ьки вылезли из нор и шелестели в траве. На дорогу выскочил заяц и, склонив вперед длинные уши, долго и серьезно разглядывал странную фигуру, съежившуюся возле ручья. Вдали кто-то истерично затявкал, с крутого обрыва завопил дикий кот, и от этого звука Фрост похолодел. Он дремал и просыпался. Когда просыпался - чтобы уйти от реальности, мыслями возвращался к прежним дням. К тому человеку, который оставлял ему еду, к ночному визиту Чэпмэна в подвал, к морщинистому старику, расспрашивавшему, верит ли он в Бога. К ужину с Энн Харрисон при свечах. И почему, думал он, тот человек его кормил? Его, которого он никогда не знал и с которым так и не заговорил? Есть ли хоть какой-то смысл в такой жалкой жизни? В этой жизни есть цель - бессмертие, но как может цель породить столь бессмысленное существование?! Он словно бы начинал понимать, что именно и как надо сделать, неясно и отдаленно ощущал какую-то ответственность - неведомую прежде. Пришла она к нему не сразу, постепенно, будто это был урок, который он осваивал с великим трудом. Он не должен возвращаться к Бродягам. Он не должен идти за смертью. У него есть куда идти. Он отправился в путь, чтобы добраться до заброшенной фермы - хотя и не знал зачем. Ему показалось теперь, что не он один вовлечен в это, казалось бы, нелепое путешествие, но и Энн, и Чэпмэн, и тот человек, что задавал ему вопросы о Боге, и тот, что погиб в переулке, - все. Почему? Он попытался разобраться, но внезапно понял, что это глупо. Надо просто следовать выбранному пути и не задавать лишних вопросов. Наступило утро, и он поднялся вверх по ручью, чтобы позавтракать ежевикой. Затем тщательно обновил свою одежду из грязи и отправился дальше. Пройдя около пятнадцати миль, он увидел знакомый овраг, скоро - ферма. Фрост попытался припомнить приметы, но вспомнил единственную: неподалеку от дороги должен быть родник - холодная, как лед, струя воды стекала со склона и через дренажную трубу шла под дорогой, впадая в маленький пруд. Там надо свернуть и подняться в гору. Крапивные волдыри прошли. Москиты и мухи ничего не могли поделать с коркой грязи, присохшей к телу, и не слишком докучали. Фрост устало ковырял вперед, медленно тянулся день. В животе урчало, Фрост стал было высматривать по обочинам грибы, - когда-то с дедушкой они частенько бродили по лесу, - и грибы были, и вроде такие же, как они собирали когда-то, но кто знает... Голод и сомнения затеяли борьбу, и сомнения победили - он побрел дальше. Воздух становился все жарче, со стороны реки доносилось карканье ворон. Фрост шел в колеблющемся мареве - сюда не долетало ни малейшего ветерка, было душно. Грязь высохла и пластами отваливалась, сбегала с ручейками пота. Но москитов стало меньше, они скрылись в придорожной тени. Полдень. Солнце стояло в зените, чуть склоняясь к востоку. На западе громоздились тучи, но воздух по-прежнему был недвижим. Все замерло, стояла ватная тишина. Дело к буре, вспомнил Фрост бабушкины приметы. Уже более часа он пытался увидеть хоть что-то знакомое, взбирался на вершины холмов, пытаясь что-то разглядеть впереди, но тщетно. Дорога знай себе вилась вперед сквозь бесконечную стену зелени, и каждая следующая миля ничем не отличалась от предыдущей. День неторопливо тянулся, а тучи на западе поднимались все выше и выше. Наконец, они закрыли солнце, и сразу похолодало. Фрост продолжал брести вперед. Шаг, еще шаг - до бесконечности. Внезапно он услышал шум воды, остановился и посмотрел вокруг. Да, вот он, ручей, и именно такие очертания были у скалы слева. И те же самые кедры растут на уступе, чуть ниже вершины. Это место словно бы встало во всех подробностях перед ним из прошлого - оно оказалось настолько знакомым, что Фрост опешил. Но, хотя все здесь и было до боли знакомо, что-то показалось ему странным. Вот что: с дерева, стоявшего поодаль, свешивалась какая-то тряпка. От дороги к роднику вела тропка, и резко пахло чем-то непонятным. Фрост напрягся, ощущение опасности сдавило голову. Солнце уже полностью спряталось за тучами, вокруг потемнело, и вновь объявились москиты. На дереве висит рюкзак, понял Фрост. А запах... так пахнет остывший пепел. Кто-то разводил здесь костер и ушел, забыв рюкзак на дереве. Только непонятно - ушел совсем или еще вернется? Но там, где висит рюкзак, может найтись и еда. Фрост сошел с дороги и осторожно побрел вперед. Выбрался из окаймлявших тропу зарослей и увидел небольшую утоптанную площадку. Там кто-то был. Человек лежал на боку, подтянув одну ногу к животу. Даже издали Фрост разглядел, что другая нога чуть ли не вдвое толще, распухла так, что ткань брюк лоснилась. Из-под закатанной штанины выглядывала оголенная плоть - багрово-черное мясо. Умер, подумал было Фрост. Но как давно? Где спасатели? Фрост сделал шаг вперед, наступил на какую-то ветку, та хрустнула. Человек слабо пошевелился, силясь повернуться на спину. Он попытался взглянуть туда, откуда донесся звук, его лицо выглядело как раздувшаяся маска. Глаза заплыли. Губы шевельнулись, но не издали ни звука; из них сочилась истекая на бороду, кровь. Погасший костер был холмиком серого пепла, рядом лежал котелок. Фрост шагнул к костру, схватил котелок, сбегал к роднику и вернулся с водой. Он встал на колени, бережно приподнял человека и поднес котелок к его рту. Человек стал пить, пуская слюни и давясь водой. Фрост поставил котелок на землю и опустил человека. Долгий раскат грома заполнил долину, грохот эхом отразился в утесах. Фрост взглянул вверх. Тучи сгущались. Гроза, собиравшаяся весь день, вот-вот разразится. Фрост поднялся, подошел к дереву и отцепил рюкзак. Вытряхнул содержимое на землю: пара брюк, рубашка, носки, несколько банок консервов, еще какой-то хлам. А к дереву была прислонена удочка. Он вернулся к лежащему, тот ухватился за него, точно слепой. Фрост поднял его и снова дал напиться. - Змея, - еле слышно прошептал человек. Вновь загрохотал гром, становилось все темнее. Змея... Наверное, гремучая. Когда земля приходит в запустение, всегда откуда-то появляются гремучие змеи. - Я должен потревожить вас, - сказал Фрост. - Я должен отнести вас, это может быть больно, но... Тот не отвечал. Фрост взглянул ему в лицо. Он казался спящим. Скорее всего он был в коме - и неизвестно, сколько времени он пролежал здесь. Ничего другого не остается, понял Фрост. Надо отнести его в дом на вершине утеса, под кров, удобно уложить, накормить чем-нибудь. Гроза разразится в любую минуту, здесь оставлять его нельзя. Но надо одеться: башмаки, брюки, рубашку - все, что вывалилось из рюкзака. И спички - Фрост надеялся, что там сыщутся спички или зажигалка. Он должен захватить с собой котелок, привязать его, что ли, к ремню? Надо будет в чем-то разогревать консервы. Две мили, прикинул он. Самое малое - две мили, и всю дорогу - в гору по камням. Но делать нечего, на карту поставлена человеческая жизнь. Незнакомец заметался. - Хотите еще воды? - спросил Фрост. Тот, казалось, не слышал. - Нефрит, - бормотал он, - горы нефрита... 