Гораздо раньше, чем позавчера. Я бы и позавчера ее не заметил, если бы не привык следить за следящим Мики... Кто же знал, что с Ленкой в Штаты надо было ехать. Вернее, в тот штат, где жена, убившая любовницу мужа, неподсудна... А если двух любовниц? Пора было закрывать дело. Жека - это несерьезно, не надо себя обманывать. Других альтернатив нет. Надо только убедиться, что мальчик, забегавший в подъезд к Анат - не Левик. Потом огорошить Ленку психологическим следственным экспериментом, а потом решить, как жить дальше... Самому интересно - убью, сдам или отпущу? ШЛА ШУША ПО ШОШШЕ... Утром я прибыл к подъезду Анат и порадовался моральной и физической полноценности "тройки" старушек. - Ну что,- поинтересовалась "коренная",- скоро Саддама арестуешь? - Как обстрел пережили, бабули?- куртуазно спросил я, вытаскивая фото Левика. - Разве это обстрел?- отмахнулась одна.- Вот при Сталине в Ленинграде - это были обстрелы! - А-а, нашел-таки!- порадовалась за меня другая, бросив цепкий взгляд на фотографию.- Молодец! - Вы внимательно посмотрите,- униженно попросил я.- Может, не он? Вы же мельком видели... - Он, он! Не волнуйся!- хором успокоили старушки.- Этот самый, что после тебя в наш подъезд зашел. Это что же, от горшка два вершка, и уже убийца? За что же он ее?.. Двойки ему ставила, что ли? - Ты слушай,- воодушевилась "коренная",- я еще девчонкой была, у нас в школе одна в учителя прям так сильно влюбилась, что повесилась! А теперь они вот, значит, как... Но я уже не слушал. x x x Я метался по вымершему от чрезвычайности своего положения городу, но отравляющие вещества на меня не снисходили. Дома меня ждал Левик, не зная, как распорядиться подаренными Саддамом каникулами. Он раскручивал какой-то шахматный этюд, очень обрадовался мне, и от всего этого стало особенно больно. Ленка торчала у тещи в больнице, и лучшего момента для разговора невозможно было придумать - тянуть было некуда. Томясь от безнадежности, я согласился сыграть партию. Мне достались черные. Я принял открытый дебют и спросил: - Хорошо, когда не надо идти в школу? - Скучновато... - А я думал, ты привык в последнее время обходиться без школы. Замер. Напрягся. Не поднимает глаз от доски... Уши - вареники. Мои. Делает глупый ход. При чем тут бабушка? Трогательная бесхитростность - так примитивно пытаться уйти от темы. И это с папашей-ментом... С папашей-скотом, который довел сына до убийства, а теперь изобличает. И с мамашей... Наводчицей? Богиней мести? Беззащитной жертвой? Совершенно не могу понять, как она могда его использовать? Все это против природы. Как мать могла вложить в руки сына яд? А так, заботливо оборачивая ему шею шарфиком... Какая здесь роль Ленки - вот что главное. А главное - потому что с Левиком "гамлетовского" вопроса не существует - он не виновен, даже если виновен. То есть его вина на мне. Или на мне и Ленке. - Как ты думаешь, сынок, мама в последнее время сильно изменилась? - А ты? Думаю. И чем больше я думаю, тем меньше хочется это делать. И вот до чего я додумался, сынок. Если ты начал убивать, то у тебя есть один единственный шанс остаться человеком. Получить жестокий урок. На всю жизнь. Нельзя, мальчик, перешагивать через трупы... во всяком случае, допризывникам. Человеческая жизнь - зто слишком высокий порог, о который нормальным людям положено спотыкаться. И ты должен узнать, что смерть искупаетя только смертью. И раз вина на мне, то на мне и искупление... Но я ведь не могу оставить тебя с матерью, которая толкнула тебя на такое... Поэтому я должен знать: уйти мне одному или прихватить с собой ее. И никто мне не сможет рассказать об этом, кроме тебя... - Хороший ход, сынок... Пока я буду думать, возьми ручку и напиши: "Ты шлюха, Анат! И поставляешь русских христианок в еврейские бордели! Оскверняешь святую землю и позоришь нравственность народа. Приговариваем тебя, как палестинского агента, к смертной казни. С Божьей помощью." И подпись... ну, ты сам знаешь какую, да? - Какую?.. - Совет по Чистоте и Вере, естественно... Стоп, писать надо печатными буквами, ты же знаешь. Пойди, попей водички, чтобы рука так не дрожала и перепиши печатными. -...З-з-зачем?.. - Для графологической экспертизы. Странно, что ты спрашиваешь... Просто те детективы, в которых по печатным буквам почерки не идентифицируют, написаны еще в прошлом веке. До всеобщей компьютеризации, сынок. Плачет. Плачет уже по-взрослому. Раньше раскрывал рот и выворачивал нижнюю губку... Он уверен, что я знаю все. Поэтому через минуту я действительно буду все знать... А ведь до последнего надеялся, что минует. Ладно. Пора поговорить о маме... Черт! Звонит. Легка на помине. Не открывать, что ли? У нее ключ... Долго думал - Левик уже у двери... - Шалом, Шуш! Тиканси[44], тиканси... Кого черт принес?.. Красивая девчушка... Надо же, у нас с ним не только уши-вареники, но и общность вкусов... Ого, даже не одноклассники, даже из соседней школы? Ладно, замыкайся на своем мирпэсэте, шушукайся с Шушей. Отсрочка приговора... Сейчас очень пригодился бы хороший внутренний стержень. Как у Тараса Бульбы или у Петра I. Или у майора Деева... Но стержня у меня нет. И давно. Вместо него был запущенный колодец... Из него еще удавалось порой вычерпнуть что-нибудь живительное. Но сейчас он пуст. Только сыплется со стен какая-то дрянь... Я тупо курил в спальне, пока не вспомнил, что она теперь "газоубежище". Пришлось разгерметизироваться и проветривать... Свежий воздух наждачил мозги, счищая спасительное отупение. Жизнь заканчивалась и была прожита зря. И эта алия, совершенная, если отбросить пафос, ради Левика, обернулась падением. Уж лучше