ах Кавказского хребта. -- Кстати, о деньгах, -- сказал Пастух. -- Если этот человек-невидимка знает про пятьдесят штук баксов, стало быть, на нас его вывели в управе. Так? Да и вообще, если пораскинуть мозгой, узнали мы не так уж мало... -- Ну что, пошли? -- сказал Артист. -- По крайней мере, сейчас нас, надеюсь, ни одна гнида не слышит. -- А этот хрен в "мицубиси"? -- спросил Боцман. -- Будь спокоен, -- ответил Пастух. -- Он теперь далеко. Сейчас мы для них временно потеряны. И если б были сиротами, старыми холостяками и импотентами, вполне могли бы без всякого риска раствориться на шарике и исчезнуть навсегда. -- Удивительный день! -- откликнулся Артист. -- Семен Злотников впервые жалеет, что он не импотент. -- Не грусти, Казанова, -- обнял его за плечи Иван. -- Что-что, а это у нас у всех впереди. Если, конечно, крупно повезет и сумеем дожить до этих старческих неожиданностей. И снова их смех странно разнесся по чужому Двору. Так, словно сбросив на время гнетущую тяжесть этого нового витка своей общей судьбы, они шагали в сторону Триумфальной арки, мимо Поклонной горы. -- Что будем делать, господа офицеры? -- приостановился Артист. -- Удрать от них нам все равно не удастся. Судя по всему, нас бросят в дело не сегодня завтра. Так что не вижу смысла расставаться. Предки мои на даче, квартира свободна и гостеприимна. Аида ко мне, и будем ждать. -- Здоровая мысль! -- одобрительно воскликнул Док. -- Завалимся к Семке, отоспимся, а там война план покажет. Кончалась зыбкая предутренняя пора, но гулкая тишина, изредка нарушаемая шелестом одиноко летящей черной правительственной "Волги" или "мерседеса", еще висела над пустынным проспектом. -- У тебя пожрать-то найдется что-нибудь в холодильнике? -- спросил Боцман. -- А то заглянем в ночной магазин, на всякий случай чего-нибудь прихватим. Так и сделали. И минут через двадцать, обвешанные пакетами, уже стояли на мостовой у тротуара в надежде голоснуть и поймать таксиста или шального левака. Но редкие машины проносились мимо -- то ли спешили по неотложным делам, то ли орава здоровенных мужиков, блуждающих ни свет ни заря по безлюдному проспекту, мало вдохновляла многоопытных московских шоферюг. -- Пустой номер, -- минут через десять безуспешной "ловли" сказал Артист. -- Нас никто не возьмет. Шесть таких лбов впустить в свой собственный автомобиль? Взгляните только на Боцмана или Трубача -- это ж надо быть профессиональным самоубийцей! -- К тому же нам большая машина нужна, -- сказал Перегудов. -- Вроде "рафика" или того же "мицубиси"... И странно, не успел Иван договорить эту фразу, как вдруг вдали показался быстро приближающийся голубой "рафик", который лихо подкатил и лихо осадил около них свой стремительный бег. Молодой парень приоткрыл дверцу и высунулся из машины: -- Куда? -- К "Академической", -- сказал Артист. -- А сколько дадите? -- Не обидим, -- заверил Пастух. -- Двадцать баксов, -- непререкаемым тоном потребовал водитель. -- Ну ты пират, однако, -- восхитился Боцман. -- Пират не пират, -- ухмыльнулся наглый водила, -- а свои сто баксов в день имею. -- Это обезьяна в анекдоте имеет, -- поправил Артист. -- А мне по фигу, -- отозвался тот. -- Ладно, залезайте. Раз вы нищие, могу домчать и за так. -- В каком смысле? -- не понял Артист. -- В прямом, прямом... -- огрызнулся водитель. -- А то "пират", "обезьяна"... Да садитесь вы скорей, чего пялитесь! В его голосе прозвучало непонятное нетерпение. Впрочем, выбирать не приходилось. Хотелось поскорей убраться с этого Кутузовского, и они быстро забрались в салон голубого микроавтобуса. Расселись по креслам, машина тронулась и понеслась. И только тут они заметили, что внутри этот "рафик" какой-то необычный -- между водительским сиденьем и пространством позади него вдруг поднялась прозрачная стеклянная стенка, как в дорогом лимузине или нью-йоркском такси. Все окна машины были завешены плотными розовыми занавесками с дурацкой бахромой по какой-то старой колхозной моде. Неожиданно с заднего сиденья прозвучал низкий, прокуренный голос: -- Ну что, здорово, орлы! Совсем, что ли, обеднели, на халяву катаетесь? Все шестеро стремительно обернулись, не веря ушам и глазам своим. -- Мать честная! -- воскликнул Пастух. -- Константин Дмитриевич! Вы?! С заднего сиденья на них с усталой улыбкой смотрел тот самый человек, что позавчера на стадионе после гонок на выживание так внимательно следил за ними в бинокль и переговаривался со своей странной маленькой зажигалкой. -- Тихо, тихо! -- поднял руку полковник Голубков. -- Конечно я, а то кто же? -- Да откуда вы взялись тут? -- изумился и Перегудов. -- Как понимаете, доктор, чисто случайно, -- усмехнулся полковник. -- По какому-то немыслимому стечению обстоятельств. Ладно, ребята. Времени -- минуты, а обсудить надо уйму всего. -- Куда, товарищ полковник? -- по внутреннему переговорному устройству спросил водитель. -- Куда глаза глядят, а после куда седоки прикажут, -- ответил Голубков и щелкнул каким-то рычажком, видимо, отключил связь между водителем и салоном. -- Прошу внимания! -- начал полковник. -- Согласно оперативным данным мы пришли к выводу, что готовится колоссальная афера. Как мы полагаем, осуществляют ее господа-товарищи чрезвычайно высокого ранга. У нас сложилась некая гипотеза, которая требовала подтверждения... Однако лица, о которых я говорю, сидят столь высоко и прочно, что... В общем, понятно. Для закона они сегодня практически недосягаемы. Поэтому мы ждали каких-то действий с их стороны, которые подтвердили бы, что наши догадки не на пустом месте... Голубков перевел дух и закурил. Сделал пару затяжек и заговорил вновь: -- Примерно три месяца назад мы получили информацию, что эти люди интенсивно ищут небольшую мобильную группу специалистов особого назначения, ну, скажем так, вашего профиля и положения. -- Ага! -- сказал Артист. -- Наконец-то что-то проясняется. -- Как вы догадываетесь, наш прямой интерес был в том, чтобы в эту группу вошли не какие-то случайные парни со стороны, а наши люди. Конкретнее -- вы. -- Почему именно мы? -- спросил Пастух. -- Мы вас знаем. Вы проверены в деле. Ваш класс, уровень и возможности нам известны. Когда нам сообщили, что этим тузам вдруг позарез потребовались исполнители, не связанные ни с одной госструктурой, мы вывели их на вас. -- Как говорится, спасибо за доверие, -- зло усмехнулся Пастух. -- А если это нам на хрен не надо? Или наше согласие больше не требуется? Мы ведь роботы -- так? Без прав и желаний... -- Просто взяли нас и подставили, -- заключил Боцман. Голубков молчал, спокойно поглядывая на них. -- Пусть так, -- сказал он и раскурил погасшую сигарету. -- Дело тут не в словах. -- В конце концов, мы не ваши подчиненные! -- воскликнул Пастух. -- Мы вообще теперь -- ничьи! Вольные шпаки! Хотим -- беремся за дело, хотим -- нет. В салоне был полумрак, но они видели, как изменился полковник, как он измотан, сколько морщин прибавилось на его лице за те месяцы, что они не встречались. Он слушал их и терпеливо ждал. И когда они смолкли, сказал: -- Все? Тогда перейдем к делу. -- Никаких дел! -- отрубил Пастух. -- Дела -- в Кремле. А у нас -- жизнь. -- Пустой разговор, -- сказал полковник. -- И вы это знаете не хуже меня. Машина запущена, и деваться уже некуда. Ни вам, ни мне. -- Почему нас ввели в дело, не предупредив? -- спросил Пастух. -- По соображениям секретности. Эти "клиенты" и секунды не должны были в вас сомневаться. -- Короче, нас, как болванов, ставят перед фактом? -- понимающе кивнул Трубач. -- Именно так, лейтенант Ухов. И хватит антимоний. Вы офицеры, отборный спецназ -- и бросьте ваньку валять. Работа есть работа. -- Ну и вы тогда не валяйте! -- разозлился Пастух. -- У вас хватает спецов и без нас. Есть люди из "Альфы", есть из "Вымпела"! Чем они хуже? -- Я же сказал: никому другому я доверить такую работу не мог. Для этой задачи идеально подошли нам только вы. Но что куда важней -- судя по всему, вы подошли им. Классные специалисты, прошли войну, обижены властью, не верите никому и за хороший гонорар готовы на все. Нигде не числитесь, работаете сами от себя, не проходите ни по каким спискам. Что бы ни случилось -- никто не вступится, не станет докапываться, искать. Будто вас и не было никогда. Хитрым путем мы довели до них ваши данные и координаты и стали ждать -- схватятся за вас или нет. -- Они схватились, -- по привычке покусывая губу, сказал Перегудов. -- Как понимаю, вы решили поймать свою рыбку на живца? -- Примерно так. -- Ну спасибо, товарищ полковник, -- сказал Пастух. -- Да вы хоть знаете, в какую кашу нас бросили? -- Знаю... И только эти двое суток принесли благодаря вам столько информации, сколько мы и не рассчитывали получить. -- Информация! Информация! -- вдруг снова вскипел Пастух. -- Самое главное для вас -- информация! Да за эту ночь нас двадцать раз могли угрохать, и никто бы даже костей не нашел! Вы хоть знаете, что было? -- Знаю, -- хмуро глядя на кончик дымящейся сигареты, сказал Голубков. -- Вас взяли в крутую разработку их люди. Ребята нехилые. Под стать вам. Лишь одного они не учли -- что по вашему следу за ними идем мы. -- Их отряд называется СОН, -- сказал Боцман. -- Они девчонку похитили и прикончили на шоссе. -- Да, -- тяжело вздохнул Голубков. -- Я знаю. -- И что же, -- вскрикнул Муха, -- неужто никак нельзя было предотвратить? Голубков помолчал, глядя в пол быстро катящего "рафика". -- Как видите, я не смог. Не думал, признаться, что они так просто пойдут на такое. -- Они -- пошли, -- сказал Перегудов. -- Да, да, да! -- бешено воскликнул Голубков. -- Пошли! Мы не спасли бы ее, если бы попытались вмешаться, а вся наша игра была бы безнадежно загублена. Мы и не думали, что эта девушка у них. Гады ловко сработали под блатных. Что делать... Мы с вами люди военные. А это -- война. Все разом замолчали. "Рафик" быстро катил по утреннему городу. * * * -- Ладно, что от нас требуется? -- спросил наконец Пастухов. -- Вот это мужской разговор, -- кивнул полковник. -- Давно бы так. За эти сутки отпало сразу несколько ошибочных версий. В разработке остались одна-две, не больше. Но все равно мы знаем еще слишком мало. Поэтому теперь я хочу выслушать вас. Рассказывайте до мелочей, тут все одинаково важно. -- Вывод такой, -- сказал Пастухов, -- против нас -- громадная сила, которую они почему-то решили не скрывать. Явно хотели ошеломить могуществом и неограниченной властью. -- И вот тут они сваляли дурака, -- заметил Артист. -- Если сложить все, что нам показали, нетрудно вычислить, откуда ветер дует. Это не уголовники. Не шелуха. Это -- крупные мажоры. Люди, имеющие право командовать. Им без звука подчиняются и милиция, и ГАИ, и группы антитеррора... В общем, разит этой вонью явно с вершины. Больше неоткуда. -- Я того же мнения, -- кивнул Док. -- Как сказал товарищ Маяковский: Начинается Земля, Как известно, от Кремля... -- Попробуйте обосновать, Иван Георгиевич, -- попросил Голубков. -- Сами понимаете, насколько тут все важно. -- Достаточно прикинуть, сколько баксов затрачено только на нас. Думаю, уже не одна сотня тысяч. Такими деньгами не станет запросто кидаться даже самая жирная банда. Это могут позволить себе лишь те, что берут, из государственного кошелька или со счета какого-нибудь хитрого фонда. Ну и, наконец... убит человек. -- Значит, действительно... совпадает, -- сказал Голубков. -- Так, давайте дальше... -- Одного мы не поняли, -- сказал Пастух. -- Нас вроде хотели захватить, но тут что-то случилось. Как будто им помешали. -- Точно! -- подтвердил Док. -- Кто-то дал красную ракету, и они вдруг стали отходить. Будто в разгар атаки споткнулись. -- У нас тоже сложилось впечатление, что у них что-то не сработало, -- кивнул полковник. -- Честно говоря, мы не поняли, кто пустил ту ракету. Ясно одно -- это был приказ немедленно сворачиваться и уходить. Так! Теперь рассказывайте, что было после того, как вас схватили на шоссе и увезли. В этой точке мы потеряли вас... ну и... сами можете догадаться, чего только не передумали, пока не увидели, что вы живы. И они, стараясь ничего не упустить, по-военному сжато