31 Фрэнклин Чэпмэн сидел на лавочке возле библиотеки, как сидел после встречи с Фростом каждую среду и пятницу, когда внезапный приступ боли скрутил его тело. Уличные огни и горящие окна в доме напротив на мгновение померкли, а потом улица словно сдвинулась с места и завертелась перед глазами. Горячая вспышка прошила грудь точно иглой. Он сжался, прижал руки к животу и, уронив голову, замер. Постепенно и медленно боль стала покидать тело, только вот рука оставалась бесчувственной. Чэпмэн осторожно выпрямился, ему стало страшно, он понял причину боли. Надо идти домой, а лучше - остановить такси и поехать в больницу. Нет, рано, сказал он себе. Осталось немного. Они договорились, что он будет ждать с девяти до десяти. Вдруг он понадобится Фросту именно сегодня? Хотя о нем ни слуху ни духу с той ночи, когда за рестораном убили повара. Пропала и Энн Харрисон даже не сказав ему, что уезжает. Что с ними могло стрястись? Он вздохнул и положил ноющую руку на колено. Боль пронзила его снова, и он опять согнулся. Постепенно ему удалось перевести дыхание, боль вновь покидала его, оставляя после себя слабость и дрожь. Я не должен умирать, сказал он себе. Умирать мне никак не годится. Он с трудом поднялся и встал, сгорбившись возле скамейки. На улице появился огонек такси. Чэпмэн пробежал, спотыкаясь, по пешеходной дорожке и махнул рукой подъезжавшей машине. Такси остановилось, и водитель перегнулся назад, чтобы открыть ему дверь. Чэпмэн с трудом втиснулся внутрь и тяжело опустился на сиденье. В горле свистело, он тяжело дышал. - Куда, мистер? - Отвезите меня... - начал Чэпмэн и осекся. - Нет, не в госпиталь. Не сразу. Сначала - в другое место. Таксист так и сидел полуобернувшись к нему, пристально глядя на пассажира. - С вами все в порядке, мистер? - Да, конечно. - Вы выглядите неважно. - Нет, ничего, - пробормотал Чэпмэн. Думать было тяжело, очень тяжело собирать мысли, они такие мутные и медленные. - Мне надо на почту, - наконец сумел выдавить он. - Здесь рядом, - сказал таксист. - Но там закрыто. - Нет, - поморщился Чэпмэн, - не туда, я скажу куда ехать. Он назвал адрес. Водитель взглянул на него с подозрением. - Мистер, мне кажется, что вам плохо. - Нет, все в порядке, - отрезал Чэпмэн. Он откинулся на спинку и глядел, как улица скользит мимо него. Витрины лавочек и магазинов были темны. Свет горел лишь в окнах жилых домов. Впереди - церковь, с крестом, блестящим в лунном свете. Однажды, вспомнил Чэпмэн, я заходил туда, но зачем? Город с наступлением ночи затих. Чэпмэн смотрел, как он проплывает мимо, и было так спокойно. Земля и жизнь, подумал он, как они хороши! Пятна света, которые бросали на тротуар фонари, мягко ступающий кот, громадные рекламы над магазинами - все это он видел и раньше, только по-настоящему - никогда. И сейчас, откинувшись на сиденье такси, он увидел их впервые, понял, до чего сжился с городом. Это было словно прощание, и Чэпмэн вглядывался в сумерки, словно желая запомнить все до мелочей на долгие годы предстоящей разлуки. Но он никуда не уезжает. Ему надо на почту, а потом в больницу. Из больницы он позвонит домой, иначе Алис станет беспокоиться, хотя у нее хватает и других поводов для этого. Зато никаких проблем с деньгами, с гордостью вспомнил он, и стал думать о книге, о том, что жена теперь надежно обеспечена. Тревожила рука. Чувствовал он себя не так уж и плохо, только вот рука... Да, он немного слаб и дрожит, но по-настоящему его беспокоит только рука. Такси подъехало к тротуару. - Приехали, - сказал водитель. - Вас подождать? - Да, - согласился Чэпмэн. - Я тут же вернусь. Он поднялся по ступенькам - нетвердо, с остановками, оказалось, такой подъем требует нешуточных усилий. Чэпмэн приволакивал ногу и часто дышал, но наконец добрался до двери, вошел в вестибюль и отыскал ящик, который абонировал несколько недель назад. Конверт - он увидел - был еще там, всего один конверт. Он медленно повернул ручку, но замок не сработал; снова... на сей раз - успешно. Протянул руку и достал конверт. Повернулся, и опять боль обрушилась на него - жестокая, кошмарная. Оглушительная тьма сомкнулась над ним, он рухнул на пол, даже не ощутив удара. Вспыхнули яркие огни, словно предвещая рассвет новой жизни, и медленно и плавно Чэпмэн погрузился в состояние, называемое смертью. 32 Гроза разразилась через несколько минут после того, как он тронулся в путь. С человеком на плечах, Фрост с трудом пробирался вперед, а в небе сверкали молнии, грохотал гром, сплошной стеной падала вода, и земля под ногами, казалось, ползет вниз вместе со стремящимся по ней потоком. Деревья метались, как великаны в горячке, а наверху, в отвесных скалах, в паузах между раскатами грома завывал ветер. Мужчина был большой и тяжелый, Фросту приходилось часто останавливаться и отдыхать. Шаг за шагом он карабкался по опасной крутизне обрыва, а размокающая земля расползалась под ногами. Он слышал кошмарный грохот низвергающихся потоков воды, как в воронку, летящих в ущелье между склонами. Наверное, площадка, на которой он обнаружил мужчину, была уже на фут покрыта водой. С началом грозы вовсе потемнело, и Фрост видел лишь на несколько ярдов перед собой. О расстоянии, которое еще предстояло пройти, думать он не смел. Думать было можно только о следующем шаге, каждый раз - о следующем шаге. Время исчезло, мир сузился до двух ярдов, и Фрост двигался вперед, окруженный сырой вечностью. Вдруг, совершенно неожиданно, лес кончился. Только что он шел среди деревьев, сделал шаг - перед ним луг, с травой по колесо, склонившейся под сильным ветром. Белесые стебли призрачно светились в сумерках, а над ними - сплошные струи неунимающегося дождя. На холме над лугом стоял дом, окруженный исхлестанными грозой деревьями, а перед домом - какой-то невнятный горб, кажется, сарай. Фрост ступил на луг, здесь земля была уже не такой вязкой, а близость дома придавала силы. Он пересек луг и впервые за все время почувствовал, что нес человека, именно человека. Когда он карабкался в гору, это была только ноша, просто тяжелый груз. А теперь безжизненное тело снова стало человеком. Он дошел до деревьев, молнии продолжали дергаться в небе, ветер без устали хлестал по лицу. Дом выглядел как прежде. Все вспомнилось, даже здесь, стоя под дождем, он мог представить себе две кресла-качалки, выставленные на крыльцо, и двух стариков, сидящих в сумерках и глядящих в сторону речной долины. Он встал на ступеньку, та заскрипела, но выдержала. Дверь. Раньше это не приходило ему в голову, а теперь Фрост задумался - не заперта ли? Господи, какая разница, все равно он войдет, даже если придется разбить окно. Этот человек должен оказаться под крышей. Но, едва он потянулся к ручке, дверь открылась и чей-то голос произнес: "Кладите его сюда". Возле стены Фрост увидел что-то похожее из койку. Наклонившись, он положил больного и выпрямился. Руки одеревенели, ныла каждая мышца. Комната на мгновение поплыла перед глазами, но вскоре все пришло в порядок. Человек, открывший дверь, стоял к нему спиной возле стола в другом конце комнаты. Затеплился язычок пламени, свеча разгорелась - Фрост впервые видел свечу после того вечера с Энн. Человек обернулся, это была женщина лет шестидесяти. Простоватое, но волевое лицо, волосы собраны в пучок; поношенный свитер с дырой на локте... - Что с ним? - спросила она. - Змея. Я