яла  наша  тачка,  были видны отсветы  яркого лагерного
освещения,  а  дальше  справа  -  тусклая  цепочка  огней  над  укрепрайоном
Эстонской дивизии СС.
     И вдруг я заметил,  что эти огни погасли. Были - и нет.  Я даже сначала
подумал, что мне показалось. Всмотрелся - не показалось. Ни единого огонька.
     Что бы это могло значить?

     4.10. Начало рассветать. Ребят не было. У меня в душе появилось тяжелое
предчувствие беды.

        4.30.

     - Вон они! - вдруг сказал Томас.
     - Где?
     - Да не впереди - сзади!
     Я врубил заднюю  скорость. Через  две минуты Артист и  Муха ввалились в
машину, Артист хрипло выдохнул:
     - Все в порядке. Гони!
     - А где уазик?
     Он неопределенно махнул рукой:
     - Там бросили. Вместе со всеми "калашами". Гони, Серега, гони!
     Я  не  заставил  себя  упрашивать.   Единственным  моим  желанием  было
оказаться  от  этих  мест как можно  дальше. И как  чувствовал: не успели мы
отъехать километра на три, как до нас донесся вой  сирены -  в лагере "Эста"
объявили  тревогу.  Я  дал под сотню - больше не позволяла дорога, она  была
слишком узкая и извилистая, петляла между холмов. Но минут через пять Артист
попросил  ехать помедленней.  "Мазератти"  огибала  высокий  холм,  поросший
ельником и мелкими соснами.
     - Тормозни! - скомандовал Артист. - Теперь мы в полной безопасности.
     Я остановил тачку. Артист выпрыгнул из машины  и полез по  холму вверх,
жестами  предлагая  нам  следовать  за  ним.  Поднявшись   метров   на  сто,
остановился.
     - Вот отсюда все будет хорошо видно, - удовлетворенно сообщил он.
     Я осмотрелся.  Уже  заметно рассвело. С косогора хорошо просматривались
холмы левого берега реки, исполнявшей роль Векши, но  было  слишком  далеко,
чтобы разглядеть блиндажи и  окопы. По полям, обтекая холмы, стелился туман.
Из него прорастали березовые перелески, стога. Было сыро, пахло прошлогодней
листвой.  У нас в Затопино -  морозы  и вьюги,  а здесь - почти весна.  Было
что-то очень приятное в этой мирной, доброй к человеку земле.
     Артист напряженно всматривался в сторону Векши.
     - И чего мы ждем? - спросил я. - Когда совсем рассветет?
     - Нет. Когда они доберутся до блиндажа и включат свет.
     - И что будет?
     - Увидишь.
     Ожидание  затягивалось.  Воспользовавшись  этим,  Муха  стащил  с  себя
камуфляжную куртку, потом брюки и выругался:
     - И все ты, Артист! Из-за тебя хорошие штаны испортил!
     На брючине его костюма темнело мазутное пятно.
     - Отчистишь, - отмахнулся Артист. - Бензинчиком ототрешь. Да что же они
тянут? Их же люди  в  блиндаже!  Неужели  никому не придет в голову  пойти и
проверить, что с ними?
     И тут над укрепрайоном зажглась гирлянда огней.
     - Всё! - завопил Артист. - Смотрите!
     И мы увидели.
     Сначала  беззвучно  вспухли  холмы.  По всей  линии обороны  засверкали
словно бы  злобные шаровые  молнии. Земля  вздыбилась,  из  нее выстреливали
картечные  сгустки камней, как из жерла проснувшегося вулкана. И  лишь потом
на  наши  ушные перепонки  обрушился грохот  взрыва. Вернее, серии  взрывов,
которые сливались друг с другом,  образуя какой-то утробный гул. И не успела
осесть  поднятая  на  десятки метров  земля,  как  начались короткие  резкие
взрывы. Я уже понял, что это такое: это начал рваться боезапас в "тиграх".
     От внезапной тишины даже зазвенело в ушах.
     - Вот вам, суки, битва на Векше! - изрек Артист. - Валим!
     Мы скатились к дороге, погрузились в тачку. Артист сел за руль и погнал
"мазератти" к шоссе, которое связывало Тарту с Таллином.
     - А теперь объясни мне, что это было, - попросил я Артиста.
     - Да все очень просто. Мы вывели  цепь на рубильник, которым включается
освещение. Единственная проблема была - взрыватели не сразу нашли. Они  были
в снарядном ящике в штабном блиндаже.
     - И пришлось  поуродоваться, пока перетаскали тол к  танкам,  - добавил
Муха. - До чертовой матери они его наготовили.
     - А насчет трупов можешь  не беспокоиться, - заверил меня Артист. - Все
кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.
     - Это, конечно,  утешает,  -  сказал я. -  Но я тебя спросил  не о том,
каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.
     - Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все  точно  по тексту. Получив
приказ из  ставки фюрера, доблестные эстонские  патриоты отступили.  А перед
этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась
врагу.
     - С какой техникой?
     - Со всей. Четыре "тигра". И с десяток крупповских пушек.
     - Артист, твою мать! - сказал я. - Ты хоть понимаешь, что натворил?
     - А что я натворил?
     - Это теракт! И вмешательство в дела суверенного государства!
     -  Ничего  подобного,  - возразил  он. - Я лишь слегка подкорректировал
творческий  процесс.  Денег  на  новую технику у них  нет.  И  даже  за  эту
расплатиться не смогут. И значит - кина не будет.
     - Почему ты это сделал? - удивленно спросил Томас Ребане.
     - Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги  написаны
газетным языком.
     Томас взглянул на меня:
     - Он шутит?
     - Да, шучу, -  резко сказал  Артист.  -  Но могу  и без шуток. По этому
сценарию  отца  моего  героя сослали  в Сибирь или  расстреляли. Моего  отца
никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой - все они лежат
в  Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр - это
овраг в Киеве,  между Лукьяновкой  и  Сырцом.  В сорок первом  году  фашисты
расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне
до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди
них эстонцы  -  это  мне  тоже до феньки.  Фашисты не  имеют национальности.
Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.
     Шоссе выскочило из перелеска и тянулось  вдоль  железнодорожной  ветки.
Впереди показалась платформа пригородной электрички.
     - Высадите  меня здесь,  а  сами  уезжайте,  -  сказал Томас Ребане без
особой уверенности в голосе.
     - Хочешь вернуться на "губу"? - спросил я.
     - Нет, я  не  хочу. Но вам нужно  делать  ноги.  Очень быстро. Если вас
прихватят, у вас будут большие проблемы.
     -  Если  мы  тебя  высадим, нас  прихватят  гораздо быстрей,  - резонно
заметил  Муха.  - Сначала  отловят тебя. Ты в своем сюртуке - как жираф. Кто
тебя раз увидит - надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой
тачке. После этого отловить нас - раз плюнуть.
     - Почему я им все выложу? - оскорбился Томас.
     - Потому что ты не Зоя Космодемьянская.
     - Это такая партизанка? - припомнил он. - С гордо поднятой головой?
     - Она самая, - подтвердил Муха.
     - Да, я не Зоя Космодемьянская, - самокритично признал Томас.
     - Поэтому сиди и не рыпайся.
     -  Из-за  меня у  вас будут дополнительные  неприятности, -  счел своим
гражданским долгом предупредить он.
     - Одной больше, одной меньше - без разницы, - усмехнулся Артист.
     -  И  ты  должен нам  кое  о чем  рассказать, -  напомнил  я. -  Ты нас
заинтриговал.
     - Тогда купите мне водки, - потребовал Томас.
     -  Совсем обалдел малый! -  изумился Муха.  - Кто же пьет  водку в пять
утра?
     -  Я! -  твердо сказал Томас.  -  Вон  там, рядом со  станцией,  ночной
универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не  поеду. И ничего
не расскажу.
     - Тормозни, - кивнул я Артисту.  - Муха, сгоняй. Ты у нас единственный,
кто нормально одет.
     - Что  будем брать? -  деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и
занимался тем, что бегал за водкой.
     - Все равно, - сказал Томас. - Только много!
     Через  двадцать  минут  Муха  вернулся  в  машину.  В руках  у него был
полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с
места,  как Томас  извлек из  пакета  бутылку  и  начал  зубами  выдергивать
пластмассовую пробку.
     - Стой! - заорал Муха. - Это же бензин!
     - Какой бензин? - опешил Томас.
     - Чистый. Авиационный.
     -  Зачем ты купил бензин? - обиделся Томас. - Я просил купить  водку, а
ты купил бензин!
     - Штаны почистить, вот  зачем,  - объяснил  Муха.  - Водка  -  в другой
бутылке. Ну, кадр!
     Но  Томас уже не обращал ни  на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то
водяры с эстонской  этикеткой, он припал к горлу и  сделал несколько хороших
глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую  гвоздику,  торчавшую в
петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:
     - Вот теперь тип-топ. Ты спросил,  кто пьет водку утром, - обратился он
к  Мухе.  -  Водку  хорошо  пить  в любое время. Вечером -  чтобы  вечер был
веселый. Днем  - чтобы день был хороший. Ночью -  чтобы  ночь была  не очень
длинной.  Но лучше всего водку пить  утром. У  вас, у русских,  есть хорошая
поговорка: "С утра выпил - весь день человек свободный". Теперь я свободный.
- И он с удовольствием закурил.
     - Пора валить из этого независимого государства,  - сказал Артист. - Не
нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.
     - Ты  не имеешь  права так говорить, - запротестовал Томас. - Страна не
может быть злой. Такой ее делают люди.
     - А я про что? -  отозвался Артист. - Проскочим через Нарву, - решил он
и прибавил газу.
     - Нет, - возразил Томас. - Через Нарву нельзя. Там перехватят.
     - Тогда через Псковскую область, через погранпереход "Куницына гора".
     - Нельзя, - повторил Томас.
     - Ладно, через Латвию - через Валгу.
     -  И  через Валгу  нельзя.  Вообще через границы нельзя. Все они  будут
перекрыты.
     - Ерунда, - отмахнулся Артист. - Пока они нас вычислят, пройдет  время.
Не сразу же они кинутся нас ловить.
     - Они будут ловить не вас, - сказал Томас.
     Он помолчал и со вздохом добавил:
     - Они будут ловить меня.
        VII
     Мы поначалу не придали значения  словам  Томаса  и с таллинского  шоссе
свернули на трассу, которая должна  была вывести нас  самым коротким путем к
Нарве.   Восточнее   Кохтла-Ярве   она  вливалась   в  автостраду  Таллин  -
Санкт-Петербург.  До  автострады  было  чуть  больше ста  километров,  потом
километров  пятьдесят  до Нарвы, а там  - Ивангород, Россия. При  нормальном
раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не
пахло.
     - Это плохая дорога, - сказал Томас. - Мы неправильно по ней поехали.
     - Нормальная дорога, - возразил Артист, держа под  сто  пятьдесят. - Не
автобан, но бывают и хуже.
     -  Она не  потому плохая,  что  неровная, -  объяснил  Томас.  -  Много
дорожных постов.
     - А на таллинской трассе - меньше?
     - Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки -  к хуторам, к
дачам. Здесь - болота, особенно на севере. И если пост - его не объедешь.
     - Фигня, проскочим,  - отозвался  Артист.  - Пока они сообразят, что  к
чему, мы уже будем в России.
     Дорога  была  пуста, в темных  ельниках  и  прозрачных  березнячках  по
обочинам  висели  клочки тумана, мелькали  хутора,  в которых  только-только
начинала пробуждаться  жизнь. Над  печными  трубами  вились дымы,  кланялись
колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно  выплывали дородные коровы
знаменитой  эстонской черно-пестрой  породы с мотающимися  на шеях жестяными
боталами.
     -   Чтобы  нас  вычислить,  нужно  киношников  опросить,   -  продолжал
успокаивать  нас и себя Артист.  - А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут,
как... Черт!  - сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. -
Кому же это не спится в такую рань?
     Не спалось  дорожному полицейскому,  одинокая  фигура которого  маячила
возле  стеклянной  будки  поста. Он  был без бронежилета,  как  это заведено
сейчас у российских гаишников, и даже без "калашникова" на груди. Хорошо они
тут живут,  мирно.  В  руках у  полицейского  была черная  труба переносного
локатора  типа  "Барьер-2", он с интересом смотрел  на цифры,  мелькающие на
дисплее,  и  наверняка  с  удовлетворением  прикидывал,  в  какую   копеечку
обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.
     Артист сбросил скорость до девяноста.
     - Сейчас нас оштрафуют, - сообщил Томас.  - На этой дороге  везде стоят
знаки "шестьдесят".
     -  Перебьются!  -  ухмыльнулся  Артист и  нажал  на  антирадаре  кнопку
подавления  локаторного  сигнала.  И  видно,  сработало:  полицейский  начал
озадаченно  вертеть  свой  прибор  в  руках, трясти,  заглядывать  в  трубу,
протирать  дисплей,  на  котором  вместо  цифр  плавал  туман.  Он  был  так
обеспокоен  поломкой   своего   кормильца,  что  лишь   мельком   глянул  на
просвистевшую  мимо него  "мазератти". Потом вдруг, словно вспомнив  что-то,
уставился нам вслед и метнулся к будке.
     - Побежал звонить, -  прокомментировал Томас. - На следующем  посту нас
задержат, потому  что  пользоваться  антирадарами  в  Эстонии  запрещено.  А
радарами с подавлением - тем более.
     - Отмажемся, - отмахнулся Артист. - Баксы они у вас берут?
     - Нет, они  берут  кроны,  -  объяснил Томас. -  А баксы они хватают. И
сразу заглатывают. Как и ваши в России.
     -  Наши? - вступился за честь  России  Артист.  - Никогда! Наши сначала
просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.
     - Я  бы  вернулся,  -  подал голос  Муха.  Он  оглянулся  и  снял  свое
предложение: - Поздно.
     Полицейский "форд", стоявший возле поста, сорвался с места и устремился
нам вслед, включив мигалки.
     - Тормозни, - приказал я Артисту. - С одним мы договоримся.
     Артист сбавил скорость.  Но полицейский не стал догонять нас. Он держал
дистанцию  в  полкилометра, не  приближаясь.  Это  был  плохой  признак.  Но