и точно доложили все. Полковник слушал очень внимательно, прикрыв глаза. --Да... -- подытожил Голубков, когда они закончили доклад. -- Ну а где, хотя бы приблизительно, эта дача? -- Мы так и не поняли, -- ответил Трубач. -- Но если бы оказались там снова, узнали бы? -- спросил Голубков. -- Без проблем, -- кивнул Артист. -- Разрешите вопрос, товарищ полковник? -- по уставу обратился Муха. -- Если ваши люди нас потеряли, как вы смогли определить, что мы на Кутузовском? -- Тут нам здорово помогли враги. Для нужд ФАПСИ[1 ]по нашей просьбе в Швейцарии закупили небольшую партию микроприборов, передающих речь и позволяющих определять по импульсному сигналу местонахождение объекта. Мы надеялись, что их могут использовать те, на кого мы объявили охоту. И не ошиблись. Из ФАПСИ нам сообщили, что десять экземпляров этих игрушек примерно месяц назад были запрошены именно теми, кто теперь нас интересует. Вот мы и подумали: а вдруг? Фургоны, в которых вас увезли, в Москву не въезжали. Значит, остались где-то за кольцевой. На всех развилках и пересечениях с МКАД разместили своих людей с аппаратурой для приема сигналов с этих штучек. Если вас оставили в живых и пометили этими маячками, то либо все вместе, либо порознь вы должны были запеленговаться при въезде в Москву. Игрушки сработали. И мы снова пошли за вами -- за тем микроавтобусом. -- Понятно, -- сказал Пастух. -- Так что с той минуты вы уже не выходили из нашего поля зрения, -- продолжил Константин Дмитриевич. -- Но сигналы внезапно оборвались, хотя техника эта безотказная. Что было делать? Пошли простейшим путем. Стали искать в том квадрате города, откуда в последний момент поступали сигналы. Ну и... засекли... в одном замызганном подъезде... -- Так вы видели, -- хохотнул Трубач, -- как тот малый трепыхался? -- Что-то видел, -- пришурясь, усмехнулся Голубков, -- о чем-то догадался. Ну так куда вы их схоронили, признавайтесь. Сейчас это кое-кого интересует куда больше, чем меня. -- Вот они, -- Трубач достал из кармана свои микроэлектронные трофеи. -- Мы решили, что выбрасывать их пока рановато. -- Правильно решили, -- согласился Голубков. -- Но чего они все-таки хотят? -- спросил Трубач. -- Об этом мы пока можем только догадываться. Однако если все так, как мы предполагаем, тут хотят разыграть презанятнейшую комбинацию. Самое главное теперь -- чтобы эти люди ни сном ни духом не расчухали, что этой историей занимается наше управление. Иначе -- конец! Один намек, даже полнамека... -- Но ведь это Зависит не только от нас, -- сказал Пастух. -- Согласитесь, Константин Дмитриевич, возможны и другие каналы утечки. -- Безусловно, капитан. Но это, как говорится, не ваша головная боль. -- Наша, -- возразил Пастух. -- Ведь если что, помирать-то нам. -- Не только вам, -- заверил Голубков. -- Еще и многим другим. Похоже, мы схватились с таким зверем, что... Все, расстаемся. А ты, Николай, верни в часы эти хреновинки. Они нагреются и начнут подавать сигналы через две-три минуты. -- Не хотелось бы, -- поморщился Муха. -- Ни вздохнуть ни охнуть. -- Ничего, -- покачал головой Голубков. -- Несказанное слово -- золотое. Вы будете действовать совершенно автономно. Где сможем -- будем стараться подстраховать, но особо на нас не рассчитывайте. В самом крайнем -- подчеркиваю! -- только в самом крайнем случае вы имеете право позвонить по известному вам телефону. Ну а это -- в подарок. Не помешает. И Голубков, к удивлению своих собеседников, протянул им два парных комплекта автомобильных номеров, -- Держите. В случае чего цепляйте на свои тарантасы. Ни один гаишник не остановит. -- Ну тогда и вам от нас подарок, -- сказал Пастух и протянул полковнику тот ничтожный с виду кусочек древесины, что отколупнул в подземной бане от мокрой доски Трубач. Сергей коротко объяснил, что это за щепочка. -- Да, -- сказал Голубков, взяв ее на ладонь. -- Подарок царский. Цены ему нет. Ну, удачи! Будем ждать развития событий. Стеклянная стенка, отделявшая их от водителя, опустилась. -- Вот здесь сверните, -- сказал Артист -- А теперь прямо и налево, вон к тому Подъезду... Водитель "рафика" осторожно продвигался в заставленном машинами просторном дворе кооперативного профессорского дома на пересечении улиц Вавилова и Дмитрия Ульянова и мягко притормозил у подъезда. Было около шести часов утра. Кивнув на прощанье водителю голубого "рафика", увозившего полковника Голубкова, они прихватили свои пакеты с едой и друг за другом выбрались на асфальт перед парадным, где жил Артист. Утренний двор был еще пуст. Лишь несколько собачников выгуливали своих лохматых и гладкошерстных кумиров на молоденькой травке под распустившимися деревьями. -- Вот так штука! -- вдруг проговорил Пастух, остановившись и глядя куда-то вперед. И все шестеро, посмотрев туда же, остолбенели в молчании. На площадке для парковки перед подъездом стоял черный "ниссан-патрол" Пастуха. Они осторожно подошли к машине. Сергей положил руку на капот "джипа". Металл был еще горячим -- видно, пригнали и поставили всего несколько минут назад. -- Мистика... -- тихо проговорил Артист. -- Это что же получается! Выходит, они все-таки каким-то образом следят за нами? -- Элементарно, Ватсон, -- сказал Трубач. -- Никакой мистики. Они ведь про нас все знают, вот и вычислили, что нам деваться некуда -- только к тебе. -- Ну и хрен с ними! Аида отсыпаться, нам надо быть свеженькими, как младенцы, -- сказал Док. -- А ведь это не мой "ниссан", -- вдруг сказал Пастух. -- Этот же совсем новенький... Переставили на нее мои номера и все мелочи. А наш "патрольчик" у них остался, со всеми уликами и тэ дэ. Все продумали, гады! --А ну-ка попробуй ключи... -- сказал Боцман. -- Неужто успели и замки переставить? Если так -- у меня не будет больше никаких вопросов. Сергей вставил ключ в замок, повернул. Дверь "джипа" мягко отворилась. Ключ подошел. Один из миллиона комбинаций! А вот с замком зажигания те, что подменили "джип", уже возиться не стали -- там просто торчал другой ключ с кольцом, на котором болталось еще пять новеньких ключей. Экая любезность. Сергей нахмурился и завел двигатель. Все было в порядке. И даже полный бак бензина не забыли залить. Он прислушался к перестуку клапанов -- да, звук немного другой, потише. Впрочем, по тысяче мелочей всегда отличишь свою машину от точно такой же чужой. А тут все было явно: им пригнали "ниссан" куда новей и свежей его натрудившегося двойника. -- Ну уж коли так... -- тихо сказал Трубач, -- воспользуемся подарком дяди Кости. Переставим-ка номера еще раз... Митя, давай в темпе загоним его в укромный уголок. Ты меняй задний, а я этот... Муха -- на часах. Этот стриптиз не для чужих глаз. Ну и ощупать надо каждый сантиметр -- чтоб никаких хреновинок. В машине пиликнул телефон. Артист привычно снял трубку -- там была тишина. Потом что-то щелкнуло и уже знакомый голос выговорил как будто рядом: --Машину получили? Ждите сообщения на пейджеры или звонка. До скорой встречи. Через полчаса, повозившись с машиной и обнаружив-таки в салоне несколько странных маленьких металлических предметов, они молча позавтракали в просторной кухне профессора Злотникова и завалились спать. Они не знали, сколько времени им отпущено на отдых и восстановление формы. Но употребить его надо было как можно более продуктивно. * * * Месяца за два до описываемых событий к высоким стальным воротам НПО "Апогей", сдержанно урча моторами, плавно подъехали четыре длинных черных лимузина с затемненными стеклами. Машины были одна дороже другой -- поставленные по спецзаказу "пятисотые" и "шестисотые" бронированные "мерседесы" ручной сборки, с тонированными стеклами. Прибывших явно ждали: несколько солидных мужчин в гражданском и в военной форме направились им навстречу, причем военные были все в высоких званиях, не ниже полковника. В первом "мерседесе" мягко опустилось стекло задней двери и один из встречавших почтительно поклонился. Створки ворот разошлись в стороны, охранники вытянулись и козырнули, и машины одна за другой вплыли на территорию за высокой бетонной стеной, казавшейся бесконечной, из чего нетрудно было заключить, что территория, которую она скрывала от досужих глаз, огромна. Проехав несколько сотен метров, машины остановились у другого забора и таких же ворот, и один из пассажиров, находившихся в головном лимузине, предъявил строгим офицерам охраны документы. Те тоже щелкнули каблуками, взяли под козырек, и стояли так, пока машины не исчезли за этими воротами в зоне, густо заросшей высокими соснами. Кортеж покатил по идеально гладкой асфальтовой дороге, проложенной между соснами и лиственницами. Но вот роща кончилась. Вокруг стояли серые и белые корпуса какого-то огромного не то научного, не то промышленно-производственного комплекса. Одни здания были уже далеко не первой молодости, другие куда новее. Были тут и похожие на гигантские ангары суперсовременные строения, собранные из рифленых желтых и голубых металлических конструкций. У одного из них лимузины остановились, из них выбрались дородные, представительные мужчины, в которых легко угадывалось высокое начальство. Здесь их встречали люди тоже весьма высокого ранга. И по тому, как хозяева и гости приветствовали друг друга, всякий легко бы понял, что они давно знакомы. -- Мы немного задержались, -- приятным рокочущим баритоном сказал один из приехавших. -- Не обессудьте... И по тому, как смотрели на него, как были встречены его слова, было ясно, что именно он является козырным тузом в этой колоде. -- Все готово, -- сообщил тот, кто был главным в группе встречавших. -- Милости просим, Герман Григорьевич. -- Времени мало, -- напомнил высокий гость. -- Поэтому не будем тянуть и откладывать. -- Мы сможем начать минут через двадцать, -- сказал хозяин. В нем не было подобострастия, однако ощущалась безусловная зависимость от того, кто прибыл в его владения. -- По программе встречи, -- продолжил он, -- сначала осмотр монтажно-сборочного цеха, знакомство с конструкцией, ну а затем... -- Вот и давайте приступим безотлагательно, -- кивнул гость. Негромко переговариваясь, они степенно вошли в огромный голубой ангар, в котором басовито гудели десятки вентиляторов вытяжной системы, и оказались в сияющем чистотой зале длиной не менее полутора сотни метров. Здесь было пустынно, лишь кое-где, теряясь в залитых светом пространствах, виднелись люди в белых халатах. -- Вам тоже придется облачиться, -- словно извиняясь, ласково произнес здешний хозяин. И через пару минут все приехавшие тоже оказались в наброшенных на плечи белоснежных накидках -- люди свиты, молодые бравые полковники и румяные генералы. -- Подумать только, Андрей Терентьевич, сколько лет мы ждали этого часа! -- улыбнулся вельможный гость. -- Мне много рассказывали о первых результатах... Помощники и специалисты-референты докладывали, но, как говорится, лучше один раз увидеть... -- И услышать, -- улыбнулся хозяин. -- У него такой голосище! И, как опытный экскурсовод, начал до слова выверенную пояснительную лекцию, стараясь не перегружать ее излишними техническими подробностями. -- Докладывайте подробнее, -- неожиданно попросил приехавший. -- Я ведь все-таки инженер-физик, хоть и бывший. Если что-то окажется непонятным, попрошу растолковать. Плотной группой, похожие в белых накидках на стаю пингвинов, они медленно продвигались по блестящему антистатическому напольному покрытию мимо нескончаемой линии сборки. Здесь громоздились сложнейшие технические агрегаты, небольшие монтажные краны, белоснежные трубчатые тележки, на которых были установлены сверкающие хромированным металлом и разноцветными проводами хитросплетения труб, патрубков, клапанов, к которым тянулись десятки и сотни кабелей контрольно-измерительной и наладочной аппаратуры. -- Так сколько лет вы работали над ним? -- спросил гость. -- От Начального эскиза до первого опытного образца больше семи лет. -- Как мне докладывали, работа была сложной, случались и... неприятности? -- Это естественно, -- сказал хозяин. -- Иначе и не бывает. -- Ведь ничего подобного пока что нет в мире, -- добавил шагавший рядом бравый