б Организации. "Господи,- неожиданно для самого себя взмолился Леонид Федорович,- надоумь, подскажи, неужели только и осталось - в подпольные короли?!" Бог молчал. Может быть, он и смотрел на него сквозь светившиеся лаской и любовью глаза жены, но не отвечал на его молитву. Чабанов опустил глаза к тарелке и, доев все, что в ней было, отложил вилку. - Спасибо,- он поднялся и поцеловал жену,- мне надо еще чуть-чуть поработать. Она легко поднялась, убрала со стола и легла в кровать, а он долго сидел, думал и чего-то ждал, потом вздохнул и набрал номер телефона Шляфмана. "Спасет Боляско - быть Организации",- загадал он. - Кто? - Прохрипел с просонья Миля.- Леонид Федорович, что-нибудь случилось, сейчас третий час ночи? - Завтра на работе доспишь,- пошутил Чабанов. В семь я жду тебя у стадиона, а теперь храпи дальше. ...За два года, что Шляфман работал в их городе, он раздался в кости и приобрел солидность, подобающую подающему надежду старшему следователю прокуратуры области. Каждое утро он занимался физкультурой и бегал вокруг стадиона. Вот и сейчас Эмиль Абрамович выбежал из-за северной трибуны и, увидев белый "жигуль" Чабанова, затрусил в его сторону. - А я вот,- Чабанов открыл заднюю дверцу,- все больше за столом или в машине спортом занимаюсь. - Вас природа таким здоровьем наделила, что вам любой инфаркт не страшен,- Шляфман откинулся на спинку сидения и перевел дыхание. - Дело такое,- Леонид Федорович завел мотор,- вчера в сквере около спортивного магазина совершено убийство. - Да, я был дежурным и выезжал на место преступления. - И что, тебе уже удалось найти убийцу? - Почти. Это был двухметровый "афганец", у меня есть фоторобот, отпечатки пальцев. Он оставил свой нож в теле убитого. Прикажу сегодня собрать участковых, покажу им рисунок, уверен, такого мужичищу опознают сразу. - Молодец, Миля, ты времени даром не терял. Только я могу прямо сейчас нахвать тебе имя этого парня - Сергей Болясо. Бывший офицер, разведчик, несколько раз ранен, награжден орденами и медалями в придачу к инвалидскому удостоверению. Его мальчишкой послали на войну, поэтому он немного не в себе. Мозги у этого воина сейчас действуют медленнее, чем рефлексы, вбитые за годы тренировок и боев. - И что же,- хмыкнул Шляфман,- ему можно убивать? - Ему - да,- твердо сказал Чабанов,- тебе придется найти другого убийцу, а фоторобот и все документы о Боляско передать мне. - А-а-а? - Он мне нужен чистым и невредимым. Ясно? - Это будет нелегко,- Шляфман посмотрел в зеркальце, пытаясь поймать взгляд Чабанова. - Лапочка,- тот повернулся к нему,- если бы у меня была легкая работа, я бы не стал тебя будить среди ночи и уж, конечно, не тащил бы из Москвы. Миля тяжело вздохнул, искоса взглянул на Леонида Федоровича, но, встретившись с его острым и тяжелым взглядом, утвердительно кивнул: - Хорошо. Чабанов вывел машину на улицу, ведущую обратно к стадиону. - Нет,- сказал Шляфман, взглянув в окно,- лучше поближе к дому. В этот день Эмиль Абрамович пришел на работу раньше обычного. Он достал из сейфа начатое вчера дело об убийстве Петра Аркадьевича Загибалова - двадцативосьмилетнего рабочего, отца двоих детей. Следователь вынул из конверта фотографии места преступления, разложил на столе снимки убитого. Это был грузный человек с грубым лицом и тяжелыми руками. На фото он сидел, привалившись к низенькому штакетнику, ограждавшему сквер, где в ту ночь компания полузнакомых мужчин распивала водку. В правой руке убитого была зажата недопитая бутылка. Он умер почти мгновенно, поэтому на землю ни пролилось ни капли. Из левой ключицы Загибалова торчала ручка отполированного от частого употребления десантного ножа. Шляфман вздохнул, вынул из стола большой конверт и положил туда отпечатки пальцев, снятые с рукояти, фоторобот и описание убийцы. Он решил заменить его задержанным ночью наркоманом и насильником Мухамедовым... Суд состоялся через два месяца. В начале заседания судья заинтересовался было словами друга убитого о том, что убийца и обвиняемый - совершенно разные люди. Но когда свидетель честно признался, что выпил больше литра водки и все помнит в тумане, суд потерял к нему интерес. Мухамедов получил семь лет и был этапирован к месту заключения. Но все это было потом, а вечером того же дня, когда Шляфман передал Чабанову документы, обличающие Боляско, Леонид Федорович вновь приехал на дачу. Оставив машину у ворот, он внимательно осмотрел сад и двор. Признаков присутствия постороннего человека не было. "Вот будет цирк, если он сбежал",- Леонид Федорович почувствовал себя обманутым. Он с грохотом распахнул створки ворот, круто вывернул руль и стремительно въехал во двор. Дверь дома была заперта снаружи, ключ лежал на своем месте. Леонид Федорович на мгновенье приостановился, вспоминая, показывал ли он Боляско это место и пришел к выводу, что не показывал. "Ушел, трус несчастный,- он громко выругался. Распахнул дверь в дом,- уберу грязную посуду, чтобы тараканов на плодить и вернусь домой. Значит не судьба..." На кухне все было прибрано, посуда стояла в сушилке. Вдруг сзади легко скрипнула входная дверь. Чабанов резко обернулся, она медленно закрылась. "Чертовщина какая-то",- он снова выругался вслух и замер от неожиданности. Перед ним, на только что пустом кухонном столе сидел Боляско. Чисто выбритое лицо пестрело белыми полосками лейкопластыря, а глаза нахально смеялись. - Ты? - Только и смог сказал Леонид Федорович, опускаясь на стул, стоящий у порога. - Что же вы думали,- гость усмехнулся,- я в трусиках буду расхаживать по двору и ждать родную милицию? Кто вас знает, вдруг вы решили лишнюю благодарность на моей крови заработать? - Дурак,- облегченно вздохнул Чабанов,- но это мне нравится. Ты, поди, и вооружился, ожидая ареста? - Зачем? Я голыми руками, не глядя, пару ментов могу уложить.- Он положил на стол пилку для ногтей,- а я тут второе по мощности, после ножа, оружие нашел... - Что же ты - почти сутки голодал и водку не пил? - Водку я и там перед "боевыми" не пил. Она реакцию снижает, а есть - ел нормально. - Ты мне все больше нравишься. Садись ближе, Сережа, поговорим серьезно и вместе решим, что нам дальше делать. Леонид Федорович вернулся к двери, запер ее на ключ, задернул шторы, потом, подумав, сказал: - Пойдем на второй этаж, мало ли что, а там меньше вероятности, что нас кто-нибудь подслушает. Они поднялись в кабинет и сели друг напротив друга у журнального столика. - Прежде чем я расскажу тебе о своей затее, посмотри на это,- Чабанов выложил из папки бумаги, которые ему передал Шляфман. Сверху лежала стопка снимков, сделанных в фоторобота. Сергей взял фотографии, внимательно осмотрел каждую. - Интересно, кто же это так меня запомнил, дело-то было ночью? По этим карточкам меня любой милиционер сразу опознает. - Так, один из твоих вчерашних собутыльников,- Чабанов махнул рукой,- говорят, что он никчемный человечишка, а вот, поди ж ты, какой острый глаз. Заметь, все это в пьяном состоянии. В нем, может быть, хороший художник пропал. Эх, жизнь наша, жизнь...Давай так: ты внимательно посмотри все, подумай, а я пока своими делами займусь, поговорим, когда закончишь. Боляско принялся внимательно изучать документы своего дела. Некоторые, как ему показалось, интересные места он читал по несколько раз. Леонид Федорович тоже углубился в свои бумаги. Тишину нарушил Сергей: - Значит я теперь вне закона? Теперь меня в любой момент могут упрятать в тюрьму? Чабанов внимательно смотрел на своего возбужденного собеседника. В какой-то момент ему показалось, что Сергей сейчас вообще не способен трезво соображать, потом он понял, что это не так. Все это время его занимала мысль о том, почему Боляско, убивший человека, совершенно об этом не думает, но он отбросил ее. - Знаешь, друг мой, бывают в жизни обстоятельства, когда человек превращается в щепку, гонимую волей волн, я это по себе знаю. Много лет боролся, искал правду, все силы отдавал державе, а теперь понял, что все это бесполезно. Не на народ и страну работал, а на горстку чиновников, узколобых начальников, большая часть из которых вообще не достойна жить на свете. А они нашу кровь пьют. Вот и ты, сильный, умный парень, пошел в армию, чтобы защищать Родину. Сделал все для ее величия и оказался за бортом. Да, да, тебя оставили один на один с бедами, свалившимися на твою голову не по твоей вине. Кто-нибудь спросил тебя, чего ты хочешь от этой жизни? Кто-нибудь поинтересовался тем, как ты живешь и что будешь делать, когда снимешь форму? Тебе кинули мизерную пенсию и вышвырнули, как использованную тряпку. - Но,но, полегче. - А ты не кипятись, ты постарайся понять, что я имею в виду. Ведь в этом злополучном скверике ты не Петра Загибалова убил, ты хотел всей мерзости этой жизни нож в шею воткнуть. А убил одного, ни в чем не повинного пьяного дурака, у которого, кстати, двое ребятишек остались. Или я не прав? Боляско достал сигареты и дрожащей рукой прикурил. - Вот, вот, тут и сказать нечего. Тебе бы сейчас с твоим опытом полком или батальоном командовать, в крайнем случае - в училище мальчишек учить воевать. Разве не так? А ты в свои тридцать с небольшим лет никому не нужен. Разве умное государство так станет своими людьми разбрасываться? Нет. Но раз такое происходит, значит оно без ума или это не государство, а компания туповатых мужиков, командующая покорным народом. Так можно ли в нем жить и работать по-человечески? Я тебя спрашиваю, можно?! Сергей молчал. - Нельзя, но и бросить его нет сил. Я несколько раз собирался укатить куда-нибудь в Канаду или Америку. Работать там до чертиков и получать, что заработал - не смог. Больше трех месяцев не выдерживал. Россия оказалась сильнее меня. Выйду из самолета, оглянусь, вдохну аромат берез и сил нет оставить свой дом. Заброшенный с дырявой крышей, холодный, но родной. Что же делать? Сегодня я на этот извечный для нас вопрос отвечаю просто - делать жизнь такой, какой она мне или тебе видится. Создать свою структуру власти, экономику, машину принуждения и защиты от врагов. - Подполье,- усмехнулся Боляско,- как в войну? Чабанов, не мигая смотрел ему в глаза. - Может и подполье. - Так что же, вы мне предлагаете воевать против советской власти? - Нет. Я говорю о системе, о ее функционерах. И не воевать, а жить своей жизнью, защищая ее от разрушения и выводя из-под влияния этого то ли государства, то ли нет. Жить на виду, но не как все. Создать свою Организацию, впаяннную в государство, которая могла бы со временем взять на себя некоторые его функции или,- он замолчал,- потер подбородок,- сделать его со временем нормальным. Сегодня такую возможность дают деньги, связи и силы. Уже сейчас с помощью всего этого можно держать под контролем город или область. Это, если хочешь, своеобразная игра в прятки. Боляско непрерывно курил. - Вы привезли мои бумаги, чтобы показать, что у меня нет выбора? - Нисколько. Я подарил их тебе, чтобы твои родные не теряли бы тебя во второй раз. Я прошу тебя понять меня и поверить. Только в этом случае ты сможешь вместе со мной делать то,что я задумал. Мне нужны люди, способные, как ты, если понадобится, то и погубнуть рядом со мной. Я предельно откровенен с тобой, потому что верю - никто о нашем разговоре знать не будет и ты меня не предашь. - Но что я могу делать? Я - солдат. Леонид Федорович выпрямился, уперся руками в край стола и прямо, глядя в глаза Боляско, произнес: - То же, что и в армии. Я уже создал мощную Организацию, в которой предлагаю тебе возглавить службу безопасности. Это будет своеобразная контрразведка с задачами, при необходимости, брать на себя охрану или уничтожение наших друзей или врагов. Ты должен будешь сам подобрать себе людей, создать из них законспирированные звенья, сеть явочных квартир, систему оповещения и сбора, склады оружия и боеприпасов. Деньги для этого есть. Подчиняться будешь только мне. Кроме тебя в твоей "СБ" меня никто не должен знать. Детали твоей работы обговорим позже. - Как же я буду жить? - Как и все нормальные люди, будешь работать, ну, скажем, тренером во Дворце спорта. Оклад для себя и своих людей положишь сам, исходя из реальных соображений. Согласен? - Нужно подумать. - Поужинаем? - Только я сам хочу приготовить еду. - Хорошо. Г Л А В А 5. Чабанов с трудом вырвался из плена воспоминаний и, не открывая глаз, прислушался. Губернатор шумно плескался в студенной воде. Обычно он кричал, бурно выражая удовольствие, но сегодня, почему-то, вел себя тихо. - Что это ты молчком паришься, вода степлилась? - Леонид Федорович поднял голову. - Стараюсь тебе не мешать,- губернатор повернулся к нему,- что-то случилось? - Нет, просто потянуло на воспоминания, может, к старости, может - к смерти. По тонким губам товарища пролетела усмешка. - Брось, посмотри на себя - силен, как племенной бык. Ты просто устал, вот и лезет в голову всякая дурь. Вон и Петрович посмотрел на твою хмурую физию и трогать тебя не стал. - А я не понять не могу, что это меня никто не "ломает". Не в службу, а в дружбу, кликни его, пусть кровь с солью разгонит. Губернатор, тешась, рявкнул во все горло, и в парную вошел массажист. - Давай, Петрович, вей из меня веревки. Чабанов закрыл глаза и погрузился в легкое забытье. Лишь изредко, когда твердые пальцы Петровича попадали на особо больной сустав, Леонид Федорович открывал глаза, потом снова проваливался в теплое небытие. ...