бы маразматики из Политбюро слали его убивать афганцев, чем собсвтенная мать - евреек... Впрочем, с Ленкой - не факт. А факт то, что мне, в общем-то, уже безразлично - соучаствовала Ленка или нет. Это ее биография. Жена-убийца - это бывает, с этим можно жить. А с убийцей-сыном жить нельзя. Да и не очень хочется... Что я могу сказать? "Убивать нехорошо, сынок"? "За убитых теть ты получишь ремнем"? Клин вышибают клином - придется самоубиваться. Он должен понять, что смерть не то, чтобы искупается смертью, а что смерть - это всегда потеря. В данном случае это будет потеря отца... А, может быть, у нас не только общие уши и вкусы, но и заниженный порог "допуска смерти"?.. Пристреливал же я в Афгане новый автомат по фигурке старика на ишаке. Вряд ли служит оправданием то, что уплощенная расстоянием, в аляповатом халате, она казалась жестянкой в тире. А потом бугристые потрескавшиеся руки из рукавов этого же халата - к вечеру, когда спустились в кишлак. И "рембрандтовские" глаза. И все. И я уже был плохой солдат, потому что начинал думать, прежде, чем стрелял. И терял те самые доли секунды, из-за которых теряют друзей... Какого черта я это все вспоминаю?.. А-а, это же я перед смертью, как подобает порядочному, жизнь начал вспоминать. "Вам надо исповедаться! Покайтесь в содеянном..." Очевидно одно, до прихода Ленки Левик эту Шуш не отпустит. Шушукаются, шушукаются... а должно бы быть не до шуток и шашней... не до шашек и шахмат... При чем тут шашки и шахматы? А, это он в дневнике своем сегодня зашифрует: "После игры в шашки...а, мы же в шахматы играли, отец с шашкой наголо взял меня на пушку, но пришла Шуш - для шуток и шашней... шушукались, пока не пришла мамаша..." Что за маразм - мне намедни помирать, пристало о душе думать, а не о всякой шушере. До старческого сексуального маразма я еще не дошел... и уже не дойду. Почему же мысли о Шуш в башке шуршат и копошатся?.. Может, неспроста? Может, интуиция что-то подшептывает? Скажем, Господь великодушно решил показать мне перед смертью мать моих внуков? Сколько же их будет? Хамеш, шеш, шева, шмонэ, тэша...[45] Шиш!.. Мысли какие-то шепелявые, шуршат, словно пустая магнитофонная лента. Я стоял у окна, докуривая сигарету, когда понял, что докуриваю последнюю сигарету. Последнюю в пачке. Последнюю. Окурок выпал и летел себе, пока не шмякнулся на темный асфальт, разбрызгав искры, чтобы еще помаячить там, подманивая. Тут я обнаружил, что последние несколько сигарет я циклился на мантре: "Шла Шуша по шошше и шошала шушку". И вот тут-то у меня "шкурка поднялась". Что это значит, тому, кто не испытывал, объяснить невозможно. У собак, вернее, у их хозяев, это называется "взять след". Полицейская ищейка Боря, боясь спугнуть интуицию, сделал у окна стойку. Ощущение удачи схлынуло, и на песке осталась элементарная, но эдравая идейка, что скорее всего я не расшифровал дневники Левика из-за того, что он уделил в них Шуш должное внимание. Редкая буква "ш" стала частой, и весь частотный ряд за ней сдвинулся... - Господи!- истово бормотал я, раскладывая листки.- Сделай так, чтобы это был не Левик! А я сделаю все, что ты хочешь... Обрежусь... Кипу нацеплю... впрчем, ханжей тебе и без меня хватает... Ну что я могу сделать?.. Хочешь, я на территориях поселюсь?! Новый ключ вошел в Левикину шифровку, как в притертый замок. И я прочитал: "...Не пошел в школу. Нашел девушку. Хорошую. Шушана. Шлялись по шуку. Ее учительша из класса вышвырнула, за то, што шумела и шалила... ...Шуш - девушка ништяк! Не пошли в школу... ...В их школе учительша страшно шпыняет Шуш... ...Ништяк! Папаша шепнул мамаше, што Шушина школьная учительша пришла в миштару, потому што ее школьная подруга-шлюха ушла подшабашить шекелей. Есть шикарная шутка! Шуш будет в штопоре! ...Решили, што шутка хороша. Прошантажируем учительшу. Напишу, што она шлюха, штобы на Шуш не шипела. Што ее пришьют, как шалашовку! ...Шаа шалош[46]. Швырнули учительше наш шантаж в ящик. И пошли шляться по шхуне[47]. Шуш разрешила поцеловать. Вышло в шею. Это што-то! Ошеломительно! Шикарная девушка! Решил, штобы учительше было еще страшней! Напишу, што задушим... Пришел пришпилить новый шантаж на дверь. Помешал датишник в шляпе шахор[48]. У учительши слышался шум. Когда датишник прошел, решил пришпиливать, а дверь нараспашку! Замешкавшись, не отшмыгнул. Вышла роскошная шалава, внешностью почти што Шуш, но шире и крашеная. Шуш лучше. Шалава отшатнулась и ушла. И я ушел, не пришпилил - слишком много датишников и шалав шлялось... ...Шел с Шушей по шошше и шошал Шушку..." От такого катарсиса я сел на пол, прислонился к стене и впал в нирвану... Великий Драматург явно испытавал слабость к своему оскотинившемуся персонажу Боре. И, поиграв с ним за "красной" чертой, решил сохранить его для действия за "зеленой"[49]... Но каков Левик! Сукин сын! Пошл не по годам... Шушку... Действительно, кровь не водица... Но не дурак! "Шепелявый" код - зто просто и изящно... Значит, все-таки Ленка. Ну и фиг с ней. А, может, вообще - Кира Бойко? Как было бы мило с ее стороны!.. Нирвана перешла в эйфорию, и с песней "Ам Исраэль хай!"[50] я явился на мирпэсэт - обласкать нашу замечательную молодежь. Молодежь в ласках извне явно не нуждалась и встретила меня крайне настороженно. Чтобы завязать непринужденный разговор, я спросил Шуш - где, по ее сабровскому мнению, лучше жить - в Иудее или Самарии? - В Калифорнии,- отрезала она. Сын подобострастно рассмеялся... ...Вскоре пришли еще трое: реанимированная теща, исцарапанная Ленка и кот. - Мама отказывалась уходить без него из больницы,- объяснила Ленка, глядя на меня безумными глазами. Левик перевел. Все посмотрели на кота. Он был зауряден. - Я за ним по всему двору бегала,- пожаловалась Ленка.