генерал-лейтенант лет сорока пяти. -- И, видимо, еще очень не скоро что-то похожее появится. -- Значит, можем все-таки? -- удовлетворенно кивнул гость. -- Можем! -- воскликнул невысокий узколицый человек в штатском, который, судя по всему, занимал в хозяйской иерархии не последнее место. -- Вы сейчас сами все увидите и поймете... -- Надеюсь, разочарований не будет, Роберт Николаевич, -- сказал именитый гость. -- Если вы и Владлен Иванович, -- он кивнул в сторону генерал-лейтенанта, -- даете изделию такую оценку -- значит, оно действительно дорогого стоит... Пояснения продолжались. Ведущие конструкторы, технологи, инженеры-проектировщики и испытатели докладывали обо всем, что считали необходимым донести до сведения этого всевластного человека. Он слушал, кивал, задавал вопросы, уточнял какие-то детали и, наконец, сказал: -- Ну что же, господа! Покажите мне наконец его целиком, в сборе, и приступим к основной цели нашего визита. Хозяин кивнул, и они двинулись в другой конец необъятного цеха, туда, где виднелась замысловатая конструкция, окруженная белыми и красными монтажными лесами -- величественный агрегат, похожий одновременно на атомный реактор и огромный паровой котел, из которого смотрел вниз черный конусообразный раструб не менее трех с лишним метров в поперечнике по большому диаметру. -- Да-а, просто фантастика... -- подойдя поближе и подняв голову, восхищенно воскликнул гость -- вице-премьер Герман Григорьевич Клоков, уже около двух лет курировавший оборонно-промышленный комплекс страны. -- Давненько я хотел им полюбоваться. Действительно красавец! Все-таки ни фотографии, ни чертежи не могут дать должного представления. Знаете, когда в Америке в их музее истории освоения космоса я стоял у первой ступени "Сатурна-5", мне казалось, что нам никогда не только не превзойти их, но даже и не повторить что-то подобное... А ведь смогли! -- Итак, товарищ Клоков, -- привычно, по-старому, по-советски, обратился к всемогущему гостю хозяин -- генеральный конструктор научно-промышленного объединения "Апогей" академик Андрей Терентьевич Черемисин, -- перед вами полностью собранный рабочий экземпляр жидкостно-ракетного двигателя "Зодиак РД-018". Он обладает непревзойденными характеристиками как по мощности, так и по управляемости силы тяги. Он один может вывести на околоземную орбиту одноступенчатую ракету с грузом до двенадцати тонн. Это не просто новое слово в мировом ракетостроении, а новый этап, новое качество, если хотите -- новая эпоха. Условное название двигателя "Зодиак". Его возможности реализуются лишь благодаря применению новейшего уникального двухкомпонентного топлива ФФ-2. Это горючее замечательно тем, что оба топливных компонента по отдельности абсолютно нетоксичны и позволяют персоналу без всякого риска проводить все предстартовые и регламентные работы -- наладку, заправку, перекачку, слив, просушку. Третий компонент -- окислитель. В этом качестве используется обычная азотная кислота. Что здесь особенно важно: как нет нашего двигателя без этого топлива, так и это топливо может быть использовано пока что исключительно на "Зодиаке". Потому что только его конструкция способна устойчиво работать при таких давлениях и температурах. Несмотря на внешнюю сложность, двигатель очень прост и надежен. Чтобы все, что я говорю, не смахивало на рекламу, теперь, видимо, пора показать эту игрушку в деле. Через десять минут приглашаю вас на первые стендовые испытания на максимальной тяге одного из опытных образцов. -- Ну что ж, -- сказал Клоков. -- Собственно, для этого мы и приехали к вам. * * * НПО "Апогей", крупнейший в стране экспериментально-производственный комплекс ракетного двигателестроения, был создан под Москвой, километрах в двадцати от Загорска, в конце сороковых годов. И там, в тихом городе, где сияли из-за крепостцой монастырской стены золотые и синие купола над белыми соборами, часовнями и колокольнями, и во многих окрестных селах и деревнях впервые тогда услышали далекий, протяжный, то нарастающий, то стихающий рев, от которого, во всех избах и домах задрожали стекла. Казалось, он исходил из пасти громадного дракона. Дракон рычал часто. И по ночам на горизонте, сопровождая рев, вставало нередко огненное зарево, словно пылал пожаром большой город. Это место, окруженное глубочайшей тайной, получило в народе название "новая стройка". Что делали там, чем занимались, что означали эти страшные звуки, эти всполохи -- никому знать было не положено. Однако скрыть колоссальные силы, которые с громом и пламенем высвобождались там по воле человека, было невозможно. А там случалось всякое, и, заслышав среди ясного дня и безоблачного неба далекий громовый удар, от которого вздрагивала земля и вскоре вставал над горизонтом многокилометровый столб черного дыма, местные жители догадывались, что не все на этой "новой стройке" идет гладко... "Вишь, -- понизив голос, говорили тогда в окрестных городках и деревнях, -- никак опять у них там чего-то на "новой" рвануло..." Однако постепенно дела там налаживались, и пожары и взрывы за лесами случались все реже. Но то и дело раздававшийся жуткий, нескончаемый рев, что и зимой, и летом, и ночью, и днем по-прежнему раскатывался на многие и многие километры, неизбежно раскрывал понимающим или догадливым людям один из важнейших секретов советской науки, техники и обороны. Однако в самые последние годы в силу известных перемен развал национального научно-промышленного потенциала коснулся и "новой стройки". Все реже и реже слышался знакомый окрестным жителям гул, все реже и реже озарялись ночами то огненно-оранжевым, то зеленовато-лимонным отсветом низкие облака. Но в этот солнечный день гул был такой, будто проснулся недалекий вулкан. И даже старожилы, привычные к звукам, приносившимся с "новой стройки", с тревожным недоумением поднимали головы -- такого они еще не слышали. * * * Вице-премьер Герман Клоков, генеральный конструктор Андрей Черемисин, его первый заместитель Роберт Стенин, несколько высокопоставленных генералов из Министерства обороны, а также ведущие сотрудники "Апогея" находились в подземных бункерах, у окуляров стереотруб и перископов, в нескольких километрах от испытательного стенда -- массивной металлоконструкции, внутри которой параллельно поверхности Земли в глубокой траншее был намертво закреплен опытный двигатель. Никто не знал, что может произойти после включения зажигания, после того как сольются воедино в огромной камере сгорания два компонента новейшего топлива с окислителем и двигатель впервые будет испытан на полную мощность. Не разнесет ли весь стенд испепеляющим взрывом, не прогорят ли стенки камеры, выдержат ли сверхжаропрочные сплавы циклопического сопла. Все меры безопасности были приняты, все казалось выверенным до конца... И все же никто из них не мог предположить, что слепяще-яркий факел кипящего пламени из сопла двигателя вытянется почти во всю длину стометровой бетонной траншеи, подняв серо-багровые тучи пыли и дыма. На барабанные перепонки давил чудовищный грохот -- казалось, от него сейчас растрескается и разлетится обломками сама земля... Герман Григорьевич, защитив уши плотными противошумовыми заглушками, неотрывно смотрел в окуляры через фильтры темных очков. Нет, никогда еще не доводилось ему видеть такое. Согласно с программой испытаний на полной мощности стартового режима "РД-018" проработал ровно восемь с половиной минут. Именно столько потребовалось бы разгоняемой им ракете, чтобы вынести на пятисоткилометровую орбиту десятитонный спутник. Стартовый ускоритель показал небывалую устойчивость и надежность всех элементов конструкции. В доказательство этого академик Черемисин расширил рамки испытаний и через двадцать минут после первого запуска распорядился включить зажигание повторно, доведя нагрузку до критической. Но и тут великолепная конструкция оказалась на высоте. Наконец подача топлива была перекрыта, огненный хвост уменьшился и словно втянулся в добела раскаленный конус сопла. Клоков снял защитные очки и заглушки. Бледный, взволнованный и счастливый Черемисин подошел к нему. -- Ну что? -- спросил он с неожиданным мальчишеским вызовом. -- Впечатлило? Машина отработала как часы. Судя по записям приборов, нам удавалось дозировать силу тяги в пределах плюс-минус одного процента. Такое не под силу ни одному двигателю в мире! Клоков хотел что-то ответить, но Черемисин вдруг яростно взмахнул рукой и неожиданно возвысил голос: -- И что же? Вот такое чудо техники должно валяться на складе, ржаветь и пропадать? Такую машину -- на свалку? -- Да погодите, Андрей Терентьевич... -- Бросьте! Вложить миллиарды, вложить силы, вложить талант лучших умов страны, идти к этому дню столько лет -- и что же? Выкинуть за ненадобностью? Что же нам делать прикажете? Закрывать лавочку? -- Успокойтесь, Андрей Терентьевич, -- воскликнул Клоков. -- Успокойтесь, дорогой. И дайте-ка я вас сначала от души поздравлю. Я имею поручение передать вам самую искреннюю благодарность, приветствия и поздравления от премьер-министра и Президента... -- Спасибо! -- горько воскликнул Черемисин. -- Весьма тронут. Мерси. Ведь мы все тут -- все двадцать тысяч человек только ради этого поздравления и старались. Пусть они лучше вместо поздравлений приедут сюда и скажут, что теперь с нами будет и что нам делать. -- Я вижу, вы слишком переволновались, -- чуть снисходительно улыбнулся Клоков. -- И немудрено -- родить такого исполина! Поскольку испытания прошли блестяще, давайте в связи с этим проведем небольшое рабочее совещание. В самом деле, пришло время обсудить все эти наболевшие вопросы и дальнейшую нашу стратегию. Собирайте ведущих руководителей отделов, посидим, поговорим... А "Зодиак РД-018" еще полыхал жаром. Его раскаленные детали быстро остывали, отдавая жар своих поверхностей окружающему воздуху, который дрожал и вибрировал, как над костром. Но детали сопла не обгорели, не оплавились. Лишь по титановым, танталовым, вольфрамо-молибденовым элементам обшивки расплылись сине-лиловые разводы, в то время как двигатель остался в идеальном рабочем состоянии, готовый к новым запускам и к новым извержениям ревущего огня. Перед назначенным совещанием выпили шампанского за успех, за достигнутый феноменальный результат. Настроение у всех было приподнятое, лишь один Черемисин, который, казалось бы, должен был торжествовать больше всех, выглядел подавленным. Переговариваясь и обмениваясь впечатлениями, хозяева и гости потянулись к главному административному корпусу НПО "Апогей". А вскоре собрались в большом кабинете Черемисина в предельно узком кругу, и вице-премьер Клоков взял слово. -- Дорогие друзья! -- сказал он. -- Сегодня один из самых знаменательных дней не только в жизни вашего прославленного предприятия, не только в истории нашей ракетно-космической отрасли. Уверен, этот день когда-нибудь войдет в историю и всей мировой ракетно-космической науки. Как сказал поэт, "и невозможное -- возможно". Вы наглядно продемонстрировали это -- в труднейших условиях, что называется, на полуголодном пайке... В то время, когда все вокруг распадается, ваш прославленный коллектив и прежде всего вы, Андрей Терентьевич, и вы, Роберт Николаевич, сумели довести до конца сложнейший проект и доказали, что Россия жива, что, как сказал великий наш предок, может, может она, Русь-матушка, собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов рожать, как рожала... Мы воочию в этом убедились! Наш российский интеллектуальный научно-технический потенциал, несмотря на все трудности, по-прежнему на высоте. Низкий вам поклон! Собравшиеся зааплодировали -- лишь Черемисин сидел, понуро опустив седую голову. А вице-премьер продолжал: -- Вы создали то, что не снилось пока ни японцам, ни французам, ни даже американцам. Вы доказали, что... -- Он вдруг запнулся, не зная, что, собственно, говорить дальше. Черемисин тотчас воспользовался паузой. -- Спасибо вам, Герман Григорьевич, за добрые слова! Но скажите, что же будет теперь? -- Да погодите вы, Андрей Терентьевич, дайте хоть порадоваться... -- засмеялся Клоков. -- О проблемах еще