес из прихожей Генрих. - Ты сам на себя не похож, Костя... Я пробурчал что-то вроде <извини>. - Когда я говорю, что ты сам на себя не похож, - продолжил Генрих своим бесстрастным голосом, - я имею в виду не только отсутствие хороших манер. Я также имею в виду твое лицо, Константин. Это была неудачная попытка пластической операции? Или тобой вытирали асфальт? Генрих и не подозревал, насколько сложный вопрос он сейчас мне задал. В тех странных местах, куда меня заносило в последнее время, могло случиться всякое. К тому же я совершенно не представлял, как именно сейчас выглядит мое лицо. - Я лишь предполагал, что выглядит оно неважно. Так же, как и все остальные части моего тела. - У меня были хорошие предложения, - сказал Генрих. - Я пытался с тобой связаться, но не смог. Теперь мне понятно, чем ты был занят. Скажи, пожалуйста, сколько времени ты еще собираешься так расслабляться? Мои клиенты не могут ждать. Если ты не придешь в нормальное состояние в течение следующих суток, я передам заказы другим людям... Я не ответил. - Там было одно простенькое дело, - чуть мягче продолжил Генрих. - Тебе это на пару часов работы, а платят тысячу долларов. Проследить за одной дамой. Если Генрих надеялся расшевелить меня такими сказками, то он ошибался. Я вновь ничего не ответил. Не хотелось обижать Генриха, но все его проблемы, все его клиенты и все его заказы казались мне в тот момент полной фигней. Абсолютной чушью. Стопроцентной ерундой, не стоящей даже того, чтобы думать о ней, не говоря уже о каких-то активных действиях. Из-за этого не стоило прерывать увлекательный марафон по истреблению алкоголесодержащих жидкостей. Марафон, который продолжался уже... Черт его знает, сколько он продолжался. И даже черт вряд ли знает, сколько он еще будет продолжаться. Генрих вежливо подождал с минуту, а потом тяжело вздохнул: - Да, я чувствую, что завтра ты не придешь в нормальное состояние... Я подумал, что Генрих правильно понимает обстановку. - Я не нянька, чтобы мыть тебе личико, надевать чистую одежду, брать за руку и вести на работу, - сказал Генрих строго и сухо. И вправду, как хорошая нянька. - Когда надоест валяться на диване и жрать водку - позвони. По шороху плаща я понял, что Генрих развернулся и собирается уходить. Стоило подсуетиться. - Генрих... - тоном умирающего от голода, холода и обезвоживания организма прошептал я. - Одолжи денег. Эту фразу мои губы проговорили на удивление четко. Язык больше не цеплялся за зубы. В ответ раздалось презрительное хмыкание; - Ты мне нужен в нормальном состоянии. Костя, - сказал Генрих. - Чем быстрее у тебя кончатся деньги, тем быстрее ты прекратишь пить. Чем быстрее ты прекратишь пить, тем быстрее ты придешь в нормальное состояние и сможешь работать. Хрен тебе, а не деньги, - не без удовольствия заключил Генрих. - Подлец, - ответил я, чувствуя переполняющий меня праведный гнев. - Скупердяй. Жмот. Я не скупился на комплименты. Правда, все это было сказано уже после того, как Генрих покинул мою квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь. Утро было испорчено. Вслед за Генрихом куда-то исчез и сон. Ничего не оставалось делать, как тащиться в ванную комнату. Я уставился в зеркало и присвистнул: выглядело мое отражение еще хуже, чем я предполагал. Мое лицо никогда не было средоточием эстетических достоинств, ну а теперь... Теперь оно стало средоточием эстетических недостатков, причем довольно свежих. Эта запекшаяся кровавая отметина на левой брови, распухшая нижняя губа и пересекающая почти весь лоб царапина - откуда они? Так же, как и наливающийся цветом спелой сливы кровоподтек на левой скуле. Всеми этими украшениями я разжился совсем недавно. Еще бы вспомнить, при каких обстоятельствах это случилось... Хотя что толку в точном знании, кто, когда, почему и с какой силой врезал тебе по морде? Главное, что уже врезал. Я осторожно тронул кончиком пальца бровь и поморщился: пробудившаяся боль с энтузиазмом напомнила о себе. И, кажется, я припомнил, при каких обстоятельствах мне рассекли бровь. Носком ботинка. А все из-за этой птички-мутанта. Из-за двуглавого орла на черной майке, я не смог вовремя оторвать от него глаз. Хотя... Можно также сказать, что все случилось из-за пары бокалов с пивом. Да какая разница! В чем бы ни заключалась причина, все следствия уже красовались на моем усталом лице. Смотреть на него в зеркало и сожалеть о случившемся означало впустую тратить время. Я выключил свет в ванной и пошел спать. Прежде чем мои веки сомкнулись для путешествия в темные пространства сна, еще одно воспоминание непрошеным гостем влезло в мою голову. <Что уставился, рожа?> - спросили меня. Вот так. И Генрих еще хочет, чтобы я выглядел прилично? Иногда после таких слов люди вообще перестают жить. Всякое случается иногда. Но не со мной. Пока не со мной. 2 Когда я в очередной раз оторвал голову от подушки, выскочив на несколько секунд из душных и странных коридоров, куда меня занесло очередное сновидение, то увидел темноту за окном. Стало быть, пора. Я сполз с дивана, медленно поднялся на ноги, опершись на журнальный столик. Перевел дух после этого чрезвычайно выматывающего занятия. Стараясь держаться поближе к стене, я двинулся в ванную комнату, где побрызгал в лицо холодной водой. Не лучший способ пробуждения, но другого придумать не удалось. Бриться я не рискнул - слишком дрожали пальцы. Я просто еще раз посмотрел в зеркало и подмигнул собственному отражению. Это опрометчивое движение причинило мне небольшую, но ощутимую боль- Хорошо же я провел вчера время. Не без трепета я оттянул резинку трусов и осмотрел свое самое уязвимое место. По первому впечатлению все было на месте. Ну что ж, в такой день и это радость. Могло быть и хуже. Память услужливо выдала образ сверкающего кожаного ботинка, который летит на встречу с моим лицом. Жутковатое зрелище. Я также вспомнил и о своей не очень удачной попытке увернуться от удара. Ну да об этом можно догадаться при первом взгляде - в зеркало. Во всяком случае, сегодня вечером мне не нужно было участвовать в городском конкурсе красоты в категории <тридцатилетние холостые мужчины с отвратительным настроением>. А сам я был в состоянии существовать со своим лицом и в нынешнем его виде. На этот счет комплексов у меня не было. Голова гудела как древний и не совсем исправный трансформатор. Я прошел на кухню, вытряхнул из коробки последнюю таблетку аспирина и растворил ее в стакане воды. И едва я пригубил спасительную жидкость, как в дверь позвонили. Я наскоро заглотал содержимое стакана и пошел открывать. Это, должно быть, Генрих. Больше некому. Он пришел оценить мое вечернее состояние. Ну-ну. Я выгляжу чуть получше, чем утром (так мне по крайней мере кажется). Меня уже не шатает - Ну, почти не шатает. У меня вовсе не мутный взгляд. И на всякий случай я буду смотреть в пол. Короче говоря, я постараюсь произвести на Генриха хорошее впечатление, потом одолжу у него денег, а потом... Это был не Генрих. Это был дважды не Генрих. Я не знал ни одного из тех двоих мужчин, что стояли на лестничной площадке перед моей дверью. - Здрас-с-сть, - автоматически вырвалось у меня. - Добрый вечер, - вежливо сказал мне полный мужчина лет сорока в милицейской форме. Вторым был молодой белобрысый парень в штатском. Он приветственно кивнул, не вынимая рук из карманов длинного темно-зеленого плаща. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я тупо уставился на погоны толстяка, пытаясь сосчитать звездочки. Белобрысый, откровенно ухмыляясь, разглядывал мои полосатые трусы. Я ведь шел открывать Генриху, а тот неоднократно лицезрел меня в нижнем белье. Для этих двоих все было в новинку. - Капитан Панченко, - наконец представился полный, и я облегченно вздохнул, потому что число звездочек на его погонах все время менялось (так казалось мне). - Ну и? - Я все еще переживал, что за дверью оказался не Генрих, и испытывал легкое разочарование. И не торопился приглашать непрошеных гостей в квартиру. - Двенадцатое отделение, - продолжил Панченко и показал удостоверение. - Мы можем войти? - Ко мне? - К вам, - едва ли не просящим тоном сказал Панченко, - Если, конечно, вы Шумов Константин Сергеевич. Я слегка пораскинул мозгами и пришел к выводу, что гостей стоит впустить. Во-первых, моя фамилия действительно Шумов. А во-вторых, отправлять милиционеров к чертовой матери - занятие поразительно неблагодарное! Они, как правило, потом возвращаются, причем в гораздо большем составе, увешанные бронежилетами, автоматами и переговорными устройствами. Самолюбию может быть и лестно, что власть решается беседовать с вами в количестве не меньше десятка вооруженных до зубов мужиков. Однако при таком повороте событий обычно страдают двери, которые эти мужики походя высаживают. И не утруждают себя восстановлением порушенной мебели. Так что моя любезность носила сугубо прагматический характер. - Ну заходите, раз пришли, - вяло пробормотал Я. - Вытирайте ноги. - Непременно, - самым серьезным тоном отозвался капитан Панченко, а белобрысый снова заухмылялся. Правда, ноги он вытер. Я специально проследил за этим. За властью нужен глаз да глаз. Итого два глаза. Чуть припухшие, но они у меня были. Они вошли в квартиру, и я неопределенно махнул рукой в сторону одежной вешалки - Мой намек был понят. Пока милиционеры пристраивали свои плащи, я быстро натянул спортивные штаны, чтобы не давать белобрысому дальнейших поводов скалить зубы. Еще я успел пригладить волосы. Все за тем же - чтобы выглядеть поприличнее. Потом я сел в кресло и стал ждать, когда эти двое пройдут из прихожей в комнату. И в те несколько секунд, что у меня оставались перед их появлением, в моем мозгу впервые зашевелился вполне резонный вопрос. Я подумал: <Какого черта им от меня надо?