Пять лет Организация работала без проколов. Подпольные цехи, налаженные Чабановым и его людьми, производили продукцию по лучшим образцам мировых фирм и с успехом конкурировали с государственной торговлей. И тут по сети прошел сигнал тревоги. В Рижском ЦУМе неожиданная ревизия обнаружила большую партию товарных излишков. Когда же сотрудники республиканского УБХСС стали нащупывать пути поступления продукции, то выяснилось, что шерстяные кофточки с импортными товарными знаками, изготовлены из отечественного сырья. Размах операции взволновал всех рижских сыщиков. Они ринулись в поисках махинаторов, но никого взять, кроме управляющего трикотажной базой и нескольких работников магазинов, знавших о левом товаре, не смогли. Контейнеры, доставившие его, были маркированы клеймами и пломбами западных фирм и шли из Владивостока. Только, как выяснилось, там их никто не видел. Следствие предположило, что товар был погружен на промежуточных станциях, а офомлен во Владивостоке. Доказать это не удалось, как и найти человека, сопровождавшего груз. Доставив его по назначению, он отбыл в неизвестном направлении. Деньги, по договору с ним, надо было положить на несколько десятков аккредетивов и разослать по главпочтамтам разных городов Союза. Следствие располагало списком фамилий, кому адресовывались эти немалые средства. Заказные письма по этим именам разослали, но за отправлениями никто не пришел. В министерстве поняли, что имеют дело с серьезной организацией, но полгода поисков ничего не дали. Дело, порядком поистрепавшись по столам различных следователей, легло в архив. Чабанов после этого сменил тактику. Он отказался от распространения крупных партий товара и приказал перейти к множеству мелких точек реализации продукции. Денежная река по-прежнему несла Организации миллионные барыши. Часть из средств Чабанов вкладывал в новые и новые производства, а часть в людей, которых рассаживал по различным уровням власти, медленно, но планомерно выходя на Москву и столицы Союзных республик. И тут Леонид Федорович понял, что ему необходим выход за рубеж. "Мозговой трест", просчитав варианты, пришел к выводу, что действовать надо двумя путями. Первый - через подставных лиц начать скупку акций перспективных западных компаний. И второй - проложить караванную тропу через южную границу. С первым все шло по плану, а вот с караванной тропой... Почти год эмиссары Чабанова торили дорогу за кардон. Она была налажена и отработана до самой погранзоны и тут дело застопорилось. Можно было везти товар чемоданами, контейнерами - на них работало несколько таможенных смен, но Леонид Федорович требовал расширения масштабов, чтобы иметь путь, минующий таможню. Когда был арестован третий посланец Организации, Чабанов снова собрал своих советников. - Мы так можем еще десять лет искать среди пограничников бабников и пьяниц и ничего не найти,- сказал Беспалов,- надо самим послать своего человека в их среду, используя связи в минобороне. - А мы что делаем? - Усмехнулся Шляфман. - Вы меня не так поняли. Надо провести через военкомат какого-нибудь коммуникабельного и умного парня, чтобы его послали служить именно на южную границу. Пусть прямо на месте решит как наладить мост на ту сторону. Иначе нам не преодолеть кастовой замкнутости пограничников и мы будем все время натыкаться на их контрразведку. Чабанов удовлетворенно хмыкнул: - Это интересно, и парень у меня такой есть. Он, к тому же на английском и фарси говорит. Я берег его для переброски на Восток, а сейчас думаю, что Константин Васильевич прав. Пусть послужит пару лет в армии. Ну, разве можно назвать мужчиной юношу, который не нюхал запаха портянок и не спал в казарме? - Леонид Федорович рассмеялся. Утро следующего дня Чабанов начал с посещения облвоенкомата. Полковник Засядко хорошо относился к Леониду Федоровичу. Время от времени они похаживали втроем с секретарем обкома на охоту, потом засиживались за полночь в одном из загородных обкомовских охотничьих домиков. Увидя в дверях своего кабинета Чабанова, Засядко обрадовался. Ему показалось, что в его аскетически обставленном кабинете, послышался могучий вскрик оленьего рога. - Охота?! - С удовольствием,- Чабанов протянул приятелю руку,- только сейчас поохотиться можно где-нибудь за Полярным кругом, а у нас только на улице. Помнишь анекдот? Она идет по одной стороне улицы, он - по другой. Ему охота и ей охота - вот это охота! Засядко с удовольствием захохотал, но тут же погрозил пальцем: - Мы как договорились - рассказал старый анекдот - выставляешь бутылку коньяка. - Ради этого и пришел. Поедем, посидим, покалякаем о том, как сейчас можно организовать заполярную охоту - тоска заела. - Может, здесь, мне из Москвы должны позвонить? - Как мальчишки рукавом закусывать будем или сухую колбасу грызть? Нет, уж, пойдем в ресторан , на худой конец - в обкомовскую столовую, там лучше кормят. - А у меня толстый,- опять захохотал военком.- Ладно, уговорил, идем в обком, там телефон под боком - меня всегда достать можно. В приемной, надевая фуражку, полковник повернулся к дежурному офицеру: - Я - в обком, будут звонить из министерства, соединишь... Они приехали в обком и прямиком прошли в кабинет заведующей столовой. - Мария Павловна,- Чабанов сжал в своих руках тонкую кисть женщины, когда она поднялась им навстречу,- мы с Михаилом Петровичем решили немного расслабиться, а лучше вашей кухни в городе ничего нет. - Господи, да я всегда рада видеть у себя таких мужчин, вот только Сам еще не ел. Спустится, а вы тут бражничаете в середине дня. Вам он ничего не скажет, а мне, при случае, напомнит. - Ну,- надул губы Засядко,- что же нам в ресторан идти? - А,- махнула рукой женщина,- отдам вам свой кабинет, отдыхайте. Он сюда не ходит. Не успела она выйти за порог, как в дверях появилась стройная официантка в ослепительно белом халате с громадным подносом в руках. - Это что за диво? - Воскликнул Засядко. - Н-да,- удивился Чабанов,- и я эту красавицу первый раз вижу. Девушка, словно эти слова ее не касались, стала спокойно перекладывать на стол различные закуски. Ее халат широко распахнулся, высоко открыв длинные, белые бедра, красоту которых подчеркивал край черной кружевной комбинации. Мужчины в упор рассматривали официантку. Наконец, она поставила на стол бутылку коньяка и улыбнулась: - Кушайте на здоровье. - Присаживайтесь с нами,- с сожалением глядя на скрывшиеся за полами халата колени, предложил Засядко. - Я - на работе,- девушка повернулась и медленно, вызывающе покачивая белрами, пошла к выходу. У самого порога она повернулась, чуть прищурилась и, глядя на Чабанова, сказала: - Вот разве после шести... Леонид Федорович не успел и глазом моргнуть, как дверь закрылась. - Хороша,- Засядко потянулся к бутылке,- но какова Мария Павловна,- наверное, решила нам нервы пощекотать, чтобы аппетит разгулялся. - Да-а,- Чабанов положил себе в тарелку немного салата,- она это может. Половина городских секретарш у нее начинали, может быть поэтому стоит ей пошевелить пальцем, как любой из нас готов в лепешку разбиться. Полковник взмахнул рукой: - Я свою сам нашел. Чабанов усмехнулся, но не возразил. Разговор о секретаршах закончился только тогда, когда опустела бутылка и Засядко вспомнил о заполярной охоте. - Давай сделаем так,- предложил Чабанов,- ты договоришься с военными на местах, а самолет и все остальное, я возьму на себя. - Ну, и чудненько,- Засядко поднял рюмку,- у меня однокашник командует бригадой на Кольском полуострове, там сейчас благодать. Чабанов прикоснулся своей рюмкой к рюмке полковника: - Тогда договаривайся, а мы для них яблочки, там, мандаринчики с нашей базы захватим. - Коньяк кончился,- Засядко стряхнул последние капли в рюмку Леонида Федоровича. В ту же секунду, словно услышав его слова, через порог переступила Мария Павловна. - Чувствую - у вас кончилось горючее,- она прошла к серванту и распахнула дверцу.- Здесь есть все, берите, пожалуйста, сколько угодно. Женщина хитро взглянула на Чабанова и выставила еще одну бутылку коньяка. - Что вам принести на горяченькое? - А кто принесет? - Понравилась? - И где это вы их выращиваете? - Чабанов улыбнулся и подумал, что сколько Мария Павловна ни пыталась, но он не пользовался услагами ее "птичек" и всегда сам подбирал своих секретарш.- А, может, тут все просто - красота идет к красоте? Женщина делано смутилась и отмахнулась тонкой рукой: - Но вы к ней, по-моему, равнодушны. - Я?! - Вскричал Засядко, прижав руки к груди. - Нет, Михаил Петрович, о вас речи нет, вы тонкий ценитель женских прелестей, а вот Леонид Федорович... - Что вы, Мария Павлона, для меня женская ккрасота - это воздух, без которого я и часа не прожил бы,- усмехнулся Чабанов,- только я никогда не брал в руки эстафетной палочки. - Он шутит,- полковник взял с подноса третью рюмку,- мы готовы исправить свои ошибки. Поэтому выпьем за радость наших глаз, за вас, Мария Павловна. Она, смеясь, подняла рюмку, чуть прикоснулась к ней губами и вышла. Чабанов, проводив женщину взглядом, повернулся к Засядко. - Послушай, Михаил Петрович, у меня к тебе небольшая просьба. Один наш инженер хочет годик - другой отдохнуть от заводской жизни и послужить в армии. - Нет проблем, в каком он звании? - Лейтенант, связист. Только он хочет служить там, где служил его отец - в погранвойсках, на южной границе. Полковник хмыкнул: - Делов-то, пусть завтра зайдет ко мне часиков в десять и мы все решим. - Вот и прекрасно. Теперь о деле: когда летим на охоту? - В конце недели устроит? - В пятницу, в четыре в аэропорту. - Идет. Г Л А В А 6. Лейтенант Зангиров плавал в собственном поту. Порой ему казалось, что он едет не в железнодорожном вагоне, набитом военными, а в большой консервной банке с мясными полуфабрикатами, обернутыми в зеленые листья салата. За грязным окном в полуденном мареве плыли невысокие барханы, между которыми бегали колючие шары перекати-поля. И все это не менялось уже десятый час. Соседи по купе разложили на полке газету и, азартно крича, играли на ней в карты. Мятые трешки и пятерки кочевали от игрока к игроку. Зангиров смотрел на эти бумажки и удивлялся - сегодня деньги не вызывали в нем желания положить их в собственный карман. "Ежемесячно на твой счет будут класть по две тысячи рублей,- вспомнил он разговор в темноте с незнакомым мужчиной.