успеем наговориться. Праздник так праздник! -- Может быть... -- Черемисин заметно разволновался. -- Только нам ведь не до банкетов. -- А мы-то надеялись... -- засмеялся Герман Григорьевич, и все вокруг подобострастно заулыбались, оценив вельможную шутку. -- Послушайте, можем ли мы праздновать, когда рабочие без зарплаты сидят? Что могли, мы сделали, что хотели доказать -- доказали. Но повторяю -- что же дальше? Какая судьба ждет наш "Зодиак"? Попадем в Книгу Гиннесса? Извините, но мы не для того работали, чтобы прославиться как создатели новой царь-пушки, которая не стреляла, и нового царя-колокола, который не звонил! -- Мне странны ваши вопросы, дорогой Андрей Терентьевич, -- сказал Клоков. -- К чему такая риторика? Вам не хуже меня известна ситуация, которая сложилась на сегодняшний день в стране, -- казна пуста, стоят сотни заводов, тысячи производств, миллионы людей без зарплаты... -- Это теперь каждый ребенок знает, -- перебил Черемисин. -- Что с двигателем будет? Говорите прямо! -- А что касается двигателя, то при всех его сверхъестественных возможностях девать нам его сегодня решительно некуда и использовать негде, -- жестко сказал Клоков. -- Денег нет. И потому мы будем вынуждены свернуть и временно закрыть программу летных испытаний ракетного комплекса "Зодиак-Апогей". Для которого, собственно, изначально ваш двигатель и предназначался. Это для вас, Андрей Терентьевич, не секрет и не новость. Ракету создавать не на что и незачем. В какой области ее сейчас можно было бы использовать -- непонятно. Согласитесь -- у страны сегодня есть куда более насущные и мучительные проблемы. -- Значит, все в одну яму? -- негромко проговорил Черемисин. -- Туда же, куда и лучшие наши боевые корабли, лучшие самолеты, туда же, куда "Буран"... -- Честное слово, вы удивляете меня! -- уже раздраженно воскликнул Клоков. -- Почему, Андрей Терентьевич, вы делаете вид, будто все это для вас открытие Америки? Надеялись, что после испытаний, когда мы увидим все своими глазами, то под впечатлением увиденного можем принять какое-то иное решение? -- Может быть, и так. Да, пожалуй, так. -- Но как, по-вашему, должно поступить правительство? Как и что нам делать, если мы стоим на грани промышленно-экономической катастрофы? Научите нас! В ножки поклонимся! -- Я не экономист, я инженер и конструктор, и я не собирался вставать у штурвала государства! -- покраснев от гнева, крикнул Черемисин. -- Какого черта тогда было устраивать эти показательные испытания? Этот проект обошелся стране в пять миллиардов на старые деньги, то есть в несколько триллионов сегодняшних бумажек. К чему было тогда и сегодня выкидывать на шумовые эффекты еще несколько миллиардов? -- Я не могу, Андрей Терентьевич, -- с трудом сдерживаясь, быстро сказал Клоков, -- давать объяснения по таким вопросам. Я могу отвечать только за себя. Ракету и двигатель заказывали военные. Ракету и двигатель просили ученые. Но когда это было? Ведь была совершенно иная ситуация. Так что куда логичнее было бы переадресовать эти вполне правомерные вопросы тогдашним руководителям, тогдашнему Министерству обороны, а заодно -- Главкосмосу и Академии наук! Недобрый, а может даже, и угрожающий смешок пробежал по кабинету. -- Ну вот! Начали за здравие, а кончаем за упокой, -- мрачно сказал первый заместитель генерального конструктора профессор Стенин. -- Но ведь действительно нужно что-то решать с уже построенными двигателями. Нельзя же их, в самом деле, мариновать на складе. Это же безумие! -- А, -- засмеялся Черемисин, -- понятно! Роберт Николаевич почувствовал подходящий момент, чтобы толкнуть свои товарно-денежные идейки. Дерзайте, коллега, не теряйтесь! -- О чем вы, Андрей Терентьевич? -- возмутился Стенин и тоже покраснел от волнения. -- Я, как и вы, только и думаю о том, чтобы спасти наш "Апогей", удержать кадры, сбалансировать производство! Чтоб не полетело все в тартарары! -- А сколько, кстати, у вас к настоящему моменту построено и заложено двигателей? -- обернулся к Стенину Клоков. -- Мне надо будет доложить на заседании кабинета министров. -- Полностью собрано три движка, включая тот, что сегодня прошел огневые испытания. Заложено еще два. Все на разных стадиях монтажно-сборочных работ. -- Боюсь, по завершении сборки, испытаний и доводки все двигатели придется законсервировать до лучших дней, -- глухо сказал Клоков. -- Но вы же знаете, Герман Григорьевич, -- вступил в разговор один из присутствующих военных, генерал-лейтенант Курцевский. -- У нас намечены два плановых испытательных пуска ракет "Зодиак". От них мы ни в коем случае не можем отказаться. Ракета должна пройти летные испытания. Это вопрос военно-стратегический. И... политический тоже. -- Да, я помню, Владлен Иванович, -- кивнул Клоков. -- В ближайшее время мы обсудим этот вопрос на правительстве, в Совете Безопасности и в Совете Обороны. Если не будет возражений -- пуски осуществим во что бы то ни стало. Получите здесь, на "Апогее", готовые двигатели и переправите их на космодром. -- Спасибо! -- генерал кивнул с благодарностью и снова сел. -- Но в таком случае заказчики должны сначала оплатить нам изделия, -- поднялся Стенин. -- Мы даже со смежниками рассчитаться не можем. -- Ну... мы это как-нибудь утрясем... -- махнул рукой Клоков. -- Что-нибудь изыщем... Только, видимо, произойдет это не сразу, с отсрочкой платежей... А пока, боюсь, программу производства "Зодиака" придется заморозить. -- А я боюсь, -- встал Черемисин, -- мне придется тогда отправиться на покой. Прямо с завтрашнего числа. Если нет никаких перспектив, никаких планов, никаких надежд -- к чему тогда все эти игры? В общем, вы можете тут еще совещаться, а мне недосуг, увольте! Мне семьдесят один год, и я имею право на свою честно заработанную пенсию. Счастливо оставаться! Он поднялся -- высокий, худой, сутулый, с двумя Звездами Героя Соцтруда и медалью ленинского лауреата на лацкане пиджака -- и вышел из своего кабинета. Над столом заседаний повисла тишина. -- Ну вот... -- помолчав, с горечью в голосе сказал Клоков. -- Это надо было предвидеть. Конечно, этот день не мог закончиться иначе. Если в стране беда, она должна была коснуться всех. Я прекрасно понимаю Андрея Терентьевича, прекрасно понимаю... -- Но вы-то какой-нибудь выход видите? -- спросил Стенин. -- Придется оглянуться назад... -- повернулся к нему Герман Григорьевич. -- К осени девяносто четвертого года ресурсы и резервы страны были на пределе. По сути дела, мы были уже за красной чертой. Ну а что было потом, не мне вам напоминать. Я был против, но меня спрашивать не стали... Все знали, что было потом. Потом была Чечня... Через полчаса правительственный кортеж уже мчался обратно в Москву по Ярославскому шоссе. Откинувшись на кожаное сиденье позади водителя, Герман Григорьевич Клоков, чуть прищурясь, смотрел в окошко машины на проносящиеся мимо подмосковные пейзажи. Неожиданный взрыв академика Черемисина не удивил и не озадачил его. Клоков слишком давно и хорошо знал генерального конструктора, знал его характер, как знал от нужных доверенных людей, что эта вспышка и решение вовсе не были внезапными или случайными. Они созревали давно и только ждали такой вот минуты. Что ж, все закономерно. Наступил момент естественной смены поколений. Во главе "Апогея" должен был встать другой руководитель -- кандидатура его подразумевалась сама собой. Это был человек с огромным опытом, но куда более молодой, новой формации, новой закваски. С ним не нужно было играть в дипломатические игры и искать общий язык. Все шло своим чередом... Ни Черемисин, ни его окружение еще не могли знать того, что знал он. Примерно то же самое, что и у них, позавчера произошло в НИИ высокомолекулярных химических технологий, где точно так же решили "уйти на покой" двое ведущих создателей ракетного горючего для двигателя "Зодиак РД-018" -- рабочего вещества ФФ-2 -- сверхсекретного горючего "коктейля", за литр которого, конечную формулу и технологию производства любые заинтересованные лица, научные центры и даже страны отдали бы любые деньги. Загудел телефон защищенной правительственной связи. Клоков снял трубку --Добрый день, Герман Григорьевич! Ну как, посмотрели? Каковы ваши впечатления? -- донесся до него голос, который знала вся страна и весь мир. -- Я на пути в Москву. Да, посмотрел... Что-то невероятное! Почище любой фантастики. Около минуты он очень внимательно слушал то, что говорил ему собеседник. Затем сказал: -- Совершенно с вами согласен, им надо помочь... Однако, к сожалению, не обошлось без инцидента. Когда я честно и без прикрас изложил на совещании всю картину, старик вспылил и заявил, что больше не желает работать и уходит в отставку. Ну конечно, потеря... Мы все-таки еще попытаемся уговорить его не делать поспешных шагов. Надеюсь, когда остынет и успокоится, он подойдет к проблеме более трезво, как и подобает ученому его масштаба, одумается и вернется. -- Надо бы успокоить его... Это же такая голова! -- Сделаем все, чтобы он вернулся. Распрощавшись, Клоков положил трубку. Сверкая синими и красными маячками над блестящими черными крышами, четыре "мерседеса" неслись к Москве со скоростью двести километров в час. * * * До вечера отсыпались Пастух и его маленькая команда в заваленной книгами большой квартире профессора Злотникова. Никто не звонил им, не вызывал, не отдавал приказов. И они ждали -- с покорностью пассажиров, временно задержавшихся в аэропорту из-за нелетной погоды. Пастух с Доком глубокомысленно играли в шахматы и оттягивались после умственных усилий арм-реслингом. Боцман валялся на тахте и листал бесчисленные разноцветные журналы. Мухин сидел перед профессорским компьютером, играя в "Дум", а, утомившись, отжимался на ковре в гостиной и выполнял "крокодила" на одной руке. Трубач в больших наушниках полулежал в кресле и, закрыв глаза, часами меланхолически слушал классику на компакт-дисках, попеременно сжимая в огромных лапищах теннисные мячи. Ну а Артист отрабатывал перед зеркалом приемы японского и китайского рукопашного боя, метал ножи, стрелял в мишень из электронного пистолета и крутился по хозяйству, изобретая, чтобы порадовать друзей, все новые блюда посредством свободного соединения, казалось бы, заведомо несоединимых компонентов. Результаты его усилий принимались друзьями вполне благосклонно, без лишней критики. Но это только казалось, будто они расслабились. На самом же деле каждый был предельно собран и мобилизован. На рассвете нового дня, ожидая приказа куда-то отправляться и ни на минуту не расставаясь со своими новыми пейджерами, они устроили для Трубача пятикилометровую пробежку, чтобы тот мог вернуть свою обычную физическую форму. Однако лежание в "кризисном" и разные таблетки, как выяснилось, почти не сказались на его состоянии. Для своей комплекции метателя молота или борца-тяжеловеса он был, как и раньше, удивительно легок и быстр, да и дыхалка работала идеально, на зависть всем врагам. -- Симулянт он и есть симулянт... -- пыхтел Пастух, когда они вдвоем с Мухой не могли одолеть Николая, борясь с ним на молодой травке -- ...