нашел его в лесу, одного. Она взяла свечу и, подойдя к Фросту, передала ему. - Подержите, я взгляну. Она склонилась над лежащим. - Нога, - пояснил Фрост. - Вижу. Женщина протянула руки и взялась за обтрепанные края штанины. Дернула в стороны, и ткань с треском разошлась. Рванула еще раз. - Держите свет ниже. - Да, мэм, - кивнул Фрост. Нога была покрыта черными и красными пятнами. Вздувшаяся кожа глянцево блестела, из нескольких открытых ран сочился гной. - Он давно в таком состоянии? - Не знаю. Я нашел его днем. - Вы его тащили в гору? В такую грозу? - А что оставалось? Не бросать же его там. - Чем тут поможешь... - вздохнула она. - Только помыть. Покормить. Устроить поудобнее. - Лекарств, конечно, нет? - В десяти милях отсюда спасательная станция. А у меня - машина. Когда гроза прекратится, отвезем его туда. Сейчас нельзя - дорога плохая, можем застрять. А оттуда они отправят его на вертолете в Чикаго. Она повернулась и пошла на кухню. - Я разведу огонь, - сказала она. - Вскипячу воду. Вы его отмойте пока немного. Постараемся что-нибудь в него влить. - Он говорил о каком-то нефрите, - пробормотал Фрост. - Будто мертвеца тащил... Шел и думал, что он замерз, но нет, жив. - Да, плохо умирать в такую погоду, - согласилась она. - И в таком месте. Спасатели бы не сумели добраться вовремя. - Это точно. - Вы шли именно сюда? Вы знали, куда шли? - Когда-то, очень давно, я жил здесь. Я не знал, что дом занят. - Простите, я осмелилась... Мне показалось, что никто не будет против. - Да нет, что вы... - Похоже, вам самому надо поесть, - поняла она, взглянув на Фроста. - Да и отдых не помешает. - Простите, мэм, - Фрост отступил на шаг. - Должен вас предупредить. Я - изгнанник. Мне с вами говорить не положено, и никто... Она отмахнулась от его слов. - Я знаю, что это значит. Не надо объяснять. - Я не объясняю. Я только хочу, чтобы все было ясно. Здесь плохой свет, и вы могли не заметить отметин. Борода закрывает самые заметные. Я побуду здесь, помогу вам с этим человеком и уйду. Не хочу навлечь на вас неприятности. - Молодой человек, - поморщилась она. - Какое мне дело, что вы изгнаны. Да вряд ли в этой глуши вообще кому-то есть до этого дело. - Но я не хочу... - Послушайте, раз уж вы изгнаны, то что вас заставило возиться с ним? - Я не мог его оставить. Я не мог дать ему умереть там... - Могли, - усмехнулась она. - Вы изгнаны, и это - не ваша забота. - Но, мэм... - Где-то я вас раньше видела, - медленно произнесла она. - Только без бороды. Я подумала об этом сразу, когда увидена вас на свету, но... - Вряд ли, мэм... Впрочем, меня зовут Дэниэл Фрост, и... - Дэниэл Фрост из Нетленного Центра? - Да, но... - Радио. У меня тут приемник, и я слушаю новости. Они сказали, что вы исчезли. Сказали, что разразился какой-то скандал. Но то, что вас изгнали, об этом - ни слова. Да, теперь я вспомнила, где видела вас - на новогоднем балу, год назад. - То есть? - Ну да. В Центре, в Нью-Йорке. Вы могли меня не запомнить, нас не представили. Я работаю в отделе исследований Времени. - О Боже! - вскричал Фрост. Он наконец догадался, кто эта женщина. Это о ней Б.Д. говорил, что она пропала и ее необходимо найти. - Я рада, что встретилась с вами, Дэниэл Фрост. Меня зовут Мона Кэмпбел. 33 Энн Харрисон поняла, что опять выбрала дорогу, ведущую в тупик, но поделать ничего не могла, оставалось ехать вперед, пока не удастся развернуться. Тогда - назад до развилки и снова пытать счастье. Когда-то давно все дороги были пронумерованы и снабжены указателями, а на любой станции обслуживания имелись карты. Теперь же многие указатели исчезли, а станции обслуживания пропали вовсе. К чему они, при таких машинах? Ничего не оставалось, как тыкаться наобум, чтобы попасть, наконец, на дорогу, ведущую более-менее в нужном направлении. Ошибаться, петлять, возвращаться, теряя уйму времени и никогда не зная, где находишься. Иногда попадались люди, которых можно было расспросить, редко - небольшие городки, которые можно было опознать, во всех остальных случаях оставалось ехать наугад. День был теплый, и буйная поросль сжимала дорогу с обеих сторон, превращая ее в туннель, где даже с открытыми окнами нечем дышать. Дорога сделалась еще уже и теперь смахивала на траншею. Справа круто возвышалась гора, густо поросшая деревьями и подлеском, серые валуны, покрытые лишаями мха, высовывались из травы. Слева же - почва резко уходила под уклон и, точно так же, была усеяна валунами и утыкана деревьями. Энн решила так: если через пять минут она не найдет места, чтобы развернуться, то вернется к развилке задним ходом. Это, конечно, медленно и рискованно - слишком узка колея, поэтому ей хотелось надеяться, что все обойдется. Но деревья все ниже склонялись к дороге и скребли ветвями по машине. Гнездо она увидена слишком поздно и сразу не сообразила, что это такое. Какой-то серый мяч, похожий на комок выгоревшей на солнце оберточной бумаги, свешивался с ветвей прямо перед лобовым стеклом. Он скользнул по стеклу, обогнул его, ветка спружинила, и комок влетел внутрь машины, ударился о сиденье и взорвался с жужжащим воем. Тут только она поняла, что это - осиное гнездо. Осы облепили лицо, запутались в волосах. Энн закричала и стала размахивать руками, чтобы их отогнать. Машина накренилась и соскочила с дороги. Врезалась в дерево, отскочила, ударилась о валун, опять дернулась вперед и нелепо замерла почти в вертикальном положении, застряв между двумя деревьями. Энн нашарила ручку, открыла дверь и скатилась с сиденья на землю. Вскочила и куда-то побежала, хлопая себя руками. Спотыкалась и падала, каталась по земле, пока не пришла в себя, ударившись о ствол дерева. Одна оса все еще ползла по лбу, другая зудела в волосах. Очень сильно болели два укуса - на шее и на щеке. Оса со лба улетела. Энн села и потрясла головой, жужжание прекратилось. Она встала и, оглядев себя, обнаружила массу синяков, ссадин и укусов. Тупо ныла лодыжка. С опаской села на поваленное дерево, под ее весом полусгнивший ствол скрипнул и на землю посыпалась труха. Кругом была глушь - сырая, зеленая. Тишина, все замерло, никому не было до нее дела. Она почувствовала, что вот-вот закричит. Не время теперь распускаться, приструнила она себя. Надо быстро собраться с мыслями, прийти в себя, подняться в гору и выяснить, в каком состоянии машина. Хотя, даже если она и не разбита вдребезги, вытащить на дорогу ее все равно не удастся. Было, конечно, глупо отправляться в путешествие. Но ее вынудили к этому две вещи - необходимость спрятаться от Нетленного Центра и слабая надежда, что она догадалась, где находится Фрост. А что Фрост? - подумала Энн. Видела его лишь раз, приготовила ему обед и сидела с ним за столом, украшенным красными розами и свечами. С ним было легко. Он обещал помочь, хотя и знал, что вряд ли сможет, но помочь хотел - даже несмотря на то, что сам глядел в лицо опасности. И он сказал тогда, что в детстве часто проводил лето на ферме под Бриджпортом в Висконсине. Человек, который стал парией, изгнанником. Она прямо-таки чемпион среди неудачников, главный адвокат по части проигранных процессов. И что в результате? А то, что она тут - в незнакомой глуши, на заброшенной