бессонная  ночь  со всеми нашими приключениями притупила чувство  опасности.
Самоуверенность  Артиста, все  еще наполненного  дурацкой  победительностью,
невольно передалась  и мне.  Подумалось: обойдется. Артист поднажал.  "Форд"
отстал. Но  когда  впереди показался второй пост дорожной  полиции, я понял,
что не обойдется.
     Это была такая же стеклянная  будка, как и прежний пост, но выглядел он
совсем  не  так  мирно.  Шоссе  перегораживали  две  полицейские   машины  с
включенными  проблесковыми маячками.  Возле них  стояли  четверо  постовых в
бронежилетах. В руках у них  были "калаши" с  недвусмысленно направленными в
нашу сторону стволами.
     "Понял?  - спросил меня мой  внутренний голос. - А что я  тебе, мудаку,
говорил?"
     Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник,
явно намереваясь юзом развернуть "мазератти" в обратном направлении.
     - И не думай! - приказал я. - Попали - значит, попали.
     Старое  правило:  сделав  ошибку,  не  торопись  ее  исправлять,  чтобы
впопыхах не наделать новых.
     Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом  одним из  полицейских  с
сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно
поинтересовался:
     - Доброе утро, командир! Какие проблемы?
     При  виде  эсэсовского  роттенфюрера в красноармейской пилотке  сержант
слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
     - Документы! - потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком
- так,  что ствол "калаша" оставался направленным на Артиста. Остальные трое
рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
     Сержант внимательно  просмотрел  паспорт  и права  Артиста,  заглянул в
салон:
     - Кто ваши пассажиры?
     - Друзья, командир.
     - Прошу всех выйти из машины.
     Все-таки Европа - это  Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт,
да  еще и  прошелся бы  по  ребрам  ботинками  -  так,  для  профилактики  и
утверждения собственного достоинства.
     Мы вышли. Лишь  Томас замешкался.  Он поспешно извлек из пакета бутылку
водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и
не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
     Нам  приказали  встать  лицом  к  машине  и  положить  руки  на  крышу,
сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
     Сержант снова заглянул в салон.
     - Выходите! - приказал он.
     - Иду, иду! - отозвался Томас.
     Согнувшись  в три погибели, он  вылез из низкой машины, распрямился  во
весь свой рост, одернул  сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После
чего поднял руки, широко  улыбнулся и что-то приветливо  сказал по-эстонски.
Но  вместо того  чтобы  поставить  Томаса к  машине и обыскать, все  четверо
полицейских уставились  на  него,  а  у  одного,  самого  молодого, даже рот
открылся.
     Томас снова  улыбнулся и  что-то сказал  по-эстонски, подкрепляя жестом
свои слова: "Я к вашим услугам, господа". В этом роде.
     Полицейские опустили  автоматы, а  сержант  почтительно задал  какой-то
вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: "Ребане".
     - Совершенно верно, я Томас Ребане, - ответил Томас. Чтобы понять смысл
его слов, не требовалось знания эстонского языка.
     А тут и вовсе началось что-то  непонятное. Трое полицейских  вытянулись
по  стойке "смирно", а сержант вскинул  руку к козырьку форменной  фуражки и
отрапортовал -  надо полагать, представился.  Потом произнес недлинную речь.
Томас выслушал  ее с благосклонным вниманием  и протянул сержанту руку.  Тот
почтительно  пожал ее и  отступил  в сторону,  давая  возможность  остальным
полицей-ским  совершить  торжественный  обряд  рукопожатия.  После чего  все
четверо вновь вытянулись по стойке "смирно", отдали честь, а  сержант поднял
над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня
Бог, если слова эти были не "Зиг хайль!"
     Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением
повторил:
     - Зиг хайль!
     Сержант вернул Артисту документы:
     - Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!
     Полицейские  машины разъехались, освобождая  дорогу. Артист посмотрел в
зеркало заднего вида и сказал:
     - Не понял.
     - Твоя машина может ехать быстро? - спросил Томас. - Так пусть она едет
очень быстро.
     "Мазератти" с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу
она выскочила за те же секунды на скорость под двести.
     -  А теперь  не  так быстро, - распорядился Томас. -  Следующий пост  -
через тридцать километров. А слева - поворот к  старому  кирпичному  заводу.
Вот он. Заворачивай!
     Машина съехала с асфальта на проселок  и тут же завязла в песке. Метров
триста,  которые отделяли ограду  завода от шоссе,  мы  пронесли "мазератти"
почти  что  на  руках. И  когда  наконец загнали ее  под  какой-то  навес  и
ввалились  в салон, отдуваясь и вытирая с  лиц  пот, Томас достал  из пакета
бутылку, пальцем разделил оставшуюся водку  пополам и отпил ровно половину -
ни больше ни меньше. Потом закурил и сказал:
     - Так вот. Они видели вчера по телевизору в вечерней программе репортаж
о  презентации фильма.  И узнали меня. И в  моем лице  приветствовали  моего
дедулю. Они сказали, что получили приказ задержать красную спортивную машину
с московскими номерами. Их предупредили, что  в ней  три  преступника и они,
возможно, вооружены. Пока все понятно, да?
     - Дальше, дальше! - поторопил Артист.
     - Я объяснил  сержанту, что мы возвращаемся  со съемок и в машине - мои
друзья, артисты. Он признал, что произошла  ошибка, так как  им не был точно
известен  номер  и  марка  машины.  Но  сейчас  он  передаст  эту информацию
оперативному дежурному  и нас больше не будут останавливать для  проверки. Я
думаю, эту информацию он уже передал.
     - Твою мать! - вырвалось у Артиста.
     - Я понимаю,  что ты хочешь этим выразить,  - ответил Томас. - А теперь
включи радио.
     - Да, веселенькая музычка - это нам сейчас в самый раз, - одобрил Муха.
     - Я хочу послушать  не музыку,  - возразил Томас. -  Я  хочу  послушать
последние известия. Но сначала нужно поймать полицейскую волну.
     Как  и  все  в  навороченной  "мазератти"  Артиста, приемник в  ней был
первоклассный, и всего через пару  минут в стереодинамиках затрещали разряды
помех,   прерываемые  докладами  дорожных  полицейских.  Разговаривали  они,
понятное  дело,  по-эстонски,  и нам  оставалось лишь хлопать  ушами и ждать
перевода Томаса.
     - Да, команда всем постам, - переводил он. - Марка машины, номер... Да,
три вооруженных преступника. С ними - заложник... Это, наверное, про меня...
Стрелять  по колесам запрещено. Стрелять на поражение запрещено. Задерживать
запрещено. При  обнаружении объекта  организовать сопровождение и немедленно
информировать  центр,  будет  выслана  группа  захвата...  Ага,  вот  кто-то
спрашивает,  кто  заложник...  Ответ:  мужчина  тридцати пяти лет,  высокий,
блондин, эстонец.  Одет, как педик... Не понимаю. Почему, как педик? Разве я
одет, как педик? - обратился он к нам.
     -  Не как  педик. Как  гомик,  - рассеял его недоумение Муха. -  Дальше
давай!
     - Мою фамилию не назвали, - сообщил Томас. - Почему? Не понимаю.
     - Может, они не хотят, чтобы  все узнали, что ты сбежал? -  предположил
я.
     - Теперь  понимаю, -  кивнул он. -  Это правильно. Если все узнают, что
внук национального героя  сбежал -  это не есть хорошо...  Ух  ты!..  Приказ
пограничным   постам.  При  попытке  пересечь   границу  задержать...   трех
россий-ских граждан: Пастухова, Мухина, Злотникова. Это вы?
     - Мы, - подтвердил Артист.
     - Очень приятно. Вот мы теперь познакомились. - Он еще немного послушал
переговоры полицейских и за-ключил:  - Больше  ничего  для  нас интересного.
Перейди на диапазон FМ.
     Салон  заполнился  музыкой  вперемежку  с  трепотней  диджеев. Томас  с
заднего  сиденья  потянулся  к  приемнику  и  начал медленно  вращать  ручку
настройки.
     - Это  не то... Тоже не то... Обзор утренних газет... Президент  Ельцин
заявил,  что  слухи об отставке правительства  Примакова не  имеют под собой
никаких оснований.
     - Значит, скоро снимут, - прокомментировал Артист.
     - Зачем? -  огорчился  Томас.  - У вас такой  хороший  премьер-министр.
Ничего не делает, и всем хорошо.
     - Не отвлекайся, - сказал я.
     - Это  не  интересно... Это тоже... На  вчерашнем заседании  парламента
принят закон о реституции. Надо же. Очень долго они его обсуждали.
     - А это еще что такое? - заинтересовался Муха.
     -  Закон  о возвращении собственности прежним владельцам. Недвижимости.
Если раньше тебе принадлежал дом, предъяви документы и получай его обратно.
     - А если там другие люди живут?
     - Не знаю. Выселят. Поэтому обсуждали так долго.
     - Раньше - это когда?
     - До советской власти.
     - Ну, тех владельцев немного осталось, - заметил Артист.
     - Есть наследники.
     - Слушай, Томас, а  у твоего деда-эсэсовца была недвижимость? - спросил
Муха.
     - Откуда мне знать? - Он пожал плечами. - Может, была. Может, не была.
     - Кончайте трепаться! - приказал я.
     Томас снова приник к приемнику.
     - Ага, вот. Последние известия... Ух ты!.. Про нас!.. Вот это да!.. Ну,
дают!
     - Что там? - нетерпеливо спросил Артист.
     - Не мешай! - отмахнулся Томас. - Ну, я вам доложу...  Так-так... А вот
это...  Полный  облом!..   Как?!  Кто   бездарный  художник?   Да  я   этому
корреспонденту морду набью!.. Главная сенсация... Ну и закрутили!
     - Ты хоть молчи, - взмолился Муха. - Слушай молча, а потом расскажешь.
     -  Молчу, - согласился Томас. - Вот как?.. Вот  это номер!.. Все, пошла
реклама. "Виагрой" никто не интересуется?
     -  Я  тебя сейчас трахну  без всякой "Виагры"! -  взревел Артист.  - Ты
нарочно жилы из нас тянешь?!
     Томас выключил приемник.
     -  Докладываю.  Вчерашняя презентация  съемок  фильма "Битва  на Векше"
принесла  три сенсации.  Первая:  в  качестве  национального  героя  Эстонии
впервые назван матерый эсэсовец, мой дедуля. Сенсация номер два: присутствие
на презентации командующего Силами обороны Эстонии генерал-лейтенанта Кейта.
Это значит, что все заявления Кейта о том, что эстонская армия вне политики,
можно забыть. И  главная сенсация - взрыв,  уничтоживший  подготовленную для
съемок военную технику на общую сумму в два с половиной миллиона долларов.
     - Ни хрена себе! - ахнул Муха.
     - Да, это ни хрена себе, - согласился Томас. - Директор фильма объявил,
что это означает  срыв  съемок и полное банкротство кинокомпании.  Но это не
все,  - предупредил он готовую сорваться  реплику Артиста. -  Режиссер  Кыпс
заявил,   что   взрыв   на   съемочной   площадке   -   дело   рук   русских
национал-экстремистов. Специалисты из службы  национальной  безопасности  не
исключают  террористического  акта  и считают счастливой  случайностью,  что
обошлось без  жертв.  Этот взрыв,  по мнению обозревателя  газеты "Эстония",
произвел эффект, которого  не  дал бы самый  удачный  фильм. Он сделал такую
рекламу командиру  20-й  дивизии СС Альфонсу Ребане, которую невозможно было
сделать никаким иным способом.
     - Поздравляю, - сказал я Артисту.
     -    И   это    тоже   еще    не   все,   -    продолжал    Томас.    -
Национально-патриотический  союз, Союз  борцов  за  свободу  Эстонии  и  ряд
общественных  организаций   заявили,  что  эта  акция  не   должна  остаться
безответной. Они потребовали от правительства принять  решение о возвращении
на родину праха моего дедули и о торжественном захоронении его в  Таллине на
кладбище Метсакальмисту. Это вроде вашего Новодевичьего кладбища,  - пояснил
Томас. - Вот теперь все.
     - Ты хочешь что-то сказать? - спросил я Артиста.
     Он промолчал.
     И правильно сделал.
     - У вас, русских, все время так, - прокомментировал Томас. - Хотели как
лучше, а получилось наоборот.
     - Не  понимаю, - сказал я. - А как они это себе представляют? Эстонское
правительство обратится  к канцлеру Германии с  просьбой  разрешить  забрать
прах штандартенфюрера СС для торжественного перезахоронения в  Таллине?  И в
каком положении  окажутся немцы? Разрешить - скандал, протесты прогрессивной
общественности.  Не  разрешить   -   тоже   скандал,  протесты   реакционной
общественности.
     - Будет  не  так,  -  возразил Томас.  - Они заставили  меня  подписать
бумагу. Прошение на имя мэра Аугсбурга,  чтобы мне разрешили забрать останки
дедушки. Я спросил:  а останки бабушки? Янсен сказал: "Это  все равно, что в
Мавзолее лежал бы Ленин с Надеждой Константиновной Крупской".
     - И ты подписал?
     Томас пожал плечами:
     -  А что мне  оставалось? Теперь я  начинаю понимать, зачем я им нужен.
Они  пошлют  меня в Аугсбург.  За останками. А кого? Внук.  Семейное дело. И
никаких протестов.
     -  А  как  прореагируют  в  Таллине  на  торжественное  перезахоронение
эсэсовца? - спросил Артист.
     - Я думаю, что в Таллине прореагируют очень  бурно, - ответил Томас.  -
Потому что в  Таллине двести  тысяч русских, из них  десять тысяч российских
военных пенсионеров.
     - Да это же провокация! - возмутился Артист.
     Я хотел высказать свое мнение о роли  его личности  в этой  истории, но
Артист опередил меня.
     - Молчи, - попросил он. - Молчи. Я знаю,  что ты хочешь сказать.  Я уже
сам все понял. Ошибся. Признаю. Но кто же знал?
     -  Хватит политики,  -  вмешался Муха.  -  Нужно думать, как выбираться
отсюда. Они знают,  что мы где-то  здесь.  И если начнут  прочесывать район,
возьмут нас тепленькими.
     - У меня есть план, как нам выбраться, -  сообщил  Томас. - Если вы  не
будете меня перебивать, я расскажу.