> После этого вопроса в голове у меня стало пусто, как в эпицентре ядерного взрыва. Белое пустое безмолвие. Ни единого намека на ответ. Дальше - тишина, как выражался герой одного старого английского триллера. То есть вообще-то не было ничего из ряда вон выходящего в том, что мое скромное жилище посетили с дружественным (надеюсь) визитом два милиционера - Такое уже случалось. И будет случаться впредь. Когда ваша профессия - частный сыск, вам волей-неволей приходится устанавливать отношения с людьми в погонах. Не скажу - хорошие отношения. Скажу - нормальные. Иногда мы помогаем друг другу - Иногда нет. Иногда устраиваем друг другу мелкие пакости. Приходится. Иногда они подозревают меня в незаконных делах. А я так не подозреваю. Я просто знаю - кто, когда, где и за сколько. Это знание плачевно сказалось на моем характере - я им не доверяю. Ну, честно говоря, не только им. Я вообще не доверяю людям. Так уж случилось, и это не моя вина. Я хотел бы всем верить и всех любить, но... Я не могу. Вероятно, какой-то предохранительный клапан существует у меня внутри, и он дозирует предельно допустимые порции доверия и любви. Ради моего же блага. Почему-то эти порции неприлично малы... Ну вот, так мы и сосуществуем. Не испытывая друг к другу теплых чувств, но и не пытаясь причинить друг другу лишние неприятности. Мы не видим другого выхода из той ситуации, в которой оказались: и я, и они живем в одно и то же время, в одном и том же Городе. Мы занимаемся примерно одним и тем же. Что бы они ни твердили о своем долге и что бы я ни бубнил о единственно возможном способе зарабатывать на жизнь, но суть одна: в наше время и в нашем Городе по одним и тем же улицам ходят слабые и сильные, бедные и богатые, жертвы и преступники. И отношения этих людей иногда переплетаются в такой змеиный клубок, что они бегут за помощью. Большинство в милицию. Некоторые ко мне. А дальше... Дальше бывает по-разному. И вот эти двое сидели напротив меня. И на коленях капитана Панченко лежала коричневая папка, а это значит, что они зашли ко мне не просто так, не на огонек. Зашли по делу. Что ж, я не в лучшей форме, но в состоянии поддержать разговор. К тому же аспирин, похоже, начал действовать, и в голове у меня прояснилось. Правда, лучше мне от этого прояснения не стало: по-прежнему внутри моего черепа бескрайняя пустыня вместо мыслительной деятельности. И посредине пустыни стоит здоровенный монумент с надписью: <Я понятия не имею, зачем эти двое ко мне притащились!!!>. Это действительно так. Я никого не ждал из их конторы к себе в гости. Мне нечего с ними обсуждать. Уже три недели я был вне всяких дел. Сначала я просто отдыхал (с полного одобрения Генриха), а потом случилась одна вещь... Но это слишком личное. Об этом позже. За все время я палец о палец не ударил. Я не брался ни за одно дело. Тем более в последние энное количество дней. Так какого же черта они пожаловали? Я так разволновался, что едва не произнес свой вопрос вслух. Но вовремя сдержался. Пусть сами скажут. И они не подкачали. Они сказали. И когда они сказали, я был удивлен. Неприятно. 3 - Извините за поздний визит, - деликатно начал Панченко. - Но лучше поздно вечером, чем рано утром, - впервые раскрыл рот его спутник. И широко улыбнулся. Я понимающе кивнул. Иногда человеку так хочется сострить, что стоит посмеяться над его первой шуткой, дабы предотвратить все последующие. - Константин Сергеевич, - Панченко снова взял разговор в свои руки, никак не отреагировав на замечание белобрысого - Вы сотрудник частного детективного агентства? - Угу. Панченко что-то пометил в своих бумагах, должно быть, написал: <Подозреваемый сказал <угу>. - Это вы по работе? - капитан вопросительно посмотрел на меня. - Что? - не понял я. - Я имею в виду ваше лицо. Производственная травма? Далось им всем мое лицо! У некоторых с самого рождения физиономии похуже. - Я в отпуске, - мрачно ответил ^. - Это бытовая травма. - А-а-а, - протянул Панченко. - Ясно. Ну вы впредь поосторожней в быту, ладно? - Угу, - сказал я и прикинулся, что совсем не заметил ехидную усмешку белобрысого: от уха до уха. И как таких клоунов берут в правоохранительные органы?! Тогда я решил взять инициативу на себя. Я же, в конце концов, хозяин, а они гости. Причем гости без ордера. Это я сразу понял. На это у меня чутье. Будь у них ордер, стали бы они вытирать ноги! - Так вы насчет моего лица? - осведомился я. - Оно не представляет общественной опасности, не переживайте. Конечно, беременные женщины и лица с болезнями сердца могут испугаться, но я обещаю, что не появлюсь на улице в светлое время суток, пока мои травмы не будут залечены. Честное слово. Могу дать подписку. - До подписки мы еще дойдем, - пообещал Панченко, и мне стало как-то неуютно - Хотя я был хозяином, а они - гостями - И я уже не был уверен насчет ордера. - В светлое время вы, значит, не выходите на улицу? - неожиданно жестко спросил белобрысый. - Только ночью, да? И куда вы ходите ночью, что возвращаетесь с такой рожей? - Заявляю протест против употребления слова <рожа> в свой адрес, - сухо произнес я. - Еще один выпад, и я вызову своего юриста. Будем разговаривать вчетвером. - Вчетвером оно, конечно, веселее, - согласился Панченко. - В картишки можно перекинуться... Только времени у нас нет, Константин Сергеевич, дожидаться вашего юриста. Давайте уж по-простому. Мы и вы. Хорошо? - Не уверен. - Ну что вы так сразу, - Панченко укоризненно покачал большой коротко стриженной головой. - Я же знаю про вас кое-что... Вы человек умный, опытный. Сотрудничали с правоохранительными органами. - Только никому про это не говорите. - Не скажу! - с готовностью пообещал Панченко. - А вы поясните мне кое-что, ладно? - Кое-что? И я его должен пояснить? - Я с сомнением покачал головой. Вряд ли я сейчас был в состоянии что-то объяснить, даже самые простые вещи. Тем более - загадочное <кое-что>. Мне бы самому кто объяснил, почему женщины вдруг делают то, чего от них никак не ожидаешь, и почему, начав пить, так трудно потом остановиться. Непременно надо спросить у Панченко. Милиция должна знать. - Будет лучше, - ответил капитан. - Будет лучше, если вы сумеете кое-что пояснить. - Для кого лучше? - Для вас, - просто ответил Панченко - Для вас, Константин Сергеевич, и еще для родственников Леонова Павла Александровича. - Кого-кого? - переспросил я. - Леонова Павла Александровича, - любезно повторил Панченко. - Кстати, покойного. Видимо, у меня было несколько удивленное выражение лица. - Что такое? - забеспокоился Панченко. - Что странного и нелепого я сказал? Вы не знали, что Павел Александрович Леонов скончался? Это вас удивило? - Все немного иначе, - медленно сказал я. Мне теперь стоило тщательно подбирать слова, - Дело в том, что я вообще не знаю такого человека. Леонова Павла Александровича. Панченко и его белобрысый напарник переглянулись. - Сильный ход, - сказал белобрысый и с уважением посмотрел на меня. - Чувствуется, что товарищ с опытом. - Я-то с опытом, а вот... - начал было я, но вовремя сумел заткнуться. Потом мысленно проговорил все, что думал о белобрысом, облегченно вздохнул и приготовился к продолжению разговора. - Что вы хотели сказать, Константин Сергеевич? - обратился ко мне Панченко. - Пожалуйста, мы вас слушаем. - Чистосердечное признание, - вполголоса проговорил белобрысый, - и все такое прочее... Вы же знаете, вы же опытный. Я поторопился улыбнуться, чтобы на моем лице не было видно страстного желания сделать с белобрысым что-то нехорошее. Выкинуть в окно, например. - Серега, не гони лошадей, - бросил напарнику Панченко, и в его голосе я услышал некоторое раздражение. Этого клоуна звали Серега. Ну-ну. Запомним. - Вы хорошенько подумайте, - это уже в мой адрес. - Не торопитесь. Нам нужно знать, в каких отношениях вы находились с покойным гражданином Леоновым Павлом Александровичем. И когда вы последний раз видели гражданина Леонова. - Живым? - уточнил я, и секунду спустя понял, что поторопился с вопросом. - Или мертвым, - пожал плечами Панченко. - Все равно. Белобрысый Серега скрестил руки на груди и сверлил меня пронзительным взглядом голубых глаз. Оказывал психологическое давление. - Н-да, - я почесал переносицу, стимулируя умственную деятельность, посмотрел на вытертый ковер на полу, на не слишком чистые стекла книжных полок, на пыльный экран телевизора, на проблески вечерних огней в проеме между оконными шторами. Таблички с правильным ответом не было нигде. - Такой, значит, вопрос... - промямлил я. - И хороший вопрос! - Да уж какой есть, - развел руками Панченко. 