- Он нашего "кис-кис" не понимает, шарахается. Это Левик переводить не стал, а объявил: - Я ему противогаз сделаю!- и сделал авторский перевод. - Не болтай глупости!- возмутилась теща.- Лучше придумай, как его назвать... - Назовем Индикатор. Как его еще называть,- сурово сказал я и посмотрел на тещу буравящим взглядом капитана МГБ Гольдфельда. Кот хрипло мявкнул и исчез под шкафом. - Действительно,- согласилась теща.- Назовем его Индикатор. Он так чутко реагирует на гнусные намеки! СЕЙЧАС ВЫЛЕТИТ ПТИЧКА... Я вошел в Жекин двор и уселся на ту самую скамейку, на которой встретил начало войны. Во время чрезвычайного положения, когда квартиры полностью укомплектованы слоняющимися от безделья жильцами, а каждая комната - как проходной двор, проходные дворы становятся идеальными рабочими кабинетами. Было пусто, тихо и сосредоточенно. Подъезды, как пылесосы, втягивали последних прохожих - чем ближе, тем быстрее. И даже Жека, как образцовый обыватель, вписался в рамку окна и слегка почернел на желтом фоне с голой лампочкой, коптя небо. Вот я и получил возможность не торопясь все спокойно обдумать. Но обдумывать было уже особенно и нечего. К эндшпилю на доске осталось слишком мало черных фигур: Ленка, да Жека с Кирой Бойко в уме. Дневник Левика обелил как его самого, так и "черного" хасида. Террористический "Совет по Чистоте и Вере" в полном составе мирно гонял чаи у меня дома, с очищенной предсмертной исповедью тещей. Несостоявшимся убийцам чай разливала потенциальная. То есть, что значит - несостоявшимся? Первую-то женщину отравила теща. Но не преднамеренно. А двух моих любовниц - Ленка. Что против нее? Яд хранила, за мной следила. Достаточно, чтобы прижать и расколоть. Но, как мать моего сына, она заслуживает не менее бережного отношения, чем какая-нибудь партийная номенклатура. Значит, за нее я возьмусь при полном и окончательном отсутствии альтернатив. Является ли Жека альтернативой? При наличии воображения - да. Израильский мафиози. Меня ненавидит. Считает вопросом своей уголовной чести отомстить. А тут еще теща "подбрасывает" ему труп, и он как-то узнает, что я занят в расследовании. Следит за мной, обнаруживает двух любовниц. Узнает через своих людей в полиции каким ядом была отравлена первая жертва, "стреляет" дуплетом, и я надолго у параши. А Кира Бойко - исполнительница. А потом прячет ее в "Саудовскую Аравию". Полный бред. x x x - А-а...ты..,- уныло сказал Жека,- приятнее слышать сирену, чем твой голос... Но учти, в хэдэр-атум я тебя пускать не обязан. И не пущу. Поэтому советую не задерживаться. Задерживаться, действительно, смысла не имело. С Жекой надо работать быстро и примитивно. - Киру Бойко вчера видели в городе,- блефанул я.- Зачем врал? Жека пожал плечами: - Так только вернулась. Прекрасно отдохнула, заработала, даже поправилась на рахат-лукуме. Между прочим, я ее возвращение рассматриваю как патриотический поступок... Вроде этого дирижера - разорвала контракт и приехала первым же верблюдом... Неформальность наших отношений была обоюдоострой. Он мог позволить себе надо мной издеваться. Но и я мог себе позволить... Пока Жека в ванной заговаривал матом кровь из носа, я осмотрелся. Хотя осматривать было особенно и нечего. Квартирка тянула разве что на приют барахтающегося наркомана, а не на логово крутого мафиози. По-видимому, в израильской мафии Жека занимал ту же экологическую нишу, что я - в полиции. "спец по русским олим". Наверное страдает, что ему не доверяют ничего серьезного. Говорят -"савланут","леат-леат" и намекают, что ментальность не та. Кстати, о ментальности - это штука интимная. Столь же интимная, как, скажем, место, где хранишь наркотики. В Союзе после трехчасового шмона мы нашли их в футляре от фотоаппарата... - Замри! Сейчас вылетит птичка!- я игриво помахал футляром перед выползшим из ванной Жекой. Жека не замер, и мы слегка поборолись за роль фотографа. Волю к победе Жека утратил только после полной потери фотогеничности. - Ну что, что тебе от меня еще надо?- прохрипел он. - Женщину. Киру Бойко. - Да не знаю я никакой Киры Бойко!- истерично завопил Жека. Первая ампула хрустнула на каменном полу под моим каблуком. Даже секретарь парткома, узнав, что я уезжаю, не смотрел на меня более укоризненно. - Тихо, тихо,- попросил Жека,- дай договорить... Она теперь Линда - Киры больше нет... Хочешь, я ей позвоню? Я захотел. И даже номерок запомнил. - Шалм, Йоси. Это Юджин,- грустно сказал Жека.- Линда у тебя? Пригласи, пожалуйста... Здравствуй, моя птичка! Птичка вполне могла щебетать телефонными гудками, поэтому я подошел поближе. Но птичка щебетала, как положено: -...какая там жизнь! Школьные каникулы. Если война не кончится, я сама через неделю мужикам платить буду... - Не, лапа, я этого не допущу,- пообещал Жека.- Вот клиент рядом - слышишь, в трубку дышит... - С олимами больше не буду! - Не, у него с валютой все в порядке, он в полиции работает. Возникла пауза. - Тварь, ты же знаешь мою ситуацию!- с чувством произнесла Линда и повесила трубку. - Ну вот видишь,- развел Жека руками,- я сделал для тебя все, что мог! - Тварь!- с чувством произнес я.- Ты что, не знаешь своей ситуации?- и раздавил вторую ампулу. - Ментяра ты позорный!- взвыл Жека.- Ничего в тебе человеческого не осталось! Я же старался! Меня же прибить могли!.. Дави! Все дави! Думаешь, мы в Совке? А я и там всегда достать мог!.. Я трубку подниму, мне через пять минут доставят! Ничего я тебе больше не скажу... Не найдешь ты Линду, зря телефон запоминал. Это кафе. Она теперь его за квартал обходить будет! - Ничего,- успокоил я Жеку,- я ее сам к тебе на свидание приведу. Когда ты два пожизненных отбывать будешь. - Ты что ж, гад!