     План Томаса заключался в  следующем.  Километрах  в трех  от кирпичного
завода, давшего  нам временное  пристанище, была,  по  его словам, АЗС.  При
заправке - автосервис. Можно договориться с хозяином: машину Артиста загнать
в  бокс, а  другую  взять напрокат и на  ней выбираться. Когда все уляжется,
можно будет вернуться за "мазератти". Перспектива расстаться со своей тачкой
не умилила  Артиста, но  его мнения  никто не спрашивал.  План  был не  ахти
какой, но другого не было.
     В автосервис  отправили Муху и Томаса. Муху - как единственного из нас,
кто был нормально одет, хоть  и с мазутным пятном на  брючине, которое очень
его  расстраивало.  Он  все  порывался почистить  его  специально  купленным
бензином, но мы  не дали:  весь салон провоняет, нюхай потом его бензин. А с
Томаса пришлось снять его сюртук, наверняка известный уже каждому эстонскому
телезрителю, и напялить утепленную камуфляжную куртку, которая досталась мне
в обмен на мой приличный костюм  и на  плащ от Хуго Босса. На  голову, чтобы
скрыть его шевелюру и прикрыть козырьком лицо, нахлобучили эстовский кепарь,
предварительно отодрав с него форменную кокарду.  Куртка была  ему маловата,
руки торчали из рукавов, но с этим пришлось смириться.
     Артист нашел в бардачке упаковку "Стиморола", который он  рекламировал,
но  сам никогда не употреблял,  велел  Томасу нажевать и засунуть  жвачку за
щеки.  Это  придало  физиономии Томаса  некоторую  грушеобразность,  сделала
похожим   на  хомячка   и   привлекательности   не   прибавило,  но  убавило
узнаваемости. Что и требовалось.
     Они выбрались  на  шоссе и по обочине  зашагали  к заправке.  Впереди -
маленький Муха, а за ним, как на буксире, Томас. Вот уж верно - фитиль.
     Мы  с  Артистом вернулись  в  машину.  Артист угрюмо молчал,  обдумывая
случившееся. Мне тоже было о чем подумать.
     Над дорогой  прошел  военный  патрульный вертолет, потом еще один и еще
два -  все  военные. Это  мне как-то  не понравлось. Навес, хоть и  дырявый,
надежно  скрывал "мазератти", но если на наши поиски бросят вооруженные силы
Эстонии, далеко не уйти. Но с какой стати им объявлять тревогу? Только из-за
того,  что  с  гауптвахты  сбежал  артист?  Или  из-за  того, что исчез внук
эсэсовца? Но не  настолько же он  им нужен, чтобы поднимать Силы  обороны  в
ружье.
     Или настолько?

     У меня  появилось  ощущение, будто бы  нас  втягивает в  какой-то омут.
Случайности сцеплялись  одна с другой,  как вагоны  товарняка,  спускаемые с
сортировочной  горки.  И локомотивом в  этом составе была случайность  номер
один:  приглашение  Артиста  на  роль  второго  плана  в  фильме  эстонского
режиссера Марта Кыпса "Битва на Векше".
     Я повернулся к Артисту:
     - Ну-ка расскажи мне, как  тебя  выбирали на эту роль.  И  не пропускай
подробностей.
     -  Ну, как? - Он пожал плечами. - Как обычно. Позвонили  с "Мосфильма",
там в актерском отделе работает одна моя знакомая. Сказали,  что из  Таллина
приехала  режиссерша и  подбирает  актеров.  Отобрала  для  кинопроб  десять
человек. Среди них - я. Вот, собственно, и все.
     - Все? Или не совсем все?
     - Ну, я сразу встретился с этой эстонской дамой. То да се. Кино - штука
тонкая,  тут  важны личные отношения.  Сводил  ее пообедать в "Палас-отель".
Потом она из Таллина дала телеграмму.  О том, что  меня утвердили на  роль и
вызывают  на съемки. Теперь все. Есть только одна мелочь, - подумав, добавил
Артист. - Я сначала не обратил на нее внимания...
     - Какая мелочь?
     -  Эта  моя  знакомая,  из  актерского  отдела  "Мосфильма".  Она  мне,
оказывается, не звонила.
     - Кто же тебе звонил?
     - Не знаю. Меня дома не было, говорили с отцом. Приятный женский голос.
Я был  уверен,  что это она. Купил  ей цветы.  Она удивилась: за что?  Тут и
выяснилось, что она не  звонила. Решили, что кто-то из отдела. Из отдела так
из отдела, я об этом и думать забыл.
     - Во сколько тебе обошелся обед в "Палас-отеле"? - полюбопытствовал я.
     - Около ста баксов.
     - Тебе не кажется, что ты выбросил бабки на ветер? По-моему, тебе и так
дали  бы эту роль.  И  даже  упрашивали бы, если бы  ты стал отказываться. И
упрашивали бы очень настойчиво.
     -  Черт,  -  сказал  Артист.  Потом  помолчал и  сказал: -  Суки. - Еще
помолчал и спросил: - И что это значит?
     - Об этом мы можем только догадываться.
     - Хотелось бы не догадываться, а знать точно, - заявил Артист, ни в чем
не  терпевший  неопределенности. Эта  черта его характера и  была, по-моему,
главной  причиной того, что  он не сыграл и  не сыграет,  возможно,  никогда
роль, о которой страстно мечтал: принца Гамлета  с его мучительным "Быть или
не  быть". - Да нет,  все это чистая случайность. На роль  меня  выбирали по
типажу. Мог  оказаться любой из десяти актеров, если бы я  не подсуетился. И
вообще, кто  мог предположить, что ты бросишь все и поедешь со мной? Кто мог
предположить, что поедет Муха? Полная ерунда!
     - Это ты меня уговариваешь? Или себя?
     - Суки! - повторил Артист. - И что теперь?
     На этот раз плечами пожал я:
     - Знаешь, как говорят хирурги после операции?
     - Знаю. "Понаблюдаем".
     - Нет. "Вскрытие покажет".

     Мы  рассчитывали, что Муха  и  Томас  вернутся  часа  через два, но они
вернулись  гораздо  раньше.  Во  двор  кирпичного  завода въехал здоровенный
оранжевый  "К-700"  с  бортовым  прицепом,  закрытым  аккуратным брезентовым
тентом. В кабине, рядом с трактористом,  молодым степенным эстонцем,  сидели
Томас и Муха.
     Как выяснилось,  на  полпути к заправке  Муха заметил  трактор и быстро
сообразил,  какую  пользу  он  может  нам   принести:  на  прицеп  погрузить
"мазератти", закрыть брезентом  и таким образом выбраться из опасного места.
Хозяину  трактора он  объяснил, что  наша  машина  сломалась, а  автосервис,
который   ремонтирует  такие  иномарки,  есть  только  на  трассе  Таллин  -
Санкт-Петербург.  Тот  объявил  сначала  триста  баксов,  но   когда  увидел
"мазератти",   сразу   поднял   цену  до   пятисот  -  то  ли   оценив  нашу
платежеспособность, то ли  почуяв что-то неладное. Скорей последнее: четверо
молодых  мужиков  в экзотическом  прикиде как-то  не сочетались  с  шикарной
иномаркой. Томас попробовал его устыдить, но тракторист стоял на своем.
     Он был  высокий,  плотный, в просторном брезентовом  комбинезоне поверх
толстого,  крупной домашней вязки  свитера.  Синий  берет  и  короткая рыжая
борода делали  его  похожим  на шкипера. На все  тексты  Томаса  он  коротко
отвечал: "Нет".
     В конце концов Томас сдался и подошел к нам.
     - Не прогибается,  -  сказал  он.  - Подозревает, что тачка ворованная.
Хоть и не говорит. Потянем?
     Я  кивнул.  Бабки у  нас  были,  а выбора  не  было. И это был  хороший
вариант.  Даже очень хороший. Если все  пройдет благополучно,  мы окажемся в
двухстах километрах от того места, где нас будут искать.
     - Двести ему  нужно  отдать  сразу,  а триста  показать,  - предупредил
Томас.  - И отдать только после  того, как он  довезет  нас  до  места.  Мы,
эстонцы, народ  законопослушный. Это  у  нас от немцев. Но когда  мы думаем:
"Законно или незаконно?", мы имеем в виду: "Прихватят или не прихватят?" Это
у  нас  от  русских.  Если  отдать  ему все  вперед,  он сдаст  нас  первому
полицейскому.
     Выслушав наши условия, шкипер согласно кивнул и уехал на свой хутор  за
досками, по которым можно было бы вкатить "мазератти" в прицеп.
     - Не заложит? - обеспокоился Муха.
     - Нет, - уверенно сказал  Томас. -  Отказаться  от таких  бабок -  не в
эстонском характере.
     - А вот это у вас от евреев, - сказал Артист.
     Шкипера не было часа два. Спешить нам было некуда, на таллинскую трассу
лучше  всего было  выбраться  вечером,  в  темноте.  Но  мы  все  же  начали
беспокоиться.
     Над дорогой и придорожными полями  одна за другой  проходили патрульные
вертушки с опознавательными знаками Сил обороны Эстонии,  по  шоссе в ту и в
другую сторону проносились "лендроверы" в камуфляжном раскрасе.
     - Да они что, с цепи сорвались? - с недоумением прокомментировал Муха.
     Очень на это было похоже.
     Шкипер   наконец  появился,  умело  сдал  прицеп  к   навесу,  приладил
направляющие - две широкие  доски. Артист  сел за руль,  мы пристроились  по
бокам и  легко забросили  "мазератти" в кузов.  Томас  хотел  ехать в кабине
трактора, но мы решили, что не стоит ему светиться. Чем обычней картина, тем
лучше: едет себе  трактор  с прицепом, водитель  в  кабине  один, везет себе
хозяйственный груз и везет, дело житейское.
     Мы залезли в  салон "мазератти",  шкипер накрыл машину  брезентом и для
маскировки набросал сверху и по бокам несколько захваченных с хутора льняных
снопов. Предусмотрительный народ эти эстонцы.
     - Мы поедем вокруг,  -  проинформировал  нас  Томас.  -  По той  дороге
опасно. Так - дальше, на пятьдесят километров, но лучше.
     Трактор рыкнул двигателем, прицеп покатился по колдобинам.

     Путешествие началось.