дороге в сотне миль от ближайшего жилья. Да еще - искусанная осами, вся в синяках и с разбитой ногой. Круглая дура. Энн заставала себя встать и минуту прислушивалась к боли в лодыжке. Немного ноет, но жить можно. Она медленно побрела в гору. Ноги погружались в черную почву, устланную ковром из мертвых листьев, скопившихся здесь за многие листопады. Обходила валуны, хватаясь за молодые деревца и ветви, чтобы не соскользнуть вниз. Иногда мимо жужжа пролетала оса, но рой, похоже, успел уже где-то пристроиться. Наконец она добралась до машины. Вопросов не осталось: колесо ударилось о валун и было безнадежно покорежено. Энн стояла возле машины, соображая что же делать дальше. Спальный мешок, конечно, легкий, но слишком громоздкий, чтобы с ним разгуливать. Надо взять еду, сколько сможет, топорик, спички, запасную пару обуви. Не оставаться же здесь. Где-нибудь она отыщет помощь. Может быть, удастся даже починить машину. А починит, что тогда? Она проехала всего-то несколько сотен миль, осталось - намного больше. Продолжать безумную одиссею или возвращаться в Манхэттен? Новый звук заставил ее вздрогнуть - мягкий звук дерева, трущегося о металл и слабое жужжание, которое мог издавать только электрический мотор. Кто-то едет! Ее выследили! Страх обрушился на нее, и она припала к земле, сжавшись ничком возле разбитой машины, когда другая пока еще скрытая зеленью, тихо вползла на дорогу. Выследили!.. Ведь эта дорога никуда не ведет. Сейчас машина доберется до гнезда и что начнется? Вряд ли осы будут довольны, что их опять потревожили. Но вот ветви перестали хлестать кузов: мотор жужжал уже на холостом ходу. Не доехав до гнезда, машина остановилась. Хлопнула дверь, и зашуршали чьи-то неторопливые шаги. Человек остановился. Повисла жуткая тишина. Опять шелест шагов по листьям, снова тишина. Человек прокашлялся, собираясь заговорить, но передумал, словно не хотел нарушать безмолвие леса. Какое-то время он топтался на месте. - Мисс Харрисон, где вы? От удивления она приподнялась. Этот голос она уже слышала, да, несомненно! - Мистер Саттон? - сказала она так спокойно, как только могла. - Я здесь. Осторожнее, гнездо. - Какое гнездо? - Осиное. На дереве, как раз перед вами. - А с вами все в порядке? - Относительно. Немного покусали. Понимаете, я врезалась в гнездо, машина сошла с дороги... Она заставала себя замолчать. Слова вырывались слишком уж бесконтрольно. Надо взять себя в руки, истерики ей только не хватало... Саттон сошел с дороги и спускался вниз, направляясь к ней. Она видела, как он идет - большой, грубоватый человек с морщинистым лицом. Он остановился и осмотрел машину. - Отъездилась, - хмыкнул он. - Колесо разбито. - Да, заставили вы меня погоняться за вами... - Но зачем? И как вы меня разыскали? - Просто повезло, - сказал он недовольно. - Десятка два наших людей ищут вас повсюду. А мне просто повезло. Я поговорил вчера с людьми из деревни. Он помолчал и добавил: - Там, в доме, у развилки... Они сказали, что вы поехали сюда. Они удивились, здесь, собственно, никакой дороги и нет. - Я дом не видела. - Он чуть в стороне от дороги, наверху холма. Ко мне выбежала собака, только потому я его и заметил. Энн встала. - Что дальше? Зачем вы ехали за мной? - Вы нам нужны. Есть вещь, которую можете сделать только вы. Дело в том, что умер Фрэнклин Чэпмэн. - Что?! - Инфаркт. - Конверт, - закричала она. - Чэпмэн был единственный, кто знал... - С этим все в порядке. Конверт у нас. Мы за ним наблюдали. Таксист отвез его на почту... - Да, письмо было там, - кивнула она. - Я попросила его абонировать ящик под вымышленным именем, дала ему конверт, он отправил его сам себе и оставил лежать в ящике. Так, чтобы я не знала, где именно хранится письмо. - Таксист был из наших, - пояснил Саттон. - Мы внимательно следили за Чэпмэном. Он казался больным, когда садился в машину. - Бедный Фрэнклин, - вздохнула она. - Он умер мгновенно. Никогда не знаешь... - Но у него нет второй жизни... - Знаете, его вторая жизнь куда лучше, чем та, которую сочинил Нетленный Центр... 34 Фрост сидел на крыльце и глядел на долину. Начинающиеся сумерки окутывали реку, низинную темную землю; над изломанной кромкой леса косо летела стая ворон, отправляясь куда-то на ночлег. На другой стороне реки тонкой светлой лентой между покатых холмов извивалась старая дорога. Ниже по склону стоял сарай, стропила подгнили, крыша проваливалась. Рядом с сараем громоздилось какое-то сельскохозяйственное оборудование. На дальнем краю коричневато-желтого поля мелькнула тень то ли собаки, то ли койота. Когда-то, вспоминал Фрост, лужайка перед домом была подстрижена, и повсюду красовались ухоженные цветочные клумбы. Изгородь регулярно красили и чинили, а теперь вся краска облезла, да и половина реек сгнила. Ворота главного въезда покосились, створка висела на одной петле. Машина Моны Кэмпбел стояла, утопая в высокой траве, полностью скрывшей колеса, вытянувшейся почти до окон. Машина тут неуместна, подумал Фрост. Человек бросил эту землю, и земле надо дать время прийти в себя после долгого рабства у человека. Позади него мягко скрипнула дверь, Мона Кэмпбел вышла на крыльцо и села рядом. - Приятный вид, - сказала она. - Вы не находите? Фрост кивнул. - Думаю, вам есть что вспомнить о днях, проведенных здесь. - Да, конечно, - вздохнул Фрост. - Но это было так давно. - Не так уж и давно, - возразила она. - Всего-то лет двадцать или того меньше. - Здесь пусто. Одиноко. Все не так, как раньше. Но я не удивлен. Так и думал. - Но вы пришли сюда. Вы искали здесь защиту. - Что-то толкало меня сюда, что-то заставило поступить так. Не знаю, что, но - так было. Они посидели минуту в молчании, он увидел, как ее руки свободно и спокойно лежат на коленях - руки, уже покрытые морщинами, но все еще сильные и ловкие. Когда-то, подумал Фрост, эти руки были красивы, даже и теперь они еще не потеряли своей красоты. - Мистер Фрост, - спросила она, глядя мимо него. - Вы ведь не убивали того человека из ресторана? - Нет. Конечно, нет. - Так я и думала. Зачем вам убивать - разве только из-за отметин на вашем лице. А вам не приходило в голову, что вы можете восстановиться в правах, если сдадите меня властям? - Да, - кивнул Фрост. - Приходило... - И что же? - Ничего. Когда загнан в угол, то думаешь обо всем подряд, даже о том, что не имеет к тебе никакого отношения. Да и что толку... - Почему же? - удивилась она. - Могу предположить, что они были бы рады. В каком-то сумрачном овраге расходился козодой. Они сидели на ступеньках и слушали. - Завтра, - неожиданно прервал молчание Фрост, - я уйду. У вас и так хватает неприятностей. В конце концов, я отдохнул, я объелся, пора и в дорогу. Вам бы тоже впору трогаться. В убежищах не стоит засиживаться. - Зачем? - удивилась она. - Опасности никакой. Они не знают, где я, да и откуда им узнать? - Но вы повезете Хиклина на спасательную станцию. - Ночью. Они даже не взглянут на меня. Скажу, что проезжала мимо и нашла его возле дороги. - Но он может заговорить. - Ну так и что?! Вспомните, он почти все время бредил. Какие-то горы нефрита... - Так вы не вернетесь в Центр? Никогда? - Нет. - Что же вы станете делать? - Не