4 - Так, значит, гражданин Леонов скончался? - уточнил я несколько минут спустя. - Совершенно верно, - кивнул Панченко. - Естественной смертью? - В том-то и дело, что нет, - грустно отозвался Панченко. - Поэтому мы здесь! - гордо заявил белобрысый. - Да что вы? - не выдержал я. - Именно поэтому? А я-то думал! А я-то просто потерялся в догадках! Я перевел взгляд на Панченко: - Так Леонова убили? - Его сбило машиной, - ответил капитан. - Сегодня утром. - Все понятно, - я сделал серьезное лицо. - Все мне понятно. Кроме одного. При чем здесь я? Гражданин Леонов погиб в результате наезда транспортного средства, и это очень печально. Но я знать не знаю этого самого гражданина Леонова. И никак не могу взять в толк, какого содействия вы от меня добиваетесь? Чем я могу вам помочь? - Я еще раз предлагаю вам, Константин Сергеевич, - терпеливо проговорил Панченко, - подумать и не спешить с выводами. Вы же понимаете, что раз к вам пришли, то для этого имеются основания. - Хорошенькая логика - кивнул я. - Какая есть, - вздохнул Панченко. - А основания для визита к вам действительно имеются. Объясните одну простую вещь, Константин Сергеевич: в карманах пальто покойного гражданина Леонова обнаружены ваши визитные карточки. И не одна, не две. Сколько, Серега? - посмотрел капитан на белобрысого. - Шестнадцать, - немедленно выпалил Серега. - Вот так, - капитан вопросительно взглянул на меня. А я удивленно смотрел на него. - Только не говорите, что вы печатаете эти карточки тысячами, а потом разбрасываете на улицах и засовываете в карманы всем прохожим. Придумайте что-то пооригинальнее. - Постараюсь, - пообещал я, тупо глядя на коричневую папку, что лежала на коленях капитана. - Слушайте, а у вас там случайно нет фотографии с места происшествия? - Допустим. - Покажите. - Ну, если это освежит вашу память... Смотрите. Он раскрыл папку и протянул мне несколько фотоснимков. Запечатленное на них зрелище навевало мрачные мысли. Серый асфальт в пятнах луж, серый комок человеческого тела, принявшего смерть в позе эмбриона - колени почти у самого лба, руки согнуты в локтях и прижаты к бокам. Грязь на лице и на пальто. Прах к праху. Откуда вышел ты, туда и вернешься. Гражданину Леонову было на вид лет сорок. Последний раз он брился дня три назад. Но даже если бы он побрился, причесался и припудрился, это не сделало бы его особенно привлекательным. Одутловатое лицо уставшего от жизни человека. Поэтому оно органично выглядело на фоне серого асфальта, лицо с закрытыми навечно глазами. - Не узнаете? - нарушил молчание Панченко. - Нет, - ответил я. - Этого человека я не знаю. А нет у вас снимков анфас, и желательно еще живого Леонова? - Все-таки узнали? - встрепенулся белобрысый. - Если бы узнал, то не спрашивал бы другие фотографии. Просто я знаю, что после смерти люди выглядят несколько иначе, чем при жизни. Особенно если их сбивают машиной. - Да ну? - притворно удивился белобрысый- - И откуда такие сведения? Ах да, вы же опытный товарищ по части мертвых и живых тел... - Вроде того. Панченко внимательно слушал нашу беседу, роясь в содержимом папки. Потом его пальцы вдруг замерли. 0н поднял голову и задумчиво спросил: - Константин Сергеевич, а у вас есть автомобиль? - Еще один хороший вопрос, - отреагировал я. - Просто подумалось...Так что насчет автомобиля? - Стоит во дворе. Можете убедиться на обратном пути. Белая <Ока>. - Шикарная штука! - ухмыльнулся белобрысый. - Только у вас неверные сведения. Она уже не белая, она темно-серая. - Давно не пользовался. - И на ней еще написано - пальцем по пыли - <танки не моют>, - продолжал издеваться белобрысый. - Завистники злобствуют, - ответил я, - один банкир из соседнего подъезда. А что касается пыли, так ведь синоптики обещают дожди. Сэкономлю на мойке. - Значит, давно не ездили? Как давно? День, неделю? - Панченко снова что-то записал в своих бумажках, хотя я еще не ответил на его вопрос. - Можете сказать поточнее? - Неделю, - я пожал плечами. - Вроде бы так. Может, больше. - Серега, - Панченко сделал знак белобрысому. - Спустись во двор, посмотри на машину повнимательнее. Вмятины на бампере и все такое... - Понял! - Лицо Сереги растянулось в радостной улыбке, я и опомниться не успел, как он выскочил из комнаты. Секунду спустя его физиономия снова выглянула из коридора. - Что такое? - нахмурился Панченко. - Какие проблемы? - Я-то уйду, - белобрысый подозрительно покосился на меня. - А вы останетесь с этим один на один... - Он меня не съест. Идите, сержант, - уже более настойчиво повторил Панченко. После этого минут на десять мы оказались избавлены от общества белобрысого энтузиаста. Не знаю, как капитан Панченко, а я почувствовал себя гораздо свободнее. - Хороший парень, - сказал я, вложив в эти два слова всю гамму своих эмоций по отношению к белобрысому. Панченко меня понял и не обиделся. - Молодой, перспективный работник - ответил он. - Делает карьеру. Стены лбом пробивает. Я-то человек пожилой, мне как раз такие помощники нужны. А без умелого руководства он вообще такого натворит... - Представляю, - согласился я. - Не представляете, - усмехнулся Панченко. - Кстати, я был в ту ночь у обменного пункта. Когда вы вели переговоры с террористом, помните? - Еще бы, - кивнул я. - Только я не вел переговоры, Я сидел рядом с ним и старался угадать, кого он грохнет первым - меня или женщину из обменного пункта. - Ну а я стоял в оцеплении. Та еще ночка выдалась... - Панченко откинулся на спинку кресла, но, как оказалось, предаваться воспоминаниям он и не думал. Пальцы капитана быстро вытащили из папки еще одну фотографию. Пока что Панченко держал ее ко мне тыльной стороной. - Вы узнали Леонова, да? - Панченко пристально смотрел на меня, но я никак не отреагировал на его испытующий взгляд. - Узнали или нет? Я не подозреваю вас Константин, я просто провожу расследование этого происшествия. Быть может, это обычное дорожное происшествие... А может, и нет. Если что-то знаете обо всем этом - скажите. Пока юноша бегает во двор и обратно. Я-то не буду вам <шить дело>. Моя карьера уже сделана. Я основательно задумался и попутно помечтал о кружке пива, которая пришлась бы мне сейчас как нельзя более кстати. - Ну вот что, - медленно произнес я. - Эти визитные карточки... Честно говоря, не помню, что я засовывал кому-либо в карман сразу шестнадцать штук. Ни знакомым, ни незнакомым. - То, что вы не помните, еще не значит, что такого не было вообще, - резонно заметил Панченко. - Между прочим, что у вас с лицом? Эта ваша <бытовая травма>... - Чем еще она вас не устраивает? - сердито отозвался я. - Объясняю: побитое лицо, помятый вид, явное похмельное состояние. Неудивительно, что шестнадцать визитных карточек забылись. Люди по пьянке забывают и не такое. - А этот Леонов... - Я не торопился с вопросом, потому что уже догадался, каким будет ответ. - Он тоже был пьян, когда его сшибла машина? - Тоже? - Панченко усмехнулся. - Проговорились, Константин. Да, он был пьян. Точнее говоря, когда его нашли и провели определенные медицинские исследования, то оказалось, что в его крови сильное содержание алкоголя. Вот так. Какие отношения у вас были с покойным, Константин? Когда вы его видели в последний раз? Живым или мертвым? - Фотографию, - сказал я. - У вас уже вспотели пальцы. - Навряд ли, - ответил Панченко и повернул снимок лицевой стороной. Это была увеличенная паспортная фотография все того же мужчины. Здесь он был на несколько лет моложе. Гражданин Леонов также был гладко выбрит, одет в черный костюм, светлую рубашку и однотонный галстук с немодным увесистым узлом. Именно такому узлу следовало находиться под тяжелым квадратным подбородком. Самоуверенный взгляд сильного, решительного мужчины. И уголки губ, чуть опущенные вниз, отчего все лицо приобретало выражение презрения к объективу фотоаппарата и всем, кто за ним находился. За те годы, что прошли с момента съемки гражданин Леонов сильно изменился. Но тяжелый подбородок остался, как осталось и скрытое в уголках губ презрение. Полагаю, оно осталось и после удара несколькими тоннами движущегося металла. - И что скажете, Константин Сергеевич? - Оказывается, голос Панченко мог быть и вкрадчивым. - Узнаете? Я вернул ему фотографию, прокашлялся и отчетливо проговорил все, что мог ему сообщить, не вызывая при этом дополнительных подозрений. Я сказал: - То, что этого человека зовут Павел Александрович Леонов, я впервые услышал от вас. Он называл себя просто Паша. Мы познакомились прошлым вечером... Или даже ночью. Вместе выпили. Потом я пошел к себе домой, он - к себе. По крайней мере, мне он сказал, что пойдет домой. Я действительно не помню, что давал ему свои визитки. Это была наша первая и единственная встреча. Точное время нашей встречи и всего последующего также сказать не могу. Помню, что была ночь. Автобусы уже не ходили. Или еще не ходили. - Это все очень хорошо, - пробормотал Панченко, лихорадочно записывая какие-то слова на листе бумаги. - Это просто чудесно... Вы пошли домой пешком, да? - Да. Я не пользуюсь своей машиной уже с неделю. - Потому что сильно пьете, да? Боитесь разбиться на обратном пути из бара? Или из ресторана? Где, кстати, вы выпивали вместе с Леоновым? Я прикрыл глаза, изображая мучительный процесс напряжения памяти. - Нет, не помню. - Константин, вы же вроде как частный детектив, да? - В его устах <вроде> прозвучало издевкой, но мне было не до обид. - Если вы вдруг всучили ему свои визитки... Может, вы предлагали ему свои услуги? Может, он просил вас о помощи в каком-то деле? Может быть, ему угрожали? Я снова закатил глаза, обхватил голову руками и даже отчаянно замычал. Негромко, но с чувством. Потом разочарованно покачал головой. - Вот убейте, не припомню, что он там говорил... - Если бы здесь был Серега, он бы вам ответил: <Обязательно убьем, если не вспомните>, - улыбнулся Панченко. - Ага, а вот, кстати, и он... Хмурый Серега с шумом ворвался в квартиру. - Темно уже, а я фонарик забыл дома, - пожаловался он. - Спичками светил, да только ни черта не разглядеть. Надо забирать эту тачку на тщательный осмотр. - Хорошая идея, - одобрил Панченко. - Но это в следующий раз. - Он закрыл папку. - Время позднее, меня жена заждалась, у младшего сына уроки проверить надо... - Он не раскололся? - метнул на меня стремительный взгляд Серега. - Пока держится, - усмехнулся Панченко, поднимаясь с дивана. - Да ты не кати бочки на Константина Сергеевича. У него тоже есть заслуги перед правоохранительными органами. - Ну-ну, - недоверчиво пробормотал Серега. Моя персона явно не внушала ему доверия. - У меня даже есть знакомые в Управлении, - не слишком уверенно похвастался я. Вроде того как остановленный гаишником водитель начинает придумывать себе родственников, работающих в госавтоинспекции. - В вытрезвителе, что ли? - сострил белобрысый и сам же рассмеялся. - Не в вытрезвителе, дурак, а в отделе кадров, - тихо сказал я, когда дверь за гостями закрылась. - И мне сообщили по секрету, что с завтрашнего дня всех белобрысых идиотов будут увольнять. Ты под номером один в этом списке, Серега. Впрочем, я забыл про белобрысого уже через минуту. Меня занимало другое. Я встал под душ и стал медленно закручивать кран с горячей водой, пока не перекрыл ее совсем. После этого я выдержал секунд двадцать и с диким воплем выпрыгнул на кафель. Затем последовали две чашки крепкого кофе. И тогда я попытался вспомнить все - от начала и до конца. 