     Вряд  ли  именно  такие  путешествия  имел в  виду Пржевальский,  когда
говорил, за что  он любит  жизнь.  Но все же лучше ехать  в полной темноте в
комфортабельном салоне "мазератти", чем сидеть в эстонской каталажке, гадая,
какой срок и за что нам впаяют.
     А впаять могут сколько угодно и за что угодно. За нападение на гарнизон
воинской части могут?  Могут. За  похищение внука национального героя могут?
При желании могут.  А взрыв? "Эстовцы", которые сидели  в блиндаже, опознают
всех нас без малейших сомнений. И доказывай потом, что мы не  хотели  ничего
такого,  а просто нам не понравился сценарий этого долбаного фильма, так как
там схематичны характеры.
     Теракт.  За   это  могут  засадить  на  всю  катушку.  И  прогрессивная
общественность  пальцем не шевельнет  в  нашу  защиту. И я  бы ее за это  не
осудил.
     Я поразмышлял еще немного и понял, что наше положение гораздо хуже, чем
мне показалось. И самая главная опасность была неявной, она каким-то образом
была  связана с  большой  политической игрой,  в  которую  был  втянут  этот
долговязый эстонский  плейбой Томас Ребане,  а через него втянуты мы. И  мы,
пожалуй,  уже знали о нем слишком много и могли представлять угрозу для тех,
кто эту игру затеял. Во всяком случае,  они могли предположить, что мы знаем
слишком  много.  Этого  предположения  вполне  достаточно,  чтобы  мы  стали
проблемой. А затеяли эту игру  люди очень серьезные. Они решают  проблемы по
мере их возникновения.
     А что, собственно, мы знаем о Томасе Ребане? Да ничего толком не знаем.
Только одно: что он  не  внук этого эсэсовца, а фигура подставная. Но почему
на эту роль выбрали именно  этого раздолбая? Однофамилец? Не  факт. Ребане в
Эстонии наверняка  не меньше,  чем  в России  Лисицыных.  И на роль  потомка
национального  героя  могли  бы  найти  фигуру более достойную.  Но  выбрали
все-таки его. Или он действительно внук Альфонса Ребане, но об этом не знал?
     Вполне  мог  не  знать.  Национал-патриот  на  пресс-конференции  очень
логично  все  объяснил. Могли не знать и его родители. Или знали, но боялись
сказать. И правильно боялись. Если бы об этом узнали наши после войны, Томас
имел  шанс  вообще  не  появиться  на  свет  -  его родителей упекли бы куда
подальше. А если бы  узнали в более поздние советские времена -  тоже ничего
хорошего. Посадить бы не посадили, но жить им было бы очень даже неуютно.
     - Вот  что,  Томас  Ребане, -  обратился я к нашему попутчику,  полному
загадок, как  Бермудский треугольник. - Поведай-ка нам о своих приключениях.
Как тебя угораздило встрять в это дело?
     - Долгая история, - отмахнулся он.
     - Ничего, время  есть. Дорога дальняя, делать нам все равно нечего. Так
что давай приступай.
     Повествование  Томаса длилось минут тридцать. Временами оно  было очень
вдохновенным.  Вдохновение он черпал  из  бутылки.  Когда  водка  кончилась,
иссякло  и  вдохновение.  Ничего  принципиально  нового  мы  не  узнали,  но
некоторые  подробности  были  красноречивыми.  Операция  с  компьютерами,  с
помощью  которой его за-гнали в угол,  выдавала  очень  опытную руку. Что-то
Томас,  конечно,  оставил  за  кадром,  но  и  того,  что   рассказал,  было
достаточно, чтобы убедиться: никакого  отношения к похороненному в Аугсбурге
эсэсовцу он не  имеет.  Не имел, пока  его не ввели  в эту  игру. Оставалось
непонятным одно: почему все-таки его?
     -  Чего же тут  непонятного?  - сказал Муха,  когда  я  поделился своим
недоумением. - Потому что он сирота.
     - Я? - удивился Томас. - Да, сирота. В самом деле. Я никогда об этом не
думал. У меня очень много друзей. Поэтому я никогда не думал, что я сирота.
     - Ладно, сирота. И что из этого следует? - спросил Артист.
     - Его никто не хватится, если он исчезнет, - объяснил Муха.
     - Почему  я  должен  исчезнуть? -  встревожился  Томас.  -  Я  не  хочу
исчезать!
     - А тебя об этом никто и спрашивать не будет. Понадобится - и исчезнешь
как миленький.
     Сирота.  Что-то  в  этом объяснении было.  В  роли  Томаса обозначилась
перспектива. Как  только он станет ненужным, его уберут. И о нем не вспомнит
никто, потому  что друзей не бывает очень  много.  Если друзей очень  много,
значит, их попросту нет.
     - Погодите, - сказал я.  - Как может исчезнуть внук национального героя
Эстонии? Его  даже сейчас, после единственной  телепередачи, узнают дорожные
полицейские! Да его хватятся все национал-патриоты!
     - Это мне нравится, - оживился Томас. -  Значит,  я могу  диктовать  им
свои условия? Так, да? Раз я не могу незаметно исчезнуть?
     - Не обольщайся, -  сказал Артист. - У тебя  роль  не второго  плана, а
первого. Если не главная, то одна  из  главных. Но  от этого  тебе не легче.
Исчезнешь с помпой. Это тебя больше устраивает?
     - С помпой? - переспросил Томас. - С какой помпой?
     - Цитирую завтрашние газеты:  "Новая провокация  русских  экстремистов.
Злодейски убит внук национального  героя Эстонии. Гнев и  возмущение кипят в
сердце  каждого патриота. Требуем установить на  центральной площади Таллина
памятник отважному эстонскому  воину Альфонсу Ребане и  его внуку". Нравится
перспектива?
     -  Нет, -  подумав, ответил  Томас. - Эта перспектива мне не  нравится.
Возьмите меня с собой в Россию. Мне здесь нельзя оставаться.
     - Даешь! - усмехнулся Муха. - Как мы можем взять тебя с собой? Провезти
через границу в багажнике?
     -  Я  скажу как. Я знаю.  Я им сейчас нужен,  правильно? -  заторопился
Томас.  - Они даже запретили стрелять при задержании. Так? Я им нужен живым.
Все  очень  просто.  Вы  объявляете меня  заложником  и  прорываетесь  через
границу. Говорите: если не пропустят, вы  меня убьете. И они  пропустят. А в
России мне дадут политическое убежище.
     - С какой стати? -  усомнился  Муха.  - В России нас посадят  за захват
заложника, а тебя вернут в Эстонию.
     - Нет,  ты не понимаешь!  -  горячо возразил  Томас. - В  Москве  я все
расскажу.  Я  сбежал,  чтобы  предотвратить  провокацию.  Провокацию  против
русских в Эстонии. Так! Без меня им дедушку немцы не отдадут. Значит, некого
будет  торжественно  хоронить. И всей их  затее  наступит  финиш.  А вы  мне
помогли.  И все будет замечательно.  Мне дадут политическое убежище,  а  вам
дадут орден Дружбы народов.
     При  всей своей экзотичности план  был не лишен остроумия. Но в нем был
один существенный недостаток.
     - Нас не пропустят через  границу, - объяснил я. -  Как раз потому, что
ты  можешь  все рассказать россий-ским властям.  Поэтому тебя не выпустят. И
нас тоже. Вместе с тобой.
     Томас немного подумал и уныло согласился:
     - Да, это может быть. Что же делать?
     А что делать, когда не знаешь, что делать?
     Думать.

     Все  правильно. Не  будет  никакой  каталажки,  не будет никакого суда.
Потому что на суде  мы можем заговорить о том, о чем не должна знать ни одна
живая  душа.  Кроме  тех,  кто ведет игру. А  есть  только один стопроцентно
надежный  способ  заставить человека  молчать.  Этот  способ называется  "не
убить". Нет, он называется "решить проблему".
     И как ее будут решать? Нас захватит полиция или  "эсты" и пристрелят на
месте?  Не  проходит.  Даже  если  найдется  чин,  который  возьмет  на себя
ответственность отдать такой приказ,  вряд ли найдется служивый, который его
выполнит.  Как там ни крути, а это убийство. А служивый человек,  хоть  и не
всегда последовательно, служит закону.  Для таких дел есть специальные люди.
Их не так уж и  много, и маловероятно,  что они окажутся на  месте в  момент
нашего задержания. Убрать потом - при  попытке к бегству?  Это ближе. А если
мы не будем предпринимать никаких попыток к бегству? Как тогда?
     Это был интересный вопрос. И я  был почти уверен  в том, что волнует он
сейчас не только меня. Но и тех, кому эту проблему нужно решать.

     Твою мать. Это называется - вляпались. На ровном месте.

     В нашей ситуации самым разумным было доехать  до какого-нибудь городка,
купить там  обычную,  не привлекающую внимания  одежду,  а потом бросить эту
засвеченную "мазератти", хоть она и обошлась Артисту в чертову кучу  баксов,
бросить этого раздолбая Томаса  Ребане, разбежаться  и поодиночке переходить
границу - в толпах  эстонских "покупантов",  которые  каждый  день наводняли
ярмарки Ивангорода и сметали все, что у себя на родине могли продать дороже.
Мы видели эту картину  по дороге в Эстонию и очень удивились: оказывается, и
в России есть еще  что-то, представляющее интерес для эстонских торговцев. В
этой сутолоке проскочить через пограничный пункт будет не так уж и трудно. И
у нас  хватало  "зеленых", чтобы в  случае  осложнений  найти общий  язык  с
пограничниками.
     Но что-то мешало мне принять это решение.  И я понял  что.  Нельзя было
Томаса  оставлять.  Оставить  его здесь, а  самим  вернуться  домой  значило
притащить вместе с собой опасность. Те, кто ведет эту игру, вряд ли смирятся
с бесследным исчезновением трех человек, которые соприкоснулись с их тайной.
В таких делах мелочей не бывает. А вычислить нас - нечего делать, достаточно
за-просить  погранпункт  в Нарве.  Там скажут,  с  кем  пересекал  эстонскую
границу российский гражданин Злотников. И  уже,  возможно, сказали. И с нами
начнут происходить разные случайности.

     О чем это я раньше подумал? Что нас втягивает в омут?
     Да мы в нем уже с головой!

     По  всему выходило,  что  Томас  прав:  его нужно  забирать  в  Россию.
Оставался только один  вопрос: как нам  всем вместе  выбраться?  И  тут меня
осенило.  А с чего это мы зациклились на сухопутных границах, почему  бы  не
попытаться  умотать  морем?  По  Финскому  заливу  курсируют десятки  судов.
Спрятать четырех человек на любой посудине - не проблема. Было бы желание. А
желание  будет.  В  любом эстонском  порту  найдется  капитан  какого-нибудь
лесовоза или сухогруза, которому лишние бабки не помешают.
     Значит,  нам  нужен порт. Большой. В маленьких любой чужак на  виду.  А
самый большой порт в Таллине. Что ж, придется прорываться в Таллин.
     Я не стал делиться своими  соображениями. Не хотел, чтобы о придуманном
мной  маршруте  отхода раньше времени узнал Томас. До  Таллина еще  пилить и
пилить. Всякое  может  быть.  И если  так случится, что его прихватят, а нам
удастся уйти,  путь  морем  будет для нас закрыт.  Его  прижмут,  и  он  все
выложит, потому что он  не  Зоя Космодемьянская. Я не ставил это ему в вину,
просто констатировал  как  факт. А случиться могло  что  угодно.  Недаром на
полях  старинных русских лоций писали: "Там,  где неизвестность, предполагай
ужасы".

     В машине  было темно, уютно. Прицеп  швыряло  на ямах, но  амортизаторы
"мазератти"  превращали эти толчки в мягкое  покачивание.  Потом ямы и кочки
кончились.  Значит, выехали  на  шоссе. Я не  очень представлял  себе, каким
маршрутом мы  едем, но до автострады Таллин  - Санкт-Петербург было никак не
меньше ста  пятидесяти или  даже двухсот  километров. При  скорости трактора
километров двадцать в час это почти десять часов езды. Вот  тебе и маленькая
страна. Размер страны зависит от способа передвижения.
     - Жрать охота, - сообщил Муха.
     Что верно, то верно: со  вчерашнего  дня  во рту у нас не было и крошки
хлеба.
     Но  предусмотрительным  оказался не  только шкипер.  Предусмотрительным
оказался  и  Томас.  Часа  через  полтора  трактор  остановился,  постоял  с
работающим  двигателем,  потом  двинулся и через полчаса  снова остановился.
Брезент  приподнялся,  шкипер  стукнул в  стекло и  просунул  в  машину  два
полиэтиленовых пакета. В одном было три батона вареной колбасы и две буханки
хлеба, в другом позвякивали бутылки.
     - Это  я попросил его купить, - объяснил  Томас.  -  С нас еще двадцать
баксов.
     Пакет  с  колбасой  он  отдал нам,  а из второго пакета  извлек бутылку
"Смирновской" водки.
     - Неужели будешь пить? - поразился Муха.
     - Буду, - со вздохом сказал Томас.
     - Ты же целую бутылку выжрал!
     - Это уже давно. И было много переживаний. Нервы нужно успокаивать.
     И  он принялся успокаивать  нервы,  а мы дружно  навалились на колбасу.
Путешествие  становилось не то чтобы приятным,  но  сносным. Если бы еще  не
периодически возникавший  стрекот патрульных вертушек, подтачивающий иллюзию
нашего благополучия.
     Но чувства чувствами, а природа брала  свое.  Нас  естественным образом
потянуло в сон. И как я ни старался убедить себя, что расслабляться не время
и спать нельзя, организм одержал сокрушительную победу.


     Проснулся я внезапно - с тем ужасом,  с каким водитель на ночной дороге
вдруг открывает глаза и обнаруживает, что какое-то  время он был в отключке.
Прицеп  не двигался. Доносился рокот тракторного  двигателя, работающего  на
холостых  оборотах.  Возле  пассажирской   двери  "мазератти"  стоял  хозяин
трактора и терпеливо постукивал по стеклу каким-то ключом. Я удивился: зачем
он  залез под  брезент? И  тут же  понял, что  брезент  откинут,  а на улице
темнота.  На  моей  "Сейке"  было  четверть  седьмого.  Вечера!  Вот  это мы
придавили! Сказалась все-таки бессонная ночь.
     Я опустил стекло. Шкипер сунул голову в салон и сказал:
     - Нужно выходить. Мы приехали.
     Он добавил что-то еще - по-эстонски.
     Я приоткрыл  дверь.  В  салоне  зажегся свет. Муха  и  Артист мгновенно
проснулись. Лишь  Томас безмятежно дрых, откинув  голову на спинку сиденья и
двумя руками  прижимая  к  груди бутылку.  Муха растолкал его.  Он  закрутил
головой,  заморгал,  пытаясь  понять,  где он  и что  с ним. Потом дошло. Он
выслушал шкипера и перевел:
     - Говорит:  дальше не поедет.  На автостраде  много  полиции  и военной
автоинспекции. Пост мы проехали, нужно выгружаться.
     Я вылез из машины.  Трактор  стоял  на  придорожной  стоянке, на  каких
ночуют дальнобойщики.  Вокруг  чернел  сосновый  лес, тревожно шумел  ветер.
Площадка была пуста. Лишь одна фура светилась подфарниками на другом  конце.
Двое водил,  расположившись перед капотом, грели  на паяльной  лампе чайник.
Мимо  стоянки со  свистом проходили тяжелые  грузовики,  бесшумно  скользили
легковушки.  Метрах  в  пятистах  празднично сиял  стеклянный куб  дорожного
поста, возле него стояли две полицейских машины.
     - В какой стороне Нарва? - спросил Артист.
     - Там. - Томас показал на пост.
     - Твою мать! Нам же нужно как раз в ту сторону!
     - Нет, - возразил Томас. - Нам нельзя в Нарву. Там найдут. Нам нужно  в
Таллин.
     - А в Таллине не найдут?
     - В Таллине мы спрячемся.
     - Как?
     - Я знаю как. До Таллина близко, сорок километров. И только один пост.
     Артист вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул:
     - В Таллин так в Таллин.
     Мы  скатили  "мазератти" с  прицепа  и  расплатились  со  шкипером.  Он
аккуратно  спрятал  баксы  в  бумажник,  взгромоздился  в  кабину трактора и
свернул в сторону Нарвы.
     - Уезжаем! - скомандовал Томас. - Быстро, быстро! Я немножко думаю, что
он нас сейчас заложит.
     И  точно:  "К-700"  остановился возле  поста,  тракторист  выпрыгнул из
кабины и подошел к полицейским.  Муха достал  из бардачка бинокль, но и  без
него  было  видно, как  шкипер  что-то  объясняет, показывая руками в разные
стороны.  Оба  полицейских  "форда" включили  мигалки,  сорвались с  места и
устремились  к  нашей  стоянке.  Артист  дал по газам, "мазератти"  снарядом
вылетела на шоссе. Мы уже приготовились к гонке,  но "форды" вдруг  свернули
на какой-то проселок.
     Томас включил приемник и нашел полицейскую волну.
     - Поступила информация о  местонахождении  объекта, - немного послушав,
сообщил  он. -  Объект  в километре  от  трассы, на  второстепенной  дороге.
Доставлен туда на тракторе. Информация поступила от хозяина трактора.
     - Все-таки заложил, подлюка! - сказал Муха.
     - Да, заложил, - подтвердил Томас. - Но соврал.
     - Это у вас не от  русских. И  не от немцев, - обобщил Артист. - И даже
не от евреев. А от кого?
     -  Зачем  ты  обижаешь эстонский народ? - укорил его Томас. -  Не нужно
отказывать  нам в самобытности. Это у нас от нас самих. Теперь можно ехать в
Таллин. Некоторое время будет спокойно.