знаю, - вздохнула она. - Но обратно я не собираюсь. Возвращаться туда, это какой-то абсурд. Там, понимаете, фантазии, сплошные фантазии. А когда вы столкнулись с реальной жизнью, когда, просыпаясь на рассвете, видите эту землю, туман... Одна повернула к нему голову и внимательно посмотрела. - Вы меня не понимаете, не так ли? Он покачал головой. - Может быть, мы живем дурно. Думаю, это мы уже осознаем. Но все мы живем ради второй жизни, вот что важно, и в это я верю. Может быть, у нас получается плохо. Следующие поколения научатся жить умнее. Что же, мы живем, как можем. - И после всего, что стряслось с вами, после изгнания, после того, как вас ложно обвинили, даже после того, как вас изобразили убийцей, вы еще верите в Нетленный Центр? - Но это дело рук нескольких людей. Отсюда не следует, что ошибочны принципы, на которых построен Центр. Для меня ничего не изменилось, я готов и сегодня подписаться под ними. - Я должна заставить вас понять, - медленно произнесла она. - Не знаю, почему для меня это важно, но я должна сделать так, чтобы вы поняли. Он взглянул на нее: напряженное лицо старой девы, волосы нелепо стянуты на затылке. Тонкие прямые губы, бесцветные глаза, лицо, словно освещенное изнутри, самоотверженность, казавшаяся совершенно неуместной... Лицо школьной учительницы, подумал Фрост. Но за ним прячется ум, надежный, как хронометр за тысячу долларов. - Может быть, - мягко начал он, - дело в том, что вы о чем-то умалчиваете? - Вы имеете в виду причину, по которой я сбежала? Почему я забрала с собой все материалы? - Да, - кивнул Фрост. - Но вы не обязаны рассказывать мне об этом. Раньше мне было интересно, а сейчас уже не важно. - Я сбежала потому, - решилась она, - что хотела удостовериться... - В том, что ваше открытие действительно верно? - Да, примерно. Я воздерживалась от предварительных сообщений, но приближалось время отчета, а что я могла сказать? Даже не так, а - как я могла сказать?! И я решила, что в определенных ситуациях у ученого есть право не говорить ничего до появления окончательных результатов. Словом, я запаниковала - ну, не совсем, чтобы уж по-настоящему. Подумала, что, если на время исчезнуть, то... - То есть, вы собирались вернуться? Она кивнула. - Именно. Но теперь возвращаться я не могу. Я обнаружила куда больше, чем хотела. - Что путешествия во времени означают куда большее, чем мы себе представляли? - Нет, - отмахнулась она. - Все, как и думали. А точнее - не означают вообще ничего. Они просто невозможны. - Невозможны?! - Да. Вы не можете двигаться по времени, сквозь него, вокруг него. Вы им не можете манипулировать вообще. Оно слишком вплетено в то, что можно назвать универсальной матрицей. Пользоваться им мы не можем. Нам остается колонизировать другие планеты, строить города-спутники в пространстве, превратить Землю в один дом. Конечно, использовать время было бы удобнее всего, потому-то Нетленный Центр так за него и цеплялся. - Но вы уверены? Откуда вы знаете? - Математика. Не наша, гамалийская. - Я слышал, что вы работали с ней. - Гамалийцы, - начала она неторопливо, - слегка странноваты. Их, понимаете ли, интересовало не столько космическое пространство, сколько то, как все это устроено. Они полезли в самую суть, а для этого создали колоссальную математику. - Она положила руку на плечо Фросту. - Мне кажется, что в конце концов они докопаются до абсолютной истины. Если таковая вообще существует. А я думаю, что должна существовать. - Но остальные математики... - Да, они тоже пытались работать с гамалийской. Но оказывались в тупике - потому что рассматривали ее как систему формальных структур. Они видели только символы, формулы и исками физический смысл всего этого. У нас ведь математика теперь только прикладная... - Но, значит, нам опять надо ждать! - вскричал Фрост. - Люди в подвалах должны ждать, пока мы не построим жилье, пока не найдем пригодные для жизни планеты! Это же десятки и сотни лет! - Он взглянул на нее чуть ли не в слезах. - Нам это не потянуть. Кошмарно. Слишком долго они ждали успеха и думали, что до бессмертия рукой подать. Они надеялись, что время предоставит им неограниченные пространства для жизни. И теперь эти надежды рухнули. - Время, - продолжала Кэмпбел, - одна из составляющих универсальной матрицы. Кроме него - пространство и материя как энергия. Вот и все. И они переплетены друг с другом. Разделить их нельзя - во всяком случае, мы не можем, потому что сами состоим из них. - Но мы сумели преодолеть ограничение Эйнштейна, - промямлил Фрост. - Мы сделали то, что считалось теоретически невозможным. Может, все же... - Не знаю, - пожала плечами она. - Но думаю, вряд ли. - А вас это не расстраивает?! - Расстраиваться? Зачем? Я не договорила: жизнь - такая же составляющая матрицы. Или надо сказать так: жизнь-смерть, как я говорила, - материя-энергия, хотя это и не вполне точно. - Жизнь-смерть? - Да, в общем это похоже на "материю-энергию". Можете, если хотите, назвать это законом сохранения жизни. Фрост, пошатываясь, поднялся и сошел с крыльца. Минуту он молчал, глядя перед собой, затем обернулся к Кэмпбел. - Вы считаете, что все, чем мы занимались, было напрасно? - Не знаю, - ответила она. - Я пыталась понять это, но к ответу не пришла. Может, и не приду. Я знаю только, что жизнь никуда не исчезает, не гасится и не задувается, как свечка. Смерть - это только превращение. Жизнь остается, но становится другой. Точно так же, как материя становится энергией, а энергия - материей. - Значит, мы идем все дальше и дальше? - Кто "мы"? Да, верно, подумал Фрост. Что такое "мы"? Кроха сознания, возомнившего себя противостоящим холодной безбрежности безразличного к ней космоса? Крупинка, решившая, что она что-то значит, когда не значит ничего! Маленькое, дрожащее "я", которое думает, что вселенная вращается вокруг него, хотя та не имеет и понятия о нем? Нет, совсем не так, решил Фрост. Потому что, если ее слова верны, то каждое такое "я" и есть основа мироздания, его цель и назначение. - Что вы думаете делать со всем этим? - спросил он вслух. Она пожала плечами. - А как по вашему? Что станется с Нетленным Центром, если я опубликую свои результаты? Что будет с людьми? - Не знаю. - Что я им скажу? Не больше, чем сказала вам: жизнь - продолжается, она не может исчезнуть; она столь же вечна, как пространство и время, потому что вместе с ними образует основу мироздания. Только это - жизнь бесконечна, и никаких конкретных надежд и обещаний. Я не могу даже сказать им, что смерть - это, кажется, лучшее, что произойдет с нами. - Это правда? - Я бы очень хотела так думать. - Но кто-нибудь другой, лет через двадцать, через пятьдесят, даже через сто, докопается до того, что обнаружили вы. Нетленный Центр уверен, что вы что-то нашли. Они знают, что вы работали с гамалийской математикой и усадят толпу людей заниматься тем же. И кто-то из них непременно разберется. Мона Кэмпбел спокойно сидела на ступеньках. - Что же, - сказала она, помолчав. - Вот они пускай и говорят. А я не могу представить себя в роли такого героя, который единым махом перечеркивает все, что человечество воздвигало две сотни лет. - Но вы же замените это новой надеждой! Вы только подтвердите истинность того, во что человечество верило века! - Поздно. Мы уже кроим собственное бессмертие, свою вечность. Оно у нас в руках. Как теперь заставить людей отказаться от него?! - Поэтому вы и не возвращаетесь? Не потому, что не хотите сказать людям, что путешествия во времени невозможны, но потому, что тогда они узнают, что жизнь и так вечна, безо всяких выдумок? - Конечно, - вздохнула она. - Не могу же я превратить человечество в сборище дураков. 