во мамонт! Кончался второй день ожидания в режиме полной готовности. Как всегда, телефон в квартире общительного, знакомого со всей музыкальной Москвой, профессора консерватории Злотникова звонил часто. Но те, чьего звонка они ждали каждую минуту, словно в воду канули. Пусты были и дисплеи всех шести пейджеров. После обещания их неведомого собеседника напомнить о себе в ближайшие часы эта неопределенность томила и выводила из себя. -- Странно, -- повторял Артист, -- чего они там тянут? Может быть, решили все-таки от нас отказаться? Нашли других, кого-нибудь получше? -- Вряд ли. -- Сунув руки в карманы спортивных штанов, Док выхаживал по диагоналям обширной гостиной. -- Тогда бы мы уже не прохлаждались тут, а были бы... ну... сами понимаете где и в каком виде. Прикиньте масштаб, так сказать, подготовительных мероприятий... -- А ведь это только увертюра, -- заметил Трубач. -- Первые три или четыре такта. -- Похоже, там просто чего-то ждут. Что-то где-то должно произойти, после этого нас и введут в дело, -- заключил Пастух. Даже тщательно обследовав свою одежду, обувь и все закоулки квартиры, они постоянно были начеку. Жестоко обожженные молоком, они, не жалея легких, дули на воду: гнусного подвоха можно было ожидать теперь отовсюду и в любой момент. Все деловые разговоры велись под громкую музыку или болтовню телевизора. Завершались вторые сутки их вынужденного безделья, но по-прежнему ничего не менялось. -- По-моему, нам просто подарили в качестве моральной компенсации новый "джип" и по десять штук на рыло, -- усмехнулся Мухин. -- Если и впредь будут выплачивать по штуке за три приема карате, то, честное слово, я не возражаю! -- Мелкий ты человек, Муха, -- покачал головой Артист, -- мелкая, ничтожная личность. -- Амба! -- оборвал их Пастух и прибавил громкости радиоприемнику. -- Давайте лучше подытожим то, что мы узнали. Как говорил товарищ Шерлок Холмс, "человек всегда оставляет следы. Всегда, дорогой Ватсон". -- Весь вопрос в том, -- добавил Трубач, -- сумеют ли увидеть этот след другие. Они сидели голова к голове. На всякий случай в разных концах комнаты одновременно работали на разных волнах два приемника и какая-то очередная викторина шла по телевизору. Коварные пленочки, понятное дело, на время совещания были извлечены из-под крышек часов. Но не успели они начать свою летучку, как заверещал радиотелефон. Семен снял трубку и услышал строгий хрипловатый мужской голос: -- Злотников? -- Да, я. -- Артист отчаянно замахал рукой, чтобы остальные приглушили орущую технику. -- Говорите, слушаю вас, -- продолжил он и нажал переключатель громкой связи, чтобы ни одно слово из их разговора не прошло мимо остальных. -- Нам необходимо встретиться с Пастуховым, Где он? -- Он здесь. -- Передайте ему трубку. -- Слушаю, -- сказал Сергей. -- Здравствуйте, Пастухов. Готовы ли вы встретиться для важного разговора? -- Ну конечно, -- ответил Сергей. -- Мы готовы. -- Тогда сегодня в двадцать три ноль-ноль вы должны прибыть вместе с этим вашим... хирургом Перегудовым к станции метро "Рижская", на остановку сорок второго и восемнадцатого троллейбусов, у эстакады. К вам подойдут мои люди и проводят к месту нашего свидания. -- Пароль? -- спросил Пастух. -- Встречающие знают вас в лицо. -- Ну вот и все, -- сказал Пастух, вешая трубку, -- занавес поднимается. Все молчали, понимая, какая предстоит этим двоим поездка. Сергей посмотрел на часы. Было около десяти вечера. -- Через двадцать минут можно выезжать, -- сказал Док и протянул Трубачу свои заслуженные швейцарские с черным циферблатом. -- Верни на место их шпионские цацки. Вдруг затрепыхаются. И в Серегины тоже. -- И вот что еще, -- шепотом сказал Пастухов. -- Черт его знает, чем может обернуться эта встреча. В случае чего -- встречаемся где всегда. -- Хорошо, -- кивнул Артист. -- Все мои метки вы знаете, -- нахмурившись, продолжил Сергей. -- Перед самой встречей суну за щеку мой личный медальон, -- он показал им маленький плоский металлический овал, хранящий все данные капитана Пастухова. -- Мои приметы тоже всем известны, -- сказал Док. -- Так что в случае чего легче будет найти. Помолчали. -- Лично я ваши бренные останки искать не собираюсь, -- рассердился Артист. -- Ждем вас здесь с планом задания. Я намерен честно отработать свои баксы. -- Баксы, баксы... -- вздохнул Иван, -- их еще надо суметь подучить. Трубач произвел "восстановительную операцию" и вернул им часы. Пастухов снова взглянул на циферблат: -- Ладно, Иван. Труба зовет. Не люблю опаздывать на интимные свидания. Прибудем на точку пораньше, покрутимся, присмотримся. Ну а там -- как Бог даст. Боцман протянул ему ключи от нового "джипа". Пастух крепко сжал их в кулаке и улыбнулся своей неожиданной, яркой улыбкой. * * * Над вечерней Москвой только что отгрохотала гроза, и ее зарницы еще посверкивали в разных сторонах темного неба. Пастух ехал, неукоснительно четко соблюдая правила движения. Громко шелестя по мокрому асфальту широкими шинами, их обгоняли летящие на дикой скорости такие же "джипы", иномарки, да и наши старались не отставать. -- Что значит -- люди не ценят собственной жизни, я уж не говорю о чужих, -- задумчиво сказал Перегудов. -- Человек, в сущности, такая хрупкая, уязвимая букашка... Правда, с большими резервами. Сергей молча кивнул. Он был сосредоточен и собран, как всегда перед выходом на боевую операцию. -- Что, брат, маленько поколачивает? -- спросил Док. -- Нормальная реакция центральной нервной системы. Конечно, с такой крупной клиентурой нам еще работать не доводилось. Хотя... пока мы им нужны, можно не трепетать. Другое дело, если... решат вывести за штат. -- Голос... -- сказал Пастух. -- Обратил внимание? Другой голос... Сейчас звонил не тот, с кем мы беседовали на той даче. Что бы это значило? -- Да все что угодно, -- усмехнулся Док. -- Брат, сват, заместитель. А может, и еще кто... Миновали нескончаемый Ленинский проспект, пронеслись Якиманкой. У храма Иоанна Воина Пастух притормозил и некоторое время провожал глазами в зеркале заднего вида удаляющийся черный силуэт церкви. Он знал, что теперь тут служит вторым священником их отец Андрей из Спас-Заулка. Тот батюшка, к которому они приходили, отправляясь на новые задания. На подъезде к Большому Каменному, откуда открывалась знаменитая панорама Кремля за Москвой-рекой, Пастух снова сбросил скорость, глядя на ночные терема, соборы и тускло золотящийся купол колокольни Ивана Великого. Как и сталинские высотки, их уже несколько лет с наступлением темноты подсвечивали невидимыми прожекторами, отчего они становились какими-то призрачно-таинственными, как изображения на рентгеновских пленках. Оба молча и пристально смотрели на кремлевские дворцы, на кое-где светящиеся окна в зданиях над зубчатой стеной, на трехцветный российский флаг -- обвисший и мокрый после ливня. -- Не знаю как тебя, а меня так просто разбирает любопытство, что они нам собираются предложить, -- сказал Док. -- Скоро узнаем, -- угрюмо промолвил Пастухов. Как и собирались, к "Рижской" прибыли загодя. У станции метро людей почти не было, только изредка в свете уличных фонарей появлялись прохожие под зонтами. Покрутившись минут десять по улицам и проездам, сделав пару контрольных кругов под эстакадой, они доехали до Крестовского моста, развернулись под ним и вернулись по проспекту Мира к Рижскому вокзалу. Немного постояли у тротуара, потом снова вернулись туда, где было назначено свидание и, наконец, минут за десять до условленного времени, не сговариваясь, одновременно сняли, обесточили и спрятали под сиденьями выданные им пейджеры, загнали машину в тень, заперли ее и не спеша двинулись пешком на другую сторону проспекта Мира, к остановке, где их должны были встретить. Видно, ни автобусов, ни троллейбусов не было давно -- за то время, что они кружили, проводя наружную разведку, на остановке собралась изрядная толпа. Они смешались с ней и стояли, невольно прислушиваясь к чужим разговорам, внимательно приглядываясь к тем людям, что ежились под мокрыми зонтиками. Моросил мелкий дождик. Было черно, мокро, неуютно. Но вот подкатил восемнадцатый троллейбус, за ним пустой сорок второй, народ ринулся к дверям, и вскоре машины унеслись по блестящим мокрым мостовым. В свете золотистого фонаря на высокой мачте остались лишь они двое. Пастухов взглянул на часы. -- Двадцать два пятьдесят девять, -- сказал он негромко. -- Пора бы... -- Угу... -- прогудел Док. И в ту же секунду откуда-то вынырнула, видимо из темной ниши между двумя киосками, мужская фигура. Человек был один -- немного выше среднего роста, коренастый. Возможно, он ^некоторое время наблюдал из укрытия, а теперь неторопливо направлялся прямо к ним вразвалку, сунув руки в карманы полосатых спортивных штанов. И когда приблизился. Пастух и Док без труда узнали в нем немолодого водителя того минивэна "мицубиси", на котором их доставили назад в Москву с таинственной загородной дачи. -- Здорово, ребята, -- по-свойски, буднично приветствовал он их как старых знакомых и протянул руку. Рука была железная. Видно, этот человек умел не только крутить баранку. -- Не опоздал? Вы, смотрю, маленько раньше приехали? Ну, топайте за мной. Он повернулся и двинулся куда-то во тьму узкого прохода между каменными ограждениями и рядами палаток закрытого до утра оптового рынка. Они молча повиновались и двинулись за ним. Шагали в темноте мимо бесчисленных закрытых и задраенных щитами ларьков и магазинчиков, иногда спотыкались о какие-то коробки, ящики, обломки стальной арматуры. Было грязно, мокро, отовсюду несло мочой и фруктовой гнилью. Шли через какие-то лабиринты проходных двориков, вдоль железных и кирпичных заборов, спускались и поднимались по темным скользким лестницам -- вокруг делалось все мрачней и глуше -- как будто и не было совсем рядом иной жизни и иного мира огромного города. Где-то поблизости время от времени грохотали поезда, коротко посвистывали электрички. Наконец вслед за этим человеком, пригнувшись, нырнули в пролом толстой бетонной стены. И оказались в сырой черноте, где пахло углем и железнодорожной смазкой. Вдали, в темноте, тревожно светились синие огоньки на стрелках, горели прожектора на высоких мачтах и в отсвете их лучей тускло отблескивали бесчисленные мокрые рельсы. Громадные черные тени высились вокруг. Приглядевшись, они различили нескончаемые ряды неподвижных электричек и пассажирских вагонов дальнего следования, загнанных в тупики. Это был черный спящий город, составленный из вагонов, отстойная зона Ленинградского и Ярославского вокзалов -- составы, составы, составы... В вагонах кое-где тускло горели окна, скользили за мутными стеклами какие-то подозрительные пятна света, а в основном было темно. Но этот странный город жил своей неведомой тайной жизнью... Где-то слышались голоса, смех, где-то хныкал ребенок, откуда-то доносилась пьяная песня и матерная ругань. Провожатый остановился -- под одеждой у него пиликнула и что-то гнусаво пробормотала рация. Он сунул руку за пазуху, достал и приблизил ко рту какое-то помигивающее разноцветными огоньками связное радиоустройство. -- Так точно, прибыли, -- ответил он на чей-то запрос. -- На девятом пути. Направляемся к вам. -- Можете следовать, -- распорядилась рация. -- Понял вас. И снова зашагали между составами, мимо поездов, по узким коридорам между путями, -- поминутно попадая в лужи и глядя под ноги, чтоб не оступиться на шпалах, не зацепиться за кабели и штабеля старых рельсов, чтоб не разбить головы о поручни и стальные ступеньки, торчащие из распахнутых вагонных дверей. Идти порой приходилось вдоль веток действующих перегонов, по которым время от времени то навстречу, ослепляя прожекторами электровозов, то нагоняя, с тяжелым лязгом проходили дальние поезда и пригородные электрички. Тут было самое подходящее и удобное место, чтобы в случае надобности спровадить на тот свет человека, да так, что и комар носа не подточит -- без свидетелей и улик. И немало, наверное, людей не по своей воле расстались тут с жизнью вот такими мрачными грозовыми ночами. Мимо них, мерно постукивая колесными парами и набирая скорость, проплыл от Ленинградского поезд до Санкт-Петербурга. Пассажиры стояли возле окон и смотрели, раздвинув занавески, на идущих куда-то троих мужчин. Тот, что встретил их, шагал уверенно -- видно, хорошо знал эту опасную дорогу. Впереди послышался шум: там двигались и толпились какие-то неясные фигуры, раздавалась гортанная речь и негромкие резкие возгласы. .