     Некоторое   время   мы  ехали   спокойно.  Навстречу  нам   проносились
полицейские  "форды" и  военные  джипы,  подтягиваясь  к  месту  обнаружения
объекта. Томас,  которому я  уступил кресло  рядом с  водительским, чтобы он
показывал Артисту дорогу, напряженно слушал переговоры патрульных.
     Впереди  показался  дорожный  пост.  Артист  пристроился  за   огромным
рефрижератором,  на подъезде  к посту  вышел в левый ряд и как  бы прикрылся
махиной  рефрижератора  от  полицейских. Кажется,  проскочили. Но тут  Томас
сообщил:
     - Нас  засекли! -  И снова  приник к приемнику.  - Приказ всем:  объект
движется к Таллину, - ретранслировал он переговоры  на полицейской  волне. -
Приказ группе захвата: приступить к задержанию... Всем  патрульным  машинам:
уйти с пути следования объекта, обеспечить группе захвата свободу маневра...
Ага, вот: "Объект вижу"...
     Мы  вывернули  шеи  и  уставились  в  заднее  стекло.  Какая-то  машина
выскочила из-за автобусной остановки и ринулась за нами.
     - Что  за  черт?  - удивился Артист. -  Это же  "Нива"!  У них что,  не
нашлось тачки поприличней?
     Он придавил педаль газа. "Нива" отстала.
     - Здесь - шестьдесят, - предупредил Томас. - И часто стоят с радарами.
     -  Сбавь  скорость,  - сказал я. - Нам  сейчас  не хватает  на обычного
гаишника напороться.
     Артист  сбросил до  шестидесяти. "Нива" быстро  приближалась. При свете
фар  встречных машин было  видно, что  она  красная,  а капот  черный -  так
бывает, когда  деталь  сменили,  но  не успели  покрасить. В машине, судя по
силуэтам,  было  четверо. Водитель и  пассажир курили  - отчетливо светились
огоньки сигарет.
     Артист нервничал, то и дело поглядывал в зеркало заднего вида.
     - Сейчас  ограничение кончится, - успокоил его Томас. - Будет окружная,
там можно ехать сто.
     Но до окружной мы не доехали. С правой стороны "Нивы" сверкнуло, ударил
выстрел,  пуля чиркнула по асфальту и ушла в сторону. Тут же  полыхнуло еще.
Били по колесам.
     - Да что ж они, козлы, делают? -  возмутился Муха.  -  Людей  же  может
зацепить рикошетом!
     Томас  оглянулся на  звук выстрелов,  всмотрелся  в  "Ниву" и  завопил,
вцепившись в плечо Артиста:
     -  Гони!  Гони! Это не группа захвата,  это люди Лембита Сымера! Точно!
Это их тачка! Они на ней пасли мою студию! Гони!
     - Кто такой Лембит Сымер? - спросил я.
     -  Начальник охраны  Краба! Я вам про  него говорил!  Это  бандиты! Они
выпустили на нас бандитов!
     - Спокойно, - сказал я. - Их всего четверо.
     - Ты не понимаешь! -  продолжал вопить Томас. - Они будут стрелять! Они
вас перестреляют, а меня возьмут! Полиция не может стрелять, а они могут!
     И тут до меня дошло. Вот, значит, как  они придумали решить проблему. А
что,  неплохо.  Если  бы Томас  не  узнал  их  машину,  мы  в  конце  концов
остановились бы и сдались властям. Тут бы нас и свели на конус.
     Грохнуло еще два выстрела.
     Муха оглянулся и выругался.
     - Они еще и покуривают! Покуривают и  постреливают!  Сбрось скорость! -
приказал он Артисту. - Подпусти ближе.
     - Зачем? -  спросил Артист, но скорость сбавил. Так  уж у нас повелось:
если кто-то приказывает - значит, он знает, что делает.
     -  Опусти крышу!  - продолжал  командовать  Муха и  нагнулся,  зашуршал
пакетами.
     - Зачем? Холодно! - запротестовал Артист.
     Я уже понял замысел Мухи и подкрепил его команду своим авторитетом:
     - Делай что сказано!
     Крыша уползла  назад. В  салон ворвался сырой  ветер, обжег лица, сразу
пронизал до костей. Между нами и "Нивой" было всего метров десять.
     Грохнул еще выстрел.
     - Сейчас согреемся. Сейчас у меня кое-кто хорошо  согреется! - пообещал
Муха.
     В руках  у него  появилась бутылка. Он примерился и метнул ее в "Ниву",
как  гранату из окопа.  Лобовое стекло  "Нивы" разлетелось,  она вильнула  и
вмазалась  в  бетонный  столб ограждения.  От удара  задок занесло  в кювет,
"Нива" кувыркнулась и встала на крышу.
     - Недурно! - похвалил себя Муха. - А сейчас они будут греться!
     Но взрыва не последовало.
     - Они же курили! А почему не горят? - с недоумением проговорил Муха.
     Крыша надвинулась и встала на место. Артист прибавил газу. Муха включил
в  салоне свет  и  снова нагнулся,  зашуршал  пакетами.  Он  извлек какую-то
бутылку, посмотрел на этикетку и заорал:
     -  Фитиль, твою мать! Твое пьянство  до добра не доведет!  Я тебе точно
говорю: не доведет!
     - Странно. Почему они не загорелись? - спросил я, оглядываясь на быстро
удалявшуюся от нас "Ниву".
     - Потому! Потому что этот мудак водку везде насовал!
     Муха ткнул мне в руки бутылку. На этикетке стояло: "Бензин авиационный,
очищенный".
     - Ты бросил в них мою водку? - поразился Томас. - А почему ты не бросил
бензин? Он гораздо дешевле!
     - Еще  слово,  и этим бензином  получишь по  башке! -  пообещал Муха. -
Почему, почему! А чем я штаны буду чистить?
     - Показывай дорогу, - одернул Томаса Артист. - Уходим на окружную?
     Томас послушал переговоры полиции и сказал:
     - Нет.  Прямо, в  город. Они  уже  нашли  "Ниву". Вызывают  "скорую"...
Приказ всем машинам: блокировать  красную "мазератти".  Оружие не применять.
Это  они  заботятся  обо  мне...  Теперь  налево...  Прямо...  На  светофоре
направо... А теперь в эту арку...
     Надо отдать ему  должное: свой город он  знал. Подчиняясь его командам,
Артист гнал  тачку  по  каким-то  переулкам,  проходным дворам, мелькали  то
крепостная стена, то решетка набережной. К нашему счастью, наступил вечерний
"пик",  машин  было  полно,  и  даже  на  центральных  улицах,  расцвеченных
мигалками  полицейских  "фордов"  и  военных  "лендроверов",  нам  удавалось
оставаться незамеченными.  Наконец  въехали  в какой-то  темный двор,  Томас
велел втиснуться между стоящими в  глубине двора машинами, выскочил из тачки
и начал поспешно стаскивать с одной из машин прорезиненный тент.
     - Помогите! - скомандовал он.
     Под тентом оказался белый "жигуленок" - пикап "ВАЗ-2102".
     - Это моя машина, - объяснил Томас. - Дальше поедем на ней.
     - Молоток, Фитиль! У тебя котелок варит! - одобрил Муха.
     -  Да,  иногда  немножко  варит,  -  признался Томас.  - Когда  заднице
становится горячо.
     Мы натянули  тент  на  "мазератти",  Томас перетащил  в  "двушку"  свои
бутылки и сел за руль.
     - Ты же поддатый! - запротестовал я.
     -  Нормально,  -  возразил  он.  -  Я  уже  весь  переволновался.  Если
остановят,  все равно заберут.  А  вам нужно  спрятаться и  сидеть,  пока не
скажу. Ищут  четверых на "мазератти", а одного на "Жигулях" не  ищут. Нам из
города выехать, а там будет тип-топ.
     Довод  был  убедительный.  Муха  сжался  в комок  спереди, я с Артистом
распластался в  просторном багажнике пикапа. Заднее  сиденье было разложено,
так что  места хватило. Томас прикрыл нас сверху каким-то полиэтиленом, и мы
начали новый этап путешествия. На этот раз - по Таллину.

     Красивый, говорят, город, много достопримечательностей.

     Пару раз "двушку" Томаса притормаживали, но тут же отпускали.
     - Им не до нас, - объяснил  он. -  Я чувствую  себя очень значительным.
Меня ловит вся полиция Таллина.
     - И все вооруженные силы Эстонии, - из-под полиэтилена добавил я.
     - Да? - удивился Томас. - Кажется, ты прав. Если я когда-нибудь об этом
расскажу,  мне никто не поверит... Последний пост, - предупредил он. - Очень
тихо лежите. Я сейчас остановлюсь и спрошу, по какой  дороге  лучше ехать на
Маарду. Это такой поселок на побережье.
     - А сам дорогу не знаешь? - подал голос Муха.
     -  Хорошо  знаю.  Но  если  я  буду ехать,  меня остановят.  А  если  я
остановлюсь сам, они скажут, чтобы я уезжал и не мешал им ловить меня.
     Скрипнули тормоза, послышались  голоса. Вежливо-просительный  - Томаса,
лающий - полицейского. Машина тронулась.
     - Вот  теперь  уже  порядок,  -  сообщил Томас.  -  Но вы  еще немножко
полежите.
     Минут через  двадцать он  разрешил нам подняться. Машина шла  по темной
дороге, проложенной,  как  просека,  среди сосен.  Здесь еще держался  снег.
Далеко  позади  стоял отсвет городских  огней.  Проехали какой-то малолюдный
поселок, снова углубились  в лес. Еще  через  полчаса  "двушка" остановилась
возле  просторной  избы  на  краю  садово-огородного  кооператива  - скопища
дачек-скворечников. Нигде не было ни огонька.
     - Все, приехали, - сказал Томас. - Здесь хорошо.
     Он  поднялся  на крыльцо,  нашарил за наличником  ключ  и  отпер дверь.
Щелкнул выключателем. Голая лампочка под потолком осветила  довольно большую
захламленную комнату с бревенчатыми  стенами. Из  мебели в  ней были топчан,
пара  табуреток и стол, да  на тумбочке стоял древний телевизор  "Юность". И
все углы были уставлены пустыми бутылками.
     - Чего же здесь хорошего? - спросил Артист, брезгливо осматриваясь.
     - Здесь нас не будут искать. Я прожил тут целый месяц. И весь месяц был
очень свободным человеком. Очень.
     Он  сбегал  во двор, принес охапку  дров, набил ими печку, на  конфорку
поставил  закопченный алюминиевый чайник. В топке загудело пламя,  затрещали
поленья. Стало уютней. Из чулана Томас приволок  несколько  старых матрацев,
овчинный тулуп, какое-то тряпье, лишь отдаленно напоминающее одеяла. Все это
он расстелил на полу и сообщил:
     - Здесь будем  спать. Здесь будем сидеть. Пить чай. Смотреть телевизор.
Чем плохо?
     - И сколько же мы будем здесь сидеть? - задал риторический вопрос Муха.
     - А вот этого я не знаю, - ответил Томас.
     Ну, не  привыкать. Приходилось жить и не в таком комфорте.  Мы навели в
комнате порядок, вымыли  кружки,  разложили остатки колбасы и хлеба,  налили
чаю  и  устроились  за  столом  дружной  артелью.  Эдакие  работяги,  хорошо
сделавшие  свое дело. Но вот что это за дело и каким боком оно еще выйдет  -
это был очень большой вопрос.
     Томас включил телевизор и довольно потер руки:
     - А теперь можно спокойно выпить.
     Что  он  и  сделал,  вежливо  предложив  налить  и  нам,  но  не  очень
огорчившись отказом.
     Телевизор разогрелся и сообщил:
     - Как  мы передавали, пресс-секретарь премьер-министра заявил  сегодня,
что правительство намерено обсудить и, возможно, принять решение о перевозке
в Эстонию останков командира 20-й  дивизии СС  штандартенфюрера СС  Альфонса
Ребане для  торжественного перезахоронения на мемориальном кладбище Таллина.
Он мотивировал  это  тем, что правительство  не может  выступать против воли
значительной части эстонских  избирателей,  возмущенных  наглой  провокацией
русских экстремистов и срывом съемок патриотического фильма...
     - Неужели решатся? - поразился Муха. - Торжественно хоронить эсэсовца -
да они что, озверели?!
     - Могут, - отозвался Томас. - Заявление пресс-секретаря - пробный  шар.
Посмотреть на реакцию, стравить  пар. А потом можно и принимать решение. Под
давлением общественности.
     - Суки, - сказал Артист.
     - Политики, - согласился Томас.
     -  Это заявление вызвало резкую  реакцию Объединенной  народной  партии
Эстонии, -  продолжал  диктор. - В заявлении правления ОНПЭ отмечается,  что
придание статуса национального героя человеку, носившему мундир организации,
повинной  в  гибели  миллионов людей,  является  кощунством. Правление  ОНПЭ
потребовало от  правительства Эстонии не принимать этого решения,  чреватого
обострением   внутриполитической   ситуации   в   республике    и   подрывом
международного авторитета Эстонии.  "В случае игнорирования этого требования
ОНПЭ оставляет за собой право на организацию акций протеста против фашизации
Эстонии", -  подчеркнуло  правление  Объединенной народной партии Эстонии  в
своем заявлении...
     Диктора на экране сменил телекорреспондент "Новостей":
     - Все жители Эстонии  обратили сегодня внимание на необычную активность
полиции и вооруженных сил.  Полеты военных вертолетов,  патрулирование дорог
мобильными  группами спецподразделения "Эст",  необычно  строгий  пропускной
режим  на  границах.  Чем  это  вызвано?  С  этим  вопросом мы  обратились к
командующему Силами обороны генерал-лейтенанту Кейту.
     В   кадре   появился   хорошо   знакомый   нам   и   особенно   Артисту
генерал-лейтенант.  Вид  у него  был несколько помятый, как у  человека,  не
спавшего  пару  ночей.  Впрочем,  это  могло  просто  показаться -  качество
изображения черно-белой "Юности" было не идеальным.
     - Нет никаких причин для беспокойства, - объяснил генерал. - Проводятся
плановые учения спецподразделения  "Эст"  для отработки  взаимодействия  Сил
обороны и полиции в операциях антитеррористического характера.
     -  Связано  ли  это  со  взрывом  на  съемочной   площадке?  -  спросил
корреспондент.
     - Нет, это всего лишь учения.
     -  Правление Объединенной  народной  партии  Эстонии  открытым  текстом
заявило сегодня  о  своем  намерении  организовать акции  протеста в  случае
решения  правительства  о  торжественном перезахоронении  праха  эсэсовского
офицера  Альфонса  Ребане.  Не   являются  ли  эти   учения  предупреждением
экстремистам?
     -  Я  не  раз  говорил  и готов повторить:  Силы  обороны  Эстонии  вне
политики.  Они призваны защищать конституционный строй. Все наши мероприятия
преследуют только эту цель.
     - Сколько времени продлятся учения?
     - До тех пор пока не будет достигнут положительный результат. Пока трое
условных террористов, условно  проникших на территорию республики, не  будут
обнаружены и обезврежены.
     - Вы  хотите сказать, господин генерал, что за целый день этого сделать
не удалось? - удивился корреспондент. - Все наши вооруженные силы и  полиция
не смогли найти и обезвредить всего трех человек?
     -  В  этом  главная  трудность  борьбы  с  террористами,  -   разъяснил
генерал-лейтенант.  -  Если бы  на  территорию республики  проник  батальон,
задача давно  была бы решена. Чем меньше диверсионная группа,  тем трудней с
ней бороться. Мы не намерены играть в поддавки. На роль условных террористов
были  выбраны очень  опытные  диверсанты. Но они  будут  задержаны  в  самое
ближайшее время.
     - Вы не могли бы сказать, где и когда это произойдет?
     -  Разумеется, нет. Я не исключаю, что они сейчас смотрят эту передачу.
С моей стороны было бы неразумно сообщать им о наших планах.
     -  Спасибо,  господин  генерал.  На вопросы  корреспондента  "Новостей"
отвечал командующий Силами обороны генерал-лейтенант Кейт.
     - Сейчас пойдет эстонский выпуск, - сказал Томас и выключил телевизор.
     - Условные диверсанты - это он про нас?  -  спросил Муха. - И мы  будем
задержаны в ближайшее время?
     - Туфтярщик, - прокомментировал Артист.
     - Что такое туфтярщик? - заинтересовался Томас.
     -  Это то же самое, что понтярщик, -  объяснил Муха. - А понтярщик - то
же, что мудозвон. А мудозвон - это все равно что...
     - Это я знаю, - сказал Томас. -  Туфтярщик. Очень красивое слово. Нужно
запомнить.