35 Огден Рассел наткнулся на что-то, похожее на камень, и прекратил копать. Копал он руками и глубокую яму выкопать не мог. Доконает его в конце концов этот крест. Он распрямился - края ямы доходили до бедер. Он взглянул на лежащий крест - да, яма явно маловата для него, нужно раза в два глубже хотя бы. Опять надо отступать на несколько футов в сторону и приниматься за дело снова, потому что если он и выкопает валун, то как вытащит его наружу? Рассел устало прислонился к стенке, лягнул камень пяткой, и тут сообразил, что препятствие не слишком-то похоже на валун. Он удивленно хмыкнул. А что же это, если не камень? Рассел присел на корточки, скорчился в тесном пространстве и ощупал странный предмет. Какая-то явно плоская поверхность. Он надавил - пружинит. Озадаченный, он торопливо выгреб несколько горстей песка и обнаружил, что ниже предмета копать он может совершенно свободно. Порылся еще, нащупал края предмета, ухватился за них и, изо всех оставшихся сил, насколько позволяло неудобное положение, дернул. Предмет, который он было принял за камень, подался вверх и Рассел увидел, что это - изъеденный ржавчиной кусок металла. Под ним открылась полость, из которой выглядывали пожелтевшие свертки. Рассел взял в руки один. Бумага была старой, ломкой и рассыпалась от прикосновения. В его руках оказался необычайно изящный предмет, украшенный тончайшей резьбой. Выпрямившись, он подставил его под луч солнца, и увидел, что держит в руках пластину гравированного нефрита. На синевато-зеленом фоне плыл белый карп, каждая чешуйка его была верхом совершенства. Рука Рассела задрожала. Перед ним была красота, сокровище и - если остальные свертки содержали в себе такие же вещи - перед ним было богатство, о котором и мечтать-то могли немногие. Рассел осторожно положил пластину на песок и наклонился, чтобы достать остальные свертки. Так на песке оказались около двух дюжин пластинок. Он смотрел на них, сияющих в солнечном свете, туман застилал ему глаза, а слезы текли по щукам. Неделями он молился, неделями страдал, питался моллюсками, которые вызывали в нем отвращение, мерз, стирал в кровь колени, а все это время под его ногами лежало сокровище - таинственный клад, который ждал и дождался своего часа. А если бы он не стал копать новую яму для креста? Сокровище, думал Рассел. Не то, что он искал, но, несомненно, это было богатство, которое позволит ему войти во вторую жизнь, обладая завидным финансовым положением. Он выбрался из ямы и присел возле нефрита, осторожно разглядывая, боясь прикоснуться - все еще не веря своим глазам. Сокровище, повторял он. Он не искал его, но нашел. Или это новое испытание, вздрогнул Рассел. Такое же, как испытание моллюсками, как крест, как все несчастия, которые он уже претерпел. Вдруг Всевышний с умыслом навел его на драгоценности, чтобы проверить достоин ли он сокровища совсем иного? А он проявляет слабость, когда следует немедленно схватить найденное и зашвырнуть подальше в реку? И вернуться к трудам, прочно установить крест, который не свалит никакой вытер? А потом, в качестве последнего свидетельства, вырвать из груди передатчик, и зашвырнуть в реку, чтобы оборвать последнюю связь с миром? Рассел упал на песок и в неистовстве катался по нему, обхватив себя руками. Неужели этому не будет конца? - вопрошал он себя. Неужели нет предела унижениям, сквозь которые должен пройти человек? Все книги сходились на том, что Бог - добр и милосерден. Он хочет победить зло в людских душах, хочет приблизить их к себе. Эта дорога всегда открыта, всегда ясна и стоит лишь следовать ею, чтобы облечься в вечное сияние. Но здесь, на этом острове, милосердием и не пахло. Путь не открывался, он сумел найти лишь нефрит в ржавых останках какого-то ящика - что это значит? Даже если находка и была устроена божественным вмешательством? Но, спросил он себя, зачем Богу вмешиваться в его жизнь? Почему Бог должен беспокоиться о нем? К чему Господу один никчемный и бестолковый человечишко, когда у Него есть миллиарды других? Почему же он, Рассел, так ожидает внимания к себе. Не есть ли подобное ожидание просто проявление суетности, что и само по себе - грех? Рассел взял в руку одну из пластинок и размахнулся для броска. Рыдания сотрясали его, лицо было мокрым от слез. И тут он понял, что проиграл. Потому что от него требуют заплатить цену, на которую его плотская природа не согласится никогда. 36 Ночью Мона Кэмпбел уехала, на влажной траве не осталось даже следов от колес. Она не вернется, понял Фрост, исчезло пальто, которое постоянно висело на гвозде за дверью, не осталось и намека на то, что она когда-либо была здесь. Дом пуст. Не потому, что в нем никого не осталось, а потому что он уже не предназначен для людей, он принадлежит прошлому. Людям такие дома уже не нужны, теперь они живут в гигантских сооружениях из бетона и стали, боятся одиночества и не выносят вида незастроенной земли. Впрочем, такой скоро и не останется вовсе, вся планета превратится в один единый дом, вмещающий в себя десятки миллиардов живых существ, но и этого будет мало. Люди станут жить в городах-спутниках, кружащих в космосе, отправятся к другим планетам и приспособят их для себя. Приберут к рукам последний клочок пространства. А что им остается? Мечта о перемещениях во времени умерла. Фрост стоял на крыльце и смотрел на эту заброшенную землю. За изгородью высоко в небо взметнули кроны деревья, Фрост их помнил - когда он был маленьким, они тоже были еще совсем молодыми. Изгородь покосилась, скоро развалится совсем, а чуть позже - трухой станут и дом, и сарай. Мона Кэмпбел уехала, скоро и он уйдет отсюда. Не потому, что ему есть куда идти, а просто нет у него причин оставаться здесь. Он побредет куда глаза глядят, прочь отсюда. Как-нибудь он поладит со своей судьбой. Скорее всего, направится на юг, здесь через несколько месяцев похолодает и выпадет снег. Или на юго-запад, подумал он. В пустыню, в горы - он часто думал о тех краях. Мона Кэмпбел уехала, почему? Опасалась, что он выдаст ее, рассчитывая на прощение властей? Или поняла, что не должна была говорить ему о своей работе, а рассказав, почувствовала себя уязвимой? Нет, она ушла не затем, чтобы уберечься, по чтобы спасти мир. Она пошла своим путем, потому что не могла допустить, чтобы человечество узнало, что два последних столетия занималось ерундой. И потому, что надежда, которую она нашла в математике, оказалась слишком хрупкой и слишком сложной для большинства, привыкшего к простому устройству будущего мира, который человечество для себя сочинило. Святые люди правы, подумал Фрост, как было право человечество, в течение многих веков придерживаясь веры. Хотя, он был