5 Черта с два. Последовательной цепочки слов и событий у меня не получилось. Так, отдельные эпизоды. Начало и конец каждого тонули в густом тумане. Все равно, что смотришь фильм не целиком, а десять минут из начала, десять минут из середины и десять минут финала. А потом твоей фантазии предоставляется широкий простор для придумывания связей между увиденными кусками. Моя фантазия куда-то отлучилась по делам, и между воскрешенными в памяти эпизодами оставались большие вопросительные знаки. И я ничего не мог с этим поделать. Все начиналось с фразы: - Чего уставился, рожа? Вопрос адресовался мне - Под рожей, как нетрудно догадаться, также подразумевался я. Но в тот момент мне непросто было до такого додуматься. Я сидел за столиком в дальнем углу бара и чувствовал легкое покачивание, словно на прогулочном теплоходе. Топливом для этого теплохода послужили двести граммов водки (охлажденная <кристалловская>) и несколько стаканов розового грузинского вина. Не так уж много. Но мне хватило. Я чуть навалился грудью на стол, глупо улыбался и смотрел прямо перед собой. Потому что сил повернуть шею в сторону не было. Да и смысла в поворотах не было. Я все равно не соображал, что именно вижу перед собой. Это и сыграло со мной шутку. Для кого-то смешную, для меня - нет. В баре (я и вправду не помнил его названия, а также обстоятельств, которые занесли меня именно в это заведение) было людно, и я еще удивлялся, почему за мой столик никто не подсаживается. Теперь-то мне понятно, что мало кто захочет иметь соседом пьяного типа со странной улыбкой во всю рожу, который к тому же раскачивается из стороны в сторону. Того гляди впечатается мордой в стол. Я бы с таким рядом не сел. А уж после того, как меня спросили: <Чего уставился, рожа?>, народ стал потихоньку линять из-за соседних со мной столиков. Чуть погодя я понял, почему. Я понял это, когда сфокусировал свой утомленный взгляд на человеке, задавшем мне этот не слишком вежливый вопрос. О, эта была та еще глыба. Это был тот еще матерый человечище. Он сидел, но был примерно одной высоты с людьми, которые стояли за его спиной у стойки бара. Его кулаки показались мне в тот момент идеально квадратными. А пальцы, толщиной в хорошую сардельку, из тех, что подают в столовой мэрии, а не в школьной столовой, пальцы были украшены массивными перстнями. Как бы пьян я ни был, но и то моментально догадался, что перстни имеют не только художественную ценность, но и вполне практическую. От них остаются следы на лице. Или на других частях тела, куда приложится кулак этого человека. Так вот, этот тип положил локти на стол, подпер свою тяжелую голову могучими кулаками и спросил меня: - Чего уставился, рожа? Этот голос легко перекрыл грохот музыки из динамиков и чмокающие поцелуи влюбленной парочки за соседним столиком. Посетители бара испуганно завертели головами, пытаясь определить, кого из них назвали <рожей>. А я все еще витал в облаках - Поэтому специально для меня вопрос повторился. Может быть, даже не один раз. Полагаю, с каждым повтором ярость этого типа возрастала. Он не привык, чтобы его игнорировали. В какой-то момент я встрепенулся. Протер глаза. И наконец услышал вопрос - <Кто куда уставился?> - не понял я. А потом постарался осмыслить то, что было у меня перед глазами. То, во что уперся мой взгляд (совершенно бессознательно) несколько минут назад. На черном фоне была нарисована птица. Сначала я подумал, что у меня двоится в глазах. У птицы было две головы. Я несколько раз пересчитал - неизменно получалось две. Крыльев было тоже два. И ноги - две. <Э, нет, - сказал я сам себе. - Таких птиц не бывает. Мутант какой-то. А если это нарисованы две птицы, то крыльев должно быть четыре - Вот художники от слова ху...> Минутку. Я чуть пошире раскрыл глаза и увидел всю картину целиком. Черный фон, на котором неизвестный художник изобразил странную птицу, оказался тканью майки, обтягивающей могучую грудь... Да, того самого амбала. А чуть пониже птички виднелись буквы: Р. О. С... Все, догадался. Я поднял глаза чуть повыше - на птичку. Потом еще выше. И увидел бешеные глаза хозяина черной майки. - Может, ты глухой?! - проорал он, не вставая из-за столика. Чтобы до смерти напугать кого-то, ему не нужно было даже вставать- Он прекрасно делал это из положения <сидя>. Так, оказывается, разговаривают со мной. Я воспитанный человек. У меня незаконченное высшее образование. Я должен поддержать беседу. Иначе меня убьют. - Не глухой, - сообщаю я. Из-за соседнего со мной столика поднимается влюбленная парочка и спешно пересаживается в другой конец зала. До них отчетливо доносится запах керосина, которым пахнет мое дело. - Сейчас будешь! - рявкает амбал. - Сейчас будешь и глухим, и слепым... И лысым! Черт, он задел за больное. Мне с некоторых пор кажется, что у меня редеют волосы. А лысым я быть не хочу. - Ты чего на меня зенки вылупил, козел? - не успокаивается амбал. - Я тебе что, картина Репина <Приплыли>?! Я что, Выставка достижений народного хозяйства?! - Н-нет, - отвечаю я не совсем уверенно. Орать, как амбал, я не могу, и, вероятно, мой собеседник не слышит, что я ему отвечаю. Он распаляется еще больше. Мне уже не так хорошо и безмятежно, как пять минут назад. Вдруг захотелось уйти домой, запереться на все замки, лечь на диван и накрыться одеялом с головой. Но до дома далеко. - Гоша, что за шум? - слышу я. К амбалу со спины подходят двое. Один - мужчина в темно-зеленом пиджаке и белой водолазке. Он нормального роста, среднего телосложения и ужаса мне не внушает. Зато его спутница - высоченная жгучая брюнетка - накрашена так, что испугает даже сексуального маньяка, если встретится с ним в темном переулке. Она курит тонкую сигару, жеманно отставив мизинчик. Парень в зеленом пиджаке склоняется к уху амбала и кричит: - Гоша, я только на минуту отошел, а ты уже вопишь как раненый мамонт! Какого хера?! Давай, пожалуйста, нормально отдыхать! Не бузи хотя бы в мой день рождения! - А я что?! - разводит ручищами Гоша. - Это вон тот пидор, - палец-сарделька направляется в мою сторону. - Пялится на меня неизвестно зачем! Я что, должен терпеть?! - Я не пидор! - обижаюсь я, но слишком тихо. - Мне тут на ногу в сортире наступили, а ты говоришь терпи! - продолжает разоряться Гоша, и это похоже на сигнал воздушной тревоги. - Всякие пидоры пялятся - терпи! Ну есть же предел! - И тут он снова возмущенно разводит руками. Слышен странный звук. Потом раздается спокойный, чуть хрипловатый голос: - Насколько я понимаю, у тебя руки из задницы растут? Гоша повторяет мою ошибку. Он не сразу понимает, что этот вопрос обращен к нему. Немолодой мужчина стоит в метре от Гошиного столика и держит в руках два полупустых бокала с пивом. Мужчина одет в светло-серое пальто, и на этом пальто видны мокрые пятна. Насколько я понимаю, совсем свежие. - Ты же не дома у себя? - раздраженно вопрошает мужчина. - Ты же должен соображать, что можешь задеть других людей. И ты их задел. - Кого еще я задел? - рявкает Гоша. - Меня, идиот, - поясняет мужчина. Парень в зеленом плаще кладет руки Гоше на плечи, но уже поздно. Гоша начинает подниматься из-за стола. На мужчину все уже смотрят как на смертника. - Если хочешь извиниться, не обязательно вставать, - продолжает свой рискованный номер мужчина в пальто. - Я выслушаю и так. Но Гоша поднимается явно не для извинений. - Мужики, полегче, полегче! - орет из-за стойки бармен и быстро скрывается в служебном помещении. Жгучая брюнетка с большим интересом наблюдает за происходящим. Парень в зеленом пиджаке визгливо матерится. Все это кажется мне дико смешным. Я не выдерживаю и начинаю тонко и противно ржать. Гоша замирает на месте и поворачивает голову ко мне. - Ты еще тут? - с тихой яростью произносит он. - А куда я денусь? - сквозь смех бормочу я. - Я тащусь с тебя, Гоша... Ты такой прикольный... Ты такой кретин... - Это точно, - соглашается мужчина в пальто. Я чувствую симпатию к этому человеку. Тем временем Гоша поворачивает голову обратно и оказывается лицом к лицу с облитым мужчиной. Гоша делает вдох и заносит кулак для удара. И тут же два полупустых пивных бокала врезаются ему в лоб. Жгучая брюнетка роняет сигару и испускает восторженный вопль. Парень в зеленом пиджаке отталкивает ее в сторону и бросается на помощь Гоше. Я вскакиваю, издаю воинственный клич и срываюсь с места в надежде помочь облитому мужчине оборониться от амбала и его заленопиджачного друга. Я делаю всего лишь один широкий шаг, ударяюсь коленом об стул, внезапно теряю равновесие и падаю, падаю, падаю... А потом так же внезапно поднимаюсь - не по своей воле. Меня поднимают руки парня в зеленом пиджаке. Он тяжело дышит, грязно ругается и брызжет слюной мне в лицо. Нос у него уже разбит. И когда это он успел? Впрочем, краем глаза я замечаю, что в драку вовлечено уже человек пять или шесть. Жизнь кипит. Подробнее осмотреться мне не дают - кулак зеленопиджачного парня врезается мне в скулу. Черная спираль закручивается перед моими глазами. Я складываюсь как детская книжка-раскладушка и оказываюсь лицом на полу. Последнее, что я вижу - это начищенный до блеска ботинок, летящий прямо на меня. Я вяло думаю о том, что неплохо было бы схватить обладателя ботинка зубами за щиколотку. И хорошенько потрясти. Но это лишь мечты... Наступает полное затмение. Абсолютный провал. И это конец первого эпизода. Редкие хлопки из зрительного зала - и неопределенный по продолжительности технический перерыв. 