- задохнулся Жека.- Теперь уже два "мокряка" вешаешь! Ненавижу!! Зря он схватился за стул. Стул был слишком тяжелый - от такого и лунатик увернется... ...Когда Жека очнулся, он был привязан к этому стулу, основательному, под старину. - Надеюсь,- сказал я,- у тебя установлена телепатическая связь с наркотикодателем,- и хрустнул третьей ампулой. Остальные оставил в футляре, перекинул его через плечо и пообещал: Не отчаивайся. Я буду тебя навещать. - Ты до полиции не дойдешь! Гадом буду, тебе это не пройдет! Это тебе не Совок! Прощайся с погонами!!! Я вернулся, достал носовой платок и отпечатал Жекины пальцы на каждой ампуле. Потом подошел к столу, накорябал несколько ивритских букв и сообщил: - Перевожу для перенесших легкое сотрясение мозгов. "Я - наркоман. Меня привязал мой друг, чтобы вылечить. Всех, явившихся на мои крики, прошу на мои слова не реагировать, а вызвать полицию". Жекин стул отбил чечетку, наконец замер, и Жека тускло произнес: - Что ты хочешь? - Киру Бойко. - Ладно,- простонал он,- сдам я ее тебе, фашист. - Когда? - Через недельку. - Бесэдэр,- согласился я,- так я зайду через недельку?- и стал уходить. - Завтра!- заорал Жека.- Завтра вечером! В семь, в кафе "Тамар". - Хорошо,- смиренно сказал я и отвязал изумленного Жеку. - А чего это ты мне так сразу поверил?- насторожился он. - А чего не поверить хорошему человеку?- удивился я.- Который оставляет тебе самое дорогое, что у него есть, да еще с дактилоскопическими автографами,- и я чуть тряхнул "фотопогремушкой". Жека дернулся. - Ну, до завтра,- сказал я.- За сводничество получишь свои фотопринадлежности. А если встреча сорвется, получишь за фотопринадлежности... ЧТО ЖЕ ПЬЮТ НА ИЗРАИЛЬСКИХ "МАЛИНАХ"... На душе было гадко. Весь этот садизм дался мне тяжело... Чего не сделаешь ради жены, вернее, чтобы не остаться круглым бобылем. Когда проходил недалеко от дома Мариши тоска усугубилась и вытянула откуда-то странное чувство ответственности за Номи и Вову Вувосов. И я зашел. Все стало куда приличнее. Номи спала в кроватке. Пол был относительно чист, Вова относительно выбрит... Душа во мне скулила, не переставая. - Поздравляю с отменой штрафа за вскрытие противогазов! - Спасибо,- кивнул Вова.- Как бы нас самих теперь не вскрыли. Ты чего шляешься? - Шел от нашего общего знакомого... - А-а, от этого... Ну и как? Есть новости из гарема? - А как же!- показал я ссадины на кулаке.- Завтра встречаюсь с Кирой Бойко. В девятнадцать ноль-ноль! Вова усмехнулся: - В Саудовской Аравии? - Почти. В кафе "Тамар"... Кстати, выпить есть? - Уже нету. По случаю войны пришлось спаивать унитаз... Кофе будешь? Пока Вова варил кофе, я созерцал его новую фреску - на стене салона, заваливаясь в разные стороны, брела куда-то группа изломанных жутких силуэтов. Контуры их прерывались и обрывались. - Это что, исход евреев из Египта? - Нет,- крикнул Маэстро из кухни,- это выход художника из запоя. Уникальная техника. Пытаясь удержаться на ногах, обрисовываешь собственную тень на стене. И так много раз, пока не сможешь прикинуть, сколько хозяин сдерет за ремонт... x x x Рядом тормознула машина. На этот раз "Мицубиши". И Жека буркнул: - Влезай. Кафе не работает. Из-за войны. Пристегнутый ремнями к сиденью, Жека выглядел гораздо лучше, чем привязанным к стулу. И я сделал ему по этому поводу куртуазный комплимент. - Не вижу фотопринадлежностей,- тускло ответил Жека. - Увидишь,- пообещал я,- но только сначала я увижу Киру. - Я тебе не верю. - Надо же, какое совпадение. А я тебе. Может к адвокату подъедем, договорчик оформим? - Черт с тобой!- процедил он.- Садись. Женщина ждет. Пустырь. Почти незаселенный поселок караванов[51]. Свет кое-где. Подъезжаем к темному, последнему. Значит мы первые. - Мадам опаздывает,- Жека долго возится с замком. И здесь лампочка без абажура. - Выпить хочешь? - Не хочу. - И правильно. Лезет в холодильник. Что же пьют на израильских "малинах"? Пусто. Пиво сегодня не завезли. Матерится. Лезет в морозилку... АВТОМАТ!!! - Ну все, мент. Отсуетился. - Не валяй дурака. Ты что думаешь, я без прикрытия? Это ляпнул зря. Мики не к месту вспомнил. Наивный ход. - Думаю. Потому что, идя с прикрытием, мент возьмет с собой ампулы. Для убедительности. А ты не взял. Значит, боялся. И прикрытия нет. Мики, Мики, считай меня жертвой Саддама. Ведь если бы не война, ты бы по-прежнему мирно пас меня... - Хорошо, прикрытия нет. Но на работе все известно. И твои ампулы в сейфе. Тебя возьмут еще до утра. Смеется. Искренне! - А мне плевать. При чем тут ампулы? Я тебя убить должен. Давно должен. Сам видишь... Музыку врубил. На всю громкость. Значит, действительно будет стрелять... Глупо... - К стенке! Приговор зачитывать буду... Истерик!.. -... Позорный мент, Борис Бренер, за то, что перестал быть человеком, за предательство своих боевых товарищей и регулярное вешание на них мокряков, как при социализме, так и при капитализме, за злоупотребления служебным положением, шантаж и прочее дерьмо, приговаривается к вышке! По законам чрезвычайного положения!.. ...Вместо выстрелов гаснет свет. На пол! Пули над головой. Откатиться... Еще откатиться!.. Теперь бросок!!! ... Ну все, теперь подождать, когда Мики врубит свет и помотреть, что я сотворил с Жекой... А здесь коллега перестарался - окно уже можно было и не выбивать. x x x - Шалом, Мики! Ани по. Ха-коль бесэдэр, тода ла эль![52] - Ло мэвин!- отрезал Мики из темноты.- Рак руссит! [53]Твой душман еще дышит? - Вувос!!!- обалдел я.