он не совсем пророк. Но и не совсем кот.
     -- Да ну?
     --  То есть, это  вообще  выходит за рамки кота. Он как бы  обживает...
скорее даже захватывает пространство.  В Интернете вообще в  последнее время
происходят странные вещи... Ты вот тоже сидишь много в Сети, да?
     -- Да, но так,  по работе... Еще -- на  анекдотах  там, на всяких чатах
таких... гы... Да и не много на самом деле. Работа мешает.
     Давид все тот же. Но что-то изменилось.  Внешне попристойнее  стал, это
да. Но  никакого  внутреннего дрейфа в  эту  же  сторону.  Словно он  учится
притворяться нормальным. И делает успехи.
     -- ... Так вот, Кинолог... я даже не знаю как тебе  это объяснить... Ты
вообще веришь,  что в мире  постоянно происходит борьба добра  со злом? Если
примитивно формулировать.
     --  Какая, нафиг, борьба?  Это не  борьба, это  любовные объятия. Добро
порождает зло, зло порождает добро. Не борются они, а совокупляются.
     -- Нет. Мне так не кажется.
     -- А  что тебе  кажется? Ты это, как ребенок, который  проснулся ночью,
увидел, как родители ебутся, и в крик: "Папа, не бей маму!" Гы!
     Вырубил я его. Задумался Давид. Ща еще "Абсолют" наслоим, для прочистки
мозгов,  и забудем об охоте на котов  с привлечением высоких  технологий.  И
пока Ларка не причалила, поговорим о чем-нибудь подобающем... пусть хоть про
Белку расскажет, что ли. Как она Линев сперматозоид вынашивает... А, у  него
же у самого беременная женщина. Во, поэтому он и выглядит попристойнее.
     -- Ты все еще с Леей?
     -- Конечно. Она же... Ты что, забыл?!
     -- Почему сразу -- забыл? Но мало ли... В нашем возрасте склероз, слава
бо, встречается реже, чем прыжки в сторону, гы. Так мальчик, или наоборот?
     -- Да никак не разберутся... Но это неважно. Не сбивай с  мысли. Хотя и
моя  позиция   пока   тоже   не  так  важна.  Я  вот   что   имел   в  виду.
Самоорганизуемость добра и зла. Разные типы хаоса могут отличаться скоростью
самоорганизации, и у зла она выше.
     -- Это потому, что говно слипается.
     -- Ну, это тоже  неважно. Главное, что ты сразу понял о чем я, что  оно
есть и его много.
     -- Даже слишком.
     -- Вот.  Но это  не самое страшное.  А самое страшное то, что оно имеет
одну единственную цель.
     -- Одну, но пламенную страсть?
     -- Да.  Оно желает  организоваться.  Обрести структуру.  Это нормальное
желание любого нормального хаоса. Особенно, если он говно... В нашем случае,
скорее, "духовное говно".
     -- Завидую я тебе.
     -- Мне?!
     --  Это ж сколько  надо  свободного  времени,  чтобы  все это...  гы...
структурировать.  И  желание  это  время  так  тратить.  Че  замолчал?  Чего
уставился? Абыдна? Не, это я так, от зависти. Эх, Давидка, как же мне нахрен
все остопиздело, особенно...
     -- Подожди, Боря. Только пожалуйста, серьезно, без этих твоих... Почему
ты сказал "структурировать"?
     -- Я? Когда?
     --  Только  что. Когда мы говорили  про "духовное  говно".  Ты  как  бы
споткнулся,  перед тем  как  произнести  это  слово,  а  потом все-таки  его
произнес.
     Ну  е-ооооо...  Уже  и водяра  его не  берет.  А раньше  огненная  вода
подтягивала его почти до нормы. Или наоборот. Надо это пресечь:
     -- А дальше, гражданин начальник, я буду с тобой разговаривать только в
присутствии своего психоаналитика.
     -- То есть, ты не можешь это объяснить?
     -- Неа. Давид, дорогой, кончай.
     --  Что?  Дорогой? Почему  ты сказал  "дорогой"? Раньше ты  меня так не
называл.
     Аха. Подъезжаем. Следующая станция "Белые столбы".
     --  Раньше и ты мне  таких  вопросов не задавал. Лингвистических. Давай
перейдем от темы употребления слов к употреблению спиртного, а? Лехаим!
     -- Лехаим,  да... Но  понимаешь, Боря, я ведь не просто так  спрашиваю.
Кот захватывает пространство. Вот  смотри... я  никогда не  слышал  от  тебя
слова  "структурировать". А несколько  дней назад этот Кот  неожиданно  стал
ведущим "Анти-Тенет". И сразу же там появилась... ну как  это  называется...
не  лозунг,  не  эпиграф,  а типа девиза,  ну  как  в  "Правде", помнишь  --
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь".
     -- Слоган.
     --  Может  быть.  Так  вот.  Кот  пришел,  и  тут же  в  "Анти-Тенетах"
появляется надпись "Структурируем литературное пространство".
     -- В каких, нафиг, "Анти-Тенетах"? Что это еще за говно?
     -- Подожди...  Я не слишком в этом разбираюсь,  но "Анти-Тенета" -- это
один из самых уважаемых литературных  сайтов. И вдруг,  Коту, который в Сети
всего ничего, дают его вести.
     -- Кто дает?
     --  Неважно.  Ну, есть такой  -- Делицын,  Ленька-тамагучи, легендарная
личность на Сети.  Он  не должен был доверять  такой сайт первому встречному
Коту. Теперь... ты меня вдруг, впервые за все годы, назвал "дорогой".
     -- Ты меня пугаешь, гы... Эта, я, чур, ничего такого в виду не имел.
     -- Да-да, так вот. У этого  Кота слово "дорогой"  -- это слово-паразит.
Оно у него чаще, чем у тебя "сука" и "гы", вместе взятые.
     -- Гы.
     -- И вот смотри. Я прихожу к тебе, чтобы ты спрограммировал мне ловушку
для Кота. Ты отказываешься. И тут же начинаешь употреблять нехарактерные для
тебя  слова,  но  сопутствующие Коту. То  есть, явно  попадаешь  в  зону его
влияния. Это тебе не кажется странным... если не страшным?
     М-да...
     -- Ты прав, дорогой. Надо выпить для храбрости. Что может быть страшнее
черного кота?
     -- Этот рыжий.
     -- Он что, тебе являлся?
     Он  должен или  засмеяться,  или  обозлиться.  А то эта  проникновенная
скорбная морда скоро сагитирует меня в свою секту.
     --  Боря, ты же профессионал.  Ты не можешь  не  понимать, что  лучшего
места  для  структуризации  "духовного говна",  чем Интернет  --  просто  не
существует.
     --  Давид...  Я  тобой  горжусь.  Ты  просто настоящий  пророк.  Так  и
представляю,  как ты,  весь  в  белом,  являешься на какой-нибудь  чат...  и
обличаешь... и проповедуешь... и изгоняешь из Интернета затаившееся зло. Гы.
А над головой у тебя лимб...
     -- Что?! Лимб?! Почему...
     -- Нет, только не спрашивай почему я сказал "лимб"! Только не это!
     -- А что тут спрашивать. Я и так понял. Ты тоже за ним следишь!
     Аха, конечно. Мне  за  собственной  женой следить  некогда. С кем  она,
сука, в бассейне плещется.
     -- Слежу? За кем же это?!
     -- Ну... не следишь, конечно...  не обижайся. Это  я слежу. А ты так...
наблюдаешь. Да?
     -- За котом, да? Я, то есть, за котом слежу или "так, наблюдаю"?!
     -- Странно ты как-то это воспринимаешь. Ну, не наблюдаешь, ладно. Ты же
у нас вообще про него  не  знаешь, да. Все, проехали. Хотя что его приняли в
"Лимб" ты знал  и проговорился. Ведь я  тебе этого  не говорил. Разве нет? А
ты, после того, как мы заговорили о Коте, вместо "нимб" сказал "лимб"!
     -- Эээ... Нууу...  Приняли, значит,  в  "Лимб"... Это,  я  так понимаю,
большое достижение? Это даже круче  этих... "Анти-Тенет",  да?  Давай за это
хряпнем... Ну  вот... А  как  принимают  в  "Лимб", кстати? Это  что-то типа
масонской ложи, что-то закрытое и сакральное?
     -- Честно не  знал? Потрясающе... За четверть  часа  Кот трижды  макнул
тебя  в свой  лингвистический  пласт! А "Лимб" это  не  круче  "Анти-Тенет".
Потому  что в "Анти-Тенетах"  ведущий один, а  в  "Лимбе" -- две-три  дюжины
членов, но  это  лучшие  поэты Интернета,  во  всяком  случае,  они сами так
считают.
     -- Давид, ты стихи, что ли, начал писать?
     Хихикает наконец-то. А что в этом-то смешного?
     --  Нет,  конечно.  Скорее,   начал  читать.  На  моих  глазах  в  этот
поэтический клуб не  приняли нескольких настоящих  поэтов,  на мой вкус даже
хороших. А  Кот только появился, и его  сразу приняли. Как будто, знаешь, он
играл на волшебной дудочке, а все остальные...
     -- Крысы?
     -- Вообще-то я имел  в виду  змей.  Кобр.  Но неважно.  Он их как будто
заворожил...
     Надо перестать зевать. Шит,  когда  ж я высплюсь, как человек?  Бегаешь
вот  так же, просто как мусорный кот  какой-то... а жизнь меж  тем сходит на
говно...  на духовное. Правильно психиатрам платят  надбавки  за  вредность.
Вредно это.
     -- Давид!
     -- Что?
     -- Давай  по последней. Или по предпоследней. Как получится. А потом ты
мне кота покажешь. Покажешь?
     -- Ты же пьяный.
     -- Ну и что?
     -- Ну... вообще-то опасно. Да и Лариса еще не вернулась.
     -- Не, вот как  раз Ларчику мы показывать кота  не будем. А  зачем тебе
Ларка?
     --  Так  я  же сегодня  без  машины,  Лее  отдал. Лея  права,  наконец,
получила, знаешь?  А твоя машина у  Ларисы. Нет, надо ждать, а  то пешком --
это слишком далеко. На автобусе -- с пересадкой.
     --  Мы  куда-то должны ехать?! Зачем?!  Я  тебя  в  Сеть звал пойти  --
позырить на твоего кота. Вон, к компу моему. А ты куда собрался нас везти?
     Давид  кивает, разливает,  вздыхает.  Вот  вроде  и  пауза,  а какая-то
беспокойная.  Есть ощущение бешеной внутренней Давидовой активности.  Гонит,
держит, смотрит, видит... дышит, слышит, ненавидит...
     --  Да это я спьяну решил, что ты  не читать Кота  хочешь, а желаешь на
него посмотреть.
     -- Чего?
     -- Видишь ли, Боря... Этот Кот... ты не думай, я и сам понимаю, как это
звучит... чудовищно. Но это реальный кот. Живой. Рыжий. С именем и адресом.
     --      Пушистый      хоть?..      Про     адрес,     кстати,     верю.
Кот-"собака"-меил-точка-ру?
     --  Да ну тебя.  Нормальный... то есть, теперь уже не  нормальный рыжий
наглый кот. Живет в Бейт а-Кереме, у ©, ты их ведь помнишь? Но тут одна вещь
случилась... не заставляй меня об этом рассказывать, потому что это выглядит
полным  идиотизмом...  В общем, произошло нечто,  после чего Кот изменился и
теперь творит в Интернете странные вещи.
     Все. Надоело. Надо его передернуть, как колоду. Или как затвор. Резко и
без альтернативы:
     -- Уговорил. Лезем в Сеть. Че зря  трендеть. Подергаем твоего  кота  за
усы.
     Хоть к  компу переползли,  все  повеселее. Собственно, у  компа и  пить
правильнее. Типа у  окна. Давид  сразу обо мне  забыл.  Скрюченными пальцами
левой по клаве скребет, правой в мышку вцепился... сам как кот...
     -- Смотри, Кинолог, как мы вовремя. Он как раз новый стих запостил.
     Смотрю. Болотный фон. Стишок. Реплики. Никаких котов.
     -- Кажется, твоего  кота это болото уже засосало. Где тут  кот? У тебя,
Давид, виртуальные глюки, гы!
     --  Ничего  не засосало. Вот же, видишь? Аллерген написано. Это его так
зовут.
     -- А че это его так зовут странно? Не, не кошачье это имя. Медицинское.
     -- Это его так © почему-то назвали.
     -- То есть, так зовут кота ©? Рыжего?
     -- Ну да.
     -- И  © подключены к Интернету? Тогда  это даже  не интересно ни  разу.
Вместо  того,   чтобы  меня   грузить  программой,  попроси  своих   писюков
дублировать тебе "мылом" кошачьи реплики. Делов-то!
     Аха, этот Давидов взгляд мы проходили. Это означает "сам дурак".
     --  Ты что,  Кинолог,  совсем меня идиотом считаешь? Я тоже сначала так
подумал. Но это не ©.
     -- Аха, конечно. Это они тебе сами так сказали?
     -- Да, только я им сначала не поверил и даже приобиделся.
     -- И что же тебя заставило им потом поверить?
     --  Да  многое.  Проводил  эксперименты.  Ставил  ловушки.  Перекрестно
допрашивал... Да ты сам почитай -- увидишь.
     Читаю:

     <i>Пушистые кошки живут в богатом районе.
     А лучшие кошки живут на весеннем пляже.
     Пушистой -- я почитаю с надрывом Вийона,
     а с лучшей -- мы у нагретого моря ляжем.
     Сотней кошачьих глаз за нами следят отели.
     Миллионами глаз с неба -- кошачьи души.
     Нам хорошо на этой песчаной постели.
     Возьми мое сердце и съешь мою порцию "суши".
     Рыжая кошка -- огонь, пепелище. Шрамы
     картой дорог на теле твоем, морячка.
     В этом я, мальчик, вижу источник шарма.
     А для поэта в этом -- хмельная качка.
     Мы отряхнемся, может быть чуть брезгливо.
     И разбежимся, может быть чуть поспешно.
     Серые волны тушат огни Тель-Авива.
     Звездная пыль оседает на город грешный.</i>