-- Цыгане? -- спросил Пастухов. -- Тут целые таборы ночуют, -- обернулся провожатый, -- гоняют их, гоняют, а ничего, держатся. Тут много их. Могут погадать -- будущее предсказать... Не желаете? -- Мы уж как-нибудь на обратном пути погадаем, -- усмехнулся Док. И тот, что вел их, тоже улыбнулся. Наконец от одного из вагонов отделились и выступили навстречу несколько рослых мужчин, в которых они, люди военные, тотчас угадали своих -- служивый, привычный к опасности народ. Подошли трое, тихо приказали поднять руки, проверили и обыскали вполне профессионально, водя по одежде каким-то нежно попискивающим электронным приборчиком -- удостоверились, что нет ни записывающей аппаратуры, ни оружия, и показали на лесенку, ведущую в открытую дверь вагона. -- Давайте забирайтесь, -- сказал провожатый, и, потянув в темноте Пастуха за полу куртки, подвел к вагонной лесенке. -- До встречи! Пастух оглянулся и решительно полез вверх по стальным ступеням. За ним вскарабкался и Док. В вагоне было совершенно темно. -- Проходите вперед по коридору, -- сказал сопровождающий. Двинулись в скользящем луче фонаря и оказались в купе с наглухо зашторенным окном. В этой кромешной тьме раздался вдруг голос, но не тот, что тогда, на той вилле, -- другой, незнакомый: -- Здравствуйте. Садитесь. Прошу простить, что принимаю в таком месте. Зато здесь мы сможем спокойно поговорить. -- Говорите, -- сказал Пастух. -- Нас уведомили, -- сказал человек из темноты, -- что вы не просто контрактники. Вы люди, готовые служить идее. Так или нет? -- Допустим, что так, -- сказал Док. -- С поправкой на то, что нам и нашим близким надо есть и пить. -- Не слышу ответа. Прошу по существу. Повторить вопрос? -- Ну, скажем, осталось шестеро таких чудаков. -- Тогда слушайте, -- продолжил их собеседник. -- Есть группа сильных, решительных мужчин, для которых не безразличны интересы Отечества... Он тоже не мог их видеть. Иначе заметил бы на лицах обоих усмешку. Потому что они уже хорошо знали, что стоит за такими словами. Стояло всегда одно и то же -- жажда власти и денег, добытых чужими руками. Да и много ли стоили эти слова после того, что взяли на душу эти люди там, на ночной дороге? -- Идейные разговоры оставьте для новобранцев, -- сказал Пастух. -- Мы подрядчики. Наши гарантии -- наши головы. И весь разговор. --Ладно, годится, -- сказал невидимый визави. -- Хотя есть люди, для которых это пока еще не пустые слова -- Родина, Отечество, офицерская честь. Прошу внимания! Итак, в точке "А" имеется груз "Б". Имеется маршрут "В". Имеется самолет "Г". И, наконец, где-то имеется некто "Д", которому нужен груз "А". Как видите, уравнение даже не из высшей математики. Школьная алгебра. Вам надлежит оказаться на борту "Г", изменить маршрут "В" и доставить "А" туда, где его будет ждать "Д". Все! Разработан детальный, строго просчитанный план. С начала нашего совещания пошел отсчет времени операции. Завтра в двадцать три ноль-ноль вам надлежит прибыть на борт. Любая самодеятельность запрещается. Любое отступление от плана карается по законам военного времени. Ваша функция -- перехватить груз у врагов нашей страны и переправить его друзьям. Есть вопросы? -- Вопросов навалом, -- сказал Пастух. -- Только не знаю, имеет ли смысл задавать их. -- Понимаю вас, -- сказал собеседник. -- Учитывая вашу ставку, будет лучше, если между нами не останется недомолвок. Задавайте вопросы. Если смогу -- отвечу. Если нет, то нет. -- Почему вы решили задействовать именно нас? -- спросил Док. -- Думаю, в вашем распоряжении имеется немало людей, способных выполнить такую задачу. -- Вопрос резонный. Не хочу льстить вашему самолюбию, однако мы сочли вас наиболее подходящей командой. Хотя отбор личного состава был предельно жесткий. Здесь не годятся чистые профи. Нам нужны профи, связанные неформальными узами. -- Хорошо, -- сказал Док. -- Вопрос второй: что за груз? -- Ответственный технологический узел нефтеперегонного комплекса. В нескольких ящиках. Общий вес брутто -- порядка двадцати тонн. Охрана -- спецназ. Вы возьмете их на себя, нейтрализуете и предложите новый маршрут и пункт прибытия экипажу. Они исполняют -- ваша задача решена. -- Такие грузы идут обычным порядком. Для их сопровождения не нужен спецназ. Там что, контрабанда? -- спросил Пастухов. -- Назовем это просто торговлей, -- поправил собеседник. -- Обычная сделка: продавец -- покупатель. А вы -- ну, скажем так... резерв на замену для сопровождения груза. -- Сколько будет охраны? -- спросил Иван. -- Как и вас -- шестеро. "Макаровы" и "каштаны". Для вашей квалификации задача посильная. Вы их просто смените на посту. Так что они уже будут не нужны ни нам, ни вам. -- Откуда работаем и в каком самолете? -- Вылет из Кубинки. Спецрейс. Самолет Ил-76. Главное -- грамотно сделать работу на борту. Если дело выгорит, наш с вами контракт сможет принести в казну в десять раз больше, чем экспортная операция наших конкурентов, и поможет созданию у нас нескольких тысяч рабочих мест. -- Хотелось бы верить, -- сказал Док. -- Только не слишком ли крутую кашу вы заварили? Мы понятливые, дошло бы и без такой артподготовки. Сергей в темноте сильно сжал его плечо -- мол, замолчи, не выскакивай, а слушай. -- Понимаю, о какой подготовке идет речь, -- откликнулся собеседник. -- Но то и были наши конкуренты. Именно таков их бандитский почерк. Мы знаем, и поверьте, все они ответят за то, что сделали. Мы внедрили к ним своего человека. Он сообщил нам все и вывел на вас. Только благодаря ему и благодаря нам вы еще живы. -- Значит, -- сказал Док, -- ваш человек, заброшенный в лагерь неприятеля, этот... водитель "мицубиси"? -- Какого "мицубиси"? -- не понял собеседник. -- Какой водитель? -- Перестаньте, -- сказал Док. -- Если вы забросили его к ним, такие вещи вам положено знать. -- Попрошу уточнить! -- раздался из темноты командный генеральский бас. -- Что за "мицубиси" и откуда вас везли? -- Странно! -- удивился Пастух. -- Неужто мы знаем больше вашего? Я говорю о водителе "мицубиси", который вез нас с той вашей дачи, а сегодня встретил у "Рижской". Такой, в годах уже... -- Что за дача? -- быстро спросил тот, в котором они невольно заподозрили человека при больших звездах на плечах. -- Дача как дача. Номенклатурный дворец, -- усмехнулся Пастух. -- Камин с красными изразцами, телевизор с экраном, как окно... Будто не знаете. -- На телевизоре, -- вспомнил Док, -- модель подводной лодки "С-145", голубая, с золотым перископчиком... -- А когда вы там были? -- Позапрошлой ночью. После "артподготовки", которую устроили ваши... конкуренты. --Ясно... -- раздался голос из темноты. И торопливо добавил: -- Можете быть свободны. Считаю, мы обо всем договорились, вводные вы получили, ждите дальнейших указаний. * * * Иван и Сергей уехали, и в квартире профессора Злотникова установилась тишина тревожного ожидания. За открытым черным окном еще шумел ливень, но гроза удалялась, и в комнаты вливалась холодная влажная свежесть. Всем хотелось, чтобы скорей пролетело время тягостной неизвестности, чтобы, наконец, послышался звонок в дверь, чтобы снова раздались голоса друзей... Но время, как всегда в такие минуты, резко сбавило темп и ползло еле-еле... выматывающе медленно. Все они хорошо знали это чувство неприкаянной опустошенности после проводов друзей на опасное задание. Туда, откуда те могли уже никогда не вернуться... Прошел час, кончался второй. Перебрасываясь пустыми словами, все четверо, как могли, пытались скоротать эти минуты. Трубач лежал на диване, закинув руки за голову, Муха механически гонял по экрану компьютера разноцветные кубики "Тетриса", Артист с остервенением метал в коридоре ножи в мишень, Боцман сидел на подоконнике и угрюмо смотрел в окно на черный ночной двор. -- Ладно, -- сказал Трубач и сел. -- В конце концов, это всего только запланированная рабочая встреча. Встретятся, поговорят, привезут задачу... -- Скорей бы они вернулись, -- вздохнул Боцман. -- Ну ладно, вы как знаете, а мне для закалки нервов нужен на ночь "Дорожный патруль". Он нажал кнопку на пульте, включил телевизор, высветил в углу черного кинескопа зеленую шестерку и... И первое, что они увидели на большом экране, -- бородатое лицо Трубача. "Внимание! Управлением внутренних дел города Москвы разыскивается особо опасный психически больной Ухов Николай Иванович, который совершил побег или был похищен из специального отделения психиатрической больницы. Приметы Ухова -- рост сто девяносто сантиметров, плотного телосложения, имеет большие залысины, носит усы и бороду. Владеет приемами борьбы и бокса, агрессивен и представляет серьезную угрозу для окружающих. Может выдавать себя за музыканта-саксофониста или бывшего военнослужащего. Всем, кому что-либо известно о местонахождении Ухова, предлагается незамедлительно сообщить в милицию по телефонам..." -- О-па! -- воскликнул Артист. -- Кажется, приехали... Хорошо хоть, побрился! Прошло еще минут десять, и вдруг неожиданно у всех четверых -- у кого в кармане, у кого на поясе -- запиликали пейджеры. Ничего не понимая, они переглянулись и, нажав кнопки, уставились на маленькие зеленоватые дисплеи. * * * Назад к метро "Рижская" Дока и Пастуха вел другой провожатый. Того пожилого добродушного дядьки, который привел их в вагон, уже не было. Снова темнота, вагоны, колеса, рельсы, снова сырой черный туман, хриплые голоса цыганок у тех вагонов, где хоронились до утра тайные таборы дневных гадалок и попрошаек. Обратный путь показался неожиданно коротким, и они удивились тому, как быстро вышли к пролому в бетонной стене. -- Дальше сами найдете, -- уже откуда-то издали сказал провожатый и исчез в темноте. Он прошел несколько десятков метров, нырнул под вагон, и тут у него в кармане часто загудела маленькая рация. Он поднес ее к уху и стремительно ринулся назад, вслед за теми, с кем только что расстался, на бегу сбросив предохранитель бесшумного пистолета. * * * Едва Перегудов и Пастухов покинули вагон, тот, что разговаривал с ними, включил маленькую мощную рацию и тотчас раздался мужской голос -- видимо, ждал вызова. -- Слушаю! Закончил с ними? -- Закончил. Тут какие-то странные дела. Похоже, после того как мы с ними поработали на дороге и нас спугнули, их кто-то перехватил у гаишников. Они были на какой-то даче. -- На какой еще даче? -- Они сами не знают. Попробовал раскрутить, чтобы вспомнили детали... -- Раскрутил? -- Какая-то херня. Каминный зал, модель подлодки с золотым перископом на телевизоре. Да! И еще -- бортовой номер "С-145". Человек, который услышал это в другом районе Москвы, между Пречистенкой и Гоголевским бульваром, в этот момент почувствовал, что у него заныло под ложечкой. Он сразу понял, что это за дача. Он бывал там не раз, в этом загородном особняке, у того камина. Что же касается подводной лодки -- голубой, со сверкающим золотым штырьком перископа над ходовой рубкой, -- то, как было ему не знать ее, если он сам ее и подарил на пятидесятилетие хозяину этого дома. -- Это все? -- спросил он человека в вагоне. -- Еще тут, какая пенка... Если верить этим козлам, наш Нефедов гуляет налево. Будто бы он вез их с той дачи в Москву. На каком-то "мицубиси". -- Ты хоть понимаешь, что это значит? -- рявкнула рация. -- Это ведь он и подсунул нам эту команду! Это провал! Слушай приказ: Нефедова взять, изолировать, допросить так, чтобы сам о смерти молил. Тех шестерых в распыл, пока еще не напели. Обрезать все концы! -- Они знают о Кубинке, -- сказал человек в вагоне. -- Тем более! Кубинку отставить и забыть! -- после секундного размышления приказала рация. -- Переносим на запасную базу. Время то же. Менять уже нельзя. Сообщи всем. Выполняй немедленно! Исполнение доложишь. -- Понял! -- Где те двое? -- Уже ушли. Наши повели их. -- Так ты их выпустил, мудила?! Вернуть! Дальше -- согласно моему приказу. Но сначала вытрясешь из них все! Рация смолкла. Человек в вагоне поднес к губам переговорное устройство ближней связи. -- Поташин, Крохин, Нефедов! Срочно ко мне! Через минуту из трубки раздалось: -- "Челнок", "Челнок"! Я -- "Шанхай". Нефедова нигде нет! -- Найти, мать вашу! Еще минут через десять в черное купе влетел запыхавшийся рослый человек. -- Нефедова не нашли! -- Найти! Всю Москву перерыть! Поднять "сонников"! Выполнять! И когда подчиненный вышел, он переключил канал и проговорил: --Я -- "Шанхай". Тревога! "Кострома", "Кострома"! Берешь семь человек "сонников" с Бобом и полным боекомплектом, прибываете на точку, гасите всех. Ты их знаешь -- те же, с кем работали на дороге. Все шестеро должны быть в полном жмуре до пяти ноль-ноль. Вопросы есть? -- Нет вопросов, -- буркнула рация. -- Слушаю адрес. -- Запоминай... И человек в купе продиктовал адрес профессора Злотникова. * * * Пастух