- Вувос! Вова! ... Не знаю, может, я и первысил пределы необходимой обороны, но раскаяния не испытывал. Пульс прощупывался, и ладно. - А как ты сюда попал?! - На такси,- объяснил Вова.- Пошли отпустим тачку. Вова передал мне "мамат", потом вытащил недовольную Номи и отпустил перепуганного таксиста. - Кошмар,- честно сказал я, оглядев все его хозяйство.- Какого черта ты за мной следил, да еще с ребенком?! Вова посмотрел на меня, как на идиота и спросил: - Общего знакомого реанимировать будем или добивать? - Вообще-то он мне живым нужен,- признался я. - Тогда стоит поспешить. Мы отволокли Жеку, Номи, "мамат", автомат и прочий скарб в "Мицубиши" и рванули в больницу. - Нет, без дураков,- попросил я,- чего ради ты тратился на такси, рисковал ребенком и вообще? - Ну некуда мне ее было деть!- разозлился Вова.- Никого я тут не знаю! Стреножен двадцать четыре часа в сутки. - Ну и дурак. У меня две бабы от безделья шизеют. Так что всегда и на сколько угодно. - Ловлю на слове!- обрадовался Вова.- У меня завтра в три встреча с заказчиком... Доча, не надо дядю-бандита трогать, нельзя, да-а, нельзя... дядя и так еле дышит... Ты извини, что я полез в твои дела. Но, во-первых, это не только твои дела... все-таки одна из убитых - моя жена. - Я бы на твоем месте больше доверял профессионалам... - Хреновый ты прфессионал,- объяснил Вова.- Ведь уже у борделя с ним все было ясно. - Что тебе было ясно? - Что нет у него в помине никакой Киры. И ничего нет, кроме ненависти к тебе. Это у него на лице читалось. Крупными буквами. Я неплохой портретист. - Ошибаетесь, Ватсон,- добродушно сказал я.- Есть у него Кира. Но это его главное сокровище. Он ее прячет, как Кащей - иголку. Когда Кира окажется у меня в руках, он получит два с половиной пожизненных. - Да-а,- протянул Вова.- Иногда мне казалось, что ты сможешь найти убийцу, но теперь я вижу, какой ты Шерлок Холмс. С психологией у тебя лажа. Короче, считай, что я тебя спас из личной симпатии... ...В больнице Жеку приняли, как родного. Оказалось, что Жекину проломленную голову только недавно выписали из этой самой больницы, где он вылежал себе полное алиби по всем убийствам, и с изрядным запасом. Даже приезд Киры в Израиль он встретил в больнице. Так глупо я себя не чувствовал давно. Вова наслаждался своей проницательностью, а я переживал профнепригодность. - Зачем ты сказал что ее знаешь?- грустно спросил я очнувшегося Жеку. - Из...любви... к тебе..,- прохрипел он. КАК РАСПОСЛЕДНЯЯ СВОЛОЧЬ Я сделал для Ленки все, что мог. Но дальше бежать от реальности было уже некуда. Да и незачем. Против Ленки было не слишком много улик. Более того, у нее было такое же алиби по Марише, как у нас с тещей - вместе сидели в миштаре. А, главное, я не в состоянии был представить, как она заставляла соперниц принимать яд. Зато знал, что сумею расколоть ее. Оставалось прикинуть, как это сделать чисто технически. Самым сложным оказалось изолироваться от тещи и Левика. От вечернего променада Ленка отказалась, сославшись на указания гражданской обороны. Пришлось ждать ночи и надеяться, что обойдется без особых истерик. Легли. Ленка отвернулась, и я обратился к затылку: - Давно хотел спросить... Зачем ты это сделала? Затылок молчал. - Прости, если можешь,- наконец выдавила она. Теперь помолчал я. Затем сформулировал: - Ладно... Рассказывай. - Стыдно...Ты и так все знаешь... Пришлось снова взять паузу и лишь потом уклончиво согласиться: - Знаю. Но не все. Ленка резко повернулась: - Я понимаю, что обманула тебя... Что оказалась совсем другим человеком... Мне так страшно думать что ты обо мне теперь думаешь..,- голос ее начал дрожать, то есть она говорила относительно искренне. Скорее всего искренне. Надо было ловить момент. Но при этом не спугнуть. Как-то индифферентно, но выверенно. - Жить вообще страшно,- честно поддержал я.- Особенно теперь, после всего этого... Знаешь,- задушевно сообщил я главный следовательский секрет,- это очень трудно держать все в себе... И зачем, если все и так ясно? Сейчас вообще самый трудный период, когда все так остро... Сейчас нам нужно быть всем вместе - только так я смогу помочь тебе, мы сможем помочь друг-другу,..- тут я исчерпался и заткнулся, потому что горло как-то физически отказалось все это продолжать. Никогда я еще так отчетливо не чувствовал себя скотиной. В борьбе за правое дело. - Боренька!- она захлюпала на моей груди.- Боренька! Мне так страшно... С тех пор, как я поняла, что могу остаться одна... с ребенком... в чужой стране... У меня ведь ни языка, ни работы... У меня ведь ближе тебя... а эта война... и вообще... я одна не могу так быть... больше не могу... ты меня совсем уже никогда не сможешь любить? И я, впервые за последнее время, почувствовал, что, в общем-то, смогу. И поразился своей беспринципности. Во время следствия! С подозреваемой! Нет, я хотел бы сначала поставить все точки... - А когда ты начала за мной следить? Ленка зарыдала: - Я больше никогда не буду! Клянусь Левиком! Мне ли ее судить? Сам же и довел. - Ладно,- ровно сказал я.