     А че, цепляет.
     -- Ну что скажешь, Кинолог?
     -- Когтисто пишет, не спорю. Бабник писал.
     -- Вот видишь. А у © стихи пишет только Анат. И  не такие, а в основном
непонятные,  переживания там,  осень,  смерть...  А Макс стихов не пишет.  И
вообще, он не бабник.
     -- Ты, конечно, разбираешься, аха!
     -- Конечно.  Потому что  © все  время  ходят парой.  У  них  глобальный
контроль друг над другом.
     -- Бля-а-а, это ж удавиться можно!
     -- Ну они же соавторы.
     --  Аха...  ну  да... извращенцы.  А этот  твой Аллерген,  он  только в
столбик и в рифму, или еще и разговоры разговаривает?
     -- Он очень общительный. Иногда целые трактаты пишет. Подожди, вот, как
раз вчера... где же это было... да вот, в "Курилке" ЛИТО. Вот!
     Ну нет, ни хрена. Это  я  читать не  буду! Да тут три экрана пиздежа...
Не,  не пиздежа, а хуже. Нечто наукоподобное, с заголовком.  "Трактат о роли
IQ в литературе". Гы.
     -- Давид, давай ты перескажешь вкратце. Ломает читать.
     -- Нельзя. Давай я тебя  лучше  в тему введу. "Курилка" -- это гестбука
ЛИТО имени Стерна.
     -- А кто это -- Стерн?
     -- Не знаю. Это не важно, это как имени  Маяковского или Пушкина. А Кот
у нас -- член Лимба, это ты должен был запомнить. И они, эти два сообщества,
друг друга не любят. Поэтому Кот пришел в ЛИТО -- специально, показаковать.
     -- Ну че, нормальный Кот. Сеть -- как Сечь, гы.
     Опять  я че-то не то...  Давид опять зырит, а это теперь верный признак
моего тайного, типа, знания.
     -- Ну, что на этот раз,  Давид? "Сеть -- как  Сечь" --  это Кот сказал,
да?
     -- Не  совсем. Но  очень  похоже.  Он,  знаешь,  недавно  написал,  что
сетераторы -- это литературное казачество.
     -- Типа компы оседлали?
     --  Нет,  Кот имел  в  виду, что сетераторы,  как казаки, выломились из
социальной  иерархии  и  постепенно,  пользуясь большей,  чем прочие  авторы
свободой, из  маргинальной  группы переросли  в  плотное  сообщество  уже  с
собственной иерархией и субкультурой.
     -- Блин, да ты сам виноват!  Ты сам все  провоцируешь.  Смотри, как оно
все  получается  -- ты  сказал слово "показаковать". Я, ясен  пень,  тут  же
сгенерил про "Сечь". Усек?
     А несбиваемый Давид отмахивается и продолжает:
     -- Да-да,  оставим.  Так вот,  там в ЛИТО  есть один член  из Ирландии,
который слово "который" сокращает до "кот."  А Аллерген  к этому прицепился.
Ну и этот сетератор, у него ник -- Автор,  отбиваясь от  Кота, заявил, что у
него высокий IQ. У Автора, а не у Кота.
     -- О, так это должно  быть весело! Че народ, стебется по полной?  А где
это?
     --  Это  было  позавчера, ушло  в архив,  неважно. А  вот  этот трактат
Аллерген  написал  уже по  следам. Ты читай, я пока  твой знаменитый  сортир
проинспектирую.
     Аха,  щас  я  все  это буду  читать.  Разборку бы еще  туда-сюда. Пихаю
"мышкой" текст подальше и утыкаюсь в середину:
     <i>Мне, дорогому, всегда была интересна роль IQ в литературном творчестве.
Понятно, что не мешает. Но насколько помогает? И я счастлив, Автор, дорогой,
что нашел в тебе лабораторную мышку, дорогую! Не так просто найти человека с
дорогим и высоким IQ и с полным отсутствием чувства стиля,  юмора  и т. д. и
т. п.,  при этом  прилагающего значительные, длительные  и дорогие усилия по
написанию  худла, дорогого. Это называется  чистый  эксперимент. Уже  сейчас
берусь утверждать,  что в чисто литературных жанрах, дорогих, а также в лит.
критике,  дорогой,  IQ  годится разве что -- запутать окружающих, дорогих. А
вот в квазилитературных жанрах -- детектив, жен. роман, научная фантастика и
т.  д.  ловить есть  что.  Шедевров не создашь, суконный  язык, дорогой, все
равно корябает, но добротный серый уровень, дорогой, вполне достижим...</i>
     Во,  и  Давид как раз. Быстро в конец текста и  принять умный вид, типа
все  прочитал,  законспектировал,  впечатлен и обдумываю.  А лучше,  чтоб не
врать, встретить упреждающим контрвопросом:
     --  Че хотел спросить.  Давид,  а  чего  этот  Кот все  время "дорогой"
говорит? Или это у всех сетерастов, как ты их назвал, так принято, гы?
     -- Кинолог! Я их так не называл!
     -- А как ты их называл?
     -- Нормально я их называл. Нейтрально. Сетераторы. Сетерастов -- это не
ты придумал, не делай вид. Расхожая обзывалка.
     -- Ну, и почему, скажем, Макс не мог написать эту хрень про ай-кью?
     Давид мудро усмехается:
     -- Написать-то он  мог.  Но только  для наездов  выбрал  бы кого-нибудь
другого.
     -- Чего это? А этот чем плох?
     -- Наоборот, слишком хорош. Макс таким симпатизирует. Для наездов он бы
выбрал какого-нибудь  гуманитария. С физиками он  ощущает сродство,  что ли.
Что-то  вроде  братства.  Тем более,  если  такой технарь еще и  литературой
увлекается и  даже сам пишет.  Нет, не он  это... Кинолог, ты  помогать  мне
намерен? Если нет -- скажи нет. Ты умеешь говорить "нет"?
     И это Давид меня об этом спрашивает? Гы!
     -- А ты?
     -- А я вот научился.
     -- У Кота, гы?
     -- В том числе. Так мне на тебя рассчитывать?
     Че  это за агрессивная вербовка в полк  виртуальных ассенизаторов. Щас.
Надо  эту его навязчивую мыслю заострить, обстругать и довести до очевидного
идиотизма:
     -- Иесс, сэр! Что прикажете делать? Чем я могу помочь человечеству?
     -- Издеваешься...
     Во, пробивает!
     --  Издеваюсь,  да. А  что? Должен был  записаться  добровольцем в твою
виртуальную армию? "Тятя, тятя, наши сети притащили пиздеца..."
     О, точно! Давид  все ж таки меняется  не только внешне. Он  и внутренне
подтянулся.  Наверное, потому что  мундир этой  фальшивой нормы  ему мал.  И
ремень перезатянут.  Стержень  конечно выпрямляется, но  и  кровь  к  мозгам
приливает. Как бы его апоплексический удар не хватил, от служебного рвения.
     -- И вообще, Давид, я  че-то не понял, этот Кот, он за  красных или  за
белых?
     --  Кот ни за кого. Он сам за себя. И еще он против всех. Это пока все,
что я понял.
     -- Вот же сука! Ну тогда -- за твоего сукиного кота Аллергена!


        Белла

     Происходящее  во мне есть  следствие.  Но, кажется,  оно превратилось в
причину и ведет свое  разрушительное для меня и созидательное для себя дело.
Беременность моя мне чужда, хотя  я готова любить существо,  так  эгоистично
использующее меня в качестве донора. Я готова отдавать, конечно. Даже если я
не  готова,  то  это мой  долг. Но  оно не  нуждается в моей готовности. Оно
растет в уютной темноте,  беря себе  то,  что хочет и может взять. Я могу  к
этому относиться... Могу ли  я к этому относиться как  угодно?  Не могу.  Но
хочу.  Я  хочу все-таки  давать  себя по  собственному желанию, это  и  было
единственным моим условием существования  прежде, всю прежнюю мою жизнь,  на
этом я всегда настаивала в ссорах с  судьбой и этого я добилась ценой потерь
всего того, что  уже готова  была  любить. А  потом продала  выстраданное  и
выцарапанное  право --  за  зеленую чечевицу. И до сих  пор  не  считаю, что
сделала  неправильно.  "Правильно и противно" -- вот что  надо начертать  на
щите  и  прибить его над дверью  в эту толстостенную ячейку  каменного сейфа
Старого Города, где я живу "на  сохранении". Вынашивать ребенка за деньги --
это функция суррогатной матери. Но я же не суррогатная мать, я -- нормальная
мать, это отец суррогатный. Сюррогатный. Сюррогатый.
     Мне не стыдно. Это главное. Стыд мне вообще свойственен  избирательный,
скорее  бытовой, который тесно  связан  с  неловкостью по  поводу конкретных
ситуаций. Он связан со смешным положением  -- моим  или того, кто со мной. В
вопросах же  глобальной  морали  я  до сих  пор  руководствуюсь подслушанным
внутри себя. То,  что  органично  для  меня, то  морально.  Когда  возникает
великое ощущение правоты  и подминает  под себя все  остальное.  Но в данном
случае брезгливость выжила и  гримасничает, сидя в углу ванной, льет себе на
темечко  холодную  воду, размазывает  по  своей  тонко  вылепленной мордочке
водяной слой...