- Если тебе удасться наладить мост на ту сторону, то каждый проход каравана будет увеличивать твое состояние на десять тысяч, плюс призовые проценты от прибыли. Все хорошо подготовлено, от тебя требуется лишь осторожность и желание выполнить задание. Организационная жилка у тебя есть. Сейчас я убедился, что ты можешь, увлекаясь, увлечь за собой и других. Это хорошо. Человек, по сути своей, слаб. Им управляют инстинкты и желания, поэтому он сначала увлекается, идя за призраком чувства или мечты, и только потом, если может, начинает думать и удивляться своим решениям. Я не гоню тебя, в этом деле нужно сразу отмести всякую спешку и грубость. Работать придется среди контрразведчиков, разведчиков и всякого рода следопытов. Одно неосторожное движение и все можно провалить, помни об этом, но не трусь. Я верю, что у тебя все будет хорошо." Зангиров не знал, что с ним разговаривал сам Чабанов, решивший ближе познакомиться со своим посланцем на рубеж. Леонид Федорович остался доволен молодым инженером. Тот за несколько минут не только изложил несколько вариантов плана своей будущей работы, но и толково отстаивал каждый из них, говоря о положительных и отрицательных сторонах разработки. Товарняк с единственным плацкартным вагоном, в котором вместе с другими офицерами и солдатами ехал Зангиров, пришел на конечную станцию - самую южную точку СССР, около полуночи. Муса вышел на перрон и поразился тому, что и на открытом воздухе было очень жарко. Он снял фуражку и вытер платком пот, выступивший на лбу. - Лейтенант Зангиров? - Прямо в ухо выдохнул кто-то. Сердце молодого человека оборвалось от страха. - Я, - выдохнул он, дернувшись от неожиданности. - Прапорщик Березняк,- военный, едва различимый в тусклом свете станционных огней, кинул руку к козырьку.- Командир прислал меня, чтобы встретить вас. Он подхватил чемоданчик Зангирова и пошел в темноту. - До отряда девятьсот метров,- прапорщик говорил, четко отделяя слова, и Муса подумал, что это, наверное, от привычки командовать,- так что пройдемся, заодно и городок наш посмотрите. - В темноте? - Преодолев страх, насмешливо проговорил офицер. - Сейчас глаза привыкнут и все увидите.. Тишину ночной улицы нарушали лишь звуки их шагов, да трели сверчков. - Далеко до границы? - Муса, сам удивившись себе, спросил это шепотом. - Граница? - Громко хохотнул провожатый.- Это как посмотреть. На "уазике" - через десять минут можно упереться в "колючку", а пешком - чуть больше. И чего это вы шепчете? Шпионов здесь нет, басмачей лет сорок назад повывели, бояться нечего. Это там, у КСП, надо себя вести тихо и незаметно, чтобы их звуковая разведка не обнаружили. Да и то, они уже знают все наши тропы и секреты. Так же, как и мы - их. Сейчас и там, и тут такая аппаратура, которая в любой темноте и тишине все видит и слышит. Хотя,- он неопределенно хмыкнул,- командир меняет расположение секретов каждый две недели. Но. На мой взгляд, это лишние хлопоты. Зангиров повел глазами по второнам. Темные плети глинобитных дувалов, за которыми сгрудились безмолвно невидимые дома, походили на заговорщиков. - И что противник? - Молодой офицер чувствовал непонятное недовольство прапорщика и, думая, что это связано с приказом командира встретить его, хотел отвлечь Березняка. - Так сразу и "противник"? Обычные люди, несут обычную службу. Мы им не нужны, они - нам.- Муса понял, что Березняк улыбается.- Это пройдет, месяца через два пройдет, помотаетесь по границе и поймете, что почти все написанное о нас - чушь собачья. Жара, пыль и скука - вот и вся граница. - А что на гражданку отсюда уйти нельзя? Выбрать какой-нибудь уютный уголок России, поставить на берегу речушки, в березовам бору домик и жить там без пыли и жары. - Я бы жил,- в голосе прапорщика прозвучала горечь,- да грехи не пускают. - Так, уж, и грехи? Березняк промолчал. Впереди показались деревянные ворота, освещенные фонарем. Муса пригляделся и понял, что им уже много лет, но спросить об этом не решился. Сбоку, в будке, похожей на аквариум, выднелся пограничник в панаме. - Вот мы и пришли. Прапорщик махнул рукой, солдат кивнул и нажал что-то на столе. Дверь распахнулась. Березняк вошел первым. - Витя,- совсем не по уставному обратился он к солдату,- это наш новый начальник связи, лейтенант Зангиров. Пограничник, стоявший за стеклянной перегородкой, вскинул руку к виску. - Пойдемте,- Березняк повернулся к Мусе,- я покажу вам комнату, поспите до утра. В шесть подъем, а в семь вас ждет командир. Они прошли нешироким двором, в глубине которого угадывались, едва обозначенные тусклыми фанарями несколько домов, и подошли к одноэтажному строению. Березняк поднялся по скрипучим ступеням, Зангиров шел за ним. В коротком коридоре он увидел несколько дверей. Прапорщик толкнул ближайшую. В комнате, куда они вошли, горела настольная лампа. На одной из трех кроватей спал, уткнувшись лицом в книгу, молодой человек. - Ну, вот,- дернул щекой провожатый,- вам не придется шарахаться в темноте. Костюня, как всегда, заснул над книгой. К нему скоро жена приезжает, так он решил малость образование повысить. Она у него москвичка и специалист по русской литературе. Письма пишет толстенные, аж жуть. Только муж у нее больше трех страниц в вечер одолеть не может - сон сильнее. Березняк повернулся к двери и пробормотал: - Я думаю, что вы с ним сойдетесь. Костюня, когда не спит, милейший человек. А во сне он страшен - храпит, как бегемот. Сейчас он лежит вниз лицом, а может, просто раздумывает с какой ноздри начать. И действительно, не успел прапорщик договорить, как спящий издал громкий всхлипывающий звук. Березняк негромко свистнул и храп пропал. - Это - если будет невмоготу,- посоветовал он,- свист на пару минут его успокаивает, по себе знаю. Ну,- козырнул прапорщик,- спокойной ночи. Зангиров с трудом снял с себя непривычную одежду, лег на ближайшую кровать и мгновенно заснул. Разбудил его радиосигнал "Маяка". Муса поднял голову и увидел, что у шкафа, спиной к нему, стоит широкоплечий капитан и старательно выдувает из электробритвы щетину. - Проснулся, лейтенант? У тебя тридцать минут, чтобы умыться, побриться и брюки погладить. Командир любит, чтобы у его офицеров стрелки на брюках заменяли бритвенные лезвия. - Муса поднялся с кровати. - Зангиров. - Константин Малышев. - А,- вспомнил лейтенант,- это вы на книге спали? - Давай сразу на "ты" и побыстрее собирайся, командир не любит опозданий. На мощеной камнем площади, где, как оказалось, стояло общежитие, несколько солдат занимались зарядкой. Малышев, козырнув, прошел мимо них и взбежал, стуча подковками сапог, по ступеням одноэтажного кирпичного здания. Муса поднялся за ним. - Это наш штаб,- на ходу бросил капитан. Он на секунду замер перед высокой резной дверью, быстрыми, резкими движениями поправил что-то в одежде. - Вперед,- Малышев коротко стукнул в дверь и тут же дернул ее на себя. В просторной комнате, за широким столом сидел тучный полковник. - Разрешите, товарищ командир? - Капитан сделал два шага, стремительно свел каблуки сапог и бросил руку к козырьку фуражки. Калбуки резко щелкнули и в тот же миг Малышев, уронив руку к бедру, замер. Рядом застыл Зангиров. Пронзительные, серые глаза кольнули Мусу и чуть хрипловатый голос медленно произнес: - Что же вы, капитан, не объяснили лейтенанту, что в таких случаях говорят? - Виноват, товарищ полковник, разрешите исправиться? Командир молча кивнул. - По уставу, лейтенант, вы должны сказать: " Лейтенант Зангиров представляется по случаю прибытия к месту службы." Молодой человек повторил уставную фразу, глядя в глаза командира. В них было что-то такое, что ему показалось будто полковник знает о нем даже то, о чем и сам лейтенант не подозревает. - Ваши документы, лейтенант, уже пришли. Только я не понял, что у вас произошло с женой? - Ничего. Мы просто решили, пока у меня тут не будет квартиры, пожить поразнь. - Квартир у нас пока не предвидится, но я могу вам выделить комнату в общежитии. - Спасибо, товарищ полковник, я подумаю. - Позавтракайте, потом поезжайте вместе с капитаном вдоль границы, ознакомтесь с системой связи и оповещения. Схему получите в секретной части. У нас уже несколько месяцев нет начальника связи, поэтому времени на знакомство нет. Капитан будет у вас и нянькой, и провожатым. Вы свободны, лейтенант. Зангиров вышел на крыльцо. На площади строились солдаты. Он смотрел на них и старался разглядеть в пограничниках своих будущих помощников. - Пойдем,- хлопнул его по плечу, вышедший следом Малышев, получим оружие и поедем кататься вдоль полосы. Последнее время сигнализация нас замучила - срабатывает по любому поводу. День и ночь бегаем по тревоге. В твоих бумагах написано, что ты прекрасный электронщик и опытный связист.. - Да, понемногу во всем разбираюсь. - Вот и хорошо. Недели полетели незаметно. Муса вместе с Малышевым с утра до ночи чинил электронную систему оповещения. Она действительно порядком поизносилась. Зангиров отлаживал ее и старательно запоминал местность. "Пригодится для будущего окна",- думал он. Со временем Муса понял, что командир сделал правильно, не дав ему даже осмотреться в крепости, оставшейся еще с царских времен. Горожанину было бы трудно привыкнуть к той убогой обстановке, которая составляла военный городок и аул местных жителей. Самими старыми строениями крепости были две кирпичные казармы и небольшая церковь, построенные больше стал лет назад. Широкие, приземистые казармы даже в сорокаградусную жару хранили удивительную прохладу. - Тут наши солдатики как-то решил новую дверь пробить,- рассказывал Малышев.- Проломили стену, смотрят, а там, сантиметров через двадцать, другая. Ну и не стали дальше ломать. В этом, похоже, секрет нашего кирпичного "термостата". Жилые дома, возведенные уже в советское время, напоминали времянки. Невысокие, с облезлой штукатуркой, двухэтажные строения горбились двухскатными шиферными крышами среди серых от времени деревянных бараков. Жилья не хватало, да и его никто не строил - в крепости даже не было подобного подразделения. Многие офицерские семьи жили в общежитии - собранном лет тридцать назад щитовом домике. Сухая штукатурка, которой изнутри были отделаны комнаты, кишели клопами. Время от времени отчаявшиеся жильцы совершали массовые набеги на насекомых. Их обливали бензином, посыпали различными химикалиями, но через день, другой исчезнувшие было клопы возвращались вновь. - Послушай,- как-то в разговоре с Березняком предложил Муса,- а что если их трахнуть боевыми отравляющими веществами, может сдохнут, наконец? Прапорщик искоса взглянул на лейтенант, ожидая очередной шутки, которыми уже прославился Зангиров, но сейчас тот стоял спокойно. - А что,- сощурился Березняк,- поговорю с химиком, пусть подберет нужную концентрацию, чтобы часа через два потеряла убойную силу и бабахну по этой нечисти. - Не дури,- не выдержав, захохотал Зангиров,- все вещи пропадут. - Действительно, но ты тоже, шутник, поменьше скалься. Для меня этот барак чуть ли не дворец. Тут хоть видимость своего дома, а в общаге - всю ночь топот, крики посыльных, телефонные звонки. Разве с ребятишкми там можно жить? - А в ауле? - Сдурел? Среди этих чумазых жить?! Зангиров замолчал. Он никогда не был в доме Березняка, поэтому не стал об этом больше говорить. Его удивило другое - все офицеры отряда с великим пренебрежением относились к местным жителям - тем самым советским людям, которых защищали от врага. В их понятии людьми были только те, кого они оставили в бывших своих городах и селах, где они жили, росли и учились до призыва в армию. Местных называли черномазыми, чучмеками, чурками, валенками... Была и другая странность, удивлявшая Зангирова - среди солдат и офицеров погранвойск, с которыми ему приходилось встречаться или служить, большую часть составляли русские, украинцы и белоруссы. На весь отряд были один кореец и один татарин - он сам. Примечательна была и офицерская среда. Командир отряда так организовал их несение службы и жизнь, что в гарнизоне не было разговоров о сложностях быта. В первые недели своей службы Зангирову казалось, что это следствие дисциплинарных строгостей, но потом он понял свою ошибку. Командир смог внушить всем своим подчиненным то, что мир поделен на две части. Своими были только пограничники и их семьи. Все остальное человечество состояло из действительных или потенциальных врагов. Даже "далекая" родная страна, которая начиналась сразу за порогом казармы и которую надо было охранять и защищать, могла в любой момент нанести удар в спину. О ней пели песни, слагали