- Ты задумала это еще до того, как взяла яд у мамы? - Нет конечно... Ничего я не задумывала... Сама не знаю, как это получилось. Черт дернул! - Дальше. - Ну, ты вышел, а я за тобой. Все боялась, что ты оглянешься. Но ты, не оглядываясь, пошел в этот дом... - В который? - Соколов, 17. Я этот адрес на всю жизнь запомню. Это был адрес Мариши. Но ведь сначала она убила Анат. Почему преступники предпочитают колоться в обратной последовательности? - Яд был с тобой? - Нет, при чем тут яд? - Что, совсем ни при чем? - Его же изъяли при обыске. И слава Богу... Знаешь, когда ты заметил, что я за тобой ну... веду наблюдение, и когда ты так с этим Вувосом подошел... я пожалела, что нечем отравиться... В этом была вся Ленка - честь и совесть городского клуба самодеятельной песни - следить за мужем это подло, а убить любовницу - романтично. Может, за это я ее и любил... Может, я и сам такой. Может, все мы такие... Жертвы внутренней борьбы с коммунистической нравственностью. Очевидно было пока одно - чистосердечное раскаяние и мокрая подушка не относились к "мокрому" делу никак. Тут Ленка явилась с повинной ко мне под одеяло, но пристрастному допросу в супружеском ложе помешала сирена. Софья Моисеевна, стукаясь пятачком противогаза о каменный пол, тревожно всматривалась в подкроватную тьму и на некоторое время успокаивалась, углядев желтые огоньки глаз Индикатора. - Софья Моисеевна,- дружелюбно спросил я,- вы не боитесь, что у вас будет аллергия на кота? - Нет, Боря,- грустно ответила она,- у меня теперь на всю оставшуюся жизнь аллергия на собак. "Надо же, совсем как у Мариши",- вяло подумал я. Не осознавалось, что жизнь еще так недавно была так прекрасна. Розовое довоенное время, когда Мариша могла положить голову мне на грудь, а я мог пошутить:"Осторожно, у меня с Афгана - прогрессирующий гипертрихоз"; "А ты уверен, что это не заразно?"; "К моей шерсти у некоторых бывает аллергия"; "Аллергия у меня только на собак. И сильная. Так что если ты кобель, лучше признайся сразу..." И тут-то я обо что-то споткнулся. И прокрутил этот диалог еще раз. И еще. Но обо что спотыкаюсь - не понял. А тут вспомнился мой дурацкий сон - там она тоже говорила о своей аллергии... Ну и что? И все-таки интуиция дважды ткнула меня носом в эту собачью аллергию... Нет, собаки в моей израильской жизни начали играть роковую роль!.. Почему? Логика еще раз проутюжила все это и обозвала интуицию нехорошим словом. Интуиция ответила загадочной улыбкой Джоконды. Или Офелии. И повторила, как убогому: "Этот самый Гамлет завел себе щебечущую курву по имени Оливия. И с ней играл в очко. И пил безбожно. Подробностей - не знаешь." "Издеваешься?- зловеще сказала Логика.- Ну, ладно! А вот мы тебя - твоим же оружием!" Я взял лист бумаги и провел логический анализ сначала своего сновидения, "выскакивающих" в последнее время цитат из "Гамлета без Гамлета" и прочей дребедени. А потом стал вспоминать все подряд, хоть как-то связанное с моим расследованием. Зрительно вспоминать. Рапидом прошли: рука старика-хасида с пузырьком принятого мною за яд лекарства; черные длинные волосы на расческе пропавшей подруги Анат; Мариша, вдохновенно декламирующая Петрарку в переводах и оригинале; Жека, сползающий по стене у массажного кабинета после Вовиного удара... Интуиция ломалась, но "шкурка" уже "поднялась". Еще долго интуиция была неумолима, как старый хасид, когда Кира Бойко упрашивала его помочь ускорить гиюр. Наконец интуиция пропела: "Богородица, дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобой... Благословенна ты, жена..." И все выстроилось. От такого сооружения просто дух захватывало. Тем более, что стояло оно на песке, без всякого фундамента улик. К утру я понял, что буду делать. Гамлет с его бродячими актерами казался мне теперь добрым западно-европейским дядюшкой. Я позвонил Вувосу и намекнул, что ребенка с моими женщинами сегодня лучше не оставлять. Он расстроился. Видно, встреча была действительно для него важной. И я сказал, что не подведу, приду и посижу с Номи сам, что же делать... А потом спросил: - Слушай, а у вас в семье никто диабетом не болел? Нет? Ну и слава Богу... Я вышел и, как распоследняя сволочь, накупил в соседней лавочке конфет. Еще и фантики выбрал поярче. Вернулся, позвонил на работу и обманул начальство, сказавшись больным. Потом поставил будильник на 14-00 и уснул сном праведника. x x x Я чувствовал себя преступником и заметал следы. Изорванные на мелкие кусочки яркие фантики исполнили в унитазе веселый хоровод. Остался вопрос - через что я, все-таки, не могу перешагнуть? Что можно, а что нельзя вытворять в поисках справедливости? Избивать подозреваемого - нельзя. Но после общения с Жекой у меня больше ныли костяшки пальцев, чем совесть. А сейчас она просто нарывала. Азарт ищейки... этот собачий азарт поостыл. Оставалось пресловутое чувство долга... Ну должен я все это закончить! Кому должен? Может быть уже только себе. Скажем, из профессионального самолюбия. Раз уж мужское в глубоком нокауте. Я как эти, изломанные на стене, брел то ли из Египта, то ли из запоя в никуда, все сильнее изламываясь по дороге. Я так устал от всего этого, что искренне обрадовался приходу Вовы, хотя он никому из нас ничего хорошего не сулил. Вова был оживлен: - Договорился о выставке!- он помахал чеком.- И продал кое-что! А у вас что? Как Номи себя вела? - Неблагородно,- ответил я.- Как Павлик Морозов. - В смысле? - Тоже продала кое-что. Вернее, кое-кого. - Интересно,- протянул Вувос. - Еще как интересно!- подтвердил я и показал ему ту самую красивую цветную фотографию первого трупа.- Узнаешь? Кто это? Вова пожал плечами: - Чей-то труп. Это мы еще до войны проходили. - Грустно,- констатировал я и задал тот же вопрос Номи: Кто это? - Мама!- обрадовалась малышка.- Мама! Мама! Мама!