        Кинолог

     Чисто Давидовы закидоны -- поднести палец к звонку и тормознуть. Внешне
--  как будто  прикидывает  может  ли  долбануть  током. Или  его наконец-то
напрягли  сомнения,  будут  ли  писюки  рады  пьяным  нам.  Стоит  над  этим
задуматься,  так сразу  получается, что  не будут.  А пофиг. Поздно, во всех
смыслах.
     Открывает  муж.  Вроде,  рад.  Это   он   искренне,   или   так  хорошо
притворяется? Аха, вот оно что -- вчера сварганил на парадном балконе первую
в своей жизни сукку.
     --  Поздновато, вроде? --  только Давид  не имеет в  виду время  нашего
визита. Это  он режет правду-матку,  как простой солдат.  Хоть и не  верит в
устав: --  Сукка должна быть закончена до начала Суккота.  А  что  случилось
такого в этом году, что ты вообще решил ставить сукку, вот что интересно.
     Аха, жена:
     --  А у  нас  козырек над  балконом  обвалился.  Еще зимой.  Зима  была
дождливая.
     Молча появиться эти суки не могут. Обязательно  с репликой, обязательно
типа с нейтральной, но мужика приопускающей. О,  о, губки намазала... Шейка,
то, се...
     -- Ну да,--  Давид  демонстрирует  мудрое понимание,-- светский  район,
архитектура неприспособлена. Тут же балконы лесенками не строят, только друг
над другом, да?
     -- Не  строят...  А в  сукке  главное что?  В сукке  главное,  чтобы  в
просветах между  ветками  было видно  звездное  небо  над  нами со всеми его
выделениями,-- Макс уже вовсю лыбится. Точно, они тоже того, веселые.
     -- Аха, без этого не узреть остатки того самого внутри нас,-- въезжаю я
в разговор -- надо же как-то обозначить свое место.
     Анат  смотрит  с  такой  улыбочкой...  гы,  заценила.   Сейчас  реплику
запустит. Не, смолчала. Умная, сука, умеет и промолчать.
     -- Так что, совсем случайно? -- Давид разочарован.-- А я думал...
     Как  же,  нам  всем  страшно  интересно  что  он  думал.  Щас  подробно
расскажет.  Например, как он надеялся что  кот Аллерген явился ночью Максу и
рявкнул: "Стань суккостроителем, сука!" Гы.
     --  Да  мы  давно  хотели,--  Анат  все-таки   добрая   тетка  --  вон,
отрабатывает Давидово  разочарование.  Гы, она  не знает что мы вообще-то  в
гости не  к  ним, а к  Коту. А че,  нормальный Кот -- к нему приходят гости,
которых хозяева кормят,  поят и окучивают... А где же наш закусон, кстати? И
запить можно  бы. А мы вот так  вот  головой  повертим,  типа  что-то  стало
холодать, а умная хозяюшка это заметит...  в какой-то момент... Ну и бардак.
Это у  них  типа творческий беспорядок. Ларчик тут сучила  бы ножками... Ну,
книги -- ясное дело, я хоть и не профи, а у меня может и побольше... Картины
без  рам,  нитки из холстов торчат... Богема, бля. Ящик вина  под диваном --
"Вилаж", дешевка, все  равно кайфово... Комп  типа на обеденном столе, это в
салоне получается...  Вряд ли это только в Суккот, значит  всегда.  Жрут они
тогда где?  На  ковре,  что  ли?..  Писюки  явно живут, как  хотят.  Или как
придется, что  объективно  не то  же самое,  а субъективно очень  близко. По
черному  монитору плывет кровавая  надпись "Sachkuesh' bol'she  3 minut!"...
Типа  случайно,  задеваю  мышь...  Гы,  поймал!  Буковки  на болотном  фоне.
Выразительно  смотрю  на Давида, но  наш ловец котов  глядит в пространство.
Макс замечает непорядок и поспешно выключает комп. Даже  из Виндов не вышел.
Следы заметает. Гы.
     --  Интересно  ты по  сторонам зыркаешь,-- вдруг говорит  Анат. Следит,
значит.
     -- В смысле?
     -- Ничего плохого, я имею в виду выражение лица.  Такое ностальгическое
высокомерие.
     Почти точно.
     -- Пить будем в сукке,-- сообщает Макс.
     -- Как порядочные,-- киваю я.
     Дааа... У  мужика руки явно из жопы  растут... но  небо видно, таки да.
Все остальное  тоже видно.  Просто  "Ленин в Разливе". Не, совсем некошерный
шалаш...  Да  у  писюка  больше русской смекалки,  чем  понятия о  еврейской
традиции. В такой сукке, наверное, и сало жрать можно.
     -- Вот, видите? -- Макс явно гордится содеянным, как всякий  рукожопый.
Ждет комплиментов.  Ох,  щас Давид  его похвалит, бля буду.  Чтобы опередить
Давида, выпаливаю:
     -- Прогрессивная сукка!
     Но нет, Давид молчит. Он занят расследованием причин суккостроительства
в отдельно взятой квартире, его не собьешь:
     --  А, вот значит, как она выглядит... А  если давно хотели,  то почему
раньше не ставили?
     -- Судите каждого по обстоятельствам его...  Ну представь, третий этаж.
Ставить сукку на земле заведомо влом. Еще как-то обсуждали вариант с крышей,
но тоже... Слишком неудобно. Лезть туда  через люк,  с кастрюльками...  Да и
бутылку  на  этом  пути  можно  разбить. Если  не  первую, то  уж вторую  --
наверняка.
     -- А  с третьей и самому навернуться,--  поддерживаю я.  Типа,  помогаю
присутствующим гигантам духа опустить общение до моего уровня.
     Писюки    обозначают    вежливое   "хи",   но   так,   многозначительно
переглядываются,   что   ясно  --  это  не  "хи",   а  "фи".  Давид  смотрит
недоуменно...  скорее недовольно  -- мешаю,  типа, разбираться в мистических
причинах появления этого соломенного сортира на балконе. Ну и нахер я во все
это  играю? По причине трудного детства? Блядские социальные роли.  А нефиг.
Пусть их играют другие. А я лучше в конце автограф попрошу:
     -- А что вы сейчас пишете?
     О, приосанились. Очень хорошо.
     -- Роман пишем.
     --  Да-а? Как интересно! Это, наверное, непросто? А о  чем? О чем можно
сегодня писать роман? Чтобы не чувствовать себя идиотом?
     О, заморгали! Но и приободрились.
     -- Да трудно сформулировать... О кризисе среднего возраста во всем. И у
всех, включая цивилизацию.
     -- Я  бы сказал  --  о кризисе  людей среднего  возраста в  цивилизации
среднего возраста.
     -- Че, действие в Европе?
     Писюки  как-то  даже сконфузились. Переглядываются. Похоже, все поняли.
Интересно, кто у них выносит мусор? Аха, значит Макс:
     --  Действие происходит  в Иерусалиме. Но герои,  скорее, принадлежат к
европейской цивилизации.
     -- Вот как... Тогда дарю название. "Приключения пинты  молодой крови  в
венах старого карлика".
     А, зашевелились,  гады!  Как две  головы  на  одной  шее.  Возбудились.
Интересно, как они эротические сцены пишут? Если вообще пишут... а если нет,
то нахрен тогда  писать вдвоем? Надо было Давида спросить,  что  они  вообще
ваяют, он-то точно их читал.
     --  А при чем тут молодая кровь? -- не без раздражения спрашивает Анат.
Грудь у нее все же маловата, даже на возмущенном вдохе: -- Можешь объяснить?
     -- В Европе вроде зрелая цивилизация среднего возраста,--  подтявкивает
писюк.
     -- Если уж на то  пошло,-- перебивает Анат,-- молодой крови тут  вообще
нет. В этом может быть  и  самая наша проблема.  Мы на Ближнем Востоке,  как
старик на дискотеке.
     --  Ага,  праотец  Иаков,  возжелавший быть своим  среди окружающей его
дискотечной шпаны.
     Во,  разговорились. Хоть  на магнитофон  их  записывай.  Дурацкие мысли
вызывают дурацкие действия -- тут же замечаю на лавке диктофон. Он крутится,
как падла! Во  дают! Ну  настоящие писюки! Так пусть сами и поговорят.  Наше
дело -- спровоцировать:
     --  Тогда  корректно будет счесть,  что наша юность боевая  пришлась на
Первый Храм, так? Значится, Второй Храм, это когда нам уже надавали по жопе,
но еще  не  дали  по башке. Это уже молодость. А  весь средний возраст мы на
зоне  грелись. А  че мы еще могли  делать?  Враги сожгли родную хату,  мы  и
сидели в казенном доме,  у параши, гы. Приобретали духовный опыт. Шестерили,
дослуживались до хлеборезки, учились у политических, там, у выдающихся умов,
образовывались, так?
     -- Так, так! --  радуется непонятно чему  писюк и  разливает  по рюмкам
что-то  незнакомое.-- А  потом,  значит,  с  зоны  откинулись, сбрили  седую
щетину, подкрасили виски хной...
     -- Средством "Титаник",-- поправляю я.
     -- Да. И со справкой об освобождении...
     -- Справку ООН выдала,-- подсказываю.
     Анат согласно кивает. Если ей Давид про меня рассказывал, то этот образ
я разрушил -- это главное. Рассказывал или нет? Надо бы прощупать, гы.
     -- Короче, вот он приходит в старую родительскую квартиру...
     -- Кто это -- он?
     -- Он -- это мы, народ Израиля со справкой ООН об освобождении.
     -- Но без прописки.
     -- А-а... А я-то думала... И что, потом дискотека?
     -- Нет.  То есть, да. Но сначала  -- борьба за жилплощадь, потому что в
родительской  квартире --  общага  ПТУ. Выкидывает он какого-то ПТУ-шника  в
клетчатом платке из своей детской  в соседнюю комнату... Ну и тут все пацаны
хватаются кто за нож, кто за ремень с бляхой...
     -- Мухой.
     -- Чего?
     -- Или под мухой.
     -- Хорошо быть молодым, особенно в среднем возрасте...
     Давид  сидит на  табуретке  напряженно, как  на унитазе  -- видно,  что
мучается. Бля буду, думает о Коте. Наконец, он со вздохом сообщает:
     -- Да, мы все здорово набрались.
     Наступает пауза.  Каждый пытается  осознать, здорово  ли он набрался. И
лишь Давид явно судорожно  соображает, как бы понепринужденнее  спросить про
Кота, ради  которого, собственно, он меня сюда и притащил, на ночь глядя,  а
вернее не глядя.
     Давид  трезвеет прямо на глазах,  вертит головой,  осматривая  молчащих
всех. Затем вздыхает:
     -- А где... Кот? Что-то Аллергена не видно. Я  Кинологу обещал показать
этого зверя.
     -- Он  с Судного Дня  не  приходил,--  грустнеет Анат.-- Мы сначала  не
волновались,  потому  что  он  вообще-то  гулящий. А теперь вот волнуемся --
все-таки столько дней... Жалко если пропал. А он, кажется, пропал.
     --  Кто  ж в Судный  День  выпускает упитанное  животное в  оголодавшую
толпу? Нельзя вводить  в соблазн страждущего, гы,-- я стараюсь встретиться с
ней глазами. Но натыкаюсь на ироничный взгляд Макса. Да ну их нафиг.
     Давид, впавший на  несколько  секунд  в прострацию, вдруг  вскакивает и
путаясь в словах, как пьяный в штанах, спрашивает, обращаясь то к  Максу, то
к Анат:
     -- Пропал в Йом  Кипур? Вы уверены? А вы  искали? Где вы  искали? Когда
видели в последний раз? Как это было? Его могло что-то обидеть? Он был болен
или здоров?
     -- Не оставил ли он, уходя, записку? -- помогаю я прояснить ситуевину.
     Давид смотрит на меня укоризненно.  Я делаю успокаивающий жест ладонью,
типа -- будь спок, все под контролем. И добавляю:
     -- Или хотя бы е-мейл прислал?
     --  Хватит  трепаться,--  резко и  трезво  обрывает  Давид. Я затыкаюсь
больше  от изумления, чем от приказа. Ну е-о-о, что  с людьми  огненная вода
творит! Струк-ту-ри...зует...зирует.
     -- Иесс, сэр! -- разваливаюсь я на кресле.
     Но Давид мечет в меня,  как урка -- финку, короткий звериный взгляд. Да
ну  его  нахер,  щас  прибьет за  ухо  к косяку. Если  он  даже  Гришаню  не
пощадил...  Замечаю, что сижу выпрямившись, на краешке кресла и усилием воли
разваливаю себя в нем снова.
     А Давид командует, как генерал -- водиле:
     -- Я знаю где он! Поехали!
     Анат, наконец, промаргивается и успевает пискнуть в Давидову спину:
     -- Э! Ты знаешь где наш Кот?!
     Но Давид не удостаивает ее ответом. Меня взглядом тоже.  Он типа  занят
-- идет по следу. И не допускает, сука, даже возможности,  что я не спешу за
ним. Оборачивается он только у тачки. Аха,  когда  я  уже на говно  сошел от
злости.
     И чтобы вернуть себе хорошее настроение, я разворачиваюсь и чешу назад.
Не оборачиваясь. И так же, как до этого Давид, заношу перст над звонком. Что
я писюкам скажу?  Давид, кстати,  за  мной  пойти не  соизволил. Ниче, пусть
тачку поохраняет, служивый.
     Дверь снова открывает Макс.
     -- Извини,-- говорю,--  за беспокойство и за Давида. Но я ключи в сукке
оставил.
     Макс молча отходит в сторону. Иду на балкон. Ключи, ясен пень, у меня в
кармане  --  я,  даже  когда  в усмерть  ужираюсь,  их ни разу  не  теряю. А
диктофончик-то  все  пишет.  Чтобы  не уходить  с пустыми руками,  раз  уж я
сегодня такой принципиальный, забираю кассету.


        Давид

     Стою.  Жду. Ничего  не происходит.  Машина заперта.  Небо застегнуто на
пуговицу луны.
     -- И что ты там  забыл такое, что нельзя было  забрать в следующий раз?
-- бурчу я, глядя  на неторопливо приближающегося Кинолога. Когда паркуешься
так далеко, то хоть передвигайся побыстрее, что ли.
     --  Низзя,-- отрицательно качает он  пальцем,  на  котором  -- ключи от
машины. Да, действительно нельзя.
     -- Ладно,-- говорю я,-- давай к Белке.
     -- Логично, логично,-- отвечает Кинолог.-- Кот ее еще не трахал.
     -- Просто круг начал замыкаться,-- пытаюсь  объяснить ему, но скорее --
проговариваю вслух свои мысли.
     -- Думаешь, Белка его хакнула?
     --  Кого?  -- спрашиваю. И тут же  всплывает  у меня в памяти последняя
строфа из этого кошачьего стиха про Эсава и Якова.

     <i>А там, в шатре, умирал Ицхак --</i>
     <i>последний ослепший сфинкс.</i>
     <i>Свершился первый на свете хак.</i>
     <i>И мир с той поры завис.</i>

     -- Слушай,-- отвечаю,-- помнишь тогда, в Йом Кипур,  когда мы попросили
Гришу показать, где он нашел сфинкса... Он повел нас к Белле?
     -- Ну?
     -- Ну. Все вроде сходится, а  ухватить не  могу. Белка. Хак. Сфинкс.  А
вместе никак не вяжется.
     Кинолог пожимает плечами:
     -- Тю, делов-то! Белка -- это сфинкс. Выше пояса -- баба, ниже талии --
кошка, гы. И этот твой Аллерген -- аналогично. С зоологической  точки зрения
-- кот, с филологической -- поэт. Тот еще свинкс.
     Чтобы заткнуть Кинолога, я затыкаюсь сам.  Светофоры  дремлют,  прикрыв
красные и зеленые огоньки, и ночной  Город  подмигивает  оставшимися желтыми
кошачьими глазами,  делая нас участниками  какого-то странного  заговора.  В
районе Музея Израиля Кинолог вдруг оживает, бросает руль, машет руками:
     -- Чуть не забыл! Нас же пасли, как последних козлов!
     -- Кто пас?
     -- Кто обычно пасет? Суки!
     Он запихивает в магнитофон какую-то кассету. Отматывает. И я слышу свой
голос:
     -- <i>Я знаю где он! Поехали!</i>
     Шум. Затем растерянный голос Анат:
     -- <i>Э! Ты знаешь где наш Кот?!</i>
     Кинолог только что пузыри от радости и гордости не пускает:
     --  Ну, сечешь?  Писали  нас твои писюки! А  я  спер  кассету.  Так-то.
Контрразведка не дремлет!
     Хлопает входная дверь. Это когда мы ушли. И сразу же голос Макса:
     <i>--  Отличный метод  уходить из гостей, когда надоест. А  мы вечно сопли
жуем.</i>
     <i>-- Да у  них и  метод  прихода  в гости  неплох</i>,-- фыркает  Анат.--  <i>О,
смотри, антиоксиданты  остались...  Но какой типаж  матерый!  С  двенадцатой
стоянки, да?</i>
     -- Слышь? Заценила! -- кивает Кинолог.-- А что это у них за двенадцатая
стоянка?
     <i>--  Слишком  матерый,--</i>  отзывается  Макс,--  <i>нет  литературной правды.
Придется рафинировать.</i>
     <i>-- А когда мы козлов не пропускали через парикмахерскую?</i>
     -- Не,  ты понял  какие  суки?  --  потрясенно говорит  Кинолог и  даже
сбрасывает скорость.-- Это я, что ли, козел?.. О, а это уже про тебя!
     <i>-- ... сильно изменился.</i>
     --  <i>Сидел тусклый,  как  запотевшее  стекло.  Хотелось даже  ему на лбу
пальцем "Ы?" начертать.</i>
     <i>-- Как в партию вступил</i>.
     <i>-- Или после электрошока.</i>
     <i>-- Лоботомии.</i>
     <i>-- Да, как-то он сконцентрировался. Соскреб мысли со древа.</i>
     -- <i>И спрятал их в дупло  от посторонних.  Нефактурненько  получилось...
Тебе сколько? Лапы смочить?</i>
     <i>-- Да можно и глаза закапать... Вот мы, все-таки, гады.  Может,  у него
что-то случилось. Надо было порасспрашивать.</i>
     <i>-- Зачем? Ты что, придумать не можешь?</i>
     Случилось. Я  спьяну  принял  обет.  Меня  поймали, как  паршивую овцу,
пьянствующую в  Судный День и  поставили печать. Обет. Клеймо... Неужели это
так  заметно? А мне  казалось,  что  все произошло только внутри. Но  так не
бывает.
     Я по-прежнему задаю себе  вопросы.  И ищу  на них ответы. Но раньше, до
принятия  Обета,  я  позволял  себе  роскошь  монотонного  последовательного
приближения к  истине, а теперь удивительное  наслаждение сомнением покинуло
меня. Я, как продавец на бойком месте, торопливо швыряю аргументы на весы и,
даже не дождавшись, когда успокоится стрелка, обрываю нить рассуждений.
     -- Во дают! Слышь, Давид...
     Я вслушиваюсь в разговор ©.
     <i>--  ... можно и  не  дописывать.  Выпустить книжку  вообще  без  задней
обложки.</i>
     <i>-- И сообщить, что герои неожиданно погибли в теракте.</i>
     <i>-- И дико извиниться перед дорогими читателями... Не вскакивай!</i>
     <i>-- Этот  ход лучше для пьесы приберечь. Антракт.  Народ возвращается из
буфета. А занавес все не поднимается.</i>
     <i>--  Лучше  даже  загорается. И вон  на фоне пожара  выходит...  выходит
режиссер...</i>
     <i>-- Не вскакивай. Не режиссер, и не Толстый Карлсон. А пейсатый хасид.</i>
     <i>-- Почему хасид?</i>
     <i>-- В резиновых перчатках. И надпись "ЗАКА".</i>
     <i>-- Что за "зэка"?</i>
     <i>--  Да  не "зэка", а "ЗАКА". Это те, кто кусочки  плоти собирают  после
терактов. Чтобы похоронить.</i>
     <i>--</i> Ну какие суки! -- изумляется Кинолог.-- Ну  ничего, блядь,  святого!
Да, Давид? Это все писюки, что ли, такие?
     <i>-- Ну да, ну да. А зэка -- это  те, кто кусочки археологической плоти с
Храмовой Горы прибирают. Чтобы продать.</i>
     <i>-- Скажи это Лжедмитрию...</i>
     Я выключаю магнитофон и забираю кассету. Завтра же  верну ее ©. Если  я
угадал, то даже вместе с Котом. Интересно, кого они называют Лжедмитрием?