стихи, о ней плакали темными ночами, но смотрели в ее сторону с настороженностью. Каждый конфикт на границе не только возводился в ранг подвига, но и становился вечно живым и отстоящим от нынешней жизни всего на несколько часов. О взятых много лет назад бандитах, контрабандистах и нарушителях тут говорили так, словно они только что пытались совершить свое "черное дело" и исчезли только для отдыха и перевооружения. Кровати павших бойцов, их оружие, могилы - были настоящими святынями, к которым прикасались с молитвенным благоговением. Каждый новичок или офицер, вернувшийся из отпуска, сразу отправлялся на самый сложный участок границы. Здесь, в чуткой тишине последних метров родной земли, быстро пропадали привезенные издалека чувства сопричастности к огромному миру людей. Им на смену приходила настороженность боевого затишья. Местным законодателем мод были последние телефильмы, а радостью - застолья. Холостяки развлекались проще и чаще - водкой и картами. Но и тут Зангиров удивлялся тому, что стоило рявкнуть сигналу "тревога" или появиться посыльному, как совершенно пьяные офицеры мгновенно трезвели и превращались в вышколенных воинов, думающих только в пределах устава и боевой обстановки. Исключение составлял лишь прапорщик Березняк, с некоторой долей насмешки смотревший на других офицеров и не считавший, что граница напоминает пороховой погреб с тлеющим фитилем, но он работал в секретной части штаба и большую часть времени проводил за стальной дверью своей комнаты-сейфа. Проигрывая офицерам деньги или выпивая с ними водку, Муса ни на минуту не забывал о своем задании, но офицера, подходящего на роль проводника, найти не мог. Все они - часть в силу своей природной честности и твердой убежденности в крайней необходимости своей службы; другая - слепой привычке повиноваться - в лучшем случае могли бы посмеяться над его плохой шуткой, в худшем... Ну, об этом Муса старался не думать. Он верил в свою Звезду и переключился на солдатскую казарму. "В крайнем случае,- размышлял он,- пусть какой-нибудь сержант поработает года полтора проводником, а там будет видно." Муса быстро познакомился со всеми солдатами, но они не воспринимали его как офицера и пограничника и относились к нему настороженнно и с некоторым пренебрежением. Как-то вечером Березняк пригласил его к себе на день рождения сына. Он зашел за Мусой после отбоя. Они вышли из общежития и медленно, стряхивая тяжесть напряженного дня, пошли к офицерским домам. Муса вдруг вспомнил свой приезд в крепость. - А ты помнишь, как вот так же вел меня в ту ночь? - Конечно, я все хочу тебя спросить: "Ты научился видеть в темноте?" Муса огляделся. Фонари не горели, но он видел даже волны тяжелой лесовой пыли на дороге. Березняк поднял ногу и чуть не наступил в полузасыпанную колдобину. - Куда? - Зангиров дернул его за рукав.- В пыли вывозишься. - Значит научился, я рад. - Послушай,- лейтенант вдруг почувствовал себя так неуютно, как будто только что оказался в крепости,- оказывается я уже шесть месяцев и двенадцать дней служу здесь. Столько тоски прозвучало в этих словах, что прапорщик, успокаивая, легко хлопнул его по плечу. - Командир у нас золото, никому не дает оглянуться. Мне иногда кажется, что только я знаю какое сегодня число. Да и то от того, что в " секретке" каждый день нужно заполнять журнал выдачи и получения документов. А вот в отпуске две недели ходишь, как оглушенный, время в часах замерзает. - Молодец, полковник,- уже справившись с собой, бодро произнес Зангиров,- тут без баб, в одни и те же рожи глядеться - через неделю сдохнуть можно. - Ты разве не пьешь с ребятами? - Я не о себе, о солдатах. - Бойцы, по-моему, начисто отвыкают от гражданки. Я тут действительную служил и бредил домом. Приехал, попил неделю и назад потянуло. Через месяц не выдержал, написал командиру письмо, он меня через военкомат назад забрал... Помолчали. Впереди заиграла негромкая музыка. Откуда-то из темноты, из-за стен крепости, донесся далекий собачий лай и тут же стих. - Тишина какая, прелесть! - Мы пришли,- Березняк ткнул пальцем в сторону крайнего барака,- мой дворец. Они поднялись по высоким бетонным ступеням. Прапорщик потянул на себя входную дверь. Тусклая лампочка освещала длинный коридор с двумя рядами табуреток, на которых стояли ведра с водой. - Наш водопровод,- пошутил прапорщик,- только если собьешь, то грохоту не оберешься. Нам сюда,- он распахнул первую дверь из правого ряда. Узкий фанерный квадрат, отгороженный от остальной части комнаты, похоже, служит передней. Он был завален разнокалиберной обувью. Муса споткнулся о че-то красный ботиночек. - Извините,- женский голос прозвучал для Зангирова, как небесная музыка. Он стремительно распрямился и ударился головой об край изогнутой вешалки. - Господи, вы тут еще и голову расшибете,- опять вскрикнула женщина и только тут Муса увидел ее. Тонкая фигура в голубом парила, как ему показалось, в проеме, заменяющем дверь в другую часть комнаты. Зангиров замер от удивления. - Давай, давай,- Березняк хлопнул его по плечу, - шевелись, а то вся водка испарится. Муса, забыв о полуснятом сапоге, шагнул вперед и чуть не упал. Женщина рассмеялась и подхватила гостя под руку. - Вот тапочки, пожалуйся, наденьте. Он, от смущения не зная куда спрятать глаза, чтобы она не почувствовала страстное желание охватившее его при первом же звуке женского голоса, впервые за все это время прозвучавшего так близко от него, нагнулся, снял сапог и прошел в комнату. Она была тесно заставлена предметами из финского мебельного гарнитура. Покрытая белым лаком шикарная кровать, овальный стол, гнутые спинки стульев и кресел - все выглядело в этой комнатке с серыми обоями так странно, что напоминало запасник музея, а не квартиру. - Не пугайтесь,- прозвучало за спиной,- я не могла не купить это великолепие, но вот ставить мебель некуда. - Вот, вот,- недовольно проговорил Березняк,уже сидящий за столом, вплотную приставленном к кровати,- скачем тут, как через полосу препятствий. Прыгай ко мне, да не стесняйся, а то заплутаешь в наших дебрях. Только усевшись рядом с прапорщиком, Зангиров окончательно пришел в себя. - Поздравляю с праздником,- он достал из кармана французские духи,- в нашем магазине ничего детского нет, но я вот наткнулся на эту прелесть. Думаю, что сын не будет в обиде, если мама примет за него подарок? Примите от всей души. Хозяйка ласково улыбнулась и протянула руку. Муса увидел тонкие, прозрачные пальцы с острыми золотистыми ноготками и с трудом поборол желание припасть к ним губами. Женщина, видимо, почувствовала его состояние. В ее глазах сверкнули искорки и она потянулась к нему. - Зачем вы такой дорогой подарок купили? Они же стоят пятьдесят рублей. Все наши женщины любуются ими, но никто не решился купить. Дайте я вас поцелую. Вы первый из здешних офицеров увидели во мне женщину, а не боевую подругу, которой если что и можно подарить, так бутылку водки. Она чуть коснулась губами его лба, и теплая волна прокатилась по спине Зангирова - Давайте выпьем,- Березняк поднял рюмку с водкой,- а то вы тут, я понял, до рассвета будете друг другу свою воспитанность показывать. Муса выпил, но только протянул руку к тарелке, как что-то сильно ударило его в спину. Он в недоумении оглянулся. Из-под покрывала выглядывала детская ножка. - Лешка во сне воюет,- поправил покрывало Березняк,- ты не обращай внимания. Мне по ночам приходится хуже. Он меня бъет прямо,- прапорщик весело хмыкнул,- ну.., одним словом, ниже пояса. - То-то ты как остановишься, так руки там складываешь,- расхохоталась женщина. Вслед за ней рассмеялся прапорщик. Мусе стало легко и приятно. Вдруг он увидел перед собой ее тонкую ладонь. - Оксана,- смех еще звенел в ее голосе,- Березняк нас не познакомил, хотя я знаю, что вас зовут Миша. - Точнее - Муса, но вы можете звать меня, как хотите. Зангиров наслаждался. Ему здесь нравилось все. Даже комната, в которой Березняки жили с двумя детьми, и та, скоро стала казаться лейтенанту райской обителью. Муса сам не заметил, как начал читать им любимые стихи. Оксана восторженно смотрела на гостя, а хозяин, блаженно улыбаясь, подливал ему и себе водку и подкладывал закуску. - Эх,- посетовал Зангиров,- нам только гитары не хватает. - А вы играете? - Оксана всплеснула своей дивной рукой. Муса поймал ее и, как святыню, прижал к губам. - Ради вас, наша фея, я могу даже сплясать. - У ребят, в казарме, есть,- Березняк стал выбираться из-за стола. - Оксанка, не давай гостю скучать. Я быстро,- и прапорщик убежал. - Первый раз вижу настоящего мужчину, который за столом не говорит о службе. - Трудно вам здесь? - Сейчас уже привыкла. С ребятишками вожусь, вяжу, книги читаю, а так,- она грустно улыбнулась.- Города и нормальных людей вижу раз в году, когда мы едем в отпуск. Мы с Березняком еще в школе дружили. Я его из армии ждала. Через три дня после его возвращения свадьбу сыграли. А через неделю выяснилось, что нам негде жить. У его родителей - "завалюшка" из двух комнат. Мои - его до сих пор видеть не могут. Они считают, что он мне всю жизнь испортил. Мать хотела, чтобы я врачом была, а я, как она считает, по его вине, стала женой военного и даже не офицера. Одним словом, пошли мы к председателю нашего колхоза, а он руками разводит: ни работы у него нет, ни жилья. Сейчас-то я понимаю, что он все это говорил по наущению моих родителей, а тогда?.. Пожили мы немного у одной бабки и решили сюда подаваться. Командир сразу эту комнату выделил. Мечтаю об одном - денег подкопить, да домик у Черного моря купить. Пусть в деревушке какой-нибудь, от цивилизации подальше, я на все согласна, лишь бы свой. Мы оба от земли, нам бы участочек, соток шесть, жили бы припеваючи. - Да-а, для хорошей жизни нужны хорошие деньги. - Не умею я их делать. Вон, жена Соболева, которая в нашем магазине торгует. Раз в месяц с залежалым товаром проедет по аулам, потом не знает куда сотенные девать. Я ей как-то говорю: "Сгоришь, Валька, а у тебя трое детей." " Я их не неволю,- отвечает,- сами платят, а ОБХСС в погранзоне нет. " Я бы так не могла. Хотя у здешних чабанов денег много, куда их в пустыне девать?.. - А вот и я,- Березняк за фанерной перегородкой с грохотом сбросил сапоги. В комнату вплыла гитара, потом появилось улыбающееся лицо прапорщика. Сначала пел один Муса, но скоро ему стали подтягивать Березняк и Оксана. - Мне так хорошо,- Зангиров решил немного передохнуть и отложил гитару,- как было только в Париже. - Вы были во Франции? Он с удовольствием увидел округлившиеся глаза Оксаны и тихо, нарочито таинственным голосом, стал рассказывать о своей поездке во Францию. - Я одно время был среди активистов крайкома комсомола. Там и возникла идея наградить нас поездкой в капстрану. Секретарь, который бредил французскими девицами, выбил путевки в Париж. Собрались мы, а денег нам меняют совсем мало. Стали тут соображать как быть, чтобы там пожить по-человечески. - Муса подложил себе колбасы, потянулся к бутылке и взглянул на своих собеседников. Березняк улыбался, и Зангиров не нашел в его взгляде ничего настораживающего. Муса стукнул своей рюмкой по рюмке прапорщика, подмигнул Оксане и выпил свою водку. - Один умелец наменял новеньких сотенных бумажек, скатал их в плотные трубочки и заложил в две авторучки. Другой - где-то раздобыл несколько золотых царских десяток и хотел провезти их во рту, но потом испугался и передумал. А я решил продать в Париже несколько своих марок. - Марок? - Подняла брови Оксана. - Почтовых марок,- пояснил Муса,- мальчишкой я был страстным филателистом, вот и сохранилось несколько ценных находок. Я положил марки в блокнот и спокойно прошел через таможню. - Не нашли? - Удивился Березняк. - И не искали. Глянули документы, поставили штапмики и все. - Какой он - Париж? - В глазах Оксаны он увидел не только интерес, но и зависть.