- и, улыбаясь, потянула ручонки к фотографии. Я заблаговременно позаботился не толоько о своем, но и о Вовином здоровье - убрал тяжелые и острые предметы, закрыл жалюзи. Но о самоубийстве Вова пока не помышлял. То, что он попытался сделать, у нас в части называлось "чукотский поцелуй". Я увернулся и провел "шурави духтар". Мой инструктор мог бы мной гордиться. Обошлось без увечий, а Вова успокоился. ЛЕХАИМ! ... Сегодня у Мариши - сорок дней. Я беру бутылки, как гранаты от напиравшей танком тоски. Я хочу помянуть женщину, которая меня не то, чтобы не любила, а для которой, как тонко было замечено в моем сне, я был ментом, а не героем-любовником. Которая любила другого и спала со мной, как с системой раннего оповещения об угрозе ее счастью. Счастью, добытому ценой двух жизней. Иду я к Вове Вувосу. Мы скентовались. Мы наливаем по полной, и Вова говорит: - Давай, помянем ее. По русскому обычаю. Все-таки Кира была незаурядная женщина. Я тупо киваю. - Не знаю,- говорит Вова,- иногда мне кажется, что не будь я в Афгане, я сохранил бы ей жизнь. - Не мучайся,- отвечаю я.- Конечно, сохранил бы. Во всем плохом в нас виновато лично Политбюро... Крыши у нас, правда, не поехали, а пороги стали низкие. - Какие пороги?.. А-а, в смысле - убить проще... Не только убить. Но еще и понять, и простить убийцу... Хотя как раз прощать я тогда не собирался... ... Когда Вова восстановился после "шурави духтар", я спросил: - Зачем было убивать? - Чтобы она не отравила мою дочь. Ответ меня озадачил, ведь я спрашивал о всех, а он имел в виду одну. - Почему ты думал, что она отравит Номи? - уверенно спросил я. - Когда я узнал о смерти Анат, я все понял. Анат была единственной в Израиле, кто знал Киру. И могла ее разоблачить. Она... она так быстро и легко разделалась с ней, что я... Как я мог после этого верить, что Марина умерла от сердечного приступа? Из тех, кто мог ей помешать осталась одна Номи... Ты никогда не наблюдал как выглядит женщина, прикидывающаяся, что любит ненавистного ребенка? Я молчал. Давал ему выговориться, пока он не почувствовал, что я знаю не так много. -... я понял, что она убила мою жену. И тогда я... короче, когда она узнала, что я все знаю и не прощу, она... Короче, я дал ей тот самый яд, а она... она его взяла и выпила... Его невразумительные речи полностью подтвердили выстроенную мной схему преступлений. По моей версии, Вова Вувос и его любовница Кира сразу же после приезда убили Марину Вувос. Имя, документы и статус жены достались Кире, а труп просто выкинули. Молодая религиозная женщина, покупавшая яд на рынке - это была Кира, нацепившая для конспирации парик. Затем убирается ненужный свидетель - Анат. А тут как раз в постель к Кире-Марише попадаю я и исправно информирую о ходе расследования. Но тут "идиллия" нарушается - кто-то из убийц не выдерживает психологического напряжения. Например, "Мариша" решает покаяться мне. Она ведь, вроде, в начале убивать не хотела - собиралась пройти гиюр, чтобы быть рядом с любимым Вувосом. И оказалась рядом с Мариной и Анат... Вувос схеме перечить не решался, но, как всякий нормальный преступник, выгораживал себя. Или, действительно, был жертвой обстоятельств. Во всяком случае, он спас мне жизнь и заслужил презумпцию невиновности. - Неувязочка, хавер,- сообщил я.- Кто же выбрасывает на улицу умершую естественной смертью жену? - Всякий оказавшийся на моем месте. А что было делать? Ведь она все равно умерла. А мы остались. Наконец вместе, но только до конца ее туристической визы. Я же в этом видел руку провидения, а не Киры... Мы перебрали все варианты. Остаться в Израиле она могла только как моя жена, но с нееврейкой здесь брак не регистрируют. Она готова была пройти гиюр, но не успевала. Слетать зарегистрироваться на Кипр? Но кто меня выпустит, пока не верну долг государству?.. Что было делать?.. И мог ли я поступить иначе по отношению к Кире... Ты ведь не знаешь что она бросила ради меня... И я тогда не знал, что выкинуть труп - для нее не только получить гражданство. Но и скрыть от меня, что Марина отравлена... И я согласился. А ты бы не согласился? И я понял, что согласился бы. И спросил: - А как вы собирались получать для нее теудат зеут? Ведь на визе есть фотография? - Твою визу там смотрели?- усмехнулся Вова. Я вспомнил, что нет. - Мы боялись... Решили сказать, что потеряли ее визу. Но там система - как специально для нас. Смотрели только теудат оле с моей фотографией. Похоже, он не врал. Все сходилось. И я был рад, что не могу загнать его в угол... ...- А как ты, все-таки, тогда просек? Давно хотел спросить,- спрашивает Вова. Ну что могу тебе ответить? Не рассказывать же, как я общался в койке с твоей любовницей, и она рассказывала мне о своей аллергии на собак. А потом ты жаловался мне, что не взял с собой своего пса. И то, что даже советский врач должен знать, что такое гипертрихоз и не должен читать наизусть Петрарку в подлиннике. И что "Мариша" рассказывала, как вы после школьного выпускного пошли в ЗАГС, а ты проболтался, что вы познакомились, когда ты уже был женат. И то, как она смотрела на меня всякий раз, когда я произносил "твой муж". Или как я расшифровывал дневник сына, из которого узнал, что Кира похожа на Шуш и бесцеремонно рассматривал его девушку, и как она мне нравилась, потому что была чем-то похожа на "Маришу". И про твою тираду "Она видела во мне прежде всего личность! Ей было интересно, не как у меня с женой...",- под которой и я мог подписаться. А ведь усомнившись в искренности, начинаешь сомневаться и во всем остальном. Особенно в том, что для матери нормально отвечать на вопрос о возрасте ребенка:"Примерно год" и хронически небрежно обращаться с дочкой, словно многие поколения предков не обходились без кормилицы и няни... И тем более про свой дурацкий сон и все эти "гамлетовские" цитаты... И уже не только тебе, никому не расскажу, как дрессировал твою дочку, храни ее Господь от диабета, чтобы на фотографию кричала: "Мама!"