торопливо отпер двери "джипа". Они сели в машину, Сергей завел мотор и плавно отъехал от тротуара. -- Давай поднажми, -- сказал Сергей. -- Надо скорей оповестить наших. Колеса с шумом расплескивали лужи. Ночные улицы были пустынны, и нога Пастуха все сильней вжимала тугую педаль газа. "Джип" разгонялся, они неслись, врубив дальние фары, и пару раз, будто усвоив бандитские ухватки, промахнули на красный. -- А вот это ты зря, -- укоризненно покачал головой Док. -- Гусей дразнить нам сейчас совсем ни к чему. Пастух и сам уже заметил -- видно, где-то в укрытии, в засаде, прятались гаишники на белом "форде" с мигалками. Сейчас этот "форд" повис на хвосте и легко догонял их. -- Попробую оторваться, -- азартно блеснул глазами Пастух. -- Силенок, думаю, хватит... -- Не дури, -- грубо оборвал Док. -- Тормози, и давай разберемся с ними как люди. Готовь монету. -- Как знаешь, -- разочарованно вздохнул Пастух. -- А то бы я точно ушел. Он тормознул, и через считанные секунды белый "форд" был уже рядом, эффектно обошел слева и притерся к бровке. Из него выскочил здоровяк гаишник с укороченным "Калашниковым" на груди. -- Это уже становится скучным, -- сказал Пастух и, не глуша мотора, выскочил на мостовую. -- Ну вы даете, товарищ водитель, -- не скрывая возмущения, сказал тот, забирая права. -- Э-э, да от вас запашок какой! -- Какой запашок, вы что?! -- в свою очередь возмущенно вскинулся Сергей. -- Вы проследовали на запрещающий сигнал светофора! У нас все зафиксировано, -- сказал гаишник. -- А вы под градусом. Вон как разит. Да и пассажир ваш хорош. -- Слушай, старлей, -- сказал Пастух. -- Мы люди мирные. Что правда, то правда -- поспешил я чуток. Есть такая идея -- разойдемся как братья. Сотни хватит? -- Что-о?! -- Стало быть, две? У нас без проблем. -- Водитель Пастухов! -- с яростью выговорил парень с автоматом. -- Для освидетельствования на предмет обнаружения следов алкоголя прошу немедленно пройти в нашу машину. И вы, гражданин пассажир, туда же! -- Мы, конечно, сядем в ваш "форд ель", -- сказал Пастухов, -- сядем, не волнуйтесь. Только не надо махать стволом. Мы трезвы как стеклышко. Это дезодорант, чтоб вы знали. Для настоящих мужчин. Он зло рванул дверную ручку "форда" и плюхнулся на заднее сиденье. С другой стороны под пристальным взглядом черного зрачка автоматного ствола в патрульную машину забрался Перегудов. Там уже сидел какой-то человек в темноте, и он оказался между Пастухом и Перегудовым. -- Ну-ну, -- сказал человек. -- Может, хватит петушиться? Расхорохорились! Умеете нарушать, умейте и отвечать. -- Фу ты! -- выдохнул Пастух. Водитель в милицейской форме и бронежилете, точно такой же здоровяк с автоматом, как и тот, что вытаскивал их из машины, будто по команде вышел из "форда". -- Ну, наконец-то! -- продолжил Голубков. -- Я за эти два дня и полысел и поседел. Ну, соколы мои! Хороши! Нажрались в стельку, на красный шпарят, как блатные молокососы... Ну, давайте, давайте, докладывайте быстрей! Говорите свободно, в этой машине такая аппаратура, что не пройдет никакой сигнал. Задание получили? Кто встречался с вами? Тот же самый, что и на вилле? -- По голосу -- не он, а так -- все похоже, -- ответил Иван. -- Сплошные тайны мадридского двора. Ни лица, ни фигуры. Полная темнота. По запаху человек курящий. Военный и в чинах. -- Почему так думаете? -- спросил Голубков. -- Рыбак рыбака... -- усмехнулся Док. -- Строй речи, лексикон, а главное -- интонация. Привык командовать. Причем не гражданскими. -- Мне тоже так показалось, -- сказал Пастух. -- А вообще, честно сказать, вконец мы запутались -- кто есть кто и кто какую игру играет. -- Специфика нашего времени, -- невесело согласился Голубков. -- Поди, разберись, где человек, где оборотень. А теперь сжато доложите, что вам приказано сделать. Где, когда -- короче, весь график. -- Завтра в полночь с аэродрома в Кубинке уходит транспортный Ил-76. В девятнадцать тридцать нас встретят их люди на платформе Голицыне, под видом охраны доставят на борт. В грузовом отсеке самолета уже будет груз и охранники. Мы должны уложить и заменить этих людей. -- Сколько будет охранников? -- спросил Голубков. -- Шестеро. Он дал понять, что груз будет очень серьезным. Да, вот еще что! -- вспомнил Пастух. -- Наверное, это важно. Он почему-то все время давил на патриотические чувства. "Интересы России, интересы России..." -- Да-да... -- задумчиво проговорил Голубков. -- "Интересы..." Значит, в Кубинке... Слушаю дальше. -- Кладем охрану, проходим в пилотскую, наставляем стволы, требуем изменить курс согласно карте, которую нам вместе с оружием вручат уже на борту. -- Так, а дальше? -- Это все. -- Ну а гарантии для вас? -- спросил полковник. -- В точке посадки нас будут ждать их друзья. Они обеспечат наше возвращение в Москву. Оплата услуг здесь же. Как говорится, по факту. -- Сильные гарантии, -- усмехнулся Голубков. -- Ну а что за груз-то хоть, намекнул? -- Полунамеком. Какая-то техника, связанная с нефтью. Крупногабаритная. Насосы, что ли? -- То, что вам сообщили, -- вполне правдоподобно, -- сказал Голубков. -- Но мы не знаем, что за груз, кому он предназначается и куда должны перенаправить его вы. Момент истины тут может открыться уже только на борту транспортника. Так что опять все упирается в вас. -- Но вы хотя бы догадываетесь, что там может быть? -- раздраженно спросил Пастух. -- Вдруг бомба водородная! Или золота вагон. По нынешним временам я бы не удивился. Во всяком случае, подготовка соответствующая. -- Кое-какие контуры наметились, -- глубоко затянулся сигаретой полковник. -- Есть основания думать, что речь идет о новейшем ракетном двигателе, какого нет еще даже у американцев. Ваше дело -- снять все вопросы. Когда предотвратите угон, вернете самолет, возьмете исполнителей -- тогда и узнаем, что за товар теперь в ходу и чья тут задумка. -- В общем, все ясно, -- сказал Сергей. -- Мы в деле, вход рубль, а выход -- два... Ответьте нам на такой вопрос: можем ли мы рассчитывать, что вы прикроете хотя бы наши семьи? -- Буду честен, капитан, -- сказал Голубков. -- Крутить вола тут нечего. Я могу ответить на твой вопрос только так: сможем прикрыть и защитить ваших родных лишь в пределах возможного. Но я сам не знаю, где кончаются эти пределы. Мы схватились с такой силой... И опять-таки все зависит от вас. -- Ответ обнадеживающий, -- вздохнул Док. -- Все, расстаемся, -- сказал Голубков. -- Время вышло. Когда увидимся, да и увидимся ли вообще, теперь один Бог ведает. Но помните -- мы в связке, как альпинисты. Иван и Пастух уже хотели было покинуть "форд", как вдруг Голубков спросил: -- Когда они начинают отсчет времени? -- Они начали его час назад, -- сказал Пастух. -- С той минуты, как мы приняли их предложение. Хотя выбора у нас, сами понимаете, не было. -- Да, вот еще что, -- сказал Иван. -- Человек, с которым мы сейчас имели встречу, представился конкурентом той фигуры, с которой мы толковали ночью на вилле. Мы не видели ни того, ни другого. В одной они связке или действительно конкуренты -- кто их знает. -- Сегодня мы провели анализ и пришли к выводу, что здесь действительно столкнулись интересы двух, а то и трех конкурирующих групп, -- кивнул Голубков. -- Ого! -- воскликнул Док. -- Это в какую же крутую разборку вы нас изволили впутать? -- Подождите! Тогда, боюсь, мы здорово лопухнулись, -- вдруг сообразил Пастух. -- Мы-то думали -- вышли на "стрелку" с теми, кто нас на вилле принимал... И что-то слишком быстро он свернул разговор. -- Да ты что? -- вскрикнул Голубков. -- Тогда это может быть смертельным проколом! -- Но вы поймите, -- сказал Пастух, -- там, на вилле, нам сказали ждать, и мы ждали. Нам позвонили, назначили место и время -- мы прибыли. Нас встретил человек, который вез нас с той виллы... Что мы должны были думать? Ясно -- одна шайка. Так ведь? -- Значит, никакой Кубинки! -- приказал Голубков. -- Кубинка сгорела. Вы раскрыты -- там вас встретят таким огнем. -- Константин Дмитриевич, -- севшим голосом проговорил Пастух, -- у Артиста наши ребята. Ведь туда сейчас придут! Надо их срочно предупредить, чтобы уходили. Голубков быстро схватил трубку телефона, набрал номер. -- Черт, занято! Что же делать? Подумав мгновение, сказал: -- Вот что, мужики, если мы туда сами сунемся, чтобы прикрыть ребят, -- операции конец. Сейчас это можете сделать только вы. Гоните туда! Вы должны успеть опередить тех, кого туда могут послать. -- Оружие! -- потребовал Пастух. --Держите, -- Голубков достал из бардачка "форда" два пистолета "гюрза". -- Дальше вас никто не остановит. Гоните! Мы сообщим по трассе. Где вы встречаетесь? -- крикнул он им вдогонку. -- Резервная явка? -- Они знают! -- отозвался Пастух. Они выскочили из "форда" и кинулись к своей машине. Около нее стояли гаишники. -- Ну что, доказали? -- злобно крикнул Док одному из них. -- Ты полегче, полегче, -- подкинул тот автомат на груди. -- Держите ваши документы и катитесь. Пастух завел мотор и сорвался с места. * * * Расставшись с Пастуховым и Перегудовым, полковник Голубков приказал водителю "форда" во весь опор мчаться на одну из явочных служебных квартир управления в районе Теплого Стана. Надо было, не откладывая, доложить обстановку начальнику управления генералу Нифонтову. Голубков чувствовал, что измотан до предела. Все-таки пятьдесят два года -- это не тридцать и даже не сорок. Он почти не спал уже около двух суток. Лишь пока носился по весенней Москве и области в разных неприметных с виду "Волгах" с усиленными мерсовскими моторами удавалось вздремнуть от силы двадцать -- тридцать минут кряду. Но резкое торможение, крутой поворот, вызов по рации вновь и вновь вырывали его из сна, и он тотчас оказывался включенным в работу, требовавшую предельной концентрации и ясности ума. Казалось, болел и гудел каждый нерв, каждая клетка мозга под черепной коробкой. Но об отдыхе и сне теперь и думать не приходилось. А предстоящие дни обещали выдаться еще более напряженными: судя по всему, многомесячная сложнейшая операция входила в завершающую фазу. Шел десятый месяц, как Голубков был назначен начальником оперативного отдела управления по планированию специальных мероприятий самого секретного ведомства новой России. Эта должность требовала его непосредственного участия в разработке сразу множества дел и операций. Но теперь ситуация сложилась так, что ему было поручено заниматься лишь одним: разгадыванием многосложной преступной авантюры, которую имело право разрабатывать только их управление, напрямую подчинявшееся высшему лицу в государстве. Их могущественное учреждение, о существовании которого было известно предельно ограниченному числу особо доверенных лиц. Создание их управления было вызвано возникшей острейшей необходимостью иметь независимый эффективный инструмент для решения вот таких особо сложных и щепетильных оперативных задач, которые по нынешним ненадежным временам уже нельзя было доверить ни Генпрокуратуре, ни МВД, ни Федеральной службе безопасности. На каких-то этапах управлению можно было вступать с ними в контакт, осторожно взаимодействовать и строго дозированно обмениваться имеющимися сведениями, но прямое привлечение их сил к сложнейшим акциям, проводимым управлением, исключалось. Здесь требовалась тысячепроцентная гарантия того, что сверхценная тайная информация будет сохранена и не уйдет на сторону. С момента создания в конце девяносто первого года управление возглавил генерал-лейтенант Волков, а после его самоубийства -- генерал-лейтенант Нифонтов. Сердцем и мозгом управления по праву считался его аналитический центр. Никому не известные блестящие эксперты-специалисты вели здесь работу величайшей государственной важности, по сути дела аналогичную той, которая входила в обязанности резидентов разведсетей за границей, но с той разницей, что они решали ту же самую задачу внутри собственной страны, одновременно совмещая работу разведки и контрразведки. Именно в недрах аналитического центра чуть более полугода назад у одного из его ведущих сотрудников зародилось подозрение, что кто-то из высших российских руководителей, причастный