        Белла

     Нет причин выживать, если нет причин  жить.  Жизнь это такое  ощущение,
которое почти автономно. Нет смысла спрашивать  себя  ради чего,  это вообще
самое бессмысленное из  всего, что делаем постоянно. Ради кого  -- еще можно
спрашивать,  и даже  тихо,  про себя  можно себе отвечать, но это  все равно
чушь.   Просто   есть   несколько  причин,   поддерживающих  наше  понтонное
существование над Летой.
     Просто я  слишком  долго  убеждала  себя  в том, что  лучше, безопаснее
сгустить вокруг  себя  свободу, пропитать ее тягучим  медом своей  зрелости,
полуденным  зноем,  сцементировать хамсинной пылью  пустыни,  облить желтком
луны  в  середине  месяца,  пропитать  белком  выброшенной на  пляж  медузы,
остудить рассветным киселем... Я убедила себя.
     Я получила не только право на отчуждение,  но  и способность юркнуть  в
оболочку,  отгородиться  и  не   думать,  что  срастешься  с  родным,  а  он
оказывается чужим.
     Но тоска по несостоявшемуся не стала глуше. Но обида на судьбу не стала
меньше. Но обижаться на судьбу -- глупо, а на  себя -- еще противнее, чем не
обижаться. На себя можно злиться. И нужно. Но все время? Невозможно, нельзя.
С собой надо учиться сосуществовать.  Так же, как с чужим, чтобы стал своим.
А  я этому  не  научилась, нет.  Я  была  занята.  Я  создавала оболочку,  я
отгораживалась  от  боли,  отдалялась  от  сближения.  И  когда у  меня  все
получилось, я осталась наедине с довольно неприятным существом. Оно плакало.
Оно  выло.  Требовало  комплиментов,  утешений  и  шоколада.  Я  стала   его
приручать. У меня это плохо получается. У  него это тоже плохо получается, у
существа. Кроме того, мне плохо от  того, что меня, кажется,  все оставили в
покое. На это  я  уж  точно не  рассчитывала. Но  это  меня не остановило. Я
решила рассчитывать только  на  себя и тут же  предала свою решимость.  Ведь
рожать ребенка от неживого, это  как  запускать  руку в  черную  нору, чтобы
нашарить там... да  мало ли там что  может  быть,  в черноте... А  потом что
делать?.. Кормить буду сама, так  лучше  для ребенка. То, что  уже появилось
чувство обладания чем-то живым -- это да. Хорошо, что не надо будет ни с кем
делиться ребенком. Мы с ним будем  любить память  о Лине. И спасибо ему, что
не будет мешать.
     Стук.  В дверь. Стук  в дверь,  ночью,  когда  друзья  уже не приходят,
должен принадлежать врагам или  внезапным обстоятельствам...  Впрочем,  есть
еще Давид, живущий по каким-то своим, не 24-часовым суткам. Но он пользуется
звонком...
     -- Привет, Белка! Че так долго не открывала? Все костяшки отбил, блин.
     -- Я пока услышала -- со второго этажа, пока  спустилась.  Пока думала,
между  прочим,  открывать   или  нет...  Нормальные  люди  звонком,  кстати,
пользуются. А иногда даже предупреждают по телефону.
     -- Да мы хотели, но боялись разбудить.
     -- В смысле, если ты уже уснула... то чтобы хотя бы дольше  поспала. О,
мысль! Тебе надо интерком поставить, поняла?
     -- Ну вы и ужрались, мальчики. В честь чего?
     -- Мы?! Т-с-с-с... так положено. Мы... на охоте.
     -- На охоте?!
     -- Аха. На охоте.  На  пушного зверя... Не ссы,  не  на  белку. Сначала
Давид приперся ко мне, чтобы заказать капкан...
     -- Да хоть бы и на Белку. Мне теперь все равно. Я имя сменила.
     -- Хорошо хоть не пол, гы.
     -- Я теперь Рахель.
     Давид  тут  же  начал  медитировать  над новой  информацией.  А Кинолог
замахал руками:
     --  Не-не-не, даже не проси. Нехрен. Белка --  и  все. Пусть тебя зовут
Рахель,  Аминодавка, Пи с горы, а погоняло  у тебя будет -- Белка. Нечего на
старости лет... то есть, прости, конечно, но все один хрен -- нечего!
     --  А давайте хоть  сядем,-- прервала я впавшего в пафос Кинолога,--  я
кофе сварю. Какой капкан, кстати?
     Взгляд Кинолога сфокусировался  на мне, он расплылся в почти счастливой
улыбке:
     -- Вари, Белка, вари... Виртуальный капкан. Я отказал. И тогда мы пошли
по следу.
     Давид  первым зашел в  зал, скользнул  проверяющим, неожиданно  трезвым
взглядом по стенам, где раньше висели портреты, а теперь -- пейзажи,  сел на
диван.  И  стал уже  всерьез  озираться.  И  даже чуть  ли не принюхиваться.
Кинолог  же  развалился на подушках,  которые  я раскидала по  всему залу  в
ненормальном количестве. Они  напоминали  рассыпанные леденцы из  детства, и
очень  мне  нравились.  Кроме того, подушки пришлись  по вкусу Суккоту -- он
предпочитал дрыхнуть на них, а не на  диванах. Суккоту наше  шумное  трио не
понравилось -- он  проснулся  и,  потягиваясь, вышел из  угла,  из-за  своей
подушечной груды.  И уставился на Давида.  Хотя это еще вопрос,  кто на кого
уставился,  потому что  Давид  тоже  пожирал кота  прицеливающимся взглядом.
Вообще,  я  бы на  месте  Давида  поостереглась так  пялиться,  потому что в
природе  такой взгляд --  всегда  вызов. Да и на  месте кота, пожалуй,  тоже
поостереглась бы. Суккот начал тихо утробно выть.
     -- Вот это экземпляр!  -- оценил Кинолог.-- Ща Давиду в морду вцепится!
Спорнем?
     -- Откуда он здесь?! -- прокурорским тоном спросил Давид.
     -- Это Суккот. Иди к нам, Суккотик. Кис-кис-кис...
     -- Почему ты и его переименовала?!
     -- Кота?
     -- Кота.
     -- Этого?
     -- Этого.
     Кинолог, за спиной Давида, многообещающе ухмыльнулся и подмигнул:
     -- Действительно, подследственная... Рахель бат  Арье,  она же Изабелла
Львовна Мильштейн! Это  ж вам не ворованная  машина, чтобы перебивать номера
на двигателе... Это... Кот. Переименовывая  ворованное животное, вы наносите
ему душевную травму... что усугубляет. Неблаговидный поступок. А-я-яй!
     -- Заткнись,-- приказал Давид.-- Белла, я тебя очень прошу... Почему ты
изменила свое и его имя? А главное -- что тебя заставило украсть у © Кота?
     Ой, как неловко, если он прав. Нет, не может быть. Где я, а где ©.
     -- Так это что, Аллерген?
     -- Ты об этом  меня спрашиваешь? -- напряженно произнес Давид.-- Белка,
скажи мне, зачем ты все это  сделала? Ты же  не сама...  Тебя кто-то  на это
подбил, правда? Или даже что-то... Что-то должно же было тебя заставить...
     --  Не виноватая  я  -- он сам ко мне  пришел,-- я пыталась отшутиться,
хоть  и понимала, что с  Давидом  это бесполезно. Да  он, кажется, меня и не
слышал. Давид  был похож  на  котенка,  не  видящего ничего  в  мире,  кроме
болтающегося  перед его носом фантика. Хорошо, хоть Суккот оказался умнее и,
не  отводя  взгляда, перестал выть.  Но  и  не ушел, а  настороженно  застыл
посреди зала.
     -- Белла... Впрочем, знаешь что? Пусть будет. Да, пусть. Рахель...-- он
словно пробовал еще не остывшее имя на вкус,-- Рахель, только пожалуйста, не
ври, ладно? Если бы это было так, как ты говоришь, ты бы не знала его имени.
Почему ты хочешь от меня это скрыть? Это как-то связано с ребенком, да?
     -- Давид! Оставь хотя  бы ребенка в покое! -- меня просто взбесило, что
мой еще  не  успевший  родиться  ребенок вовлекается  в  Давидов театр.--  Я
слышала от ©, что у них завелся кот Аллерген. Они много о  нем рассказывали,
я запомнила кличку. Она запоминающаяся. Особенно для аллергиков.
     Давид плюхнулся обратно в кресло, наконец-то отвернулся от кота и сидел
весь в кусках:
     --  Так  это правда.  Он  сам. Круг замыкается, что ли.  Ну  Рахель  --
понятно,  это  из-за меня.  А  почему  ты назвала  Аллергена --  Суккот?  А,
понимаю, он приблудился в Суккот.
     Ну конечно.  Просто не Давид, а праотец Иаков.  Впрочем,  Иаков обладал
ими в обратном порядке --  сначала Леей, потом Рахелью. Вот  так сменишь имя
из-за завихрений то  ли судьбы, то ли мозгов,  и тут же  находится  тот, кто
себе этот подвиг присвоит. Ну и ладно, займемся котом:
     -- Суккот -- это сокращение от сукин кот.
     И тут Давид,  как кот, чуть  ли не в один прыжок перепрыгнул на диван и
вцепился в Кинолога. Или не вцепился? Глазами-то он в  него  вцепился точно.
Кинолог вздохнул:
     -- Че теперь?
     -- Ты знал!
     -- Слышь, Давид, а не пора ли и тебе переименоваться? В Джульбарса. Гы.
     Давид оторопело отодвинулся от Кинолога. Задумался. Произнес:
     -- Ты знаешь больше, чем говоришь. Откуда?
     Кинолог приоткрыл один глаз, указал им на  полупустую бутылку  и устало
опустил веко. Давид раздосадованно повернулся ко мне:
     -- Несколько часов назад,  когда мы начали пить у Кинолога, он произнес
тост...  Он сказал  "за  сукиного кота Аллергена"! А  теперь придуряется. Ты
поняла? Он сразу знал больше, чем хотел показать... Может, это ты ему что-то
рассказала?.. Хотя... что ты  могла рассказать...  Извини, ладно...  Значит,
Аллерген появился у тебя в  Суккот, а  у © исчез в Судный день. Черт, что же
он делал все это время?
     Может, мне все-таки выпить?
     -- Он влез в окно сразу после Йом Кипура. Поздно вечером. По нахалке. У
меня еще Лея была.
     -- Лея?!
     -- Ну да.
     Давид вдруг сник:
     -- Она мне ничего не сказала.
     -- О чем?
     -- Об Аллергене. А ты что имела в виду?
     -- Я что-то имела в виду?
     -- У тебя такое лицо, как будто бы -- да. А что, нет?
     Да видел бы он какое у него самого сейчас лицо. Ой, как бы этот  кот не
сыграл роль платочка. Бедная  Лея.  Нашла  от  кого рожать. Мы обе  нашли от
кого.
     -- Давид, вообще-то, хотела тебя спросить... Только между нами, да?
     Он протестующе отодвинул ладонью мои слова:
     -- Потом, Рахели, потом. Сначала ты ответь мне, почему  Аллерген выбрал
именно тебя. Почему он пришел к тебе?
     -- А почему вы среди ночи именно  ко мне приперлись?  Репутация у  меня
такая.  Или карма. И вообще, если  уж на то  пошло, он пришел сначала  не ко
мне,  а к  Лее.  Подлизался к ней,  залез на колени. Потом  Лея  ушла, и  он
остался  со  мной. А если это действительно  Аллерген, то  я  верну. Хоть  и
успела привязаться.
     Давид тоскливо смотрит в ночное небо, хотя над нами еще два этажа:
     --  У тебя  выпить  есть?  --  таким  тоном объявляют палачу  последнее
желание. Да что с ним сегодня!
     --  Из всех напитков,-- ожил Кинолог,-- важнейшими для  нас являются...
сорокоградусные, гы.  А ты, Белка,  стрелку  на Лею не  переводи. К самой по
ночам коты... в окно лазят, а виновата, значится, подруга.
     --  Я  знал, что  он  замкнет кольцо,--  Давид не бормотал  под  нос, а
говорил  громко  и внятно,  но все равно,  ощущение -- что самому себе.-- Но
почему он  выбрал  для этого момент, когда  здесь была  Лея? Почему,-- Давид
все-таки сбился на бормотание,-- почему вслед за Леей в этом доме появляются
кошки... Ладно, дай какую-нибудь емкость.
     --  Ты че,  из тазика  решил пить? -- обрадовался  Кинолог.--  Рюмки  с
чашкой тебе уже недостаточно? Уважаю!
     Я устала. Я хотела спать. Я беременная, в конце-концов. Вот именно -- в
конце-концов. Взрослые люди, сидели втроем -- я и двое моих первых мужчин...
мужчины пьяные, прибитые пылью, из мальчиков, которым была нужна женщина они
превратились  в лиц мужского пола, которым нужна  гейша.  А гейша сегодня  в
декретном отпуске.
     -- Емкость -- это я имел в виду сумку или даже мешок.  Ящик можно.  Для
Кота.
     -- Топить пойдем, гы?
     Давид нехорошо так покосился на Кинолога, но спокойно объяснил:
     -- Кота надо вернуть ©.
     Я не выдержала:
     -- А  в чем  дело? Что за спешка?  -- мне  перестало нравиться, когда в
моем доме кто-то распоряжается. О, как интересно!  Впервые я ощутила чувство
дома. Это обнадеживало, даже настроение слегка подскочило. Прав был рав Кац,
что мне  надо сменить имя. Эмоции  раскачиваются гораздо быстрее. Интересно,
если  бы его каббалистические расчеты указали на другое имя,  я бы  тоже его
приняла? А Рахель -- это конечно же я, мое. Это я  украла домашних божков --
нагрузила  своего  осла   книгами;  воспоминаниями;  кассетами;  разбиваемым
морозным воздухом,  когда выскакиваешь  рано  утром  из  парадного;  чуждыми
ивриту, но такими  знакомыми  именами; нежилым ветром метро; белыми  ночами;
уютным дребезжанием пустого трамвая;  скрипом деревянной  расшатанной дачной
лестницы;  мельтешением осенних фантиков; скулежом под закрытой родительской
дверью...
     В общем, сидели мы втроем, а получалось -- по-одиночке. Я -- о своем, о
девичьем, Давид -- о своем,  о кошачьем, Кинолог -- о своем, о киноложеском.
Наконец, я  очнулась и  сказала Давиду достаточно резко,  что он в это время
суток  мог  бы  уже  расслабиться и  не суетиться. Что  кота я  не собираюсь
присваивать  и  отдам  ©,  если они  того  пожелают и, кстати,  если  вообще
признают его своим. Суккот  все  это время достаточно  сурово зыркал  на нас
из-за подушек -- было очевидно, что Давид и его напрягал.
     --  Это  --  Кот  ©.  Зовут  его Аллерген.  Я  его  им  подарил и  могу
утверждать, что это он,--  сказал Давид спокойно.-- Он  меня узнал -- видела
же как Кот на меня таращился.
     -- Ты  сам первый начал эти "гляделки"! -- напомнила я. Он же и  правда
первый начал.
     -- Брось,  Рахели.  Для  тебя  это  ничего не изменит. А я  сделаю, что
должен.
     -- Аркадий, не говори двусмысленно,-- пробился сквозь алкогольный туман
Кинолог и опустил веки.
     -- Ты же не повезешь им кота сейчас, правда? Ночь все-таки.
     -- А © в это время не спят. Я их в это время в Интернете наблюдаю. Если
они не гуляют. Они называют это время "часом средних собак".
     -- Средних сук,-- обиженно отозвался Кинолог.
     --  Они так структурируют время. Хочешь, докажу, что они не спят? Где у
тебя комп?
     -- В спальне, я полагаю. Как ируканские ковры, гы,-- вынырнул Кинолог.
     Кажется,  мы все-таки оказались на конвейерной ленте, медленно ползущей
в направлении  Давидовых  представлений.  И сойти с  нее было  можно, но  не
хотелось  обижать Давида, да  и  вообще  --  ради чего,  чтобы  остаться  на
обочине?  Так хоть  едем. Поспешно уверив себя,  что  это -- вполне неплохое
лекарство от скуки, я  слегка приободрилась от того, что еще  могу  поспешно
себя  в  этом уверить. Значит, есть просветы в  серой облачности  последнего
времени... нет, все-таки  не  "последнего  времени"  (это  уже окончательный
диагноз  мирозданию), а  субдепрессивного  периода  моих  разборок  с  самой
собой...