- Побывали в публичном доме? - Я и не ходил туда. Секретарь, тот тайно от нашей няньки из КГБ, вырвался один раз и потом на всех пьянках мучил нас рассказами о своем походе. Париж,- он выдержал паузу,- этого не расскажешь - словно на другой планете побывал. - Вот если бы я служил на таможне,- мечтательно протянул Березняк,- мы бы жили по-другому. Как-то в вагоне-ресторане я повстречал одного таможенника. Попили мы с ним нормально. Полез я в карман за деньгами, он рассмеялся и достал пару пачек десятирублевок. "Сиди,- говорит,- погранец, разве у тебя деньги? Вот на таможне вертеться можно, только с головой..." Больше он ничего не рассказывал, а я и не спрашивал,- закончил прапорщик. - Деньги можно зарабатывать везде,- Зангиров снова потянулся к бутылке. Он хорошо пил и был уверен в своих силах. Березняк , похоже, тоже не пьянел. - Конечно,- он подставил свою рюмку,- только кому я нужен? Ни я, ни моя "секретка" в этих песках... А так... Купили бы домик на берегу Черного моря. - Да,- Оксана тронула тонкими пальцами струны гитары, и в комнате ожил низкий, тоскливый звук,- я бы развела огород, птицу... Муса с восторгом смотрел на Березняков. Он вдруг почувствовал, что его тело наливается желанием петь и танцевать. "Вот она, долгожданная удача! Ах, ты мой Березнячок, как же ты мне нравишься. И жена у тебя чудо - хорошая, домовитая женщина." Зангирову показалось, что он проговорил эти слова вслух, но хозяева молчали, глядя в куда-то за стены собственной квартиры. - Я бы помог вам, ребята, если бы жил в своем городе. Среди моих знакомых есть деловые люди, которые заинтересовались бы контактами с Березняком. - А отсюда нельзя с ними связаться? - Оксана, наклонившись, внимательно смотрела на гостя..- Мой Березняк, если надо, мог бы любую весточку с фельдпочтой передать: и надежно, и прочитать никто не сможет. Муса откинулся к стене и снова наткнулся на детскую ножку. - Я подумаю, а потом, на трезвую голову, мы все обговорим в деталях,- он положил руку на плечо хозяина дома,- хорошо-то как у вас, так бы и сидел, не вставая - я так давно не был в домашней обстановке. Да время уже позднее - до подъема всего два часа осталось. - И то правда,- Березняк поднялся,- поднеси нам, хозяюшка, на посошок. Выпили все вместе. Зангирова отказался от проводов. Березняк обнял его. Оксана, потянувшись всем телом, поцеловала в щеку. На следующий день Муса увидел Березняка в курилке. Тот дернулся ему навстречу. Лейтенант понял, что он его ждет. - Миша, куда бежишь, покурим? - С удовольствием. Муса перепрыгнул скамейку и опустился рядом с прапорщиком. - Ну, что, надумал? - Спросил тот, отмахнувшись от сигаретного дыма и не спуская глаз а лейтенанта. - Подумал. Только что мы с тобой можем им предложить? Боевую машину, пару пистолетов, чтобы орехи колоть? - Нет, друг, думать будешь ты, а я - делать. Зангиров молча рассматривал прапорщика. Тот не отводил глаз и, в свою очередь, рассматривал лейтенанта. Вдруг Березняк усмехнулся: - На крепость проверяешь или еще сам не решил? Если говорить прямо, то я давно надумал продать себя подороже, и с женой все обговорил. Лучше раз рискнуть, чем всю жизнь жить серой лошадкой. Там,- он бросил взгляд на север,- люди веселятся, набивают квартиры дорогим барахлом, а я тут, в песках, за жалкие двести рублей в месяц сохну. И не финти, водка меня не берет, я вчера понял, что мы с тобой одного поля чгоды. Если боишься, что я тебя сдам, то зря. Ну, премируют меня месячным окладом, половину которого надо будет пропить с ребятами, или очередную жестянку на грудь повесят - и что? Нет, уж, спасибо. А залетим - по одной статье под трибунал пойдем. Зангиров щелчком отправил окурок во вкопанную в центре курилки железную бочку. - Нет, товарищ Березняк, с такими мыслями вам в бизнесе участвовать нельзя. Если уж заниматься чем-то вроде контрабанды, а я тут другого заработка не вижу, то с верой в свои силы. Работать надо так, чтобы никто и никогда не смог бы тебя поймать. Понял? А иначе для чего рисковать и деньги зарабатывать? Твердая щека Березняка собралась в некоторое подобие усмешки: - Я как раз из таких - крестьянская кость. - Значит твердо решил? - Да. - Тогда Оксану в наши дела не посвящай. Пусть об этом знают только два человека - ты и я. - Согласен. - Я с сегодняшнего дня займусь поисками купцов, а там посмотрим. Зангиров встал, крепко пожал руку Березняку. - Будь. Муса тут же пошел на почту и отправил поздравительную телеграмму по адресу, данному ему в городе. Через пять дней ему пришло заказное письмо, в котором лежала сберегательная книжка на предъявителя с вкладом в десять тысяч публей. "Четверть хорошего дома для семьи Березняков",- лейтенант с удовольствием положил книжку в карман. "Родной мой,- гласила короткая сопроводительная записка,- страшно соскучилась по тебе. Готова в любой момент все бросить и приехать, но мне говорят, что нужен какой-то вызов и подробный план, как до тебя добраться. С нетерпением жду ответа. Вся твоя." В самом низу была короткая приписка: "... не играй в карты". Он удовлетворенно хмыкнул - отправители одним предложением, на всякий случай, объясняли для чего предназначается крупная сумма денег, защищая его от тех, кто мог проверить письмо. После обеда Зангиров дождался когда Малышев пошел в казарму и сел писать ответ. В самом конце осторожными, кодированными фразами он описал участок границы, на котором сделал проход в системе заграждения. Муса закончил письмо рисунком каравана верблюдов. Вечером, сдавая Березняку секретную литературу, он протянул ему сберегатульную книжку. Потом, оглянувшись, коротко пояснил: - Все нормально, держи аванс. Через неделю дежурный по части срочно вызвал его в штаб. - Межгород,- почему-то шепотом произнес сержант и протянул Мусе короткую трубку полевого телефона. Только услышав в трубке девичий голос, Зангиров понял, почему волновался пограничник. Он и сам сначала не понимал о чем говорит незнакомка, упиваясь звуками ее мелодичного голоса. - Извини, родная, я не понял, что ты говорила, повтори, пожалуйста. - В военкомате сказали, чтобы ты послал телеграмму, заверенную командиром части. Я уже взяла билет на поезд, встречай в будущее воскресенье. - Хорошо, жду. Девушка еще что-то говорила, а он отвечал, но все время думал о той быстроте, с которой Организация наладила связь с сопредельной стороной. По договору с незнакомцем, которы беседовал с Мумой перед дорогой, девушка приедет только тогда, когда все будет готово для передачи первого груза. Уже положив трубку, Зангиров вспомнил, что мужчина дотошно распрашивал его о том, какие девушки ему нравятся. "Я пришлю именно такую. Считайте ее небольшой премией к сумме, положенной на ваш счет." С мыслями о будущей встрече Муса вернулся в комнату. Едва он переступил порог, как лежавший на кровати Малышев, вскочил и потребовал с него бутылку водки. - Иначе я тебе комнату не освобожу. - Какую комнуту? - Не финти,- рассмеялся капитан,- когда жена приедет? - Ну, ты даешь, подслушать ты не мог - в штабе я был один. А я сам о ее приезде только что узнал. Малышев захохотал. - Я же пограничник и не только по следам на земле могу читать, но и по лицам. У тебя такая глупая улыбка и так блестят глаза, что я могу сказать - она уже и билет купила. А так как поезд к нам ходит только два раза в неделю, то могу почти утверждать: жена приедет в будущее воскресенье. - Точно,- Муса от удивления сел на стул и почувствовал, что у него разом пересохло во рту. - Та, брось, чего это ты так разволновался? Бутылка у меня и так припасена, а все остальное может понять даже ребенок. Вечером, в воскресенье Мусе позвонили из железнодорожной комендатуры. Незнакомый офицер закричал, перекрывая шум помех: - Ну и жена у тебя, я такой женщины сто лет не видел. Мы ее на ваш поезд посадили, так чуть ли не весь город на вокзал собрался. Я, грешным делом, даже охрану к ней собирался приставить - уж больно местные мужики горячие, сделают налет на поезд, украдут женщину. - Я пошлю к "железке" пару боевых машин,- Зангиров подхватил его игру,- только не от азиатов отбиваться, а от своих вояк, которые, как я слышу, до сих пор слюни глотают. - Да, уж, брат,- посерьезнел офицер,- хорошо она, слов нет. Я попытался на счет сестры поговорить, так она так бровью повела, что я до сих пор в себя прийти не могу. Извинись за меня, если не так поняла. Жди, часикам к двенадцати приедет, счастливчик. Зангиров доложил командиру и, получив его разрешение, пошел на вокзал. До прихода поезда оставалось еще часов шесть, но он не мог сидеть в своей комнате и решил провести это время, прогуливаясь по окрестностям. Поселок засыпал, только собаки перелаивались через глухие дувалы. Он шел медленно, как уже привык здесь, посреди улицы. Из пустыни тянуло жаром. Горы, среди которых проходила граница, походили на фантастический забор, отделяющий одну страну от другой. В бархатной темноте высокого неба дружески жмурили глаза огромные звезды. Он шел, не разбирая дороги и ни о чем не думая... Поезд пришел во время. В вагоне раздался многоголосый гамон, потом на высоких ступенях появилась девичья фигура. Она была едва видна в свете тусклых станционных огней, и Зангиров, шагнувший вперед, замер, не зная та ли это девушка. - Муса,- ее певучий голос толкнул лейтенанта вперед. Он сам не заметил, как она очутилась у него в руках. Прохладная кожа ее шеи, пахнущая розами, обожгла его губы. - Милый, милый,- она целовала его,- опусти меня на землю, на нас смотрят. Он с трудом заставил себя отодвинуться от девушки. - Где твои вещи,- прохрипел лейтенант и, только ухватившись рукой за большой чемодан, поданый кем-то из военных, он немного пришел в себя. Весь мир для Зангирова сузился до размеров пространства вокруг незнакомки. Он целовал ее, гладил щеки, щупал одежду, зарывался носом в ароматные волосы и не замечал этого. Она принимала его ласки, как должное, подстраиваясь под настроение Мусы. Так, полуобнявшись, они прошли контрольно-пропускной пункт отряда. Дневальный пограничник удивленно вскинул голову, но узнав лейтенанта, открыл турникет без всяких вопросов. Когда они сделали несколько шагов по двору крепости, девушка осторожно, чтобы не мешать Зангирову, оглянулась назад. Солдат, пропустивший их, стоял в дверях. Выражения его лица не было видно, но фигура напоминала воскрицательный знак. На пороге своей комнаты Муса включил свет, потом, невидяще взглянув на свою спутницу, выключил его. Девушка почувствовала, что его трясет мелкая дрожь. В первое мгновенье она хотела что-то сказать, успокоить его, потом передумала, решив не нарушать тишины сложившегося настроения.