... И я говорю: - Видите ли, Ватсон, ваш орденок "Красной звезды" уже попадался мне в одном из лифчиков в чемодане пропавшей подруги Анат. А теперь вспомни, тебя же у борделя как током било каждый раз, когда звучало "Кира Бойко". Ты и Жеке сообщил, что я полицейский, чтобы прекратить весь этот балаган. А потом вообще сорвался - вырубил его и ушел. А когда ты утащил ребенка из хедер-атум, чтобы посмотреть, как я встречаюсь с покойницей, мог ли я поверить в твои объяснения такой экстравагантности?.. Пришлось крепко задуматься... Одного до сих пор не пойму - моя теща,"кремлевская отравительница", утверждает, что яд - оружие женщин. Почему ты выбрал яд? Вова криво улыбается: - Я не выбирал. Ты пойми, оно шло так с самого начала... Кира ушла от мужа, я должен был уйти от жены... Был скандал... Марина просила подождать, а потом оказалась беременной. Дикая мелодрама. Беременной и наконец-то согласной ехать сюда. И сердце у нее было ни к черту. И я уже не смог уйти. Кира попала в больницу. Перед нашим отъездом она исчезла... И появилась здесь! В первые же сутки нашего приезда! Я был один. Марина ушла. Ушла за какими-то подарками. Ей позвонили из благотворительного общества. Теперь-то я понимаю, кто звонил... Ты понимаешь, что я испытал, когда Кира вошла?! В эту самую "схар-диру"?! Я... А она тянула время. И Марина нас застукала... Понимаешь, она уехала, чтобы оторвать меня от Киры, а тут в первый же день в постели... Ну и все эти дела: "Что ты здесь делаешь, тварь?!" "Прохожу гиюр." "С моим мужем?!" "Ради него. Я не хочу, чтобы наши дети считались здесь неполноценными"... А когда у Марины начался приступ, я стал набирать по телефону код Тель-Авива, 03. Как ты догадываешься, "скорая" не отвечала, а Кира кричала: "Сделай что-нибудь! Что я наделала! Дай ей что-нибудь, она умирает! Вон на тумбочке "корвалол"!" И я сам накапал Марине этого "корвалола" с тумбочки. А потом узнал про Анат... Что она отравлена тем же ядом, что и женщина с пустыря. И что подруга ее пропала... А разве я тебе это уже не рассказывал? - Это - да,- говорю я.- А как умерла Кира - нет. - Достойно она умерла,- говорит Вова и облизывает пересохшие губы.- Я тогда сразу подумал о Номи... И решил, что если Кира сохранила свой "корвалол", то только для нее... И я решил поставить, как это у вас называется? Следственный эксперимент? Короче, я нашел второй пузырек с "корвалолом" и поставил на прежнее место, на тумбочку. И стал смотреть, как она его увидит... Она позеленела. Она не знала, что думать... То ли я нашел, то ли не убрала... Короче, я отвернулся, пузырек исчез. Когда я зашел за ней в спальню, она держала два пузырька. И я спросил:"Что, сердце?" "Да." "Давай накапаю." Она протянула мне пузырек. А я уронил его на пол. И он разбился. "Хорошо, что есть второй",- сказал я. Она тоже уронила его, но пузырек не разбился. Я поднял. Вылил в стопку. Поднес. Она все поняла. "Лехаим, любимый!"- сказала. И выпила... Мы тоже молча выпиваем. Мы чего-то ждем. Но чего мы можем дождаться, кроме сирены. Мы с Вувосом идем по стене среди изломанных людей. Мы знаем от чего мы ушли, поэтому не оборачиваемся. И знаем, куда идем. И мы знаем, что никогда туда не придем. Мы из поколения умирающих в пустыне по дороге в Землю обетованную. На обочине. Последняя капля раба выдавливается вместе с жизнью... В небе ликующе гудит снижающийся самолет. Наверное, он везет новых репатриантов. Кто еще станет лететь сюда в войну, среди ночи. Просыпается Номи. Ревет. Вполне жизнеутверждающе. Вова заботливо склоняется над кроваткой и констатирует: - Вся в дерьме. - Да ладно,- говорю я,- у нее-то это состояние временное. Примечания 1 Ульпан (ивр) -- полугодовые курсы иврита для новых репатриантов. 2 Удостоверение нового репатрианта, выдаваемое на семью. Позволяет получать пособия и льготы. 3 Год (ивр.) 4 Час (ивр.) 5 Новый репатриант (ивр.) 6 Извините, я не говорю по-русски. Минутку. Борис, подойди. (ивр.) 7 Извините, господин... рук... руки... (ивр.) 8 Все в порядке, господин! (ивр.) 9 Женщина (ивр.) 10 Фамильярное обращение к девушке (арабизм). 11 Миштара (ивр.) -- полиция. 12 Мишпаха (ивр.) -- семья. 13 Немножко того (ивр.) 14 Терпение (ивр.) - слово, которое новые репатрианты слышат чаще всего. 15 Шук (ивр.) - рынок. 16 Извините (ивр.) 17 Пожалуйста (ивр.) 18 Лоджия, балкон (ивр.) 19 Ультраортодоксальные евреи носят черные одежды. 20 Религиозный (ивр.) 21 Гиюр (ивр.) - принятие иудаизма. 22 Прозвище ультраортодоксов, носящих, даже в самое пекло. черные костюмы и белые рубашки. 23 Мезуза (ивр.) - кусочек пергамента с рукописной молитвой. 24 Кипа (ивр.) - ермолка. 25 Схар-дира (ивр.) - съемная квартира. 26 Новому репатрианту-еврею (ивр.) 27 Удостоверение личности (ивр.) 28 Голубой и белый (ивр.) - цвета Израильского знамени и припев популярной патриотической песни. 29 Спасибо большое! Хороший мальчик! (ивр.) 30 Дира (ивр.) - квартира. 31 Сабра - вид местного кактуса со сладкими плодами, прозвиже рожденных в Израиле евреев. 32 Нееврей (ивр.) 33 Хавера (ивр.) - подружка. 34 Служащая (ивр.) 35 Пита - арабская лепешка. 36 Благословен пришедший (ивр.) 37 Ватик (ивр.) - старожил. 38 Вперед! (ивр.) 39 Упрощенный иврит (ивр.) 40 Все будет в порядке! (ивр.) 41 Потихоньку (ивр.) 42 Живее (ивр.) 43 Герметизированная комната-убежище (ивр.) 44 Заходи (ивр.) 45 Пять, шесть, семь, восемь, деваять...(ивр.) 46 Три часа (ивр.) 47 Шхуна (ивр.) - микрорайон 48 Черный (ивр.) 49 "Зеленая черта" - границы Израиля до Шестидневной войны 1967 г. 50 "Народ Израиля жив!" (ивр.) - слова известной песни. 51 "Вагончик" - временное жилье для репатриантов. 52 Я здесь. Все в порядке, слава Богу! (ивр.) 53 Не понимаю!... Только по-русски! (ивр.)