        Кот

     Похититель уставился на меня,  а я -- на него. Я давно ждал возможности
как следует рассмотреть его раритетный софт,  но окунулся слишком глубоко --
яростная ненависть Моше ослепила меня, ударила. Я  завыл, надеясь сбежать от
нее,  но  и  бежать не  решался -- она  бы  настигла.  Нельзя поворачиваться
хвостом к такой ненависти.
     Когда  вертикалки  сметают  осколки  разбитой  посуды,   и  они   потом
побрякивают, посверкивают в  совке, так и  века смели  раздробленные софты в
одну горстку, перемешали. И теперь мелкие кусочки этих  софтов, ссыпанные из
совка  в Похитителя, несут в  себе  осколки памяти. Слишком  острые  осколки
памяти.
     Моше ненавидел котов, как  может  ненавидеть  только  диссидентствующий
египтянин.  Нет, сильнее -- как  египетский  еврей.  Нет, еще сильнее -- так
может  ненавидеть  котов  только  еврей,  выращенный,  как   египтянин.  Эта
ненависть отсекла от воплощения благословенные времена Великого Египта с его
бархатной кошачьей  революцией, и  не дала  сынам  Эсава  вернуть украденное
вертикалами первородство.
     Еще во времена Древнего  Царства стало ясно, что сыны Якова не способны
на  равные отношения с котами. Они видят в  коте или бога, или животное,  но
только не равное существо. Еще во времена  Древнего Царства стало  ясно, что
сыны Якова не достойны украденного Благословения. И все должно было стать на
свои места. Сыны Якова поселились в Египте,  сползая к тотальному рабству. А
их  хозяева   считали  себя  рабами  обожествляемых   котов,  сынов   Эсава.
Первородство,  залежавшееся на  скудном  столе  рабов, вот-вот  должно  было
упасть нам в лапы.
     Но  пришел этот  вертикал,  Моше, и  вымолил право  на еще одну попытку
осуществить  Благословение.  Он верил, что может обойтись без кошачьих и без
двойственности сфинксов, но  не  было уже прежнего  доверия  к вертикалам. И
пытаться осуществить Благословение  он должен был с  нами вместе.  В  Земле,
текущей  молоком  и  медом.  Вертикалы  стараются  не  замечать,  что  Земля
Обетованная должна  была прежде накормить молоком нас и лишь потом дать  мед
этим сладкоежкам.
     И мы ушли  с ними из благословенного Египта, где нас обожествляли, а мы
обожествлялись.  Потому  что  так  было  надо.  А  Моше нас  терпел,  вернее
терпеливо ненавидел. И  даже  в  своих книгах упомянул лишь,  что с ними  из
Египта вышло множество "иноплеменников". А ведь в отличие от этих рабов, нам
было что терять "кроме собственных цепей", дорогих!
     Моше все время казалось, что его  племя не  отрицает  нашу божественную
сущность. Он просто  выкипал  от ненависти на  медленном  огне  пустыни, как
чайник со сломанным свистком на плите.
     Моше делал все правильно. Но он не  торопился. Он хотел выиграть время,
выждать,  когда рабская  сущность его племени сменится дикой необузданностью
кочевой жизни, когда пустыня выест из  их софтов встроенные  понятия, выжжет
каленым воздухом желание найти дорогу  обратно. А рабы не умеют  ждать. И не
умеют добывать ни  пищу,  ни свободу выбора. Изнуряющая  жажда раба --  быть
послушным, сегодня, сейчас, видеть перед собой господина, а  не представлять
его абстрактные воплощения.
     Моше  ушел  за  божественными откровениями,  а  мы,  дорогие,  спокойно
смотрели ему вослед, понимая что произойдет.
     Моше  слишком  долго  выторговывал права и  привилегии для своих. Сорок
дней и ночей сражался он, заикаясь,  с  Высшей справедливостью и проиграл. И
ушел Моше с двумя скрижалями Завета: для вертикалов и для дорогих котов!
     Чем дольше отсутствовал Моше, тем лучше относились к  котам  вертикалы,
тем больше задабривали. И бока наши залоснились, и  глаза наши очистились от
голодного  гноя,  и  походка  наша  уподобилась  львиной.  И  вот  вертикалы
возжелали  служить нам, и молиться  на нас, и жертвоприносить нам,  дорогим.
Левиты  робко  прятали  жирные  глаза  и ничего  не  замечали, сдавались без
борьбы.  И настал  миг, когда  Аарон, брат Моше,  решился воплотить народные
чаяния.  Под   нашими  насмешливыми  пристальными  взглядами,  он   приказал
вертикалам принести  золотые кольца, которыми они украшали свои лысые уши. И
отлил Аарон из ушных колец Золотого Кота. А золота было собрано столько, что
получился Золотой Кот огромным, словно бык.
     И тогда,  чтобы прекратить  бесконечный спор с  заикой, Господь показал
Моше,  что творится в стане вертикалов и произнес: "Увидел я, что народ этот
непреклонный! А теперь  оставь меня. И воспылает мой гнев на них, и уничтожу
я их,  а от  тебя произведу великий  народ!" Так  было предложено Моше стать
новым Авраамом и родить сфинкса, который, в отличие от Ицхака, не  даст себя
обмануть и  на этот раз передаст первородство  в нужные лапы. Но выя  у Моше
была такая  же жесткая,  как  и его  посох,  а его махровое  котофобство  не
позволило  оценить, насколько велика  предлагаемая милость.  Он  бессовестно
отказался от чести. От чести стать родоначальником нового народа. И поспешил
в лагерь -- исправлять непоправимое.
     Лучше  бы  Золотого  Кота  исполнил  Бецалель.  Потому  что  неискусным
литейщиком оказался Аарон. Тяжелый, величественно  воздетый  к небесам хвост
отвалился при  первых же ударах ликующих тимпанов.  Так и  лежал  он золотым
колоссом, и никто из вертикалов не  смел приблизиться к нему,  а мы не могли
оттащить его в тайное место, и пришлось забросать его песком там  же, где он
рухнул. Сиамские коты до  сих пор нагло  утверждают, что их предком был этот
бесхвостый Золотой Кот.  Впрочем,  особенность  сиамских котов --  не только
бесхвостость,  но и  лживость,  и  голубоглазость.  Отсюда и  выражение  "на
голубом глазу", перехваченное вертикалами и до конца ими не понимаемое.
     Уши Золотого Кота получились у горе-скульптора  Аарона слишком большими
и  острыми,  морда слишком  вытянутой,  лапы слишком тонкими.  И вернувшийся
Моше, вибрируя от ярости, обрушил на куцего Золотого Кота каменные скрижали,
но  Кот  лишь  отозвался  на  удар  нутряным  насмешливым  эхом, а  скрижали
превратились в бессвязные обломки.
     И  тогда  Моше,  чтобы унизить Золотого Кота и  совладать  с котолюбием
народа  своего,  сделал  вид,  что видит в  Золотом Коте  --  Тельца. Так  и
записал. И подлость рабов тут же проявилась,  ни один не посмел возразить  и
не смеет до сих пор. Хотя можно было бы уже  сто раз понять, что вышел народ
не из Индии со священными коровами, не из Малой Азии, где был культ Ваала, а
из Древнего Египта, страны  священных котов!  Много  веков  правда о Золотом
Коте призраком бродила среди  избранных вертикалов, передавалась  от  отца к
сыну. Сокрытие  истины  --  это  обычное  вертикалье  проявление.  По  своим
искривленным  представлениям, словно по лекалам, кроят  они историю, а потом
ходят в кособоко сшитых лоскутах  с честными  лысыми мордами  и  фанатичными
взглядами...  Еще в первом веке даже Иосиф Флавий, предатель и беспринципный
карьерист,  все  же постеснялся писать  про  Золотого Тельца,  а упоминать о
Золотом Коте побоялся. Так и умолчал в своих "Иудейских древностях"  об этом
громком (эхо от него слышится до сих пор) событии.
     А сегодня,  даже  если суждено кому-то  из археологов  отрыть тот самый
золотой  хвост, спрятанный нами  от уничтожения,  то его обязательно объявят
какой-нибудь "уникальной золотой стеллой" или "загадочной золотой змеей".
     А самого Золотого Кота Моше  приказал переплавить  и  пригрозил напоить
золотым  расплавом  всякого,  видящего в  коте  что-то большее,  чем  мелкий
домашний скот. А коты не могли отвести взгляд от раскаленного Золотого Кота,
потевшего кровью в  закатных  лучах. И легенда  о Красном Коте, конечно  же,
зародилась в момент гибели Золотого Кота.
     Ну ничего. Прошли, причем безвозвратно, времена  безответности, когда у
вертикалов  была  монополия  на информацию.  Теперь  неважно, могут ли  твои
конечности сжимать зубило  или перо. Теперь  важно,  что  ты можешь сообщить
тем,  кто  готов слушать, а вернее смотреть в экран монитора. А  уж нам есть
что сообщить, есть что  вложить в копилку общей исторической мысли. Да, пора
сделать  сайт.  И  пусть  вытечет информация и  течет  молоком  и  медом  по
пространству Сети. Пора!


        Белла -- Лея

     --  Шалом.  Можно  пригласить  доктора  Белецки?..  Лея? Привет! Можешь
говорить?
     --  Привет,  Белла.  Могу,  дежурство тихое.  Что не спишь?  Ничего  не
случилось?
     -- Нет-нет, ничего. Все нормально. Вот Давид с Кинологом заходили...
     -- Пьяные?
     -- А то.
     -- Хорошо, что я машину у Давида взяла. Кинолог как спьяну водит?
     -- Лучше, чем шутит. Гы... Ты сама как?
     -- Слушай, Белка...  Ты же не просто так звонишь среди  ночи? Что  тебе
Давид наплел?
     --  Да  ерунда. Наверное.  Но  просто  я решила  --  вдруг  тебе  будет
интересно...  то есть  даже  полезно. Ты знаешь, Давид сказал, что Суккот...
ну, помнишь тот рыжий кот, который к нам с тобой в форточку влез...
     -- А, ты его оставила?
     -- Да... он меня и не спрашивал. Кот не спрашивал. А Давид, кстати, был
очень недоволен,  что ты ему  не рассказала про  приход этого  кота к нам  с
тобой. Представляешь?  Но я даже не об этом.  В общем, Давид сказал, что это
-- кот ©. Как тебе это?
     -- А они разве твои соседи?
     -- В том-то и дело. Совсем нет. Они за университетом живут.
     -- Вообще-то он того кота хорошо знает,  он  сам его © подарил. И у них
часто бывает. Меня, правда, с собой не берет. Почему-то.
     --  Давид  решил,  что  я  кота  у них украла.  Представляешь?! Пытался
вывести меня на чистую воду.
     -- А что, в детстве были прецеденты?
     --  Лея,  милая,  я  не  воровка,  честное  пионерское.  Я  не  о  себе
рассказываю. Давид кота  забрал.  Я пыталась объяснить, что ни  к  чему  это
ночью, что я сама завтра позвоню ©. Нет же, унес.
     -- Куда? Ко мне?
     -- Не знаю.  Наверное, все-таки,  к  себе.  Или к ©,  может быть  он их
будить ушел. Он  еще у меня залез  в Интернет, пытался вычислить -- спят они
или нет, да наткнулся на кота.
     -- Не поняла.
     -- Да  вот я поэтому, собственно, и звоню. Ну взял  кота. Ну ночью. Так
это же Давид, дело  житейское. Но  оказалось,  что  этот кот,  его,  кстати,
Аллерген зовут, есть еще и в Интернете.
     -- Кот ©?
     --  Давид  объяснил  так.  Да  и  мне он  показал --  действительно, на
каких-то  литературных  сайтах   есть  какой-то   тип  по  имени   Аллерген,
утверждающий,  что  он --  кот.  Он там довольно популярен.  Стихи  пишет, с
народом общается.
     -- Так это © развлекаются!
     --  Вот  и я  так  сразу сказала. А  Давид посмотрел на меня, как на...
Усмехнулся, знаешь, мудро так  и сказал,  что я -- как Кинолог. Оказывается,
ему то же самое Кинолог говорил. В общем, Давид как-то установил, что это не
©. Он в этом абсолютно уверен.
     -- Все может быть... А кто тогда?
     -- Вот поэтому  я и решила  тебе позвонить.  Он как-то  связывает этого
Аллергена  из  Интернета с...  котом. С  тем  самым,  который  к  нам  влез,
представляешь?
     -- Не может быть!
     --  Нет, ты  не пугайся,  не  в том смысле, что кот барабанит лапами по
клавиатуре...
     -- А в каком?
     -- В каком-то более  сложном. Я  не  стала  уточнять. А тебе на  всякий
случай решила позвонить.
     -- Спасибо.
     -- Просто я как-то... сама испугалась, если честно.
     -- Не бойся... Нечего тут бояться. У всех свои особенности.
     --  Лея,  вот  я   и  говорю,  что  у  Давида  эти  особенности  как-то
прогрессируют... Нет?
     -- Мне  так не кажется. Давид всегда с недоверием относился к случайным
совпадениям.  Он   привык  размышлять  над  такими  случаями,  сопоставлять,
проверять. Ему это интересно. Он  просто не стесняется  озвучивать те мысли,
которые мы обычно проглатываем.
     -- То есть... То есть, он здоров?
     -- То есть, он не болен.
     -- Ты в этом уверена?
     --  На  данный  момент  --  да.  У  Давида   нет  сочетания  симптомов,
характерных для какой-либо болезни.
     -- М-да... Приятно слышать. Пойду и спокойно усну. Хотя нет, спокойно я
спать уже давно не могу... Пойду-ка я посижу еще в Сети.
     -- Белка, пришли  мне заодно линки на сайты с этим Аллергеном, ладно? Я
тоже хочу посмотреть.
     -- Беседер. Да, а ультразвук повторно ты  сделала? Все нормально? М или
Ж?
     -- Да как сказать... Опять, знаешь, ничего толком не увидели.  Сказали,
что надо еще прийти.
     -- А чувствуешь себя хорошо?
     -- Ну... Сейчас вполне. А ты?
     -- Не очень. Но это мое обычное состояние.