6 Второй эпизод начинается с ощущения, что меня возят лицом по битому стеклу. Холодно и больно. Я открываю глаза и отшатываюсь, глотая широко раскрытым ртом холодный воздух. - Спокойно, спокойно, парень, - слышу я чей-то голос. - Все в порядке... - Да? - недоверчиво спрашиваю я. - Вот уж никогда бы не подумал... Несколько раз смыкаю и размыкаю веки, чтобы наконец прийти в себя и разобраться, где я и с кем. И в каком я состоянии. Потому что имеется серьезное подозрение, что мне хорошенько набили морду. Мужчина в светло-сером пальто еще раз проводит по моим щекам мокрым носовым платком, вытирая кровь. - Вот так, - с чувством удовлетворения своей работой произносит он. - Гораздо лучше, чем было. У меня такой уверенности нет. Меня чуть подташнивает и шатает из стороны в сторону. Хочу ощупать свое лицо, но руки висят по бокам как вареные макароны и даже не думают шевелиться. - Ты как, в норме?,- интересуется мужчина. - Если в норме, то давай-ка сваливать отсюда... - Отсюда? - Я непонимающе таращусь на своего нового знакомого. - Откуда? - Я еле вытащил тебя из этого гадючника, - пояснил мужчина. - Через служебный ход. Но нам лучше и отсюда рвать когти. Вот-вот менты приедут. О! - Он со значением выставил вверх указательный палец, целя им <прямо в звездное ночное небо. - Слышишь? Едут, родные. Рванули, парень! - Он схватил меня под руку и потащил за собой. Я не сопротивлялся, поскольку понимал, что мужчина ориентируется в ситуации гораздо лучше меня. Мы бежали по каким-то темным закоулкам, а ночной воздух разрезала, как нож масло, приближающаяся милицейская сирена. Минут через десять мужчина остановился, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Я прислонился к стене какого-то дома. Мне было плохо. - Фух! - Мой спутник с трудом восстанавливал дыхание. - Отвык, блин, от пробежек! Старость не радость... Ну да ладно, - он презрительно усмехнулся. - Мы-то слиняли, а те козлы все еще по инерции месят друг друга. - Козлы? - переспросил я. - Они самые. Ну, понятное дело, кроме того придурка, что мне пальто облил- Он в мероприятии не участвует. Я ему вроде бы руку сломал, - и мужчина снова презрительно скривил губы. - Это тому амбалу в черной майке? - удивился я, припомнив габариты Гоши и сравнив их с габаритами моего собеседника. - Вы ему руку сломали? - Мне казалось, что сделать это можно только подкравшись к Гоше сзади с ломом в руках. - Ну да, - кивнул мужчина. - Сам не ожидал. Тоже ведь давно не практиковался., а как до мордобоя дошло, так все вспомнилось... А вот дыхалка уже не та, - пожаловался он. - Старость не радость, - снова повторил он. - Вы же не старый, - пробормотал я. Было самое подходящее время для комплиментов. Мужчина хмыкнул: - Чего же ты меня на <вы> называешь, если я не старик? - А как? - Паша меня зовут, - сообщил мужчина и протянул руку. Я, пожал его широкую ладонь и назвался. - Ты тоже молодцом. Костя, - одобрительно сказал Паша. - Хорошо вмазал тому козлу в зеленом пиджаке. Главное, вовремя. - Я врезал? - Этот факт моей биографии почему-то совершенно вылетел у меня из памяти. - А разве не он мне? - Я с трудом донес руку до лица и застонал от боли. - Ну точно, он мне... - Сначала он тебе, - пояснил Паша. - Потом ты ему... Всякое было. Но мы победили, Костик! А это главное. Плевать, что у тебя рожа разбита, а мне заехали по яйцам - Все равно мы были сильнее. - Это хорошо, если мы победили, - согласился я. - Хотя лицо у меня болит так, словно победили совсем не мы. - А кто же? - удивился Паша. - Конечно, мы. Мы - победители. А что делают победители после того, как одержат победу? Я задумался, словно мне предстояло отвечать суровому экзаменатору, перед которым мне хотелось блеснуть знаниями. - Делят трофеи? - предположил я, вспомнив исторический роман из жизни викингов. - Да? - Хорошо бы, - вздохнул Паша. - Только напряженка с трофеями. Я ничего не успел позаимствовать. А возможность была! Бармен слинял, вокруг полный бардак - бери что хочешь и уходи! Как-то я не просек такой аспект... Короче, накрылись наши с тобой трофеи! Делить мы их не будем, Костик. Мы займемся другим, не менее приятным делом! - пообещал Паша. - Это каким же? - Будем обмывать нашу победу! - Паша хлопнул меня по плечу, и Я поморщился от боли. - Ты же видел, я даже пригубить не успел, как этот урод стал размахивать руками. Испортили мне весь вечер. Ты-то хоть успел нагрузиться? - Угу, - гордо кивнул я. Стоило добавить: <Потому-то мне так здорово начистили физиономию>. Но я не стал распространяться по этому поводу. - Везет тебе, - сказал Паша и почесал квадратный подбородок. - Ничего, сейчас я наверстаю, а ты продолжишь и углубишь. Сделаю одно дело, и пойдем с тобой искать киоск, где есть чем разжиться двоим крутым мужикам-победителям. - Он расстегнул <молнию> на брюках и стал мочиться на асфальт. Не знаю, как я, но он-то в этот момент действительно выглядел крутым мужиком, который запросто ломает руки своим врагам и тем самым заслуживает право мочиться на любой улице Города в любое удобное для себя время. Я внезапно почувствовал такой нетипичный для себя прилив теплых благодарственных чувств к Паше. - Так громче, музыка! - сказал я, и Паша с интересом посмотрел на меня. - Играй победу! Мы победили, и враг... - Бежит, бежит, бежит! - пропел басом Паша и застегнул брюки. 7 Здесь заканчивался второй эпизод и наступало очередное затемнение. Мы куда-то шли, о чем-то говорили... Так мне кажется. Должны же мы были о чем-то говорить? Паша тащил меня за собой. Он-то знал, куда шел. А я лишь тащился за ним, как слепой за поводырем. В конце концов Паша привел меня к сооружению, которое напоминало вкопанный в землю броневик времен гражданской войны. Но под листовым железом оказался всего-навсего коммерческий киоск. Паша забарабанил по заслонке, та со скрипом отодвинулась, и заспанный голос продавца поинтересовался, чего нужно страдающим от бессонницы алкашам в два часа ночи. - Догадайся, - предложил Паша. Продавец проявил потрясающую смекалку и выставил на узкий металлический лоток две бутылки водки и одну вермута. - Молодец! - похвалил продавца Паша и высыпал на лоток горсть мелочи, после чего гордо бросил: - Сдачи не надо. - Что?! - Возмущенно завопил продавец, едва не по пояс высунувшись из отверстия, которое до этого казалось мне размером с пачку стирального порошка. - Какая сдача?! Ты мне еще должен остался! - Неправда. - Паша, успевший отойти от киоска на пару шагов, медленно повернулся. - Это ты неправду говоришь, - произнес он голосом жестким и в то же время странно-печальным. - Я уже два с половиной года как никому ничего не должен, - произнес он непонятную, но впечатляющую фразу. Продавец, во всяком случае, тут же залез обратно в свое окошко. - Понимаешь? - его губы скривились в уже знакомой мне презрительной усмешке. - Никому ничего. Заслонка бронированного киоска торопливо захлопнулась. Может, Паша в этот момент походил на опасного психа, но только я-то знал, и сутки спустя это знание лишь укрепилось во мне: Паша был вполне вменяем. А в момент объяснения с продавцом он вдобавок был и трезв. Пока еще трезв. Бутылки легко уместились в глубоких карманах его пальто, и вскоре Паша перестал быть трезвым. А еще через несколько часов он перестал быть живым. 8 В какой-то момент времени, в какой-то точке пространства, занимаемого Городом, мы с Пашей расстались. Не помню, когда, не помню, где. Помню лишь, что к этому моменту он успел хорошо набраться, полностью компенсировав два разлитых бокала пива. Две бутылки водки он выдул практически в одиночку, дав мне лишь пригубить в самом начале, после первого тоста <За победу!>. Дальше он пил за победу водку, а я неторопливо прихлебывал вермут. Мы сидели на лавке в глубине какого-то парка, куда Паша затащил меня в целях безопасности. - Чтобы ментовские патрули нам кайф не обломали, - деловито пояснил он. - Вот по этой улице они ездят, по этой тоже, а в сам парк ночью не сунутся. Я понял, что у моего нового знакомого имеется неплохой опыт ночных приключений в этой части Города. Патрули нам кайф не обломали. Мы даже прогулялись к другому киоску, купили несколько банок пива и пакетик орешков в качестве закуски. Победа была отмечена с потрясающим размахом. - Еще хорошо бы сейчас бабу, - мечтательно произнес Паша, вытряхивая из бумажного пакетика ореховую пыль - но не сезон, не сезон... Слишком холодно. А то бы непременно сняли бы пару блядей, они вон там, около гостиницы, тусуются, когда тепло. Я из солидарности поматерил холодную осень, разогнавшую всех блядей. И после этого мы пошли по домам. Паша вывел меня из парка к той части Города, где я не мог заблудиться даже ночью. - Нормально посидели, - сказал он на прощание. - Приятно было познакомиться. Будет время, заходи в гости. У меня-то у самого этого времени просто навалом - Он провел ребром ладони по горлу. - Завались у меня времени! Запиши мой адрес, Костик... Да, вот так он сказал - <Запиши мой адрес, Костик>. И что я сделал? Наверное, я стал рыться в карманах, искать записную книжку, ручку... Ха, размечтался! Я же шел напиваться, а не делать записи, поэтому в карманах у меня не было ни записной книжки, ни ручки. А у Паши? Вряд ли он носил с собой блокнот. Не такой он был человек. Что же тогда мы сделали? Записать адреса друг друга было нечем и не на чем. И тогда я нашел у себя в кармане визитные карточки. И вручил их Паше, чтобы тот потом позвонил мне. Звучит убедительно. Только почему шестнадцать визитных карточек? Он что, с первого раза не усваивал информацию? Я представил, как этот вопрос задает белобрысый умник Серега, и меня аж передернуло. В самом деле - почему? Так я же был пьян. Я выгреб