     Но  генерал-лейтенант Кейт не был туфтярщиком. Едва мы расположились на
тюфяках и выключили свет, как глубокую, до звона в ушах, тишину заполнил рев
двигателей, в окно ударили слепящие прожектора, над  избой зависли не меньше
двух вертушек и по окрестным лесам разнесся громоподобный мужской голос:
     -  Говорит   командующий  Силами  обороны  генерал-лейтенант  Кейт.  Вы
окружены. Сопротивление  бесполезно. Предлагаю освободить заложника, сложить
оружие и сдаться. В этом случае я гарантирую вам безопасность.
     Мы  повскакивали с матрацев. На улице было  светло, как на стадионе  во
время футбольного матча.  Сверху били прожектора вертолетов, с  земли  -  не
меньше десятка автомобильных фар и фар-искателей.
     - Как они сумели нас вычислить? - удивился Артист.
     - Я не знаю, -  растерянно ответил Томас. Он  метнулся к столу, глотнул
"смирновки" прямо из  горла и сказал: - Нет,  знаю. Знаю!  Это Юрген  Янсен!
Только он мог догадаться, что я здесь! В прошлый раз они меня взяли отсюда!
     - А какого ж ты нас сюда привез?! - возмутился Муха.
     - Я не подумал,  что это его дела. Не понимаю,  почему не подумал. - Он
сделал еще глоток  и вдруг  заорал: - Это снова она! Эта стерва  снова  меня
достала! Да за что же она ко мне прицепилась?!
     - Кто? - с недоумением спросил Артист.
     - Клио!
     - Совсем одурел малый, - поставил диагноз Муха. - А  я предупреждал: не
доведет тебя до добра эта пьянка!
     -  Повторяю, - вновь загремел  голос  Кейта. - Освободите  заложника  и
выходите с  поднятыми руками.  Обещаю, что правительство  Эстонии не  станет
выдвигать против вас обвинений, вы будете переданы российской стороне.
     - Врет, сука, - сказал Артист.
     - Придется поверить, - ответил я.
     - Передаю  микрофон  представителю  российского  посольства, -  сообщил
Кейт.
     - Пастухов,  Злотников, Мухин! - раздался другой мужской  голос - очень
знакомый,  хоть и  искаженный  динамиками. -  Не  валяйте дурака, немедленно
выходите!
     Артист выглянул в окно и ахнул:
     - Мама родная! А он-то откуда взялся?!
     Мы оторвали Томаса от бутылки, вытолкнули его вперед и вышли на крыльцо
с послушно поднятыми руками.
     А как  было не послушаться,  если представителем российского посольства
был  не кто иной, как генерал-майор Голубков, начальник  оперативного отдела
Управления  по  планированию  специальных  мероприятий  -  самой   секретной
спецслужбы России, подчиненной только Кремлю.

     Два "эстовца" обыскали нас и отступили, освобождая путь к микроавтобусу
российского посольства.
     - Садитесь, - кивнул Голубков.
     Залезая в салон, мы увидели, как "эстовцы" проводили Томаса  к военному
"лендроверу". Стоявший  возле  него  молодой офицер  козырнул и открыл перед
Томасом дверь.  В  другой "лендровер"  погрузились  генерал-лейтенант Кейт и
сопровождающие  его  лица.  Вертушки  ушли,  машины вырулили  на проселок  и
длинной колонной устремились к Таллину.

     Похоже, наше путешествие подходило к концу.

     За  всю дорогу  Голубков,  сидевший  рядом  с  водителем,  ни  разу  не
обернулся к нам и не сказал ни одного слова. В городе микроавтобус отделился
от колонны и через двадцать минут въехал в ворота посольства России.
     Никогда  раньше никому  из  нас в посольствах бывать не приходилось. По
телепередачам мне представлялось, что там парадные залы с коврами и красивой
мебелью, где проходят  приемы и всякие  торжественные  дела. Но кроме залов,
как выяснилось, в  посольстве были и другие помещения.  В одно из  них нас и
препроводили два сержанта посольской охраны.
     Это  была  полуподвальная комната с металлической дверью и решетками на
маленьких окнах. В ней  стояли с  десяток железных кроватей, покрытых серыми
суконными одеялами, и пластиковый  стол с несколькими стульями, какие бывают
в  дешевых  забегаловках. Все это очень  напоминало  "губу". Вероятно,  сюда
сажали   проштрафившихся   дипломатов   -   непроницательных   экономических
советников и нерасторопных пресс-атташе. Может  быть, и военных атташе. Этих
наверняка за пьянку.
     Некоторое  время  мы  пребывали в одиночестве, потом дверь открылась  и
появился  генерал-майор Голубков.  Как  всегда, он  был  в обычном цивильном
костюме.  Седые,  коротко  постриженные  волосы  окаймляли  его  простоватое
добродушное лицо. Но сейчас оно не было добродушным.
     Он внимательно оглядел нас, потом устроился за столом,  закурил "Яву" и
кивнул:
     - Рассказывайте!..
        VIII
     "Совершенно секретно.
     Начальнику Управления по планированию
     специальных мероприятий
     генерал-лейтенанту Нифонтову А.Н.,
     начальнику оперативного отдела
     генерал-майору Голубкову К.Д.
     Аналитическая записка
     12  января с.г. около  17 часов  в районе аэродрома 234-го  парашютного
полка  76-й воздушно-десантной  дивизии ВВС РФ,  дислоцирующейся в Псковской
области,   был   задержан  неизвестный  мужчина,  осуществлявший  визуальное
наблюдение  за  передвижением  военно-транспортных   самолетов.  Задержанный
оказался   гражданином   Эстонии   Вилле  Сонном.  Допрошенный  сотрудниками
Псковского управления ФСБ, он признался, что  является агентом отдела  Джи-2
(Информационного   отдела  Главного  штаба  Минобороны   Эстонии)  и   имеет
оперативный псевдоним "Хендрик". В момент  задержания у Вилле  Сонна не было
обнаружено никакой фото-  и  видеоаппаратуры, однако, как было установлено в
ходе следствия,  он  обладает  феноменальной памятью.  Всего один раз увидев
аэродром,  он  сумел  точно  указать  не  только  количество и  расположение
военно-транспортных самолетов Ил-76М и Ил-76МД, но и все их бортовые номера.
     Вилле  Сонн показал, что объектом его разведпроникновения является 76-я
воздушно-десантная  дивизия. Ему было поставлено  задание: сбор информации о
дислокации  и вооружении дивизии,  вербовка информаторов из числа  офицеров,
создание оперативных позиций среди  сотрудников Псковского управления ФСБ. В
его  задании  подчеркивалась необходимость уделить  особое внимание плановым
учениям парашютно-десантных  полков 76-й дивизии и фиксировать все изменения
в графиках боевой подготовки.

     Пристальный  интерес к боеготовности российских войск в Ленинградской и
Псковской  областях  эстонские  разведслужбы   начали  проявлять  с  момента
обретения  Эстонией независимости.  Еще в 1992 году в  Пскове был задержан и
разоблачен  агент  1-го  Бюро  Департамента  охранной  полиции  МВД  Эстонии
(Кайтсеполицай)  Яано  Рясса.  Позже, весной  1995  года,  на погранпереходе
"Куницына гора" Печорского района  Псковской области при таможенном досмотре
в  специально  оборудованном тайнике  в автобусе  "Икарус"  были  обнаружены
тридцать тысяч  листов топографических карт с реквизитами "Генштаб  МО РФ" и
"Совершенно секретно".  Эти карты  используются при наведении баллистических
ракет на цели. Их пытался вывезти гражданин Эстонии Антс Кеск, завербованный
сотрудниками отдела Джи-2. Как было установлено проведенным  расследованием,
эстонская   военная   разведка   осуществляла   эту   операцию   по   заказу
развед-управления Министерства обороны США.
     В  последующем  был  выявлен  и взят под  наблюдение  еще  ряд  агентов
Кайтселийта,  а  также военной и политической разведки Эстонской Республики.
Но в последнее время  наблюдается повышенная активность эстонской  агентуры,
которая не  может быть объяснена традиционной обеспокоенностью Эстонии якобы
постоянно существующей угрозой ее независимости со стороны России.

     В  конце  января  с. г. внимание  сотрудников  военной контрразведки  в
Пскове привлек гражданин Эстонии Петр Калачев, 1975 года рождения, житель г.
Тарту, выпускник химического факультета  Тартуского университета.  Прибыв  в
Псков для осуществления торгово-посреднической деятельности, он начал  очень
активно завязывать знакомства  с молодыми офицерами 76-й  воздушно-десантной
дивизии.  Будучи человеком  коммуникабельным,  располагая вызывающей доверие
внешностью,   всегда  имеющий  деньги,   он   легко   налаживал  контакты  с
интересующим его контингентом.
     В начале февраля была сделана следующая оперативная запись разговора П.
Калачева со штабным офицером одного из полков  76-й дивизии ВДВ капитаном Н.
Разговор происходил в салоне автомобиля "Жигули", принадлежащего капитану Н.
     "Калачев. Как там у вас, это самое, в Косово, это самое, воевать будем?
Или не будем?
     Н.  А  черт   его  знает.  Пока-то   мы  ориентируемся  по  официальным
заявлениям.
     Калачев. А  в Чечне  не собираемся воевать? У  вас, это  самое, не было
разговоров насчет Чечни?
     Н. Не было. Нам еще Чечни... (Неразборчиво.) Пустой приехал-то?
     Калачев. Не пустой.  Только о деньгах как я тебе хочу сказать?  Я  тебе
даю двести бачков за прошлое и из тех трехсот пятидесяти я тебе  даю двести.
Потому что  мне-то  еще нужно же, понимаешь, чтобы они  ушли и их проверили,
правильно?  Так  что,  это  самое,  сейчас  будет  двести  из   тех  трехсот
пятидесяти. Получается четыреста. Проверь. Все о'кей?
     Н. (Ответ неразборчив.)
     Калачев. Что касается,  ты сам понимаешь, Косово, я хотел бы,  чтобы ты
постарался  сразу ответить.  Была  ли послана какая-нибудь новая миссия, это
самое, в Югославию?
     Н. Никакой миссии новой не посылали.
     Калачев.  И  скажи  мне, какие вообще документы  в контексте Югославии,
какие документы по Косово вообще можно получить? Оперативные планы, я имею в
виду,  и  вообще,  понимаешь? Скажи, а ты  какие-нибудь  ксерокопии там  сам
снимать не можешь нигде вообще? Это сложно, я понимаю.
     Н. Нет, почему. При желании можно.
     Калачев.  Скажи мне, ты вообще к каким-нибудь  серьезным документам, ну
меня  интересуют документы  с  грифом  "ДСП"  и  "Секретно", доступ  имеешь?
Подготовь  мне какой-нибудь, это  самое, материал по тому, к каким ты вообще
документам доступ какой-то имеешь.
     Н. Это можно.
     Калачев.  Скажи мне,  это  самое, посещали  в  последнее время  дивизию
офицеры уровня штаба округа или Генштаба?
     Н. Были.
     Калачев.  Кто,  когда? Что  проверяли? Ну, это,  понимаешь, вопросы,  в
общем-то, простые, за них тебе тоже будет двести бачков. Подходит, да?
     Н. Сделаю.
     Калачев. По Косово, я думаю, вряд ли будет что-нибудь серьезное, а если
будет,  за сколько времени ты сможешь  это узнать? Я даже не про  Косово,  а
вообще.  Если будет что-то серьезное, срочная переброска дивизии, за сколько
времени об этом станет известно? Какие  признаки могут быть? Мне, это самое,
нужно знать это точно, понимаешь? Чтобы не получилось так, что ошибка. И это
нужно не на словах, понимаешь? Нужны серьезные документы, чтобы не было, это
самое, никаких вопросов. Сможешь это устроить?
     Н. Сколько?
     Калачев. Это серьезное дело. Ты подумай. Пятьсот.
     Н. Подумаю.
     Калачев.  Значит, будет пятьсот бачков.  И за это самое, за этот самый,
как его, б...дь, за  кассетку, за видеокассетку, нет, за план учебной работы
триста бачков. И сто пятьдесят я тебе еще должен. Все правильно?
     Н. Да.
     Калачев.  О'кей. Поехали. На  светофоре  я  выскочу,  а  ты  покрутись,
посмотри. До встречи!.."