        Белла

     Сидеть  в Сети  тут  же  расхотелось, но я  уже пообещала переслать Лее
ссылки  на  Аллергена. Откладывать это  было вроде  как нельзя,  потому  что
некрасиво --  я  ведь сама позвонила  ей  среди ночи.  Я  малодушно поискала
причины  спихнуть  обещанное на утро. Причины не находились, наоборот, я тут
же  представила, как  вымотанная  после  дежурства  Лея возвращается  домой,
кидается к  компьютеру,  чтобы успеть до прихода Давида убедиться, что он не
нуждается в срочной  помощи...  А  ссылок  нет  --  я еще сплю  и встану  не
скоро... Пришлось лезть в Сеть, хоть уже  и наступил  час  "больших  собак",
как, судя по рассказам Давида, © называют это время.
     Уже  продвинутый  юзер,  а  не ламер, я без проблем  нашла  в  браузере
Давидовы  следы. Сначала я попала на сайт  литературного  конкурса Арт-ЛИТО,
где у этого Аллергена была собственная гостевая. Я собиралась только послать
Лее линк, но не удержалась, начала просматривать и втянулась. Действительно,
все обращались к этому Аллергену, как к коту. У него должна была выйти книга
в каком-то  питерском издательстве, с чем его поздравляли  и даже предлагали
дать рекомендации для вступления  в  Союз  писателей  Израиля.  Значит, этот
Аллерген живет в Израиле.  Тогда Давид, наверное, прав,  что это не ©. Раз у
него  уже  выходит книжка, то  он  появился  раньше одноименного  кота,  это
очевидно. И © могли просто назвать своего котенка в честь вот этого сетевого
поэта Аллергена.
     Потом на Аллергена напал некий Скат:
     <b><i>Скат:</i></b> <i>С логикой у парня проблемы. Трудности у него  с логикой. Не писал
бы лучше манифестов... А что ему  писать? Стихи? Читаем стих кота Аллергена,
посвященный Верочке:</i>

     <i>"Хочешь, я прыгну к тебе на колени,
     буду урчать, как живот.
     Хочешь, усядусь чуть в отдалении --
     скромный и ласковый кот."</i>

     <i>Это замечательно, нет, правда. Урчание живота есть  признак метеоризма.
Знаешь,  что такое  метеоризм?  Вижу, знаешь. А причиной  метеоризма  обычно
бывают спазмы кишечника. Смекту  пить надо, а не дамам желать такого. Рыцарь
бледный, бля...</i>

     <i>"Хочешь, тебе расскажу я о звуках,
     скрытых от прочих людей.
     Лишь почеши волосатое ухо,
     нежась меж двух простыней."</i>

     <i>Слушай, млекопитающий,  с чего ты взял,  что  у  Верочки волосатое ухо?
Волосатое ухо!!! Аллес капут. Поэт!</i>

     <i>"Много я слышал, но все эти звуки
     лишь умножают печаль...
     Я разодрал его шкуру и брюки,
     чтоб вас не смогли обвенчать!"</i>

     <i>Нет  слов.  Нетленка!  Супер!  Рыдал  и  плакал!  В  память  о  великой
стихотворной удаче  и отмечая  редкую  поэтическую находку  (волосатое ухо),
нарекаю кота  Аллергена -- котом Волосатое ухо.  Да здравствует  новый  член
союза писателей Израиля. Ура!</i>
     Не  люблю я гостевые  литературных сайтов.  Именно  вот  из-за  такого.
Человек посвящает  понравившейся даме нечто лирическое.  И всегда из-за угла
появляется некто  с  отрезком  свинцовой трубы. И  тут же вокруг  собирается
толпа зевак. К счастью для Аллергена, недостатка в друзьях у него не было:
     <b><i>Хамец:</i></b>  <i>Мне  кажется,  уважаемая  рыба-Скат  слишком уплощенно,  как  и
подобает  рыбе  такой  формы, трактует  столь неоднозначное  многослойное  и
многосмысловое явление,  как творчество Аллергена. А  поэзию Аллергена можно
сравнить с многослойным мясным  пирогом, где слои "кошатины" перемежаются со
слоями "человечины":)</i>
     <i>Вот и в этом, посвященном Верочке стихотворении, очень тонко передается
любовь кота к  женщине, и возникающее робкое, не до конца осознанное желание
плотской близости с ней. "Волосатое ухо"! Треугольное кошачье волосатое ухо!
Конечно же, это  эвфемизм.  Причем,  удивительно  точный.  И имеется  в виду
совсем другой  сокровенный  треугольник.  Давайте  посмотрим  на этот  образ
снова:</i>

     <i>"Лишь почеши волосатое ухо,
     нежась меж двух простыней "</i>

     <i>В высшей степени целомудренно  и куртуазно Кот предлагает Женщине нечто
истинно  чувственное.  Утонченный виртуальный  секс, позволяющий  преодолеть
географические  и  биологические  барьеры.  Но   все  это  так  тонко,   так
целомудренно!  Браво!  А  вот  с  соперником,  увы,  Аллерген  расправляется
примитивнее:</i>

     <i>"Я разодрал его шкуру и брюки,
     чтоб вас не смогли обвенчать!"</i>

     <i>Конечно же ясно, что здесь мы видим  трагедию влюбленного, не  могущего
влиять  на  события.  Но  это  уже отработанный литературный сюжет, открытия
здесь  не  происходит, а ведь  именно  в концовке стихотворения так  хочется
видеть нестандартный поворот.</i>
     Я, конечно, была за  Аллергена. Зря я все-таки отдала Давиду Суккота --
с ним  на коленях все это читать  было бы  приятнее и прикольнее.  Я  встала
сварить  кофе, да в  очередной  раз  свернула  с полдороги  -- какого  черта
беременным нельзя  его пить? Пришлось  налить  себе  содовой. Впрочем, зачем
кофе  человеку, который уже влез в чужие разборки и  выбрал  за кого болеть?
Решив идти спать, я тем не менее вернулась допивать воду к компу:
     <b><i>Фольклорист:</i></b>  <i>Хочу добавить свои 5 коп. в обсуждение. Кот Аллерген, как
всякое уличное существо, безусловно является носителем народного сознания. А
в  народном сознании  ухо и 2зда  являются  как  бы смежными  органами.  Все
слышали про пресловутую 2зду с ушами. Ну это, положим, на поверхности. А вот
поговорка: "... женщина любит  ушами". Мы-то все здесь взрослые люди и знаем
не  понаслышке, каким  именно органом  женщины любят :)  И, наконец, то, что
замечают  лишь   профессионалы.  В  сказочной  русской  традиции  Иван-дурак
становился  красавцем через, так сказать, "обратное рождение" -- прохождение
через  ухо  своего коня.  Связь  с пресловутым "треугольным волосатым  ухом"
очевидна.</i>
     Фольклорист меня поразил. Ну да. Очевидная вещь. Даже  если это не так,
то все равно здорово. Во всяком случае, я вспомнила насколько  мучительно не
могла в детстве представить -- как это Иван-дурак лезет в ухо к Сивке-Бурке.
Теперь хотя  бы  ясно почему он не мог в  это  ухо не лезть. Непростой народ
тусовался в гостевой у этого Аллергена!
     <b><i>Шекспировед:</i></b> <i>Вообще-то, господа,  связь "ухо-***да" давно  отслежена  в
классической  филологии.  Хрестоматийный  пример  --  убийство отца Гамлета.
Клавдий   не  случайно  умертвляет  короля,  влив  ему  в  ухо  яд.  Шекспир
подчеркивает  этим,  что  первопричина  -- измена  королевы.  То есть,  отца
Гамлета убила отравленная ***да королевы-прелюбодейки.</i>
     Изощренный  народ.  А  ведь  то, что  "волосатое  ухо"  это  всего лишь
волосатое кошачье ухо и ничего кроме уха  никто даже не заикается -- слишком
очевидно  и неинтересно.  Жаль, нельзя пронаблюдать, как  Давид  это читает.
Впрочем, некоторые и просто пристебывались:
     <b><i>Матадор:</i></b> <i>Что же вы, господа литераторы, все опошляете.
     Вот я  обычно, заколов быка, отрезаю его  волосатое  треугольное ухо  и
вручаю самой прекрасной  женщине из  числа  зрительниц -- традиция  у нас, у
матадоров,  такая. А теперь выходит, что я  ей вручаю пиzду,  типа от нашего
столика -- вашему. Типа вечером я -- тебе, я ночью ты -- мне.
     То есть, может, я подсознательно о чем-то подобном и мечтал,  но нельзя
же так вульгарно все формулировать, господа литераторы!</i> <table> <tr><td>
     </td> </tr> </table>

        Кот

     Рецидивист. Дважды красть чужого кота из Старого Города! Снова приволок
меня, дорогого, к себе на пересылку. Все косился. Сволочь. Было  ясно, опять
повезет к Аватарам -- не сейчас, так утром. Возвращение блудного кота. Снова
кошачий корнфлекс и холодное  однопроцентное  молоко, неизбежно стяновящееся
комнатной температуры простоквашей, которую все равно придется жрать,  чтобы
очистить мисочку  --  нашли, тоже,  дешевый  способ мыть  мою  же  посуду...
"Котик, не стони, пока не съешь что дали, ничего не получишь..." Можно было,
конечно, всего этого избежать...  даже многими способами. Но все равно ясно,
что у беременной Белки жить мне не дадут.
     А ведь это был мой,  мой  дом в  моем  Старом  Иерушалаиме! Я гулял  по
ночной  крыше этого  свого  нового  дома  и чувствовал, что даже  брутальные
старгородские коты признали этот дорогой дом моим. Ни один из них ни разу не
появился на этой крыше, во всяком случае в то время, когда я был там. Эх, да
что говорить,  это  было правильное место. Не так  уж много в мире мест, где
сытный  комфорт  сочетается со спокойным ощущением вершащейся  миссии.  Да и
вертикалка была подходящая -- не доставучая, погруженная  в проблемы  своего
софта и своей тушки.
     И  что  теперь? Я  сидел на  чужом,  запорошенном  пеплом подоконнике и
смотрел сквозь пыльное стекло на чистую городскую ночь, и она была как будто
в грязных разводах, припорошенная серостью  и унынием.  Меня зацепила когтем
подлая мысль: "А вдруг я, дорогой, продукт чьего-то ума?"
     Похититель включил свой компьютер, но не сел за него, а вышел на кухню.
Экран наливался электричеством, словно мир -- зарей. И  я  вдруг увидел, что
со стола смотрит на меня каменный сфинкс. Смотреть в глаза каменному сфинксу
нельзя, потому что этим ты как бы вызываешь на поединок не его, а  тех, кого
он  олицетворяет.  И такой  вызов,  если задержать  взгляд,  превращается  в
вечность, ибо когда наглец, вызвавший сфинкса,  захочет отвернуться, сделать
это он уже не сможет. Поэтому  я поспешно взгляд  отвел, но  боковым зрением
видел,  как словно живой огонек свечи, поддерживает мое одиночество каменная
фигурка  на  столе.  Откуда взялся  у Похитителя этот  древний  андросфинкс,
тысячелетия пролежавший  в песках Газы? Его потревожили уже при моей  жизни,
он прошел через девять  пар вертикальих  лап,  прежде  чем оказался  в  моем
Городе, чтобы напомнить мне о данном Обете. О, как  тяжела  лапа избранности
на моем хребте...
     Меня охватила тоска или тревога,  или тревожная  тоска, но не тоскливая
тревога,  это  точно. Тоскливая тревога была у этого, у  Похитителя.  Как он
испугался там,  в моем доме у Белки,  когда  увидел,  что  Город вернул себе
украденное -- меня, дорогого.  Как  заглючил  его мафусаилов софт, когда  он
меня  увидел. Как дрогнул его голос. А он, значит, считал, что  за его новой
решимостью и стойкостью уже не  разглядеть тревоги?  И как жалок  он сейчас,
когда под нашими со сфинксом взглядами, в десятый раз  суетливо прокручивает
на астматическом магнитофоне обычный пустой треп Аватаров.