карточки из кармана не считая и отдал их все Паше. В качестве подарка. Широкий жест. Звучит убедительно? Звучит совершенно идиотски. Извините, товарищ сержант, ничего другого придумать не могу. Так идите и думайте. Не домой, а в камеру. Как Штирлиц. Пока не объясните, каким образом ваши пальчики оказались на чемодане русской радистки... И так далее, и тому подобное. Полный бред. Попробуем сначала. Я пошел в бар. Там началась драка. Я и гражданин Леонов дрались с амбалом в черной майке и его приятелем. Кажется, мы их уделали. После чего немедленно дали деру. Затем я и гражданин Леонов пару часов отчаянно пьянствовали на свежем воздухе, забившись от милиции подальше в глубь парка. Наконец, я подарил своему собутыльнику шестнадцать визитных карточек и попрощался с ним. Гражданин Леонов направился домой, и по дороге был сбит неустановленным автомобилем. Конец фильма. А теперь задачка для особо внимательных зрителей: найдите причинно-следственную связь между смертью господина Леонова и всеми предшествовавшими событиями, свидетелем которых я был. Ну-ка? Первая версия: пить надо было меньше. С таким же успехом я сам мог не дойти до дома, попав под <КамАЗ>. Паше элементарно не повезло. Несчастный случай. Дело закрыто. Вторая версия... Ну давайте, давайте, шевелите мозгами, гражданин Шумов! Или за вас это сделают другие, ну уж нашевелят они такого, что мало не покажется. Вторая версия: Паша погиб из-за каких-то своих дел, о которых я не имею ни малейшего понятия, В конце концов, я знал его меньше суток. Меньше полсуток. У него же была жизнь и до вчерашнего дня. Мало ли какие там проблемы возникли... Не поделил сферы влияния с колумбийскими наркобаронами. Раскрыл тайну убийства президента Кеннеди. Нашел деньги КПСС. Мало ли... Только это не версия, а херня какая-то! Отговорки. Отмазки. Думай, думай, думай... Вторая версия. Вторая версия... Вторая версия - это... Это - ? Это... Вот что это!!! Вот!!! Я подскочил в кресле, намереваясь завопить радостным фальцетом нечто вроде <Ай да Шумов, ай да сукин сын!>, но потом воздержался от таких возгласов. Хвастаться было нечем. Стоило даже подвергнуть себя самокритике - это ж надо, полчаса потребовалось, чтобы просчитать простейшую версию! Полчаса, чтобы увидеть самое простое объяснение смерти Паши Леонова! Вот это и называется деградация. Я подумал, что пора завязывать с портвейном и прочими веселящими жидкостями внутреннего употребления. И еще я подумал, что сейчас как раз самое подходящее время для маленькой экскурсии по памятным местам. Только вместо путеводителя я возьму с собой кое-что другое. Кастет - вещь запрещенная, а вот двадцать пятирублевых монет, сложенных в столбик и завернутых в плотную бумагу, мне никто не запретит держать в кармане. Они уже ждали своего часа - в ящике письменного стола. И дождались. Я вышел на лестничную площадку и нос к носу столкнулся с ними - с Ленкой и ее мужем. И я и она промолчали, хотя желание обменяться любезностями было написано на ее физиономии; аналогичный порыв бурлил и внутри меня. Но мы сдержались. В результате я вышел из подъезда даже более злым, чем требовалось. Пальцы ласково поглаживали сложенный из монет столбик. Кто не спрятался, я не виноват. 9 Этот бар я нашел не сразу. Пришлось описать пару кругов по кварталу, приглядываясь к неоновым вывескам и надеясь, что одна из них вызовет всплеск воспоминаний о Непа-отало. Тогда я стал заходить внутрь, осматривать интерьеры, вглядываться в лица барменов и официанток, трогать холодный пластик столов и теплое дерево перил на лестнице, ведущей вниз... И наконец я его нашел. Я узнал мигающие огни над стойкой бара и низенькие широкие кресла. На маленькой сцене лениво изгибалась та же стриптизерша, что и вчера. Мне показалось, что за прошедшие сутки она еще больше похудела и стала еще менее привлекательной. Хотя куда уж дальше? Я не стал сдавать плащ в гардероб, лишь расстегнулся, проскользнул мимо охраны и подошел к стойке. Бармен узнал меня и чуть заметно улыбнулся. - Привет-привет, - весело произнес он и плеснул в бокал белого вина. - Постоянным клиентам - первая за счет заведения. Только не доводите до побоища, как вчера... При виде вина во рту у меня стало сухо, как в центре пустыни Сахара. Но я отодвинул бокал. Бармен удивился и даже прикинулся оскорбленным. - Что так? - поинтересовался он. - Может, покрепче чего-нибудь? - Пас, - сказал я. - Мораторий. Вчера было слишком много. Сегодня я отдыхаю. - Дело хозяйское, - пожал плечами бармен, поразмыслил и сам выпил то, что было в бокале - Не пропадать же добру. - Конкретный вопрос, - сказал я, глядя, как дергается кадык на толстой шее бармена. - Те двое, с которыми я вчера поцапался... Один - такой здоровый тип, Гоша. Второй был в зеленом пиджаке. - Гоши сегодня не было, - сообщил бармен, ставя пустой бокал перед собой. - А тот в зеленом, Рафик, мелькал уже... Может, в туалет пошел? - Понятно, - кивнул я, сжав столбик монет в кармане плаща. - Кстати, - бармен перешел на шепот. - Рафик не один, с ним еще двое корешей... Имейте в виду. - Спасибо за информацию, - сказал я - У вас где-то тут есть служебный выход? - Правильное решение, - по-своему понял меня бармен. - Лучше не лезть на рожон. Трое на одного - совсем не дело. Пойдемте, покажу... Он открыл для меня служебный ход - Я толкнул тяжелую дверь и увидел ночь за порогом. Повеяло холодом. Я шагнул во двор, но прежде чем бармен успел шевельнуть рукой, попросил: - Дверь за мной не закрывайте. Я сейчас вернусь. - Зачем? - удивился бармен. - Лучше не надо, с меня и вчерашних разборок хватит... Разве вам самому не хватило? - Да что вы... Я только вошел во вкус. Бармен скептически окинул взглядом мою совсем не атлетическую фигуру, покачал годовой, но вслух своих сомнений не высказал и дверь запирать не стал. И оставил меня в маленьком дворике, откуда сутки назад я и Паша Леонов <делали ноги>. Место было то самое. Я оглядел дворик - груда пустых, картонных коробок, брошенные старые покрышки, лопата - и определил точку, где стоял вчера и протирал глаза. А Паша вытирал мне кровь с лица. Я неторопливыми шагами прошел к этому месту, остановился, замер и уставился перед собой. Реальный пейзаж наложился на выползший из глубины памяти смутный образ. Они совпали, за одним исключением. Вчера мои пьяные глаза сначала зафиксировали фигуру Паши передо мной, а уж затем - кусок кирпичной стены, покрышки и прочий мусор. Мусор остался, его даже стало больше. Человека не было. Человек уже никогда не встанет здесь. Он вытер мне кровь с лица, он вытащил меня из пьяного месилова, где упавшего обычно затаптывают до полусмерти. И если последовательность событий в этом мире действительно определяется хитрой теткой по кличке Судьба, то ее надлежало привлечь к уголовной ответственности за преступные действия, совершенные с особым цинизмом - Зачем сводить вместе двоих людей при обстоятельствах, которые заставляют проникнуться друг к другу доверием, а потом убивать одного из них, обрекая другого на муки от сознания неоплаченного долга? Хороший вопрос. Из тех, ответа на который ждать не приходится. Все самые важные ответы добываются собственным потом и кровью. Иногда крови бывает слишком много. Любопытство в таких случаях становится разновидностью самоубийства. Ну и черт с ним. На улице было слишком прохладно, и я вернулся в бар. По моим расчетам, Рафик уже должен был вернуться из сортира. Или где еще он там прятался? Конечно, проще было подкараулить его у писсуара и двинуть зажатыми в кулак монетами по затылку. Не слишком сильно, чтобы обладатель зеленого пиджака не вырубился, а был в состоянии поддерживать беседу. С другой стороны, если Рафик окажется слишком крепким, да еще и позовет на подмогу корешей, то меня просто размажут по стенке. Окон в здешнем туалете не было. А при разговоре за столиком у меня всегда будет путь к отступлению. Вопрос лишь в том, на какой секунде разговора мне этот путь Срочно понадобится. Рафик сидел ко мне спиной, а двое его приятелей в лицо меня не знали, Я сел рядом с Рафиком, и их лица изменились. - Сидим спокойно и не дергаемся, - провозгласил я программу сегодняшнего вечера. - Потому что пальцы Рафика в надежных руках, и эти пальцы будут немедленно переломаны, если кто-то из вас попробует встать. - Для пущей убедительности я чуть ужесточил хватку, что немедленно отразилось на лице Рафика. - Сука! - плачущим голосом пожаловался Рафик. - Надо было тебя вчера убить... - Поздно, - сказал я. - Сегодня этот номер уже не пройдет. - Не, ну мы, конечно, посидим, - сказал один из Рафиковых приятелей, обменявшись взглядом с друзьями. - Мы посмотрим, что ты за крутой парень. Посмотрим, что из этого выйдет. Ты тоже не дергайся. Потому как мы тебе не только пальчики переломаем, мы тебе башку оторвем. - Вот и договорились, - кивнул я. - Рафик, дорогой, - обратился я к соседу. - Где твой приятель Гоша? - Где-где! - фыркнул Рафик. - Дома, где же еще! Клешню свою в гипсе нянчит... Ему же вчера тут крепко вломили. Тот мужик в пальто. С которым вы потом слиняли. Так что, парень, - Рафик даже улыбнулся, - ты пока гуляй, выпендривайся... Но как Гоша залечит клешню, ты лучше спрячься получше и носа не показывай. Потому как Гоша тебе точно голову оторвет и будет ею в футбол играть! Настроение у него вчера было как раз такое... - Этот хмырь что-то не поделил с Гошей? - уточнил второй приятель Рафика, глянув на меня холодными серыми глазами. - У меня нет никаких дел с вашим Гошей, - ответил я, не желая оправдываться, но желая объясниться. - Я ему просто не понравился. - За это он обычно убивает, - сказал приятель Рафика. - Так что ты лучше сматывайся. И начинай это делать прямо сейчас. Въехал? Я вздохнул. Что утомляет в общении с людьми этого круга, так это их непреходящее