к оборонной промышленности, военной науке и военно-промышленному комплексу, пытается установить через сложную цепь посредников тайный контакт с одной из самых одиозных фигур мировой политики -- правителем исламского государства в Азии, эмирата Рашиджистан. Этот властитель, бессменно и безраздельно правивший в своей стране двадцать третий год, коварный и воинственный политик, давно подавивший в своем отечестве всякое инакомыслие и сопротивление, уже несколько лет давал понять остальному миру, что близок тот час, когда в его руках будет собственное термоядерное оружие, -- мол, работы по его созданию уже завершаются. И согласно имеющимся в управлении данным эти его намеки и заявления вовсе не были пустым бахвальством авантюриста-параноика или блефом. Из секретной докладной аналитической записки: "Как достоверно установлено нашим источником по линии военно-стратегической разведки, правитель государства Рашиджистан эмир Хусейн аль-Рашид-Шах, ныне являющийся обладателем не только гигантского личного состояния, но и единоличным распорядителем финансов собственной страны, всеми доступными ему средствами принудил работать на себя не менее 60 высоко эрудированных, блестяще подготовленных физиков-атомщиков, химиков и инженеров-конструкторов из разных стран, способных в короткие сроки разработать и запустить в малую серию современное мобильное термоядерное оружие. К сведению. Государство Рашиджистан, где установлен режим личной диктатуры эмира Рашид-Шаха, располагает крупнейшими запасами лучшей на планете бесцветной нефти. Этот ценнейший продукт, несмотря на торговое эмбарго, наложенное ООН, и политику изоляционизма, проводимую режимом, тем не менее, через цепи торговых посредников тайно переправляется и реализуется на международном рынке, что приносит ежегодную прибыль, сопоставимую только с доходами самых крупных нефтедобывающих стран. По агентурным донесениям российской и западных разведок, государство Рашид-Шаха уже сумело к середине 90-х годов тайно провести два или три испытания собственного термоядерного оружия мощностью до 1 мегатонны. Судя по всему, заряды взрывались в глубинных многокилометровых скважинах океанского шельфа, благодаря чему подкупленные эмиром Рашид-Шахом иностранные эксперты и консультанты сумели достаточно квалифицированно выдать их за подводные океанские землетрясения -- цунами. То, что Рашид-Шах, хотя бы даже и в небольшом количестве, действительно располагает ядерными зарядами, косвенно подтверждается и тем, что с начала 1994 года он активно занимается разработкой собственных средств доставки и не менее целенаправленным поиском каналов получения действующих натурных образцов этой техники и соответствующей научно-технической документации. Есть основания полагать, что в связи с недоступностью получения наиболее современных и перспективных ракетно-космических технологий в странах Запада Рашид-Шах, исходя из ситуации, сложившейся в нашей стране, активизировал свои усилия на российском направлении. В свете вышесказанного необходимо форсировать работы по разгадке особо сложного кодового ключа для скорейшей компьютерной расшифровки спутниковых радиограмм, прошедших в эфире на закрытых частотах правительственной связи с сентября по декабрь прошлого года и перехваченных нашими техническими службами в Эль-Рашиде и Москве. З а к л ю ч е н и е Попав в руки такой опасной политической фигуры, как эмир Рашид-Шах, проводящий открыто агрессивную авантюристическую политику, оружие массового поражения вместе со средствами его доставки неизбежно станет грозным фактором военно-стратегической нестабильности в большинстве регионов Азии, а возможно, и всего мира. Тактика ракетно-ядерного шантажа из потенциальной возможности станет реальностью, что кардинально изменит всю геополитическую ситуацию. По нашему мнению, сложившееся положение является крайне тревожным и требует оперативных решений на самом высоком политическом уровне для предотвращения возможных непоправимых последствий, грозящих не только ближайшим соседям Рашиджистана, но также России и всему человечеству". * * * В то январское утро около полугода назад полковника Голубкова вызвал начальник управления генерал Нифонтов. Поздоровавшись, Александр Николаевич некоторое время молчал, как бы собираясь с мыслями. Голубков ждал. Наконец Нифонтов взглянул в глаза своему первому заместителю: -- А что, Константин Дмитриевич, как вы посмотрите на то, чтобы нам немного проветриться? По его выразительному взгляду Голубков тотчас понял, что тот вкладывал в эти слова: даже здесь, даже у себя, где самой чувствительной аппаратурой были "просвечены" все стены, потолки и оборудование каждой комнаты, Нифонтов не чувствовал себя в полной мере уверенным, что их не услышит кто-нибудь третий. Был зимний ветреный день, к прогулкам никак не располагавший, но Голубков охотно согласился. -- Поедем в моей машине, -- сказал Нифонтов. И уже минут через десять, влившись в поток транспорта на Беговой, они катили в черном "вольво", удаляясь от центра. Погода была отвратительная, в ветровое стекло сплошным потоком летел серый снег. Нифонтов был мрачен. Когда Голубков вопросительно взглянул на него, тот незаметно кивнул в сторону водителя, и полковник осекся на полуслове ~ видимо, разговор должен был пойти о чем-то слишком важном. Неожиданно Александр Николаевич нажал кнопку и опустил стекло, отделяющее задний салон от водительского сиденья. -- Вот что, майор, остановите-ка за углом. Мы сейчас выйдем, немного пройдемся и подышим воздухом. Можете быть свободны. В семнадцать ноль-ноль ждите нас там же, где высадите. И они оказались на резком ветру с колючими ледяными иглами -- двое немолодых мужчин в штатском, по виду которых решительно никто не смог бы догадаться, кто они такие и чем занимаются. -- Вот так-то лучше, -- сказал Нифонтов, когда "вольво" исчез и смешался с машинами в дорожной лавине. -- Сейчас нам не надо ни глаз, ни ушей, ни охраны. -- А наружники? -- Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич. Я подготовил нашу встречу довольно тщательно. Но... как сказал поэт, "и все же, все же, все же...". Они спустились в подземный переход, проехали в поезде метро несколько остановок, снова поднялись на поверхность и вскоре уже топтались на платформе пригородных электричек. Потом, в последнее мгновенье, прыгнули в закрывающиеся двери зеленого вагона, и, только когда поезд понесся в сторону Баковки и они остались одни в промерзлом, прокуренном тамбуре, генерал Нифонтов заговорил без опаски и оглядки. -- Вчера я прочитал секретную докладную моего особо информированного источника наверху. Кажется, у кого-то из наших высших бонз вдруг обнаружились общие интересы с Рашид-Шахом. Полковник Голубков не удивился. -- Этого следовало ожидать. Эмир был бы готов многое купить. Вопрос лишь в товаре и продавце. -- Что вы имеете в виду? -- сквозь грохот и лязг мчащегося поезда спросил Нифонтов. -- Тут гадать нечего. Если он действительно разжился водородными зарядами, ему сегодня позарез требуются современные средства доставки. -- Именно так, -- кивнул Нифонтов. -- По моим сведениям, Рашид-Шах через пятые и десятые руки закидывал удочки к американцам, французам, японцам, китайцам, даже индийцам и бразильцам... -- И насколько успешно? -- С нулевым результатом. Однако после того, как в прошлом году в журнале "Эвиэйшн ньюс энд спейс технолоджи" непонятным образом появилась заметочка о нашем двигателе для "Зодиака", эмир вдруг совершенно утратил интерес ко всем западным ракетным технологиям... -- Занятно. Но как могла случиться такая утечка? -- спросил Голубков. -- Фактически это было скрытое рекламное объявление. Зондирующая информация для ищущего покупателя. Она могла уйти по любому секретному каналу, из любой структуры, где хоть кто-то посвящен в тайны НПО Черемисина. А в Америке его могли разместить даже через научно-технический отдел нашего посольства. Даже через внешнюю разведку под видом не то пробного шара, не то дезинформации... -- Но это же чистое предательство и измена! -- воскликнул Голубков. -- О чем вы, Константин Дмитриевич? -- усмехнулся Нифонтов. -- Надо теперь разделять, что преступление, что предательство, что измена, а что бизнес и научно-технологический обмен под маркой "ноу-хау". Как бы то ни было, кому-то остро потребовалось практически открыто уведомить потенциального покупателя о наличии некой товарной позиции в нашем ассортименте. -- И все же как такое могло произойти? -- Не знаю. Одно тут понятно и очевидно: санкционировать переправку и публикацию таких сведений могли только весьма высокопоставленные и осведомленные люди. -- Почему вы исключаете, что с нами решили сыграть в ладушки мальчики из ЦРУ или из их Агентства национальной безопасности? -- спросил Голубков. -- Тут же просто-напросто могла показать свои зубки и их разведка... --Да, конечно... Я прокачал и этот вариант, -- сказал Нифонтов. -- Не сходится. Понимаете, нет логики. Если бы американцы хотели сами завладеть секретами "Зодиака", то действовали бы иначе. Американцы, как, впрочем, и французы и японцы, строжайшим образом соблюдают эмбарго на торговлю с такими фигурами, как Рашид-Шах. А уж что касается стратегических технологий -- и говорить смешно. Они умеют заглядывать вперед. И потом -- их технологии слишком сложны и пока что не по зубам промышленности Рашид-Шаха. А в той заметке, заметьте, как раз и делается упор на простоту постройки, монтажа и отладки двигателя Черемисина. Загвоздка лишь в жаропрочных сплавах для сопла и камеры сгорания. Ну и, конечно, в компонентах топлива. Да вот, почитайте сами. И Нифонтов протянул Голубкову листок ксерокса, снятого со страницы ведущего американского журнала последних новинок авиационно-космических технологий. Голубков быстро пробежал глазами английский текст и вернул Нифонтову. -- Ну как, уяснили? -- спросил генерал. -- Классическая скрытая реклама, -- кивнул Голубков. -- Как явствует из текста, чтобы построить и испытать копию нашего "Зодиака", необходимо иметь лишь технологические чертежи, монтажные листы, контрольные образцы для сравнительного спектрального анализа, химические формулы и методы получения топлива. Н-да... Лихо! -- Достаточно Рашид-Шаху заполучить все это -- и, считайте, уже завтра в его руках самая эффективная и достаточно простая в изготовлении межконтинентальная система доставки любого оружия. -- Ну да, -- сказал Голубков, -- а дальше, как говорится, дело техники... У него ведь там, в его тайных подвалах, чуть ли не весь интернационал. Немцы построят и отладят саму ракету, японцы и корейцы оснастят всей электронной начинкой, наладят наземные комплексы. Вот и все. А как он всем этим распорядится -- уже никто предсказать не сможет. -- Да-да... Но ведь можно еще больше упростить задачу... -- быстро сказал Александр Николаевич. -- Просто переправить им и сам двигатель, и топливные компоненты... Считаете, нереально? -- Хм... Вчера бы я сказал, что такое и присниться не может. Ну а сегодня... сегодня, пожалуй, головой бы ручаться не рискнул. -- И я тоже, -- сказал генерал. -- Вот почему, Константин Дмитриевич, мне и пришлось затащить вас в эту электричку. Накапливается кое-какая информация... -- Но ведь, по сути дела, -- медленно произнес Голубков, -- если все так, как мы предполагаем... это слишком смахивает на заговор. И не только против нашей национальной безопасности, но и против всего мира. -- Кого волнуют эти абстракции, если дело пахнет живыми деньгами? -- Вы правы, -- согласился Голубков, -- тем, кого мы можем подозревать, абстракции не нужны. Это люди конкретные. Весь вопрос в том: кто они? -- Примечательно, что сама вероятность подобной коллизии нам с вами представляется вовсе не химерой, -- сказал генерал. -- И все же пока это только наши гипотезы. -- В любом случае, -- сказал Голубков, -- необходимо подготовить доклад и получить личное указание Президента для дальнейшей разработки дела. -- Да-да, -- усмехнулся Александр Николаевич, -- само собой. Доклад готов. Однако не могу попасть на прием и остаться с ним наедине хотя бы на пять минут. Г