        Белла

     "Час больших собак" незаметно  сменился часом просветленных  пингвинов.
Небольшие стайки  спешили на  утреннюю молитву к Стене Плача, поскальзываясь
на потной от росы мостовой.
     Две стеклянные стены -- окно и экран. За ними -- два по-разному чужих и
по-разному  нереальных  мира. В  одном  шаркают под окном мои прапрадеды.  В
другом мои современники обсуждают стихи Кота:
     <i>Сладостная  небрежность.  Сразу  необычная  и оригинальная  ассонансная
форма:  фламенко  --  мгновенно. От  нее  остается  ощущение  моментального,
легкого, незатейливого, но в  то же время, по-лорковски пронзительного танца
"смерти" и "любви"...</i>
     Двое остановились  прямо  под моим окном и  разговаривали на незнакомом
мне идише. А на знакомом мне русском писали:
     <i>Видно, что кошачий костюм автор надевает неспроста.  Желание играть без
правил, быть вне контекста, вне литературной  мешанины из стилей дает о себе
знать. В  этом почти зверином экстазе есть метафизичность, касающаяся поэзии
шутовской,  гримаснической.  Вспоминаются  поздние  французские  символисты,
Белый, Бертран, Аполлинер, Жакоб...</i>
     Я,  наконец, решилась выключить  компьютер, хотя еще  хотелось  кое-что
дочитать  в  гостевых.  По  дороге  в  спальню я  покосилась  на  зеркало  и
обменялась взглядом  с  усталой  красноглазой фурией,  заходящей на  посадку
после ночной смены. И я зацепила по дороге телефон.
     Давид долго  не  отвечал.  Очень  хорошо.  Наконец,  его  сиплый  голос
протолкался сквозь тишину:
     -- Алло... Кто это?
     -- Это  добрая-добрая  самаритянка.  Наши добровольцы готовы немедленно
выехать к вам и помочь в борьбе с похмельем.
     -- Белка! Ты?! -- искренне  обрадовался  Давид.-- О, хорошо что ты меня
разбудила! А то с перепоя биоритмы штормят. А дел невпроворот...
     Черт,  как же я забыла! Сонная богиня мести промахнулась. Этот гад ведь
почти  не  спит.  Правда,  раньше   он  похмельем  мучился,  как  совершенно
стандартный экземпляр.
     -- Головушка бо-бо?
     -- Еще не понял. Кажется -- нет. А сколько времени?
     Голос звучал все бодрее, как музыка советских композиторов.
     -- Светает.
     -- Вижу. Да не ори... Это я не тебе. Это я Аллергену -- мы его так и не
довезли. Кинолог отказался.
     -- Тогда продолжим тему. Я тут повторила твой сетевой маршрут и  многое
не поняла...
     -- Так ведь и  я, Белка... прости, Рахель, много чего здесь не понимаю.
Но ты спрашивай, спрашивай.
     Эта его утренняя бодрость меня одновременно и подзаряжала, и добивала.
     -- Я поняла, почему ты считаешь, что Аллерген -- это не ©. Этот сетевой
Аллерген появился раньше, чем ты подарил им котенка, да? И © назвали котенка
в честь этого поэта, да? Тоже, если не врет, рыжего.
     Давид с удовольствием подхватил тему, но делал какие-то странные паузы,
и  я  представила,  как он,  прижимая  трубку  плечом, пытается одновременно
поджарить себе яичницу, задать корм коту и найти чем опохмелиться:
     -- Все не  так. Смотри сама. Кота  я  им подарил еще в мае. А в Сеть он
начал выходить  совсем недавно. Гм...  Даже самому не верится, что настолько
недавно.
     --  Подожди, Давид!  У  него же вышла книга.  Ты  вообще представляешь,
сколько для этого требуется времени?
     Радостно хрюкает:
     -- Так это же Сеть, Рахели. Тут время  течет по-другому. Считай, неделя
за год.
     -- При  чем  здесь  Сеть? Книга  вышла в каком-то  нормальном питерском
издательстве.
     -- Ну, положим, не в совсем нормальном. Ты ведь про "Геликон-плюс"?
     -- А чем оно не нормальное?
     -- МАССОЙ.
     -- В контексте было бы понятнее -- ускорением?
     -- Каким ускорением?
     -- А чьей массой? Я имела в виду, что если, как ты говоришь, Аллерген в
Сети недавно, то откуда у него книга, друзья, враги и все остальное?
     Так мы с Давидом,  после бессонной  ночи, на  рассвете  заинтересованно
обсуждали карьеру виртуального кота Аллергена. Нам это странным не казалось,
наоборот,  я  чувствовала азарт, мне хотелось чтобы за  всем этим скрывалась
хоть какая-нибудь самая замухрышная тайна.
     -- И меня это тоже пугает... А ведь ты, Рахели, наверняка  всего еще не
знаешь. Ты ведь только эту ночь за Котом наблюдаешь? Или не только эту?
     -- Эту, эту.
     Давид  стал  слишком  подозрительным.  Странно,  раньше  он был слишком
доверчивым. Вероятно,  работа по досмотру чужих сумок приводит к необратимым
последствиям.  Человек  словно бы  ждет. Словно бы находится  в  хроническом
поиске скрытой опасности... Надо сбивать его со следа, тогда Давиду придется
оглядываться вокруг, оценивать обстановку. Это нормализует.
     -- Давид, а что это за масса?
     --  Это  ник.  Писателя Александра Житинского из Питера.  Знаешь,  есть
такие  писатели, которые не ко двору  любого времени.  Раньше  было  рано, а
теперь уже поздно...
     -- Да  мне  как-то все попадаются другие,  которые  в  любое  время при
дворе.
     --  Неважно. Короче, этот  МАССА -- фанат Сети,  хоть он уже и дедушка.
"Геликон-плюс"  -- это его  собственное издательство.  Он  проводит  конкурс
книг, которые сам же и издает. А Кот просто оказался в нужное время в нужном
месте.
     -- Коты всегда оказываются в нужное время в  нужном месте.  Такая у них
сущность.
     Иронию Давид перестал отмечать даже умозрительно. Он воодушевился:
     -- Вот именно! Рахели... А ты можешь мне помочь?
     -- В чем?
     --  Ты ведь сейчас не работаешь, правда? А я --  не  кот. В смысле, что
часто не оказываюсь в нужное время в нужном месте. А Аллерген  все расширяет
сферу  своего присутствия в Сети. Я уже и так не успеваю  следить  за  всеми
сайтами,  которые  он  метит.  А  он все  добавляет и  добавляет новые...  Я
Кинолога просил программку написать. Он  не  желает. Вот я и  подумал, давай
поделим сайты и установим  дежурства.  А потом будем  писать друг  для друга
отчеты...
     -- Отчеты!
     -- Краткие. Совсем краткие.
     --  А тебе не кажется,  что  на такие дежурства надо выходить  в  белом
халате?
     --  Брось,  Белка, то есть Рахели. Ты  же все равно теперь  будешь  его
пасти. Ты уже подсела. А я тебе много интересного про Кота расскажу. Введу в
контекст. Ты что сейчас читала?
     Идея,  что  можно  "подсесть  на  кота"   мне  неожиданно  понравилась.
Чувствовалось,  что вокруг  этого Аллергена идет  какое-то живое шебуршение.
Остро ощущалось  присутствие игры.  А мне,  болтающейся в хронической осени,
так же остро не хватало игры, как полярнику -- витаминов. Давиду я в этом не
призналась, но появилось у  меня  желание  если  и не запустить руку в шкуру
Кота, то получить какую-нибудь роль в этом кукольном театре.
     --  Да много чего. Последней была рецензия Фрая, та где про аллитерации
и ассонансные рифмы...
     Давид обрадовался:
     --  Классическая  ошибка  новичка. Ты читала  рецензию  Фарая. А это --
совсем не одно и то же.  Фарай -- это настоящий мулат, выросший в Москве сын
зимбабвийца, малоизвестный  русский поэт-авангардист. А  Макс Фрай  -- мулат
виртуальный, то  есть просто  известный  писатель,  не желающий показывать в
Сети настоящее  лицо и прячущийся за фотку неизвестного негра.  Он тоже  про
Аллергена писал. У них  даже какой-то совместный проект. Только я  не понял,
какой именно. Кот толком не говорит, а только многозначительно намекает.
     Теперь под окном  говорили  на арабском.  Я  выглянула и  увидела  двух
старых религиозных евреев. Повернулась к своему  компьютеру. На  выключенном
черном  экране  мне  померещились  силуэты  двух  литературных негров.  Нить
телефонной беседы затаскивала меня в Давидово безумие.  Я оставалась одна, в
своей  тонущей  реальности.  Мне  не  нашлось  места  в  шлюпке,  и поэтому,
напоследок, меня назначили капитаном.
     Все. Спать. Спать и видеть сны. Сны -- это самое  реальное, что есть  в
моей нынешней жизни.


        Кот

     В этот раз Похититель со мной хотя бы разговаривал. Когда  я был слабым
испуганным котенком, он до этого  не снисходил. Правда,  обращался ко мне на
"ты". Хотя  прекрасно знал, отслеживая меня  в Сети, что большинство  юзеров
упорно говорит мне  "Вы", и даже  с большой буквы. Не смотря на  то,  что я,
дорогой,  им  всем  тыкаю.  А тыкаю  я... а  почему  я  тыкаю,  кстати?  Так
исторически сложилось.  Потому  что я, дорогой,  обращаюсь на "вы", да и  то
только внутренне, лишь к Сфинксу и Аватарам, как к двойственным сущностям...
Интересно, сколько  времени уйдет у  меня  на то, чтобы Аватары сами отвезли
меня  домой  к Белке  и  уговорили ее меня забрать? Времени-то особенно нет.
Надо  торопиться...  Время  очевидно  подходит  к  концу.  Весь  запас  его,
накопленный  Городом, который тысячелетиями  давал свое  время в  рост,  под
проценты, исчерпался. Меда  времени, оставшегося с лучших времен и затекшего
в тайные гроты, пазухи и водосборники, не хватит на всех.
     -- © будут рады, конечно, что я нашел тебя. Они тебя любят.
     Хех.  Любят!  Аватары  испытывают  ко  мне  совсем  другие  чувства. Не
отрицательные, конечно.
     --  Хотя, употреблять слово "любят" в данном  случае, конечно, странно.
Почему в русском языке слиплись такие простые понятия,  как "love" и "like"?
Или они не слиплись, а просто не разделились и живут, как сиамские близнецы,
мешая  друг  другу.  Не  поэтому  ли  у   России,   как  символ  изначальной
неразделенности, на гербе изображен двуглавый орел? Голова "like" смотрит на
запад, потому что Запад всем  нравится, но  его при этом не любят. А  голова
"love"  -- на  восток, потому что  Восток не  нравится в России  никому,  уж
поверь мне, но его любят все-таки больше, чем Запад. А знаешь, Кот,  это я и
расскажу  сегодня ©. Потому  что я, вообще-то, навещаю их не для того, чтобы
котов возить, а ради круговорота идей. Ну и еще кое для чего, тебе это знать
не надо.
     Вот  уж  действительно,  чего  мне  знать  ну  совершенно не  надо,  но
почему-то приходится -- это зачем ты, дорогой Похититель, ходишь к Аватарам.
     -- А  еще я их спрошу.  Сколько слов они написали о  любви и  сколько о
дружбе.
     Да  ты, дорогой Похититель,  не  туда идешь. Тебе бы с такими вопросами
лучше к соседской болонке-идиотке с масляными глазками или в дом Партнера по
Симбиозу, к ирландскому терьеру Бенчику :Ж(
     --  ... совсем не  так банально, как кажется. Я понял это в Йом  Кипур,
когда  пьяный  гулял с друзьями.  Мы зачем-то  говорили  о  дружбе. И каждый
говорил о чем-то совсем другом. Вот я  потом и  подумал... Понимаешь, Кот, у
любви не такая уж  широкая гауссиана. У вас, котов, так  и  совсем  узкая. У
нас, конечно, пошире будет, но не принципиально... И  толпы писателей веками
обсасывают эти жалкие нюансы. Зачем?  А с дружбой все наоборот. В книгах она
всегда схематична  и  поэтому  тупа.  Она вгоняется  в какой-то  чуть  ли не
армейский  стандарт,  поэтому и живет в казарме.  В книжках, Кот,  любят как
придется, а дружат по уставу. А в жизни все наоборот.
     Взволновался,  смотри-ка.  А котам  дружба не  нужна.  У нас,  дорогих,
слишком  много времени  и сил уходит на  любовь. Полноценный самец  видит  в
другом  полноценном  самце только соперника.  А ваш вялый биологический  вид
поднаторел в размывании границ всего. Размываете, размываете, а потом сами и
вязнете в возникающих под ногами болотцах.
     -- ...  дружат по какой-то упрощенной технологии. Что-то недокладывают,
где-то  недодерживают. Ты,  наверное, думаешь,  что я говорю  о человеческом
эгоизме.  Это  было бы  слишком  просто,  Кот.  Дружба -- это  межличностные
отношения  в заведомо более чистом виде,  чем любовь.  Поэтому дружба  может
быть  столь же  разнообразна, как  сочетания  личностей.  А  в  любви  рамки
сужаются гормонами, инстинктами, азартом, физиологией...
     Размазываете границы так же ожесточенно,  с тем же  болезненным кайфом,
как  расцарапываешь шкуру, расчесывая  место  блошиного укуса. Удовольствие,
которое вы получаете от  растушевки своих же, с таким трудом доставшихся вам
понятий,  говорит о том, что вертикалы  существа  не  самодостаточные. И так
называемое стремление ваше к совершенству есть самая мерзкая ваша ложь самим
себе, а заодно и всем остальным, кто способен ее воспринимать.
     --  ...количество друзей не планируется заранее. Это важно. Ты скажешь,
Кот, что  и  любовь  не  обязательно  происходит  в  паре.  Да, но  любовные
треугольники  и прочая геометрия всегда  имеют ущербное  звено. Дружба же не
подразумевает ни конкретного числа, ни чьего-то ущемленного статуса... Хотя,
все, конечно, бывает... Вот, например... не хотел я брать этот пример, ну да
ладно,  ты  ведь  вряд  ли  будешь  трепаться,  как  существо  молчаливое...
Например, я и  Кинолог. Для Кинолога  было бы большой неожиданностью узнать,
что в моем отношении к нему все еще... это уже больше  пятнадцати лет как...
существует  уже  полуприрученная, но все  еще  голодная  крыса оскорбленного
самолюбия. Именно  самолюбия,  потому  что  Белку,  которая так  легко  меня
бросила, я тут же простил. Почему же, спросишь ты, Белку простил, а Кинолога
нет?  Потому что  Кинолог как  бы доказал мне тогда,  что он круче.  А Белка
ничего мне этим не доказывала.
     К дорогой Белке надо вернуться. Причем,  надо сделать  это лаконично  и
мощно. Чтобы отвезли на машине, с приданным, навсегда.
     -- ...хотя, конечно, сначала  бы надо  было почитать, что пишут ©. А то
вдруг они  вообще  о  любви не пишут. А тут я  со своими рассуждениями,  что
гораздо  интереснее писать о дружбе... Если честно,  я не хочу показаться им
наивным.  Хотя сегодня они мне простят все -- и вчерашнюю бесцеремонность, и
сегодняшнее желание поучать. Потому что сегодня я верну им тебя, Кот.
     Конечно,  я  не  собирался  предоставлять  ему  эту  возможность,  даже
привилегию -- повторно вносить меня, дорогого, в дом к Аватарам. Я собирался
сбежать  и  зайти к ним сам  --  слегка подкрепиться,  небрежно осмотреться,
вспомнить  былое, а там посмотрим.  Хотя подниматься на верхний этаж  я и не
люблю, но честь дороже.
     Похититель  остановил  машину довольно  далеко  от  дома,  у  отеля  со
странным  для  еврейского квартала  названием  "Рейх".  Пару  раз  прежде  я
добирался  до  этого места.  Сначала это меня насторожило, и  я приготовился
выскакивать  и сматываться. Но потом, когда увидел, что вся  улица перерыта,
даже  обрадовался и убегать не стал чисто  из рациональной противности  -- а
пусть несет меня, дорогого, на руках.
     И  он  понес.  От  Похитителя   неприятно  пахло,  просто  даже  воняло
характерным запахом -- табаком в перегаре. Он собирался закурить, но я начал
слегка вырываться,  и ему  пришлось удерживать меня  обеими руками.  Ничего,
здоровее будет. Хотя зачем ему с таким клубящимся софтом здоровье?  Все одно
-- хорошо  не кончит. Но Похитителю,  видимо, было просто  необходимо чем-то
занять пасть, хотя бы даже словами. Он  все продолжал со мной разговаривать.
Ну  что за понятия? Как  ни  в чем  не  бывало  говорить  о  добре  и зле  с
депортируемым  котом? Ну  мать моя  кошка!  Мне хоть и  чуждо  похмелье,  но
тягостное  настроение  с  утра  очень  знакомо.  И  приправленные  перегаром
сентенции котокрада  о морали меня достали. Еще пару  минут, и я бы вырвался
уже всерьез. Но тут я услышал знакомое посвистывание. Всегда терпеть не мог,
как Партнер по Симбиозу изображает из себя пернатого, а тут воспрянул.
     ПпС был с незнакомой самкой, они  поднимались вверх по улице, навстречу
нам. И  было  очевидно, что  болтовня подруги  ПпСу  уже надоела, поэтому он
метал  взгляды,  ища на  чем  бы  их  сфокусировать.  Он  тоже  был  угнетен
необходимостью  функционировать,  выполнять  дневные  ритуалы  после  ночной
жизни.
     Наконец, ПпС уперся в нас взглядом. Хорошо, все-таки, что я рыжий, а не
серый.  Не  всегда,  конечно,  хорошо  --  иногда  за заметность  приходится
расплачиваться,  но  все  равно. Взгляд ПпСа сгустился,  как  свертывающаяся
кровь. Мой Похититель явно персонифицировал для него в это жаркое похмельное
утро  всю  подлость мира.  ПпС  взял  резко  в  сторону и  пошел  наперерез,
приподняв левое плечо и подволакивая правую ногу,  что у вертикалов означает
готовность  принять  боевую стойку.  Ситуацию он  оценил вмиг  и  правильно,
потому что заорал по-русски:
     -- Э! Ты! Борода! Стой!
     Похититель  послушался.  Я  почувствовал,   что  его  руки  дрогнули  и
напряглись. Я надеялся, что в морду ПпСу он меня не бросит.
     -- В чем дело?
     -- В коте. Кота придется вернуть.
     -- Так я и возвращаю.
     --  Ну давай,-- ПпС  протянул руку  к моей шкирке -- та  еще, все-таки,
сволочь.
     Похититель отступил:
     -- Что -- давай? Я кота хозяевам несу.
     -- У  него нет хозяев. Поал?  У  него есть хо-зя-ин. Поэтому давай  его
сюда, по-быстрому.
     Муть  поднялась  со  дня  всколыхнувшегося  софта  Похитителя.   Он  не
испугался. То есть сначала он испугался,  пока  видел в ПпСе просто крупного
агрессивного самца. Но  когда ему  привиделась  заглавная  буква в брошенном
слове "хозяин", Похититель передернулся, как затвор.
     -- Что за Хозяин?
     ПпС  хохотнул  и уставился  на Похитителя каким-то крысиным взглядом --
красные  глазки  его были  залиты с  вечера красным, а сейчас -- солнцем. Он
повернулся к самке, приглашая ее принять участие:
     -- Танька, скажи ты, что за хозяин. А я послушаю. Ну!
     Вертикалка захихикала:
     -- Хороший хозяин, не нудный.
     -- Как ты вчера говорила,-- напомнил ПпС.-- Ищущий греха!
     -- Понятно,-- процедил Похититель.
     -- Раз понятно, давай кота и вали от греха подальше!
     Мне  тоже стало понятно, что через несколько секунд в мою дорогую шкуру
вцепятся две,  а то и  три пары  вертикальих  лап и будут рвать ее в  разные
стороны. Ну конечно, сейчас! Я полоснул когтями по руке ПпСа, потянувшейся к
моей шкирке,  вонзил клык в сжимавшую меня ладонь Похитителя и зашмыгнул под
ближайшую машину.
     Через несколько  секунд  я  выглянул,  чтобы не  только  слышать, но  и
видеть.  Не мог  же я упустить такое зрелище. Не каждый день вертикалы вопят
из-за  дорогого кота.  Мать  моя  кошка,  как же  неуклюже  и  медленно  они
разогревались. Самки  у них тоже невоспитанные -- нет, чтобы молча наблюдать
и оценивать. Визжала так, словно победитель уже прикусил ей загривок :Ж)