Он пробежал пальцами по ее спине, задержался у шеи и, не найдя застежек, потянул платье вверх. Она подняла руки, чтобы дать ткани свободно стечь с тела. Зангиров ткнулся носом в ложбинку между ее грудей и, не поднимая головы, повел девушку к кровати. Она почувствовала холод металлической перекладины и на мгновенье задержалась, но Муса почти повалил ее. Девушка сильно ударилась о невидимую в темноте кроватную раму и чуть слышно вскрикнула. Зангиров уже ничего не слышал. Он не заметил, что его форменный ремень царапает кожу ее обнаженного живота. Его пальцы наткнулись на тонкую полоску ткани на ее бедрах, и Муса не заметил как порвал батист. Девушка с трудом высвободила прижатую к острому краю кровати руку и широко раскинула ноги, чтобы уберечь их от тяжелых ботинок лейтенанта... Зангиров, по уже устоявшейся привычке, проснулся за двадцать минут до подъема. Еще не видя ничего, он почувствовал тонкий аромат духов. Щекочущая волна волос закрывала его лицо. Муса осторожно отвел пряди в сторону и приподнялся на кровати. В серой предрассветной дымке перед ним лежала обнаженная девушка. Крохотный кружевной лифчик, сбившийся к шее, открывал тяжелую грудь. Тонкая кисть, с красными, длинными ногтями, была прижата к животу, на котором белел лоскут разорваной ткани. Ему стало стыдно, и он осторожно поднялся с кровати. Раздался стук в дверь. Муса, сильно хромая, из-за того, что отлежал ногу, подошел к порогу и шепотом спросил: - Кто там? - Рядовой Потапов,- раздался голос его посыльного,- командир просил передать, что дает вам трое суток отпуска при части, спите спокойно. Когда в коридоре стих звук шагов, Муса повернулся к кровати. Теперь девушка лежала на боку. Ее крутое бедро было покрыто множеством красных точек. "Одеяло,- догадался Зангиров,- раздражение от грубой шерсти." По обе стороны кровати лежали серебристые, почти прозрачные босоножки. "Какая же я скотина,- помрачнел Муса,- что же это я вчера совсем голову потерял?" Он хотел отвернуться, чтобы не смотреть на обнаженную незнакомку, но сил не было. Тогда он стал медленно, стараясь не шуметь, раздеваться. Девушка шевельнулась, принимая во сне более удобную позу. Ее левая рука откинулась за голову, высокая грудь подтянулась, и Муса едва сдержал себя, чтобы не кинуться к кровати. "Спокойно, она никуда не денется, пора бы уже и мозгам работать",- кольнул он себя. Около кровати Малышева лежало белое платье. Муса на цыпочках подошел к нему, поднял с пола и, расправив, положил на свою форму. Потом он так же тихо вернулся к кровати. Места на узком ложе не было, но и отойти он не мог. Ее овольное лицо обрамляли золотистые волосы, тонкие ниточки бровей были удивленно вскинуты чуть ли не до самой середины лба. Он склонился над ней. Пухлые, розовые губы приоткрылись, Муса приблизился к ним и вздрогнул от легкого прикосновения рук, сошедшихся на его шее. - Милый,- ее голос показался Зангирову не похожим на вчерашний и теперь напоминал песенный перезвон,- какой ты милый. Он осторожно прилег рядом с девушкой. - Извини, я не знаю как тебя зовут? Она, отстранившись, с улыбкой посмотрела на него. - Ксения, я твоя жена. - Жена?! Теперь она смеялась во весь голос. - Конечно и в моем паспорте все ее данные и штампик о нашей регистрации и прописка. Кого, кроме жены, пустят в погранзону? - Во дают,- удивился Муса. - Т-с-с, не надо слов,- она заглянула в его глаза, и снова весь мир исчез. Его разбудил звон посуды. Ксения в длинном полупрозрачном халате, отороченном белым мехом, стояла у стола. В комнате пахло копченой рыбой, ветчиной, коньяком и еще чем-то незнакомым, но удивительно вкусным. - Нечего валяться в кровати, когда жена праздничный стол накрыла,- она повернулась к нему, и он удивился глубине ее голубых глаз. - Муса сел, но тут же опять лег. - Там где-то мои трусы... - Если хочешь, можешь идти так, у тебя тело настоящего спортсмена. - Нет. - Тогда лучше надеть это.- Ксения достала из своей сумки белый махровый халат, помогла Мусе надеть его и повела лейтенанта к столу. Там были икра, крабы, буженина, финское пиво, разноцветные бутылки спиртного. Я готовилась в дальнюю дорогу, поэтому тут только консервы и немного посуды, но, ты же знаешь - я прекрасно готовлю. - Ты не женщина, а настоящий клад. - Бриллиант,- она повела бровью и чуть приоткрыла рот. - Нет,- вскинулся молодой человек, чувствуя, что в нем опять просыпается желание,- дай хотя бы поесть. - Что прикажешь, мой господин,- Ксения смиренно склонила голову.- Я чуть-чуть пригубила коньяка. - И мне налей. Девушка рассказывала о городской жизни, новых фильмах, книгах, театральных постановках. Муса вспоминал приключения из своей пограничной жизни. Ему было, как никогда, хорошо. Напротив сидела женщина, о которой он мечтал всю свою сознательную жизнь. - А ты знаешь, лапушка, что это я тебя породил? Она рассмеялась: - Мои папа и мама ждут меня дома, но я готова стать твой Галатеей. Я чувствую, что ты немного оттаял, поэтому поговорим серьезно,- она оглянулась, ищуще пробежала взглядом по комнате.- Скажи, пожалуйста, приемник у вас есть? - Радио. - Включи, музыку послушаем. Из динамика полились резкие звуки, сопроводавшиеся блеющими вскриками мужского голоса. - Что это? - Местные наигрыши. Она опять рассмеялась, потом продолжила. - Завтра от восьми утра до семнадцати вечера вас двоих ждут,- девушка немного нахмурилась, и Муса понял серьезность момента,- с посылкой в указанном тобой месте. Я все привезла. Если не получится завтра, то через день и так два раза. Но,- она подняла глаза,- лучше, если это будет завтра.Там деловые люди и это будет гарантией надежности. - А что,- Муса был немножко пьян и очень счастлив,- никаких проблем. Жена командира устраивает сегодня прием в твою честь. Сходим в гости, поспим, а потом - хоть на край света. ...Еще не рассвело, когда Зангиров и Березняк вышли из крепости. Муса был вооружен карабином, а прапорщик повесил на шею автомат. На повороте дороги они встретили возвращающихся на заставу пограничников. Сержант, ведший смену, с завистью посмотрел на лейтенанта: - На охоту, товарищ командир? - Да. - У Черной скалы мы спугнули двух джейранов. - Туда и идем. Сержант козырнул и повел своих солдат дальше. Зангиров шагнул вперед и ему показалось, что вся крепость смотрит за ними. Еще чуть-чуть и сотня вооруженных бойцов кинется за ними, схватит и посадит их в тюрьму. В глазах защипало и Муса с удивлением почувствовал, что его лоб обильно полит потом.. - Жарко,- он сказал это, чтобы услышать голос своего спутника. В какое-то мгновенье Зангирову показалось, что он один во всем мире. - Скорее холодно, просто ты волнуешься,- коротко хохотнул прапорщик. - На себя посмотри. Они шли быстро. Муса старался не отставать от своего товарища и, чтобы легче было идти, все время смотрел на его ноги. Он не заметил, когда взошло солнце и поднял голову, чуть не наткнувшись на прапорщика. - Джейран,- Березняк повел стволом автомата, и Зангиров вспомнил, что они вышли на охоту,- на обратном пути постреляем, а сейчас - бегом: у нас мало времени. Только бы ребята не нарушили режим. Они побежали. Неожиданно горы расступились, И Муса чуть не налетел на колючую проволоку. Березняк повернулся к нему и шепотом спросил: - Здесь? - Да. Третий столб слева. - Лезем,- Березняк приподнял стволом автомата проволоку и пропустил Зангирова вперед. Потом тот помог прапорщику перебраться через заграждение. Перед ними лежала покрытая маскировкой тонкая стальная паутина, прикрепленная к небольшим бетонным стобикам. Перед сетью стояли высокие рейки с фотоэлементами. Зангиров подошел к одной из них, опустился на колени и провел рукой по стороне, обращенной к границе. - Все, теперь сигналить не будет. - А на пульте? - Все нормально. Березняк посмотрел на часы. - У нас всего тридцать минут. Если ребята идут, как положено, то через тридцать пять минут они будут здесь. - По ней надо катиться? - Зангиров присел около сети. - Не трожь! - Вскрикнул Березняк,- запутаешься, резать придется. Тут нужна доска или ткань. Я захватил полотнище старой палатки. Он снял с вещевого мешка сверток брезента и одним броском проложил матерчатую дорожку через " малозаметное препятствие". - Теперь надо осторожно лечь и, не делая резких движений, катиться или ползти. Прапорщик как-то сразу, всем телом, лег на палатку и покатился вперед. - Давай, теперь ты,- он встряхнул, расправил брезент,- прижми руки к телу и катись. На берегу ручья, шириной метров в десять - последней преграды между двумя странами, никого не было - Двадцать минут,- тяжело отдуваясь, произнес Березняк. - Доставай посылку, может, ее цвет служит паролем. Едва прапорщик извлек из мешка тугой сверток, обшитый зеленым шелком, как из-за камней поднялись двое мужчин в чалмах и халатах. Зангиров ощутил какую-то пустоту в груди. Люди подошли к самой воде. Они внимательно всматривались в лица пограничников. - Бросай,- произнес по-русски высокий, и Муса удивился обыденности его голоса и лица. Березняк широким взмахом перебросил через ручей сверток. Он упал у ног говорившего. Тот щелкнул пальцами, и его спутник метнул в ответ красный сверток. Прапорщик поймал его на лету. - Молодец, Березняк,- криво усмехнулся высокий,- мы с тобой сработаемся. Прапорщик остолбенел. - Время,- Муса дернул его за руку. - Не спешите,- напутствовали с той стороны,- не забудьте про следы. Через пять минут, после того, как Зангиров и Березняк скрылись в ущелье, из-за холма показался наряд. Трое молодых пограничников спокойно прошли мимо них. Мусе даже показалось, что он услушал стук их сердец. От волнения он закрыл глаза, считая, что взглядом может привлечь внимание бойцов, а когда открыл, то увидел около рта мокрую фляжку. - Попей, я сегодня крепкого чая налил. Не спеши, теперь и отдохнуть можно. Офицер опрокинул флажку и долго пил, а когда отнял ее от губ, то прямо перед собой увидел джейрана. - Березняк! - Вижу, не дергайся, мы его сейчас завалим. Прапорщик подвел ствол автомата под впалый живот козла, и Зангиров впервые увидел, что сильные руки Березняка бьет мелкая дрожь. Выстрел подбросил джейрана, и он скатился под ноги охотников. Через два дня Ксения, оставив новую сберегательную книжку для Березняка, увезла посылку. Муса долго не мог оторваться от ее губ, потом, глядя в оконтуренные темными кругами от бессонной ночи глаза девушки, прошептал: - Я люблю тебя. - Меня или жену? - Она куснула его за мочку уха и рассмеялась. - Тебя. - Я тоже. Она поднялась по высоким ступеням вагона, и Зангирову показалось, что солнце уходит за тучу, хотя на небе не было ни облачка. - Не скучай, милый, я тебе каждый день буду писать. Если совсем невмоготу станет - пришли телеграмму. - Жду. Состав с грохотом тронулся с места. Зангиров знал, что ни писать, ни видеться с этой девушкой больше нельзя, но все, что говорили он и она, они не могли не говорить. Это не было суесловием, это был разговор душ, положенный на привычный звуковой ряд. Через неделю на пустынной улице аула к нему подошел косматый старик. Он едва слышно проговорил пароль, потом сказал: - На той стороне готов груз, завтра надо забрать. - Что дальше? - Сделай посылку и принеси на почту, там тебя встретят. Г Л А В А 7. Красные "жигули", скрипнув тормозами, замерли у входа в областное отделение госбанка. Все, кто в этот момент были около этого приземистого здания, невольно оглянулись. Из машины выскочили четыре солдата с автоматами в руках и кинулись к высокой деревянной двери банка. Тут же из-за поворота, не обращая внимания на красный сигнал светофора, вылетела белая "волга". Она затормозила около "жигулей". Из этой машины тоже выскочили военные и кинулись вслед за первыми. - Господи?! - Вскинулась женщина, только что вышедшая из банка. - Что вы волнуетесь? - Повернулся к ней мужчина собиравшийся войти в двери.- Это же солдаты, значит идут какие-то учения. Из здания послышался глухой рокот автоматной очереди. - Стреляют? - Удивился давешний знаток и бегом бросился вниз по ступеням. Через несколько секунд площадь перед банком опустела. В здании раздался сильный взрыв, и над притихшей улицей завыла сирена. Постовой ГАИ, до этого лениво наблюдавший за движением на перекрестке, двинулся было к банку, потом сел на свой мотоцикл и скрылся. За высокой дверью гремели выстрелы и кричали люди. Сверху, от проспекта, послышался сигнал сирены милицейской патрульной машины. Она неслась по осевой линии. Когда милицейский "газик" был уже почти у самого банка, грузовик, до этого стоявший у обочины, резко тронулся с места и ударил его в бок. Легковушка несколько раз перевернулась. Из распахнувшихся дверей посыпались люди. Автомобиль медленно улегся на бок и сразу загорелся. Один из милиционеров, не замечая, что весь окровавлен, поднялся, достал из кобуры пистолет и, шатаясь, пошел к банку. На первой ступени он упал и больше не поднимался. Двери банка распахнулись, из них стали выскакивать военные. Двое волокли раненого, по белому мрамору ступеней потянулся кровавый след. Все трое сели в "жигули" и, не дожидаясь четвертого, машина тронулась с места. В "волгу" сели только двое. Через минуту после их отъезда к банку с двух сторон подскочили патрульные машины. Милиционеры с пистолетами в руках побежали к дверям. Водители принялись тушить горящую машину. Вдали послышался сигнал " скорой помощи". Вечером состоялось экстренное заседание обкома. Чабанов вместе с другими, слушал доклад начальника уголовного розыска майора Запевалова. - Такого в наших краях не было с самой войны,- говорил, ежесекундно вытирая пот со лба, милиционер.