     Слабая профессиональная подготовка П. Калачева и его стремление  быстро
расширить  сеть  информаторов  позволили  подвести  к  нему  офицера военной
контрразведки  Ленинградского  военного округа,  представив  его в  качестве
одного  из  заместителей   начальника   штаба  76-й  дивизии  ВДВ,   недавно
переведенного   в   Псков   из   Санкт-Петербурга.  Офицер   был   тщательно
залегендирован. Ему удалось установить, что главной задачей агента  Калачева
является  получение  документов,  которые  свидетельствовали бы  о  том, что
парашютно-десантные полки  76-й дивизии подняты по боевой тревоге и готовы к
переброске к  месту  предполагаемой операции.  При  этом  П.  Калачев  прямо
сказал,    что   эти   документы   могут   быть    не   действительными,   а
фальсифицированными,  но  таким  образом,  чтобы  не  возникло  ни  малейших
сомнений  в их  подлинности.  Необходимую  убедительность им  должны придать
сообщения из  других  источников.  Он  дал понять, что эти  сообщения  будут
заранее  подготовлены,   нужно  лишь  точно  определить  их   содержание   и
синхронизировать  передачу  их  в  разведцентр  после того,  как  будет  дан
соответствующий сигнал.
     Калачев  подчеркнул, что из документов должно  быть понятно, что  район
предполагаемой  операции  не  Косово  и  не  Чечня.  Количество  топлива   в
военно-транспортных самолетах дивизии должно  быть рассчитано на преодоление
расстояния  до  пятисот  километров.  То  есть  речь идет  о  предполагаемой
переброске парашютно-десантных полков 76-й дивизии в Эстонию.
     За выполнение  этого задания  Калачев пообещал гонорар в размере десяти
тысяч  американских долларов, две тысячи он  согласился выплатить в качестве
аванса и сказал, что в случае успеха операции сумма гонорара будет удвоена.
     На вопрос, к какому времени должны быть подготовлены документы, Калачев
сказал,  что  точно не знает, но ориентировочный  срок - середина или  конец
марта.

     Окончательная оценка полученной информации была  сделана после проверки
П. Калачева.  Вызывало подозрение,  что такое  серьезное  агентурное задание
дано  человеку  столь молодому и  по складу характера легкомысленному,  хотя
использование   эстонскими    спецслужбами   малопрофессиональных    агентов
отмечалось  и   ранее.   Это  имело  свое  объяснение  в   истории  создания
разведывательных подразделений республики.

     К моменту обретения  Эстонией  независимости на ее территории  работали
сотни  опытных  офицеров КГБ.  Но в  силу сложившейся  в  обществе атмосферы
привлечение  их  в охранную  полицию  Кайтселийт,  в военную  и политическую
разведки  было  исключено.  Штаты   спецслужб  комплектовались  по  принципу
преданности  национальной  идее,  руководящие должности  занимали  люди  без
должной подготовки и зачастую даже без высшего образования.
     Несмотря на  то что странами  - членами НАТО на становление разведслужб
Эстонии, Латвии  и  Литвы  было  истрачено в  общей сложности более  двухсот
миллионов долларов  и  для  консультаций привлекались опытные инструкторы из
ЦРУ,  германского  Бюро национальной безопасности и  шведской  контрразведки
СЕПО,  изначально   заложенный   непрофессионализм   оказался  очень  трудно
преодолимым.  Вилле  Сонн  и  другие  выявленные агенты эстонских  спецслужб
жаловались  на   пренебрежительное   отношение  руководителей   к  агентуре.
Игнорировались требования безопасности, не готовились схемы  вывода агентов,
даже  срывались заранее подготовленные  контакты из-за  того,  что резиденты
попросту опаздывали на конспиративную встречу.
     Таким  образом, задействование в  ответственной оперативной  комбинации
такого агента,  как Калачев, не  представлялось чем-то необычным. Но все  же
было  принято   решение  подстраховаться.  Подведенный   к  Калачеву  офицер
контрразведки  потребовал,  чтобы тот устроил  ему встречу  с  руководителем
разведцентра.
     Такая встреча состоялась на погранпереходе "Куницына гора".  На контакт
с контрразведчиком вышел начальник отдела  Джи-2  Главного штаба  Минобороны
Эстонии майор Рихто Ю.,  завербовавший в свое время Вилле Сонна и ряд других
агентов.  Он подтвердил полномочия П. Калачева. Но наш офицер заявил, что он
согласен выполнить  задание  лишь  в  том  случае, если  связь с  ним  будет
поддерживать сам Ю., а Калачев будет полностью выведен из комбинации.  Майор
Ю.  согласился  на  это  условие.  Согласился  он  и  на  требование  нашего
контрразведчика увеличить его гонорар  до сорока тысяч  долларов, при этом в
качестве аванса выплатить десять тысяч.
     Майор Ю. подтвердил,  что начало  операции намечено на  вторую половину
марта. Он  сказал, что необходимость переброски 76-й  дивизии ВДВ в  Эстонию
может   возникнуть   сама   собой,   в   силу   сложившейся   ситуации,   но
фальсифицированные  документы все  равно  должны  быть заранее подготовлены,
чтобы их можно было использовать в любой момент.

     Проанализировав эту информацию, мы пришли к выводу о том, что во второй
половине  марта  ожидается  настолько  сильное обострение внутриполитической
обстановки  в  Эстонии, что это  может  потребовать от  России введения туда
миротворческих  сил.  Поскольку  анализ  обстановки  в республике  не  давал
никаких  оснований  прогнозировать  такого  масштаба  социальный  взрыв,  мы
предположили, что речь может идти об искусственном нагнетании  напряженности
в  эстонском  обществе,  перманентно  существующей  из-за  дискриминационных
законов о гражданстве и государственном  языке. Иначе  говоря, о готовящейся
крупномасштабной акции, имеющей целью спровоцировать Россию на использование
своих вооруженных сил для защиты русскоязычного населения Эстонии.
     На этом этапе перед нами встал вопрос: кто  и каким образом готовит эту
акцию?

     Зная о  весьма скудном собственном  бюджете  Минобороны Эстонии  и  его
разведуправления,  не имеющего возможности выплачивать агентуре  гонорары  в
десятки  тысяч  долларов,  мы  предположили,  что  отдел  Джи-2 готовит  эту
операцию по заданию Центрального разведывательного  управления  США и на его
средства, что было  уже  не раз, так как спецслужбы Эстонии с момента своего
создания  находятся под патронажем ЦРУ. По нашему поручению резиденты Службы
внешней разведки и  Главного разведывательного  управления  России провели в
США  зондажные  мероприятия  с  целью  выяснить, какого  рода  мотивы  могут
заставить Соединенные Штаты дестабилизировать обстановку в Эстонии.
     Собранная  информация  не  подтвердила наших предположений. Более того,
источник в госдепартаменте США дал понять, что Белый дом не заинтересован ни
в каких обострениях ситуации в Прибалтике. Все внимание сейчас сосредоточено
на Югославии, на подготовке военной операции НАТО в Косово. Любые  конфликты
в  других  регионах могут  нарушить сложившееся  равновесие сил и привести к
неконтролируемым последствиям.
     Это заставило нас  более детально изучить ситуацию в  Эстонии с  учетом
даже той  информации, которая  ранее не принималась в  расчет. В  частности,
было  переосмыслено  сообщение  о  том,  что  в  начале  января с. г.  через
белорусский  погранпункт  "Варшавский  мост" в Таллин  проследовал  грузовой
состав с  военной техникой времен Второй мировой войны - танками Т-VI "тигр"
и артиллерийскими  орудиями. В  таможенной декларации было указано,  что это
вооружение  будет  использовано  на  съемках фильма,  к которому  приступает
кинокомпания "Ээсти".
     Ознакомление со  сценарием  фильма "Битва  на Векше" дало нам основания
предположить, что этот фильм может быть рассмотрен в контексте  интересующей
нас   проблемы.  Выход  его  на   экраны   может   вызвать  резкие  протесты
русскоязычного    населения    Эстонии    и     спровоцировать    обострение
внутриполитической ситуации.
     Очевидно противоречие. Операция, о которой сообщил наш  контрразведчик,
запланирована на середину  или  конец марта,  а фильм выйдет  на  экраны  не
раньше чем  через  год. И он не сможет вызвать такую  реакцию, которая резко
дестабилизировала бы обстановку  в Эстонии. Анализ указывал  на отсутствие в
поле нашего зрения  некоего события, способного  принудить  Россию  ввести в
Эстонию миротворческие силы или  хотя  бы объявить в  76-й Псковской дивизии
ВДВ повышенную боевую готовность.
     Никакой информации, которая могла бы вывести нас на след этого события,
мы не имели.  Поэтому  было принято решение тщательно  отслеживать ситуацию,
связанную с запуском в производство фильма "Битва на Векше".
     Чтобы  получать  оперативную  информацию  из первых  рук,  было  решено
задействовать агентуру ФСБ в Эстонии, внедрить в  съемочную группу одного из
агентов.  Однако,   как  выяснилось,  при  сильных  оперативных  позициях  в
республике,  агентурная  сеть  ФСБ  слабо  охватывает  эстонскую  творческую
интеллигенцию  в целоми  кинематографистов  в частности.  Это  заставило нас
искать иные оперативные подходы.
     Помог случай. Среди  десяти  русских артистов, отобранных  в  картотеке
"Мосфильма" вторым режиссером съемочной группы кинокартины "Битва на Векше",
оказался  актер  Семен  Злотников  ("Артист")  из  команды  Пастухова.  Наша
сотрудница сообщила  об  этом его отцу.  Одновременно мы  блокировали  выход
эстонского  режиссера на остальных кандидатов на эту роль, временно отключив
их телефоны. Эта мера оказалась  излишней, так как  Злотников вошел в личный
контакт с режиссером и убедил ее дать эту роль ему.
     Поскольку  никаких конкретных задач  Злотникову  мы поставить не могли,
его  решено было задействовать втемную, с  тем чтобы в нужный момент войти с
ним в  контакт.  Для  этого в  Таллин  под  видом  журналиста  был направлен
сотрудник оперативного отдела старший лейтенант Авдеев.
     Около  полудня 24  февраля  он вышел с нами на  связь и сообщил, что на
съемочную  площадку  под  Тарту  прибыл  на  своей  машине  Семен  Злотников
("Артист"), а с ним Сергей Пастухов ("Пастух") и Олег Мухин ("Муха").
     Презентация  съемок  фильма  "Битва  на  Векше"  была  назначена на  16
часов..."


     "Совершенно секретно.
     Начальнику Управления по планированию
     специальных мероприятий
     генерал-лейтенанту Нифонтову А.Н.
     от начальника оперативного отдела
     генерал-майора Голубкова К.Д.
     Докладная записка
     24 февраля в 20.30 от старшего лейтенанта Авдеева, присутствовавшего на
презентации  съемок фильма "Битва на Векше", поступило  сообщение о том, что
во время проводимого режиссером-постановщиком фильма Кыпсом  "мастер-класса"
между   артистом   Злотниковым   и   командующим  Силами   обороны   Эстонии
генерал-лейтенантом Кейтом возник  конфликт, в результате которого Злотников
нанес Кейту оскорбление действием, за что был арестован охраной командующего
и  увезен в  неизвестном  направлении, предположительно  - на  расположенную
поблизости базу спецподразделения "Эст".
     Инцидент  был  заснят оператором  программы "Новости" русской  редакции
Таллинского   телевидения.   Предполагая,   что   видеозапись   может   быть
использована для  обвинения  Злотникова, старший лейтенант  Авдеев предложил
телеоператору продать кассету, мотивируя это тем, что репортаж все  равно не
будет  показан   на   эстонском  телевидении,   находящемся   под  контролем
правительства. Оператор согласился и запросил  три  тысячи долларов. Попытки
Авдеева снизить цену не увенчались успехом. Телеоператор опасался, что показ
этого видеоматериала  на российском  телевидении может грозить  ему крупными
неприятностями вплоть до увольнения с работы.
     Авдеев  просил   санкционировать  покупку   кассеты   и   передать  ему
необходимые средства, так как таких денег у него не было. Я дал разрешение и
отправил  в российское  посольство  в Таллине шифрограмму с указанием выдать
Авдееву указанную сумму.
     Около семи часов утра  25 февраля старший лейтенант Авдеев  вновь вышел
на связь и доложил, что в 5.25 на съемочной площадке произошел  очень мощный
взрыв, а еще  через час в киногородке, где в вагончиках были размещены члены
съемочной  группы  и  актеры,  появились  офицеры спецподразделения  "Эст" и
начали  выяснять  марку  и  номер  автомобиля,  на  котором  приехали  актер
Злотников и представители  арт-агентства "МХ плюс" Мухин и  Пастухов. Спустя
еще  полчаса  поступила  информация из  ФАПСИ  о радиоперехвате  переговоров
эстонской полиции.  Всем полицейским постам предписывалось  принять меры для
обнаружения автомобиля марки "мазератти" красного цвета, в котором находятся
три вооруженных  преступника и заложник. Одновременно всем погранпостам было
приказано задержать  российских граждан Злотникова,  Пастухова  и Мухина при
попытке их пересечь  границу. Фамилия заложника не была  названа, сообщались
лишь его приметы.