желание тебя запугать. Просто мания какая-то. А поскольку общаться с такими типами мне приходилось частенько, то в результате сам собой выработался иммунитет. Я реагировал не на их страшные слова, а непосредственно на телодвижения. Пока все было в пределах нормы. Пальцы моей правой руки сжимали монетный столбик, левая рука удерживала вывернутые пальцы Рафика. Все при деле. - В общем, так, - сказал я. - Рафик, куда ты вчера направился из этого бара, после того как пришел в себя? - Пошел в задницу, - жизнерадостно ответил Рафик. - Ты что, мент, чтобы меня допрашивать? - А без ментов ты разговаривать не будешь? - уточнил я. - Я это спрашиваю, потому что менты с удовольствием за тебя возьмутся. Так, как они это умеют: завалятся сюда компанией человек в двадцать, в масках и с автоматами, разложат тебя на полу мордой вниз и слегка попинают. Своими тяжелыми ботинками. А потом уже начнут с тобой разговаривать. У тебя есть и такая перспектива. - Я ментам на фиг не нужен, - ухмыльнулся Рафик. - За мной нет ничего... - Это тебе придется доказать, - возразил я и чуть сильнее вывернул пальцы Рафика, чтобы этот неисправимый оптимист вернулся к реальности. - Куда ты поехал вчера? И какая у тебя машина? - Просто наезд какой-то, - констатировал Рафиков приятель и демонстративно хрустнул пальцами. - Парень наглеет. - Именно что наезд, - согласился я. - Ты сказал, Рафик, что Гоша с удовольствием оторвал бы мне голову за вчерашнее? Так? Ну а сам бы ты не отказался грохнуть того мужика в пальто? Тебе ведь от него тоже перепало? - Куда ты клонишь? - насторожился Рафик. - Я клоню к тому, что кто-то на самом деле позаботился о мужике в пальто. Кто-то сбил его машиной, когда он подходил к своему дому. Это вполне мог быть ты, Рафик. - Что-о? - лицо Рафика вытянулось. - Не гони пургу, не надо! Я повез Гошу в больницу, никого я не сбивал... - Сначала отвез, а потом решил отомстить, - предположил я. - Какая у тебя машина? Ты хорошо ее помыл? А то ведь могли остаться следы на капоте... - Не было там никаких следов, потому что я никого не сбивал, - отмахнулся Рафик. - По крайней мере, вчера. И потом, вы с тем мужиком драпанули через служебный ход. Куда вы потом делись - хрен вас знает! Я за вами не следил. Как я мог подкараулить потом того типа? А? - Ты мог знать его раньше, - продолжал я излагать свои предположения. - Знал его и его адрес. Быть может, это была не первая ваша драка. Тебе надоело, и... - В первый раз вчера его видел, - решительно перебил меня Рафик. - Не, надо на меня собак вешать. И не дергай так сильно за пальцы, а то и вправду сломаешь... - Все это придется доказывать, - сказал я. - В милиции, дорогой. - Ясно, - вдруг вмешался второй Рафиков приятель. - Это стукач. У него под плащом диктофон, и он нас сейчас пишет. - Закрой форточку, - отозвался я, - а то гнилым базаром потянуло. Сам-то ты чем занимался до девяносто первого года? Я - человек вольный, на хозяина не работаю. Хочу узнать, кто моего знакомого переехал - вот и все. Пока Рафик под номером один в моем списке. - Ты - стукач, - упрямо повторил приятель Рафика. - Сними плащ, сука! - И он перешел от слов к решительным действиям. Лучше бы он этого не делал. Он попытался вскочить на ноги, но я под столом стиснул его ботинки своими ступнями, и Рафиков приятель остался сидеть на стуле, слегка изменившись в лице. Еще больше его лицо изменилось, когда я слегка двинул ему правым кулаком в нос. Обратным движением мой правый локоть вошел под дых другому Рафикову приятелю: тот на ноги встать сумел, но толку от этого оказалось немного. Широко раскрыв рот, он плюхнулся обратно на стул. - А с тобой мs не договаривались, - прошептал я на ухо Рафику и потащил его из-за стола. Он попробовал было упереться, но его пальцы все еще были в моем кулаке, и сопротивление было подавлено в зародыше. Бармен проводил нас грустным взглядом, предчувствуя очередные убытки для своего заведения, Я вытолкал Рафика в коридор, а затем - к двери служебного хода и далее, во двор. - Холодно же! - возмутился Рафик, но я не обратил на его слова никакого внимания. Я был занят другим. Приятели Рафика были не из робкого десятка и не собирались помирать от легких тычков, которыми я их одарил. Секунд через десять они вылетели во двор, охваченные жаждой мести. За эти десять секунд я успел: во-первых, двинуть Рафика по шее, чтобы не путался под ногами; во-вторых, поудобнее ухватить лопату, что валялась у стены. Остальное было делом техники. Я даже чуть-чуть запыхался, выколачивая пыль и излишнюю злобу из этих двоих молодых людей. Один из них, кажется, принял лопату близко к сердцу и потерял сознание. Второй, судя по нестихавшему мату, был покрепче. - Я просто хотел поговорить, - пояснил Я, Не выпуская лопату из рук. - А вам нужно было довести дело до бессмысленного мордобоя. Это нехорошо. - Гоша тебя грохнет, когда поправится, - пообещал Рафик, потирая затылок. - Когда он поправится, его переведут в общую камеру, - поправил я. - Где ты его радостно встретишь. Кстати, - я подошел к Рафику, запустил ему руку во внутренний карман пиджака и вытащил бумажник. - Что у нас тут? - Возьми себе на сигареты, - пробурчал Рафик. - Спасибо, не курю. Я достал из бумажника какое-то удостоверение с фотографией Рафика. Его я опустил в карман плаща, а бумажник швырнул Рафику на колени. - Это ты зачем? - поинтересовался пострадавший. - Передам куда следует, - пояснил я. - Фотография, фамилия, имя и отчество главного подозреваемого по делу об убийстве гражданина Леонова Павла Александровича. Я не работаю на ментов, но я хочу знать, кто убил Пашу. Это личный вопрос. Рафик утомленно покачал головой: - Не, честное слово, я тут ни при чем. Я его не трогал, я не отморозок, чтобы после легкой заварушки по пьяне устраивать такие вещи... Я вообще просидел с Гошей до шести утра в травмпункте, пока ему руку ремонтировали. Потом отвез его домой. Потом еще эту сучку домой отвозил, Милу. Ну, ты видел - тощая такая брюнетка... - Видел, - кивнул я. - Милиция разберется. Кстати чтобы не было потом никаких обид: Гиви Хромой знает кто я такой. - Так ты на него работаешь? - понимающе закивал Рафик. - Сразу бы сказал... - Я не сказал, что работаю на него. Я просто сказал, что он меня знает. Передай это Гоше, прежде чем он поправится. - Ладно, - сказал Рафик. Свой последний вопрос он задал мне, когда я уже открывал дверь в бар. - Так на кого ты работаешь? - Сам на себя, - ответил я. - Такого не бывает, - возразил Рафик. - В этом мире есть много такого, о чем ты не слышал, дорогой Рафик, - сказал я и закрыл за собой дверь, оставив холодную осеннюю ночь снаружи. 10 На следующий день, в половине второго, я появился в двенадцатом отделении милиции и с помощью дежурного довольно быстро отыскал кабинет капитана Панченко. - И что это такое? - полюбопытствовал капитан, рассматривая удостоверение полномочного представителя экспортной фирмы <Консорт>, выписанное на имя Рафика Хайнутдинова. - Что мне с этим делать? - Стоит приобщить к делу, - предложил я, присаживаясь рядом с рабочим столом Панченко. - Можете считать этого типа подозреваемым. - Да ну? - скептически прищурился Панченко, разглядывая фотографию Рафика. - Морда, конечно, подозрительная, ну да у вас, Константин Сергеевич, не лучше. С какой стати вы решили записать гражданина Хайнутдинова в подозреваемые? Я рассказал. Не все, конечно. Избранные места. Чтобы информации в рассказанном содержалось достаточно для возбуждения антирафиковских подозрений, но чтобы сам я оставался чистым, как свежевымытый младенец. Не совсем объективно, зато безопасно. - Ага, - глубокомысленно произнес Панченко после того, как я замолчал. Карандаш, бегавший по листу бумаги в течение последних минут, также успокоился и слег. - Картина становится более понятной, - он взглянул на меня и усмехнулся. - Так вот что теперь называется бытовой травмой... Кстати, а как это удостоверение оказалось у вас? Хайнутдинов поручил вам отнести его в милицию? - Сознательность наших граждан еще не поднялась до такого уровня, - вздохнул я. - Правовая культура провисает, А то чего уж проще - совершил преступление, явился с повинной, заранее написав признание... Или даже заранее оповестил правоохранительные органы - такого-то числа в таком-то месте буду совершать преступление. Держите меня, товарищи милиционеры. - Зубы не заговаривайте, - попросил Панченко. - Откуда удостоверение? - Хайнутдинов выронил его, - развел я руками. - Пришлось подобрать. - Все понятно. Практикуете сомнительные методы, товарищ Шумов. Лицензию у вас давно не отбирали? - За что? - удивился я, - За помощь правоохранительным органам? Я же вам подозреваемого принес на блюдечке с голубой каемочкой! - Спасибо за подозреваемого, - без особой теплоты в голосе произнес Панченко. - Будем разбираться. Мотив есть... Бар этот на территории нашего отделения, значит, если туда позавчера приезжала милиция, это были наши. Почитаем протоколы... Второй был Гоша, да? Которому руку сломали? Я кивнул. - И еще некая Мила... То есть скорее Людмила, - Панченко скрестил руки на груди. - Что ж, будем работать. Серега раскопает, что там к чему. - Искренне надеюсь. - Кстати, - снова поднял на меня глаза Панченко. - Какая машина у этого Хайнутдинова? - Понятия не имею. Пусть ваш Серега копает. - Он-то раскопает, - кивнул Панченко. - Вашу машину он уже обработал. - Что?! - Я недоверчиво уставился на капитана. - Когда? - Тогда, - усмехнулся Панченко. - Небось спите по ночам? А Серега - нет. Отбуксировал на экспертизу, а потом поставил обратно. Не заметили? Так-то... - Практикуете сомнительные методы, - заметил я. - Кто ему разрешил изымать транспортное средство? - Он уже оформил все документы, - Панченко откровенно забавлялся моей растерянностью и моим недовольством. - Он