уверен, Святые отвергли бы доказательство Моны - нет в нем ни вечной славы, ни звука серебряной трубы архангела. Оно не обещает ничего, кроме жизни, уходящей в вечность. Ни слова о том, какой эта жизнь будет, ни малейшего намека на то, кем там станет человек. Но это - доказательство, решил Фрост, и это лучше веры. Вера никогда ничего не могла противопоставить фактам. Фрост сошел с крыльца и направился к покосившимся воротам. Собираться незачем, все что у него есть - одежда, одежда Хиклина, и планов строить не надо - какие планы, когда нет цели? Он дошел до калитки, потянул на себя и тут из-за деревьев неожиданно вынырнула машина. Фрост в изумлении замер, первое, что пришло в голову, - возвращается Мона Кэмпбел. Но в машине было два человека, и оба - мужчины. Машина подъехала к калитке и остановилась. Дверь открылась и один из них вышел наружу. - Привет, Дэн! - сказал Маркус Эплтон. - Как я рад увидеть тебя здесь! Вот уж не рассчитывал! Он был приветлив и обходителен, словно увидел закадычного друга. - Да, в самом деле, - согласился Фрост, - я не раз ожидал, что вы вот-вот выскочите из-за угла. Но, признаюсь, не сегодня. - Ладно, чего там, - улыбнулся Эплтон. - Какая разница. Мне это как раз по душе. Не ожидал, что застукаю сразу вас обоих. - Обоих? - изумился Фрост. - Кого еще, Маркус? Водитель выбрался через другую дверь и подходил к ним. Это был немного косящий громила, за поясом у него торчал револьвер. - Кларенс, - обратился к нему Эплтон. - Пойди-ка в дом и приведи сюда девицу Кэмпбел. Фрост отступил в сторону, чтобы пропустить Кларенса. Он видел, как тот пересек двор, поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Фрост обернулся к Эплтону. - Маркус, кого вы хотите тут найти? Эплтон ухмыльнулся. - Не прикидывайся. Мону Кэмпбел, ты должен ее помнить. - Да, конечно. Женщина из отдела исследований Времени. Та, что исчезла. Эплтон кивнул. - Парни со спасательной станции несколько недель назад засекли, что тут кто-то живет - летели по делам мимо. После, через неделю или около того, женщина, которую они здесь видели, привезла к ним человека, которого укусила змея. Она сказала, что нашла его на дороге. Было темно, как следует они ее не рассмотрели, но и этого достаточно. - Увы, вы ошиблись. Никого кроме меня тут нет и не было. - Дэн, - сказал Эплтон. - На тебе висит обвинение в убийстве. Если ты можешь нам что-то сообщить, то сообщай, и мы тебя не видели. Скатертью дорожка. - И далеко я уйду? Так, чтобы стрелять было удобнее? Эплтон, покачал головой. - Нет. Дело есть дело. Ты нам, конечно, нужен, но не так, как она. - Мне нечего сказать, Маркус. А если бы было - я увел бы у вас это дельце из-под носа. Но ее тут не было. - Кларенс вышел из дома и тяжело зашагал к калитке. - Там пусто, Маркус, - сказал он разочарованно. - Никаких следов. - Ну ладно, - кивнул Маркус. - Значит, где-то спряталась. - Не в доме, - настаивал Кларенс. - А как ты думаешь, - спросил Эплтон, - этот парень может что-то знать? Кларенс взглянул на Фроста. - Этот - может. Очень даже может. - Беда в том, что он сегодня неразговорчив. Кларенс резко взмахнул рукой, уклониться было невозможно. Фрост отлетел назад, ударился о забор и упал. Кларенс шагнул к нему, нагнулся, схватил за рубашку, рывком поднял и снова замахнулся. Словно что-то взорвалось в голове у Фроста. Очнувшись, он обнаружил себя стоящим на четвереньках, во рту солоноватый привкус крови. К нему протянулись чьи-то руки, вновь рывком поставили на ноги. Фрост качался, стараясь держаться прямо. - Погоди, - сказал Эплтон. - Не все сразу. Может его настроение изменилось. - Еще? - обратился он к Фросту. - Черт вас дери, - ответил Фрост. Его ударили снова, он опять свалился на землю и там, приходя в себя, почему-то пытался сообразить - зачем он сказал то, что сказал. Это было уж вовсе глупо, дерзить он не собирался, но вот, сказал, совершенно не подумав о последствиях. Он сел и уставился на мучителей. Эплтон, казалось, перестал относиться к происходящему, как к развлечению. Кларенс был готов продолжать. Фрост поднял руку и вытер лицо. Рука окрасилась кровью. - Дэн, не валяй дурака, - принялся увещевать Эплтон. - Все, что от тебя требуется, - сказать, где Кэмпбел. И катись на все четыре стороны. Мы тебя не видали. Фрост покачал головой. - Если не заговоришь, - внес ясность Эплтон, - то Кларенс уходит тебя до смерти. Он эту работенку любит. Управляется он быстро, а я вот что еще подумал - ребята со станции могут вовремя не поспеть. Знаешь, как иной раз бывает. Чуть-чуть опоздают. Ужасно, конечно, да что поделаешь. Кларенс приблизился. - Я серьезно, Дэн, - сказал Эплтон. - Шутки в сторону. Фрост изо всех сил пытался встать на ноги. Кларенс приблизился еще на шаг. Фрост кинулся на эти две, похожие на столбы, ноги, почувствовал, как врезается в них, и растянулся лицом вниз. Отскочил в сторону, встал на ноги и выпрямился. Кларенс лежал на земле. Из раны на голове хлестала кровь - кажется, он ударился о забор. Эплтон бросился на Фроста, Фрост попытался отступить, но Маркус ударил его головой в живот, и он рухнул. Эплтон оказался сверху, обхватил горло Фроста руками и стал душить. Фрост видел снизу сузившиеся глаза и ощерившийся рот. Издалека, кажется, донесся раскат грома. Но у Фроста гудело в голове, и он не был уверен в этом. Руки на его горле сжимались, как тиски. Он сумел высвободить руку и выбросил ее вперед, но в ударе не было силы. Он ударил еще и еще, но пальцы не разжимались. Взявшийся ниоткуда ветер закружил в воздухе пыль и мелкие камешки. Фрост увидел, что Эплтон старается отвернуть лицо от ветра, потом он отнял руки от горла Фроста и куда-то пропал. Фрост, пошатываясь, встал на ноги. Рядом с машиной садился вертолет. Из кабины выскочили два вооруженных человека. Маркус Эплтон стоял, уронив руки вдоль тела. Кларенс по-прежнему лежал на земле. Винты замерли и воцарилась тишина. "Служба спасения" - было написано на корпусе вертолета. Один из мужчин направил оружие на Эплтона. - Мистер Эплтон, - сказал он, - если вы вооружены, то бросьте оружие. - У меня нет оружия, - ответил Эплтон. - Я его никогда не ношу. Это сон, подумал Фрост. Слишком фантастично, чтобы оказаться явью. - По чьему приказу, - не теряя хладнокровия, осведомился Эплтон, - вы меня арестовываете? В его голосе прозвучала насмешка, он явно не верил в происходящее. Кто может арестовать Маркуса Эплтона? - Это по моему приказу, Маркус, - раздался другой голос. Фрост обернулся и увидел, что на трапе появился Б.Д. - Как это вы рискнули покинуть свой кабинет, Б.Д.? - ехидно спросил Эплтон. Б.Д. не ответил, он повернулся к Фросту. - Как вы, Дэн? Фрост поднял руку и вытер лицо. - Я в порядке. Рад видеть вас, Б.Д. Второй человек с револьвером наизготовку подошел к Кларенсу, встряхнул его, поставил на ноги и обезоружил. Кларенс нетвердо держался на ногах и прижимал руку к дырке в голове. Б.