     В 10.30 я  вылетел  в Таллин.  Встретивший  меня  в  аэропорту  старший
лейтенант Авдеев передал мне купленную им видеокассету. Сопоставив имеющуюся
у  нас информацию, мы предположили,  что заложником Злотникова, Пастухова  и
Мухина   является  гражданин   Эстонии   Томас  Ребане,  представленный   на
пресс-конференции как внук главного  героя фильма "Битва на Векше" командира
20-й дивизии СС Альфонса Ребане.
     Не  имея ни малейшего представления,  для  чего Пастухову, Злотникову и
Мухину понадобилось брать его в заложники и не  имея достаточной информации,
чтобы  оценить   сложившуюся  обстановку  в  целом,  я  предпринял   попытку
прозондировать ситуацию. По моему распоряжению секретарь посольства связался
по телефону  с эстонским МИДом  и потребовал объяснить,  на каком  основании
военнослужащими  Сил  обороны Эстонии  был  арестован  российский  гражданин
Злотников, прибывший на съемки фильма "Битва на Векше". Он также потребовал,
чтобы ему предоставили возможность встретиться с арестованным.
     Сотрудник  МИДа  Эстонии  навел  справки  и  сообщил,  что   российский
гражданин  Злотников   действительно   был   задержан   вчера  для  проверки
документов,  но  сразу  же отпущен.  В настоящее  время он и  его  сообщники
Пастухов  и Мухин  разыскиваются по подозрению  в  причастности к взрыву  на
съемочной   площадке  фильма  "Битва  на   Векше",   который   был  расценен
общественностью Эстонии как  вызывающая провокация. Как только подозреваемые
будут арестованы, российским дипломатам предо-ставят возможность встретиться
с ними.

     Просмотр  купленной старшим  лейтенантом  Авдеевым  видеокассеты привел
меня к решению попытаться  использовать ее  для разрешения ситуации, которая
представлялась чреватой серьезными последствиями. Если Злотников, Пастухов и
Мухин  будут  задержаны  и  доказана  их причастность  к  взрыву,  это  даст
эстонской стороне возможность обвинить Россию во вмешательстве во внутренние
дела  и  оправдать  политику  дискриминации  по отношению  к  русскоязычному
населению.
     Репортаж,  снятый  телеоператором  программы  "Новости",  действительно
давал  основания для обвинения Злотникова в хулиганских действиях. Но  более
важным  было то,  что  он наглядно  свидетельствовал о  низком уровне боевой
выучки  элитного  спецподразделения  "Эст" и в  весьма  неприглядном  и даже
унизительном  положении   показывал  командующего  Силами  обороны   Эстонии
генерал-лейтенанта Кейта.  Показ этого репортажа по телевидению мог серьезно
скомпрометировать   вооруженные  силы   Эстонии  и   привести   к   отставке
командующего.
     По   моему  приказанию  старший   лейтенант  Авдеев,   работавший   под
журналистским  прикрытием,  снял   однокомнатный  номер   "люкс"  в   бывшей
интуристовской гостинице  "Виру"  и начал  обзванивать редакции  Би-би-си  и
Си-эн-эн,   предлагая   сенсационный  видеоматериал,   отснятый   во   время
презентации фильма "Битва на Векше". Как я и предполагал,  гостиничный номер
прослушивался эстонскими спецслужбами. Реакция последовала  незамедлительно.
На  связь  с Авдеевым вышел член политсовета  Национал-патриотического союза
Юрген  Янсен.   Во  время  встречи  Авдеев  представил  меня  как  человека,
уполномоченного вести  переговоры. Янсен  дал  понять,  что  он представляет
интересы  правительства  Эстонии.  Было  достигнуто соглашение: мы  передаем
пленку  и гарантируем  освобождение заложника, а эстонская сторона обязуется
не предъявлять Злотникову,  Пастухову  и Мухину  никаких  обвинений  и сразу
после задержания передать их представителям российского посольства.

     В 23.30 лесная изба-сторожка, где укрывались Пастухов, Злотников, Мухин
и  находившийся  вместе  с  ними  Томас  Ребане,  была  блокирована  бойцами
спецподразделения  "Эст".   По   моему  требованию   заложника   освободили,
видеокассета  была передана Янсену,  а  Пастухов,  Злотников  и  Мухин  были
доставлены в российское посольство.
     Они  признали,  что Пастухов и  Мухин  организовали побег Злотникова  с
гауптвахты, а Томаса Ребане взяли с собой по его настоятельной просьбе. Свою
причастность к  взрыву  они  категорически отрицали. Они сообщили, что Томас
Ребане, по его собственному  признанию, не  имеет никаких родственных связей
со штандартенфюрером СС  Альфонсом Ребане,  а является  лицом подставным.  В
част-ности, его уже  использовали, чтобы испросить разрешение мэра Аугсбурга
на получение останков Альфонса Ребане для их перезахоронения в Таллине.
     Еще во время переговоров  с Янсеном  у меня создалось впечатление,  что
его гораздо  больше волнует  безопасность  Томаса Ребане,  чем  видеозапись,
компрометирующая  генерал-лейтенанта  Кейта.  Это  могло свидетельствовать о
том,  что  Томаса Ребане  предполагается использовать для  решения  каких-то
гораздо более серьезных задач.
     Дальнейшие события подтвердили обоснованность этого предположения.

     Утром  26  февраля мне  позвонил Юрген  Янсен  и попросил  устроить ему
встречу  с  Пастуховым,  Злотниковым  и  Мухиным,  чтобы  сделать им деловое
предложение. Встреча  состоялась в одной из приемных российского посольства,
оборудованных звукозаписывающей аппаратурой.
     Деловое предложение Юргена Янсена заключалось в следующем.
     Руководство  Национально-патриотического  союза  заинтересовано  в том,
чтобы  все мероприятия, связанные  с  доставкой останков Альфонса Ребане  из
Германии и торжественным захоронением их на кладбище Метсакальмисту, не были
осложнены   никакими   эксцессами.  В  этом  должна  быть  заинтересована  и
российская  сторона, так  как любые акции русских экстремистов, направленные
на срыв этих мероприятий, вынудят эстонское правительство к жестким ответным
действиям.  Одной из  таких провокационных акций может  стать  покушение  на
жизнь Томаса Ребане, внука национального героя Эстонии.
     Поскольку  господин  Мухин  является одним из  совладельцев московского
детективно-охранного агентства "МХ плюс", а  господа Пастухов и  Злотников -
нештатные  сотрудники агентства, правление Национально-патриотического союза
хотело бы заключить с ними  договор об охране  Томаса Ребане на весь  период
вышеупомянутых мероприятий.  Этого  потребовал  сам  Томас  Ребане,  имевший
возможность убедиться в их профессиональной подготовке. Томас Ребане заявил,
что он не доверяет таллинским  охранным агентствам, так  как среди них могут
оказаться люди, связанные с русскими экстремистскими организациями. Несмотря
на  то,  что  эти  опасения  Томаса  Ребане  являются, по твердому убеждению
Янсена,   совершенно  беспочвенными,  правление  Национально-патриотического
союза все же сочло возможным пойти навстречу его пожеланиям.
     Это и есть деловое предложение, которое он, Янсен, хотел сделать.
     Я  вмешался  в  разговор  и  сообщил,  что  не  считаю  возможным  свое
дальнейшее  участие  во  встрече,  так как  она  носит  частный  характер  и
присутствие на ней представителя российского посольства неуместно.
     Далее приводится расшифровка магнитозаписи.

     "Янсен. Итак,  господа? Я не вижу никаких причин, по  которым агентство
"МХ плюс"  отклонило бы это сугубо  деловое предложение.  Тем более что ваша
работа будет оплачена по высшей ставке: по сто долларов в день на каждого. Я
жду ответа.
     Мухин.  Не вижу никаких причин, господин Янсен, по  которым мы могли бы
принять ваше предложение. Совершенно никаких. Ни одной.
     Янсен.  Следует ли понимать вас в том  смысле, что  предложенная оплата
кажется недостаточной?
     Мухин. Это очень слабо сказано. Слишком слабо.
     Янсен. Мы согласны увеличить оплату вдвое. Вы будете получать по двести
долларов в день.
     Мухин. Срок контракта?
     Янсен. Три недели. Как  только прах Альфонса Ребане будет предан земле,
опасность для жизни  Томаса Ребане станет минимальной.  Не большей,  чем для
любого  гражданина Эстонии  в  наши  неспокойные времена.  За  три недели вы
получите двенадцать тысяч  долларов.  Это много. Наша организация существует
на взносы членов союза. Но сейчас речь идет о спокойствии в обществе. Во имя
этой благородной цели мы готовы пойти на эти расходы.
     Мухин. А на б\льшие? Во имя благородной цели?
     Янсен. Я повторяю: мы небогатая организация.
     Мухин.  Вы нас растрогали, господин Янсен. Поэтому я даже не спрашиваю,
какую  сумму ваша небогатая организация забабахала в съемки фильма "Битва на
Векше".  Верю,  небогатая.  Но  у нас, русских, есть такой  анекдот. Мышонок
просит черепаху: "Перевези меня  на тот берег, только у меня  бабок  нет". А
черепаха отвечает:  "Если у тебя нет бабок, то не хрен тебе и  делать на том
берегу". Вы понимаете, к чему я рассказал этот анекдот?
     Янсен. Я хотел бы, господин Мухин, чтобы вы  более серьезно отнеслись к
моему предложению.
     Пастухов.  Позвольте мне.  Господин Янсен,  вы  наверняка навели о  нас
справки.  Иначе не обратились бы к нам. И вы должны знать, что мы никогда не
работаем за поденную плату.  Только за аккордную. При этом клиент платит все
сразу.  Наличными и  вперед. Плюс текущие  расходы.  Они оплачиваются  после
выполнения работы. По факту.
     Янсен. Эти условия не кажутся мне справедливыми. А если вы не выполните
свою работу?
     Пастухов. В нашем случае - если мы не сумеем предотвратить покушения на
Томаса Ребане, не так ли? Мы не сможем сделать этого  только в одном случае:
если нас перестреляют раньше.
     Янсен. Какую сумму вы считаете достаточной?
     Пастухов. Ее должны назвать вы. В  зависимости  от того, насколько  вам
нужен живой Томас Ребане.
     Янсен. Двадцать тысяч долларов.
     Пастухов. Я не вижу смысла продолжать нашу беседу.
     Янсен. Тридцать.
     Пастухов. Господин Янсен, нам было интересно познакомиться с вами.
     Янсен. Сорок.
     Злотников. Сто.
     Янсен. Полагаю, вы шутите, господин Злотников?
     Злотников. Нет. Сорок тысяч - за работу.  Допустим. А моральный аспект?
Я, еврей, должен охранять внука эсэсовца. Это как? Это стоит гораздо б\льших
денег, господин Янсен. Но мы прониклись  вашей благородной идеей. Мы тоже не
хотим,  чтобы  безответственные  акции  экстремистов   привели  к  ухудшению
положения русскоязычного населения. Поэтому  остановимся на этой  цифре. Сто
тысяч  долларов.  Чем-то  мне  нравится  эта  цифра.  В  ней  есть  какая-то
округлость, знак совершенства.
     Янсен.  Мы  принимаем  ваши  условия.  Вам  будут  даны  самые  широкие
полномочия  вплоть  до  применения  оружия  в  случае  возникновения  угрозы
безопасности   Томаса   Ребане.  Оружие  с  соответствующим  разрешением  вы
получите. К работе вы должны приступить сегодня же.
     Пастухов. Не  спешите, господин Янсен.  Ваше предложение было  для  нас
совершенно неожиданным. Мы должны подумать.
     Янсен. Жду вашего ответа..."

     В этом разговоре обращают на себя внимание три обстоятельства.
     Первое. Несмотря на то что правительство Эстонии еще не приняло решения
о  торжественном перезахоронении  останков Альфонса Ребане, Янсен говорил об
этом  как  о  свершившемся  факте.  Совершенно   очевидно,  что  он  обладал
информацией о том, что это решение будет принято в ближайшее время.
     Второе.  Не исключено,  что  муниципалитет  города  Аугсбурга  уже  дал
положительный ответ на просьбу Томаса Ребане забрать останки Альфонса Ребане
для перевозки в Таллин и Янсен об этом ответе знал.
     Третье.  Сумма  гонорара, запрошенная Злотниковым  (как  он  сам  позже
сказал,   "от  балды"),  представлялась  совершенно  несообразной  характеру
работы. Однако Янсен согласился на нее без малейших колебаний и гарантировал
немедленную ее выплату без  всякого  документального  оформления. Мотивы его
решения в целом не вполне понятны,  но один вывод очевиден: в акции, которую
реализует Национально-патриотический союз, Томасу Ребане отводится  к