просто не мог ждать до утра. Сыщицкий зуд, знаете ли. Судя по тому, что вы запросто воруете документы у граждан, вам это чувство знакомо, Константин Сергеевич... - Зуд? - Я отрицательно покачал головой. - Я регулярно моюсь. И что там обнаружил в моей машине ваш одержимый зудом сотрудник? - Ничего. На ваше счастье - ничего. - Еще бы! - торжествующе ухмыльнулся я. - Этого стоило ожидать, - продолжил Панченко, - потому что Леонова сбила машина габаритами побольше, чем ваша <Ока>. - Точные сведения? - Судя по силе удара... Ну и судя по показаниям свидетеля. - А там был свидетель? - Одно название, - досадливо махнул рукой Панченко. - На противоположной стороне улицы находится офис одной торговой фирмы, и по утрам территорию перед офисом подметает один парень, студент. Очкарик к тому же. Он как раз в это время подметал свой участок. Но стоял спиной к проезжей части, понимаете? И он только слышал шум проезжающей машины, потом звук удара... Пока он повернулся, пока понял, что случилось, - машина уже уехала. Он видел ее зад, но ничего определенного сказать не может. Вроде бы большая машина, не легковушка. Может, джип, может, <Газель>. Может, микроавтобус. В то утро еще дождь прошел, так что никаких следов от шин уже не нашли, когда эксперты приехали. Просто тело на дороге. - Понятно, - задумчиво проговорил я. - Если у этого Хайнутдинова окажется джип и не будет алиби на половину шестого утра... Тогда будем дожимать. Ну а если нет, то вряд ли даже Серега что-то нароет. Слишком мало зацепок. Леонов был пьян, и это сразу делает самым правдоподобным вариант несчастного случая. Переходил дорогу в неположенном месте. Водитель на пустой дороге слишком разогнался и не сумел затормозить. Вот и все. - А тот студент не слышал звука тормозов? Если водитель затормозил, но слишком поздно, - это одно, а если вообще не тормозил - это другое... - Студент? - Панченко скорчил презрительную гримасу. - Он вообще ничего конкретного сказать не может. Все со словом <кажется>. Может, это был джип? Кажется, джип, А может, микроавтобус? Кажется, микроавтобус. А скрип тормозов слышал? Кажется, не слышал. А кажется, и слышал... Одно расстройство с таким свидетелем, - раздраженно бросил Панченко. - Вы что, действительно думаете, что там было убийство? Я пожал плечами. - А что же тогда суетесь? - непонимающе посмотрел на меня Панченко. - Сами же говорите, что знали этого Пашу всего пару часов. Ну, напился, ну, попал под машину. Бывает. Видимых доказательств убийства нет, сами знаете... Так что не переживайте, не суетитесь. Или это из-за того, что мы тогда к вам вечером заявились? Хотите оправдаться, доказать, что не имеете к этому отношения? Не берите в голову, Константин, у нас не было против вас подозрений. Все из-за этих карточек. Спьяну насовали ему своих визиток, да? - Скорее всего, - согласился я. - Ну и выбросите эту историю из головы, - посоветовал Панченко. - Пусть молодые, вроде Сереги, надрываются. Что у вас, других забот нет? По лицу вижу, что есть. Так что спасибо за содействие и успехов вам в работе... Если так стараться из-за каждого случайного собутыльника, то никаких сил и нервов не хватит. Я прав? - командным тоном осведомился Панченко. - Так точно, - ответил я без энтузиазма, чувствуя, что Панченко и на самом деле прав, а я слишком плохо все продумал, когда кинулся доказывать факт убийства. Родившаяся в течение получаса вторая версия оказалась полной чепухой. - Ведь этот Рафик не мог за нами проследить, - проговорил я негромко, глядя на Панченко и надеясь, что он поддержит мои аргументы. - Значит, он мог подкараулить Леонова у дома только в том случае, если знал Леонова ранее... А если нет доказательств такого знакомства... - То получается, что вы погорячились, Константин, - мягко сказал Панченко. - Да-а, - протянул я. - Даже родственники покойного Леонова склонны считать это несчастным случаем. Он уже давно пил, все это подтверждают. Бывшая жена говорит, что рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Или машина, или кирпич на голову, или пьяная драка... - Бывшая жена? - переспросил я, чувствуя, как смутное воспоминание шевельнулось в голове, прорываясь из-под пелены, которой была покрыта большая часть событий той ночи. - Ну да, - кивнул Панченко. - Они как раз развелись из-за того, что Леонов стал крепко закладывать. Никак не мог остановиться. Жена и ушла от него. Благо сын уже взрослый, в военном училище учится. - Угу, - сказал я. Сообщение Панченко не добавило ничего существенного в мои знания о Паше Леонове. Он говорил что-то о своей жене... Ну и что? Ничего. Вроде как бы жаловался на нее. Ну и что? Все жалуются. Особенно после двух бутылок водки. Панченко некоторое время смотрел на мое задумчивое лицо, ожидая, когда я покину кабинет и перестану донимать занятого человека. Но я думал не о Панченко, я думал о Леонове и его жене, стараясь что-то вспомнить, стараясь из обилия бесполезных воспоминаний высеять крупицы действительно ценных сведений... Что-то там было еще. Нечто, заставившее меня насторожиться. Нечто, из-за чего слова Панченко о возможном убийстве Леонова упали вчера на подготовленную почву. Я был готов услышать нечто подобное. И подготовил меня к этому сам Паша Леонов, Он мне что-то сказал. Что? - Не буду вас больше задерживать, - громко произнес Панченко. - Еще раз спасибо за помощь. Всего хорошего. Я непонимающе смотрел на него, поглощенный своими мыслями, и лишь по губам догадался о смысле произнесенного капитаном предложения. Всего хорошего. - До свидания, - я торопливо вскочил со стула. - Если что-то новое выяснится... - Конечно, - деловито кивнул Панченко. - Мы вас поставим в известность. На его круглом лице было написано при этом, что черта с два он со мной свяжется. Он был счастлив, что я ухожу из кабинета и из этого дела. Панченко привык сам принимать решения, без разных там советчиков со стороны. Что ж, я мог это понять. Напоследок он все-таки решил поразить меня своей осведомленностью, дававшей ему право пренебрегать моими скромными усилиями. - Кстати, - почти безразличным голосом произнес он. - Вы в курсе, что Леонов в свое время работал в ФСБ? Я остановился у двери. Обернулся к Панченко и отрицательно покачал головой. - Его потом уволили оттуда, - сообщил Панченко, - И он запил. - И что это меняет? - Ничего, - Панченко пожал плечами. - Как показывает опыт, пьянство одинаково вредно как для бывших сотрудников ФСБ, так и для простых граждан, - и он со значением посмотрел на меня. Я прикинулся, что ко мне эта тирада не имеет ровным счетом никакого отношения. 11 На звук открываемой двери из соседнего кабинета выглянул Генрих. - Ага, - довольным тоном произнес он. - Возвращение блудного попугая. Я не ответил. Просто толкнул дверь и вошел внутрь. Это крыло некогда процветавшего проектного института теперь сдавалось под офисы. На четвертом этаже было всего две комнаты - одну снимал Генрих, вторую - я. Генрих повесил на своей двери табличку <Юридическая консультация>, моя дверь оставалась девственно чистой. То есть таблички на ней не было. Обычная дверь. То, что было за ней, Генрих гордо называл <офис>. Мне казалось, что это слишком сильный комплимент комнате в двенадцать квадратных метров. Впрочем, помещения отыскал именно Генрих, и, дай ему волю, он бы называл эти две комнатки апартаментами. У Генриха была самостоятельная юридическая практика, плюс к этому он был соучредителем и юрисконсультом в моем агентстве. Таким образом, в агентстве нас было двое. И каждый сидел в отдельном кабинете. Очень удобно, чтобы не возненавидеть друг друга. Если точнее - чтобы не возненавидеть как можно дольше. Отличия двух комнат начинались с табличек на двери (вернее - с отсутствия таковой на одной из дверей) и продолжались внутри. Генрих умудрился втиснуть к себе набор австрийской офисной мебели, компьютер, факс и ксерокс. Я как-то намекнул ему, что если прикрутить под потолком стул, то туда вполне можно посадить секретаршу. Будет забираться по лестнице каждое утро. А чтобы раньше времени не сбегала домой, лестницу сразу же убирать. Но Генрих в очередной раз проявил скупость и сэкономил на секретарской зарплате. В моем, с позволения сказать, <офисе> из мебели был один продавленный кожаный диван, который я самолично стащил в другом крыле института и приволок к себе. На нем можно было сидеть, лежать, вести деловые переговоры, пить пиво, делать гимнастические упражнения, заниматься сексом, спать, читать, смотреть в потолок. Все эти виды развлечений я перепробовал. За одним исключением - гимнастических упражнений я не переваривал. Само собой разумеется, что, поскольку я мог все делать на диване, другая мебель мне не понадобилась. Телефон я поставил на пол, и если собирался вздремнуть, то легким движением ноги заталкивал его под диван. Пробудившись, не менее легким и изящным движением я дергал за провод, извлекая пыльный аппарат на свет Божий. Генрих смотрел на этот диван со смешанным чувством ужаса и презрения. Мне же иногда приходилось жить на диване сутками. Я к нему привязался. Поэтому, войдя в свой офис после трехнедельного отсутствия, я первым делом повалился на диван, положил ноги на боковину и блаженно вытянулся. - Приятно посмотреть, - ехидно проговорил Генрих, заглядывая в комнату. - И кто же сподобился вернуть тебя к жизни, а? Кто вправил тебе мозги? Лена, не иначе? Этот человек мог испортить все одним словом. И испортил. - Чтобы я больше не слышал этого имени в этих стенах, - проинструктировал я Генриха с дивана. - О-о-о! - Генрих понимающе закатил глаза за стеклами очков в позолоченной оправе. - Трагедия на личном фронте... Но теперь кризис преодолен, Костя? Ты снова приступил к делам? - Считай, что так, - мрачно кивнул я. - Радуйся, кровосос. Эксплуататор трудового народа.