- Восемь солдат или людей, одетых в военную форму, с автоматами в руках атаковали банк. Они убили двоих постовых внутри здания, но охрана успела заблокировать решетки и встретила их из хранилища огнем. Нападавшие взорвали две гранаты, пытаясь снести решетки и прорваться к сейфам, но не смогли. За несколько минут до появления дополнительных нарядов городского отделения бандиты отступили. В банке остались трое нападавших - двое убиты, один ранен. - Говорить может? - Спросил Первый. - Да, у него раздроблена коленная чашечка. Он был без сознания и его бросили, посчитав мертвым. Но он молчит,- милиционер снова вытер пот и взглянул в глаза первого секретаря обкома,- извините, может, вопросы потом, когда я закончу? - Да, пожалуйста,- Первый зло сверкнул глазами. Он был не в себе: о происшествии уже знали в крайкоме и Москве и уже успели выразить ему свое неудовольствие. Наши потери - двое постовых в банке и трое из наряда погибли во время аварии около банка. Шофер этой машины сгорел. - Так трое или четверо? - Раздраженно уточнил Первый. - Всего пять человек,- майор впервые не вздрагивал от окрика секретаря.- Двое погибли на посту, двое разбились в машине, а третий в ней сгорел. Мы ведем расследование. Первый встал из-за стола и прошелся по кабинету. - А бандиты, они что же спокойно скрылись? - Их ждали на двух машинах - "волге" и "жигулях". Мы их нашли неподалеку. Обе угнаны со стоянки у вокзала. В "жигулях" много крови, похоже, кто-то из них серьезно ранен. Мы отправили сообщения во все больницы. Ждем. - Значит на сегодня у нас один козырь - раненый, который не спешит поделиться с нами своими знаниями? - Да, но мы из него все вышибем. - Не понял, что вы сказали? - Секретарь грозно нахмурил лохматые брови. - Извините, товарищ секретарь, я не так выразился. Ему некуда деться. За вооруженное нападение на банк грозит высшая мера. Он, конечно, не захочет умирать в одиночестве. Я уверен, что уже сегодня он нам все расскажет. Кроме того, у нас есть убитые. Мои сотрудники уже работают с архивом, их фотографии размножены и розданы участковым, начались опросы на улицах и вокзалах. - Ну, ну, докладывайте мне каждый час. - Есть. Первый тяжелым взглядом обвел собравшихся. Казалось, что все они сейчас виноваты перед ним в происшедшем. - Я предлагаю..,- поднялся начальник областного управления МВД , но Первый даже не дал ему договорить. - Идите,- махнул он тяжелой рукой,- возьмите их фотографии и поговорите со своими коллективами, может быть, вы окажетесь быстрее, чем наша хваленная милиция. Чабанов получил комплект фотографий погибших бандитов и не успел сесть в свой автомобиль, как зазвонил телефон. Леонид Федорович выслушал условленную фразу Боляско и раздраженно бросил в ответ: - Вы ошиблись - это баня. Его водитель было хохотнул, но, взглянув, на хмурое оицо Чабанова, оборвал смех. Он почти до упора выжал педаль акселератора, зная, что быстрая езда успокаивает Леонида Федоровича. - Не гони, разобъешься, а у меня еще не все дела на этом свете закончены. Чабанов поднял трубку и набрал номер домашнего телефона. - Аннушка, я чуть припозднюсь, хочу зайти в ресторан, поужинать. Может, вместе посидим? Тогда не волнуйся, я долго не задержусь. Он положил трубку. - Поверни, пожалуйста, к парку, я немного пройдусь. Чабанов вышел из машины и пошел по аллее. Золотистые гроздья фонарей, едва слышная музыка и безлюдье - делали парк уютным уголком. Леонид Федорович вышел на круглую площадку, обсаженную по периметру голубыми елями. Под одной из них стояла скамейка. Он сел, снял шляпу и, привалившись к высокой спинке, закрыл глаза. Почти в то же время Чабанов почувствовал, что рядом появился человек. - Здравствуй, Сережа. - Здравствуйте. - Слышал? - Да. - Подробности знаешь? - Ничего не взяли, трое нападавших убито. - Нет, один жив. Он ранен в колено, может говорить, но пока молчит. Мне не успели сообщить кто он. Работали две пятерки - Леонид Федорович передал Боляско листок,- вот фамилии и адреса. - Убрать? - Не говори глупостей. Надо вывезти людей и семьи из города. Смените им документы, пусть берут самое необходимое и деньги. Дай каждой семье по пятьдесят тысяч на обзаведение. Все надо кончить к рассвету. Только будь осторожен. Они могли найти их по фотографиям, да и раненый мог заговорить. Сам не ходи, пошли надежных людей и будьте готовы ко всяким неожиданностям. Завтра в полдень позвони. Все. Леонид Федорович встал и легкой походкой пошел к ресторану. Ни Чабанов, ни Боляско не знали, что Запевалов уже задержал водителя "жигулей". Его узнал один из очевидцев нападения и позвонил в милицию. Теперь шофер давал показания. - Я ничего не знаю,- яркий свет двух настольных ламп бледным пятном разливался по узкому лицу невысокого мужчины, сидевшего в центре комнаты, набитой оперативниками. Они чувствовали " запах " следа и, в ожидании работы, не расходились по своим кабинетам. - Послушай, Кутайсов, не майся дурью,- майор злился и едва сдерживал себя.- Тебя опознал сосед. Он видел, что ты управлял машиной, в которой приехали, а потом уехали бандиты. Сейчас наши ребята закончат обыск в твоей квартире. Там, я уверен, обязательно что-нибудь интересное есть? - Что там может быть? - Руки мужчины тряслись. Он подкладывал их под себя, потом снова выставлял наружу, а они продолжали дрожать. - Ну, знаешь, это тебе лучше знать. Я в машине бандитов не возил. Запевалов злился. Его удивляло то, что мужчина не каится и не рассказывает все, что только можно придумать, а пытается вопросами на вопросы выяснить что известно милиции. Майор встал, двумя широкими шагами подошел к задержанному. - И запомни, там, в банке, твои товарищи налили столько крови, что тебе на три " вышки " хватит. Будешь из себя героя корчить, утонешь с головой. Ну,- офицер выбросил вперед руки и, немного не донеся их до лица Кутайсова, опустил вниз. Мужчина резко отшатнулся. - Что вы тут собрались,- Запевалов повернулся к оперативникам,- не даете с человеком поговорить? Один из милиционеров поднялся и медленно пошел к двери, остальные продолжали сидеть. Майор снова повернулся к задержанному.Тот взглянул в его горящие от бешенства глаза и заговорил: - Я скажу все, что знаю, только знаю я очень мало. - Говори, мы тебе поможем. - Вчера вечером меня попросили подбросить четверых парней к банку, а потом забрать их оттуда. За эту ходку обещали дать тысячу рублей. - Кто попросил? - Не знаю. - Как не знаешь, ты чего, нас за дураков держишь? - Честное слово не знаю. Мне позвонили по телефону и передали привет от Яшки-цыгана, я и поехал. - Кто такой Яшка, где живет, работает, откуда его знаешь, почему поехал? - Мы с ним работали в автобазе. Он в прошлом году сделал аварию, получил два года, теперь сидит. - Он сидит, а ты по его просьбе пошел на банк? - Не ходил я на банк. - А бандитов я привез? Кутайсов опустил голову. - По телефону мне сказали, чтобы ровно в десять утра я подошел к стоянке около магазина "Мода". Слева, у входа, будут стоять красные "жигули" с ключами в зажигании. Мне надо забрать на перекрестке Лермонтова и Гагарина четверых солдат с чемоданом. Отвезти их туда, куда скажут. Деньги заплатит их старший. Вот и все. - Во-первых, почему повез, если даже не знал звонившего? - Деньги нужны, вот и повез. Мне за эту тысячу полгода надо горбатиться. Запевалов уперся взглядом в глаза Кутайсова и вдруг понял: - Так ты не первый раз ездил и был уверен, что они не обманывают, так что ли? - Да,- кивнул тот. - Не молчи, раз уж начал, колись дальше. У тебя нет выхода. Вспомни мертвяков из банка и не закрывай рта, пока все не скажешь. Запомни, если я на тебя обижусь, - майор не стал пояснять, что будет с шофером, но выразительно рубанул рукой по воздуху. - Года два назад ко мне подошел Яшка. - Фамилию, имя говори. - Лактионов Яков. Тогда он работал у нас слесарем. Его после пьянки на три месяца прав лишили, вот он и припухал в мазутной братии. А мы с ним по получкам пили, одним словом, знакомы были хорошо. Подошел он, я уже говорил, ко мне и говорит: "Хочешь прилично заработать?" А кто от денег откажется? "Тогда слушай,- говорит,- тебе будут звонить по телефону и интересоваться здоровьем тещи." Померла,- отвечаю, теща, слава богу. "Ты слушай и мотай на ус,- обиделся цыган, то есть Лактионов,- шутки теперь шутить не будем. Значит, спросят про тещу, потом передадут привет от меня и скажут, что дальше делать. Сделаешь, хорошо заплатят, но говорить об этом никому нельзя. Сболтнешь - и пискнуть не успеешь, как ногами по воздуху чиркнешь. Понял?" - Понял,- я знал его, как любителя приврать и не поверил угрозе. "Ну, то-то же. А раз понял и согласен, держи сберкнижку с двумя сотнями. Теперь на нее ежемесячно будут класть эти деньги. Ты ничего не делаешь, а заработная плата идет. За поездку плата отдельная, понял?" - Вот тут я испугался, но делать уже было нечего. - Что к нам не пришел понятно, не спрашиваю. Дальше рассказывай: сколько раз вызывали и что делал? - Запевалов почувствовал, что тут дело пахнет серьезной организацией и взволнованно прошелся по кабинету. Его товарищи внимательно смотрели на Кутайсова. - За это время меня вызывали всего раза три. Первый - в мае прошлого года позвонили, спросили про тещу и сказали, что около вокзала стоит "москвич" с четырьмя семерками на номере. Я должен в него сесть и ровно в девять утра встретить у двенадцатого дома в поселке железнодорожников двух парней с портфелями. Отвезти куда скажут, потом бросить машину подальше от города, на берегу реки. Майор поднял голову. В мае прошлого года в поселке железнодорожников двое незнакомых, предъявив фальшивый ордер из прокуратуры, обчистили квартиру директора треста железнодорожных ресторанов и столовых. - Второй раз - в январе нынешнего. Я должен был угнать "волгу" светлого цвета и ждать четверых около буфета геологов, в первом переулке справа. Они при мне выскочили из "бобика". Последний бросил в машину фляжку с бензином или спиртом и спичку. Не успел я тронуться с места, как та машина загорелась. Запевалов вспомнил, что сам излазил сгоревший "уазик", на котором кто-то за полчаса до настоящих инкасаторов забрал выручку центрального гастронома, но ничего не нашел. - И вот сегодня я поехал в третий раз. - Так, биография у тебя богатая. Кого возил, конечно, не знаешь? - Мне же ничего не говорили. Вез до места и все. - Понятно, а сейчас, что было сегодня? - Сели, как я говорил, на перекрестке Лермонтова и Гагарина четыре солдата с чемоданом. Тот, кто около меня сидел, говорит: "Гони к банку и жди ровно десять минут. Если через десять минут не выйдем, уезжай. Машину брось в любом переулке,- и пачку червонцев протягивает,- вот твоя тысяча и дай нам бог удачи." Больше никто ничего не говорил. В зеркальце я увидел, что они достали из чемодана три автомата "АКМС", пистолет, патроны и гранаты. Зарядили оружие. Подъехали к банку. Они вверх побежали. Когда началась стрельба, я хотел уехать, но испугался. Держу руки на баранке и смотрю на часы. Через восемь минут они вернулись втроем. Один был ранен и в сознание не приходил. Они его на заднее сидение положили. Тот, что около меня сидел, все время гладил его по лицу и звал: "Братка, братка, открой глаза." Как тронулись с места, он своему товарищу говорит: "Оружие - в чемодан, положишь его в старое место. Форму здесь оставь." Выскочили мы к парку. Он приказал тому идти на автобусную остановку. А мне - ехать к барахолке. Сам он на ходу сбросил форму, остался в футболке и джинсах. Разорвал на раненом гимнастерку и перевязал ему грудь. Я подвез их к белым "жигулям" припаркованным около Дворца пионеров. Он сам перетащил своего братку в машину. Сказал мне, чтобы я бросил машину в ближайшем переулке и спокойно бы ехал по своем делам. Вот и все. - Все?! Номера его машины, конечно, не запомнил? - Не до того было - я дороги не видел. - Действительно, ты в это время деньги считал. А где форма, ты говорил, что они ее в машине оставили? - Я, сам не знаю почему, собрал ее и сунул в мусорку, там, на углу, около Дворца пионеров. - Пассажирам помочь хотел, сука, чтобы и дальше людей убивали, а тебе деньги платили!.. Задержанный дернулся, но промолчал. - Теперь поговорим о твоих подельщиках. Тебе как лучше - рассказывать о них будешь - как выглядят, какого роста, приметы... - или писать? Кутайсов покрутил