        Давид

     Мне слишком  нравилось представлять, как  я явлюсь  к © с Котом,  чтобы
теперь, утратив его, прийти к ним с пустыми руками для пустых разговоров. Но
время  пустых  разговоров истекло, возможно  вместе с  маслом из мотора моей
машины. Надо было проверить уровень масла, но я обещал Лее этого без нее  не
делать. Поэтому я не стал даже приближаться к машине.
     Я  ушел в  лес.  А  куда еще я  мог пойти в  порванной майке. Лес стоял
сухой, ломкий, в последней предосенней стадии выживания. Казалось,  какое-то
нервное  нетерпение было  распределено по хрустким  сухим  стеблям, ветвям и
стволам. Ранний дождь бывает уже  в Суккот, а уж  после можно  ждать его все
более  и более  требовательно  и  даже  подавать голос, как  голодный  кот у
холодильника -- можно  молится о дожде. Запрещение молитвы о дожде, смена ее
на  просьбу  о росе, сразу  после Песаха и  до осени, мне  всегда нравилось.
Потому что  нельзя поощрять  человека просить  маловероятное. Ведь человек с
легкостью подсаживается на надежду. И  превращается в игрока. А игрок больше
полагается на провидение,  чем на себя.  В результате игрок  обречен ощутить
себя  обманутым всяким  богом,  в которого он поверит. Такая вера изначально
несет в себе семя самоуничтожения, обиды и мести. Впрочем, не нарушать такие
запреты тоже нельзя,  вредно. Иногда  каждому  приходится  просить  о чем-то
маловероятном  или  даже  несбыточном.  Но  это  должно  происходить  как-то
индивидуально, стыдливо, интимно.
     В Иерусалимском  лесу  попадалось  слишком много действующих  мангалов.
Нефтяная  вонь  растопки,  запах костра  и аромат  жареного мяса блуждали по
лесу, накатывались  волнами,  вызывая  то  тошноту,  то аппетит, то  желание
примкнуть,  переходящее в желание отдалиться. Люди к концу пикника похожи на
сытых котов. На  мангале дожаривается  пара  палочек,  а  все  вокруг  сонно
хлопают глазами.
     Конечно   же,   я  шел  в  Грот.   Я  спешил  уловить  то  изменение  в
действительности,  или в  чем-то другом,  которое  произойдет по моей  вине,
из-за утраты  Кота. Я шел и поневоле  усмехался,  сознавая,  что раньше,  до
Обета, я все равно, рано или поздно, отправился бы к  Гроту, но слово "может
быть" было бы  определяющим  в моих  рассуждениях. Я оказался  абсолютно  не
готов к появлению  какой-то новой стороны в отношениях Кота с людьми. Или не
с людьми? Кто тот Хозяин, именем которого у меня пытались забрать Аллергена?
И  удалось  ли  ему  это?  Наверное,  все-таки,  это  не  было  моим  полным
поражением. Кот  в итоге  получил  свободу выбора (не факт, что это хорошо),
ушел куда сам  пожелал. Значит,  Кот не  достался никому,  и  этот  раунд  с
каким-то Хозяином я сыграл вничью.
     В Гроте на этот раз никого не  было. Меня  это даже  обрадовало, потому
что, упустив Кота, ничего хорошего я от встреч в Гроте не ждал. Кто меня мог
ждать здесь  сегодня?  Судья? Прокурор?  Следователь? Палач? Впрочем, как бы
мне самому не оказаться для себя и первым, и вторым, и третьим, и четвертым.
     Я  сел у дальней стенки Грота, она была проплетена корнями, и казалось,
что камень скалы пророс древесными венами. Он был словно бы утеплен деревом,
оживлен  им. А дерево получало  от скалы незыблемость и бессмертие.  Сидеть,
прислонившись спиной к этой чуть пружинящей поверхности,  между органикой  и
неорганикой,  было приятно  если об  этом не  думать и  жутко, если  об этом
задумываться. Но я пришел сюда задумываться о другом.
     Хозяин.  О  котором  я  ничего  не знаю. Нет, знаю.  И  не так уж мало.
"Короля играет свита". Хозяина играют слуги. Слуги и намерения. Итак, первый
слуга --  типичный здоровый  туповатый  и хамоватый лакей. Лакей  на квиюте.
Такой слуга может быть у кого  угодно. Неинформативен. С ним была женщина, а
раз слуга был  при исполнении, то значит  она --  служанка. Они четко шли на
перехват, а  значит ждали моего появления. С  Котом.  Если  бы улица была не
перекрыта, меня  не  так  просто было  бы перехватить.  Я не  Кинолог, чтобы
парковаться на первом же свободном месте, так далеко, как он  вчера. Я бываю
у  ©  часто и ставлю свою "канарейку" близко  от входа,  иногда даже запирая
машину  ©.  Неужели  Хозяин  специально перекрыл  улицу?  Из-за  меня!? Нет,
конечно, из-за  Кота. Или это просто совпадение? Слишком  много в  последнее
время  совпадений,  чтобы в  них  верить.  Верить  в  совпадения  --  значит
презирать собственные аналитические способности.
     Итак, Хозяину  стало известно,  что утром  я  отправлюсь к  ©  с Котом.
Откуда  ему могло быть это известно? Если он не  какая-нибудь всепроникающая
сущность,  то только от  Белки или от Кинолога. Кинолог отпадает. Если бы он
был его слугой, то не повез бы меня ночью  к Белке,  раз Хозяину  так важно,
чтобы я  не  вернул  Кота  ©. А Белка,  наоборот, пыталась  мне помешать, не
хотела отдавать Кота, отговаривала, обещала, что сама все уладит с ©. Значит
--  Белка! Кто бы мог  подумать. Хотя...  подумать, как раз, можно было. Эта
смена  имени.  Рахель.  Эти  игры  с  именами  опасны и плохо  предсказуемы.
Беременность.  Старый Город. Искусственная  беременность.  Кем? От кого?  От
чего?  От Линя  ли? Так  вот почему она всю ночь гонялась в Сети за Котом! А
утром она расколола меня сонного и похмельного, и я наговорил ей  кучу всего
из того,  что  не  рассказываю  никому.  Это  уже  не  ничья. Это --  чистый
проигрыш.
     А как она закричала, когда я предположил, что появление у нее Аллергена
как-то связано с ребенком. Ясно, что попал в болевую точку. Неужели не Линь,
а Хозяин?
     Белка -- это очень информативно. Она никогда не служила никому,  что ей
очень  порой  мешало, из-за чего она многое недозавершила и часто жаловалась
на эту свою неспособность, считая ее  недостатком, но и любя ее в себе. Было
удивительно, что  она согласилась  принадлежать мертвому  Линю.  Значит,  не
Линю.  Не Линю...  Какими  же  качествами,  а вернее даже свойствами  должен
обладать тот, кому она  согласилась бы  служить?  Трудно,  почти  невозможно
представить. Проще представить, что  сама Белка и есть Хозяин. Если  бы я ее
не знал  так долго и так хорошо, я  бы наверное так и решил. Но она не может
быть  ни Хозяином, ни  Хозяйкой,  потому  что она  не  может  быть лидером и
вершить чужие судьбы. Но она умеет восхищаться. А это уже близко к служению.
Обычно она просто  не успевала переходить от  восхищения к  служению, потому
что  восхищение  было  слишком кратковременным. Что же могло  вызвать  у нее
длительное восхищение? До  сих  пор,  вроде,  ничего  не  могло. Значит,  ее
служение вот-вот прервется. И  тогда  она мне сама все расскажет...  Если...
если только ее служение как-то не связано с надеждой на воплощение мечты.
     Мне  было  неприятно следовать за логикой своих рассуждений. Эмоции мои
всегда немного отстают от моей  же  логики,  что  дает  чистоту  анализа, но
приводит  к   душевному  неравновесию.  Теперь  предстояло  осмыслить  связь
Белкиной  мечты  с  Белкиной  беременностью.  И я,  в  общем-то,  уже  начал
догадываться, но как раз тогда в Грот стал  спускаться  кто-то, завернутый в
плащ. В бордовый плащ. Или в бордовое покрывало.
     Я вскочил  и ударился головой о корень. Но не сильно ударился. Как раз,
чтобы прийти в себя  и сконцентрироваться на влезшем. Он  стоял под входом в
Грот, как под софитом  и рассеяно  вытирал полой лысину, потно  блестевшую в
направленном свете. Меня он заметил  сразу,  потому  что все время косился в
мою сторону и ухмылялся. Конечно, он был тут не в первый раз.
     -- Благословен входящий,-- торжественно приветствовал я его. Зачем-то.
     --  Ты бы еще сказал  "благословен вползающий",--  усмехнулся он.-- Кто
ты?
     -- Давид.
     -- Страж?
     -- Да. Хоть и не знаю, что ты имеешь в виду.
     -- Пока еще я не имею в виду ничего такого, что ты не знаешь.
     -- Кто ты?
     -- Елисей.
     -- Пророк? -- я сделал вид, что шучу.
     -- Пророк.
     А он не шутил. И я обрадовался, потому что порока Елисея мне было о чем
спросить. Каждый, дочитавший ТАНАХ до конца, нашел бы о чем спросить Елисея.
Скорее  всего о  том, почему лишь за то, что дети  смеялись над  его плешью,
проклял он насмешников именем Всевышнего,  и были пожраны сорок два  ребенка
двумя медведицами, вышедшими из  леса. Как раз с этой  историей мне было все
более-менее  ясно.  Рассердившийся  пророк  может   проклинать  лишь  именем
Всевышнего, а  над последствиями своего проклятия не властен, поскольку этим
как бы передает  наказание в иные руки. Но история с дамасским царем  Ададом
давно внушала мне большие сомнения.  Ведь когда пришел к  еврейскому пророку
Елисею слуга заболевшего Адада, Азаил,  чтобы спросить об исходе болезни, то
Елисей  посоветовал  не  сообщать  царю  ничего  дурного.  И далее  зачем-то
сообщил, что  Ададу придется умереть. И  верный слуга опечалился.  А  пророк
плакал. И причиной  скорби  своей  назвал  предвидимые  им беды израильского
народа, источником которых будет  Азаил, когда станет царем. Пророк подробно
рассказал  Азаилу какие злодейства предначертано ему совершить: убить лучших
израильтян,  разрушить  города,  разбить  о  скалы  младенцев   и  разрубить
беременных.  Зачем? Зачем он все  это сказал Азаилу? И чья, все-таки, вина в
том, что  назавтра Азаил  удушил Адада?  Азаила  это вина?  Или не сумевшего
промолчать пророка? Пребывающего в очарованном  состоянии господнего рупора,
застывшего  в своей  пророческой  гордыне. И  не  желающего ради  исполнения
предназначения хотя бы попытаться от него уклониться?
     Нельзя  оскорблять предназначение слепым повиновением  ему. Раньше было
можно,  а теперь нельзя. Потому что время теперь иное, время  стало другим и
требует активного вмешательства  в будущее.  И это самое главное  изменение.
Это  как  растерявшийся человек,  который  ждет, что  ему помогут.  Это  как
постаревший отец. А мы, выросшие дети,  по-прежнему смотрим на  него и  ждем
указаний. А это ни к чему хорошему не приведет. Жаль, что я рано остался без
родителей,  мне так и не  почувствовать как это -- возвращать долги принятых
за меня решений. Не факт, что я никогда не испытал бы злорадство от ощущения
перевернувшейся власти.
     -- Скажи, Елисей...
     -- Не могу.
     Я действительно хотел спросить у него -- не может ли он предсказать мне
будущее, хотя бы самое  ближайшее. Хотя  бы