Д. сошел вниз, в дверях вертолета возникла Энн Харрисон. Фрост пошел к ней. Он был словно в тумане, ног не чувствовал и был немало удивлен, что вообще способен передвигаться. Но шел, да и чувствовал себя, в общем, неплохо. - Энн, - спросил он - что происходит? Она подошла к нему. - Что они с тобой сделали? - Пока еще ничего. Но начали неплохо. Что все это означает? - Бумага. Та самая бумага. - Она была в том конверте? Энн кивнула. - Такая глупость. Там было всего-то: "Поместите 2468934 в список". Странно, я до сих пор помню все цифры. Вспомнился. Вы говорили, что прочли ее, но забыли. - Да, что-то вносилось в список. Но о чем это? - Очень просто, - пояснил подошедший к ним Б.Д., - число - это идентификационный номер тела в холодильнике. А список - в него вносились люди, которые не будут оживлены. Все записи и сведения о них исчезали. - Зачем? - У них были слишком крупные вклады, - сказал Б.Д. - И эти деньги можно было перевести на другой счет. Перечислить и стереть запись. Вклад невозможно обнаружить в случае, если не оживить владельца. - Лэйн! - сообразил Фрост. - Ну конечно. Казначей. Он мог проделывать такие операции. А Маркус выискивал жертвы - тех, у кого нет близких родственников и друзей. Таких никто не хватится. Полная гарантия. - Вы, конечно, понимаете, Б.Д., - хладнокровно сказал Эплтон, - что я возбужу против вас дело. Я пущу вас по миру. Заберу все, что у вас есть. Вы позволили себе клевету при свидетелях. - Весьма сомневаюсь в успехе вашего начинания, - парировал Б.Д. - Дело в том, что мы имеем признание Лэйна. - Он кивнул конвойным. - Забирайте их. - Те стали подталкивать Кларенса и Эплтона вверх по трапу. - Вы возвращаетесь с нами, Дэн? Фрост замешкался. - Татуировки сводятся, Дэн, - стал объяснять Б.Д. - Дается официальное заявление о случившемся. Вас ждет ваша работа. У нас есть доказательства того, что суд был незаконен. И я полагаю, что Нетленный Центр сможет возместить вам ущерб, а также достаточно вещественно выразит свою благодарность за то, что вы сделали для нас, перехватив эту бумагу... - Но я не делал этого... - Ну-ну, - укоряюще взглянул на него Б.Д., - не скромничайте. Мисс Харрисон нам все рассказала. Это она передала нам документ, да еще и выяснила, что там имелось в виду. Я бы сказал так, что Нетленный Центр просто в неоплатном долгу перед вами... Он повернулся и пошел к вертолету. - На самом деле, это вовсе не я, - смутилась Энн. - Но я не могла рассказать им, кто это сделал. Джордж Саттон - вот кто разобрался. - Погодите, - сказал Фрост. - Джордж Саттон? Кто это? - Тот человек, с которым вы однажды ночью беседовали о Библии. Помните? Святой. Высокий, седой старик. - Дэн! - Б.Д. обернулся в их сторону, стоя на пороге кабины. - Да, Б.Д.? - Маркус приезжал сюда, чтобы найти Мону Кэмпбел. Сказал, что у него есть сведения, будто она тут. Он говорил, что та скрывается в заброшенном фермерском доме. Не в этом ли? - То же самое он говорил и мне, - спокойно ответил Фрост. - Похоже, он решил, что я о ней что-то знаю. - Но? Фрост покачал головой. - Ничего. - Ну ладно, - тяжело вздохнул Б.Д. - Когда-нибудь мы ее отыщем. Он скрылся в кабине. - Подумать только, - улыбнулась Энн. - Вы возвращаетесь. Я опять смогу приготовить вам ужин. - А я выйду и куплю красные розы и свечи, - добавил Фрост. Он вспомнил тепло и ощущение жизни, которые эта женщина сумела придать неуютной комнате. Вспомнил и о том, как пустота и горечь исчезли в ее присутствии, как возникло дружелюбное общение, которого он никогда прежде не знал. Любовь? А как поймешь? В первой жизни едва ли есть место для любви. У него не хватило времени даже на то, чтобы понять что же это такое. А наступит ли это время во второй жизни? Времени там будет вдоволь, но не заполнит ли и его человек холодом своих расчетов? Не возьмет ли он за основу то, как жил в первой? Энн повернулась к нему, и он увидел, что она плачет. - Все станет по-прежнему, - прошептала она. - Да, - кивнул он. - Все будет точно так же. Хотя знал, что прежнего уже не вернуть. Земля уже никогда не станет такой же. Мона Кэмпбел открыла истину, о которой не сообщит никогда, но через несколько лет то же самое обнаружат и другие. Мир узнает все. Рухнет привычная уверенность в жизни, Нетленный Центр обретет соперника, и мир опять примется балансировать между двух мнений и вер. - Дэн, - сказала Энн. - Поцелуй меня, пожалуйста, и пойдем в вертолет. А то Б.Д., чего доброго, начнет волноваться. 37 Возле дороги сидел человек и глядел вдаль, но глаза его были пусты. На нем были только брюки, отрезанные значительно выше колен. Длинные волосы свисали до плеч, спутанная борода была полна песка. Его кожа выгорела, он выглядел изможденным. Мона Кэмпбел притормозила и вышла из машины. С минуту она рассматривала человека. Вряд ли он замечал ее, он выглядел совершенно потерянным и, казалось, жив только по привычке. - Я могу вам чем-нибудь помочь? - спросила она. Он вздрогнул и посмотрел в ее сторону. - Что с вами? - спросила она. - Вам плохо? - Плохо, - повторил он неожиданно резким голосом, - что значит - плохо? Вы умеете отличить, что плохо? - Иногда, - сказала она. - Но не всегда, конечно. - Если бы я остался, - вдруг запричитал он, - если бы молился усерднее, если бы выкопал такую яму, чтобы крест не падал... Он затих и снова уставился в никуда. Только теперь она заметила мешок, который валялся подле него на земле. Мешок, похоже, был сделан из материи, которую он оторвал от своих брюк. Внутри мешка в беспорядке были свалены кусочки нефрита. - Вы голодны? - спросила она. - Вы здоровы? Вы уверены, что вам не требуется помощь? Господи, подумала она, зачем надо было останавливаться... Человек еле заметно пошевелился, губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но передумал. - Если вам не нужна помощь, то я поеду, - сказала она и повернулась, чтобы уйти. - Подождите, - сказал он. Кэмпбел остановилась. На нее смотрели воспаленные глаза. - Скажите мне, - проговорил человек, - есть ли истина? Она почувствовала, что вопрос не праздный. - Думаю, да, - ответила она серьезно. - В математике, например. - Я искал истину, - сказал он, - а нашел вот это. - Он пнул мешок и пластины разлетелись по песку. - И что, так всегда? Вы ищете истину, а обнаруживаете идиотский приз. Но и эту подачку вы заберете, все лучше, чем ничего. Она отвернулась. Он был безумен. - Нефрит, - сказала она, - странно, один тут уже гонялся за нефритом... - Вы не понимаете? - пробормотал он. Она покачала головой, очень желая уехать. - Вы сказали, что истина есть в математике. Что же, по-вашему, Бог - математик? - Не знаю, - сказала она. - Я остановилась лишь затем, чтобы спросить, не нужна ли вам помощь. - Куда вам кому-то помочь, - ухмыльнулся он, - вы и себе-то помочь не сможете. Нам всем помогали когда-то. А теперь - нет. С этим уже ничего не поделать. Я знаю, я пробовал. - Почему же, - мягко произнесла она, - есть такое уравнение с одной забытой планеты... Он приподнялся и пронзительно закричал: - Нет пути, говорю вам! Нет! Существовал лишь один путь, а теперь и он не годится! Она бросилась к машине. Там остановилась и посмотрела назад. Человек уже опустился на землю, но все еще глядел в ее сторону и в глазах его читался неописуемый ужас. Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. И через разделявшее их расстояние, он прошептал, словно это была тайна, которую он решился ей раскрыть: - Мы покинуты, - прозвучал жуткий шепот. - Бог оставил нас.