головой, посмотрел на оперативников, сжал руками виски. - Дайте бумагу, сам, все, что помню, напишу. Задержанного увели. Майор покрутил головой, прошелся по кабинету: - Что же получается? В городе работает хорошо организованная, вооруженная банда, а мы все эти списываем на залетных гастролеров? Стукнула дверь, через порог переступил высокий лейтенант. - Ну, что Бычков, много нашел у Кутайсова? - Одну сберкнижку с тремя тысячами рублей. - А что в доме? - Обычно, без признаков роскоши. Лейтенант подошел ближе, свет настольных ламп упал на его лицо. Все увидели огромную шишку на лбу и синяк под глазом. - Там парень какой-то приходил к Кутайсову. Я открыл дверь, но не успел и руки поднять, как он звезданул меня ногой по лбу и скрылся. Пока наши выскочили на улицу, там уже никого не было. - Соседи? - Ночь,- лейтенант опустил глаза,- никто ничего не видел... Ровно в десять утра в кабинете Чабанова зазвонил прямой телефон. - Машенька,- раздался голос Боляско,- я тут немного припозднился и не смог вчера сделать все, что ты просила, но к часу... - Вы ошиблись номером. Чабанов поднялся. Оставалось полчаса до только что назначенной встречи. Начальник службы безопасности прогуливался по пустынной стоянке такси. Увидев черную "волгу", он махнул рукой, прося подвезти. Чабанов проехал чуть дальше и, притормозив, высунулся в окно: - Тебе куда, парень? - Тут недалеко, к больнице. - Ладно, садись. Боляско сел на заднее сидение. - Всех живых вывезли. - Не говори загадками, времени нет. - Все девять семей вывезли. Младшего брата Шамбасова, который был ранен в банке и умер уже в машине, ребята похоронили в соседнем городе. - Шума не было? - Похоже все женщины знали, что их мужья работают на кого-то. Собирались быстро, уехали нормально. Мои ребята узнали, что опознан водитель одной из машин. Мы не успели - его взяли.- Боляско на мгновенье смешался. Леонид Федорович поднял глаза на зеркальце заднего обзора. Сергей опустил голову и тихо проговорил: - Когда мы пришли к нему, дверь открыл милиционер. Ушли спокойно. Но я вот думаю, может, надо было положить их там и ту семью тоже вытащить? - Зачем? Ты все сделал правильно. Нам лишний шум не нужен. Шофер ничего не знает, жена тем более. Можно было бы и боевиков не вывозить. Но взят руководитель пятерки и я не хотел, чтобы, если он заговорит, они устроили показательный процесс. Пусть все знают, что мы своих людей в беде не бросаем. Есть новости? - Виктор Пересыпкин сидит в одиночке следственного изолятора. Второй этаж, угловая камера, окна во двор. Это к делу отношения не имеет, но мы с ним в школьной команде в футбол играли. Чабанов всем телом повернулся к Боляско. - Он тебя знает? - Почти двадцать лет прошло, наверное, уже забыл. Да и я не знал, что он у нас. - Вот видишь, мы правильно сделали, что вывезли людей. - После банка из его ребят осталось лишь двое. - Свяжись с ним, передай, что не забыт, что семья в безопасности, что деньги идут двойные и при первой же реальной возможности освободим. Пусть потянет время, сколько может. - Если надо, то мы его сегодня же можем вытащить. - Пока не надо, это сделаем потом, без лишнего шума. Все. Чабанов высадил своего пассажира около больницы и поехал на работу. Войдя в кабинет, он попросил секретаршу пригласить на двенадцать своего заместителя по режиму. Когда Беспалов вошел, Леонид Федорович был погружен в глубокое раздумье и что-то чертил на бумаге. Чабанов молча кивнул ему и протянул руку, приглашая к журнальному столику, стоящему у окна. Сели. Хозяин включил приемник и в кабинет полилась негромкая музыка. Леонид Федорович прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. - Акция не удалась. - Знаю. - Что можете предложить? Осталось два дня, Москва ждать не будет. - Три миллиона можно было взять только в банке. - Его-то теперь охраняют, дай боже.- Чабанов резко встал, прошелся по кабинету, достал из шкафа бутылку коньяка и блюдце с нарезанным лимоном. Молча вернулся к столу, плеснул в рюмки и броском опрокинул в рот свою. - Нужна наличность или можно?.. - Только совзнаки. - Может цеховиков тряхнуть? - Беспалов, прищурившись, в упор смотрел на Чабанова. - Начнут нервничать, глупостей наделают, а наш город сейчас, как на лабораторном столе под микроскопом. - Ну, не тряхнуть, я не так выразился, взять в счет будущих платежей. - Хорошо, миллион за день мы у них взять можем, а где найти два других? - Какое сегодня число? - Двадцать второе. - Тогда стоит остановить приисковую машину. Завтра на рудники повезут заработную плату. - Да,- Леонид Федорович махнул рукой,- сколько там может быть: тысяч двести - триста? - Не скажите, в обычные месяцы больше миллиона набегает, а сейчас - конец сезона, квартала... Вполне может быть два миллиона, если не больше. Хозяин кабинета внимательно смотрел а глаза Константину Васильевичу. За годы совместной работы он успел оценить трезвый ум и тонкий расчет бывшего капитана милиции и безогроворочно доверял ему. Беспалов был единственым из всего "мозгового центра", кто знал об Организации достаточно много. Кроме того, Чабанов считал его своим другом, ближе которого у него никого не было. Они не признавались друг другу в уважении и не ходили в гости семьями, но это было что-то такое, что может связывать двух мужчин, занятых одним делом, верящих в одни идеалы. - Хорошо, пусть будет по вашему. Сколько вам надо на разработку операции? - Часа два, только мне нужна подробная карта местности. И прошу выяснить - во сколько, на каком транспорте и с какой охраной поедет кассир. - Договорились. На следующий день приисковый "ГАЗ-66", в котором кассир и четыре человека охраны везли мешки с деньгами, был в упор изрешечен пулеметными очередями. Милиция, приехавшая на место происшествия через несколько часов, нашла лишь кучку стреляных автоматных гильз и два окурка от "ВТ". Местность была пустынной, а опросы водителей попутных машин ничего не дали. Получалось так, что сразу после прохода автомобиля с деньгами, кто-то пустил все движение в обход, перекрыв дорогу знаком запрета - "Идут взрывные работы". Но никто не видел ни того, кто устанавливал знак, ни того, кто его снимал. Уголовный розыск перекрыл все вокзалы, рестораны, провел рейды по всем злачным местам города, но миллиона десятисот тысяч рублей, бывших в машине, не нашли. Через день в город прилетел заведующий отделом оргпартработы крайкома партии. После трех часов громового разноса первый секретарь обкома был снят с работы и отправлен на пенсию. На его место тут же был избран нынешний первый секретарь горкома партии Моршанский, только три месяца назад назначенный на эту должность и в силу этого, почти не обвиненный в происшедшем.Это была негаданная, но очередная победа Организации. Г Л А В А 8. Петька был четвертым сыном токаря Станислава Моршанского, которого знал весь город. В первые дни войны Станислав довел свою дневную выработку до двухсот процентов. И целый год, до самого сорок второго, горком партии не разрешал вонкомату призвать Моршанского в армию. Дело дошло до того, что сам токарь пригрозил побегом на фронт. Тогда партийная организация города устроила ему торжественые проводы, а секретарь еще долго на всех собраниях вспоминал добрым словом рабочего Моршанского. После победы Станислав не только вернулся домой целым и невредимым, но и через день встал к своему станку и, как прежде, выдал двести процентов дневной нормы. - Всю войну видел, как стружка у резца въется,- смущенно проговорил он, когда товарищи по депо вынесли его из цеха на руках. Но только они поставили его на землю, как мастер снова вернулся к станку. Неделю все ходили смотреть, как Моршанский работает, потом привыкли. Поэтому никто не удивился тому, что скоро рядом с боевыми наградами на его груди появился и орден "Трудового Красного Знамени". Старшие сыновья пошли по стопам отца. Только Петька, последыш, родившийся в сорок восьмом году, всегда крутил носом, проходя мимо спецовок отца и братьев. Он хорошо учился в школе, был активным общественником. Все годы Петин портрет красовался на Доске почета школы. Но старший Моршанский нет-нет, а говаривал, что Петьке не книжки читать надо, а к работе приучаться. Младшего всегда защищали старшие братья. - И че ты, бать, вяжешься к Петьке,- обычно говорил кто-то из них,- не всем же суппорт по станине гонять. Пусть и в нашем роду будет ученый человек. - А я что по-вашему,- злился отец,- раздолбай какой-нибудь? Ко мне каждый день приходят ученые, чтобы я им деталюшку какую похитрее выточил, а я вот к ним не ходил ни разу. Тогда в спор вступала мать и все стихало. Моршанский нежно любивший свою жену, никогда с ней не спорил. - Ну разве матери сделает что-нибудь добренькое, это ваш умник,- успокаивался он, перелистывая дневник младшего сына.-Хоть бы двойку когда принес, все разнообразие, а то стыдно расписываться - кругом молодец. Но, когда после окончания школы, Петя решил сразу поступать в институт, отец воспротивился и впервые не послушал жену. - Пусть сначала в армии послужит, хоть жизнь чуток увидит. А то, глядишь, станет инженером, а за спиной кроме школы, да материнского подола, ничего нет. Петька к тому времени уже чувствовал себя твердо и не послушался бы отца, но в тот день их интересы впервые совпали. Утром юноша поссорился со своей девушкой и, чтобы досадить ей, решил отказаться от задуманного совместного поступления в институт. Отгуляли проводы и призывник Моршанский отбыл к месту своей службы. На выезде из военкомата Петя увидел свою одноклассницу, из-за которой сейчас уезжал из родного города. Она стояла с увядшим букетиком цветов и потерянным взглядом провожала проходившие мимо автобусы. - Стой! - Не своим голосом закричал Петька и бросился вперед. Водитель резко затормозил и открыл дверь. Моршанский, спотыкаясь через чемоданы и вещевые мешки, пробежал к выходу и выпрыгнул наружу. Девушка стояла с другой стороны автобуса и не сразу увидела его. - Я-я-я,- он не находил слов, но ему было так больно, что на глаза навернулись слезы. - Петенька, милый,- ее мокрый нос ткнулся в его щеку. Раздался громой хохот и десятки голосов закричали на разный манер: - Тащи ее сюда, мы тоже хотим... - Жми девицу, пока есть время... - Хоть оближи ее напоследок, лопух... Лида резко отшатнулась, потом ткнула ему в руки букетик. - Я буду ждать тебя, дурак. - Эй, теленок, тебя ждет вся колонна,- раздался голос сопровождающего офицера,- марш на место. Петя, оглушенный встречей и криками товарищей, махнул рукой и побежал назад. Автобус тронулся и поехал дальше, но юноша ничего не видел. Только у самого вокзала Петя пришел в себя. Он смущенно огляделся, выбрал из букета целый цветок и осторожно положил его между страниц записной книжки. - Ты бы лучше ее фотографию с собой взял,- зашептал сосед,- что цветок - через неделю рассыплется, а снимок на всю жизнь останется. Он полез в карман и достал маленький квадратик фотобумаги, на котором едва проступали черты девичьего лица. - Сам снимал. Ну, как? - Красивая. - Твоя тоже ничего, особенно ножки. - Заткнись,- Пете стало стыдно того, что он даже не поцеловал Лиду. "Вот бы они сейчас все мне завидовали,- думал он,- а так и не смотрят." Автобус свернул в какие-то переулки и запрыгал на ухабах грунтовой дороги, потом стал. Около длинного эшелона спальных вагонов бродили сотни молодых людей. Не успел Петя, выйдя из машины, осмотреться, как от вагонов скомандовали: - Становись! Сержанты стали криком и матом сгонять призывников в какое-то подобие шеренг. С правого фланга донеслось: - Равняйсь, смирно! Шум медленно стих. Моршанский увидел двух сержантов и офицера, которые подошли к их шеренге. - Вещевые мешки и чемоданы положить перед собой,- резко выкрикнул офицер,- и всем сделать шаг назад. Петя недоуменно покрутил головой. Стоявший рядом парень бросил свою сумку на землю и отошел назад. Моршанский сделал тоже самое. - Шмон будет,- сосед сумрачно выругался и сплюнул. - Обыск?! А они имеют право? Моршанский не услышал ответа. Перед ним возник сержант. - Твои шмотки? Петя кивнул. - Наркотики, спиртное есть? - Да вы что?